Древний китай эпоха шан. Археология периода Шан-Инь и городская культура шанцев
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

Эпоха Шан – Инь (XVI – XI вв. до н.э.). Древний китай эпоха шан


Археология периода Шан-Инь и городская культура шанцев

Археологические открытия

Гадательные кости

Главным источником, на основании которого современные исследователи реконструируют историю раннегосударственного объединения Шан в периоды его зрелости и заката (XIII-XI вв. до н.э.), являются материалы, обнаруженные на городище близ деревни Сяотунь. В самом конце XIX в. здесь начались грабительские раскопки торговцев древностями. В результате огромное количество костей, на которых, как вскоре было установлено, записывались гадательные формулы шанского оракула, оказалось в частных и государственных коллекциях, рассеянных по всему миру. К началу 20-х годов XX в., после появления трудов Ло Чжэньюя и Ван Говэя, стало очевидным огромное значение гадательных надписей как уникального исторического источника для эпохи Шан, о которой сохранилось ничтожно мало исторических данных, дошедших к тому же в весьма поздней передаче. Поэтому с 1928 по 1937 г., а затем ряд лет начиная с 1950 г. на сяотуньском городище и на расположенных поблизости могильниках проводились планомерные раскопки, давшие значительные результаты.

Панцирь черепахи с надписями о рождении ребенка

Панцирь черепахи с надписями о рождении ребенка. Династия Шан (ок. 1500-1000 гг. до н.э.)

На протяжении первого тура раскопок был исследован ряд специально устроенных ям, содержавших архивы гадателей. В этих ямах, а также в других местах сяотуньского городища найдено 24 918 целых и фрагментированных щитков черепах и лопаток крупных домашних животных, покрытых надписями. Находки полных гадательных текстов дали возможность воссоздать картину гадательного ритуала, помогли в расшифровке гадательных формул и в датировке надписей. В процессе гадания на внутренней стороне черепашьих щитков и на бычьих лопатках обычно делали глубокие углубления и вводили в них раскаленный металлический стержень, отчего на другой стороне возникали трещины. Истолкование этих трещин и составляло предмет гадания.

На том месте, где от основной трещины отходила боковая, писцы по приказанию гадателей писали красной или черной краской, а затем вырезали элементы гадательной формулы. Она обычно включала упоминание дня гадания, обозначенного сочетанием двух циклических знаков, имя гадателя, содержание вопроса и ответ оракула, иногда краткие сведения о том, сбылось ли предсказание. В некоторых случаях гадательная формула сопровождалась и упоминанием месяца гадания. Материалы сяотуньского оракула показали, что официальные специалисты по скапулимантии пытались узнать мнение божества по поводу жертвоприношений, военных походов и охотничьих экспедиций, о начале сельскохозяйственных работ, о видах на урожай, о дожде, ветре и снеге, о приезде представителей подвластных племен, о затмениях солнца, луны и т.д. Этот перечень свидетельствует, что гадательные тексты, если их обрабатывать с помощью специальной методики, могут дать много ценных сведений о шанской идеологии, государственно-административной организации, социальной структуре и т.д.

Раскопки поселений

Дворцово-храмовая постройка на стилобате из утрамбованной земли (реконструкция). Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Дворцово-храмовая постройка на стилобате из утрамбованной земли (реконструкция). Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Не меньшее значение имеют другие открытия археологов. Уже во время первого тура раскопок в районе Аньяна ученым стало ясно, что развалины в излучине р. Хуань близ деревни Сяотунь были некогда столицей шанцев. В юго-восточной части городища было раскопано 56 построенных из утрамбованной земли оснований храмовых и дворцовых построек. Самая крупная из обнаруженных платформ достигала 85 м в длину и 14,5 м в ширину. На поверхности платформ сохранились каменные опоры и следы столбов. При строительстве дворцовых и храмовых зданий поверх этих опор иногда укладывали бронзовые вогнутые диски диаметром 20 см. Археологи полагают, что покоившиеся на опорах деревянные столбы поддерживали стены из блоков утрамбованного лёсса и двускатные тростниковые крыши. Исследованные строения были расположены тремя распланированными группами. Вокруг комплексов дворцовых и храмовых фундаментов раскопаны многочисленные землянки и полуземлянки, использовавшиеся для жилья обслуживающего персонала, для хранения припасов, в качестве производственных помещений. Обнаружены здесь и следы дренажных сооружений. Раскопаны многочисленные остатки различных ремесленных мастерских.

В 1960-1961 гг. производились исследования металлургического центра в Мяопубэй, где были найдены жилища ремесленников, обломки глиняных тиглей, форм для литья и погребения с набором литейного инвентаря. В 1958-1959 и 1971-1973 гг. были раскопаны участки в южной части городища, раскрыт ряд фундаментов древних строений и расчищены многочисленные зольники шанского времени. В культурном слое обнаружено большое количество гадательных костей — 60 фрагментов щитков черепах и 4761 фрагмент бычьих лопаток, покрытых надписями.

Могильники

Внутренний вид гробницы шанского вана. Угуаньцунь. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Внутренний вид гробницы шанского вана. Угуаньцунь. Аньян. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Вокруг Сяотуня найдено несколько могильников шанского времени. Особый интерес представляют раскопанные близ Сибэйгана гробницы представителей правящего рода Шан. Огромное количество оружия, ритуальной утвари, украшений найдено здесь как в центральных погребальных камерах, достигавших глубины 12-13 м, так и в окружавших их специальных рвах и ямах. Последние предназначались для погребения колесниц и лошадей, а также для многочисленных слуг и воинов, сопровождавших шанского правителя в загробный мир. По подсчетам одного из участников раскопок в Сибэйгане, общее количество убитых и погребенных здесь воинов достигало 1000 человек. Кроме того, вокруг 10 царских гробниц было обнаружено множество индивидуальных захоронений, содержавших богатые наборы погребального инвентаря. По мнению археологов, эти могилы принадлежали тем сановникам из ближайшего окружения шанских ванов, которые входили в посмертную свиту своих повелителей. В ямах были погребены останки принесенных в жертву рабов. В одних случаях — только головы, в других — обезглавленные тела.

В течение последних десятилетий сделаны новые открытия. Еще в 1950 г. близ деревни Угуаньцунь была раскопана гробница вана. В 1976 г. в 100 м к северо-западу от Сяотуня было открыто большое женское погребение, содержавшее бронзовую утварь с именем и посмертным храмовым титулом умершей. Оказалось, что погребение принадлежало жене вана У Дина. Найденные в нем вещи практически современны вещам из гробницы в Угуаньцуне, что позволяет датировать ее первым периодом заселения шанцами района Сяотуня. Близ Угуаньцуня в 1976 г. был раскрыт также большой участок около царских погребений, где раскопана 191 жертвенная яма с 1178 убитыми рабами.

Внутренняя структура государства Шан

Металлургия

Результаты раскопок шанских памятников в районе Аньяна свидетельствуют о стремительном качественном и количественном прогрессе материальной культуры. Анализ современных археологических данных, позволяющих проследить историю развития металлургии бронзы на протяжении многих столетий, подтверждает, что в аньянское время в результате совершенствования технологии литья, улучшения литейных тиглей и форм технические возможности этого ведущего элемента производительных сил эпохи Шан необычайно возросли. В связи с этим как в ассортименте, так и во всем облике бронзовых изделий этого периода произошли серьезные изменения. В большом количестве появились совершенно новые ритуальные сосуды необычайно усложненных, причудливых форм: огромные прямоугольные сосуды на четырех ножках, украшенные реалистическими изображениями зверей, сосуды для вина в виде тигра, слона, носорога, буйвола, совы и мифических животных.

Сосуд Сыму У дин. Бронза. Из раскопок могильника Угуаньцунь. Аньян. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Сосуд Сыму У дин. Бронза. Из раскопок могильника Угуаньцунь. Аньян. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

В аньянское время появились колесницы и возникла целая отрасль ремесленного производства по изготовлению бронзовых деталей колесничного снаряжения. Получили распространение новые типы и виды оружия, массовым стало производство бронзовых шлемов. О том, сколь велики были технические возможности металлургии бронзы в позднешанское время, свидетельствует изготовление шанскими литейщиками огромного прямоугольного сосуда Сыму У дин весом в 875 кг, найденного в 1939 г. в могильнике Угуаньцунь. По мнению современных специалистов, при его отливке одновременно было использовано около 80 литейных тиглей позднешанского типа. Следует заметить, что сопоставление химического состава полученного с их помощью сплава (84,77% Cu, 11,64% Sn, 2,79% Pb) с составом чжэнчжоуской бронзы (91,29% Си, 7,11% Sn, 1,12% Pb) свидетельствует о характерном возрастании процентного содержания олова.

Присущий аньянскому периоду расцвет металлургии бронзы и увеличение ассортимента изделий шанских литейщиков сопровождались распространением вещей позднешанского типа на землях соседних племен и этнополитических объединений. С другой стороны, расширение влияния шанского государства выразилось в росте его контактов с внешним миром. Происходящие из Центральной Азии ножи с навершием в виде головы зверя найдены в погребениях района Аньяна, а в позднешанском могильнике близ деревни Синцунь в уезде Цзюньсянь провинции Хэнань открыты проушной топор и клевец центральноазиатского типа.

Внутренние и внешние связи шанцев

Внутри серии черепов, происходящих из царского могильника в Сибэйгане, существуют серьезные различия, отмеченные исследовавшими ее антропологами. Причина заключается в том, что в эту серию входили черепа из жертвенных ям. Вследствие этого наряду с черепами, относившимися к местным монголоидам северокитайского типа, в ней оказались черепа континентальных и южных монголоидов. Они, очевидно, принадлежали пленным, захваченным в одних случаях во время столкновений на севере и северо-западе, в зоне контактов с центральноазиатскими племенами, в других — на юге, где проживало прото-малайское население.

Колесница с запряженными лошадми. Гробница вана. Аньян.

Колесница с запряженными лошадми. Гробница вана. Аньян.

Очевидно, как результат мирных торговых обменов или как военная добыча в войнах на севере и на северо-западе в долине Хуанхэ появляются боевые колесницы. Они найдены сейчас в районе Аньяна в особых ямах позднешанского времени, связанных с погребениями знати. Колесницы этого времени были открыты в 1953 г. близ деревни Дасыкунцунь, в 1958, 1959 и 1972 гг. — близ деревни Сяоминьтунь. Сравнение отпечатков от сгнивших деревянных конструкций колесниц показывает, что все они представляли собой запряженную парой лошадей повозку с открытым кузовом, расположенным над соединением дышла с осью колес. Весьма важно то, что их колеса состояли из обода, опиравшегося на 22 круглые спицы. Исследователи, многократно обращавшиеся к вопросу о происхождении позднешанских колесниц, отмечали, что по своим конструктивным особенностям и по форме упряжи они напоминают аналогичные находки, сделанные в других районах Азии. Аньянские колесницы были сопоставлены с колесницами из курганов конца II тыс. до н.э. на берегу оз. Севан. Повозки того же типа, что и аньянские, с тонкими и прочными колесами, обладающими большим числом спиц, открыты в погребениях середины II тыс. до н.э. близ Синташта в районе г. Челябинска. В горах Монголии обнаружены многочисленные древние наскальные рисунки, изображающие колесницы, которые также напоминают аньянские находки. Появление колесниц и лошадей в долине Хуанхэ представляется закономерным следствием расширения внешнеполитических контактов государства Шан. Сам по себе этот факт не давал повода для далеко идущих предположений. Тем не менее им воспользовались некоторые западные историки и высказали мнение, что импульсом, вызвавшим к жизни высокоразвитую шанскую культуру аньянского периода, было завоевание долины Хуанхэ воинственными племенами, сражавшимися на боевых колесницах.

Подобное объяснение прогрессивных перемен в культуре шанцев было продиктовано не содержанием и характером фактического материала, а стремлением следовать за стереотипной фетишизацией момента завоевания, рассматриваемого как необходимая предпосылка создания цивилизации и оформления государственности.

В свете современных данных, основанных на наблюдениях за развитием шанцев и родственных им племен на протяжении периодов Эрлитоу и Чжэнчжоу-Эрлиган, их культура предстает как результат эволюции местных достижений, обогащенных постоянными связями и непосредственными контактами с племенами на юге и на севере Восточной Азии. Искусство шанских литейщиков аньянского времени, овладевших новыми технологическими приемами, доведших до совершенства технику литья в разборных глиняных формах, освоивших производство большого числа новых видов и типов бронзовых изделий, было закономерным следствием предыдущего развития металлургии бронзы в долине Хуанхэ. В основе таких отраслей материального производства шанской эпохи, как строительство, камнерезное и косторезное ремесло, изготовление глиняной посуды, достигших расцвета в аньянский период, лежали навыки и традиции, сложившиеся здесь еще в эпоху энеолита.

Земледелие

Земледелие, основа основ шанской экономики, являлось также прямым наследником автохтонной протокитайской культуры. По-прежнему главным сельскохозяйственным растением было просо. Однако гадательные надписи упоминают и участки, засеянные пшеницей. Одно из названий злаков, встречающееся в гадательных текстах, связанных с земледелием, вызывает споры среди эпиграфистов. Речь идет об упоминании в гадательных надписях растения дао. Некоторые исследователи полагают, что это один из видов проса, иные отождествляют его с соей. Чжан Гуанчжи склонен видеть в нем свидетельство знакомства шанцев с рисом.

Шанцы обрабатывали землю мотыгообразными и заступообразными орудиями, изготовлявшимися из дерева и камня. Что касается найденных в небольшом количестве на средне- и позднешанских памятниках бронзовых лопат, то распространенность такого рода орудий, а также возможность применения их в земледелии вызывают серьезные сомнения. В качестве жатвенных орудий использовали заостренные каменные серпы, вложенные в деревянную основу. Кроме свиней и собак, одомашненных еще в неолите, шанцы разводили буйволов, лошадей, овец. Ни в археологических материалах эпохи Шан, ни в гадательных надписях не обнаружено пока что признаков строительства каких-либо ирригационных сооружений.

Городская культура

Важнейшим элементом шанской цивилизации, возникшим в связи с углублением общественного разделения труда, были города. На севере Восточной Азии зародыши поселений городского типа, как уже говорилось, появились еще в энеолите, но подлинные города, ставшие религиозно-политическими, административными и торгово-ремесленными центрами, выросли лишь в эпоху Шан. Они были форпостами социально-экономического развития шанского общества, в них в первую очередь проявлялись перемены в его структуре, его образе жизни, его культуре и психологии.

Сосуд с орнаментом лэйвэнь и масками таоте. Белая керамика. Аньян. Хэнань. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Сосуд с орнаментом лэйвэнь и масками таоте. Белая керамика. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Изучение архитектурного строительства в шанских городах, в ходе которого были открыты комплексы заранее спланированных обширных дворцовых и храмовых сооружений, а также сложных по конструкции гробниц, выявило ряд бесспорных признаков становления централизованной государственности и развитой религии. При раскопках городов были получены данные, характеризующие высокий уровень шанской культуры и искусства. Из городов происходят письменные памятники — надписи на гадательных костях, которые служат основным источником реконструкции истории шанского общества.

Содержание понятия «город» необычайно многолико. Оно включает в себя и те социально-экономические функции, которые город выполняет в развитии общества, и специальный состав городского населения, и культурный облик города, и его роль в общественной идеологии. Символизация и сакрализация категории «город» обнаруживаются в идеологических системах разных стран мира, в том числе и в древнем Китае. Социально-экономическим фоном этого явления служит то, что город отделяет одну часть населения — «горожан» от другой — «жителей деревни», что вполне закономерно в условиях, пока производительные силы общества не могут быть распределены равномерно. Отсюда неизбежное выделение центров, как бы возвышающихся над остальным обществом. Это оказывает наиболее сильное воздействие на совокупность представлений о мире, складывающихся у того или иного древнего коллектива, которая в содержательном плане может быть определена как его культура.

Город в космологических представлениях древних китайцев

Данные различных древнекитайских текстов дают некоторый материал для восстановления отдельных черт культурного контекста древнекитайского города, в котором тот существовал, дают некоторое, порой весьма слабое, основание восстановить то значение, которое придавалось городу носителями древнекитайской культуры. В таких ранних письменных памятниках, как песенно-поэтические тексты «Шицзина» и надписи на ритуальных бронзовых сосудах, которые сохраняют официальные манифесты первых чжоуских правителей-ванов, содержатся данные о символизации и сакрализации города как единого целого и всей городской материально-пространственной среды. В этих памятниках отразилось восприятие города как определенного рода знаковой системы, элементами которой служит город в целом, его стены, отдельные постройки — кварталы, улицы, весь способ организации городского пространства. Их данные дают возможность в какой-то мере судить, какое значение придавалось древними самому городу, тем или иным элементам городской пространственной структуры.

 Ритуальный нож. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Ритуальный нож. Нефрит, бронза, инкрустированная бирюзой. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.

Архаический китайский город характеризовался атрибутами, связанными с символикой центра и середины. Для шанцев, создателей первой городской цивилизации древнего Китая, было характерно представление, что средоточием мира людей была территория, населенная шанцами, а центром ее был «Великий город Шан» или Чжуншан — «Шан, находящийся в центре». Опыт изучения мифологических систем свидетельствует, что положение в центре обеспечивало городу, по убеждению древних, особую позицию внутри мифического времени, ибо именно в середине начинался процесс творения. Город выступал здесь как модель времени творения, того времени, когда закладывались все обычаи, нормы и т.д., задавался порядок, следование которому в дальнейшем есть единственное условие существования общества. Связь между строительством города и устроением социума, а следовательно, по присущему мифологическому мышлению изоморфизму, и устроением всего космоса, весьма отчетливо выступает в раннечжоуских манифестах, сохранившихся в надписях на ритуальных бронзовых сосудах.

Среди значений, придававшихся городу носителями древнекитайской культуры, особо надлежит выделить его осмысление как медиатора и комплекса медиаторов, а также связанное с этим функционирование его в качестве пластической модели космоса. Формирующиеся на этапе сложения городских цивилизаций образцы верования и ценности, с помощью которых осуществляется социальная регуляция, оказываются связанными с описанным в мифах пространством-временем, населенным предками, героями и божествами. В какой-то момент эволюции члены того или иного архаического коллектива возносят этот источник порядка над землей, помещают его на небесах. Поскольку в земной жизни надлежит постоянно соотноситься со священными образцами, возникает потребность в точках соприкосновения, в местах, где небеса встречаются с землей, где происходит передача небесной санкции земным делам.

Первоначально медиаторами выступали природные предметы, одинаково принадлежавшие земле и небу, — высокие деревья, холмы, горы и т.д. С течением времени наряду с сакрализацией природных точек и предметов начинается сакрализация и создание искусственных медиаторов. В ранних древнекитайских описаниях находящийся в центре Поднебесной город выступает как комплекс медиаторов, который состоит из множества элементов, самостоятельно выполняющих функции посредника. В «Люйши чуньцю» сказано: «Древние ваны определяли центр Поднебесной, всего, что под Небом, и воздвигали дворец, определяли центр дворца и воздвигали храм». Поскольку в этой схеме город и храм, находящийся в городе, оказываются в центре Поднебесной или мира и небо как бы вращается вокруг него, он есть срединная точка неба и земли. Такое положение города говорит о его посреднической, передающей функции. Здесь, по мнению древних, проходила ось мира, соединяющая разные зоны мифологической вселенной и выполняющая посредническую функцию.

Тексты свидетельствуют, что строительство фокуса городской пространственно-планировочной среды, ядра города, представлявшего храмово-дворцовый комплекс, было привязано к особым медиативным точкам ландшафта. В трактате «Моцзы» сказано: «Когда священномудрые ваны трех эпох начинали созидать столицу, воздвигать главный город, то непременно избирали центральный холм с жертвенником для строительства храма предков, непременно избирали дерево с самой пышной и густой кроной для воздвижения [рядом с ним] алтаря». Очевидно, что именно посредническая функция требовала сооружения городского храма с таким расчетом, чтобы он занимал пространственно и ландшафтно выделенную позицию. Описанный в данном тексте выбор места с холмом в центре города и с деревом недвусмысленно свидетельствует об этом.

Вообще факт строительства города, с современной точки зрения вызванный социально-экономическими потребностями, по-видимому, воспринимался древними как особый акт создания окультуренного, очеловеченного пространства, как момент доместикации мира, вначале хаотического, превращающегося в ходе строительства города в символически упорядоченный и подвластный человеку, в момент создания сферы вполне очеловеченного микрокосма, установления порядка в какой-то части пространства. В таком контексте становится понятной форма и содержание ранних древнекитайских известий о строительстве городов. Такого, например, как в оде, адресованной шэньскому владетелю в «Шицзине»:

В Сэ началися для князя работы.Князю из Шао тут было заботы.Прежде воздвиг он вкруг города вал,И храм с пристройками после создал.

Почему строительство города связывалось здесь, во-первых, с возведением стены или защитного вала, а во-вторых, с сооружением храма? Стена должна была создать рамки социальной жизни, отграничить зону упорядоченного пространства, а храм был символом контролируемого космоса. С помощью этих реальных и одновременно символических актов, под воздействием представлений о центральности, срединности город интегрировался в устройство вселенной.

Древнекитайские города выполняли роль космического отражения Вселенной, их пространственная структура копировала архаические представления о строении космоса. Происходило своего рода включение мира в границы города: солнце всходило на его востоке и садилось на его западе на равных расстояниях. В космогонических теориях древний Китай находился в центре Вселенной и занимал территорию в форме квадрата, поэтому и города, особенно позднечжоуского времени, имели форму прямоугольника, приближающегося к квадрату, в плане ориентированного по сторонам света. Главные сооружения размещались на центральной оси юг-север. В качестве примера можно упомянуть и старый Пекин с императорским дворцом в центре: вход его ориентирован на юг, город имеет строго геометрическую прямоугольную планировку.

Связь древнекитайского города с космологическими представлениями можно рассматривать и с точки зрения человеческой способности к символизации. Архаическому сознанию свойственно убеждение, что символ господствует над объектом, что вещь существует лишь тогда, когда она названа, что обладание символом объекта дает власть воздействовать на него. Связь, устанавливаемая, например, между восточными воротами древнекитайского города и географическим Востоком, есть нормальная связь символа и его объекта. Следовательно, основное назначение города как комплекса космических символов сводилось к тому, чтобы придавать Вселенной упорядоченный образ, вводить в ней порядок через свойственные городу геометризм и меру. В устройстве города отражалось стремление магическими средствами поддерживать существующий природный и социальный порядок. Древнекитайский город дает прекрасный пример свойственного архаическому сознанию пересечения пространственных и временных представлений: так, северные ворота означали не только север, но и зиму, восточные — не только восток, но и весну. Накладывающиеся и пересекающиеся отношения оппозиции и синонимии, задающие структуру картине мира, проявляются в городской символике в том, что части Вселенной и части города соответствовали определенным качествам, природным стихиям, цветовым классификаторам и т.д. Так, например, город попадал в один вертикальный ряд с землей, серединой, урожаем, желтым цветом и вкусовым классификатором — сладкий. Подобное мировоззрение — остаток тех времен, когда мифология рассматривала все бытие — природное и социальное, все проявления его как единое целое.

Расскажи друзьям:

Оцени:

Загрузка...

civilka.ru

Эпоха Шан-Инь

Во второй половине II тысячелетия до н.э. в Китае на обширной территории от Ганьсу до Шаньдуна и от Хэбэя до Хунаня и Цзянси по берегам рек (в специфических экологических условиях Северного Китая земледелие было возможно лишь по речным поймам.) возникают разрозненные раннегородские поселения носители бронзовой индустрии, в которых создаются предпосылки для образования протогосударственных структур. Такие обнесенные стенами "города" (размером примерно до 6 кв.км) строились по определенному плану, с комплексом монументальных строений дворцового типа, с ремесленными кварталами, бронзолитейными мастерскими. Они найдены в пределах Центральной равнины (в Хэнани и на юге Хэбэя вплоть до р. Хуайхэ и Шаньдуна). Граница их распространения на юге выходит за пределы бассейна Янцзы, где в районе южнее оз. Дунтинху (Хунань) и оз. Поянху (Цзянси) обнаружены города такого рода. Особый интерес представляют недавние раскопки обнесенного мощной стеной поселения с дворцовым комплексом в Паньлуичэне под Хуанпи (близ г. Ухань, провинция Хубэй), в 100 км к северу от р. Янцзы, одного из самых ранних городов подобного типа. Различие в погребальном инвентаре свидетельствует о социальном и имущественном неравенстве в этих обществах, что подтверждает, в частности, недавно обнаруженная в одной из так называемых больших могил, принадлежавшей, по всей вероятности, верховной жрице, уникальная пластика заупокойные нефритовые фигурки, изображающие людей разного общественного положения и этнической принадлежности. Массовые умерщвления и жертвоприношения военнопленных составляют характерную особенность этих обществ.

В масштабе одной или нескольких территориальных общин ("городов") складывались первичные очаги зарождающейся цивилизации (по-видимому, и применительно к древнему Китаю можно говорить о "номовом государстве"). Объединение общин диктовалось и хозяйственными нуждами (например, необходимостью коллективных усилий для борьбы с наводнениями - профиль долины Хуайхэ почти плоский, поэтому особенно в низинах, где русло реки постоянно изменялось, затоплялись огромные пространства. Во время половодий объем воды возрастал более, чем в полтора десятка раз, что в четыре раза больше, чем возрастание объема воды в долинах Нила и Инда, и в два раза больше, чем в долине Тигра и Евфрата.), и военными (войнами с соседними племенами, осложнявшимися междоусобной борьбой городов-государств). Однако наиважнейшей причиной возникновения этих первичных раннеклассовых образований было все усиливающееся имущественное расслоение. На первый план в таких раннегородских обществах под внешней оболочкой борьбы родов за престиж выступали имущественные и возникающие классовые антагонизмы. Эти территориальные общины становились полем образования государственного устройства, что принципиально отличало их от окружающего множества родо-племенных организаций. В Северном Китае Шанское "городское общество", очевидно выделившееся из Иньского союза племен как наиболее устойчивая его часть, в последние века II тысячелетия до н.э. встало во главе довольно крупного, этнически неоднородного и нестабильного объединения. Его правитель назывался "ваном"; он обладал высшей военной властью и выполнял функции верховного жреца.

Об общине и "городе Шан" мы узнаем, прежде всего, из древнейших на территории Китая письменных эпиграфических памятников, обнаруженных при раскопках около деревни Сяотунь в районе г. Аньян (в провинии Хэнань; р. Хуанхэ в те далекие времена в нижнем ее течении текла не в том направлении, как сейчас, поворачивая около Чжэнчжоу круто на север и впадая в залив Бохайвань в районе Пекина, т.е. сравнительно недалеко от Аньяна.). Это надписи на гадательных костях жертвенных животных и черепашьих панцирях, выполненные архаическим пиктографическим письмом, в котором ученые видят прообраз китайской иероглифической письменности. Из ритуально-магических текстов, каковыми они являются, можно извлечь очень немногое для характеристики общественного строя. Данные эти спорные, что приводит к большим разногласиям среди историков в оценке социально-экономических отношений шанского общества. Исследование этих надписей затруднено тем, что фонетические реконструкции древнекитайского языка не идут далее середины I тысячелетия до н.э., но даже и они сомнительны.

Язык иньских надписей являлся языком южноазиатского типа, испытавшим влияние североазиатских языков, что говорит об интенсивных контактах в долине Хуанхэ предков современных языков юга Восточной Азии (ученым не удается установить, каких именно, из-за невозможности реконструировать произношение иньских знаков) и древних сино-тибетских языков, а, следовательно, носителей этих языков. В середине I тысячелетия до н.э. североазиатский и южноазиатский порядки значимых элементов слились в единую грамматическую систему древнекитайского языка.

Гадательные надписи датируются XIIIXI вв. до н.э. тем же самым временем, к которому относится и вскрытое в районе Аньяна большое городское поселение (занимающее вместе с прилегающими к нему территориями его округи площадь более 20 кв.км) с остатками тесных полуземлянок и землянок и фундаментами средних и крупных строений с бронзовыми основаниями колонн. В пределах этого комплекса поселений обнаружены крепостные валы, ремесленные кварталы с литейными мастерскими. Под Аньяном было открыто множество могил, резко различающихся по размеру и инвентарю погребений от неглубоких ям, лишенных оружия и бронзовой утвари, до огромных крестообразных подземных усыпальниц более чем десятиметровой глубины. Последние (их немногим более десятка, площадь самой крупной из них 380 кв. м) представляли собой монументальные конструкции, напоминающие усеченные пирамиды, обращенные основанием вверх, с широкими подъездными дорогами, спускающимися посредине каждой из четырех сторон этих гробниц к погребальной камере, заполненной драгоценной утварью, оружием из бронзы, украшениями из нефрита и золота. Для сооружения каждой из них требовалось, по подсчетам ученых, не менее 7000 человеко-дней.

В больших могилах захоронениях почивших ванов, как можно полагать, найдены сотни скелетов сопогребенных людей, а рядом целые поля захоронений обезглавленных военнопленных со связанными за спиной руками и ямы с их отрубленными головами, исчисляющимися тысячами. Отдельно были погребены военные колесницы с лошадьми и возничими. Надписей о жертвоприношении людей (до 1500 человек одновременно) в настоящее время на гадательных костях обнаружено около двух тысяч, в них общее число таких жертв достигает 14197. Пленных приносили в жертву богам и предкам; с обрядом массовых человеческих жертвоприношений был связан широко распространенный у шанцев культ гор и рек (в гадательных надписях упоминаются десятки имен их богов), а также, очевидно, и ритуал "священного брака", входивший в культ плодородия. Сотни захоронений людей, в том числе и заживо погребенных, обнаружены археологами в фундаментах и других частях строений дворцового и храмового типа.

Аньянские мелкие и средние могилы, принадлежащие собственно шанцам (со специфическим трупоположением, инвентарем и бронзовым оружием), отличаются антропологической однородностью в противоположность расовой неоднородности черепов обезглавленных скелетов из шанских больших могил, где представлены и восточные монголоиды, и континентальные монголоиды, и переходные к австралоидам южно-монголоидные популяции; эти жертвы предназначались для кровавого ритуала человеческих жертвоприношений, ради чего шанцы предпринимали походы (своего рода "охоту за головами") на расстояние нескольких сотен километров. В шанском обществе, где регулярно совершались обряды, требовавшие массовых жертвоприношений, война являлась общественной нормой. Главной целью военных походов был захват добычи: помимо пленных зерна и скота, также требовавшихся для принесения в жертву богам и предкам.

Судя по содержанию гадательных надписей, под г. Аньян находился культовый центр, где происходили гадания шанского и других коллективов и хранился архив так называемого "иньского оракула". Название "иньский оракул" идет от позднейшей древнекитайской письменной традиции, в гадательных текстах знак инь отсутствует. Это может быть объяснено тем, что обращающиеся к оракулу, естественно, не вопрошали о нем самом. Тот факт, что надпись, содержащая этноним инь (единственная пока), найдена в бассейне р. Вэйхэ далеко за пределами Аньянского культового центра, может служить подкреплением высказанной гипотезы. Инь как название оракульного центра, вероятно, совпадало с самоназванием союза племен, располагавшегося в поздненеолитическое время в бассейне Хуанхэ.

При всей разобщенности протогородских центров и разноязычии этнических общностей, входивших в шанскую конфедерацию (не являвшуюся объединенным государством), письменность в "обществе гадательных костей", первоначально использовавшаяся исключительно в ритуальных целях, была, по-видимому, одна. Скорее всего ее распространял культовый иньский союз (рудимент стадиально предшествующего типа объединения), хотя, возможно, изобретена она была не в одном месте и не только и не обязательно именно шанцами. Вопросы к оракулу касаются многих городов (и), общинных объединений и племен (фен). Но особо выделяются шанские поселения: "город (или города) Шан" (Шан и), "Главный (или Великий) город Шан (Да и Шан)", "центральный Шан" (Чжун Шан), а также просто Шан (читателю следует иметь в виду, что это условные чтения, передающие современное произношение соответствующих иероглифов. Их произношение в иньское время остается пока неизвестным.) как топоним и этноним. Это наводит на мысль, что местоположение оракула, почитаемого как священный культовый центр, именуемый Инь, не являлось ни резиденцией вана Шан, ни политическим центром того союзного объединения, во главе которого стоял шанский ван как главный военный предводитель. Название Шан встречается и в гадательных надписях, и в позднейших нарративных древнекитайских памятниках как наименование политического объединения и городского центра, а также как топоним и этноним, отождествляясь традицией с "династией Инь" и являясь как бы ее вторым равноценным наименованием; поэтому и период этот часто называется историками Шан-Инь. Традиционная историография датирует его 17661122 гг. до н.э., гадательные надписи, как уже говорилось, относятся к последним двум векам этого периода.

Шанское общество жило в условиях развивающегося бронзового века (прочная оседлость, города, отделение ремесла от земледелия). Природные условия Среднекитайской равнины района расселения шанцев в IIIII тысячелетиях до н.э. были исключительно благоприятными для земледелия, чему способствовали лёссово-илистые почвы речных пойм, регулярные дожди и субтропический климат. Из зерновых культур шанцы возделывали сорго, ячмень, различные виды пшеницы, два сорта проса (черное и желтое), род конопли со съедобными зернами. Помимо злаков шанцы знали садово-огородные культуры, выращивали тутовые деревья для разведения шелкопряда. Нет полной ясности, была ли шанцами освоена культура риса, но если и была, то только суходольного, ибо ирригация им не была известна. Урожай целиком зависел от дождей, о чем имеются прямые свидетельства гадательных надписей. Кроме небольших канав, известных еще по раскопкам городища под Чжэнчжоу (Хэнань), никаких следов искусственного орошения ни археологические раскопки, ни надписи не выявляют ни у шанцев, ни у других насельников "городов-общин" и племен, располагавшихся во второй половине II тысячелетия до н.э. в поясе плодородных долин бассейна Хуанхэ. Основной принцип практиковавшихся гидротехнических мероприятий заключался в регулировании стока рек с помощью водоотводных протоков. При раскопках шанского городища под Аньяном была обнаружена система меридиональных дренажных каналов 40-70 см шириной, около 120 см глубиной при максимальной длине 60 м.

Таким образом, теория возникновения китайской цивилизации как земледельческой речной цивилизации, основанной на искусственном орошении, не подтверждается источниками. Более того, некоторые ученые даже полагают, что не земледелие, а скотоводство составляло основу хозяйственной жизни шанского общества. Скотоводство действительно играло немалую роль в жизни "общества гадательных костей". Единовременные жертвоприношения крупного рогатого скота достигали нескольких сотен голов. Распри из-за пастбищ были одной из причин войн шанцев с соседями.

О важном значении не только скотоводства, но и охоты можно судить уже только по преобладанию анималистических орнаментальных мотивов и сюжетных композиций на шанской бронзе ритуальных сосудах и оружии. Охоты такого рода носили коллективный характер, в них должно было участвовать все взрослое население шанских общин. На каждой из охот добывали десятки и сотни диких животных.

Иньцы селились в городах, окруженных мощными оборонительными стенами, как о том свидетельствуют раскопки целого ряда городищ и знаки на гадательных костях, выражающие понятия "город", "городские укрепления", "внешние стены поселения", "строить город" и т.п.

Техника бронзового литья шанцев достигла весьма высокого уровня. Из бронзы изготовлялись ритуальная утварь (вес отдельных крупных изделий, в частности, котла Сымуудин, достигал 875 кг), оружие, детали колесниц, но орудия труда в подавляющем большинстве своем были каменными и костяными, впрочем, и оружие еще в значительной мере оставалось неолитическим (каменные топоры, наконечники копий, стрел).

В таких городских поселениях отдельно располагались ремесленные кварталы, где были сосредоточены довольно крупные мастерские медников, косторезов, каменотесов, керамические, деревообрабатывающие и др. Их археологи обнаружили как под Аньяном, так и в других протогородских поселениях шанской эпохи, в частности, под Лояном, Чжэнчжоу (Хэнань) и Цинцзяном (Цзянси). Получило развитие монументальное зодчество, и, в частности, градостроительство; руководство последним было одной из важных функций вана, который должен был для этого соответственно располагать достаточно большими материальными и людскими ресурсами. Из надписей известно о существовании специальной категории вангунов ("ремесленников вана"), а также гунчэней, дичэней, догунов (храмовых и общинных ремесленников) 6 (6 Т.е. этот термин, возможно, был подобен шумерскому термину гуруш. Примеч. ред.). Видимо, первоначально шанцы были хранителями секретов бронзолитейного искусства. Знак шан означает "торговля, торговать", хотя, вероятно, это не первоначальное значение данного знака, а производное от изображения каких-то изделий шанцев, скорее всего, бронзовых (в знаке шан один из элементов является изображением тревожного сосуда), и, возможно, связано с особыми функциями шанцев в "обществе гадательных костей" как посредников в межобщинном и межплеменном обмене; эти функции могли способствовать их возвышению среди других раннегородских обществ Великой Китайской равнины.

В целом, торговля была развита слабо и носила меновой характер, но все же имелись товаро-деньги раковины каури. Хождение имели как естественные каури, так и их бронзовые имитации, что для шанцев как монополистов в области бронзового литья могло служить особым источником обогащения. Не только в эту эпоху, но и позднее, в чжоуском Китае, специфика товарно-денежных отношений заключалась в том, что государственная распределительная система товарообмена сочеталась с отдельными элементами рыночной системы.

Существовал и международный обмен, о чем говорят хотя бы каури, прибывавшие с морского побережья; из бассейна Янцзы поступали олово и медь, из Синьцзяна золото и яшма, а в обмен шли изделия шан-иньского мира, прежде всего, бронзовые, на севере они доходили до Сибири. Основной формой международного обмена был захват самый примитивный, хищнический способ международных связей.

Основу шанского общества составляли свободные территориальные большесемейные общины.

В ритуальных трапезах с закланием 300-400 быков и более, вплоть до тысячи голов, участвовало все взрослое население, исчислявшееся тысячами человек. Ван, как верховный жрец, выступал подателем мясной пищи народа, компенсировавшей в определенные периоды белковое голодание земледельческого коллектива. В массовых жертвоприношениях, на первый взгляд, казалось бы, безрассудно расточались важнейшие материальные блага общества (домашние животные, бронзовая утварь и оружие, колесницы с лошадьми, раковины каури, золото и нефрит, продукты земледелия, охотничья добыча и военнопленные), однако они были не только ритуально значимы, считались жизненно важными, но и, видимо, должны были как-то сдерживать имущественное расслоение и обогащение отдельных шанских родов и знатных семей.

Ван выступал организатором производства. Он, в частности, возглавлял крупные земледельческие работы в правительском хозяйстве; участие в них "братского коллектива" (чжунжэнь) общинников считалось не повинностью, а общественно полезным трудом, частью ритуально-магического обряда, обеспечивавшего плодородие почвы на всех полях страны. Запасы продовольствия, которыми ван располагал, все еще, видимо, представлялись важным страховым, обменным, семенным и жертвенным фондом шанской общины. Из него же, очевидно, обеспечивался и управленческий персонал. Помимо общинников в ванском хозяйстве использовались и подневольные работники из военнопленных. Надписи свидетельствуют об использовании этого контингента в земледелии и скотоводстве. Работы на полях вана производились по велению оракула и в назначаемые оракулом сроки под наблюдением вана или лично подвластных ему доверенных лиц и надзирателей сяочэней, я и др. Сяочэни, по мнению ряда историков, являлись "рабами потомками пленных", "отроками, рожденными в рабстве" или "потомками рабов категории чэнь". Работы на полях вана выполнялись, по-видимому, казенными орудиями, о чем могут свидетельствовать находки под Аньяном складов нескольких тысяч каменных серпов и других земледельческих орудий рядом с храмом предков вана, где, вероятнее всего, и находились ванские храмовые поля.

Среди ученых ведутся споры о социальном значении терминов для групп людей, занимавшихся полевыми работами под главенством вана. Одни считают упоминавшихся выше чжунов рабами, другие свободными. Возможно, однако, что знак чжун не был однозначен и мог использоваться не только как социальный термин, но и как обозначение всех мужчин возрастной группы "производственников". Вместе с тем, очевидно, чжуны имели отношение не только к хозяйству вана, а чэни, сяочэни, дочэни и другие категории чэней были рабочим персоналом только, или главным образом, хозяйства вана. Среди чэней, видимо, были лица разных статусов: и подневольные работники типа рабов, и надзиратели (сяочэни), которые при известных обстоятельствах могли быть поставлены и над общинниками (чжунами) как их начальники (например, на период выполнения ими полевых работ на дом вана), и личная стража вана (дочэни). Как подчиненные непосредственно вану и представителям шанской администрации, чэни, в отличие от чжунов, находились вне общинного сектора. К тому же чэни, скорее всего, были преимущественно нешанцы по происхождению.

Есть данные, свидетельствующие о том, что их "усыновляли", причем иногда целыми семьями. Наиболее вероятно, что чжуны представали в двояком качестве: они принадлежали, прежде всего, к коллективу своей общины, но имели известное отношение и к хозяйству вана, т.е. выступали как непосредственные производители одновременно и на своем общинном поле, и на поле вана, однако едва ли будет правильно определять эти два вида работ чжунжэнь как соответственно необходимый труд и труд прибавочный. Надписи фиксируют случаи, когда пахота производилась одновременно сотнями и тысячами людей. "Три тысячи людей привлечь ли к полевым работам?" задается вопрос оракулу. Обработка земли осуществлялась несложными орудиями: примитивной землеройной палкой, сажальным колом, двузубой мотыгой. Вошел в употребление так называемый способ оугэн (или способ "спаренной вспашки", получивший развитие в дальнейшей земледельческой культуре древнего Китая). При этом крюкообразная бороздовая палка (ее изображения встречаются в гадательных надписях) использовалась как пахотное тягловое орудие, приводимое в действие физической силой двух людей, один из которых толкал его перед собой, а другой волоком тянул его за веревку, пятясь задом или впрягаясь в эту примитивную соху.

Ван предводительствовал на войне и на охоте. Важный вид войска, видимо, дружину вана, представляли воины на боевых колесницах. Но основную силу шанского войска все еще составляла масса общинного населения. Обращает на себя внимание тот поразительный факт, что во всех раскопанных под Аньяном могилах собственно шанцев (со специфическим трупоположением лицом вниз), как средних по размеру, так и совсем небольших (конечно, без человеческих сопогребений), оружие было обязательной принадлежностью сопроводительного инвентаря. Так, сквозь призму археологических данных предстает перед нами вооруженный народ шанской общины.

Войны усиливали власть вана и других военачальников, в руках которых скапливались большие богатства. Выделились богатые и знатные роды, в которых внутри поколения, а затем по генеалогическому родству стали наследоваться высшие должности прежде всего вана, определились роды, наследовавшие жреческие обязанности. Показательно, что помимо огромных мавзолеев в раннегородских поселениях шанского времени обнаружены сравнительно небольшие гробницы, где вместе с хозяином захоронено несколько людей, это может служить свидетельством возникновения частного рабства.

Анализ надписей дает возможность предполагать, что власть вана была ограничена советом. Эпическая традиция, зафиксированная в древнейшем чжоуском памятнике "Шуцзине" ("Книге исторических преданий") и позднечжоуском сочинении "Люйши чуньцю", сохранила воспоминание о шанском совете старейшин и народном собрании; большие общественные здания, открытые археологами на территории "города Шан", косвенно могут говорить за это. Утверждение выборных военных предводителей и глав совета старейшин (хоу и бо) нешанских общин и племен (фонов), находившихся в сфере гегемонии Шан, очевидно, совершалось с санкции вана.

Массовые жертвоприношения и захоронения пленных, конечно, указывают на то, что их труд не находил еще большого применения в хозяйстве. Однако есть данные об использовании пленных из племени цянов в охоте, скотоводстве и земледелии (на расчистке поля). Военнопленные, очевидно, спорадически все же использовались на сооружении огромных гробниц, ликвидации последствий наводнений, строительстве городов и на других работах, которые при крайней примитивности транспортных и технических средств требовали колоссальных усилий. Известно из надписей, что пленных не всегда сразу же приносили в жертву. В таких случаях их могли использовать на единовременных экстренных трудоемких работах. Если согласиться с трактовкой знака чэнь как "рабов из военнопленных", то термин гунчэнь, обозначающий ремесленников, может свидетельствовать о применении труда рабов в каких-то отраслях ремесла. Цянов, как искусных коневодов, шанцы использовали для ухода за лошадьми. Есть данные, намекающие на использование пленных на весенних земледельческих работах. Можно полагать, что они участвовали в коллективных обрядах плодородия и затем умерщвлялись в соответствии с ритуалом "священного брака". Среди надписей есть, например, такая: "Ван повелел многим цянам совершить обряд плодородия на полях".

О характере шан-иньского общества ученые высказывают разные мнения: считают его и протогосударством (на разных стадиях развития), и первичным государствообразованием типа города-государства, и зрелым государственным организмом с рабовладением как системообразующим фактором общественной структуры. Судя по последним данным, есть основания полагать, что на территории Китая в так называемую эпоху Шан-Инь складывались разрозненные очаги городской раннеклассовой цивилизации, принадлежавшие разным этносам, из которых шанский, обладавший собственной письменностью, оказался наиболее развитым. Ее, очевидно, могли заимствовать другие общества. Однако своей письменностью владел в это время не только "Великий город Шан". Сравнительно недавно под Учэном в провинции Цзянси, в 200 км к югу от р. Янцзы, был обнаружен городской комплекс, представляющий собой независимый очаг древнейшей цивилизации, обладавший самостоятельным бронзолитейным производством и таким высоким показателем культуры как изобретение протофарфора, до этого открытия начало производства фарфора в Китае относили к рубежу христианской эры. Еще одной сенсацией раскопок в Учэне было обнаружение на керамике и каменных литейных формах 60 графических письменных знаков, отличных от иньского письма, говорящих о наличии в обнаруженном под Учэном городе-государстве местной оригинальной письменности (в науке существует и другая точка зрения на эти знаки: в них видят "тамги", т.е. знаки.). Датируется учэнский памятник серединой IIсамым началом I тысячелетия до н.э.

Однако о шан-иньской цивилизации мы знаем на сегодняшний день несравненно больше, чем обо всех остальных центрах раннегородской культуры на территории Китая II тысячелетия до н.э., безусловно, стадиально с ней сопоставимых. Поэтому представление о ней помогает восстановить общую картину возникновения и первых шагов развития в древнем Китае классового общества и государства.

"Город Шан" возглавлял коалицию "городских обществ". С них он время от времени взыскивал дань (форма международного принудительного обмена), а в случае неподчинения шел на них походом; но бывало, что соседние "города" сами нападали на шанцев.



biofile.ru

Эпоха Шан – Инь (XVI – XI вв. до н.э.)

Династия Шан, или как ее еще называют Инь, - вторая правящая династия Китая, державшая в своих руках власть над государством около 400 лет. Принято считать, что первый правитель новой династии вступил на трон в 1523 году до нашей эры. В начальный период столица Шан переносилась множество раз, и только по прошествии столетия правителем Паньгэном было выбрано удачное место (современная провинция Хэнань) для основания Великого Города Шан, откуда управление государством осуществлялось на протяжении 300 лет.

Государство Шан оставило после себя множество ценнейших исторических документов и памятников культуры, «золотую нить», позволяющую современным историкам прослеживать ход развития древней китайской цивилизации. Древние писцы осуществляли свои записи на костях и черепашьих панцирях. Также шаньцы славились своими изделиями из бронзы.

Шаньцы верили в духов гор, ветров, облаков, молний, небесных тел, духов земли, приносящих урожай, в жизнь после смерти. Для ублажения и умиротворения духов приносились в том числе и человеческие жертвы в количестве, кратном десяти. В одном месте было найдено захоронение 300 жертв.

С самого начала в китайских верованиях духи не имели никакого отношения к морали, а значит и понятия греха перед ними тоже не существовало. Такая концепция сохранилась в китайских религиозных учениях и в последующие эпохи. Некоторые выделяли верховного бога Шан-ди, который через женский дух земли дал рождение всему живому.

Шаньцы уже имели свой, изобретенный за 1000 лет до греков, очень точный календарь, состоявший из 12 месяцев по 29-30 дней.

При династии Шан существовало четыре ранга знати – хоу, бо, цзы и нань, которые в принципе соответствовали европейским рыцарям (нань), баронам (цзы), графам (бо) и маркизам (хоу). Управление государством частично осуществлялось этими вассалами.

Престол передавался от брата к брату или к сыну, если братьев не оставалась. Согласно преданию, последним правителем династии Шан был Чжоу Синь – тиран, погрязший в разврате. Существует множество историй о его непредсказуемом и жестоком нраве, о правдивости которых можно только строить догадки. Так, например, одна из них повествует о том, что когда один из старших родственников попытался ему возразить, Чжоу приказал  его убить и принести его сердце, чтобы проверить, правда ли у мудрецов в сердце семь отверстий.

Еще одно предание описывает его любимую наложницу Дацзи, для которой он приказал наполнить целый пруд вином и развесить куски мяса на деревьях.

Когда на Великий Город Шан напало племя Чжоу, положившее конец этой эпохе и давшее начало новой династии, Чжоу Синь бежал с поля боя, облачился в самое роскошное платье и поджег себя в своем дворце. Так закончился период правления династии Шан.  

www.chinatrips.ru

Древний мир. Китай. Эпоха Шан-Инь в Древнем Китае.

Эпоха Шан-Инь в Древнем Китае

Во второй половине II тысячелетия до н. э. в Китае на обширной территории — от Ганьсу до Шаньдуна и от Хэбэя до Хунани и Цзянси — по берегам рек1 (1 В специфических экологических условиях Северного Китая земледелие было возможно лишь по речным поймам.) возникают разрозненные раннегородские поселения — носители бронзовой индустрии, в которых создаются предпосылки для образования протогосударственных структур. Такие обнесенные стенами "города" (размером примерно до 6 кв. км) строились по определенному плану, с комплексом монументальных строений дворцового типа, с ремесленными кварталами, бронзолитейными мастерскими. Они найдены в пределах Центральной равнины (в Хэнани и на юге Хэбэя — вплоть до р. Хуайхэ и Шаньдуна). Граница их распространения на юге выходит за пределы бассейна Янцзы, где в районе южнее оз. Дунтинху (Хунань) и оз. Поянху (Цзянси) обнаружены города такого рода. Особый интерес представляют недавние раскопки обнесенного мощной стеной поселения с дворцовым комплексом в Паньлуичэне под Хуанпи (около Ухани, Хубэй), в 100 км к северу от р. Янцзы, — одного из самых ранних городов подобного типа. Различие в погребальном инвентаре свидетельствует о социальном и имущественном неравенстве в этих обществах, что подтверждает, в частности, недавно обнаруженная в одной из так называемых больших могил, принадлежавшей, по всей вероятности, верховной жрице, уникальная пластика — заупокойные нефритовые фигурки, изображающие людей разного общественного положения и этнической принадлежности. Массовые умерщвления и жертвоприношения военнопленных составляют характерную особенность этих обществ.

В масштабе одной или нескольких территориальных общин ("городов") складывались первичные очаги зарождающейся цивилизации2 (2 По-видимому, и применительно к древнему Китаю можно говорить о "номовом государстве". — Примеч. ред.). Объединение общин диктовалось и хозяйственными нуждами (например, необходимостью коллективных усилий для борьбы с наводнениями)3 (3 Профиль долины Хуайхэ почти плоский, поэтому особенно в низинах, где русло реки постоянно изменялось, затоплялись огромные пространства. Во время половодий объем воды возрастал более, чем в полтора десятка раз, что в четыре раза больше, чем возрастание объема воды в долинах Нила и Инда, и в два раза больше, чем в долине Тигра и Евфрата.), и военными (войнами с соседними племенами, осложнявшимися междоусобной борьбой городов-государств). Однако наиважнейшей причиной возникновения этих первичных раннеклассовых образований было все усиливающееся имущественное расслоение. На первый план в таких раннегородских обществах под внешней оболочкой борьбы родов за престиж выступали имущественные и возникающие классовые антагонизмы. Эти территориальные общины становились полем образования государственного устройства, что принципиально отличало их от окружающего множества родо-племенных организаций. В Северном Китае Шанское "городское общество", очевидно выделившееся из Иньского союза племен как наиболее устойчивая его часть, в последние века II тысячелетия до н. э. встало во главе довольно крупного, этнически неоднородного и нестабильного объединения. Его правитель назывался "ваном"; он обладал высшей военной властью и выполнял функции верховного жреца.

Об общине и "городе Шан" мы узнаем, прежде всего, из древнейших на территории Китая письменных эпиграфических памятников, обнаруженных при раскопках около деревни Сяотунь в районе г. Аньян (в Хэнани)4 (4 Река Хуанхэ в те далекие времена в нижнем ее течении текла не в том направлении, как сейчас, поворачивая около Чжэнчжоу круто на север и впадая в залив Бохайвань в районе Пекина, т. е. сравнительно недалеко от Аньяна.). Это надписи на гадательных костях жертвенных животных и черепашьих панцирях, выполненные архаическим пиктографическим письмом, в котором ученые видят прообраз китайской иероглифической письменности. Из ритуально-магических текстов, каковыми они являются, можно извлечь очень немногое для характеристики общественного строя. Данные эти спорные, что приводит к большим разногласиям среди историков в оценке социально-экономических отношений шанского общества. Исследование этих надписей затруднено тем, что фонетические реконструкции древнекитайского языка не идут далее середины I тысячелетия до н. э., но даже и они сомнительны.

Язык иньских надписей являлся языком южноазиатского типа, испытавшим влияние североазиатских языков, что говорит об интенсивных контактах в долине Хуанхэ предков современных языков юга Восточной Азии (ученым не удается установить, каких именно, из-за невозможности реконструировать произношение иньских знаков) и древних сино-тибетских языков, а, следовательно, носителей этих языков. В середине I тысячелетия до н. э. североазиатский и южноазиатский порядки значимых элементов слились в единую грамматическую систему древнекитайского языка.

Гадательные надписи датируются XIII—XI вв. до н. э. — тем же самым временем, к которому относится и вскрытое в районе Аньяна большое городское поселение (занимающее вместе с прилегающими к нему территориями его округи площадь более 20 кв. км) с остатками тесных полуземлянок и землянок и фундаментами средних и крупных строений с бронзовыми основаниями колонн. В пределах этого комплекса поселений обнаружены крепостные валы, ремесленные кварталы с литейными мастерскими. Под Аньяном было открыто множество могил, резко различающихся по размеру и инвентарю погребений — от неглубоких ям, лишенных оружия и бронзовой утвари, до огромных крестообразных подземных усыпальниц более чем десятиметровой глубины. Последние (их немногим более десятка, площадь самой крупной из них — 380 кв. м) представляли собой монументальные конструкции, напоминающие усеченные пирамиды, обращенные основанием вверх, с широкими подъездными дорогами, спускающимися посредине каждой из четырех сторон этих гробниц к погребальной камере, заполненной драгоценной утварью, оружием из бронзы, украшениями из нефрита и золота. Для сооружения каждой из них требовалось, по подсчетам ученых, не менее 7000 человеко-дней. В больших могилах — захоронениях почивших ванов, как можно полагать, — найдены сотни скелетов сопогребенных людей, а рядом — целые поля захоронений обезглавленных военнопленных со связанными за спиной руками и ямы с их отрубленными головами, исчисляющимися тысячами. Отдельно были погребены военные колесницы с лошадьми и возничими. Надписей о жертвоприношении людей (до 1500 человек одновременно) в настоящее время на гадательных костях обнаружено около двух тысяч, в них общее число таких жертв достигает 14197. Пленных приносили в жертву богам и предкам; с обрядом массовых человеческих жертвоприношений был связан широко распространенный у шанцев культ гор и рек (в гадательных надписях упоминаются десятки имен их богов), а также, очевидно, и ритуал "священного брака", входивший в культ плодородия. Сотни захоронений людей, в том числе и заживо погребенных, обнаружены археологами в фундаментах и других частях строений дворцового и храмового типа.

Аньянские мелкие и средние могилы, принадлежащие собственно шанцам (со специфическим трупоположением, инвентарем и бронзовым оружием), отличаются антропологической однородностью — в противоположность расовой неоднородности черепов обезглавленных скелетов из шанских больших могил, где представлены и восточные монголоиды, и континентальные монголоиды, и переходные к австралоидам южномонголоидные популяции; эти жертвы предназначались для кровавого ритуала человеческих жертвоприношений, ради чего шанцы предпринимали походы (своего рода "охоту за головами") на расстояние нескольких сотен километров. В шанском обществе, где регулярно совершались обряды, требовавшие массовых жертвоприношений, война являлась общественной нормой. Главной целью военных походов был захват добычи: помимо пленных — зерна и скота, также требовавшихся для принесения в жертву богам и предкам.

Судя по содержанию гадательных надписей, под г. Аньян находился культовый центр, где происходили гадания шанского и других коллективов и хранился архив так называемого "иньского оракула". Название "иньский оракул" идет от позднейшей древнекитайской письменной традиции, в гадательных текстах знак инь отсутствует. Это может быть объяснено тем, что обращающиеся к оракулу, естественно, не вопрошали о нем самом. Тот факт, что надпись, содержащая этноним инь (единственная пока), найдена в бассейне р. Вэйхэ — далеко за пределами Аньянского культового центра, может служить подкреплением высказанной гипотезы. Инь как название оракульного центра, вероятно, совпадало с самоназванием союза племен, располагавшегося в поздненеолитическое время в бассейне Хуанхэ.

При всей разобщенности протогородских центров и разноязычии этнических общностей, входивших в шанскую конфедерацию (не являвшуюся объединенным государством), письменность в "обществе гадательных костей", первоначально использовавшаяся исключительно в ритуальных целях, была, по-видимому, одна. Скорее всего ее распространял культовый иньский союз (рудимент стадиально предшествующего типа объединения), хотя, возможно, изобретена она была не в одном месте и не только и не обязательно именно шанцами. Вопросы к оракулу касаются многих городов

(и), общинных объединений и племен (фен). Но особо выделяются шанские поселения: "город (или города) Шан" (Шан и), "Главный (или Великий) город Шан (Да и Шан)", "центральный Шан" (Чжун Шан), а также просто Шан5(5 Читателю следует иметь в виду, что это — условные чтения, передающие современное произношение соответствующих иероглифов. Их произношение в иньское время остается пока неизвестным. — Примеч. ред.) как топоним и этноним. Это наводит на мысль, что местоположение оракула, почитаемого как священный культовый центр, именуемый Инь, не являлось ни резиденцией вана Шан, ни политическим центром того союзного объединения, во главе которого стоял шанский ван как главный военный предводитель. Название Шан встречается и в гадательных надписях, и в позднейших нарративных древнекитайских памятниках как наименование политического объединения и городского центра, а также как топоним и этноним, отождествляясь традицией с "династией Инь" и являясь как бы ее вторым равноценным наименованием; поэтому и период этот часто называется историками Шан-Инь. Традиционная историография датирует его 1766—1122 гг. до н. э., гадательные надписи, как уже говорилось, относятся к последним двум векам этого периода.

Шанское общество жило в условиях развивающегося бронзового века (прочная оседлость, города, отделение ремесла от земледелия). Природные условия Среднекитайской равнины — района расселения шанцев — в III—II тысячелетиях до н. э. были исключительно благоприятными для земледелия, чему способствовали лёссово-илистые почвы речных пойм, регулярные дожди и субтропический климат. Из зерновых культур шанцы возделывали сорго, ячмень, различные виды пшеницы, два сорта проса (черное и желтое), род конопли со съедобными зернами. Помимо злаков шанцы знали садово-огородные культуры, выращивали тутовые деревья для разведения шелкопряда. Нет полной ясности, была ли шанцами освоена культура риса, но если и была, то только суходольного, ибо ирригация им не была известна. Урожай целиком зависел от дождей, о чем имеются прямые свидетельства гадательных надписей. Кроме небольших канав, известных еще по раскопкам городища под Чжэнчжоу (Хэнань), никаких следов искусственного орошения ни археологические раскопки, ни надписи не выявляют — ни у шанцев, ни у других насельников "городов-общин" и племен, располагавшихся во второй половине II тысячелетия до н. э. в поясе плодородных долин бассейна Хуанхэ. Основной принцип практиковавшихся гидротехнических мероприятий заключался в регулировании стока рек с помощью водоотводных протоков. При раскопках шанского городища под Аньяном была обнаружена система меридиональных дренажных каналов 40-70 см шириной, около 120 см глубиной при максимальной длине 60 м.

Таким образом, теория возникновения китайской цивилизации как земледельческой речной цивилизации, основанной на искусственном орошении, не подтверждается источниками. Более того, некоторые ученые даже полагают, что не земледелие, а скотоводство составляло основу хозяйственной жизни шанского общества. Скотоводство действительно играло немалую роль в жизни "общества гадательных костей". Единовременные жертвоприношения крупного рогатого скота достигали нескольких сотен голов. Распри из-за пастбищ были одной из причин войн шанцев с соседями.

О важном значении не только скотоводства, но и охоты можно судить уже только по преобладанию анималистических орнаментальных мотивов и сюжетных композиций на шанской бронзе — ритуальных сосудах и оружии. Охоты такого рода носили коллективный характер, в них должно было участвовать все взрослое население шанских общин. На каждой из охот добывали десятки и сотни диких животных.

Иньцы селились в городах, окруженных мощными оборонительными стенами, как о том свидетельствуют раскопки целого ряда городищ и знаки на гадательных костях, выражающие понятия "город", "городские укрепления", "внешние стены поселения", "строить город" и т.п.

Техника бронзового литья шанцев достигла весьма высокого уровня. Из бронзы изготовлялись ритуальная утварь (вес отдельных крупных изделий, в частности, котла Сымуудин, достигал 875 кг), оружие, детали колесниц, но орудия труда в подавляющем большинстве своем были каменными и костяными, впрочем, и оружие еще в значительной мере оставалось неолитическим (каменные топоры, наконечники копий, стрел).

В таких городских поселениях отдельно располагались ремесленные кварталы, где были сосредоточены довольно крупные мастерские медников, косторезов, каменотесов, керамические, деревообрабатывающие и др. Их археологи обнаружили как под Аньяном, так и в других протогородских поселениях шанской эпохи, в частности, под Лояном, Чжэнчжоу (Хэнань) и Цинцзяном (Цзянси). Получило развитие монументальное зодчество, и, в частности, градостроительство; руководство последним было одной из важных функций вана, который должен был для этого соответственно располагать достаточно большими материальными и людскими ресурсами. Из надписей известно о существовании специальной категории вангунов ("ремесленников вана"), а также гунчэней, дичэней, догунов (храмовых и общинных ремесленников)6 (6 Т. е. этот термин, возможно, был подобен шумерскому термину гуруш. — Примеч. ред.). Видимо, первоначально шанцы были хранителями секретов бронзолитейного искусства. Знак шан означает "торговля, торговать", хотя, вероятно, это не первоначальное значение данного знака, а производное от изображения каких-то изделий шанцев, скорее всего, бронзовых (в знаке шан один из элементов является изображением тревожного сосуда), и, возможно, связано с особыми функциями шанцев в "обществе гадательных костей" как посредников в межобщинном и межплеменном обмене; эти функции могли способствовать их возвышению среди других раннегородских обществ Великой Китайской равнины.

В целом, торговля была развита слабо и носила меновой характер, но все же имелись товаро-деньги — раковины каури. Хождение имели как естественные каури, так и их бронзовые имитации, что для шанцев как монополистов в области бронзового литья могло служить особым источником обогащения. Не только в эту эпоху, но и позднее, в чжоуском Китае, специфика товарно-денежных отношений заключалась в том, что государственная распределительная система товарообмена сочеталась с отдельными элементами рыночной системы.

Существовал и международный обмен, о чем говорят хотя бы каури, прибывавшие с морского побережья; из бассейна Янцзы поступали олово и медь, из Синьцзяна — золото и яшма, а в обмен шли изделия шан-иньского мира, прежде всего, бронзовые, на севере они доходили до Сибири. Основной формой международного обмена был захват — самый примитивный, хищнический способ международных связей.

Основу шанского общества составляли свободные территориальные большесемейные общины.

В ритуальных трапезах с закланием 300-400 быков и более, вплоть до тысячи голов, участвовало все взрослое население, исчислявшееся тысячами человек. Ван, как верховный жрец, выступал подателем мясной пищи народа, компенсировавшей в определенные периоды белковое голодание земледельческого коллектива. В массовых жертвоприношениях, на первый взгляд, казалось бы, безрассудно расточались важнейшие материальные блага общества (домашние животные, бронзовая утварь и оружие, колесницы с лошадьми, раковины каури, золото и нефрит, продукты земледелия, охотничья добыча и военнопленные), однако они были не только ритуально значимы, считались жизненно важными, но и, видимо, должны были как-то сдерживать имущественное расслоение и обогащение отдельных шанских родов и знатных семей.

Ван выступал организатором производства. Он, в частности, возглавлял крупные земледельческие работы в правительском хозяйстве; участие в них "братского коллектива" (чжунжэнь) общинников считалось не повинностью, а общественно полезным трудом, частью ритуально-магического обряда, обеспечивавшего плодородие почвы на всех полях страны. Запасы продовольствия, которыми ван располагал, все еще, видимо, представлялись важным страховым, обменным, семенным и жертвенным фондом шанской общины. Из него же, очевидно, обеспечивался и управленческий персонал. Помимо общинников в ванском хозяйстве использовались и подневольные работники из военнопленных. Надписи свидетельствуют об использовании этого контингента в земледелии и скотоводстве. Работы на полях вана производились по велению оракула и в назначаемые оракулом сроки под наблюдением вана или лично подвластных ему доверенных лиц и надзирателей — сяочэней, я и др. Сяочэни, по мнению ряда историков, являлись "рабами — потомками пленных", "отроками, рожденными в рабстве" или "потомками рабов категории чэнь" . Работы на полях вана выполнялись, по-видимому, казенными орудиями, о чем могут свидетельствовать находки под Аньяном складов нескольких тысяч каменных серпов и других земледельческих орудий рядом с храмом предков вана, где, вероятнее всего, и находились ванские храмовые поля.

 

Среди ученых ведутся споры о социальном значении терминов для групп людей, занимавшихся полевыми работами под главенством вана. Одни считают упоминавшихся выше чжунов рабами, другие — свободными. Возможно, однако, что знак чжун не был однозначен и мог использоваться не только как социальный термин, но и как обозначение всех мужчин возрастной группы "производственников". Вместе с тем, очевидно, чжуны имели отношение не только к хозяйству вана, а чэни, сяочэни, дочэни и другие категории чэней были рабочим персоналом только, или главным образом, хозяйства вана. Среди чэней, видимо, были лица разных статусов: и подневольные работники типа рабов, и надзиратели (сяочэни), которые при известных обстоятельствах могли быть поставлены и над общинниками (чжунами) как их начальники (например, на период выполнения ими полевых работ на дом вана), и личная стража вана (дочэни). Как подчиненные непосредственно вану и представителям шанской администрации, чэни, в отличие от чжунов, находились вне общинного сектора. К тому же чэни, скорее всего, были преимущественно нешанцы по происхождению. Есть данные, свидетельствующие о том, что их "усыновляли", причем иногда целыми семьями. Наиболее вероятно, что чжуны представали в двояком качестве: они принадлежали, прежде всего, к коллективу своей общины, но имели известное отношение и к хозяйству вана, т. е. выступали как непосредственные производители одновременно и на своем общинном поле, и на поле вана, однако едва ли будет правильно определять эти два вида работ чжунжэнь как соответственно необходимый труд и труд прибавочный. Надписи фиксируют случаи, когда пахота производилась одновременно сотнями и тысячами людей. "Три тысячи людей привлечь ли к полевым работам?" — задается вопрос оракулу. Обработка земли осуществлялась несложными орудиями: примитивной землеройной палкой, сажальным колом, двузубой мотыгой. Вошел в употребление так называемый способ оугэн (или способ "спаренной вспашки", получивший развитие в дальнейшей земледельческой культуре древнего Китая). При этом крюкообразная бороздовая палка (ее изображения встречаются в гадательных надписях) использовалась как пахотное тягловое орудие, приводимое в действие физической силой двух людей, один из которых толкал его перед собой, а другой волоком тянул его за веревку, пятясь задом или впрягаясь в эту примитивную соху.

Ван предводительствовал на войне и на охоте. Важный вид войска, видимо, дружину вана, представляли воины на боевых колесницах. Но основную силу шанского войска все еще составляла масса общинного населения. Обращает на себя внимание тот поразительный факт, что во всех раскопанных под Аньяном могилах собственно шанцев (со специфическим трупоположением лицом вниз), как средних по размеру, так и совсем небольших (конечно, без человеческих сопогребений), оружие было обязательной принадлежностью сопроводительного инвентаря. Так, сквозь призму археологических данных предстает перед нами вооруженный народ шанской общины.

Войны усиливали власть вана и других военачальников, в руках которых скапливались большие богатства. Выделились богатые и знатные роды, в которых внутри поколения, а затем по генеалогическому родству стали наследоваться высшие должности — прежде всего вана, определились роды, наследовавшие жреческие обязанности. Показательно, что помимо огромных мавзолеев в раннегородских поселениях шанского времени обнаружены сравнительно небольшие гробницы, где вместе с хозяином захоронено несколько людей, — это может служить свидетельством возникновения частного рабства.

Анализ надписей дает возможность предполагать, что власть вана была ограничена советом. Эпическая традиция, зафиксированная в древнейшем чжоуском памятнике "Шуцзине" ("Книге исторических преданий") и позднечжоуском сочинении "Люйши чуньцю", сохранила воспоминание о шанском совете старейшин и народном собрании; большие общественные здания, открытые археологами на территории "города Шан", косвенно могут говорить за это. Утверждение выборных военных предводителей и глав совета старейшин (хоу и бо) нешанских общин и племен (фонов), находившихся в сфере гегемонии Шан, очевидно, совершалось с санкции вана.

Массовые жертвоприношения и захоронения пленных, конечно, указывают на то, что их труд не находил еще большого применения в хозяйстве. Однако есть данные об использовании пленных из племени цянов в охоте, скотоводстве и земледелии (на расчистке поля). Военнопленные, очевидно, спорадически все же использовались на сооружении огромных гробниц, ликвидации последствий наводнений, строительстве городов и на других работах, которые при крайней примитивности транспортных и технических средств требовали колоссальных усилий. Известно из надписей, что пленных не всегда сразу же приносили в жертву. В таких случаях их могли использовать на единовременных экстренных трудоемких работах. Если согласиться с трактовкой знака чэнь как "рабов из военнопленных", то термин гунчэнь, обозначающий ремесленников, может свидетельствовать о применении труда рабов в каких-то отраслях ремесла. Цянов, как искусных коневодов, шанцы использовали для ухода за лошадьми. Есть данные, намекающие на использование пленных на весенних земледельческих работах. Можно полагать, что они участвовали в коллективных обрядах плодородия и затем умерщвлялись в соответствии с ритуалом "священного брака". Среди надписей есть, например, такая: "Ван повелел многим цянам совершить обряд плодородия на полях".

О характере шан-иньского общества ученые высказывают разные мнения: считают его и протогосударством (на разных стадиях развития), и первичным государствообразованием типа города-государства, и зрелым государственным организмом с рабовладением как системообразующим фактором общественной структуры. Судя по последним данным, есть основания полагать, что на территории Китая в так называемую эпоху Шан-Инь складывались разрозненные очаги городской раннеклассовой цивилизации, принадлежавшие разным этносам, из которых шанский, обладавший собственной письменностью, оказался наиболее развитым. Ее, очевидно, могли заимствовать другие общества. Однако своей письменностью владел в это время не только "Великий город Шан". Сравнительно недавно под Учэном в провинции Цзянси, в 200 км к югу от р. Янцзы, был обнаружен городской комплекс, представляющий собой независимый очаг древнейшей цивилизации, обладавший самостоятельным бронзолитейным производством и таким высоким показателем культуры как изобретение протофарфора, — до этого открытия начало производства фарфора в Китае относили к рубежу христианской эры. Еще одной сенсацией раскопок в Учэне было обнаружение на керамике и каменных литейных формах 60 графических письменных знаков, отличных от иньского письма, говорящих о наличии в обнаруженном под Учэном городе-государстве местной оригинальной письменности7 (7 В науке существует и другая точка зрения на эти знаки: в них видят "тамги", т. е. знаки.). Датируется учэнский памятник серединой II—самым началом I тысячелетия до н. э.

Однако о шан-иньской цивилизации мы знаем на сегодняшний день несравненно больше, чем обо всех остальных центрах раннегородской культуры на территории Китая II тысячелетия до н. э., безусловно, стадиально с ней сопоставимых. Поэтому представление о ней помогает восстановить общую картину возникновения и первых шагов развития в древнем Китае классового общества и государства.

"Город Шан" возглавлял коалицию "городских обществ". С них он время от времени взыскивал дань (форма международного принудительного обмена), а в случае неподчинения шел на них походом; но бывало, что соседние "города" сами нападали на шанцев.

daos2545.narod.ru