Часть 2. Первобытное мышление и его основные характеристики. Характеристика психики первобытного человека
Часть 3. Стратегии интерпретации особенностей психики первобытного человека
Лектор: Журавлев И.В.
Дата: 08.12.2009
Продолжительность: 45 мин. 19 сек.
Ссылка на видео: http://www.univertv.ru/video/psihologiya/mozg_i_psihika/lekciya_magicheskoe_myshlenie/strategii_interpretacii_osobennostej_psihiki_pervobytnogo_cheloveka_lekciya_magicheskoe_myshlenie_ch/?mark=all
Часть 3. Стратегии интерпретации особенностей психики первобытного человека
Самая первая теория – это теория английской антропологической школы. Её представители: Эдуард Тайлер, знаменитый английский этнограф XIX века, автор книги «Первобытная культура», и Джеймс Джордж Фрейзер, основной его труд «Золотая ветвь». Основные тенденции, на которых базируется концепция данной школы, это традиции эмпиризма и традиции эволюционизма. В чем суть эмпиризма? Наверняка многие из вас помнят знаменитую фразу «Нет ничего в интеллекте, чего не было раньше в чувствах». Суть этой фразы в том, что все проистекает из опыта. Опыт можно раскладывать на какие-то элементы, на мельчайшие элементы, на составляющие части, из них складывается всё. Этими элементами являются ощущения. По принципу ассоциации они связываются друг с другом. Ассоциация возможна двух основных видов: ассоциация по сходству, и в этом как раз корень имитативной магии, и ассоциация по смежности, а в этом суть контагиозной магии. Предполагается, и это не совсем верно, что принцип ассоциации работает в любой психике одинаково: и в психике первобытного человека, и в психике современного человека. Механизмы психической деятельности одинаковы. Это неправильная точка зрения, но это один из принципов данной школы. Это постулат тождества духа. Мы просто знаем больше, чем первобытные люди, но наше мышление по своей сути от первобытного не отличается. Первобытный человек законов физики не знает, надо как-то объяснить природные явления, они выдумали богов, т.е. миф оказывается продуктом объяснения. И у нас, и у них то, что мы знаем, соединяется по закону ассоциации с тем, что мы уже знаем, но мы-то знаем больше, чем они, за нас наша цивилизация все это уже накопила, а они еще не знают. Ничем другим мы от них не отличаемся. Получается, что анимизм возникает в силу действия ассоциаций, это гипотеза. По аналогии с собой я вижу сны, моя душа где-то во сне летает, по аналогии с собой также объясняю все остальное. Получается, что эволюционирует не психика, не индивидуальная душа (она не развивается), а эволюционирует знание, сама культура. Если нас лишить наших знаний, то мы тоже окажемся первобытными дикарями и начнем выдумывать богов. Дикарь рассматривается как первобытный философ. Если эту линию проводить дальше, то в XX веке произошла знаменитая концепция эволюционного роста знания, которую сформулировал Поппер. Мы можем говорить об эволюции самого знания, несмотря на индивидуальные механизмы психической деятельности.
Следующая стратегия интерпретации первобытной психики связана уже с немецким психологом и философом Вильгельмом Вунтом. Вунт написал колоссально много работ, и говорят, что никто не прочитал всего того, что написал Вунт. Он написал 54 тыс. печатных страниц. В частности он написал 10-томник «Психология народов», где рассматривал основные предметы психологии народов, которыми для него были язык, мифы и обычаи. Он предлагал теорию мифологической апперцепции. Если сказать просто, то суть в следующем: англичане считали, что миф есть продукт объяснения, а Вунт говорит, что миф не нуждается в объяснении. В первобытном сознании нет нужды объяснять. Не ум является творцом мифа, а аффект, т.е. эмоция. Миф есть проецированная эмоция на мир.
Следующее направление связано уже с французской социологической школой. Основателем ее считается Эмиль Дюргейм. Другая главная фигура – Люсьен Леви-Брюль – французский философ-антрополог, создатель теории дилогического мышления. У нас переведены некоторые его работы, в частности работа «Первобытное мышление» и «Сверхъестественное в первобытном мышлении». Он говорит, что английская школа допускает две ошибки: во-первых, это вера в тождество духа, вторая ошибка – это неразличение индивидуального и коллективного. Во французской школе возникла концепция коллективных представлений. Коллективное представление – это социальный факт, который не зависит от сознания индивида, а наоборот навязывается ему, поэтому является в большей мере предметом веры, нежели знания. Пример, как работают в нас коллективные представления: представим комету на небосклоне, но каждый из нас объяснит эту комету в силу того, к какой социальной группе он относится. Кто-то из средних веков увидит некое знамение, именно увидит, потому что восприятие сразу же обволакивается этими представлениями. Кто-то другой увидит небесное тело или некое космическое явление. Леви-Брюль говорит так: «Каждому типу общества соответствует определенный тип мышления, и этот тип мышления определяется коллективными представлениями, которые в данном обществе преобладают». Главное свойство представлений первобытных людей – это их мистический характер, т.е. сопряженность, некое единство эмоций, образа и воли. Закон, которому подчинено первобытное мышление, это закон партиципации. Партиципация – мистическое соучастие, усмотрение связи между явлениями или предметами с непосредственной очевидностью, когда не нужно даже причинного объяснения, когда и так сразу понятно. Помните пример с тенями на стене? В действительности туземцы даже не объясняли одно другим, а у них это просто сразу связалось. Это не продукт объяснения, это способ увидеть вещи, как связанные друг с другом.
Еще примеры мистического соучастия. Туземцы обвинили миссионеров в засухе. Они связали отсутствие дождя с рясами, в которых ходили данные миссионеры. Какая ту может быть причинно-следственная связь? Ее же доказать невозможно. Просто они увидели эти вещи, как связанные друг с другом. Это не причинное объяснение в нашем понимании, а это непосредственно очевидная вещь для них. Или обвинили портрет королевы Виктории, который висел в хижине путешественника, в том, что началась эпидемия. Основная проблема французской социологической школы заключается в том, что вроде с одной стороны Леви-Брюль показал, что это первобытное мышление имеет свои особенности и нельзя отождествлять механизм мышления первобытного человека и цивилизованного человека – мы мыслим не так, как они. С другой стороны, Леви-Брюль говорит, что психофизика восприятия, индивидуальные процессы в психике осуществляются у них так же, как у нас, а дело в коллективных представлениях, которые сразу же обволакивают то, что мы воспринимаем. Получается, что очень трудно состыковать коллективные представления с индивидуальной психикой – в этом основная проблема французской школы.
Следующая теория – это теория немецкого философа Эрнста Кассирера. Главная его работа «Философия символических форм». Он рассматривает миф как символическую форму, характеризующуюся неразличением символа и объекта. Пример: слово является свойством вещи изначально. Наш знаменитый психолог Выготский проводил опыты: он пытался заставить ребенка переименовать гуся в мячик. А ребенку это непонятно: как же мячик, который круглый, можно назвать гусем, у которого совсем другие свойства? Неразличение символа и объекта – протыкание изображения врага или изображения добычи в ритуальном танце. Зачем они это делают? Для них символ и объект неразличимы. Знаменитый пример – ритуалы с масками. Несколько лет назад в Аргентине во время волнений один министр сбежал, одев на себя маску с изображением себя самого. Никому в голову не пришло, что он может быть под маской. Мы прекрасно понимаем, что под маской не то. А для первобытных людей маска то же самое. В первобытном обществе он бы так не сбежал. Если ты надел маску какого-то зверя, то ты и есть этот зверь.
Перейду к одной из более современных идей. Это идея канадского ученого Маршала Макьюэна, которая состоит в том, что миф можно рассматривать как характеристику дописьменной формы культуры. Он говорит так: «Люди, которые не умеют писать, лишены беспристрастной точки зрения на предмет, поскольку они целиком и полностью погружаются в него. А овладение алфавитом переводит человека из волшебного мира акустики в беспристрастный мир зрения». Мы научаемся разделять и соотносить симультанное и сукцессивное, или последовательное и одновременное. А человек, который не владеет письменностью, этого делать не может. Макьюэн приводит замечательный пример: представителям африканского племени демонстрировали фильм, в котором показывали, что нужно делать, для того чтобы соблюдать гигиену в поселении, т.е. как прочищать водопровод, что-то еще. Когда их спросили, что они видели, а они ответили: «Я видел курицу». Создатели фильма были страшно удивлены, потому что никакую курицу они не снимали. Они просмотрели фильм несколько раз и увидели, что в кадр на какую-то секунду попала курица. Это единственное, что увидели эти люди, у них зрение устроено иначе, чем у нас. У них глаза как бы прощупывают предмет как сканер. Они картинку поэтому схватить не могут, они могут увидеть то, что для нас оказалось мимолетным. Мы-то последовательное переводим в одновременное и наоборот, поскольку мы научились писать, а они этого не могут.
Магическое мышление очень глубоко в нас, и даже в повседневной жизни оно себя проявляет. В частности, проводились опыты, согласно которым взрослый современный человек в 40% случаев может согласиться с гипотезой экспериментатора о том, что предмет в шкатулке в силу мысленного волевого усилия экспериментатора превратился в другой предмет (на самом деле была сделана специальная шкатулка со вторым дном). Отчасти можно рассматривать магическое мышление как рудимент первобытного мышления или как остаточное детское мышление. В этом нет ничего плохого, наша психика устроена так, что вера в чудо нам иногда очень нужна. До тех пор, пока мы здоровые люди, мы являемся в большей мере оптимистами, нежели пессимистами. Мы склонны переоценивать слегка свои возможности. Если бы в нас не было этого здорового оптимизма, если бы не было в нас этой веры в чудо, которое, может, и никогда не произойдет, то нам бы незачем было жить, не было бы стимула к поисковой активности. Если бы мы оценивали все сугубо рационально, то мы все быстро бы пришли к выводу, что мы все равно умрем, что все равно это скоро закончится, и зачем тогда это все нужно, лучше лечь и ничего не делать. Конечно, в магическом мышлении есть и много плохого, если мы оказываемся подвластными им, то можем и пациентами стать.
Вопросы:
stydopedia.ru
Часть 2. Первобытное мышление и его основные характеристики
Часть 2. Первобытное мышление и его основные характеристики
Для того чтобы выяснить суть магического мышления, надо, естественно, обратиться к анализу таких ситуаций или условий, когда это мышление наиболее ярко выражено. А наиболее ярко выражено оно в первобытном сознании, у детей, у душевнобольных. Первобытная психика и психика ребенка свидетельствуют о том, как развивается мышление. Посмотрев на психику первобытного человека или ребенка, можно попытаться выяснить истоки, и проследить, как развивается мышление, и попытаться ответить на вопрос: почему постепенно происходит отход от магии в сторону объективного мышления. А когда мы смотрим на психику душевнобольных, мы видим обратную ситуацию, мы видим регресс. Проблема сопоставления развития и регресса – это одна из главных проблем клинической психологии. В основном мы сегодня будем говорить о первобытной психологии. Переходим сначала к общей характеристике психики первобытного человека, к тем признакам, которые бросаются в глаза в первую очередь. Я говорю не о тех первобытных людях, которые жили очень давно, а о тех племенах, которые живут до сих пор, и в особенности тех первобытных племенах, с которыми сталкивались путешественники или исследователи, миссионеры в XIX-XX веке. Для нас важны те описания, которые касаются племен в их естественном состоянии. Если посмотреть сейчас, то они и в джинсах ходят, и кока-колу пьют. А вот тогда, когда с ними только столкнулись, этого еще не было, поэтому нам важны описания этих людей в первозданном виде, то, что первым бросилось в глаза миссионерам и путешественникам.
Первая особенность психики первобытного человека – это ритуал. Есть проявления ритуала, которые проще всего заметить, это всякие обряды, праздники, процедуры инициации. И они подробно и детально описаны. Но есть нечто более глубокое, что лежит в основе ритуала, это тотальная регламентация жизни человека. Ритуал в глубоком смысле то, что составляет его сущность, т.е. достаточно развернутая система правил и запретов: каких животных можно употреблять в пищу, каких нельзя; по какой тропинке можно пройти, по какой нельзя; с каким человеком можно общаться, с каким нельзя. Например, запрет зятю здороваться с тещей и разговаривать с ней – это описано Фрейдом в книге «Тотемы и табу». Система запретов и правил, при нарушении которых наступают катастрофические последствия для человека. Описан был даже так называемый феномен «вуду-смерти», который заключался в том, что человек, нарушивший табу, в буквальном смысле слова умирал, хотя его никто не убивал. Происходила определенная церемония, исключающая данного человека из социальных отношений, и потом человек умирал. Почему он умирал? Этот вопрос стал предметом исследования знаменитого американского физиолога В. Кеннона. Он связывал феномен «вуду-смерти» с отказом кроветворных систем в результате особых изменений, которые происходят в вегетативной нервной системе. А если не умирает, то не умирает, попав, например, к белым врачам, потому что он убежден в том, что магия белого человека сильнее. Эта регламентация жизни проявляется в регламенте социальных отношений. Например, племя делится на фратрии. «Фратрии» – греческое слово, означающее братство, т.е. делится на некие группы, дальше эти группы делятся на подгруппы, каждая подгруппа делится, например, на тотемные кланы, и существует система правил. Например, мужчина из одного тотемного клана или относящийся к одной фратрии имеет право брать себе в жены только представительницу определенного клана или определенной фратрии. Это связано во многом, как полагал Фрейд, с запретом на инцест. Очень строгая регламентация жизни и социальных отношений, внешне это проявляется в особой организации их поселений. Я покажу структуру селения племени Бороро (это племя индейцев Южной Америки). Если смотреть сверху, то их селение похоже на колесо телеги. В центре находится мужской дом, куда запрещен вход женщинам, и в этом доме происходят ритуалы, какие-то действа, в которых участвуют только мужчины. Этот дом соединен тропинками определенными (по одной пройти можно, по другой нельзя) с хижинами, которые находятся на периферии. Леви Стросс, французский антрополог, обратил внимание на интересную вещь: миссионеры, которые пытались обратить индейцев Бороро в христианство, столкнулись с колоссальными трудностями. Но стоит лишь заставить индейцев отказаться каким-то образом от традиционного типа поселений, например, поставить свои дома не так, а вдоль реки, и с ними можно делать все, что угодно. Почему? Потому что исчез некий фундамент, исчезло то, к чему можно привязывать свое самосознание, исчез социальный институт, потому что он сидит именно на устройстве поселения. Эта социальная структура настолько овнешнена, настолько связана с внешней структурой, что стоит отказаться от внешней структуры, как внутри теряются опоры. Лучше сказать, что их там и нет, опоры вовне. На следующем слайде фотография центрального дома племени Бороро, и видно, что там присутствуют только мужчины. На другом слайде схема организации типичного австралийского племени. Тут мы видим 2 фратрии, 4 субфратрии и тотемные кланы. К примеру, мужчина, являющийся представителем тотемного клана Альфа, в силу наличия сложной системы социальных отношений может вступать в брак только с женщиной из тотемных кланов 4, 5, 6. И что самое любопытное, у них это все в голове сидит. У них это нигде не записано, они так организованы, они так живут.
С чем связан этот ритуал? Здесь проявляется, по-видимому, один из фундаментальных законов сознания, а именно осознание через запрет. Дело в том, что мы легче всегда понимаем «нельзя», чем «можно». Мы осознаем в первую очередь то, что нам сопротивляется, мы объективируем то, что оказывает нам сопротивление. Я не могу пройти сквозь стол, он для меня более реален, чем воздух. Некоторые из нас всю жизнь, некоторые до поры до времени не знают, что у них есть внутренние органы – мы их не замечаем, потому что они ведут себя нормально, не сопротивляются, никак себя не показывают. Но стоит где-то чему-то заболеть, я тут же обратил на это внимание, оно оказывает мне сопротивление, и оно становится для меня более реальным. И этот же механизм осознания через запрет обнажается при некоторых психических расстройствах, таких как нервозные навязчивые состояния. Это очень хорошо прописано в работах того же Фрейда. Человек накладывает на себя достаточно жесткую систему правил, допустим, вешает себе объявления «не забудь выключить газ», «не забудь выключить утюг», и он 20 раз возвращается домой и перепроверяет, забыл он или не забыл. Это еще нам понятно психологически. Но ведь могут возникать такие ритуалы, которые уже никак на внешнем уровне нам не понятны. К примеру, мне рассказывал пациент, что он был вынужден до секунд фиксировать каждый день, когда восходит и заходит солнце или когда какой автобус мимо его дома проходит тоже с точностью до секунд, и когда и какой автобус насколько опаздывает. Он в итоге настолько оброс этими навязчивостями и ритуалами, что попал в психиатрическую клинику. Человек, расположенный к навязчивым состояниям, тоже возвращается к механизму осознания через запрет. Он должен быть уже скрыт, а он выворачивается наружу, должны уже работать какие-то более зрелые механизмы, а в данном случае этот механизм возвращается. Человек может накладывать на себя и даже на своих родственников достаточно странные и жесткие правила, допустим, нельзя в определенное время дня подходить к телефону. В самом простом случае это может быть связано с тем, что вдруг кто-то позвонит с работы и меня о чем-то попросит, а я не смогу это сделать. «А вдруг», «не дай Бог», «что, если случится» – это то, что занимает человека с навязчивыми состояниями. Здесь мы можем увидеть патологическое стремление к правильности, чтобы все шло предсказуемым образом, как в случае первобытного ритуала. Есть система правил, которой нужно следовать, и тогда все будет хорошо. Именно в силу этого человек с синдромом навязчивости не способен на поступок. Или если он такой по жизни, это будет уже не невроз, это будет определенная личностная организация, человек всю жизнь тревожный и мнительный, он не способен на поступок, и ему легче следовать определенным предписаниям, чем ломать барьеры. Повторю, ритуал – это система, которая регламентирует жизнь, это тотальная регламентация жизни человека.
Второй признак первобытной психики – это сама по себе магия. В чем субъективный смысл ритуальных действий? Субъективный смысл, если мы возвращаемся к первобытному человеку, связан с тем, что делая нечто одно, этот человек при этом делает что-то совсем другое. Действуя с вещами или словами, человек как бы в это же время действует с чем-то другим. Именно в этом магичность его мышления. Я приведу наиболее известную классификацию видов магии, которую предложил английский антрополог Джеймс Джордж Фрейзер, который различал два вида магии.
Первый вид магии – это имитативная магия. Она основана на принципе подобия: подобные вещи или явления связаны друг с другом. Пример: известный обычай завязывать узелок, чтобы защититься от какого-то события. Узелок как любое скрещивание чего-либо (ног, кукиш в кармане и т.д.) – это препятствие. Был, кстати, описан такой запрет: если человек находится в помещении, где происходят роды, он ни в коем случае не должен сидеть со скрещенными ногами, иначе роды могут оказаться неудачными. Или замечательный обычай у европейских крестьян: как избавляться от прыщей. Нужно в августе, когда происходит звездопад, ночью с тряпочкой выйти на улицу, и когда увидишь падающую звезду, нужно быстро потереть то место, где сыпь. Точно так же, как с неба пропадет звезда, так и с кожи пропадет прыщ. Кстати, действительно пропадал. Почему? Потому что многие кожные заболевания имеют ярковыраженный психосоматический компонент, не случайно их можно лечить гипнозом. Тут опять же проявляется принцип подобия: подобные явления связаны друг с другом. Еще замечательный обычай описан у некого туземного племени. Когда взрослые мужчины отправлялись на военные действия, часть юношей оставалась в данном селении, они ложились куда-то, и их секли розгами. Они это стоически переносили, потому что были убеждены, что все правильно: так же, как происходит сейчас избиение юношей здесь, наши соплеменники избивают наших врагов. Еще пример имитативной магии: если твоя овца сломала ногу, совсем необязательно вылавливать эту овцу и перебинтовывать ногу ей, достаточно хорошенько перебинтовать ножку стула или чем-то обвязать ее. Нам смешно, но ведь также действительно делали. С принципом подобия связаны такие явления, как боязнь фотографироваться. С этим столкнулись многие путешественники. Первобытные люди очень не хотели, чтобы их фотографировали. Фотография может оказаться носителем души – это ее определенное подобие, а с ним можно что-то сделать. Фотографию можно сжечь, проткнуть ножом или можно изготовить куклу вуду. Обычай протыкать куклу вуду – это тоже обычай, связанный с принципом подобия. Или кодирование по фотографии – то, с чем сталкиваемся сейчас.
Второй вид магии – контагиозная магия, или заразительная магия, которая основана на принципе контакта: вещи, которые когда-либо проконтактировали, продолжают оставаться в контакте. Более того, они и до того находились в контакте, иначе они бы не проконтактировали. Если вещи были в контакте, то, значит, потом мы можем действовать с одной вещью, как с другой. Пример. Когда человека поранили ножом, то мазью совсем необязательно мазать эту рану, потому что рану мазать больно и вообще лучше до нее не дотрагиваться. Гораздо проще помазать мазью оружие, потому что оружие проконтактировало с раной, значит, неважно, куда мазь нанести. Тоже как проявление контагиозной магии мы можем расценивать такие обычаи или опасения современных людей, которые боятся где-то оставить свой волос или личные вещи, потому что на них могут что-то сделать.
Часто эти два вида магии объединяются. Пример: в Новой Гвинее у одного из племен во время инициации, когда мальчики превращаются в мужчин, проходя жесткие обряды, мальчики должны сосать мужское семя. И объясняется это так, что с этим семенем в них приходит мужество. Если они это не сделают, то они не станут мужчинами.
Следующий признак магического или первобытного мышления – это система мифологических представлений. Сюда относится анимизм, т.е. вера в духов, вера в одушевленность всего. Могут быть духи леса, воды, огня, духи предков и т.д. Также сюда относится генетизм, т.е. сказать, что такое данная вещь – значит, указать на ее происхождение и на положение ее в определенной системе родства. И с этим связано их представление о самих себе: сами эти люди описывают себя как систему родства, т.е. я – это то, откуда я произошел. И наконец, антропоморфизм: на явления мира накладываются человеческие формы, т.е. человек видит другие явления по своему подобию. В связи с этим уже в античной философии возникла идея, по-моему, у Протагора, что не боги создали людей, а люди создали богов по своему образу и подобию.
И четвертый признак магического мышления – это специфические категории пространства, времени, субстанций и причинности.
Пространство. Например, феномен биолокации – одна и та же вещь может одновременно находиться в разных местах, и в этом нет ничего удивительного.
Время. Сначала никакого времени нет вообще, время появляется как цикличное время: каждый новый день – это тот же самый день, так называемый феномен вечного настоящего, некий золотой век человечества. Время сначала осознается как цикличность, а линейное время, где есть прошлое, настоящее и будущее, появляется в истории культуры достаточно поздно. Не так, как мы, эти люди представляют отношения между предметами, что ближе, что дальше, что быстрее, что медленнее. Аналогичная ситуация была продемонстрирована в опытах Пиаже – швейцарского психолога, который занимался исследованием развития интеллекта у детей. Он, например, производил такой опыт: 4-летнему ребенку показываем ему два шарика, одновременно их толкаем, но с разной скоростью. Потом одновременно их останавливаем. Один шарик укатывается на большее расстояние, чем другой. Так вот ребенок ни за что не согласиться с вами, что шарики были остановлены одновременно, ему кажется, что тот шарик, который укатился на большее расстояние, тот и катился дольше.
Категория субстанции и причинности. В первобытном сознании еще не сформировано представление о первобытном объекте, т.е. объекты еще не совсем перманенты и еще не равны самим себе. Что это означает? Это означает, что любая вещь в принципе может превратиться в любую другую. Мы с вами выделяем объекты, как существующие независимо от нас, и если мы от них отворачиваемся, они не пропадают. Если ребенок отвернулся от объекта, то до поры до времени объект может и пропасть. Объекты не перманенты. Неперманентность может касаться и собственного Я. Племя винту в Калифорнии воспринимало себя как сгущения, которые постепенно исчезают и переходят в другие объекты. Процесс инициации может быть связан, наоборот, с обретением какого-то нового Я, и тождественности этих я может еще не быть: что одно есть продукт другого – совсем необязательно. Это может быть совсем новая душа.
Причинность. Для первобытного человека работает принцип «после – значит, по причине». Был описан такой случай. Один путешественник в своей хижине однажды показывал туземцам театр теней на стене, на следующий день эти туземцы получили очень богатую добычу, они пришли к путешественнику и просят опять показывать картинки, эти тени, потому что они связали эти два события. Последовательность во времени может иметь причинно-следственную связь.
В связи с этим возникает вопрос: зачем они все это делают? Зачем накладывать мазь на оружие, зачем прыгать около костра, когда можно заняться чем-то серьезным. Они что, дураки? Почему они тратят время и тратят силы на всякие ритуалы и на следования определенным запретам и т.д., если жить и так тяжело? Какова суть магического мышления? Это первый вопрос. И второй вопрос: в какой мере мы имеем право связывать наше магическое мышление с первобытным? Можем ли мы считать магическое мышление у нас рудиментом первобытного мышления? Рассмотрим основные стратегии интерпретации первобытной психики.
stydopedia.ru
Реферат - Психология первобытного общества
Введение
Около 3 млн. лет тому назад человек отделился от животного мира. Ко времени 35 – 10 тысяч лет тому назад относится формирование современного человека. И только 5 – 1 тысяча лет тому назад в разных частях земного шара складываются классы и государства. Ученые подсчитали, что если всю историю человечества приравнять к одним суткам, то на время с момента образования классов до наших дней придется только 4 минуты.
Из всей истории человечества первобытнообщинный строй был самым длительным по времени – более миллиона лет. Определить его нижнюю грань сколько-нибудь точно нелегко, так как во вновь обнаруживаемых костных остатках наших далеких предков большинство специалистов видит то предчеловека, то человека, и время от времени преобладающее мнение меняется. В настоящее время одни ученые считают, что древнейший человек (а тем самым и первобытное общество) возник 1,5 – 1 млн. лет назад, другие относят его появление ко времени более 2,5 млн. лет назад. Верхняя грань первобытнообщинного строя колеблется в пределах последних 5 тыс. лет, различаясь на разных континентах. В Азии и Африке первые классовые общества и государства сложились на рубеже 4 и 3 тысячелетий до н.э., в Америке – в 1 тысячелетии н.э., в других областях ойкумены – еще позднее.
История зарождения из животных существ человека – и поныне загадка природы. Где, когда и почему появился человек и человеческое сообщество – до сих пор единого мнения ученых нет. А вопрос весьма интересный, тем более, что памятников того времени – ни письменных, ни архитектурных – не существует. Остается лишь исследовать костные останки древнейших людей, раскапывать захоронения и обиталища людей – и на основе такого скудного материала делать обобщающие выводы, строить далеко идущие предположения, говорить об истоках современного человека и современных цивилизаций. В этом отношении более позднее время, медный или бронзовый и железный век, более “благодатная” почва для исторического исследования – памятников, в том числе и письменных и архитектурных, того времени все же сохранилось достаточно, а потому и загадок, порожденных тем этапом истории все же гораздо меньше. Именно поэтому цель данной работы – выявить специфику психологии первобытного общества, тем более, что последние десятилетия преподнесли множество сенсационных открытий, во многом переворачивающих наши представления о древнейшей истории человечества.
Историческая психология занимается преимущественно так называемыми историческими цивилизациями, т. е. такими, от которых дошли до нас письменные источники. С этим связана ее специализация в познании прошлого; на интерпретации документальных свидетельств построены ее методы.
Психическая эволюция гоминид до появления вида Человек разумный составляет предмет палеопсихологии; знания о человеке зрелой первобытности доставляла и доставляет этнография. Однако совершенно исключить дописьменный период человечества из своего рассмотрения историческая психология не может. Во-первых, целостная картина психогенеза, разумеется, не может обойтись без самого продолжительного отрезка прошлого; во-вторых, первобытность — первооснова исторического процесса, и она присутствует в ментальноcти всех последующих эпох вплоть до современной; в-третьих, устная передача информации — предшественница письменной и может интерпретироваться с точки зрения последней. Историческая психология ищет в первоначальной эпохе объяснение глубины культурной психики, основ человеческого общежития, коллектива, соседства и таких первобытных форм самовыражения, как живая речь, ритуал, магия, миф. Феномен человека выстраивается в триаду архаики (доистории), истории и современности. И задачей этой работы было охарактеризовать основные черты психологии первобытного общества.
1. Первобытное общество — начальная эпоха в истории человечества.
Это время, когда люди жили общинами, сообща владели землей, вместе трудились и распределяли добытые ими блага поровну. Главными связями в первобытной общине были родственные. Многие ученые считают, что для ранней стадии развития первобытной общины, в каменном веке, у охотников и собирателей диких растений, самыми прочными связями родства были связи между матерью и детьми, счет родства велся по материнской линии. Коллектив таких родственников, имевших общих предков — матерей, называется материнским родом, время его преобладания — материнско-родовым строем. Иногда для обозначения этого времени употребляется термин «матриархат» (от лат. mater — мать и греч. arche — власть), но он не вполне точен, так как власть в первобытной общине принадлежала всем ее взрослым членам. Род в первобытном обществе был тесно связан с другими родами: он не только нуждался в их помощи, но и должен был регулировать отношения с ними, распределяя охотничьи угодья и т. п. Основными связями между отдельными родами были брачные связи: как правило, мужчины одного рода брали себе жен в другом роде — такие отношения называются экзогамией (от греч. ехо — вовне и gamos — брак). Таким образом, первобытная община состояла из членов двух или нескольких родов — мужей и жен, их детей. Два или несколько родов составляли племя. Все важнейшие вопросы хозяйственной и общественной жизни решались коллективно на собрании всех взрослых членов племени. Поэтому первобытнообщинный строй называется также родо-племенным строем.
В ранней первобытной общине господствовало половозрастное разделение труда: женщины и помогавшие им дети занимались по преимуществу поиском съедобных растений (собирательство), мужчины — охотой. Эти занятия первобытной эпохи привели в конце каменного века — неолита — к открытию земледелия и скотоводства.
Распределение накопленных богатств зависело от глав родов — патриархов. Мужчины в эпоху производящего хозяйства (земледелия и скотоводства) стали занимать господствующее положение в обществе: наступила эпоха патриархата (от греч. — отец и — власть).
Новые хозяйственные связи и обмен продуктами земледелия и скотоводства упрочили отношения между отдельными племенами, что привело к формированию союзов племен и больших общностей, говоривших на родственных языках. Богатства скапливались в племенных центрах — будущих городах; главы старших («знатных») родов, составлявшие совет старейшин племени или союза племен. Из их среды выбирался и племенной вождь. Племенные объединения, управляемые таким вождем, были предшественниками первых государственных образований, их правители считались священными, власть вождя приближалась к царской власти.
Стремление завладеть имуществом, накопленным соседями, их землями и скотом приводило к постоянным войнам, выделению военных вождей и их войска — дружины. Выделение родоплеменной знати, сосредоточившей в своих руках богатства, созданные рядовыми общинниками, вождей и войска, а также освящающего их власть жречества знаменовало начало разложения первобытного равенства: на смену кровнородственным связям и отношениям равенства приходили иные общественные отношения.
Первобытное общество долго существовало на периферии древних и современных цивилизаций. До ХХ века сохранили первобытные традиции каменного века аборигены Австралии, бушмены Африки и некоторые индейские племена в джунглях Амазонки. Многочисленные исследования, проведенные этнографами у этих народов, наряду с данными археологии, позволяют восстановить историю первобытного общества, от которого не осталось письменных свидетельств.
2. Хронология и культура первобытности
В общепринятой классификации первобытная эпоха человечества (каменный век) включает палеолит (древний каменный век), мезолит (средний каменный век) и неолит (новый каменный век). Палеолит разделяется на ранний (нижний) и поздний (верхний). Иногда последний период раннего палеолита — мустьерскую культуру — выделяют в средний палеолит. Указанное разделение было создано в XIX в. археологами и отражало отчасти идею о роли технологии в развитии человека, отчасти специфику археологических находок дописьменной эпохи. Неуничтожаемый, изобильный камень (в ряде случаев единственное, что можно извлечь из древнейших времен) служил преимущественным эмпирическим источником датировок, классификаций, гипотез о древнейшем прошлом.
Безмолвная архаика представляется идеальным примером бессобытийной, «долгой» или «спящей» истории. Применение к археолого-этнографическому материалу социально-экономических понятий дало марксистскую доктрину первичной (первобытнообщинной) формации. За пределами марксизма понятие первобытнообщинного строя, выросшее под эгидой исторического материализма, не получило распространения. Материалы о каменном веке группируются по так называемым археологическим культурам. Археологическая культура не совпадает с культурой в философском, социологическом, этнографическом понимании. Она обозначает общность материальных памятников, относящихся к одному времени и находящихся на определенной территории. Название культуры, как правило, дает наиболее известное или первое открытое местонахождение. Принципы причисления находок к культуре — эмпирические, по характерному признаку (или признакам). Этнический, социальный, психологический облик носителей материальной культуры может быть реконструирован на основе аналогий, с привлечением неархеологических данных.
На рубеже среднего и верхнего палеолита заканчивается эволюция ископаемых гоминид и появляется человек разумный, скачкообразно увеличивается разнообразие каменных и других орудий, появляются составные изделия: вкладыши, наконечники, сшитая одежда. Главной социальной инновацией нижнего палеолита была экзогамия — исключение из брачных отношений ближайших родственников. Хотя элементы парного брака отмечаются уже у высших приматов (особенно у шимпанзе) и, безусловно, сильно окрепли у древнейших ископаемых людей, архантропов и палеоантропов, родство по определенной линии становится ведущим конституирующим принципом социальности в позднем палеолите. Запрет инцеста (кровосмешения) требовал общественной регуляции брака, появились род и семья[3,143].
Замена эволюционного типа развития на исторический принесла столь радикальные изменения в столь сжатые по сравнению с темпами антропогенеза сроки, что может быть определена как палеолитическая революция. Продуктом этой революции стало фундаментальное антропологическое, психофизиологическое, психосоциальное, духовное единство человечества, которое сохранится в истории вопреки расхождениям в экономическом, социальном, языковом, бытовом развитии человеческих сообществ. Из сказанного ясно, что в эту эпоху человечество вдобавок к биологическому, видовому единообразию приобретает тот уровень интонирующих связей, который называется культурой. Культура рождается в конце древнего каменного века как целостная система, тогда как в антропогенезе можно говорить только об отдельных зонах культурного поведения.
3. Психологические объяснения антропогенеза
Археологические данные о каменном веке весьма локальны, но общечеловеческие закономерности, вышедшие из позднего каменного века, относятся к самым глубоким пластам человеческого бытия. Архаический базис цивилизации сейчас воспринимается как синоним бессознательного. Но это бессознательное исторически сложилось из открытий «прометеевской эпохи», т. е. начиная, по крайней мере, со среднего палеолита. Как наука представляет психологические итоги антропогенеза — об этом говорит В.В. Бунак в работе «Речь и интеллект» [1,550].
Вокальная коммуникация и конкретные представления ископаемых гоминид перешли в членораздельную речь и речевое мышление в начале позднего палеолита под влиянием антропологических, экологических, технологических, психосоциальных обстоятельств. Соотношение указанных факторов далеко от ясности. Возникновение языка (глоттогенез) и появление мышления целостными составными конструкциями (синтагмами) представлены производными от навыков обработки камня. Привязанная к трудовой теории антропосоциогенеза марксистская наука выделяла производство среди прочих факторов развития человечества. Внутри этого принципиального подхода существовали две точки зрения.
В первом случае тезис «Труд создал человека» трактовался буквально: орудие труда прямо свидетельствует о существовании сознания и культуры, по крайней мере в зачаточных формах.
В соответствии со второй точкой зрения употребление орудий является общей основой очеловечивания антропоидов, но к непосредственным причинам культуры и сознания не относится. Непосредственным признаком и двигателем очеловечивания служит речь (шире — знаковые системы). Наиболее впечатляюще вторая точка зрения была изложена Б. Ф. Поршневым [1974]. Коммуникация ископаемых гоминид разделена у него на три стадии: животной имитации, суггестии ископаемых людей и речевого общения человека разумного. Каждый этап начинается отрицанием предыдущего и диалектическим скачком. Ведущим (прямым) фактором антропогенеза является коммуникативное взаимодействие, а не труд. Скачок ко второй сигнальной системе Поршнев объясняет несовместимостью двух эволюционных ветвей гоминид (мустьерцев-палеоантропов и неоантропов) и необходимостью психологической защиты более продвинутых неоантропов от менее развитых, но более суггестивных палеоантропов.[6,328] Концепция Поршнева задана философско-диалектической схемой отрицания отрицания, она продолжает столь же захватывающие и столь же плохо обоснованные идеи, выдвинутые в 1920—1930 гг. Н. Я. Марром. Создатель «нового учения о языке» и «палеонтологии речи» верил, что современный язык сменил стандартизированный ручной язык, победивший еще более древний пантомимо-мимически-звуковой.
4. «Примитивная ментальность»
Эволюционизм и анимистическая школа в этнологии, а затем социологический рационализм Дюркгейма выделили элементы примитивной ментальности, которые они отнесли к архаическому типу общества. В контексте этих первых исследований, которым не удалось дать точное определение понятия «примитивная ментальность», вычитывается явное или скрытое противопоставление первобытных народов развитым народам, как и иерархическое распределение форм мысли.
Сразу же после первой мировой войны французский исследователь Марсель Мосс в очерке об отраслях социологии подчеркнул, что изучение ментальнос-ти входит в моду. Решающий вклад в оформление понятия «примитивной ментальности» внес Люсьен Леви-Брюль (1857—1939). Он сделал поразительное открытие: оказывается, первобытный человек мыслил совсем не так, как современный. Дело вовсе не в том, что мышление было неразвитым. Оно оказалось принципиально другим.
Леви-Брюль написал важные для развития психологии масс работы о мышлении первобытных народов, которое он назвал «дологическим» и считал магически связанным с предметами внешнего мира. Леви-Брюль оказал огромное влияние на направленность антропологических и этнологических исследований, 246 подчеркивая трудности, которые возникают при попытке постичь коллективную жизнь бесписьменных народов, исходя из наших современных представлений.
Французский исследователь сопоставил первобытную ментальность и современную и таким образом поставил вопрос о том, существует ли, вообще говоря, универсальная логика. Это навлекло на него многочисленные упреки. В результате произошла определенная корректировка изначальной позиции. Леви-Брюль изучал разнообразные нравы примитивных народов и в итоге засомневался в том, существует ли единство человеческой природы. Он обратил внимание на колоссальное непонимание между умами, которые сформированы разными культурами.
Теоретическая догадка Леви-Брюля состояла в том, что умственные функции зависят от форм общественной жизни. Этот теоретический ход, как нетрудно догадаться, близок к марксистской позиции. В то время исследователь видел, что можно обстоятельно проанализировать психологию людей, если максимально отдалиться от исследования современных форм мысли. Он стал изучать мышление тех народов, которых тогда называли дикими или примитивными. В первобытной ментальности прежде всего бросалась в глаза огромная роль аффективности, которая затмевала собой рациональный аспект поведения. Так Леви-Брюль описал разницу между примитивной ментальностью и логическим мышлением.
Чтобы отличить первобытную ментальностьот нашей, Леви-Брюль характеризует ее как мистическую (то есть основанную на вере в сверхъестественные силы). Другое определение такого навыка мысли — дологическое мышление. Речь у Леви-Брюля шла вовсе не о том, что оно предшествует или противоречит логике. Утверждалось, что оно подчиняется не исключительно законам нашей логики, особенно принципу тождества. Суть дела заключалась в том, что первобытная мысль, сформированная коллективными представлениями, которые не являются чисто интеллектуальными, как бы не замечала противоречий в самом ходе рассуждения.
Иначе говоря, дологическая ментальность подчинялась принципу, который не входит в логику нашей рациональной науки, а именно принципу сопричастности (патриципации). Это означало, что одно и то же существо может быть собою и чем-то иным. Уже цитированный нами Э.Канетти утверждал, что знаки, по которым бушмен узнает приближение животного или человека, — это знаки на его собственном теле. Такие предчувствия представляют собой зачатки превращений. Исследователь предупреждал: чтобы знаки сохранили свою ценность для исследования превращений, не нужно вносить ничего постороннего в мир бушменов.
Получается, будто тело одного и того же бушмена становится телом его отца, его жены, страуса и антилопы. Способность его быть в разное время то одним, то другим и потом снова самим собой — факт огромного значения. Последовательность превращений определяется внешними поводами. Это чистые превращения: каждое существо, ощущаемое бушменом, остается тем, что оно есть. Превращения отделены друг от друга, иначе они не имели бы смысла. Отец с его раной — не жена с ее ремнями. Страус — не антилопа. Собственная самотождественность, от которой бушмен может отказаться, сохраняется в превращениях. Он может быть тем или другим, но то и другое отделено друг от друга, поэтому между ними он всегда остается самим собой.
Леви-Брюль разъясняет, что первобытный человек чувствует себя не только человеком, но и животным, поскольку он причастен к роду своего тотема. Он может одновременно находиться там, где он спит, и там, где разворачивается действие его сновидения. Из этих характеристик ментальности первобытного человека вытекает, что он мало способен к абстракции и обобщению. Он более восприимчив к качественным, чем к количественным отношениям. Его восприятие природы и всех существ сглаживает различия между натурой и ее созданиями.
Первобытный человек верит в действенность тайных сил, что приводит его к мистическому мировосприятию. Такой человек способен к технической деятельности лишь постольку, поскольку этот вид активности основывается на законах физики, но не требует их ясного осознания. В известной мере человек, говоря метафорически, может вести паровоз, не зная его устройства. Он не воспринимает себя в качестве отдельного субъекта, скорее, склонен рассматривать все существа как носителей смутных безличных сил. Точно так же индивид не мыслит себя вне своей группы. Он причастен к тому, что его окружает и не выделяет себя из своей среды.
Указав на сущностные демаркации между первобытной и цивилизованной ментальностыо, Леви-Брюль отметил, что между ними возможны оттенки и переходы. Три последние книги Леви-Брюля еще более смягчают противопоставления и не оставляют места для чисто исторического подхода, то есть для возможности перехода интеллекта из дологического состояния в состояние исключительно рационалистическое и позитивистское. Действительно, для объяснения мышления посредством сопричастности привлекается аффективность. Наиболее важным в первобытной ментальности оказывается не столько принцип мыслительных связей, сколько особый характер ее контакта с реальностью, а именно мистический опыт, в котором господствует «аффективная категория сверхъестественного»
Этим выражением, созданным, чтобы показать, что речь идет об элементе, столь же важном для мысли, как интеллектуальные категории Аристотеля, Леви-Брюль обозначает особый тип опыта, в котором примитивный человек ощущает контакт со сверхъестественным. Вмешательство сверхъестественных сил открывается посредством неожиданного. Эти силы могут быть благими или злыми, приносить удачу или неудачу. Но это не означает, что первобытный человек озабочен исключительно такого рода феноменами. Магия, сны, видения, игра, присутствие мертвых дают первобытному человеку мистический опыт, в котором он черпает сведения об этом мире.
Изучая более детально верования австралийцев и папуасов, Леви-Брюль показывает, что мифология примитивных народов не организованна, но исходит из типа довольно однородного опыта, который объясняется аффективной категорией сверхъестественного. Мифический мир текуч. Категории в нем не выделены, мифы имеют трансцендентную и животворящую силу. Они укрепляют чувство сопричастности. Что касается символов, то они преображают откровение в конкретный опыт, позволяя охватить невидимое. Символизм, впрочем, располагается на этапе менее примитивном, нежели прямое ощущение единства реального и сверхъестественного.
В результате этого анализа характеристиками примитивной реальности становятся уже не ее безразличие к логике и отсутствие абстрагирования, а, скорее, тип опыта, который разрабатывается затем в мифах и символах, чтобы сформировать ту пережитую целостность, которая остается беспорядочным мышлением, невзирая на единство тональности. В «Записных книжках» (1949), опубликованных через десять лет после его смерти, Леви-Брюль вновь противопоставил два вида ментальности.
Теперь это противопоставление смягчается еще более. Изучение архаических народов лишь позволяет нам осознать важность определенного аспекта человеческого мышления. Этот аспект в скрытом виде присутствует и при интеллектуальных операциях. «Логическая структура человеческого духа, — пишет автор в одной из своих последних заметок, — повсюду одинакова» — утверждение, которое разрушило бы гипотезы его первых книг, если бы в его творчестве не сохранилось бы, по крайней мере, новое освещение роли сопричастности и аффективности в нашем постижении мира. Все же современную ментальность Леви-Брюль характеризует как логическую, организованную и рациональную.
К изучению первобытной ментальности обращался не только Леви-Брюль, но и видный неокантианец Эрнст Кассире. По его мнению, примитивная ментальность отличается от нашей не какой-то особой логикой, а прежде всего своим восприятием природы, которое не является ни теоретическим, ни прагматическим, но симпатическим, то есть позволяющим слиться с натурой. Примитивный человек способен делать эмпирические различия между вещами, но гораздо сильнее у него чувство единства с природой, от которой он себя не отделяет.
Человек первобытного общества еще не приписывает себе особого, уникального положения в природе. В тотемизме он не просто рассматривает себя потомком какого-либо вида животного. Эта связь проходит через все его физическое и социальное существование. Во многих случаях это отождествление: члены некоторых тотемических кланов в прямом смысле слова объявляют себя птицами или какими-либо другими животными. Следовательно, мы видим, что глубокое чувство единства живого сильнее эмпирических различий, которых первобытные люди не могут не замечать, но с религиозной точки зрения эти различия оказываются для них второстепенными.
Поколения людей также образуют единую непрерывную цепь, которая поддерживается через перевоплощение предков. И это чувство непоколебимого единства жизни настолько сильно, что оно приводит даже к отрицанию смерти. В примитивных обществах она никогда не рассматривается как естественное явление. Мысль о том, что человек смертен, по своей природе глубоко чужда первобытной религиозной жизни. Здесь можно отметить резкое различие между мифологической верой в бессмертие и позднейшими философскими попытками доказать это бессмертие, например в «Федоне» Платона.
Если что и нуждается в объяснении для первобытного человека, подчеркивает Э.Кассирер, то это не факт бессмертия, но факт смерти. По его словам, первобытная религия есть, быть может, самое сильное. И энергичное утверждение жизни, какое мы находим в человеческой культуре.
5. Специфика архаического сознания
Как мы могли заметить, в первобытный период культуры высока степень зависимости людей от природы, поэтому первым этапом в развитии архаического мышления становитсяанимизм (лат. «душа») — одушевление природы. Не выделяя себя из природы, человек отождествляет себя с ней, распространяет свой духовный мир, свои состояния и настроения на природу: в его понимании следующий день, желанная погода или долгожданное время года могут «забыть» наступить, окружающий мир может «показать» собственное отношение к человеку и т. д. Если, действуя необходимым образом, человек не получает ожидаемого результата, значит, некие силы противостоят ему. Древние считали одушевленными все существа, явления природы, различные материальные объекты. Это отношение расширилось до верования в духов, населяющих весь мир. Духи местности, духи сил природы, духи вещей, добрые и злые,— все требуют особых ритуалов, целью которых становится достижение желаемых результатов деятельности. В. К. Арсеньев (1872—1930), исследователь Дальнего Востока, этнограф и писатель, пишет о своем проводнике Дерсу Узала: «По его представлению, душу — тень (ханя) — имеют не только люди, животные, птицы, рыбы, насекомые, но и растения, и камни и вообще все неодушевленные предметы» [7,435]. На основании такого отношения вырабатываются целые комплексы ритуалов и других специальных действий, которые кажутся необходимыми.
Тайлор отмечает: «Анимист признает, что духовные существа управляют явлениями материального мира и жизнью человека или влияют на них здесь и за гробом. Так как, далее, анимисты думают, что духи сообщаются с людьми и что поступки последних доставляют им радость или неудовольствие, то рано или поздно вера в их существование должна привести естественно и, можно даже сказать, неизбежно к действительному почитанию их или желанию их умилостивить. Таким образом, анимизм включает в себя верования в управляющие божества и подчиненных им духов, в душу и в будущую жизнь, верования, которые переходят в жизни в действительное поклонение» [8, 211].
Одно из частных проявлений анимизма —фетишизм (фр. «амулет, идол. талисман»), вера в сверхъестественные свойства неодушевленных предметов. Фетишем может стать любой предмет, но из множества предметов выбираются такие, которые с точки зрения древнего человека выступают как вместилище души, охраняя его или помогая ему в различных видах деятельности (камни, куски дерева и пр.). От фетиша до идола (греч. «образ, подобие, изображение»; ср. эйдос) всего лишь один шаг: нужно только придать предмету какую-либо внешность.
Следующим шагом в развитии архаического сознания становится антропопатизм (греч «человек» + «отец») — представление о своем родстве с природой. Это отношение с миром и лежит в основе тотемизма. Постепенно архаическое сознание логически приходит к очеловечиванию природы— антропоморфизму (греч. «человек» + «форма»). Арсеньев вспоминал: «Его самый главный люди,— ответил мне Дерсу, указывая на солнце.— Его пропади — кругом все пропади… Земля тоже люди. Голова его — там,— он указал на северо-восток,— а ноги туда,— он указал на юго-запад.— Огонь и вода тоже два сильные люди» [7, с. 226 [.
Важной стадией развития архаического сознания становитсяперсонификация (лат. «лицо» + «делаю») сил природы, которые теперь выступают как боги с определенными функциями и особым происхождением, многие из них имеют человекоподобный облик. Так складывается языческий политеизм (многобожие), который существовал на всех континентах и у всех народов мира. Пройдет много веков, пока сознание не обратится к единому богу — творцу, защитнику, судье с карающей десницей. Для первобытной культуры характерно, что в ней трудно отделить религиозное сознание от повседневной деятельности людей. Проблемы выживания и продолжения своего рода решались доступными людям средствами. Таким образом, первобытный человек сам создавал собственную систему ценностей, которая в свою очередь формировала и закрепляла особенности его сознания.
Современному мыслящему человеку несвойственно «связывать многие явления действительности, например мелкие случайные проступки индивидов, с событиями вселенского, космического характера, переносить свойства одного явления на другие, отождествлять образ явления с самим явлением и соответственно представлять, что одни явления могут перевоплощаться в другие, верить в возможность материального воздействия на явление через мысленные и физические манипуляции с его образом» ['|8, с 30]. Архаическое же сознание, в основном образное и эмоциональное, выступает как целостное, представляющее себе мир нерасчлененным; в нем любое действие может привести к непредсказуемым последствиям. На взгляд первобытного человека, мир выглядит как система взаимосвязанных и взаимообусловленных явлений, поэтому, чтобы не нарушить шаткое равновесие мира каким-либо непривычным или непринятым действием, он связывает себя ритуалами и правилами, которые, по его представлениям, должны обеспечить ему блага жизни.
В архаическом сознании не разделяются внешние и внутренниестороны предметов и отношений мира, представление о внутреннем складывается на основе внешнего, существенные признаки не отличаются от несущественных, а часть — от целого, отождествляются также предмет и его имя. Так постепенно развиваетсямагия (греч.) — система определенных манипуляций и слов, с помощью которой люди надеются заставить природу, людей, духов и богов произвести желательные для них действия. Первобытный колдун, маг совершает мало понятный для непосвященных ритуал с любой частью предмета или его изображением, ожидая желаемого результата от целого. Например, шаман одного из племен, желая излечить больного, выкрикивает имя страдальца в котел с кипящим целебным снадобьем и Франция плотно закрывает его крышкой.
Считается, что имя, слившись с отваром, исцелится и принесет выздоровление носящему это имя. Таков же принцип и иных магических действий. В их основе лежит представление о том, что все связи, которые возникают в мыслях, обязательно осуществляются и в действительности, следовательно, на мир можно воздействовать силой мысли.
Некоторые народы считают, что если соединить две вещи веревкой или шнурком, то «это установит связь между ними или послужит для передачи влияния» от одного предмета к другому [8, 95]. В Древней Греции жители города Эфеса, чтобы отбить вражеское нападение, протянули веревку длиной 1400 метров от города к храму богини Артемиды, надеясь, что веревка в прямом смысле слова свяжет город с богиней — своей защитницей. У зулусов человек, чтобы смягчить сердце того, с кем он должен совершить сделку, жует кусок дерева. В средневековой Германии юноша, надеясь избежать рекрутского набора, носил в кармане детскую девичью шапочку, полагая, что высшие силы примут его за маленькую девочку и помогут таким образом отодвинуть свой призывной возраст. Магия существовала и в более поздние времена, и сейчас не исчезла окончательно.
Таким образом, сознанию древнего человека во всех его проявлениях был свойственсинкретизм (греч. «соединение, объединение»), нерасчлененность. В синкретических оценках явлений (вещей) смешивались различные критерии. Можно выделить, по крайней мере, четыре таких критерия: утилитарный (полезное или вредное), религиозный (священное или нет), нравственный (доброе или злое) и эстетический (прекрасное или безобразное). Оценка явления со знаком плюс или минус по любому основанию влекла за собой такую же положительную или отрицательную оценку его во всех других отношениях. Можно предположить, что определяющим был утилитарный критерий. Грубо говоря, полезная вещь считалась красивой, хорошей, созданной добрым духом, и наоборот. Ученые этнографы утверждают, что человек мог принять или отвергнуть ту или иную вещь на основании представления об ее нравственной, религиозной или эстетической ценности.
С развитием отношений человека и мира и осознанием им своего места в мире синкретический комплекс дифференцируется — сознание отделяет одни критерии от других: предмет может восприниматься как полезный, но безобразный, прекрасный, но злой, и т.д.
На базе синкретического сознания возникает мифология как способ познания и осмысления мира. В мифах человек заключил всю систему сведений обо всем, что его окружало, о причинах возникновения и способах существования природных явлений. Мифологию нельзя представлять как сборник сказок или иной вымысел. В ней объединены фантазия и реальность, причем фантазия не украшает реальность — она помогает строить представления о тех сторонах мира, которые скрыты от непосредственного чувственною восприятия. В мифологии все природные силы не только одушевлены, но и персонифицированы: земля и небо, вода и стихии воздуха, огонь и др. Но если возникновение мифологии можно с различными оговорками отнести к раннепервобытной общине, то ее развитие — гораздо более поздний процесс.
Заключение
Таким образом, первобытная культура отражает длительный и трудный период возникновения, становления и оформления всех сторон человеческой деятельности. Это наивная, во многом ограниченная и в то же время разнообразная, охватывающая с каждым шагом человечества все больше сторон, развивающаяся и во времени, и в пространстве культура. Ее примитивность кажущаяся: в ней, как в бутоне цветка, сосредоточилось все, из чего позже расцветет огромное богатство всей мировой культуры. Как бы ни была неповторима та или иная конкретная культура, любую из них роднит то общее, что формировалось на заре человечества.
1. Понятие «первобытная культура» отражает длительный и противоречивый период становления и развития человечества. Здесь трудно отделить собственно культуру от способа существования человеческого сообщества. Поэтому в некоторых случаях применение термина «культура» к самым первым шагам человечества достаточно условно.
2. Основные факторы возникновения культуры являются жизненной необходимостью для сохранения и самовоспроизведения человеческого сообщества. В этом своем качестве они в значительной степени выступают как начала, связанные с биологическими задачами живой системы. Но именно эти факторы обеспечивают процесс адаптации к изменяющимся условиям среды, повышают уровень организации системы человеческого сообщества, постепенно превращаясь в надбиологические механизмы, регулирующие процесс выживания и самосохранения. В этом своем качестве они начинают составлять «первокирпичик» культуры.
3. Особенностью архаического сознания является его целостность, синкретизм (нерасчлененность). Это качество предполагает, что мир в сознании первобытного человека воспринимался как продолжение самого человека, его особенностей, его образа жизни. При этом стоит обратить внимание на то, что чем более сложной становится деятельность человека, тем более он осмысляет свою зависимость от природы. На первых этапах он не отделяет себя от природы, и это порождает и анимизм, и тотемизм, и фетишизм, объединяющие человека и природу в одно целое. В условиях позднеродового общества человек уже обожествляет природу, явно ставя себя в зависимость от нее.
Литература
1. Канетти Э. Превращение // Проблема человека в западной философии // Под ред. П.С.Гуревича. М.: 1988.
2. Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в историю человеческой культуры // Проблема человека в западной философии. М.:1986.
3. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: 1930.
4. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: 1994.
5. Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории.- М., 1974
6. Февр Л. Бои за историю. М.: 1991.
7. Фрейд 3. Человек по имени Моисей и монотеистическая религия. М.: 1993.
8. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: 1990.
9. Человек и индивидуальность в истории культуры / Под ред. А.Л.Гуревича. М.: 1990.
10. Это человек. Антология. Составитель П.С.Гуревич. М.: 1995.
www.ronl.ru
Психология первобытного общества
Введение Около 3 млн. лет тому назад человек отделился от животного мира. Ко времени 35 – 10 тысяч лет тому назад относится формирование современного человека. И только 5 – 1 тысяча лет тому назад в разных частях земного шара складываются классы и государства. Ученые подсчитали, что если всю историю человечества приравнять к одним суткам, то на время с момента образования классов до наших дней придется только 4 минуты. Из всей истории человечества первобытнообщинный строй был самым длительным по времени – более миллиона лет. Определить его нижнюю грань сколько-нибудь точно нелегко, так как во вновь обнаруживаемых костных остатках наших далеких предков большинство специалистов видит то предчеловека, то человека, и время от времени преобладающее мнение меняется. В настоящее время одни ученые считают, что древнейший человек (а тем самым и первобытное общество) возник 1,5 – 1 млн. лет назад, другие относят его появление ко времени более 2,5 млн. лет назад. Верхняя грань первобытнообщинного строя колеблется в пределах последних 5 тыс. лет, различаясь на разных континентах. В Азии и Африке первые классовые общества и государства сложились на рубеже 4 и 3 тысячелетий до н.э., в Америке – в 1 тысячелетии н.э., в других областях ойкумены – еще позднее. История зарождения из животных существ человека – и поныне загадка природы. Где, когда и почему появился человек и человеческое сообщество – до сих пор единого мнения ученых нет. А вопрос весьма интересный, тем более, что памятников того времени – ни письменных, ни архитектурных – не существует. Остается лишь исследовать костные останки древнейших людей, раскапывать захоронения и обиталища людей – и на основе такого скудного материала делать обобщающие выводы, строить далеко идущие предположения, говорить об истоках современного человека и современных цивилизаций. В этом отношении более позднее время, медный или бронзовый и железный век, более “благодатная” почва для исторического исследования – памятников, в том числе и письменных и архитектурных, того времени все же сохранилось достаточно, а потому и загадок, порожденных тем этапом истории все же гораздо меньше. Именно поэтому цель данной работы – выявить специфику психологии первобытного общества, тем более, что последние десятилетия преподнесли множество сенсационных открытий, во многом переворачивающих наши представления о древнейшей истории человечества. Историческая психология занимается преимущественно так называемыми историческими цивилизациями, т. е. такими, от которых дошли до нас письменные источники. С этим связана ее специализация в познании прошлого; на интерпретации документальных свидетельств построены ее методы. Психическая эволюция гоминид до появления вида Человек разумный составляет предмет палеопсихологии; знания о человеке зрелой первобытности доставляла и доставляет этнография. Однако совершенно исключить дописьменный период человечества из своего рассмотрения историческая психология не может. Во-первых, целостная картина психогенеза, разумеется, не может обойтись без самого продолжительного отрезка прошлого; во-вторых, первобытность — первооснова исторического процесса, и она присутствует в ментальноcти всех последующих эпох вплоть до современной; в-третьих, устная передача информации — предшественница письменной и может интерпретироваться с точки зрения последней. Историческая психология ищет в первоначальной эпохе объяснение глубины культурной психики, основ человеческого общежития, коллектива, соседства и таких первобытных форм самовыражения, как живая речь, ритуал, магия, миф. Феномен человека выстраивается в триаду архаики (доистории), истории и современности. И задачей этой работы было охарактеризовать основные черты психологии первобытного общества. 1. Первобытное общество - начальная эпоха в истории человечества. Это время, когда люди жили общинами, сообща владели землей, вместе трудились и распределяли добытые ими блага поровну. Главными связями в первобытной общине были родственные. Многие ученые считают, что для ранней стадии развития первобытной общины, в каменном веке, у охотников и собирателей диких растений, самыми прочными связями родства были связи между матерью и детьми, счет родства велся по материнской линии. Коллектив таких родственников, имевших общих предков - матерей, называется материнским родом, время его преобладания - материнско-родовым строем. Иногда для обозначения этого времени употребляется термин "матриархат" (от лат. mater - мать и греч. arche - власть), но он не вполне точен, так как власть в первобытной общине принадлежала всем ее взрослым членам. Род в первобытном обществе был тесно связан с другими родами: он не только нуждался в их помощи, но и должен был регулировать отношения с ними, распределяя охотничьи угодья и т. п. Основными связями между отдельными родами были брачные связи: как правило, мужчины одного рода брали себе жен в другом роде - такие отношения называются экзогамией (от греч. ехо - вовне и gamos - брак). Таким образом, первобытная община состояла из членов двух или нескольких родов - мужей и жен, их детей. Два или несколько родов составляли племя. Все важнейшие вопросы хозяйственной и общественной жизни решались коллективно на собрании всех взрослых членов племени. Поэтому первобытнообщинный строй называется также родо-племенным строем. В ранней первобытной общине господствовало половозрастное разделение труда: женщины и помогавшие им дети занимались по преимуществу поиском съедобных растений (собирательство), мужчины - охотой. Эти занятия первобытной эпохи привели в конце каменного века - неолита - к открытию земледелия и скотоводства. Распределение накопленных богатств зависело от глав родов - патриархов. Мужчины в эпоху производящего хозяйства (земледелия и скотоводства) стали занимать господствующее положение в обществе: наступила эпоха патриархата (от греч. - отец и - власть). Новые хозяйственные связи и обмен продуктами земледелия и скотоводства упрочили отношения между отдельными племенами, что привело к формированию союзов племен и больших общностей, говоривших на родственных языках. Богатства скапливались в племенных центрах - будущих городах; главы старших ("знатных") родов, составлявшие совет старейшин племени или союза племен. Из их среды выбирался и племенной вождь. Племенные объединения, управляемые таким вождем, были предшественниками первых государственных образований, их правители считались священными, власть вождя приближалась к царской власти. Стремление завладеть имуществом, накопленным соседями, их землями и скотом приводило к постоянным войнам, выделению военных вождей и их войска - дружины. Выделение родоплеменной знати, сосредоточившей в своих руках богатства, созданные рядовыми общинниками, вождей и войска, а также освящающего их власть жречества знаменовало начало разложения первобытного равенства: на смену кровнородственным связям и отношениям равенства приходили иные общественные отношения. Первобытное общество долго существовало на периферии древних и современных цивилизаций. До ХХ века сохранили первобытные традиции каменного века аборигены Австралии, бушмены Африки и некоторые индейские племена в джунглях Амазонки. Многочисленные исследования, проведенные этнографами у этих народов, наряду с данными археологии, позволяют восстановить историю первобытного общества, от которого не осталось письменных свидетельств. 2. Хронология и культура первобытности В общепринятой классификации первобытная эпоха человечества (каменный век) включает палеолит (древний каменный век), мезолит (средний каменный век) и неолит (новый каменный век). Палеолит разделяется на ранний (нижний) и поздний (верхний). Иногда последний период раннего палеолита — мустьерскую культуру — выделяют в средний палеолит. Указанное разделение было создано в XIX в. археологами и отражало отчасти идею о роли технологии в развитии человека, отчасти специфику археологических находок дописьменной эпохи. Неуничтожаемый, изобильный камень (в ряде случаев единственное, что можно извлечь из древнейших времен) служил преимущественным эмпирическим источником датировок, классификаций, гипотез о древнейшем прошлом. Безмолвная архаика представляется идеальным примером бессобытийной, «долгой» или «спящей» истории. Применение к археолого-этнографическому материалу социально-экономических понятий дало марксистскую доктрину первичной (первобытнообщинной) формации. За пределами марксизма понятие первобытнообщинного строя, выросшее под эгидой исторического материализма, не получило распространения. Материалы о каменном веке группируются по так называемым археологическим культурам. Археологическая культура не совпадает с культурой в философском, социологическом, этнографическом понимании. Она обозначает общность материальных памятников, относящихся к одному времени и находящихся на определенной территории. Название культуры, как правило, дает наиболее известное или первое открытое местонахождение. Принципы причисления находок к культуре — эмпирические, по характерному признаку (или признакам). Этнический, социальный, психологический облик носителей материальной культуры может быть реконструирован на основе аналогий, с привлечением неархеологических данных. На рубеже среднего и верхнего палеолита заканчивается эволюция ископаемых гоминид и появляется человек разумный, скачкообразно увеличивается разнообразие каменных и других орудий, появляются составные изделия: вкладыши, наконечники, сшитая одежда. Главной социальной инновацией нижнего палеолита была экзогамия — исключение из брачных отношений ближайших родственников. Хотя элементы парного брака отмечаются уже у высших приматов (особенно у шимпанзе) и, безусловно, сильно окрепли у древнейших ископаемых людей, архантропов и палеоантропов, родство по определенной линии становится ведущим конституирующим принципом социальности в позднем палеолите. Запрет инцеста (кровосмешения) требовал общественной регуляции брака, появились род и семья[3,143]. Замена эволюционного типа развития на исторический принесла столь радикальные изменения в столь сжатые по сравнению с темпами антропогенеза сроки, что может быть определена как палеолитическая революция. Продуктом этой революции стало фундаментальное антропологическое, психофизиологическое, психосоциальное, духовное единство человечества, которое сохранится в истории вопреки расхождениям в экономическом, социальном, языковом, бытовом развитии человеческих сообществ. Из сказанного ясно, что в эту эпоху человечество вдобавок к биологическому, видовому единообразию приобретает тот уровень интонирующих связей, который называется культурой. Культура рождается в конце древнего каменного века как целостная система, тогда как в антропогенезе можно говорить только об отдельных зонах культурного поведения. 3. Психологические объяснения антропогенеза Археологические данные о каменном веке весьма локальны, но общечеловеческие закономерности, вышедшие из позднего каменного века, относятся к самым глубоким пластам человеческого бытия. Архаический базис цивилизации сейчас воспринимается как синоним бессознательного. Но это бессознательное исторически сложилось из открытий «прометеевской эпохи», т. е. начиная, по крайней мере, со среднего палеолита. Как наука представляет психологические итоги антропогенеза — об этом говорит В.В. Бунак в работе «Речь и интеллект» [1,550]. Вокальная коммуникация и конкретные представления ископаемых гоминид перешли в членораздельную речь и речевое мышление в начале позднего палеолита под влиянием антропологических, экологических, технологических, психосоциальных обстоятельств. Соотношение указанных факторов далеко от ясности. Возникновение языка (глоттогенез) и появление мышления целостными составными конструкциями (синтагмами) представлены производными от навыков обработки камня. Привязанная к трудовой теории антропосоциогенеза марксистская наука выделяла производство среди прочих факторов развития человечества. Внутри этого принципиального подхода существовали две точки зрения. В первом случае тезис «Труд создал человека» трактовался буквально: орудие труда прямо свидетельствует о существовании сознания и культуры, по крайней мере в зачаточных формах. В соответствии со второй точкой зрения употребление орудий является общей основой очеловечивания антропоидов, но к непосредственным причинам культуры и сознания не относится. Непосредственным признаком и двигателем очеловечивания служит речь (шире — знаковые системы). Наиболее впечатляюще вторая точка зрения была изложена Б. Ф. Поршневым [1974]. Коммуникация ископаемых гоминид разделена у него на три стадии: животной имитации, суггестии ископаемых людей и речевого общения человека разумного. Каждый этап начинается отрицанием предыдущего и диалектическим скачком. Ведущим (прямым) фактором антропогенеза является коммуникативное взаимодействие, а не труд. Скачок ко второй сигнальной системе Поршнев объясняет несовместимостью двух эволюционных ветвей гоминид (мустьерцев-палеоантропов и неоантропов) и необходимостью психологической защиты более продвинутых неоантропов от менее развитых, но более суггестивных палеоантропов.[6,328] Концепция Поршнева задана философско-диалектической схемой отрицания отрицания, она продолжает столь же захватывающие и столь же плохо обоснованные идеи, выдвинутые в 1920—1930 гг. Н. Я. Марром. Создатель «нового учения о языке» и «палеонтологии речи» верил, что современный язык сменил стандартизированный ручной язык, победивший еще более древний пантомимо-мимически-звуковой. 4. «Примитивная ментальность» Эволюционизм и анимистическая школа в этнологии, а затем социологический рационализм Дюркгейма выделили элементы примитивной ментальности, которые они отнесли к архаическому типу общества. В контексте этих первых исследований, которым не удалось дать точное определение понятия «примитивная ментальность», вычитывается явное или скрытое противопоставление первобытных народов развитым народам, как и иерархическое распределение форм мысли. Сразу же после первой мировой войны французский исследователь Марсель Мосс в очерке об отраслях социологии подчеркнул, что изучение ментальнос-ти входит в моду. Решающий вклад в оформление понятия «примитивной ментальности» внес Люсьен Леви-Брюль (1857—1939). Он сделал поразительное открытие: оказывается, первобытный человек мыслил совсем не так, как современный. Дело вовсе не в том, что мышление было неразвитым. Оно оказалось принципиально другим. Леви-Брюль написал важные для развития психологии масс работы о мышлении первобытных народов, которое он назвал «дологическим» и считал магически связанным с предметами внешнего мира. Леви-Брюль оказал огромное влияние на направленность антропологических и этнологических исследований, 246 подчеркивая трудности, которые возникают при попытке постичь коллективную жизнь бесписьменных народов, исходя из наших современных представлений. Французский исследователь сопоставил первобытную ментальность и современную и таким образом поставил вопрос о том, существует ли, вообще говоря, универсальная логика. Это навлекло на него многочисленные упреки. В результате произошла определенная корректировка изначальной позиции. Леви-Брюль изучал разнообразные нравы примитивных народов и в итоге засомневался в том, существует ли единство человеческой природы. Он обратил внимание на колоссальное непонимание между умами, которые сформированы разными культурами. Теоретическая догадка Леви-Брюля состояла в том, что умственные функции зависят от форм общественной жизни. Этот теоретический ход, как нетрудно догадаться, близок к марксистской позиции. В то время исследователь видел, что можно обстоятельно проанализировать психологию людей, если максимально отдалиться от исследования современных форм мысли. Он стал изучать мышление тех народов, которых тогда называли дикими или примитивными. В первобытной ментальности прежде всего бросалась в глаза огромная роль аффективности, которая затмевала собой рациональный аспект поведения. Так Леви-Брюль описал разницу между примитивной ментальностью и логическим мышлением. Чтобы отличить первобытную ментальность от нашей, Леви-Брюль характеризует ее как мистическую (то есть основанную на вере в сверхъестественные силы). Другое определение такого навыка мысли — дологическое мышление. Речь у Леви-Брюля шла вовсе не о том, что оно предшествует или противоречит логике. Утверждалось, что оно подчиняется не исключительно законам нашей логики, особенно принципу тождества. Суть дела заключалась в том, что первобытная мысль, сформированная коллективными представлениями, которые не являются чисто интеллектуальными, как бы не замечала противоречий в самом ходе рассуждения. Иначе говоря, дологическая ментальность подчинялась принципу, который не входит в логику нашей рациональной науки, а именно принципу сопричастности (патриципации). Это означало, что одно и то же существо может быть собою и чем-то иным. Уже цитированный нами Э.Канетти утверждал, что знаки, по которым бушмен узнает приближение животного или человека, — это знаки на его собственном теле. Такие предчувствия представляют собой зачатки превращений. Исследователь предупреждал: чтобы знаки сохранили свою ценность для исследования превращений, не нужно вносить ничего постороннего в мир бушменов. Получается, будто тело одного и того же бушмена становится телом его отца, его жены, страуса и антилопы. Способность его быть в разное время то одним, то другим и потом снова самим собой — факт огромного значения. Последовательность превращений определяется внешними поводами. Это чистые превращения: каждое существо, ощущаемое бушменом, остается тем, что оно есть. Превращения отделены друг от друга, иначе они не имели бы смысла. Отец с его раной — не жена с ее ремнями. Страус — не антилопа. Собственная самотождественность, от которой бушмен может отказаться, сохраняется в превращениях. Он может быть тем или другим, но то и другое отделено друг от друга, поэтому между ними он всегда остается самим собой. Леви-Брюль разъясняет, что первобытный человек чувствует себя не только человеком, но и животным, поскольку он причастен к роду своего тотема. Он может одновременно находиться там, где он спит, и там, где разворачивается действие его сновидения. Из этих характеристик ментальности первобытного человека вытекает, что он мало способен к абстракции и обобщению. Он более восприимчив к качественным, чем к количественным отношениям. Его восприятие природы и всех существ сглаживает различия между натурой и ее созданиями. Первобытный человек верит в действенность тайных сил, что приводит его к мистическому мировосприятию. Такой человек способен к технической деятельности лишь постольку, поскольку этот вид активности основывается на законах физики, но не требует их ясного осознания. В известной мере человек, говоря метафорически, может вести паровоз, не зная его устройства. Он не воспринимает себя в качестве отдельного субъекта, скорее, склонен рассматривать все существа как носителей смутных безличных сил. Точно так же индивид не мыслит себя вне своей группы. Он причастен к тому, что его окружает и не выделяет себя из своей среды. Указав на сущностные демаркации между первобытной и цивилизованной ментальностыо, Леви-Брюль отметил, что между ними возможны оттенки и переходы. Три последние книги Леви-Брюля еще более смягчают противопоставления и не оставляют места для чисто исторического подхода, то есть для возможности перехода интеллекта из дологического состояния в состояние исключительно рационалистическое и позитивистское. Действительно, для объяснения мышления посредством сопричастности привлекается аффективность. Наиболее важным в первобытной ментальности оказывается не столько принцип мыслительных связей, сколько особый характер ее контакта с реальностью, а именно мистический опыт, в котором господствует «аффективная категория сверхъестественного» Этим выражением, созданным, чтобы показать, что речь идет об элементе, столь же важном для мысли, как интеллектуальные категории Аристотеля, Леви-Брюль обозначает особый тип опыта, в котором примитивный человек ощущает контакт со сверхъестественным. Вмешательство сверхъестественных сил открывается посредством неожиданного. Эти силы могут быть благими или злыми, приносить удачу или неудачу. Но это не означает, что первобытный человек озабочен исключительно такого рода феноменами. Магия, сны, видения, игра, присутствие мертвых дают первобытному человеку мистический опыт, в котором он черпает сведения об этом мире. Изучая более детально верования австралийцев и папуасов, Леви-Брюль показывает, что мифология примитивных народов не организованна, но исходит из типа довольно однородного опыта, который объясняется аффективной категорией сверхъестественного. Мифический мир текуч. Категории в нем не выделены, мифы имеют трансцендентную и животворящую силу. Они укрепляют чувство сопричастности. Что касается символов, то они преображают откровение в конкретный опыт, позволяя охватить невидимое. Символизм, впрочем, располагается на этапе менее примитивном, нежели прямое ощущение единства реального и сверхъестественного. В результате этого анализа характеристиками примитивной реальности становятся уже не ее безразличие к логике и отсутствие абстрагирования, а, скорее, тип опыта, который разрабатывается затем в мифах и символах, чтобы сформировать ту пережитую целостность, которая остается беспорядочным мышлением, невзирая на единство тональности. В «Записных книжках» (1949), опубликованных через десять лет после его смерти, Леви-Брюль вновь противопоставил два вида ментальности. Теперь это противопоставление смягчается еще более. Изучение архаических народов лишь позволяет нам осознать важность определенного аспекта человеческого мышления. Этот аспект в скрытом виде присутствует и при интеллектуальных операциях. «Логическая структура человеческого духа, — пишет автор в одной из своих последних заметок, — повсюду одинакова» — утверждение, которое разрушило бы гипотезы его первых книг, если бы в его творчестве не сохранилось бы, по крайней мере, новое освещение роли сопричастности и аффективности в нашем постижении мира. Все же современную ментальность Леви-Брюль характеризует как логическую, организованную и рациональную. К изучению первобытной ментальности обращался не только Леви-Брюль, но и видный неокантианец Эрнст Кассире. По его мнению, примитивная ментальность отличается от нашей не какой-то особой логикой, а прежде всего своим восприятием природы, которое не является ни теоретическим, ни прагматическим, но симпатическим, то есть позволяющим слиться с натурой. Примитивный человек способен делать эмпирические различия между вещами, но гораздо сильнее у него чувство единства с природой, от которой он себя не отделяет. Человек первобытного общества еще не приписывает себе особого, уникального положения в природе. В тотемизме он не просто рассматривает себя потомком какого-либо вида животного. Эта связь проходит через все его физическое и социальное существование. Во многих случаях это отождествление: члены некоторых тотемических кланов в прямом смысле слова объявляют себя птицами или какими-либо другими животными. Следовательно, мы видим, что глубокое чувство единства живого сильнее эмпирических различий, которых первобытные люди не могут не замечать, но с религиозной точки зрения эти различия оказываются для них второстепенными. Поколения людей также образуют единую непрерывную цепь, которая поддерживается через перевоплощение предков. И это чувство непоколебимого единства жизни настолько сильно, что оно приводит даже к отрицанию смерти. В примитивных обществах она никогда не рассматривается как естественное явление. Мысль о том, что человек смертен, по своей природе глубоко чужда первобытной религиозной жизни. Здесь можно отметить резкое различие между мифологической верой в бессмертие и позднейшими философскими попытками доказать это бессмертие, например в «Федоне» Платона. Если что и нуждается в объяснении для первобытного человека, подчеркивает Э.Кассирер, то это не факт бессмертия, но факт смерти. По его словам, первобытная религия есть, быть может, самое сильное. И энергичное утверждение жизни, какое мы находим в человеческой культуре. 5. Специфика архаического сознания Как мы могли заметить, в первобытный период культуры высока степень зависимости людей от природы, поэтому первым этапом в развитии архаического мышления становится анимизм (лат. "душа") — одушевление природы. Не выделяя себя из природы, человек отождествляет себя с ней, распространяет свой духовный мир, свои состояния и настроения на природу: в его понимании следующий день, желанная погода или долгожданное время года могут "забыть" наступить, окружающий мир может "показать" собственное отношение к человеку и т. д. Если, действуя необходимым образом, человек не получает ожидаемого результата, значит, некие силы противостоят ему. Древние считали одушевленными все существа, явления природы, различные материальные объекты. Это отношение расширилось до верования в духов, населяющих весь мир. Духи местности, духи сил природы, духи вещей, добрые и злые,— все требуют особых ритуалов, целью которых становится достижение желаемых результатов деятельности. В. К. Арсеньев (1872—1930), исследователь Дальнего Востока, этнограф и писатель, пишет о своем проводнике Дерсу Узала: "По его представлению, душу — тень (ханя) — имеют не только люди, животные, птицы, рыбы, насекомые, но и растения, и камни и вообще все неодушевленные предметы" [7,435]. На основании такого отношения вырабатываются целые комплексы ритуалов и других специальных действий, которые кажутся необходимыми. Тайлор отмечает: "Анимист признает, что духовные существа управляют явлениями материального мира и жизнью человека или влияют на них здесь и за гробом. Так как, далее, анимисты думают, что духи сообщаются с людьми и что поступки последних доставляют им радость или неудовольствие, то рано или поздно вера в их существование должна привести естественно и, можно даже сказать, неизбежно к действительному почитанию их или желанию их умилостивить. Таким образом, анимизм включает в себя верования в управляющие божества и подчиненных им духов, в душу и в будущую жизнь, верования, которые переходят в жизни в действительное поклонение" [8, 211]. Одно из частных проявлений анимизма — фетишизм (фр. "амулет, идол. талисман"), вера в сверхъестественные свойства неодушевленных предметов. Фетишем может стать любой предмет, но из множества предметов выбираются такие, которые с точки зрения древнего человека выступают как вместилище души, охраняя его или помогая ему в различных видах деятельности (камни, куски дерева и пр.). От фетиша до идола (греч. "образ, подобие, изображение"; ср. эйдос) всего лишь один шаг: нужно только придать предмету какую-либо внешность. Следующим шагом в развитии архаического сознания становится антропопатизм (греч "человек" + "отец") — представление о своем родстве с природой. Это отношение с миром и лежит в основе тотемизма. Постепенно архаическое сознание логически приходит к очеловечиванию природы — антропоморфизму (греч. "человек" + "форма"). Арсеньев вспоминал: "Его самый главный люди,— ответил мне Дерсу, указывая на солнце.— Его пропади — кругом все пропади... Земля тоже люди. Голова его — там,— он указал на северо-восток,— а ноги туда,— он указал на юго-запад.— Огонь и вода тоже два сильные люди" [7, с. 226 [. Важной стадией развития архаического сознания становится персонификация (лат. "лицо" + "делаю") сил природы, которые теперь выступают как боги с определенными функциями и особым происхождением, многие из них имеют человекоподобный облик. Так складывается языческий политеизм (многобожие), который существовал на всех континентах и у всех народов мира. Пройдет много веков, пока сознание не обратится к единому богу — творцу, защитнику, судье с карающей десницей. Для первобытной культуры характерно, что в ней трудно отделить религиозное сознание от повседневной деятельности людей. Проблемы выживания и продолжения своего рода решались доступными людям средствами. Таким образом, первобытный человек сам создавал собственную систему ценностей, которая в свою очередь формировала и закрепляла особенности его сознания. Современному мыслящему человеку несвойственно "связывать многие явления действительности, например мелкие случайные проступки индивидов, с событиями вселенского, космического характера, переносить свойства одного явления на другие, отождествлять образ явления с самим явлением и соответственно представлять, что одни явления могут перевоплощаться в другие, верить в возможность материального воздействия на явление через мысленные и физические манипуляции с его образом" ['|8, с 30]. Архаическое же сознание, в основном образное и эмоциональное, выступает как целостное, представляющее себе мир нерасчлененным; в нем любое действие может привести к непредсказуемым последствиям. На взгляд первобытного человека, мир выглядит как система взаимосвязанных и взаимообусловленных явлений, поэтому, чтобы не нарушить шаткое равновесие мира каким-либо непривычным или непринятым действием, он связывает себя ритуалами и правилами, которые, по его представлениям, должны обеспечить ему блага жизни. В архаическом сознании не разделяются внешние и внутренние стороны предметов и отношений мира, представление о внутреннем складывается на основе внешнего, существенные признаки не отличаются от несущественных, а часть — от целого, отождествляются также предмет и его имя. Так постепенно развивается магия (греч.) — система определенных манипуляций и слов, с помощью которой люди надеются заставить природу, людей, духов и богов произвести желательные для них действия. Первобытный колдун, маг совершает мало понятный для непосвященных ритуал с любой частью предмета или его изображением, ожидая желаемого результата от целого. Например, шаман одного из племен, желая излечить больного, выкрикивает имя страдальца в котел с кипящим целебным снадобьем и Франция плотно закрывает его крышкой. Считается, что имя, слившись с отваром, исцелится и принесет выздоровление носящему это имя. Таков же принцип и иных магических действий. В их основе лежит представление о том, что все связи, которые возникают в мыслях, обязательно осуществляются и в действительности, следовательно, на мир можно воздействовать силой мысли. Некоторые народы считают, что если соединить две вещи веревкой или шнурком, то "это установит связь между ними или послужит для передачи влияния" от одного предмета к другому [8, 95]. В Древней Греции жители города Эфеса, чтобы отбить вражеское нападение, протянули веревку длиной 1400 метров от города к храму богини Артемиды, надеясь, что веревка в прямом смысле слова свяжет город с богиней — своей защитницей. У зулусов человек, чтобы смягчить сердце того, с кем он должен совершить сделку, жует кусок дерева. В средневековой Германии юноша, надеясь избежать рекрутского набора, носил в кармане детскую девичью шапочку, полагая, что высшие силы примут его за маленькую девочку и помогут таким образом отодвинуть свой призывной возраст. Магия существовала и в более поздние времена, и сейчас не исчезла окончательно. Таким образом, сознанию древнего человека во всех его проявлениях был свойствен синкретизм (греч. "соединение, объединение"), нерасчлененность. В синкретических оценках явлений (вещей) смешивались различные критерии. Можно выделить, по крайней мере, четыре таких критерия: утилитарный (полезное или вредное), религиозный (священное или нет), нравственный (доброе или злое) и эстетический (прекрасное или безобразное). Оценка явления со знаком плюс или минус по любому основанию влекла за собой такую же положительную или отрицательную оценку его во всех других отношениях. Можно предположить, что определяющим был утилитарный критерий. Грубо говоря, полезная вещь считалась красивой, хорошей, созданной добрым духом, и наоборот. Ученые этнографы утверждают, что человек мог принять или отвергнуть ту или иную вещь на основании представления об ее нравственной, религиозной или эстетической ценности. С развитием отношений человека и мира и осознанием им своего места в мире синкретический комплекс дифференцируется — сознание отделяет одни критерии от других: предмет может восприниматься как полезный, но безобразный, прекрасный, но злой, и т.д. На базе синкретического сознания возникает мифология как способ познания и осмысления мира. В мифах человек заключил всю систему сведений обо всем, что его окружало, о причинах возникновения и способах существования природных явлений. Мифологию нельзя представлять как сборник сказок или иной вымысел. В ней объединены фантазия и реальность, причем фантазия не украшает реальность — она помогает строить представления о тех сторонах мира, которые скрыты от непосредственного чувственною восприятия. В мифологии все природные силы не только одушевлены, но и персонифицированы: земля и небо, вода и стихии воздуха, огонь и др. Но если возникновение мифологии можно с различными оговорками отнести к раннепервобытной общине, то ее развитие — гораздо более поздний процесс. Заключение Таким образом, первобытная культура отражает длительный и трудный период возникновения, становления и оформления всех сторон человеческой деятельности. Это наивная, во многом ограниченная и в то же время разнообразная, охватывающая с каждым шагом человечества все больше сторон, развивающаяся и во времени, и в пространстве культура. Ее примитивность кажущаяся: в ней, как в бутоне цветка, сосредоточилось все, из чего позже расцветет огромное богатство всей мировой культуры. Как бы ни была неповторима та или иная конкретная культура, любую из них роднит то общее, что формировалось на заре человечества. 1. Понятие "первобытная культура" отражает длительный и противоречивый период становления и развития человечества. Здесь трудно отделить собственно культуру от способа существования человеческого сообщества. Поэтому в некоторых случаях применение термина "культура" к самым первым шагам человечества достаточно условно. 2. Основные факторы возникновения культуры являются жизненной необходимостью для сохранения и самовоспроизведения человеческого сообщества. В этом своем качестве они в значительной степени выступают как начала, связанные с биологическими задачами живой системы. Но именно эти факторы обеспечивают процесс адаптации к изменяющимся условиям среды, повышают уровень организации системы человеческого сообщества, постепенно превращаясь в надбиологические механизмы, регулирующие процесс выживания и самосохранения. В этом своем качестве они начинают составлять "первокирпичик" культуры. 3. Особенностью архаического сознания является его целостность, синкретизм (нерасчлененность). Это качество предполагает, что мир в сознании первобытного человека воспринимался как продолжение самого человека, его особенностей, его образа жизни. При этом стоит обратить внимание на то, что чем более сложной становится деятельность человека, тем более он осмысляет свою зависимость от природы. На первых этапах он не отделяет себя от природы, и это порождает и анимизм, и тотемизм, и фетишизм, объединяющие человека и природу в одно целое. В условиях позднеродового общества человек уже обожествляет природу, явно ставя себя в зависимость от нее.
Литература 1. Канетти Э. Превращение // Проблема человека в западной философии // Под ред. П.С.Гуревича. М.: 1988. 2. Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в историю человеческой культуры // Проблема человека в западной философии. М.:1986. 3. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: 1930. 4. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: 1994. 5. Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории.- М., 1974 6. Февр Л. Бои за историю. М.: 1991. 7. Фрейд 3. Человек по имени Моисей и монотеистическая религия. М.: 1993. 8. Фромм Э . Бегство от свободы. М.: 1990. 9. Человек и индивидуальность в истории культуры / Под ред. А.Л.Гуревича. М.: 1990. 10. Это человек. Антология. Составитель П.С.Гуревич. М.: 1995.
baza-referat.ru
Психология первобытного общества
Введение Около 3 млн. лет тому назад человек отделился от животного мира. Ко времени 35 – 10 тысяч лет тому назад относится формирование современного человека. И только 5 – 1 тысяча лет тому назад в разных частях земного шара складываются классы и государства. Ученые подсчитали, что если всю историю человечества приравнять к одним суткам, то на время с момента образования классов до наших дней придется только 4 минуты. Из всей истории человечества первобытнообщинный строй был самым длительным по времени – более миллиона лет. Определить его нижнюю грань сколько-нибудь точно нелегко, так как во вновь обнаруживаемых костных остатках наших далеких предков большинство специалистов видит то предчеловека, то человека, и время от времени преобладающее мнение меняется. В настоящее время одни ученые считают, что древнейший человек (а тем самым и первобытное общество) возник 1,5 – 1 млн. лет назад, другие относят его появление ко времени более 2,5 млн. лет назад. Верхняя грань первобытнообщинного строя колеблется в пределах последних 5 тыс. лет, различаясь на разных континентах. В Азии и Африке первые классовые общества и государства сложились на рубеже 4 и 3 тысячелетий до н.э., в Америке – в 1 тысячелетии н.э., в других областях ойкумены – еще позднее. История зарождения из животных существ человека – и поныне загадка природы. Где, когда и почему появился человек и человеческое сообщество – до сих пор единого мнения ученых нет. А вопрос весьма интересный, тем более, что памятников того времени – ни письменных, ни архитектурных – не существует. Остается лишь исследовать костные останки древнейших людей, раскапывать захоронения и обиталища людей – и на основе такого скудного материала делать обобщающие выводы, строить далеко идущие предположения, говорить об истоках современного человека и современных цивилизаций. В этом отношении более позднее время, медный или бронзовый и железный век, более “благодатная” почва для исторического исследования – памятников, в том числе и письменных и архитектурных, того времени все же сохранилось достаточно, а потому и загадок, порожденных тем этапом истории все же гораздо меньше. Именно поэтому цель данной работы – выявить специфику психологии первобытного общества, тем более, что последние десятилетия преподнесли множество сенсационных открытий, во многом переворачивающих наши представления о древнейшей истории человечества. Историческая психология занимается преимущественно так называемыми историческими цивилизациями, т. е. такими, от которых дошли до нас письменные источники. С этим связана ее специализация в познании прошлого; на интерпретации документальных свидетельств построены ее методы. Психическая эволюция гоминид до появления вида Человек разумный составляет предмет палеопсихологии; знания о человеке зрелой первобытности доставляла и доставляет этнография. Однако совершенно исключить дописьменный период человечества из своего рассмотрения историческая психология не может. Во-первых, целостная картина психогенеза, разумеется, не может обойтись без самого продолжительного отрезка прошлого; во-вторых, первобытность — первооснова исторического процесса, и она присутствует в ментальноcти всех последующих эпох вплоть до современной; в-третьих, устная передача информации — предшественница письменной и может интерпретироваться с точки зрения последней. Историческая психология ищет в первоначальной эпохе объяснение глубины культурной психики, основ человеческого общежития, коллектива, соседства и таких первобытных форм самовыражения, как живая речь, ритуал, магия, миф. Феномен человека выстраивается в триаду архаики (доистории), истории и современности. И задачей этой работы было охарактеризовать основные черты психологии первобытного общества. 1. Первобытное общество - начальная эпоха в истории человечества. Это время, когда люди жили общинами, сообща владели землей, вместе трудились и распределяли добытые ими блага поровну. Главными связями в первобытной общине были родственные. Многие ученые считают, что для ранней стадии развития первобытной общины, в каменном веке, у охотников и собирателей диких растений, самыми прочными связями родства были связи между матерью и детьми, счет родства велся по материнской линии. Коллектив таких родственников, имевших общих предков - матерей, называется материнским родом, время его преобладания - материнско-родовым строем. Иногда для обозначения этого времени употребляется термин "матриархат" (от лат. mater - мать и греч. arche - власть), но он не вполне точен, так как власть в первобытной общине принадлежала всем ее взрослым членам. Род в первобытном обществе был тесно связан с другими родами: он не только нуждался в их помощи, но и должен был регулировать отношения с ними, распределяя охотничьи угодья и т. п. Основными связями между отдельными родами были брачные связи: как правило, мужчины одного рода брали себе жен в другом роде - такие отношения называются экзогамией (от греч. ехо - вовне и gamos - брак). Таким образом, первобытная община состояла из членов двух или нескольких родов - мужей и жен, их детей. Два или несколько родов составляли племя. Все важнейшие вопросы хозяйственной и общественной жизни решались коллективно на собрании всех взрослых членов племени. Поэтому первобытнообщинный строй называется также родо-племенным строем. В ранней первобытной общине господствовало половозрастное разделение труда: женщины и помогавшие им дети занимались по преимуществу поиском съедобных растений (собирательство), мужчины - охотой. Эти занятия первобытной эпохи привели в конце каменного века - неолита - к открытию земледелия и скотоводства. Распределение накопленных богатств зависело от глав родов - патриархов. Мужчины в эпоху производящего хозяйства (земледелия и скотоводства) стали занимать господствующее положение в обществе: наступила эпоха патриархата (от греч. - отец и - власть). Новые хозяйственные связи и обмен продуктами земледелия и скотоводства упрочили отношения между отдельными племенами, что привело к формированию союзов племен и больших общностей, говоривших на родственных языках. Богатства скапливались в племенных центрах - будущих городах; главы старших ("знатных") родов, составлявшие совет старейшин племени или союза племен. Из их среды выбирался и племенной вождь. Племенные объединения, управляемые таким вождем, были предшественниками первых государственных образований, их правители считались священными, власть вождя приближалась к царской власти. Стремление завладеть имуществом, накопленным соседями, их землями и скотом приводило к постоянным войнам, выделению военных вождей и их войска - дружины. Выделение родоплеменной знати, сосредоточившей в своих руках богатства, созданные рядовыми общинниками, вождей и войска, а также освящающего их власть жречества знаменовало начало разложения первобытного равенства: на смену кровнородственным связям и отношениям равенства приходили иные общественные отношения. Первобытное общество долго существовало на периферии древних и современных цивилизаций. До ХХ века сохранили первобытные традиции каменного века аборигены Австралии, бушмены Африки и некоторые индейские племена в джунглях Амазонки. Многочисленные исследования, проведенные этнографами у этих народов, наряду с данными археологии, позволяют восстановить историю первобытного общества, от которого не осталось письменных свидетельств. 2. Хронология и культура первобытности В общепринятой классификации первобытная эпоха человечества (каменный век) включает палеолит (древний каменный век), мезолит (средний каменный век) и неолит (новый каменный век). Палеолит разделяется на ранний (нижний) и поздний (верхний). Иногда последний период раннего палеолита — мустьерскую культуру — выделяют в средний палеолит. Указанное разделение было создано в XIX в. археологами и отражало отчасти идею о роли технологии в развитии человека, отчасти специфику археологических находок дописьменной эпохи. Неуничтожаемый, изобильный камень (в ряде случаев единственное, что можно извлечь из древнейших времен) служил преимущественным эмпирическим источником датировок, классификаций, гипотез о древнейшем прошлом. Безмолвная архаика представляется идеальным примером бессобытийной, «долгой» или «спящей» истории. Применение к археолого-этнографическому материалу социально-экономических понятий дало марксистскую доктрину первичной (первобытнообщинной) формации. За пределами марксизма понятие первобытнообщинного строя, выросшее под эгидой исторического материализма, не получило распространения. Материалы о каменном веке группируются по так называемым археологическим культурам. Археологическая культура не совпадает с культурой в философском, социологическом, этнографическом понимании. Она обозначает общность материальных памятников, относящихся к одному времени и находящихся на определенной территории. Название культуры, как правило, дает наиболее известное или первое открытое местонахождение. Принципы причисления находок к культуре — эмпирические, по характерному признаку (или признакам). Этнический, социальный, психологический облик носителей материальной культуры может быть реконструирован на основе аналогий, с привлечением неархеологических данных. На рубеже среднего и верхнего палеолита заканчивается эволюция ископаемых гоминид и появляется человек разумный, скачкообразно увеличивается разнообразие каменных и других орудий, появляются составные изделия: вкладыши, наконечники, сшитая одежда. Главной социальной инновацией нижнего палеолита была экзогамия — исключение из брачных отношений ближайших родственников. Хотя элементы парного брака отмечаются уже у высших приматов (особенно у шимпанзе) и, безусловно, сильно окрепли у древнейших ископаемых людей, архантропов и палеоантропов, родство по определенной линии становится ведущим конституирующим принципом социальности в позднем палеолите. Запрет инцеста (кровосмешения) требовал общественной регуляции брака, появились род и семья[3,143]. Замена эволюционного типа развития на исторический принесла столь радикальные изменения в столь сжатые по сравнению с темпами антропогенеза сроки, что может быть определена как палеолитическая революция. Продуктом этой революции стало фундаментальное антропологическое, психофизиологическое, психосоциальное, духовное единство человечества, которое сохранится в истории вопреки расхождениям в экономическом, социальном, языковом, бытовом развитии человеческих сообществ. Из сказанного ясно, что в эту эпоху человечество вдобавок к биологическому, видовому единообразию приобретает тот уровень интонирующих связей, который называется культурой. Культура рождается в конце древнего каменного века как целостная система, тогда как в антропогенезе можно говорить только об отдельных зонах культурного поведения. 3. Психологические объяснения антропогенеза Археологические данные о каменном веке весьма локальны, но общечеловеческие закономерности, вышедшие из позднего каменного века, относятся к самым глубоким пластам человеческого бытия. Архаический базис цивилизации сейчас воспринимается как синоним бессознательного. Но это бессознательное исторически сложилось из открытий «прометеевской эпохи», т. е. начиная, по крайней мере, со среднего палеолита. Как наука представляет психологические итоги антропогенеза — об этом говорит В.В. Бунак в работе «Речь и интеллект» [1,550]. Вокальная коммуникация и конкретные представления ископаемых гоминид перешли в членораздельную речь и речевое мышление в начале позднего палеолита под влиянием антропологических, экологических, технологических, психосоциальных обстоятельств. Соотношение указанных факторов далеко от ясности. Возникновение языка (глоттогенез) и появление мышления целостными составными конструкциями (синтагмами) представлены производными от навыков обработки камня. Привязанная к трудовой теории антропосоциогенеза марксистская наука выделяла производство среди прочих факторов развития человечества. Внутри этого принципиального подхода существовали две точки зрения. В первом случае тезис «Труд создал человека» трактовался буквально: орудие труда прямо свидетельствует о существовании сознания и культуры, по крайней мере в зачаточных формах. В соответствии со второй точкой зрения употребление орудий является общей основой очеловечивания антропоидов, но к непосредственным причинам культуры и сознания не относится. Непосредственным признаком и двигателем очеловечивания служит речь (шире — знаковые системы). Наиболее впечатляюще вторая точка зрения была изложена Б. Ф. Поршневым [1974]. Коммуникация ископаемых гоминид разделена у него на три стадии: животной имитации, суггестии ископаемых людей и речевого общения человека разумного. Каждый этап начинается отрицанием предыдущего и диалектическим скачком. Ведущим (прямым) фактором антропогенеза является коммуникативное взаимодействие, а не труд. Скачок ко второй сигнальной системе Поршнев объясняет несовместимостью двух эволюционных ветвей гоминид (мустьерцев-палеоантропов и неоантропов) и необходимостью психологической защиты более продвинутых неоантропов от менее развитых, но более суггестивных палеоантропов.[6,328] Концепция Поршнева задана философско-диалектической схемой отрицания отрицания, она продолжает столь же захватывающие и столь же плохо обоснованные идеи, выдвинутые в 1920—1930 гг. Н. Я. Марром. Создатель «нового учения о языке» и «палеонтологии речи» верил, что современный язык сменил стандартизированный ручной язык, победивший еще более древний пантомимо-мимически-звуковой. 4. «Примитивная ментальность» Эволюционизм и анимистическая школа в этнологии, а затем социологический рационализм Дюркгейма выделили элементы примитивной ментальности, которые они отнесли к архаическому типу общества. В контексте этих первых исследований, которым не удалось дать точное определение понятия «примитивная ментальность», вычитывается явное или скрытое противопоставление первобытных народов развитым народам, как и иерархическое распределение форм мысли. Сразу же после первой мировой войны французский исследователь Марсель Мосс в очерке об отраслях социологии подчеркнул, что изучение ментальнос-ти входит в моду. Решающий вклад в оформление понятия «примитивной ментальности» внес Люсьен Леви-Брюль (1857—1939). Он сделал поразительное открытие: оказывается, первобытный человек мыслил совсем не так, как современный. Дело вовсе не в том, что мышление было неразвитым. Оно оказалось принципиально другим. Леви-Брюль написал важные для развития психологии масс работы о мышлении первобытных народов, которое он назвал «дологическим» и считал магически связанным с предметами внешнего мира. Леви-Брюль оказал огромное влияние на направленность антропологических и этнологических исследований, 246 подчеркивая трудности, которые возникают при попытке постичь коллективную жизнь бесписьменных народов, исходя из наших современных представлений. Французский исследователь сопоставил первобытную ментальность и современную и таким образом поставил вопрос о том, существует ли, вообще говоря, универсальная логика. Это навлекло на него многочисленные упреки. В результате произошла определенная корректировка изначальной позиции. Леви-Брюль изучал разнообразные нравы примитивных народов и в итоге засомневался в том, существует ли единство человеческой природы. Он обратил внимание на колоссальное непонимание между умами, которые сформированы разными культурами. Теоретическая догадка Леви-Брюля состояла в том, что умственные функции зависят от форм общественной жизни. Этот теоретический ход, как нетрудно догадаться, близок к марксистской позиции. В то время исследователь видел, что можно обстоятельно проанализировать психологию людей, если максимально отдалиться от исследования современных форм мысли. Он стал изучать мышление тех народов, которых тогда называли дикими или примитивными. В первобытной ментальности прежде всего бросалась в глаза огромная роль аффективности, которая затмевала собой рациональный аспект поведения. Так Леви-Брюль описал разницу между примитивной ментальностью и логическим мышлением.
переведены некоторые его работы, в частности работа «Первобытное мышление» и «Сверхъестественное в первобытном мышлении». Он говорит, что английская школа допускает две ошибки: во-первых, это вера в тождество духа, вторая ошибка – это неразличение индивидуального и коллективного. Во французской школе возникла концепция коллективных представлений. Коллективное представление – это социальный факт, который не зависит от сознания индивида, а наоборот навязывается ему, поэтому является в большей мере предметом веры, нежели знания. Пример, как работают в нас коллективные представления: представим комету на небосклоне, но каждый из нас объяснит эту комету в силу того, к какой социальной группе он относится. Кто-то из средних веков увидит некое знамение, именно увидит, потому что восприятие сразу же обволакивается этими представлениями. Кто-то другой увидит небесное тело или некое космическое явление. Леви-Брюль говорит так: «Каждому типу общества соответствует определенный тип мышления, и этот тип мышления определяется коллективными представлениями, которые в данном обществе преобладают». Главное свойство представлений первобытных людей – это их мистический характер, т.е. сопряженность, некое единство эмоций, образа и воли. Закон, которому подчинено первобытное мышление, это закон партиципации. Партиципация – мистическое соучастие, усмотрение связи между явлениями или предметами с непосредственной очевидностью, когда не нужно даже причинного объяснения, когда и так сразу понятно. Помните пример с тенями на стене? В действительности туземцы даже не объясняли одно другим, а у них это просто сразу связалось. Это не продукт объяснения, это способ увидеть вещи, как связанные друг с другом.
С чем связан этот ритуал? Здесь проявляется, по-видимому, один из фундаментальных законов сознания, а именно осознание через запрет. Дело в том, что мы легче всегда понимаем «нельзя», чем «можно». Мы осознаем в первую очередь то, что нам сопротивляется, мы объективируем то, что оказывает нам сопротивление. Я не могу пройти сквозь стол, он для меня более реален, чем воздух. Некоторые из нас всю жизнь, некоторые до поры до времени не знают, что у них есть внутренние органы – мы их не замечаем, потому что они ведут себя нормально, не сопротивляются, никак себя не показывают. Но стоит где-то чему-то заболеть, я тут же обратил на это внимание, оно оказывает мне сопротивление, и оно становится для меня более реальным. И этот же механизм осознания через запрет обнажается при некоторых психических расстройствах, таких как нервозные навязчивые состояния. Это очень хорошо прописано в работах того же Фрейда. Человек накладывает на себя достаточно жесткую систему правил, допустим, вешает себе объявления «не забудь выключить газ», «не забудь выключить утюг», и он 20 раз возвращается домой и перепроверяет, забыл он или не забыл. Это еще нам понятно психологически. Но ведь могут возникать такие ритуалы, которые уже никак на внешнем уровне нам не понятны. К примеру, мне рассказывал пациент, что он был вынужден до секунд фиксировать каждый день, когда восходит и заходит солнце или когда какой автобус мимо его дома проходит тоже с точностью до секунд, и когда и какой автобус насколько опаздывает. Он в итоге настолько оброс этими навязчивостями и ритуалами, что попал в психиатрическую клинику. Человек, расположенный к навязчивым состояниям, тоже возвращается к механизму осознания через запрет. Он должен быть уже скрыт, а он выворачивается наружу, должны уже работать какие-то более зрелые механизмы, а в данном случае этот механизм возвращается. Человек может накладывать на себя и даже на своих родственников достаточно странные и жесткие правила, допустим, нельзя в определенное время дня подходить к телефону. В самом простом случае это может быть связано с тем, что вдруг кто-то позвонит с работы и меня о чем-то попросит, а я не смогу это сделать. «А вдруг», «не дай Бог», «что, если случится» – это то, что занимает человека с навязчивыми состояниями. Здесь мы можем увидеть патологическое стремление к правильности, чтобы все шло предсказуемым образом, как в случае первобытного ритуала. Есть система правил, которой нужно следовать, и тогда все будет хорошо. Именно в силу этого человек с синдромом навязчивости не способен на поступок. Или если он такой по жизни, это будет уже не невроз, это будет определенная личностная организация, человек всю жизнь тревожный и мнительный, он не способен на поступок, и ему легче следовать определенным предписаниям, чем ломать барьеры. Повторю, ритуал – это система, которая регламентирует жизнь, это тотальная регламентация жизни человека.
Второй признак первобытной психики – это сама по себе магия. В чем субъективный смысл ритуальных действий? Субъективный смысл, если мы возвращаемся к первобытному человеку, связан с тем, что делая нечто одно, этот человек при этом делает что-то совсем другое. Действуя с вещами или словами, человек как бы в это же время действует с чем-то другим. Именно в этом магичность его мышления. Я приведу наиболее известную классификацию видов магии, которую предложил английский антрополог Джеймс Джордж Фрейзер, который различал два вида магии.
проконтактировало с раной, значит, неважно, куда мазь нанести. Тоже как проявление контагиозной магии мы можем расценивать такие обычаи или опасения современных людей, которые боятся где-то оставить свой волос или личные вещи, потому что на них могут что-то сделать.
