Данилевский древняя русь. Читать онлайн "Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.); Курс лекций" автора Данилевский Игорь Николаевич - RuLit - Страница 38
Игорь Данилевский: «Там, где мы ожидаем увидеть одно, люди прошлого видят другое». Данилевский древняя русь
Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.); Курс лекций
ВВОДНАЯ ЛЕКЦИЯ
Данный курс лекций по истории Древней Руси несколько необычен. В нем нет последовательного изложения событий, которые были связаны с зарождением и развитием государственности в землях, занятых восточными славянами. Можно было бы, конечно, начать с обстоятельного изложения всей фактической стороны исторического процесса. Но, во-первых, это уже сделано. И следует признать, на достаточно высоком уровне. Во-вторых, этого все равно невозможно достичь при заданном объеме курса лекций. Да, и надо ли? Зачем еще раз повторять то, что в принципе можно найти в любом солидном обзоре? Причем небольшая работа, посвященная тому или иному отдельному событию или даже той или иной его детали, все равно окажется полнее и конкретнее любой обобщающей работы. Моя цель гораздо скромнее: попытаться выявить и показать основные тенденции в развитии русских земель, понять — насколько это возможно для современного человека и насколько это в моих силах — смысл происходившего. Естественно, многое из того, что читатель сможет найти в этой книге, имеет субъективный характер, отражает авторский взгляд на историю Руси. Но на то и существует такой жанр, как курс лекций. Он призван дополнить, а не заменить учебник, в котором должны быть отражены общепринятые точки зрения.
Одна из основных проблем, стоявших перед автором, — попытаться не столько ответить на вопросы, что (конкретно происходило), сколько разобраться в том, как и почему (это происходило), когда «объективные» законы и закономерности исторического процесса уступают место субъективным механизмам происходящего. Современная историографическая ситуация — не только в России, но и в мире — характеризуется чертами, которые позволяют оценить ее как кризисную. В частности, это связано с разочарованием в еще недавно господствовавших концепциях научного исторического познания, со все более четко оформляющимся представлением о принципиальной невозможности разработки универсальной теории, объясняющей все стороны общественной жизни. В нашей стране ситуация усугубляется тем, что на протяжении нескольких десятилетий история (прежде всего самой России) разрабатывалась в рамках единственной теории, объявленной научной. Прочие методологические подходы серьезно не изучались и были известны подавляющему большинству исследователей лишь в крайне тенденциозном изложении. Отказ от марксизма как единственно научной парадигмы заставил российских историков срочно искать паллиатив, способный хотя бы в какой-то мере компенсировать эту тяжелейшую теоретическую, методологическую и методическую утрату. Результатом такой ситуации стало обращение отечественных ученых к разнообразным теоретическим и квазитеоретическим концепциям, создававшимся, как правило, на фактической базе западноевропейской истории.
Сказанное в полной мере можно отнести к очень популярному ныне направлению, получившему название антропологически ориентированной истории. Речь идет не столько об изучении событий как таковых (с внешней точки зрения), сколько об осознании механизмов редукции экономических, социальных, политических факторов (которые, несомненно, в конечном счете весьма существенны) в реальные поступки отдельных людей и целых социальных групп. Введение такого подхода в преподавание курса отечественной истории как будто не вызывает сомнения. Однако остается ряд проблем, без решения которых его реализация вызывает серьезные практические сложности.
Наряду с субъективной проблемой освоения новых теоретических парадигм и освещения истории нашей страны существуют объективные причины, осложняющие изучение, а следовательно, и изложение отечественной истории с антропологической точки зрения. Речь идет прежде всего об особенностях источниковой базы изучения русской истории.
Никто специально не анализировал условия и требования, соблюдение которых позволит достаточно корректно использовать этот теоретический подход при работе с древнерусским, российским и советским материалом. Между тем работа с источниковой базой по русской истории имеет явно выраженную специфику.
С одной стороны, по мнению специалистов, от домонгольской Руси до нас дошло не более нескольких долей процента всех написанных тогда книг. Не лучше обстоит дело и с актовыми источниками. Так, за первые два столетия, от которых сохранились древнерусские документальные источники (ХII-XIII вв.), мы имеем лишь 23 акта, в то время как, например, опубликованная небольшая часть архива итальянского города Лукки за период с середины XIII по середину XIV вв. насчитывает около 30 000 документов. Уже это само по себе сужает возможности изучения ценностных структур, неосознанных установок восприятия и стереотипов поведения человека древней Руси, другими словами, антропологического аспекта русской истории.
С другой стороны, на Руси не существовало богословской и схоластической традиций, поэтому большинство понятий, скрывающихся за терминами и фразеологизмами русских источников, остались не-вербализованными современниками. Это в свою очередь создает дополнительные трудности для аутентичного «перевода» ментальных установок древнерусского общества на метаязык современной исторической науки и их описания.
Наконец, подавляющее большинство источников по ранней русской истории сохранилось лишь в сравнительно поздних списках XV–XVII вв. Указанные обстоятельства заставляют отечественных историков, изучающих ранние этапы истории нашей родины, гораздо больше своих западных коллег уделять внимания разработке методологии и методики работы с историческими источниками.
ПОНИМАЕМ ЛИ МЫ АВТОРА ДРЕВНЕРУССКОГО ИСТОЧНИКА?
Когда современный исследователь берет в руки древнерусский источник, перед ним неизбежно должен встать вопрос: насколько адекватно он может воспринимать текст, созданный практически тысячелетие назад?
Естественно, для того, чтобы понять любое информационное сообщение, необходимо знать язык, на котором оно передается. Но проблема не так проста, как может показаться на первый взгляд. Прежде всего нельзя быть уверенным, что лингвистам удалось зафиксировать все значения (с учетом временных изменений) всех слов, встречающихся в древнерусских источниках. Предположим, однако, что все основные значения слов выявлены и зафиксированы, а исследователь правильно выбрал из них наиболее близкие «своему» тексту. Этого еще недостаточно, чтобы считать, будто текст понят. Существует поистине неисчерпаемое число индивидуальных смыслов, «окружающих» найденные общепринятые значения. В таких лексико-семантических полях и формируются образы, которые пытается донести до нас автор текста. Метафорические описания этих образов и их взаимодействий составляют собственно изучаемый текст. Проблема «лишь» в том, чтобы понять их смысл (точнее, смыслы). Поэтому историка, как правило, не может удовлетворить буквальный, лингвистически точный перевод текста сам по себе. По словам Л.В. Черепнина, он — не более чем одно из вспомогательных средств для уяснения исторического смысла источника.
Без специального изучения семантики лексем (даже, на первый взгляд, знакомых исследователю), принятой в момент создания источника, толкование его текста затруднено. Дело в том, что со временем слова претерпевают в лоне языка сложные специфические изменения. Ситуация осложняется тем, что филологи-русисты традиционно обращали недостаточное внимание на анализ подобных изменений.
Перед нами — типичная герменевтическая ситуация: непонимание «темного места» в источнике (а часто таким «темным местом» может быть весь текст источника) сопрягается с кризисом доверия к прежним способам истолкования языковых фактов. Обозначить пути, которые позволят преодолеть эту ситуацию, истолковать текст возможно близко к смыслу, вложенному в него автором, найти слово,
«которое принадлежит самой веши, так что сама вещь обретает голос в этом слове», [1]
— такова основная цель, которую ставит перед собой автор.
УРОВНИ НЕПОНИМАНИЯ
Очевидно, в подавляющем большинстве случаев историк или литературовед исходит в своей работе из неявной предпосылки, будто психологические механизмы остаются неизменными на протяжении веков. Иногда презумпция тождества мышления летописца и исследователя высказывается открыто. Так, говоря о стимулах возникновения новых жанров древнерусской литературы, Д. С. Лихачев прямо отмечает, что их не следует связывать с особенностями мышления создателей этих жанров.
«Мне представляется, — пишет он по этому поводу, — что постановка вопроса об особом характере средневекового мышления вообще неправомерна: мышление у человека во все века было в целом тем же» [2] .
Подобная точка зрения «устарела» почти на столетие. Еще в первые десятилетия XX в. психологи, этнографы и антропологи (прежде всего Л. Леви-Брюль, а также его последователи и даже часть критиков) пришли к выводу, что психологические механизмы человека исторически изменчивы. Причем их изменения не сводятся к количественному накоплению единиц мышления. Речь идет о качественном преобразовании самих мыслительных процессов. В частности, установлено, что индивидуальное мышление, так называемый здравый смысл, по мере развития общества постепенно освобождается от коллективных представлений, другими словами, мышление индивидуализируется. При этом коллективные представления на ранних этапах развития общества существенно отличаются от современных идей и понятий и не могут отождествляться с ними. Для предшествующих обществ, подчеркивал Л. Леви-Брюль, характерно совсем иное мышление:
«Оно совершенно иначе ориентировано. Его процессы протекают абсолютно иным путем. Там, где мы ищем вторичные причины, пытаемся найти устойчивые предшествующие моменты (антецеденты), первобытное мышление [3] обращает внимание исключительно на мистические причины, действие которых оно чувствует повсюду. Оно без всяких затруднений допускает, что одно и то же существо может одновременно пребывать в двух или нескольких местах. Оно подчинено закону партиципации (сопричастности) оно в этих случаях обнаруживает полное безразличие к противоречиям, которых не терпит наш разум» [4] .
С современной точки зрения такое мышление не имеет логики, но ощущается вполне логичным для своего времени. К.Г. Юнг писал:
«Леви-Брюль не устает все время подчеркивать это чрезвычайное отличие «etat prelogique»[Пралогическое состояние (фр.)] от нашего сознания. Ему, как человеку цивилизованному, кажется просто непостижимым, что первобытный человек совершенно не считается с очевидным опытом и, отрицая осязаемые причины считает ео ipso[Тем самым, в силу этого (лат.)] действительными свои «representations collectives»[Коллективные представления (фр.)], вместо того чтобы объяснять явление простой случайностью или разумной каузальностью. Под «representations collectives» Леви-Брюль понимает широко распространенные идеи априорно истинного характера, такие как духи, колдовство, могущество шамана и т. д.» [5] .
Для «архаичного» (в терминологии К.Г. Юнга) человека «действительным объяснением… всегда является магия… Нам такое объяснение представляется абсурдным и нелогичным. Но оно кажется нам таким лишь постольку, поскольку мы исходим из совершенно иных в сравнении с первобытным человеком предпосылок. Если бы мы, подобно ему, были убеждены в существовании колдунов и прочих таинственных сил, так же как мы верим в так называемые естественные причины, то его вывод был бы для нас вполне логичным. На самом деле первобытный человек не более логичен или алогичен, чем мы. Просто он думает и живет, исходя из совсем других предпосылок по сравнению с нами. В этом и состоит различие» [6] .
При этом, по мнению Юнга, человек прежних эпох «поступает точно так же, как и мы: он не задумывается над своими исходными посылками. Для него несомненно a priori, что болезнь и т. д. вызывается духами или колдовством, также как для нас с самого начала не вызывает сомнений, что болезнь имеет так называемую естественную причину. Мы столь же мало думаем о колдовстве, как он о естественных причинах. Само по себе его духовное функционирование принципиально не отличается от нашего. Различаются… только исходные посылки» [7] .
Важнейшее средство, при помощи которого человек мыслит и, главное, излагает свои мысли, — язык. Наверное, поэтому психологи напрямую связывают развитие мышления с развитием языка. Сначала слова предельно конкретны, употребляются преимущественно в качестве имен собственных. На втором этапе развития языка осуществляется переход к обозначению словами целых классов явлений. В дальнейшем же слово превращается в орудие или средство выработки понятий и тем самым терминологизируется.
Древнерусские тексты, судя по всему, могут быть с полным основанием отнесены ко второму из названных этапов развития языка. Описания в них еще нетерминологичны, но уже позволяют типологизировать происходящее. Однако степень обобщенности летописных описаний меньше, чем и привычных для нас текстах; они намного более конкретны, нежели современные «протокольные» записи. Конкретизация достигается, в частности, путем опосредованного присвоения описываемым людям, действиям, событиям дополнительных, так сказать, уточняющих имен за счет использования в описаниях «цитат» (чаще всего косвенных) из авторитетных и, предположительно, хорошо известных потенциальному читателю текстов (как правило, сакральных).
Следовательно, не только наш образ мира принципиально отличается от образа мира летописца, но и способы его описания. Понимание этого неизбежно ставит проблему соотнесении и самих imagia mundorum, и того, как они отображаются в источнике. Большая подчиненность индивидуальных представлений летописца и самого текста «коллективному бессознательному» заставляет в качестве первоочередной, вспомогательной задачи понимания ставить проблему воссоздания «жизненного мира» Древней Руси в современных нам категориях и понятиях. Такая реконструкция неизбежно должна предшествовать попыткам понять текст источника, а тем более описаниям исторического процесса как такового. Ввиду расхождения понятийно-категориального аппарата, в котором мы фиксируем наши представления о внешнем и внутреннем мире, с теми представлениями, которые бытовали несколько столетий назад, она может решаться лишь на конвенциональном, метафорическом уровне. Само такое описание, опирающееся на двойную рефлексию, может быть лишь более или менее приближенным образом, в чем-то обязательно упрощенной моделью, и никогда не сольется с «тем» миром.
Дополнительные сложности адекватного (насколько это вообще возможно) понимания древнерусских произведений, как уже упоминалось, связаны с тем, что в отечественной книжности отсутствовали богословские, схоластические традиции. Здесь «говорящее» интеллектуальное меньшинство (не имевшее, правда, университетского образования) во многом напоминает западноевропейское «молчаливое большинство». О его мировосприятии можно составить впечатление в основном по косвенным данным и едва ли не случайным «проговоркам». Возникает некоторый порочный круг в изучении древнерусских источников (в изучении источников, скажем, западноевропейских подобная проблема тоже, видимо, существует, но не приобретает такой остроты): с одной стороны, понять как следует содержание информации источника можно лишь после уяснения его общего смысла, с другой же стороны, понять цель создания источника, его социальные функции и основную идею можно, только выяснив, о чем, собственно, говорит его автор (а в явной форме он признаваться в этом чаще всего не хочет).
Летописец, беседующий с нами, оказывается в положении миссионера, попавшего в страну неверных. Его речи во многом непонятны непосвященным «дикарям». Их восприятие происходит на уровне привычных им образов и категорий. При этом, однако, исходные положения и метафоры подвергаются таким деформациям и метаморфозам, что ассоциативные ряды, рождающиеся в головах «посвящаемых», сплошь и рядом уводят их мысли совсем не туда, куда собирался направлять «миссионер». В лучшем случае исходный и конечный образы связаны каким-то внешним сходством (правда, часто по типу: Богородица = «Мать Сыра-Земля»), в худшем — из ветхозаветной правовой нормы, процитированной в популярном у отечественных историков законодательном памятнике, делается вывод о том, что Древняя Русь — раннефеодальное государство. Но главное, почти невозможно установить, насколько далеки или близки транслируемый образ и воспринимаемый фантом; для этого в подавляющем большинстве случаев отсутствуют объективные критерии сравнения.
Древнерусские тексты не так элементарны, как может показаться при первом приближении. Летописец часто пишет о событии столь «примитивно», что у современного читателя может сложиться впечатление (и зачастую складывается!), будто его собеседник «умом прост и некнижен»; кажется, он — непосредственный очевидец происходящего, бесхитростно описывающий только что увиденное. Приведу в качестве характерного примера высказывание о летописи человека, не чуждого, так сказать, художественного мышления. Филолог, преподающий в Институте кинематографии философию и культурологию, воспринимает летопись так:
«Летописец… и не пробует понять, что он пишет и переписывает, и, похоже, одержим одной мыслью — записывать все, как есть» [8] .
При этом подчеркивается:
«Цель летописца не в том, чтобы изложить все последовательно, а изложить все, ничем не жертвуя» [9] .
Именно поэтому якобы
«летописец внимателен ко всякому событию, коль скоро то произошло. Фиксируются даже годы, когда "ничего не было"; "Бысть тишина"» [10] .
Часто именно на таком ощущении «эффекта присутствия автора» базируются датировки этапов развития летописных сводов, делаются далеко идущие выводы об участии в летописании тех или иных лиц, строятся предположения о политической ориентации летописцев.
Стоит, однако, взглянуть на летописное изложение чуть пристальнее — и «очевидец» исчезает. Ему на смену приходит весьма начитанный книжник, мастерски подбирающий из множества известных ему произведений «куски драгоценной смальты» (Д. С. Лихачев), которые он складывает в единое по замыслу и грандиозное по масштабу мозаичное полотно летописи. Приведу один из множества примеров такого рода:
litresp.ru
«Там, где мы ожидаем увидеть одно, люди прошлого видят другое» • Arzamas
Что такое Древняя Русь, почему это совершенно другой мир со своими правилами и что нужно знать, чтобы понимать свою историю
— Есть два определения. Первое — Древняя Русь в узком смысле слова — Древнерусское государство, или Киевская Русь, просуществовавшее с IX века по вторую четверть XII века. И есть широкий термин «Древняя Русь» — вся допетровская Русь, с IX по конец XVII века.
— Что обязательно нужно знать, чтобы понять людей того времени?
— Прежде всего надо осознать, что мы попадаем в совершенно другой мир, где все не так, как у нас: это другой язык, другая система структурирования мира, другая система ценностей, другие установки. Там, где мы ожидаем увидеть одно, люди прошлого видят другое. Нас интересует, что и как произошло, а авторов древнерусских текстов интересует, что бы это значило.
У нас есть своя система категорий, с помощью которых мы описываем окружающий мир. Вообще, всякая культура — это деление мира на определенные части и называние этих частей. Из них, как из «Лего», складывается тот мир, в котором мы живем. Когда же мы попадаем в другую культуру, то это другая система этого самого «Лего», и там все немножечко
по-другому.
И это — большая проблема. Когда Арон Яковлевич Гуревич издал свою потрясающую книгу «Категории средневековой культуры», Леонид Михайлович Баткин довольно резко его критиковал за то, что в основу была положена наша система категорий: время, пространство, власть, собственность…
— А как те люди понимали время?
— У них было совсем другое представление о времени: все времена сосуществуют параллельно, все происходит снова и снова. Лучше всего это отражают церковные службы. Сакральная история регулярно повторяется. Так, скажем, на Пасху отмечается не очередная годовщина Воскресения Христова, но само Воскресение, которое происходит сейчас, но, как бы мы сказали, где-то в другом измерении.
Летописи — это всегда история своего народа, встроенная в священную историю, продолжение этой истории и повторение этой истории. Для нас важно то, что уникально, мы любим новости — то, что произошло только что и впервые. Для летописца, напротив, существенно то, что повторяется. Он ищет параллели происходящим перед ним событиям в сакральной истории и тем самым объясняет своим читателям, а заодно и самому себе, их скрытый от непосвященного смысл.
— Как вообще понимать летописи?
— Каждый работает с летописями по-разному. Я нашел свой путь: мне важно понять не что там написано, а о чем написано. С летописями остро стоит проблема понимания: мы можем понять правильно отдельное сообщение только в том случае, если понимаем смысл летописи в целом. Но текст летописи в целом мы верно понимаем, только если понимаем каждую его часть. Обычно эти вопросы решают на интуитивном уровне, я же попытался найти более или менее надежную основу. Ею, как мне представляется, являются цитаты, которые используют древнерусские авторы. Иногда 70 процентов текста — это цитаты. Исходные контексты этих цитат — ключи к пониманию текстов, в которые они включены.
— Как люди Древней Руси понимали, что такое власть, государство?
— В Древней Руси попросту отсутствует такое понятие, как государство. Не было экономики, политики, социальной структуры — люди того времени просто не знали, что это такое. Бессмысленно задавать им вопрос, когда образовалось Древнерусское государство: такого слова даже не было до XV века. Впрочем, и слова «счастье» — или слова со значением «счастье» — до XV века не было. Но это не значит, что люди того времени не испытывали счастья — просто для них это состояние, видимо, не было существенным.
Или, скажем, патриотизм. Дмитрий Сергеевич Лихачев писал, что его поражает всепроникающий патриотизм Повести временных лет. У меня сразу возникает вопрос: а что такое патриотизм для летописца конца
XI — начала XII века? Есть у него представление о родине, об отечестве? Нет. До XVII века отечество — это просто наследство. А родина — вплоть до Гавриила Романовича Державина — просто место рождения. Очень точно идею древнерусского «патриотизма» уловил Андрей Тарковский. В его замечательном «Андрее Рублеве» во время погрома во Владимире ученик Андрея кричит дружиннику звенигородского князя: «Дяденька, что вы делаете, я же свой, русский!» На что тот очень патриотично отвечает: «Сейчас я тебе покажу, сволочь владимирская!» Свой город, своя земля — это для древнерусского человека основа чувства патриотизма.
— Насколько актуален и важен давний спор, затрагивающий патриотическое сознание многих современных и не очень людей — спор о норманнской теории?
— Видите ли, спор о норманнской теории никогда не был сугубо научным, он был всегда политизированным. Рюрик — фигура мифическая, а потому спорить о его этнической принадлежности и роли в создании Древнерусского государства бессмысленно.
— А вообще с какого момента заканчивается мифическая история и начинается настоящая?
— Можно точно сказать: с князя Игоря. Он обычно числится Рюриковичем, но на самом деле никто не знает его происхождения. Зато у нас есть достаточно надежные сведения о некоторых действиях Игоря. Во-первых, это договор с греками, заключенный в 945 году. Греческого оригинала не сохранилось, но древнерусский перевод по своей структуре совпадает с греческими договорами того времени. Во-вторых, есть прямые указания византийского историка Льва Диакона на то, как убили Игоря (об этом Иоанн Цимисхий напоминает во время переговоров Святославу). С этого времени мы вступаем уже в историческую эпоху — хотя и здесь пока преобладают легендарные сведения, а не сообщения о том, как было на самом деле.
— На какие периоды можно поделить историю Древней Руси до возвышения Москвы, то есть до конца XV века?
— Первый период — от IX до второй четверти XII века. Это Киевская Русь. Киев является политическим центром, из которого ведется управление. Оттуда, из Киева, направляются посадники на места, из которых в Киев поступает дань. Второй период — со второй четверти XII века примерно до 1240 года. Это удельная Русь: существуют самостоятельные земли и княжества, большинство из которых управляется князьями-родственниками, которые постоянно выясняют отношения между собой.
Третий период — период ордынского владычества, когда большинство древнерусских земель вошло в состав западного крыла Улуса Джучи. Он продолжается с 40-х годов XIII века по 1480 год.
— Применим ли термин «феодальная раздробленность» ко второму периоду?
— Нет. От этого термина большинство современных историков предпочло отказаться. С понятием «феодализм» все вообще непросто: сейчас даже медиевисты-западники отказываются от него. Это искусственный термин, который описывал определенные юридические отношения, причем в довольно узких территориальных рамках. Иногда говорят — феодализм был везде, но в разных вариантах: английский феодализм мало похож на немецкий, а тот, в свою очередь, на скандинавский, и все вместе они совсем не сходны с японским... А есть еще феодализм без ленов… Все эти «феодализмы» мало похожи друг на друга. Найти же в них что-то общее, что было бы неизменным для всех этих «моделей феодализма», не удается.
— Как тогда назвать то, что происходило на Руси?
— Трудно сказать. Тут надо изучать систему отношений. Понимаете, вся беда в том, что терминология сразу тянет за собой теорию. Когда мы говорим «феодализм», мы вольно или (чаще) невольно возвращаемся к марксистско-ленинской «пятичленке»: за первобытным обществом должно следовать общество рабовладельческое, затем феодальное, потом буржуазное и наконец «светлое будущее всего человечества», которое так никому и не удалось построить. За каждым понятием тянется шлейф других понятий, которые выработаны в той или иной теории для объяснения исторического процесса. Но, на мой взгляд, не столь важно объяснить, сколько понять. Важно не правильно назвать, а понять, как выстраивались отношения между людьми, какова логика их поступков.
— Правильно ли говорить о татаро-монгольском иге?
— Нет. Вернее говорить, на мой взгляд, о русских землях в составе Великой Монгольской империи, или, еще точнее, в составе Улуса Джучи. Мы же не будем говорить о московском иге по отношению к Новгороду, хотя об этом писали новгородские летописцы, или о московском иге в Твери. Нет, просто эти земли вошли в состав Великого княжества Московского. После подчинения русских земель Орде на Руси действовали те же самые законы, что и на территории всей Великой Монгольской империи. А им подчинялись все: и покоренные земли, и сами монгольские ханы.
— Почему изучение истории России находится в каком-то отрыве от мировой? Как от Запада, так и от Востока?
— Это очень плохо. Надо по-новому подходить к изучению истории и культуры Древней Руси. Наша история и культура были включены в мировой (по меркам того времени) контекст. Древнерусская интеллектуальная элита, скажем, читала и на греческом, и на латыни, и на древнееврейском. Одним из самых популярных произведений вплоть до XVII века была «Повесть о Варлааме и Иоасафе». Это христианизированная история Гаутамы Будды, которая, как считают, пришла на Русь в грузинском переводе. Или, к примеру, «Повесть об Акире Премудром» — это вообще ассирийская повесть V века до нашей эры.
Или такой аспект. Великая Монгольская империя — это, в общем-то, тоже «наше» государство, значительная его часть располагалась на территории Российской Федерации. Чингисхан родился на территории современной России. Так что это «наш» человек, и, по большому счету, история созданного им государства – «наша» история. В принципе, Иван III не столько освободился от ордынского владычества, сколько взял на себя первенство в объединении земель, входивших в состав Улуса Джучи, выполняя тем самым политическую программу хана Ахмата. Иван IV продолжил это объединение: присоединил Казанское ханство, Астраханское ханство, Сибирскую Орду, Ногайскую Орду, а потом пошел еще дальше, вплоть до Дальнего Востока.
История Великого княжества Литовского — это тоже «наша» история, потому что Великое княжество Литовское в период расцвета — это все земли от Балтики до Черного моря, от Карпат до Можайска, включая ряд территорий современной России.
Когда мы пытаемся удержаться в рамках нашего государства, каким мы его знаем сейчас, у нас всегда, как чертик из коробочки, появляются то одни исторические враги, то другие. Между тем чаще всего это довольно сложные отношения между народами, потомки и наследники которых сейчас входят в состав совершенно иных государств и этносов. А мы тщательно обрубаем все эти концы и тем самым лишаем себя возможности понять логику поступков людей прошлого.
— Почему ни географические, ни языковые границы не мешают вносить русскую историю в контекст мировой?
— Дело в том, что нынешние границы — как географические, так и языковые — не совпадают с границами прошлого. Тогда не было такого жесткого противопоставления. Так, Владимир Мономах говорил, что отец его, никуда не выезжая, знал пять языков. Вопрос: почему и зачем? Потому что древнерусские князья вовсе не были собственно восточными славянами. Владимир Мономах потому и Мономах, что у него мать гречанка, он наполовину грек. Его сын Юрий Долгорукий, соответственно, на четвертушку грек, но наполовину англосакс: его мать — Гида Гаральдовна, дочка Гаральда II. Сын Юрия Андрей Боголюбский наполовину половец, на четвертушку англосакс, на восьмушку грек. И так далее.
Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха, был сыном шведской принцессы Ингигерды, он наполовину швед. Ярослав Мудрый был наполовину скандинавом: его мать — Рогнеда, отец которой пришел «из-за моря».
Это все к тому, что русские земли, как и все прочие государства того времени, не были жестко отделены от ближних и дальних соседей. Они постоянно контактировали друг с другом. Это, кстати, еще раз подтверждает мысль, что споры о норманнской теории и этнической составляющей мифического Рюрика совершенно бессмысленны. Гораздо важнее, что все другие князья считаются русскими, «нашими» — притом что по происхождению они были иноземцами.
— Гумилевский вопрос о евразийских корнях российской цивилизации сейчас совсем отметается серьезными историками как полное безумие?
— Я думаю, что это совсем не безумие. Рассуждения Льва Николаевича Гумилева и других евразийцев фактически открыли азиатскую составляющую истории России. Я прохладно отношусь к трудам Гумилева, но он сделал большое дело, одним из первых обратив внимание на то, насколько важен восточный элемент в истории Руси. При этом сам Гумилев не историк, он историософ, он концептуалист, который не умел и не любил работать с источниками, они ему мешали.
— Наверное, нужны: кто-то же должен все это обобщать. Каждый из нас копает свою ямку, и чем глубже закапывается, тем эта ямка все уже, уже и уже. Кто-то должен выходить и смотреть, что вообще накопали и как это все соотносится между собой.
— Актуальна ли сейчас другая популярная идея — идея преемственности Византии?
— Византия на ранних этапах формирования древнерусской государственности придала импульс формированию государственных структур. Тех, кто приезжал в Византию — те же самые Игорь, Олег (если последний тоже был исторической фигурой, но тут большой вопрос), — спрашивали: что у вас за государство? И я думаю, они вряд ли понимали, о чем именно их спрашивают (а греки, в свою очередь, вряд ли правильно понимали их ответы). Но Византия дала толчок — заставила их задумываться над вопросами государственности.
Еще бóльшую роль сыграла церковь — хотя тут скорее основную роль поначалу сыграла не столько Византия, сколько Болгария: мы по большей части имели дело с болгарским вариантом христианства. Именно из Болгарии на Русь пришла книжность. Все первые древнерусские книги списаны с болгарских оригиналов. Древняя Русь была очень тесно связана с Болгарией некой «божественной связью». Та же теория Третьего Рима пришла на Русь именно из Болгарии. Теория «Тырново — Третий Рим» была идеологической основой Второго Болгарского царства. А уже потом, как писал Николай Ульянов, идеи южных славян постепенно заразили москвичей и трансформировались в «теорию» «Москва — Третий Рим».
— Сейчас в связи с ситуацией на Украине то и дело вспоминают Киевскую Русь. Она имеет какое-то отношение к какому-то нынешнему государству?
— Имеет только как общий далекий предок современных государств, ни одно из которых не является ее прямым наследником. Там зарождались истоки государственности, которая впоследствии дала три очень мощных ростка. Это три типа государственности.
Первая модель — это Галицко-Волынское княжество, которое просуществовало всего несколько десятилетий в XII веке. Его можно условно называть раннефеодальным государством, где решающую роль играло боярство, окружение князя, с которым князь вынужден считаться. Это ближе к западноевропейской модели.
Вторая модель — это, условно говоря, республиканский строй. Это элитарная республика, где местное боярство — не профессиональные военные, а владельцы крупных территорий, — местная аристократия решает на вечевых собраниях все важные государственные вопросы, в частности приглашают и выгоняют князей. Князь приглашается как наемник на время военных действий и никаких прав не имеет вообще (если только не захватывает территорию силой, как Александр Невский). Такая система управления существовала в Новгороде, Пскове и Полоцке.
Третья модель — это деспотическая монархия, которая складывается на северо-востоке. Мы себя считаем наследниками именно этой системы государственности.
— Можно сказать, что современная Россия вышла именно из Владимира?
— В принципе, да. Это деспотическая монархия с сильной властью князя, с жесткой властной вертикалью: государь и холопы. Хорошая такая система, и действует надежно. Пока не убивают князя.
— А почему получилось так, что все-таки Новгород в какой-то момент увял — и все? Почему вообще все сместилось на северо-восток?
— Ну, Новгород не увял, это поздние источники о Новгороде увяли. А так, история Новгорода продолжалась и в XVI веке: мой учитель Александр Павлович Пронштейн защитил кандидатскую диссертацию о Новгороде Великом XVI века. В ней он доказал, что это был город, который и после присоединения к Великому княжеству Московскому развивался достаточно активно.
— А вот все-таки если какой-то человек хочет разобраться в истории Древней Руси, с чего ему начать?
— Трудно сказать. Для начала — учебник прочитать какой-нибудь приличный (по раннему периоду могу порекомендовать очень неплохой учебник А. Л. Юрганова и Л. А. Кацвы), а потом почитать источники: большинство из них изданы с очень качественными переводами и комментариями; их легко можно найти на сайте Пушкинского Дома.
arzamas.academy
Данилевский. Древняя Русь глазами современникам..
Книга И. Н. Данилевского «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.)» - не совсем обычная. В ней нет последовательного изложения исторических событий, автор и сам признаёт это в предисловии. Он утверждает, что его цель – рассказать не что и когда происходило, а почему и как. Очень быстро становится ясно, что в этой книге практически отсутствует событийный элемент, а идут в основном рассуждения и теория.
Свой рассказ автор начинает с того, что разбирает совокупность источников, из которых мы черпаем сведения о Древней Руси. Выясняется что сегодня «…историка не может удовлетворить буквальный, лингвистически точный перевод текста сам по себе» - слишком сильно за тысячу лет изменилось сознание людей. Разбором этой проблемы автор занимается в главе «Уроки непонимания». Там же он приводит сравнение отрывков из «Повести Временных Лет» и «Третьей книги Царств». Между ними обнаруживается значительное сходство. В конце вводной лекции Данилевский рассуждает о подходах к пониманию древнерусских летописцев, однако, единого вывода за этим так и не следует.
Последующие лекции (всего их 8) распределены по 3 большим темам, первая из которых называется «Проблемы генезиса восточных славян».
Как известно, нашими прародителями были индоевропейцы. Но, не все так просто – оказывается, что среди ученых нет единого мнения о том, кто такие индоевропейцы и откуда они взялись! В любом случае, ясно одно – за 1500 – 2000 лет до нашей эры индоевропейцы пришли в движение и покинули родные земли. Особенно активная «смена места жительства» началась позже – V в. до н. э. – V в. н. э. – именно тогда грянуло Великое Переселение Народов, повлекшее за собой падение Римской Империи. Конечно, далеко не все индоевропейские племена дошли до стен Вечного Города. Среди тех, кто осел по пути, были и наши с вами предки.
Существует мнение, что праотцами славян были два племени – Анты и Венеды. Данилевский в своей книге опровергает эту точку зрения, хотя мне его доказательства на этот счет кажутся несколько неубедительными.
Следующий блок лекций посвящен Древнерусскому государству и занимает большую часть книги. Первые упоминания о властных институтах на Древней Руси относятся к 862 году. Именно тогда, согласно «Повести временных лет», и произошло призвание варягов. Автор справедливо отмечает, что этот факт не является признаком неспособности самим создать государство. Во-первых, потому что подобная практика существовала в странах Западной Европы. Во-вторых, сам факт призвания варягов свидетельствует о том, что какая-то власть существовала у славян и раньше. Традиционным спорам между сторонниками и противниками «Норманнской теории» в книге отведено совсем немного места. Сейчас крайностей во взглядах на нее уже почти не встречается.
Перед тем, как начать непосредственный разговор о государственности на Древней Руси, автор разбирает происхождение самого слова «Русь». Как и в главе про Антов и Венедов, он весьма сомнительно опровергает существующие теории, а в пользу своих версий не приводит никаких весомых доказательств. Но, несмотря на то, что этот период истории оставляет поводы для множества споров, некоторые вопросы почти не вызывают разногласий – например, что первые русские князья были из варягов. Так же автор подчеркивает легендарность многих героев и событий того времени. Например, если существование князя Рюрика сомнений не вызывает, то его братьев Синеуса и Трувора, основателей Киева Кия, Щека и Хорива, а также ряда других исторических персонажей, в действительности могло и не быть.
В конце этой лекции автор делает некоторые выводы. Их основная суть состоит в том, что происхождение слова «Русь» не связано с возникновением Древнерусского государства и с этнической принадлежностью первых русских князей.
Чтобы понять сущность древнерусской власти, мало разобрать ее происхождение. Кто участвовал в управлении страной? Какие рычаги они использовали? Следующая лекция призвана дать ответ на подобные вопросы. Основными государственными институтами на Древней Руси были князь, дружина и вече, хотя последнее имелось далеко не во всех княжествах.
Перед тем, как начать разговор о каждом из этих органов власти автор коротко рассказывает о системе населенных пунктов, существовавших на Руси. Оказывается, тогда не существовало единых понятий «город» и «деревня», какие есть сейчас. Отсюда – огромное разнообразие типов населенных пунктов, упоминающихся в летописях. Там есть: города, пригороды, городки, городца, городища, погосты, слободы, села, сельца, селища, веси и многое другое. О признаках, по которым они различались можно только догадываться. Однако, все сходятся на том, что городами на Руси считались населенные пункты, обнесенные оборонительными сооружениями. Именно в городах располагался один из важнейших древнерусских органов власти – вече. Интересно, что этот политический институт существовал не только в Новгороде, но и в других городах, хотя нигде больше оно не было таким знаменитым и могущественным.
Более того – в разных летописях в разное время под словом «вече» понимались неодинаковые понятия. Это могло быть и народное собрание, и совещание князя с дружиной. Тут же автор приводит большое количество цитат из древнерусских источников, в которых понятие «вече» обозначает различные явления. По этой причине непросто сказать о том, когда появилось вече, и когда оно перестало существовать. По некоторым признаком можно сделать вывод, что оно существовало, если можно так выразится, «с самого начала», и продолжало собираться в X-XII вв. Приводя несколько выдержек из летописей, Данилевский наглядно опровергает теорию «молчания» веча в одиннадцатом столетии.
Если у своих истоков вече и было по-настоящему «народным» собранием, то во времена, о которых пишут летописцы, простой народ в нем уже не участвовал. Кроме того, вече было сугубо городским органом власти, то есть сельские жители не принимали в нем участия, а ведь именно они в те времена составляли большую часть населения Руси.
По мнению автора, и не только его одного, в знаменитом Новгородском вече принимали участие 300-500 человек, бояр и богатейших купцов. Вечевые собрания проводились на площади, участники его сидели на скамьях.
Компетенция вече, особенно в Новгороде была весьма обширной: вопросы войны и мира, судьбы княжеского престола и администрации, сбор налогов, распоряжение городской казной и землями и многое другое. Вместе с тем, эти же вопросы мог решать и князь с дружиной – а подобное, пишет автор, способно привести к конфликту.
«Не меньший интерес, чем все предыдущие вопросы, представляет проблема географического распространения вечевых порядков в русских землях» – так говорит Данилевский. Помимо Новгорода вече (правда, не особенно часто) собиралось в Киеве, Белгороде, Владимире Волынском и еще в ряде городов. Далее автор приводит разные взгляды на географию распространения веча и заявляет о невозможности подтвердить или опровергнуть какую-то из существующих точек зрения.
В своих выводах по итогам этой главы автор не делает никаких неожиданных заявлений. Очевидно, что вечевые традиции имеют глубокие корни, и что их суть со временем менялась. Также ясно, что менялся и социальный состав веча. В компетенцию этого органа входили самые разные вопросы, а географическое расположение вышеупомянутых традиций со временем подвергалось изменениям. «Если на Северо-западе вече с XII в. переживало своеобразный расцвет, то на Северо-востоке оно, видимо уже к концу XII в. прекратило свое существование». Большинством сделанных выводов автор подтверждает общепринятую (и, на мой взгляд, верную) точку зрения.
Еще более важную роль, чем вече, на Древней Руси играл князь со своей дружиной. О том, когда они появились и откуда, можно только догадываться. Автор книги приводит цитаты из древнеримских историков, свидетельствующие о существовании дружины во главе с вождем у древних германцев. Судя по этим источникам, русские князья и дружинники не сильно отличались от германских, тем более, что вслед за древнеримскими летописями, автор цитирует и древнерусские.
Общая численность дружины составляла несколько сот человек. В ее состав входила старшая дружина – бояре, участвовавшие в управлении, средняя – воины и младшая – слуги. Первоначально князь был в своей дружине первым среди равных, и все важные вопросы решал вместе с дружиной, прислушивался к ее мнению. Отечественная история насчитывает немало случаев, когда именно дружина решала вопрос – пойти на кого-либо войной или взять дань и уйти. Бывало и не такое – например, князь Святослав не пошел по стопам матери и не крестился, потому что дружина бы это осудила.
За верную службу князю дружинники получали богатство, а позже и земли. Причем, по словам автора, главным в даре была не его ценность, а то, что он получен от князя – таким образом, отношение древних руссов к богатству и вообще к личной собственности коренным образом отличалось от современного. Отрицательным было и отношение к накопительству.
Как пример иного, чем у современных людей, взгляда на имущество и дар, автор приводит тут историю о Белгородском киселе. Итак, город Белгород осадили печенеги. У жителей закончилась провизия. Вконец отчаявшись, они уже хотели сдаться на милость победителя, но нашелся мудрый человек, который придумал хитроумный выход. Он велел собрать остатки зерна, сварить из них кисель, налить его в кадку и поставить в яму. Затем в город пригласили печенежское посольство, чтобы показать ему, что жители Белгорода берут еду прямо из земли. Потом послов накормили и отпустили, а вслед за этим печенежский хан снял осаду. «Уход печенегов от стен Белгорода, видимо, (слова Данилевского) объясняется не только наивностью печенежских князей, проведенных белгородцами, но и тем, что, отведав угощения, они не могли продолжать осаду города, который их накормил и напоил».
Дань и полюдье. Что это такое и какова разница между этими понятиями? На эти вопросы призвана ответить следующая глава.
Автор утверждает, что: «В ранних обществах основной целью ведения военных действий был, как правило, захват добычи, в том числе рабов. Гораздо реже речь шла о притязаниях на чужую территорию». С захваченных территорий собиралась дань. Вообще, Данилевский, да и другие авторы, которых он цитирует в своей книге, утверждают, что на первых порах деятельность князя и дружины мало, чем отличались от действий обыкновенной разбойничьей шайки с атаманом во главе.
О значении термина «полюдье» существуют разные точки зрения. Одни считают, что это способ сбора дани, которая взималась со всех жителей княжества. По мнению других, свободные общинники не облагались данью, но платили полюдье. Таким образом, дань взималась только с покоренных врагов. Автору, судя по всему, ближе вторая точка зрения (кстати, всего разных мнений по этому вопросу в книге приведено гораздо больше чем два).
Закончив разбор этого вопроса, автор возвращается к теме содержания князем своей дружины. Воины проводили большую часть своего времени в походах, а обеспечивала их так называемая «Служебная организация». Она кормила, вооружала и снаряжала дружину. В эту организацию входили, в основном, холопы и закупы. Автор разбирает значения этих терминов и приводит выдержки о них из древнерусских законов.
Понятно, что для содержания князя и дружины требовались люди самых разных профессий. Именно поэтому туда входили: повара, конюхи, кузнецы, оружейники, кожевники, ткачи, гончары, портные и многие другие. Верхушку «служилых людей» составляли «слуги», выполнявшие административные функции. Члены «служебной организации» проживали в селах, окружавших дружинные города и княжеские резиденции.
Так как на этом заканчивается лекция, посвященная власти на Древней Руси, далее автор делает ряд выводов. Но, поскольку они представляют собой просто краткий пересказ всей лекции, я не буду их приводить.
Следующая лекция называется «Древняя Русь: общая характеристика» и является последней во втором блоке.
Завершением оформления Древнерусского государства принято считать объединение Киева и Новгорода под властью князя Олега в 882 году. Правда, отношение автора к этому знаменательному событию какое-то скептическое, если не сказать больше – презрительное. Он прямо заявляет о своем желании заключить в кавычки слово «объединение». Несмотря на правильность некоторых приводимых им аргументов, мне кажется недопустимым приуменьшение важности этого события. Более того, по-моему, подобная точка зрения – это прямое неуважение к нашей истории.
Немалую роль в формировании Древнерусского государства играли торговые пути. Самый известный из них – «Путь из Варяг в Греки». Он, как и другие транспортные артерии на Руси, проходил по рекам. Вообще, Руси сильно «не повезло» с путями сообщения по сравнению с западноевропейскими странами, которым Римская империя оставила обширную сеть превосходных дорог. Древняя Русь же была обделена этим даром – поэтому нашим предкам приходилось передвигаться летом по воде, зимой по льду, возводить мосты и гати через топи. Строились и сухопутные дороги, но они были недолговечны – каждую осень и каждую весну они превращались в болота, становясь непроходимыми.
Однако, одного единства (тем более недолгого) и наличия путей сообщения мало для страны, чтобы считаться государством. Огромное значение имеют законы, и они на Руси существовали. «Закон Русский», «Русская Правда» и другие своды регламентировали порядок управления, систему сословий и назначали наказания за различные преступления. Причем, если в начале законом допускалась кровная месть, то в более поздних законодательных сводах она уже исключалась.
Еще автор в этой главе рассматривает вопрос престолонаследия на Руси и снова вспоминает о дани и полюдье. Глава завершается вопросами: «Можно ли назвать Киевскую Русь государством? И если да, что это было за государство? Понимали ли жители Древней Руси, что живут в государстве?» Перед тем, как дать ответ на этот вопрос, Данилевский решает выяснить, что вообще означает термин «государство».
Единая точка зрения на этот счет отсутствует. Определение советской эпохи – марксистское, (государство – механизм угнетения одного класса другим) сейчас постепенно уходит в прошлое, уступая место другим точкам зрения. Автор в этой главе приводит мнения Р. П. Вольфа, Ю. В. Бромеля и Ю. И. Семенова.
«Была ли Древняя Русь государством?» Первое же слово в главе с этим названием – «нет». Вслед за этим Данилевский говорит, что такой ответ можно дать, полагаясь на марксистское учение. Но и под другие определения государства Древняя Русь, по мнению автора, не попадает. Как и в нескольких предыдущих случаях, Данилевский не приводит, на мой взгляд, достаточно доказательств в защиту своей теории. Кроме того, в этом случае очень странным выглядит то, что и Данилевский, и те, кто придерживаются сходного мнения, до этого много раз и безо всяких оговорок называли Древнюю Русь государством…
Советские ученые определяли древнерусское государство, как «варварское», «готическое», «раннефеодальное», или другими, похожими терминами. Данилевский отказывает Родине наших предков даже в таком определении. И, честно говоря, непонятно, почему.
Древние Русичи, однако, точно не называли свою страну государством. Они именовали ее «Русской Землей». Но, как написано в главе, посвященной этому словосочетанию, оно могло употребляться в разных смыслах. В одних случаях под ним подразумевалась вся территория страны, и, даже, ближнее зарубежье. В более узком смысле «Русская Земля» - это малая Родина – свой город, свое село, свой уголок родного края. Во многих текстах значение этого словосочетания до сих пор неясно. На этом вторая тема заканчивается.
Тема третья, она же последняя, посвящена культуре Древней Руси. Автор начинает ее с рассказа о восприятии человеком, в частности средневековым, окружающего мира, дает определения самим понятиям «культура» и «цивилизация».
Далее Данилевский переходит к более конкретным темам, и первая из них – язычество. О дохристианской религии на Руси сохранилось немало источников, но все они – иностранные. Известно, что до крещения богов на Руси было много. Верховным был Перун – бог грома и молнии, покровитель князя и дружины. Бог Велес, был покровителем скота, Стрибог – ветра, Даждьбог – солнца, Мокошь – плодородия. Были и другие боги. Значения некоторых из них, например Хорса и Симаргла, неизвестно. В ходе первой религиозной реформы, в 980 году, Владимир сократил пантеон до шести богов.
В 988 году этот же князь крестил Русь. Языческие боги постепенно были забыты, либо переименованы. Среди последних одни стали ассоциироваться у русских людей с христианскими святыми, другие – с разной нечистью.
Приход христианства на Русь способствовал высокому культурному подъему – появилась славянская азбука, началось каменное строительство, иконопись, стали приглашаться иностранные мастера.
Русская культура не была сугубо христианской – у образованных людей большой популярностью пользовались апокрифы, а также светская литература – исторические хроники, сказания античного мира, византийские повести и тому подобные произведения. Об этом Данилевский пишет в главе «Третья культура».
Выводы из этой главы автор делает следующие: во-первых – христианство, придя на Русь, не полностью уничтожило язычество, но вобрало в себя некоторые языческие представления (это, кстати, общеизвестный факт). Во-вторых – существовала народная и княжеско-дружинная культура, но между ними не было четкой границы. И, в-третьих – религия проникала во все сферы русской жизни.
В последней лекции Древняя Русь, наконец, предстает перед нами большей частью глазами современников, а не потомков, как это было до этого. Итак, восьмая лекция называется «Обыденные представления древнерусского человека».
Природа, пространство, время, числа, буквы, животные и растения – все это имело тайный смысл для жителя Древней Руси. Не меньшее значение имели имена и прозвища. (Глава под названием «Человек» рассказывает нам об этом; так же в ней разбираются проблемы семьи, брака, положения женщин и детей в обществе). Кстати, именно общество является последней темой лекции. В ней рассказ идет о таких чертах древнерусского социума, как отрицание ценности личности, затрагиваются темы свободы и правосудия. На Руси оно, как в других средневековых государствах «…было тесно связано с представлением о божественной справедливости». Лекция завершается словами о патриотизме и любви к русской земле, которые были присущи всем русичам.
В конце книги следует заключение – короткий рассказ о трех сильнейших русских княжествах (Киевском, Галицко-Волынском и Новгородском) и выводы по итогам всей книги, подкрепленные несколькими цитатами из древнерусских и современных авторов.
Конец книги, конец XII века. Древняя Русь процветает и идет вперед. Но рок уже близко – до страшного татаро-монгольского нашествия осталось всего сорок лет…
Как уже было сказано в начале рецензии, в этой книге нет последовательного изложения исторических событий – только рассуждения и теория, пестрящая множеством малопонятных терминов. Количество цитат из древних и современных, русских и зарубежных авторов просто запредельное – они занимают около половины всего текста, а некоторые главы почти целиком состоят из них. Видно, что Данилевский проделал большую работу, выискивая материл из самых разных источников, находя порой абсолютно противоположные мнения. Однако, при этом он часто недостаточно аргументирует свою собственную точку зрения.
Итак – перед нами абсолютно новый и весьма объемный труд по истории домонгольской Руси. Для узкого круга ученых эта книга может представлять определенный интерес, но основополагающей она вряд ли станет. Да и историю по ней будут изучать лишь немногие – учебником, или популярным историческим трудом ей, скорее всего, не быть. Но автор, как он сам признавался в начале и не преследовал подобных целей.
В этой книге мне понравился открытый финал – автор говорит, что впереди Русь ждут тяжелые времена.
И это действительно так – в 1237 году с востока придут татаро-монголы. Они разорят русские земли и принесут в наши края много горя и страданий. Но наши предки не сдадутся – они вступят в долгую и упорную борьбу с врагом, потерпят немало неудач и поражений, но, в конце концов, своими руками добудут победу. Но это уже совсем другая история.
freedocs.xyz
И.Н. Данилевский
Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.)
несколько лекций из курса
Лекция 1
Индоевропейцы и их происхождение: современное состояние проблемы.
Кто такие индоевропейцы.
История народов нашей страны уходит корнями в глубокую древность. Родиной их далеких предков был, судя по всему, Евразия. Во время последнего великого оледенения (так называемого валдайского) здесь сформировалась единая природная зона. Она простиралась от Атлантического океана до Уральского хребта. На бескрайних равнинах Европы паслись огромные стада мамонтов и северных оленей - основных источников пропитания человека эпохи верхнего палеолита. По всей территории растительность была приблизительно одинаковой, поэтому регулярных сезонных миграций животных тогда не было. Он и свободно бродили в поисках пищи. За ними столь же бессистемно передвигались первобытные охотники, вступая друг с другом в постоянные контакты. Таким образом, поддерживалась своеобразная этническая однородность общества позднепалеолитических людей.
Однако 12-10 тыс. лет назад ситуация изменилась. Наступило последнее существенное похолодание, следствием которого стало “сползание” Скандинавского ледникового щита. Он разделил прежде единую в природном отношении Европу на две части. Вместе с тем изменились направления господствующих ветров, увеличилось количество атмосферных осадков. Изменился и характер растительности. Теперь в поисках пастбищ животные были вынуждены совершать регулярные сезонные миграции из приледниковых тундр (куда они уходили на лето, спасаясь от кровососущих насекомых) в южные леса (зимой), и обратно. Вслед за животными в наметившихся границах новых природных зон стали кочевать и охотившиеся на них племена. При этом прежде единая этническая общность оказалась разделенной на западную и восточную части Балтийским ледниковым “клином”.
В результате некоторого похолодания климата, наступившего в середине V тыс. до н.э., широколиственные леса отступили на юг и в северных районах распространились деревья хвойных пород. В свою очередь это повлекло за собой, с одной стороны, сокращение численности и разнообразия травоядных животных, а с другой - передвижение их в южные регионы. Экологический кризис заставил человека перейти от потребляющих форм ведения хозяйства (охота, рыболовство, собирательство) к производящим (земледелие, скотоводство). В археологии такой период принято называть неолитической революцией.
В поисках благоприятных условий для зарождающегося скотоводства и земледелия племена осваивали все новые и новые территории, но при этом постепенно отдалялись друг от друга. Изменившиеся экологические условия - труднопроходимые леса и болота, разделившие теперь отдельные группы людей, - затрудняли общение между ними. Постоянное, хотя и несистематическое межплеменное общение (обмен хозяйственными навыками, культурными ценностями, вооруженные столкновения, лексические заимствования) оказалось нарушенным. На смену единому укладу жизни бродячих или полубродячих охотничьих племен приходили обособление и все большая дифференциация новых этнических общностей.
Наиболее полная информация о наших древнейших предках сохранилась в самом эфемерном порождении человека - языке. А. А. Реформатский писал:
“Языком можно владеть и о языке можно думать, но ни видеть, ни осязать язык нельзя. Его нельзя и слышать в прямом значении этого слова”.
Еще в прошлом веке ученые-лингвисты обратили внимание на то, что лексика, фонетика и грамматика языков значительного числа народов, населяющих Евразию, имеют много общих черт. Вот лишь два примера такого рода.
Русское слово “мать” имеет параллели не только в славянских, но также в литовском (motina), латышском(mate), древнепрусском(muti), древнеиндийском(mata), авестийском(matar-), новоперсидском(madar), армянском(mair), греческом( ), албанском(motrё- сестра), латинском(mater), ирландском(mathir), древневерхненемецком(mouter)и других современных и мертвых языках.
Не меньше однокоренных “собратьев” и у слова “искать” - от серебохорватского искатии литовскогоieskoti(искать) до древнеиндийского icchati(искать, спрашивать) и английскогоto ask(спрашивать).
На основе подобных совпадений было установлено, что все эти языки имели общую основу. Они восходили к языку, который условно (по месту обитания этносов, говоривших на языках - “потомках”) назвали праиндоевропейским, а носителей этого языка - индоевропейцами.
К числу индоевропейцев относятся индийские, иранские, италийские, кельтские, германские, балтийские, славянские, а также армянский, греческий, албанский и некоторые мертвые (хетто-лувийские, тохарские, фригийский, фракийский, иллирийский и венетский) языки.
Время существования индоевропейской общности и территория, на которой жили индоевропейцы, восстанавливаются преимущественно на основании анализа индоевропейского языка и сопоставления результатов такого исследования и археологическими находками. В последнее время для решения этих вопросов все шире привлекаются палеогеографические, палеоклиматологические, палеоботанические и палеозоологические данные.
Так называемыми аргументами времени(т.е. показателями времени существования тех или иных явлений) служат слова - “культурные указатели”, обозначающие такие изменения в технике или экономике, которые могут быть соотнесены с уже известными, датированными археологическими материалами. К числу подобных аргументов относятся совпадавшие у большинства народов, говоривших на индоевропейских языках, термины, которыми именовались пахота, плуг, боевые колесницы, утварь, а самое главное - два термина общеевропейского характера, восходящие, несомненно, к завершающей фазе эпохи неолита: название меди (от индоевропейского корня*ai- разжигать огонь) и наковальни, камня (от индоевропейского*ak- острый). Это позволило отнести время существования праиндоевропейской общности к V-IV тыс. до н.э. Около 3000 г. до н.э. начинается процесс распадения праиндоевропейского языка на языки-“потомки”.
studfiles.net
Данилевский И.Н. Древняя русь глазами современников и потомков
Древняя Русь глазами современников и потомков
Автор: Данилевский Игорь Николаевич (род. 1953)Год: 1998Кол-во страниц: 398Формат: PDFЯзык: русскийИздательство: Аспект ПрессСведения: Пособие дает представление о современном состоянии отечественной и зарубежной науки и изучении раннего периода истории России (до XII в.). Базируется на критическом переосмыслении источниковой базы, используемой для исторических построений. Включает развернутый анализ потенциальных возможностей и накопленного к настоящему времени опыта изучения русской истории разными школами гуманитарного знания.
Комментарий: Данилевский - это не просто историк. Его специализация - источниковед. Поэтому основной пафос его работ, основное отличие их от массы других
научных исторических работ - скурпулёзная проверка того, насколько факты из летописей "могли быть на самом деле": это и т.н. внешняя критика источника: когда он
написан (насколько верно может писец передавать события 200-300-летней давности?), чем отличаются разные варианты летописи, где и когда их нашли, подтверждаются ли данные
одной летописи данными других и данными истранных источников. Так и внутренняя критика источника: не противоречит ли автор сам себе, не вставлены ли отдельные куски текста
поздники переписчиками, а если вствлены - то с какой целью. И т.д. Подобная подлинно источниковедческая работа позволяет не только поменять свой взгляд на историю Руси,
но и, скажем так, перенести многие "общеизвестные факты" из области истории в сферу литературы.
И.Н. Данилевский дружен с другим историком, А.П.Толочко. Его работы, тоже в значительной степени источниковедческого характера, уместно читать вместе с книгами Данилевского.
Они положительно дополняют друг друга. Данилевский проще для понимания и менее радикален - всё же его работы - курс лекций для студентов. Книги Толочко рассчитаны на профессионалов,
причём его стремление избавиться от "сомнительных" источников куда более велико.
Всем любителям истории настоятельно рекомендую. На мой взгляд, это лучшие современные историки Древней Руси.
chtenye.org
Читать онлайн "Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.); Курс лекций" автора Данилевский Игорь Николаевич - RuLit
и финно-угорскими племенами, называли «гребцами» (от скандинавского корня *rops-), возможно, воспринимая это
слово как своеобразный этноним;
• приходившие к славянам скандинавы были профессиональными воинами, поэтому их часто нанимали в княжескую
дружину, и уже вскоре всю ее начали называть их именем — русь;
• одна из основных функций, которую выполняла дружина, был сбор дани, поэтому новое название дружины
приобретало дополнительное содержание — «сборщики дани»;
• вместе с тем этот термин, уже получивший социальную окраску, продолжал использоваться в узком смысле для
обозначения дружинников-скандинавов;
• наконец, имя варяжской руси было перенесено на восточных славян, землю, населенную ими, а затем и на
формирующееся при участии все тех же скандинавов (князей и дружинников) восточно-славянское государство —
Киевскую Русь.
2. Вопрос о происхождении и первоначальном значении слова русь должен быть отделен от проблемы возникновения древнейшего известного нам восточнославянского (точнее, полиэтничного, с преобладанием восточнославянского компонента) государства, получившего в источниках это название.
3. Этническое происхождение первых русских князей не связано непосредственно ни с этимологией названия государства Русь, ни с проблемой зарождения государственных институтов у восточных славян. В то же время следует отметить — как закономерность для ранних государственных объединениях — приглашение иноземцев на «роли» первых правителей.
4. Не исключено, что омофоничные или близко звучащие в древнерусских, греческих, скандинавских, готских, латино- и арабоязычных источниках топонимы и этнонимы с корнями *ros- / *rus- могли иметь разное происхождение и. лишь впоследствии были контаминированы. Это могло породить дополнительные трудности при изучении исходных значений таких терминов.
Лекция 5
ВЛАСТЬ В ДРЕВНЕЙ РУСИ
ИСТОКИ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ У ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
Вернемся, однако, к проблеме наиболее ранних институтов власти у наших далеких предков.
Как уже отмечалось, иногда из летописного сообщения о приглашении Рюрика с братьями делается вывод, что государственность была занесена на Русь извне. Но достаточно обратить внимание на то, что Рюрик, Трувор и Синеус приглашались для выполнения функций, уже хорошо известных жителям новгородской земли. Так что, собственно, к зарождению государства этот рассказ не имеет отношения. Он — лишь первое упоминание о властных институтах, действовавших (и видимо, достаточно давно) на территории Северо-Западной Руси,
Какие же социальные органы, упомянутые в легенде о призвании варягов, можно рассматривать в качестве прообразов государственных институтов?
Во-первых, это какое-то собрание представителей племен, пригласивших варягов. Можно предположить, что речь идет об организации, близкой к той, которая позднее стала известна нам как вече.
Во-вторых, это князь. Именно он «владеет и судит», хотя должность его была, видимо, выборной.
В-третьих, это дружина — вооруженный отряд, сопровождающий приглашенного и помогающий ему выполнять свои новые обязанности.
Некоторую информацию о перечисленных властных институтах мы можем получить, исходя из их названий. Кроме того, в иное время или у других народов действовали аналогичные институты, наблюдения над которыми также могут быть использованы для гипотетической реконструкции интересующих нас общественных образований,
Слово «вече» связано со словом вещати (говорить). В псковском диалекте «вечать» означает «кричать» (В. И. Даль), что в какой-то мере может дать представление о способе решения вопросов на вечевых собраниях. Следует, однако, помнить, что буквальное значение слова может со временем вступать в противоречие с реальным положением дел. Рюрик с братьями, дружиной и родом был приглашен на княжение. И сделало это какое-то общественное собрание. Следовательно, первоначально народное вече (либо институт, аналогичный или близкий ему) было источником власти князя. Изучение ранних этапов развития государственности у разных народов позволяет предположить, что на таком собрании присутствовали только взрослые мужчины — представители племен. Показательно, что подростков на Руси называли отроками, т. е. лишенными права голоса. Видимо, в вечевых собраниях они активного участия принимать не могли. Людей, присутствовавших на вече, объединяли не родственные узы, а общие социальные функции. Скорее всего, изначально это было военное сообщество.
И.Н. Данилевский "Древняя Русь глазами современников IX-XIIПлан: • Цель• Краткое изложение• Вывод• Ответить на вопрос:"Удалось ли автор добиться намеченной цели?"
Современному человеку известно множество произведений посвященных истории, в некоторых мы узнаем о животрепещущих боях, другие же повествуют нам о правлении князей и царей, об их доблестных заслугах. Но на данный момент нам наиболее интересно произведение И. Н. Данилевского «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.)», которое, как нельзя, кстати, отличается ото всех предшествующих ему произведений. Сложно произведение И. Н. Данилевского «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.)» назвать обычной, ведь в нем исключено изложение исторических событий в хронологическом порядке, сам автор отмечает эту особенность в предисловии. Данилевский ставит перед собой цель не просто рассказать, что и когда произошло, а донести до читателя причину всего произошедшего. Именно поэтому событий в книге очень мало, по большей части она занята теориями и рассуждениями самого автора. Свое произведение Данилевский решил начать с разбора совокупности источников, из которых современный человек берет сведения о Древней Руси. Он пишет: «…историка не может удовлетворить буквальный, лингвистически точный перевод текста сам по себе» - автор считает, что уж слишком сильно за тысячу лет изменилось сознание людей. Об этой проблемеДанилевскийговорит в главе «Уроки непонимания». Там же он приводит сравнение отрывков из «ПовестиВременных Лет» и «Третьей книги Царств». Между ними он обнаруживаетзначительное сходство, которое поражает и самого читателя. В конце вводной части произведения автор рассуждает о подходах к пониманию древнерусских летописцев, однако, стоит отметить, что цельного вывода за этим так и не следует. Последующие лекции, которых в произведении всего 8, распределены по трем большим темам, первая из которых называется «Проблемы генезиса восточных славян». В этой части произведения Данилевский рассуждает обо всем известном факте, что нашими прародителями были индоевропейцы. Однако стоит сказать о том, что среди ученых нет единогомнения, откуда и когда появились индоевропейцы, ведь они не раз переходили из разных точек родного места. Особенно активная «смена места жительства» началась V в. до н. э. – V в. н. э. – именно тогда грянуло Великое Переселение Народов, повлекшее за собой падение РимскойИмперии. Конечно, далеко не все индоевропейские племена дошли до стен Вечного Города. Среди тех, кто осел по пути, были и наши с вами предки. Существует мнение, что праотцами славян были два племени – Анты и Венеды. Данилевский в своей книге опровергает эту точку зрения, хотя мне его доказательства на этот счет кажутся несколько неубедительными. Следующаячастькниги Данилевского посвящена Древнерусскому государству и занимает большую часть всего произведения. В этом блоке речь идет, о первых упоминаниях, о властных институтах на Древней Руси, которые относят к 862 году. Именно тогда, согласно «Повести временных лет», написанной Нестором, и произошло призвание варягов. Я считаю, что Данилевский вполне справедливо отмечает, что этот факт не является признаком неспособности самим создать государство. Во-первых, потому что похожая ситуация наблюдалась и в странахЗападной Европы. А второй причиной можно назвать, тот факт, что призвание варягов свидетельствует о том, что какая-то власть существовала у славян и раньше. Традиционным спорам между сторонниками и противниками «Норманнской теории» в книге отведено совсем немного места. Сейчас крайностей во взглядах на нее уже почти не встречается. Перед тем, как начать непосредственный разговор о государственности на Древней Руси, автор разбирает происхождение самого слова «Русь».Точно также, как и в главе про Антов и Венедов, он выдвигает вперед свое мнение о том, что теории нет, но при этом автору не удается привести никаких весомых доказательств для своей точки зрения. Но, несмотря на то, что этот период истории оставляет поводы для множества споров, некоторые вопросы почти не вызывают разногласий – например, что первые русские князья были из варягов. Так же автор подчеркивает легендарность многих героев и событий того времени.