Судебные поединки на Руси известны с давнего времени. По словам арабских писателей X века Амина Рази и Мукаддези, описывавших традиции русов, «когда царь решит спор между двумя тяжущимися, и они решением его останутся недовольны, тогда он говорит им: разбирайтесь мечами своими — чей острее, того и победа». У славян поединок получил название «поле». Поле являлось по сути аналогом существовавшей в Европе ордалии, но несколько отличалось по форме.
Первые упоминания поля в русских источниках относятся к XI—XII веку. По одной из версий из летописных свидетельств, войны также иногда решались единоборством двух избранных от разных сторон. Состязание это происходило на виду обеих неприятельских армий. Исход его принимался за непреложный приговор божественной воли, которой равно подчинялись и те, на чью долю оставалась победа, и те, которые должны были признать себя осужденными[1]. Как, например, традиционный богатырский поединок в начале битвы для поднятия боевого духа Пересвета и Челубея, сразу за которым произошла Куликовская битва.
В договоре смоленского князя Мстислава с Ригою и Готским берегом (1229 год) сказано: «русину не звати латина на поле биться у руской земли, а латинину не звати русина на поле биться у Ризе и на Готском березе. Аще латинески гость битеся межю собою у руской земли любо мечем, а любо деревем — князю то не надобе, мѣжю собою соудити; тако аще рускии гость биеться у Ризе или на Гочкоме березе — латине то не надобе, а те промѣжю собою урядятеся». Смысл этой статьи заключается в том, что русский не может вызывать немца на поединок в русскую землю, а немец русского в Ригу и на Готский берег. Князь не должен вмешиваться в поединки иноземцев на русской земле (не брать с них судебных пошлин), а немцы — в поединки русских людей.
Последующие законы определяют случаи, когда дозволялось поле, оружие, с которым обязаны были сражаться бойцы, и сам ход поединка.
Псковская Судная грамота постановляет, что выходить на поле могли не только мужчины, но и женщины. По общему правилу бой должен был быть равный, и поэтому малолетние, престарелые, больные, священнослужители, инвалиды и женщины могли нанимать и ставить вместо себя наёмных бойцов. Если иск подавала женщина против женщины, то наймиты запрещались.
Допускался также поединок между ответчиком и свидетелем, когда последний показывал против первого. Показания нескольких свидетелей сами по себе являлись доказательством и их наличие делало поединок ненужным.
Бой происходил под наблюдением приставов. Вероятно, при битве присутствовал посадник (об этом упоминается в Новогородской Судной грамоте).
Во Пскове стороны выходили на битву в доспехах. В Новгороде оружием были ослопы (дубинки, рогатины) и палки, а доспехами шишаки и железные латы. Побежденный признавался неправым.
Те же положения развиты и в Судебнике Ивана IV. На «поле», кроме представителей власти, присутствовали ещё стряпчие и поручители со стороны тяжущихся. «Поле» допускалось и между свидетелями, показания которых противоречили друг другу. Бойцы одевались в латы, имели в руках щиты и дрались дубинками.
Стоглав запрещает «поле» для монахов и священников по всем преступлениям, кроме убийства.
Обычай решать спорные дела «полем» продолжал существовать в течение всего XVI века и исчез в XVII веке. Соборное уложение 1649 года ничего не упоминает о «поле», заменяя его присягой.
Православная церковь и судебные поединки
Церковь протестовала против проведения судебных поединков. До нас дошёл протест митрополита Фотия (1410 год):
еще же и сему наказаю: аще который человекъ позовется на поле да приидетъ к которому попу причаститись, ино ему святого причастья нет, ни целования крестнаго; а который поп дастъ ему святое причастие, тот поповства лишен. А кто утепет (убьёт), лезши на поле, (и) погубить душу — по великаго Василия слову душегубец именуется, в церковь не входит, ни дары не приемлет, ни богородицина хлеба причащениа-ж святаго не прииметъ осмнадцать лѣтъ; а убитого не хороните, а который поп того похоронит, тот поповства лишен
Главным образом духовенство восставало против колдовства и чар, к которым прибегали бойцы. Максим Грек жаловался, что судьи, вопреки очевидности свидетельских показаний, изобличающих виновного, присуждают «поле», а обидчики на то и рассчитывают: у них всегда есть «чародей и ворожея, иж возможетъ дѣйством сатанинским пособити своему полевщику».
В старинных лечебниках встречаются указания на те волшебные средства, обладая которыми, можно смело выходить на поединок:
«если хочешь быть страшен, убей змею черную, а убей её саблею или ножемъ, да вынь изъ нея языкъ, да и въ тафту зеленую и в черную да положи в сапогъ в левой, а обуй на том же месте. Идя прочь, назад не оглядывайся. Пришедши домой, положи (змеиный языкъ) под ворота в землю; а кто тебя спросить: где былъ? и ты с им ничего не говори. А когда надобно, и ты въ тотъ же сапогъ положи три зубчика чесноковые, да под правую пазуху привяжи себе утиральник и бери с собою, когда пойдешь на суд или на поле биться».
«С ветлы или березы надобно взять зеленый кустецъ… по нашему вихорево гнездо, и взять тот кустец, как потянет ветер-вихорь в зиме или летом, да середнее деревцо держать у себя — на суд ходить, или к великимъ людям, или на поли биться, и как бороться — держать тайно в сапоге в одном на правой ноге. А кто держитъ то деревцо у себя, тот человек не боится никого».
Порядок судебного поединка в Чехии регламентировался «Рядом земского права» [1]. Согласно ему, суд об убийстве родственника кончался поединком. Противники перед битвою присягали, вооружение состояло из меча и щита. Состязание происходило в специальном месте, ограждённом перилами.
Утомленный боец мог просить отдыха до трёх раз. На время отдыха между соперниками клали бревно, через которое они не имели права переступать. Победитель отрубал своему врагу голову. Люди низкого звания должны были биться палками.
За малолетнего сироту выходил на поединок один из родственников. Если в суд за убийство мужа или родственника подавала вдова, и доходило до поединка, то ответчик должен был стать по пояс в яму и оттуда сражаться с ней. Той же льготой пользовались незамужние женщины, если они того желали, в противном случае им предоставлялось сиротское право.
ru-wiki.org
«Поле» - судебный поединок на Руси
Судебный поединок — один из способов разрешения споров в средневековой Европе, при котором исход спора решало единоборство сторон: победитель провозглашался выигравшим спор. Обычно использовался в случаях, когда установить истину путём допроса свидетелей было невозможно, но ни одна из сторон не признавала своей неправоты. По сути судебный поединок представляет собой санкционированную правом дуэль.
Судебные поединки на Руси известны с давнего времени. По словам арабских писателей X века Амина Рази и Мукаддези, описывавших традиции русов, «когда царь решит спор между двумя тяжущимися, и они решением его останутся недовольны, тогда он говорит им: разбирайтесь мечами своими – чей острее, того и победа». У славян поединок получил название «поле».
Первые упоминания поля в русских источниках относятся к XI—XII веку. По одной из версий из летописных свидетельств, войны также иногда решались единоборством двух избранных от разных сторон. Состязание это происходило на виду обеих неприятельских армий. Исход его принимался за непреложный приговор божественной воли, которой равно подчинялись и те, на чью долю оставалась победа, и те, которые должны были признать себя осужденными[1]. Как, например, традиционный богатырский поединок в начале битвы для поднятия боевого духа Пересвета и Челубея, сразу за которым произошла Куликовская битва.
В договоре смоленского князя Мстислава с Ригою и Готским берегом (1229 год) сказано: «русину не звати латина на поле биться у руской земли, а латинину не звати русина на поле биться у Ризе и на Готском березе. Аще латинески гость битеся межю собою у руской земли любо мечем, а любо деревем — князю то не надобе, мѣжю собою соудити; тако аще рускии гость биеться у Ризе или на Гочкоме березе — латине то не надобе, а те промѣжю собою урядятеся». Смысл этой статьи заключается в том, что русский не может вызывать немца на поединок в русскую землю, а немец русского в Ригу и на Готский берег. Князь не должен вмешиваться в поединки иноземцев на русской земле (не брать с них судебных пошлин), а немцы — в поединки русских людей.
Последующие законы определяют случаи, когда дозволялось поле, оружие, с которым обязаны были сражаться бойцы, и сам ход поединка.
Псковская Судная грамота постановляет, что выходить на поле могли не только мужчины, но и женщины. По общему правилу бой должен был быть равный, и поэтому малолетние, престарелые, больные, священнослужители, инвалиды и женщины могли нанимать и ставить вместо себя наёмных бойцов. Если иск подавала женщина против женщины, то наймиты запрещались.
Допускался также поединок между ответчиком и свидетелем, когда последний показывал против первого. Показания нескольких свидетелей сами по себе являлись доказательством и их наличие делало поединок ненужным.
Бой происходил под наблюдением приставов. Вероятно, при битве присутствовал посадник (об этом упоминается в Новогородской Судной грамоте).
Во Пскове стороны выходили на битву в доспехах. В Новгороде оружием были ослопы (дубинки, рогатины) и палки, а доспехами шишаки и железные латы. Побежденный признавался неправым.
Те же положения развиты и в Судебнике Ивана IV. На «поле», кроме представителей власти, присутствовали еще стряпчие и поручители со стороны тяжущихся. «Поле» допускалось и между свидетелями, показания которых противоречили друг другу. Бойцы одевались в латы, имели в руках щиты и дрались дубинками.
Стоглав запрещает «поле» для монахов и священников по всем преступлениям, кроме убийства.
Обычай решать спорные дела «полем» продолжал существовать в течение всего XVI века и исчез в XVII веке. Соборное уложение 1649 года ничего не упоминает о «поле», заменяя его присягой.
Церковь протестовала против проведения судебных поединков. До нас дошёл протест митрополита Фотия (1410 год):
еще же и сему наказаю: аще который человекъ позовется на поле да приидетъ к которому попу причаститись, ино ему святого причастья нет, ни целования крестнаго; а который поп дастъ ему святое причастие, тот поповства лишен. А кто утепет (убьёт), лезши на поле, (и) погубить душу — по великаго Василия слову душегубец именуется, в церковь не входит, ни дары не приемлет, ни богородицина хлеба причащениа-ж святаго не прииметъ осмнадцать лѣтъ; а убитого не хороните, а который поп того похоронит, тот поповства лишен.
maxpark.com
Судебный поединок - это... Что такое Судебный поединок?
Судебный поединок — один из способов разрешения споров в средневековой Европе, при котором исход спора решало единоборство сторон: победитель провозглашался выигравшим спор. Обычно использовался в случаях, когда установить истину путём допроса свидетелей было невозможно, но ни одна из сторон не признавала своей неправоты. По сути судебный поединок представляет собой санкционированную правом дуэль.
Происхождение
Судебный поединок, в отличие от ордалий и других форм «Божьего суда», известных повсеместно, как способ разрешения споров предусматривался прежде всего Варварскими правдами и применялся в основном германскими народами (ср. хольмганг). Однако особая форма судебного поединка существовала также в Древней Руси, она получила название «поле». Судебный поединок не предусмотрен такими древнейшими правовыми источниками как Тора и Законы Хаммурапи, не известен римскому праву.
Согласно верованиям древних славян битва была спором, отданным на решение божества. «То уже Богови судити» — обыкновенная формула, какую произносили князья перед началом военных действий. Поэтому и в частных раздорах, если обиженный восставал с оружием на обидчика, божество должно было помогать правому и карать нарушителя священных законов.
Судебный поединок на Руси («поле»)
Судебные поединки на Руси известны с давнего времени. По словам арабских писателей X века Амина Рази и Мукаддези, описывавших традиции русов, «когда царь решит спор между двумя тяжущимися, и они решением его останутся недовольны, тогда он говорит им: разбирайтесь мечами своими — чей острее, того и победа». У славян поединок получил название «поле». Поле являлось по сути аналогом существовавшей в Европе ордалии, но несколько отличалось по форме.
Первые упоминания поля в русских источниках относятся к XI—XII веку. По одной из версий из летописных свидетельств, войны также иногда решались единоборством двух избранных от разных сторон. Состязание это происходило на виду обеих неприятельских армий. Исход его принимался за непреложный приговор божественной воли, которой равно подчинялись и те, на чью долю оставалась победа, и те, которые должны были признать себя осужденными[1]. Как, например, традиционный богатырский поединок в начале битвы для поднятия боевого духа Пересвета и Челубея, сразу за которым произошла Куликовская битва.
В договоре смоленского князя Мстислава с Ригою и Готским берегом (1229 год) сказано: «русину не звати латина на поле биться у руской земли, а латинину не звати русина на поле биться у Ризе и на Готском березе. Аще латинески гость битеся межю собою у руской земли любо мечем, а любо деревем — князю то не надобе, мѣжю собою соудити; тако аще рускии гость биеться у Ризе или на Гочкоме березе — латине то не надобе, а те промѣжю собою урядятеся». Смысл этой статьи заключается в том, что русский не может вызывать немца на поединок в русскую землю, а немец русского в Ригу и на Готский берег. Князь не должен вмешиваться в поединки иноземцев на русской земле (не брать с них судебных пошлин), а немцы — в поединки русских людей.
Последующие законы определяют случаи, когда дозволялось поле, оружие, с которым обязаны были сражаться бойцы, и сам ход поединка.
Псковская Судная грамота постановляет, что выходить на поле могли не только мужчины, но и женщины. По общему правилу бой должен был быть равный, и поэтому малолетние, престарелые, больные, священнослужители, инвалиды и женщины могли нанимать и ставить вместо себя наёмных бойцов. Если иск подавала женщина против женщины, то наймиты запрещались.
Допускался также поединок между ответчиком и свидетелем, когда последний показывал против первого. Показания нескольких свидетелей сами по себе являлись доказательством и их наличие делало поединок ненужным.
Бой происходил под наблюдением приставов. Вероятно, при битве присутствовал посадник (об этом упоминается в Новогородской Судной грамоте).
Во Пскове стороны выходили на битву в доспехах. В Новгороде оружием были ослопы (дубинки, рогатины) и палки, а доспехами шишаки и железные латы. Побежденный признавался неправым.
Те же положения развиты и в Судебнике Ивана IV. На «поле», кроме представителей власти, присутствовали еще стряпчие и поручители со стороны тяжущихся. «Поле» допускалось и между свидетелями, показания которых противоречили друг другу. Бойцы одевались в латы, имели в руках щиты и дрались дубинками.
Стоглав запрещает «поле» для монахов и священников по всем преступлениям, кроме убийства.
Обычай решать спорные дела «полем» продолжал существовать в течение всего XVI века и исчез в XVII веке. Соборное уложение 1649 года ничего не упоминает о «поле», заменяя его присягой.
Православная церковь и судебные поединки
Церковь протестовала против проведения судебных поединков. До нас дошёл протест митрополита Фотия (1410 год):
еще же и сему наказаю: аще который человекъ позовется на поле да приидетъ к которому попу причаститись, ино ему святого причастья нет, ни целования крестнаго; а который поп дастъ ему святое причастие, тот поповства лишен. А кто утепет (убьёт), лезши на поле, (и) погубить душу — по великаго Василия слову душегубец именуется, в церковь не входит, ни дары не приемлет, ни богородицина хлеба причащениа-ж святаго не прииметъ осмнадцать лѣтъ; а убитого не хороните, а который поп того похоронит, тот поповства лишен
Главным образом духовенство восставало против колдовства и чар, к которым прибегали бойцы. Максим Грек жаловался, что судьи, вопреки очевидности свидетельских показаний, изобличающих виновного, присуждают «поле», а обидчики на то и рассчитывают: у них всегда есть «чародей и ворожея, иж возможетъ дѣйством сатанинским пособити своему полевщику».
В старинных лечебниках встречаются указания на те волшебные средства, обладая которыми можно смело выходить на поединок:
«если хочешь быть страшен, убей змею черную, а убей ее саблею или ножемъ, да вынь изъ нея языкъ, да и въ тафту зеленую и в черную да положи в сапогъ в левой, а обуй на том же месте. Идя прочь, назад не оглядывайся. Пришедши домой, положи (змеиный языкъ) под ворота в землю; а кто тебя спросить: где былъ? и ты с им ничего не говори. А когда надобно, и ты въ тотъ же сапогъ положи три зубчика чесноковые, да под правую пазуху привяжи себе утиральник и бери с собою, когда пойдешь на суд или на поле биться».
«С ветлы или березы надобно взять зеленый кустецъ… по нашему вихорево гнездо, и взять тот кустец, как потянет ветер-вихорь в зиме или летом, да середнее деревцо держать у себя — на суд ходить, или к великимъ людям, или на поли биться, и как бороться — держать тайно в сапоге в одном на правой ноге. А кто держитъ то деревцо у себя, тот человек не боится никого».
Судебный поединок в Чехии
Порядок судебного поединка в Чехии регламентировался «Рядом земского права» [1]. Согласно ему, суд об убийстве родственника кончался поединком. Противники перед битвою присягали, вооружение состояло из меча и щита. Состязание происходило в специальном месте, огражденном перилами.
Утомленный боец мог просить отдыха до трех раз. На время отдыха между соперниками клали бревно, через которое они не имели права переступать. Победитель отрубал своему врагу голову. Люди низкого звания должны были биться палками.
За малолетнего сироту выходил на поединок один из родственников. Если в суд за убийство мужа или родственника подавала вдова, и доходило до поединка, то ответчик должен был стать по пояс в яму и оттуда сражаться с ней. Той же льготой пользовались незамужние женщины, если они того желали, в противном случае им предоставлялось сиротское право.
Судебный поединок в Германии
Судебный поединок в Англии
Судебный поединок во Франции
Судебный поединок в США
См. также
Примечания
↑ Афанасьев, А. Н. Русское поле или суд божий // Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. В 3 тт. Т. 1. — М.: Современный писатель, 1995.
Литература
Афанасьев, А. Н. Русское поле или суд божий // Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. В 3 тт. Т. 1. — М.: Современный писатель, 1995.
dic.academic.ru
География Древней Руси. Поле Куликово
Еще раз обратимся к истории своей собственной страны и убедимся в явном несоответствии навешивания на наши уши лапши, именуемой русской историей.
Мы распрекрасно помним из множества описаний Куликовской битвы, что Русь в этот период обзавелась самой в ту пору главной защитой от нападения врагов: белокаменной крепостью. Причем, не только ее столица приобретает самый дорогой в нашей песчаной стране материал — камень, но и многочисленные храмы, до этого момента являющиеся все деревянными. То есть нам непонятен этот стахановский скачок, которому ну уж не менее сотни лет, если серьезно взглянуть на свою собственную историю, а не с подачи «умных дядь», потому как на строительство любого из белокаменных храмов уходило в ту пору от пяти до пятидесяти лет. А тут их, как из-под земли, сразу с несколько десятков откуда-то вырисовываются. А плюс к ним и еще чудо инженерной техники — белокаменный кремль. И это в стране глины и песчаника. Понятно, сегодня нашли, откуда его можно было в ту пору из-под земли хотя бы чисто теоретически выковыривать. Но все равно эти узкие проходы пещер, в которых для такого количества камней надо несколько сотен лет ковыряться, не позволяют ни под каким соусом предложить этот волшебный взлет города Москвы практически из ничего. Мало того, у нас оказывается в наличии столь грозное оружие, которое позволяет перемолотить просто безчисленные массы закованной в броню конницы врага. Некоторые источники, повествующие о Сергии Радонежском, говорят и о 800 000 вражеских воинов. Однако орда имела и много больший воинский потенциал. При нападении на Русь, например, вот какое количество воинов, имевшихся у врага в наличии, приводит король Венгрии:
«У них сорок крестов, и за каждым следует сорок тысяч всадников» [296].
Почему крестов? А потому что они являются вовсе не язычниками, как нам внушали, а несторианами. Судя по всему, папа Римский придерживался в ту пору той же религии:
«Они соблюдают обряды крещения и обрезания, осеняют себя одним пальцем… Для крестоносцев… обитатели Руси, согласно логике слухов… не были правоверными христианами, в то время как монголы, совершившие нападение… являлись адептами истинной веры» [296].
То есть веры католической — именно данный род ереси, судя по приведенной фразе, и пожирал в ту пору отколовшийся от Православия Рим.
Но все описываемые события касаются именно Средней России. Но затем, когда память о море Джурджан и столице восточной гардарики была основательно подтерта, примилейшие наши историки это завоевание переносят на Русскую равнину. Но, что наиболее точно отражает происходящие в те времена события, как само это ударное строительство, не возможное и в лучшие-то годы, так и сам тип проживающих в Центральной России людей, слишком явственно обвиняют придумавших это самое нашествие на Русскую равнину каких-то таких весьма таинственных пришельцев. Ведь эти пришельцы, как пытаются нам внушить фальсификаторы, якобы портили генофонд страны 200 лет кряду. Но генетически, что освидетельствовано в 90-е годы американскими учеными, наша страна имеет на 70% население с гаплогруппой R1A1. Что полностью опровергает это самое пресловутое «татарское нашествие». Потому разговор идет о той части Руси, которая располагалась вовсе не здесь, но за морем-окияном — в нами отысканной стране, из-за ухода водоемов ставшей беззащитной перед многочисленными врагами, как и обычно объединяющимися для нападения на нас в самые для нас не лучшие времена.
И Куликовская битва, величайшая битва столетия, которую описывают слишком многие свидетели, чтобы хотя бы попытаться объявить ее вымышленным событием, судя по всему, происходила где-то там же. То есть разговор, похоже, идет не о Русской равнине, но о нами столь пристально рассматриваемой этой таинственной затерянной в исторических фальсификациях истории страны Георгия Победоносца — Джурджании (Гургании=Георгии).
Но где бы это действо ни происходило, важен факт, что Мамай ведет на Русскую Землю всю собранную им Великую Степь. Русским дружинам, в которых насчитывается до 200 тыс. воинов, противостоит армия, численностью до 800 тыс. Однако ж не сложилось: войско врага было жестоко разгромлено и более полумиллиона из его числа осталось на поле русской славы. И если Наполеон такое количество солдат оставил за всю свою кампанию в России, немцы — за неделю боев Курской битвы, то Мамай такое же количество своих воинов потеряет за один только день. Что может сравниться своей грандиозностью с той победой, одержанной русским оружием над закованными в железо многочисленными ордами неприятеля?!
Но как была одержана победа в этой битве — ведь враг, что свидетельствуют практически все источники, был в несколько раз многочисленнее русских ратей?
Мы имели на вооружении порох. И, что и понятно, сумели подойти к сражению во всеоружии. Понятно, огнестрельном оружии!
Так ведь, скажете, порох изобрели не у нас, а в Китае?
Тем самым Китаем, где изобрели порох, судя по всему, и являлась страна джурдженей, то есть покровительствуемая Георгием Победоносцем страна, в честь сообщения с которой и названа торговая часть Москвы — также стоящая под покровительством этого Русского святого: Китай-город.
И вот что сообщается о невидимой брани, развернувшейся между русскими полками и басурманами:
«…в той нощи, — говорит летописец, — видение видеша Василий Капица да Семен Антонов: видеша от поля грядуща множества Ефиоп в велицей силе, овии на колесницах, овии на конех, и бы страшно видети их и абие внезапу явися Святый Петр митрополит всея Руси и, имея в руце жезл злат и приде на них с яростью велиею, глаголя: почто приидосте погубляти мое стадо, его же ми дарова Бог соблюдати и нача железом своим их прокалати, они же на бег устремишася» [55] (с. 444).
Этническая же принадлежность этих ефиопов понятна — это созданные Вавилонской
мутацией забесовленная часть человечества и ее инфернальные покровители — бесы: все свидетельства побывавших за гранью жизни людей описывают их исключительно таковыми — черными ефиопами. А потому сомнений не остается о действительном победителе этой Великой битвы, в которой страна Георгия Победоносца сражалась с воинством бесов, накликанных из преисподней Дановым коленом, чьи представители китайскими художниками изображались с копытами вместо ног.
«И была сеча лютая и великая, и битва жестокая, и грохот страшный, — повествует летописец. — От сотворения мира не было такой битвы…» [123] (с. 98).
Что за грохот за такой?
Так это работало по басурманам наше огнестрельное оружие! Оно у нас в ту пору давно имелось в наличии:
«Во второй половине XIV в. на Руси появляется огнестрельное оружие» [132] (с. 83).
А нам известно, что если ружье заряжено, то оно должно же когда-нибудь выстрелить?
Между тем, всего два года спустя после Куликовской битвы, что отмечает не кто-нибудь, но самый титулованный в вопросе знания истории Москвы человек, Иван Забелин, при нашествии Тохтамыша в 1382 году:
«…на подступавших к стенам происходила с заборол стрельба из разных махин: — из самострелов, тюфяков, пушек…» [170] (с. 94).
И двумя годами ранее, что и понятно, использование нами пороха было отнюдь не предположительным, но обязательным. Это становится очевидным уже не от разгоряченной якобы фантазии рассказчика, но доказывается исторической наукой. Автор процитированных строк:
«Забелин Иван Егорович (1820–1908) — историк и археолог, почетный академик. Председатель Общества истории и древностей российских при Московском университете, один из организаторов и руководителей Исторического музея» [190] (с. 390).
Процитированный нами отрывок взят из источника, написанного:
«…по поручению Московской Городской Думы. Эта книга явилась первым и единственным до сих пор полным описанием нашей столицы. Иван Забелин собрал и обработал никем не тронутый до него архивный материал» [170] (с. 655).
Никем не тронутый — до 1905 года. И задвинутый подальше, для оправдания версии большевиков «о тысячелетней рабе», что и понятно, после 1917-го.
Так что огнестрельное оружие, что обнаружено Забелиным (и что никем не прокомментировано и старательно замалчивается по сию пору), к Куликовской битве у нас имелось в изобилии. Потому летописец и упоминает о грохоте, который может исходить исключительно от использования огнестрельного оружия. А мишеней было хоть отбавляй — пуля мимо не пролетит:
«Люди гибли не только от мечей, копий и под копытами коней, многие задыхались от страшной тесноты и духоты; Куликово поле как бы не вмещало борющиеся рати, земля прогибалась под их тяжестью, пишет один из древних авторов» [123] (с. 98).
Конечно, при таком стеснении даже самые несовершенные тюфяки — промаха не дадут! Потому этот вариант победы русского оружия в Куликовской битве, столь старательно упрятанный от нас советскими историками, выглядит не просто наиболее вероятным, но слишком теперь явно вырисовывающимся и не подлежащим никакому сомнению. Становится понятным и странное стремление историков изобрести для нас якобы бытовавшие у нас пешие полки. И это в стране, где каждый крестьянин имел по несколько лошадей! Ну, а с приданием нашему вооружению некоторой сермяжности — тоже теперь все становится ясно. На самом деле мы имели на тот день наиболее совершенное оружие во всем мире, которое и применили массированно в этой победоносной для нас битве.
Подвести свои тяжелые орудия нам было проще всего именно водой. Потому враг был встречен не где-нибудь, но на берегу большой реки. Причем, помешать переправиться на свой берег подходящим для соединения с Мамаем частям Литвы нам было бы наиболее предпочтительно именно «огневой стрельбой»! Что через сотню лет обезпечит нам выдающуюся победу в «стоянии» на реке Угре. Этот же грохот, очевидно, поверг в панику и подходящие к месту битвы полки Литвы. Вот где основа их столь непонятной ретирады. Ведь они распрекрасно знали, что огнестрельное оружие, издающее такой грохот, имеется только в распоряжении страны св. Георгия Победоносца.
Однако ж не только в техническом, но и в духовном плане мы отличались от вторгшегося на нашу землю басурманина, как небо отличается от земли:
«Особо чутким в эти часы открывалось духовное существо происходящего. Видели ангелов, помогающих христианам, — во главе “трисолнечного” полка стоял архистратиг Михаил, по небесам шествовали рати святых мучеников и с ними — святые воины Георгий Победоносец, Дмитрий Солунский, Борис и Глеб; от духовных воинов на татар летели тучи огненных стрел» [123] (с. 98).
Материализовались же эти стрелы, судя по всему, в огненном смерче, исходящем из наших пушек, установленных в расположении засадного полка.
Так что на поле Куликовом, как теперь выясняется, само Небесное Воинство, защищающее Престол Господень, вступилось за свое подножие здесь — на земле.
Но и умереть за други своя, пожертвовав своею жизнью ради жизни других, что так свойственно человеку Русы — русскому человеку, в тот день не оставалось без награды, что также видели свидетели той духовной брани:
«Видели же, над русским войском явилось облако, из которого на головы православных воинов опустилось множество венцов» [123] (с. 98).
«По выражению летописца, — “копья ломались как солома, стрелы падали дождем, пыль закрывала солнечные лучи, мечи сверкали молниями, а люди падали, как трава под косою, кровь же текла как вода и текла ручьями”» [55] (с. 448).
Но всесилен Бог русских. И до конца останется верен Ему русский человек, который доказал это, преодолев натиск иноверных басурманских полчищ. Затем в самую гущу неприятельского войска, после произведенного невообразимого грохота от залпа русских орудий, густо окутавших пороховым дымом место засадного полка, вонзилось смертоносное железо, изрыгаемое из пушечных жерл, после чего смешалась кровь, кости и мясо басурман в невообразимую массу:
«Тогда… на полчища Мамая нашел панический страх» [130] (с. 128).
И было от чего: смерть безжалостно косила тысячами закованных в тяжелые доспехи воинов неведомым оружием.
А оружие у нас было более чем смертоносным для врага. И если о страшном выкашивании сгрудившихся масс от пушечных картечных выстрелов в отдельном описании не нуждаются, то вот как выглядели наши ружья той поры, когда требовалось с их помощью пробивать рыцарские доспехи:
«…пищальная пуля пробивала двоих незащищенных воинов, застревая лишь в третьем. Кроме того, она легко пробивала и рыцарские доспехи» [191].
Пушки же, понятно, обязаны были превратить сгрудившееся воинство врага в кровавую массу. Потому не могла не дрогнуть в тот момент армия врага. Засадный полк не дал опомниться поддавшемуся панике неприятелю и завершил разгром врага, начатый русскими пушкарями:
«В великий страх и ужас впадоша нечистивии… христианьстии полцы за ними гоняющее бюще и секуще» [132] (с. 116).
«Тогда Мамай виде погибель свою, нача призвать суетные боги своя, Перуна… мнимого великого способника своего Магомета» [32] (с. 792).
Но идолы не способны отвратить полное его русским оружием истребление:
«Поражаемые с двух сторон, татары бросали свое оружие… и бежали опрометью. Множество их перетонуло в реке. Бежал сам тучный Мамай, бежали все его князья. Русские гнали татар верст на тридцать до реки Красивой Мечи.
Победа была совершенная…» [130] (с. 128).
«…Великий Князь Российский Димитрий победил на баталии полевой Хана Татарского Мамая… разбил и истребил, что земля на тринадесять миль расстоянием покрылася мертвыми в том сражении…» [346] (с. 71).
«По своим масштабам Куликовская битва не имеет себе равных в средневековье» [132] (с. 119).
Но вот в чем вся проблематичность нами разобранных повествований. Никаких особых захоронений близ устья Непрядвы к сегодняшнему дню, несмотря на все старания поисковиков, почему-то не обнаружено. Как, впрочем, ничего не обнаружено и на дне Псковского озера — месте не менее знаменитого сражения — Ледового побоища. Невская же битва, где лишь трупами самых знатных сеньоров шведы заполнили несколько кораблей, вообще отъехала в разряд каких-то полуфантастических сказок.
Так в чем же здесь дело?
В том, что происходили все эти события совсем не у нас. Вот, например, что сообщает о Москве веком позже Куликовской битвы венецианский посол в Персию Амброджо Контарини (1474 г.), явно не ознакомленный во времена написания им своих мемуаров с придуманной о нас полутора веками позднее историей:
«Город Московия расположен на небольшом холме; он весь деревянный, как замок, так и остальной город» [333] (с. 228).
То есть спустя сто лет после построения белокаменного Московского кремля несколько месяцев проживший в нашей столице человек его наличия здесь не обнаруживает, хотя еще в «Сказании о Мамаевом побоище» достаточно четко сказано, что войска наши выходили:
«…из каменного града Москвы…» [601] (с. 248).
Вновь вопрос — почему?
Да все потому же: не в нынешней Москве был выстроен белокаменный кремль, но в той, которая находилась в стране джурдженей — стране Георгия Победоносца. Где-то там и протекает речка, которая некогда нами именовалась Непрядвой. Именно там и проходило это знаменитое сражение, сага о котором не только передавалась веками из уст в уста, но и переписывалась. Причем, вплоть до XX века:
«“Сказание о Мамаевом побоище” дошло до нас в очень большом количестве списков, датируемых периодом времени с XVI по XIX в. включительно» [601] (Предисловие).
Спрашивается, зачем было вплоть до XX века так упорно от руки переписывать историю о той нашей величайшей победе? Неужели же нельзя было ее просто напечатать?
Так ведь переписка свидетельств древних авторов от руки — это все по типу нашего советских времен «самиздата». Кто ж станет печатать сочинения, резко расходящиеся с мнением партии и правительства советского государства? Кому-то в ГУЛАГ сильно захотелось?
Вот и тогда, судя по всему, еще в середине XIX века, в нашей дворянско-масонской стране категорически запрещено было славить ее народ. Мало того, нельзя было раскрывать какие-то весьма серьезные несовпадения истории действительной с официальной историей, придуманной в ту пору врагами русского человека: немцами и розенкрейцерами, Шварцем, Новиковым и Гамалеей, и напечатанные татарином еврейского происхождения масоном Карамзиным.
Однако и теперь, когда, возможно, для публикации этого древнего произведения русской словесности уже внесены какие-то устраивающие власти исправления, кое-что все же остается неизменным, а потому выглядящим достаточно странным. А потому мы даже можем подойти хотя бы к приблизительному определению временного отрезка, когда могла произойти эта легендарная величайшая в нашей истории битва.
Смотрим на первый взгляд кажущуюся перенасыщенной пафосом нашей богоизбранности фразу из «Сказания о Мамаевом побоище»:
«…Мамай, язычник верой, идолопоклонник и иконоборец, злой преследователь христиан: …всех христиан захотел покорить себе, чтобы не славилось имя Господне средь верных Богу» [601] (с. 237–238).
Если бы эта фраза касалась нашей нынешней Руси, что располагалась на Русской равнине, то она просто не верна. Ведь кроме католиков, которых пусть и имел право объявить рассказчик иноверными, на помощь Мамаю спешили православные полки западных Русских земель, подчиненных в то время Литве — тоже, между прочим, в ту пору православной, да и Рязанский князь Олег собирался также выступить на его стороне. Так что здесь просматривается полная путаница изложения. Но, повторимся, если пробовать приписать рассказ к действиям врага на Русской равнине в XIV веке.
Теперь рассматриваем этот «самиздатовский» рассказ в свете нами обнаруженного несоответствия месту и времени произошедшего тогда с воинством Дмитрия Донского.
Здесь мы наблюдаем картину, прямо противоположную нами обнаруженной. В те времена, когда на свете существовало лишь семь Асийских (Рассийских) Церквей, эта фраза не являлась бы только украшением речевого оборота рассказчика, но отображала те самые события, которые могли произойти в случае победы Мамая над нашим единственным в ту пору Православным государством — Святой Русью. Мало того, несмотря на то, что в Орде основным вероисповеданием давно было принято мусульманство, еще ханом Узбеком, Мамай назван язычником.
Потому датировку действия Куликовской битвы следует назвать: между I и VII веками. То есть произошла она, судя по всему, еще до изобретения потомками рабыни Агари новой религии. Вероятно тогда же была для этих примитивных людей изобретена и грамота, именуемая на сегодняшний день арабской. Тогда же появляется грамота и иная — древнегреческая. Все эти события, видимо, связаны с уходом славян из глубин Африки, то есть из африканской Азии уже на нынешнюю территорию Азии.
Рамки же попыток уничтожения Христианства путем захвата Древней Руси следует отнести к периоду с I по III вв. То есть до официального принятия Римом чисто по тем временам Русского Вероисповедания — от семи Асийских (Расийских) Церквей.
Но как же быть с попыткой присоединения к Мамаю Рязани и Литвы?
Эти государственные образования, судя по всему, к древней истории были уже приторочены, что называется, по месту. То есть уже ближе к нашим временам. Это подтверждает и само изложение текста, последняя редакция которого, ну, никак не могла быть ранее XIX века.
Однако ж много более древние фрагменты в этом пересказе чувствуются все же достаточно ощутимо. Вот какими удивительными словами Сергий Радонежский, например, отсылает князя Дмитрия:
«Пойди, господин, на поганых половцев…» [601] (с. 245).
А половцы, судя по всему, представляли собою рыжих немцев, но уж никак не черноволосых и узкоглазых татар, какими они обрисованы для нас историками. Именно данным термином поименованы «татары» и в древней молитве:
«Не отдай же Госпожа, городов наших в разорение поганым половцам…» [601] (с. 247).
А вот еще вариант:
«…с погаными половцами, с агарянами» [601] (с. 249).
То есть половцы поименованы еще и агарянами — рыжеволосыми потомками белого Авраама и его чернокожей служанки Агари. Причем, это вовсе не легенда белых людей, придуманная для уничижения детей рабыни:
«Согласно мусульманской легенде, Авраам после рождения Исма'ила, по требованию Сары и следуя указанию Бога, отвел его мать Агарь с сыном в Мекку, где они и поселились. Исма'ил построил Каабу и стал прародителем арабских племен Северной и Центральной Аравии (См.: ат-Табари. Та'рих, т. 1, с. 270–289)» [602] (прим. 10 к с. 15).
То есть ислам, что выясняется, это чисто родовая религия мулатов, чье происхождение ведется от рабыни.
Далее. Нам грозила опасность, как сообщает автор:
«…от поганых измаильтян…» [601] (с. 253).
То есть потомков Измаила — ребенка Агари.
Что закрепляет слова Сергия Радонежского еще более отчетливо. Причем, здесь же и вероисповедание татар еще раз закрепляется как исключительно языческое:
«Ныне выступаем против безбожных язычников, поганых татар…» [601] (с. 247).
Здесь с одной стороны указывается, что половцы и татары — это один народ. Мало того, народ именно языческий. То есть никакого отношения к мусульманству этот народ, в отличие все же от известного нам народа золотоордынского, не имел.
Вот еще очень говорящая фраза из нами рассматриваемого повествования:
«Князья же Белозерские отдельно со своим войском выехали; видно, как хорошо изготовилось войско их» [601] (с. 248).
Так как же многочисленно могло быть это столь красочно описанное воинство?
Нынешний город Белозерск и десятка тысяч населения не насчитывает. Остальные же населенные пункты, причем, в сотнях километров от Белого озера, вообще — лишь маленькие деревеньки. Этот край сегодня пустынен. Но ничто не говорит и о его былом в какую-либо пору процветании. Вот, например, как выглядели его окрестности при Борисе Годунове:
«Вся страна сия болотиста и лесиста, а потому затруднительна для путешественников; в нее можно проникать только или чрез мосты, или в зимнее время, когда болота сии замерзают» [603] (с. 621).
Что в очередной раз убедительно подтверждает нами выдвигаемую гипотезу: княжество Белозерское, о котором упоминается в «Мамаевом побоище» находилось совершенно в другой местности — многонаселенной и с прекрасными пашнями и пастбищами, а уж никак не на пустынных берегах и сегодня слишком холодного водоема. В прошлом же, похоже, здешние края выглядели и еще много более безлюдными, нежели теперь. Причем, густые леса еще той поры более чем красноречиво говорят о том, что никаких пашен, которыми и живет русский человек испокон века, здесь никогда не было и быть не могло.
Вот еще очередное доказательство местонахождения страны Георгия Победоносца. При упоминании об Александре Невском все в том же «Сказании о Мамаевом побоище» говорится:
«…прадеду моему великому князю Александру на похвалявшегося короля римского, пожелавшего разорить отечество его» [601] (с. 259).
Ледовое же побоище, что нам распрекрасно известно, проходило против немцев ливонцев, то есть крестоносцев Тевтонского и ливонского орденов, но уж никак не против римского короля.
То есть практически все говорит о том, что и эта битва проходила где-то во много более южной местности. Причем, и тяжелых доспехов, которых должно было с тех пор остаться в предостаточности, на месте этого легендарного сражения не обнаружено. Что в очередной раз подтверждает выдвигаемую версию о том, что Ледовое сражение, о котором имеется столько много литературы с обеих сторон, происходили вовсе не здесь.
Все то же касается и Куликовской битвы. Причем, и сами-то монголы, более чем примитивная безграмотная народность, о каком-то их нас якобы когда порабощении, что называется, — ни сном, ни духом? И это мы их, искони примитивных скотоводов пастухов, пытаемся теперь убедить, что они нас когда-то завоевали. Но они удивляются и отвечают, что не было никогда такого: кто нам эту глупую сказку внушил?
И действительно. Как могли эти и сегодня-то крайне примитивные народности, не имеющие для отправления естественных нужд даже туалетов (они присаживаются в своих длинных халатах и делают эти свои фекальные отправления прямо посреди улицы), завоевать самый передовой в мире народ? Ведь мы первыми: приручили лошадей, изобрели кольчугу, личину, лук и бронебойные стрелы, огромные океанские корабли, порох, огнестрельное оружие.
И почему именно мы?
Так ведь потому, что именно мы являемся обладателями Корнеслова языков человечества. То есть самые древние книги на земле записаны на нашем языке: и Библия, и Евангелие, и Псалтирь. Подтверждением тому хотя бы обнаруженные относящиеся к XI в. берестяные грамоты Господина Великого Новгорода. А ведь его территория, как получается, только в этот момент освободилась от воды. И вот, весь город, как только появляется, так появляется сразу с полностью грамотным населением. А народ этот — Русский. А потому уже вовсе не удивляешься и хотя бы маленьким свидетельствам, все же проскочившим через инквизиторский огонь наших ненавистников, сочиняющих про город Глупов свои истории по истории:
«В VIII веке один из русских князей приколотил щит к воротам Царьграда, и утверждать, что России не существовало и тогда, получается затруднительно. Поэтому, в ближайшие века для Руси было запланировано долговременное рабство. Нашествие монголо-татар и 3 века покорности и смирения. Чем отмечена эта эпоха в реальности?
Не станем отрицать по лености своей монгольское иго, но… Как только на Руси стало известно о существовании Золотой орды, туда тут же отправились молодые ребята, чтобы… пограбить пришедших из богатого Китая на Русь монголов. Лучше всего описаны русские набеги XIV века (если кто забыл — игом считается период с XIV по XV век).
В 1360 году новгородские хлопцы с боями прошли по Волге до Камского устья, а затем взяли штурмом большой татарский город Жукотин (Джукетау близ современного города Чистополя). Захватив несметные богатства, ушкуйники вернулись назад и начали “пропивать зипуны” в городе Костроме. С 1360 по 1375 год русские совершили восемь больших походов на среднюю Волгу, не считая малых налетов. В 1374 году новгородцы в третий раз взяли город Болгар (недалеко от Казани), затем пошли вниз и взяли сам Сарай — столицу Великого хана.
В 1375 году смоленские ребята на семидесяти лодках под началом воевод Прокопа и Смолянина двинулись вниз по Волге. Уже по традиции они нанесли “визит” в города Болгар и Сарай. Причем правители Болгара, наученные горьким опытом, откупились большой данью, зато, ханская столица Сарай была взята штурмом и разграблена. В 1392 году ушкуйники опять взяли Жукотин и Казань. В 1409 году воевода Анфал повел 250 ушкуев на Волгу и Каму. И вообще, бить татар, на Руси считалось не подвигом, а промыслом.
За время татарского “ига” русские ходили на татар каждые 2–3 года, Сарай палили десятки раз, татарок продавали в Европу сотнями. Что делали в ответ татары? Писали жалобы! В Москву, в Новгород. Жалобы сохранились. Больше ничего “поработители” сделать не могли. Источник информации по упомянутым походам — вы будете смеяться, но это монография татарского историка Альфреда Хасановича Халикова.
Они нам до сих пор этих визитов простить не могут! А в школе все еще рассказывают, как русские сиволапые мужики плакали и отдавали своих девок в рабство — потому, как быдло покорное. И вы, их потомки, тоже этой мыслью проникайте. У нас кто-нибудь сомневается в реальности ига?» [604].
Так что ни монголы, ни татары — про какое-то там иго ничего не говорят. А вспоминают обиды, нанесенные нами им.
Но как же так? Ведь историки все уверяли нас, что татары с шашками наголо нас столь несчетное количество раз рубали?
Весь вопрос в том — чем это они нас могли рубать:
«Тупые русские бездельники. Вспоминая монгольское нашествие, я все время удивляюсь — откуда они ухитрились набрать столько сабель? Ведь сабли ковались только начиная с 14 века, и только в Москве и в Дагестане, в Кубачах… Больше нигде в мире сабли ковать не научились — это куда более сложное искусство, чем может показаться» [604].
Кто-то на такое, возможно, попытается возразить: а как же стрелы? Как же знаменитый их лук сагайдак?
Но и здесь все такого же порядка фальшивка:
«Как показали остатки мастерских, все оружие делалось на месте русскими руками и притом из местных железных руд, что доказано спектроскопическим анализом изделий» [140] (с. 62).
И мы всегда и во всем намного опережали весь мир:
«Кольчуги появились на Руси… на 200 лет раньше, чем в Европе… даже слово “кольчуга”, т.е. “сделанная из колец”, славянское. Термин “броня” (от “боронити”, т.е. защищать) также русский» [140] (с. 62).
Сюда же следует прибавить и личину, впервые упомянутую в употреблении именно у нас. Так что некая такая в чем передовитость западного рыцарства — это миф. Причем, самый наглый и самый лживый. Тому подтверждением служат и результаты раскопок археологов:
«Оружие, найденное в курганах, которое прежде считалось норманнским, оказалось явно не норманнского типа и изделия» [140] (с. 62).
То есть некий приписанный скандинавам над нами патронаж — всего лишь мифология немецкой этой самой «науки» — не более того. На самом деле изготовлять оружие по тем временам умели только мы. Какие там еще нападения на нас этих «великих викингов»? А о кораблях и говорить нечего: наши были в 8 раз своим водоизмещением больше кораблей Колумба. Причем, уже были таковыми до Колумба еще за тысячу лет. Мало того, во времена Баренца эти корабли были и вдвое большими: 4 000 т водоизмещения.
Но вот и еще какой вид вооружений имели наши русские арсеналы во времена европейских игрушечек в войнушку — рыцарских ристалищ:
«Русские стрелы (по-видимому бронебойные) пробивали доспехи немецких рыцарей, о чем свидетельствует битва под Венденом в 1218 г.» [142] (с. 176).
«“…на Руси с IX по XIV в. имели широкое распространение и более сложные по конструкции луки. Об этом свидетельствуют и находки комплектов костяных накладок от рукояти сложного лука конца XII в. в Новгороде, и многочисленные находки костяных накладок от рукоятей и концов луков IX–XIII вв. в Тмутаракани, Чернигове, Старой Ладоге, Старой Рязани, Вщиже, Турове, Екимауцах, Воине, Колодяжине и многих других… Судя по многочисленным находкам готовых изделий, заготовок и отходов производства костяных деталей сложных луков, налучий, колчанов и защитных приспособлений, употреблявшихся при стрельбе из лука, можно сказать, что луки делались во многих древнерусских городах. На Руси были специальные мастера лучники и тульники… Изготовление луков и стрел требовало больших знаний специфики этого оружия, свойств материалов и длительного производственного опыта” (А.Н. Кирпичников, А.Ф. Медведев. Вооружение //Древняя Русь. Город. Замок. Село)» [142] (с. 179).
То есть мы были впереди планеты всей вообще по всем видам вооружений. Причем, и знаменитый этот «монгольский» лук, что выяснилось, никакие монголы никогда и не держали в руках — это чисто русское оружие. Понятно, и кольчуга, много превосходящая тяжеловесные и неуклюжие панцири европейцев, тоже является чисто русских оружейников предметом изготовления. Но, что теперь выясняется, даже сабли кроме нас и дагестанцев никто в мире по тем временам не изготовлял…
Кто придумал эту глупую басню — монголо-татарское иго, коль у нас, даже несмотря на 70-летнее усиленно всеми средствами пропаганды провоцируемое большевиками смешение рас, к 90-м годам обнаружилось у 70% населения единая для всех русских гаплогруппа — R1a1? Как мы могли с кем-то смешиваться, якобы страдая под гнетом завоевателей 300 лет, если являемся своей кровью самым чистым из всех народов земли?
Библиографию см.: СЛОВО. Серия 2. Кн. 3. Гибель Гипербореи http://www.proza.ru/2017/05/10/1523
nethistory.su
Градостроение на Руси
- Всяк держи свои рубежи- Хороши хоромы, да нет обороны
Спокойной, безмятежной жизни на Руси, наверное, не было никогда. Живя в непредсказуемом, полном опасностей мире, русский человек учился ограждать свое жизненное пространство и свое достояние защитными барьерами-рубежами от всего злого и враждебного, приходящего извне.
С глубокой древности известны укрепленные дворы знатных руссов – «хоромы», вмещавшие кроме хозяина и его семьи также «ближних» – слуг и воинов. Они представляли собой несколько бревенчатых строений, поставленных кругом (корень «хор» в древнерусском языке означал «круг»). Промежутки между наружными стенами срубов закрывались глухим забором из бревен – «тыном» либо «заплотом», а для въезда служили тяжелые ворота из досок. Круговая форма, вероятно, имела еще и магическое значение, поскольку круг есть древний символ солнца, почитаемого древними славянами как божество.
- Пиво пьют – поговаривают, город рубят – поколачивают.- Мышь в коробе - как воевода в городе.
В древнейшем, изначальном смысле любое поселение, окруженное или «огражденнное» линией укреплений, называлось у славян «градом» или «городом».Искусство строительства укреплений – «городовое дело», существовало на Руси с незапамятной (долетописной) древности. Ведали им особые мастера, - «градодельцы», «градоставцы хитрые», «розмыслы» - люди, обладавшие Знанием. Это Знание, основанное на опыте предыдущих поколений, они преумножали сами и передавали далее своим ученикам, создавая Традицию.
Очень важен был выбор места. Как известно, практически все старые русские города стоят на берегах рек, поскольку в те времена главными дорогами были именно реки .Древние скандинавы, проплывая на своих кораблях по речному пути «из варяг в греки» и наблюдая по берегам множество укрепленных поселений, назвали Русь «Гардарикой» – страной городов.
Большинство русских городов–крепостей ставилось по так называемой «мысовой» схеме – на высоком холме, в месте впадения в большую реку под острым углом ее притока, ручья или просто глубокого оврага. Таким образом, поселение защищалось с двух сторон естественными преградами. Третья сторона – «напольная» - естественных преград не имела, и потому искусственно укреплялась рвами и валами.
Наглядный тому пример – Московский Кремль. Его напольная сторона – та что выходит на Красную площадь - имеет самые высокие стены,(а когда то они были в три ряда) и башни здесь стоят заметно чаще, чем со стороны Москвы реки и Неглинной.
*****
По мере роста вширь средневековый город приобретал, как правило, два обвода крепостных стен, деливших его на три части.Историческое ядро города - центральная, сильно укрепленная часть, называлась «детинец» или «кремль», и представляла собой крепость внутри крепости. Там обычно находилось княжеское подворье, «гридницы» - жилища дружины, а также наиболее ценные городские «устроенья» - казна, арсенал, житницы и закрома с припасами.Вокруг «детинца» располагался «окольный град» или «подол» - собственно город внутри крепостных стен, который в свою очередь был окружен снаружи «посадом» – так назывались жилые слободы за чертой городских укреплений.
Часто разросшиеся посады в свою очередь обносились рвами, валами и острогами, включаясь в общую систему городской обороны. Таким образом почти все крупные русские города приобретали со временем по нескольку линий основных и вспомогательных укреплений.
