Древние дороги и знаменитые торговые пути. Древние торговые пути
Куда и откуда шли торговые пути средневековья
В обсуждении моего поста о том, почему шведские викинги не могли создать Древнерусское государство так или иначе пришлось затронуть широкий круг вопросов. К тому же, оказалось, что эти вопросы выходят за рамки частного диалога и могут быть интересны другим читателям. Поэтому я решила ответить на один комментарий отдельно. И подробнее рассмотреть ту роль, которую играл Скандинавский полуостров в раннесредневековой европейской истории. В этом контексте древним «скандинавам» обычно приписывают создание грандиозных торговых путей в Восточной Европе, по которым будто бы шла их экспансия. Но прежде чем приступить к разговору, необходимо договориться о терминах. В работах по раннесредневековой истории Руси, как в научных, так и в популярных, довольно бездумно используются такие термины как шведы, датчане, норвежцы. Один из моих читателей выразил недоумение по этому поводу: «А почему нельзя? Ведь понятно, что имеются в виду предки этих народов!» Поэтому начать, наверное, следует со «шведов», «датчан» и «норвежцев», которых не было в раннем средневековье. При анализе исторического источника должны использоваться адекватные термины, иначе можно на пустом месте создать путаницу. Этнонимы с течением времени переходили с одного народа на другой, поэтому каждый источник должен рассматриваться, исходя как из контекста источника, так и из контекста времени. Приведу небольшой пример о том, как «путешествовало» во времени имя данов. Имя даны прослеживается по всей Европе, начиная с Восточной Европы, где оно связано с гидронимикой (входит как основа в названия крупнейших рек – Дон, Днепр, Днестр, Дунай) и до Британских островов, до р. Дон в южном Йоркшире. В ведийские времена Дану/Дана – прародительница демонов-данавов. Но демонизация представителей более древних культовых традиций – феномен в истории религии известный, т.е. за именем демонических данавов могут скрываться древнейшие носители имени данов в Восточной Европе. Теоним Дану дожил до формирования кельтской общности, вместе с ее представителями дошел до Британских островов и породил там множество «детей»-этносов. Дон/Дану считается божественной прародительницей валлийцев или уэлсцев, а также – ирландцев, которые в мифах назывались народом богини Дану или данами. Позднее наименование вновь создающихся общностей пошло по другим линиям, как я уже писала: у каждого народа два «родителя». Закрепление имени данов за нынешним Датским королевством произошло довольно поздно и, как я могу догадываться, связано было не столько с миграцией народа, сколько с распространением власти конунга, носившего титул «конунг данов». Конунг данов, например, владел сначала территорией, занимавшей юг современной Швеции. Это относится к тому времени, когда Один поселился на одном из островов современной Дании. Именно туда, к конунгу данов Гильфе (Gylfe) прибыла посланница Одина валькирия Гефьён, обманом отобрала у него кусок земли и утащила его в море, что потом и стало островом Зеландия. Возможно, за образами этой легенды можно увидеть процесс постепенного распространения власти носителя титула конунгов данов на острова и на полуостров Ютландию. В современной литературе эту сагу часто передают, называя конунга Гильфе шведским королём (ведь эта территория сейчас принадлежит Швеции). Современные датчане иногда говорят: «Шведы – хорошие люди. Они ведь на самом деле бывшие датчане!» Но все это хорошо в обиходе, а в науке надо стараться педантично следовать источнику: не тянуть каждого дана в предки датчан – он может оказаться предком совсем другого народа. А у современных датчан в предках были не только даны, но и другие этнические образования, например, юты. Из-за неряшливого обращения со сведениями источников создается путаница, мешающая развитию исторической науки. Так, собственно, и получилось со свеями и с Бертинскими анналами. Но прежде чем перейти к последним, хочу вкратце ознакомить с проблемой этнонимов в шведской истории. Дело в том, что это совсем непростое дело: определить, какой народ в раннем средневековье скрывался за каким именем, поскольку многие народы носили сходные имена. Этнонимы переносились с одного носителя на другой по аналогии с родовыми именами людей, и так происходило вплоть до времени образования национальных государств. Напомню, что у современных шведов тоже было два предка: свеи и гёты. Поэтому современные шведы и раннесредневековые свеи не идентичны! С какого исходного хронологического рубежа начинают рассматривать появление имен свеев и гётов в шведской истории? Относительно свеев обычно начинают с Тацита, который упомянул Suionum civitates, живущих в самом Океане (ipso in Oceano), что признано как первое упоминание свеев.1 Правда, шведские исследователи оговариваются, что фрагмент Тацита о Suionum очень краток и неясен: непонятно, что скрывается за civitates Тацита, сложно географически идентифицировать такое место проживания как ipso in Oceano: то ли это множество островов, то ли это морское побережье.2 Российский скандинавист В.В. Рыбаков более безапелляционен в оценке фрагмента о Suionum:
Первым упоминанием о народах, населявших территорию нынешней Швеции, мы обязаны римскому историку Корнелию Тациту (ок. 55 – ок. 120 гг.), который в 44-ой главе своего знаменитого произведения «Германия»… сообщает о племенном союзе свионов – жителей Свеяланда.3
Согласно толкованию В.В. Рыбакова, который переводит civitates как общины, тип социально-политической организации свионов – это союз племён. Такое толкование вызывает сомнения: представляется, что общество свионов у Тацита отличалось более высоким уровнем социополитической сложности. Различные civitates свионов не только объединены общим надлокальным именем и общей деятельностью по обороне своей территории или по совместному ведению военных действий, морских или сухопутных: «…среди самого Океана, обитают общины свионов, помимо воинов и оружия, они сильны также флотом»4, но и имеют неограниченного правителя, титул которого Рыбаков переводит как «царь» (в шведских переводах – конунг), а в обществе свионов выделяются благородные люди и рабы. Поэтому перебросить мостик между свеонами Тацита и свеями из шведской истории очень сложно. И больше всего смущает следующий момент. Свеоны, согласно описанию Тацита, производят впечатление мощной социально-политической организации: сильны на суше и на море, организованы под властью неограниченного правителя. Однако после упоминания их Тацитом о них не было никаких известий в течение… 500 лет! Ибо следующие упоминания о свеях (или тех, в ком наука видит свеев) появляются только в середине VI века. Готский историк Иордан, описывая легендарный остров Скандза, сообщал, что на нём проживало 28 народов. Среди них Иордан упомянул два народа: Suehans и Suetidi, в которых принято видеть свеев.5 Suetidi / Светиды отождествляются со словом Svitjod (Svetjud) / sveafolket или свеи / народ свеев, которое было обнаружено на ряде рунических камней Швеции (suiþiuþu, suiþiuþu, suaþiauþu)6 или упоминалось в «Саге об Инглингах» как название страны/местности (Svíþóð) – родины Одина, название которой он перенёс на свою новую страну на севере Европы.7 Прошу обратить на это внимание – ниже я поясню, почему. Принятое в науке тождество светидов Иордана с Svetjod из исландских саг и, соответственно, со свеями, выглядит весьма убедительным, тогда как Suehans вполне могут быть каким-то другим народом относительно светидов и, соответственно, – свеев. И вот перед нами три варианта сходного этнонима: свеоны Тацита, Suehans и Suetidi Иордана, причем первых отделяет разрыв почти в 500 лет, а последние упоминаются одновременно, но представляют явно две разных этнических общности. На мой взгляд, свеоны, упомянутые Тацитом и потом исчезнувшие с исторической арены на 500 лет, могли в течение этого периода просто выступать под другим именем (как имена аланов, согласно Прокопию, «растворились» в имени вандалов) – в раннем средневековье народы часто выступали как под локальными, так и под надлокальными именами. Так же полагает и шведский историк Д. Харрисон, который в одной из своих последних работ написал следующее:
Нет никакой возможности сказать, каким образом Suiones Тацита связаны с Suehans Иордана и со свеями викингского приода.8
Собственно, связаны они сходным именем, которое «путешествовало» во времени, переходило с народа на народ, исчезало на какое-то время, а потом появлялось опять. Так что носителей имени свеонов было немало, и непросто определить, кто из них был кто. И подобных примеров в раннем средневековье имеется множество. Вот пример о германцах у византийского историка Прокопия Кесарийского:
Вандалы прежде жили у Меотиды. Страдая от голода, они направились к германцам, называемым теперь франками, и к реке Рейну, присоединив к себе готское племя аланов.9
Или другой пример из Прокопия об имени аланов:
Вандалов и аланов Гизерих (король вандалов, правил 428-477 гг. – Л.Г.) разделил на отряды… Говорят, однако, что число вандалов и аланов в прежние времена не превышало пятидесяти тысяч… Затем лишь благодаря рождению у них детей и присоединению к ним других варваров они дошли до такого многолюдия… Но имена аланов и других варваров, кроме маврусиев, были поглощены именем вандалов.10
Итак, мы видим, что в V-VI вв. многие народы могли выступать под общим именем, время от времени менять имя, растворяя старое название в имени новой этнополитической общности. Возвращаясь к этнонимам из шведской истории, приведу слова австрийского медиевиста Х. Вольфрама, который отмечал, что множество европейских народов в древности и в средневековье носило имена готов и «свевов».11 О связи свевов и свеев со Скандинавского полуострова находим сведения у нидерландского ученого Горопиуса. Поскольку споры о предках народов были очень популярны в ученых кругах XVI в., то Горопиус был осведомлён о труде шведского хрониста Иоанна Магнуса, создавшего «Historia de omnibus Gothorum Sveonumque regibus» (1554), где утверждалась идея прародины готов из южной Швеции. Горопиус очень скептически отозвался о поисках прародины готов в Швеции. В соответствии с его мнением, готы не вышли с юга Швеции, а переселились туда с европейского континента в ходе одной из последних волн колонизации, что тоже было вполне почётно для шведских предков. Другой предок шведов – свеи – пришли из нынешней Германии и являются переселившимися в Скандинавию свевами.12 Шведский историк Нордстрём, изучавший творчество Магнуса, отметил, что такого мнения придерживаются и другие шведские учёные. Ту же точку зрения высказывал и А.Г. Кузьмин.13 Как видим, имя, схожее со свеями, отмечалось в разные времена у разных народов, и не каждое из этих имен можно «подтянуть» к предкам современных шведов. То же самое можно сказать и о другом предке – гётах. Еще раз: у современных шведов было двое предков, а не один. Первые упоминания о втором предке современных шведов – гётах – принято связывать с уже упомянутым Иорданом. Кроме свеев Иордан называет и многие другие народы, среди них те, которые воспринимаются современными исследователями как искажённые названия нынешних гётов: Vagoth, Gautigoth и Ostrogothae.14 Однако никаких связей между ними и светидами / свеями не обнаруживается, т.е. можно предположить, что каждая из названных Иорданом этнических групп существовала в виде отдельных общин, не объединённых в более сложные по структуре союзы. Помимо Иордана к авторам, донесшим до нас сведения о гётах, относят и Прокопия Кесарийского. В труде «Война с готами» Прокопий рассказывает о большом острове Туле (Thule), на котором проживало 13 народов, и каждый из них имел своего короля (басилевса). Упоминаются гауты, герулы и скридсфинны (Gautoi, Erouloi, Skritiphinoi). Свеев среди перечисленных народов нет, но гауты общепринято отождествляются с гётами. В шведской историографии остров Туле традиционно отождествляется со Скандинавским полуостровом.15 У современных скандинавистов можно найти отождествление Туле с Исландией:
Прокопий подробно описывает образ жизни скритифиннов (саами) и говорит о племени гаутов, или гавтов, т.е. гётов, помещая все эти народы на остров Фулу (Исландия).16
Хочется заметить, что оба приведённые отождествления являются производной реконструкцией, и краткий отрывок из Прокопия не даёт нам оснований видеть в нём материал для истории Швеции. Название легендарного острова Тула/Фула пытались относить ко многим ландшафтам, и у нас даже нет уверенности, сохранился ли этот ландшафт (или ландшафты – островов с этим именем могло быть несколько) до наших дней или, учитывая значительные геофизические изменения, которые переживали североевропейские широты на протяжении последних двух тысяч лет, он покоится на шельфе одного из морей Ледовитого океана. Я уже писала в разных работах о том, что в современной шведской медиевистике Швеция более не рассматривается как прародина готов (так что Горопиус выиграл этот матч у Иоанна Магнуса). И если связь светидов Иордана со свеями викингского периода была вполне убедительно обоснована в науке, то сам «остров Скандза» больше не связывается со Скандинавским полуостровом. Читаем у Д. Харрисона:
Как письменные источники, так и археологические материалы показывают, что самые древние предки готов или, вернее говоря, те, кто ранее всего стал называть себя готами, в период около Рождества Христова, проживали в нынешней северной Польше. Они, разумеется, имели контакты с другими народами в регионе Балтийского моря, но мы никак не можем утверждать, что по своему происхождению они были выходцами со Скандинавского полуострова.17
Аналогичное мнение высказывают шведские историки Т. Линдквист и М. Шёберг:
Определить, кто такие гёты, очень сложно. Именное сходство с готами привело к тому, что в XV в. стали полагать, что готы происходили из Гётланд. Это представление сыграло важную роль для национального самосознания в период его становления. Но в наше время мысль о том, что готы были выходцами из Скандинавии, очень дискутабельна. В науке были высказаны серьёзные сомнения по этому поводу.18
Тем, кто по-прежнему верит в исход готов с юга Швеции, приведу для сравнения несколько отрывков из источников, из которых хорошо видно, насколько разными были готы и что шведская Гёталандия не является их прародиной. У Прокопия Кесарийского мы встречаем, например, упоминание имени готов и в качестве отдельного этнонима, и в качестве собирательного названия для многих народов:
В прежние времена готских племён было много, и много их и теперь, но самыми большими и значительными из них были готы, вандалы, визиготы и гепиды.19
Кроме того, в раннее средневековье была известна традиция связывать происхождение готов с савроматами и меланхленами: «В прежнее время, правда, они (готы – Л.Г.) назывались савроматами и меланхленами».20 Те читатели этих строк, которые находятся под обаянием идей готицизма XVI века о гото-германском единстве в духе Иреника – Пиркхеймера, обязательно зададутся вопросом: «Как же это так можно, чтобы готы происходили от ираноязычных савроматов?!» Отвечу, что точно так же, как современные болгары происходят от тюркоязычных волжских булгар и от славяноязычных балканских народов – живая история отличается от утопических догм. В современной науке утверждается мысль о том, что первая Guthia – Γοτθια античной этнографии могла находиться в Причерноморье (в Крыму или на Керченском полуострове) или в Восточной Европе (в сегодняшней Румынии или Польше).21 Еще немного примеров. У Иордана готы – преемники фракийских гетов, у византийского же историка Феофилакта Симокатты (нач. VII в.) геты отождествлялись со склавинами. Схоластические традиции, восходящие к готицизму, ставят жёсткие перегородки между названными народами, а в живой истории все они существовали во взаимодействии таким образом, что из древней этнополитической общности могли выделяться и обособляться новые общности, беря с собой одно из известных древних имён, или слабеющая древняя общность расчленялась между новыми пришельцами, при этом одни имена поглощались другими. Австрийский медиевист и исследователь истории варваров Х. Вольфрам отмечал, что с первого упоминания имени «готы» античными источниками между 16 и 18 гг. н.э. в течение нескольких столетий это имя охватывало самые различные народы. Были периоды, когда имя готов исчезало, например, между временем Птолемея и 60-ми гг. III в. оно перестало встречаться в источниках, а потом появилось опять как этноним, сменивший название «скифы», однако, просуществовав ещё какое-то время, оно снова кануло в лету, так и не образовав средневековой народности и достаточно рано превратившись в миф.22 Всю эту пестроту примеров я привела для того, чтобы подтвердить свою основную мысль: нельзя в раннесредневековые источники произвольно подставлять современные термины, например, заменять названия отдельных этнополитических групп названиями современных наций – это создаст такую путаницу, что просто на удивление. Завершу этот обзор примером из близкой к нам эпохи: одиссея этнонима англов. С миграцией народа англов с юга Ютландского полуострова на Британские острова их имя закрепилось за новым этносом англичан. При освоении европейцами Америки имя англов-англичан «переехало» на Североамериканский континент и дало название Новая Англия региону на северо-востоке США. Таким образом, исходное имя одно и то же: англы – англичане – жители Новой Англии в США, но какие разные народы носят его в разные времена.
Довольно подробный материал о том, как функционировали этнонимы в раннем средневековье, позволяет мне перейти к рассмотрению сведений из Бертинских анналов и проблеме их толкования. Соответствующий отрывок из этого источника уже приведён в комментариях. Из него видно, что это история с оборванным концом, отсюда и произвол в ее толковании. Вполне допустима версия, которую представил в комментарии Всеволод Меркулов: один народ выдал себя за другой, и в отсутствие сведений о том, чем всё закончилось, никаких далеко идущих выводов делать нельзя. Я бы хотела предложить другое объяснение. По-моему мнению, gentis Sueonum из Бертинских анналов – совсем другой народ относительно свеев со Скандинавского полуострова, но со схожим именем. Примеры того, что это было обычным явлением в раннее средневековье, я привела выше. Это сходство и могло ввести в заблуждение Людовика Благочестивого (778-840) и его окружение. Хочу напомнить, что контакты как раз между Людовиком Благочестивым и королями свеев функционировали в период с 829 года в связи с пожеланием короля свеев ознакомиться с христианским учением. Поскольку святитель Ансгар (801-865) уже проповедовал христианство королю данов Харальду Клаку, то он показался подходящей фигурой выступить христианским миссионером и перед королем свеев. Ансгар прибыл в Бирку и находился там в период 829-831 гг., а в 831 г. он вернулся домой и получил архиепископство в Гамбурге. Примерно в 851-853 гг. Ансгар второй раз посетил Бирку также с миссионерской целью, поскольку христианство плохо приживалось у язычников-свеев. Житие Ансгара было составлено его преемником, архиепископом Римбертом в 865-876 гг. Итак, в начале 830-х годов между Людовиком Благочестивым и королем свеев были установлены вполне легальные отношения, а в конце 830-х годов (точнее – 839 г.) при дворе Людовика появляются люди, родовое имя которых сходно со свейским, но они прибыли в составе совершенно другого посольства, с другой стороны и с другими целями. Вполне естественно, Людовик Благочестивый заподозрил неладное: время было такое, что заговоров и нападений можно было ждать с любой стороны. Но именно тот факт, что у истории не вышло никакого продолжения, говорит в пользу моего предположения: представители gentis Sueonum в составе посольства народа Rhos были простыми «однофамильцами» свеев со Скандинавского полуострова, что, по всей видимости, и удалось выяснить, как минимум, с византийской помощью, поскольку уведомление было отправлено к императору Феофилу. Теперь посмотрим, какие сведения содержатся в источнике о народе Rhos. Прежде всего, мы видим, что титул правителя народа Rhos – каган (chacanus) – накрепко связывает этот народ с югом Восточной Европы. По источникам известно, что имя Русь знали и как имя одного народа, и как имя, объединяющее нескольких народов, т.е. политоним. Например, Масуди (896-956) – «арабский Геродот» писал, что русы – «многочисленные народы, обладающие различными разрядами (Гаркави переводил как «разделяющиеся на многие племена»). Среди них – некий разряд, называемый ал-лаудаана; они наиболее многочисленны и ходят по торговым делам в страну Андалус, в Рум, в Кустантинию и к хазарам». Известно, что восточные географы использовали сведения из более ранних источников, не называя их. Большим вкладом, позволившим заглянуть в предисторию сведений восточных географов, стали работы В.В. Седова и Е.С. Галкиной, занимавшихся проблемой локализации Русского каганата. Седов отождествлял Русский каганат с территорией волынцевской археологической культуры. Галкина, продолжившая разработку идей А.Г. Кузьмина о дославянском происхождении русов, связывает ядро Русского каганата с салтовской культурой Подонья, носителями которой выступали сармато-аланские племена. Я подчеркнула выше, что в исландских сагах рассказывается о том, как Один переселился на север Европы из Великой Свитьод на юге и «взял» имя своей родины с собой, назвав им новую страну. В скандинавистике так называемая «переселенческая легенда» считается книжной, вымышленной, не содержащей исторической информации. А может, как раз эта легенда и содержит рациональное зерно? Почему бы имени свеев не выйти из Восточной Европы таким же образом, как имя данов распространилось по всей Европе, дойдя, в конце концов, и до Скандинавского полуострова? Тогда все эти разрозненные сведения складываются в логичную картину: скандинавские свеи и свеоны из Бертинских анналов – два разных народа со сходным именем, возможно, генетически восходящим к имени одного легендарного первопредка. Свеоны из Бертинских анналов – это народ с реликтовым именем Sueonum, оставшийся на юге Восточной Европы и сохранивший свое родовое древнее имя, но вошедший в состав более крупных образований, каким было образование Русь (это единственная, исторически верифицируемая возможность для свеонов «быть русами»: принять это имя от Руси, а не наоборот!) Аналогичная история произошла с вышеупомянутыми англами после переселения значительной их части на Британские острова. Но на прародине древнее родовое имя на юге Ютландского полуострова сохранилось как локальное имя небольшой области Ангельн в Шлезвиг-Гольштейне. Ранее эта земля оказалась в области данов, и ее население стало называться общим именем данов, но сохраняя свое родовое имя англов, – отсюда и топоним нашего времени. Теперь вернемся опять к вопросу о том, какая путаница создается в науке, если при передаче раннесредневековых источников отклоняются от контекста эпохи. Если бы в текст Бертинских анналов вместо исторически неверных шведов поставили свеев, то никто бы не стал привязывать их к Скандинавскому полуострову: на пути подобного рассуждения встала бы Повесть временных лет, где оговаривается, что свеи в регионе Балтийского моря являются другим народом относительно варягов-руси. Из этого следовал бы закономерный вывод: свеоны из Бертинских анналов и свеи из Свеярике – два разных народа со сходным именем. Соответственно, предположение о том, что представители короля свеев в 839 г. оказались в Константинополе, откуда попали к Людовику Благочестивому – совершенно дикорастущая фантазия! Ведь именно в те же годы представители Людовика Благочестивого – миссионеры и хронисты – бывали с визитами у королей свеев, описывали в своих трудах как обстановку, царившую в Бирке, так и наиболее значительные события из жизни конунгов и общества. И ни один из них впоследствии не упомянул о таком грандиозном мероприятии, как посольство из Бирки в Константинополь. Они не были об этом информированы? Да, если бы подобное мероприятие удалось осуществить, то об этом рассказывали бы из поколения в поколение. Адам Бременский использовал житие Ансгара, а также другие хроники, отмечавшие наиболее значительные сведения из жизни правителей Скандинавского полуострова, и ни слова не нашел о великом посольстве короля свеев в Константинополь. Его информатором был король данов Свен Эстридссон, связанный многочисленными узами родства со свейскими королями. Как о значительном событии рассказал король Свен о браке дочери короля Олофа Шётконунга Ингигерды с Ярославом Мудрым. Если бы не его рассказ, мы не знали бы об этой женитьбе, поскольку летописи не придали значения деталям и сообщили только о рождении первенца у Ярослава. Но для небольших государств подобный факт был замечателен: вот, дескать, и с нами великие государи знались и наших невест тоже сватали. А тут «забыли» такое событие, как посольство из Бирки в Константинополь! Мой собеседник упомянул также о «найденной в погребении на территории Швеции монете Феофила», которая будто бы подтверждает, что «хотя бы один из послов все же был свеем». Именно так толкуется монета Феофила из раскопа в Бирке; ранние клады дирхемов на территории Швеции; археологические следы скандинавов на территории Северо-Запада Руси. Начну с монеты. Почему надо предполагать, что упомянутая монета была принесена и закопана свеем? Какие есть для этого основания? Одно единственное: скандинавоцентристский взгляд на события того времени. В сознании укрепилась мысль о том, что эпицентром событий был Скандинавский полуостров, и все шло оттуда: посольства, экспедиции, торговые инициативы. Однако история свидетельствует об обратном. Как сейчас, так и тогда эпицентром была континентальная Европа, а ее периферийные территории, такие как Скандинавский полуостров, были принимающей стороной. В составе упомянутой экспедиции Ансгара в Бирку были торговые караваны, т.е. торговые люди из Франкской державы отправлялись в Бирку в период правления императора Феофила. Это один из путей, каким туда могли попасть монеты, в том числе и византийские. Я не говорю здесь о том, что Бирка была торговым центром, в который деньги могли стекаться разными путями и через разных лиц, в том числе, и из Восточной Европы. При этом у меня возникло предположение, что как раз торговцы из Восточной Европы на очень ранней стадии стали осваивать Скандинавский полуостров, а не наоборот. Хочу привести совершенно потрясающие результаты археологического исследования Прикамья и Приуралья. Они хорошо известны, но в общую концепцию начального периода древнерусской истории особенно не вводились. Норманистам они были неинтересны, поскольку никак не помогали доказывать всеобъемлющую роль «скандинавов» в Восточной Европе, а для ученых, связывающих начало древнерусского политогенеза и культурогенеза с расселением славянства, эти сведения были слишком ранними. Для моей же концепции дославянского индоевропейского периода древнерусской истории они оказались очень интересны, поскольку я увидела в этих археологических находках следы присутствия русов – насельников в Восточной Европе. Археологические исследования Прикамья и Приуралья показывают, что этот регион с древнейших времён вёл международную торговлю впечатляющих масштабов. Согласно данным археологов Приуралья, начало связей этого края с югом лежит в глубокой древности – прослеживается с энеолита и бронзы. Но более документированы торговые связи для раннего железного века, когда в VIII-VI вв. до н.э. посредством товарного обмена в Прикамье с Северного Кавказа (реже из Закавказья) поступали готовые модели оружия и орудий труда, а также металл.23 В бассейне Камы вплоть до Урала найдены памятники древнегреческой культуры, т.е. этот регион, как и побережье Балтийского моря аналогичного периода, был в сфере древнегреческой торговли.24 Во второй половине VI – IV вв. до н.э. прикамское население (ананьинская культура) имело интенсивные контакты с савроматским миром, саками, народами Казахстана и Средней Азии. Причём подчёркивается, что связи эти носили более глубокий характер, чем просто торговый обмен. В ареале ананьинской культуры (Прикамье, бассейн Вычегды, Приуралье) появились некоторые типы наконечников стрел, железных кинжалов и мечей, деталей конской сбруи, предметов звериного стиля, идентичных савроматским.25 Ананьинский железоделательный очаг функционировал в VIII-VII вв. до н.э. наряду с северокавказским, среднеднепровским, скифскими.26 На рубеже эпох вещи из южных земель в Прикамье пополняются многочисленными стеклянными бусами, а также плакетками из голубого египетского фаянса в виде скарабеев, львов, медными римскими кастрюлями.27 В первой половине I тыс. н.э. в Прикамье наблюдался массовый приток ближневосточных бус, множество вариантов римских провинциальных фибул из мастерских Северного Причерноморья, а также изготовляемых поздними скифами Поднепровья и сарматами Нижнего Поволжья. В могильниках III-V вв. Среднего Прикамья обнаружены десятки раковин моллюсков, добытых в тропических частях Тихого и Индийского океанов. Распространение прикамских вещей на запад, в Среднее Поволжье, в район Сурско-Окского междуречья, свидетельствует о развитии контактов в западном направлении.28 В V-VIII вв. южный экспорт в Прикамье продолжает нарастать: это, по-прежнему, стеклянные и каменные бусы, серебряные ожерелья, поясная гарнитура, парадное оружие и другие предметы причерноморского, ближневосточного, среднеазиатского происхождения. Привлекают внимание многочисленные находки парадной серебряной посуды и монет. В Прикамье известно 123 пункта, содержащих 187 серебряных сосудов византийского, иранского, среднеазиатского происхождения. Кроме того, найдено более 200 сасанидских драхм, около 300 византийских и около 20 хорезмийских монет. Время притока сасанидского серебра в Прикамье датируется по-разному, в рамках периода III-VII вв.29 Особой интенсивностью был отмечен приток драгоценностей в Прикамье с юга в VI-VII вв. Примером служат так называемые Бартымские клады, т.е. сокровища, найденные в окрестностях Бартымского селища в бассейне р. Сылвы. Так, были найдены 3 хорезмийские чаши, сасанидские чаша и кубок, чаша «бактрийского круга» и византийское блюдо.30 В одном из сосудов были обнаружены 264 серебряных миллиаресиев имп. Ираклия. Вдобавок к ним на этом же месте было найдено ещё 8 монет и ножка серебряного кубка. Клад оценивался археологами как уникальный и по количеству предметов (272 монеты), и по их качеству: монеты отлично сохранились, принадлежали к монетам раннего выпуска (около 615 г.), 59 экземпляров было изготовлено одной парой штемпелей. По оценке исследовавшей клад Л.Н. Казамановой, он принадлежал к одному выпуску и не был разрознен обращением.31 Приведённые материалы дают основание археологам говорить о том, что торговля южных областей с Прикамьем в I тыс. н.э. являлась одним из важных и хорошо освоенных торговых направлений и была настолько организована, «что из весьма отдалённых областей купцами поставлялись сюда крупные партии дорогих товаров. О том, что в Прикамье приезжали напрямую купцы с большими ценностями, свидетельствуют не только Бартымские клады, но и находка гирьки византийского купца, найденная на Верх-Саинском городище.., расположенном в 2-х км от Бартымских кладов и посёлка… археологические материалы убедительно свидетельствуют, что… население давно освоило торговые операции и располагало большим количеством престижных ценностей (бусы, украшения, оружие, серебряные сосуды, монеты), которые, наряду с мехами, воском и мёдом, могли служить эквивалентом при обмене».32 Кроме юга, Прикамье имело торговые контакты и с прибалтийскими землями. В качестве примера указываются, обычно, находки так называемых поясов неволинского типа, хорошо известных по памятникам Верхнего и Среднего Прикамья (в бассейне р. Сылвы, верховье р.Чепцы, по р. Вычегде и др.) и характерных для женских захоронений, датируемых концом VII-VIII вв. Это неширокие кожаные пояса, украшенные пряжкой и многочисленными бронзовыми накладками и привесками, состоящими из бус и других украшений. Умерших подпоясывали этими поясами поверх платья из шерстяной ткани местного производства или из шелковой привозной ткани. Как отмечает Р.Д. Голдина, «судя по многочисленности поясов (не менее 72 – Л.Г.), разнообразии их вариантов, находкам полных, со всеми привесками экземпляров, эти предметы изготовлялись именно здесь – в Сылвенском поречье. Такие пояса есть и на соседних территориях, в частности, на р. Чусовой… Довольно много их в… Верхнем Прикамье».33 Прослежена и динамика развития производства этих поясов: «Пояса неволинского типа развились из поясов, украшенных накладками местных вариантов геральдических форм, получивших в науке название агафоновских… и распространённых здесь в VII в… Неволинские пояса в конце VIII-IX в. сменились в Прикамье многочисленными и разнообразными поясами салтовского типа».34Здесь интересно отметить тот факт, что значительное скопление поясов неволинского типа было выявлено на финском побережье Балтийского моря, где в нескольких захоронениях было обнаружено 19 поясов. Пояса этого типа датируются в Финляндии началом VIII в. Их появление объясняется развитием торговой деятельности купцов из Прикамья, освоивших торговые пути на Балтику на рубеже VII-VIII вв. В результате этого в финском языке могло появиться слово «permi» для обозначения странствующих торговцев.35 Доказательством же того, что товары из Прикамья, действительно, «странствовали» на большие расстояния, служит обнаружение небольшого количества неволинских поясов в Сибири, в могильниках близ Томска.36 Распространение поясов неволинского типа далеко за пределы места их изготовления говорит о том, что они рассматривались как признанный предмет роскоши. Об их престижности говорит тот факт, что один такой пояс был обнаружен в Швеции, в королевском кургане в Уппсале.37 Археологические находки типа поясов неволинского типа красноречиво свидетельствуют о том, что развитие торговли в Восточной Европе в широтном направлении изначально шло с востока на запад, а не наоборот. Подтверждается данный вывод и анализом такого археологического материала как бусы. Шведский археолог Юхан Каллмер, исследовавший происхождение бусинного материала в наборах бус 800-1000 из памятников на территории Скандинавского полустрова, выделил разновидности восточных бус, поступавшие в Скандинавию из Восточной Европы. Среди них, например, бусы, выполненные в технике миллефиори («тысяча цветов»), во множестве представленные как в Скандинавии, так и в Восточной Европе – в Подонье, Поволжье, Прикамье и на Кавказе, а также другие типы бус (круглые бусы, сделанные из палочки с последующим прокалыванием цвета аметист, сердоликовые сферические бусы, цилиндрические бусы с выступающими сине-белыми глазками), также хорошо известные на Ближнем Востоке, Кавказе, Волге, Каме и в странах Скандинавии. Отсутствие их в странах Западной Европы указывало на их поступление в Скандинавию через Восточную Европу. Каллмер сопоставлял некоторые варианты восточных бус с находками поясов неволинского типа и пришел к выводу, что приток в Скандинавию указанных типов восточных бус, а также неволинских поясов был связан с торговой деятельностью купцов из Восточной Европы, из Волго-Окского междуречья или Камского бассейна.38 Российские археологи Р.Д. Голдина и Е.В. Голдина в результате тщательного изучения бус неволинской культуры в Приуралье определили, что все вышеперечисленные типы ранних восточных бус, обнаруженные в Скандинавии, не только хорошо известны в могильниках неволинской культуры, но и появились в Приуралье значительно раньше (VI в.), чем на Балтике. Приведённые материалы археологических исследований убедительно показывают, что торговый путь из Восточной Европы39 в регион Балтийского моря был проложен благодаря деятельности восточноевропейских купцов, продвигавшихся от «предела Симова» к Варяжскому морю: сначала на финское побережье Балтийского моря на рубеже VII-VIII вв., затем далее, на Скандинавский полуостров, с начала IX в. И это очень логично. Транспортными артериями в Восточной Европе служили реки и речные системы. Предполагаемый путь движения торговцев из Приуралья шёл по Каме, Волге, Мологе, Мсте, Волхову и другим рекам до Ладоги, а затем – до Финского залива.40 Только местные народы, жившие по этим рекам из поколения в поколение и накопившие благодаря этому знания о восточноевропейской гидросистеме, об особенностях режима рек, об оптимальных маршрутах, могли быть пользователями речных систем в качестве транспортных магистралей. Для иллюстрации сказанного мне показалось полезным привести отрывок из «Уральских сказов» П.П. Бажова («Ермаковы лебеди»), где отразился вековой опыт приречных жителей, знающих, что такое речное судоходство:
Так, говоришь, из донских казаков Ермак был? Приплыл в наши края и сразу в сибирскую сторону дорогу нашёл? Куда никто из наших не бывал, туда он со всем войском по рекам проплыл? Ловко бы так-то! Сел на Каме, попотел на вёслах, да и выбрался на Туру, а там гуляй по сибирским рекам, куда тебе любо. По Иртышу-то вон, сказывают, до самого Китаю плыви – не тряхнёт! На словах-то вовсе легко, а попробуй на деле – не то запоешь! До первого разводья доплыл, тут тебе и спотычка. Столбов не поставлено и на воде не написано: то ли тут протока, то ли старица подошла, то ли другая река выпала. Вот и гадай, – направо плыть али налево правиться? У куличков береговых небось не спросишь и по солнышку не смекнешь, потому – у всякой реки свои петли да загибы и никак их не угадаешь. Нет, друг, не думай, что по воде дорожка гладкая. На деле по незнакомой реке плыть похитрее будет, чем по самому дикому лесу пробираться. Главная причина – приметок нет, да и не сам идёшь, а река тебя ведёт. Коли ты вперёд её пути не узнал, так только себя и других намаешь, а можешь и вовсе с головами загубить.41
Такова была восточноевропейская торговля, на протяжении более полутора тысяч лет развивавшая международные торговые связи гигантского масштаба – от Приуралья до Египта, Византии, Тихого и Индийского океанов; а с начала второй половины I тысячелетия ее представители появились на Балтике. Первым торговым центром в районе Мэларен была не Бирка, а торговая фактория на островке Хэльгё. Там были найдены фигурка Будды из Северной Индии и ритуальная чашечка из Египта, датируемые VI в., а также монеты из Равенны, Рима, Византии, арабские монеты. В это время жители Скандинавского полуострова не обладали парусным флотом для совершения морских экспедиций подобного масштаба. Так что остается один вывод: международную торговлю на Скандинавский полуостров принесли купцы из Восточной Европы. Правда, до сих пор этих купцов оказалось сложно идентифицировать этнически: финно-угорские народы не были известны как мореходы. С признанием моей концепции о русах, как о части индоевропейского субстрата Восточной Европы сложность этнической идентификации устраняется. Материала, подтверждающего высказанное предположение ещё много. Однако и из того, что мне удалось сегодня привести, чтобы сильно не перегружать читателя, ясно: вопрос об «археологических следах скандинавов на Северо-Западе Руси» может решаться по-разному. Присутствовали-то, в основном, вещи, а вещи вполне могли циркулировать и в торговом обороте восточноевропейских купцов, освоивших рынок Скандинавского полуострова с VI века. И уж это никак нельзя скидывать со счетов. Лидия Грот,кандидат исторических наук Перейти к авторской колонке
Читайте другие статьи на Переформате:
pereformat.ru
Торговые пути Древней Руси — Славянская культура
Древние славяне обычно строили свои поселения по берегам рек. Вода была необходима для жизни и ведения хозяйства, а кроме того, реки использовались и как торговые пути. Через древнюю Русь проходил один из старинных торговых путей «из варяг в греки».
Он начинался на реке Неве, по которой корабли входили в Ладожское озеро. Из Ладожского озера по реке Волхов плыли до озера Ильмень, на берегу которого находился Новгород, один из древнейших русских городов. От Новгорода по большим и малым рекам добирались до Днепра, а дальше плыли до Киева, а оттуда уже было близко до Черного моря.
Удобные водные пути способствовали развитию торговых связей Киевской Руси с другими государствами Европы и Азии. Ведь по рекам можно было добраться до Волги, а оттуда через Каспийское море и до Средней Азии.
Плавание по рекам тогда было трудным и опасным. Древнерусским судам - ладьям — приходилось преодолевать и каменистые участки — пороги, и по сухопутным путям волоком добираться от одной реки до другой. Но русские купцы не боялись далеких путешествий и вели интенсивную торговлю. Вот почему уже к концу Х века новгородские гости - так тогда называли купцов из-за их мирных намерений, связанных только с желанием торговать, - освоили почти весь русский Север от берегов Финского залива до самого Урала.
Русские купцы вывозили в Западную Европу меха и кожи, «рыбьи зубы», так тогда назывались моржовые клыки, а также лен, сало и мед. Обратно везли серебро и медь, стекло, различные изделия из золота, ткани и оружие.
Особенно активно торговали с Русью купцы из северных немецких городов, их называли варяжскими гостями, поскольку варягами русские люди называли каждого человека, который приплыл к ним из-за моря.
Иноземные купцы плохо говорили по-русски, и поэтому народ иронически прозвал их немцами, то есть немыми. Только с конца XVII века это название прочно связалось с теми, кто приезжал на Русь из Германии.
slavyanskaya-kultura.ru
Древние дороги и знаменитые торговые пути — доклад
Наиболее древние дороги относятся к IV тысячелетию до н. э. К началу данного тысячелетия относятся дорога, найденная у города Ур вМесопотамии и дорога, найденная рядом с английским городом Гластонбери. Одна из наиболее древних дорог в Европе, названная Свит-Трек, обнаружена на острове Великобритания. Дорога, которая сооружена в XXXIX веке до н. э., состоит из наложенных друг на друга перекладин из молодых ясеня, дуба и липы и дубового настила поверх них. К древнейшим мощёным дорогам относят дороги, найденные на острове Крит. Критские дороги покрыты известняковыми плитами толщиной до 15 см и датируются III тысячелетием до н. э. Кирпич для мощения дорог впервые был использован в древней Индии около 3000 лет до н. э.
Развитие дорожной сети связано с появлением вьючного и колёсного транспорта. В государствах древнего мира строительство дорог имело очень большое значение из-за необходимости осуществлять завоевательные походы и организовывать торговлю. Дороги с каменным покрытием существовали в Хеттском царстве, Ассирии, империи Ахеменидов.[1] В составе ассирийской армии имелись специальные подразделения, занимавшиеся строительством мостов и выравниванием дорог для боевых колесниц. В Ахеменидской империи Дарием I была построена царская дорога из Эфеса в Сарды и Сузы длиной 2600 км. На царской дороге были установлены дорожные столбы с указанием расстояний, станции на расстоянии дневного перехода с гостиницами, конюшнями для смены лошадей, продовольственными складами и гарнизонами.
К началу нашей эры в Европе и Азии сложилась достаточно развитая дорожная сеть, включавшая трансконтинентальные дорожные пути. К таким дорогам относятся Великий шёлковый путь, морской путь между Египтом, Анатолией и Месопотамией, царский путь между Египтом и Персией, ладанный путь между Аравийским полуостровом и средиземноморскими странами, оловянный путь между полуостровом Корнуолл в Великобритании и Средиземноморьем, янтарный путь между Средиземным морем и Прибалтикой,лазуритовый и нефритовый пути.. Наиболее развитая сеть дорог сложилась в Древнем Риме. К самым древним дорогам Рима относятся Аппиева дорога (312—244 годы до н. э.) и Фламиниева дорога (220 год до н. э.).[1] Римские дороги строились с целью увеличения скорости передвижения войск и торговых караванов. Дорожная сеть в Риме разрасталась вместе с ростом самой империи: после завоевания новых территорий к Риму начиналось строительство легионерами магистральной дороги, связывавшей новую провинцию со столицей империи. Строительство таких дорог осуществлялось на государственные деньги, а также на деньги жителей городов и собственником земель, по которым проходила дорога. Каждая магистральная дорога получала имя либо в честь цензора, которым была построена или отремонтирована, либо по области назначения. В дальнейшем дорожная сеть в данной провинции развивалась усилиями римских граждан, которые получали наделы и в процессе колонизации создавали местные дороги, примыкавшие к магистральной. Ширина римских дорог составляла обычно около 3,5 м, дороги также имели пятислойные дорожные одежды толщиной до 1 м.[1] Иногда дороги оборудовались колеёй для повозок. Рядом с мощёной частью дороги располагались грунтовые тропы, предназначенные для вьючного и верхового транспорта. Дороги прокладывались длинными прямыми участками, римляне старались не строить объездных дорог, поэтому получались достаточно крутые подъёмы. На повороте дорогу расширяли в два раза, поскольку римские двухосные повозки не имели поворачивающейся передней оси. При прохождении дороги через водное препятствие оборудовались каменные броды, через глубокие реки строились арочные мосты или оборудовались паромные переправы, в горах сооружались тоннели.
Знаменитые торговые пути
Исторические торговые пути
Древний мир
Морской путь • Царский путь • Оловянный путь • Янтарный путь • Путь благовоний • Индо-римская торговля
Средние века
Великий шёлковый путь • Дороги рахдонитов • Волжский торговый путь • Путь из варяг в греки • Заволоцкий путь • Ганзейские пути •Транссахарская торговля • Великий колёсный путь • Китайский чайный путь • Дороги инков
Новое время
Дорога специй • Манильские галеоны • Серебряный флот • Треугольная торговля • Сибирский тракт
ВЕЛИКИЙ ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ – система караванных торговых путей, соединявших со 2 в. до н.э. до 15 в. страны Евразии – от Западной Европы до Китая.
Термин «Великий шелковый путь» (Great silk road) вошел в историческую науку в конце 19 в., после публикации в 1877 немецким историком К.Рихтгофеном книги Китай. Этот караванный торговый путь был самым протяженным (более 7 тыс. км) в докапиталистическую эпоху. Он играл роль связующего звена между странами разных цивилизаций и социально-экономических систем.
Формирование Шелкового пути.
Хотя единая трансевразийская система караванных коммуникаций сложилась только в конце 2 в. до н.э., отдельные ее сегменты возникли гораздо раньше. Согласно данным современной археологии, с 3 тыс. до н.э. функционировал «лазуритовый путь», по которому полудрагоценный камень лазурит перевозился из предгорий Памира (из района Бадахшан на территории современного Таджикистана) на очень дальние расстояния на запад и на юг, до стран Ближнего Междуречья (Ур, Лагаш) и Индии (Хараппа, Мохенджо-Даро). С конца 2 тыс. до н.э. начал работать «нефритовый путь» – торговля самоцветами из Центральной Азии (из района Куньлунь на территории современного китайского Синьцзян-Уйгурского района) по восточному пути, в обмен на шелк из Китая. В середине 1 тыс. до н.э. эти две караванные трассы начали сливаться: бадахшанский лазурит попадает в Китай, а в Персии и в долине Инда получают распространение одежды из китайского шелка. Однако торговля шла через длинную цепочку посредников, так что китайцы и народы Средиземноморья не имели представлений о существовании друг друга. В формировании Великого шелкового пути как сквозной трансевразийской магистрали решающую роль сыграл древнекитайский чиновник Чжан Цянь. В 138 до н.э. он отправился с опасной дипломатической миссией к кочевникам из племени юэчжей, чтобы убедить их стать союзниками китайской империи Хань в борьбе с кочевниками сюнну, нападавшими на империю с севера. Чжан Цянь стал первым китайцем, который побывал в Средней Азии – в Согдиане и Бактрии (на территориях современного Узбекистана, Таджикистана и Афганистана). Там он узнал, каким огромным спросом пользуются китайские товары, и увидел много вещей, о которых китайцы не имели представления. Вернувшись в Китай в 126 до н.э., он представил императору доклад о выгодах прямой торговли между Китаем и государствами Средней Азии.
Хотя Чжан Цянь не смог добиться от контролировавших Бактрию юэчжей военной помощи в борьбе с сюнну, собранные им сведения были признаны исключительно важными. В 123–119 до н.э. китайские войска самостоятельно нанесли поражение сюнну, обезопасив путь из Китая на запад. Именно с конца 2 в. до н.э. можно говорить о функционировании Великого шелкового пути как сквозного маршрута, соединившего все великие цивилизации Старого Света – Китай, Индию, Ближний Восток и Европу. Эта огромная система караванных путей просуществовала более полутора тысяч лет – много дольше, чем другие дальние сухопутные торговые пути (как, например, путь «из варяг в греки»). Хотя маршруты Шелкового пути менялись, можно выделить две основные трассы, соединявшие Восток и Запад:
– южная дорога – от севера Китая через Среднюю Азию на Ближний Восток и Северную Индию;
– северная дорога – от севера Китая через Памир и Приаралье к Нижней Волге и к бассейну Черного моря.
Между южной и северной дорогой было несколько соединяющих и промежуточных маршрутов. С течением времени сеть коммуникаций становилась все более густой, включала все больше ответвлений. Основные маршруты сдвигались то на северную, то на южную дорогу.
Факторы эволюции Великого шелкового пути.
Развитие Шелкового пути зависело как от экономических, так и от политических факторов. В товарообмене между Востоком и Западом товары шли в основном с востока на запад. Покупательская способность европейцев была нестабильной. В Римской империи периода ее расцвета шелковые ткани и другие восточные товары пользовались огромным спросом. Упадок античного общества и натурализация хозяйства стран Западной Европы привели к тому, что товары с Востока стали доходить, как правило, только до Византии. Лишь в период зрелого феодализма, с 11 в., в Западной Европы снова стали активно покупать восточные товары. Поскольку на Великом шелковом пути потребителями товаров были также страны Ближнего Востока и Индии, этот путь не замирал даже в раннее средневековье. После арабских завоеваний восточные товары стали потреблять на всем южном Средиземноморье, вплоть до Испании. Развитие Великого шелкового пути сильно зависело от геополитического противоборства разных стран за контроль над караванными путями.
История Великого Чайного пути
Чай был известен в Китае почти 5000 лет. Долгое время считалось, что Китай является единственной родиной чайного куста и чайной культуры. В 1825 году заросли дикого чая были обнаружены в горных джунглях Северо-Восточной Индии (Ассаме), Бирмы, Вьетнама и Лаоса, а также на южных склонах Гималаев. В 50 годах прошлого столетия дикий чай был обнаружен на юго-западе Китая, в провинциях Гуйчжоу, Сычуань, Юньнань. Мнения ученых разделились. Сегодня принято считать, что родиной чая является Юго-Западный Китай (Юньнань), примыкающие к нему районы Верхней Бирмы и Северного Индокитая (Вьетнама). Из этого «чайного треугольника» чай распространился по двум географическим направлениям: на север и на юг.
Документальные свидетельства о чае, как о продукте потребления встречаются в источниках, датированных 770 г. до н.э. В 300-200 г.до н. э. привычка пить чай укоренилась ср еди жителей государства Шу (ныне провинция Сычуань). При династии Хань (2-1 века до н.э.) чай ф игурировал в качестве предмета торговли. В на¬чале эры напиток вошел в церемониал китайского императорского двора. В 5 веке чаем платили дань императору, а в 782 г. на ставший ходовым продукт, был введён налог. Это подтверждается записями неизвестного арабского путешественника, посетившего Китай в конце 9 века: «Китайский император получает подати с cоли, и одного растения, листья которого, отваренные в горячей воде, употребляются в напиток и которое продаётся в больших количествах во всех городах Китая, за, что выручается большое количество золота. Растение это, называемое «ча», есть кустарник, превосходящий гранатовое дерево богатством листьев, запах которого чрезвычайно приятен, но которые имеют некоторую горечь. Напиток из него приготовляют, обливая листья кипятком, и он служит лекарством от многих болезней».
Чай долгое время был своеобразным напитком-лекарством, а также напитком, сопровождающим культовые ритуалы в буддизме. Культовое и бытовое употребление чая разделяет несколько веков. Сведения о производстве чая сохранялись в Китае в секрете. Чай выращивали на секретных плантациях, а способы возделывания, рецепты приготовления были государственной тайной. Чай разделил затворническую судьбу шелка, пороха, бумаги, фарфора, компаса, сейсмографа и других восточных изобретений, которые оставались для остального мира долгое время неизвестными.
Лишь к 9 веку чай превратился в национальный напиток китайцев. В 16 веке чай стал известен в странах Европы, после чего его стали вывозить за границы Китая, и чай постепенно распространился во всем мире.
То же самое происходило в Корее и Японии, куда чай был завезен из Китая в 510 и 520 годах. Здесь как культовый напиток он стал применяться с 9 века, а широкое распространение он получил не ранее 17 века, после того, как вошёл во всеобщее употребление в европейских странах. В 527 году чайный напиток появился и в Индии, но так и не вышел за пределы узкого круга буддийских монахов. Широкие народные массы познакомились с чаем лишь в конце 17 века в основном через англичан.
В Западную Европу чай впервые был завезён из Китая португальскими мореплавателями в 1517 году, но за пределы Португалии он не вышел, оставаясь в течение более 100 лет напитком, который изредка употребляли при королевском дворе.
Первые известия о чае в других частях Европы появились в 1550 году, когда один из персидских купцов рассказал об этом Джовани Батисте Pa¬музио, знаменитому итальянскому географу того времени. В 17 веке у китайских берегов появились первые корабли из Европы. Вслед за португальскими разведчиками сюда устремились испанцы и голландцы. В 1664 году Ост - Индийская Компания прислала в подарок английскому королю, как величайшую редкость 2 фунта чая, перекупленного у голландцев.
Европе для распространения чая понадобился немалый срок, хотя и гораздо менее долгий, чем на родине чая - в Азии. В Европу чай проникал двумя путями - с запада морским путем и с востока через Россию. Лишь в начале 18 века чай перестал быть придворным напитком и начал распространяться среди мелкого дворянства и купечества. С середины 18 века чаепитие из Англии как новая мода стало проникать и в другие страны Европы.
Во Франции, Испании, в итальянских, австрийских, немецких землях чайный напиток натолкнулся на сильную конкуренцию кофе и какао. И то и другое привозилось из заморских колоний Бурбонов и Габсбургов, различные ветви которых правили в странах южной и центральной Европы.
Сведения о Руси в Китае и о Китае в Руси стали появляться в 15 веке со времени появления в Китае солдат русского полка, сформированного из захваченных монголами в плен русских. В русских летописях 15 в. имеется только упоминание о Китае, как государстве, покоренном монголами. Связи Московского государства со странами Востока начали постепенно налаживаться после изгнания монголов с территории Руси. В 1472 г. сведения о существовании Китая и о возможности проникнуть туда из Индии сухим путем привез русский купец Афанасий Никитин.
В 16 веке интерес к Китаю возрос и в Европе и в Русском государстве. В Европе стали искать более короткий и ме¬нее опасный морской или сухопутный путь в Китай через Россию. Главная заслуга в продвижении на Восток - далее от Сибири к Тихому океану принадлежала служилым людям, и в первую очередь томским казакам-землепроходцам. В 1б19 г. в Москве казак И.Петлин представил подробную «Роспись Китайскому государству и Лобинскому и иным государст¬вам жилым и кочевым, и улусам и великой Оби, и рекам и до¬рогам». Кроме «Росписи» И.Петлин привез «Чертеж Китайского государства» и грамоту от императора династии Мин. С этого времени русское правительство получило обширные сведения о Китае.
Монгольские послы в Москве сообщали подробные данные о торговле с Ки¬таем, о большом интересе китайцев к закупке пушнины, за которую они щедро платили дорогими шелковыми тканями. В конце З0-ых - начале 40-ых годов 17 века активизировались поиски торговых путей в Китай и предпринимались новые попытки установления торговых связей с Китаем. Хотя эти попытки не привели к созданию прочных дипломатических отношений между двумя странами, тем не менее, они способствовали развитию ограниченной торговли между ними, дали много полезных сведений о Китае и путях следования туда, внеся коррективы в прежние представления об этих путях.
Императоры китайской династии Мин приветствовали торговлю русских в Китае. К этому времени владения России на востоке расширились за счёт приобретения территорий в Приамурье. Границы обоих государств сблизились, хотя их и разделяли довольно обширные земли, заселённые независимыми кочевыми и лесными племенами.
Но прежде чем приступить к разговору, необходимо договориться о терминах. В работах по раннесредневековой истории Руси, как в научных, так и в популярных, довольно бездумно используются такие термины как шведы, датчане, норвежцы. Один из моих читателей выразил недоумение по этому поводу: «А почему нельзя? Ведь понятно, что имеются в виду предки этих народов!» Поэтому начать, наверное, следует со «шведов», «датчан» и «норвежцев», которых не было в раннем средневековье. При анализе исторического источника должны использоваться адекватные термины, иначе можно на пустом месте создать путаницу. Этнонимы с течением времени переходили с одного народа на другой, поэтому каждый источник должен рассматриваться, исходя как из контекста источника, так и из контекста времени. Приведу небольшой пример о том, как «путешествовало» во времени имя данов. Имя даны прослеживается по всей Европе, начиная с Восточной Европы, где оно связано с гидронимикой (входит как основа в названия крупнейших рек – Дон, Днепр, Днестр, Дунай) и до Британских островов, до р. Дон в южном Йоркшире. В ведийские времена Дану/Дана – прародительница демонов-данавов. Но демонизация представителей более древних культовых традиций – феномен в истории религии известный, т.е. за именем демонических данавов могут скрываться древнейшие носители имени данов в Восточной Европе. Теоним Дану дожил до формирования кельтской общности, вместе с ее представителями дошел до Британских островов и породил там множество «детей»-этносов. Дон/Дану считается божественной прародительницей валлийцев или уэлсцев, а также – ирландцев, которые в мифах назывались народом богини Дану или данами. Позднее наименование вновь создающихся общностей пошло по другим линиям, как я уже писала: у каждого народа два «родителя». Закрепление имени данов за нынешним Датским королевством произошло довольно поздно и, как я могу догадываться, связано было не столько с миграцией народа, сколько с распространением власти конунга, носившего титул «конунг данов». Конунг данов, например, владел сначала территорией, занимавшей юг современной Швеции. Это относится к тому времени, когда Один поселился на одном из островов современной Дании. Именно туда, к конунгу данов Гильфе (Gylfe) прибыла посланница Одина валькирия Гефьён, обманом отобрала у него кусок земли и утащила его в море, что потом и стало островом Зеландия. Возможно, за образами этой легенды можно увидеть процесс постепенного распространения власти носителя титула конунгов данов на острова и на полуостров Ютландию. В современной литературе эту сагу часто передают, называя конунга Гильфе шведским королём (ведь эта территория сейчас принадлежит Швеции). Современные датчане иногда говорят: «Шведы – хорошие люди. Они ведь на самом деле бывшие датчане!» Но все это хорошо в обиходе, а в науке надо стараться педантично следовать источнику: не тянуть каждого дана в предки датчан – он может оказаться предком совсем другого народа. А у современных датчан в предках были не только даны, но и другие этнические образования, например, юты. Из-за неряшливого обращения со сведениями источников создается путаница, мешающая развитию исторической науки. Так, собственно, и получилось со свеями и с Бертинскими анналами. Но прежде чем перейти к последним, хочу вкратце ознакомить с проблемой этнонимов в шведской истории. Дело в том, что это совсем непростое дело: определить, какой народ в раннем средневековье скрывался за каким именем, поскольку многие народы носили сходные имена. Этнонимы переносились с одного носителя на другой по аналогии с родовыми именами людей, и так происходило вплоть до времени образования национальных государств. Напомню, что у современных шведов тоже было два предка: свеи и гёты. Поэтому современные шведы и раннесредневековые свеи не идентичны! С какого исходного хронологического рубежа начинают рассматривать появление имен свеев и гётов в шведской истории? Относительно свеев обычно начинают с Тацита, который упомянул Suionum civitates, живущих в самом Океане (ipso in Oceano), что признано как первое упоминание свеев.1 Правда, шведские исследователи оговариваются, что фрагмент Тацита о Suionum очень краток и неясен: непонятно, что скрывается за civitates Тацита, сложно географически идентифицировать такое место проживания как ipso in Oceano: то ли это множество островов, то ли это морское побережье.2 Российский скандинавист В.В. Рыбаков более безапелляционен в оценке фрагмента о Suionum: 
Археологические исследования Прикамья и Приуралья показывают, что этот регион с древнейших времён вёл международную торговлю впечатляющих масштабов. Согласно данным археологов Приуралья, начало связей этого края с югом лежит в глубокой древности – прослеживается с энеолита и бронзы. Но более документированы торговые связи для раннего железного века, когда в VIII-VI вв. до н.э. посредством товарного обмена в Прикамье с Северного Кавказа (реже из Закавказья) поступали готовые модели оружия и орудий труда, а также металл.23 В бассейне Камы вплоть до Урала найдены памятники древнегреческой культуры, т.е. этот регион, как и побережье Балтийского моря аналогичного периода, был в сфере древнегреческой торговли.24 Во второй половине VI – IV вв. до н.э. прикамское население (ананьинская культура) имело интенсивные контакты с савроматским миром, саками, народами Казахстана и Средней Азии. Причём подчёркивается, что связи эти носили более глубокий характер, чем просто торговый обмен. В ареале ананьинской культуры (Прикамье, бассейн Вычегды, Приуралье) появились некоторые типы наконечников стрел, железных кинжалов и мечей, деталей конской сбруи, предметов звериного стиля, идентичных савроматским.25 Ананьинский железоделательный очаг функционировал в VIII-VII вв. до н.э. наряду с северокавказским, среднеднепровским, скифскими.26 На рубеже эпох вещи из южных земель в Прикамье пополняются многочисленными стеклянными бусами, а также плакетками из голубого египетского фаянса в виде скарабеев, львов, медными римскими кастрюлями.27 В первой половине I тыс. н.э. в Прикамье наблюдался массовый приток ближневосточных бус, множество вариантов римских провинциальных фибул из мастерских Северного Причерноморья, а также изготовляемых поздними скифами Поднепровья и сарматами Нижнего Поволжья. В могильниках III-V вв. Среднего Прикамья обнаружены десятки раковин моллюсков, добытых в тропических частях Тихого и Индийского океанов. Распространение прикамских вещей на запад, в Среднее Поволжье, в район Сурско-Окского междуречья, свидетельствует о развитии контактов в западном направлении.28 В V-VIII вв. южный экспорт в Прикамье продолжает нарастать: это, по-прежнему, стеклянные и каменные бусы, серебряные ожерелья, поясная гарнитура, парадное оружие и другие предметы причерноморского, ближневосточного, среднеазиатского происхождения. Привлекают внимание многочисленные находки парадной серебряной посуды и монет. В Прикамье известно 123 пункта, содержащих 187 серебряных сосудов византийского, иранского, среднеазиатского происхождения. Кроме того, найдено более 200 сасанидских драхм, около 300 византийских и около 20 хорезмийских монет. Время притока сасанидского серебра в Прикамье датируется по-разному, в рамках периода III-VII вв.29 Особой интенсивностью был отмечен приток драгоценностей в Прикамье с юга в VI-VII вв. Примером служат так называемые Бартымские клады, т.е. сокровища, найденные в окрестностях Бартымского селища в бассейне р. Сылвы. Так, были найдены 3 хорезмийские чаши, сасанидские чаша и кубок, чаша «бактрийского круга» и византийское блюдо.30 В одном из сосудов были обнаружены 264 серебряных миллиаресиев имп. Ираклия. Вдобавок к ним на этом же месте было найдено ещё 8 монет и ножка серебряного кубка. Клад оценивался археологами как уникальный и по количеству предметов (272 монеты), и по их качеству: монеты отлично сохранились, принадлежали к монетам раннего выпуска (около 615 г.), 59 экземпляров было изготовлено одной парой штемпелей. По оценке исследовавшей клад Л.Н. Казамановой, он принадлежал к одному выпуску и не был разрознен обращением.31 Приведённые материалы дают основание археологам говорить о том, что торговля южных областей с Прикамьем в I тыс. н.э. являлась одним из важных и хорошо освоенных торговых направлений и была настолько организована, «что из весьма отдалённых областей купцами поставлялись сюда крупные партии дорогих товаров. О том, что в Прикамье приезжали напрямую купцы с большими ценностями, свидетельствуют не только Бартымские клады, но и находка гирьки византийского купца, найденная на Верх-Саинском городище.., расположенном в 2-х км от Бартымских кладов и посёлка… археологические материалы убедительно свидетельствуют, что… население давно освоило торговые операции и располагало большим количеством престижных ценностей (бусы, украшения, оружие, серебряные сосуды, монеты), которые, наряду с мехами, воском и мёдом, могли служить эквивалентом при обмене».32 Кроме юга, Прикамье имело торговые контакты и с прибалтийскими землями. В качестве примера указываются, обычно, находки так называемых поясов неволинского типа, хорошо известных по памятникам Верхнего и Среднего Прикамья (в бассейне р. Сылвы, верховье р.Чепцы, по р. Вычегде и др.) и характерных для женских захоронений, датируемых концом VII-VIII вв. Это неширокие кожаные пояса, украшенные пряжкой и многочисленными бронзовыми накладками и привесками, состоящими из бус и других украшений. Умерших подпоясывали этими поясами поверх платья из шерстяной ткани местного производства или из шелковой привозной ткани. Как отмечает Р.Д. Голдина, «судя по многочисленности поясов (не менее 72 – Л.Г.), разнообразии их вариантов, находкам полных, со всеми привесками экземпляров, эти предметы изготовлялись именно здесь – в Сылвенском поречье. Такие пояса есть и на соседних территориях, в частности, на р. Чусовой… Довольно много их в… Верхнем Прикамье».33 Прослежена и динамика развития производства этих поясов: «Пояса неволинского типа развились из поясов, украшенных накладками местных вариантов геральдических форм, получивших в науке название агафоновских… и распространённых здесь в VII в… Неволинские пояса в конце VIII-IX в. сменились в Прикамье многочисленными и разнообразными поясами салтовского типа».34Здесь интересно отметить тот факт, что значительное скопление поясов неволинского типа было выявлено на финском побережье Балтийского моря, где в нескольких захоронениях было обнаружено 19 поясов. Пояса этого типа датируются в Финляндии началом VIII в. Их появление объясняется развитием торговой деятельности купцов из Прикамья, освоивших торговые пути на Балтику на рубеже VII-VIII вв. В результате этого в финском языке могло появиться слово «permi» для обозначения странствующих торговцев.35 Доказательством же того, что товары из Прикамья, действительно, «странствовали» на большие расстояния, служит обнаружение небольшого количества неволинских поясов в Сибири, в могильниках близ Томска.36 Распространение поясов неволинского типа далеко за пределы места их изготовления говорит о том, что они рассматривались как признанный предмет роскоши. Об их престижности говорит тот факт, что один такой пояс был обнаружен в Швеции, в королевском кургане в Уппсале.37 Археологические находки типа поясов неволинского типа красноречиво свидетельствуют о том, что развитие торговли в Восточной Европе в широтном направлении изначально шло с востока на запад, а не наоборот. Подтверждается данный вывод и анализом такого археологического материала как бусы. Шведский археолог Юхан Каллмер, исследовавший происхождение бусинного материала в наборах бус 800-1000 из памятников на территории Скандинавского полустрова, выделил разновидности восточных бус, поступавшие в Скандинавию из Восточной Европы. Среди них, например, бусы, выполненные в технике миллефиори («тысяча цветов»), во множестве представленные как в Скандинавии, так и в Восточной Европе – в Подонье, Поволжье, Прикамье и на Кавказе, а также другие типы бус (круглые бусы, сделанные из палочки с последующим прокалыванием цвета аметист, сердоликовые сферические бусы, цилиндрические бусы с выступающими сине-белыми глазками), также хорошо известные на Ближнем Востоке, Кавказе, Волге, Каме и в странах Скандинавии. Отсутствие их в странах Западной Европы указывало на их поступление в Скандинавию через Восточную Европу. Каллмер сопоставлял некоторые варианты восточных бус с находками поясов неволинского типа и пришел к выводу, что приток в Скандинавию указанных типов восточных бус, а также неволинских поясов был связан с торговой деятельностью купцов из Восточной Европы, из Волго-Окского междуречья или Камского бассейна.38 Российские археологи Р.Д. Голдина и Е.В. Голдина в результате тщательного изучения бус неволинской культуры в Приуралье определили, что все вышеперечисленные типы ранних восточных бус, обнаруженные в Скандинавии, не только хорошо известны в могильниках неволинской культуры, но и появились в Приуралье значительно раньше (VI в.), чем на Балтике. Приведённые материалы археологических исследований убедительно показывают, что торговый путь из Восточной Европы39 в регион Балтийского моря был проложен благодаря деятельности восточноевропейских купцов, продвигавшихся от «предела Симова» к Варяжскому морю: сначала на финское побережье Балтийского моря на рубеже VII-VIII вв., затем далее, на Скандинавский полуостров, с начала IX в. И это очень логично. Транспортными артериями в Восточной Европе служили реки и речные системы. Предполагаемый путь движения торговцев из Приуралья шёл по Каме, Волге, Мологе, Мсте, Волхову и другим рекам до Ладоги, а затем – до Финского залива.40 Только местные народы, жившие по этим рекам из поколения в поколение и накопившие благодаря этому знания о восточноевропейской гидросистеме, об особенностях режима рек, об оптимальных маршрутах, могли быть пользователями речных систем в качестве транспортных магистралей. Для иллюстрации сказанного мне показалось полезным привести отрывок из «Уральских сказов» П.П. Бажова («Ермаковы лебеди»), где отразился вековой опыт приречных жителей, знающих, что такое речное судоходство: 
