Штрихи к портрету архаического сознания (СР). Первобытный менталитет архаичное сознание

8.2 Общие черты архаического сознания

Общими чертами архаического сознания, присущими всем народам дописьменной культуры, является анимизм, партиципация и вера в маги­ческие действия.

Анимизм — это одушевленность всего окружающего. Проецируя на всю природу собственные переживания, человек приписывает растениям, животным, неодушевленным предметам способность думать, знать, желать, совершать поступки. Одушевив мир, человек создал иллюзорный фантас­тический параллельный мир добрых и злых духов, которым приписывает­ся важное влияние на судьбу человека и племени. Силы природы и все не­известное персонифицируется и считается, что в определенных условиях, через магические действия и обряды можно вступить в диалог с потусто­ронними силами и попросить их быть благожелательными к людям, либо предотвратить вред. Магия — это не только защита от непонятного и страшного, но вера в свою возможность управлять событиями с помощью следующих приемов:

1. Создание символов на основе внешнего сходства, "подобное рож­дает подобное", например дерево мудийи, имеющее белый сок, в племени ндембу (Африка) называется "молочным деревом" и служит символом женской зрелости и центром ритуала посвящения девочек. Система сим­волов представляется рычагом, с помощью которого можно управлять миром. Л.Леви-Брюль, а за ним и многие другие этнографы отмечали, что у людей родового общества нет чувства невозможного, они находятся во власти безудержной фантазии. Например, нигерийские бороро верили, что их соседи, племя трумаи, называвшие себя водяными крысами, спят на дне рек. Такое же магическое значение, как символы, имеют знаки, обрядовые жесты, слова, амулеты.

2. Принцип аналогии: можно управлять предметом через овладение его образом, а так как изображение человека, его имя, даже его тень, счи­таются частью его образа, у многих архаичных народов из осторожности не открывают чужим настоящее имя, не рисуют реалистических портре-

тов, не позволяют подойти к себе настолько близко, чтобы можно было

наступить на тень.

3. Партиципация или сопричастие — это убеждение в единстве и не­разделимости человека с его родом, природой, "душой сна", "душой леса" и т. п., а также связанности, причинной обусловленности предметов и яв­лений, на самом деле никак между собой не связанных. Л.Леви-Брюль (по И.А.Химик, 1934) приводит пример партиципации в искусстве: один и тот же рисунок в одном месте оценивается как содержательный, даже сакраль­ный, в другом — как ничего не значащий. В первом случае изображение причастно к некоей мистической силе, во втором — нет. Для того, чтобы сделать продавца скота более сговорчивым его будущий покупатель дол­го жует, размягчает во рту кусок дерева. У современных хакасов есть обы­чай: когда скот ночует на выгоне, чтобы он не разбегался, завязывают ру­кава одежды или связывают веревкой ножки стола — символическое свя­зывание ног животного.

Партиципация предполагает передачу свойств одного объекта другому путем переноса, соприкосновения, передачи на расстоянии, заражения, осквернения, овладения и т. п.; благодаря партиципации считается, что один человек может помочь или повредить другому на расстоянии, совершая оп­ределенный обряд.

Мышление первобытного человека ориентировано иначе, чем мышле­ние современного человека, оно носит мистический пралогический харак­тер. Мышление современного человека концептуально, построено на поня­тиях, его представления о природе абстрактны, объективны, независимы от отношения наблюдателя к наблюдаемому. Мышление первобытного чело­века и современного дикаря чувственно-конкретно, выражено в образной форме и, хотя его память может хранить множество фактов и достоверных наблюдений, он может практично использовать их, объяснение их остается фантастическим. Опыт бессилен против коллективных представлений, так как таинственные силы и духи (так же, как разные табу, мана, чары, колдов­ство, осквернение и т.п.) сильнее реальности. То, что человек видит — это только знаки, свидетельства присутствия таинственных сил.

Логическая диффузность, нерасчлененность первобытного мышления, не отделившегося еще от эмоциональной сферы, приводит к неотчетливо­му разделению не только человека и его имени, но и бытия и небытия, вещи и слова, предмета и знака. При этом одни предметы могут стано­виться знаками других, замещая их символически. Наиболее важными пред­ставляются внешние, вторичные, чувственно воспринимаемые качества. Например, сила выражается через многорукость, хорошее зрение — через многоглазость, причинно-следственные связи не улавливаются, а заменя­ются прецедентом. Объединение предметов или событий осуществляется не по смыслу, а по смежности. Например, у племени ндембу существуют такие пищевые запреты: колдун не должен есть мясо лесного оленя, т. к. его шкура в пятнах, это может помешать предсказанию "сконцентриро­ваться"; нельзя есть шпинат со скользкими листьями, чтобы не выскольз­нула сила; молодым нельзя есть мышь, т. к. она крадет, и женщина может быть украдена.

Очень характерна конкретизация абстракций. Например, В.Б.Иордан­ский (1982) приводит ашантийскую сказку "Почему мудрость встречается повсюду и почему не у всех она есть": Паук Ананси собирал мудрость по свету маленькими кусочками и складывал в глиняный горшок; когда он полез на дерево прятать этот горшок, его сын посоветовал сдвинуть гор­шок на спину, чтобы удобнее было лезть; Ананси залез на дерево, посмот­рел сверху на сына, смутился от того, что, имея целый горшок мудрости, он сам не догадался удобно взять горшок, и уронил его; горшок разбился, кусочки мудрости разлетелись во все стороны; люди поспешили собрать кусочки, но были опоздавшие, которые остались дураками. Другой при­мер — ритуал изгнания болезней и бед из деревни: колдун собирает все несчастья в курицу, и затем эта курица изгоняется из деревни.

Архаичное сознание дуалистично. Понятия рождаются парами, так как они возникают из сравнения, отсюда "бинарные оппозиции" — противо­поставления: "вода — огонь", "левое — правое", "восток — запад", "сы­рое — вареное", "мужское — женское" и т. п. По мнению К.Леви-Строса (1994) оппозиция — это частный случай употребления ассоциации через противопоставление, что является универсальной чертой человеческого мышления и началом формирования практико-теоретической логики, ло­гики оппозиций и корреляций, исключений и включений, совместимостей и несовместимостей. Со временем эти оппозиции усложняются, формиру­ются более разветвленные системы связей. Так у африканского племени чого восток, юг, верх, мужское начало, правая рука — означают жизнь, свет, плодовитость; запад, север, низ, женское начало, левая рука — смерть, тьму, бесплодие. Возникающие символические связи можно проследить в цветовом символизме африканских и других, в том числе славянских на­родов. В современной Африке у разных, в том числе пространственно ра­зобщенных племен (бомбара, мбея, банту, боронга и других), символичес­кие значения цветов часто совпадают. Так белый цвет связан с югом, до­мом, состоянием мира, покоя, радости, доброты. Белая лента в одежде — защита от болезней. Выражение "белый живот" — значит открытый чело­век. В честь доброго человека приносится в жертву животное с белой шер­стью. Черное ассоциируется с севером, дождем, работой на земле, болью, неопределенностью. Молитва о дожде сопровождается жертвоприноше­нием животных с черным мехом. Черная одежда — знак печали или указа­ние на профессию — кожевник. Красное символизирует зенит солнца, жар­кое время, энергию, силу, кровь, войну, вождя, кузнеца (повелителя огня и оружия). Красную одежду могут носить вожди и главнокомандующие. Желтую одежду носят охотники и подростки (желтый цвет также ассоции­руется с кровью). В жертву приносятся рыжие животные (иногда жертвен­ных животных специально красят). Цвета многозначны. Выражение "бе­лая река" означает и женское молоко и мужское семя. Цветовая символи­ка распространялась и на богов: в племени йоруба хитрого лукавого бога Элегбу обычно изображали черной краской (Роу, 1996).

Очень сложны представления людей племенного общества о простран­стве и времени. Обычно время представляется в двух категориях — мифи­ческое и реальное — внешне несовместимые, но глубинно влияющие одно на другое. Народы, стоящие на более низкой ступени развития, не воспри-

нимают реальное время вне событии (т. е. счет ведут только соиычиим;. Скотоводческие племена знают периоды суток (утренняя дойка, перегон стада, отдых, водопой, пастьба, вечерняя дойка). Земледельческие племе­на ведут счет от начала аграрного года (но счет условный, часто ориенти­ром служит количество запасов пищи и, в зависимости от них, год то рас­тягивается, то сокращается). Год — это промежуток полного цикла труда и ритуалов. Год делится на климатические сезоны. Недели считают племе­на уже знакомые с рынком (по воскресным базарным дням). Время суток считают по событиям: первый и второй крик петуха, солнце над головой, пора заходить в дом и т. п. Время, определяемое по луне и звездам, ближе к мифологическому. Так, считают, что пол ребенка определяется фазой луны во время зачатия, дождь в период новолуния приносит хороший уро­жай, момент перехода луны из одной фазы в другую — это как бы "вре­менная щель", в которую проникает мифическое время — это момент, удоб­ный для контакта с духами.

Пространство воспринимается посредством тех материальных вещей, которые в нем расположены. И время, и пространство не нейтральны по отношению к человеку, они могут быть добрыми и злыми, благоприят­ствовать его деятельности или мешать ей.

Для родового общества характерен приоритет общественного над ин­дивидуальным. Это выражается в пословицах: "ум одного человека похож на дырявый мешок", "множество не лжет". Прочность племенных связей поддерживается коллективной ответственностью за проступки. Рас­краска лица и тела, украшения, элементы одежды подчеркивают принад­лежность человека к определенному племени. Мимика сама по себе, лицо без раскраски или татуировки не привлекают внимания. Лицо часто рас­сматривается просто как подходящая поверхность для нанесения рисунка, а эскиз рисунка разрабатывается очень тщательно в виде "развертки" со­ответствующей формы лица. Человек интересен только в связи с той ро­лью, которую он выполняет в группе, и именно эта роль служит основой его самоидентификации. Это закономерно, поскольку само выживание человека вне социума невозможно и для него смысл жизни состоит в при­общении к коллективу, нахождении опоры и защиты в коллективе.

Важнейшей традицией родоплеменного общества является сохранение "родовой памяти" — передача коллективного опыта от поколения к поко­лению в возможно более стабильной форме. Основной формой такой пе­редачи является ритуал. Обряд и ритуал — это прежде всего техника уп­равления своей психикой, а затем — особая форма коммуникации, инос­казательной, понятной лишь посвященным. С.Н.Давиденков приводит пример австралийского аборигена, который торопится вернуться домой до захода солнца, опаздывает и, будучи убежден, что в темноте обязатель­но случится несчастье, для предотвращения его останавливается, опреде­ленным образом заламывает веточку на дереве и после этого бежит уже спокойно, без паники. Это простое ритуальное действие служит измене­нию доминанты, снимает чувство страха и помогает действовать более целесообразно. Ритуал североамериканских индейцев "пляска бизонов" представляет собой охотничий танец в масках бизонов, имитирующий поведение животных. Уставшие танцоры изображают раненого зверя,

выходят из круга и заменяются другими танцорами. Смысл ритуала — перед охотой отождествить себя с бизоном. Это также способствует умень­шению страха в момент опасности. В.Б.Иорданский (1982) описывает ри­туал африканского племени балуба, посвященный началу лунного меся­ца. Люди обязаны были очищаться водой, не зажигать огня, не выходить в поле. Женщины кричали непристойности прохожим (что является серьез­ным нарушением табу). Все эти действия расшифровываются следующим образом. Начало лунного месяца — это момент "присутствия" мифологи­ческого времени. Нельзя выходить в поле, так как в это время оно принад­лежит тотемным предкам. Нельзя зажигать огонь — огонь — это символ культуры, в мифологическое время его еще не было. Нарушение женщи­нами табу-это тоже погружение в древнее время дикости. Смысл ритуала в целом — в утверждении ценности культуры "от противного" — через проигрывание, краткое проживание древних времен, когда порядка еще не было. Аналогичен ритуал проводов аграрного года у ганского племени ашан-ти — церемония одвира, которая моделирует переворачивание обычаев, на­рушение табу, попрание всех ценностей, этикета, власти и заканчивается коллективной мольбой к духам предков — восстановить все как есть.

Каким образом могли формироваться все эти архаичные представле­ния и как они складывались в единый комплекс культуры?

Периодизация развития первобытной духовной культуры очень затруд­нена и в значительной степени условна. Можно принять три крупных эпохи в развитии коллективных представлений: домифологический период, мифо­логическая эпоха и период эмпирических знаний. Кроме того, есть два под­хода к изучению этой проблемы: первый — через расшифровку мифологии, ритуальных практик и магических представлений; второй — через анализ археологических свидетельств — фактов изобразительного искусства.

Рассмотрим эту проблему с позиции каждого из подходов.

Предпосылкой возникновения духовной культуры является переход человека от сугубо биологического интереса к объектам окружающего мира, к интересу к миру вообще, независимому от биологической значи­мости вещей. При этом переходе человек сталкивается со множеством не­предвиденных непредсказуемых возможностей каждой вещи. В камне мо­жет быть скрыто будущее орудие или изображение зверя, дерево может давать плоды, огонь для тепла, защиты, приготовления пищи, опоры для дома, лыко для плетения корзин, обуви и даже одежды, из него также мож­но вырезать фигурку тотема. Перед человеком открывается бесконечность возможностей взаимодействия с миром, и эти возможности впервые начи­нают осознаваться как многозначные. Первый шаг в освоении этого "все-возможностного" мира — наименование вещей. "Слово — это имя, кото­рое человек дает тому или иному предмету как метку смысла... человек с помощью имени метит не предмет, а некий виртуальный смысл, связан­ный с этим предметом... Человек с помощью слов-имен делает зарубки относительно неких смыслов, возникающих у него в отношении этих пред­метов... помечает надпредметную семантику предмета" (Лобок, 1997, с. 190). Смысл — это фундаментальная психологическая характеристика восприятия, позволяющая от поверхностного впечатления перейти к глу­бинному образу. Давая названия вещам, человек как бы создает их впер-

вые, но уже не как объекты природы, а как объекты культуры, наделенные новыми свойствами и новыми смыслами. В этом поименовании каждой вещи — символизация окружающего. По выражению А.М.Лобока, чело­век как бы "набрасывает мифосемантическую сеть" на мир, создавая в нем первичные культурные ориентиры — смыслонесущие понятия и образы. Первой мировоззренческой основой для этой деятельности является пер­вобытный анимизм — мировоззрение, предполагающее "всеобщее оборот-ничество", способность всего превращаться во все, множественность раз­ных смыслов в каждой вещи, возможность "вариативного эксперименти­рования" с каждой вещью. Формирование символических структур связано с глубинными когнитивными процессами — воображением и мышлением: "Символ в культуре — универсальная категория, раскрывающаяся через сопоставление предметного образа и глубинного смысла... В символах и знаках проявляется как внешнее "Я" человека, так и внутреннее "Я", дан­ное ему от природы... семантика и психология имеют общую границу так же, как имеют ее смысл и чувство" (Багдасарьян, 1998, с. 122).

Всеобщее "оборотничество" первобытных представлений — это тот хаос, из которого выделяются первые базовые культурные категории:

1. культура — это мир, построенный на основе потребностей небио­логических, сверхзначимых для человека;

2. культура представлена символическими знаковыми реальностями;

3. в процессе овладения этими знаковыми реальностями человек при­обретает технологию мышления и саму способность мыслить.

Несмотря на глубинную общность архаичных представлений, доми­фологический период характеризуется культурной разобщенностью пле­мен, иногда даже территориально близких. Причина этого, по-видимому, все в том же речевом характере истоков культуры.

studfiles.net

Архаическое сознание и архаиеская модель мира

Автор: Алексей Недозрелов, 26 Июн 2012

Архаическое сознание и архаическая модель мира

Современный мир несется, подобно горной реке с невообразимо стремительным течением, изменяющей свое русло, сметая старые традиции и устои и неся новые. Которые вскорости будут сметены новыми толщами воды. Или времени. Кризис современного мира заключается в том, что человеку не на что ориентироваться: вчерашние идеалы сегодня уже устарели, а нынешние завтра окажутся немодным рудиментом.

Таежники знают, что для того, чтобы не сбиться в лесных чащобах, на деревьях делаются зарубки, по которым всегда можно вернуться в исходную точку, в известный, обжитый мир и родное жилище. Тот же мотив используется и в сказках, когда волшебный клубок, раскатываясь, указывает дорогу вперед, но он же – и путь обратно. В условиях заблудившейся цивилизации единственно верный путь – путь к истоку, к тем первоосновам, которые дали жизнь последующим ориентирам. К корням Мирового Древа, где нет ни времени, ни пространства, где сходятся все миры и берут начало все формы сущего. К той архетипической основе, на которой выстроился фундамент всей современной цивилизации.

Образ Мирового Древа здесь приведен не случайно – это один из фундаментальных образов сравнительной мифологии, присутствующий в традициях многих народов. Это Иггдрасиль у скандинавов, Ирминсуль у саксов, дуб на Буяне у славян. Это тот стержень, который придает миру упорядоченность и формирует его основу. Именно поэтому мы приводим сравнительную мифологию и корневую мифологическую традицию в качестве дороги к истокам, тех зарубок в лесу, по которым заплутавший путник может вернуться домой.

Как пишет А. Платов, «Традиция – это самый Дух, сокрытый в природе нашего мира и, соответственно, в нашей собственной природе. Поднять этот Дух из глубин мира – а значит, из глубин нашего бессознательного, из глубин нашей кровной, сакральной и генетической памяти – вот наша задача» [А.В. Платов. Архетипы белой расы и традиционные посвящения].  Так какова же она, наша Традиция?

Традиция мифологична, и для нее характерны архаическая модель мира и мифологические мышление. Выделяются такие понятия, как архаическое сознание и имагинативная логика – основные способы восприятия мира, которыми пользовались наши пращуры. Сознание, в котором все мифологично, взаимосвязано и взаимозависимо, и логика, формируемая воображением. «Какой примитивизм!» – скажете вы, и ошибетесь.

В архаическом восприятии мира все закономерно и взаимосвязано, и все наполнено особым, сакральным смыслом. Именно такая форма мировосприятия возвращает нас в те времена, когда «и деревья были выше, и трава зеленее, мир был моложе, а люди — лучше». На этих уровнях сознания восприятие мира архетипично, а, как писал К.Г. Юнг, «тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов, подымает изображаемое им из мира единократного в сферу вечного, притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы…» [К.Г. Юнг. Психология бессознательного]. Потому архетипическое сознание наиболее целостно, и человек ощущает свое бытие острее, а жизнь – осмысленнее, чувствует значимость своей жизни для судеб рода и мира – ведь мир сакрален, как сама жизнь.

Напротив, отказ от Традиции и традиционного восприятия мира неизбежно ведет не только к потере ориентиров и ценностей, но и смысла жизни – не случайно плодами цивилизации стали депрессии и суициды, появление экзистенциальных проблем и поиск способов ухода от реальности.

Наиболее трудными в современной психотерапевтической практике остаются экзистенциальные проблемы, хронические депрессии и бегство от мира. Извечные вопросы «кто виноват и что делать?» приобретают особенно мрачные очертания – поиск виновных представляется бесперспективным, а под вопросом «что делать?» все чаше понимают «как (и зачем?) жить дальше?». И именно архаическая модель мира способна дать ответы на эти вопросы.

Мир в архаическом сознании предельно целостен, ведь все взаимосвязи обусловлены высшими закономерностями и подчиняются общим принципам. Бытие зачастую воспринималось как ткань, которую прядут богини судьбы – норны у скандинавов, парки у греков, волшебные пряхи у славян, и каждое событие, узелок этой ткани, происходит так и тогда, как того требует сплетаемый узор. Многое предопределено в нашей жизни – у колыбели каждого человека стоят норны, определяющие его судьбу. Неравные они дают людям судьбы, и не от нас зависит, что нам досталось. От нас зависит лишь то, как воспримем мы свою долю и что сделаем со своей жизнью. И зачастую оказывается, что в нашей власти изменить то, что изменить казалось невозможным.

С этим связаны понятия Доли/Недоли, которые воспринимаются как, с одной стороны, космические процессы, так и, с другой стороны, как удел, над которым нам предстоит работать. Заметим, что лингвистически слово «удел» имеет двоякое значение, и это символично. С одной стороны, удел – земля, переходящая по наследству, и пахотное поле, на котором предстоит работать весь век – как это делали отцы и деды. С другой стороны, это то, что нам дано и что нас ожидает. Поскольку эти значения взаимосвязаны, то это то, в чем мы гармоничны – это наш путь, на котором мы можем быть полностью реализованы.

Плохая доля может быть изменена, возможно, ценой огромных усилий. Но если человека не устраивает тот путь, который ему предопределен, он может выбрать другой – по формуле Беовульфа, «даром силы стяжать судьбу». Это подобно лесной тропинке – можно сойти с нее в чащу дремучую, но что нас там ждет, неведомо никому.

С этим связано понятие Удачи. Удача – это то, что, в языческом мировосприятии наших предков, дано богами. Остальное человек должен взять сам. Мы до сих пор желаем друг другу «удачи», как это делали наши предки много веков назад – и на Руси, и в Европе, и в Скандинавии. При этом под «удачей» понималось не абстрактное везение, а нечто большее – та личная сила, от которой зависит и собственно везение, и общее благополучие. Удачей клялись, Удачу просили у богов, на приобретение и повышение Удачи были направлены многие магические ритуалы и практики. В древних сказаниях можно встретить формулировки: «у него была плохая (или хорошая) Удача». При этом часто Удача персонифицировалась в виде некой магической сущности, связанной с конкретным человеком – это тотем и духи-помошники в шаманизме, фетч и фюльгья у скандинавов и англо-саксов, ведогон у славян.

Удача могла быть хорошей или плохой, что выражалось, в частности, в хроническом везении или невезении, могла быть изменена, приобретена или утеряна. Удача заразна, потому нас тянет к людям с хорошей Удачей; людей же с плохой Удачей мы инстинктивно стараемся избегать, до сих пор именуя их «неудачниками». Поэтому воины шли в дружины к вождям с хорошей Удачей, а правители с плохой Удачей изгонялись. У многих народов практиковались ритуальные жертвоприношения нерадивых князей – князей с плохой Удачей.

Основа Удачи – Деяние, а потому с ней тесно связано понятие Славы. Деяния рождают Удачу, удача создает добрую Славу, которая, в свою очередь, привлекает Удачу, помогая свершать Деяния. Ради Славы совершались многие военные походы, во Славу праведных правителей складывались стихи и скальдические песни (драпа у скандинавов), или порочащие песни для снижения Славы неправедных вождей (глам-дицин у кельтов). Слава, как и Удача, частично передавалась по наследству, что подтверждается сегодня исследованиями немецкого психолога Берта Хеллингера. Слава, доставшаяся от предков, называлась прадедней. Подобные упоминания мы видим, к примеру, в «Слове о Полку Игореве»: «Тии бо бесь щитовь, сь засапожникы, кликомь пълкы побьждають, звонячи вь прадеднюю Славу».

Важное значение имел архаический идеал Воли, в который вкладывалось, в частности, то, что сегодня понимается под «свободой», но в значительно более глубоком, экзистенциальном значении. Воля – это комплекс понятий, включающий в себя и свободу в действиях, в выборе, в принятии решений и способе жизни; и формальный характер власти; и способность – и силу – жить в соответствии с принятыми решениями и нести за них ответственность. Состояние, в котором осознан Урок – понятие, созвучное с понятием Доли, происходящее от корня Рок (то, что предречено), то, ради чего человек пришел в этот мир – составляет основу мировосприятия, дающего ответы на все экзистенциальные вопросы. Это состояние, к которому стремился архаичный человек, в котором он сам создает свою Удачу и Славу, а потому его Доля к нему благосклонна. Состояние, в котором есть, зачем жить и за что умирать.

Сама смерть воспринималась как переход – переход в иной мир, в котором человек продолжит свой путь. Смерть могла быть разной – каждому свое, в соответствии с Долей и Роком, а также деяниями. По овчинке и выделка. Например, кельты считали, что герои уходят в Иной Мир на волшебные острова, куда их отвозит волшебная (часто хрустальная) лодка. Те же, кто вел неправедную жизнь, попадают в лодку без руля и ветрил, которая увозит их в миры с совершенно иным качеством жизни. Потому те, кто чувствовал за собой вину и хотел ее искупить, в бурю выходил в открытое море на лодке без руля и весел, бросая парус ветру, позволяя унести себя в тот мир, который ему предначертан. По скандинавским поверьям, доблестные воины попадали в чертоги Одина – Вальхаллу, чтобы там пировать и продолжить бой с наступлением Рагнарека, часа Сумерек Богов; праведники попадали в чертоги Гимле на небесах, а грешники и клятвопреступники – в царство Хель и чертоги, свитые из змей, где текут реки змеиного яда.

Отсюда вытекает значимость праведного образа жизни – такого, который соответствует Правде людской и небесной, когда деяния соответствуют выбору, когда чисты и душа, и совесть. Путь Прави всегда прямой, как древко от копья, и чистый, как слеза младенца. Правде всегда противостоит Кривда, и человек всегда стоит перед выбором, чей путь принять. Выбирая путь Прави, человек усиливает ее позиции в этом вечном противоборстве, помогая миру развиваться своим, положенным чередом: солнцу разгонять ночную мглу, всходам расти, урожаю спеть. И когда Правда одолевает Кривду, тогда и Жизнь одолевает Смерть, и солнечные лучи разгоняют ночные видения, и нас окружает Явь. Явь всегда окружает путь Прави. Но когда побеждает Кривда, наступают смутные времена, и воцаряется Навь. Но если в кромешной тьме есть хоть один человек, следующий пути Прави, Явь придет вслед за ним.

Но одному, зачастую, выстоять трудно, поэтому человек никогда не бывает один. Вместе с ним всегда его Род – даже тогда, когда близкие далеко, или вовсе покинули этот мир. Сила рода всегда поддерживает человека, даже из-за границы мира мертвых. Они стоят за спиной, и если нужна кому помощь, всегда можно ощутить их присутствие. Это нашло отражение в предсмертных ритуальных заговорах: «Вижу отца своего и мать свою, вижу род свой до последнего колена…»

Человеку поможет мир – такой же живой, как мы сами. Не случайно герои наших сказок обращаются к ветру и Земле-Матушке – эти силы всегда с нами и всегда готовы помочь. Нужно лишь обратиться к ним – помогут родник и травинка лесная, огонь земной и ветер небесный – нужно лишь обратиться, и позволить себе услышать ответ. За спиной человека весь мир, покуда он следует Прави, и потому его нельзя победить. Отсюда идут древние обычаи судных поединков, испытаний водой и огнем, практиковавшиеся повсеместно и известные как Суд Божий. Сегодня это кажется варварством, но можно предположить, что для человека архаичного искренняя вера имела решающее значение и открывала доступ к ресурсам, которые сегодня кажутся запредельными – подобно известному феномену хождения по горящим углям. С психотерапевтической точки зрения архаическое сознание и свойственная ему система убеждений представляется крайне благоприятной для формирования комфортной модели мира и достижения поставленных целей.

Алексей Недозрелов

Как активизировать глубинный потенциал психики?

Скачай бесплатную книгу

"Резервы человеческой психики: знаковая система коммуникации с бессознательным"

Похожие статьи:

1. Юнгианские аналитические техники и юнгианский анализ
2. Процессуальная психология
3. Холотропное дыхание. Техника
4. Ребефинг

Рубрики: Трансперсональная психология Метки: Психология запредельного

portal.psymodelling.ru

Миф как основная форма архаического сознания

Особенности мифакак способа мировосприятия связаны с образно-чувственным, символическим, синкретическим характером представлений о явлениях природы и общественной жизни. В мифе сущность явления или предмета представляется в образной модели (а не как логическое объяснение мира). Языком мифа является метафора, особая система образных представлений, которая строится без причин и следствий. Метафора здесь не просто феномен языка, это универсалия сознания, когда мы думаем об одной сфере в терминах другой. Миф характеризуется многоплановостью, множественной семантикой, обратимостью. Особенность мифа состоит также в том, что здесь отсутствуют какие-либо доказательства, но, тем не менее, его авторитет непреложен. По мнению Р.Петтаццони мифологическое мышление содержит в себе в зачатке все типы человеческого сознания. Это универсальная структурная форма сознания как такового. Поэтому миф присутствует и в современном обществе как скрытое, глубинное поле значений.

Поскольку миф выражает синкретическое сознание, ему нужен особый комплекс нерасчлененных знаковых средств. Живое интонируемое и напеваемое слово, жест, ряжение, использование скульптурной маски, ритуальное раскрашивание и есть синкретический язык мифа. Поэтому миф связан с магией и обрядом. Хотя некоторые ученые (А.Потебня, А.Лосев, К.Леви-Строс) считают, что мифу-обряду предшествовал миф в словесной форме. Поэтому они определяют миф как символическое повествование о сакральной истории. В своей повествовательной форме миф рассказывает, каким образом реальность, благодаря подвигам богов, сверхъестественных существ, героев, стала такой, как она есть сейчас (мир вообще, природные явления, человеческое поведение, государственное устройство). Это всегда рассказ о творении, в мифе мы всегда у истоков существования чего-то.

Человек той культуры, где миф явление живое, пребывает в «открытом» мире, хотя и зашифрованном и полном тайн. Природа говорит с человеком и чтобы понять ее язык, достаточно знать мифы и уметь разгадывать символы. Мир уже не есть хаотическая непроницаемая масса предметов, но живой космос, упорядоченный и полный смысла. Человек оказывается причастным миру, который становится для него близким и понятным, хотя и полным тайны. В подобном мире человек не чувствует себя замкнутым в рамках своего существования. Он открыт для общения с миром. Мир «понимает» человека и принимает.

Миф - динамичная структура. На протяжении веков его содержание менялось. Первобытный миф имел своим содержанием космогонию, более поздние мифы включали самую разнообразную тематику.

Функции мифа.

Социальная.Мифы о первых предках племени способствовали осознанию родом своего единства. Рассказывая о возникновении общества и его традиций, мифы обосновывали существующее устройство общества, поддерживали социальный порядок, регулировали поведение.

Миф служил основным способом организации и хранения культуры.В мифе отражались особенности культуры народа. Являясь моделью для подражания, миф обеспечивал передачу ценностных ориентаций, технологий деятельности и моделей поведения, закрепляя таким образом культурное своеобразие общества.

Миф открывал смысл мира и человеческой жизни.

Миф в чувственно-образной форме объяснял мир, находил первопричину и сущность явлений, в нем отражались представления первобытного человека о мире.

Миф являлся также видом художественного творчества, в процессе которого совершенствовалась память, развивалось воображение.

Миф несомненно выполнял и психологическую функцию. Он создавал иллюзорно-обнадеживающую картину мира (совершенно организованный космос и вписанный в него человек), порождавшую чувство уюта, вписанности в мир, предсказуемости.

Первобытное искусство. Для большинства произведений первобытного искусства характерны условность, обобщенность форм, символический характер, условный изобразительный язык. Ярко выражены экспрессия, чувство пластики, ритма. Присутствует чувство симметрии, правильность в соотношении объемов. Одна из особенностей первобытного искусства – в своеобразной однородности его форм повсюду, где оно существовало (сходство в деталях палеолитических «Венер»; сходство сюжетов, композиций, стиля наскальных неолитических изображений).

Важнейшая черта первобытного искусства – синкретизм. Он выражался как в слитности функций искусства с другими сферами культуры, так и в богатстве смысловых интерпретаций одного и того же предмета. Собственно художественное начало в нашем понимании в нем отсутствовало. В первобытности не существовало предметов, имевших целью эстетическое наслаждение, что не исключало их декоративности.

Архаичное искусство служило инструментом познания: фиксируя образ, оно делало его доступным восприятию, исследованию. Через группировку предметов, акцентирование деталей искусство выявляло значение, сущность предмета.

Первыми образцами первобытного искусства считаются отпечатки рук на стенах пещер, которые, видимо, являлись магическим знаком власти. Вероятно, магическим целям служили и фигуры животных, написанные на стенах пещер, вылепленные из глины, выгравированные на кости и камне. Наряду с охотничьей магией развивался также культ плодородия с эротической магией. Отсюда стилизованное изображение женского начала в виде миндалевидной формы или треугольника, характерное для первобытного искусства.

В искусстве палеолитасовмещаются как натуралистические, так и схематические изображения: оттиски человеческой руки и беспорядочные волнистые линии, параллельные штрихи, которые покрывают натуралистические изображения женских фигур. В фигурах крайняя условность рук, ног и лица и проработанность и гипертрофия живота, бедер, груди (палеолитические «Венеры»). Преобладает предмет, его материальность, весомость, цвет, объем, фактура. Появляются также пещерные рисунки. Первыми объектами изображения в них были животные, которые рисовались в профиль примерно в натуральную величину. Люди чаще изображались фронтально в немного увеличенных пропорциях. Хотя человеческие изображения в самом раннем периоде редки. Изображение фигур было контурным, высеченным каменным орудием или нанесенным красной охрой. Внутри контур был совершенно не заполнен. Уже в ориньякский период (30 тыс. лет назад) появляются попытки пространственного изображения: копыта и рога животных рисуются в фас или три четверти. В позднем палеолите размеры животных и людей увеличиваются или уменьшаются. Например, изображение человека («Великий марсианский бог»), найденное в Сахаре, имеет длину 6 метров. Контуры заполняются (прорисовываются глаза, ноздри животных, окраска их шкур, у людей одежда, татуировка).

В мезолитическом искусствечеловек занимает уже центральное место. Даже образы животных могут принимать на этом этапе антропоморфный характер. Преобладает не предмет, а действие, движение. Отсюда все усиливающаяся стилизация и схематизм человеческих фигур, преобладание многофигурных композиций. Изредка можно встретить изображения людей, у которых лица рисуются в профиль, а грудь и плечи – фронтально.

В неолитенаблюдается все большая стилизация и символизация. В позднем неолите были широко распространены знаки в виде кругов, крестов, свастик, спиралей, полумесяцев, встречаются стилизованные изображения животных и людей, орнаментальные мотивы (ленточные и спиралевидные).

В искусстве бронзового и железного века уже четко выделяется как стадиальное, так и этническое начало, определяющее специфику художественных школ.

Таким образом, эволюция первобытного искусства идет сначала по пути детализации, полихромии, стремления к объемности, а затем возвращается к схематизму, стилизации и символизации. Одновременно предметность и статичность заменяются действием и движением. Развитие первобытного искусства связано также с преодолением беспорядочности изображений и созданием композиций.

Первобытность кажется нам сегодня далеким прошлым человечества. А остатки архаичных племен воспринимаются как музейная экзотика. Однако, следы первобытности продолжали существовать на протяжении всей истории человечества, органично вплетаясь в культуру последующих эпох. Во все времена люди продолжали верить в приметы, сглаз, число 13, вещие сны, гадание на картах и другие суеверия, являющиеся отголоском первобытной культуры. Развитые религии сохранили магическое отношение к миру в своих культах (вера в чудотворную силу мощей, исцеление святой водой, таинство соборования и причастия в христианстве). Фольклор хранил отголоски магии и мифа в песнях и сказках. Художественная культура постоянно использовала мифы для своих сюжетов и образов. В 20 в. влияние мифа на литературу проявляется в усложнении символики, тяготении к притче, смысловой многослойности художественных текстов (Б.Пастернак, А.Платонов, О.Мандельштам, Ф.Кафка, Г.Маркес, Т.Манн). Представления первобытных людей отражаются также в современных языковых фразеологизмах. К примеру, мифологический образ «волка-разбойника» привел к возникновению фразеологизма волчья хватка. Связывание как магическое действие. воспроизводится в выражениях развязать язык, связать по рукам и ногам. Зеркало как магический символ границы между земным и потусторонним миром породили фразеологизмы как в воду глядел, как в зеркале. Есть большая группа фразеологизмов, правильное понимание которых требует знания мифа: сизифов труд, ариаднина нить, гераклитов огонь, каинова печать.

Можно с уверенностью сказать, что основные структуры первобытного мировосприятия живут в глубинах психики каждого современного человека и при определенных обстоятельствах вырываются наружу. Кризисное состояние общества; явления, которые наука не может объяснить и смертельные болезни, которые она не может вылечить; непредсказуемые опасные, но значимые для человека ситуации, – вот тот фундамент, на котором возрождаются старые и вырастают новые мифы и суеверия.

studfiles.net

Штрихи к портрету архаического сознания (СР): gabblgob

© Devol Zeitschrift, 2005

© Вася Ложкин, «Великий Предокъ»

I. Старый спор.

Разговор о месте России в мире, о её причастности к Западу (странно, что нет разговора о причастности к Востоку — это наводит на некоторые размышления) начался полтора века назад и с определёнными перерывами возникает вновь. При этом этот «разговор» по сути за все это время так и не подверг осмыслению некоторые базовые, как мне кажется, причины возникновения и развития самого себя. Если не рассматривать сейчас вообще всю эту проблематику под углом истории, экономики или чисто политики, то в сухом остатке получатся несколько психологических комплексов, которые и воздействовали на участников «разговора».

Здесь надо сразу отвлечься: «разговор» на уровне рационального мышления возможен только при условии наличия носителей такого мышления. В России первые носители появились лишь в первой половине XIX века — если так оценить Чаадаева, Герцена, славянофилов вроде Аксакова и западников типа Грановского. Опять же, не углубляясь в различия между сознанием Востока и Запада, между различиями в отношении к окружающему миру, времени, пространству, личности и т.п. вещам, из которых естественно вытекает возможность вообще появления такого «разговора» (для Востока культуры «разговора» нет и не существует) стоит отметить, что количество участников «разговора» тогда в России было крайне невелико. Единицы. «Разговор» в данном случае понимается как рациональное обсуждение, постижение.

Естественный психологический комплекс заключался в том, что необходимость «узнать» или определить место России в мире (Европе), найти для неё некий Идеал, упиралась в слабое понимание объектов разговора: собственно Запада, и собственно России. Но если с первым ситуация была все-таки лучше — его можно было «пощупать», проанализировать европейскую интеллектуальную рациональную мысль, поучаствовать в «разговоре» с её носителями, то со вторым было крайне затруднительно. Дело в том, что «разговор» естественным образом упирался в тупички идеологических, или мифологических построений, мифологем. Причин этому было несколько, и здесь можно выделить как романтизм участников дискуссии, так и полное отсутствие в исторической и политической традиции России какой-либо рациональной интеллектуальной мысли вплоть до 19-го века, и как следствие — «разговора». Соответственно полностью отсутствовал рациональный опыт, не было носителей рационального, не был выработан «программно-лексический код», который позволял бы вести обсуждение на рациональном уровне.

Фактически западники и славянофилы искали «место» России, исходя из ряда идеалистических установок при отсутствии необходимых для рационального разговора инструментов. На деле получалось так, что, обсуждая фундаментальную проблему, её пионеры вынуждены были вносить в традицию самих себя. Тем не менее, сама дискуссия стала первой и, пожалуй, единственной попыткой рационального разговора в России. Если проследить эволюцию, то не трудно заметить, что те же славянофилы в ходе неё постепенно отказывались от поиска Идеала в допетровской эпохе, с другой стороны западники отходили от идеалистическо-мифологического тезиса «что все плохо в России». Впрочем, рациональных выводов сделать так и не удалось — дискуссия оказалась слишком растянутой, слишком подверженной влиянию «извне» и, кроме того — сказался недостаток опыта рационального разговора.

Ключевой проблемой тут был тот факт, что если дать рациональную оценку Запада участники дискуссий все же могли попытаться, то сделать то же самое в отношении России — нет. Это объяснялось тем, что участники дискуссий, люди по меркам своего времени и страны весьма образованные, не выработали все же рациональных критериев оценки (до них это сделать в России вообще никто не мог). А, будучи изначально заложниками идеалистических установок и мифологем (например — пресловутая «общинность» в России) они пришли к невольному конструированию мифа.

Поэтому совершенно закономерно, что в конечном итоге «разговор» съехал на уровень перепалки между «западническими» и «славянофильскими» газетами по поводу «роли центра мирового славянства», «враждебности германо-романской Европы», выразившись в конечном итоге в строчках Тютчева «умом Россию не понять» (это если не пробовать, ИМХО), в показушном ношении косовороток и других частей «типично русского» национального костюма. То есть окончательно уйдя в плоскость мифологического сознания. Став мифом, эта дискуссия затем повторялась неоднократно, но как и в рамках любого мифа — на уровне тиражирования психологических образов, переживаний, ощущений, постоянно замыкаясь на себя (ввод образа-мифологема-мифологема-миф), все более карикатуризируясь. Миф не линеен, он замкнут на себя, образуя смысловое кольцо. Поэтому это движение по кругу затем продолжалось вплоть до захвата большевиками власти, и периодически оно возникает и сейчас. Но, это уже в чистом виде даже не мифологический разговор, а архаичный, который от дискуссий конца XIX века, пожалуй, единственное что отличает, так это переход уже на стадию невнятного бормотания (пример: обмен экспрессиями вроде: «сталинская система была конкурентоспособной» — «нет, она загубила миллионы людей» и т. д.).

Таким образом, первая и единственная в истории России, рационального «разговора» так и осталась лишь попыткой. Все последующие возвращения к теме этой попытки ничего нового в концептуальном смысле дать не смогли. Даже «Вехи», несмотря на их значительность и почти удачную попытку объяснить на рациональном уровне философию русской истории и политики не вызвали «разговора». Ибо их адресат — постзападническая и постславянофильская интеллигенция уже были отягощены мифологемами, да и сами авторы сборника не сочли нужным «встать на четвереньки и обрасти шёрсткой» — то есть, чётко выбрать адресата и закодировать соответствующим образом язык общения с ним. При отсутствии субъектов разговора как с одной, так и другой стороны его, как и следовало ожидать, не получилось, а поствеховская мысль сошла опять на уровень кухонной лексики и аналогичного по концептуальности бормотания в газетах, салонах и т.д.

Последующие возвращения к теме носят уже комичный характер как у Гумилёва, либо откровенно мифологический, как у Зиновьева. Одной из главных причин этого, помимо самой по себе азиатской реставрации после 1917 года, которая смела тонкий слой носителей рациональности в России, было — как её следствие, тотальная архаизация и архаическая мифологизация политического и социального сознания в стране. Это был объективный процесс, связанный как с тем же уничтожением пресловутого «слоя», так и с форсированным созданием новой «псевдоинтеллектуальной элиты», то есть — советской интеллигенции. Требовать от неё повторения попыток «рационального разговора» было бы уж чересчур.

II. Архаика

Архаичное сознание можно рассматривать как самый древний и имманентно присущий пласт сознания у человека. Карл Юнг отмечал, что в мышлении современного человека содержится большой объем архаической логики, которая прикрыта рациональным опытом и представлениями. По его мнению, она базируется на архетипических структурах коллективного бессознательного. Итогом проекции архетипов на сознание являются мифы, сказки, образы, догмы и табу. При этом само по себе архаическое сознание отличается от собственно мифологического, это как бы его нижний этаж. По всей видимости, архаическое сознание присутствует — если находить ему аналогию в социально-политической области (политической антропологии) в догосударственной стадии. То есть, в первобытных племенах. В современном обществе в России мощным очагом архаического сознания, а также фактически центром его репродукции и распространения являются «зоны» (собственно речь идёт вообще о XX веке). «…Это не что иное, как неизжитый реликт догосударственного существования человека. Преступный мир самоорганизуется в архаические жёсткие структуры — банды, преступные группы, «семьи», кланы. Зрелая преступная группа имеет достаточно сложную структуру, включающую лидера, сублидера, трикстера (провокатора), основную массу — «бойцов» и «периферию» или внешний пояс. Такая система порождает целостное пространство социального бытия. Иными словами, это древнее, чрезвычайно устойчивое социокультурное целое.

Преступный мир рождает свой этос, в котором легко узнать этос воина-варвара… Высшая моральная доблесть состоит в верности воровскому закону, в презрении к карам и «ментам» — противостоящим вору агентам государства. В идеальных образах «вора в законе» мы легко узнаем Свенельдов и Святославов, Сфенкелов и Икмаров…Культура тюрьмы создала чисто первобытное табу — «западло». Это архаическое табу качественно отлично от моральных или правовых запретов в культуре большого общества. В определенных случаях нарушение этого табу, в том числе и случайное, автоматически ведет к утрате нарушителем своего статуса и переходу его в касту париев» (И. Г. Яковенко. «Цивилизация и варварство в истории России»).

«Зона» формирует архаические по сути ритуалы, табу, предписания, которые регламентируют жизнь, кастовую структуру, утверждение в которой также связано с ритуалами. Резюмируя, автор говорит, что «зона» — не что иное, как пространство, где главенствуют модели культуры и социальности каменного века и самой ранней стадии государственности. Этот материк живёт в теле российского общества, пропуская через себя пугающе большой процент граждан» (Там же). Важным моментом для понимания роли архаики в общественном сознании в современной России является понимание причин ее появления. Если в традиционном обществе архаика относительно незаметна, она скрыта мощным пластом более высокого мифологического сознания, то она может быть искусственно продуцирована государством в ситуации перехода к новому типу социальных и экономических отношений. В этом смысле СССР является достаточно уникальным социально-политическим явлением, где архаизация сознания была произведена масштабно и в краткие сроки. Тюрьмы, лагеря, поселения, депортации превращались в мощные очаги архаического мышления, этакий плавильный котёл, который имел все возможности для репродукции. При этом в этом котле происходило перемешивание как тех слоёв населения, у которых архаика была не изжита — крестьян, либо уже изжита — квалифицированные рабочие, инженеры, остатки старой «элиты», так и тех, кому она была имманентно присуща — уголовников, маргиналов.

Такое «перемешивание» не могло не воздействовать и в целом на все общество, а также государственный аппарат, в котором изначально было представлены выходцы из маргинально-уголовной и примитивно-крестьянской среды. По мнению Яковенко, все это привело к тотальной архаизации общества, что вылилось в слияние языка общества с языком зоны, в глубокое и тотальное проникновение в общество архетипов, ритуалов, обрядов «зоны». «Общество болеет «зоной». Феномен тюрьмы несёт в себе особую, завораживающую притягательность. Такая притягательность амбивалентна, здесь присутствуют и страх, и тяга. В основе этого феномена лежит некий резонанс. «Зона» раскрывает подсознание общества. Выявляет мощь неизжитых раннеархаических слоёв ментальности, которые актуализируются, реагируя на соответствующую феноменологию. На самом деле «зона» — один из ликов бытующей в русской народной культуре утопии Опонского царства. И тот факт, что сознание обычного массового человека откажется с этим согласиться, указывает на его конфликт с собственным подсознанием, которое заставляет неоправданно часто прибегать к словам и образам из, казалось бы, отторгаемой реальности» (Яковенко).

Это важно понимать и при анализе политической и социальной ситуации в нынешней России. Жизнь по «понятиям» — это также результат рекультивации в обществе архаических норм. Соответственно сами «понятия» являются нормами, при этом «рациональные» законы существуют лишь как некая эфемерная реальность, абсолютно не пересекающаяся со стремительно архаизированным обществом. Примером здесь может быть тезис «делиться надо!» — вполне архаический, но который продуцируют не только маргинальные слои населения, но и высшее руководство страны. В этом смысле необходимо констатировать полную и окончательную победу социально-культурной революции в России в XX веке — «верхи» и «низы» оказались одинаково криминализированы и одинаково архаичны.

Одним из последствий этого процесса является то, что он продолжает продуцировать архаику, пусть в несколько иной форме (уже не «классической зоны») и далее. Такая культурная инерция приводит к тому, что «ранние уровни человеческой природы» вполне естественно в России подавляют и преобладают над рациональным (Яковенко). Поэтому российское общество окончательно превратилось в «макро-племя», представителям которого объяснять смысл словосочетания, допустим, «правовое общество» абсолютно бессмысленно — в «макро-племени» просто нет таких определений, нет таких ассоциаций, нет такого опыта. Там есть понятия, есть «разводки», есть «наезды», есть «откаты». Есть, наконец, тезис «надо делиться».

С учётом всего вышесказанного стоит также отметить тот факт, что взрыв архаики в России смёл остатки прикрывавшего её до поры до времени социалистического мифа и привёл к появлению в социально-политической и культурной жизни российского «макро-племени» новых, архаических мифов. И это был вполне объективный процесс.

III. Мифология и мифы

Стоит сказать, что мифологический уровень сознания присущ традиционному обществу, которое в целом уже находится на некоей государственной стадии, а также в виде обрывков продолжает существовать и в последующие эпохи — индустриальную и даже постиндустриальную. В отличие от архаики, мифологическое сознание существует там, где уже есть некая структура социальных и политико-экономических связей. При этом человек воспринимает все окружающее сквозь призму психологических ощущений, переживаний. Мифологическое сознание играет также немалую роль и в социальном структурировании населения — например, у некоторых народов надо было знать 4 поколения своих предков, чтобы обладать тем или иным статусом.

При этом сам миф является некоей объективизацией мифологического сознания, которое, как уже ясно, познает окружающее сквозь психологические и воображаемые переживания. Надо особо отметить — мифологическое сознание возникает на основе архаического. Так, по мнению Л. Леви-Брюлля, миф возник на основе неразвитого, дологического мышления (архаического). То есть, наглядного, эмоционального типа мышления. Базой для этого типа мышления являются некие чувственно-рассудочные, т.е. воображаемые конструкции — мифологемы. Именно они и являются основой для некритического, нерационального познания. Стоит отметить, что мифологичность присуща современному человеку также — кстати, именно на мифы и мифологемы часто делается упор в том же PR. Рациональное же мышление, согласно К. Хюбнеру, является определённой формой приведения в единство человеческого опыта. Поэтому, грубо говоря, если сравнить миф и науку, то миф и научное познание могут быть формально рациональны, правда, содержание их «опытов» будет различно. Именно поэтому мифологический «разговор» и рациональный по одной и той же теме будут иметь разные итоги.

В России в условиях архаизации общества и появления вместо него некоего «макро-племени», а также в виду всех последних социально-политических и экономических изменений и потрясений, мифы также стремительно архаизировались. От почти «рационального» мифа произошёл переход к самой что ни на есть архаике. По мнению Т. В. Евгеньевой, (Т. В. Евгеньева. «Архаическая мифология в современной политической культуре». // «Полития», 1999, N 1) значительное место в мифологической логике сейчас занимают образы-символы (мифологемы), опирающиеся на архетипы. При этом архаизация сознания проходит несколько стадий от социально-политического кризиса (80-начало 90-х годов) к формированию архаических структур (архаического мифа) — это середина 90-х годов и завершается архаической мифологизацией массового сознания (2000-200…?).

В России в условиях полного отсутствия носителей рационального языка, культуры и опыта рационального «разговора», архаический миф становится единственным способом мировоззрения, постижения реальности (научно-рациональный отсутствует, религиозный — практически тоже). При этом стоит отметить, что древние архетипы весьма удачно накладываются на ощущение изменившейся социально-политической реальности архаическим сознанием.

По мнению Евгеньевой, архаический миф в России развивается одновременно сразу по нескольким направлениям: одно связано с потерей личностью собственной идентичности, что мотивирует поиск новых форм и способов идентификации с социальной средой. Второе направление — персонификация представлений о причинах изменений в обществе. Проще говоря, в российском случае ищется ответ на сакраментальный вопрос «кто виноват?». Однако все эти эмоциональные представления и переживания ещё не являются мифом. Любой относительно чёткий и структурированный миф — это деятельности идеологов и технологов. Они придают мифу форму, закрепляют его, продуцируют его. Тут надо сразу подробнее рассмотреть, как выглядит все это на конкретных примерах. Но перед тем, как это сделать, надо пояснить, что проникновение мифологем и их закрепление происходит посредством как их «вброса», так и некоего обмена «мнениями». Это не рациональный разговор, это тиражирование образов, переживаний друг на друга. Именно поэтому в России так неразвит и убог язык, проще говоря — «лексический код». «Жиды продали Россию!», «Во всем виноваты дерьмократы!», «Запад нам поможет!» — это лишь наиболее «крайние образчики. Такой «недоразговор» цикличен, как циклично архаическое сознание и закольцован, как и любой миф. А потому с рациональной точки зрения лишён всякого смысла и будет повторён ещё многократно и на том же самом бессмысленном уровне.

IV. Формирование архаических мифов

Российское «макро-племя» только спустя 1-3 года после развала СССР осознало крушение социалистического мифа. Образовавшуюся пустоту немедленно заполнили архаические мифологемы, которые где-то сочетались с остатками социалистического мифа, где-то были сами по себе. Одним из главных вопросов (и триггером для мифологем) были причины распада или развала, кому как угодно, СССР. Ведь согласно обрывкам социалистического мифа, СССР в массовом сознании в 90-е годы представлялся неким социально-политическим Идеалом (что, кстати, роднит его с социально-политическим Идеалом славянофилов, искавших его в допетровской Руси) — с теми или иными оговорками, которые проистекали уже из рационального бытового опыта. Соответственно, необходимо было найти ответ на вопросы — а почему же Идеал не состоялся? Где и когда был Идеал?

Власть в России, которая традиционно является единственным субъектом политического процесса ответ на этот вопрос не давала. Она дала его лишь в 2004 году, в эпоху уже состоявшейся массовой архаической мифологизации в виде формулировки — «СССР был великим государством, но он оказался нежизнеспособным. Наша задача сохранить ядро этого гиганта». Что тут первично — архаический миф, или формулировка — догадаться не сложно. Поэтому первоначально искать ответы на эти вопросы пришлось уже внутри отечественного «макро-племени». Разумеется, тут же возникло «продолжение» невнятного мифологического бормотания на тему России-Запада, что являлось логичным круговым продолжением выродившегося «спора» славянофилов и западников, массово появились страхи и «агрессии» о разнообразных «планах», расцвели теории «заговоров», а в области «самоанализа» мифологический разговор снова пришёл к лишённым всякого рационального смысла понятиям соборности, общинности (смотри вторую половину XIX века), что давало «макро-племени» возможность изображать себя в виде народа-богоносца, народа-мессии, единственного спасителя Земли от черных замыслов вселенских врагов (тут нужное подставить: иудеев, англо-саксов, протестантов и т. д.).

Интересной особенностью архаического мифа является также «персонификация» пространства, которое неизбежно сужается при архаизации и понимание «личного центра» — то есть, человек осознает себя неким «центром микрокосма». Соответственно, это и проецируется на его «сообщество» — макро-племя. Поэтому «теория вселенского заговора» просто удачно дополнила это ощущение — ведь делать заговор против «не центра» было бы как-то странно. В России это понимают на уровне рационального бытового опыта (а это единственный уровень рациональности в России, который существует) почти все.

Как уже упоминалось выше, в массовом сознании изначально есть лишь мифологемы, а уже готовые мифы создаются интерпретаторами на их базе с последующим внедрением в сознание. Вопрос «кто виноват» изначально порождал ужасающий по своей сущности ответ: «предатели» (прямая взаимосвязь с дремлющим архетипом «враги народа»). Однако рациональный бытовой опыт все же требовал «объяснения» (на мифологическом, ессно, уровне) — почему они были и их было столько? И как они были возможны, в условиях «Идеала»? Поэтому дальнейшее конструирование мифа шло в направлении «уточнения» и более чёткой временной локализации пресловутого «Идеала». В ходе этого «разговора», в целом макро-племя выработало силами своей «интеллектуальной верхушки» (то есть — постсоветской интеллигенции и маргиналов) вывод о том, что настоящий Идеал — это эпоха правления Сталина. А потом — «началось перерождение правящей номенклатуры» и т. п. Поскольку в целом реабилитировать социалистический миф уже не удавалось, то путём обмена экспрессиями было установлено — в том или ином виде, что речь идёт об имперской сущности России. Таким образом, реабилитируя сталинское время, отечественное мифологизированное сознание ставило себе эту «смысловую подпорку» — «это был красный император». Соответственно, появилось немало «работ» по соответствующей тематике (Паршев, Мухин, Калянский, Валюжный, Калашников и т.п. «мыслители» рангом больше или меньше).

Как видим на этом небольшом и частном примере, архаизированное мифологическое сознание оказалось не в состоянии рационально объяснить сам феномен «перерождения номенклатуры». Впрочем, для мифа это и не нужно — мифу нужен Идеал. Такая же ситуация и в случае «ответа» на другой сакраментальный вопрос — почему Идеал не состоялся? К уже высказанному мифу о «внутреннем враге» вполне органично, на базе архетипов массового сознания был добавлен тезис о внешних. При этом, как это и положено архаическому представлению и мире, враг приобретал сверхъестественные свойства. Так, Аллен Даллес получал возможность делать эмоционально-экспрессивные прогнозы (заметим — написанные как раз языком человека архаического) вперёд на 50 лет, неуказанные обычно авторы «Гарвардского проекта» загодя пишут якобы многотомники с планом уничтожения «сытой и мирной жизни» в Ленинграде и Москве, и развала «Советской Армии» (опять же, «авторов» подводит язычок — то бишь культурно-лексический код), а М. Тэтчер планирует снижение численности населения СССР до 15-50 млн человек. То есть, враг, помимо сверхъестественных способностей, в число которых закладываем дар предвидения, дар контролирования реальности и воздействия на неё (то есть, говоря языком архаического человека — магией), обладает ещё и абсолютно нечеловеческой сутью: проще говоря, он вообще не ЧЕЛОВЕК. Его надо ненавидеть, но при этом опасаться. Это МОНСТР.

Такое объяснение также было вполне удачным в рамках мифологического «разговора» — ведь Идеал не может проиграть обычным людям. Он может оказаться побеждён лишь путём сверхъестественных усилий — мощной магии, сверхъестественных способностей, нечеловеческой сути противника. При этом опять же надо отметить интересную особенность мифа — его субъекты (в данном случае — ВРАГИ) говорят на том же языке, что и сам носитель архаического мифа, они излагают те же страхи и фобии, что и сам носитель мифа. С рациональной точки зрения это, конечно же, абсурд. Но некритичное, нелогичное восприятие действительности, которое изначально идёт от экспрессий и ощущений этого не замечает.

Миф о причинах распада или, кому как угодно, развала СССР является лишь одним из многих. В принципе, необходимо констатировать также, что к настоящему моменту он уже в целом сформирован, относительно структурирован и достаточно эффективно расходится по информационно-интеллектуальному пространству макро-племени. Массовая архаическая мифологизация сознания одним из своих следствий имеет проникновение этих мифов на все уровни общества. С учётом того, что в России в силу ряда обстоятельств, указанных в предыдущих главках, нет существенной разницы между степенью архаичности провинциального доцента, подсобного рабочего и президента страны, то проявление архаических мифов во внутренней или внешней политике государства — вопрос даже не времени (ибо государство архаизируется даже быстрее общества), а вопрос способа.

V. Мифы и реальность

Миф, как я уже указывал выше, является одним из способов мировоззрения наряду с рационально-научным и религиозным. При отсутствии двух последних в стране, не представляется удивительным, что первый играет роль единственного. Перефразируя слова Е. Мелетинского о том, что мифология является «средством выражения неких вечных психологических начал или стойких национальных культурных моделей», стоит отметить, что архаический миф в России — это явление длительное, и которое может себя продлевать благодаря как отсутствию рационального сознания, так и мощной историко-культурной инерции.

Заложниками этой инерции является в первую очередь, если отрешится от рассмотрения макро-племени, в первую очередь само государство. И соответственно «носители» государства являются одновременно носителями и мифов, что позволяет им их реализовывать, оценивать при их помощи реальность, пытаться вести «разговор». При этом если разговор с макро-племенем, если изредка возникает такая необходимость, облегчён этим архаическим мифом (достаточно лишь вбросить новую мифологему), то «внешний разговор» (с другими государствами, к примеру) из-за этого усложняется в разы. В принципе, если первое, на мой взгляд, не нуждается в большом пояснении, то второе приводит к «незапрограммированным» результатам.

Во-первых, из-за отсутствия умения рационального разговора крайне сложно становится понимать собеседников. Во-вторых, из-за отягощённости специфическим языком, который образован на базе архетипов, крайне неудобно и сложно формулировать своё мнение, которое — а это основа рационального разговора, по идее должно быть акцептировано (понято) противоположной стороной. И, наконец, в третьих, срабатывает комплекс инфантильности: ведь архаический человек — это ребёнок. Со всеми страхами, обидами, фобиями. Ребёнку же, особенно обиженному, сложно вести диалог с теми, кто старше. Даже, если они его внимательно слушают.

Здесь для того, чтобы пояснить свою мысль, я приведу в виде примера отрывок из рассказа М. Салтыкова-Щедрина «Мальчик в штанах и мальчик без штанов»:

«МАЛЬЧИК В ШТАНАХ. Русский мальчик! я подаю вам благой совет, а вы затвердили какую-то глупость и думаете, что это ответ. Поймите меня. Мы, немцы, имеем старинную культуру, у нас есть солидная наука, блестящая литература, свободные учреждения, а вы делаете вид, как будто все это вам не в диковину. У вас ничего подобного нет, даже хлеба у вас нет, — а когда я, от имени немцев, предлагаю вам свои услуги, вы отвечаете мне: выкуси!

МАЛЬЧИК БЕЗ ШТАНОВ. Правду ты сказал: есть у вас и культура, и наука, и искусство, и свободные учреждения, да вот что худо: к нам-то вы приходите совсем не с этим, а только чтоб пакостничать. И заметь, что сравнительно ваша наука все-таки второго сорта, ваше искусство — тоже, а ваши учреждения — и подавно».

Если не брать в расчёт утрированность этого рассказа, то вполне ярко показано недопонимание. «Немецкий мальчик» пытается рациональным путём вести разговор с своим русским коллегой. Но — ничего не получается. В приведённом отрывке немец упирает на то, что они объективно более развитые, и потому их опыт может пригодиться в России. Ответ русского мальчика полностью в духе мифологического сознания: да, это так или почти так, но не надо, ибо вы только «пакостите» нам. С точки зрения рационального разговора, ответ абсурден: как можно пакостить тем, у кого хлеб сожрала саранча? В итоге — заглушка.

Собственно, в этом и заключается ответ на вопрос о понимании между Россией и Западом. Именно поэтому российские руководители постоянно используют тактику «накося-выкуси», т. е. «детской обиды» — в частности, когда пытаются «создать» некий противовес США в виде союза Китая, Индии и России, что с рациональной точки зрения просто абсурд: разные страны с несовпадающими интересами. Мифологическое сознание проецируется на реальность, и возникает ощущение, что реальность может «прогнуться». Что выкристаллизованные в мифе представления смогут объяснить действительность и изменить её. Миф о том, что есть некое противостояние на Украине «восточных» (или, как их называют «русскоязычных») и «западенцев-бандеровцев», а также некоей «пророссийской направленности» части украинской номенклатуры привёл к поражению всей российской дипломатии там. Опять же, как объяснить это? С точки зрения рационального мышления, необходимо было бы проанализировать те процессы, которые идут в украинском обществе и в самой стране. Развивать контакт со всеми его участниками. Но зачем? Для чего? И кто это будет делать, если в стране полное отсутствие носителей рационального сознания. Ведь миф уже даёт вполне ясный и чёткий ответ на приведённый вопрос: потому что вмешался Запад, который хочет превратить Украину в «банановую республику» (тезис политолога Маркина, если не ошибаюсь). То есть — нам опять помешал супер-враг. Выводы? Выводы просты: мы должны ещё теснее сплотиться. Чтобы противостоять «нечеловеческому» давлению извне, в том числе и тех (неназванных), кто хочет урвать от нас «кусок пожирнее». Миф получает новое продолжение — вплоть до нового «поражения» (хотя в рамках мифа никаких поражений существовать и не может, это уже рационалистическое определение), после которого он будет также выполнять свои компенсаторные функции (смешное предположение: убогость российской действительности в том, что даже все мифы здесь — компенсаторные…). Самый интересный вопрос тут мог бы заключаться в том, насколько сильна окажется архаичная мифологическая культурная инерция в России, насколько долго она будет воспроизводить саму себя. Ведь миф может быть уничтожен либо контрмифом (что крайне редко), либо, как в большинстве случаев — когда столкновение мифа с реальностью приводит к развязке:

— либо должен исчезнуть миф;

— либо должна исчезнуть реальность;

Поскольку же реальность не имеет свойства исчезать, хотя опять же, эмоциональные переживания по этому поводу есть и были всегда (пример: ожидание конца света), то исчезает миф. Или, как в большинстве случаев, он разваливается. Отмечу, что такое может произойти лишь в условиях посткризисных ситуаций. Впрочем, можно также предположить, что после кризиса начнётся новый этап мифополагания, который, как ясно, приведёт к новому «кризису». Это и будет бесконечный бег по кругу, который рано или поздно замкнётся в сплошное кольцо единой и вполне понятной всем членам «макро-племени» социально-культурной жизни страны.

Запись опубликована Вадим Давыдов | OCCIDE VERBUM. You can comment here or there.

gabblgob.livejournal.com

Архаическое сознание и его особенности — Культурология

Безусловно, миропонимание первобытного человека существенно отличалось от современного. Долгое время считалось, что сознание архаического человека было примитивным, диким, неразвитым. Впервые первобытные племена открылись европейцам со времен Великих географических открытий в эпоху Возрождения,  а настоящий бум в изучении этих культур начался в начале ХХ в..

В наше время проблема архаического сознания и мировосприятия является одной из наиболее интересных тем в гуманитарной науке. Среди отечественных  исследователей выделяются работы В.Я.Проппа, Е.М.Мелетинского, В.Н.Топорова, В.В. Иванова.

Интерес к давно исчезнувшей культуре определяется рядом факторов.

1. Оказалось, что архаическая культура не так уж и примитивна, прежде всего, имеется в виду тип мышления. Все дело в том, что оно имело другой код и для его понимания необходимо применить иной, нежели современный шифр для расшифровки.

2. Как это ни парадоксально, но психика современного человека гораздо сильнее связана со своими архаическими корнями, чем это кажется на первый взгляд. Архаические элементы выполняют функцию сохранения психофизиологического здоровья человека, помогая восстановлению гармонии человека с природой.

Прежде чем перейти к особенностям архаического мышления, целесообразно рассмотреть вопрос о функциональной асимметрии коры головного мозга. Это открытие 70-х гг. прошлого века является одним из самых известных за последние годы.

Вся информация, поступающая к нам из внешнего мира, обрабатывается двумя полушариями коры головного мозга, но каждое полушарие имеет свою специализацию. Левое - принимает и обрабатывает информацию логически: анализируя, сравнивая, выстраивая причинно-следственные связи, отделяя главное от второстепенного. Это - банк словесной информации, ориентации в пространстве, аналитического, абстрактного мышления.

Принципиально по-иному работает правое полушарие. Здесь формируется образ предмета. Правополушарный тип мышления характеризуется образностью, эмоциональностью, нерасчлененностью/целостностью. Сюда поступают сигналы от органов чувств: звуковые, слуховые, осязательные сигналы.

Современный человек в равной степени способен и к логической, и к образной обработке информации, но это результат длительного развития. В древние, первобытные времена в доминирующем режиме работало правое полушарие, отсюда и мышление древнего человека было преимущественно образным,предметно-конкретным, интуитивным.

Это и понятно: существо, только что выделившееся из природного животного состояния, реагировало на внешний мир посредством ощущений, воспринимая звуковые, зрительные и другие импульсы. Однако это совершенно не означает, что было "отключено" левое, логическое полушарие. Оно просто находилось в субдоминантном, подчиненном положении.

Итак, древний человек был не способен отделить главное от второстепенного, он был абсолютно равнодушен к противоречиям, которые не терпит наш разум, его мышление было конкретным и оперировало ассоциациями. Важнейшей особенностью мировосприятия стал синкретизм – слитность, нерасчленность восприятия.

В результате, в рамках архаической культуры наибольшее развитие и значение приобретали те виды деятельности, которые связаны с конкретными действиями и основаны на непосредственно чувственном, эмоциональном восприятии.

 Таким образом, ведущая роль правого полушария в восприятии мира определяет особенности архаического сознания.

Первая особенность связана с ассоциативным мышлением. Ассоциативный принцип мышления устанавливает связь между предметами не на основе логического сравнения, а на основе подобия, т. е. по принципу похожести-непохожести. Ассоциации на основе подобия называют метафорами. Например, метафорой является выражение: звезды – глаза неба.

Вторая особенность связана с бинарной структурой мышления. Французский этнолог К. Леви-Стросс пришел к выводу, что первичной структурой всякого человеческого мышления является способность у противополаганию. Выделение отношений противопологания (не противоречия) и называется бинарными оппозициями. Проанализировав множество мифов, Леви-Стросс пришел к выводу, что большинство мифов основаны на бинарных оппозициях.

Первым были оппозиции, связанные с органами чувств: холодное - горячее, громкое - тихое, белое – черное, твердое - мягкое. Затем добавляются оппозиции пространства/времени: верх – низ, правое - левое, восток – запад, земля – небо, день – ночь. И последние - оппозиции отношений: добро - зло, мужчина - женщина, счастье – несчастье, жизнь - -смерть.

Именно с бинарных оппозиций начинает создаваться символическая Вселенная человека.

Бинарные оппозиции являются не только своеобразными ориентирами, но еще и знаками - носителями смыслов, закрепляемых за ними культурой. За черным цветом устанавливается отрицательное значение, он связывается со злом, несчастьем, потусторонним миром. Белый цвет имеет противоположные значения. Восток в мифологии всегда связывается с символами рождения. За Западом закрепляется значение страны мертвых. Эти смыслы устойчивы и сохраняются в культуре и поныне.

Наглядный пример бинарных оппозиций дает этнографический материал. К примеру, бубен сибирского шамана состоит из двух половин: верхней - светлой, солнечной, дневной, красной и нижней - темной, лунной, ночной, черной.

Даоский знак тайцзы (инь - ян) является предельно обобщенным паттерном (образцом) бинарной оппозиции (Рис.1).

Шаманский чум, круглый в плане, имел коридорообразные входы с восточной и западной стороны. Восточный вход строился из молодых живых лиственниц, через него входили в чум люди. Западный вход был сделан из высохших, гнилых деревьев, символизирующих смерть. Он был запретным для людей. Через него шаман сообщался с духами.

Приведенные примеры показывают семантические инверсии бинарных оппозиций. Семантические инверсии – это переход значения с одного слова на другое («восток» связывается с жизнью, «запад» – со смертью.)

 Связаны между собой особенности архаического мышления и возникновение магии и магического мировосприятия. Исследованию магии посвящены работы английских антропологов Дж. Фрезера "Золотая ветвь", Б. Малиновского "Магия, наука и религия", французского этнолога М. Мосса и других.

Научное изучение магии началось с исследования первобытной магии именно потому, что для современного человека характерно неверие в реальность магии. Магия как экзотика, а не как элемент всякого человеческого действия и мировосприятия - вот что привлекало исследователей. Термин "магия" производен от "мана", которым в языке обозначалась некая мощная сила.

В магии нашла свое первое применение свободная игра воображения и фантазии. Магия описала в понятных для древнего человека формах пугающий мир, сделала его более предсказуемым и, главное, управляемым.

Архаическое мышление было неспособно разделить, расчленить, разобрать предметы и окружающий мир на части. Мир виделся целостным, единым миром, в котором все взаимосвязано и взаимозависимо. Изменение малого ведет к изменению большого (т.н. парциальная магия). На этом принципе взаимосвязи всего: предмета и его изображения, человека и его тени, слова и вызываемого им действия и основано, по мнению Дж.Фрэзера, магическое мировоззрение и магические практики.

Например, в фантастической повести Урсулы Ле Гуин "Волшебник Земноморья", воспроизводится магическое ощущение мира: "Гед думал, что ему, как ученику мага, сразу же откроются все тайны волшебства. Он был уверен, что мгновенно начнет понимать, о чем говорят звери и о чем шепчутся листья в лесу, что ветер стихнет, стоит только произнести магическое слово, и в любую минуту он обернется, кем ему захочется" [5, с. 21].

Для понимания существа магии важно отметить еще один факт. Между человеком и природой в архаическом мире существовали партнерские отношения, вопреки распространенному мнению о страхе человека перед природой. Природа была для древнего человека родным домом, он органично, как звери, птицы, деревья вписывался в природный мир, не выделяя себя из него [1, с. 36]. Так формировалось представление о возможности воздействия на природу, на природные силы. Маги манипулируют окружающим миром. Если необходимо было что-то получить от природы, то это делалось, прежде всего, с помощью магических практик.

Существовали различные виды магии, охватывающие все виды деятельности человека: плодородная, охотничья, лечебная, военная, женская и т. д. Широкое распространение имела плодородная магия. Магический ритуал вызывания дождя состоял, по сути, в разбрызгивании повсюду воды по принципу "подобное вызывает подобное".

Австралийские аборигены использовали магические ритуалы для увеличения поголовья птицы эму, являвшейся одновременно и тотемом племени (тотем - животное или птица, от которой по мифу ведет свое происхождение данное племя) и основным средством для пропитания. Мужчины клана эму способствуют размножению этой птицы тем, что рисуют ее изображение, рассаживаются вокруг и копируют поведение птицы. Тот же принцип действует у североамемриканских индейцев, когда изготавливается чучело рыбы и пускается в реку. Индейцы считают, что способствуют увеличению численности рыбы в реке [11, С. 127].

Магические правила регламентируют все стороны жизни древних людей, они воздействуют на каждого человека племени. У гуцулов жена охотника не может прясть, пока ее муж охотится, иначе дичь будет вертеться как веретено. Детям эскимосов не разрешают играть с веревочками, а то охотники попадут в сети. Пережитки магического мировосприятия продолжают жить и в современной культуре в виде всевозможных суеверий, колдовства, ворожбы.

По мнению Б. Малиновского, магия давала человеку ряд стереотипных моделей поведения и действий в нетипичной ситуации и тем самым «выравнивала» непредсказуемую ситуацию. Она выполняла важнейшую задачу сохранения психофизиологического равновесия в архаическом обществе.

Она была действенной социальной силой в архаическом обществе. Она давала власть над племенем магу, шаману, который становился самым могущественным человеком племени.

Современные исследователи (Леви-Стросс, Элькин), исследуя феномен шаманства, показали, что даже сейчас шамана отличает гипертрофированное, океаническое чувство сопричастности к природе, способность мысленного перевоплощения в животных и растения, в природные силы. Шаман - обладатель "расширенного сознания", в его мире вместе с образами людей и природы легко уживаются фантастические представления. Личность шамана раздвоена, он одновременно способен находиться в различных местах, в разных обличьях, способен перемещаться из мира людей в мир духов.

Неординарный внутренний мир шамана, отчасти определяющийся особенностями его личной психики, отчасти приобретенный в результате специфических практик, оказывает сильнейшее гипнотическое воздействие на все племя. Занятие общественной магией способствовало передаче контроля над делами общины в руки наиболее способных членов племени. Магия, в сущности, закладывала социальную структуру первобытного общества, организовывала важнейшие формы деятельности.

По вопросу, является ли магия формой религии или нет, единой точки зрения не существует. К примеру, Дж. Фрэзер считает, что магическое мировоззрение предшествует религиозному. Следовательно, архаическое общество было дорелигиозным, поскольку религия основывается на вере в сверхъестественные силы бога, в его господство над природой, магия же держится на принципе вечной связи между различными силами природы и на возможности воздействия на них. На наш взгляд, эта точка зрения достаточно обоснованна.

Итак, мы рассмотрели особенности архаического мышления, доминирование  правополушарного мышления, синкретичность, ассоциативность ,бинарность, которые породили чрезвычайно своеобразный тип культуры с магическим мировосприятием.

ifreestore.net

Смотрите также

• 
  Первобытно общинный строй видео
• 
  Особенности менталитета первобытного человека
• 
  Уроки саакянца первобытный человек
• 
  Нортон эдвард первобытный страх
• 
  Первобытная культура тайлор читать
• Первобытное воспитание окончание этапа
• 
  Первобытные ремесленники 5 класс
• Преступность в первобытном обществе
• 
  Первобытное искусство пещера ласко
• Как учились первобытные люди
• 
  Первобытное искусство пещера ласко