Пантомима первобытного человека. Open Library - открытая библиотека учебной информации
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

Художественная культура первобытного общества. Пантомима первобытного человека


О внутреннем мире первобытного человека

Культурологи выделяют различные структурные типы культур. Однако наиболее реальной является "мозаичная" культура, по выражению А. Моля. В отличие от логически обработанного, иерархически организованного на основе классификации научного знания, которое составляет "школьную" образованность, жизненный опыт человека складывается стихийно. "Современный человек, – пишет А. Моль, – открывает для себя окружающий мир по закону случая, в процессе проб и ошибок. Он открывает одновременно причины и следствия в силу случайностей своей биографии. Совокупность его знаний определяется статистически; он черпает их из жизни, из газет, из сведений, добытых по мере надобности. Лишь накопив определенный объем информации, он начинает обнаруживать скрытые в ней структуры. В них "нет точек отсчета, нет ни одного подлинно общего понятия, но зато много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т. д.)"51.

Присмотревшись к этой характеристике современной западной культуры индивида, нетрудно заметить, что речь здесь идет (с некоторыми, правда, передержками) о ситуативном знании, противоположном классифицирующей системе понятий. Ситуативное знание конечно же имеет структуру, но другого характера.

А. Моль противопоставляет "традиционную" культуру, идущую от Аристотеля к современному университетскому образованию, как пройденный этап, как устаревший структурный тип современной стихийно складывающейся культуре индивида, что нам кажется совершенно неправомочным. Речь должна идти о противопоставлении опытного знания и научно обработанного, о соотношении ситуативных структур с иерархически организованным множеством понятий. Ситуативное знание – это исходное, действительно стихийно складывающееся знание, основанное на участии человека в различных ситуациях, которые "укладываются" в памяти в типичные и/или обобщенные ситуации. Научное знание извлекает элементы ситуаций (образы предметов, свойств, отношений) из ситуативных каркасов, рассматривает их как автономные идеальные объекты, многократно участвующие во многих ситуациях, и строит из них логически связанные системы.

Ситуативное знание как содержание стихийно складывающегося опыта было свойственно человеку изначально. Теоретическое знание является специфическим свойством культуры horno sapiens. Оно возникло и развилось в ответ на потребность в обобщенных (для многих ситуаций) правилах поведения как социального (внутри племени, в межплеменных отношениях), так и в условиях природы. Для формулирования таких правил потребовалось абстрагирование общих элементов нескольких близких по поведенческой задаче ситуаций и рекомбинация их (элементов) в некую обобщенную поведенческую схему, включающую, может быть, новые отношения.

Естественным психологическим механизмом порождения такого значения является (мы, правда, забегаем несколько вперед) замещение всей типичной ситуации каким-либо характерным ее элементом в процессе общения, например одним из ситуативных действий, и прежде всего начальным. Важно только, чтобы этот элемент был достаточен для отличения одной ситуации от другой.

Эти-то элементы ситуации (их образы), вычленяясь в качестве сигнальных для всей ситуации в целом, и превращаются в идеальные (абстрактные) объекты, их устойчивости в памяти способствует то, что они закрепляются с помощью образов сигналов. Реализация их в общении с помощью сигнальных действий функционально характеризовалась как команда к действию* что и становится базой языкового развития человечества.

Такой базой не моглобыть ритуальное шаманское действо, как полагают некоторые лингвисты. Первобытный человек не верил в потусторонний мир. Первые ритуальные погребения в Европе и на Ближнем Востоке имеют давность 60 тыс. лет, т. е. относятся к концу периода палеоантропа, тогда как в языковом развитии человек прошел к этому времени достаточно длительный путь.

С другой стороны, этнографическое изучение языковых табу дает возможность сделать вывод: "Древнейшие охотничьи запреты, применяемые к промысловым животным, не связаны с анимистическими представлениями о душе и о духах; они по- видимому, создались еще в доанимистическую эпоху, но в дальнейшем они сильно прониклись чисто анимистическими воззрениями и вообще усложнились"52. Если это так, то первобытный человек не только пользовался языком, но и накладывал на названия существ, с которыми он вступал в рискованные отношения, запреты, обходясь описательными или иносказательными выражениями, что возможно при достаточном богатом словарном составе и многозначности слов.

Если и можно говорить о магическом языке шаманов, то только как об арго, созданном для противопоставления таинственного шаманского действия обычному человеческому поведению.

Поставим вопрос так: если бы люди общались только в наличной трудовой ситуации, потребовался бы им язык? Трудно представить себе обилие сигналов-команд, их требовалось, видимо, всего несколько (на охоте, при собирательстве, при встрече с чужим племенем): "иди сюда", "иди туда", "бей", "берегись", "вижу (слышу)", стандартные сигналы бытового общения. Выражаться эти сигналы могли звуком и/или жестом, а обучение действиям вполне могло обойтись подражанием младших членов племени старшим, т. е. без применения каких-либо знаковых средств.

Острая необходимость в развитой знаковой системе могла возни кнуть лишь в том случае, когда потребовалось сообщить нечто о ситуации, которой не было в наличии, т. е. в условиях воображаемой ситуации. Но была ли необходимость в таком общении? Полагаем, что да.

Здесь опять должна выступить на первый план прогностическая способность первобытного человека. В условиях "поумнения" животных, при плохом качестве оружия (к животному надо было подобраться близко) смертельный риск на охоте и коллективный (требующий управления) ее характер вынуждали человека предварительно готовиться к ней.

Необходимым условием такой подготовки должно было явиться умственное расчленение всей деятельности по решению некоторой поведенческой задачи на отдельные действия: это могло произойти уже в наличной трудовой ситуации, когда вожак племени руководит деятельностью коллектива, отдавая команды к тому или иному действию. Перенос же деятельности в воображаемую ситуацию еще более обострил необходимость в членении деятельности на действия и операции и в осознании их связи в соответствующей целостности. На это обстоятельство обращает внимание А.Н. Леонтьев: «Естественными предпосылками этого вычленения отдельных операций и приобретения ими в индивидуальной деятельности известной самостоятельности являются, по-видимому, два следующих главных (хотя и не единственных) момента. Один из них – это нередко современый характер инстинктивной деятельности и наличие примитивной "иерархии" отношений между особями, наблюдаемый в обществах высших животных, например обезьян. Другой важный момент – это выделение в деятельности животных, еще продолжающей сохранять всю свою цельность, двух различных фаз – фазы подготовления и фазы осуществления, которые могут значительно отодвигаться друг от друга во времени"16. Подготовка к охоте и нападению на враждебное племя, очевидно, должна была состоять как минимум в распределении ролей между воинами-охотниками, в обучении при необходимости нужным действиям, в планировании охоты (нападения), т. е. в распределении действий во времени (какие действия должны выполняться одновременно, какие – последовательно).

Именно те племена, у которых объем подготовки к будущей деятельности был достаточно большим, стали сильно прогрессировать в своем социальном и интеллектуальном развитии, поскольку очевидная эффективность такой деятельности вызвала стремление к еще большей эффективности. Те же племена, которые отнеслись к подготовке без должного внимания и у которых охота носила индивидуальный характер, развивались замедленно или вырождались. У ныне известных отсталых народностей слабо выражено как хранение прошлого опыта, так и планирование будущей деятельности.

Интересный в этой связи факт сообщила газета "Штерн" (Гамбург). У племени (100 человек), обитающего на одном из Андаманских островов (Индийский океан), нет ни вождей, ни шаманов. Их средства охоты – луки, стрелы, остроги. Однако их древние ритуалы связаны главным образом с подготовкой к охоте17. Спрашивается, каким образом вожаки племени могли осуществить подготовку к будущему действию, воссоздать и "проиграть" воображаемую ситуацию? Может быть, к этому времени люди уже пользовались достаточно развитым звуковым языком? Но мы предположили, что до "выхода" из наличной ситуации острой потребности в звуковом языке еще не было. А те знаки-команды, которые выражали начальные элементы стандартной ситуации, были явно недостаточны для представления процесса подготовки действия.

Здесь естественно представить, что первоначальной и достаточно богатой возможностями формой знакового поведения людей явилась пантомима – драматическое действо. Широко известны подражательные способности обезьян, тяга к имитации поведения взрослых у детей, копирование трудовых движений в народных танцах. Все это может свидетельствовать о том, что у человека были возможности (психические и физические) и необходимость изображать мыслимую ситуацию в форме имитации действий, осуществляемых в реальной ситуации.

О том, что драматическое действо является самым древним видом искусства, говорят многие историки. Так, И. Гирн считает, что драма "была в ходу задолго до изобретения письма, живописи и фонетической графики, может быть, она древнее самого языка"55. Так же полагает и советский исследователь А.С. Гущин. Он в отличие от И. Гирна непосредственно связывает древнее драматическое действо с реальной производственной деятельностью. Подводя итог своим рассуждениям, он пишет: "Таким образом, в самом общении людей между собой процесс осознания человеком действительности и передача опыта этого осознания другим получили свое древнейшее воплощение в жесте и действии человека – образ воплощался действием". И далее: "…не будет очень сильной гипотезой заключить, что и древнейший образ, созданный в искусстве танца и драматизированной игры, был образом производственного действия человека"56.

Интересно, что у некоторых современных первобытных племен распространен обычай описывать в пантомиме (не в праздничном танце) недавно пережитые события, и это делается без особой практической нужды, просто для самовыражения, что противоречит естественному стремлению к экономии энергии. Возвращающиеся с войны, охоты или рыбной экспедиции люди часто таким образом воскрешают свои переживания дома в драматическом танце, исполняемом перед женами и детьми (И. Гирн).

Если пантомима исполнялась просто для эмоциональной разрядки (хотя и в этом случае ее значение было гораздо серьезнее: описывая прошедшие события, участники закрепляют в себе и передают соплеменникам информацию об этих

Гирн И. Происхождение искусства: Исследование его социальных и событиях, способствуя тем самым накоплению и передаче коллективного опыта), то можно предполагать, что она исполнялась и перед предстоящей деятельностью. Конечно, сознательно планировать в пантомиме будущую деятельность – задача психологически более трудная, чем имитация прошедших событий. Поэтому вполне возможно, что подготовка проходила в другом ключе – заручиться благосклонностью животного – объекта будущей охоты, а впоследствии и духов, устрашить враждебное племя воинственным танцем и т. д.

Может быть, не всегда сознательно, но лидер племени, наиболее сильный воин-охотник, в какой-то мере должен был учитывать условия будущей деятельности (вид и повадки животного или враждебного племени, как и когда следует напасть и т. д.) и обрисовать хотя бы приблизительные ее контуры. Естественно, что наиболее развитый лидер учитывал больше факторов и детальнее "прорабатывал" будущее поведение, сознательно или подсознательно понимая важность и эффективность подготовки.

По мнению многих исследователей, драматическое действо с самого начала было не только и не столько средством эмоционального самовыражения или настраивания на определенное поведение, сколько способом общения мыслями, передачи информации. Для выяснения значения пантомимических средств передачи мыслей на более низких ступенях культурного развития имеется достаточное количество подтверждающих фактов. Бушмены, австралийцы и эскимосы дают нам образцы высокоразвитого драматического языка (И. Гирн).

Однако в пантомиме происходит не просто передача информации, взаимный обмен ею, но и обучение неопытных соплеменников будущему действию. Фиктивные сражения, как и изображение работы в игре, облегчают выполнение последующих движений. Даже не участвующие в танце извлекут пользу из одного только наблюдения за действиями, к которым им придется впоследствии прибегать самим (И. Гирн).

Итак, значение пантомимы для развития культуры первобытного человека, для обогащения его интеллектуального и социального опыта нам кажется кардинальным. Таково же оно и для возникновения языка.

С семиотической точки зрения пантомима была, конечно, текстом,"состоящим из иконических знаков. Но если иметь в виду все знаковые средства, которыми пользовался первобытный человек, то здесь имели место и знаки-индексы, выражавшие начальные элементы стандартных ситуаций, и даже символы, по крайней мере в изобразительном искусстве.

studfiles.net

Художественная культура первобытного общества — КиберПедия

Художественная культура первобытного общества

И древнейших цивилизаций

Художественная культура первобытного мира и древнейших цивилизаций дала человечеству великие творения искусства. Из глубины веков пришли к нам удивительные по красоте пещерные рисунки первых художников Земли, загадочные менгиры и кромлехи — прообраз будущих культовых сооружений, величественные пирамиды Древнего Египта и доколумбовой Америки, шумерская письменность Месопотамии. Тысячелетия разделяют нас с этим периодом. Но это вовсе не означает, что дошедшие до нас памятники художественной культуры являются лишь безмолвными свидетелями своего времени: о прошлом они говорят наглядно и красноречиво и позволяют нам лучше осознать настоящее и прогнозировать будущее.

Для того чтобы понять смысл и значение этих древнейших посланий, необходимо знать их язык, ощутить восприятие окружающего мира нашими далекими предками, познакомиться со своеобразием художественной культуры в различных регионах планеты.

Что определяло художественный стиль той или иной цивилизации? Как происходило формирование культурных традиций? На эти и многие другие вопросы нам предстоит дать ответ.

Наш разговор о древних цивилизациях мы начинаем с первобытного искусства...

 

Первые художники Земли

Памятники первобытной культуры, сохранившиеся до наших дней, представлены главным образом произведениями изобразительного искусства. Какими инструментами пользовался человек, чтобы запечатлеть увиденное? Первые рисунки, вероятно, гравировались кремневыми резцами на камне, кости и роге; для их раскраски использовались сажа, охра различных оттенков и мергель (горная порода). К древнейшим изображениям следует также отнести и оттиски человеческой руки с широко расставленными пальцами, обведенные контуром.

В истории пещерной живописи эпохи палеолита, или древнего каменного века, ученые различают несколько периодов. Начиная с 30 тыс. лет до н. э. художники заполняли поверхность внутри контура рисунка черной или красной краской. Позднее, примерно с 18 по 15 тыс. лет до н. э., стали больше внимания уделять прорисовке деталей. Например, косыми параллельными штрихами они изображали шерсть животного. Для изображения пятен на телах животных они научились пользоваться дополнительными цветами (различными оттенками желтой и красной краски). Линия контура стала динамичной (более яркой или темной), что позволяло точнее передавать оттенки частей тела животных (густую шерсть на гривах, складки кожи). Примерно 12 тыс. лет до н. э. пещерное искусство достигло своего наивысшего расцвета. К этому времени художники научились передавать объем, цвет, пропорции фигур, движение.

Наиболее распространенным сюжетом первых рисунков являются одиночные изображения крупных животных — лошадей, львов, носорогов, оленей, которые были главными объектами охоты человека, обеспечивавшими ему пищу и одежду. Нередко рисунки были выполнены в натуральную величину и демонстрировали великолепное знание особенностей строения тела и повадок животного. Точность и лаконичность рисунков, умение немногими штрихами передать характерные черты внешнего облика и поведения животных отличали эти изображения. Художник не просто копировал окружающую природу, а, проникая в суть явлений, он отбирал в ней самое важное. В созданных образах он воспроизводил коллективные переживания и мысли всего племени. Это была, как писал немецкий философ Г. В. Гегель (1770—1831), «одушевленная реальность», созданная по законам красоты.

Именно в это время были созданы самые знаменитые росписи в пещерах Ласко, Альтамира, Фон де Гом, Нио. Сколько в них экспрессии! Здесь не просто отношение к зверю как к добыче, это восхищение его силой, красотой, почтение к нему как к то тему, бывшему, по представлению древнего человека, прародителем или покровителем племени. Простые контуры животного великолепно передают динамику движения. В пещерах обнаружены изображения стремительно бегущих большерогих оленей, скачущих галопом лошадей: их передние ноги согнуты в коленях и прижаты к туловищу, голова и шея вытянуты. В своих рисунках первые художники не соблюдали пропорции между величиной отдельных животных, а потому мамонты и бизоны изображались той же величины, что горные козлы и львы, а огромный тур мог быть запечатлен рядом с крошечной лошадью.

К эпохе палеолита относятся и первые произведения скульптуры: изображения, выполненные в технике рельефа, или круглые одиночные фигурки зверей из мягкого камня, дерева, глины или костей животных. Оценивая назначение изображений зверей, исследователи выделяют две их функции — быть объектом ритуальной охоты и тотемом (священным животным, дающим жизнь племени). Последняя функция (хронологически более поздняя) была тесно связана с обрядом жертвоприношения и соответствующим оформлением жертвенника — прообраза культового центра.

Особенно много сохранилось изображений женщин, переданных подчеркнуто объемно и натуралистично из мягкого известняка или мамонтовой кости. Но почему именно женщину изображали древние скульпторы? Женские статуэтки, найденные в разных частях света — от стран Западной Европы до Байкала, — носили культовый характер и почитались как святыня. Палеолитические «Венеры» (так их назвали ученые) — это обобщенный образ хранительницы очага, символ плодородия. Несмотря на внешний примитивизм и условный характер изображения, они воспринимаются как подлинное творение искусства, настоящий гимн женщине, с которой связывалось продолжение жизни. Так, в деревне Костенки Воронежской области во время археологических раскопок были обнаружены статуэтки женщин, относящиеся к древнему каменному веку, то есть к палеолиту.

В эпоху мезолита, или среднего каменного века, происходит резкое потепление климата. Ледник, покрывавший значительную часть территории, начинает таять; потоки воды, превращаясь в реки и озера, благоприятно влияют на рост лесов. Если раньше представления о Вселенной ограничивались для человека лишь поверхностью земли, то теперь для него открываются ее недра, богатейший небесный и подводный миры.

Новые условия жизни оказывают сильнейшее воздействие на круг занятий человека и особенности их отражения в художественном творчестве. Усложняются композиционные решения рисунков, а сам изобразительный язык становится более условным. Пещерные изображения утрачивают живость и объемность, правдоподобие отходит на второй план. Все чаще в них преобладают полные драматизма и экспрессии обобщенные схематические композиции, запечатлевшие сцены охоты и рыболовства, военные эпизоды, культовые церемонии. На стенах пещер появляются неясные знаки-символы, беспорядочные переплетения линий, ряды точек. Среди них особенно много контурных рисунков, внутренняя часть которых закрашена красками, а иногда покрыта штриховкой. Фигуры животных и силуэты человека невелики по размеру. Расширяется и цветовая палитра, к которой прибавляется белый цвет.

Одна из интереснейших композиций того времени — «Сражающиеся лучники». Прежде всего привлекает внимание динамичность сцены охоты человека на оленей. Фигуры лучников напоминают зигзагообразные линии. Но как неповторимы их позы! Один уже пустил стрелу, и она достигла цели, значит, есть время осмотреться и приготовиться к следующему выстрелу. Другой прицеливается в мчащегося навстречу оленя. Третий, изогнувшись всем телом, уже успел несколько раз поразить животное, а четвертый решительно ринулся навстречу своей жертве. Не менее удивительны изображения животных: их грациозные позы, запечатленные в стремительном и легком беге, изящные головы с горделиво вскинутыми вверх рогами.

В связи с глобальным потеплением в эпоху неолита люди начинают вести оседлый образ жизни. Охота и собирательство постепенно вытесняются скотоводством и земледелием. В этот период стали интенсивнее использоваться различные природные материалы и техники их обработки. В обиход прочно входят лепная керамика, ткачество, изделия из дерева, усовершенствованные орудия труда, транспортные средства (человек изобретает колесо). Усиление зависимости человека от природных сил (вода, огонь, солнце, плодородие почвы) вызвало необходимость выработать систему адекватных им знаков, которыми обильно украшались предметы обихода. Возникает особый художественный язык, в котором, кроме схематических рисунков, появляются разнообразные геометрические фигуры (круги, прямоугольники, квадраты, ромбы, спирали, кресты). Все чаще встречаются изображения предметов быта, оружия и средств передвижения. Живопись становится еще более стилизованной и схематичной, очень отдаленно напоминающей изображения человека и животных. В ней отсутствует прорисовка деталей, а потому создается впечатление небрежности исполнения.

В период медно-каменного века — энеолита — (4—3 тыс. лет до н. э.) в среднем и нижнем течении Днепра, недалеко от Киева, в обширных наземных жилищах Триполья, были обнаружены выкованные и отлитые из меди женские украшения, глиняные статуэтки животных и людей, бытовые предметы и орудия труда. Особенно эффектно выглядела лепная керамическая посуда разнообразных форм, имевшая определенное назначение и смысл. Орнаменты в виде спиралей, кругов, волнообразных лент наносились на ее поверхность белой, черной и красной красками. Линии узора располагались параллельно друг другу, а порой причудливо извивались независимо от формы сосуда.

Абстрактные мотивы были полны глубокого смысла: волнистые узоры символизировали течение реки, бегущая спираль — непрерывное движение солнца и времени, перекрещенный круг — солнечный диск. Одна или две параллельные линии обозначали землю, лента из черных треугольников — пашню, ромбы, разделенные на четыре части с точками в центре, воспринимались как знак засеянного поля. Наиболее популярный змеиный орнамент в виде зигзагообразной линии расценивался как связующее звено между небом и землей, показатель наличия столь необходимой человеку влаги, дождя. Свои знаки в виде «елочек» имели растения. На стенках сосудов можно различить стилизованные фигурки людей и животных: оленей, косуль, коз, быков, собак и птиц. Ценность трипольской культуры состояла в том, что в ней нашли отражение представления человека об окружающем мире, об устройстве Вселенной.

Музыка, танец и пантомима

Кроме основных видов изобразительного искусства и архитектуры, в недрах первобытной культуры оформились начала танца, музыки и театра. Жизнь первобытного человека не была столь однообразной и безрадостной, как это может показаться современному человеку.

По всей вероятности, самой ранней формой театрального искусства была пантомима, с помощью которой можно было пластически изобразить сцены охоты с метанием копья и стрельбой из лука, весь земледельческий процесс (от сева до сбора урожая), разнообразные обряды и церемонии. В то же время в недрах пантомимы зародилось музыкальное искусство. Необходимым условием жизни наших далеких предков была слаженность коллективного труда, а поэтому в основе их совместных действий лежал ритм, облегчавший трудовые процессы. Особенно ярко он проявлялся в хоровых танцах, где простейшим «инструментом», обеспечивавшим ритмическую основу танца, становился человеческий голос, рождавший простейшую мелодию. Такое сочетание музыкального и пластического начал, выраженное в простейшей пантомиме, лишний раз подтверждает синкретический характер первобытного искусства.

Другой, не менее важной причиной возникновения музыкального творчества стало подражание звукам окружающей природы. Первобытный человек считал, что с помощью звуков, имитирующих голоса природы (гром, падающие камни, льющаяся вода, крики птиц и рев умирающего раненого зверя), он может добиться успешной охоты или богатого урожая. Известно, что инстинктивный мелодический дар свойствен не только человеку: он прекрасно и тонко развит, например, у птиц. Но только человек стал сознательным творцом музыки.

Со временем к этому природному звукоподражанию добавились и чисто человеческие интонации (естественные крики, возгласы, простейшие попевки), в которых уже можно было выделить мотивы с четко зафиксированным положением высоты звука. И наконец, появились напевы, в основе которых лежало многократное повторение различных интонаций с определенным интервалом. Таким образом, главными условиями рождения музыки как вида искусства стали художественный дар человека, его способность, а главное, потребность мыслить и переживать с помощью музыкальных образов.

Ритмическим сопровождением хорового танца мог быть не только голос. Ритмично постукивая по каким-либо предметам или орудиям труда, первобытный человек таким образом использовал их как простейшие музыкальные инструменты. Наглядным подтверждением этой теории происхождения и развития музыки в эпоху позднего палеолита служит древнейший музыкальный комплекс из костей мамонта, обнаруженный у села Мезин в Черниговской области в Украине. Трубчатые кости с боковыми отверстиями, по всей вероятности, служили для воспроизведения музыкальных ударно-шумовых или ритмических звуков. Простейшие флейты, свистки и свирели были найдены и при раскопках палеолитических поселений во Франции, Чехии и Венгрии.

А что представляли собой первые танцы древности? Они были еще далеки от того, что мы сегодня называем этим привычным словом. Разнообразными движениями и жестами человек передавал впечатления от окружающего мира, отражая в них свои ощущения, настроения и душевное состояние. Появлению танца способствовали ритмичные движения, повторявшиеся во время охоты или других видов трудовой деятельности первобытного человека. Первоначально они носили примитивный характер и больше напоминали простейшие гимнастические упражнения. Бешеные скачки, имитация повадок животного, притопывание ногами, выразительные жесты рук — все это предпосылки для возникновения танца. Охотники верили, что имитация повадок животных способна влиять на успешное завершение охоты. До сих пор у некоторых народов сохранились такие подражательные танцы. Например: у австралийских племен — танцы «бабочки», «лягушки» и «кенгуру»; у бразильских индейцев — «рыбьи» пляски и пляски «летучей мыши»; у североамериканских — «медведя» и «бизона», а на севере России — танцы «утушек», «лебёдушек», «оленя».

Существовали и воинственные танцы, связанные с магическими ритуалами, укреплявшими веру в победу над врагом. Жизнь в окружении непонятных, чудесных и грозных сил природы как бы заставляла первобытного человека поклоняться многочисленным духам, которых необходимо было задабривать. Различали также погребальные танцы и танцы-заклинания. На стенах пещер в Испании сохранились древние схематичные росписи попарно танцующих женщин в колоколообразных юбках. Все пары (их четыре) даны в определенном наклоне, передающем характер движения.

Важнейшими средствами организации ритуальных действий являлись пантомима, охотничьи маскировки, охотничьи и тотемические пляски. Охотничьи маскировки преследовали единственную цель: обмануть животное и обеспечить успешную охоту. При этом человек создавал не художественный образ, а лишь имитировал повадки животного. Охотничья пляска обычно разыгрывалась по определенному сценарию и могла воспроизводиться несколько раз. Она сопровождалась звуками барабанов и трещоток, а также пением присутствующих, которые одновременно являлись и зрителями. Тотемическая пляска предполагала выступление перед зрителями в костюме и маске тотема — животного или растения, являвшегося предком-покровителем данного племени.

Огромное значение приобретало актерское мастерство исполнителя, демонстрировавшего обобщенные черты тотема. На известном наскальном изображении человека-зверя под названием «Колдун» он представлен в довольно странной позе: его туловище расположено горизонтально, как у зверя. Задняя часть тела, и в особенности ноги, — вполне «человеческие», хорошо прорисованы икры и ступни с пальцами. Однако сзади виден пышный, как у лисы, хвост. Передние конечности трудно назвать руками — скорее, это звериные лапы. Особенно интересна голова «Колдуна», над которой возвышаются огромные оленьи рога, а по бокам торчат широко расставленные звериные уши. На зрителя в упор смотрят по-звериному дикие глаза с горящей точкой внутри, нос бородатого чудовища напоминает клюв птицы. Вероятнее всего, перед нами человек в тотемической маске, исполняющий ритуальный танец.

Таким образом, в первобытный период зарождается искусство, закладываются основы художественного творчества, определившие дальнейшие пути развития мировой художественной культуры. В первобытном искусстве художественный образ становится основным средством отражения и познания окружающего мира.

 

Вопросы и задания

1. Как вы думаете, что являлось побудительными мотивами к художественному творчеству первобытного человека?

2. Каковы характерные черты и общие стилевые особенности изобразительного искусства эпохи палеолита, мезолита и неолита?

3. Какие крупнейшие центры первобытной культуры на территории России и стран Западной Европы вы могли бы назвать? Расскажите о них подробнее, используя также материалы из некоторых рекомендованных книг для чтения.

4. Расскажите о древнейших сооружениях первобытного человека. С чем связано их возникновение?

5. В чем и как проявился синкретический характер первобытной культуры? Для ответа используйте материалы о возникновении искусства танца, музыки и театра.

 

Творческая мастерская

1. Напишите небольшие сочинения-эссе на темы «Первые художники Земли», «О чем рассказывает наскальная живопись палеолита, посвященная сценам охоты человека? ».

2. Познакомьтесь с книгой Дж. Хокинса и Дж. Уайта «Разгадка тайны Стоунхенджа» (М., 1972). Какие зрительные образы этого архитектурного памятника рождает ваша творческая фантазия? Попробуйте их запечатлеть или реконструировать один из памятников мегалитического периода с помощью компьютерной графики.

3. Попробуйте, используя исторические данные, нарисовать эскизы костюма и маски тотема. Какая музыка могла бы сопровождать это театральное действо?

 

Художественная культура первобытного общества

И древнейших цивилизаций

Художественная культура первобытного мира и древнейших цивилизаций дала человечеству великие творения искусства. Из глубины веков пришли к нам удивительные по красоте пещерные рисунки первых художников Земли, загадочные менгиры и кромлехи — прообраз будущих культовых сооружений, величественные пирамиды Древнего Египта и доколумбовой Америки, шумерская письменность Месопотамии. Тысячелетия разделяют нас с этим периодом. Но это вовсе не означает, что дошедшие до нас памятники художественной культуры являются лишь безмолвными свидетелями своего времени: о прошлом они говорят наглядно и красноречиво и позволяют нам лучше осознать настоящее и прогнозировать будущее.

Для того чтобы понять смысл и значение этих древнейших посланий, необходимо знать их язык, ощутить восприятие окружающего мира нашими далекими предками, познакомиться со своеобразием художественной культуры в различных регионах планеты.

Что определяло художественный стиль той или иной цивилизации? Как происходило формирование культурных традиций? На эти и многие другие вопросы нам предстоит дать ответ.

Наш разговор о древних цивилизациях мы начинаем с первобытного искусства...

 

cyberpedia.su

О ВНУТРЕННЕМ МИРЕ ПЕРВОБЫТНОГО ЧЕЛОВЕКА

 

Культурологи выделяют различные структурные типы культур. Однако наиболее реальной является "мозаичная" культура, по выражению А. Моля. В отличие от логически обработанного, иерархически организованного на основе классификации научного знания, которое составляет "школьную" образованность, жизненный опыт человека складывается стихийно. "Современный человек, – пишет А. Моль, – открывает для себя окружающий мир по закону случая, в процессе проб и ошибок. Он открывает одновременно причины и следствия в силу случайностей своей биографии. Совокупность его знаний определяется статистически; он черпает их из жизни, из газет, из сведений, добытых по мере надобности. Лишь накопив определенный объем информации, он начинает обнаруживать скрытые в ней структуры. В них "нет точек отсчета, нет ни одного подлинно общего понятия, но зато много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т. д.)"51.

Присмотревшись к этой характеристике современной западной культуры индивида, нетрудно заметить, что речь здесь идет (с некоторыми, правда, передержками) о ситуативном знании, противоположном классифицирующей системе понятий. Ситуативное знание конечно же имеет структуру, но другого характера.

А. Моль противопоставляет "традиционную" культуру, идущую от Аристотеля к современному университетскому образованию, как пройденный этап, как устаревший структурный тип современной стихийно складывающейся культуре индивида, что нам кажется совершенно неправомочным. Речь должна идти о противопоставлении опытного знания и научно обработанного, о соотношении ситуативных структур с иерархически организованным множеством понятий. Ситуативное знание – это исходное, действительно стихийно складывающееся знание, основанное на участии человека в различных ситуациях, которые "укладываются" в памяти в типичные и/или обобщенные ситуации. Научное знание извлекает элементы ситуаций (образы предметов, свойств, отношений) из ситуативных каркасов, рассматривает их как автономные идеальные объекты, многократно участвующие во многих ситуациях, и строит из них логически связанные системы.

Ситуативное знание как содержание стихийно складывающегося опыта было свойственно человеку изначально. Теоретическое знание является специфическим свойством культуры horno sapiens. Оно возникло и развилось в ответ на потребность в обобщенных (для многих ситуаций) правилах поведения как социального (внутри племени, в межплеменных отношениях), так и в условиях природы. Для формулирования таких правил потребовалось абстрагирование общих элементов нескольких близких по поведенческой задаче ситуаций и рекомбинация их (элементов) в некую обобщенную поведенческую схему, включающую, может быть, новые отношения.

Естественным психологическим механизмом порождения такого значения является (мы, правда, забегаем несколько вперед) замещение всей типичной ситуации каким-либо характерным ее элементом в процессе общения, например одним из ситуативных действий, и прежде всего начальным. Важно только, чтобы этот элемент был достаточен для отличения одной ситуации от другой.

Эти-то элементы ситуации (их образы), вычленяясь в качестве сигнальных для всей ситуации в целом, и превращаются в идеальные (абстрактные) объекты, их устойчивости в памяти способствует то, что они закрепляются с помощью образов сигналов. Реализация их в общении с помощью сигнальных действий функционально характеризовалась как команда к действию* что и становится базой языкового развития человечества.

Такой базой не моглобыть ритуальное шаманское действо, как полагают некоторые лингвисты. Первобытный человек не верил в потусторонний мир. Первые ритуальные погребения в Европе и на Ближнем Востоке имеют давность 60 тыс. лет, т. е. относятся к концу периода палеоантропа, тогда как в языковом развитии человек прошел к этому времени достаточно длительный путь.

С другой стороны, этнографическое изучение языковых табу дает возможность сделать вывод: "Древнейшие охотничьи запреты, применяемые к промысловым животным, не связаны с анимистическими представлениями о душе и о духах; они по- видимому, создались еще в доанимистическую эпоху, но в дальнейшем они сильно прониклись чисто анимистическими воззрениями и вообще усложнились"52. Если это так, то первобытный человек не только пользовался языком, но и накладывал на названия существ, с которыми он вступал в рискованные отношения, запреты, обходясь описательными или иносказательными выражениями, что возможно при достаточном богатом словарном составе и многозначности слов.

Если и можно говорить о магическом языке шаманов, то только как об арго, созданном для противопоставления таинственного шаманского действия обычному человеческому поведению.

Поставим вопрос так: если бы люди общались только в наличной трудовой ситуации, потребовался бы им язык? Трудно представить себе обилие сигналов-команд, их требовалось, видимо, всего несколько (на охоте, при собирательстве, при встрече с чужим племенем): "иди сюда", "иди туда", "бей", "берегись", "вижу (слышу)", стандартные сигналы бытового общения. Выражаться эти сигналы могли звуком и/или жестом, а обучение действиям вполне могло обойтись подражанием младших членов племени старшим, т. е. без применения каких-либо знаковых средств.

Острая необходимость в развитой знаковой системе могла возни кнуть лишь в том случае, когда потребовалось сообщить нечто о ситуации, которой не было в наличии, т. е. в условиях воображаемой ситуации. Но была ли необходимость в таком общении? Полагаем, что да.

Здесь опять должна выступить на первый план прогностическая способность первобытного человека. В условиях "поумнения" животных, при плохом качестве оружия (к животному надо было подобраться близко) смертельный риск на охоте и коллективный (требующий управления) ее характер вынуждали человека предварительно готовиться к ней.

Необходимым условием такой подготовки должно было явиться умственное расчленение всей деятельности по решению некоторой поведенческой задачи на отдельные действия: это могло произойти уже в наличной трудовой ситуации, когда вожак племени руководит деятельностью коллектива, отдавая команды к тому или иному действию. Перенос же деятельности в воображаемую ситуацию еще более обострил необходимость в членении деятельности на действия и операции и в осознании их связи в соответствующей целостности. На это обстоятельство обращает внимание А.Н. Леонтьев: «Естественными предпосылками этого вычленения отдельных операций и приобретения ими в индивидуальной деятельности известной самостоятельности являются, по-видимому, два следующих главных (хотя и не единственных) момента. Один из них – это нередко современый характер инстинктивной деятельности и наличие примитивной "иерархии" отношений между особями, наблюдаемый в обществах высших животных, например обезьян. Другой важный момент – это выделение в деятельности животных, еще продолжающей сохранять всю свою цельность, двух различных фаз – фазы подготовления и фазы осуществления, которые могут значительно отодвигаться друг от друга во времени"[16]. Подготовка к охоте и нападению на враждебное племя, очевидно, должна была состоять как минимум в распределении ролей между воинами-охотниками, в обучении при необходимости нужным действиям, в планировании охоты (нападения), т. е. в распределении действий во времени (какие действия должны выполняться одновременно, какие – последовательно).

Именно те племена, у которых объем подготовки к будущей деятельности был достаточно большим, стали сильно прогрессировать в своем социальном и интеллектуальном развитии, поскольку очевидная эффективность такой деятельности вызвала стремление к еще большей эффективности. Те же племена, которые отнеслись к подготовке без должного внимания и у которых охота носила индивидуальный характер, развивались замедленно или вырождались. У ныне известных отсталых народностей слабо выражено как хранение прошлого опыта, так и планирование будущей деятельности.

Интересный в этой связи факт сообщила газета "Штерн" (Гамбург). У племени (100 человек), обитающего на одном из Андаманских островов (Индийский океан), нет ни вождей, ни шаманов. Их средства охоты – луки, стрелы, остроги. Однако их древние ритуалы связаны главным образом с подготовкой к охоте[17]. Спрашивается, каким образом вожаки племени могли осуществить подготовку к будущему действию, воссоздать и "проиграть" воображаемую ситуацию? Может быть, к этому времени люди уже пользовались достаточно развитым звуковым языком? Но мы предположили, что до "выхода" из наличной ситуации острой потребности в звуковом языке еще не было. А те знаки-команды, которые выражали начальные элементы стандартной ситуации, были явно недостаточны для представления процесса подготовки действия.

 

Здесь естественно представить, что первоначальной и достаточно богатой возможностями формой знакового поведения людей явилась пантомима – драматическое действо. Широко известны подражательные способности обезьян, тяга к имитации поведения взрослых у детей, копирование трудовых движений в народных танцах. Все это может свидетельствовать о том, что у человека были возможности (психические и физические) и необходимость изображать мыслимую ситуацию в форме имитации действий, осуществляемых в реальной ситуации.

О том, что драматическое действо является самым древним видом искусства, говорят многие историки. Так, И. Гирн считает, что драма "была в ходу задолго до изобретения письма, живописи и фонетической графики, может быть, она древнее самого языка"55. Так же полагает и советский исследователь А.С. Гущин. Он в отличие от И. Гирна непосредственно связывает древнее драматическое действо с реальной производственной деятельностью. Подводя итог своим рассуждениям, он пишет: "Таким образом, в самом общении людей между собой процесс осознания человеком действительности и передача опыта этого осознания другим получили свое древнейшее воплощение в жесте и действии человека – образ воплощался действием". И далее: "…не будет очень сильной гипотезой заключить, что и древнейший образ, созданный в искусстве танца и драматизированной игры, был образом производственного действия человека"56.

Интересно, что у некоторых современных первобытных племен распространен обычай описывать в пантомиме (не в праздничном танце) недавно пережитые события, и это делается без особой практической нужды, просто для самовыражения, что противоречит естественному стремлению к экономии энергии. Возвращающиеся с войны, охоты или рыбной экспедиции люди часто таким образом воскрешают свои переживания дома в драматическом танце, исполняемом перед женами и детьми (И. Гирн).

Если пантомима исполнялась просто для эмоциональной разрядки (хотя и в этом случае ее значение было гораздо серьезнее: описывая прошедшие события, участники закрепляют в себе и передают соплеменникам информацию об этих

Гирн И. Происхождение искусства: Исследование его социальных и событиях, способствуя тем самым накоплению и передаче коллективного опыта), то можно предполагать, что она исполнялась и перед предстоящей деятельностью. Конечно, сознательно планировать в пантомиме будущую деятельность – задача психологически более трудная, чем имитация прошедших событий. Поэтому вполне возможно, что подготовка проходила в другом ключе – заручиться благосклонностью животного – объекта будущей охоты, а впоследствии и духов, устрашить враждебное племя воинственным танцем и т. д.

Может быть, не всегда сознательно, но лидер племени, наиболее сильный воин-охотник, в какой-то мере должен был учитывать условия будущей деятельности (вид и повадки животного или враждебного племени, как и когда следует напасть и т. д.) и обрисовать хотя бы приблизительные ее контуры. Естественно, что наиболее развитый лидер учитывал больше факторов и детальнее "прорабатывал" будущее поведение, сознательно или подсознательно понимая важность и эффективность подготовки.

По мнению многих исследователей, драматическое действо с самого начала было не только и не столько средством эмоционального самовыражения или настраивания на определенное поведение, сколько способом общения мыслями, передачи информации. Для выяснения значения пантомимических средств передачи мыслей на более низких ступенях культурного развития имеется достаточное количество подтверждающих фактов. Бушмены, австралийцы и эскимосы дают нам образцы высокоразвитого драматического языка (И. Гирн).

Однако в пантомиме происходит не просто передача информации, взаимный обмен ею, но и обучение неопытных соплеменников будущему действию. Фиктивные сражения, как и изображение работы в игре, облегчают выполнение последующих движений. Даже не участвующие в танце извлекут пользу из одного только наблюдения за действиями, к которым им придется впоследствии прибегать самим (И. Гирн).

Итак, значение пантомимы для развития культуры первобытного человека, для обогащения его интеллектуального и социального опыта нам кажется кардинальным. Таково же оно и для возникновения языка.

С семиотической точки зрения пантомима была, конечно, текстом,"состоящим из иконических знаков. Но если иметь в виду все знаковые средства, которыми пользовался первобытный человек, то здесь имели место и знаки-индексы, выражавшие начальные элементы стандартных ситуаций, и даже символы, по крайней мере в изобразительном искусстве.

 

stydopedia.ru

О ВНУТРЕННЕМ МИРЕ ПЕРВОБЫТНОГО ЧЕЛОВЕКА

Культурологи выделяют различные структурные типы культур. Однако наиболее реальной является "мозаичная" культура, по выражению А. Моля. В отличие от логически обработанного, иерархически организованного на основе классификации научного знания, которое составляет "школьную" образованность, жизненный опыт человека складывается стихийно. "Современный человек, – пишет А. Моль, – открывает для себя окружающий мир по закону случая, в процессе проб и ошибок. Он открывает одновременно причины и следствия в силу случайностей своей биографии. Совокупность его знаний определяется статистически; он черпает их из жизни, из газет, из сведений, добытых по мере надобности. Лишь накопив определенный объем информации, он начинает обнаруживать скрытые в ней структуры. В них "нет точек отсчета, нет ни одного подлинно общего понятия, но зато много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т. д.)"51.

Присмотревшись к этой характеристике современной западной культуры индивида, нетрудно заметить, что речь здесь идет (с некоторыми, правда, передержками) о ситуативном знании, противоположном классифицирующей системе понятий. Ситуативное знание конечно же имеет структуру, но другого характера.

А. Моль противопоставляет "традиционную" культуру, идущую от Аристотеля к современному университетскому образованию, как пройденный этап, как устаревший структурный тип современной стихийно складывающейся культуре индивида, что нам кажется совершенно неправомочным. Речь должна идти о противопоставлении опытного знания и научно обработанного, о соотношении ситуативных структур с иерархически организованным множеством понятий. Ситуативное знание – это исходное, действительно стихийно складывающееся знание, основанное на участии человека в различных ситуациях, которые "укладываются" в памяти в типичные и/или обобщенные ситуации. Научное знание извлекает элементы ситуаций (образы предметов, свойств, отношений) из ситуативных каркасов, рассматривает их как автономные идеальные объекты, многократно участвующие во многих ситуациях, и строит из них логически связанные системы.

Ситуативное знание как содержание стихийно складывающегося опыта было свойственно человеку изначально. Теоретическое знание является специфическим свойством культуры horno sapiens. Оно возникло и развилось в ответ на потребность в обобщенных (для многих ситуаций) правилах поведения как социального (внутри племени, в межплеменных отношениях), так и в условиях природы. Для формулирования таких правил потребовалось абстрагирование общих элементов нескольких близких по поведенческой задаче ситуаций и рекомбинация их (элементов) в некую обобщенную поведенческую схему, включающую, может быть, новые отношения.

Естественным психологическим механизмом порождения такого значения является (мы, правда, забегаем несколько вперед) замещение всей типичной ситуации каким-либо характерным ее элементом в процессе общения, например одним из ситуативных действий, и прежде всего начальным. Важно только, чтобы этот элемент был достаточен для отличения одной ситуации от другой.

Эти-то элементы ситуации (их образы), вычленяясь в качестве сигнальных для всей ситуации в целом, и превращаются в идеальные (абстрактные) объекты, их устойчивости в памяти способствует то, что они закрепляются с помощью образов сигналов. Реализация их в общении с помощью сигнальных действий функционально характеризовалась как команда к действию* что и становится базой языкового развития человечества.

Такой базой не моглобыть ритуальное шаманское действо, как полагают некоторые лингвисты. Первобытный человек не верил в потусторонний мир. Первые ритуальные погребения в Европе и на Ближнем Востоке имеют давность 60 тыс. лет, т. е. относятся к концу периода палеоантропа, тогда как в языковом развитии человек прошел к этому времени достаточно длительный путь.

С другой стороны, этнографическое изучение языковых табу дает возможность сделать вывод: "Древнейшие охотничьи запреты, применяемые к промысловым животным, не связаны с анимистическими представлениями о душе и о духах; они по- видимому, создались еще в доанимистическую эпоху, но в дальнейшем они сильно прониклись чисто анимистическими воззрениями и вообще усложнились"52. Если это так, то первобытный человек не только пользовался языком, но и накладывал на названия существ, с которыми он вступал в рискованные отношения, запреты, обходясь описательными или иносказательными выражениями, что возможно при достаточном богатом словарном составе и многозначности слов.

Если и можно говорить о магическом языке шаманов, то только как об арго, созданном для противопоставления таинственного шаманского действия обычному человеческому поведению.

Поставим вопрос так: если бы люди общались только в наличной трудовой ситуации, потребовался бы им язык? Трудно представить себе обилие сигналов-команд, их требовалось, видимо, всего несколько (на охоте, при собирательстве, при встрече с чужим племенем): "иди сюда", "иди туда", "бей", "берегись", "вижу (слышу)", стандартные сигналы бытового общения. Выражаться эти сигналы могли звуком и/или жестом, а обучение действиям вполне могло обойтись подражанием младших членов племени старшим, т. е. без применения каких-либо знаковых средств.

Острая необходимость в развитой знаковой системе могла возни кнуть лишь в том случае, когда потребовалось сообщить нечто о ситуации, которой не было в наличии, т. е. в условиях воображаемой ситуации. Но была ли необходимость в таком общении? Полагаем, что да.

Здесь опять должна выступить на первый план прогностическая способность первобытного человека. В условиях "поумнения" животных, при плохом качестве оружия (к животному надо было подобраться близко) смертельный риск на охоте и коллективный (требующий управления) ее характер вынуждали человека предварительно готовиться к ней.

Необходимым условием такой подготовки должно было явиться умственное расчленение всей деятельности по решению некоторой поведенческой задачи на отдельные действия: это могло произойти уже в наличной трудовой ситуации, когда вожак племени руководит деятельностью коллектива, отдавая команды к тому или иному действию. Перенос же деятельности в воображаемую ситуацию еще более обострил необходимость в членении деятельности на действия и операции и в осознании их связи в соответствующей целостности. На это обстоятельство обращает внимание А.Н. Леонтьев: «Естественными предпосылками этого вычленения отдельных операций и приобретения ими в индивидуальной деятельности известной самостоятельности являются, по-видимому, два следующих главных (хотя и не единственных) момента. Один из них – это нередко современый характер инстинктивной деятельности и наличие примитивной "иерархии" отношений между особями, наблюдаемый в обществах высших животных, например обезьян. Другой важный момент – это выделение в деятельности животных, еще продолжающей сохранять всю свою цельность, двух различных фаз – фазы подготовления и фазы осуществления, которые могут значительно отодвигаться друг от друга во времени"[16]. Подготовка к охоте и нападению на враждебное племя, очевидно, должна была состоять как минимум в распределении ролей между воинами-охотниками, в обучении при необходимости нужным действиям, в планировании охоты (нападения), т. е. в распределении действий во времени (какие действия должны выполняться одновременно, какие – последовательно).

Именно те племена, у которых объем подготовки к будущей деятельности был достаточно большим, стали сильно прогрессировать в своем социальном и интеллектуальном развитии, поскольку очевидная эффективность такой деятельности вызвала стремление к еще большей эффективности. Те же племена, которые отнеслись к подготовке без должного внимания и у которых охота носила индивидуальный характер, развивались замедленно или вырождались. У ныне известных отсталых народностей слабо выражено как хранение прошлого опыта, так и планирование будущей деятельности.

Интересный в этой связи факт сообщила газета "Штерн" (Гамбург). У племени (100 человек), обитающего на одном из Андаманских островов (Индийский океан), нет ни вождей, ни шаманов. Их средства охоты – луки, стрелы, остроги. Однако их древние ритуалы связаны главным образом с подготовкой к охоте[17]. Спрашивается, каким образом вожаки племени могли осуществить подготовку к будущему действию, воссоздать и "проиграть" воображаемую ситуацию? Может быть, к этому времени люди уже пользовались достаточно развитым звуковым языком? Но мы предположили, что до "выхода" из наличной ситуации острой потребности в звуковом языке еще не было. А те знаки-команды, которые выражали начальные элементы стандартной ситуации, были явно недостаточны для представления процесса подготовки действия.

Здесь естественно представить, что первоначальной и достаточно богатой возможностями формой знакового поведения людей явилась пантомима – драматическое действо. Широко известны подражательные способности обезьян, тяга к имитации поведения взрослых у детей, копирование трудовых движений в народных танцах. Все это может свидетельствовать о том, что у человека были возможности (психические и физические) и необходимость изображать мыслимую ситуацию в форме имитации действий, осуществляемых в реальной ситуации.

О том, что драматическое действо является самым древним видом искусства, говорят многие историки. Так, И. Гирн считает, что драма "была в ходу задолго до изобретения письма, живописи и фонетической графики, может быть, она древнее самого языка"55. Так же полагает и советский исследователь А.С. Гущин. Он в отличие от И. Гирна непосредственно связывает древнее драматическое действо с реальной производственной деятельностью. Подводя итог своим рассуждениям, он пишет: "Таким образом, в самом общении людей между собой процесс осознания человеком действительности и передача опыта этого осознания другим получили свое древнейшее воплощение в жесте и действии человека – образ воплощался действием". И далее: "…не будет очень сильной гипотезой заключить, что и древнейший образ, созданный в искусстве танца и драматизированной игры, был образом производственного действия человека"56.

Интересно, что у некоторых современных первобытных племен распространен обычай описывать в пантомиме (не в праздничном танце) недавно пережитые события, и это делается без особой практической нужды, просто для самовыражения, что противоречит естественному стремлению к экономии энергии. Возвращающиеся с войны, охоты или рыбной экспедиции люди часто таким образом воскрешают свои переживания дома в драматическом танце, исполняемом перед женами и детьми (И. Гирн).

Если пантомима исполнялась просто для эмоциональной разрядки (хотя и в этом случае ее значение было гораздо серьезнее: описывая прошедшие события, участники закрепляют в себе и передают соплеменникам информацию об этих

Гирн И. Происхождение искусства: Исследование его социальных и событиях, способствуя тем самым накоплению и передаче коллективного опыта), то можно предполагать, что она исполнялась и перед предстоящей деятельностью. Конечно, сознательно планировать в пантомиме будущую деятельность – задача психологически более трудная, чем имитация прошедших событий. Поэтому вполне возможно, что подготовка проходила в другом ключе – заручиться благосклонностью животного – объекта будущей охоты, а впоследствии и духов, устрашить враждебное племя воинственным танцем и т. д.

Может быть, не всегда сознательно, но лидер племени, наиболее сильный воин-охотник, в какой-то мере должен был учитывать условия будущей деятельности (вид и повадки животного или враждебного племени, как и когда следует напасть и т. д.) и обрисовать хотя бы приблизительные ее контуры. Естественно, что наиболее развитый лидер учитывал больше факторов и детальнее "прорабатывал" будущее поведение, сознательно или подсознательно понимая важность и эффективность подготовки.

По мнению многих исследователей, драматическое действо с самого начала было не только и не столько средством эмоционального самовыражения или настраивания на определенное поведение, сколько способом общения мыслями, передачи информации. Для выяснения значения пантомимических средств передачи мыслей на более низких ступенях культурного развития имеется достаточное количество подтверждающих фактов. Бушмены, австралийцы и эскимосы дают нам образцы высокоразвитого драматического языка (И. Гирн).

Однако в пантомиме происходит не просто передача информации, взаимный обмен ею, но и обучение неопытных соплеменников будущему действию. Фиктивные сражения, как и изображение работы в игре, облегчают выполнение последующих движений. Даже не участвующие в танце извлекут пользу из одного только наблюдения за действиями, к которым им придется впоследствии прибегать самим (И. Гирн).

Итак, значение пантомимы для развития культуры первобытного человека, для обогащения его интеллектуального и социального опыта нам кажется кардинальным. Таково же оно и для возникновения языка.

С семиотической точки зрения пантомима была, конечно, текстом,"состоящим из иконических знаков. Но если иметь в виду все знаковые средства, которыми пользовался первобытный человек, то здесь имели место и знаки-индексы, выражавшие начальные элементы стандартных ситуаций, и даже символы, по крайней мере в изобразительном искусстве.

ОТ ОЗВУЧЕННОЙ ПАНТОМИМЫ К ЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНОЙ РЕЧИ

Зарождение и цервые этапы развития языка протекали, по всей видимости, в условиях постоянного взаимодействия поведения в игровой и реальной (наличной) ситуации при доминирующем значении последней. Первые драматические действа имитировали прежде всего те моменты пережитой реальной ситуации, которые были наиболее сильно эмоционально окрашены (стрессовые). Это появление объекта охоты нли врагов, схватка, поражение, победа н т. п. Естественно, что изображение этих моментов сопровождалось эмоциональными выкриками (боевой клич, крики ярости, отчаяния, радости и т. п.), которые были уже не выражением эмоций* а лишь обозначением их.

Тот факт, что изображение пережитого события сопровождалось озвучиванием, признают многие исследователи. А.А. Леонтьев считает, что "на определенной ступени развития в распоряжении первобытного человека должен был оказаться «двойной комплект» сигнальных средств для одних и тех же трудовых ситуаций – действие и звук; причем звук был пригоден практически для всех условий сигнализации (кстати, он был, вероятно, очень громким – вспомним звуки, издаваемые гориллой), а действие – отнюдь не для всех: оно не годилось ни ночью – в темноте, ни в густом лесу, ни в условиях сильно пересеченной местности"57.

Эта традиция сочетать игровое действие со звуковым сопровождением была свойственна и первобытному искусству. Пантомимическое представление в большинстве случаев должно дополняться рассказом или описательной песнью; поэтому в простом изображении действительных событий, характеризующем низшие формы эпического искусства, оба эти средства интеллектуального выражения обыкновенно выступают вместе (И. Гирн). Остатки этой традиции можно увидеть и в античной драме с ее хором, и в мистериях, в народных танцах (например, хороводы).

Хотя факт параллельного существования действия и связанного с ним озвучивания мы считаем фундаментальным для возникновения членораздельной речи, сам по себе он является лишь условием, но не объяснением этого процесса. Можно говорить только об одной знаковой системе, а именно имитирующем действии, звуковое же сопровождение было лишь сопутствующим и вспомогательным средством. Задача как раз и состоит в том, чтобы понять, благодаря чему произошло перераспределение знаковой функции между действием и звуком и каким образом нечленораздельное звуковое сопровождение (эмоциональные выкрики, звуко-изобразительные возгласы) действия превратилось в членораздельную речь.

Здесь необходимо начать с поиска внешних факторов, детерминирующих определенные внутренние изменения в мышлении первобытного человека. К ним мы бы отнесли прежде всего повышающееся разнообразие реальных (трудовых, боевых) ситуаций, в которых приходилось ему участвовать. Разнообразие это вызывалось обостряющейся конкуренцией между враждебными племенами в условиях демографического взрыва, вынужденной миграцией, "иоумне-нием" животных и врагов (людей и хищников), постоянным контролем за экологической нишей. Возрастает объем общения. Чтобы руководить коллективом, лидеры племени сами должны обладать необходимым внутренним разнообразием знаний (закон необходимого разнообразия в управлении), их сознание должно было быть способным формировать общее и учитывать специфическое в множестве ситуаций. Разнообразие ситуаций, усложнение деятельности в них, с одной стороны, требует, а с другой – развивает как аналитизм мышления, так и его способности к синтезу, к схематизации ситуаций.

Поскольку игровых ситуаций становится все больше и больше, уже простое наложение их в сознании друг на друга приводит к вычленению более детальных их элементов, к тому же общих для многих ситуаций. Контекст пантомимы, который до этого состоял из крупных фрагментов, осознанно дробится на все более мелкие "блоки". В связи с этим и "звуковое сопровождение" также должно дробиться: длинные звуки стягиваются, повторяющиеся короткие (hon-hon-hon) варьируются, становясь различными. Число звуков увеличивается. При этом можно предположить, что одинаковые элементы в разных пантомимических контекстах озвучивались по-разному. Возникала контекстная синонимия, которая в процессе синтеза превращалась во внеконтекстную. В результате контекст пантомимы расчленяется до элементарных действий-команд, в простейшем случае до указания на объект и действие с ним. В этой связи показательны этимологические наблюдения Н.Я. Марра, который одному корню приписывает два значения – указание на него (человека) и связанное с этим действие: ""имя" как " обозначение", "указание" оказалось происходящим от "руки", указывающей части тела, потому что, например, глагол toda в грузинском одновременно значит в форме u-toda "протянул ему", "преподнес ему", происходя от tod (tot) "рука", "лапа", и "назвал его", собственно "указал на него", буквально "рукой (сделал) на него""58.

Впоследствии из таких элементарных озвученных действий развиваются слова-предложения с последующим вычленением групп подлежащего и сказуемого (ср. развитие детской речи).

Как повторное воспроизведение аналогичной ситуации, так и (тем более) повторение схожих пантомимических элементов в разных контекстах приводило к осознанию различной важности деталей изображаемых картин. Некоторые из них признавались жизненно важными вообще (объект охоты, оружие и т. п.), другие только для целей данного коммуникативного акта – вычленялись ядерные элементы. Так или иначе при изображении ситуации некоторые детали оказывались лишними и утрачивались (эллипсисы, приводящие к контекстной многозначности). Происходила редукция пантомим. Но она состояла не только в отсеве избыточных элементов, но и во взаимных сдвигах изображений, в их сопоставлении, так как изображение одного и того же предмета может быть то более, то менее развернутым в зависимости от его роли в ситуации, и изображаться может то одна, то другая его сторона. В этих оппозиционных сопоставлениях все очевиднее становится целесообразность обобщенного изображения элементов. Но это неизбежно приводит к внеконтекстной неоднозначности (волнообразное движение рукой может изображать и полет птицы, и волну, и движение змеи). И здесь, вполне возможно, приходит на помощь "звуковое сопровождение", которое при изображении разных предметов различно. Таким образом, звук становится важным для взаимопонимания смыслоразличительным средством и при этом "условным", "символическим".

Аналитическая тенденция сочетается с противоположной – синтетической: одинаковые и обобщенные элементы многих ситуаций выстраиваются в схемы, соответствующие уже не одной, а целому классу поведенческих задач. Нетрудно представить себе, что при этом "звуковые сопровождения" таких элементов объединялись в звуковые комплексы, которые уже осознавались как членораздельные. Более сложным блокам пантомимы соответствуют комбинации таких комплексов.

Постепенно на обобщенном уровне происходит "обрастание" исходных категорий "объект" и "действие" новыми абстракциями. К ним в первую очередь, видимо, относятся категории пространства, времени и результата действия, а также качества (предметов). Это наиболее жизненно значимые категории: если сообщается о каком-либо событии, то как-то надо указать на то, где оно произошло, было ли оно в прошлом или произойдет в будущем; результат действия связан с одной из самых древних категорий человеческого мышления – причинностью, говоря более общо, последовательностью. Осознание связи между действием как причиной и результатом как следствием жизненно важно для организации будущего эффективного поведения. Этимологические изыскания по многим языкам разных семейств дают интересную картину: причинная лексика этимологически восходит к значениям, так или иначе связанным с действием. По данным О.В. Маслиевой, из 25 обследованных языков в 14 причинная лексика произошла от слов со значением конкретного вида действия, в девяти – со значением действия вообще, в одном – орудия труда и в одном – предмета труда.

Возрастание разнообразия "звукового сопровождения" действия проходило под влиянием по крайней мере двух внешних факторов: времени передачи команды и усилий, необходимых для этого.

Как бы ни был хорошо отработан подготовительный этап деятельности и как бы ни были рефлекторны отдельные действия, непредвиденные обстоятельства всегда возникали во время охоты или битвы с враждебным племенем. Лидеры должны были руководить текущей деятельностью. Полная пантомима не годилась для этого, изображение действия требовало много времени и не всегда могло быть воспринято. В этих условиях надо было сокращать до минимума изображение и шире пользоваться звуковыми сигналами. С увеличением наборов звуков и с осознанием возможности их комбинирования они все чаще становятся из сопровождения самостоятельными знаками, замещающими внешнее действие и выступающими представителями его внутреннего образа. Трудоемкая пантомима редуцируется и постепенно становится сопровождающей речевую деятельность.

Переход от пантомимы к членораздельной речи осуществлялся в три семиотических этапа в соответствии с типами знаков. Пантомимическое действие, как уже говорилось, представляло собой последовательность иконических знаков, значениями которых были впечатления о событиях, а объектом изображения – сами события. Взаимопонимание было тем полнее, чем подробнее пантомимически изображался сам объект, а это было возможно при достаточной полноте отражения объекта в сознании передающего информацию. При этом "звуковое сопровождение" пантомимы было хотя сначала и малосущественной, но частью знака, ассоциативно связанной в сознании с изображаемым действием.

Затем в процессе редукции пантомимы, с приобретением смыслоразличительной функции звуковой частью иконических знаков и с расширяющимся комбинированием звуки все больше стали заменять собственно пантомимические элементы, выступая как знаки-индексы по отношению к пантомимическому знаку, а следовательно, и к его образу (впечатления об объекте включали звуковую реакцию на него). По мере редукции пантомимы происходила все большая символизация звучания по отношению к образу объекта, поскольку мотивирующее и связующее звено между ними – действие – исчезало. Пантомима (ее элементы) сыграла роль посредника; в результате максимальной редукции ее образа в сознании она превратилась в лексическое значение звучащего слова, основным содержанием которого стала мысль о роли объекта или действия в некоторой реальной ситуации.

Что же мог представлять собой первобытный язык? Мы уже говорили о том, что это был набор слов-предложений, или команд, со сложной семантикой, с непредставленными в плане выражения образом объекта и образом действия.

Первоначально общение, видимо, проходило в "повелительном наклонении", которое, возможно, и не осознавалось как грамматическая категория (просто не было оппонирующих категорий), и поэтому его нельзя признать лингвистическим явлением. Семантика коммуникативной единицы сводилась к командам, которые исходили прежде всего от лидера сообщества, например: "лицо У – иди туда". С осознанием и развитием категории времени возможность выражать действие в настоящем времени или перфекте. Коммуникативная необходимость требовала, а аналитико-синтетическая способность мышления делала возможным расчленение семантических комплексов, если в них имелись одинаковые семантические составляющие, объединение их элементов на основе единого представления (о классе объектов, о способе действия) в единую фонетическую структуру – с одной стороны. С другой стороны, расширялось использование комбинаций как слов-предложений, так и вычленяемых из них озвученных семантических элементов.

Для осуществления общения (для описания событий еще долго будет служить пантомима) коллективом должны быть выделены, пускай первоначально и аморфные, языковые знаки, с помощью которых можно было бы назвать лицо, действие, его объект, время действия и результат. Звуковые же комплексы, означающие единицы этих категорий, формировались в процессе общения членов первобытного социума.

Если мы признаем выдающуюся роль лидера в языкотворчестве, то должны признать и уникальность звукового оформления семантических единиц в каждом социуме. А это означает, что при первобытно-общинном строе должно существовать великое множество различных языков, а при их "скрещивании" – бурный рост лексики нового языка. До сих пор у народов, отдельные социумы которых слабо связаны между собой экономически, существуют поселения, говорящие на своем языке. Это относится к папуасам Новой Гвинеи, аборигенам Австралии и некоторым районам Африки. На Кавказе до сих пор встречаются "одноаульные языки".

Так, на наш взгляд, возникла собственно человеческая, коммуникативная система, которой свойственны: 1) иерархия алфавитов по Н.И. Жинкину (фонемы, морфемы, имена), 2) синтаксис предложений, 3) неоднозначность имен. Последние, комбинируясь, выполняют операцию осмысливания. "Это операция, при помощи которой в сообщение вводится информация о вещах, еще не названных, через вещи, уже названные. Именно эта операция разрешает в сочетании конечного числа имен передавать бесконечное число сообщений"[18] Эту коммуникативную систему Н.И. Жинкин и называет системой расширяющихся сообщений с изменяющимся языком.

Основные этапы становления этой системы см. в таблице.

studlib.info

История первобытного человека.

ТОП 10:

История первобытного человека.

В истории человечества есть два периода — первобытный и период существования сложно организованных классовых обществ. Первый из них длился много сотен тысяч лет, второй — совсем недолго. В первобытное время человек стал человеком в полном смысле слова, возникла его культура. Коллективы людей были относительно небольшими и просто организованными, с прими­тивным бытом, поэтому они и называются пер­вичными — первобытными..

1.1. Первобытный человек.

В XIX в. остатков скелетов древнейших людей было известно очень мало. Сейчас их обнару­жено множество. Самые древние найдены в Африке, поэтому считают, что именно на этом континенте эволюция человекообразных обезьян, продолжавшаяся много миллионов лет, привела к появлению человека. 3,5—1,8 млн. лет назад по степям Африки уже бродили существа, которых назвали австралопитека­ми — южными обезьяна­ми. У них были небольшой мозг и массивные челюсти, но они уже могли передви­гаться в выпрямленном по­ложении и держать в ру­ках палку или камень.

Учёные считают, что первые каменные орудия появились около 2,5 млн. лет назад. Это были камни с острыми краями и отщепы от них. Такими оруди­ями можно было срезать ветку, снять шкуру с уби­того животного, расколоть кость или выкопать из зем­ли корень. Тот, кто изгото­вил их, получил наимено­вание "человек умелый" (homohabilis). Сейчас его считают первым предста­вителем человеческого ро­да.

«Человек умелый» пе­редвигался на ногах, а кис­ти его рук были приспособ­лены для того, чтобы не только держать палку или камень, но и изготавли­вать орудия. Говорить эти древнейшие люди ещё не умели; подобно обезьянам, они по­давали друг другу сигналы криками, жестами, гри­масами. Кроме растительной пищи они ели мясо животных, на которых, вероятно, охотились. Их группы были небольшими и состояли из несколь­ких самцов, самок с детёнышами и подростков.

Около 1 млн. лет назад появился новый вид — «человек выпрямленный» (homo erectus), питекан­троп,т.е. обезьяночеловек. Это существо всё ещё напоминало своих предков — животных. Оно было покрыто шерстью, имело низкий лоб и сильно вы­дающиеся вперёд надбровные дуги. Но размер его мозга был уже довольно большим, приближаясь к размеру мозга современного человека. «Человек выпрямленный» научился делать раз­личные орудия из камня — крупные рубила правильной формы, скребки, резцы (См. приложение 1,2). Такими орудиями можно было рубить, ре­зать, строгать, копать, убивать животных, снимать с них шкуры, разделывать туши.

Развитие трудовых навыков, способность мыс­лить, планировать свою деятельность позволили этим людям приспособиться к жизни в разных кли­матических условиях. Они жили в холодных об­ластях Северного Китая и Европы, в тропиках ост­рова Ява, степях Африки. Во время существования «человека выпрямленного» начался ледниковый период. Из-за образования ледников понизился уро­вень Мирового океана, между разделёнными пре­жде водой участками суши возникли сухопутные «мос­ты», по которым люди смо­гли проникнуть, например, на остров Ява, где были найдены первые кости пи­текантропа.

Стоянки располагались по берегам рек и озёр, в мес­тах, где обитали большие стада животных. Питекан­тропы иногда жили и в пе­щерах, но не в глубине, где было опасно, а у выхода. Первобытные люди начали пользоваться огнём, кото­рый согревал их, защи­щал от зверей и помогал охотиться. На огне начали готовить пищу, которую прежде ели сырой.

1.2. Неандертальцы.

Воздействие при­родного окружения и усложнение деятельности лю­дей привели к появлению около 250 тысяч лет назад древней разновидности «человека разумного» — неандертальца.

Неандертальцы стали заселять прежде безлюд­ные области юга Европы, Азии, Африки. Они забирались в пещеры, куда уходили на зимнюю спячку огром­ные пещерные медведи. Высота этих зверей дости­гала 2,5 м, длина —3 м, и таких крупных живот­ных убивали люди, во­оружённые копьями, камнями, дубинами. Огром­ные скопления костей медведей найдены в пещерах Германии, Швейцарии, Австрии и других стран.

Неандертальцы усовершенствовали орудия, изо­бретённые питекантропами. Их форма стала более правильной и разнообразной. Неандертальцы носи­ли одежду из шкур и умели строить простые жили­ща, а около 60 тысяч лет назад научились добывать огонь. Ускоряются темпы развития. Неандертальцы были первыми людьми, о кото­рых можно сказать, что они совершали какие-то обряды. В пещерах находят специально собранные и даже расставленные в определённом порядке че­репа медведей. Около них, видимо, происходили какие-то обряды. Примечательно, что особым об­разом относились и к черепам людей: обнаружены отдельные захоронения черепов в специальных ямах.

1.3. «Человек разумный».

Как полагают многие исследователи, между homo sapiens и неандертальцами отсутствуют биологические и культурные барьеры.

Появление человека современного типа совпада­ет с началом последнего периода древнего камен­ного века — около 35 тысяч лет назад. В эту эпоху, продолжавшуюся недолго по сравнению с предыдущими — всего 23—25 тысяч лет, люди заселили все континенты, кроме, разу­меется, Антарктиды. По возникшим благодаря оледенению «мостам» они проникли в Австралию. Это случилось, как полагают, около 20 тысяч лет назад. Вероятно, 40—10 тысяч лет на­зад была заселена Америка: один из путей проник­новения туда людей — дно Берингова пролива, ко­торое было сушей.

В ту пору очень высоко­го уровня развития достиг­ла техника изготовления каменных орудий. Стали широко применять костяные орудия — шилья, иглы.

В эту эпоху в некоторых местах появился лук. Всего сейчас известно около 150 типов каменных и 20 типов костяных орудий позднего древнекаменного века.

Это была пора последне­го оледененияЛюди жили теперь не только в пещерах или гро­тах, но и на стоянках, в прочных жилищах. Материалом для построек, вероятно, часто служили дерево и шкуры, но до нас до­шли развалины полуземлянок из кос­тей мамонтов.

2.3. Развитие первобытного коллективизма.

Выделение человека из животного мира стало возможным только благодаря труду, который сам по себе представлял коллективную форму воздействия человека на природу. Переход даже к простей­шим трудовым операциям мог произойти только в коллективе, в ус­ловиях общественных форм поведения. Это обстоятельство позво­ляет утверждать, что уже на самых ранних этапах антропогенеза и истории первобытного общества имело место регулирование в до­бывании и распределении пищи, в половой жизни. Этот про­цесс усиливался действием естественного отбора, который спо­собствовал сохранению именно тех коллективов, в которых сильнее были выражены социальная связь и взаимопомощь и которые про­тивостояли врагам и стихийным бедствиям как монолитные объ­единения.

Особенно большой прогресс прихо­дится на заключительный этап существования праобщины — мустьерское время. Именно к этому времени относятся первые яркие свидетельства заботы о членах коллектива — неандертальские по­гребения.

Музыка, танец пантомима.

Кроме основных видов изобразительного искусства и архитекту­ры, в недрах первобытной культуры оформились начала танца, му­зыки и театра. Жизнь первобытного человека не была столь одно­образной и безрадостной, как это может показаться современному человеку.

По всей вероятности, самой ранней формой театрального искус­ства былапантомима, с помощью которой можно было пластически изобразить сцены охоты с метанием копья и стрельбой из лука, весь земледельческий цикл (от се­ва до сбора урожая), разнообразные обряды и церемонии (от свадьбы до посылки чужому племени символов, означающих объявление войны или заключение мира). В то же время в недрах пантомимы зародилось музыкальное искусство. Необходимым условием жизни наших далеких предков была слаженность коллективного труда, а поэтому в основе их совместных действий лежал ритм, облег­чавший трудовые процессы. Особенно ярко он проявлялся в хоро­вых танцах, где простейшим «инструментом», обеспечивающим ритмическую основу танца, становился человеческий голос, рож­дающий простейшую мелодию. Такое сочетание музыкального и пластического начал, выраженное в простейшей пантомиме, лиш­ний раз подтверждает синкретический характер первобытного ис­кусства.

Другой, не менее важной причиной возникновения музыкально­го творчества стало подражание звукам окружающей природы. Первобытный человек считал, что с помощью звуков, имитирую­щих голоса природы (грома, падающих камней, льющейся воды, криков птиц и рева умирающего раненого зверя), он может добить­ся успешной охоты или богатого урожая. Известно, что инстинктив­ный мелодический дар свойствен не только человеку: он прекрасно развит, например, у птиц. Но только человек стал сознательным творцом музыки.

Со временем к этому природному звукоподражанию добавились и чисто человеческие интонации (естественные крики, возгласы, простейшие попевки), в которых уже можно было выделить мотивы с четко зафиксированным положением высоты звука. И наконец, появились напевы, в основе которых лежало многократное повторе­ние различных интонаций с определенным интервалом. Это и была одна из первичных форм музыки.

Таким образом, главным условием рождения музыки как ви­да искусства стал художественный дар человека, его способность, а главное, потребность мыслить и переживать с помощью музыкаль­ных образов.

Ритмическим сопровождением хорового танца мог быть не толь­ко голос. Ритмично постукивая по каким-либо предметам или ору­диям труда, первобытный человек на самом деле использовал про­стейшие музыкальные инструменты. Наглядным подтверждением этой теории происхождения и развития музыки в эпоху позднего палеолита служит древнейший музыкальный комплекс из костей ма­монта, обнаруженный во время раскопок у села Мезин в Чернигов­ской области на Украине. Трубчатые кости с боковыми отверстиями, по всей вероятности, служили для воспроизведения музыкальных ударно-шумовых или ритмических звуков. Простейшие флейты, свистки и свирели были найдены и на местах палеолитических посе­лений во Франции, в Чехии, Венгрии.

А что представляли собой первые танцы древности? Как они были еще далеки от того, что мы сегодня называем этим привычным словом! Разнообразными движениями и жестами человек передавал свои впечатления от окружающего мира, свои собственные ощуще­ния, настроение и душевное состояние. Появлению танца способст­вовали ритмические движения, повторяющиеся во время охоты или других видов трудовой деятельности первобытного человека. Перво­начально они носили примитивный характер и больше напоминали простейшие гимнастические упражнения. Бешеные скачки, имита­ция повадок животного, притопывание ногами, выразительные жес­ты рук — все это предпосылки для возникновения танца. Охотники верили, что имитация повадок животных способна влиять на успеш­ное завершение охоты. До сих пор у некоторых народов сохранились такие подражательные танцы. У австралийских племен — танцы «бабочки», «лягушки» и «кенгуру»; у бразильских индейцев — «рыбьи» пляски и пляски «летучей мыши»; у североамериканских — «медведя» и «бизона», а на севере России — танцы «утушек», «лебе­душек», «оленя».

Существовали и воинственные танцы, связанные с магическими ритуалами, укреплявшими веру в победу над врагом. Жизнь в окру­жении непонятных, чудесных и грозных сил природы как бы за­ставляла первобытного человека поклоняться многочисленным ду­хам, которых необходимо было задабривать. Различали также по­гребальные танцы и танцы-заклинания. На стенах пещер в Испании сохранились древние схематичные росписи попарно танцующих женщин в колоколообразных юбках. Все пары (их четыре) даны в изящном наклоне, передающем характер движения.

Среди основных видов древнего театрального искусства можно назвать охотничьи маскировки, охотничьи и тотемические пляски.

Архитектура Месопотамии.

Люди, населявшие долину Тигра и Евфрата, строили храмы со ступенчатыми башнями, или зиккуратами. Погребальные сооружения играли в их архитектуре гораздо меньшую роль, поскольку обитатели Месопотамии не связывали достижение бессмертия с сохранностью тела усопшего. В Двуречье было много глины, а камень и дерево приходилось доставлять издалека, поэтому здания возводили в основном из кирпича.

Зиккураты имели пирамидальную форму; их строили из высушенного на солнце кирпича; своим обликом они походили на библейскую Вавилонскую башню. Зиккурат, доминанта храмового комплекса, был точно ориентирован по сторонам света, однако, в отличие от египетской пирамиды, в нем не было внутренних помещений. На вершину зиккурата, через его семь ступеней вели рампы; там располагалось святилище божества. Каждая ступень была окрашена в свой цвет, и чем выше ьыла ступень, тем ярче был цвет.

Дворцы. Царские резиденции, в особенности дворцы ассирийских владык, имели сложную внутреннюю структуру. Дворец Саргона II в Хорсабаде был возведен на укрепленном основании и наряду с городскими стенами служил бастионом. Цитадель двадцатиметровой высоты была пронизана каналами со сводчатыми перекрытиями: по ним сточные воды выводились за пределы города. Сам дворец был одноэтажный, с множеством помещений, сгруппированных вокруг внутренних дворов. В одной его части располагались царские апартаменты, в другой – помещения для женщин; во дворце размещались также службы и храм правителя. Большинство помещений представляли собой узкие, наподобие коридоров, комнаты, разделенные толстыми стенами. Возможно, они были перекрыты простыми цилиндрическими сводами, размах которых был невелик из-за малой прочности использовавшегося в строительстве кирпича. Более крупные помещения, служившие парадными апартаментами, в плане близки к квадрату и, вероятно, имели балочное перекрытие.

Стены были украшены каменными барельефами, изображавшими монарха в битвах и на охоте. Камень, доставлявшийся издалека, использовали только для украшения. Многоцветные ткани служили завершающим аккордом в убранстве интерьеров. Крылатые быки и львы с человечьими головами охраняли вход во дворец, а облицовка из цветных глазурованных кирпичей сверкала под солнцем. Жители Вавилона использовали именно этот материал для украшения Ворот Иштар: на ярко-синем фоне представлены барельефные изображения фантастических животных. В эпоху Ахеменидов персы заимствовали этот тип декора вместе с крылатыми чудовищами и некоторыми другими элементами культуры Месопотамии. И все же в целом ассирийский дворец поражал более своими размерами и пышностью интерьеров, чем качеством архитектурной формы.

 

Сокровища Тутанхамона.

 

После смерти фараона-реформатора престол переходит к Тутанхамону – мужу его третьей дочери, бывшему еще ребенком. При нем восстанавливается культ Амона, первоначальная форма его имени – Тутанхатон («Образ живой Атона») – заменяется на имя Тутанхамон. Время его правления не примечательно никакими крупными событиями, но зато обнаруженная в 1922 году археологом Картером гробница Тутанхамона обессмертила его имя.

Этот юный царь не совершил ничего выдающегося, но открытие его гробницы, сделанное сравнительно недавно, в 20-х годах нашего века археологом Говардом Картером, было большим событием в египтологии.

Как пишет Картер, «единственным примечательным событием его [Тутанхамона] жизни было то, что он умер и был похоронен». Рентгенографический анализ мумии Тутанхамона показал несомненное родство с фараоном-реформатором Эхнатоном, который был его отцом. Установлена и причина смерти Тутанхамона - падение с колесницы во время охоты, в ре­зультате чего был получен открытый перелом коленной чашечки и случилась вспышка вируса малярии в организме. Даже при высоком уровне развития древнеегипетской медицины спасти фараона не удалось, он умер в возрасте 18 лет.

В середине III тысячелетия до н. э. на стенах пирамид фараонов были начертаны слова: «О фараон, ты не ушел мертвым, ты ушел живым». Автор этого текста даже не подозревал, какое продолжение жизни ждет владельцев пирамид и гробниц. И хотя имена тех, кто строил, ваял и творил для своих фараонов, исчезли в водовороте истории, дух Древнего Египта витает в стенах Каирского музея. Здесь ощущается великая духовная сил; древней цивилизации, любовь к своей стране, феномен непохожего ни на какие другие культуры государства.

Под экспози­цию предметов из гробницы Тутанхамона в Каирском музее отведено тринадцать залов.

Стены усыпальницы были из золота; в нескольких золотых гробах, вставленных один в другой, каждый со скульптурной маской фараона, покоилась мумия, сплошь усыпанная драгоценностями и амулетами. Эти саркофаги и украшения уже сами по себе представляют высокую художественную ценность

Золотая маска мумии Тутанхамона (лицевая сторона). Около 1325 года до н. э. Золото, полудрагоценные камни. Высота 54 см. . Каирский музей

Поража­ет обилие золота, одна лишь маска Тутанхамона весит одиннадцать килограммов, высочайшее качество ювелирной работы с благородным металлом, драгоценными камнями и ценнейшими породами дерева. Портретная маска Тутанхамона — одно из самых прекрасных произведений ювелирно­го искусства Древнего Египта — была наде­та на мумию фараона. Она сделана из мас­сивного кованого золота и инкрустирована цветной стеклянной пастой и драгоцен­ными камнями. На лбу укреплены символы богинь — хранительниц власти царя — Уаджит и Нехбет — змея и коршун.

В гробнице Тутанхамона сохранились чудесные образцы амарнского стиля. Это одна из очень немногих царских гробниц, случайно уцелевших от грабежей. Ослепительные драгоценности, ее наполнявшие, дают выразительное представление о легендарных богатствах фараонов.

ЧАША В ФОРМЕ ЦВЕТКА ЛОТОСА. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.). Алебастр. Высота 18,3 см. . Каирский музей

Тончайшая работа по алебастру, достаточно хрупкому материалу, отличает это уникальное произведение искус­ства, найденное у входа в гробницу Тутанхамона. Чаша использовалась для возлияний. Ее форма подобна распустив­шемуся цветку лотоса, ручки сделаны в виде композиции цветка и бутонов, на них размещаются фигурки символа вечности «хех» со знаками жизни и длинными пальмовыми ветвями, на нижнем конце которых, на знаке вечности «шен», сидит лягушка. В центре чаши - титулы фараона, говорящие о его идентичности богу Хору, Двум владычицам - богиням Змее и Коршуну (Уаджет и Нехбет), и имена - тронное и собственное. По верхнему краю - надпись с полной титулатурой Тутанхамона и пожеланиями благополучия в ином мире: «Да будет твое Ка жить вечно, да проведешь ты, любимый Фивами, миллионы лет с лицом, обращенным к северному ветру, с глазами твоими - источником благости».

В гробнице было обнаружено много рельефов и скульптур. Здесь грациозные статуэтки богинь-охранительниц, превратившихся из суровых зооморфных божеств в каких-то добрых фей. Здесь портрет новобрачных — юного фараона и его такой же юной жены, гуляющих в цветущем саду, — настолько интимный и лирически-нежный, насколько это вообще было возможно в таком искусстве, как египетское.

ФРАГМЕНТ ДЕКОРА СУНДУЧКА ТУТАНХАМОНА. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.). Дерево, цветная инкрустация из слоновой кости, эбеновое дерево, бронза Высота 48,5 см, длина 72 см, ширина 53 см. . Каирский музей

Этот сундучок к моменту находки оказался ограбленным. Тем не менее, удивительно тонкий декор его оформления привлекает внимание главным образом за счет великолепной инкрустации большими пластинами слоновой кости и использования эбенового дерева, которое очень ценилось в Египте. Сцена покоряет своей лиричностью. Обрамленная геометрическим орнаментом, она изображает двух супругов - очаровательную Анхсенамон, жену фараона, и самого Тутанхамона. Молодая, грациозная и красивая Анхсенамон как бы появляется на фоне растительных мотивов композиций лотоса, она протягивает супругу букеты, составленные из плодов мандрагоры, папируса и лотосов.

Тутанхамон с женой в саду. Рельеф на крышке ларца. Фрагмент Середина 14 в. до н. э.

Анхсенамон одета в белую плиссированную одежду из тончайшего египетского полотна, на шее - большое ожерелье, ее головной убор состоит из подставки, укрепленной на темени, и двух змей-уреев, возвышающихся над ней. Тутанхамон в одеянии, характерном для правителя, - юбке с широким полосатым поясом, широкими ожерельями плечах, браслетами на руках и змеей-уреем на лбу. Он опирается на посох. Как показали последние исследования Тутанхамон страдал болезнью ног, что заставляло его всегда передвигаться с посохом.

СТАТУЯ ДВОЙНИКА ТУТАНХАМОНА. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н.э.). Дерево, черная смола, позолота, бронза. Высота 192 см, длина 98 см, ширина 53,3 см. . Каирский музей

Эта статуя - одна из двух скульптурных изображе­ний Тутанхамона, помещенных друг против друга и охранявших вход в усыпальницу. Статуя на подставке показывает фараона в натуральную величину в цар­ском облачении со скипетром, имеющим опору в виде цветка папируса, булавой в руках, браслетами на за­пястье и предплечье. Золоченная обводка глаз резко выделяется на темном лице, подчеркивая божествен­ность фигуры, так как золото считалось плотью бога. На голове - подогнутый платок хат, известный как один из головных уборов царя. На трапециевидной части юбки имеется надпись, содержащая имена и титулы фараона. Эта статуя выполняет роль двойника фараона, который наряду с другими субстанциями - душой Ба, именем и тенью - считался составляющим человека на земле и в потустороннем мире. Цвет кожи фараона упо­доблен цвету бога Осириса, как и на статуе Монтухотепа.

ГОЛОВА ТУТАНХАМОНА НА ЦВЕТКЕ ЛОТОСА. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.) Дерево, штукатурка, роспись. Высота 30 см. . Каирский музей

На этом скульптурном изображении голова Тутанхамона показана на цветке лотоса, помещенном на основание. Оно голубое, олицетворяет среду, где растут цветы. В Египте было известно два вида лотосов - белые и голубые. Фор­ма его бутонов и цветков была частым декором архитектурных композиций, лотос нередко являлся подношением для умерших. Почитание лотоса связано с его природными свойствами - на закате цветок закрывает свои лепестки и скрывается под водой, а на рассвете раскрывается вновь вместе с лучами восходящего солнца. Вследствие этого лотос ассоциировался с возрождением и солнечным богом, появляющимся на небосклоне после своего ночного путешествия. Способность цветка к возрождению отражена в заклинании, представленном в одной из глав Книги мертвых, знание которого позволяло умершему превратиться в лотос и легче путешествовать по загробному миру. С лотосом изображались и боги, так, в частности, Хор-дитя, по одной из версий, появился на цветке лотоса, боже­ством лотоса считался Нефертум, корона которого состояла из его пучков. Появление такого предмета в гробнице Тутанхамона глубоко символично и отражает главную цель строительства погребального сооружения и снабжения умершего вещами, которые окружали его при жизни, - возможность воскрешения.

ПАРАДНЫЙ ТРОН ТУТАНХАМОНА. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.). Дерево, золото, серебро, стекловидная паста, полудрагоценные камни Высота 102 см, длина 54 см, ширина 60 см. . Каирский музей

Великолепное с точки зрения художественного оформления изделие считается одним из самых красивых пред­метов, найденных в Египте. Деревянная основа полностью покрыта листовым золотом. Инкрусти­ровано цветным стеклом, поливным фаян­сом и драгоценными камнями. Ножки трона имеют форму львиных лап, что восходит к древней традиции ассоциации фараона с царем зверей - львом. Подлокотники сделаны в форме крылатых змей-защитниц в двойной короне Верхнего и Нижнего Египта. Они простирают свои крылья, за­щищая картуши фараона, вырезанные на боковинах трона. Ножкам придана форма львиных лап.

Тутанхамон с женой. Спинка золотого трона

На спинке парадного трона изображены Тутанхамон и Анхесенпаамон, нежно втирающей в его плечо благовонные масла из флакона, держа его в левой руке.

Это - удивительно лиричная сцена, полная любви и нежности. На правителе - широкое ожерелье и корона, на Анхесенамон - корона из двух перьев с солнечным диском, которую носила богиня Хатхор. Хорошо прослеживается наследие амарнского искусства - над супружеской парой виден солнечный диск, его лучи оканчиваются человеческими ладонями. Бог Атон ниспосылает на них свои лучи. Необычайная сердечность, наполненность редкой для египетского искусства непосредственностью человеческих чувств придает главному изображению прелесть и очарование интимной сцены, а не официально-ритуального действия. Непринужденно опирается Тутанхамон на спинку кресла, беседуя с женой. Тоненькая, грациозная Анхесенпаатон легонько, словно ласкаясь, касается его плеча. В них словно сконцентрирована вся сияющая красота и пьянящий восторг жизни. Они сами — абсолютное воплощение красоты, юности, чистой любви — всего того, что испокон веков пленяет человечество.

По всей вероятности, трон был из­готовлен в первые годы царствования Тутанхамона.

КРЕСЛО ИЗ КЕДРОВОГО ДЕРЕВА. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.) Дерево, золото, бронза, слоновая кость. Высота 96 см, ширина 47,9 см. . Каирский музей

Резное кресло из великолепного кедрового дерева украшено чеканным золотом, покрывающим солнечный диск, угловые скрепы и шляпки гвоздей. Ножки вырезаны в виде львиных лап, когти которых сделаны из слоновой кости, подставки под ними обшиты листовым золотом и бронзой. Над изображением на спинке кресла парит крылатый солнечный диск, увитый уреями - символ Хора Эдфу. Он сделан из чеканного золота. Само изображение выполнено ажурной резьбой. В центре - фигура вечности - «хех», сидящая на иероглифе золота. В его руках - эмблема мил­лионов лет в виде большой пальмовой ветви, на нижнем конце которой - лягушка, сидящая на знаке вечности. На правой руке бога висит большой знак жизни - «анх». По обеим сторонам на кобрах сидят соколы в двойной короне, символы бога Хора, под ними - имена фараона.

ЛАРЕЦ ТУТАНХАМОНА. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.) Дерево, штукатурка, роспись. Высота 44 см, длина 61см, ширина 43 см. . Каирский музей

На каждой стороне ларца симметрично расположенные рисунки показывают триумф фараона и его победу над врагами Египта. По представлениям египтян, мир был населен силами праведности и силами зла. К числу последних относили чужеземцев (иноверцев), пустынные и иноземные территории, где господствовал хаос и не было египет­ских богов. Египетский фараон считался гарантом порядка и справедливости, для их поддержания он имел полное право беспощадно уничтожать врагов.

На продольных сторонах ларца Тутанхамон показан стреляющим из лука, на колеснице, которую ведет вздыблен­ная лошадь в красивой упряжке. Позади колесницы - носители опахала и ряды египетской конницы и пехоты. Перед ней - хаотичная масса врагов, которые неизбежно окажутся под копытами коня фараона и его колесницей. Вверху -два коршуна, олицетворяющих богиню Нехбет, с распростертыми крыльями защищают фараона. На крышке ларца - сцены охоты в пустыне. Здесь фараон также показан стреляющим из лука в диких животных пустыни - львов, антилоп, гиен, анагров. Его эпитеты говорят о нем, как победителе, а животные в данном случае - аллегория врагов Египта. На торце ларца Тутанхамон в виде сфинкса повергает врагов севера и юга Египта. Между двумя сфинксами картуши с тронным и собственным именами Тутанхамона. Внутри ларца находились предметы, принадлежащие фараону, - три пары золотых сандалий, одежды, ожерелья, пояса, позолоченный подголовник.

УШЕБТИ В НУБИЙСКОМ ПАРИКЕ. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н.э.) Дерево, золото, бронза. Высота 54 см. . Каирский музей

Слово «ушебти» переводится с древнеегипетского языка как «ответчик». Деревянные, фаянсовые, золоче­ные ушебти клали в гробницы для того, чтобы они за­мещали покойного на работах в потустороннем мире. Они имели форму мумии со скрещенными на груди руками, были не лишены индивидуальных черт. Так, в частности, данная фигурка имеет парик, типичный для нубийской женщины, подобные носили представители царского семейства, о чем, в частности, говорят симво­лы кобры-урея и грифа надо лбом женщины. Массив­ное ожерелье и широкий браслет украшают фигуру, грудь не видна, так как закрыта скрещенными руками. В четырех колонках текста на теле ушебти начертаны изречения 6-й главы Книги мертвых, в которой гово­рится о том, что если его обладатель будет призван вы­полнять работы, то ушебти должен сделать это за него - возделывать поля, перевозить песок, обустраивать бе­рега водных пространств.

НАГРУДНОЕ УКРАШЕНИЕ С КРЫЛАТЫМ СКАРАБЕЕМ. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.) Золото, серебро, лазурит, сердолик, кальцит, обсидиан, бирюза. Высота 14,9 см, ширина 14,5 см. Каирский музей

В центре композиции - священный жук-скарабей, показанный с крыльями сокола, тело которого выполнено из полупрозрачного халцедона, придающего насекомому мистический оттенок. В нижних лапах жука - символы веч­ности: букеты лотосов и цветков папируса, считавшихся символами возрождения. Передними лапами он поддержи­вает солнечную ладью, в центре которой - священный глаз Хора, уджат, который, согласно мифологии, Хор повредил в битве с богом зла Сетхом и который впоследствии был восстановлен богом Тотом. Здоровый глаз уджат был симво­лом воскрешения и очень часто изображался на различных типах памятников. Над священным глазом показаны сол­нечный диск и полумесяц, внутри диска - фараон, окруженный богами Тотом и Ра-Хорахте, благословляющими его. Около обоих концов ладьи - кобры-защитницы с солнечным диском на головах. Обрамляют композицию две кобры, показанные в профиль, их хвосты плавно переходят в крылья сокола. Ниже - тонко выполненный декор из кружков золотых ободков с вставленными в них камнями. Завершает композицию изящная кайма из цветов лотоса и папиру­са, между которыми симметрично располагаются маленькие круглые плоскости синего цвета с золотыми вставками.

КОВЧЕГ ДЛЯ КАНОП. Долина царей, гробница Тутанхамона. XVIII династия (1333-1323 до н. э.) Дерево, штукатурка, позолота. Высота 198 см, длина 153 см, ширина 122 см. . Каирский музей

Ковчег был найден в сокровищнице, в нем находились четыре миниатюрных саркофага, в которые были поме­щены внутренности фараона. Ковчег закреплен на полозьях. Сверху имеет форму балдахина, который покоится на четырех столбах. На них - титулы и имена фараона. Балдахин имеет бордюр, украшенный уреями с солнечными дисками на головах. Такой же бордюр - на крышке ковчега. Четыре богини охраняют этот ковчег: богиня-скорпион Селкет (изображена со скорпионом на голове), богиня Исида, супруга Осириса, Нефтида, ее сестра, и Нейт, богиня-воительница, особо почитавшаяся в Западной Дельте. Все они обращены к рельефу на ковчеге, который ассоциируется с четырьми детьми Хора по имени Амсет, Хапи, Дуамутеф, Кебексенуф, призванными оберегать внутренние органы. Соответственно, Исида охраняет печень, Нефтида - легкие, Нейт - желудок, Селкет - кишки.

История открытия сокровищ Тутанхомона

Сокровищница гробницы Тутанхамона в том виде, в каком она предстала впервые гла­зам ее первооткрывателя — английского ар­хеолога Г. Картера. На постаменте, установ­ленном на салазках, охраняя вход, лежит черный шакал — олицетворение бога Анубиса, покровителя бальзамирования. Он за­вернут в пелены, глаза его инкрустированы, а уши позолочены. За ним видна голова коровы — Мехурет. Все это символы загробного мира. Сзади — позолоченный деревянный ковчег, в котором в алебастровом ящике хранились в специальных сосудах-канопах и в маленьких золотых саркофагах внутренние органы фараона, извлеченные при бальзамировании. Слева — сундуки с вещами и модели судов.

 

Творчество Ботичелли.

 



infopedia.su

О ВНУТРЕННЕМ МИРЕ ПЕРВОБЫТНОГО ЧЕЛОВЕКА

ТОП 10:

 

Культурологи выделяют различные структурные типы культур. Однако наиболее реальной является "мозаичная" культура, по выражению А. Моля. В отличие от логически обработанного, иерархически организованного на основе классификации научного знания, которое составляет "школьную" образованность, жизненный опыт человека складывается стихийно. "Современный человек, – пишет А. Моль, – открывает для себя окружающий мир по закону случая, в процессе проб и ошибок. Он открывает одновременно причины и следствия в силу случайностей своей биографии. Совокупность его знаний определяется статистически; он черпает их из жизни, из газет, из сведений, добытых по мере надобности. Лишь накопив определенный объем информации, он начинает обнаруживать скрытые в ней структуры. В них "нет точек отсчета, нет ни одного подлинно общего понятия, но зато много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т. д.)"51.

Присмотревшись к этой характеристике современной западной культуры индивида, нетрудно заметить, что речь здесь идет (с некоторыми, правда, передержками) о ситуативном знании, противоположном классифицирующей системе понятий. Ситуативное знание конечно же имеет структуру, но другого характера.

А. Моль противопоставляет "традиционную" культуру, идущую от Аристотеля к современному университетскому образованию, как пройденный этап, как устаревший структурный тип современной стихийно складывающейся культуре индивида, что нам кажется совершенно неправомочным. Речь должна идти о противопоставлении опытного знания и научно обработанного, о соотношении ситуативных структур с иерархически организованным множеством понятий. Ситуативное знание – это исходное, действительно стихийно складывающееся знание, основанное на участии человека в различных ситуациях, которые "укладываются" в памяти в типичные и/или обобщенные ситуации. Научное знание извлекает элементы ситуаций (образы предметов, свойств, отношений) из ситуативных каркасов, рассматривает их как автономные идеальные объекты, многократно участвующие во многих ситуациях, и строит из них логически связанные системы.

Ситуативное знание как содержание стихийно складывающегося опыта было свойственно человеку изначально. Теоретическое знание является специфическим свойством культуры horno sapiens. Оно возникло и развилось в ответ на потребность в обобщенных (для многих ситуаций) правилах поведения как социального (внутри племени, в межплеменных отношениях), так и в условиях природы. Для формулирования таких правил потребовалось абстрагирование общих элементов нескольких близких по поведенческой задаче ситуаций и рекомбинация их (элементов) в некую обобщенную поведенческую схему, включающую, может быть, новые отношения.

Естественным психологическим механизмом порождения такого значения является (мы, правда, забегаем несколько вперед) замещение всей типичной ситуации каким-либо характерным ее элементом в процессе общения, например одним из ситуативных действий, и прежде всего начальным. Важно только, чтобы этот элемент был достаточен для отличения одной ситуации от другой.

Эти-то элементы ситуации (их образы), вычленяясь в качестве сигнальных для всей ситуации в целом, и превращаются в идеальные (абстрактные) объекты, их устойчивости в памяти способствует то, что они закрепляются с помощью образов сигналов. Реализация их в общении с помощью сигнальных действий функционально характеризовалась как команда к действию* что и становится базой языкового развития человечества.

Такой базой не моглобыть ритуальное шаманское действо, как полагают некоторые лингвисты. Первобытный человек не верил в потусторонний мир. Первые ритуальные погребения в Европе и на Ближнем Востоке имеют давность 60 тыс. лет, т. е. относятся к концу периода палеоантропа, тогда как в языковом развитии человек прошел к этому времени достаточно длительный путь.

С другой стороны, этнографическое изучение языковых табу дает возможность сделать вывод: "Древнейшие охотничьи запреты, применяемые к промысловым животным, не связаны с анимистическими представлениями о душе и о духах; они по- видимому, создались еще в доанимистическую эпоху, но в дальнейшем они сильно прониклись чисто анимистическими воззрениями и вообще усложнились"52. Если это так, то первобытный человек не только пользовался языком, но и накладывал на названия существ, с которыми он вступал в рискованные отношения, запреты, обходясь описательными или иносказательными выражениями, что возможно при достаточном богатом словарном составе и многозначности слов.

Если и можно говорить о магическом языке шаманов, то только как об арго, созданном для противопоставления таинственного шаманского действия обычному человеческому поведению.

Поставим вопрос так: если бы люди общались только в наличной трудовой ситуации, потребовался бы им язык? Трудно представить себе обилие сигналов-команд, их требовалось, видимо, всего несколько (на охоте, при собирательстве, при встрече с чужим племенем): "иди сюда", "иди туда", "бей", "берегись", "вижу (слышу)", стандартные сигналы бытового общения. Выражаться эти сигналы могли звуком и/или жестом, а обучение действиям вполне могло обойтись подражанием младших членов племени старшим, т. е. без применения каких-либо знаковых средств.

Острая необходимость в развитой знаковой системе могла возни кнуть лишь в том случае, когда потребовалось сообщить нечто о ситуации, которой не было в наличии, т. е. в условиях воображаемой ситуации. Но была ли необходимость в таком общении? Полагаем, что да.

Здесь опять должна выступить на первый план прогностическая способность первобытного человека. В условиях "поумнения" животных, при плохом качестве оружия (к животному надо было подобраться близко) смертельный риск на охоте и коллективный (требующий управления) ее характер вынуждали человека предварительно готовиться к ней.

Необходимым условием такой подготовки должно было явиться умственное расчленение всей деятельности по решению некоторой поведенческой задачи на отдельные действия: это могло произойти уже в наличной трудовой ситуации, когда вожак племени руководит деятельностью коллектива, отдавая команды к тому или иному действию. Перенос же деятельности в воображаемую ситуацию еще более обострил необходимость в членении деятельности на действия и операции и в осознании их связи в соответствующей целостности. На это обстоятельство обращает внимание А.Н. Леонтьев: «Естественными предпосылками этого вычленения отдельных операций и приобретения ими в индивидуальной деятельности известной самостоятельности являются, по-видимому, два следующих главных (хотя и не единственных) момента. Один из них – это нередко современый характер инстинктивной деятельности и наличие примитивной "иерархии" отношений между особями, наблюдаемый в обществах высших животных, например обезьян. Другой важный момент – это выделение в деятельности животных, еще продолжающей сохранять всю свою цельность, двух различных фаз – фазы подготовления и фазы осуществления, которые могут значительно отодвигаться друг от друга во времени"[16]. Подготовка к охоте и нападению на враждебное племя, очевидно, должна была состоять как минимум в распределении ролей между воинами-охотниками, в обучении при необходимости нужным действиям, в планировании охоты (нападения), т. е. в распределении действий во времени (какие действия должны выполняться одновременно, какие – последовательно).

Именно те племена, у которых объем подготовки к будущей деятельности был достаточно большим, стали сильно прогрессировать в своем социальном и интеллектуальном развитии, поскольку очевидная эффективность такой деятельности вызвала стремление к еще большей эффективности. Те же племена, которые отнеслись к подготовке без должного внимания и у которых охота носила индивидуальный характер, развивались замедленно или вырождались. У ныне известных отсталых народностей слабо выражено как хранение прошлого опыта, так и планирование будущей деятельности.

Интересный в этой связи факт сообщила газета "Штерн" (Гамбург). У племени (100 человек), обитающего на одном из Андаманских островов (Индийский океан), нет ни вождей, ни шаманов. Их средства охоты – луки, стрелы, остроги. Однако их древние ритуалы связаны главным образом с подготовкой к охоте[17]. Спрашивается, каким образом вожаки племени могли осуществить подготовку к будущему действию, воссоздать и "проиграть" воображаемую ситуацию? Может быть, к этому времени люди уже пользовались достаточно развитым звуковым языком? Но мы предположили, что до "выхода" из наличной ситуации острой потребности в звуковом языке еще не было. А те знаки-команды, которые выражали начальные элементы стандартной ситуации, были явно недостаточны для представления процесса подготовки действия.

 

Здесь естественно представить, что первоначальной и достаточно богатой возможностями формой знакового поведения людей явилась пантомима – драматическое действо. Широко известны подражательные способности обезьян, тяга к имитации поведения взрослых у детей, копирование трудовых движений в народных танцах. Все это может свидетельствовать о том, что у человека были возможности (психические и физические) и необходимость изображать мыслимую ситуацию в форме имитации действий, осуществляемых в реальной ситуации.

О том, что драматическое действо является самым древним видом искусства, говорят многие историки. Так, И. Гирн считает, что драма "была в ходу задолго до изобретения письма, живописи и фонетической графики, может быть, она древнее самого языка"55. Так же полагает и советский исследователь А.С. Гущин. Он в отличие от И. Гирна непосредственно связывает древнее драматическое действо с реальной производственной деятельностью. Подводя итог своим рассуждениям, он пишет: "Таким образом, в самом общении людей между собой процесс осознания человеком действительности и передача опыта этого осознания другим получили свое древнейшее воплощение в жесте и действии человека – образ воплощался действием". И далее: "…не будет очень сильной гипотезой заключить, что и древнейший образ, созданный в искусстве танца и драматизированной игры, был образом производственного действия человека"56.

Интересно, что у некоторых современных первобытных племен распространен обычай описывать в пантомиме (не в праздничном танце) недавно пережитые события, и это делается без особой практической нужды, просто для самовыражения, что противоречит естественному стремлению к экономии энергии. Возвращающиеся с войны, охоты или рыбной экспедиции люди часто таким образом воскрешают свои переживания дома в драматическом танце, исполняемом перед женами и детьми (И. Гирн).

Если пантомима исполнялась просто для эмоциональной разрядки (хотя и в этом случае ее значение было гораздо серьезнее: описывая прошедшие события, участники закрепляют в себе и передают соплеменникам информацию об этих

Гирн И. Происхождение искусства: Исследование его социальных и событиях, способствуя тем самым накоплению и передаче коллективного опыта), то можно предполагать, что она исполнялась и перед предстоящей деятельностью. Конечно, сознательно планировать в пантомиме будущую деятельность – задача психологически более трудная, чем имитация прошедших событий. Поэтому вполне возможно, что подготовка проходила в другом ключе – заручиться благосклонностью животного – объекта будущей охоты, а впоследствии и духов, устрашить враждебное племя воинственным танцем и т. д.

Может быть, не всегда сознательно, но лидер племени, наиболее сильный воин-охотник, в какой-то мере должен был учитывать условия будущей деятельности (вид и повадки животного или враждебного племени, как и когда следует напасть и т. д.) и обрисовать хотя бы приблизительные ее контуры. Естественно, что наиболее развитый лидер учитывал больше факторов и детальнее "прорабатывал" будущее поведение, сознательно или подсознательно понимая важность и эффективность подготовки.

По мнению многих исследователей, драматическое действо с самого начала было не только и не столько средством эмоционального самовыражения или настраивания на определенное поведение, сколько способом общения мыслями, передачи информации. Для выяснения значения пантомимических средств передачи мыслей на более низких ступенях культурного развития имеется достаточное количество подтверждающих фактов. Бушмены, австралийцы и эскимосы дают нам образцы высокоразвитого драматического языка (И. Гирн).

Однако в пантомиме происходит не просто передача информации, взаимный обмен ею, но и обучение неопытных соплеменников будущему действию. Фиктивные сражения, как и изображение работы в игре, облегчают выполнение последующих движений. Даже не участвующие в танце извлекут пользу из одного только наблюдения за действиями, к которым им придется впоследствии прибегать самим (И. Гирн).

Итак, значение пантомимы для развития культуры первобытного человека, для обогащения его интеллектуального и социального опыта нам кажется кардинальным. Таково же оно и для возникновения языка.

С семиотической точки зрения пантомима была, конечно, текстом,"состоящим из иконических знаков. Но если иметь в виду все знаковые средства, которыми пользовался первобытный человек, то здесь имели место и знаки-индексы, выражавшие начальные элементы стандартных ситуаций, и даже символы, по крайней мере в изобразительном искусстве.

 



infopedia.su

О ВНУТРЕННЕМ МИРЕ ПЕРВОБЫТНОГО ЧЕЛОВЕКА

Философия О ВНУТРЕННЕМ МИРЕ ПЕРВОБЫТНОГО ЧЕЛОВЕКА

просмотров - 35

Культурологи выделяют различные структурные типы культур. При этом наиболее реальной является "мозаичная" культура, по выражению А. Моля. В отличие от логически обработанного, иерархически организованного на основе классификации научного знания, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ составляет "школьную" образованность, жизненный опыт человека складывается стихийно. "Современный человек, – пишет А. Моль, – открывает для себя окружающий мир по закону случая, в процессе проб и ошибок. Он открывает одновременно причины и следствия в силу случайностей своей биографии. Совокупность его знаний определяется статистически; он черпает их из жизни, из газет, из сведений, добытых по мере нужнобности. Лишь накопив определœенный объем информации, он начинает обнаруживать скрытые в ней структуры. В них "нет точек отсчета͵ нет ни одного подлинно общего понятия, но зато много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т. д.)"51.

Присмотревшись к этой характеристике современной западной культуры индивида, нетрудно заметить, что речь здесь идет (с некоторыми, правда, передержками) о ситуативном знании, противоположном классифицирующей системе понятий. Ситуативное знание конечно же имеет структуру, но другого характера.

А. Моль противопоставляет "традиционную" культуру, идущую от Аристотеля к современному университетскому образованию, как пройденный этап, как устаревший структурный тип современной стихийно складывающейся культуре индивида, что нам кажется совершенно неправомочным. Речь должна идти о противопоставлении опытного знания и научно обработанного, о соотношении ситуативных структур с иерархически организованным множеством понятий. Ситуативное знание - ϶ᴛᴏ исходное, действительно стихийно складывающееся знание, основанное на участии человека в различных ситуациях, которые "укладываются" в памяти в типичные и/или обобщенные ситуации. Научное знание извлекает элементы ситуаций (образы предметов, свойств, отношений) из ситуативных каркасов, рассматривает их как автономные идеальные объекты, многократно участвующие во многих ситуациях, и строит из них логически связанные системы.

Ситуативное знание как содержание стихийно складывающегося опыта было свойственно человеку изначально. Теоретическое знание является специфическим свойством культуры horno sapiens. Оно возникло и развилось в ответ на потребность в обобщенных (для многих ситуаций) правилах поведения как социального (внутри племени, в межплеменных отношениях), так и в условиях природы. Для формулирования таких правил потребовалось абстрагирование общих элементов нескольких близких по поведенческой задаче ситуаций и рекомбинация их (элементов) в некую обобщенную поведенческую схему, включающую, может быть, новые отношения.

Естественным психологическим механизмом порождения такого значения является (мы, правда, забегаем несколько вперед) замещение всœей типичной ситуации каким-либо характерным ее элементом в процессе общения, к примеру одним из ситуативных действий, и прежде всœего начальным. Важно только, чтобы данный элемент был достаточен для отличения одной ситуации от другой.

Эти-то элементы ситуации (их образы), вычленяясь в качестве сигнальных для всœей ситуации в целом, и превращаются в идеальные (абстрактные) объекты, их устойчивости в памяти способствует то, что они закрепляются с помощью образов сигналов. Реализация их в общении с помощью сигнальных действий функционально характеризовалась как команда к действию* что и становится базой языкового развития человечества.

Такой базой не моглобыть ритуальное шаманское действо, как полагают некоторые лингвисты. Первобытный человек не верил в потусторонний мир. Первые ритуальные погребения в Европе и на Ближнем Востоке имеют давность 60 тыс. лет, т. е. относятся к концу периода палеоантропа, тогда как в языковом развитии человек прошел к этому времени достаточно длительный путь.

С другой стороны, этнографическое изучение языковых табу дает возможность сделать вывод: "Древнейшие охотничьи запреты, применяемые к промысловым животным, не связаны с анимистическими представлениями о душе и о духах; они по- видимому, создались еще в доанимистическую эпоху, но в дальнейшем они сильно прониклись чисто анимистическими воззрениями и вообще усложнились"52. В случае если это так, то первобытный человек не только пользовался языком, но и накладывал на названия существ, с которыми он вступал в рискованные отношения, запреты, обходясь описательными или иносказательными выражениями, что возможно при достаточном богатом словарном составе и многозначности слов.

В случае если и можно говорить о магическом языке шаманов, то только как об арго, созданном для противопоставления таинственного шаманского действия обычному человеческому поведению.

Поставим вопрос так: если бы люди общались только в наличной трудовой ситуации, потребовался бы им язык? Трудно представить себе обилие сигналов-команд, их требовалось, видимо, всœего несколько (на охоте, при собирательстве, при встрече с чужим племенем): "иди сюда", "иди туда", "бей", "берегись", "вижу (слышу)", стандартные сигналы бытового общения. Выражаться эти сигналы могли звуком и/или жестом, а обучение действиям вполне могло обойтись подражанием младших членов племени старшим, т. е. без применения каких-либо знаковых средств.

Острая крайне важность в развитой знаковой системе могла возни кнуть лишь в том случае, когда потребовалось сообщить нечто о ситуации, которой не было в наличии, т. е. в условиях воображаемой ситуации. Но была ли крайне важность в таком общении? Полагаем, что да.

Здесь опять должна выступить на первый план прогностическая способность первобытного человека. В условиях "поумнения" животных, при плохом качестве оружия (к животному нужно было подобраться близко) смертельный риск на охоте и коллективный (требующий управления) ее характер вынуждали человека предварительно готовиться к ней.

Необходимым условием такой подготовки должно было явиться умственное расчленение всœей деятельности по решению некоторой поведенческой задачи на отдельные действия: это могло произойти уже в наличной трудовой ситуации, когда вожак племени руководит деятельностью коллектива, отдавая команды к тому или иному действию. Перенос же деятельности в воображаемую ситуацию еще более обострил крайне важность в членении деятельности на действия и операции и в осознании их связи в соответствующей целостности. На это обстоятельство обращает внимание А.Н. Леонтьев: «Естественными предпосылками этого вычленения отдельных операций и приобретения ими в индивидуальной деятельности известной самостоятельности являются, по-видимому, два следующих главных (хотя и не единственных) момента. Один из них - ϶ᴛᴏ нередко современый характер инстинктивной деятельности и наличие примитивной "иерархии" отношений между особями, наблюдаемый в обществах высших животных, к примеру обезьян. Другой важный момент - ϶ᴛᴏ выделœение в деятельности животных, еще продолжающей сохранять всю свою цельность, двух различных фаз – фазы подготовления и фазы осуществления, которые могут значительно отодвигаться друг от друга во времени"[16]. Подготовка к охоте и нападению на враждебное племя, очевидно, должна была состоять как минимум в распределœении ролей между воинами-охотниками, в обучении при крайне важности нужным действиям, в планировании охоты (нападения), т. е. в распределœении действий во времени (какие действия должны выполняться одновременно, какие – последовательно).

Именно те племена, у которых объем подготовки к будущей деятельности был достаточно большим, стали сильно прогрессировать в своем социальном и интеллектуальном развитии, поскольку очевидная эффективность такой деятельности вызвала стремление к еще большей эффективности. Те же племена, которые отнеслись к подготовке без должного внимания и у которых охота носила индивидуальный характер, развивались замедленно или вырождались. У ныне известных отсталых народностей слабо выражено как хранение прошлого опыта͵ так и планирование будущей деятельности.

Интересный в этой связи факт сообщила газета "Штерн" (Гамбург). У племени (100 человек), обитающего на одном из Андаманских островов (Индийский океан), нет ни вождей, ни шаманов. Их средства охоты – луки, стрелы, остроги. При этом их древние ритуалы связаны главным образом с подготовкой к охоте[17]. Спрашивается, каким образом вожаки племени могли осуществить подготовку к будущему действию, воссоздать и "проиграть" воображаемую ситуацию? Может быть, к этому времени люди уже пользовались достаточно развитым звуковым языком? Но мы предположили, что до "выхода" из наличной ситуации острой потребности в звуковом языке еще не было. А те знаки-команды, которые выражали начальные элементы стандартной ситуации, были явно недостаточны для представления процесса подготовки действия.

Здесь естественно представить, что первоначальной и достаточно богатой возможностями формой знакового поведения людей явилась пантомима – драматическое действо. Широко известны подражательные способности обезьян, тяга к имитации поведения взрослых у детей, копирование трудовых движений в народных танцах. Все это может свидетельствовать о том, что у человека были возможности (психические и физические) и крайне важность изображать мыслимую ситуацию в форме имитации действий, осуществляемых в реальной ситуации.

О том, что драматическое действо является самым древним видом искусства, говорят многие историки. Так, И. Гирн считает, что драма "была в ходу задолго до изобретения письма, живописи и фонетической графики, может быть, она древнее самого языка"55. Так же полагает и советский исследователь А.С. Гущин. Он в отличие от И. Гирна непосредственно связывает древнее драматическое действо с реальной производственной деятельностью. Подводя итог своим рассуждениям, он пишет: "Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, в самом общении людей между собой процесс осознания человеком действительности и передача опыта этого осознания другим получили свое древнейшее воплощение в жесте и действии человека – образ воплощался действием". И далее: "…не будет очень сильной гипотезой заключить, что и древнейший образ, созданный в искусстве танца и драматизированной игры, был образом производственного действия человека"56.

Интересно, что у некоторых современных первобытных племен распространен обычай описывать в пантомиме (не в праздничном танце) недавно пережитые события, и это делается без особой практической нужды, просто для самовыражения, что противоречит естественному стремлению к экономии энергии. Возвращающиеся с войны, охоты или рыбной экспедиции люди часто таким образом воскрешают свои переживания дома в драматическом танце, исполняемом перед женами и детьми (И. Гирн).

В случае если пантомима исполнялась просто для эмоциональной разрядки (хотя и в этом случае ее значение было гораздо серьезнее: описывая прошедшие события, участники закрепляют в себе и передают соплеменникам информацию об этих

Гирн И. Происхождение искусства: Исследование его социальных и событиях, способствуя тем самым накоплению и передаче коллективного опыта), то можно предполагать, что она исполнялась и перед предстоящей деятельностью. Конечно, сознательно планировать в пантомиме будущую деятельность – задача психологически более трудная, чем имитация прошедших событий. По этой причине вполне возможно, что подготовка проходила в другом ключе – заручиться благосклонностью животного – объекта будущей охоты, а впоследствии и духов, устрашить враждебное племя воинственным танцем и т. д.

Может быть, не всœегда сознательно, но лидер племени, наиболее сильный воин-охотник, в какой-то мере должен был учитывать условия будущей деятельности (вид и повадки животного или враждебного племени, как и когда следует напасть и т. д.) и обрисовать хотя бы приблизительные ее контуры. Естественно, что наиболее развитый лидер учитывал больше факторов и детальнее "прорабатывал" будущее поведение, сознательно или подсознательно понимая важность и эффективность подготовки.

По мнению многих исследователœей, драматическое действо с самого начала было не только и не столько средством эмоционального самовыражения или настраивания на определœенное поведение, сколько способом общения мыслями, передачи информации. Для выяснения значения пантомимических средств передачи мыслей на более низких ступенях культурного развития имеется достаточное количество подтверждающих фактов. Бушмены, австралийцы и эскимосы дают нам образцы высокоразвитого драматического языка (И. Гирн).

При этом в пантомиме происходит не просто передача информации, взаимный обмен ею, но и обучение неопытных соплеменников будущему действию. Фиктивные сражения, как и изображение работы в игре, облегчают выполнение последующих движений. Даже не участвующие в танце извлекут пользу из одного только наблюдения за действиями, к которым им придется впоследствии прибегать самим (И. Гирн).

Итак, значение пантомимы для развития культуры первобытного человека, для обогащения его интеллектуального и социального опыта нам кажется кардинальным. Таково же оно и для возникновения языка.

С семиотической точки зрения пантомима была, конечно, текстом,"состоящим из иконических знаков. Но если иметь в виду всœе знаковые средства, которыми пользовался первобытный человек, то здесь имели место и знаки-индексы, выражавшие начальные элементы стандартных ситуаций, и даже символы, по крайней мере в изобразительном искусстве.

ОТ ОЗВУЧЕННОЙ ПАНТОМИМЫ К ЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНОЙ РЕЧИ

Зарождение и цервые этапы развития языка протекали, по всœей видимости, в условиях постоянного взаимодействия поведения в игровой и реальной (наличной) ситуации при доминирующем значении последней. Первые драматические действа имитировали прежде всœего те моменты пережитой реальной ситуации, которые были наиболее сильно эмоционально окрашены (стрессовые). Это появление объекта охоты нли врагов, схватка, поражение, победа н т. п. Естественно, что изображение этих моментов сопровождалось эмоциональными выкриками (боевой клич, крики ярости, отчаяния, радости и т. п.), которые были уже не выражением эмоций* а лишь обозначением их.

Тот факт, что изображение пережитого события сопровождалось озвучиванием, признают многие исследователи. А.А. Леонтьев считает, что "на определœенной ступени развития в распоряжении первобытного человека должен был оказаться «двойной комплект» сигнальных средств для одних и тех же трудовых ситуаций – действие и звук; причем звук был пригоден практически для всœех условий сигнализации (кстати, он был, вероятно, очень громким – вспомним звуки, издаваемые гориллой), а действие – отнюдь не для всœех: оно не годилось ни ночью – в темноте, ни в густом лесу, ни в условиях сильно пересеченной местности"57.

Эта традиция сочетать игровое действие со звуковым сопровождением была свойственна и первобытному искусству. Пантомимическое представление в большинстве случаев должно дополняться рассказом или описательной песнью; в связи с этим в простом изображении действительных событий, характеризующем низшие формы эпического искусства, оба эти средства интеллектуального выражения обыкновенно выступают вместе (И. Гирн). Остатки этой традиции можно увидеть и в античной драме с ее хором, и в мистериях, в народных танцах (к примеру, хороводы).

Хотя факт параллельного существования действия и связанного с ним озвучивания мы считаем фундаментальным для возникновения членораздельной речи, сам по себе он является лишь условием, но не объяснением этого процесса. Можно говорить только об одной знаковой системе, а именно имитирующем действии, звуковое же сопровождение было лишь сопутствующим и вспомогательным средством. Задача как раз и состоит в том, чтобы понять, благодаря чему произошло перераспределœение знаковой функции между действием и звуком и каким образом нечленораздельное звуковое сопровождение (эмоциональные выкрики, звуко-изобразительные возгласы) действия превратилось в членораздельную речь.

Здесь крайне важно начать с поиска внешних факторов, детерминирующих определœенные внутренние изменения в мышлении первобытного человека. К ним мы бы отнесли прежде всœего повышающееся разнообразие реальных (трудовых, боевых) ситуаций, в которых приходилось ему участвовать. Разнообразие это вызывалось обостряющейся конкуренцией между враждебными племенами в условиях демографического взрыва, вынужденной миграцией, "иоумне-нием" животных и врагов (людей и хищников), постоянным контролем за экологической нишей. Возрастает объем общения. Чтобы руководить коллективом, лидеры племени сами должны обладать необходимым внутренним разнообразием знаний (закон крайне важного разнообразия в управлении), их сознание должно было быть способным формировать общее и учитывать специфическое в множестве ситуаций. Разнообразие ситуаций, усложнение деятельности в них, с одной стороны, требует, а с другой – развивает как аналитизм мышления, так и его способности к синтезу, к схематизации ситуаций.

Поскольку игровых ситуаций становится всœе больше и больше, уже простое наложение их в сознании друг на друга приводит к вычленению более детальных их элементов, к тому же общих для многих ситуаций. Контекст пантомимы, который до этого состоял из крупных фрагментов, осознанно дробится на всœе более мелкие "блоки". В связи с этим и "звуковое сопровождение" также должно дробиться: длинные звуки стягиваются, повторяющиеся короткие (hon-hon-hon) варьируются, становясь различными. Число звуков увеличивается. При этом можно предположить, что одинаковые элементы в разных пантомимических контекстах озвучивались по-разному. Возникала контекстная синонимия, которая в процессе синтеза превращалась во внеконтекстную. В результате контекст пантомимы расчленяется до элементарных действий-команд, в простейшем случае до указания на объект и действие с ним. В этой связи показательны этимологические наблюдения Н.Я. Марра, который одному корню приписывает два значения – указание на него (человека) и связанное с этим действие: ""имя" как " обозначение", "указание" оказалось происходящим от "руки", указывающей части тела, потому что, к примеру, глагол toda в грузинском одновременно значит в форме u-toda "протянул ему", "преподнес ему", происходя от tod (tot) "рука", "лапа", и "назвал его", собственно "указал на него", буквально "рукой (сделал) на него""58.

Впоследствии из таких элементарных озвученных действий развиваются слова-предложения с последующим вычленением групп подлежащего и сказуемого (ср. развитие детской речи).

Как повторное воспроизведение аналогичной ситуации, так и (тем более) повторение схожих пантомимических элементов в разных контекстах приводило к осознанию различной важности деталей изображаемых картин. Некоторые из них признавались жизненно важными вообще (объект охоты, оружие и т. п.), другие только для целœей данного коммуникативного акта – вычленялись ядерные элементы. Так или иначе при изображении ситуации некоторые детали оказывались лишними и утрачивались (эллипсисы, приводящие к контекстной многозначности). Происходила редукция пантомим. Но она состояла не только в отсеве избыточных элементов, но и во взаимных сдвигах изображений, в их сопоставлении, так как изображение одного и того же предмета может быть то более, то менее развернутым в зависимости от его роли в ситуации, и изображаться может то одна, то другая его сторона. В этих оппозиционных сопоставлениях всœе очевиднее становится целœесообразность обобщенного изображения элементов. Но это неизбежно приводит к внеконтекстной неоднозначности (волнообразное движение рукой может изображать и полет птицы, и волну, и движение змеи). И здесь, вполне возможно, приходит на помощь "звуковое сопровождение", ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ при изображении разных предметов различно. Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, звук становится важным для взаимопонимания смыслоразличительным средством и при этом "условным", "символическим".

Аналитическая тенденция сочетается с противоположной – синтетической: одинаковые и обобщенные элементы многих ситуаций выстраиваются в схемы, соответствующие уже не одной, а целому классу поведенческих задач. Нетрудно представить себе, что при этом "звуковые сопровождения" таких элементов объединялись в звуковые комплексы, которые уже осознавались как членораздельные. Более сложным блокам пантомимы соответствуют комбинации таких комплексов.

Постепенно на обобщенном уровне происходит "обрастание" исходных категорий "объект" и "действие" новыми абстракциями. К ним в первую очередь, видимо, относятся категории пространства, времени и результата действия, а также качества (предметов). Это наиболее жизненно значимые категории: если сообщается о каком-либо событии, то как-то нужно указать на то, где оно произошло, было ли оно в прошлом или произойдет в будущем; результат действия связан с одной из самых древних категорий человеческого мышления – причинностью, говоря более общо, последовательностью. Осознание связи между действием как причиной и результатом как следствием жизненно важно для организации будущего эффективного поведения. Этимологические изыскания по многим языкам разных семейств дают интересную картину: причинная лексика этимологически восходит к значениям, так или иначе связанным с действием. По данным О.В. Маслиевой, из 25 обследованных языков в 14 причинная лексика произошла от слов со значением конкретного вида действия, в девяти – со значением действия вообще, в одном – орудия труда и в одном – предмета труда.

Возрастание разнообразия "звукового сопровождения" действия проходило под влиянием по крайней мере двух внешних факторов: времени передачи команды и усилий, необходимых для этого.

Как бы ни был хорошо отработан подготовительный этап деятельности и как бы ни были рефлекторны отдельные действия, непредвиденные обстоятельства всœегда возникали во время охоты или битвы с враждебным племенем. Лидеры должны были руководить текущей деятельностью. Полная пантомима не годилась для этого, изображение действия требовало много времени и не всœегда могло быть воспринято. В этих условиях нужно было сокращать до минимума изображение и шире пользоваться звуковыми сигналами. С увеличением наборов звуков и с осознанием возможности их комбинирования они всœе чаще становятся из сопровождения самостоятельными знаками, замещающими внешнее действие и выступающими представителями его внутреннего образа. Трудоемкая пантомима редуцируется и постепенно становится сопровождающей речевую деятельность.

Переход от пантомимы к членораздельной речи осуществлялся в три семиотических этапа в соответствии с типами знаков. Пантомимическое действие, как уже говорилось, представляло собой последовательность иконических знаков, значениями которых были впечатления о событиях, а объектом изображения – сами события. Взаимопонимание было тем полнее, чем подробнее пантомимически изображался сам объект, а это было возможно при достаточной полноте отражения объекта в сознании передающего информацию. При этом "звуковое сопровождение" пантомимы было хотя сначала и малосущественной, но частью знака, ассоциативно связанной в сознании с изображаемым действием.

Затем в процессе редукции пантомимы, с приобретением смыслоразличительной функции звуковой частью иконических знаков и с расширяющимся комбинированием звуки всœе больше стали заменять собственно пантомимические элементы, выступая как знаки-индексы по отношению к пантомимическому знаку, а следовательно, и к его образу (впечатления об объекте включали звуковую реакцию на него). По мере редукции пантомимы происходила всœе большая символизация звучания по отношению к образу объекта͵ поскольку мотивирующее и связующее звено между ними – действие – исчезало. Пантомима (ее элементы) сыграла роль посредника; в результате максимальной редукции ее образа в сознании она превратилась в лексическое значение звучащего слова, основным содержанием которого стала мысль о роли объекта или действия в некоторой реальной ситуации.

Что же мог представлять собой первобытный язык? Мы уже говорили о том, что это был набор слов-предложений, или команд, со сложной семантикой, с непредставленными в плане выражения образом объекта и образом действия.

Первоначально общение, видимо, проходило в "повелительном наклонении", ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ, возможно, и не осознавалось как грамматическая категория (просто не было оппонирующих категорий), и в связи с этим его нельзя признать лингвистическим явлением. Семантика коммуникативной единицы сводилась к командам, которые исходили прежде всœего от лидера сообщества, к примеру: "лицо У – иди туда". С осознанием и развитием категории времени возможность выражать действие в настоящем времени или перфекте. Коммуникативная крайне важность требовала, а аналитико-синтетическая способность мышления делала возможным расчленение семантических комплексов, если в них имелись одинаковые семантические составляющие, объединœение их элементов на основе единого представления (о классе объектов, о способе действия) в единую фонетическую структуру – с одной стороны. С другой стороны, расширялось использование комбинаций как слов-предложений, так и вычленяемых из них озвученных семантических элементов.

Для осуществления общения (для описания событий еще долго будет служить пантомима) коллективом должны быть выделœены, пускай первоначально и аморфные, языковые знаки, с помощью которых можно было бы назвать лицо, действие, его объект, время действия и результат. Звуковые же комплексы, означающие единицы этих категорий, формировались в процессе общения членов первобытного социума.

В случае если мы признаем выдающуюся роль лидера в языкотворчестве, то должны признать и уникальность звукового оформления семантических единиц в каждом социуме. А это означает, что при первобытно-общинном строе должно существовать великое множество различных языков, а при их "скрещивании" – бурный рост лексики нового языка. До сих пор у народов, отдельные социумы которых слабо связаны между собой экономически, существуют посœелœения, говорящие на своем языке. Это относится к папуасам Новой Гвинœеи, аборигенам Австралии и некоторым районам Африки. На Кавказе до сих пор встречаются "одноаульные языки".

Так, на наш взгляд, возникла собственно человеческая, коммуникативная система, которой свойственны: 1) иерархия алфавитов по Н.И. Жинкину (фонемы, морфемы, имена), 2) синтаксис предложений, 3) неоднозначность имен. Последние, комбинируясь, выполняют операцию осмысливания. "Это операция, при помощи которой в сообщение вводится информация о вещах, еще не названных, через вещи, уже названные. Именно эта операция разрешает в сочетании конечного числа имен передавать бесконечное число сообщений"[18] Эту коммуникативную систему Н.И. Жинкин и называет системой расширяющихся сообщений с изменяющимся языком.

Основные этапы становления этой системы см. в таблице.

Читайте также

  • - О ВНУТРЕННЕМ МИРЕ ПЕРВОБЫТНОГО ЧЕЛОВЕКА

    Культурологи выделяют различные структурные типы культур. Однако наиболее реальной является "мозаичная" культура, по выражению А. Моля. В отличие от логически обработанного, иерархически организованного на основе классификации научного знания, которое составляет... [читать подробенее]

  • oplib.ru


    Смотрите также