Глава 15. Фигура божественного царя на древнем востоке
по. В общем-то любому минимально образованному человеку хорошо известно, что первые в истории человечества государства возникли на основе власти царей и власть эта была практически безграничной. Но царь, каким бы он ни был могущественным, как бы ни возвеличивался, один на сотни тысяч, а то и миллионы, как в Древнем Египте, подданных. Поэтому специальное рассмотрение фигуры царя в курсе культурологии может показаться странным или внутренне не обязательной детализацией. В действительности все обстоит как раз наоборот. Без характеристики царя и царской власти представление о древневосточных культурах не просто будет неполным, о ней не будет сказано самое существенное. Ведь дело не сводится к тому, что царь — это один человек на фоне сотен тысяч и миллионов и от его индивидуальной инициативы, желаний и предпочтений не так уж много зависит. Гораздо важнее другое. Древневосточные люди всю свою жизнь организовывали вокруг фигуры божественного царя, с ним соотносили свои значимые деяния и помыслы, в нем видели источник благодеяний и бедствий. Конечно, большинство этих благодеяний и бедствий в какой-то мере определялись тем, насколько мудр и дальновиден царь. Но в любом случае он центрировал тот мир, в котором жили древневосточные люди, определял собой систему координат их мировоззрения. Есть такая известная пословица: "Короля играет свита". В ней выражен тот смысл, что образ монарха создается не столько его действиями, сколько окружением. Это окружение заранее знает, каким должен быть монарх и как надлежит себя вести по отношению к нему. Представим теперь себе, что монарх — это в глазах окружающих всемогущее божество. Тогда "играть" его и будет определяться в мире по самым значимым и ключевым вопросам. Жизнь древневосточного человека в очень значительной степени была "игрой" своего царя-бога. Поэтому его образ менее всего характеризует ту или иную царственную особу. Он имеет отношение прежде всего к тем, кто служил и поклонялся божественному царю, т.е. практически ко всей древневосточной культуре как целому.
Возникновение фигуры божественного царя, там, где оно имело место, знаменовало собой переход от первобытного к древневосточному типу культуры. Однако царь-бог вовсе не появляется внезапно и неизвестно откуда. У него был предшественник в лице царя-жреца. По существу царь^брг —-.это и есть транр-формиров^^^^ца^ь-жцеи^ хотя первый из них отличается от последнего по очень существенным признакам.
Прежде всего отметим, что царь-бог — это не только и не столько посредник между мирами сакрального й~гТрбф1Гнного, сколько полнота присутствия сакрального в профанном. Скажем, египетский фараон по-прежнему, как и царь-жрец, служит богам, приносит жертвы и возносит им молитвы. Но это уже не совсем те же жертвы и молитвы, что ранее. Сказанное можно ощутить, обратившись к одному из древнеегипетских текстов, к так называемому завещанию фараона Рамсеса III: "Слава вам, боги и богини, владыки неба, земли, вод... Я ваш сын, сотворенный вашими руками. Вы меня сделали властелином (да будет он жив, невредим и здоров) всей земли. Вы сотворили для меня совершенство на земле. Я исполняю свой долг с миром. Сердце мое без устали ищет, что сделать нужного и полезного для ваших святилищ... Я сделал процветающими ваши святилища, которые были в упадке. Я учредил для вас божественные приношения помимо тех, что были для вас. Я работал для вас в ваших золотых домах с золотом, серебром, лазуритом, бирюзой. Я бодрствовал над вашими сокровищами. Я восполнил их многочисленными вещами... Я наполнил ваши закрома ячменем и пшеницей. Я построил для вас крепости, святилища, города. Ваши имена высечены там навечно... Я приносил вам в жертву всякие хорошие вещи. Я построил вам склады для празднеств, наполнил их продуктами. Я сделал для вас миллионы сосудов изукрашенных, золотых, серебряных и медных..."1
Приведенный фрагмент завещания начинается с обращения к богам, которое могло бы исходить из уст жреца. Однако далее фараон утверждает то, что царю-жрецу, поскольку он жрец, говорить о себе не подобает. У него речь заходит о сыновстве фараона. По традиционной древнеегипетской формуле он сын верховного солнечного бога, но одновременно и девяти главных богов и даже всех богов. В фараоне божественность не разжижена и не разуплотнена, как это будет иметь место у древнегреческих полубогов-героев, которые часто происходят от бессмертного божества и смертного человека одновременно. Напротив, фараон скорее представляет собой стяжку и концентрированность божественности в одном лице. В каком-то смысле он в большей степени бог, чем все остальные боги в отдельности. Сыновство же его выражает собой происхождение фараона, его производность от целокупности божественного мира, но, происходя от него, он вместе с тем удерживает в себе божественную природу. Очевидно, что служение бога богам не может быть тождественно жреческому. Он остается жрецом лишь в том отношении, что сохраняет некоторую посредническую роль между сакральным и профанным мирами. Посредничество здесь состоит в том, что фараон не-прерывно, собственными божественными усилиями сакрализует мир профанно-го. Все созданное им принадлежит богам, является собственностью и подтверждением всемогущества богов. Благодаря фараону мир людей всецело посвящен богам, являет собой их присутствие на земле в виде святилищ, сокровищ, всякого рода запасов и приношений, крепостей и городов. Э то уже не просто посредничество, а своего рода продолженность мира богов в мире людей. Жрецу созидательные усилия, подобные фараоновым, не по чину и не по силам. Он лишь орудие, которым действуют боги, само по себе, как и любой другой член первобытной общины, не обладающее никакими достоинствами. В частности, и поэтому от жреца не может исходить всякого рода монументальная созидательная деятельность. Люди в его лице приносят богам те жертвы и отмечают в своем человеческом мире такое присутствие богов, которое соизмеримо с человеческими мерками. Скажем, капище, сооруженное первобытными людьми, будет достаточно скромных размеров, так как в нем отмечено именно человеческое почитание божества, тогда как монументализм постройки царя-бога — это служение и дар бога-сына богам-родителям. Причем моменты служения и одаривания богов в приведенном тексте взаимодополнительны и уравновешены. С одной стороны, молитва Рамсеса II! выражает собой почтение к богам, долг сына перед родителями. Но в ней есть и другой, возможно, даже более явно выраженный момент.
Фараон в своей обращенности к богам только начинает с почтительного признания своей служебности и подчиненности. Далее появляется и все более акцентируется мотив значимости фараона для богов. Он выступает чуть ли не их покровителем, тем, чьими трудами боги благоденствуют и процветают. На фараоне в конечном итоге замыкается мир богов и людей. Конечно, боги создали самого фараона и тот мир, в котором он правит. Конечно же, фараон не может не исполнять свой долг по отношению к богам. Но он делает для них так неизмеримо много, перечень его деяний так разнообразен, что не уйдешь от вывода — не будь фараона, богам многого бы недоставало и еще неизвестно, как бы они обходились без него.
Если царь-бог настолько необходим даже богам, то уж тем более без него шага ступить не могут люди. Для них он не просто властелин с практически неограниченными полномочиями, а мирозиждитель и мироустроитель, они же его имущество, его орудия и органы. В Древнем Египте и других странах Древнего Востока знаком царской власти был посох. В руках фараона он указывал на принадлежность ему Мирового Древа, т.е. всего космически устроенного бытия. Это Древо ему вручают боги, обладание им тождественно власти над Египтом. Но ее смысл не сводится только к служению и благодетельствованию богам. Обращенность власти фараона "вверх", в сферу сакрального, дополняется обращенностью "вниз", к профанно-человеческому. О том, как воспринимался этот второй аспект царской власти, свидетельствует еще один отрывок из цитированного уже завещания Рамсеса III: "Я кормил всю страну: будь то чужеземцы, будь то египетский народ, мужчины и женщины. Я вызволял человека из беды его, и я дал ему его дыхание. Избавил я его от сильного, более влиятельного, чем он. Дал я всем людям жить в спокойствии в городах... Удвоил я снабжение страны, тогда как прежде она была нищей. Страна была сытой весьма в мое правление. Делал я благие дела как богам, так и людям. И не было у меня ничего из вещей других людей. Провел я царствование [свое] на земле в качестве правителя Обеих Зе-мель, причем [были] вы рабами у ног моих и не попирал я вас. Были вы угодными сердцу моему, сообразно с последними делами вашими и выполняли вы рьяно мои повеления и мои поручения"1.
В этом отрывке отношение царя-бога к своим подданным-людям двоится. Во-первых, он отмечает свои заслуги в деле устроения жизни египтян, свое божественное промышление о них. Но фараон не был бы богом в своем представлении, если бы не отметил и заслуг людей перед ним. Разумеется, здесь ни о какой благодарности царя-бога людям речи не идет. Речь совсем о другом и, в частности, о том, что фараон, признавая заслуги людей, этим утверждает осмысленность их жизни, подводит ей положительный итог. В силу причастности египтян существованию фараона они тоже существовали, их профанное бытие непрерывно сакрализовалось.
Очень характерно, что Рамсес III ни словом не обмолвился в своем завещании о деяниях своих подданных, о том, что они сделали полезного для своего повелителя. Сами по себе, исходя из своих собственных усилий, они ни на что не способны. Подданные лишь более или менее усердные исполнители замыслов, которые и не им принадлежат, и не в них заключают свою цель. Они живут не своей собственной жизнью, в них и ими живет и раскрывает свою божественность фараон. В тенденции, присущей древнеегипетской культуре, то с большей, то с меньшей полнотой все, что происходило в Египте и с египтянами, осмыслялось как исходящее от фараонов и на него замыкающееся. Распоряжения государственной власти любого уровня, вплоть до самых незначительных, оформлялись как царские повеления, хотя фараон мог о них и не знать. В любую мелочь государственной жизни вникать ему было необязательно. Для этого существовал огромный штат чиновников различного уровня. Но в идее и принципе он был всемогущ и всеведущ, его деятельность всеобъемлюща, и она непрерывно должна была сказываться в жизни каждого египтянина и Египта в целом, более того, быть самой этой жизнью.
Разумеется, в своей повседневности египтяне вовсе не обязательно соотносили каждый свой поступок с фараоном. Однако то, что выделялось и фиксировалось сознанием в качестве важного и существенного, так или иначе, прямо или косвенно было замкнуто на божественного царя. И уж конечно, вся официальная жизнь Египта была жизнью фараона. Египет был страной-обителью, домом бога. Этот бог, заботясь о себе, сооружал для своего существования в вечности пирамиду, а позднее другого типа гробницу. Сооружалась она тысячами и десятками тысяч рук египтян. Фараон создавал новые, восстанавливал или подновлял старые храмы. Этим непрерывно были заняты еще многие тысячи людей. Фараоном справлялся культ множества богов, его родителей. Таковыми же считались не только общеегипетские боги, но и местнопочитаемые главные божества каждого из сорока номов (провинций), на которые делилась страна. Непосредственно служили богам-родителям великое множество жрецов бесчисленных храмов, разбросанных по всему Египту. В каждом из них богослужения велись жрецами, которые исконно были посредниками между мирами людей и богов. Но своеобразие египетской ситуации состояло в том, что здесь жрецы обращались к божествам своих храмов только от лица фараона. А это значит, что их посредни-чество носило странный и небывалый с точки зрения первобытности характер. Если древнеегипетские жрецы и оставались посредниками, то между богом-сыном и богами-родителями, а не людьми и богами. Теперь они стали звеном, связующим две божественные реальности. Само по себе это звено никаким особым достоинством не обладало. Над простыми смертными жрецов возвышала их причастность фараону, важность их роли. Но перед лицом фараона они оставались чем-то бесконечно удаленным, производным от его милостей и действующим его волей и энергией.
В какую бы сферу жизни Древнего Египта мы ни обратились, везде за действиями людей египтяне видели их главный и единственный источник, которым был фараон. Стоит отвлечься от этого обстоятельства, и получится модернизация, подгонка реалий древнеегипетской культуры под привычные нам представления. Так, например, что может быть более естественным и обоснованным, чем трактовка походов египетских войск за пределы страны как военной экспансии с целью обогащения правящего класса, а частично и рядовых воинов. Понятно, что огромная доля завоеваний достанется фараону, поэтому именно он в первую очередь должен быть заинтересован в завоевательных войнах.
У привычного объяснения военного натиска Древнего Египта, который действительно имел место всегда, когда страна была достаточно могущественной и стабильной, есть один существенный недостаток. Он заключается в том, что это объяснение применимо к любой стране и эпохе там, где проходили завоевательные войны. Не то чтобы оно совсем неверно. Скорее речь идет о его неконкретности. Ничего о своеобразии древневосточной культуры и египетской, в частности, мы не узнаем, если во всех внешних войнах будем видеть только экспансию, с одной стороны, и оборону отечества — с другой. Для Древнего Египта, между тем, характерно понимание завоевательных войн как выражения все того же культа фараона, манифестации его божественного величия и всемогущества. В первую очередь учтем, что так называемые завоевательные войны появляются вовсе не с возникновением государств с их социальным неравенством и угнетением. Война — это естественное состояние для каждой первобытной общины. Она жестко членит мир на свое, космически устроенное, и чужое, тяготеющее к хаосу, бытие. То, что потом станет нравственными нормами и запретами, вовне общины не распространяется. За ее границами, правда, допускается вовсе не беспредел. Там для членов первобытной общины действуют нормы и правила, во многом противоположные внутриобщинным. В частности, чужого можно, а то и нужно убить или подчинить. Не потому, что на пространстве чужого позволительно, наконец, дать волю своим инстинктам. Вообще говоря, на волю их выпускать нежелательно никогда. И при встрече с чужими убивали их прежде всего потому, что этим побеждались хаос, смерть, небытие и соответственно торжествовали космос, жизнь, бытие. В войне и убийстве для первобытных людей важны были начала мироустроительные.
Эта исходная данность во многом оставалась действительной и для древневосточных культур. Восточные цари, идя войной на соседей, разрушая, иногда уничтожая ирригационные сооружения, выжигая поля, убивая тысячи людей, как это ни покажется странным, также ощущали себя мирозиждителями и мироустро-ителями. Те же египетские фараоны были просто обязаны идти войной на ближайшие и более отдаленные от них земли. Ведь они цари-боги не просто Египта, как бы обширен и богат он ни был, они властители всей земли, царствуют над всем космосом и обязаны отбивать его у хаоса, по возможности оттеснять и кос-мизировать хаос. Своеобычность ситуации в Древнем Египте связана с тем, что здесь завоевательные войны с соседями непосредственно обслуживали нужды культа фараона, были его продолжением. Так, на север, в Сирию, египетские войска посылались под знаком того, что для храмов, усыпальниц и дворцов необходимо было дерево, которое в Египте не растет. Особенно ценился египтянами знаменитый ливанский кедр. Победоносное войско заставляло побежденную Сирию регулярно снабжать фараона кедром. Со стороны сирийских царьков поставка дерева была не просто налогом или данью, их можно сблизить с жертвоприношением людей далекому и всемогущему богу, сидящему в Мемфисе или Фивах.
Приблизительно так же дело обстояло и с походами на юг, туда, где начиналась Эфиопия. Здесь располагались копи, богатые драгоценными металлами. Казалось бы, золото и серебро должны были привлекать египетских захватчиков как воплощение денежного богатства, а значит, и материального процветания. Однако с такими выводами нужно быть осторожными. Основная ценность золота и серебра, а главное, смысл их приобретения был в другом. В том, чтобы всемогущий бог-царь Верхнего и Нижнего Египта мог украшать свои храмы и дворцы, тем выражая свою божественность и присутствие в храмах своих богов-родителей. От щедрот фараона перепадало и его подданным. Они тоже могли украсить драгоценными металлами собственные жилища, утварь, гробницы. В этом состояло излияние божественной благодати вовне, в мир человеческо-профанный. Учтем и то обстоятельство, что золото и серебро — это не просто драгоценные металлы. В самом этом словосочетании остаточно сохраняется некоторый более высокий, чем привычный нам, смысл. Самое драгоценное для людей — их связь с богами. В богах же люди обретали богатство, но особого рода. Оно означало присутствие божества, обоженность. Знаком присутствия божественного, сакрального, в частности, были драгоценные металлы. Взять в руки кусочек золота, тем более украсить себя золотым изделием — в этом исконно усматривалась внешняя выраженность связи с божественным миром, причастность к нему. Да и не украшались только золотом и серебром, в не меньшей степени, если не в большей мере, еще и освящались. Такое освящение соотносилось с людьми. Фараон же, посылающий войско за драгоценными металлами или получивший их в качестве дани, возвращал себе исконно и по праву ему принадлежащее. Из Эфиопии к нему также шли жертвоприношения. Местные обитатели благоговейно возвращали богу богово, в надежде на его животворящие милости.
В Древнем Египте фигура и образ божественного царя, несомненно, получили наиболее полное и законченное развитие. Однако и здесь культ фараона оставался пускай и доминирующей, но тенденцией, наряду с которой продолжали сохраняться прежние в своей основе, еще первобытные представления. Где-нибудь в египетской глубинке по-прежнему продолжалась соотнесенная с местными божествами религиозная жизнь, по сути никак или чисто формально связанная с культом фараона. И сам фараон в числе прочих своих именований был еще отцом и матерью всех египтян. Это сближало его с подданными хотя и дальним, но родством, что противоречило абсолютности фараона на фоне ничтожества подданных. Наконец, сохранившиеся древнеегипетские тексты свидетельствуют о том, что в них фараон не всегда предстает в полноте своей божествен- ности. Одни тексты божественность фараона очень внятно акцентируют, тогда как в других он наделяется человеческими свойствами, сближаясь с другими людьми. Очевидно, что обожествление царя и его культ в Египте не были последовательными и бескомпромиссными. И все же фараон был здесь обожествлен настолько, насколько вообще люди способны обожествлять другого присутствующего среди них человека.
В других странах и культурах Древнего Востока обожествление царя не только не заходило так далеко, как в Египте, но и принимало другие формы. Так, своеобразие ситуации для Древней Месопотамии, где существовала по-своему не менее яркая и масштабная культура, чем в долине Нила, в том, что для нее изначально фигура божественного царя вообще не была характерной. Точнее, она существовала. Но царями месопотамских городов, принадлежавших шумеро-ак-кадской культуре, были не обожествленные люди, а непосредственно боги. Их изображениям не просто поклонялись, молились и приносили жертвы. Истуканы местных главных богов помещались на троны, для них устраивались трапезы с обильной и разнообразной едой, от их имени писались законы и постановления, объявлялись войны, велись переговоры и заключались мирные соглашения. Люди оставались при этом лишь слугами богов, в лучшем случае распорядителями, выполняющими их волю. У главного бога города-государства был соответствующий слуга — энси. Он управлял государством как имением божества, ему непосредственно была известна божественная воля. Последняя узнавалась посредством гаданий, снов, знамений.
На первый взгляд может показаться, что шумеро-аккадская культура принципиально отличается от древнеегипетской ввиду того, что в первой не было такой великой, если не решающей фигуры, каковой для последней был фараон. Все-таки в Египте обожествлялся реальный человек, в то время как в Месопотамии никто не мог претендовать на большее, чем быть слугой божества. В одном случае человеческое оказывается предельно вознесенным, в другом — умаленным до очень скромной роли. На самом деле различия между Египтом и Месопотамией не так уж велики и укладываются в рамки типологического сходства. Оно обнаруживается в том, что в обеих странах и культурах божество присутствует в мире профанного, повседневно властвует над ним и запечатлевает свое каждодневное присутствие в строительных и сельскохозяйственных работах, ремесленном производстве, всей организации жизни. Поскольку короля (царя-бога) действительно играет свита, то его, в конце концов, можно играть и тогда, когда он отсутствует. В этом случае достаточно изображения божественного властителя, как это имело место в городах-государствах Месопотамии. Главное в том, что эти города жили так, как если бы их жители были подданными, непрерывно выполняющими повеления своего божества. Причем такие повеления, которые дают возможность божеству прежде всего выразить свою божественность в сверхчеловеческих деяниях и их результатах, т.е. в монументальных сооружениях и произведениях.
Впоследствии, когда города-государства Месопотамии объединятся в одно древневосточное государство, в ней появится фигура царя, воплощенная в человеке. Но этот царь никогда не будет претендовать на ту же полноту и концентри-рованность божественности, которую признавали за египетским фараоном. Даже самые могущественные месопотамские цари, как, например, наиболее среди них известный Хаммурапи, только вплотную приблизится к божественному статусу, но не обретет его. Свидетельством вышесказанному может служить введение к знаменитым законам Хаммурапи. Оно представляет собой почти исключительно титулатуру царя и упоминание о его великих деяниях. Себя Хаммурапи последовательно именует "пастырем, сокрушителем четырех стран света", "благоразумным царем", "защитником страны", "драконом среди царей", "западнёй для врагов", "ярым буйволом, бодающим врагов", "богом царей", "первейшим среди царей" и т.д. Во всех этих именованиях Хаммурапи возвеличивает себя перед лицом подданных и других властителей. Когда он называет себя "богом царей", то понимать такое титулование вряд ли нужно буквально. Ему слишком противоречат другие самохарактеристики царя Вавилона, такие, как "заботливый князь, почитающий богов", "смиренный богомолец", "покорный великим богам" и т.д. Максимум, что приписывает себе Хаммурапи, это титул "любимого брата Забабы" (бога города Кишу) и "друга Эрра" (бога города Киш). Обыкновенно же он "любимец богов", но вовсе не бог. Его положение можно определить где-то в промежутке между традиционным для первобытности царем-жрецом и древневосточным царем-богом. С первым Хаммурапи сближает его принадлежность роду людей и посредничество между людьми и богами. С последним же — размах и величие деяний. Как и египтянин Рамсес III, аккадец Хаммурапи чего только не совершил для своих богов. Для одних он обновил принадлежащие им города, для других скопил огромные богатства, для третьих установил обильные жертвоприношения и т.д. Он тоже своего рода благодетель богов, соотнесенный со всеми из них. Если Хаммурапи и не царь-бог, то деяния его поистине божественны, ему явно присущи сверхчеловеческо-божественные энергии, выделяющие его из породы людей и сближающие с богами. Он и создан был богами для того, чтобы совершать деяния, которые по плечу одним богам. В этом отношении Хаммурапи, несомненно, принадлежит к роду сверхчеловеческих существ.
Другое, очень своеобразное, если не уникальное развитие феномен божественного царя получил в Ассирии. Оно очевидным образом связано с тем, что ассирийское государство было завоевательным и грабительским по преимуществу. Конечно, речь идет не просто о том, что Ассирия вела завоевательные войны и сильно расширила свои пределы. Подобное было свойственно практически любому сильному государству Древнего Востока. Так, Древний Египет в периоды своего наивысшего могущества неизменно устремлялся на север, в Сирию, и на юг, в Эфиопию, захватывал и грабил эти страны. Однако собственно египетские земли неизменно составляли не просто ядро, а основную часть владений фараонов. Военная экспансия никогда не была чем-то решающим для Древнего Египта, определяющим его внешнюю и внутреннюю жизнь. Египет всегда был и оставался "даром Нила". Долина и дельта великой реки были главным источником существования египтян, богатства и великолепия его фараонов. Своими военными экспедициями они доустраивали подвластный им космос, восполняли недостающие им ресурсы. Иначе обстояло дело в Ассирии. Исконно ассирийцы населяли относительно небольшое пространство в верхней Месопотамии. Первоначальные размеры общеассирийского государства не идут ни в какое сравнение с размерами державы периода ее победоносной экспансии. Она была устремлена практически во все направления. На север — в земли хеттов и Урарту, на восток — в Сирию, на юг — в Нижнюю Месопотамию и т.д. В результате асси-рийская держава достигла размеров, несоизмеримо превосходящих территорию ассирийского этноса. Пускай и на очень короткий промежуток времени, ассирийцы захватили даже Египет. Обратное никогда не имело места. Египетские фараоны традиционно боролись за гегемонию в Сирии, сталкивались с хеттами и ассирийцами именно из-за сирийских земель. Дальнейшее расширение Египта было просто ему не по силам. Оно бы разрушило тысячелетнюю мерность и устойчивость египетского космоса, наверняка подорвало бы самоощущение египтян, сделало из них народ воинов и завоевателей по преимуществу, каковыми они в отличие от ассирийцев никогда не были.
Ассирийцы и их цари в VIII — VII вв. до Р.Х. находились в до сих пор не виданном положении. Они владели огромными землями и многочисленными народами, которые оставались им внутренне чуждыми. Традиционно историки, описывающие ассирийскую державу и подобные ей государства, возникшие позднее, делят их население на завоевателей и завоеванных, господствующий народ и угнетенные народы. Между тем не нужно забывать, что в соответствии с изначальными, очень медленно и трудно уходившими представлениями для любого этноса только свои соплеменники воспринимались как люди, т.е. космическо-про-фанная реальность, соотнесенная с миром сакрального. Все иноплеменники в большей или меньшей степени относились к миру хаоса, связанного не с сакрально-космическими, а демоническо-хаотическими силами. Соответственно у народа — завоевателя и повелителя по преимуществу — должно было возникнуть совсем особое представление о самих себе и своем царе как о существах, чья жизнь непрерывно направлена вовне на укрощение и обуздание демоническо-хаотического окружения.
Сказанное станет вполне очевидным при обращении к знаменитым ассирийским рельефам, созданным в эпоху наивысшего могущества ассирийской державы. На них изображены боги, цари, воины, животные, как правило, в момент битвы или охоты. Эти рельефы не спутает ни с какими другими даже совсем неискушенный зритель. Они буквально потрясают выраженной в них мощью и динамикой. Иногда эта мощь застывшего человеческого тела с вздутыми мышцами рук и ног. Впрочем, один из самых известных ассирийских рельефов изображает даже не человека, а крылатого быка с человеческой головой (шеду). Он явно относился к роду существ сакрального ряда и покровительствовал ассирийским царям. Человеко-бык и ассирийский царь на рельефах обладают одним ярко выраженным сходством. Оно состоит в резком контрасте между украшенной пышной прической из густых завитых волос головой и первозданно мощными конечностями. Головы с их прическами и бородами неподвижны и отрешенны, в то время как конечности полны прущей из них силы и угрозы. Кажется, они только миг способны бездействовать; когда он пройдет, царская рука распрямится для сокрушительного удара, под непомерно могучим копытом шеду хрустнет проломленный череп или в щепу расколется щит. Благообразная космичность голов и грозная сила конечностей делают из ассирийских богов и царей каких-то странно двусмысленных и подозрительных существ. Казалось бы, почему богам и близким к ним царям не воплощать в себе одновременно уравновешенную отрешенность и всесокрушающий импульс силы? Однако в настоящем случае сила и мощь слишком обращены вовне, слишком угрожающи. Они требуют воплощения в стремительном и всесокрушающем ударе. Было бы странно, если бы такой удар был направлен на своих, на космический мир, от богов и царей к людям и подданным. Очевидно, что он предназначен врагам, существам из чужого мира хаоса. Но тогда получается, что ассирийских богов и царей изображали в соотнесенности не столько с космосом их собственного, сколько с хаосом иного мира, и себя они воспринимали скорее всего как угрозу чужим, чем благодеяние своим космическим обитателям. Особенно очевидным это становится при обращении к ассирийским рельефам со сценами охоты. Видимо, никто и никогда, кроме ассирийцев, не создаст таких же выразительных изображений животных в момент, когда они сокрушены ударом охотников, в момент предсмертной агонии. Чаще всего на ассирийских рельефах встречаются смертельно раненные, делающие последнюю судорожную попытку спастись, испускающие или только что испустившие дух львы. Лев для всех народов царственное, а значит, и божественное животное. И гибнут они на рельефах во всей своей мощи и великолепии. Момент смерти застигает их в схватке, когда они полны ярости и неистовства. Чаще всего перед нами, казалось бы, необоримые сила и энергия, и все-таки они сталкиваются с еще большими силой и энергией. Она исходит от царственных охотников, от тех самых существ с ритуально оформленной прической и совсем не ритуальными в своей наглядной жизненности могучими конечностями. Но самое поразительное на рельефах, изображающих охоту, то, что всесокрушающая мощь царей в них выражена не в их фигурах, а в гибнущих зверях. Их агония и есть проявленная вовне энергия непомерно могучих царских конечностей. Издыхающая львица на рельефе из дворца Ашшурбанапала могла быть повержена только еще более могучей дланью ассирийского царя. Царя, предназначенного прежде всего к тому, чтобы мир чуждых и враждебных существ обнаружил перед нами свое бессилие и ушел в небытие или немоту покорствования.
Не менее наглядно и определенно характер царской власти и сама фигура ассирийского царя выражены в так называемых "Анналах Синаххериба". Они представляют собой датируемый 691 г. до Р.Х. текст, нанесенный на шестигранную призму. Синаххериб был одним из царей Ассирии времен ее наивысшего могущества и повелел запечатлеть в камне свои деяния.
Начинаются "Анналы" традиционным для всего Древнего Востока титулованием: "Я — Синаххериб, великий царь, могучий царь, царь обитаемого мира, царь Ассирии, царь четырех стран света, премудрый пастырь, послушный великим богам, хранитель истины, любящий справедливость, творящий добро, приходящий на помощь убогому, обращающийся ко благу, совершенный герой, могучий самец, первый из всех правителей, узда, смиряющая строптивых, испепеляющий молнией супостатов. Бог Ашшур, Великая Гора, даровал мне несравненное царствование и над всеми обитающими в чертогах возвеличивал он свое оружие. От Верхнего Моря, где закат солнца, до Нижнего Моря, где восход солнца, всех черноголовых склонил я к моим стопам, и враждебные правители устрашились боя со мной, поселения свои они покинули и, подобно совам ущелий, одиноко улетели в места неведомые"1.
В этом представлении Синаххериба перед нами предстает прежде всего "голова" и "прическа". Начинает он с перечисления своих космическо-устроитель-ных функций. К тому же, как и вавилонский царь Хаммурапи, он себя относит не собственно к богам, а к их избранникам и приближенным к ним существам. Однако уже в приведенном фрагменте "Анналов" ассирийский властитель начинает играть мышцами конечностей. Этот зачин распадается на две приблизительно равные части. В одной из них Синаххериб мирозиждитель и мироустроитель, в другой — сила, сокрушающая все неассирийские земли. Дальнейший текст практически весь посвящен именно победоносно-разрушительным деяниям царя. То, как он их представляет, практически заставляет забыть о том, что перед нами прежде всего "премудрый пастырь", "хранитель истины", "любящий справедливость". Какое там! Божественный царь оборачивается к нам своей ужасной, демонической стороной. По мере чтения "Анналов" подобное впечатление, получая очень внятные и определенные подтверждения, только усиливается. О своих повергнутых врагах Синаххериб говорит в таком роде: "людей, которые согрешили, я убил и трупы их повесил на кольях вокруг города", "города их я захватил, забрал в полон, разрушил, сокрушил, предал огню", "дымом пожаров... словно грозовой тучей, я покрыл широкий лик небес"1 и т.д. А вот самохарактеристика ассирийского владыки: "я взревел", "я взъярился", "словно ураган, грозно я зарычал", "напал на них, как наводящий ужас демон"2. Перед нами образы буйствующего хаоса, одержимости какого-то сверхчеловеческого существа, а уж никак не устрояющие мир действия божественного царя. Наивысшей выразительности текст "Анналов" достигает там, где Синаххериб описывает убийство людей, его взгляд прикован к моменту их кровавой гибели так же, как и на ассирийских рельефах. Вчитаемся в один только фрагмент: "Словно жертвенным баранам, перерезал я им горло, дорогие (им) жизни их я обрезал, как нить. Я заставил их кровь течь по обширной земле, словно воды половодья в сезон дождей. Горячие кони упряжки колесницы моей в кровь их погружались, как в реку. Колеса моей боевой колесницы, ниспровергающие скверного и злого, разбрызгивали кровь и нечистоты. Трупами бойцов их, словно травой, наполнял я землю. Я отрезал им бороды и тем обесчестил, я отрубил их руки, словно зрелые плоды огурцов, я забрал кольца, великолепные изделия из золота и серебра, что были на руках их..."3
В этом отрывке сполна присутствует захваченность ассирийского царя тем, что происходит с его жертвами. Он почти буквально упивается кровью поверженных противников. Для нас было бы естественным сравнение Синаххериба с хищным животным, напавшим из засады на беззащитное стадо, тем более что сам царь сравнивает себя со львом. Учтем только, что для древневосточного человека, как и для первобытного, мир по-прежнему имел сакральное и профанное, космическое и хаотическое измерения. Никакого устойчивого разделения живых существ на людей и животных у него не было. Особенно внятно это обстоятельство проявлено в Древнем Египте, где многие животные (быки, шакалы, кошки и т.д.) считались воплощением определенных богов. Для Египта, как и для Ассирии, образ конкретного животного прежде всего должен был быть отнесен к сакральному или профанному, космическому или хаотическому мирам. Животное в своей животности не воспринималось либо воспринималось смутно и соотносилось с человеком вовсе не как нечто отличное от него или ему противопоставленное. Какого же рода существо предстает перед нами и представляется нам в "Анналах", если самого себя оно сравнивает с разъяренным львом, ураганом и демоном? Очевидно, что оно не принадлежит к миру профанно-человеческого как такового. Для этого его деяния слишком необъятны и непомерны. С другой стороны, и к существам космическим его можно отнести еще в меньшей степени. Остается признать, что ассирийский царь — сакральное и хаотическое существо, т.е. демон. Сравнение Синаххерибом себя с демоном попадает в самую точку. Точнее о нем не скажешь.
Конечно, демонизм Синаххериба и других ассирийских царей — это не исходная данность их царственности. Изначально царь может быть помыслен только как космически устро-яющее начало в жизни собственного народа. Демонические черты начинают проявляться в нем и определять его существо в качестве царя-демона по мере разворачивания вооруженной экспансии. Представим себе, небольшая Ассирия создала до сих пор не виданное по размерам государство. Этнически ассирийское население составляло в нем незначительное меньшинство. Меньшинство своих в невообразимом мире "чужих" и чуждых, островок космоса "посреди" моря хаоса. Понятно, что "свои" могли властвовать среди "чужих", только напрягая все свои силы, а главное, всецело сосредотачиваясь на завоеваниях и удержании завоеванного. В результате ассирийцы и прежде всего их царь неизбежно должны были начать ощущать себя бичом и карающим мечом для окружающих народов, космосом, имеющим дело не с самим собой, а главным образом с хаосом, который непрерывно отрицался. Эти отрицательные в своей основе усилия войн и казней сделали из ассирийцев в первую очередь отрицающее окружающий мир начало. Сознавая себя космосом, оно действовало вовне как хаос, переставая отличать себя от него. Ассирийский же царь, как божественный для своих и демонический для чужих, почти непрерывно действуя вовне на врагов и непокорных, почти без остатка растворялся в своей внешней роли. В царе бога поглощал демон. Как видим, фигура божественного царя на Древнем Востоке, оставаясь ключевой и выражая собой нечто наиболее существенное в древневосточной культуре, вместе с тем внутренне неоднородна и вариабельна. В одних культурах царь предельно сближен с миром богов или прямо является богом, в других — его божественность означает только большую причастность божественному миру по сравнению с подданными. Различаются древневосточные цари и в аспекте кос-мичности. Наиболее космичен, несомненно, тот же египетский фараон. Сакральное и космическое начала выражены в нем с возможной полнотой и завершенностью. В этом отношении ему противостоит ассирийский царь. Нужно сказать, что его фигура на Древнем Востоке представляет собой скорее исключение, чем правило. И все-таки его появление знаменовало собой реализацию одной из возможностей, заложенных в древневосточной культуре как целом.
studfiles.net
Жречество - это... Что такое Жречество?
Жре́чество (служитель — жрец) — группа людей, занимавшаяся изучением природных явлений и отправлением культов в архаичных цивилизациях.
Жрецы почитались как посредники в общении людей с миром богов и духов. По своему значению жрецы были предшественниками учёных, юристов, врачей, философов и т. д. В мировых религиях (буддизм, христианство, ислам) преемником жречества стало духовенство. Жречество сохранилось у некоторых первобытных народов Африки, Южной Америки и Океании.
— М. Фасмер,Этимологический словарь русского языка
Возникновение
Возникновение жречества связано с развитием религии. У первобытных племён и некоторых современных народов (австралийцев-аборигенов, папуасов, ведда, огнеземельцев и других) не было специальных служителей культа; религиозно-магические обряды совершались преимущественно главами родовых групп от имени всего рода либо людьми, по личным качествам снискавшими репутацию знающих приёмы воздействия на мир духов и богов (знахари, шаманы и т. п.).
С развитием социальной дифференциацией выделяются и профессионалы-жрецы, присваивающие себе исключительное право общения с духами и богами. Закрепляется преемственность жречества, иногда путём прямой наследственности жреческого звания. Складываются особые корпорации жрецов; они обычно и по происхождению, и по положению близки к вождям, которые и сами зачастую выполняют жреческие функции (священные вожди, «цари-жрецы»), либо составляют отдельное сословие.
Жречество в древнем мире
Влияние жречества на общества древних цивилизаций было огромно. Жрецы традиционно соперничали с официальными властями в своём влиянии на людей.В Древнем Египте, Вавилонии, Иране храмовое жречество владело огромными богатствами, землёй, рабами, располагало большой политической властью. Жрецы были хранителями научных знаний. В древней и средневековой Индии жрецы-брахманы, соперничавшие со светской властью, составляли более высокую касту. Аналогичное положение занимали жрецы и в древних государствах Америки (особенно в Мексике и Перу). В Иудее VI—I вв. до н. э., когда не стало светской власти (царей), всё экономическое, политическое и идеологическое могущество сосредоточилось в руках иерусалимского жречества: это была «иерократическая» форма государства. Лишь в античной Греции и Риме жречество не играло самостоятельной роли — должности жрецов были выборными и замещались обычно гражданскими лицами, но и в этих государствах жрецы пользовались значительными преимуществами и оказывали влияние на политическую жизнь. В Китае даосскую религию возглавляли многочисленные жрецы (даосы), но конфуцианский культ всегда находился в руках светских лиц — от императора до главы рода.
Жрецы Древнего Египта как хранители традиций
Древние египтяне, согласно свидетельствам Геродота, были самым богобоязненным и религиозным народом Древнего Мира. В историографии советского периода было принято считать, что контроль жрецов негативно отражался на жизни египтян и на развитии государства. На самом же деле жрецы сыграли положительную роль в истории и культуре Древнего Египта как хранители священных традиций. Об этом свидетельствует неоспоримый факт — ни одна цивилизация Ближнего Востока не просуществовала столь длительный отрезок исторического времени, как древнеегипетская.
Изучая жречество Египта более углублённо, египтологи соглашаются, что оно играло основную роль в формировании и процветании государства, развитии духовного здоровья нации, сохранении исторических и культурных ценностей. В Древнем Египте отдельные группы жрецов выполняли конкретные обязанности, они были не только хранителями священных тайн, но и светскими администраторами. Учёба для получения жреческого сана была серьёзной и трудной. Судя по карьере верховного жреца Бакенхонса (эпохи Рамсеса Великого), обучение начиналось, когда будущему жрецу было четыре года, а заканчивалось не ранее чем к двадцати годам. Как отмечает Геродот, для древних египтян важную роль играла чистота — не только чистота души, но и тела. «Чтобы служить Богу, нужно быть чистым» — говорили во времена фараонов. Согласно традициям все служители храма были обязаны совершать четыре омовения в сутки — утром, в полдень, вечером и в полночь.
В древнем Египте была особенно популярна астрономия, которая пересекалась с астрологией, но «астрология» того времени была не «прорицательская», а аграрная и врачебная, изучавшая влияние небесных тел на самочувствие людей и Природу. Астрологические предсказания и гороскопы появились в Египте лишь в I в. до н. э.. В составлении прогнозов использовались данные из храмовых библиотек, в которых сохранялись подробные наблюдения за астрономическими явлениями за многие предшествующие годы. Геродот, в частности, отмечал наблюдательность египтян, которые смогли установить закономерности природных явлений и научились на основе этого предугадывать события, в этом не было никакой магии, но логические выводы на основе эмпирических данных.
В сознании древних египтян божественный мистицизм играл определяющую роль, а жрецы были хранителями «Божественной Силы» и могли, по их представлениям, передать её предметам — «освящать» их, а также помогали больным в исцелении. Божественная Сила, которую они получали свыше, называлась «Хека». Египтяне верили, что Божественная Сила может быть не только созидательной, но может стать и разрушительной, если люди прогневают Бога своим к нему невниманием или непослушанием. В Древнем Египте колдовство было запрещено, жрецы чётко разграничивали божественный мистицизм, основанный на кропотливом труде, священных традициях, молитве, служении Богу, — и колдовство, которым занимались любопытные миряне или изгнанники-колдуны. Обязанности «нейтрализовывать» действия чёрных магов брал на себя один из верховных жрецов, он изгонял колдовские силы из домов и местностей и восстанавливал душевные силы человека. Древние египтяне, как отмечал Геродот, были искусными медиками и самым здоровым народом Древнего Мира.
См. также
Ссылки
dic.academic.ru
Жрецы в древнем Египте Википедия
Др. Египет • Религия • Жречество
'Жречество Древнего Египта '
Период
Додинастический период, Древнее царство, Первый переходный период, Среднее царство, Второй переходный период, Новое царство, Третий переходный период, Позднее царство, Эллинистический период.
Центры культа
Гермополис, Гелиополь, Фивы, Мемфис
Молодой Сети I в образе жреца Мая
Жречество Древнего Египта. Древние египтяне жрецы — служители богов. Древние египтяне боялись гнева богов, которые, как они полагали, наблюдают за жизнью людей и подмечают хорошие и плохие поступки. Они награждают добрых и богобоязненных и наказывают дурных и невнимательных к ним людей. Если боги разгневаются, то могут наслать на человека или на всю страну беды, болезни, неурожай. Существуют разные мнения по поводу роли жрецов в жизни Древнего Египта. Так, одни считают, что контроль жрецов негативно отражался на жизни египтян и на развитии государства. По версии других — жрецы — хранители священных традиций — сыграли положительную роль в истории и культуре Древнего Египта.
В Древнем Египте отдельные группы жрецов выполняли определенные обязанности, они были не только хранителями священных тайн, но и светскими администраторами. Учеба для получения жреческого сана была серьёзной и трудной. Если судить по карьере верховного жреца Бакенхонса — эпохи Рамсеса II, обучение начиналось, когда будущему жрецу было четыре года, а заканчивалось к двадцати годам.
Жрецы высших санов удостаивались титула Ур — «высокий, возвышенный».
Например, главный врач-жрец в Саисе носил титул Ур Сену; высший жрец в Иуну[1] назывался Ур Маа — «великий провидец»; высшая жрица в Иуну носила имя Ур-т Текхент, а жрица в Бубастисе — Ур-т Ра.
Отдельной группой жрецов являлись служители Пер Нетер — «служители храма».
Заведующим имуществом храма был жрец Мер, в обязанности которого входили: учет храмового имущества, контроль за возделыванием храмовых полей, снабжение продуктами, а также подготовка всего необходимого для храмовой службы.
Особую позицию занимали жрецы Кхер Хеб — они выполняли обязанности храмовых писцов и были хранителями священных книг. Они отвечали за копирование и сохранность свитков храмовой библиотеки. Кхер Хеб также почитались как хранители слов силы[2] и их правильного произношения.
Как отмечает Геродот, для древних египтян важную роль играла чистота — не только чистота души, но и тела. «Чтобы служить Богу, нужно быть чистым» — говорили во времена фараонов. Согласно традициям все служители храма были обязаны совершать четыре омовения в сутки — утром, в полдень, вечером и в полночь.
Жрец Уаб — что переводится как «чистоплотный» отвечал за очищение храма. В период работы в храме он не мог быть женат. Уаб следил за чистотой помещений, одежды и своевременной подачей в храм воды. В обязанности Уаб так же входило окроплять входящих в храм водой.
Функции священника и проповедника выполнял Хем Нетер — «слуга Бога» или «пророк Бога». Он проводил храмовые службы и читал проповеди, напоминая верующим о религиозных заповедях и божественных законах. У Хем Нетер граждане Египта учились знанию божественного «Мекх Нетер».
В древнеегипетском храме во время храмовой молитвы звучало песнопение, называемое Каи. Молитва у египтян называлась Кекх — «обращаться к Богу», а размышления о духовном называли Уаа — «советоваться с сердцем».
Помимо жрецов посвященных служителями Пер Нетер были мирские граждане, работу которых высоко ценили жрецы. Например, Хем Анкхиу «жрецы живущих» решали при храме судебные тяжбы и давали житейские советы мирянам. Среди прислуживающих жрецам особую роль занимали Тхаи Шебет — «носители жезлов» и Ахаи-т — «носительницы систров», которые присутствовали при храмовых службах. Отдельным классом мирских служителей храма были Сау — «смотрители», которые выполняли роль храмовой охраны. Стоя на посту, они были обязаны читать священные тексты — таким образом храм охранялся не только физической силой, но и духовно.
Нес-Амун, дочь Рамсеса Великого, в образе жрицы
Египтяне очень внимательно относились к знамениям, считая, что через знамения и сновидения Бог передает людям Свою волю. Толкователем событий и небесных предзнаменований был жрец Маа — «провидец». Он носил шкуру леопарда, черные пятна на которой символизировали звёзды. Свою работу Маа начинал с молитвы. Слова жреца Маа записывал писец Хери Сешета «летописец таинств». Записи толкований хранились в библиотеке храма. Самый известный жрец Маа — Имхотеп, строитель ступенчатой пирамиды Джосера. Он был главным провидцем и носил высший титул Ур Маа.
Многие ошибочно путают деятельность жреца Маа с магическими предсказаниями. Следует отметить, что жрец «не пытался узнать то, что ещё не стало[3]». Его целью было правильно истолковать произошедшее событие, чтобы понять волю Бога, от которой зависело грядущее. Египтяне боялись нарушить Божественную Волю, так как верили, что процветание Египта и его народа заключается в богопослушании.
В Древнем Египте была популярна астрономия, которая пересекалась с астрологией, но «астрология» того времени была не «прорицательская», а аграрная и врачебная, изучавшая влияние небесных тел на самочувствие людей и природу. Астрологические предсказания и гороскопы появились в Египте лишь в I веке до н. э.
Астрономами-наблюдателями были жрецы Мер Уннут — 'распорядители часов'. А толкование движения небесных светил проводили жрецы Ами Уннут — 'толкователи часов'. Их деятельность была далека от современной астрологии, жрецам нужно было выбрать благоприятное время для посева и сбора урожая, они определяли точное время разлива Нила. При составлении прогнозов использовалось данные храмовых библиотек, в которых хранились подробные наблюдения за астрономическими явлениями прошлых лет.
Геродот отмечал наблюдательность египтян, которые смогли выявить закономерности в природных явлениях и научились на основе этого предугадывать события. В этом деле не было никакой магии, просто логические выводы на основе эмпирических данных.
Однако не следует забывать о божественном мистицизме древних египтян. Особую роль играли жрецы Ур Хеку (жрицы — Ур-т Хекау) — «обладатель священных сил». Они были хранителями Божественной Силы, и могли передать её предметам — «освятить», а также помочь больным в исцелении. Божественная Сила, которую они получали свыше, называлась — Хека. Египтяне верили, что Божественная Сила может быть не только созидательной, она может стать разрушительной, если люди прогневают Бога непослушанием.
Древние египтяне, как отметил Геродот, были искусными медиками и самым здоровым народом Древнего Мира. Однако медицина была для них не просто профессией, а священной наукой. Египтяне считали, что выздоровление больного зависит не только от врачебных умений, но и от божественной воли. Поэтому целители древнего Египта были не только врачами, но и жрецами, помимо премудростей лечения они изучали священные тексты.
Ни один Сену — жрец-врач — не смел начать лечение больного, не прочитав молитву. Египтяне верили, что исцеление — это воля Бога, поэтому, выздоровев, больной был обязан воздать Богу хвалу и принести в храм подношения. Стать врачом в Древнем Египте иногда удавалось и женщинам. Первая в истории женщина-врач — Песечет практиковала в Мемфисе в 3-м тысячелетии до н. э.
Ученые считают, что большая часть фараонов была подчинена воле жрецов и их культов. И жрецы, как умелые кукловоды, управляя мнением народа и фараона, фактически контролировали конъюнктуру во всех сферах общества.
↑ Слова Силы — священные слова, обладающие особыми возможностями, и поэтому сокрытые от мирян.
↑ Одна из заповедей египтян. Египтянам было запрещено пытаться узнать будущее, прибегать к услугам гадателей.
Литература
Альдред С. Египтяне — великие строители пирамид / Пер. с англ. М. К. Якушиной. — М.: ЗАО «Центрополиграф», 2004. — 190 с. — (Загадки Древних Цивилизаций).
Геродот. История. В 9-ти кн. / Пер. Г. А. Стратановского. — М.: ООО «Издательство АСТ», «Ладомир», 2001. — 752 с. — (Классическая мысль).
Дерош-Ноблькур К. «Жизнь на земле фараонов» Курьер ЮНЕСКО — № 10, Октябрь 1988 г.
Кларк Р. Священные традиции Древнего Египта. — М.: Изд-во Фаир-Пресс, 2002. — 448 с.: ил.
Рак И. В. Египетская мифология. — М: Изд-во Терра, 2004. — 320 с: ил.; 96 ил.
Тураев А. Б. «История Древнего Востока» — Мн.: Харвест, 2004 г. — 752с.
wikiredia.ru
Развитие Медицины в рабовладельческом обществе, в странах Древнего Востока
Количество просмотров публикации Развитие Медицины в рабовладельческом обществе, в странах Древнего Востока - 56
Царствование Александра III.
В условиях разлагающегося первобытно-общинного строя рабовладельческий строй был вполне закономерным явлением, так как он был шагом вперед по сравнению с первобытно-общинным строем. Рабовладельческий способ производства открывал более широкие возможности роста производительных сил по сравнению с первобытно-общинным строем. ʼʼТолько рабство сделало возможным в более крупном масштабе разделение труда между земледелием и промышленностью и таким путем создало условия для расцвета культуры древнего мира — для греческой культуры. Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и науки; без рабства не было бы и римского государства. А без того фундамента͵ который был заложен Грецией и Римом, не было бы и современной ЕвропыʼʼПри рабовладельческом строе население делилось на свободных и рабов. Свободные пользовались всеми гражданскими, имущественными, политическими правами (за исключением женщин). Рабы были лишены всех этих прав и не имели доступа в состав свободных. Свободные были разделены на класс крупных землевладельцев, являвшихся вместе с тем крупными рабовладельцами, и класс мелких производителей (крестьяне, ремесленники), зажиточные слои которых также пользовались рабским трудом и являлись рабовладельцами. Жрецы, игравшие большую роль в эпоху рабства, по своему положению примыкали к классу крупных земельных сообществ.Древний Восток был колыбелью человеческой культуры. Здесь ранее других мест совершился переход от первобытно-общинного строя к строю рабовладельческому. Народы и племена Востока ранее других, за 4000— 5000 лет до новой эры, вышли на арену истории и оставили наиболее Древние исторические памятники. Рабовладельческий способ производства господствовал в Месопотамии (Шумерийское государство, Вавилония, Ассирия и др.), в Египте, Индии и Китае уже в IV—II тысячелетиях до н. э. В I тысячелетии до новой эры рабовладельческий способ производства господствовал в Закавказье (государство Урарту), с VIII—VII веков до н. э. существовало сильное рабовладельческое государство в Хорезме. Культура рабовладельческих стран Древнего Востока оказала большое влияние на развитие народов европейских стран.На Древнем Востоке рабовладельческий строй развивался в своеобразных формах: длительно сохранялись пережитки родового строя, отмечалось прочное, хотя и пережиточное сохранение древней общины (сначала семейной, позднее сельской), здесь впервые общество разделилось на классы рабовладельцев и рабов, образовались своеобразные доисторические государства, где отмечалось медленное прогрессивное развитие, преобладали натуральное хозяйство и примитивная меновая торговля. Преобладающим политическим строем была деспотическая монархия с пережитками родового строя. Власть деспота оправдывалась и обосновывалась религией, царь считался воплощением бота на земле и правил в интересах рабовладельческой знати.Огромную роль в рабовладельческих странах Востока играла жреческая аристократия. Жрецы были влиятельной кастой. Сила жрецов основывалась на экономической мощи храмов, обладавших большими богатствами: землей, рабами, скотом, кораблями и т. д. Обширные хозяйства принадлежали храмам, велись на базе рабского труда.История зарождения, возникновения и развития философской, естественнонаучной и медицинской мысли в первых рабовладельческих государствах Древнего Востока — Египте, Китае, Индии, странах Передней Азии, как и дальнейшая история культуры восточных народов, раскрывает значительную плодотворную роль Востока в истории мировой культуры, науки и философии. Уже за несколько тысячелетий до нашей эры у народов Древнего Востока возникли первые ростки материалистического миропонимания и зачатки научных знаний о природе. Составляя единое целое с естественнонаучными
представлениями, эти взгляды способствовали борьбе против идеализма и религии и расчищали почву для развития науки.В эпоху рабства в классовом обществе сложились и оформились материализм и идеализм как более или менее цельные мировоззрения. Философские взгляды древних первоначально носили характер стихийно-материалистических тенденций, ведущих свое начало от наивного реализма первобытных людей.Материалистическая философская мысль Древнего Востока, рассматривавшая мир таким, каков он есть, была проникнута стремлением понять его как движущееся и развивающееся целое, вечно меняющее формы своего проявления. Материалистические направления философской мысли Древнего Востока еще не могли опереться на систему естественнонаучных знаний, которые находились тогда в зародышевом состоянии, но были тесно связаны с накопленными многолетним опытом сведениями о свойствах природных тел и явлений.Материалистические учения противопоставляли идеализму представление о материальности мира, материалистический детерминизм, доказывающий объективную закономерность всего существующего, и вселяли в людей веру в их способность познавать явления природы. Материализм признавал силу человеческого познания и был связан с первоначальными научными знаниями эпохи. Он отвечал интересам и потребностям передовых слоев рабовладельческого общества, выступавших за прогресс материального производства и культуры всей общественной жизни. Развитие материалистического мировоззрения было связано с борьбой передовых сил рабовладельческого общества, боровшихся за развитие ремесла, торговли, научных знаний против политического и экономического засилья косной рабовладельческой знати, заинтересованной в застое общественной жизни.В рабовладельческих государствах народная медицина продолжала оставаться основой врачевания. В периоде разложения первобытно-общинного строя и превращения его в классовое рабовладельческое общество функции врачевания, ранее присущие многим членам общины, преимущественно женщинам, постепенно сосредоточивались в руках более узкого круга лиц, прежде всего старейшин и жрецов. В дальнейшем занятие медициной выделилось из числа остальных профессий того времени, появился врач-профессионал. Эта новая профессия завоевала видное место в обществе и получила признание в государстве. Свою медицинскую подготовку врачи-профессионалы получали в семье. Врачебные знания передавались из поколения в поколение и дополнялись. Глава семьи передавал врачебный опыт своим сыновьям и дочерям, обучал их лечебным приемам, сообщал им секреты приготовления лекарств. Из поколения в поколение данный материал накапливался и становилось трудно удерживать его в памяти. В связи с этим после возникновения письменности появились первые записи рецептов, описаний болезней, лечебных приемов и способов приготовления лекарств. В медицине рабовладельческого периода применяли лекарственные вещества в основном растительного происхождения, реже — животного происхождения (молоко, масло, шпанские мушки) и некоторые минеральные вещества (ртуть, мышьяк).В рабовладельческих государствах Древнего Востока продолжала совершенствоваться помощь беременной женщине, установились гигиенические советы для женщин в период беременности и родов, вырабатывались приемы вмешательства при трудных родах, при неправильном по ложении плода. Врачи того времени в случаях тяжелых родов делали попытки поворота плода на ножку, кесарево сечение и эмбриотомию.Медики рабовладельческого периода знали хирургию и применяли ее в условиях мирной жизни и на поле боя, удаляли стрелы, перевязывали раны, останавливали кровотечение. На территории Ассиро-Вавилонии, Египта͵ Армении, Грузии, Азербайджана, Хорезма, Индии археологи обнаружили много хирургических инструментов, относящихся к рабовладельческому периоду (ланцеты, пинцеты, ножницы и т. п.). Во время хирургических операций употреблялись средства, снижающие болевые ощущения у пациента: опий, белена, конопля, настой из корней мандрагоры.
В течение длительного времени в рабовладельческом периоде медицинская деятельность была тесно связана с религией, культом, храмами. Этот период в истории медицины носит название жреческой (храмовой) медицины.С возникновением и развитием религии изменились представления о происхождении и природе болезней. В мифологических представлениях появились злые боги (демоны) болезней и добрые боги здоровья. Народ связывал свои представления о здоровье и болезни с явлениями природы: богом здоровья был бог солнца, бог плодородия. Для жреческой, храмовой медицины основу представлений о болезни составляли демонологические воззрения на сущность болезни: болезнь представлялась злым духом, вселившимся в тело человека и вызывающим болезненные ощущения и явления; болезнь считалась следствием гнева богов, наказанием, посланным божеством. Дифференциация общественных функций в рабовладельческом обществе повела к тому, что в мифологии появилось множество богов, ʼʼведающихʼʼ отдельными областями жизни: боги здоровья, боги — покровители медицины, боги врачей, покровители больных людей, богини-покровительницы беременных жсш.пин. Жрецы, являвшиеся часто наиболее сведущими для своего времени людьми, считали себя посредниками между людьми и богами, умеющими с помощью молитв и жертвоприношений умилостивить богов и, следуя указаниям оогов, возвращать утраченное здоровье.Медицина в рабовладельческих государствах Востока долгое время находилась в руках служителей религиозных культов, жрецов и играла роль орудия для удержания народа в страхе и для достижения корыстных целей. Жрецы стремились сосредоточить в своих руках дело врачевания, так как это являлось одним из средств эксплуатации народа я приносило храмам и их служителям жрецам большие доходы.В лечении жрецы широко применяли таинственные формы молений, жертвоприношений, сопровождавшиеся магическими действиями, гаданиями, толкованием снов, различного рода ʼʼчудесамиʼʼ, ʼʼоткровениямиʼʼ и т. п. При этом все более и более затемняя истинные причины болезней демонологическими представлениями, используя стремления больных людей получить исцеление, стремясь сохранить и расширить клиентуру храмов, наряду с мистическими и магическими формами врачевания жрецы использовали и эмпирически найденные лечебные приемы и целебные средства народной медицины. Борясь за сосредоточение в храмах врачевания и лечебной помощи, борясь и конкурируя с представителями народной эмпирической медицины, жрецы многое взяли из народной медицины, отбирали из нее лечебные средства, подмечали различия^ между ними. На известном этапе жрецы стали хранителями знаний о природе, ее наблюдателями и с появлением письменности записали народный опытв области врачевания.Выдающимся достижением культуры рабовладельческого периода народов Древнего Востока было изобретение письма. Народы Древнего Востока оставили много письменных памятников, которые вместе с археологическими материалами дают сведения о медицине народов этой эпохи.Медицина того времени в связи с этим чаще всего предстает перед нами в мистической оболочке. Для правильного понимания прошлого медицины рабовладельческого периода нужно уметь отделять объективные факты от элементов мистики.Одним из источников доходов храмов были приношения верующих. Драгоценности, статуи и другие предметы люди приносили в храмы, прося исцелить их от болезней и в память об умерших. Больные, надеясь получить исцеление, жертвовали изображение больного органа, глаза, уха, сердца, матки, конечности и т. п. Обычай приношения посвящений был особенно распространен в местах, известных древними культами, храмами, ʼʼчудотворнымиʼʼ статуями богов. Такие места массового поклонения широко использовались жрецами. Вблизи их обычно располагались храмовые мастерские, изготовлявшие предметы для посвящений, которые покупались паломниками.
