Тайна древней рукописи (Эрика Орлофф, 2011). Тайна древней рукописи орлофф эрика

Читать онлайн "Тайна древней рукописи" автора Орлофф Эрика - RuLit

— Но почему я? Почему не ты? — спросила я. Я ведь еще так мало в этом понимала. Я приносила из «Старбакса» кофе для дяди Гарри и проверяла, чтобы он был правильно приготовлен — карамельный маккиато с соевым молоком, легкой пенкой и двумя пакетиками сахара. Я делала копии документов. Отправляла электронную почту. Печатала отчеты. Я просто работала во впечатляющем месте, чтобы придать вес моему школьному аттестату — Королевский аукционный дом был легендарной конторой. Но я не была исследователем. Хотя должна сказать, перспектива охоты за сокровищами вместе с Августом значительно улучшала мои планы на лето.

— Моя задача состоит в том, чтобы понять смысл надписей этого загадочного А. Поэтому эту работу я доверяю тебе. — И он многозначительно посмотрел на меня в духе «И ты еще споришь, когда тебе предлагают провести время с Августом?!»

— Ммм, и чем конкретно мы будем заниматься?

— Если рукопись датируется несколькими веками, стало быть, она побывала не в одних руках. Помнишь, что я говорил тебе о тайнах манускриптов?

Я кивнула.

— У этой книги долгая история. И мы должны ее изучить.

Доктор Соколов взял с полки книгу.

— Смотрите, это сборник поэм Уолта Уитмена. Первое издание. — Он передал ее мне. — Откройте первую страницу. Только осторожно.

На ветхой обложке коричневого цвета золотыми буквами было выведено: «Листья травы». Корешок был твердым, а страницы оказались очень хрупкими.

— Сколько ей лет? — спросила я.

— Она была издана в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, — сказал Август. Он приблизился ко мне, когда я открыла книгу, и заглянул мне через плечо.

На титульном листе было напечатано посвящение, а внизу страницы чернилами была выведена подпись «Уолт Уитмен».

— Это его подпись? — спросила я.

Профессор Соколов улыбнулся.

— Примерная стоимость этой книги — тринадцать тысяч долларов. Но тот путь, который мы проделали, чтобы убедиться в достоверности подписи… этот путь такой же затейливый, как и состояние самой книги.

Я почувствовала легкую дрожь.

— Действительно, похоже на тайну, не правда ли? — Я закрыла книгу. — Пожалуйста, заберите ее у меня, пока я что-нибудь не порвала.

Меня исключили за неуспеваемость из балетного класса — грациозность была не самым сильным моим качеством, даже если не считать того, что вдобавок на мне было надето маленькое черное платье в стиле Одри Хепберн. Август наклонился ко мне.

— Мы доверяем тебе, — поддразнил он меня.

Дядя Гарри обратился к нам обоим:

— Вам придется распутывать клубок вековых тайн, — сказал Гарри. — Вы начнете с того, что мы знаем точно: книга попала к нам от семьи, выставившей на продажу всю коллекцию. Они наверняка получили палимпсест откуда-то еще. Нам нужно выяснить источник. И так вы начнете углубляться в историю.

Я оглянулась и обратилась к дяде:

— Я никогда такого не делала.

Я с удовольствием и дальше помогала бы ему в офисе и дома с исследованием и проверкой фактов. Посещала бы Нью-Йоркскую публичную библиотеку, где огромные каменные львы приветствовали меня, и рыскала бы там по справочному разделу, но выяснять, откуда взялся палимпсест… Я посмотрела на Августа.

— Не переживай, — сказал он. — Будет весело!

Он наклонился поближе и шепотом добавил:

— Ты и я. В поисках таинственного автора. Неплохо проведем лето, могло быть и хуже.

Профессор Соколов, улыбаясь, обратился к сыну:

— О чем вы там шепчетесь?

Август пожал плечами.

— Вторая причина, — продолжил Гарри, — почему я отправляю именно вас с Кэлли, — это то, что мы хотим сохранить все в тайне.

— В тайне? Почему?

— Кэлли, нельзя просто так объявить о находке, пока мы не поймем, с чем имеем дело. Вы двое можете найти всю необходимую информацию, не привлекая внимания к аукционному дому. Нам нужно выяснить, кто такой А. и в какую эпоху он писал.

— А почему вы так уверены, что А. — это он, — спросила я, — а не она?

— А Кэлли права, Гарри, — сказал профессор Соколов.

— Да-да. В любом случае палимпсест нельзя афишировать. Давайте не будем выдавать наших намерений. Уж не думаете ли вы, что люди обрадуются, узнав, что упустили фактически бесценную вещь. Это может быть просто опасно. Люди не так уж легко относятся к потерянному и обретенному богатству.

— Потерянное и обретенное богатство. Это все больше похоже на поиски сокровищ, — заметила я.

www.rulit.me

Тайна древней рукописи - Эрика Орлофф, скачать книгу бесплатно

Отправившись на каникулы к своему любимому дяде в Нью-Йорк, 16-летняя Кэлли надеялась, что это лето станет для нее особенным и обязательно романтичным. Поэтому когда дядя, эксперт по средневековым рукописям, предлагает ей заняться изучением истории одного манускрипта, Кэлли впадает в уныние, Но все меняется, когда она знакомится с сыном профессора по старинным рукописям Августом, а история, рассказанная в манускрипте, оказывается историей любви знаменитых Абеляра и Элоизы.

1

Надпись, словно след чьего-то призрачного дыхания на окне, тихо шепчет нам свое послание сквозь века.

— Даже у книг есть свои тайны. Ну же, поведай нам еще что-нибудь, — сказал дядя Гарри, обращаясь к рукописи. Казалось, он хотел разговорить ее. Склонившись над рассыпающимися страницами, он как истинный ученый древности внимательно изучал манускрипт.

— Тайны? — спросила я, и мой вопрос эхом отозвался в просторной зале аукционного дома. В этом здании с мраморными полами и высокими потолками даже небольшой шум превращался в мерный шелест листвы деревьев.

— Кэлли, каждый предмет, как и человек, обладает своими секретами. В том числе и книги. А моя задача — выманить их.

Он приблизил ультрафиолетовую лампу к страницам рукописи и вдруг громко выдохнул.

2

Моя мать всегда была для меня палимпсестом. Она умерла, когда мне было шесть лет, и всю свою жизнь я искала тайные послания от нее, надеясь, что она передаст мне их таким же образом, каким надписи на полях разговаривали с дядей Гарри. Это страстное желание, которое никогда меня не покидало. Иногда, когда я вижу, как кто-то из моих друзей обнимает свою маму, я чувствую острую боль в сердце. И в ту ночь я вновь сидела в одиночестве в своей комнате в квартире Гарри, поджав под себя ноги, и рассматривала старые фотографии мамы.

Моя «комната» — и здесь стоит поставить кавычки — представляла собой то, что риелторы Манхэттена именуют второй спальней, хотя, по правде говоря, она больше напоминает нишу в стене, к которой пристроили еще одну стену. Но места мне хватало, тем более что здесь дядя Гарри хранил фотографии моей мамы и здесь я надеялась обнаружить тайные послания от нее. Он был ее братом, и поэтому я постоянно задавала ему вопросы о ней. Мне всегда было интересно, похожа ли я на нее… я ведь знаю, что я не в отца.

Мы с отцом всю жизнь старались избегать друг друга — в некотором роде, нам ужасно повезло, что он практически никогда не бывает дома. Во время учебы я терпела его присутствие в нашем доме в пригороде Бостона. К счастью, он много путешествовал, так что половину времени я проводила с семьей моей подруги Софии. Или меня оставляли на попечение соседа, живущего напротив нашей квартиры. Но мое любимое время года — лето, ведь я его всегда приберегала для дяди Гарри, его друга Гейба и Нью-Йорка. Обычно мы проводили время за играми и поездками на пляж, а однажды даже съездили в Торонто.

А в этом году? О, я была особенно рада вырваться из дому. Мне грозило лето под кодовым названием «Знакомство с мачехой», поскольку мой отец уже подыскивал бриллиантовые кольца для своей новой и самой блондинистой подружки по имени Шэрон. Меня мутило от одной мысли о предстоящем празднестве.

После того как я посмотрела фотографии и поболтала в Фейсбуке с Софией, проводившей лето в спортивном лагере, я заснула, так и не выключив телевизор.

litresp.ru

Тайна древней рукописи. 2 (Эрика Орлофф, 2011)

Дотронься до звезд. Мечтай о них.

Моя мать всегда была для меня палимпсестом. Она умерла, когда мне было шесть лет, и всю свою жизнь я искала тайные послания от нее, надеясь, что она передаст мне их таким же образом, каким надписи на полях разговаривали с дядей Гарри. Это страстное желание, которое никогда меня не покидало. Иногда, когда я вижу, как кто-то из моих друзей обнимает свою маму, я чувствую острую боль в сердце. И в ту ночь я вновь сидела в одиночестве в своей комнате в квартире Гарри, поджав под себя ноги, и рассматривала старые фотографии мамы.

Моя «комната» – и здесь стоит поставить кавычки – представляла собой то, что риелторы Манхэттена именуют второй спальней, хотя, по правде говоря, она больше напоминает нишу в стене, к которой пристроили еще одну стену. Но места мне хватало, тем более что здесь дядя Гарри хранил фотографии моей мамы и здесь я надеялась обнаружить тайные послания от нее. Он был ее братом, и поэтому я постоянно задавала ему вопросы о ней. Мне всегда было интересно, похожа ли я на нее… я ведь знаю, что я не в отца.

Мы с отцом всю жизнь старались избегать друг друга – в некотором роде, нам ужасно повезло, что он практически никогда не бывает дома. Во время учебы я терпела его присутствие в нашем доме в пригороде Бостона. К счастью, он много путешествовал, так что половину времени я проводила с семьей моей подруги Софии. Или меня оставляли на попечение соседа, живущего напротив нашей квартиры. Но мое любимое время года – лето, ведь я его всегда приберегала для дяди Гарри, его друга Гейба и Нью-Йорка. Обычно мы проводили время за играми и поездками на пляж, а однажды даже съездили в Торонто.

А в этом году? О, я была особенно рада вырваться из дому. Мне грозило лето под кодовым названием «Знакомство с мачехой», поскольку мой отец уже подыскивал бриллиантовые кольца для своей новой и самой блондинистой подружки по имени Шэрон. Меня мутило от одной мысли о предстоящем празднестве.

После того как я посмотрела фотографии и поболтала в Фейсбуке с Софией, проводившей лето в спортивном лагере, я заснула, так и не выключив телевизор.

– Мммрмррмрр! – промурчала я коту дяди Гарри. Его звали Агги, сокращенно от Агамемнон. По породе он серебристый перс, и один глаз у него зеленый, а другой – желтый. Как и положено его породе, он повсюду оставляет свою шерсть. – Сейчас лето, я наконец-то могу отоспаться. И чего, спрашивается, я бодрствую?

В ответ послышалось мяуканье Агги, который стал топтаться на моем животе, пока не улегся, урча, как двигатель автомобиля. Дотянувшись до пульта, я попереключала каналы. Вставать мне было лень, но я уже настолько проснулась, что теперь заснуть точно не могла.

Минут через двадцать дядя Гарри постучал в дверь.

– Ты встала? – позвал он меня.

– К несчастью, да.

Он просунул голову в дверь.

– Что ты сегодня наденешь на работу?

Я взглянула на свой шкаф: его дверцы были широко открыты, вокруг на полу валялась одежда.

– Ммм… не знаю. Брюки с каким-нибудь свитером: у тебя в офисе так холодно. И с каких это пор ты интересуешься моим внешним видом? Я ведь только ношу тебе кофе. В общем, я еще не решила. Еще слишком рано, чтобы что-то решать.

– Как насчет этого? – И он кинул мне на кровать фирменный пакет магазина «Барни'с».

Я села в кровати и провела рукой по своим кудряшкам. Я слышала, как Гейб пел в душе очередной хит из мюзикла «Парни и куколки», в котором он играл роль заядлого спорщика Ская Мастерсона. Дядя двадцать раз ходил на это шоу и всегда сидел в первом ряду партера посерединке. Если посчитать, он потратил на это небольшое состояние, а после каждого спектакля стоял у дверей театра с желто-черной программкой в руках, чтобы получить автограф Гейба. Это был до тошноты умилительный рассказ из серии «Как мы познакомились». А остальное, как говорится, уже стало историей.

Печально, когда у твоего дяди дела на любовном фронте идут настолько хорошо, насколько у тебя они никогда не пойдут. Тот факт, что я являюсь почетным членом клуба умников, уже означает, что в моей личной жизни не хватает чего-то прекрасного. Конечно, моя бабушка до сих пор считает, что все дело в том, что дядя Гарри просто не встретил «ту самую» девушку. Но по крайней мере он теперь точно в тренде всех модных новинок.

Вытащив из пакета коробку, я сорвала подарочную упаковку и посмотрела на дядю Гарри.

– Ты шутишь?

Я вытащила из коробки сверток и развернула его. В руках у меня оказалось маленькое черное платье. Оно действительно было восхитительным. Я взглянула на ценник.

– Триста пятьдесят долларов? Ты с ума сошел!

– Нет, не сошел. Я всегда хотел купить платье в стиле Одри Хепберн из «Завтрака у Тиффани». Но мне некому было подарить его. Пока не появилась ты. Ну же, разве оно тебе не нравится?

Я ошарашенно кивнула. Наверное, это самая шикарная вещь в моем гардеробе.

– Оно потрясающее! Жаль только, что меня в нем увидят лишь твои пыльные рукописи.

– Никогда нельзя выглядеть слишком хорошо для работы с пергаментом.

Я ухмыльнулась.

– Спасибо, мне оно действительно очень нравится.

После душа я решила не выпрямлять волосы и оставить кудряшки. Прогноз погоды обещал высокую влажность, значит, не имеет никакого смысла бороться с истинной природой моих волос. Все равно заплетутся, и получится что-то среднее между кустарниками аспарагуса и стальной мочалкой.

Нанеся блеск для губ и накрасив ресницы, я надела черные балетки – я также решила, что не буду бороться с ростом в пять футов три дюйма. Но на самом деле это я обманываю себя, потому что мой рост составляет пять футов два дюйма, и еще немного добавляют волосы на голове. У меня от природы бледная кожа, вся усеянная веснушками, которые я тоже не заморачиваюсь скрывать, и глаза ярко-серого цвета. Я взглянула на книжную полку, на которой дядя расставил рамки с черно-белыми фотографиями моей мамы. Она смотрит прямо в объектив камеры и смеется, а ветер развевает ее волосы. На фотографии она одета точь-в-точь как Мадонна образца 80-х годов, и каким-то удивительным образом маме все это идет.

Хотела бы я знать, что так рассмешило ее. Дядя Гарри этого не помнит. Я на нее очень похожа – только другой цвет волос, но тот же бледный тип кожи. Увы, от солнечных лучей я тут же превращаюсь в вареного рака. Но на этом, кажется, сходство заканчивается. Потому что на каждой фотографии мама выглядит как модель, или как богемная художница, или как кто-то гламурный из жизни, похожей на сказку.

Я оглядела себя еще раз с головы до ног в зеркале шкафа в моей комнате. Я выглядела… почти что взрослой. Улыбнувшись своему отражению, я вышла в узкий коридор. Он был завешан постерами и афишами любимых мюзиклов дяди Гарри и Гейба – «Парни и куколки», «42-я улица», «Контакт», «Чикаго», «Спамалот». Завернув направо, я прошла на кухню. По меркам Манхэттена она была огромной, по бостонским – крошечной, с блестящими и сверкающими чистотой электроприборами, кленового цвета шкафчиками и кухонными столами с гранитными столешницами. Я потянулась за кофемолкой.

– Нет времени, дорогая, – сказал Гарри. – По пути забежим в «Старбакс». Нам надо идти.

Гейб подошел ко мне.

– На тебе кимоно? – спросила я, дотронувшись до шелка голубого и зеленого цветов.

– Ага.

– Здорово, можно я позаимствую его у тебя как-нибудь?

– На твоем месте я бы никогда не снимал это платье. Да за него и умереть не жалко. Ты выглядишь неподражаемо.

– Спасибо. – Я встала на мысочки и поцеловала его на прощание. – Кстати, мне сегодня понравились твои душевые песнопения.

– Ты слышала, как я пел?

– Каждую ноту.

Гарри шутливо закатил глаза.

– Святая невинность! Он же прекрасно знает, что мы слышим его.

Спустившись на лифте с сорокового этажа и заглянув в «Старбакс» (я погибну, если не выпью с утра кофе, это для меня источник жизни), мы с дядей ринулись в утреннюю толпу спешащих на работу людей – но направились не в аукционный дом.

– Куда мы идем?

– Домой к доктору Соколову.

– Я думала, он сам придет к тебе на работу, чтобы увидеть рукопись. Разве этот манускрипт не то, ради чего живут все ваши средневековые специалисты?

Гарри запрокинул голову и рассмеялся.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему?

– У него агорафобия.

Я попыталась вспомнить, что это за очередная разновидность фобии.

Гарри оглянулся и посмотрел на меня:

– Он никогда не покидает свой дом. Никогда.

– Вообще? А он работает?

– Да, пишет научные статьи, проводит исследования. Читает лекции по видеосвязи, записывает подкасты. Современные технологии дружат с такими людьми, как он. Люди приносят ему книги на дом. Ну, или в моем случае я покажу ему видео.

– Странно… Никогда не выходить на улицу. Откуда же у него еда?

– Кэлли, милая. Мы в Нью-Йорке. Здесь все можно заказать на дом.

– Ну, хорошо, но должны же быть вещи, ради которых он покидает квартиру?

– Вероятно, да. Но для таких случаев у него есть помощник.

Мы сели в желтое такси и через десять минут, едва избежав десятка ДТП, бледные и вконец укачавшиеся, уже выходили у ворот четырехэтажного особняка в Гринвич Вилладж. На другой стороне улицы деревья устремили свои ветви к небу, раскинув их над дорогой и пытаясь преодолеть бетонные заграждения. Рядом с домами были припаркованы два длинных, до блеска отполированных лимузина.

– Потрясающая улица, – сказала я, выходя из такси. – Эта часть города кажется такой тихой и укромной.

Я взглянула на дядю.

– Вон то здание – типичный дом высокооплачиваемой актрисы. Даже не могу тебе сказать, сколько раз я встречал здесь Уму Турман. О, или моего кумира Андерсона Купера. Однажды я видел, как он промчался на своем байке. – Дядя кивнул в сторону трехэтажного каменного особняка, расположившегося на другой стороне дороги. – Я думаю, там живет какой-нибудь знаменитый писатель. Так или иначе, доктор Соколов, как говорится, золотых кровей. Этот дом принадлежит его семье уже более сотни лет, еще с тех времен, когда по этой улице разъезжали экипажи. Хочешь, расскажу о невероятном факте из истории?

– Не уверена.

– Но это совершенно необходимо, когда речь идет о таком роскошном доме. Например, причина, почему он многоэтажный, коренится глубоко в истории, во временах, когда богачи могли жить лишь на верхних этажах, подальше от вони конского навоза. Это было…

– Лучше остановись на этом, – простонала я. Иногда любовь дяди Гарри к истории оказывалась слишком уж наглядна для меня.

Я оглядела улицу и задумалась, каково было бы здесь жить. На улице было спокойно и безмятежно, и мне на секунду показалось, что я попала в прошлое. Я даже услышала щебет притаившихся в деревьях птиц. Подойдя к двери дома доктора Соколова, я заметила табличку, висевшую рядом с дверным звонком. На ней значилось: «Соколов и Сыновья, эксперты по антиквариату». Дядя позвонил, и мы услышали, как по дому разнесся переливный звон колокольчика.

Натертая до блеска массивная дверь высотой в четыре метра отворилась, но вместо агорафобного престарелого эксперта по древностям я оказалась лицом к лицу с самым красивым парнем, которого я когда-либо видела. В ту же минуту я почувствовала, как заливаюсь краской.

– О, здравствуйте, Гарри, – улыбнулся он моему дяде, на его щеках показались две ямочки. Потом он посмотрел на меня, и мне показалось, что он увидел что-то сквозь меня. Или внутри. Я попятилась и натолкнулась на дядю.

– Каллиопа, познакомься с Августом Соколовым, бесценным помощником профессора Соколова и по совместительству его сыном.

– Здравствуйте! – я постаралась вновь обрести дыхание.

Последовала долгая пауза. Я успела рассмотреть Августа: у него были зеленые глаза, каштановые волосы слегка вились у ворота рубашки. Одно ухо было проколото – там красовалась серьга с символом Инь-Ян. У левого глаза был шрам, напоминавший подкову. Парень уставился на меня и, моргнув, произнес:

– Проходите, мой отец ждет вас.

Я перешагнула через порог, дядя Гарри последовал за мной. Август повел нас через облицованное мрамором фойе; пока мы шли мимо картин и настоящих (правда-правда) рыцарских доспехов, я метнула через плечо взгляд на дядю.

«Что?» – беззвучно сказал дядя Гарри с самым невинным видом.

Но я не сводила с него глаз.

Платье в стиле Одри Хепберн. Ну да, конечно. Это было слишком очевидно. Мог бы, по крайней мере, предупредить меня.

Август привел нас в огромный кабинет с пятиметровыми потолками. Стены от пола до потолка были увешаны полками с книгами. И хотя виднелись только кожаные корешки, по их потрепанному виду можно было понять, насколько они древние. Прислоненная к дальней стене лестница на колесиках была достаточно высокой и позволяла добраться до верхних полок.

За большим столом, заваленным бумагами и папками, сидел мужчина в накрахмаленной белой рубашке и измятых брюках цвета хаки. На носу у него блестела серебряная оправа очков. Он встал в ту минуту, как мы вошли. Мужчина был похож на Августа, вплоть до длинных волос и высоких скул, но только старше и чуть запачканнее: на одежде были сплошь кофейные пятна.

– Гарри! – И его лицо озарилось улыбкой. – Это правда?

Дядя кивнул.

– Я своими глазами видел слова. И Кэлли тоже. Это моя племянница. Кэлли, разреши тебе представить профессора Соколова.

– Зовите меня Питер.

Я поздоровалась и встала рядом с дядей, стараясь не смотреть на Августа. Гарри углубился в рассказ о палимпсесте, и вскоре они уже корпели над книгами. Я старалась не показывать, что мне скучно. Но если честно, после суток разговоров о скрытых надписях мне казалось, я выучила историю манускрипта наизусть.

Август подошел ко мне и, наклонившись так близко, что его дыхание обжигало мою шею, шепнул на ухо:

– Через минуту они будут настолько увлечены беседой о работе, что не заметят нашего отсутствия. Пойдем, я покажу тебе сад. Обещаю быть более интересным.

Я взглянула на дядю, который принялся в деталях описывать палимпсест профессору Соколову. Даже если бы рядом в эту секунду взорвалась бомба, он бы точно не заметил.

Кивнув, я пошла за Августом, мы пересекли холл и вышли через стеклянные двери в сад, утопающий в розах красного, желтого и нежно-фиолетового оттенков. В глубине виднелась оранжерея в виде пагоды, стекла внутри запотели от влажности. На другой стороне сада находился огромный вольер с птицами.

– Ого, – выдохнула я в восхищении.

– Лучше, чем разговоры о средневековых манускриптах, не правда ли?

– Манускрипт просто потрясающий, хотя я мало что в этом понимаю, – сказала я. – Я видела скрытую от посторонних глаз надпись.

– Мой отец от волнения не спал всю ночь.

– Сомневаюсь, что дяде Гарри тоже удалось хоть немного вздремнуть.

– А тебе? – И он с искоркой в глазах посмотрел на меня.

Неужели он флиртовал? Парни никогда так не поступают с умными девушками. Я буквально чувствовала, как прощаюсь с последними остатками мозгов. А ведь мой средний балл в школе составлял что-то вроде 4,3. Это сразит дядю Гарри наповал. Я попыталась прийти в себя, но выходило с трудом.

– Я спала прекрасно, спасибо. Не считая того, что встала в шесть утра вместо того, чтобы выспаться.

– О, я сам вампир.

– Да? – улыбнулась я. – И мне стоит тебя опасаться?

– Нет, обещаю не кусать за шею и вообще держать себя в руках. Я по ночам бодрствую, а потом все утро отсыпаюсь. Хотя сегодняшняя ночь – исключение, палимпсест и все дела…

– Ты, наверное, знаешь все о таких вещах?

– Да, но увидеть такое – настоящая редкость. Ну вот, мы опять говорим о книгах. Тебе, наверное, скучно. Давай сменим тему. Ты живешь в Нью-Йорке или гостишь тут?

– Я в гостях. Каждое лето приезжаю к дяде. А так живу с отцом в Бостоне. А ты?

– Я здесь родился, непосредственно в этом доме. Моя мама решилась на эти странные домашние роды.

– В самом деле? – Я приподняла бровь. Я была абсолютно уверена, что если когда-нибудь выйду замуж и у меня будет ребенок, то я воспользуюсь всеми услугами, какие врачи только смогут предложить.

– Да. Я родился прямо в ванной на втором этаже. В этот момент рядом с моей мамой находились две поющие подруги, акушерка по имени Хэвенли и мой бедный отец, который просто хотел, чтобы я родился в обычной больнице. Так что да, свой первый вдох я сделал в этом доме. И прожил здесь всю свою жизнь, как и мой отец. Сейчас я учусь в Нью-Йоркском университете, работаю на отца. Он надеется, что я унаследую семейный бизнес.

– Средневековых иллюминированных рукописей?

– Что-то вроде. Торговлю манускриптами, первыми изданиями и редкими книгами.

– На табличке значилось: «…и Сыновья». У тебя есть братья?

Он покачал головой.

– Мой отец и есть «и Сыновья». Они с братом унаследовали дело моего дедушки. Дядя умер десять лет назад, так что остался только мой отец. И я. «И сын». Но если честно, я хочу стать писателем. Создавать новые книги, а не собирать старые.

– Но ты же работаешь его помощником.

Он кивнул.

– Пока да, но я еще не определился. Я люблю старые книги. Но не так, как он. У моего отца есть рукописи. А моя страсть – в этом, – сказал Август, скрестив руки на груди, и улыбнулся, глядя на сад. – Вот тут я пишу, – добавил он и указал на деревянный стол, на котором стоял макбук.

– Здесь прекрасно. Ты сам ухаживаешь за садом? Сажаешь растения и придумываешь ландшафт?

– Что-то вроде того. Моя бабушка занималась садом, но потом многие годы он был никому не нужен. Так что я всего лишь возвращаю его к жизни. Мне нравится работать на воздухе. Мой отец не покидает пределы дома, так что я устроил здесь что-то типа собственной комнаты отдыха. Прямо тут.

Я подошла к вольеру. Оперения птиц были такими же пестрыми, как и оттенки роз.

– Они великолепны. А что это за птицы?

Казалось, птицы не поют, а тихо посмеиваются. Одна села на ветку рядом со мной. Ее перья были цвета изумруда, бирюзы и рубинов.

– Эта Гульдова амадина, – сказал Август. – Из Австралии.

– А те? – Я указала на коричневых птиц. На вид они не были такими экзотичными.

Он негромко ответил:

– Амадины не очень хорошие родители. И тогда социально активные зяблики приходят им на помощь и растят птенцов. Они что-то типа нянь для амадинов.

– Как мне это знакомо. У меня была няня, пока я не перешла в среднюю школу.

Август взглянул на меня.

– Тогда палимпсест не единственное, что нас объединяет. Моя амадиновая мать улетела из гнезда, когда мне было десять лет. Родители тогда развелись.

– А где она теперь?

– В Калифорнии. Она не смогла смириться со странностями отца. Или с тяжкой ношей материнства. С нее хватило домашних родов, она хотела найти себя, – последние слова он произнес с иронией.

– Твой отец… он доставляет тебе хлопоты? – Я замерла. Я совсем не хотела выглядеть надоедливой. Но никогда не выходить из дома…

Он покачал головой.

– Он восхитителен, понимаешь. И он такой, какой есть. Думаю, я знаю его только с этой стороны. Поэтому не требую от него ничего другого. А что произошло с твоей семьей?

Я кивнула и указала на птицу с лазурным воротником:

– Тогда амадином у меня можно назвать отца. Моя мать… она умерла, еще когда я ходила в детский садик. Поэтому вместо нее у меня дядя Гарри, он похож на нее. – И я указала на птицу, чистившую клювом птенца. – Именно он заботится обо мне. Даже когда я в Бостоне, мы созваниваемся почти каждый день. Летаем или ездим на поезде друг к другу раз в две недели. А когда у меня получается, я приезжаю на выходные.

Я смотрела, как птицы перелетают из гнезда в гнездо.

– Здесь мне нравится больше, чем сидеть в офисе и изучать манускрипты. Дядя… Ты бы видел его лицо, когда он обнаружил буквы на полях.

– Если это действительно палимпсест, тогда это находка всей жизни. Сложно их винить за такую реакцию.

Я улыбнулась.

– Нет, конечно нет. Не думаю, что хоть что-нибудь может сравниться с такими переживаниями. Как будто мы нашли сундук с сокровищами.

– Так и есть. За это я люблю работу в «Соколов и Сыновья». Загадки и вопросы. Кто владел книгами, какая у них судьба. Момент, когда натыкаешься на редкое первое издание… В каждой книге заключена своя история. История, рассказанная на страницах книги, и история самой книги. Книги напоминают мне моего отца. Чтобы понять его, нужно войти в его мир. Чтобы понять книгу, нужно погрузиться в нее.

Я услышала всплеск за спиной и обернулась.

– О, кто-то проголодался.

– Что?

– Иди сюда. – Август подвел меня к огромной бочке, к которой был приделан небольшой водопад. – Мой пруд карпов кои. В стиле Манхэттена.

Огромные золотые пятнистые рыбы лениво плавали, периодически взмахивая хвостом и меняя направление. Я коснулась ладонью холодной воды.

– Если бы у меня был такой сад, я бы никогда из него не уходила. Не могу поверить, что твой отец не выходит сюда подышать.

– Иногда он наблюдает за садом из окна. Он гордится мною и тем, что я сделал здесь.

Одна рыба поплыла к поверхности и вытянула губы, как будто поцеловав воздух.

– Это Дзен. Его можно кормить с рук. Кажется, он и поднял шум. Держи. – Август открыл пластмассовую банку и высыпал мне на руку горсть корма для рыбок. Я взяла кусочек и поднесла руку к воде. Дзен стремглав подплыл ко мне, поцеловал мои пальцы и забрал еду. На секунду я забыла, что нахожусь в Манхэттене, в городе, который я обожаю, который никогда не спит и всегда находится в движении.

– Я бы тут и спала. Здесь так спокойно.

– А я иногда так и делаю. – И Август указал на гамак. – Хочешь вздремнуть? – шутливо спросил он.

Я покраснела.

– Ну, я только что из «Старбакса». Так что после кофе сон пропал. – Я прикусила губу. Спокойно, Кэлли, спокойно. Чтобы сменить тему, я сказала: – Ты очень похож на отца.

– Да, знаю.

– А с чего у твоего отца все началось? – Еще не договорив, я уже почувствовала себя неудобно. Может быть, он не любит говорить об этом. – Прости. Я лишь имела в виду страх выходить на улицу.

– Ничего, все в порядке. Мило, что ты спрашиваешь об этом. Ну, я думаю, это началось с того, что однажды на него нашел приступ паники. Прямо посреди парка Вашингтон-сквер. Ни с того ни с сего. Потом это произошло, когда мы сидели в пиццерии в конце улицы. Так повторилось несколько раз. Однажды прямо посредине лекции. Единственное место, где ему было спокойно, – это дома среди книг. Так он стал сначала сторониться парка, потом аудиторий, ресторанчиков, и потихоньку его мир уменьшался. Сейчас отец стал похож на моих птиц: запертый в собственном мире, но в какой-то мере счастливый. Ему нравится такой образ жизни.

– И ему никогда не хотелось выйти отсюда и вдохнуть запах цветов?

Август покачал головой.

– Нет, он привык к своей жизни. Он обожает запах старинных книг, своеобразный парфюм «О де антик».

Я засмеялась.

– Но здесь идеально. В квартире дяди есть балкон, на нем стоит один несчастный горшок с хилым растеньицем, которое мы все дружно забываем поливать. А когда я вспоминаю, тут же заливаю его литром воды. Как-то так. Но здесь…

– Если захочешь прийти полежать в гамаке, пожалуйста, буду рад тебя видеть. Обещаю, больше ни слова о старинных книгах.

– Спасибо, возможно, я воспользуюсь твоим приглашением.

– Есть еще кое-что, что я хотел бы тебе показать.

Он повел меня в оранжерею. Я открыла дверь, и облако влажного воздуха, словно мокрый поцелуй, окутало меня. Пригнувшись, мы перешагнули через порог. Внутри мерно гудел вентилятор, противоположная дверь была наглухо забита, так что в оранжерее было настолько душно, что несколько капелек воды упали на меня с потолка. Пагода была крошечной, и мы стояли почти вплотную друг к другу.

– Вот здесь цветут мои орхидеи, – шепнул он, наши плечи почти соприкасались. Воздух был наполнен ароматом цветов, к которому примешивался еще и запах самого Августа. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга. Я первой отвела взгляд.

– Ну, – сказал он, – пойдем посмотрим, что там задумали дядя Гарри и мой отец.

Мы вышли из теплицы. На улице, несмотря на лето, после пагоды казалось прохладно. Август повел меня домой. Я охотно покидала сад с птицами и рыбками. Охотно уходила оттуда, где мы были наедине.

kartaslov.ru

Тайна древней рукописи. 4 (Эрика Орлофф, 2011)

Любовь начинается с тайны?

На следующее утро в девять часов я сидела в офисе аукционного дома и пила уже вторую чашку кофе (и что бы я делала без кофеина?), когда в помещение вошел Август. На нем были рубашка и модные джинсы. На входе он помахал нам с дядей рукой, и в ту секунду все внутри меня перевернулось.

– Так это она? – И он указал на рукопись, уже надежно спрятанную под стекло.

Я кивнула. Он наклонился к ней, чтобы поближе рассмотреть манускрипт.

– Вы осмотрели книгу еще раз, более внимательно? Что за человек этот А.?

– Не знаю, – сказал дядя. – Романтик. Кажется, увлечен звездами и солнцем.

– Мне все больше нравится этот тип. Я сам люблю солнце и звезды, – сказал Август, взглянув на меня.

Я включила ультрафиолетовую лампу.

– Сам посмотри на слова.

Когда он выдохнул, защитное стекло, отделявшее рукопись от окружающего мира, слегка запотело. Я заметила, как в свете лампы его зрачки расширились от удивления. Слова были едва видны и приобрели светло-голубой оттенок.

Я обратила его внимание на надпись:

– На той странице есть фраза об одиннадцати звездах, солнце и склоняющейся луне.

Он лукаво улыбнулся.

– Ну, тогда он больше, чем простой любитель звезд. Наш А. библеист.

– Как ты это узнал? – спросила я.

– Это цитата из Книги Бытия.

– Любопытно, – сказал дядя. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо: – Жаль только, что он такой неразговорчивый.

– Помолчи, – едва слышно проговорила я в ответ.

Дядя Гарри поднялся.

– Ну, дети, я связался с Джеймсом Роузом, именно его коллекцию мы выставляем на аукцион. Вам назначена встреча у него дома в десять тридцать. – Гарри вручил мне записку с адресом. – И помните, мы не хотим предавать все огласке. Еще рано. Попробуйте разговорить его о прошлом коллекции. Можете сказать, что мы предполагаем, что одна или две книги могут быть очень редкими. В частности эта. Посмотрите, к чему эта цепочка приведет. Его отец мог приобрести рукопись, не догадываясь об ее ценности, или достать ее нелегальным путем. Антикварные вещи иногда так и перекочевывают из одной частной коллекции в другую. А порой книга проходит не совсем чистый путь.

– Ты хочешь сказать, люди крадут ценные книги? – спросила я.

Гарри энергично покачал головой:

– Одного весьма пронырливого и коварного вора даже окрестили Расхитителем гробниц.

– Не может быть! Ты шутишь, – смеясь, ответила я.

– Вовсе нет. Это очень замкнутый мир. Посуди сама, кто читает и собирает эти манускрипты? Музеи, аукционные дома, библиотеки и… коллекционеры. И люди, которые коллекционируют манускрипты, зачастую навязчивы и одержимы желанием обладать. Я знаю одну даму – не буду называть имя, но она каждую неделю появляется на страницах светской хроники, – которая бредит романом «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Она готова заплатить любую цену за первое издание – у нее уже есть семь экземпляров, насколько я знаю. Я думаю, что люди, которые собирают подобные коллекции, зачастую охотятся за чувствами. Пытаются обрести таким образом спокойствие.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Люди, которые любят книги и собирают такого рода издания, часто пытаются как будто возродить те чувства, которые эти книги пробудили в них. Вот, например, та дама из светской хроники. Я подозреваю, что «Маленькие женщины» в свое время, когда она училась в пансионе, были для нее утешением в одиночестве, а сейчас у нее есть деньги, чтобы покупать книги. И многие коллекционеры не остановятся ни перед чем. Поэтому и весь пройденный этими книгами путь не всегда представляет собой прямую. А зачастую он и вовсе нелегален.

– Я уже чувствую себя шпионкой. Эта бумажка с адресом самоуничтожится через десять секунд? – спросила я, протягивая зажатую в руке записку.

– Она – нет, а ты – да, если не поторопишься. Кстати, я слышал, что у вас, Август, практически фотографическая память? Постарайтесь запомнить каждое его слово и не делайте записей.

– Почему?

– Люди начинают нервничать и сдерживать себя, когда видят, что за ними записывают. Они боятся, что все, что они скажут, обернется против них.

– Хорошо, пойдем, Август.

Но он не двинулся с места и еще больше склонился над манускриптом.

– Август!

– Извините, но, кажется, А. был одинок… Такое чувство, что мы с ним хорошо знакомы.

– Вот опять! – Я скрестила руки на груди. – Неужели А. не может быть девушкой?

Август снова взглянул на манускрипт.

– Не думаю. Судя по почерку… я все-таки склонен считать, что это мужчина.

Я закатила глаза.

– Да брось ты! Как ты можешь узнать по почерку, кому он принадлежит?

Август усмехнулся так, что у него на щеках показались ямочки:

– Ладно, пусть А. остается пока просто А., ни мужчиной, ни женщиной. До тех пор, пока мы точно не узнаем.

– Спасибо. – Я улыбнулась ему в ответ.

– Что ж, – вмешался дядя Гарри, – было бы неплохо установить его личность. Тогда мы смогли бы проследить все перипетии палимпсеста. Возможно, его судьба окажется еще более невероятной и тем более ценной. Ну, вперед на поиски!

Мы вышли из офиса на улицу.

– Квартира Роуза находится всего в паре километров отсюда, – сказала я. – Прогуляемся?

Август кивнул, и мы пошли пешком.

– И почему ты не вернулась ночью в сад? – спросил он.

– А это предполагалось? – удивленно ответила я.

– Я думал, мой намек на гамак был достаточно прозрачным. – Он улыбнулся. – Я сегодня там спал. Думал, ты появишься.

– Но… – Я еще никогда не встречала таких откровенных парней, и мне это начинало нравиться.

– Недостаточно явное приглашение?

– Возможно. – Я приняла притворно обиженный вид, слегка выпятив нижнюю губу.

– Не делай так больше, иначе в следующий раз мне придется достать тебе луну, солнце, мир и все, что захочешь.

Моей нервной системе досталось по полной. С одной стороны, я готова была смотреть на него вечно, с другой – убежать куда-нибудь подальше. Когда он улыбался, он походил на мальчишку. Когда же говорил с серьезным видом, Август выглядел как молодой профессор, задумчивый и очень мудрый. В любом случае он был прекрасен.

Мы зашагали в ногу.

– Итак, Каллиопа. Ты перешла в выпускной класс? – спросил он меня.

– Да.

– И куда будешь поступать?

– Ну, это еще не решено.

– Почему?

Я пожала плечами.

– Отец хочет, чтобы я пошла по его стопам – в Гарвард на юридический. Унаследовала бы фирму и за деньги «умывала» людей в судебном зале.

– А чего хочешь ты?

– Хочу изучать английскую литературу или философию, но, по мнению отца, любой из этих предметов с практической точки зрения является абсолютно бессмысленным. Вообще я готова учиться где угодно, только не на юридическом.

– Ты с ним уже об этом говорила?

– Его ни в чем нельзя убедить. Еще никому этого не удавалось. Ты можешь говорить сколько угодно, но он остается глух, как бочка, как будто ничего и не было. Большую часть времени, когда я разговариваю с ним, я чувствую себя так, как будто подаю ходатайство судье.

Мне не очень нравилось то русло, какое принял наш разговор, и я хотела сменить тему. Видимо, Август понял мои чувства и сказал:

– Мой отец хочет, чтобы я поступил на отделение истории Средних веков. Но он вроде бы понимает, что я бы с большим удовольствием остался в саду и писал книги. Забавно, – добавил он и засунул руки в карманы, – в Нью-Йоркском университете учатся подростки из самых разных семей, и я иногда ловлю себя на мысли, что должен был бы позавидовать некоторым из них. Нормальным семьям. Тем, кто может вместе пойти куда-нибудь. Но нет, я никогда не испытывал такого чувства. Мой отец позволит мне стать тем, кем я сам захочу.

Он рассмеялся.

– Что?

– Ну, представь, даже в старших классах, что бы он сделал, если бы я вдруг его не послушался? Лишил бы меня карманных денег? Даже если бы я ушел из дома, сомневаюсь, что он побежал бы за мной.

– Ты так поступал?

Он покачал головой.

– Не мой стиль. Мы с отцом нашли общий язык.

Мы прошли мимо огромных витрин модного магазина, нескольких галерей, булочных, кулинарий. В конце концов мы дошли до светлого здания, в котором как раз и жил Джеймс Роуз.

– Ну вот, мы пришли. Входим в пасть ко льву, – прошептал Август.

Такая перспектива была мало обнадеживающей, но оттого не менее манящей. В духе Августа.

– Почему ты так думаешь?

– Это не первая моя охота за сокровищами. Представь себе Индиану Джонса, но только более решительного. Перепродажи частных коллекций часто таят сомнительное происхождение артефактов.

– Имеешь в виду, откуда они его взяли?

Он кивнул.

– В особенности если экспонат должен быть в музее, а не в частных руках.

Швейцар в темно-синей ливрее с золотой оторочкой на карманах, плечах и лацкане открыл стеклянную дверь. Выслушав нас, консьерж за мраморным столом набрал номер телефона и сказал:

– Передайте господину Роузу, что его здесь ожидают два посетителя – господин Соколов и госпожа Мартин. Хорошо.

Он положил трубку.

– Вам надо подняться в пентхаус, – сказал он и указал в сторону лифта.

– А где лестница? – спросил Август.

Я уставилась на него.

Консьерж тоже удивленно посмотрел на него:

– Господин Роуз живет на сорок пятом этаже.

– Замечательно.

У меня буквально отвалилась челюсть.

Швейцар указал на самую дальнюю дверь, рядом с которой значилась табличка «Лестница». Август невозмутимо направился к двери, и я последовала за ним. Он уже успел одолеть почти весь первый пролет, когда я, слегка задыхаясь, спросила:

– Есть веская причина, почему мы должны взбираться пешком на сорок пятый этаж?

– Я боюсь лифтов.

Он сказал это как само собой разумеющееся, но по пути наверх я все думала, не с приветом ли он или, может, он унаследовал крупицу отцовской болезни. Я тоже не в восторге от лифтов. Иногда мне кажется, что когда они резко останавливаются на этаже и пассажиры при этом подпрыгивают, это может порвать кабель или карабин, отправив всех вниз на верную и эффектную смерть. А порой я боюсь, что произойдет, если отключится электричество, как это было прошлым летом. Помнится, тогда много людей оказались запертыми в лифтах и вагонах метро. Но если выбирать между сороками пятью пролетами и оборванным кабелем, я все-таки отдам предпочтение лифту.

Где-то на двадцать пятом этаже я остановилась, пытаясь не сбить дыхание.

– Я… я, – задыхаясь, проговорила я, – я не смогу говорить, когда мы доберемся до квартиры.

– Я возьму это на себя.

Удивительно, но он даже не запыхался. Посмотрев на мой весьма печальный вид, он только пожал плечами:

– Я все время так хожу.

В конце концов вся взмокшая, ловя воздух ртом, почти не чувствуя ног, я вскарабкалась на последний этаж. Если бы Август не был таким классным, я бы убила его на месте.

Он терпеливо ждал, пока я приду в себя. Мы прошли через пустой облицованный мрамором холл. На этаже было только две квартиры. Апартаменты Джеймса значились под табличкой 45А. Август постучал, и дверь нам открыл дворецкий – по крайней мере, я так решила – в безукоризненно чистой и выглаженной униформе. Это был пожилой господин, и пока он вел нас в гостиную, я прошептала Августу:

– Он так похож на бэтменовского Альфреда.

Квартира по своим размерам была больше даже клуба для боулинга. Все окна – каждое в пол – выходили на Центральный парк. Яркий солнечный свет заливал все пространство.

Но убранство апартаментов выглядело достаточно мрачно. Многочисленные бронзовые скульптуры вырывались из пола, словно инопланетные существа из фильмов ужасов, выбирающиеся из тел своих жертв. Мебели в гостиной было немного: посередине стоял белый диван и такое же кресло. Температура была бы комфортной для белых медведей, но, учитывая мой весьма непростой путь сюда, я была этому очень даже рада.

Джеймс Роуз вошел из другой двери. Видимо, где-то в глубине души я уже успела составить представление о человеке, который мог бы владеть такой квартирой. И в моем воображении это был Брюс Уэйн.

Вместо этого мы получили пингвина. Невысокого коренастого мужчину с птичьими чертами лица.

– Привет! – сказал он. Мы подумали, он обращается к нам, но потом заметили у него в ухе гарнитуру. Очевидно, полностью завладеть его вниманием нам не светило. Он едва удостоил нас взглядом.

– Господин Роуз, – начал Август, – в данный момент эксперты аукционного дома оценивают стоимость вашей коллекции. Надо заметить, она весьма впечатляющая. И мы подумали, может, ваш отец оставил какую-либо информацию о средневековой рукописи? Той, что с плотными страницами, о Часослове?

– Подожди немного, – сказал он в гарнитуру. – Я ничего не знаю об этой книге. По правде говоря, о коллекции я тоже ничего не знаю. Как и мой отец.

Я чуть покачала головой.

– Но он же…

Джеймс поднял руку, прерывая меня.

– Нет, на самом деле коллекцией занималась моя мать. Это было ее увлечением. Когда они развелись, при разделе имущества коллекция досталась отцу. Так что о книгах я ничего не знаю, я собираю скульптуры двадцатого века. Занимаюсь семейным бизнесом. И меня в данный момент интересует только прибыль от продажи коллекции. Так что ничем не могу вам помочь.

– А мы можем поговорить с вашей матушкой?

– Конечно, если найдете ее. Мы не поддерживаем отношения друг с другом. И я не знаю, где она живет.

Мы с Августом обменялись взглядами. Он сказал:

– Спасибо за уделенное время, господин Роуз. Если вы вспомните еще что-нибудь, вот визитка аукционного дома. Свяжитесь, пожалуйста, с этим человеком. – Он дал ему визитку из плотного картона цвета слоновой кости, на которой золотыми буквами было выведено имя дяди Гарри.

– Да-да, конечно. Мне нужно ответить на этот звонок.

И он отвернулся, даже не удосужившись попрощаться с нами.

– Что ж, зря потеряли время, – сказала я Августу. – Конечно, головокружительный подъем на сорок пять этажей был очень полезен, но владелец нам так ничего и не сказал.

– Ну, не совсем уж ничего. – Август подсел ко мне. Мое сердце яростно забилось, как будто я только что опять поднялась по лестнице. И как может человек, которого я только вчера увидела, так воздействовать на меня? – Коллекция была во владении его матери. Если она такой же коллекционер, каких я встречал, то она точно знает все детали, связанные с каждой книгой. Кто-то заботился о коллекции.

– И где нам ее искать?

Альфред – дворецкий вовсе не Бэтмена, как выяснилось, – вернулся, чтобы проводить нас до двери.

– Не знаю, – сказал Август. – Но где-то же она живет, верно? Она же не просто исчезла. Мы найдем ее и продолжим собирать наш пазл.

Альфред закрыл за нами дверь, и мы начали наш долгий спуск вниз по лестнице. После такого марафона я с трудом держалась на ногах.

– Август?

– Да?

– Ты когда-нибудь пользуешься лифтом?

– Не-а.

Я вздохнула. Мы продолжили спускаться. На лестнице было душно и пахло цементом. Наконец мы достигли выхода в холл. Когда мы открыли дверь, дворецкий Джеймса Роуза уже стоял внизу с мусорным мешком.

– Вот, – прошептал он и вложил бумажку в мою руку. – Я сказал ему, что пошел вынести мусор.

Я развернула записку и прочитала:

МИРИАМ РОУЗ

Шор Холлоу Лэйн, 448

Нью-Йорк

– Спасибо, – с благодарностью ответила я.

– Миссис Роуз – самая благородная дама из всех, кого я знаю. Я работал у нее двадцать лет. Ее муж был ужасным человеком… Сын не лучше. Для нее продажа рукописи стала бы страшным ударом, ведь она значила для нее так много. Сообщите ей, что манускрипт выставили на продажу.

– Мы обязательно так и сделаем.

– Спасибо. Мне лучше поспешить, пока он ничего не заподозрил.

– Только один вопрос! – сказал Август.

– Да?

– Он действительно не знает, где она?

– Разумеется, знает. Просто не хочет, чтобы вы тревожили ее насчет коллекции.

– Спасибо еще раз.

Оставшись с Августом наедине, я спросила:

– Зачем ты задал этот вопрос?

– Это доказывает, что он, по крайней мере, понимает, как ценна коллекция. Это не просто стопка страниц. И я уверен, он еще до нашего прихода знал, что рукопись – не простой Часослов. Этой книге место в музее, а не взаперти, где о ней никто не заботится.

– Бедный А., – прошептала я.

– Почему ты так говоришь?

– Его тайны скрыты от посторонних глаз. Думаю, А. хотел сообщить что-то. Хотел рассказать нам о чем-то. Хотел, чтобы мир узнал об этом. Что бы это ни было, мы должны это выяснить. Кто-то же должен узнать об А.

– Ты сказала «он».

Я рассмеялась.

– Или она.

Но чем дольше я думала об этом, тем больше была уверена в том, что А. был мужчиной. Швейцар распахнул перед нами дверь, и мы вновь оказались на залитой солнечным светом улице.

– Нам незачем торопиться в аукционный дом. Хочешь пройтись по Центральному парку и перекусить? – спросил Август.

– Конечно, – ответила я.

Мы двинулись по направлению к парку. Солнце уже достаточно сильно припекало. Когда мы вошли через главные ворота рядом с Музеем естественной истории, мы попали под сень деревьев.

– Хочешь хот-дог? – спросил Август, указывая на лоток, расположившийся под голубым в полоску зонтом.

– Думаю, я пожалею об этом, но давай.

Август заказал два хот-дога и две колы.

– Пойдем к Черепашьему пруду?

– Не припомню, чтобы я там когда-либо была.

– Тогда пошли. – Мы взяли еду и свернули на дорожку. – Черепаший пруд – просто потрясающее место, там всегда тихо и спокойно. Ни громкой музыки, ни магнитофонов, ни скейтеров. Только черепахи.

Мы прогулялись до пруда. За исключением возвышающихся где-то вдалеке небоскребов, ничто больше не напоминало о Манхэттене. Мы отыскали плоский камень и уселись на него. Я тут же скинула сандалии и вытянула ноги.

Август снял кроссовки, допивая на ходу колу и доедая хот-дог. Как только мы присели, из воды показалась черепаха. Она стала взбираться на берег.

– Может, тебе завести черепаху в саду? – предложила я.

– Я подумывал об этом, – ответил он, смеясь, – но маленькие черепашки живут в среднем шестьдесят – семьдесят лет. Все-таки это серьезное обязательство. Придется менять табличку у двери на «Соколов и Сыновья, и Черепаха».

Присевшая рядом с моей ногой бабочка вновь взлетела и пролетела в миллиметре от моей щеки.

Август внимательно посмотрел на меня, и на секунду наши глаза встретились. Он был так красив, и что-то в его взгляде по-прежнему заставляло меня краснеть. Я молилась, чтобы яркие солнечные лучи уже превратили мое лицо в помидор, так что он ничего не смог бы заметить.

Он улегся на спину и принялся изучать небо и облака.

– Я вижу верблюда.

Я посмотрела наверх, что было лучше, чем смущенно разглядывать его.

– О да, нашла. А вон там херувим.

– Ага. Посмотри сюда! – И он указал пальцем. – Как ты думаешь, на что оно похоже?

Я оперлась на локти и внимательно рассматривала облако.

– Не знаю.

– Это же палимпсест.

Я игриво ударила его по руке.

– Ну конечно!

– А что? А. попытался нам что-то поведать.

– Ага, ну да.

– А. говорит: «Найдите меня!»

Я выпрямилась и обхватила руками колени, уткнувшись в них подбородком.

– Теперь вижу, – ответила я, подыгрывая ему. – Смотри, облако меняется, теперь похоже на вопросительный знак. А. говорит: «Раскройте тайну!»

– Вот это уже правильный настрой, Кэлли. Ты ведь понимаешь, что не сможешь вернуться в Бостон, пока мы все не узнаем.

– Тогда в нашем распоряжении только восемь недель.

«Восемь недель», – повторила я уже про себя. И я вернусь в реальность, в Бостон. Если что-то все-таки выйдет из этой затеи, это будет грандиозное лето. Я так и слышала, как отец повторяет мне, словно мантру: «Каллиопа, будь разумной. Каллиопа, будь практичной. Каллиопа, всегда думай о цели».

– А что, если нам не хватит восьми недель?

– Ну, больше у меня в запасе нет.

Я должна была смириться с действительностью. Восемь недель.

– Что ж, нам лучше поторопиться, – сказал Август, вставая, и протянул мне руку. Я вновь немного смутилась.

Надев сандалии, я запрокинула голову в поисках облака. Оно вновь превратилось в пушистую вату и уже ни на что не походило.

kartaslov.ru

Тайна древней рукописи. 1 (Эрика Орлофф, 2011)

Видел я еще другой сон…

Надпись, словно след чьего-то призрачного дыхания на окне, тихо шепчет нам свое послание сквозь века.

– Даже у книг есть свои тайны. Ну же, поведай нам еще что-нибудь, – сказал дядя Гарри, обращаясь к рукописи. Казалось, он хотел разговорить ее. Склонившись над рассыпающимися страницами, он как истинный ученый древности внимательно изучал манускрипт.

– Тайны? – спросила я, и мой вопрос эхом отозвался в просторной зале аукционного дома. В этом здании с мраморными полами и высокими потолками даже небольшой шум превращался в мерный шелест листвы деревьев.

– Кэлли, каждый предмет, как и человек, обладает своими секретами. В том числе и книги. А моя задача – выманить их.

Он приблизил ультрафиолетовую лампу к страницам рукописи и вдруг громко выдохнул.

– Что там? – прошептала я, заглядывая ему через плечо. Я почувствовала, как мурашки побежали у меня по спине.

Он указал пальцем:

– Взгляни на поля!

В голубоватом свете лампы я едва различила тонкую паутину неразборчивых и как будто даже неземных слов.

– Кажется, строки манускрипта писали уже поверх этой надписи, – тихо сказала я и прищурилась, чтобы получше разглядеть находку.

Я знала, что дядя Гарри, работая в Королевском аукционном доме Манхэттена в качестве эксперта по средневековым иллюминированным рукописям, жил этими древними трудами монахов. В шелесте их страниц слышались старинные предания. Он мог бесконечно рассказывать о них за завтраком и ужином. Он читал о них. Он изучал их. И что бы ни было написано на полях, это было претворением дядиной мечты в жизнь.

– Знаешь, что это такое? Это палимпсест!

– Палимп… что?

В ответ он широко улыбнулся, и на щеках тут же появились ямочки, а лазоревые глаза засветились счастьем. Дядя Гарри был высоким мужчиной ростом в шесть футов, и в его светлых волосах уже появились первые серебряные пряди. Он самый умный человек из всех, кого я знаю. У него потрясающая фотографическая память и энциклопедические познания в истории. Но мне с ним никогда не бывает скучно: кажется, история оживает в его устах.

– Палимпсест! Тысячу лет назад бумага еще была редкостью. Люди писали на пергаменте или велене, то есть на кусках кожи животных. Когда сама книга или ее часть была больше не нужна, они смывали надпись смесью из овсяных отрубей, размоченных в молоке, или просто стирали пемзой. И страницы снова можно было использовать, ведь надписи исчезали. Люди полагали, что бесследно.

Я стала внимательно рассматривать едва заметную в свете лампы закорючку, похожую на росчерк пера.

– Так я, стало быть, вижу надпись, которой тысяча лет? И ее кто-то хотел скрыть? Может, это тайное послание? – спросила я дядю.

Он кивнул.

– Иногда фортуна улыбается нам. Звезды сходятся, и судьба преподносит нам подарок… в виде такого чуда. Оно бесценно. Обычно время и природа уничтожают все следы.

Я снова посмотрела на манускрипт. Черные строчки были выведены отточенной рукой, они были настолько ровными, что каждая представляла собой произведение искусства. Ни одна буква не выбивалась из строя, не было ни одной кляксы – само совершенство. Наверху страницы красовалась золотая миниатюра, которую время обошло стороной. Рыцарь и дама были раскрашены в темно-голубые и зеленые оттенки, яркие, как перья павлина.

– Какая красота! – сказала я.

– Но что делает эту вещь особенной, так это надпись. Все тайны становятся явными, Кэлли. Это правда. Следы остаются всегда, даже тысячу лет спустя.

– А тот, кто выставил рукопись на аукцион, знает, что это палимпсест?

Дядя Гарри покачал головой:

– Хозяин лота получил в наследство от отца собрание редких книг и рукописей. Но сына интересуют только деньги. – Дядя вновь с завистью бросил взгляд на древние строки: – Он даже и представить себе не может, какие секреты таят эти страницы. Цена достигнет сотен тысяч, а может даже и миллиона долларов. Я смогу оценить книгу точнее, когда узнаю больше о ее судьбе.

Он умолк и снова покачал головой:

– Грустно, не правда ли?

– Почему?

– Кто-то тратит всю свою жизнь на создание коллекции книг или антиквариата. Они думают, это поможет им остаться в памяти людей. А потом приходят их дети, которым просто наплевать на усилия родителей, и все распродают. Видимо, страсть к увлечению невозможно привить.

– Возможно, ты прав. Но с другой стороны… вот мы, – сказала я, – а вот слова на полях. И тебе не все равно.

– Я до сих пор не могу в это поверить. И я знаю еще одного человека, который будет в восторге от находки. Мне нужно позвонить Питеру Соколову.

– А кто это?

– Всемирно известный специалист по редким книгам и средневековым рукописям.

– Еще больший спец, чем ты? Сомневаюсь.

– Он был моим научным руководителем. И да, он знает гораздо больше меня. Он единственный, кто понимает твоего свихнувшегося дядюшку и разделяет его любовь к древним документам. – Дядя Гарри поцеловал меня в макушку: – Я же говорил, что это лето будет запоминающимся.

Я закатила глаза.

– Отлично. Ты нашел старую рукопись. И вправду очень древнюю. Из пергамента или там велена. И со своими тайнами. Но не думаю, что это делает лето удавшимся – во всяком случае, не для меня. Папа бросил меня и уехал в Европу со своей очередной светловолосой пассией. Они и правда все моложе и блондинистее, или мне это только кажется?

– Ты не одна так думаешь. Я тоже никогда не мог понять твоего отца. Как не понимал и того, почему моя сестра вышла за него замуж. – Дядя Гарри нахмурился. – Хотя не стоило мне этого говорить.

– Почему? Это же правда. И сравниться с этой загадкой может только тайна старой пыльной рукописи.

Разве я могла ему сказать, что я надеялась этим летом на романтическое знакомство. Или даже приключение.

– Терпение, Кэлли, – подмигнул мне дядя. – Помни, что я говорил о секретах.

– Что это значит?

– Никогда не знаешь, к чему тебя приведет тайна. Это сродни игре в прятки сквозь века. – Он произнес эти слова загадочным и шутливо-противным голосом. – Мне нужно позвонить. А ты можешь пока остаться тут и поизучать рукопись. Но руками не трогать!

Он направился в свой кабинет и, не оглядываясь, кинул вдогонку:

– И не дыши на нее!

Я склонилась над столом и принялась рассматривать крошечную, едва различимую закорючку. Однако разобрать слова я так и не смогла.

А потом я увидела ее. Внизу стояла подпись.

Видел я еще другой сон: вот, солнце и луна и одиннадцать звезд поклоняются мне…

А.

kartaslov.ru

Читать книгу Тайна древней рукописи Эрики Орлофф : онлайн чтение

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

3

Разве любовь не похожа на падающую звезду, быстро пролетающую по ночному небу?

А.

Август! – профессор Соколов поднял на нас глаза. – Куда вы подевались?

– Гуляли по саду.

– Можно было и не спрашивать. – Он взглянул на меня. – Это лучший способ впечатлить нашу прекрасную гостью. Август, Кэлли, это открытие если не века, то всей жизни. Нам всем предстоит большая работа.

– Нам всем? – Я посмотрела вопросительно на дядю Гарри. Моя кожа все еще была влажной после оранжереи, а сердце учащенно билось из-за того, насколько близко к Августу я оказалась. Интересно, дядя может услышать мое сердцебиение? И понял ли Август, какое впечатление он произвел на меня?

– Профессор Соколов собирается помочь мне выяснить происхождение рукописи. А это значит, Август, ты займешься поисками документов. А тебя, Кэлли, я отправляю вместе с ним представлять меня и Королевский аукционный дом. В конце концов, ты же проходишь у меня летнюю стажировку.

– Но почему я? Почему не ты? – спросила я. Я ведь еще так мало в этом понимала. Я приносила из «Старбакса» кофе для дяди Гарри и проверяла, чтобы он был правильно приготовлен – карамельный маккиато с соевым молоком, легкой пенкой и двумя пакетиками сахара. Я делала копии документов. Отправляла электронную почту. Печатала отчеты. Я просто работала во впечатляющем месте, чтобы придать вес моему школьному аттестату – Королевский аукционный дом был легендарной конторой. Но я не была исследователем. Хотя должна сказать, перспектива охоты за сокровищами вместе с Августом значительно улучшала мои планы на лето.

– Моя задача состоит в том, чтобы понять смысл надписей этого загадочного А. Поэтому эту работу я доверяю тебе. – И он многозначительно посмотрел на меня в духе «И ты еще споришь, когда тебе предлагают провести время с Августом?!»

– Ммм, и чем конкретно мы будем заниматься?

– Если рукопись датируется несколькими веками, стало быть, она побывала не в одних руках. Помнишь, что я говорил тебе о тайнах манускриптов?

Я кивнула.

– У этой книги долгая история. И мы должны ее изучить.

Доктор Соколов взял с полки книгу.

– Смотрите, это сборник поэм Уолта Уитмена. Первое издание. – Он передал ее мне. – Откройте первую страницу. Только осторожно.

На ветхой обложке коричневого цвета золотыми буквами было выведено: «Листья травы». Корешок был твердым, а страницы оказались очень хрупкими.

– Сколько ей лет? – спросила я.

– Она была издана в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, – сказал Август. Он приблизился ко мне, когда я открыла книгу, и заглянул мне через плечо.

На титульном листе было напечатано посвящение, а внизу страницы чернилами была выведена подпись «Уолт Уитмен».

– Это его подпись? – спросила я.

Профессор Соколов улыбнулся.

– Примерная стоимость этой книги – тринадцать тысяч долларов. Но тот путь, который мы проделали, чтобы убедиться в достоверности подписи… этот путь такой же затейливый, как и состояние самой книги.

Я почувствовала легкую дрожь.

– Действительно, похоже на тайну, не правда ли? – Я закрыла книгу. – Пожалуйста, заберите ее у меня, пока я что-нибудь не порвала.

Меня исключили за неуспеваемость из балетного класса – грациозность была не самым сильным моим качеством, даже если не считать того, что вдобавок на мне было надето маленькое черное платье в стиле Одри Хепберн. Август наклонился ко мне.

– Мы доверяем тебе, – поддразнил он меня.

Дядя Гарри обратился к нам обоим:

– Вам придется распутывать клубок вековых тайн, – сказал Гарри. – Вы начнете с того, что мы знаем точно: книга попала к нам от семьи, выставившей на продажу всю коллекцию. Они наверняка получили палимпсест откуда-то еще. Нам нужно выяснить источник. И так вы начнете углубляться в историю.

Я оглянулась и обратилась к дяде:

– Я никогда такого не делала.

Я с удовольствием и дальше помогала бы ему в офисе и дома с исследованием и проверкой фактов. Посещала бы Нью-Йоркскую публичную библиотеку, где огромные каменные львы приветствовали меня, и рыскала бы там по справочному разделу, но выяснять, откуда взялся палимпсест… Я посмотрела на Августа.

– Не переживай, – сказал он. – Будет весело!

Он наклонился поближе и шепотом добавил:

– Ты и я. В поисках таинственного автора. Неплохо проведем лето, могло быть и хуже.

Профессор Соколов, улыбаясь, обратился к сыну:

– О чем вы там шепчетесь?

Август пожал плечами.

– Вторая причина, – продолжил Гарри, – почему я отправляю именно вас с Кэлли, – это то, что мы хотим сохранить все в тайне.

– В тайне? Почему?

– Кэлли, нельзя просто так объявить о находке, пока мы не поймем, с чем имеем дело. Вы двое можете найти всю необходимую информацию, не привлекая внимания к аукционному дому. Нам нужно выяснить, кто такой А. и в какую эпоху он писал.

– А почему вы так уверены, что А. – это он, – спросила я, – а не она?

– А Кэлли права, Гарри, – сказал профессор Соколов.

– Да-да. В любом случае палимпсест нельзя афишировать. Давайте не будем выдавать наших намерений. Уж не думаете ли вы, что люди обрадуются, узнав, что упустили фактически бесценную вещь. Это может быть просто опасно. Люди не так уж легко относятся к потерянному и обретенному богатству.

– Потерянное и обретенное богатство. Это все больше похоже на поиски сокровищ, – заметила я.

– Охота за сокровищами с детективной подоплекой. Два в одном, – добавил Август.

«И возможно, с любовным сюжетом и интригой», – подумала я про себя, бросая украдкой взгляд на сына профессора.

– Пойдем, я дам тебе свой электронный адрес и номер мобильного телефона, – сказал Август. – Визитка у меня в кабинете.

Я пошла за ним. Его кабинет располагался в небольшой комнате в конце коридора. Он чем-то напомнил мне сад – на окне стояли террариум и горшки с растениями. В огромном аквариуме лениво плавала золотая рыбка.

– А когда она вырастет, ты выпустишь ее в пруд в саду?

– Не знаю, мне нравится разговаривать с Альбертом.

– Альбертом? – От удивления я приподняла бровь.

Он пожал плечами.

– В честь Эйнштейна. Ну, что я могу сказать? Мы с ним болтаем о теории относительности и красивых девушках.

Я почувствовала, как опять заливаюсь краской.

Он вручил мне свою визитку.

– Там адрес моей электронной почты и номер телефона.

– Можно на секунду твой мобильник?

Он дал мне телефон, и я вписала туда свой электронный адрес, имя в скайпе и номер мобильного.

– Давай встретимся завтра в аукционном доме в девять утра?

Я кивнула.

– Хорошо.

– Мы должны быть готовы ко всему. Никогда не знаешь, куда тебя приведет рукопись.

Я уж было задумалась над этим, но потом услышала, как дядя Гарри меня зовет.

– Мне пора, – вымолвила я. Мне показалось, что мое сердце стучит так громко, что этот грохот эхом разносится по комнате.

Когда я спустилась в холл, дядя Гарри уже стоял у двери. Помахав Августу рукой на прощание, я вышла на улицу. Дядя последовал за мной, ухмыляясь.

– Что?

– Я знал, что платье в стиле Одри Хепберн попадет в цель.

– Ты мог бы меня предупредить. Ты мог бы сказать мне, что у профессора Соколова потрясающий сын.

Убийственно потрясающий, если уж честно. Он был гораздо круче любого мальчика во всей моей школе.

– Нет, не мог. Тогда ты бы стала волноваться и сходить с ума. Попыталась бы избежать этого, как ты сделала со своим школьным выпускным, или вообще отказалась бы идти на это непонятное свидание вслепую. В таких делах ты глупа, как курица, Кэлли. А так все прошло гораздо лучше.

– Гораздо лучше? Так у тебя был… план?!

Мы шли бок о бок к главной улице, чтобы поймать такси.

– Ну, не то чтобы я с самого начала знал, что книга – палимпсест, если ты намекаешь на это. – Он поднял руку, чтобы остановить машину. – Однако я бы нашел повод привести тебя сюда. Даже не знаю, почему мне никогда раньше не приходила в голову мысль познакомить вас двоих.

– А сейчас для этого была абсолютно объективная причина – загадка рукописи?

– Надо же, тебя это стало интересовать. Мне казалось, велен и пергамент – это для тебя так скучно.

– Нет, тут дело в другом, это уже погоня за тайной под названием «Кто такой А.».

– И ты конечно же ни в малейшей степени не заинтересована провести время с Августом?

Такси остановилось рядом с нами. В руке у меня все еще оставалась визитка Августа. Я перевела взгляд на дядю Гарри.

– Ну, если уж этим летом мне выпал шанс повыведывать тайны и поиграть в Нэнси Дрю… Да никакой парень не сможет сделать такое предложение еще более заманчивым.

Сев в такси, я улыбнулась. Лето палимпсеста принимало очень интересный оборот.

4

Любовь начинается с тайны?

А.

На следующее утро в девять часов я сидела в офисе аукционного дома и пила уже вторую чашку кофе (и что бы я делала без кофеина?), когда в помещение вошел Август. На нем были рубашка и модные джинсы. На входе он помахал нам с дядей рукой, и в ту секунду все внутри меня перевернулось.

– Так это она? – И он указал на рукопись, уже надежно спрятанную под стекло.

Я кивнула. Он наклонился к ней, чтобы поближе рассмотреть манускрипт.

– Вы осмотрели книгу еще раз, более внимательно? Что за человек этот А.?

– Не знаю, – сказал дядя. – Романтик. Кажется, увлечен звездами и солнцем.

– Мне все больше нравится этот тип. Я сам люблю солнце и звезды, – сказал Август, взглянув на меня.

Я включила ультрафиолетовую лампу.

– Сам посмотри на слова.

Когда он выдохнул, защитное стекло, отделявшее рукопись от окружающего мира, слегка запотело. Я заметила, как в свете лампы его зрачки расширились от удивления. Слова были едва видны и приобрели светло-голубой оттенок.

Я обратила его внимание на надпись:

– На той странице есть фраза об одиннадцати звездах, солнце и склоняющейся луне.

Он лукаво улыбнулся.

– Ну, тогда он больше, чем простой любитель звезд. Наш А. библеист.

– Как ты это узнал? – спросила я.

– Это цитата из Книги Бытия.

– Любопытно, – сказал дядя. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо: – Жаль только, что он такой неразговорчивый.

– Помолчи, – едва слышно проговорила я в ответ.

Дядя Гарри поднялся.

– Ну, дети, я связался с Джеймсом Роузом, именно его коллекцию мы выставляем на аукцион. Вам назначена встреча у него дома в десять тридцать. – Гарри вручил мне записку с адресом. – И помните, мы не хотим предавать все огласке. Еще рано. Попробуйте разговорить его о прошлом коллекции. Можете сказать, что мы предполагаем, что одна или две книги могут быть очень редкими. В частности эта. Посмотрите, к чему эта цепочка приведет. Его отец мог приобрести рукопись, не догадываясь об ее ценности, или достать ее нелегальным путем. Антикварные вещи иногда так и перекочевывают из одной частной коллекции в другую. А порой книга проходит не совсем чистый путь.

– Ты хочешь сказать, люди крадут ценные книги? – спросила я.

Гарри энергично покачал головой:

– Одного весьма пронырливого и коварного вора даже окрестили Расхитителем гробниц.

– Не может быть! Ты шутишь, – смеясь, ответила я.

– Вовсе нет. Это очень замкнутый мир. Посуди сама, кто читает и собирает эти манускрипты? Музеи, аукционные дома, библиотеки и… коллекционеры. И люди, которые коллекционируют манускрипты, зачастую навязчивы и одержимы желанием обладать. Я знаю одну даму – не буду называть имя, но она каждую неделю появляется на страницах светской хроники, – которая бредит романом «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Она готова заплатить любую цену за первое издание – у нее уже есть семь экземпляров, насколько я знаю. Я думаю, что люди, которые собирают подобные коллекции, зачастую охотятся за чувствами. Пытаются обрести таким образом спокойствие.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Люди, которые любят книги и собирают такого рода издания, часто пытаются как будто возродить те чувства, которые эти книги пробудили в них. Вот, например, та дама из светской хроники. Я подозреваю, что «Маленькие женщины» в свое время, когда она училась в пансионе, были для нее утешением в одиночестве, а сейчас у нее есть деньги, чтобы покупать книги. И многие коллекционеры не остановятся ни перед чем. Поэтому и весь пройденный этими книгами путь не всегда представляет собой прямую. А зачастую он и вовсе нелегален.

– Я уже чувствую себя шпионкой. Эта бумажка с адресом самоуничтожится через десять секунд? – спросила я, протягивая зажатую в руке записку.

– Она – нет, а ты – да, если не поторопишься. Кстати, я слышал, что у вас, Август, практически фотографическая память? Постарайтесь запомнить каждое его слово и не делайте записей.

– Почему?

– Люди начинают нервничать и сдерживать себя, когда видят, что за ними записывают. Они боятся, что все, что они скажут, обернется против них.

– Хорошо, пойдем, Август.

Но он не двинулся с места и еще больше склонился над манускриптом.

– Август!

– Извините, но, кажется, А. был одинок… Такое чувство, что мы с ним хорошо знакомы.

– Вот опять! – Я скрестила руки на груди. – Неужели А. не может быть девушкой?

Август снова взглянул на манускрипт.

– Не думаю. Судя по почерку… я все-таки склонен считать, что это мужчина.

Я закатила глаза.

– Да брось ты! Как ты можешь узнать по почерку, кому он принадлежит?

Август усмехнулся так, что у него на щеках показались ямочки:

– Ладно, пусть А. остается пока просто А., ни мужчиной, ни женщиной. До тех пор, пока мы точно не узнаем.

– Спасибо. – Я улыбнулась ему в ответ.

– Что ж, – вмешался дядя Гарри, – было бы неплохо установить его личность. Тогда мы смогли бы проследить все перипетии палимпсеста. Возможно, его судьба окажется еще более невероятной и тем более ценной. Ну, вперед на поиски!

Мы вышли из офиса на улицу.

– Квартира Роуза находится всего в паре километров отсюда, – сказала я. – Прогуляемся?

Август кивнул, и мы пошли пешком.

– И почему ты не вернулась ночью в сад? – спросил он.

– А это предполагалось? – удивленно ответила я.

– Я думал, мой намек на гамак был достаточно прозрачным. – Он улыбнулся. – Я сегодня там спал. Думал, ты появишься.

– Но… – Я еще никогда не встречала таких откровенных парней, и мне это начинало нравиться.

– Недостаточно явное приглашение?

– Возможно. – Я приняла притворно обиженный вид, слегка выпятив нижнюю губу.

– Не делай так больше, иначе в следующий раз мне придется достать тебе луну, солнце, мир и все, что захочешь.

Моей нервной системе досталось по полной. С одной стороны, я готова была смотреть на него вечно, с другой – убежать куда-нибудь подальше. Когда он улыбался, он походил на мальчишку. Когда же говорил с серьезным видом, Август выглядел как молодой профессор, задумчивый и очень мудрый. В любом случае он был прекрасен.

Мы зашагали в ногу.

– Итак, Каллиопа. Ты перешла в выпускной класс? – спросил он меня.

– Да.

– И куда будешь поступать?

– Ну, это еще не решено.

– Почему?

Я пожала плечами.

– Отец хочет, чтобы я пошла по его стопам – в Гарвард на юридический. Унаследовала бы фирму и за деньги «умывала» людей в судебном зале.

– А чего хочешь ты?

– Хочу изучать английскую литературу или философию, но, по мнению отца, любой из этих предметов с практической точки зрения является абсолютно бессмысленным. Вообще я готова учиться где угодно, только не на юридическом.

– Ты с ним уже об этом говорила?

– Его ни в чем нельзя убедить. Еще никому этого не удавалось. Ты можешь говорить сколько угодно, но он остается глух, как бочка, как будто ничего и не было. Большую часть времени, когда я разговариваю с ним, я чувствую себя так, как будто подаю ходатайство судье.

Мне не очень нравилось то русло, какое принял наш разговор, и я хотела сменить тему. Видимо, Август понял мои чувства и сказал:

– Мой отец хочет, чтобы я поступил на отделение истории Средних веков. Но он вроде бы понимает, что я бы с большим удовольствием остался в саду и писал книги. Забавно, – добавил он и засунул руки в карманы, – в Нью-Йоркском университете учатся подростки из самых разных семей, и я иногда ловлю себя на мысли, что должен был бы позавидовать некоторым из них. Нормальным семьям. Тем, кто может вместе пойти куда-нибудь. Но нет, я никогда не испытывал такого чувства. Мой отец позволит мне стать тем, кем я сам захочу.

Он рассмеялся.

– Что?

– Ну, представь, даже в старших классах, что бы он сделал, если бы я вдруг его не послушался? Лишил бы меня карманных денег? Даже если бы я ушел из дома, сомневаюсь, что он побежал бы за мной.

– Ты так поступал?

Он покачал головой.

– Не мой стиль. Мы с отцом нашли общий язык.

Мы прошли мимо огромных витрин модного магазина, нескольких галерей, булочных, кулинарий. В конце концов мы дошли до светлого здания, в котором как раз и жил Джеймс Роуз.

– Ну вот, мы пришли. Входим в пасть ко льву, – прошептал Август.

Такая перспектива была мало обнадеживающей, но оттого не менее манящей. В духе Августа.

– Почему ты так думаешь?

– Это не первая моя охота за сокровищами. Представь себе Индиану Джонса, но только более решительного. Перепродажи частных коллекций часто таят сомнительное происхождение артефактов.

– Имеешь в виду, откуда они его взяли?

Он кивнул.

– В особенности если экспонат должен быть в музее, а не в частных руках.

Швейцар в темно-синей ливрее с золотой оторочкой на карманах, плечах и лацкане открыл стеклянную дверь. Выслушав нас, консьерж за мраморным столом набрал номер телефона и сказал:

– Передайте господину Роузу, что его здесь ожидают два посетителя – господин Соколов и госпожа Мартин. Хорошо.

Он положил трубку.

– Вам надо подняться в пентхаус, – сказал он и указал в сторону лифта.

– А где лестница? – спросил Август.

Я уставилась на него.

Консьерж тоже удивленно посмотрел на него:

– Господин Роуз живет на сорок пятом этаже.

– Замечательно.

У меня буквально отвалилась челюсть.

Швейцар указал на самую дальнюю дверь, рядом с которой значилась табличка «Лестница». Август невозмутимо направился к двери, и я последовала за ним. Он уже успел одолеть почти весь первый пролет, когда я, слегка задыхаясь, спросила:

– Есть веская причина, почему мы должны взбираться пешком на сорок пятый этаж?

– Я боюсь лифтов.

Он сказал это как само собой разумеющееся, но по пути наверх я все думала, не с приветом ли он или, может, он унаследовал крупицу отцовской болезни. Я тоже не в восторге от лифтов. Иногда мне кажется, что когда они резко останавливаются на этаже и пассажиры при этом подпрыгивают, это может порвать кабель или карабин, отправив всех вниз на верную и эффектную смерть. А порой я боюсь, что произойдет, если отключится электричество, как это было прошлым летом. Помнится, тогда много людей оказались запертыми в лифтах и вагонах метро. Но если выбирать между сороками пятью пролетами и оборванным кабелем, я все-таки отдам предпочтение лифту.

Где-то на двадцать пятом этаже я остановилась, пытаясь не сбить дыхание.

– Я… я, – задыхаясь, проговорила я, – я не смогу говорить, когда мы доберемся до квартиры.

– Я возьму это на себя.

Удивительно, но он даже не запыхался. Посмотрев на мой весьма печальный вид, он только пожал плечами:

– Я все время так хожу.

В конце концов вся взмокшая, ловя воздух ртом, почти не чувствуя ног, я вскарабкалась на последний этаж. Если бы Август не был таким классным, я бы убила его на месте.

Он терпеливо ждал, пока я приду в себя. Мы прошли через пустой облицованный мрамором холл. На этаже было только две квартиры. Апартаменты Джеймса значились под табличкой 45А. Август постучал, и дверь нам открыл дворецкий – по крайней мере, я так решила – в безукоризненно чистой и выглаженной униформе. Это был пожилой господин, и пока он вел нас в гостиную, я прошептала Августу:

– Он так похож на бэтменовского Альфреда.

Квартира по своим размерам была больше даже клуба для боулинга. Все окна – каждое в пол – выходили на Центральный парк. Яркий солнечный свет заливал все пространство.

Но убранство апартаментов выглядело достаточно мрачно. Многочисленные бронзовые скульптуры вырывались из пола, словно инопланетные существа из фильмов ужасов, выбирающиеся из тел своих жертв. Мебели в гостиной было немного: посередине стоял белый диван и такое же кресло. Температура была бы комфортной для белых медведей, но, учитывая мой весьма непростой путь сюда, я была этому очень даже рада.

Джеймс Роуз вошел из другой двери. Видимо, где-то в глубине души я уже успела составить представление о человеке, который мог бы владеть такой квартирой. И в моем воображении это был Брюс Уэйн.

Вместо этого мы получили пингвина. Невысокого коренастого мужчину с птичьими чертами лица.

– Привет! – сказал он. Мы подумали, он обращается к нам, но потом заметили у него в ухе гарнитуру. Очевидно, полностью завладеть его вниманием нам не светило. Он едва удостоил нас взглядом.

– Господин Роуз, – начал Август, – в данный момент эксперты аукционного дома оценивают стоимость вашей коллекции. Надо заметить, она весьма впечатляющая. И мы подумали, может, ваш отец оставил какую-либо информацию о средневековой рукописи? Той, что с плотными страницами, о Часослове?

– Подожди немного, – сказал он в гарнитуру. – Я ничего не знаю об этой книге. По правде говоря, о коллекции я тоже ничего не знаю. Как и мой отец.

Я чуть покачала головой.

– Но он же…

Джеймс поднял руку, прерывая меня.

– Нет, на самом деле коллекцией занималась моя мать. Это было ее увлечением. Когда они развелись, при разделе имущества коллекция досталась отцу. Так что о книгах я ничего не знаю, я собираю скульптуры двадцатого века. Занимаюсь семейным бизнесом. И меня в данный момент интересует только прибыль от продажи коллекции. Так что ничем не могу вам помочь.

– А мы можем поговорить с вашей матушкой?

– Конечно, если найдете ее. Мы не поддерживаем отношения друг с другом. И я не знаю, где она живет.

Мы с Августом обменялись взглядами. Он сказал:

– Спасибо за уделенное время, господин Роуз. Если вы вспомните еще что-нибудь, вот визитка аукционного дома. Свяжитесь, пожалуйста, с этим человеком. – Он дал ему визитку из плотного картона цвета слоновой кости, на которой золотыми буквами было выведено имя дяди Гарри.

– Да-да, конечно. Мне нужно ответить на этот звонок.

И он отвернулся, даже не удосужившись попрощаться с нами.

– Что ж, зря потеряли время, – сказала я Августу. – Конечно, головокружительный подъем на сорок пять этажей был очень полезен, но владелец нам так ничего и не сказал.

– Ну, не совсем уж ничего. – Август подсел ко мне. Мое сердце яростно забилось, как будто я только что опять поднялась по лестнице. И как может человек, которого я только вчера увидела, так воздействовать на меня? – Коллекция была во владении его матери. Если она такой же коллекционер, каких я встречал, то она точно знает все детали, связанные с каждой книгой. Кто-то заботился о коллекции.

– И где нам ее искать?

Альфред – дворецкий вовсе не Бэтмена, как выяснилось, – вернулся, чтобы проводить нас до двери.

– Не знаю, – сказал Август. – Но где-то же она живет, верно? Она же не просто исчезла. Мы найдем ее и продолжим собирать наш пазл.

Альфред закрыл за нами дверь, и мы начали наш долгий спуск вниз по лестнице. После такого марафона я с трудом держалась на ногах.

– Август?

– Да?

– Ты когда-нибудь пользуешься лифтом?

– Не-а.

Я вздохнула. Мы продолжили спускаться. На лестнице было душно и пахло цементом. Наконец мы достигли выхода в холл. Когда мы открыли дверь, дворецкий Джеймса Роуза уже стоял внизу с мусорным мешком.

– Вот, – прошептал он и вложил бумажку в мою руку. – Я сказал ему, что пошел вынести мусор.

Я развернула записку и прочитала:

МИРИАМ РОУЗ

Шор Холлоу Лэйн, 448

Нью-Йорк

– Спасибо, – с благодарностью ответила я.

– Миссис Роуз – самая благородная дама из всех, кого я знаю. Я работал у нее двадцать лет. Ее муж был ужасным человеком… Сын не лучше. Для нее продажа рукописи стала бы страшным ударом, ведь она значила для нее так много. Сообщите ей, что манускрипт выставили на продажу.

– Мы обязательно так и сделаем.

– Спасибо. Мне лучше поспешить, пока он ничего не заподозрил.

– Только один вопрос! – сказал Август.

– Да?

– Он действительно не знает, где она?

– Разумеется, знает. Просто не хочет, чтобы вы тревожили ее насчет коллекции.

– Спасибо еще раз.

Оставшись с Августом наедине, я спросила:

– Зачем ты задал этот вопрос?

– Это доказывает, что он, по крайней мере, понимает, как ценна коллекция. Это не просто стопка страниц. И я уверен, он еще до нашего прихода знал, что рукопись – не простой Часослов. Этой книге место в музее, а не взаперти, где о ней никто не заботится.

– Бедный А., – прошептала я.

– Почему ты так говоришь?

– Его тайны скрыты от посторонних глаз. Думаю, А. хотел сообщить что-то. Хотел рассказать нам о чем-то. Хотел, чтобы мир узнал об этом. Что бы это ни было, мы должны это выяснить. Кто-то же должен узнать об А.

– Ты сказала «он».

Я рассмеялась.

– Или она.

Но чем дольше я думала об этом, тем больше была уверена в том, что А. был мужчиной. Швейцар распахнул перед нами дверь, и мы вновь оказались на залитой солнечным светом улице.

– Нам незачем торопиться в аукционный дом. Хочешь пройтись по Центральному парку и перекусить? – спросил Август.

– Конечно, – ответила я.

Мы двинулись по направлению к парку. Солнце уже достаточно сильно припекало. Когда мы вошли через главные ворота рядом с Музеем естественной истории, мы попали под сень деревьев.

– Хочешь хот-дог? – спросил Август, указывая на лоток, расположившийся под голубым в полоску зонтом.

– Думаю, я пожалею об этом, но давай.

Август заказал два хот-дога и две колы.

– Пойдем к Черепашьему пруду?

– Не припомню, чтобы я там когда-либо была.

– Тогда пошли. – Мы взяли еду и свернули на дорожку. – Черепаший пруд – просто потрясающее место, там всегда тихо и спокойно. Ни громкой музыки, ни магнитофонов, ни скейтеров. Только черепахи.

Мы прогулялись до пруда. За исключением возвышающихся где-то вдалеке небоскребов, ничто больше не напоминало о Манхэттене. Мы отыскали плоский камень и уселись на него. Я тут же скинула сандалии и вытянула ноги.

Август снял кроссовки, допивая на ходу колу и доедая хот-дог. Как только мы присели, из воды показалась черепаха. Она стала взбираться на берег.

– Может, тебе завести черепаху в саду? – предложила я.

– Я подумывал об этом, – ответил он, смеясь, – но маленькие черепашки живут в среднем шестьдесят – семьдесят лет. Все-таки это серьезное обязательство. Придется менять табличку у двери на «Соколов и Сыновья, и Черепаха».

Присевшая рядом с моей ногой бабочка вновь взлетела и пролетела в миллиметре от моей щеки.

Август внимательно посмотрел на меня, и на секунду наши глаза встретились. Он был так красив, и что-то в его взгляде по-прежнему заставляло меня краснеть. Я молилась, чтобы яркие солнечные лучи уже превратили мое лицо в помидор, так что он ничего не смог бы заметить.

Он улегся на спину и принялся изучать небо и облака.

– Я вижу верблюда.

Я посмотрела наверх, что было лучше, чем смущенно разглядывать его.

– О да, нашла. А вон там херувим.

– Ага. Посмотри сюда! – И он указал пальцем. – Как ты думаешь, на что оно похоже?

Я оперлась на локти и внимательно рассматривала облако.

– Не знаю.

– Это же палимпсест.

Я игриво ударила его по руке.

– Ну конечно!

– А что? А. попытался нам что-то поведать.

– Ага, ну да.

– А. говорит: «Найдите меня!»

Я выпрямилась и обхватила руками колени, уткнувшись в них подбородком.

– Теперь вижу, – ответила я, подыгрывая ему. – Смотри, облако меняется, теперь похоже на вопросительный знак. А. говорит: «Раскройте тайну!»

– Вот это уже правильный настрой, Кэлли. Ты ведь понимаешь, что не сможешь вернуться в Бостон, пока мы все не узнаем.

– Тогда в нашем распоряжении только восемь недель.

«Восемь недель», – повторила я уже про себя. И я вернусь в реальность, в Бостон. Если что-то все-таки выйдет из этой затеи, это будет грандиозное лето. Я так и слышала, как отец повторяет мне, словно мантру: «Каллиопа, будь разумной. Каллиопа, будь практичной. Каллиопа, всегда думай о цели».

– А что, если нам не хватит восьми недель?

– Ну, больше у меня в запасе нет.

Я должна была смириться с действительностью. Восемь недель.

– Что ж, нам лучше поторопиться, – сказал Август, вставая, и протянул мне руку. Я вновь немного смутилась.

Надев сандалии, я запрокинула голову в поисках облака. Оно вновь превратилось в пушистую вату и уже ни на что не походило.

iknigi.net

Тайна древней рукописи. 5 (Эрика Орлофф, 2011)

Итак, новое задание: на этот раз вы посетите Мириам Роуз, – сказал Гарри, внимательно рассматривая записку, которую нам вручил дворецкий. – Я уже позвонил ей. Я, кстати, с ней знаком – несколько раз встречался на различных общественных мероприятиях, однажды она устраивала благотворительный бал. Конечно, это было еще в период ее замужества. До того, как все двери закрылись перед ней и она, бедняжка, превратилась в изгоя Нью-Йорка. Вы встретитесь с ней завтра утром. Она вам понравится.

– Что ты имеешь в виду под «изгоем»? – спросила я. Я сидела в офисе дяди и пила диетическую колу. Август налил себе холодного чая. После нашей обеденной прогулки мое лицо благополучно приобрело ярко-розовый оттенок.

Гарри включил компьютер, кликнул пару раз мышкой и развернул к нам экран монитора.

– Мириам Роуз, – сказал он. – Это день ее свадьбы. Фото из архива «Нью-Йорк Таймс».

От восхищения у меня перехватило дыхание. Хотя фотография была черно-белой, я еще никогда не видела такой красивой женщины. Она напоминала кинозвезду начала века. Светлые волосы пепельного цвета были уложены в шиньон а-ля Грейс Келли, тем самым обнажая длинную и грациозную шею. Облегающее кружевное свадебное платье сложного покроя подчеркивало осиную талию, а внизу плавно переходило в длинный красивый шлейф. Ее фарфоровые руки были больше похожи на кукольные, подобные бутону розы губы и высокие скулы подчеркивали бледный цвет глаз.

– Она потрясающе красива, – сказала я.

– Да, и она вышла замуж за Роуза много лет назад. По всей видимости, она долго закрывала глаза на все его внебрачные похождения. К тому же он славился своей вспыльчивостью и готовностью довести любое дело до драки. Но несколько лет назад чаша ее терпения окончательно переполнилась, и они развелись. Роуз сильно навредил ей и практически разрушил ее жизнь. Его целью было полное ее уничтожение, поэтому он отсудил у нее все до последней копейки и убедил всех друзей и даже двух детей отвернуться от Мириам.

– Но как они могли так поступить, они же друзья? И как же дети?

– Фамилия Роуз – его. А следовательно, он наследник и всего богатства, общественных фондов, предметов искусства, домов в Лондоне, Женеве, Лос-Анджелесе, и это не считая трех квартир в Нью-Йорке. Их мир был в его власти. Целиком. Она была без гроша, когда выходила замуж, что в то время считалось позорным мезальянсом.

Он нажал несколько клавиш на клавиатуре компьютера и поднес курсор мышки к появившейся на экране ссылке:

– Прочтите эту статью. В свое время одному журналисту порядочно заплатили, чтобы он выдумал ее биографию. Настоящая Мириам Роуз пришла из ниоткуда. А в этом городе, в том обществе… все крутится вокруг денег и власти.

Я придвинулась поближе и быстро проглядела статью.

– И еще кое-что, одну минутку. – Дядя кликнул мышкой, и на экране появилась фотография времен восьмидесятых. На ней снова была Мириам, на этот раз в невероятно элегантном бархатном платье рубинового цвета. – Это снято на балу Музея искусств Метрополитен.

– Мне кажется, я где-то уже видела это платье, – сказала я.

– Это Валентино. И помнишь то ожерелье на Джулии Робертс в фильме «Красотка»? В котором она появилась в оперном театре? Оно было скопировано с ювелирного сета из бриллиантов и рубинов, принадлежавшего Мириам. Посмотри повнимательнее. Не припоминаешь?

– Точно! – воскликнула я и, подсев поближе, стала рассматривать фотографию. – А сколько ей здесь? Лет сорок?

Конец ознакомительного фрагмента.

kartaslov.ru

• 
  Губа это в древней руси
• 
  Грейвс р мифы древней греции
• 
  Древнее племя на северном кавказе
• 
  Пословицы о древних мерах длины
• 
  Древние фразеологизмы и их происхождение
• 
  В челябинской области древний город
• 
  Имущественные отношения в древнем китае
• 
  Гонки колесниц в древней греции
• 
  Лекарства бедняков в древнем риме
• 
  Кто древнее греки или армяне
• 
  Крушение империй древнего мира кратко