Мифы древней скандинавии

Мир Скандинавской мифологии - Мифы Древней Скандинавии

Асы и Ваны долгие годы жили в мире друг с другом, но как только из Йотунхейма пришли норны и золотой век окончился, Асы все с большей и большей завистью стали смотреть на огромные богатства своих соседей и наконец, решили отнять их силой.

Получив от гномов Мьйольнир, Тор тут же умчался на восток сражаться с великанами, и Один, зная, что его старший сын теперь не допустит Гримтурсенов в Асгард, собрал богов и повел их в поход на Ванахейм.

Духи смело вышли им навстречу, и владыка мира, метнув в них свое неотразимое копье, совершил первое в мире убийство из-за золота. Так исполнилось еще одно предсказание норн - боги пролили кровь, за которую им рано или поздно придется отдать свою.

Начатая Асами война не принесла им ни желанного богатства, ни славы. Дружные и свободолюбивые Ваны отбили нападение богов и, прогнав их обратно в Асгард, осадили его со всех сторон. Тогда Асы поспешили заключить с духами мир и обменялись с ними заложниками. Боги отдали Ванам Генира, а духи прислали им Ньйодра вместе с его двумя детьми - Фрейром и Фрейей, - которые с тех пор живут в Асгарде. После этого все Асы и Ваны в знак вечной и нерушимой дружбы плюнули в большой золотой сосуд и из собранной в нем слюны вылепили карлика Квазира.

Сочетая в себе всю мудрость и все знания богов и духов, Квазир был самым умным и ученым существом на свете. Он был сведущ во всех науках и говорил на всех языках. Спустившись на землю, карлик некоторое время ходил среди людей, пытаясь передать им свои огромные знания, но те думали только о богатстве. Они торговали, воровали или воевали между собой и мало прислушивались к словам маленького мудреца. Тогда Квазир отправился в Свартальфахейм, к черным гномам, но и они были заняты лишь тем, что усердно собирали золото, серебро и драгоценные камни. Переходя из одного жилища гномов в другое, Квазир наконец пришел к двум братьям: Фиаляру и Галяру.     - Я могу научить вас любой науке и любому искусству, - заявил он. - Говорите, что бы вам хотелось узнать?     - Разве ты так учен? - спросили его гномы.     - Я ученей всех на свете! - гордо ответил мудрый карлик".     - Тогда расскажи нам, как устроен мир, - сказали братья. Радуясь, что нашел слушателей, Квазир заговорил о ясене Игдрасиле, об Асгарде и его чудесных дворцах, о богах и великанах и о предсказании норн.     - Этот карлик и вправду много знает, - шепнул Фйаляр на ухо брату. - И из его крови можно приготовить напиток, который и нас сделает такими же мудрыми.     - Ты прав, - отвечал Галяр.

И, в то время как Квазир продолжал свой рассказ об устройстве мира, братья-гномы бросились на него и убили.

Потом они выпустили из карлика кровь, смешали ее с медом и наполнили ею три сосуда: котел, прозванный Одрёрир (вдохновение), и сосуды Сон (искупление) и Бодн (жертвоприношение). Получившийся от этой смеси напиток обладал чудесным свойством: каждый, кто хотя бы раз его попробовал, становился искусным поэтом, за что напиток и был прозван "поэтическим медом".

Боясь мести богов, гномы скрыли от них свое преступление. Они распустили слух, что ученый карлик умер, задохнувшись от собственной премудрости, так как не было на земле человека, с которым бы он мог ею поделиться. Однако убийство Квазира недолго оставалось тайной. В скором времени Фйаляра и Галяра посетил великан Гиллинг, и они не удержались, чтобы не похвастаться перед ним "поэтическим медом".     - Дайте и мне его попробовать, - попросил великан.     - Нет, - отвечали братья. - Этот мед дорого стоит, и мы не хотим отдавать его даром.     - Хорошо, я принесу вам за него много золота, - сказал Гиллинг.

Он собрался уходить, но гномы уже жалели о том, что проболтались, и, боясь, что великан их выдаст, решили убить его так же, как и Квазира.     - Подожди немного, - сказали они. - Мы собирались сегодня покататься на лодке. Не поедешь ли и ты вместе с нами?

Гиллинг охотно согласился, братья же, зная, что он не умеет плавать, отвезли его на глубокое место, а потом неожиданно перевернули лодку, и великан камнем пошел на дно. Фйаляр и Галяр были хорошими пловцами и благополучно достигли берега, но тут их уже поджидал старший сын Гиллинга, Гуттунг. Стоя на горе, он видел, как гномы убили его отца, и теперь желал отомстить.     - Вы умрете той же смертью, какой умер ваш гость! - в гневе воскликнул он.

Гуттунг бросил их на риф, который во время прилива накрывали волны. Великан, стоя на дне, возвышался над рифом, и вода, прибывая, едва доходила ему до колен. Так он стоял, наблюдая за карликами, с ужасом взиравшими на готовую поглотить их стихию.     - О, сними нас с рифа, добрый Гуттунг! - взмолились они.     - Сними нас с рифа, и мы дадим тебе золота и драгоценных каменьев. Сними нас, и мы подарим тебе ожерелье не менее прекрасное, чем Брисингамен.

Так они умоляли, но великан Гуттунг только смеялся над ними. Ему не нужны были ни золото, ни драгоценности.

Тогда Фьялар и Галар закричали:     - Пощади! За нашу жизнь отдадим тебе "поэтический мед" - напиток, которого нет даже у богов. Один его глоток сделает тебя замечательным поэтом.     - Если у вас действительно есть такой мед, я согласен принять его как выкуп за смерть отца, - отвечал Гуттунг. - Но вы должны отдать мне его весь, до последней капли, и рассказать, как и из чего вы его сделали.

Гномы волей-неволей приняли его условия, и Гуттунг, получив "поэтический мед", отправился с ним домой. Здесь он спрятал его в глубокой пещере, стены, потолок, и пол которой были из твердого гранита.

У Гуттунга была дочь по имени Гуннлёд, красотой и добротой равная Герд и Скади, девушкам-великаншам, которых возлюбили обитатели Асгарда. Суттунг заколдовал Гуннлёд, превратив ее из юной красавицы в старую каргу с длинными клыками и острыми когтями, и посадил ее в пещеру охранять сосуды с волшебным медом.

Вот так волшебный мед, полученный карликами путем злодейства, попал в руки великанов.

От Гуттунга и его дочери об убийстве Квазира и о "поэтическом меде" постепенно узнали все великаны, а еще через несколько дней вороны и волки отца богов донесли эту весть до Асгарда.

Всеотец прослышал о смерти Квасира, которого чтил превыше всех смертных. Убивших его карликов он замуровал в их подземельях, чтобы они никогда больше не вышли на свет, а сам тем временем решил похитить "поэтический мед" и перенести его в Валгаллу.

Историю о том, как Один добыл волшебный мед из заваленной громадным камнем пещеры, где скрыл его Гуттунг, и о том, как он разрушил заклятие, лежавшее на Гуннлёд, дочери Гуттунга, часто рассказывают у семейных очагов.

Переодевшись в платье бедного странника, он долго шел через Йотунхейм, пока не увидел большой луг, на котором девять великанов косили траву. Это были слуги младшего брата Гуттунга, Бауги, и Один заметил, что, несмотря на ранний час, с них уже градом катится пот.     - Почему вы так устали? - спросил он. - Ведь ваша работа совсем не тяжелая.     - У нас очень тупые косы, - отвечал ему один из великанов, - а то бы мы уже давно скосили весь луг.     - Этому горю легко помочь, - возразил Один, вынимая из-за пазухи точильный камень. - Вот, глядите! Стоит немного потереть этим камнем ваши косы, как они опять станут острыми.     - Отдай его мне! - воскликнул один великан. - Нет, мне! - возразил другой.     - Нет, мне! Нет, мне! Нет, мне! - хором закричали остальные косцы:     - Пусть он достанется самому ловкому, - засмеялся Один и изо всех сил подкинул камень вверх.

Великаны бросились его ловить, потом стали вырывать его друг у друга и, в конце концов, передрались между собой, пустив в дело свои косы. Гримтурсены бились столь яростно, что не прошло и десяти минут, как все они уже лежали на траве без признаков жизни.

К полудню на луг пришел Бауги и, увидев своих слуг мертвыми, схватился за голову.     - О горе мне! - воскликнул он. - Кто же теперь будет косить мои луга и убирать мой хлеб? Где я найду новых работников?     - Не печалься, - сказал старейший из Асов, подходя к нему. - Если хочешь, я буду работать на тебя все лето и сделаю один столько же, сколько они сделали бы вдевятером. Великан с удивлением посмотрел на Одина.     - Ты такой маленький и берешься заменить мне всех моих слуг? - спросил он. - Как же тебя зовут?     - Меня зовут Больверк, - отвечал владыка мира. - И хотя я и маленький, а сделаю то, что сказал. - Я буду работать за девятерых, - заявил странник - Испытай меня - и увидишь.

Наутро Один вышел в поле Бауги и накосил столько сена, сколько накашивали за день девять рабов.     - Останься со мной до конца года, - сказал Бауги, - и я сполна с тобой расплачусь. На том они и порешили. Один остался у Бауги до глубокой осени и работал один за девятерых. Он скосил на лугах траву, убрал на полях хлеб, а потом обмолотил его и свез в амбары. Наконец, когда с деревьев слетели последние листья, а на речках появился первый ледок, Бауги сказал ему:     - Ты отлично справился. Теперь требуй награды.     - Единственное, что я у тебя прошу, - молвил Один, - это глоток волшебного меда.     - Волшебного меда? - удивился Бауги. - Я не знаю ни где он, ни как его достать.     - Он у твоего брата Гуттунга. Пойди к нему и возьми для меня глоток волшебного меда.

Бауги пошел к Гуттунгу. Но, услыхав, зачем тот явился, великан Гугтунг в гневе обрушился на брата.     - Глоток волшебного меда? - взревел он. - Никто не получит от меня ни глотка. Я ли не заколдовал свою дочь Гуннлёд, чтобы она сторожила его? А ты говоришь мне, что странник, заменивший тебе девятерых, просит в награду глоток волшебного меда! О великан, глупый, как Гиллинг! О великан-простак! Кто мог справиться с такой работой, и кто потребовал бы у тебя такой награды, кроме одного из наших врагов-асов? Теперь убирайся прочь и больше не заикайся мне о волшебном меде.

Бауги вернулся домой и сказал страннику, что Гуттунг никому не уступит глотка волшебного меда.     - Я выполнил твои условия, - проговорил странник Вегтам, - и ты должен дать мне ту награду, которую я попросил. Пойдем со мной, поможешь мне ее получить.

Он велел Бауги отвести его туда, где был спрятан волшебный мед, - к горной пещере. Вход в пещеру был завален громадной каменной глыбой.     - Мы не сумеем ни сдвинуть этот камень, ни проникнуть сквозь него, - сказал Бауги. - Я не могу помочь тебе добраться до твоей награды.

Странник вынул из-за пояса бурав.     - В сильных руках этот бурав просверлит камень. У тебя ведь сильные руки, великан? Давай-ка сверли.

Великан недоверчиво покачал головой и принялся за работу, однако мысль о том, что его могут обмануть, не давала ему покоя, и он в свою очередь решил схитрить.     - Я уже просверлил гору насквозь, Больверк, - сказал он немного спустя, выдергивая бурав и кладя его на землю, - можешь доставать мед.

Вместо ответа Один с силой дунул в просверленное отверстие. Из него вылетели песок и искрошенные камешки.     - Нет, ты еще не добрался до пещеры, - возразил он, - иначе весь этот щебень полетел бы внутрь, а не наружу.

Удивляясь про себя сообразительности своего бывшего слуги, великан снова взялся за бурав и на этот раз довел дело до конца.     - Готово! - объявил он, оборачиваясь к Одину. - Теперь можешь дуть сколько хочешь. Взгляд его стал свирепым, а бурав в руке напоминал острый кинжал.

Отец богов дунул и убедился, что исполин сказал правду.     - Погляди-ка, что там наверху! - воскликнул странник.

Бауги поднял глаза, а Один обернулся змеей и нырнул в просверленное отверстие. Бауги схватил бурав и попытался достать им владыку мира, чтобы проколоть его насквозь, но тот уже достиг пещеры и благополучно спустился на пол.

За исполинским камнем было пустое пространство, освещенное сверкающими в скале кристаллами. И сидела там злобного вида карга с длинными зубами и острыми когтями. Она раскачивалась из стороны в сторону и роняла из глаз слезы.

- О юность и красота, - завывала она. - О великаны и великанши, - горе мне, горе! - навек я разлучена с вами. Нет у меня ничего, кроме этой глухой пещеры и этой мерзкой личины.

По полу скользнула змея.     - О, хоть бы ты оказалась ядовитой и убила меня! - прорыдала карга.

Змея проползла мимо. Затем послышался тихий голос: "Гуннлёд, Гуннлёд!" Старуха оглянулась на зов, и перед ней предстал величавый муж в темно-синем плаще. То был Один, старейший из богов.     - Ты пришел забрать волшебный мед, который я охраняю по приказу отца! - вскричала она. - Ты его не получишь. Уж лучше я напою им иссохшую землю пещеры.     - Гуннлёд, - повторил Один и шагнул к ней. Взглянула на него Гуннлёд и почувствовала, как жаркая кровь юности вновь прихлынула к ее щекам. Она положила ладони себе на грудь и ощутила, как острые когти впились в ее горячую плоть.     - Избавь меня от этого уродства, - взмолилась она.     - Сейчас, - сказал Один и, приблизясь к ней, сжал ее пальцы в своих. Потом поцеловал Гуннлёд в губы, и ее безобразие как рукой сняло. Она была уже не горбатой старухой, а высокой статной девушкой с огромными ярко-синими очами, пунцовыми устами и мягкими гибкими дланями. Гуннлёд стала также хороша, как Герд, на которой женился Фрейр.     - Ну, а теперь прощай, Гуннлёд. Я забрел к вам мимоходом, и мне нужно идти дальше.     - Ах, нет, останься со мной! - воскликнула великанша, с восхищением смотря на незваного гостя. - Ты так хорош, что глядя на тебя, забываешь обо всем на свете. Останься, и я отдам тебе все, что ты захочешь.     - Только три дня я могу быть с тобой, Гуннлёд, - сказал отец богов. - И за эти три дня ты должна дать мне три глотка того напитка, который хранится у твоего отца.     - Хорошо, Больверк, - сказала девушка. - Мой отец жестоко накажет меня за это, а три дня - это только три дня, но даже за минуту счастья можно отдать многое. Пусть будет так, как ты хочешь.

Назначенный Одином срок прошел быстро. Три раза заглядывало солнце в пещеру Гуттунга, когда же оно заглянуло туда в четвертый раз, Гуннлёд подвела старейшего из Асов к сосудам с медом и сказала:     - Мне жаль с тобой расставаться, Больверк, но я дала слово и не буду тебя задерживать. Выпей три глотка меда и ступай куда хочешь.

Как вы помните, "поэтический мед" хранился в двух кувшинах и котле. Первым же глотком владыка мира осушил один кувшин, вторым - второй, а третьим - котел.     - Прощай, Гуннлёд, спасибо тебе за гостеприимство, - сказал он и, превратившись в орла, вылетел из пещеры.     - Прощай, Больверк! - со слезами на глазах прошептала девушка. - Неужели ты приходил только затем, чтобы я потом тосковала по тебе всю мою жизнь?

В это время в пещеру вбежал Гуттунг. Возвращаясь домой, он увидел вылетевшего из нее Одина и заподозрил неладное.     - Где мед? - спросил он у дочери. Гуннлёд молча, показала ему на пустые сосуды. Великан издал глухое проклятье и, накинув на себя свое орлиное оперенье, помчался следом за отцом богов.

Выпитый Одином мед мешал ему лететь, и, когда он достиг Митгарда, Гуттунг стал его нагонять. Тогда, видя, что великан вот-вот его схватит. Один выплюнул часть меда на землю и, быстро замахав крыльями, достиг Асгарда. Здесь он наполнил принесенным им напитком большой золотой сосуд и отдал его своему сыну, богу поэтов Браги.

С того дня подлинное поэтическое искусство существует только в Асгарде или у тех, кого боги им наделяют. Правда, та часть меда, которую выплюнул владыка мира, упала на землю и стала достоянием людей, но это были подонки, отстоявшиеся на дне сосудов, -вот почему на свете так много плохих поэтов.

www.mifs.su

Мир Скандинавской мифологии - Мифы Древней Скандинавии

От веку шла война между великанами, стремившимися уничтожить мир и человеческий род, и богами, желавшими защитить человеческий род и сделать мир еще прекрасней.

Множество историй можно рассказать о богах, но начать следует с истории основания их города. Боги поднялись на вершину высокой горы и там решили построить для себя огромный город, который великанам никакими силами не разрушить. Они договорились назвать его Асгард, что означает «город асов» (богов). Заложили асы город среди чудесного поля на вершине той горы и задумали окружить его стеной, выше и крепче которой еще не бывало.

И вот однажды, когда начали они возносить чертоги и палаты, явилось к ним странное существо. Тогда вперед выступил Один, Отец богов, и заговорил с ним.     - Что нужно тебе на горе богов? - спросил он пришельца.     - Мне ведомо, что замыслили боги, - сказал пришелец. - Они хотят построить здесь город. Я не умею воздвигать чертоги, зато умею возводить мощные стены, которые невозможно разрушить. Позвольте мне возвести стену вокруг вашего города.     - Сколько времени тебе понадобится, чтобы окружить стеной весь город? - спросил Отец богов.     - Год, о Один, - ответил пришелец.

Один понимал, что, если Асгард окажется за мощной стеной, богам не придется тратить все свое время на его защиту от великанов и тогда он сам сможет пойти к людям, и учить их, и помогать им. И подумал Один: какую бы плату ни запросил пришелец за строительство такой стены, она не будет чрезмерной.

В тот же день пришелец предстал перед Советом богов и поклялся, что ровно через год закончит постройку. Затем Один дал клятву, что боги не откажут пришельцу, чего бы тот ни попросил в награду, если стена будет готова точно в срок.

Пришелец удалился и вернулся на следующее утро, утро первого дня лета. Он не привел с собой никаких помощников, кроме могучего коня.

Сначала боги думали, что конь будет только подтаскивать камни. Но конь делал не только это. Он укладывал камни рядами и скреплял раствором. Днем и ночью, при свете и в темноте трудился гигантский конь, и скоро мощная стена стала подниматься вокруг чертогов, которые строили сами боги.     - Какой награды попросит этот чужак за свои старанья? - спрашивали друг у друга боги.

И вот Один отправился к пришельцу.     - Мы восхищены работой, которую ты и твой конь делаете для нас, - сказал он. - Нет сомнения, что великая стена Асгарда поднимется к первому дню грядущего лета. Какой награды ты требуешь? Мы приготовим ее для тебя. Пришелец оторвался от своего занятия, предоставив коню громоздить камень на камень.     - О Отец богов, - сказал он, - о Один, в награду за свой труд я прошу у тебя солнце, луну и Фрейю, что пестует цветы и травы. Фрейю - себе в жены.

Услышав это, Один страшно разгневался, ибо непомерную цену заломил пришелец за свою работу. Он пошел к другим богам, занимавшимся в ту пору отделкой сверкающих чертогов внутри великой стены, и возвестил им о требовании пришельца.     - Без солнца и луны мир погибнет, - сказали боги.     - Без Фрейи Асгард погрузится в уныние, - сказали богини.

И решили асы, что лучше оставить стену недостроенной, чем дать пришельцу награду, которой он требует. Но тут слово взял Локи, который был богом-асом лишь наполовину: в нем текла кровь великана Фарбаути.     - Пусть пришелец продолжает строить стену вокруг Асгарда, - сказал Локи, - а уж я исхитрюсь и заставлю его нарушить строгий уговор. Пойдите и скажите ему, что стена должна быть закончена к первому дню лета, но если к этому времени он не уложит последний камень, то не получит ничего.

Боги отправились к пришельцу и объявили ему, что если он не уложит к первому дню лета последний камень, то не получит ни Соль, солнце, ни Мани, луну, ни Фрейю. Теперь-то они смекнули, что пришелец был великаньего племени.

Великан и его гигантский конь принялись работать еще более споро, чем прежде. Ночью, пока великан спал, конь все таскал и таскал камни, поднимая и укладывая их на стену своими могучими передними копытами.

Невольный страх проник в сердца Асов, и, по мере того как стены вокруг них поднимались все выше и выше, этот страх все усиливался и усиливался. Глядя на великана и его могучего коня, бедная Фрейя плакала целыми днями, проливая свои золотые слезы, которых накопилось так много, что на них можно было бы купить целое королевство на земле.     - Скоро мне придется отправиться в Ётунхейм,- горевала она.

Вместе с нею плакали Суль и Мани, и поэтому луна и солнце каждый день всходили закрытые туманной дымкой.

Асы с грустью вспоминали тот час, когда они исполнили желание Гримтурсена и дали ему клятву, запрещающую им позвать на помощь Тора, который сразу избавил бы их от великана, но особенно сердились они на бога огня.

Наконец, когда до назначенного великаном-каменщиком срока оставалось два дня, а работы ему - всего на один день, боги собрались на совет, и Один, выступив вперед, сказал:     -Над нами нависла беда, и это ты, Локи, один виноват во всем. Ты уговорил нас заключить договор с Гримтурсеном, ты уверял, что он не сумеет закончить стену в срок. Ты один и должен за все расплатиться.     -А зачем вы меня послушались? - оправдывался бог огня.- Ведь я не пил воды из источника Мимира и не так мудр, как ты, Один!     - Довольно, Локи!- произнес Браги.- Все мы знаем, что ты всегда сумеешь вывернуться. Придумай же теперь, как нам избавиться от великана. Мы не можем отдать Фрейю в Ётунхейм, не можем и оставить мир без луны и солнца. Знай, что в тот самый день, когда это случится, ты умрешь самой страшной смертью, какую мы только сможем придумать.     - Да, это будет так,- подтвердили остальные боги, и даже молчаливый Видар и тот сказал «да».

Локи долго думал, а потом вдруг рассмеялся. - Будьте спокойны, Асы: великан не достроит стену!- воскликнул он и, встав со своего места, быстро ушел. На следующее же утро, с восходом солнца - а оно в этот день было особенно туманным,- исполинский каменщик повез из Ётунхейма в Асгард последний воз с камнями. Однако, едва он доехал до небольшого леска, невдалеке от которого начиналась страна богов, как из него вдруг выскочила большая красивая кобыла и с веселым ржанием принялась скакать вокруг жеребца. Увидев ее, Свадильфари рванулся в сторону и с такой силой дернул за постромки, что они лопнули. - Постой, постой, куда ты?!- закричал великан. Но его конь уже мчался вслед за кобылой, которая поспешно исчезла в лесу.

Целый день простояли боги на стенах Асгарда, с тревогой ожидая прихода исполина, но он не явился, Фрейя снова плакала, но на этот раз от счастья, да и остальные Асы впервые после многих дней были веселы.

Лишь к исходу второго дня, когда довольная и радостная Суль кончала свое путешествие по небу, боги снова увидели Гримтурсена.

Оборванный и усталый, без своего коня, шел он к Асгарду, изрыгая на ходу самые страшные проклятья.     - Вы меня обманули!- закричал он еще издали.- Вы нарушили свою клятву! Это вы подослали в Ётунхейм кобылу, которая увела моего коня. Асы, которые сразу догадались, что эта проделка бога огня, промолчали.     - Отдайте мне Фрейю!- продолжал кричать великан, неистово стуча кулаком по сложенным им стенам.- Отдайте мне луну и солнце, или вы дорого поплатитесь за свой обман.

С этими словами он нагнулся и, схватив один из оставшихся от постройки стены камней, с силой швырнул его в богов. Те еле успели нагнуться, а камень, пролетев над их головами, ударился о крышу дворца Хеймдалля и выбил из нее несколько черепиц.     - Тор!- хором крикнули Асы.

Долгий и громкий раскат грома был им ответом, и в прозрачном предзакатном небе вдруг выросла фигура рыжебородого богатыря, стоящего во весь рост на своей колеснице.     - Что я вижу? Гримтурсен у стен Асгарда?- воскликнул бог грома и, даже не спросив у Асов, что случилось, поспешно метнул в него свой молот.

Великан, готовившийся бросить в богов второй камень, выпустил его из рук и замертво упал на землю.

Стены Асгарда вскоре достроили сами боги, но еще долгое время на душе у них было невесело. Предсказания норн продолжали сбываться. Асы совершили клятвопреступление, а кому, как не им, было известно, что это никому и никогда не проходит даром.

Жеребец Свадильфари исчез бесследно, и никто не знает, что с ним случилось. Что же касается Локи - это он, превратившись в кобылу, сманил коня великана,- то он впопыхах заколдовал себя на такой долгий срок, что еще около года проходил в образе лошади и даже произвел на свет жеребенка. Этот жеребенок родился восьминогим и был назван Слейпниром. Его взял себе Один и до сего дня ездит на нем верхом.

www.mifs.su

Мир Скандинавской мифологии - Мифы Древней Скандинавии

Однажды, это было еще до того как великаны начали войну с Асами, бог огня Локи, странствуя по свету, забрел в Йотунхейм и прожил там три года у великанши Ангрбоды. За это время она родила ему трех детей: девочку Хель, змею Йормундгад и волчонка Фенриса. Вернувшись обратно в Асгард, бог огня никому не рассказал о своем пребывании в стране великанов, но всеведущий Один скоро узнал о детях Локи и отправился к источнику Урд, чтобы спросить вещих норн об их дальнейшей судьбе.     - Смотрите, смотрите, сам мудрый отец богов пришел к нам! Но он услышит от нас недобрые вести, - едва увидев его, сказала старшая норна.     - Он пришел услышать от нас то, что надолго лишит его покоя, - добавила средняя норна.     - Да, он пришел услышать от нас о детях Локи и великанши Ангрбоды, - подтвердила младшая из норн.     - Если вы знаете, зачем я к вам пришел, так ответьте мне на тот вопрос, который я хотел вам задать, - сказал Один.     - Да, мы ответим тебе, - вновь заговорила Урд. - Но лучше бы тебе не слышать наших слов. Знай, что те, о ком ты хотел спросить, принесут богам много несчастий.     - Двое из них принесут смерть тебе и твоему старшему сыну, а третья будет царствовать после вас, и ее царство будет царством тьмы и смерти, - добавила Верданди.     - Да, волк убьет тебя, а змея - Тора, но и они сами погибнут, а царство третьей будет недолгим: жизнь одержит победу над смертью, а свет - над тьмой, - сказала Скульд.

Печальный и озабоченный возвратился владыка мира в Асгард. Здесь он созвал всех богов и поведал им о предсказании норн, а Тора послал в Йотунхейм за детьми Локи. С тревогой выслушали Асы слова Одина, но еще больше испугались они, когда бог грома привез с собой на своей колеснице Хель, Йормундгад и Фенриса.

Еще совсем юная, Хель была уже на две головы выше своей исполинской матери. Левая половина ее лица и туловища была красной, как сырое мясо, а правая - иссиня-черной, как беззвездное небо страны вечной ночи. Змея Йормундгад, вторая дочь Ангрбоды, еще не успела вырасти - в ней было не более пятидесяти шагов, - однако из ее пасти уже сочился смертельный яд, а ее холодные светло-зеленые глаза сверкали беспощадной злобой. По сравнению с обеими сестрами их младший брат, волчонок Фенрис, казался совсем безобидным. Ростом с обычного взрослого волка, веселый и ласковый, он понравился богам, которые не нашли в нем ничего опасного для себя. Один, сидя на своем троне, внимательно оглядел всех троих.     - Слушай меня, Хель, - произнес он. - Ты так велика и сильна, что мы решили сделать тебя повелительницей целой страны. Эта страна лежит глубоко под землей, и даже под Свартальфахеймом. Ее населяют души умерших, тех, кто недостоин жить с нами в Валгалле. Ступай туда и никогда больше не появляйся на поверхности земли.     - Я согласна, - сказала Хель, наклоняя голову.     - Ты, Йормундгад, - продолжал Один, - будешь жить на дне мирового моря. Там для тебя найдется довольно места и пищи.     - Я соглассссна, - прошипела Йормундгад, сворачиваясь кольцом и глядя на богов жестким немигающим взглядом.     - А ты, Фенрис, - промолвил Один, обращаясь к волчонку, - будешь жить у нас в Асгарде, и мы воспитаем тебя сами.

Фенрис ничего не ответил: он был так мал и глуп, что еще не умел говорить.

В тот же день Хель отправилась в царство мертвых, где и живет до сих пор, повелевая душами умерших и зорко следя за тем, чтобы ни одна из них не вырвалась на свободу.

Змея Йормундгад опустилась на дно мирового моря. Там она все росла и росла, так что наконец опоясала кольцом всю землю и положила голову на собственный хвост. С этого дня ее перестали называть Йормундгад, а прозвали змея Митгард, что означает "Мировая змея".

Фенрис целый год жил в Асгарде, но и он с каждым часом становился все больше и больше, и вскоре из игривого волчонка превратился в такое чудовище, что уже никто из богов, кроме бога войны Тюра, который его кормил, не решался подойти к нему близко. Тогда Асы решили привязать Фенриса и больше месяца трудились, пока не сковали цепь, которая, как они думали, сможет его удержать. Эта цепь называлась Лединг и была самой толстой цепью на свете. Боги принесли ее волчонку и сказали:     - Ты уже вырос, Фенрис. Пора тебе испытать свои силы. Попробуй разорвать цепь, которую мы сделали, и тогда ты будешь достоин жить с нами в Асгарде.

Фенрис внимательно звено за звеном осмотрел Лединг и ответил:     - Хорошо, наденьте мне ее на шею. Довольные Асы сейчас же исполнили его желание и надели на него цепь.     - А теперь отойдите подальше, - сказал волчонок. С этими словами он приподнялся, встряхнул головой, и Лединг со звоном разлетелся на куски.     - Вот видите, я достоин жить среди вас, - гордо заявил Фенрис, снова ложась на свое место.     - Да, да, Фенрис, ты достоин жить среди нас, - переглядываясь между собой, отвечали испуганные Асы и поспешили уйти, чтобы начать делать вторую цепь.

На этот раз они работали целых три месяца, и выкованная ими цепь, Дромми, оказалась в три раза толще, чем Лединг.     - Ну, уж ее-то Фенрису не разорвать, - говорили они друг другу, весело неся Дромми волчонку.

Однако, когда он встал, чтобы их приветствовать, и они заметили, что его спина уже возвышается над гребнем крыши Валгаллы, веселость богов сразу прошла.

Увидев Дромми, Фенрис оглядел ее так же внимательно, как перед этим Лединг.     - Ваша новая цепь намного толще старой, - сказал он, - но и мои силы прибавились, и я с удовольствием их испробую. И он подставил богам свою шею. Асы надели на нее цепь, и тогда волчонок встряхнулся, но цепь выдержала. Тогда глаза его загорелись, и он с рыком потянулся. Дроми разлетелась надвое, а Фенрир стоял, как ни в чем не бывало, сверля Скирнира злобным взглядом.

Пораженные ужасом, боги снова собрались на совет.     - Нам незачем делать третью цепь, - говорили они, - все равно, пока мы ее скуем, Фенрис вырастет еще больше и разорвет ее так же, как и две первых.     - Хорошо, тогда обратимся за помощью к гномам, - сказал Один. - Может быть, им удастся то, что не удалось нам.

И, вызвав к себе гонца Асов, Скирнира, он послал его в Свартальфахейм. Услышав просьбу отца богов, гномы долго спорили между собой, не зная, из какого металла ковать цепь, но наконец старейший из них сказал:     - Мы сделаем ее не из металла, а из корней гор, шума кошачьих шагов, бород женщин, слюны птиц, голоса рыб и сухожилий медведей, и я думаю, что такую цепь не разорвет даже Фенрис.

Так и случилось, что спустя еще два месяца Скирнир принес богам цепь Глейпнир, сделанную по совету старейшего из гномов. А кошачьи шаги стали с тех пор бесшумными, у женщин нет бород, у гор - корней, у птиц - слюны, у медведей - сухожилий, а у рыб - голоса.

Когда Асы впервые увидели Глейпнир, они были очень удивлены. Эта цепь была не толще руки и мягка, как шелк, однако чем сильнее ее растягивали, тем прочнее она становилась. Теперь оставалось только надеть ее на Фенриса, но боги решили сначала отвести его на остров Лингви, лежащий в мировом море, где бы волчонок не мог причинить вреда, ни им, ни людям.     - Ты должен подвергнуться последнему и самому важному испытанию, Фенрис, - объявили они младшему из детей Локи. - Если ты его выдержишь, твоя слава разнесется далеко по всему свету, но для этого ты должен последовать за нами туда, куда мы тебя отведем.     - Я готов, - согласился Фенрис.

Однако, когда Асы привели его на остров Лингви и хотели было накинуть на него Глейпнир, волчонок сердито оскалил зубы.     - Эта цепь так тонка, - заявил он, - что, если она не волшебная, разорвать ее ничего не стоит, а если она волшебная, то я могу и не разорвать ее, несмотря на всю мою силу. Значит, я или не добуду никакой славы, или сделаюсь вашим пленником.     - Ты ошибаешься, Фенрис, - возразил Один. - Если ты не разорвешь нашей цепи, значит, ты настолько слаб, что нам нечего тебя бояться и мы тут же дадим тебе свободу, если же ты ее разорвешь, то ты и так ничего не потеряешь.     - Мудреные вещи ты говоришь, - усмехнулся волчонок. - Хорошо, я позволю вам подвергнуть себя и этому испытанию, только пускай кто-нибудь из вас вместо залога положит мне в пасть свою правую руку.

Боги с тоской переглянулись. Пленение Фенрира было бы благом для всех, но кто согласится пожертвовать ради этого рукой? Асы один за другим отступили. Но не Тюр, отважный меченосец. Он шагнул к Фенриру и протянул левую руку к его громадной пасти.     - Не эту руку, о Тюр, а ту, в которой ты держишь меч, - прорычал Фенрир, и Тюр вложил правую руку в страшный зев.

Боги накинули на шею волчонку Глейпнир, другой конец которого уже заранее прочно прикрепили к огромной скале. Фенрис потряс головой, потом потянул все сильнее и сильнее, но чудесная цепь не разрывалась.     - Нет, - прохрипел, наконец, полузадушенный волчонок, - я не могу ее разорвать, освободите меня! Асы не двинулись с места.     - Ах, так, значит, вы меня обманули! - бешено зарычал Фенрис.

Одним движением челюстей он откусил руку у Тюра и, скрежеща зубами, бросился на остальных Асов. Навстречу ему выступил Хеймдалль и воткнул в его пасть меч с двумя клинками. Концы этих клинков вонзились в верхнюю и нижнюю челюсти волчонка, и тот, не в силах их закрыть, завыл от боли и злобы. Мощным потоком хлынула с его языка пена. Из этой пены образовалась река под названием Вон - река ярости, которая текла до наступления Рагнарёка, гибели богов.

Пока одни из богов перевязывали рану Тюра, другие, во главе с Одином, взяли скалу, к которой был привязан Фенрис, и опустили ее вместе с ним глубоко под землю, где этот страшный волк живет и поныне, продолжая расти и набираться сил и, поджидая той минуты, когда исполнится предсказание норн. Так Асам удалось на долгое время избавиться от страшных детей бога огня.

www.mifs.su

Мир Скандинавской мифологии - Мифы Древней Скандинавии

Сначала не было ничего: ни земли, ни неба, ни песка, ни холодных волн. Была лишь одна огромная черная бездна Гинунгагап. К северу от нее лежало царство туманов Нифльхейм, а к югу - царство огня Мусспельсхейм. Тихо, светло и жарко было в Мусспельсхейме, так жарко, что никто, кроме детей этой стра­ны, огненных великанов, не мог там жить, в Нифльхейме же, напротив, господствовали вечный холод и мрак.

Но вот в царстве туманов забил родник Гёргельмир. Двенадцать мощных потоков, Эливагар, взяли из него свое начало и стремительно потекли к югу, низвергаясь в бездну Гинунгагап. Жестокий мороз царства туманов превращал воду этих потоков в лед, но источник Гёргельмир бил не переставая, ледяные глыбы росли, и все ближе и ближе подвигались к Мусспельсхейму. Наконец лед подошел так близко к царству огня, что стал таять. Искры, вылетавшие из Мусспельсхейма, смешались с растаявшим льдом и вдохнули в него жизнь. И тогда над бескрайными ледяными просторами из бездны Гинунгагап вдруг поднялась исполинская фигура. Это был великан Имир, первое живое существо в мире.

В тот же день под левой рукой Имира появились мальчик и девочка, а его правая нога зачала с левой шестиголового великан Трудгельмира. Так было положено начало роду великанов - Гримтурсенов, жестоких и коварных, как лед и пламя, их создавшие.

Имир, древнейший великан, пустился в странствие по двенадцати рекам и, наконец, различил в туманах очертания еще одного существа. То была громадная корова по имени Аудумла. Имир лег рядом с нею и попил ее молока. С тех пор он стал питаться молоком, которое давала ему Аудумла. Из изморози, упавшей на землю, возникли и другие существа - дочери инея. Имир женился на одной из них и дал начало роду великанов.

Однажды Имир заметил, что Аудумла дышит на глыбу льда и лижет языком то место, на которое подышала. И чем дольше она лизала, тем отчетливей под ее языком вырисовывалась фигура, не похожая на великанью - несравненно более стройная и красивая. Вот из глыбы появилась голова, и золотые волосы упали на лед. Разглядев нарождающееся существо, Имир возненавидел его за красоту.

Аудумла продолжала лизать глыбу и, наконец, на свет вышел совершенно законченный человек. Имир испытывал к нему такую ненависть, что готов был убить тут же, на месте. Но он знал, что за это Аудумла перестанет кормить его своим молоком.

Бури звался человек, появившийся из ледяной глыбы. Бури, первый из героев. Он тоже был вскормлен молоком Аудумлы. Бури женился на дочери древнейшего великана и имел с нею 3 сына: Один Ве и Вили. Но Имир и сыновья Имира ненавидели Бури и, в конце концов, убили его.

Тогда разгорелась война между Имиром и его сыновьями и сыновьями Бури. Один с братьями сумели уничтожить Имира.Имир был так огромен, что в крови, хлынувшей из его ран, потонули все остальные великаны, утонула и корова Аудумбла. Лишь одному из внуков Имира - Бёргельмиру удалось построить лодку, на которой он и спасся вместе со своей женой.

Теперь уже никто не мешал богам устраивать мир по своему желанию. И вот Один и его сыновья взяли тело великана Имира - громаднейшее из когда-либо существовавших на свете - и сбросили в мировую бездну, заполнив им пустоту. Они сделали из тела Имира землю, в виде плоского круга, и поместили ее посреди огромного моря, которое образовалось из его крови. Землю боги назвали «Мидгард», что означает «средняя страна». Затем братья взяли череп Имира и сделали из него небесный свод, из его костей они сделали горы, из волос - деревья, из зубов - камни, а из мозга - облака. Каждый из четырех углов небесного свода боги свернули в форме рога и в каждый рог посадили по ветру: в северный - Нордри, в южный - Судри, в западный - Вестри и в восточный - Аустри. Из искр, вылетавших из Мусспельсхейма, боги сделали звезды и украсили ими небесный свод. Часть звезд они укрепили неподвижно, другие же, для того чтобы узнавать время, разместили так, чтобы они двигались по кругу, обходя его за один год.

Сотворив мир, Один и его братья задумали его населить. Однажды на берегу моря они нашли два дерева: ясень и ольху. Боги срубили их и сделали из ясеня мужчину, а из ольхи - женщину. Затем Один дал им жизнь и душу, Вили - разум и движение, Ве - облик, речь, слух и зрение. Так появились первые люди, и звали их: мужчину - Аск, а женщину - Эмбла.

Не забыли боги и великанов. За морем, к востоку от Мидгарда, они создали страну Ётунхейм и отдали ее во владение Бёргельмиру и его потомкам.

Невесело жилось первым людям. Во всем мире царила вечная ночь, и лишь тусклый, мерцающий свет звезд немного рассеивал темноту. Солнца и луны еще не было, а без них на полях не зеленели посевы, а в садах не цвели деревья. Тогда, чтобы осветить землю, Один и его братья добыли в Мусспельсхейме огонь и сделали из него луну и солнце, самое лучшее и самое красивое из всего, что им когда-нибудь удавалось создать. Боги были очень довольны плодами своего труда, но никак не могли придумать, кто же будет возить солнце и луну по небу.

В это самое время жил на земле человек, по имени Мундильфари, и были у него дочь и сын необыкновенной красоты. Мундильфари так ими гордился, что, прослышав о замечательных творениях богов, назвал свою дочь Суль, что означает солнце, а сына - Мани, то есть луна.

«Пусть все знают, что сами боги не могут создать ничего более прекрасного, чем мои дети»,- думал он в своем высокомерии. Но, однако, вскоре ему и этого показалось мало. Узнав, что в одном из селений неподалеку живет юноша, лицо которого так красиво, что сияет, как самая яркая звезда, за что его и прозвали Глен, то есть - «блеск», Мундильфари решил женить его на своей дочери, чтобы дети Глена и Суль были еще красивее отца с матерью и все остальные люди на земле им поклонялись. Замысел гордеца стал известен богам, и вот в тот самый день, когда он собирался выдать дочь замуж, перед ним неожиданно появился Один.

- Ты очень горд, Мундильфари,- сказал он,- так горд, что хочешь сравниться с богами. Ты хочешь, чтобы люди поклонялись не нам, а твоим детям и детям твоих детей и служили им. За это мы решили наказать тебя, и отныне Суль и Мани будут сами служить людям, возя по небу луну и солнце, именами которых они названы. Тогда все увидят, может ли их красота затмить красоту того, что создано руками богов.

Пораженный ужасом и горем, Мундильфари не мог вымолвить ни слова. Один же взял Суль и Мани и поднялся с ними на небо. Там боги посадили Суль в запряженную парой белых коней колесницу, на переднем сиденье которой было укреплено солнце, и приказали ей весь день ездить по небу, останавливаясь только на ночь. Чтобы солнце не сожгло девушку, братья-боги закрыли ее большим круглым щитом, а чтобы коням не было жарко, они повесили им на грудь кузнечные мехи, из которых все время дует холодный ветер. Мани тоже дали колесницу, на которой он должен был возить по ночам луну. С тех пор брат и сестра верно служат людям, освещая землю: она - днем, а он - ночью. На полях весело зеленеют хлеба, в садах наливаются соком плоды, и никто уже не помнит того времени, когда в мире господствовал мрак, и всего этого не было.

Бергельмир, не утонувший в крови Имира, наплодил в Ётунхейме сыновей и дочерей, которые ненавидели Одина и его сыновей и боролись против них. Когда Один осветил мир, они разъярились еще пуще и послали в погоню за солнцем и луной двух свирепейших волков Ётунхейма. До сих пор за солнцем и луной, за Соль и Мани, гонятся те исполинские волки...

www.mifs.su

Мифы древней Скандинавии (В. Я. Петрухин, 2012)

Последним этапом – эпилогом эпохи Великого переселения народов, формирования германских народов и государств, – стал век викингов. В VI–VIII веках в Северной Европе – Скандинавии, которая считалась у древних авторов то далеким островом, то тем центром, откуда как из «утробы» выходили к границам Рима все новые народы, стали складываться собственные государства; погребальные памятники их правителей, огромные курганы, до сих пор носят имена первых легендарных конунгов. Это была «передышка» в эпохе бесконечных миграций и связанных с ними войн. Но «передышка» кончилась на рубеже VIII и IX веков, когда накопившиеся в Скандинавии силы обрушились на Европейский континент.

Нашествие «северных людей» (норманнов, как их звали на Западе) привело в ужас даже привычных к войнам жителей германских королевств. «Боже, спаси нас от неистовства норманнов», – молили за недавно обращенных в христианство жителей разоряемых городов и аббатств клирики. Этот ужас можно понять: в поход отправлялись уже не мигрировавшие племена с женами и детьми, а боевые дружины, и шли они не по трудно проходимым дорогам, а внезапно появлялись на своих кораблях. Эти дружины уже не называли себя «племенными» именами, они именовали себя викингами, участниками «вика» – морского похода на Западе, русью – «гребцами» – на Востоке (ведь по рекам Восточной Европы нельзя было ходить на больших морских кораблях). Корабли скандинавов устремились не только к ближним Лондону и Парижу, но и к Киеву и Бердаа (в Азербайджане) и, конечно, к Риму и Константинополю – заветным целям всех «варваров», начиная с эпохи Великого переселения.

Настал черед для недавно просвещенных христианских писателей англо-саксонских и франкских королевств описывать страшные обычаи норманнов, как некогда античные авторы описывали обычаи германских варваров. Франкский хронист начала XI века Дудон так объяснял причины нашествий варваров, в том числе норманнов: «Эти народы возбуждаются горячительным излишеством и, растлевая как можно больше женщин <…>, производят бесчисленное множество детей в браках, так постыдно заключенных. Когда это потомство вырастает, оно заводит споры из-за имущества с отцами, дедами и между собой, так как численность его очень велика, а земля, ими занимаемая, не может их пропитать. Тогда это множество юношей бросает жребий, кто из них, по древнему обычаю, должен быть изгнан в чужие края, чтобы мечом завоевать себе новые страны. Так поступали <…> готы, обезлюдив почти всю Европу <…>. Следуя в свои изгнания и выселения, они сначала совершали жертвоприношения в честь своего бога Тора. Ему жертвуют не скот или какое-нибудь животное, не дары отца Вакха (римский бог плодородия и виноделия) или Цереры (римская богиня плодородия), но человеческую кровь, считая ее наиболее действенной из всех жертвуемых вещей. Поэтому жрец по жребию назначает людей для жертвы; они оглушаются одним ударом бычьим ярмом по голове; особым приемом у каждого, на которого пал жребий, выбивают мозг, сваливают на землю и, перевернув его, отыскивают сердечную железу, то есть вену. Извлекши из него всю кровь, они, согласно своему обычаю, смазывают ею свои головы и быстро развертывают паруса своих судов на ветру; считая, что таким путем они укротили ветер, они стремительно садятся на весла».

Так, продолжает хронист, «возбуждается мужество юношей на истребление народов. Отечество освобождается от излишка жителей, а чужие страны страдают, безобразно наводненные многочисленным врагом <…>. Они едут вдоль морских берегов, собирая добычу с земель. В одной стране они грабят, в другой сбывают». У Дудона еще сохраняется мотив переселенческого сказания, когда по жребию часть жителей (как правило – треть) должна покинуть страну. Но описание грабежей и торговли как источников обогащения соответствует исторической действительности: сотни тысяч серебряных монет, огромное количество кладов с серебряными украшениями скопились в Скандинавии эпохи викингов, эту эпоху называют даже «серебряным веком». В отличие от своих варварских предшественников, викинги уже понаторели в торговле – они могли прикидываться даже христианами, чтобы проникать на рынки Багдада или Константинополя. Но обычаи викингов, с точки зрения христиан, оставались варварскими.

Не следует преувеличивать, вслед за европейским хронистом, дикость норманнов. Обвинения некрещеных варваров – «поганых» – в неупорядоченной брачной жизни и оргиях были свойственны всем христианским авторам. Знакомый нам летописец Нестор сходным образом описывал обычаи язычников-славян, собиравшихся «на бесовские игрища». Тот же Нестор рассказал и об обычае кровавых жертвоприношений в Киеве, где обосновались князья скандинавского – варяжского – происхождения. Правда, правнук легендарного Рюрика князь Владимир носил уже славянское имя, а его дружинники поклонялись славянскому громовержцу Перуну. Но жертвы по случаю военных побед приносились по жребию, и жребий должен был пасть на юношей или дев – сыновей и дочерей киевлян. В 983 г. в Киеве случилось так, что жребий пал на сына знатного варяга, вернувшегося в столицу Руси из Константинополя: оба варяга приняли там крещение, и отец отказался выдать сына на заклание языческим богам – «бесам». Разъяренные язычники расправились с варягами, и те стали первыми христианскими мучениками на Руси…

Действительно, христианская цивилизация проникала в среду викингов и завладевала в первую очередь душами и мыслями тех, кто более всего нуждался в едином Боге и едином законе – правителей, конунгов (как именовали своих властителей скандинавы) и князей, а также их дружинников. Уже упоминавшийся норвежский конунг Олав Трюггвасон стремился крестить не только Норвегию – в саге о нем говорится, что именно он уговорил князя Владимира принять крещение, когда вернулся из Константинополя на Русь. Конечно, родоплеменная знать всячески противилась попыткам низвергнуть языческих богов – ведь они считались предками аристократических родов. Но сила и даже сочувствие народа были на стороне новых правителей, а не старой знати.

Недовольные политикой правителей скандинавы бежали из тех стран, где новый закон изменял старые племенные обычаи. Местом такого убежища с IX века стал остров Исландия. Переселенцы там жили хуторами, без конунга, опираясь на старые племенные обычаи. Все важнейшие дела решались на регулярно проводившемся народном собрании – альтинге, где мудрые люди, помнившие все неписаные законы – законоговорители – решали тяжбы между исландцами. Родовитые исландцы выполняли функции жрецов – годи – прямо на своих усадьбах, где располагались и святилища. Исландцам удалось на время бежать от власти конунга, но не удалось бежать от традиционных в племенном обществе родовых распрей. Убийство во время распрей каралось в Исландии самым страшным, по племенных понятиям, наказанием – изгнанием; изгой оказывался вне закона, его мог убить первый встречный. Но и это не останавливало своевольных исландцев – распри множились, родоплеменному строю приходил конец. И морские просторы уже не могли оградить остров от власти конунга. В 1000 г. конунг Олав Трюггвасон явился в Исландию и потребовал, чтобы островитяне приняли крещение. Тогда собрался альтинг и принял мудрое решение: чтобы избежать кровопролития, все должны принять христианство, но на хуторах можно отправлять прежние языческие культы. Конечно, язычество не долго сохранялось в Исландии. Но необычная для средневекового мира веротерпимость исландцев привела к тому, что достижения христианской цивилизации, в первую очередь – письменность, были использованы самым удивительным образом. Исландцы-христиане записали свои языческие песни и саги, мифы и эпос. Другие народы, не имевшие письменности до принятия христианства – как греки и римляне, – как правило, не делали этого, ибо для их христианских писателей языческие боги уже стали бесами – нечистой силой. Лишь у другого островного народа – ирландцев – был записан их мифологический эпос.

Но дело, конечно, было не только в веротерпимости исландцев. Они не могли забыть свои родовые традиции; исландские саги – это истории родов и родовых распрей. Помимо собственно саг об исландцах или родовых саг, а также королевских саг о деяниях конунгов, в Исландии сохранились многие саги о древних временах, или, как их еще именовали, «лживые саги»; дело, конечно, было не во лжи, а в том различии, которое всегда проводили между «серьезной» и развлекательной литературой, в фольклоре – между мифом или эпосом и сказкой. Но и в родовых сагах об исландцах происходило много чудесного. Родоплеменная память, как мы видели, уходила корнями в мифическое прошлое, в эпоху, когда языческие боги и герои создавали те традиции и культы, которым следовали их потомки и почитатели.

Для исландцев их древние песни были тем же, чем для христианского мира стали Илиада и Одиссея Гомера, Энеида Вергилия. Христианские писатели искали для своих народов славных предков, они не хотели происходить от «варваров». Этому научили их римляне, которые и сами некогда считались «варварами», ибо не принадлежали к «настоящей» греческой культуре. Но римские авторы возвели происхождение своего народа к троянскому герою Энею, спасшемуся после падения Трои, – и это уравнивало их с греками. С тех пор многие средневековые европейские авторы стали возводить свои народы к беженцам из Трои. Среди них оказался и самый знаменитый исландский писатель Снорри Стурлусон.

Снорри Стурлусон

Ученый исландец, живший в XIII веке и записавший многие древние мифы, был наследником латинской ученой традиции и, конечно, относился к прошлому своего народа с еще большим интересом, чем Тацит к варварам-германцам. Его самое большое сочинение – собрание саг о норвежских конунгах, определивших исторические судьбы Исландии. Однако Снорри не замыкался на этих судьбах и даже на истории норвежских королей, для него это была уже часть всемирной истории. Само собрание саг принято называть по первым словам «Саги об Инглингах», первых скандинавских конунгах, – Хеймскрингла – «Круг земной»: Снорри раскрывал в начале своей Истории свои представления о мире.

«Круг земной» – представление о том, что земля – это диск суши, омываемый Мировым океаном, было свойственно и античной, и германо-скандинавской языческой и христианской традиции – библейский пророк Исайя говорил о том, что Бог – Тот, Который восседает над кругом земли (Исайя 40, 22). Этот круг, по Снорри, изрезан морями, и залив Мирового океана, который образуют Средиземное и Черное моря, делят весь мир на три континента. На Востоке лежит Азия, на западе – Европа, которая называется также Энеей (в честь того самого героя, что спасся из Трои), на юге – Страна Черных Людей. Далее Снорри говорит о стране, название которой до сих пор порождает множество догадок: «К северу от Черного моря расположена Великая, или Холодная Швеция». К северу от Черного моря во времена Снорри располагалась Древняя Русь. Историки думали, что Русь зовется Великой Швецией потому, что была некогда колонизована варяжской русью – выходцами их Швеции (недаром саму Швецию финны называют Руотси). В действительности, древнеисландское название Свитьод – Швеция – было созвучно названию страны Скифия, расположенной в Северном Причерноморье. Но для Снорри Великая Швеция – это полумифическая страна, край обитаемого мира: «Там есть великаны и карлики, и черные люди, и много разных удивительных народов». Народы-монстры, а также удивительные звери и драконы живут только на краю земли. На этом краю заселенной земли течет река Танаис – так античные авторы именовали Дон. Но Снорри дает этой реке другое название, которым она якобы именовалась в древности – «Танаквисль или Ванаквисль. Она впадает в Черное море. Местность у ее устья называлась тогда Страной Ванов, или Жилищем Ванов». Читатель помнит, что ваны – это один из родов скандинавских богов. Далее речь идет о другом роде – об асах.

Древний хутор в Исландии, где вырос самый знаменитый исландский писатель Снорри Стурлусон

Самый древний сохранившийся манускрипт из обширного цикла саг о норвежских королях «Круг земной», составленного Снорри Стурлусоном. 1260 г.

Такие бляшки украшали шлемы скандинавских воинов. На этих пластинах VIII века из Швеции изображена процессия воинов и борьба с чудовищами

Нападение викингов. Страница из франкского манускрипта. Около 1100 года

«Страна в Азии к востоку от Танаквисля называется Страной Асов, или Жилищем Асов, а столица страны называлась Асгард». Легко догадаться, почему Снорри поместил Страну Асов в Азию, – ведь наименования этого континента и рода богов звучат почти одинаково. Но исландский средневековый ученый пошел в своих изысканиях еще дальше. Снорри был не только историком, но и поэтом, скальдом, – он составил учебник поэтического мастерства и собрание мифов, которое получило в науке название «Младшая Эдда». В Прологе к этому собранию он также описывают всю землю, и в Азии, вблизи «центра мира», Снорри помещает легендарную Трою. У «верховного конунга» Трои Приама был внук по имени Трор. «Мы зовем его Тором», – пишет Снорри; так он сближает имя скандинавского громовержца с названием знаменитого города античного эпоса. «Двенадцати зим от роду» Тор стал так силен, что мог поднять с земли сразу десять медвежьих шкур, – реалии Северной Европы просматриваются сквозь троянскую историю в изложении Снорри. Тор не был образцом благородства, ибо убил своего воспитателя – правителя Фракии (ныне это территория Болгарии) – и завладел его землей. «Потом он много странствовал, объездил полсвета и один победил всех берсерков (так звали воинов, впадавших в боевую ярость, чем они напоминали разъяренных медведей), всех великанов, самого большого дракона и многих зверей». Эти подвиги Тора действительно напоминают те деяния, описанные в древних песнях «Старшей Эдды», о которых еще пойдет речь, но одновременно и подвиги Геркулеса, с ним сравнивали германского громовержца римские авторы. Где-то на севере Тор повстречал, и женился на ней, знаменитую прорицательницу Сивиллу; скандинавы считали женой Тора Сив – златовласую богиню, – и ученый Снорри отождествил ее по сходству имен с античной Сивиллой. Далее приводится длинный перечень потомков Тора и Сив – такие перечни приводятся и в родовых исландских сагах, – и последним их потомком назван Воден, или Один, а жена его именуется Фригидой, или Фригг. Снорри не был одинок в таких ученых построениях: его скандинавские коллеги – книжники – возводили род Одина через Приама к самому библейскому праотцу Адаму.

Одину, прославленному мудростью и «всеми совершенствами», было пророчество, что он наиболее прославится на севере. Тогда он собрал множество людей и сокровищ и отправился на север. Повсюду их принимали скорее за богов, чем за людей, пишет Снорри. Вообще те мифы, что рассказывали асы, – это переиначенная троянская история; все эти чудеса рассказывались для того, чтобы люди верили, будто асы – настоящие боги, говорится дальше в «Младшей Эдде». Даже грядущая гибель богов во вселенском пожаре – это не что иное, как пожар Трои.

Сначала Один обосновался на севере в Стране Саксов и оставил управлять там троих своих сыновей (мотив переселенческого сказания). От них произошел королевский род Вёльсунгов – героев германского эпоса. Далее Один достиг страны Рейдготланд, ее название связано с готами, но Снорри отождествляет ее с Данией – Ютландией. От потомков Одина ведет свое происхождение род датских конунгов Скьёльдунгов. Наконец, Один достиг Швеции. Когда тамошний конунг Гюльви узнал, что в его землю пришли люди из Азии, называвшиеся асами, он уступил им власть. Ведь повсюду, где появлялись эти люди, «наступали времена изобилия и мира», поэтому их и принимали за богов.

Один обосновался в Сигтуне (раннесредневековой столице Швеции), поставил там двенадцать правителей и воссоздал те же законы, что были и в Трое. Его сын Ингви стал конунгом в Швеции, и от него происходят Инглинги.

Вернемся теперь от пролога к «Младшей Эдде» к началу «Саги об Инглингах». Один именуется там правителем Асгарда – там было большое капище и двенадцать жрецов-диев (здесь сохранилось индоевропейское наименование божества), которые должны были совершать жертвоприношения и судить народ. Значит, Асгард у Снорри – это то же, что Троя, и предки германцев (их королей) вышли из того же города, что и предки римлян. Но дальнейшая история отличается от той, что изложена в прологе к «Младшей Эдде». Один много странствовал и везде ему сопутствовала удача. В Асгарде же оставались править два его брата – Вили и Ве. Однажды Один отсутствовал так долго, что братья-соправители присвоили себе не только его власть, но и жену Фригг. Однако Один вернулся и возвратил жену.

Затем Один пошел войной против ванов, но те не были застигнуты врасплох, и победа клонилась то на ту, то на другую сторону. Наконец, асы и ваны договорились о мире и обменялись заложниками – так к асам попали Ньёрд и его дети Фрейр и Фрейя, а к ванам – асы Хёнир и Мимир. Но об этом еще пойдет речь в главе 4. В Асгарде же, рассказывает Снорри, Один сделал ванов-заложников жрецами-диями.

Далее реальная история вторгается в повествование Снорри. У Одина были большие владения, но римляне уже стали покорять весь мир, и многие правители бежали из своих стран. Один был провидцем и колдуном, поэтому он оставил Вили и Ве в Асгарде, а сам со всеми диями и множеством другого народа отправился на запад, в Гардарики (так – Страной Гардов – скандинавы называли Русь), а потом в Страну Саксов и дальше к морю, где поселился на острове, называемом Островом Одина. Действительно, на острове Фюн в Дании до сих пор есть город Оденсе, который возник на месте, где было в языческие времена святилище Одина. Снорри знал географию Скандинавии и по ней восстанавливал маршрут Одина. Дальше Один двинулся в Швецию, и там асы вступили в состязание с конунгом Гюльви в своих магических искусствах и хитростях. Конунг понял, что ему не совладать с асами, и Один раздал своим диям шведские земли. Здесь ученый исландец совершает, на первый взгляд, промах в своих построениях, ибо среди диев он упоминает Ньёрда, Фрейра, Хеймдалля, Бальдра и… Тора, которого прежде объявил далеким предком Одина.

В действительности, в мифологии все непросто и неоднозначно – представления о старших и младших поколениях богов менялись, и Один стал главой пантеона и отцом всех богов не сразу. Мы помним, что у других индоевропейских народов – греков, римлян, славян – главой пантеона и отцом богов был как раз громовержец. Но для христианина Снорри эта история богов – не главное. Главное для него – показать читателям, что Один был не богом, а смертным человеком, пусть даже и предком королевских династий. Таким его изображали англо-саксонский хронист Беда и другие историки германских народов. Перед смертью сам Один сказал, что отправляется в Жилище Богов, Асгард, и велел сжечь себя на костре. Шведы верили, что он будет жить там вечно. Ему наследовал Ньёрд, а потом Ингви-Фрейр – они были погребены под курганами.

Из рода «богов» в живых осталась одна Фрейя. Она продолжала приносить жертвы и так прославилась у людей, что ее именем стали называть всех знатных женщин и хозяек, у которых было много добра. Так писал Снорри. В действительности все было наоборот, и имя «Фрейя» означало в древнескандинавских языках «Госпожа», как имя «Фрейр» – «Господин»; так обращались к богам, и имя «Господь» в древнеславянских языках также было обращением к божествам.

Однако с потомками скандинавских богов стали твориться странные вещи. Фьёльнир, сын Ингви-Фрейра, погиб странной смертью – он перепил на пиру у родича, датского конунга Фроди, и упал в чан с медом; может быть, этот рассказ Снорри отражает древний миф о жертвоприношении, но для читателей христиан это была, конечно, смерть, недостойная потомка настоящих богов. Его наследник Свейгдир дал обет найти Жилище Богов и отправился в Великую Швецию (так норвежец Эйрик хотел найти Одаинсак). Там, на краю земли, он увидел огромный камень – из него вышел карлик (альв) и пригласил Свейгдира войти, если он хочет увидеть Одина. Конунг послушал карлика и исчез навсегда под камнем. Жилище Богов осталось недосягаемым.

В Скандинавских странах, природный ландшафт которых изобилует скалами и валунами, сохранилось множество древних и старинных культовых сооружений из камней. К самым загадочными относятся лабиринты из камней, которые называются в скандинавской народной традиции «Троями». Лабиринт у разных народов символизирует путь на тот свет или в далекую чудесную страну. Этой далекой чудесной страной для Инглингов стал Асгард, который в средние века ученый исландец Снорри отождествил с Троей.

Последующие правители из рода Инглингов сами оказывались жертвами колдовства – одна из колдуний навела порчу на род, предсказав, что внутри его всегда будут совершаться убийства. Итак, потомки Фрейра Инглинги не могли равняться с Одином (он-то смог проникнуть и в каменную обитель великанши, когда добывал мед поэзии). Но его способности для Снорри не были сверхъестественны – просто он был мудр, удачлив и умел колдовать. Колдовство не считалось в средние века сверхъестественной божественной способностью – это было умение обманывать, вводить в заблуждение простаков или, что гораздо хуже, умение пользоваться кознями дьявола, вступать с ним в сговор.

Снорри не считал Одина слугой дьявола или бесом – ведь Один жил в дохристианскую эпоху. Средневековый историк и не смог бы ничего рассказать о мифологическом прошлом своего народа, если бы считал языческих богов бесами, а не людьми, жившими в древние времена, – бесов нужно было изгонять, а не рассказывать об их деяниях. Поэтому в русской летописи мы не найдем никаких мифов о Перуне и других богах – для монахов-летописцев это были бесы, обитавшие в идолах (с таким бесом, сидевшим в идоле Фрейра, сражался и знакомый нам норвежский плут, притворившийся богом).

Не таковым было отношение скандинавских средневековых писателей – наследников античной традиции, привычных к тому, что миф – это не только рассказ о деяниях богов, но и высокая литература. Писавший в XII веке на латыни датский хронист Саксон Грамматик получил такое прозвание потому, что он овладел латинским литературным искусством. Но свое искусство он использовал не для того, чтобы пересказывать античные мифы, а для того, чтобы написать «Деяния датчан». Саксон поныне знаменит потому, что один из его рассказов – историю о датском принце Гамлете – использовал сам Шекспир.

Но нас больше интересуют рассказы Саксона о богах. И здесь изложение мифов во многом напоминает Снорри. Некогда, пишет датский историк, жил человек, именуемый Один, и многие в Европе принимали его за бога. Больше всего любил он бывать в Упсале, в Швеции (там действительно существовал вплоть до XI века главный храм с идолами Одина, Тора и Фрейра). Но столица его, судя по дальнейшему рассказу, была в Византии: Константинополь-Царьград был для жителей Западной Европы таким же средоточием чудес, как Троя. Северные конунги почтили Одина тем, что сделали из чистого золота его идол, даже руки которого были изукрашены золотыми браслетами, и послали истукан в Византию. Один упивался своей божественной славой. Эта слава была, однако, омрачена семейным скандалом. Супруга Одина Фригг позавидовала драгоценностям, которыми был украшен истукан, и, наняв кузнецов, сняла украшения. Один не уступил жене и не только вернул сокровища, но, водрузив идол на постамент, устроил в статуе некий механизм, откликавшийся человеческим голосом на прикосновение.

Можно представить, откуда Саксон взял рассказ об этом чуде: византийские императоры, принимая варварские посольства, пользовались механизмом, поднимающим трон царя под потолок; при этом статуи львов у подножия трона издавали рычание.

Алчность и упрямство женщины – даже если ее муж претендует на божественный статус – не знает пределов: она сошлась с одним из слуг, который хитростью разрушил статую, так что украшения достались Фригг. Оскорбленный Один покинул свое оскверненное обиталище, а некий прохвост постарался занять его место, используя магические обряды, и учредил даже целый пантеон заговорщиков, принимавших, как и он, божественные почести. Однако после смерти Фригг Один вернулся, и лже-Один должен был бежать, а его сообщники были изгнаны.

Конечно, эта история рассказана не для того, чтобы прославить Одина: Саксон замечает, что сам ложный бог был достоин своей жены. Но под этой назидательной историей скрывается все же мифологический сюжет, вариант которого известен нам по рассказу Снорри: когда Один отправился в дальнее странствие, его братья овладели Фригг и разделили его царство. Более того, из истории о лангобардах мы знаем, что супружеская жизнь высших богов германского Олимпа была омрачена соперничеством из-за вполне земных дел. Саксону не нужно было стараться принизить образ Одина – у него для этого было достаточно мифологических «улик».

У поэта Снорри задачи были несколько иными: у него Один был мудр и искусен. Ученый исландец специально объяснял, почему он был так прославлен, что его принимали за бога. «Когда он сидел со своими друзьями, он был так прекрасен и великолепен с виду, что у всех веселился дух» – умение вести себя на пирах высоко ценилось в средневековой Скандинавии. «Но в бою он казался своим недругам ужасным. И все потому, что он умел менять свое обличие, как хотел». «Один мог сделать так, что в бою его недруги становились слепыми и глухими или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинки, и его воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты, и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни железо, ни огонь не причиняли им вреда». Мы уже знаем, что эти люди именовались берсерками – ведь с ними сражался в другом рассказе Снорри сам Тор, победитель чудовищ. Значит, Снорри не был поклонником доблести Одина и его воинов, полулюдей-полузверей.

Колдовство было самым «могущественным искусством», которым владел Один. Он научил ему своих двенадцать жрецов и других людей, так что прочие долго считали этих людей богами. Обвинение в колдовстве, способности воскрешать умерших и наводить порчу не было выдумкой Снорри – Один действительно, согласно древним песням, владел этим и другими магическими искусствами. Мы помним, что верховный бог германцев (как и прочие языческие божества) отнюдь не был добрым и благим богом. Но дело не только в этом.

Та часть «Младшей Эдды», где излагаются основные мифы скандинавов-язычников, названа Снорри «Видение Гюльви». Конунг Гюльви, сам сведущий в колдовстве и оборотничестве, превращается в старика и отправляется к асам в Асгард, чтобы выведать об их искусстве и знаниях о мире. Но асы прознали из прорицаний о его намерениях и приготовились к его встрече – послали ему видение. Гюльви увидел город и необычайно высокий чертог, крыша которого была устлана позолоченными щитами (мы узнаем, что такую кровлю имела Вальхалла Одина – воинский рай). У дверей его встретил человек, жонглировавший сразу семью ножами. Жонглер (как и шут) – фигура символическая в средние века: его занятия считались кощунственными (как игры скоморохов на Руси), ибо его фокусы были сродни колдовству. В популярном латинском сочинении XIII века сам апостол Петр спускается в ад, чтобы обыграть жонглера, который сторожит там грешников. Здесь христианин Снорри дает нам понять, что Ганглери входит не в райский чертог, а, скорее, в адское жилище, привратник которого – жонглер. Этот жонглер проводил странника в чертог, где было множество палат и людей, одни из них играли, другие – пировали, третьи – сражались. Три престола возвышались в чертоге, на нем сидели три властителя, именовавшиеся не настоящими именами, а прозвищами – Высокий, Равновысокий и Третий. Гюльви и сам скрыл свое имя и прозвался Ганглери – «Усталый от пути» или, точнее, «Потерявшийся в пути»; это не просто игра – имя имело магический смысл, знающий подлинное имя бога или человека обретал над ним особую власть.

Ганглери расспрашивает хозяев о главных событиях мифологической истории. Это не просто вопросы любопытного, а состязание в мудрости, обычное для героев скандинавской мифологии; тот, кто не сможет ответить на вопрос, считается побежденным. Ганглери получает подробные ответы и доходит до того вопроса, который больше всего волновал и язычников в эпоху гибели родового строя, и христиан в средние века – вопроса о конце света. Высокий завершает свой рассказ повествованием о гибели мира и возобновлении жизни и прекращает свои речи, ибо сам «не слыхивал, чтобы кому-нибудь поведали больше о судьбах мира». «В тот же миг, – пишет Снорри, – Ганглери услышал вокруг себя сильный шум и глянул вокруг. Когда же он хорошенько осмотрелся, видит: стоит он в чистом поле и нет нигде ни зала, ни города. Пошел он прочь своею дорогой, и пришел в свое государство, и рассказал все, что видел и слышал, а вслед за ним люди поведали те рассказы друг другу». Таинственное видение с повествованием о судьбах мира превращается в волшебную сказку о посещении того света, или тридевятого царства. Так видением оказался и вожделенный Одаинсак, найденный некогда Эйриком.

Снорри удалось, таким образом, изложить языческую мифологию, представив это изложение как некий морок, видение – оно не могло быть кощунственным и направленным против христианства. Сама троица богов была неким мороком, подражанием христианской Троице: ведь каждый исландец знал, что прозвище «Высокий» принадлежит самому Одину (одна из знаменитых песней «Старшей Эдды» называется «Речи Высокого»), как и имя «Равновысокий»; да и прозвище «Третий» тоже использовал сам Один, любивший менять имена и обличья.

Конечно, это изложение нужно было Снорри не потому, что он продолжал верить в языческих богов, хотя в подражании Одину его упрекали враги. В одной из саг рассказывается, как некая исландка набросилась на него с ножом, пытаясь выколоть Снорри глаз, со словами: «Почему бы мне не сделать тебя похожим на того, на кого ты больше всего хочешь быть похожим, на Одина!» В самом деле, согласно мифам, Один лишился одного глаза, обменяв его на тайные знания. Но все же этот эпизод свидетельствует больше о том, насколько сюжеты древних мифов были популярны в Исландии, а не о вере в древних богов. Снорри и его род участвовали в традиционных для Исландии распрях (сам ученый погиб во время этих распрей). Один также был сеятелем распрей, и этим на него походил (с точки зрения недругов) Снорри. Сам ученый даже свою палатку на альтинге именовал Вальхаллой, но это не было, конечно, свидетельством языческого культа. В действительности он был поклонником и продолжателем не магического, а совсем другого искусства древности, которым в совершенстве владел Один. Это было искусство слова, искусство поэзии.

Поэзия – искусство насквозь мифологическое, ведь оно заставляет весь мир, включая неживую природу, светила и стихии, сопереживать чувствам человека. Но древняя мифология и описывала весь мир, от его начала до конца света, как мир, созданный и населенный существами – богами и духами, подобными человеку, и способными поэтому сопереживать или вредить ему. Древнескандинавская поэзия – поэзия скальдов – была, конечно, далека от современной лирики. Ее сюжеты – битвы и победы эпохи викингов. Исландцы любили своих скальдов, но понять их стихи мог лишь тот, кто хорошо знал мифологию. Вот образец поэзии одного из самых древних и знаменитых скальдов IX века – Браги Старого, которого исландцы даже включили в число богов:

Ведьмин враг десницей

Взял тяжелый молот,

Как узрил он рыбу,

Страны все обсевшу.

В этой строфе запечатлен один из основных мифов скандинавского язычества – о борьбе громовержца Тора с Мировым змеем, главным противником богов. Только человек, знающий, что оружие громовержца – это молот, а Мировой змей вырос до таких размеров, что кольцом обернулся вокруг земного круга – «обсел все страны» – догадается о содержании строфы. Но это еще не все. Нужно догадаться, что «ведьмин враг» – это Тор, потому что он сражается с нечистой силой; такие словосочетания, нарочито «зашифровывающие» имена мифологическим «шифром», назывались в Исландии кеннингами. Другой такой кеннинг относится к Мировому змею, который назван «рыбой (ведь он обитает в океане), страны все обсевшей». Объяснению этих кеннингов посвящена специальная часть «Младшей Эдды» – «Язык поэзии».

Борьба воина с чудовищем. Пластина VIII века

Не один Снорри любил древнюю культуру своего народа. Другие ученые исландцы-христиане собрали и записали мифологические и эпические песни языческой поры. Этот сборник получил название «Старшая Эдда», или «Поэтическая Эдда» (в отличие от прозаической «Младшей»), – его песни цитировал сам Снорри Стурлусон. Язык этих песен менее «зашифрован», чем язык поэзии скальдов, но, как и во всякой мифологической поэзии, в этом языке много неясного для современной науки. Напротив, прозаический язык Снорри представляется ясным и чистым, хотя мы и видели, что за его простотой скрываются серьезные проблемы, стоявшие перед средневековым человеком.

Читатель может обратиться к переводам «Старшей Эдды», «Младшей Эдды», поэзии скальдов и саг, а также к тем увлекательным работам, которые посвящены современному пониманию древней скандинавской литературы и культуры. Замечательная школа отечественных скандинавистов – книги и переводы М.И. Стеблин-Каменского, А.Я. Гуревича, Е.М. Мелетинского, О.А. Смирницкой – сделали эту культуру близкой нынешнему читателю.

kartaslov.ru

Мир Скандинавской мифологии - Мифы Древней Скандинавии

Локи, желая опять расположить к себе асов и ванов, извлек сокровища, которые выманил у карликов, - копье Гунгнир и корабль Скидбладнир. Асы и ваны ахнули от изумления при виде диковинных изделий. Локи преподнес копье Одину а господину ванов Фрейру отдал корабль Скидбладнир.

Весь Асгард ликовал, что столь чудесные и столь полезные вещи достались его обитателям. А Локи, вручивший эти дары с большой важностью, сказал хвастливо:     - Никто, кроме карликов, работающих на меня, не умеет делать ничего подобного. Есть и другие карлики, но они столь же неуклюжи, сколь безобразны. Лишь те карлики, что служат мне, в состоянии творить чудеса.

Тут Локи хватил через край. Карликов-мастеров было много, и один из них находился в Асгарде. Не замеченный Локи, он стоял в тени трона Одина, прислушиваясь ко всему, что говорилось. Внезапно он подскочил к Локи. Его маленькое уродливое тельце сотрясалось от гнева. Это был Брокк, самый злопамятный из карликов.     - Ты мерзкий бахвал, Локи, - прорычал он, - все твои слова лживы. Синдри, мой брат, не унизится до того, чтобы служить тебе, а он лучший кузнец Свартхейма.

Асам и ванам стало смешно, что карлик Брокк оборвал Локи в разгар его хвастовства. Сам же Локи рассвирепел.     - Молчи, цверг, - гаркнул он, - твой брат узнает, что такое кузнечное дело, когда пойдет к цвергам, которые водят дружбу со мной, и кой-чему у них поучится.     - Поучится у цвергов, которые водят дружбу с тобой! Моему брату Синдри учиться у цвергов, которые водят дружбу с тобой! - взревел Брокк еще яростней прежнего. - Асы и ваны и не взглянули бы на те безделки, что ты принес из Свартхейма, если б увидели изделия моего брата Синдри.     - Когда-нибудь мы испытаем твоего брата Синдри и проверим, на что он способен, - сказал Локи.     - Испытайте сейчас же, испытайте сейчас же! - вскричал Брокк. - Ставлю мою голову против твоей, Локи, что его работа заставит обитателей Асгарда посмеяться над твоим бахвальством.     - Принимаю твое условие, - ответил Локи. - Моя голова против твоей. С радостью посмотрю, как твоя безобразная башка слетит с твоих горбатых плеч.     - Асы решат, будет ли работа моего брата Синдри лучшим произведением кузнецов Свартхейма. И они проследят, чтобы ты, Локи, расплатился своей головой. Вы согласны быть судьями, о обитатели Асгарда?     - Да, согласны, - сказали асы.

Засим, все еще кипя от ярости, карлик Брокк спустился в Свартхейм, туда, где работал его брат.

В своей раскаленной кузнице Синдри вертелся между мехами, наковальней И молотами в окружении гор металла - золота, серебра, меди и железа. Брокк поведал ему, как поспорил с Локи на голову, что Синдри может создать более удивительные вещи, чем копье и корабль, которые Локи принес в Асгард.     - Ты сказал правду, брат мой, - молвил Синдри, - и не проиграешь своей головы. Но мы вдвоем должны потрудиться над тем, что я собираюсь выковать. Твоя задача - поддерживать огонь, чтобы он горел ровно-ровно, не взвиваясь и не опадая ни на мгновение. Если ты сумеешь выполнить мое указание, мы сотворим чудо. Теперь, брат, крепко держи рукоять мехов и не спускай глаз с огня.

С этими словами Синдри бросил в огонь не металлическую болванку, а кабанью шкуру Брокк раздувал мехи, следя за тем, чтобы огонь горел ровно-ровно. И в жарком пламени кабанья шкура распухла, приняв диковинную форму.

Но тут случилось непредвиденное! В кузницу влетел слепень, сел Брокку на руку и пребольно ужалил. Карлик вскрикнул, но продолжал орудовать мехами, поддерживая огонь, так как догадался, что слепень этот - Локи и что Локи хочет испортить изделие Синдри. Вновь слепень впился ему в руку словно раскаленными клещами, но Брокк, превозмогая боль, раздувал и раздувал мехи, так что пламя не взвивалось и не опадало ни на мгновение.

Синдри подошел, заглянул в огонь и произнес над распухшей шкурой заклинание. Слепень улетел. Синдри велел брату отдохнуть, а сам вынул форму, что образовалась в огне, и обработал ее молотом. Это и вправду было чудо - вепрь, весь золотой, который мог летать по воздуху, излучая свет каждой щетинкой. Брокк, позабыв о жгучей боли, вскрикнул от радости:     - Это величайшее из чудес! Обитатели Асгарда наверняка признают поражение Локи. Я получу голову Локи! Я получу голову Локи!

Но Синдри возразил ему:     - Вепрь Золотая Щетина не может превзойти ни копье Гунгнир, ни корабль Скидбладнир. Нужно создать нечто более удивительное. Раздувай мехи, как раньше, брат, и не позволяй пламени ни опадать, ни взвиваться ни на мгновение.

Взяв слиток золота, который сверкал так ярко, что освещал темную пещеру, где работали карлики, Синдри бросил его в огонь. Потом он отошел за каким-то орудием, оставив Брокка у мехов.

И опять прилетел слепень. Брокк заметил его, лишь почувствовав укус. Слепень жалил и жалил его в шею, пока у Брокка не сперло дыхание. Однако ж он продолжал раздувать мехи, так что пламя не взвивалось и не опадало ни на мгновение. Когда подошел Синдри и заглянул в огонь, Брокк только хватал ртом воздух, не в силах выдавить из себя ни слова.

Синдри вновь произнес заклинание над золотом, плавившимся в огне, извлек его из жара и принялся выделывать на главной наковальне, а в скором времени показал Брокку нечто вроде кольца из солнечных лучей.     - Это дивное кольцо, брат мой, - сказал он. - Кольцо на правую руку бога. И оно таит в себе чудеса. Каждую девятую ночь из него будут возникать восемь подобных ему колец, потому что это Драупнир, кольцо приумножения.     - Одину, Отцу богов, отдам я это кольцо, - проговорил оживший Брокк. - И Один поневоле признает, что в Асгард еще не доставляли ничего столь удивительного и столь полезного богам. О Локи, хитроумный Локи, я получу твою голову вопреки всем твоим уловкам.     - Не спеши, брат, - остудил его восторг Синдри. - Мы неплохо потрудились. Но куда совершеннее должно быть то, что заставит обитателей Асгарда отдать тебе голову Локи. Работай, как прежде, брат, и не позволяй пламени ни взвиваться, ни опадать ни на мгновение.

На сей раз Синдри бросил в огонь железную болванку и отошел, чтобы взять молот для ковки. Брокк по-прежнему раздувал мехи, но дрожал всем телом в предчувствии укуса слепня. Только его руки оставались тверды.

Карлик увидел, как слепень ворвался в кузницу, и вскрикнул, когда тот закружился вокруг него, примериваясь, куда бы ужалить посвирепее. Он сел Брокку на лоб, прямо между бровей. От первого укуса у карлика из глаз посыпались искры. От второго укуса кровь отхлынула от головы Брокка. Тьма объяла пещеру. Брокк не выпускал рукояти мехов, но не мог определить, ровно ли горит пламя. Он закричал, и Синдри поспешил к нему.

Синдри произнес заклинание над изделием, лежавшим в огне, и вытащил его.     - Еще мгновение, - проговорил он, - и это было бы поистине совершенное творение. Но поскольку ты позволил пламени на мгновение опасть, оно не так хорошо, как могло бы быть.

Синдри положил предмет, выплавившийся в огне, на главную наковальню и начал ковать. Когда к Брокку вернулось зрение, он увидел огромный молот, весь из железа. Только вот рукоять казалась коротковатой. Так вышло потому, что, пока молот выплавлялся, пламя на мгновение опало.     - Это молот Мьёлльнир, - сказал Синдри, - самое великое из того, что я способен сделать. Все в Асгарде должны возликовать при виде моего молота. Только Тору будет по силам справиться с ним. Теперь я не боюсь приговора, который вынесут обитатели Асгарда.     - Обитатели Асгарда должны признать наше превосходство! - закричал Брокк. - Признать наше превосходство и отдать мне голову Локи, моего мучителя.     - Никогда в Асгард не приносили более чудесных и более полезных даров, - сказал Синдри. - Твоя голова спасена, и ты сможешь получить голову Локи, который нас оскорбил. Принеси ее сюда, и мы бросим ее в огонь в кузнице.

Асы и ваны сидели в Зале Совета, когда перед ними появился Брокк во главе толпы карликов, тащившей предметы огромной тяжести. Брокк и его прислужники окружили трон Одина и застыли, ожидая речи Отца богов.     -Мы знаем, зачем вы пришли из Свартхейма в Асгард, - сказал Один. - Вы принесли чудесные вещи, полезные для обитателей Асгарда. Покажи их нам, Брокк. Если они чудеснее и полезнее, чем копье Гунгнир и корабль Скидбладнир, которые принес из Свартхейма Локи, мы присудим победу тебе.

Тогда Брокк велел карликам, которые ему прислуживали, показать обитателям Асгарда первое из чудес, сотворенных Синдри, и они вынесли вперед вепря Золотая Щетина. Вепрь стал летать по Залу Совета, оставляя за собой светящийся след. Обитатели Асгарда кивали и говорили друг другу, что это воистину диковина. Но ни один не сказал, что вепрь Асгарду нужнее копья, которое всегда поражает цель, каким бы неумелым ни был метатель, или корабля Скидбладнира, который может плавать по самому бурному морю, а сложенный умещается в любом кармане. Никто не сказал, что Золотая Щетина лучше этих сокровищ. Фрейру, господину ванов, отдал Брокк чудесного вепря.

Затем цверги-слуги вынули кольцо, сверкавшее как солнце. Все восхищались благородным кольцом. А узнав, что каждую девятую ночь из этого кольца возникают восемь подобных ему золотых колец, обитатели Асгарда в один голос провозгласили, что Драупнир, кольцо приумножения, настоящее диво. Брокк торжествующе посмотрел на Локи, который стоял, стиснув зубы. Одину, Отцу богов, отдал Брокк благородное кольцо.

Затем он велел карликам-слугам положить перед Тором молот Мьёлльнир. Тор поднял молот и с зычным кликом взмахнул им над головой. Как только обитатели Асгарда узрели Тора с молотом Мьёлльниром в руках, глаза у них загорелись, а с уст сорвался крик:     - Чудо, воистину чудо! Никто не устоит перед Тором, нашим богатырем, если у него в руках будет такой молот. Никогда Асгард не видел более великого творения, чем молот Мьёлльнир.

Тогда Один, Отец богов, сидя на своем троне, изрек приговор:     - Молот Мьёлльнир, который цверг Брокк принес в Асгард, - самый удивительный и самый полезный для богов дар. В руках Тора он может крушить горы и отбрасывать великанье племя от стен Асгарда. Цверг Синдри превзошел мастеров, создавших копье Гунгнир и корабль Скидбладнир. Это окончательный приговор.

Оскалив кривые зубы, Брокк посмотрел на Локи и закричал:     - Теперь, Локи, отдавай мне свою голову!     - Не проси этого, - сказал Один. - Требуй любого другого наказания для Локи за то, что он насмехался над тобой и изводил тебя. Пусть он заплатит тебе столько, сколько в состоянии заплатить.     - Ну уж нет, так не пойдет, - взвизгнул Брокк. - Вы, обитатели Асгарда, выгораживаете друг друга. А как же я? Локи взял бы мою голову, если бы выиграл. Он проиграл мне свою голову. Велите ему стать на колени, и я отсеку ее.

Локи вышел вперед, улыбаясь сжатыми губами.     - Я стану перед тобой на колени, цверг, - сказал он. - Бери мою голову. Но смотри не прикасайся к шее. Насчет шеи уговора не было. Я попрошу обитателей Асгарда покарать тебя, если ты ее заденешь.

Брокк с рычанием отпрянул.     - Таково решение богов? - спросил он.     - Ты заключил гнусную сделку, Брокк, - сказал Один, - и должен мириться со всеми ее гнусными последствиями.

Брокк в гневе посмотрел на Локи и, увидав, что губы его растянуты в улыбке, совсем рассвирепел и даже затопал ногами. Потом он подошел к Локи и сказал:     - Я не могу взять твою голову, зато могу кое-что сделать с твоими губами, которые насмехаются надо мной.     - Что же ты сделаешь, цверг? - спросил Тор.     - Я сошью губы Локи, - прошипел Брокк, - чтобы он больше не мог никого язвить своими речами. Вы, обитатели Асгарда, мне этого не запретите. Стань на колени, о Локи.

Локи обвел взглядом обитателей Асгарда и понял по их лицам, что ему придется склониться перед карликом. Нахмурив брови, он опустился на колени.     - Сожми губы, Локи, - приказал Брокк. Локи, сверкая глазами, сжал губы. Вынув из-за пояса шило, Брокк проткнул своему врагу губы, потом достал ремень и сшил их.     - О Локи, - с торжеством сказал мстительный карлик, - ты похвалялся, что цверги, работавшие на тебя, более искусные мастера, чем мой брат Синдри. Тебя уличили во лжи. Теперь ты долго не сможешь похваляться.

Затем карлик Брокк величественной поступью покинул Зал Совета и Асгард, а карлики-слуги вереницей последовали за ним. Все ниже спускались карлики подземными ходами, распевая песнь о торжестве Брокка над Локи. И история о том, как Синдри и Брокк одержали победу, долго передавалась в Свартхейме из уст в уста.

А в Асгарде теперь, когда рот Локи был зашит, воцарились мир и покой. И никто из асов и ванов не жалел, что Локи вынужден бродить в молчании, понурив голову.

www.mifs.su

Мир Скандинавской мифологии - Мифы Древней Скандинавии

Сказывают, что Фроди однажды получил от Хенгикьёфта пару волшебных жерновов, которые назывались Гротти. Они были настолько тяжелыми, что никто из слуг и даже самые сильные воины не могли повернуть их. Конунг понял, что они заколдованы и могут молоть все, что пожелаешь. Он очень хотел, чтобы жернова поскорее стали действовать, поэтому во время визита в Швецию он увидел и купил там двух рабынь, великанш, которых звали Фенья и Менья. Их сильные мускулы и крепкое телосложение привлекли его внимание.

Возвратившись домой, Мирный Фроди повел новых слуг на мельницу и приказал им намолоть золота, мира и процветания, и они тотчас же исполнили его желания. Сначала великанши работали с радостью, час за часом наполняя сундуки конунга, так что золото, процветание и мир воцарились на всей его земле.

Когда Фенья и Менья хотели отдохнуть, конунг, чья жадность росла, велел им продолжить работу. Несмотря на их мольбы, он заставлял работать их час за часом, разрешая отдыхать ровно столько, сколько звучит куплет в песне. Тогда великанши, возмущенные его жестокостью, решили отомстить ему. Однажды ночью, когда Фроди спал, они сменили свою песню и стали мрачно молоть с тем, чтобы вооруженное войско под предводительством викинга Мисингера высадилось на землю конунга. Пока они колдовали, датчане спали и были обескуражены, увидев врагов, которые всех их тут же умертвили.

Мисингер взял волшебные жернова Гротти, двух рабынь и посадил их на корабль, велев великаншам молоть соль, которая в то время была наиболее ценным товаром в торговле. Женщины подчинились, и жернова стали молоть соль, однако викинг, такой же жестокий, как и Фроди, не давал им отдохнуть. Викинг и его воины были смертельно наказаны: волшебные жернова намололи столько соли, что под их тяжестью корабль со всеми, кто был на нем, затонул.

Тяжелые жернова оказались на дне пролива Пентленд-Ферт, к северо-западу от Норвегии, образовав глубокую круглую впадину, и воды, устремившиеся в водоворот, булькали в дырах в центре жерновов, породили огромный водоворот Мальстрем. Так как соль вскоре растаяла, а великанши намололи ее в огромном количестве, вода в море стала соленой.

www.mifs.su

Смотрите также

• Древний почитатель одина
• 
  Папирусы древнего египта
• 
  Древняя столица армении
• 
  Политика древняя греция
• 
  История японии древней
• 
  История древней японии
• 
  Индийская древняя цивилизация
• Древняя индийская цивилизация
• 
  Праздники древней руси
• 
  Государство древнего египта
• 
  Смарагд древнее название