профессор А.И. Иванов Максим Грек как ученый на фоне современной ему русской образованности
Максим Грек как ученый на фоне современной ему русской образованности
Поставленный нами вопрос имеет большое значение не только для биографии преподобного Максима Грека. Рассмотрение его весьма важно для выяснения того уровня образования и культуры, на котором находилось современное Максиму русское общество.
В русской исторической литературе, особенно дореволюционного периода, и зарубежной господствовал взгляд на Древнюю Русь времен Максима Грека как на страну, погруженную во мрак полного невежества. В ней не видели признаков светского образования. Русский ум, по утверждению этих историков, был целиком погружен в сферу религиозных идей.
Этот взгляд на образованность Древней Руси высказывали такие передовые представители русской общественной мысли второй половины XVIII и первой половины XIX столетий, как Татищев, Кантемир, Ломоносов и др. Даже Пушкин и Белинский судили о русской образованности средних веков с большим пренебрежением, отрицая проявления в русском обществе того времени каких-либо прогрессивных веяний1.
Столь низкое мнение указанных выше культурных деятелей о состоянии образованности в Древней Руси объяснялось, несомненно, тем, что в их время богатые книжные рукописные сокровища не только не были изучены, но и совершенно не выявлены, оставаясь неизвестными широкому кругу образованного русского общества.
Однако и после того, как с середины XIX в. по инициативе и под руководством Академии наук началось довольно интенсивное собирание и изучение памятников древней русской письменности не только отдельными учеными и любителями древности, но и целыми научными обществами, взгляд на крайнюю темноту и умственную отсталость Древней Руси продолжал удерживаться как в русской, так и в зарубежной исторической науке.
Так, один из самых ранних русских церковных историков архиепископ Филарет (Гумилевский) отзывался о временах Максима Грека как о «темном веке»2.
Точно так же В. Жмакин называл вторую половину XV и первую половину XVI веков «темным периодом» в истории русского просвещения. Он отрицал существование в то время на Руси светского образования и светской литературы. Русская мысль, по его словам, замкнута была тогда полностью в религиозную сферу3.
П. Н. Милюков утверждал, что на Руси в XVI в. не было ни идеи критики, ни идеи терпимости, ни идеи внутреннего духовного христианства. Все эти идеи для огромного большинства русского общества были просто непонятны4.
Специально занимавшийся вопросом об образованности в Московском государстве конца XV-XVII вв. проф. А. С. Архангельский, несмотря на имевшееся в его распоряжении большое количество древних рукописных материалов, заявляет, что «образованность народа во всё продолжение периода XV-XVII вв. остается на самой низкой ступени, почти совершенно отсутствует». В своей характеристике состояния образованности в Московской Руси автор не только для XVI, но и для XVII в. слово «образованность» ставит в кавычках. По его словам, мысль русского народа, лишенного образованности, принимает крайне ненормальное направление в сторону исключительно церковнообрядовую5.
В недавнее сравнительно время известный знаток древнерусской литературы М. Н. Сперанский писал, что дело образованности во времена Максима Грека на Руси было не многим выше картины, нарисованной архиепископом Новгородским Геннадием6.
Как известно, архиепископ Геннадий в своем послании митрополиту Симеону (1496–1504) жаловался на почти поголовную безграмотность новгородского духовенства 7.
На фоне указанной мрачной картины крайнего культурного невежества Древней Руси к началу XVI в. большинство прежних исследователей рассматривало литературно-научную деятельность Максима Грека как «первого просветителя России, впервые познакомившего русских с началами светской науки и западной образованности»8.
Взгляд на крайнюю умственную отсталость России начала XVI в. и на роль Максима Грека как первого просветителя русских с особой категоричностью подчеркивается в зарубежной литературе и особенно двумя учеными – И. Денисовым и Г. Папамихаилом. Первый, причисляя Максима Грека к гуманистам первого ранга, заявляет, что он явился на Руси как «апостол цивилизации при ее возникновении в России» и «стремился пробудить русских от умственной спячки»9. Г. Папамихаил в самом заглавии своего обширного труда называет Максима Грека «первым просветителем русских» и в двух главах – «Русская темнота» и «Великое беспросветное невежество русских» – рисует самую мрачную картину умственного и нравственного состояния современного Максиму русского общества 10.
Мы считаем, что приведенные выше мнения историков о глубоком умственном застое Древней Руси и о роли Максима Грека как первого просветителя русских не могут быть приняты в науке и требуют решительного пересмотра. Они построены не на тщательном изучении обширного образовательного материала, которым располагали древние русские книжники, а на отрывочных показаниях, хотя как будто и авторитетных, но довольно односторонних. Таковы уже указанные нами жалобы архиепископа Новгородского Геннадия на безграмотность духовенства, критические замечания о том же Стоглавого Собора и отзывы о Руси нескольких иностранцев, как, например, итальянского историка Павла Иовия (Джовио), писавшего в первой половине XVI в.11, и Антония Поссевина, бывшего в Москве в 80-х годах XVI в. Такие источники не могут служить достаточным основанием для категорических суждений и выводов. Поэтому уже А. И. Соболевский в одной из своих работ указал, что эти свидетельства следует принимать с большими ограничениями12.
В работах советских ученых А. И. Клибанова13, Я. С. Лурье14, Д. С. Лихачева15, М. П. Алексеева16 собрано довольно значительное количество фактов, указывающих, что еще до Максима Грека на Русь начали проникать гуманистические идеи Запада.
Однако этих фактов далеко еще недостаточно для каких-либо определенных и общих выводов. Вопрос о состоянии образованности в Московской Руси XV-XVI вв. требует рассмотрения всей совокупности материалов, связанных с разными сторонами культурной жизни русского общества того времени. Здесь, прежде всего, следует напомнить, что Древняя Русь не была государством, совершенно изолированным от всего остального мира и замкнутым в самом себе. Она в той или иной степени соприкасалась с культурой соседних стран и в первую очередь с самой культурной страной в средние века – Византией.
На протяжении почти всех первых пяти веков своего существования Древняя Русь находилась в постоянных и довольно тесных культурных связях с Византией17. Оттуда поступали на Русь разного рода книги на греческом языке и в переводе на русский, частью непосредственно из
Константинополя, а частью через Афон и южнославянские страны, главным образом, через Болгарию.
В Константинополе в XIV-XV вв. существовала небольшая колония русских паломников и монахов, среди которых были люди грамотные и даже знающие греческий язык. Они посылали в Русскую землю наиболее важные и интересные, по их мнению, книги как на греческом языке, так и в переводе на русский язык. В некотором количестве книжная греко-восточная продукция притекала на Русь через Афон и через южнославянские страны, особенно через Болгарию. В последнем случае книги переправлялись на Русь уже в переводе на южнославянские языки-болгарский и иногда сербский.
Какие это были книги? Конечно, в первую очередь церковно-религиозные: богослужебные, сборники церковных песнопений, жития святых. Всей этой церковно-богословской литературы мы касаться не будем. Мы сосредоточим свое внимание на тех книгах, занесенных на Русь с греческого Востока, которые содержали в себе не только богословские сведения, но и сведения по светским наукам. Известно, что выдающиеся представители христианской Церкви первых веков считали необходимым использовать в интересах христианства всё лучшее из древней языческой мудрости. Так, Святитель Василий Великий в своей беседе к юношеству призывал учеников изучать греко-римских писателей. «Посвятим себя предварительному изучению сих внешних писателей, – говорит он, – потом уже начнем слушать священные и таинственные учения». И далее он указывает, что христианский философ должен уподобляться пчеле, собирая из древних авторов самое ценное18. Другой известный представитель Древней Церкви – Святитель Григорий Богослов заявлял: «Меня объяла пламенная любовь к словесным наукам. Я старался обогатить себя языческой ученостью с намерением употребить ее в пособие христианскому просвещению»19.
Следуя таким наставлениям древних церковных авторитетов, многие и более поздние церковные писатели старались изучать произведения языческих мудрецов в апологетических целях и приводили из них выдержки. Наглядным примером попыток сближения христианского учения с языческой мудростью служат так называемые антологии, которые стали появляться с VII века.
Это были сборники, состоящие из выписок о различных предметах из Священного Писания, творений святых отцов Церкви и из произведений светских писателей, философов, ораторов, историков и поэтов. Такой характер имеют сборник преподобного Максима Исповедника (VII в.) под заглавием «КгсртХсеа xk'Aoysiа »«до1, гл'^т. г». ó.ayopov Зфдог; то>7 771V трас 7.7.1 cwv O-Vaftr.» и два сборника инока Антония, получившего у греков за свои труды весьма характерное наименование Μελίσσα (Пчела). Под наименованием «Пчела» все три сборника были объединены в один и издавались на греческом и латинском языках, а потом появились в переводе на русский язык и на Руси20.
О времени перевода «Пчелы» на русский язык определенных сведений нет. Буквальные отрывки из нее встречаются в «Слове Даниила Заточника» и в «Слове о злых женах». Однако полные списки «Пчелы» известны не ранее XIV в. На протяжении XV-XVI вв. сборник подвер-
гался некоторым изменениям и исправлениям, а в 1591 г. переведен был вновь 21 .
Сборник «Пчела» является одним из самых богатых памятников древнерусской письменности по количеству содержащихся в нем выдержек из произведений светских писателей, особенно древних авторов. В «Пчеле» приводятся краткие рассказы и изречения, преимущественно морального характера, из сочинений Плутарха, Филона, Ипократа, Демокрита, Диогена, Менандра, Геродота, Еврипида, Пифагора, Демосфена, Сократа, Ксенофонта, Аристида, Ликурга, Аристотеля, Диодора, Епиктета, Катона, Епикура, Ливания и других менее известных древних мужей22.
«Пчела» была любимым чтением в Древней Руси, о чем свидетельствуют многочисленные списки сборника от XIV-XVII вв., рассеянные по всем древнерусским библиотекам. Из нее приводит изречение Демокрита архиепископ Ростовский Вассиан в XV в. в своем послании Ивану IIÏ «Слыши, что глаголет Демокрит философ: первее князю подобает имети ум ко всем пременным, а на супостаты крепость и мужество, и храбрость, а к своей дружине любовь и привет сладок»23. В 30-х-40-х годах XVI в. Максим Грек и некоторые из современных ему публицистов будут развивать в своих сочинениях такие мысли24.
Известно, что византийские историки и хронисты имели очень большое влияние на древнерусскую летописную или историко-повествовательную литературу. Но произведения их содержали не только исторические сведения. Там имелись материалы по географии, философии, мифологии и по древнегреческой литературе.
Особой известностью и вниманием в Древней Руси пользовались два хрониста: Иоанн Малала (VI в.) и Георгий Амартол (IX в.). Хроника Иоанна Малалы впервые переведена была на славянский язык болгарским монахом Григорием при царе Симеоне25.
Возможно, что она в середине XI в. переведена была в Киеве на древнерусский язык одним из русских книжников при князе Ярославе, но дошла до нас в сборниках XIV в. под длинным заглавием, которое начиналось: «Книги Завета Божия Ветхого связующе образы Нового Завета...» В том же заглавии, между прочим, говорится, что книги переведены с греческого на славянский при болгарском царе Симеоне пресвитером Григорием монахом26.
О времени и месте первого перевода Хроники Георгия Амартола в науке существуют разногласия. Некоторые ученые (Палаузов, Н. И. Дурново, М. Вейнгардт, П. А. Лавров) считают, что перевод Хроники Георгия Амартола на славянский язык впервые был сделан болгарином. Однако аргументированным следует признать взгляд В. М. Ис-
трина, который в своем капитальном труде приходит к выводу, что «перевод Хроники Георгия Амартола был сделан в конце первой половины XI в. на Руси, в Киеве, в русской книжной среде, на общелитературный церковнославянский язык, но в русской его редакции»27.
Обращаясь к содержанию Хроник, следует отметить следующие места, которые должны были представлять интерес для читателей Древней Руси.
В Хронике Иоанна Малалы находятся две статьи: «Сказание о Троянской войне» и «Александрия». В первой дается характеристика участников Троянской войны и сообщаются сведения о Гомере, Виргилии и греческих трагиках. Во второй описываются походы Александра Македонского 28. Отрывки из этих статей встречаются в большинстве древнерусских алфавитов и сборников.
Хроника Амартола богата сведениями о людях, нравах и обычаях разных народов, об исторических и мифологических героях древнего мира, упоминает о Гомере как создателе греческой поэзии, о Зеноне как создателе диалектики, Корамесе – создателе риторики, о Ликурге и Солоне как законодателях и о целом ряде греческих философов.
Наконец, в Хронике Амартола имеются сказания, взятые из разных апокрифических источников, как, например, сказания о Сивиллах, о врачебных книгах царя Соломона, о царице Савской. По всей вероятности, эта Хроника известна была уже первому русскому летописцу, который заимствовал из нее описание быта сирийцев и вавилонян, сказание об амазонках, о нечестивых обычаях греков и о звезде, явившейся при Нероне в виде копья29.
Хроника Амартола в виде более или менее обширных выдержек легла в основу древних русских рукописных сборников, о чем будет сказано ниже. Этой Хроникой пользовался преподобный Иосиф Волоцкий при написании 2-го и 11-го Слов своего «Просветителя»30. Из нее извлекал некоторые материалы для своих сочинений Максим Грек.
Обратимся далее к переводным произведениям богословско-философского, истолковательного и повествовательного характера, содержащим сведения или материалы по светским наукам.
Здесь, прежде всего, следует назвать труды выдающегося греческого богослова VIII в. преподобного Иоанна Дамаскина. Один из его трудов носит название «Точное изложение православной веры», или «Богословие Иоанна Дамаскина». Этот труд занимал у греков первое место среди догматических сочинений и пользовался огромным авторитетом на Западе. Древнейший перевод с греческого на славянский язык сделан в X в. экзархом Болгарским Иоанном. Болгарский перевод известен по рукописям XVI в., иногда под заглавием «Слово о вере». В русской рукописной традиции перевод представлен рукописями XVI в. и притом в двух редакциях: одна дает текст древнего перевода X в. экзарха Болгарского, а вторая принадлежит князю Андрею Курбскому.
Кроме глав с богословским содержанием, в переводе имеется 12 глав, содержащих естественнонаучные сведения о свете и огне, «о водах и земле и еже от нея»; здесь же «Трактат о самовластии», или о свободной воле человека31.
Второй замечательный труд Иоанна Дамаскина носит заглавие «Диалектика». Он составлен был для епископа Маиумского и имеет философский характер. В предисловии автор прямо заявляет, что его философия представляет собственно собрание мыслей языческих мудрецов, из которых он заимствует, подобно святому Григорию Богослову, то, что не противоречит истине, и отвергает всё противное ей и исполненное сатанинской прелести. «Диалектика» Иоанна Дамаскина составлена под влиянием разных философских систем32.
Самыми важными и наиболее распространенными в Древней Руси источниками сведений естественнонаучного порядка были «Шестоднев экзарха Болгарского» и «Физиолог».
«Шестоднев» содержит в себе шесть Слов о творении мира. Он составлен частично самим экзархом Иоанном, частью на основании бесед Святителя Василия Великого на первые главы книги Бытия о творении мира33. Автор использовал затем творения некоторых других святых отцов Церкви, а также сочинения древних греческих философов и мудрецов: Фалеса, Парменида, Демокрита, Диогена, Платона, Аристотеля.
Экзарх Иоанн вступает в полемику с греческими мудрецами, возражая против их учения, что весь видимый мир произошел из трех стихий: воздуха, воды и огня. Сам экзарх признавал четыре стихии, составляющие основу видимого мира: воду, воздух, огонь и землю34.
Суждения экзарха Иоанна об основных стихиях материального мира впоследствии вносились часто в русские алфавиты иностранных речений с указанием, что они заимствованы из «Шестоднева экзарха», и в другие русские сборники, что говорит о его популярности35.
К «Шестодневу экзарха Болгарского» примыкает «Шестоднев Севе- риана Говальского» (епископа Сирийского, IV в.). В основном он следовал за «Шестодневом» святого Василия Великого, он усилил астрологический элемент. Рукопись известна с XV в., но осталась не изданной и не описанной36. Известна в двух редакциях: сербской и русской. В ранних списках русской редакции объявляется, что мир состоит из четырех этажей, расположенных один над другим. Нижний этаж – подземный. В состав его входят: вода, тьма, огонь, ад, «пустота, тартар, бездны». Второй этаж образуется из аэра, облаков и воздуха. Далее следует небо, а над ним, выше всего, – опять вода, тьма, огонь, престол Божества, свет незаходимый37.
К этой же категории памятников следует отнести интересное произведение, написанное в форме поэмы, писателя VII в. Георгия Писи- дийского «Похвала к Богу от сотворений всей твари»38. Произведение богато сведениями о природе. Перевод начинается указанием, что он сделан в 1385 г. Димитрием Зографом с греческого на русский язык.
И. Шляпкин высказывает сомнение о первоначальном русском переводе39. Он отмечает ряд заимствований автором «Похвалы» из сочинений Аристотеля, Платона, Плутарха и других древних философов.
Георгий Писида строит «мир сый весь» из четырех традиционных стихий: воздуха, огня, воды и земли. Мир у Писиды двухъярусный. Нижний ярус – земля – это корабль на воде. По поводу дождя Писида заявляет, что Бог устроил его, чтобы предохранить землю от засухи и бесплодия. В произведении много внимания уделяется жизни животных, насекомых, рыб и птиц, причем автор повсюду видит проявление мудрости Творца.
Вторым важнейшим источником разных сведений о природе для русских читателей Древней Руси служил сборник под названием «Физиолог»40.
Исследователи А. Корнеев, Александров и другие выяснили существование в русско-славянской письменности трех переводов «Физиолога», различия между которыми восходят к греческим оригиналам41.
Болгарский перевод восходит к XIII в. Отрывки из «Физиолога» встречаются в русских рукописях не ранее XV в. Для читателей Древней Руси этот памятник был одним из главных источников физиологических сведений 42. Из него заимствовал некоторые нравоучительные рассказы о птицах (преимущественно, баснословных) Максим Грек43.
Большой интерес как источник не только богословских, но и светских знаний представляет «Изборник Святослава 1073 г.» Этот Сборник был переведен в Болгарии при царе Симеоне, возможно, тем же экзархом Иоанном и имел надписаиие: «Собор от мног отец толкования о неразумьных словесех въ суаггелии и апостоле и в иных книгах, в кратць слъжено на память и на готовъ ответ».
В 1073 г. памятник переписан с некоторыми изменениями для великого князя Изяслава Ярославича и затем перешел к его брату Святославу44. Сборник содержит в себе выписки и отрывки из произведений святых отцов Церкви и разных древних писателей, преимущественно философов. Особый интерес представляет риторическая статья византийского филолога конца VI-начала VII в. Георгия Хировоска о фигурах. Судя по заглавию болгарского перевода и по началу статьи Хировоска 45, Сборник Святослава являлся как бы первой русской энциклопедией46.
Источниками сведений, преимущественно географических, служили для читателя Древней Руси:
1) «Слово о царствии язык последних времен»,
2) «Сказание от первого человека до последнего века» святого Ме- фодия Патарского (IX в.),
а главным образом, 3) знаменитая «Христианская топография» Козьмы Индикоплова.
«Христианская топография» Козьмы Индикоплова, богатая географическими сведениями (до IX в.), имела широкое распространение на Руси и сохранилась в многочисленных списках XIV-XVI вв. Некоторые из списков снабжены портретами Козьмы и интересными иллюстрациями47.
Мы отметили самые важные и наиболее известные переводные памятники древнерусской письменности греческого и южнославянского происхождения; при этом кратко коснулись и той стороны или части их содержания, которая связана с областью светских наук.
Представленный очерк, несмотря на его краткость, позволяет сделать тот несомненный вывод, что древнерусский читатель располагал значительным книжным материалом, из которого он черпал или мог черпать не только сведения по религиозно-богословским вопросам, но и сведения, хотя и довольно элементарные и часто баснословные, по самым разнообразным отраслям светского образования.
Таким образом, своими первоначальными знаниями в области светских наук (философии, истории, географии, или космографии, физиологии, естествознания, филологии) русский читатель XIV-XVI вв. обязан в первую очередь культурным связям с Византией и отчасти с южнославянскими странами.
Но Древняя Русь соприкасалась в культурном отношении не только с греко-восточным миром, но и с Западом.
Вопреки утверждениями старых историков, Московское государство в период средневековья не было отделено от западного мира какой-то железной стеной.
Культурные влияния с Запада проникали в Московские земли, прежде всего, через Новгород. Выгодное географическое положение города способствовало разным связям его с Западом. Благодаря тому же географическому положению Новгород избежал того опустошительного погрома, которому подверглась восточная Русь в период татарского ига. Поэтому культурное развитие Новгорода в XIII-XIV вв. шло более быстрыми темпами, чем в Московской Руси. Кроме того, более свободный политический строй создавал почву для возникновения и развития вольномыслия, выливавшегося в средневековые ереси. В XIV в. в новгородско-псковских краях появляется ересь «стригольников», а в XV в,– ересь «жидовствующих»48.
Еретики были более образованными людьми, чем не только рядовая масса православных верующих, но и низшее православное духовенство, так как они старались обосновать свои взгляды книжными доводами.
По свидетельству архиепископа Новгородского Геннадия, еретики имели такие книги, какими не располагали даже богатые русские монастыри49.
Вольномыслие проникало из новгородско-псковских земель в Московию. В конце XV в. оно нашло себе сторонников даже при дворе великого князя Ивана III. Здесь под покровительством самого митрополита Зосимы образовался кружок вольномыслящих, среди которых были люди довольно образованные для того времени. Достаточно назвать дьяка Феодора Курицына, автора знаменитого «Лаодикийского послания»50.
В самом Новгороде существовал центр западно-латинских влияний при дворе архиепископа Геннадия. Здесь по инициативе и под руководством архиепископа Геннадия предпринят был грандиозный труд перевода Библии на славянский язык51. Перевод производился не с греческих образцов, а с латинской Вульгаты, для чего подобран был штат переводчиков-латинистов во главе с доминиканцем Вениамином.
Архиепископ Геннадий установил сношения с Римом, направив туда своего сотрудника толмача Димитрия Герасимова для собирания сведений о новой Пасхалии и с другими поручениями. По-видимому, Герасимов добросовестно выполнил поручения архиепископа Геннадия. В своих донесениях он сообщает, что установил связи с нужными людьми в Риме и добыл будто бы первый экземпляр известной «Повести о новгородском белом клобуке»52. Возможно, что он тогда же привез из Рима и другой знаменитый документ – подложную дарственную грамоту царя Константина папе Сильвестру (Donatio Constantini) 53.
С именем Димитрия Герасимова связывается также перевод на русский язык латинской грамматики, которая, однако, не получила распространения на Руси.
Вторым пунктом, через который проникали западные влияния на Русь, был Киев. Связи с Западом через древнюю свою столицу Киев Русь устанавливает уже в XI в. Эти связи выражаются в брачных союзах, заключаемых киевскими князьями с владетельными домами Запада. В XII в. из 38 браков Рюриковичей 8 падали на Германию, 2 – на Францию, 5 – на Скандинавские королевства и Англию, 7 – на Польшу, 6 – на Венгрию, 3 заключены с половецкими принцессами, 1 -с византийской принцессой и 2 – с представителями византийской аристократии. Итак, 23 брака падали на католический Запад54.
Эти брачные союзы имели, несомненно, известное культурное воздействие Запада на Киевскую Русь. Через них русские знакомились с
жизнью и бытом западных народов, их общественным строем. Возможно, что приезжавшие па Русь чужеземцы завозили сюда и некоторые произведения иностранной литературы. По свидетельству «Слова о полку Игореве», в Киеве проживали как греки, так и западные иностранцы, стоявшие в весьма близких отношениях к русской жизни 55.
В дальнейшем значительную роль в отношениях между Древней Русью и Римом играл в отдельные исторические моменты церковно-религиозный вопрос. Уже в XI в. при папе Григории VII властолюбивый Рим, претендующий на мировое господство, пытался втянуть в сферу своего влияния отдаленную Русь, засылая в Киев своих легатов 56. Особенно сильным был натиск католического Запада на Русь при папе Иннокентии III (1198–1216), когда под властью латинян оказался в результате Крестовых походов почти весь греческий Восток57.
Рим столкнулся в Киеве с сильным влиянием Византии, и борьба
azbyka.ru
Максим ЗАМШЕВ ДРЕВНИЙ ЗНАК. Газета День Литературы # 179 (2011 7)
Максим ЗАМШЕВ ДРЕВНИЙ ЗНАК
***
Дрожит горизонт за лесом,
Торопится стать ничем.
Шампанского – хоть залейся,
Хочу им поить грачей,
Чтоб пена жила на клювах
Сознанием правоты,
И чтоб возвращалось к людям
Желание высоты,
Чтоб небо, как покрывало,
Под утро сорвать я мог,
Чтоб ты в мою жизнь впадала,
Как самый большой приток.
Шампанское – весть благая,
Которую знают все.
Хочу, чтобы ты, нагая,
Пошла за мной по росе,
А после со мной летала
С улыбкой от облаков,
К другим облакам, где мало
Народу, но тьма веков.
Из тёмной вселенной этой
Нащупывал Бог слова.
Ты песни моей неспетой
Не помнишь, и ты права.
Напрягся бокал всей осью,
Коснёшься – и сразу в крик.
А грач, что забыл про осень,
Отчаялся и охрип.
Истлели в руках фиалки,
Закатам – пора шалеть.
Враги – не страшны и жалки,
Друзей же нельзя жалеть.
Ты раны мои залечишь,
Сойдя навсегда с пути.
Шампанского хоть залейся!
Не слушай меня, лети!
Бокалы сомкнём, отметим,
Что кровь с виноградом врозь.
И ты между тем и этим –
Огромная в сердце гроздь.
***
Прошлогодней давности стихи,
Как на удивление, тихи.
Женщины, с которыми расстался,
Как в жару мороженое, тают.
Их любовь другие сохранят.
У злодея наготове яд.
Не театр – мир, а закулисы,
Хитрость и коварство – это к лисам,
Глупость и упрямство – это волчье.
Занавес давно разорван в клочья,
Зрители исчезли кто куда.
Ничего в бокалах кроме льда.
Будто новогодние шары,
Рифмы удивительно стары.
У злодея на столе сирени,
У героя новые мигрени,
Волк не знает для чего овца.
Всех томит отсутствие конца.
Бесконечность пострашнее смерти,
Память – это древний тёмный знак.
Боги не поймут, как мы посмели
Их отправить в поднебесный мрак.
Время рассчитать совсем не трудно,
Главное, чтоб сын вернулся блудный.
Прошлогодней давности любови,
Вынесут сравнение любое.
В гримуборной зеркала осколки
Отражают ламп неровный свет.
Суетятся лисы. Воют волки.
Зал пустой. Билетов лишних нет.
***
Сердце моё далеко от тела,
Пока его вижу – я ещё жив.
Сияет верхушка огромной стелы,
В ресторанах предлагают аперитив.
В памяти переклички арестантов в изоляторе,
Перебранка листьев, человечий вой.
Трепещет сердце моё заклятое,
Пока его слышу – я ещё живой.
Машины беснуются ночью матовой,
Невидимой руки повисает плеть.
Сердце пахнет молоком матери,
Пока его чую – меня не одолеть.
Выпит аперитив, несут закуски
Официанты без кавычек и заковык,
Я хочу говорить по-русски,
Даже если вырвут у меня язык.
Ось моя не выдержала и согнулась,
Сердце зову из последних сил.
О, если бы оно ко мне вернулось,
Я бы его обратно не отпустил.
Кто-то скажет, что ложь усердней,
Чем всё наше праведное житьё.
А я смотрю на убегающее сердце,
На безвозвратное сердце моё.
***
Мне кажется, что жизнь моих друзей
Не кончилась, а закатилась в угол.
А юность возле огородных пугал
Застыла. Ей не стать уже резвей,
Не выгадать ни часа, ни минуты,
Всё началось задолго до поры,
Как рыбы, от усердия надуты,
Со дна подняли старые миры.
И соблюдая правила игры,
Мои друзья, задвинув крепко шторы,
Оставили пустые разговоры,
Чтоб вслушаться в напев земной коры.
А жизнь? Она длинна и бестолкова,
Мизантропична и не так нужна,
На огороде выросла стена –
Забвенья непреложная основа.
Ведь юность – эфемерная княжна –
Нуждается в защите от былого.
Мои друзья, таланты, ротозеи,
Пропойцы, пожиратели небес,
Вы презирали всякого лакея,
И вас не спутал, хоть и путал бес.
Зачем же вы разлуки чёрствый хлеб
По нищим разбросали слишком рьяно?
Великий город окнами ослеп,
Ничтожный раб зализывает раны.
На свет пробраться стало тяжелее,
Ветра всё одиночней и всё злее,
А камень преткновенья под ногой,
Всегда не тот, всегда совсем другой.
***
Как жаль, что луны не коснуться, как раньше, руками,
Остались вопросы, а прошлого будто и нет.
Живя на равнине, становишься ровным, что камень,
И датой рожденья мараешь обратный билет.
Гремучая смесь одиночества с мыслью о благе
Отчизны, в которой смертельна октябрьская стынь.
В промокших полях отзывается хохот бродяги,
И поезд качается с призрачной тенью впритык.
На ветках не птицы, а сгустки вчерашней обиды,
Готовится снег на себя уронить облака,
Глаза отыскали печальные русские виды,
И этим глазам запретили моргать на века.
Пустые леса в ожиданье свирепого гула,
Охотничьи ружья долги отдают тишине.
Друзьям уж пора выходить из тяжелых загулов,
На что-то их держит, но что-то их держит на дне.
Наверно, луна им обманы пускает вдогонку,
И пальцы до хруста, до крови сжимают бокал.
Эх взять бы её, отложить бы спокойно в сторонку…
Но бред это всё, человек и в грехах своих мал.
На карте почти не видна заповедная область,
Такой географии вряд ли окажешься рад.
А осень винить – небольшая, как водится, доблесть,
Особенно если ты сам перед ней виноват.
***
Если думать, что горизонт – черта,
Ему нужна параллель.
Без неё не получается ни черта,
Какая-то бесформенная канитель.
Параллельные линии, параллельные пути,
Две розы, две лилии.
Не пересечёшься, как ни крути,
Да и как крутиться, коль ты линия.
Невозможность любви выражена графически,
Математическая благодать.
Но горизонт один, вот в чём фикция,
Ему даже не о ком помечтать.
Моя судьба горизонтом скошена,
Я сам себе царь и монах.
Лучше уж иллюзии крошево,
Чем её крах.
Уходя со всеми дорогой заката,
Ощущая ступнями земли испуг.
Узнаю в Лобачевском брата,
И линию жизни соскребаю с рук.
Чтобы потеряться в мире параллельном,
Где никто не встречается с тем,
С кем хотелось бы в час расстрельный
Пережёвывать виноград поэм.
Видишь, надуваются пузыри
На воде, не живой не мёртвой.
А Рима всего лишь три,
И каждый из них четвёртый.
А когда я выгуляю всю маету,
Дайте мне кисть колонковую,
И я подведу черту,
Параллельную и незнакомую.
Откроется последний клапан,
Выпорхнет чумовая звезда,
И планета в геометрическом коллапсе,
Улетит неизвестно куда.
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
public.wikireading.ru
Максим - значение имени Максим: тайна и совместимость - узнать что означает, происхождение и другие характеристики имени Максим
Максим - величайший (латинское) от латинского слова "максимус" - мы и сейчас говорим: "максимальный" - самый большой.
В XIX - первой половине XX века имя встречалось часто, затем наступил спад его популярности. Сейчас оно опять становится модным.Зодиак имени: Козерог.Планета: Плутон.Цвет имени: малиновый.Камень-талисман: мужской аметист.Благоприятное растение: ясень, фуксия.Покровитель имени: норка.Счастливый день: суббота.Счастливое время года: зима.Основные черты: сосредоточенность, глубина чувств.
ИМЕНИНЫ, СВЯТЫЕ ПОКРОВИТЕЛИ
Максим Адрианопольский, мученик, 4 марта (19 февраля).Максим Азийский, мученик, из купцов. Своей проповедью обратил многих ко Христу. За обличение язычников побит камнями (III в.), 27 (14) мая.Максим Антиохийский, мученик, 18 (5) сентября, 22 (9) октября.Максим Африканский, мученик, 23 (10) апреля.Максим Грек, преподобный, 3 февраля (21 января).Максим Исповедник, преподобный, 3 февраля (21 января), 26 (13) августа.Максим Кизический, епарх, мученик, 19 (6) февраля.Максим Константинопольский, патриарх, 4 мая (21 апреля).Максим Маркианополъский (Мизийский), мученик, 28 (15) сентября.Максим Московский, Христа ради юродивый, 26 (13) августа, 24 (11) ноября.Максим Мученик, 10 ноября (28 октября).Максим Мученик, 13 мая (30 апреля).Максим Перс, Кордульский, мученик, 12 августа (30 июля).Максим Римский, епарх, мученик, 5 декабря (22 ноября).Максим Римский, мученик, 24(11) августа.Максим Доростольский, Озовийский, мученик, 11 мая (28 апреля). Вместе с братьями Дадой и Квинтилианом усечен мечом в 286 г. при императоре Диоклетиане. Максиму предложили стать жрецом языческого храма Зевса, но он твердо отказался. А братья добавили, что Максим хорошо знает Священное Писание, и они во всем следуют ему. В темнице им во сне явился дьявол и угрожал оружием, но когда они проснулись, то увидели Ангела, который сказал, что Бог примет их к себе. Несколько дней после того пытки и допросы продолжались непрерывно с утра до вечера. Наконец мученикам вынесли смертный приговор.
НАРОДНЫЕ ПРИМЕТЫ, ОБЫЧАИ
11 мая на Максима начинается сбор березового сока. На Максима больных отпаивают березовым соком. На Максима теплая и звездная ночь - к дождю, а ясный восход солнца - вёдреное лето.
ИМЯ И ХАРАКТЕР
С детства главная черта Максимки - самостоятельность. Маленький - на любые действия кричит: "я сам!", постарше - четко знает, чего хочет, и будет этого добиваться. Если родители не хотят подорвать его веру в собственные силы, нельзя ничего делать без его согласия. Максим хороший товарищ, но все знают, что если он что-то задумал и решил, вряд ли его кто-то остановит. Он не боится остаться один: коллекционирует марки, читает разнообразные книги - от детективов до классики, ходит на детские спектакли. У него богатое воображение, разнообразные знания и высокая самооценка.
В молодые годы это помогает ему самоутвердиться. Он очень гордый и даже заносчивый.
Максим обладает даром понимать людей, даже манипулировать ими. У него отличная интуиция и хорошее знание психологии. Максим быстро находит выход из самой сложной ситуации. Он стремится к предпринимательской деятельности, может быть банкиром, политиком. Работает только для себя, считает, что главный его учитель - жизнь.
На обиду и резкость Максим реагирует ничуть не слабее других, но эмоции свои не демонстрирует, внешне беззаботен, с хорошим чувством юмора.
Максим обладает способностью убеждать людей, особенно женщин, их он обязательно привлечет на свою сторону. Он очень чувственный, даже сластолюбивый. Секс для него важен, но не является основным в жизни. Самое главное - успех! Конечно, не всегда все спорится, но сосредоточенность, упорство, помогают ему реализовать свои дарования.
Семейная жизнь с Максимом трудна, он требует от жены исполнения всех своих желаний, однако сам не хочет, чтобы любовное чувство было для него обузой. Максим влюбчив, но жене обычно не изменяет, детей любит и балует.
Вокруг Максима много разнообразных людей, и он всегда открыт к общению. Здесь появляется опасность зависимости от алкоголя и наркотиков. К счастью, Максим чаще выбирает женщину с характером, это его и спасает. Более всего ему подойдет Зинаида, Лидия, Маргарита, Нина, Раиса, Светлана.
Отчество: Максимович, Максимовна.
ИМЯ В ИСТОРИИ И ИСКУССТВЕ
Максим Никифорович Воробьев (1787-1855), художник, мастер городского пейзажа.
В России архитектурный пейзаж впервые появляется в бурную эпоху Петра I. Это были гравюры, которые запечатлели стремительные успехи российского градостроительства. Прошло время, и вместо сухих идеально-правильных видов - "прешпектив" в живописи появился одухотворенный образ горе/да, воплощенный Ф. Алексеевым. Максим Воробьев учился в Академии художеств в классе этого прославленного мастера. Следующее слова в истории изображения города за Воробьевым - самым талантливым последователем знаменитого пейзажиста.
По окончании Академии Воробьев получил золотую медаль, удостоился личного дворянства (Воробьев родился в семье отставного солдата) и был определен помощником Алексеева для писания видов русских городов. Это были три года увлекательной, плодотворной работы с натуры в Москве, Орле, Воронеже.
Война 1812 года, всколыхнувшая Россию, не могла не найти отражения в творчестве Воробьева, художника, чутко откликавшегося на события времени. Он пишет торжественный марш военных парадов на кремлевских площадях, сжимающую сердце панораму сожженной Москвы, создает гравюры "Похороны фельдмаршала Кутузова". За картину "Торжественное молебствие, совершаемое русским духовенством в Париже на площади Людовика XV" Воробьев получил звание академика живописи. Здесь Воробьев проявил себя большим мастером перспективной живописи.
Художник еще не раз возвращался к картинам на подобные сюжеты, положившие начало традиции изображения воинских и государственных церемоний в русской живописи. Но сколь ни значительны были успехи Воробьева в официальной живописи, лирическая природа его художественного дарования выразилась в другом. В 1818 году он написал большую картину "Вид Московского Кремля со стороны Устьинского моста" Кремль писали многие замечательные мастера, но память выделяет именно произведение Воробьева. И не в документальной точности передачи храмов, башен и колоколен дело. Художник представил Кремлевский холм как чудо, отраженное в зеркале вод Москвы-реки, нанесенное будто бы самой природой над заурядной обыденностью. Нельзя не почувствовать восторг живописца перед неповторимой красотой, созданной руками человека.
Максим Воробьев нашел такую точку обзора, которая давала возможность представить древний ансамбль наиболее целостно. Линейная перспектива сменилась у него световоздушной - от этого пространство кажется бесконечно глубоким.
Воробьев был одним из первых в русском искусстве, кто "населил" улицы, площади, набережные горожанами с их повседневными заботами. Полощут женщины белье на отлогих берегах Москвы-реки, заняты нехитрым промыслом рыбаки, идут по своим делам прохожие, - приметы реальной жизни переданы с теплотой и любовью.
Неисчерпаемым источником вдохновения был для Воробьева Петербург. Его картина "Дворцовая набережная" получила такую популярность, что пейзажисту пришлось делать несколько вариантов. Секрет небывалого успеха видимо, в том, что Воробьев открыл ускользающую от обычного взгляда красоту Дворцовой набережной в предрассветный час, неузнаваемо меняющий знакомый пейзаж. Растворяются, теряются четкие очертания в лучах поднимающегося солнца каменные громады дворцов, впитавшие краски наступающего утра.
Романтической балладой, посвященной прекрасному городу, можно считать полотно Воробьева "Осенняя ночь в Петербурге". Художник в городских пейзажах стремился выразить настроение природы. Он писал город в разную погоду, в разное время суток в отличие от предшественников, довольствовавшихся возможностью лишь эффектно отобразить архитектурные формы. Известно, что некоему французу, изумленному игрой невских волн на полотне Воробьева, художник объяснил, что он воплотил образ, навеянный музыкой Моцарта.
Француз не понял художника, и тогда Воробьев взял в руки скрипку. Потрясенный иностранец признавался, что "никогда не предполагал столь тесной связи между музыкой и живописью".
Великолепно образованный, свободно владеющий несколькими языками, знаток и тонкий ценитель музыки и литературы, умный, доброжелательный к людям, Максим Никифорович Воробьев сумел сказать свое мудрое, талантливое, искреннее слово в искусстве.
