Средние века [5] [6] введение. Первобытный хоровой синкретизм это

Средние века [5] [6] введение

1

Начало исторически известной западноевропейской культуры, а следовательно, и литературы относится к IV—V вв. н. э., когда после распада Римской империи на арену мировой истории выступили новые, варварские народы со своим особым общественно-по­литическим устройством, бытом и нравами.

Крушение античного рабовладельческого общества открыло путь для переселения многочисленных варварских народов, наводнявших в течение целого ряда лет Европу, Переднюю и Среднюю Азию и Северную Африку — области, которые когда-то входили в состав античного мира и в большей своей части объединялись Римской империей. Участниками этого «великого переселения на­родов» были в разное время германцы и славяне, арабы, монголы и тюрки. Народы эти явились создателями средневековых феодальных государств, возникших на развалинах античного рабовла­дельческого общества, В рамках этих государственных образований стожились в дальнейшем и современные европейские народы.

К моменту распада Римской империи население тех ее западных провинций, которые теснее всего были связаны с метрополией — Италии, Галлии, Испании, — в основном было романизовано, Т. е. усвоило латинский язык, римские учреждения и цивилизацию. Ла­тинский язык постепенно вытеснил здесь, за немногими исключе­ниями, местные языки и получил всеобщее распространение, но не в классической, литературной, а в народной форме, так называемой «вульгарной латыни». Из этой народной латыни, имевшей различ­ную местную окраску, впоследствии развились романские языки Западной Европы (французский, итальянский, испанский, португаль­ский и др.).

Среди народов, подвергшихся процессу романизации, некоторые (например, иберы в Испании, лигуры в северной Италии и др.) принадлежали, вероятно, к древнейшему населению Европы и говорили на языках неиндоевропейского строя. Будучи почти пол­ностью романизованы, они в дальнейшем самостоятельной роли в развитии европейской культуры и литературы не сыграли. Исключением в Западной Европе являются лишь баски (в припиренейских областях северной Испании и южной Франции) — вероятно, потомки древних иберов, до сих нор сохранившие свой язык и национальность.

Романизации подверглись к кельты, которые представляют обширную самостоятельную группу среди народов древности, гово­ривших на языках индоевропейской системы. [7]

Примерно за тысячелетие до «великого переселения народов» имела место подобная же экспансия кельтских племен, занимавших одно время более поло­вины Европы — Галлию, Британские острова, значительную часть бассейна Рейна и верховьев Дуная, часть Пиренейского полуострова, северную Италию и даже некоторую часть Балканского полуострова. Но затем кельты были оттеснены германцами и ри­млянами и подверглись романизации вместе с остальным населением римских провинций. Романизованные кельты образовали важный этнический элемент в составе тех народов средневековой Европы, которые впоследствии сформировались на территории первоначального расселения кельтских племен (например, в Галлии — нынешней Франции). Однако уже в начале средних веков, после за­воевания Британии англосаксами (V—VI вв.), кельты сохранили свою независимость, особенности общественного быта и язык лишь в тех немногих областях Западной Европы, где и сейчас сохрани­лось кельтское население и отчасти кельтские языки — в Ирландии, в Шотландии, в Уэльсе (и в некоторых других районах западной Англии) и во французской Бретани.

С германскими племенами Римское государство впервые столк­нулось во II в. до н. э. Согласно данным античных писателей гер­манцы обитали к северу от Дуная до Скандинавии и от Рейна до Вислы. Завоеватель и наместник Галлии Юлий Цезарь в середине I в. до н. э. перешел через Рейн и положил начало подчинению римскому владычеству западногерманских племен. Однако в начале нашей эры германцам удается отстоять свою независимость (битва в Тевтобургском лесу, 9 г. н. э.), а в дальнейшем, в условиях упадка военной мощи Римской империи, они сами становятся нападающей стороной.

В эпоху «великого переселения народов» (IV—VI вв.) всеобщее разложение рабовладельческого общества открывает границы Рим­ской империи для экспансии варварских народов, в том числе и гер­манцев, которые захватывают одну за другой большинство ее за­падных провинций и самую метрополию. Вестготы, заняв сначала южную Галлию, в начале V в. обосновались в Испании, где они оставались хозяевами до арабского завоевания (начало VIII в.). В том же V в. произошло завоевание Британии англосаксами, а также захват Галлии франками. Италия еще в начале V в. была разгромлена вестготами, после чего она была завоевана в конце V в. остготами (под предводительством короля Теодорика Велико­го), а в VI в. — лангобардами.

В захваченных ими римских провинциях германцы основывали варварские государства; однако довольно скоро под влиянием бо­лее высокой культуры завоеванных народов они утратили свой язык, подверглись в свою очередь романизации и растворились в численно преобладавшем романском населении. Так было в Ита­лии, в Галлии и на Пиренейском полуострове, где на основе народ­ной латыни развиваются в это время романские языки средневеко­вой Европы. Германскими по языку остаются в основном только те территории, которые германцы занимали до «великого переселения народов» (Германия и Скандинавия), а также большая часть Британии, завоеванная англосаксами. [8]

Однако и язык англосаксов под­вергся весьма значительной романизации после завоевания Англии нормандцами (1066). В результате взаимодействия англосаксонских и нормандско-французских элементов современный английский язык является в одинаковой мере германским и романским.

В эпоху «великого переселения народов» германцы, как и другие варварские племена, расселившиеся на территории западной Рим­ской империи, находились на высшей ступени варварства, которая характеризуется разложением патриархально-родовых отношений. В период с V по X в. в романских и германских странах Западной Европы в результате взаимодействия остатков позднеримского ра­бовладельческого строя и разлагающегося германского родоплеменного строя, с его королевской властью, дружинами и институ­том свободных землевладельцев, развиваются новые общественные отношения эпохи феодализма.

Столкновение двух систем способствовало, с одной стороны, развитию тенденций, уже заложенных в античном обществе перио­да его разложения, с другой стороны, оно привело к распаду гер­манских родоплеменных институтов. Процесс этот особенно на­глядно протекал в Галлии при династиях Меровингов и Каролингов (V— IX вв.). Следствием захвата завоевателями крупных земельных участков и раздачи их королевским дружинникам явилось развитие крупного землевладения, причем новая военно-помещичья аристократия очень скоро объединилась и смешалась с местной галло-римской знатью. Мелкие земельные собственники, разо­ренные частыми войнами, стали терять свою первоначальную сво­боду. Пополняя собой ряды полусвободных землевладельцев позд­неримского общества («колонов»), они становились крепостными своих более сильных соседей, а эти последние делались все более независимыми от королевской власти, превращаясь в своих владе­ниях в самостоятельных феодальных государей. Сходным образом развивались отношения и в других романских странах, а также в Англии, соприкоснувшейся с римской культурой в период оккупа­ции страны римлянами. С некоторым запозданием в этот процесс была вовлечена Германия, объединенная с Галлией под властью франкских королей. Лишь в отдаленной Скандинавии и в кельтских областях родовой строй оказался более устойчивым, и феодальные отношения развиваются здесь значительно позже. Поэтому на про­тяжении всего раннего средневековья эти страны стадиально от­стают, оставаясь на более ранней ступени общественного развития.

2

Зарождение и развитие литературы средневековья определяется взаимодействием трех основных факторов: традиций народного творчества, культурных воздействий античного мира и христиан­ства.

Варварские народы, получившие после «великого переселения народов» господство в Западной Европе, имели к этому времени свою уже весьма развитую поэзию, послужившую основой позднейшей европейской литературы. [9]

О форме и содержании этой поэзии мы можем составить себе лишь весьма приблизительное предста­вление по рассказам античных и затем средневековых латинских ис­ториков, на основании анализа древнейших литературных памятни­ков Западной Европы, содержащих следы этой первичной поэзии, а также путем изучения поэтического творчества других народов, переживающих соответствующую ступень развития.

Древнейшей формой поэзии являются трудовые песни, свя­занные с работой и возникшие из звуков, сопровождающих и регу­лирующих своим ритмом трудовые процессы, в особенности коллективные. Из трудовых песен развиваются обрядовые, воспроизводящие в мимике и жестах трудовую деятельность чело­века и другие моменты жизни общественного коллектива, в связи с верой первобытного человека, что символическое воспроизведе­ние желаемого (успех на охоте, победа над врагами, хороший уро­жай и т. п.) является магическим средством, способствующим его достижению. Соответственно этому, исполнение обрядового дей­ствия является не индивидуальным, а коллективным (хоровод), и в нем участвует вся заинтересованная в успехе предприятия об­щина.

Видное место в первобытной хоровой поэзии занимают так на­зываемые календарные песенно-игровые действа, отмечаю­щие поворотные моменты в жизни природы, например наступление весны. С последним моментом тесно связана эротическая тематика весенней обрядовой поэзии, поскольку половой акт символизировал плодородие земли и должен был способствовать урожаю.

В обряде трудовая песня частично освобождается от своей узко утилитарной, технической функции и наполняется идеологическим содержанием, делающим возможным ее дальнейшее художествен­ное развитие.

Теория «первобытного хорового синкретизма» была выдвинута русским ученым акад. А. Н. Веселовским на основе широкого сравнительного изучения исторического, фольклорного и этнографического материала. Согласно этой теории в начале всякого по­этического развития элементы лирики, эпоса и драмы существуют в слитном, еще не обособленном («синкретическом») виде. Хоровая песня-пляска, иногда под аккомпанемент какого-нибудь примитив­ного инструмента, сопровождается мимикой и телодвижениями, ко­торые в развернутом виде переходят в танец или драматическую игру. Первоначально наиболее устойчивыми и организующими эле­ментами этого художественного действа являются ритм и напев, а сам текст играет второстепенную роль, сводясь к ряду отры­вистых, эмоциональных восклицаний, из которых впоследствии ра­зовьется «припев» хороводной песни. Содержание тексту, как и все­му описанному синкретическому действу, дает обряд, воспроизво­дящий различные моменты общественной жизни коллектива. Первобытный хоровой и обрядовый синкретизм типичен для па­триархально-родового строя в период его расцвета. [10]

Вместе с началом его разложения и появлением социальной дифференциации в первобытном обществе, приводящей к выделению личности из родового коллектива, происходит и разложение синкретизма. Песня постепенно отделяется от обряда, и начинается дифференциация по­этических жанров. Вместе с тем запевала хора, игравший роль лишь вожака коллективного действа, превращается в профессио­нального певца и поэта, зарождается понятие личного творчества, хотя и подчиненного коллективно-поэтическим нормам, возникает взгляд на поэзию как на искусство.

Из синкретического действа последовательно выделяются: сна­чала — лирико-эпическая песня, с содержанием, заимствованным из мифа или легендарного исторического предания, затем — собствен­но лирическая песня, хоровая или сольная, и позже всего — драма народно-обрядового или культового характера. Однако пережитки первобытного синкретизма еще долго наблюдаются в народной по­эзии. До наших дней сохраняется в ней связь с музыкой. Лирико-эпические песни некоторое время еще сопровождаются пантомимой или пляской. Еще устойчивее черты синкретизма в лирике, столь тесно связанной с пляской, музыкой, хоровым началом. Наконец, в драме синкретизм, можно сказать, до сих пор живет полной жизнью, хотя и в существенно изменившихся формах.

Теория первобытного синкретизма и трудовых основ поэзии устанавливает народные корни всей средневековой литературы и вместе с тем освещает основные пути ее развития как в период разложения родового строя, так и в собственно феодальную эпоху. Однако в исторических условиях европейского средневековья про­цесс этот с самого начала осложняется воздействием двух других названных выше культурно-исторических факторов.

Христианизация народов Европы носила вначале очень поверхностный, формальный характер, сводясь к официальному исповеда­нию основных догм и соблюдению главнейших обрядов. Однако с течением времени христианское учение глубоко проникло в мо­ральное сознание и быт не только верхушки общества, но и на­родных масс.

Влияние религии на жизнь усиливалось тем, что в течение V—Х вв., являющихся временем особенной разрухи и анархии, а также и в продолжение следующего пятисотлетия феодального партикуляризма католическая церковь была огромной международ­ной политической и общественной силой. Обладая строгой иерар­хией и твердо установленным учением, она располагала могущественными средствами пропаганды и все время расширяла свое влияние. Важным средством укрепления католической церковью своего авторитета было то, что в эту эпоху чрезвычайной языковой и диалектной пестроты, сильно мешавшей культурным связям не только между разными странами, но и между областями одного и того же государства, духовенство обладало единым междуна­родным языком, официальным и обиходным, — латынью, которую оно объявило «священным» языком, т. е. языком религиозных тек­стов, церковной письменности и богослужения. [11]

Прелаты были ближайшими советниками и министрами королей и князей, нуждав­шихся в них, как в лицах, способных дать идеологическое обоснование их власти. Как говорит Энгельс, церковь «...окружила феодальный строй ореолом божественной благодати»1. В связи с этим находится огромная экономическая сила духовенства, явив­шаяся результатом бесконечных земельных дарений. Бывали пе­риоды, когда в руках церкви сосредоточивалось до одной трети всей земельной собственности. Церковь обладала своей особой юрисдикцией, своим особым каноническим правом и, образуя не­что вроде «государства в государстве», не признавала над собой и своими «подданными» власти светского суда, хотя сама стара­лась всячески влиять на него. (1Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 22, с. 306.)

На протяжении всего раннего средневековья католическая цер­ковь выдвигает идею теократии, т.е. притязает на высшее управление государством. В основу этой доктрины легло рассужде­ние одного из виднейших «отцов церкви» Августина (IV—V вв.), из­ложенное им в трактате «О граде божием». По мнению Августина, существуют два государства: государство «земное», основанное на внешней власти, заботах о мирских делах и т. п., и государство «божие», представляющее собой духовную общину всех людей, ве­рующих и живущих праведно. Второе должно быть нормой и образцом для первого. Конечным выводом из этого являлось требование передачи всей власти «духовным пастырям».

В большинстве случаев теория священников и монахов расходи­лась с их жизненной практикой, и часто должно было бросаться в глаза резкое несоответствие между претензиями духовенства на духовное руководство и его собственным невежеством, развращен­ностью и грубостью. Тем не менее, несмотря на пороки духовен­ства и частые случаи его глубокого невежества, все же по меньшей мере до XIII в. церковь обладала монополией на образование. Эн­гельс говорит: «Средневековье развилось на совершенно примитив­ной основе. Оно стерло с лица земли древнюю цивилизацию, древ­нюю философию, политику и юриспруденцию, чтобы начать во всем с самого начала. Единственным, что оно заимствовало от по­гибшего древнего мира, было христианство и несколько полуразру­шенных, утративших всю свою прежнюю цивилизацию городов. В результате, как это бывает на всех ранних ступенях развития, мо­нополия на интеллектуальное образование досталась попам, и само образование приняло тем самым преимущественно богословский характер» 2. (2 Там же, т. 7, с. 360.)

Единственными очагами образования долгое время оставались монастырские и епископские школы, в которых обучались почти ис­ключительно лица, предназначавшиеся к духовному званию. Круг знаний, который преподавался в них, был чрезвычайно ограничен. В V—VI вв. был окончательно установлен состав дисциплин, ко­торые церковь считала необходимыми для своих целей. [12]

Это был два цикла: тривий, состоявший из грамматики, риторики и диа­лектики (так называлась в те времена формальная логика), и квадривий — геометрия, арифметика, астрономия и музыка. Однако назначение этих наук было очень специальное. Геометрия включала в себя элементарные знания о фигурах и чертежах, в частности не­обходимые для «возведения храмов»; арифметика и астрономия в первую очередь обучали способам исчисления дней церковных праздников; музыка сводилась к умению петь или сочинять цер­ковные гимны. Но еще существеннее этого практического ограниче­ния преподаваемых сведений была та общая тенденция, которая вкладывалась в преподавание. Выше всего этого ставились «богооткровенные истины», авторитет «священного писания» и «отцов церкви». Свободное исследование, разум, опыт отрицались как опасный соблазн, путь к заблуждению. Философия объявлялась «служанкой богословия», и если церковное учение оказывалось в противоречии с фактами, то факты без колебания отвергались как иллюзия, как выражение «низшей реальности», которой противопо­ставлялся мир «высшей реальности», иррациональный мир чудес и благодати. Считалось, что следует именно верить в то, что разум «не вмещает».

Энгельс говорит: «В руках попов политика и юриспруденция, как и все остальные науки, оставались простыми отраслями бого­словия и к ним были применены те же принципы, которые господ­ствовали в нем. Догматы церкви стали одновременно и политиче­скими аксиомами, а библейские тексты получили во всяком суде силу закона. Даже тогда, когда образовалось особое сословие юри­стов, юриспруденция еще долгое время оставалась под опекой бо­гословия. А это верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности было в то же время необходимым след­ствием того положения, которое занимала церковь в качестве на­иболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя»1. (1Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 360-361.)

Уже древнейшие «отцы церкви» — Иероним (IV в.), Августин (IV—V вв.),— односторонне толкуя первоначальное христианское учение, разработали аскетическую доктрину равнодушия к мирским благам и покорности всякой земной власти, поскольку земное су­ществование согласно этой доктрине ничтожно по сравнению с веч­ной, загробной жизнью. При этом утверждалось, что чем больше человек безропотно страдает в этой жизни, тем больше у него шан­сов получить вечное блаженство после смерти. Ясно, насколько аристократической верхушке общества было выгодно это учение, прививавшее народным массам слепую покорность и удерживавшее их от восстания.

Однако наряду с этим учением, господствовавшим в средневеко­вой церкви, развивалась и другая доктрина, противоположная аске­тической и отвечавшая уравнительным устремлениям всех угнетенных и обездоленных. [13]

Согласно этой доктрине, созвучной неоплатоническим идеям и редко находившей прямое выражение в письменных памятниках и документах, но жившей преимуще­ственно в устной традиции, каждое явление природы есть само­раскрытие божества и каждый человек есть «член тела Христова», из чего следует, что весь материальный мир оправдан и что в ка­ждом человеке заключается нечто «священное», делающее послед­него бедняка в известном смысле равным королю. Вообще же гово­ря, эта вторая доктрина постоянно оживает в уравнительных ересях средневековья, в религиозной оболочке ведущих борьбу с фео­дальным укладом. Ибо, как указывает Энгельс, «...при этих усло­виях все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все революционные — со­циальные и политические — доктрины должны были по преимуще­ству представлять из себя одновременно и богословские ереси. Для того чтобы возможно было нападать на существующие обще­ственные отношения, нужно было сорвать с них ореол святости»1. (1Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 261.)

На начальное развитие средневековой литературы католическая церковь оказала огромное влияние. Целый ряд весьма популярных в ранний период литературных жанров — религиозные гимны, ду­ховные стихи, жития святых, парафразы библии и т. п.— церковно­го происхождения. Внутри церкви зародилась культовая драма. Ранняя историография и различного рода дидактика в значитель­ной степени следуют монастырско-латинским образцам. Христиан­ская легенда ввела в обиход средневековой поэзии огромный ме­ждународный фонд всякого рода сказаний и мотивов новеллистиче­ского характера. Не менее значительно то общее влияние религиозного мышления, которое проявлялось в жанрах, по своему характеру вовсе не религиозных, например религиозные мотивы в героическом эпосе или мистическая концепция любви в неко­торых формах рыцарской лирики. Точно так же католическое уче­ние о «двух реальностях», из которых земная якобы является лишь слабым отражением или подобием небесной, лежит в основе рас­пространенного в средневековой поэзии аллегорического, или символического, восприятия действительности. Реакционное влияние церковного спиритуализма тормозило развитие реалистического мышления и подавляло тягу закабаленных на­родных масс к борьбе за свое освобождение.

Тем не менее отнюдь не следует преувеличивать роль церковно­го или религиозного элемента в средневековой литературе. Мировоззрение, как широких масс средневековых людей, так и средних слоев их и даже представителей высших классов отнюдь не было сплошь окрашено аскетическим настроением и мыслями о потусто­роннем. Тот самый дуализм мысли и чувства, который был отме­чен выше, позволял совмещать с церковной догмой страстную жа­жду жизни и любовь к реальной действительности. Подобно тому как в мышлении широких слоев населения наблюдалось «двоеверие», т. е. примесь к христианскому исповеданию старых народноязыческих верований, так и в чувствах людей того времени с ис­кренней религиозностью уживалось самое непосредственное и радостное отношение к жизни. Средневековая литература в целом отнюдь не окутана черным флером и полна ярких красок и жизнерадостности. [14]

Другим крупным фактором, оказавшим значительное влияние на средневековую литературу, является античность. Германское за­воевание на первых порах уничтожило из античного наследия все, что можно было уничтожить. Но почти немедленно началось собирание остатков разрушенного как образцов и материала для создания новой культуры. Латинский язык был принят как язык государственных актов и высшей администрации; на латинском языке было записано обычное право германских племен и народов (т. н. варварские «правды»), в латинских хрониках V—VI вв. запечатлены деяния варварских королей. Завоеватель Италии остгот­ский король Теодорик Великий охотно избирал себе министров из числа образованных римлян.

Несмотря на враждебность церкви древней языческой культуре, ей пришлось выступить в роли хранительницы и пропагандистки античного наследия. Сначала римские авторы (греческие до самого Возрождения оставались в подлинниках неизвестны) включались в школьное преподавание очень неохотно. Раньше других был до­пущен Вергилий, у которого благодаря фантастическому толкованию его 4-й эклоги как предсказания о пришествии мессии созда­лась репутация «христианина до Христа». Вскоре круг разрешенных писателей пришлось расширить, так как древность являлась в ту пору единственным источником знаний.

Уже Августин указывал на необходимость изучения языческой литературы и науки. Однако древнеримские авторы соответствую­щим образом цензуровались и обрабатывались с целью парализо­вать их возможное «вредное» влияние. Предпочитали пользоваться выборками, пересказами, комментариями, а не цельными ори­гинальными текстами. Уже Иероним, Августин и другие занима­лись таким «согласованием» древних авторов с «истинами» хри­стианского учения. В средневековой школе такой способ изучения античности применялся тем успешнее, что почти до самого конца раннего средневековья из нее усваивались отдельные сентенции, сведения или поэтические образы, вырванные из контекста, самое большее — некоторые сюжеты, оторванные от породившего их ми­роощущения, слишком далекого и непонятного людям средневе­ковья.

Несмотря на такое ограниченное понимание античности в сред­ние века, к ней все же беспрерывно обращались за всякого рода знаниями. Богословская мысль использовала схемы философии Аристотеля и Платона, долгое время известной лишь фрагментар­но, иногда в искажающих пересказах.

Прямое влияние античности на средневековую литературу было также довольно значительно. Можно найти отклики знакомства с Овидием в ранней рыцарской лирике. В преддверии рыцарскогоромана и повести стоят обработки сказаний об Александре Маке­донском и «Энеиды» Вергилия. Отголоски античности можно найти и в большинстве других литературных жанров. [15]

3

Деление средневековой литературы на периоды определяется этапами общественного развития европейских народов за это вре­мя. Прежде всего следует различать в ней два больших периода — период литературы разложения родового строя и зарождения фео­дальных отношений и период литературы развитого феодализма. Первый из них простирается примерно до конца X в., однако эта дата имеет условный характер, так как разные народы развивались далеко не одинаковыми темпами. Как уже было сказано, быстрее всего развитие происходило во Франции, где уже в IX в. феодализм в основном сформировался. Несколько отстают от нее Германия и другие континентальные страны, а также Англия. Последнее ме­сто занимают периферийные, северные и северо-западные области Европы, занятые скандинавами и кельтами. Поэтому литература первого большого периода представлена для нас памятниками по­этического творчества почти исключительно кельтов и скандинавов, к которым в силу специфических условий развития Англии следует присоединить еще и англосаксов. Хотя хронологически эти памят­ники в некоторых случаях относятся к довольно позднему времени (гораздо позднее 1000 г.), по своему характеру они принадлежат еще к первому периоду. Хорошей сохранности раннего поэтическо­го творчества названных народов способствовало то, что после обращения их в христианство духовенство, состоявшее из местных людей, отдаленное от Рима и менее ревностно проводившее в жизнь его директивы, проявляло большую терпимость к нацио­нальным языческим преданиям. По этой причине монахи у кельтов и скандинавов, как и всюду в средневековой Европе являвшиеся долгое время единственными носителями грамотности, считали возможным записывать произведения народного поэтического творчества, даже проникнутые языческими представлениями. На­оборот, в странах континентальных, где связь с Римом была гораздо теснее, церковь проводила политику жестокой борьбы с «нече­стивыми» народными песнями. Поэтому памятники подобного рода там почти полностью пропали.

В общем литература периода разложения родового строя до­вольно однородна по своему составу и представляет единое целое. Гораздо сложнее обстоит дело с литературой периода развитого феодализма, расцветающей на континенте и в Англии с XI по XV в. Здесь надо различать несколько слоев и этапов литературно­го творчества, определяемых путями развития этих стран.

Поворотным моментом является чрезвычайный подъем — около XII в.— городов как новой общественно-политической силы, полу­чившей в скором времени преобладающее значение. До этого мо­мента борьба в основном ведется между феодалами, т. е. земельным дворянством, и крестьянами, иначе говоря, народными массами. [16] Между ними в культурном отношении особое место зани­мает духовенство, эта «профессиональная интеллигенция» средневе­ковья, которая примыкает согласно своему внутреннему расслое­нию к двум вышеназванным силам, именно: крупное и среднее духовенство — к классу феодалов, низшее — к народным массам. Обладая монополией грамотности и школьной образованности, ду­ховенство разрабатывает наиболее раннюю на живых языках письменную литературу, имеющую более или менее «ученый» характер.

В результате этого примерно до XIII в. мы имеем три особых литературных потока, развертывающихся параллельно — литературу народную, клерикальную и феодально-ры­царскую. Никоим образом нельзя считать, что эти три потока были взаимно изолированы: напротив, между ними все время удер­живается некоторая связь и возникают сложные, промежуточные образования; но в основном они между собой антагонистичны, бу­дучи выражением борющихся классовых сил; их законы, формы и пути развития своеобразны. Самой исконной и наиболее мощной из них является литература народная, долгое время ведущая утес­ненное и подспудное существование, но вливающая в остальные две, когда к этому представляется возможность, здоровые соки. Второй поток, литература клерикальная, много моложе народной, но все же представляет собой первую из возникших в Европе пись­менных литератур. Третий, литература феодально-рыцарская, фор­мируется значительно позже, лишь около XII в., причем эта лите­ратура отчасти использует опыт первых двух.

Резкий подъем городов около XII в. существенно меняет карти­ну. В XIII в. интенсивно развивается и быстро занимает ведущее положение городское искусство и городская литература. В связи с изменением культурных условий клерикальная литера­тура теряет свою обособленность и вливается в новую городскую литературу как органическая часть ее. Феодально-рыцарская литература продолжает самостоятельное существование до самого кон­ца средневековья, но быстро приобретает эпигонский характер. Что касается народной поэзии, то она очень часто оказывается корнем, из которого вырастают наиболее значительные явления городской литературы, однако в специфических условиях городского развития народная поэзия облекается в новые формы, типические для этого времени. [17]

studfiles.net

Синкретизм - это... Что такое Синкретизм?

Особо надо сказать о рабочих песнях. Труд от игры отличается тем, что в нем все движения должны быть соразмеренными и обусловленными тактом работы, требующим известного единообразия. При выделке каменных орудий, при толчении зерна в ступе, при ударах молота по наковальне и др. работах вырабатывается метр, как схема песни. Приведем в качестве примера одну русскую частоговорку:

Се́ю, ве́ю, се́ю, ве́ю

Се́ю, ве́ю бе́л лено́чек (2)

Бе́л лено́чек, бе́л лено́чек

Бе́л лено́чек во́ тыно́чек.. .

Здесь выдержан строгий хорей. При дифференциации и в особенности при расслоении населения на классы выделяются песни со своим специфическим содержанием. В песнях Ригведы с точностью воспроизводится весь процесс толчения и выжимания травы для приготовления индийскому божеству Индре сомы, особого опьяняющего напитка: «Хотя в каждом доме заведена ты, о ступочка, но все-таки звучи здесь всего веселее, подобно ударам в литавры победителя. И здесь, о, пестик, дует ветер в твое лицо; выжимай же Индре для напитка сому, о, ступка». Таким образом при разделении труда песни принимали более устойчивую форму и вместе с тем разнообразилось песенное содержание. Эти профессиональные песни в свою очередь входили в содержание обряда-игры и осложняли его.

Обряд при известных условиях переходил в культ. Эта эволюция обряда не вызывала прекращения самого обряда. Обряд продолжает свое существование наряду с культом. Синкретизм форм мог оставаться и в том и в другом случае; только получались две формы его: синкретизм 1) обрядовый и 2) культовой. Культ вырабатывался при эволюции религиозных верований. Культ не мог развиться при фешитизме, вследствие того, что фетиш был семейным божеством или даже божеством отдельного лица. Развивался культ только в тех случаях, когда вера в известное божество разделялась целым племенем или значительной группой его. Во многих случаях в самом обряде заключались уже особенности культа. Игры, изображающие поклонение какому-либо животному после удачной охоты на него, напр., поклонение туше медведя у сибирских инородцев, связанное с прославлением его и умилостивлением, уже недалеки от культа, но они не самый культ, а переходная ступень к нему. Самое важное в культе — это таинственность и непонятность некоторых действий и устойчивость песенного текста, переходящего в религиозные формулы и, наконец, большая детализация действий при меньшем содержании отдельного религиозного сюжета сравнительно с обрядом. А самое важное в культе — это сочетание действий с определенным словесным текстом. Здесь равное значение имеют мелодия и слово. Поэтому является естественным вопрос, почему культ перестал довольствоваться одними междометиями и потребовал для дальнейшей своей жизни словесной оболочки? Во французской и немецкой народной поэзии некоторые произведения выполняются при посредстве сказа, излагаемого прозой, и пения, излагаемого стихом (singen und sagen, dire et chanter). Проза обычно предшествует стиху, и в ней то же содержание, что и в стихе. Те же особенности встречаются и у некультурных народов, напр., у киргиз и якутов. На основании этого мы вправе сделать заключение о том, что тожественный прозаический текст, предшествующий стихотворному, появился вследствие стремления полнее и точное ознакомить с текстом стихотворным и ранее бывшим песенным, потому что песенный текст не всегда уловим для слуха. При обрядовом исполнении различных сюжетов мимика и действие не всегда могли быть понятными, вследствие осложнения обряда новыми деталями и вследствие пережитка в обряде действий, потерявших свое значение в условиях новой жизни. Прекрасным примером, иллюстрирующим наше положение являются многие русские заговоры, в которых те действия, которые должны быть выполняемы, в заговоре находят описание в словесной форме: умоюсь, оботрусь чистым полотенцем, перекрещусь, выйду на восток, на все стороны поклонюсь и т. д.

Дифференциация синкретизма форм появляется очень рано еще до расслоения населения на разные классы. Но это отдельное существование различных поэтических форм имеет пока еще очень тесные границы и обусловливается различными явлениями семейной жизни. Прежде всего появляются заплачки, похоронные песни. Для восхваления умершего и для выражения чувства горя по поводу его смерти требуется некоторая талантливость. Отсюда, естественное обращение родственников умершего, если в их среде нет талантливых исполнительных песенного обряда, к посторонним опытным лицам. Таким образом возникают у различных народов профессиональные плакальщицы, а у нас плачеи. Благодаря этим профессиональным плакальщицам, их общению между собою появляется своего рода литературная школа, вырабатывающая свой стиль, свои приемы и свою схему похоронной песни. Таким образом одновременно с дифференциацией происходит интеграция песни в смысле развития в ней устойчивой формы. Похоронная песня по своему содержанию является лирико-эпическим произведением.

До разделения населения на классы певцы должны были воспевать в своих произведениях, связанных с обрядом, только те события и выражать те чувства, которые волновали всю массу населения, поэтому эпический и лирический элементы отличались своей схематичностью, общностью. С разделением на классы классовая психология отличается большею определенностью. Те события и чувства, которые не были интересны для одной части населения, становятся интересными для другой. При соперничестве между собою различных классов должна была вырабатываться своя классовая идеология. Это в своей совокупности, а также и многие другие условия выдвигали появление своих особых певцов, выразителей миросозерцания того класса, к которому принадлежал сам певец. Уже в «Илиаде» Гомера выводятся представители не только аристократии, но и демоса, народа. К таким надо причислить Терсита. И это во всяком случае была сильная личность, иначе Гомер не назвал бы его Презрительным, и поэтому мы причисляем его к идеологам своего класса. Песнь о Роланде, без сомнения, возникла в дружинной княжеской среде, так же, как и наше «Слово о полку Игореве»; былины о госте Терентьище, Ставре Годиновиче, Садке богатом госте вышли, из среды буржуазии. Те песни об Иване Грозном, в которых воспеваются симпатичные черты этого царя, вышли из народной, земской среды. Профессиональные певцы не были отчуждены от жизни других классов. Добрыня Никитич на свадьбу своей жены является к Владимиру скоморохом, особым профессиональным народным певцом, калики перехожие, представители странствующей религиозной Руси, находят приют у того же князя Владимира. Эти чуждые певцы для какого-либо класса могли быть действующими лицами при выполнении того или другого обряда, и содержание песни в обряде таким образом углублялось, вместе с тем вырабатывались и самые формы его. С углублением содержания и формы песня становилась интересною сама по себе помимо обряда, и она поэтому выделялась и получала особное существование. Таким образом из обряда выделяются лирико-эпические песни преимущественно воинственного содержания. Из культа с появлением жречества и углублением мифологии возникают религиозные песни тоже лирико-эпического содержания — гимны. При передаче лирико-эпической песни различным певцам и различным поколениям эффективность исчезает, и песня становится чисто эпической. Таковы наши былины, исторические и даже свадебные песни. Оторванная песня от обряда интегрируется со стороны формы и содержания, благодаря индивидуальному творчеству классовых певцов. Наряду с чисто эпической может существовать и песня лирико-эпическая. Таковы малороссийские думы и многие из наших духовных стихов.

Развитие новых форм в эпосе продолжается с развитием племенного сознания и с возникновением государственности. Лирико-эпическая песня на первых порах своего существования изображает какой-либо отдельный момент из жизни героя, имеющий с точки зрения образовывающейся народности важное значение. Образовывающееся государство, преследуя свои собственные интересы, сталкивается с интересами соседних племен и народностей. Вследствие этого возникают войны между соседними племенами. Выдвигаются в обоих враждебных лагерях свои герои. При условии продолжительности военных действий подвиги героев становятся разнообразными. По окончании военных действий эти подвиги их воспеваются различными певцами, при чем все группируется около одного главного, выдающегося героя. Та же поэтическая передача о важнейших моментах военных действий совершается и у враждебного племени. При возобновлении мирных сношений песни о той же войне переходят от одного племени к другому. Впоследствии все это циклизируется и объединяется, и таким образом возникает эпопея, или героичекая поэма. Троянскую войну воспевали и ахейцы, и троянцы. У ахейцев был выдвинут главным героем Ахиллес, а у троянцев — Гектор. Точно также из отдельных лирико-эпических песен, приуроченных к культу, слагается мифологическая эпопея, в роде «Теогонии» Гесиода.

Гораздо труднее указать путь образования сказки из того синкретизма поэтических форм, о котором у нас идет речь. Надо думать, что сказки по своему происхождению различны. Одни выделились из обряда. Таковыми можно считать сказки о животном эпосе. Другие могли развиваться независимо от обряда и культа в тесном кругу семьи и для семьи. В тех случаях, когда обряд воспроизводил охоту на различных животных, напр., на бизонов или тюленей, то участвующие в этом обряде маскировались в шкуры изображаемых животных, подражали их крику, движениям и т. п. Из действующих лиц обряда выделяются, о чем уже сказано, отдельные исполнители, певцы и рассказчики. Эти певцы или рассказчики в качестве профессионалов при удобном случае порознь или совместно с другим каким-либо певцом воспроизводят обряд, устраняя из него действия за невозможностью воспроизвести их, вследствие отсутствия той массы действующих лиц, которая требуется для обрядового выполнения сюжета; может устраняться вместе с тем и переряживание. Весь ход обряда передается таким образом в словесной форме. Отсюда животные говорят и становятся человекообразными, и таким образом сказка о животном эпосе уже зародилась. Дальнейший путь ее развития является уже простым. Такой же путь надо указать и для выделения из культа заговора, по крайней мере некоторых видов его. Заговор привнесен был из культа, но развивался вне культа для семьи и в семье, что видно из анализа заговоров. И здесь действие изображается очень часто в словесной форме за невозможностью его выполнить.

Пословицы и загадки выделились уже из готовых создавшихся форм — из сказок-песен, в новое время из басен и т. д. Пословица «битый небитого везет» заимствована из сказки о лисе и волке, «товчется як Марко по пеклу» (малор.) из сказки о Марке богатом, «свежо предание, а верится с трудом» из комедии Грибоедова «Горе от ума». На этом основании надо думать, что такие пословицы, как «повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить», «куда конь с копытом, туда и рак с клешней» и мн. др. являются обломками прежних сказочных сюжетов, дошедших до нас в разрушении. То же самое надо сказать о загадках и поговорках.

Подобно эпосу и лирика выделилась также из синкретизма. В обряде, предугадывающем ряд событий, имевшем целью подготовить племя к войне или охоте на животных, естественно, певец должен был так или иначе вызвать известное настроение среди участников. Это настроение, пока обряд был бессловесным, выражалось в криках, а когда обряд соединился с словесной формой, то соответствующими ему словесными патетическими восклицаниями, которые подхватывались всеми участниками хора, и которые образовывали припев — refrain, схематично выражающий в виде формулы эффективность всей группы участвующих лиц. На самой ранней стадии своего развития refrain состоит из повторения одного и того же слова или нескольких. В дальнейшем он осложняется фигурой психологического параллелизма. Пример повторения из военной песни отонисов: «Веселитесь же вместе со мной, дорогие друзья, веселитесь дети, и ступайте на поле битвы; будьте веселы и радостны посреди этих щитов, цветов кровавой сечи» (Летурно. Литер, развитие. Стр. 109). Пример психологического параллелизма: «Из Волхова воды не вылити, в Новегороде людей не выбити». Refrain наиболее яркий по своей выразительности часто отрывается от своей песни и переходит в другую, изменяя иногда и самое содержание другой песни, примеры чего мы можем видеть во многих русских песнях. С появлением двух певцов в хоре лирический элемент песни становится более заметным вследствие диалогического развития самой песни. Отсюда является характерная для лирики строфичность. Итак, форма лирики предопределяется повторениями, параллелизмом, т. е. сравнением внутреннего мира человека с внешним, и строфичностью. С появлением классовой поэзии лиричность еще более развивается вследствие резкого разделения интересов одного класса от другого, и таким образом возникает гномическая, поучительная лирика и сатирическая, а вместе с этим естественно различаются и формы ее.

На первых порах поэтические произведения синкретической формы отличаются целесообразностью своего содержания, т. е. утилитарным своим характером. Обряд и культ всегда преследуют какие-либо цели.

Культ умилостивляет божество, обряд подготовляет к битве или охоте. После того, как обряд и культ потеряют свою цель, они естественно переходят в драму с ее разветвлениями. Этому переходу содействует появление профессиональных исполнителей сначала певцов, а потом скоморохов в качестве артистов своего дела.

Ив. Лысков. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925

dic.academic.ru

Синкретизм (искусство) — WiKi

Чаще всего термин синкретизм применяется к области искусства, к фактам исторического развития музыки, танца, драмы и поэзии. В определении А. Н. Веселовского синкретизм — «сочетание ритмованных, орхестических движений с песней-музыкой и элементами слова».

Изучение явлений синкретизма чрезвычайно важно для разрешения вопросов происхождения и исторического развития искусств. Само понятие «синкретизм» было выдвинуто в науке в противовес абстрактно-теоретическим решениям проблемы происхождения поэтических родов (лирики, эпоса и драмы) в их якобы последовательном возникновении. С точки зрения теории синкретизма одинаково ошибочны как построение Гегеля, утверждавшего последовательность «эпос — лирика — драма», так и построения Ж. П. Рихтера, Бенара и др., считавших изначальной формой лирику. С середины XIX в. эти построения всё больше уступают место теории синкретизма, развитие которой несомненно тесно связано с успехами эволюционизма. Уже Каррьер, в основном придерживавшийся схемы Гегеля, склонялся к мысли о первоначальной нерасчлененности поэтических родов. Соответствующие положения высказывал и Г. Спенсер. Идея синкретизма затрагивается целым рядом авторов и, наконец, с полной определённостью формулируется Шерером, который однако не развивает её сколько-нибудь широко в отношении к поэзии. Задачу исчерпывающего изучения явлений синкретизма и уяснения путей дифференциации поэтических родов поставил перед собой А. Н. Веселовский, в трудах которого (преимущественно в «Трёх главах из исторической поэтики») теория синкретизма получила наиболее яркую и развитую (для домарксистского литературоведения) разработку, обоснованную огромным фактическим материалом.

В построении А. Н. Веселовского теория синкретизма, в основном, сводится к следующему: в период своего зарождения поэзия не только не была дифференцирована по родам (лирика, эпос, драма), но и сама вообще представляла далеко не основной элемент более сложного синкретического целого: ведущую роль в этом синкретическом искусстве играла пляска — «ритмованные орхестические движения в сопровождении песни-музыки». Текст песен первоначально импровизировался. Эти синкретические действия значимы были не столько смыслом, сколько ритмом: порой пели и без слов, а ритм отбивался на барабане, нередко слова коверкались и искажались в угоду ритму. Лишь позднее, на основе усложнения духовных и материальных интересов и соответствующего развития языка «восклицание и незначащая фраза, повторяющиеся без разбора и понимания, как опора напева, обратятся в нечто более цельное, в действительный текст, эмбрион поэтического». Первоначально это развитие текста шло за счёт импровизации запевалы, роль которого всё больше возрастала. Запевала становится певцом, на долю хора остаётся лишь припев. Импровизация уступала место практике, которую мы можем назвать уже художественной. Но и при развитии текста этих синкретических произведений пляска продолжает играть существенную роль. Хорическая песня-игра вовлекается в обряд, затем соединяется с определёнными религиозными культами, на характере песенно-поэтического текста отражается развитие мифа. Впрочем, Веселовский отмечает наличие внеобрядовых песен — маршевых песен, рабочих песен. Во всех этих явлениях — зачатки различных видов искусств: музыки, танца, поэзии. Художественная лирика обособилась позднее художественной эпики. Что касается драмы, то в этом вопросе А. Н. Веселовский решительно (и справедливо[нейтральность?]) отвергает старые представления о драме как синтезе эпоса и лирики. Драма идёт непосредственно от синкретического действа. Дальнейшая эволюция поэтического искусства привела к отделению поэта от певца и дифференциации языка поэзии и языка прозы (при наличии их взаимовлияний).

В этом направлении пошёл в объяснении явлений первобытного синкретического искусства Г. В. Плеханов, широко использовавший труд Бюхера «Работа и ритм», но в то же время и полемизировавший с автором этого исследования. Справедливо и убедительно опровергая положения Бюхера о том, что игра старше труда и искусство старше производства полезных предметов, Г. В. Плеханов раскрывает тесную связь первобытного искусства-игры с трудовой деятельностью доклассового человека и с его верованиями, обусловленными этой деятельностью. В этом — несомненная ценность работы Г. В. Плеханова в данном направлении (см. преимущественно его «Письма без адреса»). Однако при всей ценности работы Г. В. Плеханова, при наличии в ней материалистического ядра она страдает пороками, свойственными методологии Плеханова. В ней проявляется не до конца преодолённый биологизм (напр. подражание в плясках движениям животных объясняется «удовольствием», испытываемым первобытным человеком от разрядки энергии при воспроизведении своих охотничьих движений). Здесь же — корень плехановской теории искусства-игры, опирающейся на ошибочное истолкование явлений синкретической связи искусства и игры в культуре «первобытного» человека (частично остающейся и в играх высококультурных народностей). Конечно синкретизм искусства и игры имеет место на определённых стадиях развития культуры, но это — именно связь, но не тождество: то и другое представляет собой различные формы показа действительности, — игра — подражательное воспроизведение, искусство — идейно-образное отражение. Иное освещение явление синкретизма получает в трудах основоположника яфетической теории — академик Н. Я. Марра. Признавая древнейшей формой человеческой речи язык движений и жестов («ручной или линейный язык»), акад. Марр связывает происхождение речи звуковой, наряду с происхождением трёх искусств — пляски, пения и музыки, — с магическими действиями, почитавшимися необходимыми для успеха производства и сопровождавшими тот или иной коллективный трудовой процесс («Яфетическая теория», стр. 98 и др.). Таким образом синкретизм, согласно указаниям акад. Марра, включал и слово («эпос»), «дальнейшее же оформление зачаточного звукового языка и развитие в смысле форм зависело от форм общественности, а в смысле значений от общественного мировоззрения, сначала космического, потом племенного, сословного, классового и т. п.» («К происхождению языка»). Так в концепции академика Марра синкретизм теряет узко эстетический характер, связываясь с определённым периодом в развитии человеческого общества, форм производства и первобытного мышления.

ru-wiki.org

это не просто соединение несоединимого, это поиск внутреннего единства :: SYL.ru

Окружающий мир представляет собой некую целостность. В то же время объекты этого мира – относительно самостоятельные системы, имеющие свою структуру, функции, траектории развития, способы взаимодействия с другими объектами. Восприятие мира человеком зависит от его мировоззренческих установок, жизненного опыта, обучения и воспитания, а также множества других факторов.

На отношения индивида с миром также влияют особенности жизни и быта, характерные для той или иной исторической эпохи. На ранних стадиях развития человечества мировоззрению людей был свойственен синкретизм, что нашло своё отражение в произведениях искусства и религиозных культах.

Что это такое

Данное понятие используется в культурологии, психологии, религиоведении, истории искусств. По мнению учёных, синкретизм – это нерасчленённость, характерная для неразвитого состояния какого-либо явления. Культурологи и искусствоведы называют синкретичным сочетание различных видов искусств. В религии под синкретизмом подразумевается слияние разнородных элементов, течений и культов.

С точки зрения детских психологов, синкретизм – это характеристика мышления ребёнка раннего и дошкольного возраста. Малыши ещё не умеют мыслить логически, устанавливать подлинные причинно-следственные связи («Ветер дует, потому что деревья качаются»), делать обобщения по существенным признакам. Двухлетний ребёнок может назвать одним и тем же словом и пушистого котёнка, и меховую шапку, и другие внешне похожие предметы. Вместо поиска связей малыш просто описывает свои впечатления о вещах и явлениях окружающего мира.

Синкретизм мышления ребёнка проявляется и в творчестве. Ещё К.И. Чуковский писал о том, что дошкольники одновременно рифмуют, подпрыгивают и подбирают «музыкальное сопровождение» для своих поэтических экспериментов. Собственные рисунки дети часто используют для игр, и сам процесс рисования нередко превращается в забаву.

Истоки синкретизма

Классическим примером синкретизма в искусстве считаются объекты культуры первобытного общества. В этот период человек ещё не воспринимал мир расчленённо, не пытался анализировать происходящие события, не видел разницы между изображаемым и реальным. В первобытном обществе не было разделения сфер человеческой деятельности на науку, искусство, труд и т.д. Люди работали, охотились, рисовали на стенах пещер, изготавливали примитивные скульптуры, исполняли ритуальные танцы, и всё это вместе было способом существования в мире, его познания и взаимодействия с ним. Культурные артефакты (маски, статуэтки, музыкальные инструменты, костюмы) использовались в повседневной жизни.

Первобытная культура примечательна ещё и тем, что люди того времени редко рисовали самих себя. Объяснение тому – упомянутая ранее целостность восприятия мира. Если сам человек и его изображение – это одно и то же, то зачем детализировать рисунок? Гораздо важнее изобразить сцену охоты, показать ключевой момент действа – победу над зверем.

Синкретизм первобытной культуры проявляется и в отождествлении человека с членами своей общины. Системы «я» как таковой не существовало, вместо этого был феномен «мы».

В недрах синкретизма зародился фетишизм – представления о том, что имена людей, предметы, которыми пользуются соплеменники, обладают магической силой. Следовательно, через вещь можно навредить агрессивному соседу или, наоборот, сделать достойного члена рода удачливым. Поэтому синкретизм – это ещё и начало формирования магических культов. Частью первобытного человека считалось и его имя.

Синкретизм других эпох

Проявления синкретизма имели место в древнем мире, Средневековье и более поздних периодах истории. В поэмах Гомера описываются народные гуляния, во время которых пели, плясали, играли на музыкальных инструментах. Яркий пример синкретизма – древнегреческий театр. В Древнем Риме синкретичной была религия, так как во время завоеваний римляне заимствовали и адаптировали под себя религиозные убеждения других народов.

Первобытный синкретизм оказал влияние и на развитие искусства Древнего Востока. Люди уже знали о существовании художественной реальности, владели приёмами изобразительного и других видов искусств, но культурные артефакты всё ещё создавались для решения утилитарных задач или для совершения религиозных обрядов. Так, в Древнем Египте аллея сфинксов украшала дорогу в храм.

В Средние века синкретизм проявлялся в единстве сфер человеческой жизни. Политика, право, научные изыскания и искусство были одним целым, но основополагающим началом всех учений и регулятором жизни людей оставалась, безусловно, религия. В частности, математические символы использовались для истолкования божественных истин, поэтому средневековые математики были одновременно и богословами.

Для эпохи Возрождения и Нового времени характерны дифференциация науки, религии, искусства, появление специализаций. Синкретизм в искусстве тех времён нашел отражение в музыке (опера), архитектуре (здания в стиле барокко), живописи (синтез интеллектуального и чувственного начала в творчестве Н. Пуссена) и т.д.

Синкретизм сегодня

Для современного искусства характерна тенденция к синтезу, объединению различных видов искусств, а также появление на этой основе качественно нового продукта. В театральных постановках вокальные партии чередуются с речитативами, сценические действия компонуются с демонстрацией видеороликов, на выставках демонстрируются инсталляции. Танцевальным движениям вновь придаётся магический смысл, а сам танец представляют собой театральное действо.

Синкретичными по своей природе являются телевидение и реклама. Современный синкретизм – это стирание границ между высоким искусством и повседневной жизнью, автором и потребителем, исполнителем на сцене и зрителями в зале.

Вероятно, стремление человека к интеграции обусловлено осознанием себя членом некоей общности, представителем рода. Также в условиях постиндустриального общества синкретизм в искусстве обусловлен необходимостью осмысливать новую реальность (экономические и политические кризисы, распространение информационных технологий, изменение взглядов на человека, общество) и приспосабливаться к ней.

Религиозный синкретизм

Синкретизм в религии основан на стремлении объединить все вероучения, взяв лучшее от каждого из них. К подобным верованиям относятся бахаизм (синтез христианства и ислама), вуду (содержит черты негритянских верований и католицизма), вон-буддизм (проникновение в буддизм идей других религий) и т.д. Последователи традиционных религиозных учений считают, что такие объединения необоснованны, а потому сомнительны с точки зрения истинной веры.

Синкретизмом называют и сочетание различных взглядов, мнений, убеждений, необходимость поиска их единства, что также характерно для нашего времени.

www.syl.ru

Смотрите также

• Первобытный инстинкт аллен дина
• 
  Пещера ласко первобытное искусство
• Женщина в первобытной культуре
• 
  Повесть о первобытном мальчике
• 
  Первобытное хозяйство восточных славян
• 
  Стоянка первобытного человека юровичи
• 
  Юровичи стоянка первобытного человека
• 
  Мифологическое сознание первобытного человека
• 
  Первобытный обряд захоронения рисунок
• 
  Первобытное искусство пещера альтамира
• 
  Вечеринка в стиле первобытном