Представления античных и средневековых философов о душе и сознании. Представление о душе первобытного человека

Причины и условия зарождения первых научных представлений о психике в античном мире. Отличие научного мировоззрения от мифологического.

ТОП 10:

ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К ЭКЗАМЕНУ 1. Причины возникновения понятия "душа" и его содержание на ранних этапах эволюции общества у примитивных народов. Возникновение понятия души связано с анимистическими взглядами первобытных народов. Душа четко не отделяется от тела. Эти представления сложились в результате донаучного, примитивно-материалистического истолкования явлений жизнедеятельности и сознания, в том числе таких, как сон, смерть, обморок и т.п. Не располагая средствами причинного объяснения подобных явлений, первобытный человек принимал их непосредственно воспринимаемую видимость за действительную сущность. Так, сновидения представлялись впечатлениями души, покидающей во сне тело и странствующей по земле. Так как отсутствовало понимание смерти как конечного этапа жизненного процесса, то она воспринималась в качестве разновидности сна, когда душа по каким-либо причинам не возвращается в тело. Первобытный человек осмыслял эти явления путем переноса на них свойств и особенностей живого индивида и коллектива. Душа – двойник человека; ее потребности и привычки, условия существования те же, что и у живых людей. Души умерших составляют такие же коллективы, как и живые люди, с теми же занятиями и социальным укладом. Коллективы живых людей и души мертвых взаимозависимы, их связь – материальная, хозяйственная. Представления об этой «зависимости» от души как индивида, так и общества, обусловленные бессилием дикаря перед природой, породили культовое отношение к душе – первоначальную форму религии. В дальнейшем в связи с развитием общества, с дифференциацией планирования и исполнения, физического труда и «духовных сил производства», с появлением классового общества и развитием абстрагирующей способности человека возникли идеи о внематериальной природе души. Последовательное проведение этой идеи приводит их к заключению о всеобщей одушевленности материи (гилозоизм) – своеобразной форме материализма. Фалес полагал, что душа разлита во всем сущем, и рассматривал душу как нечто спонтанно-активное. Гераклита считают ярким представителем религиозного движения своего века. Он разделял идею бессмертия души, считая смерть рождением души для новой жизни. Следствием развития этих материалистических идей у атомистов Левкиппа, Демокрита, Эпикура и Лукреция является токование души как материального оживотворяющего тело органа, руководимого также материальным началом – духом, или, иначе говоря, разумом, несущим функцию руководства всем процессом жизни. Душа человека, согласно атомистам, состоит из мельчайших, шаровидных, огнеподобных, постоянно мятущихся атомов; обладая внутренней энергийностью, она является причиной движения живых существ. Атомизм Левкиппа-Демокрита не получил надлежащей оценки, между тем как он составляет одно из величайших учений, до которых дошло глубокомыслие человечества (теория атома). Этой материалистической концепции души в античности противостояла ее идеалистическая интерпретация – теория божественного происхождения души (Эмпедокл, пифагорейцы, Платон).   Причины и условия зарождения первых научных представлений о психике в античном мире. Отличие научного мировоззрения от мифологического. Представления о душе сущ. уже в древнейшие времена и предшествовали первым научным взглядам на природу. Философия возникла в эпоху смены первобытно- общинного строя классовым рабовладельческим обществом, почти одновременно как на Востоке (Индия, Китай), так и на Западе(Греция, Рим). Возникновение их было неизбежно т.к. предметом философских размышлений, напр. На рациональное объяснение, был мир в целом, включая все вопросы о человеке, о его душе. Отличие научного мировоззрения от мифологического. (народное творчество, сказки) Отличия по способу получения, по форме их воплощения, по своему назначению (Душа- нечто сверхестественное) Самые первые научные представления о душе напр. На объяснение души и ее функций. Пришедшее на смену мифологическим воззрениям философское научное мышление, или "мыслящее, рациональное мировоззрение", характеризуется иными чертами: - Авторитет традиций здесь замещается авторитетом разума. - Поиск генетического начала мира дополняется попытками найти его субстрат, субстанцию. - Происходит деантропоморфизация, демифологизация окружающего мира, природы, космоса. - Ставится задача не просто описать, но и объяснить душу и ее функции. - На смену вере и образно-ассоциативным процессам как главным инструментам мифологического познания приходит стремление дать логическое обоснование и доказательство выдвигаемых положений. Первые представления о психике были связаны с анимизмом (лат. анима – дух, душа) – древнейшими взглядами, согласно которым у всего, что существует на свете, есть душа. Одним из первых мифологических учений о душе в античной философии был анимизм (от лат. anima - душа). Это направление рассматривало психику человека во многом с точки зрения мифологии и психологии богов (как известно, мифология в период античности была особенно развита). Анимизм рассматривал именно поведение и мышление богов, изучал их жизнь. Анимизм представлял душу как особый признак, который не виден за конкретными повседневными вещами и который покидает человеческое тело с его последним дыханием. Элементы анимизма представлены в любой религии. Обычно начало научного миросозерцания связывают с Милетской школой, существовавшей в VII-VI вв. до н.э. Её представителями были Фалес,Анаксимандр, Анаксимен. Им первым принадлежит заслуга в выделении психики или “души” из материальных явлений. Общим для философов милетской школы является положение о том, что все вещи и явления окружающего мира характеризуются единством своего происхождения. Материальное и духовное, телесное и психическое по своей первооснове едины; различие между ними заключается в состоянии, проявлении и выражении этого первоначала. Различие же между взглядами учёных этой школы состояло в том, какой вид конкретной материи принимал каждый из этих философов за первооснову мироздания (Фалес – воду, Анаксимандр – “апейрон”, Анаксимен – воздух). Настоящей революцией в развитии мысли стал переход от анимизма к гилозоизму (от греч. слов, означающих «материя» и «жизнь»), в соответствии с которым весь мир, космос считались изначально живыми, границы между живым, неживым и психическим не проводилось - все они рассматривались как порождения единой живой материи. Тем не менее это философское учение стало великим шагом на пути познания природы психического. Гилозоизм покончил с анимизмом (хотя последний и продолжал на протяжении столетий, вплоть до наших дней, находить множество приверженцев, считавших душу внешней по отношению к телу сущностью) и впервые подчинил душу (психику) общим законам природы, естества, утвердив непреложный и для современной науки постулат об изначальной вовлеченности психических явлений в круговорот природы. Теория познания Эмпедокла. В своей философии Эмпедокл высказывал много гениальных мыслей, но в то время, когда жил Эмпедокл, они не могли быть подтверждены эмпирически. Так, он писал, что свету требуется определённое время для своего распространения, то есть скорость света является очень большой, но все же конечной величиной. Эмпедокл, подобно элеатам, признавал закон сохранения — из ничего не происходит ничего. Также замечательной была идея Эмпедокла о выживаемости биологических видов, которые отличались целесообразностью. В этом можно заметить уже зачатки, хотя и наивные, подхода к теории естественного отбора. Подобно Анаксимандру, считал, что живое произошло от неживого, но отличие заключалось том, что в начале произошли части тела и органы, далее, по мере усиления Любви в мире, они произвольным образом соединялись, в результате чего появлялись двухголовые, четырёхрукие и т. п. Наиболее приспособленные организмы выжили, в этом и прослеживался некий целесообразный план. Эмпедоклу принадлежит и ряд замечательных мыслей в области медицины. Так, он полагал, что невозможно овладеть врачеванием, если не знать, не исследовать человека. В своем учении о познании Эмпедокл выдвигает глубокую мысль о том, что процесс чувственного восприятия зависит от строения телесных органов. Он полагает, что подобное постигается подобным, поэтому органы чувств приспосабливаются к ощущаемому, если же строение органа чувств такое, что не может приспособиться к воспринимаемому, то этот предмет не воспринимается. Органы чувств имеют своеобразные поры, через которые проникают истечения от воспринимаемого объекта. Если поры узкие, то истечения не могут проникнуть и восприятия не происходит. ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К ЭКЗАМЕНУ 1. Причины возникновения понятия "душа" и его содержание на ранних этапах эволюции общества у примитивных народов. Возникновение понятия души связано с анимистическими взглядами первобытных народов. Душа четко не отделяется от тела. Эти представления сложились в результате донаучного, примитивно-материалистического истолкования явлений жизнедеятельности и сознания, в том числе таких, как сон, смерть, обморок и т.п. Не располагая средствами причинного объяснения подобных явлений, первобытный человек принимал их непосредственно воспринимаемую видимость за действительную сущность. Так, сновидения представлялись впечатлениями души, покидающей во сне тело и странствующей по земле. Так как отсутствовало понимание смерти как конечного этапа жизненного процесса, то она воспринималась в качестве разновидности сна, когда душа по каким-либо причинам не возвращается в тело. Первобытный человек осмыслял эти явления путем переноса на них свойств и особенностей живого индивида и коллектива. Душа – двойник человека; ее потребности и привычки, условия существования те же, что и у живых людей. Души умерших составляют такие же коллективы, как и живые люди, с теми же занятиями и социальным укладом. Коллективы живых людей и души мертвых взаимозависимы, их связь – материальная, хозяйственная. Представления об этой «зависимости» от души как индивида, так и общества, обусловленные бессилием дикаря перед природой, породили культовое отношение к душе – первоначальную форму религии. В дальнейшем в связи с развитием общества, с дифференциацией планирования и исполнения, физического труда и «духовных сил производства», с появлением классового общества и развитием абстрагирующей способности человека возникли идеи о внематериальной природе души. Последовательное проведение этой идеи приводит их к заключению о всеобщей одушевленности материи (гилозоизм) – своеобразной форме материализма. Фалес полагал, что душа разлита во всем сущем, и рассматривал душу как нечто спонтанно-активное. Гераклита считают ярким представителем религиозного движения своего века. Он разделял идею бессмертия души, считая смерть рождением души для новой жизни. Следствием развития этих материалистических идей у атомистов Левкиппа, Демокрита, Эпикура и Лукреция является токование души как материального оживотворяющего тело органа, руководимого также материальным началом – духом, или, иначе говоря, разумом, несущим функцию руководства всем процессом жизни. Душа человека, согласно атомистам, состоит из мельчайших, шаровидных, огнеподобных, постоянно мятущихся атомов; обладая внутренней энергийностью, она является причиной движения живых существ. Атомизм Левкиппа-Демокрита не получил надлежащей оценки, между тем как он составляет одно из величайших учений, до которых дошло глубокомыслие человечества (теория атома). Этой материалистической концепции души в античности противостояла ее идеалистическая интерпретация – теория божественного происхождения души (Эмпедокл, пифагорейцы, Платон).   Причины и условия зарождения первых научных представлений о психике в античном мире. Отличие научного мировоззрения от мифологического. Представления о душе сущ. уже в древнейшие времена и предшествовали первым научным взглядам на природу. Философия возникла в эпоху смены первобытно- общинного строя классовым рабовладельческим обществом, почти одновременно как на Востоке (Индия, Китай), так и на Западе(Греция, Рим). Возникновение их было неизбежно т.к. предметом философских размышлений, напр. На рациональное объяснение, был мир в целом, включая все вопросы о человеке, о его душе. Отличие научного мировоззрения от мифологического. (народное творчество, сказки) Отличия по способу получения, по форме их воплощения, по своему назначению (Душа- нечто сверхестественное) Самые первые научные представления о душе напр. На объяснение души и ее функций. Пришедшее на смену мифологическим воззрениям философское научное мышление, или "мыслящее, рациональное мировоззрение", характеризуется иными чертами: - Авторитет традиций здесь замещается авторитетом разума. - Поиск генетического начала мира дополняется попытками найти его субстрат, субстанцию. - Происходит деантропоморфизация, демифологизация окружающего мира, природы, космоса. - Ставится задача не просто описать, но и объяснить душу и ее функции. - На смену вере и образно-ассоциативным процессам как главным инструментам мифологического познания приходит стремление дать логическое обоснование и доказательство выдвигаемых положений. Первые представления о психике были связаны с анимизмом (лат. анима – дух, душа) – древнейшими взглядами, согласно которым у всего, что существует на свете, есть душа. Одним из первых мифологических учений о душе в античной философии был анимизм (от лат. anima - душа). Это направление рассматривало психику человека во многом с точки зрения мифологии и психологии богов (как известно, мифология в период античности была особенно развита). Анимизм рассматривал именно поведение и мышление богов, изучал их жизнь. Анимизм представлял душу как особый признак, который не виден за конкретными повседневными вещами и который покидает человеческое тело с его последним дыханием. Элементы анимизма представлены в любой религии. Обычно начало научного миросозерцания связывают с Милетской школой, существовавшей в VII-VI вв. до н.э. Её представителями были Фалес,Анаксимандр, Анаксимен. Им первым принадлежит заслуга в выделении психики или “души” из материальных явлений. Общим для философов милетской школы является положение о том, что все вещи и явления окружающего мира характеризуются единством своего происхождения. Материальное и духовное, телесное и психическое по своей первооснове едины; различие между ними заключается в состоянии, проявлении и выражении этого первоначала. Различие же между взглядами учёных этой школы состояло в том, какой вид конкретной материи принимал каждый из этих философов за первооснову мироздания (Фалес – воду, Анаксимандр – “апейрон”, Анаксимен – воздух). Настоящей революцией в развитии мысли стал переход от анимизма к гилозоизму (от греч. слов, означающих «материя» и «жизнь»), в соответствии с которым весь мир, космос считались изначально живыми, границы между живым, неживым и психическим не проводилось - все они рассматривались как порождения единой живой материи. Тем не менее это философское учение стало великим шагом на пути познания природы психического. Гилозоизм покончил с анимизмом (хотя последний и продолжал на протяжении столетий, вплоть до наших дней, находить множество приверженцев, считавших душу внешней по отношению к телу сущностью) и впервые подчинил душу (психику) общим законам природы, естества, утвердив непреложный и для современной науки постулат об изначальной вовлеченности психических явлений в круговорот природы. 

infopedia.su

Глава 10. Первобытные представления о пространстве и времени

Конструкции, всему строю души первобытного человека соответствовали определенные представления о реальности внешнего мира, точнее же будет ска­зать — о реальности как таковой, без разделения на внутренний и внешний миры. Основополагающим и самым фундаментальным здесь было расчленение всего, что входило в горизонт сознания первобытности, на два рода оппозиций: оппозицию "хаос—космос" и оппозицию "сакральное—профанное".

Если задаться целью проговорить о первобытной культуре самое существен­ное, и притом максимально кратко, то нет другого пути, кроме как рассмотрение мировоззрения первобытности через призму хаоса—космоса и сакрального—про-фанного. Что же представляют собой каждая из этих парных и взаимодополни­тельных реалий?

Когда мы обращаемся к оппозиции "хаос—космос", у нас сразу возникает два рода представлений. С хаосом связаны беспорядочность, стихийность, не­предсказуемость. С космосом — порядок, строй, гармония. Это в случае, когда хаос и космос сопоставляются. Но для европейского человека космос давно стал чем-то отдаленным от хаоса, не противопоставленным ему. Космосом, в частно­сти, принято называть тот необозримо громадный мир планет, звезд, галактик, в котором мы обитаем. Подобное представление о космосе не изначально и не имеет отношения к первобытности. Первобытный человек как раз не мог помыслить кос­мос иначе, чем в противоположность хаосу, и наоборот. Ему бессмысленно было бы задавать вопрос: так что же из себя представляет мир как целое, как все вме­щающее в себя и объемлющая реальность? Он ответил бы приблизительно так: мир — это космос, который вышел из хаоса, непрерывно космизировался, а те­перь так же непрерывно декосмизируется, с тем чтобы погрузиться в хаос. Можно помыслить ответ первобытного человека, отталкиваясь и от противоположной точки. Тогда он будет звучать так: мир — это хаос, породивший из себя космос, который когда-нибудь вернется в свое лоно. Спрашивать у первобытности о том, что в мире первично, хаос или космос, бессмысленно. В его представлении нет никакого всеобъемлющего мира, который знает хаотическое и космическое со­стояния. Есть реальность хаоса—космоса в их непрерывной взаимообращенно­сти и взаимопревращении. Ритм всего, о чем что-то можно помыслить, можно уподобить движению маятника. Его стрелка не знает фиксированного и самотож­дественного состояния. Она всегда движется или справа налево или слева на­право, движение в одну сторону — это космизация хаоса, в другую — хаотизация космоса. В таком случае хочется все-таки спросить, где же они тогда, хаос и кос­мос, осуществляются во всей своей полноте? А это не более чем неуловимо то­чечное положение поднимающейся максимально высоко стрелки маятника. Но при том, что хаос и космос не более чем смысловые пределы, в чистом виде не существующие, их образы в душе первобытного человека очень глубоки и насы­щенны. Конечно, хаос и космос — это интуиции, и давать их последовательное определение — задача заведомо неразрешимая. Представить же каждый из них достаточно полно можно через соответствующий ряд сравнений и уподоблений. Тогда хаос — это все существующее в его свернутой до точки потенциальности, сросшести, слипшести внутриутробной жизни. Хаос — это еще и тьма, бесконеч­ность, бесформенность и бесструктурность. У него есть наглядные образы зем­ли, воды и влаги, пучины, вихря, бездны, женского начала. В противоположность хаосу, тема космоса выражает собой актуализированность, расчлененность, рож-денность. Он отождествлялся со светом, конечностью, формой, небом, мужским началом и т.д. и т.п.

Хаос и космос не были внеположенными человеку реальностями, окружаю­щей его средой. Себя первобытный человек мыслил встроенным и включенным в хаотически-космический ритм. Он не был частичкой чего-то всеобъемлющего и всепроникающего. Если первобытного человека уподоблять частице хаоса—кос­моса, то она содержала и воспроизводила в себе и то и другое, однозначно ей соответствовала. Первобытный человек воспринимал себя микрокосмом, соотне­сенным с макрокосмом, он был малым космосом на фоне большого, но также и микрохаосом на фоне макрохаоса. И космическое и хаотическое начала жили в его душе, бывали попеременно или вперемежку и тем и другим. С его неразли-ченностью и смазанностью внутренне-душевного и внешнего первобытный чело­век мог очень смутно различать микро- и макромиры, и уж тем более ему было чуждо их противопоставление. Пожалуй, можно сказать и так: для первобыт­ного человека он сам как микрохаос—космос был слишком малозначим, слиш­ком малореален, чтобы специально вычленять его и концентрировать внимание на его особенности и отделенности.

Как минимум, первобытность жила в измерении "хаос—космос" в не мень­шей мере, чем в измерении "сакральное—профанное". Сакральное (священное, божественное) противопоставлялось профанному (обыденному, человеческому) так же резко, как хаос — космосу. Однако последние как бы уравновешивали друг друга и непрестанно перетекали один в другого. Несколько иначе обстояло дело с сакральным и профанным. Они вовсе не были равновесными противоположнос­тями. Сфера сакрального бытийствовала во всей полноте и самодовлении. Она не нуждалась в профанном и никак им не дополнялась. В противоположность сакральному профанное целиком зависимо и производно, всеми своими корнями и вершинами оно уходит в сакральное, в отрыве от него существовать не способ­но. Если вспомнить образ человеческой общности как тела божественной души, которое вне последней превращается в труп, то он будет точным только в отно­шении профанного мира. Что же касается мира божественно-сакрального, то он не только душа профанной реальности, но и бытийствует вне всякой соотнесен­ности с нею. Божественное — это душа человеческого в том смысле, что боги пребывают в людях, одновременно оставаясь в своем замкнутом и недоступном людям мире. У них есть свое внутрибожественное бытие, и бытие промыслитель-но обращенное к профанному миру; они и живут в своем божественном теле и вселяются в тело первобытной общины.

Первобытный человек очень остро ощущал дистанцию по отношению к сак­ральной реальности. В аспекте "профанное—сакральное" все сущее было для него расколото и разведено. При этом очень важно иметь в виду, что между вос­приятием мира через призму хаоса—космоса и призму профанного—сакрального существовало противоречие. Когда мир воспринимали как хаос—космос — это была реальность, в которой все связано со всем, все переходит во все и в этом отношении однородно. Иное дело профанное—сакральное. Этот раскол также преодолим, о чем речь впереди. Однако наличие в мире профанного и сакрально­го в первую очередь свидетельствует о "несовместимых контрастах бытия", оно напряженно и драматично, в отличие от успокаивающего и убаюкивающего в сво­ей последней глубине хаотическо-космического ритма.

Двоякое измерение реальности, взгляд на нее через две призмы определя­ет собой, в частности, первобытное представление о пространстве и времени, точнее же, о том, что для нас является одним и другим, а для первобытного чело­века было сближенностью, взаимопереходом, иногда же и неразделенностью пространства—времени.

Эту неразделенность нужно понимать не в том смысле, что пространство есть время, а время — пространство. Скорее речь идет о временности простран­ства, о том, что оно еще и временится, тогда как время, в свою очередь, прости-рается. Их смыкание можно проследить, отталкиваясь и от пространства, и от времени.

Воапщятщ^пространства в первобытности (и это очень понятно) самым тесный образом связано ^самоощущением" человека. Поскольку он есть микро­косм малого мира, то ему должен соответствовать макрокосм большого мира. Человек же, будучи пространственно трехмерным существом, все-таки представ­ляет собой пространство, aKL^Tjj^BajHjHO^je^THjKa^bjiO. Для современного че­ловека эта акцентированность ничего не говорит о большом пространстве макро­уровня. Он как нечто само собой разумеющееся и единственно для здравого рас­судка возможное воспринимает себя вертикальным существом, ориентирующим­ся преимущественно горизонтально. Пространство же как целое для него уподоб­ляется сфере, радиус которой бесконечно продолжителен. Но это именно наша интуиция пространства. У первобытного человека всё было совсем иначе.

Если он представлял собой вертикально ориентированный микрокосм, то и макрокосму также должна быть задана вертикальная доминанта. И это действи­тельно имело место в первобытных представлениях о космосе. Но космос не един­ственная, а соотнесенная с хаосом реальность. Так что же, вертикальное устрое­ние и вертикальная определенность космоса возникают из неопределенности и безвидности хаоса? В известном смысле это действительно так, и о хаосе как пространстве нечего сказать, он вне- и допространствен. И все же один из обра­зов хаоса — это бездна. "Бездна зияла, трава не росла"—так начинает речь о возникновении космоса древнескандинавский миф. Но обратимся к буквальному значению древнегреческого слова Vaoc". На русский язык оно переводится таки­ми словами, как зев, зияние, даже^зевани"е_, наконец, та же бездна. За этим гре­ческим сяр.рр'м стоит ощущение какого-то вертикального провала, бездонности. Причем греческое слово — образ хаоса — имеет св^ои аналогии во множестве других языков и мифологий. ПервобьТтньТм людям в целом было очевидно: в ос­нове всего сущего, как его предварение — вертикальное, пустое, беспросветно-„темное пространство. Оно при всей своей пустоте и гибель, и лоно всех вещей. |эездна — последнее, куда может заглянуть человек. И нужно сказать, что воспри­ятие мира как бездны укоренено не только в первобытности. В той мере, в какой первобытность присутствует и в послёпервобытных эпохах, оно может актуали­зироваться и у людей, далеких от первобытности. Вот один только, по-своему поразительный, пример. Большой русский барин и вельможа Г.Р. Державин уже в преклонных годах пишет свое последнее, так и оставшееся незавершенным сти­хотворение. Вслушаемся еще раз в эти знаменитые строки: "Река времен в своем стремленьи /Уносит все дела людей /И топит в пропасти забвенья /Народы, цар­ства и царей. /А если что и остается /Чрез звуки лиры и трубы, /То вечности жер­лом пожрется /И общей не уйдет судьбы!"

Разве в них не ощутим хаотическо-космический ритм, точнее, ритм перехо­да всего, что состоялось как космическая жизнь, в неразличенность канувшего и забытого в хаосе. Уже в третьей строфе стихотворения возникает образ пропасти и провала. В полноте же он разворачивается в седьмой, предпоследней строфе. "Жерлом" и "пожрется"— вот он, хаос, разверстый в направлении космически ус­троенного и, конечно же, вертикально, потому что в жерло проваливаются.

2(,а_ос-бездна — это пред существование космоса. И оно предопределяет вер­тикальность космического устроения. Действительно, вертикальную космологию (строение мира) можно встретить у самых различных народов. Скажем, у эвенков космос устойчиво трехмерен. Он включает в себя верхний мир (угу-буга) — мир с солнечным лосем и небесной охотой, зрительно закрепленными в созвездиях; средний мир — мир людей на земле (дулугу-буга) и нижний мир (хэргу-буга) — мир мертвых предков, злых духов и диковинных ископаемых животных вроде мамонта "сэли". Все три яруса вселенной объединены единой космической рекой, истоки которой идут из верхнего небесного мира. Затем она протекает по средне­му земному миру, а устье ее впадает в нижний мир, в царство мертвых.

Огромно сходство с эвенками у знать их не знавших древних германцев. У них структурная основа мира — гигантский ясень, Мировое Древо, древо жизни и судьбы. Оно также соединяет между собой небесный, земной и подземный миры. Образ Мирового Древа — это принцип жизни, наполненности хаотической пусто­ты. Мировым Древом прорастает бездна.

"Тот ясень, — говорится в древнескандинавском мифе, — больше и пре­краснее всех деревьев. Сучья его простираются над миром и поднимаются выше небес. Три корня поддерживают дерево, и далеко расходятся эти корни. Один корень у асов (богов), другой у инеистых великанов, там, где прежде была Миро­вая бездна. Третий же тянется к Нифльхейму (темный мир) и снизу подгрызает этот корень дракон Нидхегг... Под тем корнем ясеня, что на небе, течет источник, почитаемый за самый священный, имя ему Урд. Там место судбища богов"1.

Каким-то непонятным образом первый корень (асов) одновременно нахо­дится на небе. Верх и низ совпадают. Корни и крона суть одно. Вертикаль подо­зрительным образом круглится Можно было бы показать на текстах, что горизон­таль в первобытных представлениях не противостоит вертикали. Если долго, долго идти — попадешь на небо или в низший мир. Вспомним некоторые сказки. В них на небо не всегда лезут или летают, а в подземный мир спускаются. Это происхо­дит потому, что горизонталь и вертикаль совпадают в круговом движении: шаг вперед — это одновременно и вниз (наверх). Прежде всего здесь сказывается одна из особенностей первобытного мышления: всеобщее оборотничество, все переходит во все; все противоположности совпадают, но и всякое единство чре­вато многообразием. Переход горизонтали в вертикаль допускает и другое, не противоречащее первому объяснение: в отношении к человеку, когда бытие соот­несено с человеком, в мире доминирует вертикаль. В отвлечении от человека, с точки зрения вечности мир круглится: верх совпадает с низом, начало с концом, правое с левым, переднее с задним. Но вернемся к нашему ясеню.

"Многое можно о нем сказать. В ветвях ясеня живет орел, обладающий ве­ликой мудростью. А меж глаз у него сидит ястреб Ведрфельнир. Белка по имени Грызозуб снует вверх и вниз по ясеню и переносит бранные слова, которыми осы­пают друг друга орел и дракон Нидхегг. Четыре оленя бегают среди ветвей ясеня и объедают его листву... И нет числа змеям, что живут вместе с Нидхеггом. Так здесь об этом сказано: "Не ведают люди, какие невзгоды у ясеня Иггдрасиль: корни ест Нидхегг, макушку — олень, ствол гибнет от гнили"2.

Иггдрасиль не просто пророс собой бездну. Бездна, хаос непрерывно дают о себе знать. Дракон Нидхегг и есть эта не укрощенная, а только оттесненная на периферию бездна. Верх и низ Иггдрасиля противостоят духовно, так сказать, идеологически, через перебранку. Но обратим внимание: ясень, вертикаль опять круглится. У него не только подгрызаются корни, но и объедается листва. Бездна и загнана вниз, и обрамляет космос — Иггдрасиль. Верх и низ — относительны.

Космичность Иггдрасиля подчеркивается его изоморфностью (соответстви­ем) с человеком. Здесь та же самая соотнесенность микрокосмоса и макрокосмо­са: "Шли сыновья Бора берегом моря и увидели два дерева. Взяли они те дере­вья и сделали из них людей. Первый дал им жизнь и душу, второй — разум и движение, третий — облик, речь, слух и зрение. Дали они им одежду и имена: мужчину назвали Ясенем, а женщину — Ивой"1. Как видим, исконная вертикаль­ность мира от человека. И что не менее важно: человек и мир одной природы, они суть одно и то же.

Образ Мирового Древа хорошо согласуется с временами года. Оно выра­жает собой, в частности, циклическое представление о времени как смене зимы, весны, лета, осени. Не упустим из вида: до сих пор в связи с вертикальностью мира и Мирового Древа разговор шел вокруг пространства. Но вертикаль и дере­во — это еще и представления о времени. По сути Мировое Древо — это пространство—время, хронотоп в их слиянии и взаимопереходе. Этот взаимопе­реход обеспечивается тем, что-время, как уже отмечалось, для первобытного человека пространственно, а пространство временится. У Мирового Древа, на­пример, низ, середина и верх отождествляются с определенными моментами вре­мени. Это не наши настоящее, прошедшее и будущее, первобытное время имеет другую структуру, но все-таки временное измерение. Само Древо в аспекте свое­го произрастания образует неразрывность пространства—времени. Оно растет в пространстве (увеличивается) через временные стадии.

При разговоре о пространстве и времени в представлении первобытного человека всегда надо иметь в виду, что их различие относительно, сходство и даже совпадение — абсолютно. Мы должны помнить, насколько неустойчиво раз­личение внутреннего (души) и внешнего (мира) у первобытного человека. А зна­чит, и переходы пространства во время совершались некогда непрерывно и не фиксировались сознанием. Эта нефиксированность нам доступна в ограничен­ной степени. Поэтому мы только и можем говорить о первобытном пространстве и времени по отдельности, правда натыкаясь на одно и то же: начнешь о про­странстве, закончишь временем и наоборот.

Самое существенное, касающееся отличия первобытных представлений о пространстве от современного, состоит еще и в том, что они предполагают нали­чие в пространстве некоего абсолютного центра. Пространство исходит из опре­деленной точки отсчета, иногда это ось, пуп земли, гора, камень. Об этом знало еще Средневековье. У Данте центр земли — Иерусалим, Голгофа. А вот те же древние германцы: у них род людской пошел от Ясеня и Ивы, "поселенных бога­ми в Стенах Мидгарда. Вслед за тем они (боги) построили себе град в середине мира и назвали Асгард. Там стали жить боги со всем своим потомством, и там начало многих событий и многих распрь на земле и на небе.

Есть в Асгарде Хлидскъяльв (утес, сторожевая башня). Когда Один воссе­дал там на престоле, видел он все миры и все дела людские, и была ему ведома суть всего видимого"1. Пространство у германцев расходится кругами или слоя­ми. В центре — мир богов, далее — людей, еще далее он все более приобретает черты антимира, хаоса. Где-то далеко простертое от центра пространство изне­могает, иссякает, заканчивается чем-то уже непространственным, неопределимым, небытием. Бытийствующее пространство должно быть от него отделено далеко, например, как в Калевале, где божественный кузнец Ильмаринен выковывает небесный свод. Он и выступает максимальным пределом и ограничителем про­странства. Пространство всегда и обязательно конечно. Современный человек так устроен, что ему не удержаться от вопроса: "А что там, за кованым сводом?" Первобытный человек, да еще и грек, ответит: "Да ничего!" То, для чего нет назва­ния, оно не существует.

По этому пункту между нами и первобытными людьми дистанция действи­тельно огромного размера. Им так же трудно и невозможно представить суще­ствование бесконечного, как нам конечность мира. Для нас, разумеется, суще­ствуют конечные вещи. Но, во-первых, их бесконечное количество и многообра­зие. И потом, что значит вещь конечна? Мы-то исходим из того, что ее конечность не более чем видимость, за видимостью и обозримостью образа скрывается не­видимое, необозримое и неисследимое. Кто возьмется сосчитать, из скольких атомов, элементарных частиц и т.д. состоит вот этот стол или шкаф? Нас давно научили, что видимость вещи не более чем наш способ ее восприятия, в крайнем случае реальность макромира, но есть еще и микромир, а для него любая вещь потенциально бесконечна. Для первобытного человека ничего нет более чуждого подобным представлениям. Наличие образа у вещи — знак ее существования, космической оформленнссти, безобразное уже или еще не бытийствует, оно про­валилось в бездну хаоса, стало им или пока не выделилось из него. Хаос — тот действительно бесконечен, правда, он безграничен и точечен одновременно по­тому, что для него нет меры, а стало быть, сказать, что он безмерно велик или исчезающе мал, — это одно и то же.

Меру окружающему миру, не подозревая об этом, задает сам первобытный человек. И она, эта мера, совпадает с возможностями его восприятия простран­ства. Воспринимает же он такого рода расстояния, которые удерживаются в па­мяти, остаются узнаваемыми. Главное же состоит в том, что любое расстояние оставалось соотнесенным с центром мира, с мировой осью или пупом земли. Этой осью или пупом обыкновенно служило определенное место в капище, где обитали боги данного племени. Если первобытный человек отдалялся от пупа-капища на слишком большое расстояние и переставал ощущать его отдаленное присутствие, происходила не только внешняя, но и внутренняя дезориентация. Пространство становилось чуждым и враждебным, своего рода антипространством небытия. Не узнающий его первобытный человек мог перестать узнавать самого себя. Это мы, современные люди, соотносим свое местоположение с самими со­бой. В насесть "я" и "остальной мир". Если последний становится неузнаваемым, мы говорим себе "я потерялся". Здесь сохраняется и "я", и пространство неведо­мого. Но представим себе: пространство неузнаваемо, потеряло свою связь с пупом земли как своим центром, а первобытный человек не в состоянии обрести пространственный центр в самом себе. Значит, нет ни его, ни пространства. А есть неопределенный "некто" и неопределенное "нечто". Ведь для первобытного человека пуп-капище — это своего рода заместитель нашей яйности. С ним он себя идентифицирует, через него ощущает свою связь с богами, наполненность себя — тела, ими — душой. Когда эта связь с наполненностью исчезает, хаос душевной жизни порождает хаос внешнего мира, они сливаются в торжестве не­бытия безмерности. Преодолеть или не допустить его можно при условии, что всякое перемещение в пространстве фиксировано и соразмерно человеческой способности ориентироваться в нем. Ориентируется же он во все стороны, но обязательно из одной точки пупа земли. Каждая из сторон образует радиус, про­странство же в целом неизбежно круглится, образуя собой конечный круг бытия, со всех сторон обрамленный неуловимым недобытийствующим или небытийству-ющим хаосом.

Считается, что круговое восприятие пространства относительно позднее и свойственно земледельческим народам и тем более городским культурам. У пред­шествующих им бродячих охотников было линейное ощущение пространства. Не думаю, что это утверждение достаточно корректно. Охотились не в безбрежной неопределенности мира. Кочевали на относительно знакомой и освоенной терри­тории. Центр у нее, положим, смещался, но был. Были сакральные (священные) точки пространства и в первобытном лесу: священное дерево, гора, пещера, озе­ро. Не центрироваться пространство не могло. Это привело бы к распаду всякого подобия единства самосознания. Нет центра в пространстве, нет его и в душе. Центрированность пространства играла роль единства самосознания.

Пространство как таковое не было однородным, как у современного чело­века. Оно было неоднородно бытийственно и ценностно: чем далее от центра, тем менее пространство является самим собой, тем более оно становилось чуж­дым, враждебным, разрушительным антипространством. У него было два полю­са: сакральные и проклятые места. Наиболее сакрально пространство пупа зем­ли и, соответственно, главного капища. Существовали и другие священные мес­та. Как правило, они отмечены присутствием в них богов. Так называемые про­клятые места представительствовали от лица хаоса в космически устроенном мире. Согласно первичным представлениям, хаос не только окружал космос со всех сторон. Он еще и проникал в собственно космическое пространство. Взятое в своем горизонтальном измерении, оно может быть уподоблено ломтю сыра с его дырами. Дырка в сыре — космосе — и есть проклятое место. Обыкновенно оно помещалось в болоте или омуте с его водяным, в лесной чащобе, где жила кикимора, и т.д. Проклятые места по возможности обходили, подвергали различ­ного рода заклятию, но в целом они оставались неустранимы, т.к. хаос непрерыв­но напирал на космос, искал слабые места в нем. Нужно сказать, что, по перво­бытным представлениям, хаос при всей его неразрывной связи с космосом есте­ственней последнего. Он приходит и овладевает космически устроенной реаль­ностью, сам собой, без всяких специальных усилий. Космосу же необходимо не­прерывно отбиваться от хаоса, побеждать и оттеснять его. Однако победа космо­са над хаосом всегда временная и относительная. Мир космоса в этом отношении напоминает некоторое бесконечно чинимое и латаное-перелатаное жилье. В нем то крыша течет, то прогнили и рухнули половицы, то сорвало дверь или выби­ло окно, а то и сам хозяин неосторожно опрокинул стол и сломал стул. В конце концов дом рухнет и истлеет, пока же об этом напоминают появления проклятых мест.

Самое парадоксальное в их существовании заключено в том, что между сакральными и проклятыми местами не было абсолютной разведенности. В чем-то они даже тяготели друг к другу. Понять это можно, обратившись к достаточно неожиданному источнику, к повести Н.В. Гоголя "Вий". В ней есть один порази­тельный момент. Герой "Вия" бурсак Хома переживает всякого рода ужасы и в конце концов заканчивает свою жизнь страшной гибелью не где-нибудь, а в церк­ви, там, где, казалось бы, он должен был чувствовать себя в наибольшей безо­пасности от сил тьмы и разрушения. Если отнестись к церкви "Вия" буквально и всерьез как к христианскому храму, получится сплошная нескладица. Однако ре­ально мир гоголевской повести исконно языческий и первобытный. В нем церковь ничем не отличима от первобытного капища. И все же почему именно там так буйствует и неистовствует всякого рода нечисть? Да потому, что капище при всей своей космичности родом из хаоса. Так же, как оттуда и те боги, которым оно посвящено. Как уже отмечалось, между верхом и низом мира разница не абсо­лютна. Предел космичности и есть хаос, так же как хаотичность тяготеет к косми­ческому устроению. Это тенденция самого общего свойства; в случае же с капи­щем важно и то, что боги могут его покинуть, отдав демонам. Самое же страшное в том, что у языческо-первобытных богов нет единого лика, он двоится и множит­ся, попеременно то благостен и благодатен, то неприступен и непостижим, то превращается в искаженную яростью, зловещую и вызывающую бездонный ужас маску. Сфера сакрального оторвана от первобытных людей, между ними и бога­ми пропасть, в которую можно угодить в любой момент, когда стремишься на­встречу своим богам. Этот момент и делает сакральные места такими двойствен­ными и двусмысленными, неожиданно и непредсказуемо родственными прокля­тым местам.

Так же как и пространство, неоднородно с первобытной точки зрения и вре­мя. Эта неоднородность особого рода. В современной научной картине мира до­пускаются различные скорости протекания временных процессов. Своего рода "теория относительности" была знакома и первобытному человеку. Мы знаем ее даже из сказок. Скажем, в записи А.И. Афанасьева есть сюжет: на кладбище кре­стьянин встречает своего родственника, давно умершего. Родственник приглаша­ет крестьянина в могилу-дом, домовину. Они выпивают 3 чарки. Крестьянин выхо­дит из могилы и узнает, что прошло 300 лет. Мне представляется, что разные темпы протекания времени у первобытного человека сравнительно легко объяс­нимы. Человек живет с различной степенью интенсивности, внутренней напря­женности. Время экзистенциальное, внутреннее, отождествляется с временем он­тологическим, внешним. Та же самая неразличенность внутреннего и внешнего.

Отличается первобытное время и от других, позднейших. Скажем, и Ан­тичность и Средневековье соотносили между собой время и вечность, как в поэтической формуле В. Соловьева: "Смерть и время царит на земле. /Ты влады­ками их не зови. /Все кружит, исчезая во мгле. /Неподвижно лишь солнце любви". Вечность (здесь: любовь, Бог) неподвижна и противопоставлена бессмысленно­му кружению времени. Подобные представления о времени, по-видимому, впол­не чужды первобытности. В какой-то степени вечность может быть сближена с хаосом. Хаос — это бытийствующее небытие, может быть, добытие, нечто нео-пределимое, непроговариваемое. То же, что существует, пребывает в одном из трех временных измерений: правремени (сакральном времени) (1), сакрализо-ванном времени (2) и времени профанном (3).

Правремя — это эпоха первовещей, бытия впервые, когда хаос становится космосом усилиями демиурга (творца) или в результате каких-то спонтанных про­цессов самозарождения. Оно бытийствует "где-то там", по ту сторону обыденного мира. Но может прорываться в снах. Связкой с правременем служит священно­действие, ритуал, праздник. Это второе измерение времени. Оно служит своего рода средним звеном между правременем и временем профанным, т.е. тем вре­менем, в котором повседневно пребывает человек.

Очень сложен вопрос о направленности первобытного времени. Есть осно­вание утверждать, что время первоначально никак направлено не было. Это зву­чит парадоксом. Мы знаем обратное. Никак не направлено пространство, но на­правленность (необратимость) входит в само определение времени. Однако в первобытности направлено как раз пространство. От центра к периферии и от периферии к центру. А время? Если оно знает прасостояние и современность, вроде бы оно и направлено от прошлого к настоящему, есть своего рода вектор.

На самом деле это не совсем так. Как мне представляется, глубокая перво­бытность не знает о будущем. Есть вчера и сегодня. Где-то там вечно длится правремя, здесь же так же вечно длится современность. Второе как бы не удаля­ется от первого. Они только периодически встречаются в культе. Представить себе подобное можно только пространственно. Но зададимся вопросом: в каком смысле первобытный человек выводил за скобки будущее? Смысл здесь только один: будущее (в нашем смысле) повторяло для первобытных людей настоящее. Современность длилась, но не в смысле выбора возможностей, актуализации потенций, тем более перехода в нечто иное, а как вечное теперь. Существовали две параллельные длительности: правремя и профанное время, между которы­ми не имели места переход, перетекание, приближение. Периодически происхо­дили короткие замыкания.

Считается, и, видимо, справедливо, что циклическое представление о вре­мени относится к сравнительно поздней первобытности. Очевидна его связь с представлениями о временах года. Цикличность с необходимостью более всего акцентируется у землевладельческих племен. Там, где имеет место циклизм, время уже движется, хотя и по замкнутой кривой. Конечно, циклизм — это своего рода попытка заклясть время. То, что вечно возвращается, как бы и не происходит. Бывшее, которое снова будет, тем самым вечно пребывает. Движение оказывает-4 ся иллюзией по отношению к вечному теперь. Времени нет. Но давайте учиты­вать: предшествующие представления о времени в еще большей степени устра­няли его, растворяли временное во вневременном. Если есть две непрерывно пребывающие длительности, то чувство времени выражается только в одном. В мире когда-то нечто происходило. Сегодняшнее "вечное теперь" возникло в "веч­ном тогда". Наличное состояние мира не равно самому себе. Вот и все, имеющее отношение ко времени в его первоначальном смысле.

На таком фоне циклизм в ощутимо большей степени дозволяет временить-ся, пускай и заклятому времени.

Итак, два первобытных представления о времени. Одно из них акцентирует разведенность миров сакрального и профанного и возникает как ощущение этой ра- зорванности. Другое делает акцент на ритме хаос—космос. Переход из одного в дру­гое и обратно и есть время. Каждое из двух представлений о времени на свой лад пытается, ощутив время, тут же его снять. Почему это происходит? Да все потому же. От неизбывной и неудовлетворенной тоски и тяги по устойчивой самотождественно­сти человека. Он постоянно ощущал: "под нами хаос шевелится". Всегда был возмо­жен срыв в безграничность и неопределенность. Всегда сохранялась перспектива расчеловечивания, потери всякого подобия, не скажу — единства, самосознания, а просто самосознания как такового. Норма, повторение воспринималось как благо. Только на исходе Античности круг и вечное возвращение начинают ощущаться как безысходность, некая космическая скука. Не то у первобытного человека. У него ра­достно вновь и вновь обретать уже знакомое. Удостоверяясь в нем, он удостоверял­ся в самотождественности. Он не скучал от одного и того же, а тосковал среди неве­домого.

Заканчивая разговор о первобытном времени, я бы сказал так: в.ремя существует для человека между двумя полюсами — изменчивостью, динамикой и устойчивостью, расчлененностью. Время, никак не фиксируемое, не измеряе­мое, не останавливаемое, попросту не существует. Но и время, целиком расчле­ненное, перестает быть таковым. Оно лишается будущего в качестве его непре­менного "измерения. Первобытный человек только во времени приходил к само­ощущению, с ним для самого себя нечто происходило. Но он был под вечной угрозой растворения, самозабвения во временном потоке. Поток необходимо было очень жестко контролировать. Грибоедов говорит в "Горе от ума": "Влюбленные часов не наблюдают". Они живут вне времени, в самозабытьи. А может быть, слишком во времени, вне контроля над ним. Ведь это же не случайно. У Афанась­ева крестьянин пьет вино и теряет ощущение времени. Рыцарь Тангейзер в Вене­рином гроте также выпадает из времени или им поглощается. С временем, ощу­тив его, необходимо бороться. И первобытный человек боролся.

studfiles.net

Представления античных и средневековых философов о душе и сознании

Психология, как и любая другая наука, прошла определенный путь развития. Известный психолог конца XIX - начала XX в. Г. Эббингауз сумел сказать о психологии очень кратко и точно — у психологии огромная предыстория и очень короткая история. Под историей имеется в виду тот период в изучении психики, который ознаменовался отходом от философии, сближением с естественными на­уками и появлением собственных экспериментальных методов. Это произошло во второй половине XIX в., но истоки психологии теряются в глубине веков.

В этой главе мы не будем рассматривать историю психологии. Существует целый учебный курс, посвященный столь сложной и интересной проблеме. Наша задача заключается в том, чтобы показать, как изменялось представление челове­ка о психических явлениях в процессе исторического развития, и как вместе с тем менялся предмет исследований психологической науки. С этой точки зрения в истории психологии можно условно выделить четыре этапа. На первом этапе пси­хология существовала как наука о душе, на втором — как наука о сознании, на третьем — как наука о поведении, а на четвертом — как наука о психике. Рассмотрим более подробно каждый из них.

Особенностью психологии как научной дисциплины является то, что с прояв­лениями психики человек сталкивается с тех пор, как начал осознавать себя чело­веком. Однако психические явления длительное время оставались для него непо­стижимой загадкой. Например, в народе глубоко укоренилось представление о душе как особой субстанции, отдельной от тела. Такое мнение сформировалось у людей из-за страха смерти, поскольку еще первобытный человек знал, что люди и животные умирают. При этом человеческий ум не в состоянии был объяснить, что же происходит с человеком, когда он умирает. В то же время уже первобытные люди знали, что когда человек спит, т. е. не вступает в контакт с внешним миром, то видит сны — непонятные образы несуществующей реальности. Вероятно, стремление объяснить соотношение жизни и смерти, взаимодействие тела и некое­го неизвестного неосязаемого мира и привело к возникновению верования о том, что человек состоит из двух частей; осязаемой, т. е. тела, и неосязаемой, т. е. души. С этой точки зрения жизнь и смерть можно было объяснить состоянием единства души и тела. Пока человек жив, его душа находится в теле, а когда она покидает тело, человек умирает. Когда же человек спит, душа покидает тело на время и пе­реносится в какое-либо другое место. Таким образом, задолго до того, как психи­ческие процессы, свойства, состояния стали предметом научного анализа, человек пытался объяснить их происхождение и содержание в доступной для себя форме.

С тех пор прошло очень много времени, но и сейчас человек не может полно­стью объяснить многие психические явления. Например, до сих пор механизмы взаимодействия психики и организма являются нерешенной загадкой. Тем не ме­нее, за время существования человечества происходило накопление знаний о пси­хических явлениях. Происходило становление психологии как самостоятельной науки, хотя первоначально психологические знания аккумулировались на быто­вом, или житейском, уровне.

Житейские психологические сведения, полученные из общественного и личного опыта, образуют донаучные психологические знания, обусловленные необ­ходимостью понимать другого человека в процессе совместного труда, совмест­ной жизни, правильно реагировать на его действия и поступки. Эти знания могут способствовать ориентировке в поведении окружающих людей. Они могут быть правильными, но в целом они лишены систематичности, глубины, доказательно­сти, Вполне вероятно, что стремление человека разобраться в самом себе привело к образованию одной из первых наук — философии. Именно в рамках этой науки рассматривался вопрос о природе души. Поэтому не случайно, что один из цен­тральных вопросов любого философского направления связан с проблемой про­исхождения человека и его духовности. А именно — что первично: душа, дух, т. е. идеальное, или тело, материя. Второй, не менее значимый, вопрос философии — это вопрос о том, можно ли познать окружающую нас реальность и самого человека. В зависимости от того, как философы отвечали на эти основные вопросы, их всех можно отнести к определенным философским школам и направлениям. При­нято выделять два основных направления в философии: идеалистическое и материалистическое. Философы-идеалисты полагали, что идеальное первично, а ма­терия вторична. Сначала был дух, а потом материя. Философы-материалисты, наоборот, говорили о том, что первична материя, а идеальное вторично. Следует отметить, что такое деление философских направлений характерно для нашего времени. Первоначально деления на материалистическую и идеалистическую философию не было. Деление осуществлялось на основе принадлежности к той или иной философской школе, которые по-разному отвечали на основной вопрос философии. Например, пифагорейская школа, милетская школа, философская школа стоиков и др.

Само название изучаемой нами науки переводится как «наука о душе*. Поэто­му первые психологические воззрения были связаны с религиозными представле­ниями людей. Эту точку зрения в большей степени отражает позиция философов-идеалистов. Например, в древнеегипетском трактате «Памятник мемфисской теологии» (конец IV тыс. до н. э.) делается попытка описать механизмы психи­ческого. Согласно этому произведению, устроителем всего существующего, все­ленским архитектором является бог Птах. Что бы люди ни помышляли, ни говори­ли, их сердцами и языком ведает он. Однако уже в те древние времена существова­ло представление о том, что психические явления каким-то образом связаны с телом человека. В этом же древнеегипетском произведении дается следующая трактовка значения органов чувств для человека: боги «создали зрение глаз, слух ушей, дыхание носа, дабы давали они сообщение сердцу». Одновременно с этим сердцу отводилась роль проводника сознания. Таким образом, наряду с идеали­стическими воззрениям и на природу души человека существовали и другие — ма­териалистические, которые у древнегреческих философов приобрели наиболее отчетливое выражение.

Изучение и объяснение души является первым этапом в становлении психоло­гии. Но ответить на вопрос, что такое душа, оказалось не так-то просто. Предста­вители идеалистической философии рассматривают психику как нечто первич­ное, существующее самостоятельно, независимо от материи. Они видят в психи­ческой деятельности проявление нематериальной, бесплотной и бессмертной души, а все материальные вещи и процессы толкуют либо как наши ощущения и представления, либо как некоторое загадочное проявление «абсолютного духа», «мировой воли», «идеи». Подобные взгляды вполне объяснимы, поскольку идеа­лизм зародился тогда, когда люди, практически не имея никаких представлений о строении и функциях тела, думали, что психические явления представляют собой деятельность особого, сверхъестественного существа — души и духа, который все­ляется в человека в момент рождения и покидает его в момент сна и смерти.

Первоначально душа представлялась в виде особого тонкого тела или суще­ства, живущего в разных органах. С развитием религиозных взглядов душа стала пониматься как своеобразный двойник тела, как бестелесная и бессмертная ду­ховная сущность, связанная с «потусторонним миром», где она обитает вечно, по­кидая человека. На этой основе и возникли различные идеалистические системы философии, утверждавшие, что идеи, дух, сознание являются первичными, нача­лом всего существующего, а природа, материя — вторичными, производными от духа, идей, сознания. Наиболее яркими представителями данного направления являются философы школы Пифагора с острова Самос. Пифагорейская школа

проповедовала учение о вечном круговороте душ, о том, что душа прикреплена к телу в порядке наказания. Эта школа была не просто религиозной, а представляла собой религиозно-мистический союз. Согласно воззрениям пифагорейцев, миро­здание имеет не вещественную, а арифметически-геометрическую структуру. Во всем существующем — от движения небесных тел до грамматики — царит гар­мония, имеющая числовое выражение. Душе тоже присуща гармония — гармония противоположностей тела.

Аристотель (384-322 гг. до н.э.) — древнегреческий философ, который по праву считается основателем психоло­гической науки. В своем трактате «О душе» он, интегрировав достижения античной мысли, создал целостную психологиче­скую систему. По его мнению, душу нельзя отделить от тела, поскольку она является его формой, способом его организа­ции. Вместе с тем Аристотель в своем учении выделил три души: растительную, животную и разумную, или человече­скую, имеющую божественное происхождение. Подобное де­ление он объяснял степенью развития психических функций. Низшие функции («питающие») свойственны растениям, а высшие — человеку.

Наряду с этим Аристотель разделял органы чувств иа пять разрядов. Кроме органов, передающих отдельные чувствен­ные качества вещей, он выделил «общее чуаствилищев, которое позволяет воспринимать единые для многих объектов свойства (например, величину).

В своих трудах(«Этика», «Риторика», «Метафизика», «Истории животных») он постарался дать объяснение многим психическим явлениям. В том числе он попытался объяснить механизмы пове­дения человека стремлением реализовать внутреннюю активность, сопряженную с чувством удов­летворения или неудовлетворения. Помимо этого Аристотель внес большой вклад в развитие представлений о памяти и мышлении человека.

Материалистическое понимание психики отличается от идеалистических воз­зрений тем, что с этой точки зрения психика — вторичное, производное от мате­рии явление. Однако первые представители материализма были весьма далеки в своих толкованиях о душе от современных представлений о психике. Так, Герак­лит (530-470 гг. до н. э.) вслед за философами милетской школы — Фалесом, Анаксимандром, Анаксименом — говорит о материальной природе психических явлений и единстве души и тела. По его учению, все вещи суть модификации огня. Все существующее, в том числе телесное и душевное, непрерывно изменяется. В микрокосмосе организма повторяется общий ритм превращений огня в масшта­бах всего космоса, а огненное начало в организме и есть душа — психея. Душа, согласно Гераклиту, рождается путем испарения из влаги и, возвращаясь во влаж­ное состояние, гибнет. Однако между состоянием «влажности» и «огненности» есть множество переходов. Например, о пьяном человеке Гераклит говорит, «что он не замечает, куда идет, ибо психея его влажна». Напротив, чем душа суше, тем она мудрее.

С идеей огня как основой существующего мира мы встречаемся и в работах другого известного древнегреческого мыслителя Демокрита (460-370 гг. до н.э.), который разработал атомистическую модель мира. Согласно Демокриту, душа — это материальное вещество, которое состоит из атомов огня, шарообразных, лег­ких и очень подвижных. Все душевные явления Демокрит пытался объяснить физическими и даже механическими причинами. Так, по его мнению, ощущения человека возникают потому, что атомы души приводятся в движение атомами воз­духа или атомами, непосредственно «истекающими» от предметов. Из вышеска­занного следует, что материализм Демокрита носил наивный механистический характер.

С гораздо более сложными понятиями о душе мы сталкиваемся в воззрениях Аристотеля (384-322 гг. до н. э.). Его трактат <Ю душе» — первое специально психологическое сочинение, которое в течение длительного времени оставалось глав­ным руководством по психологии, а сам Аристотель по праву может считаться основателем психологии. Он отрицал взгляд на душу как на вещество. В то же время он не считал возможным рассматривать душу в отрыве от материи (живых тел), как это делали философы-идеалисты. Душа, согласно Аристотелю, — это целесо­образно работающая органическая система. Для определения природы души он использовал сложную философскую категорию — «энтелехия», «...душа, — писал он, — необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающе­го в возможности жизнью. Сущность же (как форма) есть энтелехия; стало быть, душа есть энтелехия такого тела». Познакомившись с изречением Аристотеля, невольно хочется спросить о том, какой смысл вложен в понятие «энтелехия». На что Аристотель дает следующий ответ: «Если бы глаз был живым существом, то душой его было бы зрение». Итак, душа есть сущность живого тела, так же как зрение — сущность глаза как органа зрения. Следовательно, главная сущность души, по Аристотелю, — реализация биологического существования организма.

Впоследствии понятие «душа» все более сужалось до отражения преимуще­ственно идеальных, «метафизических» и этических проблем существования чело­века. Основы такого понимания души, вероятно, были заложены в Древней Ин­дии. Так, в текстах Вед (II тыс. до н. э.) обсуждалась проблема души прежде всего как этическая. Утверждалось, что для достижения блаженства необходимо совер­шенствование личности путем правильного поведения. Позднее с этическими про­блемами душевного развития мы встречаемся в религиозных учениях джайнизма и буддизма (VI в. до н. э.). Однако наиболее ярко этические аспекты души впер­вые были раскрыты учеником Сократа (470-399 гг. до н. э.) — Платоном (427-347 гг. до н. э.). В работах Платона изложен взгляд на душу как на самостоятель­ную субстанцию. По его мнению, душа существует наряду с телом и независимо от него. Душа — начало незримое, возвышенное, божественное, вечное. Тело — начало зримое, низменное, преходящее, тленное. Душа и тело находятся в слож­ных взаимоотношениях. По своему божественному происхождению душа призва­на управлять телом. Однако иногда тело, раздираемое различными желаниями и страстями, берет верх над душою. В этих взглядах Платона ярко выражен его иде­ализм. Из своего представления о душе Платон и Сократ делают этические выво­ды. Душа — самое высокое, что есть в человеке, поэтому он должен заботиться о ее здоровье значительно больше, чем о здоровье тела. При смерти душа расстается с телом, и в зависимости от того, какой образ жизни вел человек, его душу ждет различная судьба: либо она будет блуждать вблизи земли, отягощенная земными элементами, либо отлетит от земли в идеальный мир.

Давайте попробуем ответить на вопрос: насколько прав или не прав Платон? Существует ли тот мир, о котором он писал и говорил? Отвечая на этот вопрос, профессор Ю. Е. Гиппенрейтер в своей книге «Введение в общую психологию» пишет, что в какой-то степени Платон прав. Этот мир действительно существует. Это мир духовной человеческой культуры, зафиксированный в ее материальных носителях, прежде всего в языке, в научных и литературных текстах. Это мир абстрактных понятий, в которых отражены общие свойства и сущности вещей. И, наконец, самое главное, это мир человеческих ценностей и идеалов, это мир человеческой морали. Таким образом, идеалистические воззрения Сократа и Платона раскрыли другую сторону человеческой психики — морально-этическую. Поэто­му с полной уверенностью можно говорить о том, что идеалистические учения Сократа и Платона не менее важны для современной психологической науки, чем взгляды материалистов. Особенно отчетливо это наблюдается в последние деся­тилетия, когда духовные аспекты жизни человека стали интенсивно обсуждаться в психологии в связи с такими понятиями, как зрелость личности, здоровье лич­ности, рост личности и др. Вряд ли современная психология была бы той наукой, какая она есть сейчас, если бы не было идеалистических учений античных фило­софов о душе с их этическими следствиями.

Следующий крупный этап развития психологии связан с именем французско­го философа Рене Декарта (1569-1650). Латинский вариант его имени — Ренатус Картезиус. Декарт считается родоначальником рационалистической философии. Согласно его представлениям, знания должны строиться на непосредственно оче­видных данных, на непосредственной интуиции. Из нее они должны выводиться методом логического рассуждения. Данная позиция известна в научном мире как «картезианская философия», или «картезианская интуиция».

Исходя из своей точки зрения, Декарт считал, что человек с детства впитывает в себя очень многие заблуждения, принимая на веру различные утверждения и идеи. Поэтому для того, чтобы найти истину, но его мнению, сначала надо все под­вергнуть сомнению, в том числе и достоверность информации, получаемой орга­нами чувств. В таком отрицании можно дойти до того, что и Земли не существует. Что же тогда остается? Остается наше сомнение — верный признак того, что мы мыслим. Отсюда и известное выражение, принадлежащее Декарту «Мыслю — зна­чит, существую». Далее, отвечая на вопрос «Что же такое мысль?», он говорит, что мышление — это «все то, что происходит в нас», все то, что мы «воспринимаем непосредственно само собою». В этих суждениях заключается основной постулат психологии второй половины XIX в. — постулат о том, что первое, что обнаружи­вает человек в самом себе, — это его сознание.

Однако в своих трудах Декарт доказывал, что не только работа внутренних органов, но и поведение организма — его взаимодействие с другими внешними телами — не нуждается в душе. По его мнению, взаимодействие организма с внеш­ней средой осуществляется посредством нервной машины, состоящей из мозга как центра и нервных «трубок». Внешние предметы действуют на периферические окончания расположенных внутри «нервных» трубок, нервных «нитей», послед­ние, натягиваясь, открывают клапаны отверстий, ведущих из мозга в нервы, по ка­налам которых «животные духи» устремляются в соответствующие мышцы, кото­рые в результате «надуваются». Таким образом, по мнению Декарта, причина поведенческой активности человека лежит вне его и определяется внешними фак­торами, а сознание не принимает участия в регуляции поведения. Поэтому в сво­ем учении он резко противопоставляет душу и тело, утверждая, что существуют две независимые друг от друга субстанции — материя и дух.

В истории психологии это учение получило название «дуализм» (от лат. - «двойственный»). С точки зрения дуалистов, психическое не является функ­цией мозга, его продуктом, а существует как бы само по себе, вне мозга, никак не завися от него. На почве дуалистических учений в психологии XIX в. получила широкое распространение идеалистическая теория так называемого психофизи­ческого параллелизма, утверждающая, что психическое и физическое существу­ют параллельно: независимо друг от друга, но совместно. Основными представи­телями этого направления в психологии являются В. Вундт, Г. Эббингауз, Г. Спенсер, Т. Рибо, А. Вине и У. Джемс.

Примерно с этого времени возникает и новое представление о предмете психо­логии. Способность думать, чувствовать, желать стали называть сознанием. Та­ким образом, психика была приравнена к сознанию. На смену психологии души пришла психология сознания. Однако сознание еще долго рассматривали отдель­но от всех других естественных процессов. Философы по-разному трактовали со­знательную жизнь, считая ее проявлением божественного разума или результа­том субъективных ощущений. Но всех философов-идеалистов объединяло общее убеждение в том, что психическая жизнь — это проявление особого субъективного мира, познаваемого только в самонаблюдении и недоступного ни для объективно­го научного анализа, ни для причинного объяснения. Такое понимание получило очень широкое распространение, а подход стал известен под названием интро­спективной трактовки сознания.

lektsia.com

2.1. Представление древних философов о душе

txtb.ru

Сведения о живой природе в первобытном обществе

Люди первобытного общества уже имели некоторое представление о строении человека, назначении частей тела, но каким путем эти представления возникли, исторической науке пока неизвестно. Предполагается, что анатомия началась с развитием познавательной деятельности человека, которого влекло любопытство не только узнать вещи, которые его окружали, но и рассмотреть рану и органы раненого человека или убитого животного. К сожалению, вера человека в сверхъестественную силу и раннее появление религии запрещали расчленять человека. В те времена человек не противопоставлял себя природе, а считал все предметы живыми, имеющими «душу». Этот первобытный антропоморфизм и возникшее как его следствие религиозное верование— анимизм, утверждающий самостоятельное существование души и тела, были огромным препятствием для вскрытия трупов, ибо «душа» должна возвратиться в целое тело.

Уже около 13 000—14 000 лет до н. э. были созданы изображения растений, животных и людей, дошедшие до нас в виде пещерных и наскальных рисунков. В одной из пещер Астурии (Испания) найдено было изображение слона, у которого нарисовано сердце. Это доказывает, что люди эпохи палеолита знали о расположении сердца и правильно оценивали его жизненное значение (рис. 1).

Древние китайцы имели весьма скудные и грубые представления о строении человека (рис. 2). Основателями китайской медицины считаются полумифический император Шинонг (2838 — 2699 гг. до н. э.), а затем император Гванг-Ти (2698 — 2599 гг. до н. э.), написавший книгу о медицине — «Неи-Кинг». В этих древних сочинениях содержатся фантастические данные. Например, дыхательное горло в груди якобы разделялось на 7 каналов (рис. 3).

Это свидетельствует о том, что древние китайцы трупы не вскрывали. Только начиная с IV века до н. э. в Китае иногда стали разрешать вскрытие трупов. У древних китайцев сердце считали центром жизни, а первым из органов, матерью сердца—печень, сыновьями— желудок и селезенку. По их мнению, сердце принимало пищеварительный сок и превращало его в кровь. В печени якобы обитала душа и возникали идеи, а желчный пузырь представлял центр мужества. Поэтому в древности воины для храбрости и мужества добавляли в пищу желчь крупных хищников.

3. Система «каналов» у человека по представлению древних китайцев.

В Древней Индии медицина постепенно отходила от религии, где уже с VIII века до н. э. не существовало строгого запрета на вскрытие трупов. Нарушение запрета в Индии также легко искупалось, если виновный принимал очистительные ванны или прикасался к священной корове или просто взглядывал на солнце. В священных книгах индусов уже описан метод мацерирования, который заключался в том, что труп 7 сут вымачивали в реке, а затем удаляли ветками деревьев кожу. По учению индусов человек состоял из 7 оболочек, 300 костей, 107 суставов, 3 жидкостей, 400 сосудов, 900 связок, 90 жил, 9 органов. Пупок считался центром жизни. Физиологические и эмбриологические представления также были примитивны и основывались на том, что желчь, воздух, слизь, соединившись с огнем, землей, водой и эфиром, формируют хилус, кровь, мясо, кости, жир и мозг; при соединении мужского и женского воспроизводительного вещества образуется зародыш. Весьма прогрессивным надо считать возникновение в Индии в первом тысячелетии до н. э. учения об органах чувств, которыми познается мир. « Это учение уже содержало элементы материалистического понимания мира, но не оказало влияния на развитие медицины.

В Древнем Египте принципом государственности была кастовость. Над всеми властвовала каста жрецов. Жрецы учили, что после смерти душа человека переселяется в тело различных животных, а через 3000 лет возвращается в тело умершего, поэтому широко проводилось бальзамирование трупов. Применявшиеся при бальзамировании небольшие разрезы не позволяли рассмотреть топографию и строение извлеченных частей внутренних органов. Поэтому египтяне, так же как китайцы и индийцы, считали сердце органом мышления, через который проходят кровь, слизь, вода, воздух и моча. Кровеносные сосуды на разрезе они видели у мертвого пустыми и считали, что по ним проходит воздух.

Неконкретные знания по анатомии были также у евреев, ибо религия запрещала прикасаться к трупу.

www.medical-enc.ru

Смотрите также

• 
  Стоянка первобытного человека пещера чокурча
• 
  Представление о душе первобытного человека
• 
  Стоянка первобытного человека пещера чокурча
• 
  Презентация счет у первобытных людей
• 
  Нижегородская земля в первобытную эпоху
• 
  Тест первобытные земледельцы и скотоводы
• 
  Жизнь первобытных людей контрольная работа
• 
  Почему первобытные люди придумали мифы
• 
  Контрольная работа жизнь первобытных людей
• Зарождение искусства в первобытном обществе
• 
  Зарождение воспитания в первобытном обществе