1. Языкознание в Древней Индии: грамматика Панини. Древние грамматики
1. Языкознание в Древней Индии: грамматика Панини.
Панини (предположительно около V века до н. э.) — древнеиндийский лингвист, представитель северной школы в древнеиндийском языкознании, один из предтеч современной структурной лингвистики, порождающей грамматики, семиотики и логики. Панини жил в государстве Гандхара на севере Индии. Учился в городе Таксила, известном богатыми традициями языкознания. Датировка жизни ученого крайне приблизительна. Он определенно родился после VII века до н. э. и умер до III века н. э. По отдельным словам в его труде можно заключить, что у Панини не было достоверных знаний о Греции, то есть, что он жил до эпохи Александра Македонского.
Панини составил первую в истории Индии нормативную грамматику санскрита, «Аштадхьяи» («Восьмикнижие») — кратко сформулированные 3959 сутр (правил), исчерпывающе описывающих фонетику, морфологию и синтаксис языка. При этом Панини использовал такие понятия, как фонема, морфема, корень, суффикс, части речи.
Целью «Восьмикнижия» было дать сведения, необходимые для построения правильных ритуальных текстов из первичных единиц и набора правил. Поэтому грамматика состоит из основной части, содержащей правила, из списков корней и глагольных основ и из перечня звуков (так называемые Шива-сутры). Последний перечень отражает детальную классификацию санскритских звуков, близкую к фонологической; специального описания звуков не дается (оно, по-видимому, предполагалось уже известным). Звуки группируются в определенном порядке, позволявшем формулировать правила, которые относятся к целому классу однотипно ведущих себя звуков, расположенных рядом в классификации. Основная часть грамматики Панини состоит из сутр – особым образом организованных кратких отрезков текста. Каждая сутра формулирует некоторое правило преобразования исходных или уже преобразованных предыдущими правилами отрезков текста; порядок правил строго фиксирован. В правилах применяются следующие главные операции: замена одного элемента на другой и соединение элементов между собой, в частности, присоединение аффикса или добавление префиксального элемента (так называемого аугмента). По своему лингвистическому содержанию правила грамматики Панини имеют различный характер: это и правила соединения морфем (корней, аффиксов) внутри слова, и правила сочетаний слов, и правила фонетических изменений на морфемных стыках (внутренние сандхи), и правила фонетических изменений на границах слов (внешние сандхи). Каждое правило действует только в определенном, специально указанном контексте; значения элементов всегда учитываются. В совокупности правила «Восьмикнижия» дают описание морфонологии, словообразования, морфологии и частично синтаксиса санскрита. Грамматика Панини отличается тщательно разработанной терминологией, некоторые из его терминов, например «сандхи», вошли в мировую лингвистику.
Грамматика Панини – образец строгого, формализованного и компактного описания языка. Устный характер грамматики требовал краткости и исключительной компактности текста, предназначенного для заучивания наизусть. (Современные публикации «Восьмикнижия» своим внушительным объемом обязаны комментариям, намного более пространным, чем сама грамматика.) Санскрит описывался в единой системе и всесторонне. Многие явления языка, рассмотренные у Панини, стали предметом лингвистического исследования лишь много веков спустя. Например, морфонология стала систематически изучаться в европейской науке лишь в 1920–1930. Важна и общая ориентация грамматики Панини и других индийских грамматик I тысячелетия до н.э. на синтез, на построение текстов из элементарных единиц, тогда как европейская наука с античности и до середины 20 в. ориентировалась сугубо на анализ уже данных текстов. Лишь в 1950–1960-е годы Н.Хомский поставил (но не разрешил) задачу лингвистического синтеза; не решена полностью эта задача и в развернувшихся с 1980-х годов исследованиях по автоматическому переводу текста.
Грамматика Панини до сих пор используется в обучении санскриту в Индии. В 19–20 вв. она неоднократно служила предметом научного анализа в индийской и западной науке.
studfiles.net
Историческая грамматика русского языка. Изучение истории языка
Грамматика, пожалуй, одна из первых наук о языке, её истоки лежат в трудах древнеиндийских ученых-филологов. Этот термин использовался и в Древней Греции в значении дисциплины, изучающей правила письма и чтения. Именно от этих двух традиций берёт своё начало как европейская, так и русская грамматика.
Грамматика - раздел языкознания
Историческая грамматика русского языка – это подраздел общей грамматики, предметом исследования которой является тексто- и словообразование, т.е. формальная сторона языка. Как уже видно из названия, это раздел лингвистики, отвечающий за правильное использование языка в речи и письме. Отсюда и такие производные слова, как “грамотный” и “грамота”, которые семантически связаны с буквой, правильным словом.
Грамматика устанавливает связи между словами и отрезками речи, а также регламентирует образование слов и конструкций языка. Она изучает формальную сторону языка - его грамматический строй. При этом объект её исследования варьируется от морфемы (наименьшей значимой единицы языка) до текста (самой большой самостоятельной части языковой системы).
Обычно в состав грамматики включают два раздела лингвистики: это морфология и синтаксис. Первый изучает слово в его грамматическом значении, второй – конструкции из слов. Помимо этого, орфоэпия, лексика, фонетика, графика, орфография русского языка тесно связаны с грамматикой, в том числе и с исторической.
Единство грамматического и лексического
Не стоит также забывать о неразрывной связи грамматики и лексики, формы и содержания высказывания. Порой лексическое значение слова обуславливает его грамматические признаки, порой - наоборот.
Для исторической грамматики немаловажными будут взаимоотношения лексики и грамматики. Например, фразеологизмы образованы посредством процесса лексикализации: грамматическая форма фиксируется в языке как неизменяемая и отдельно значимая лексическая единица. Грамматикализация, наоборот, утверждает слово как грамматический показатель, переводя его в разряд аффиксов и служебных слов.
Примеры многозначных слов в русском языке также следствие взаимодействия исторической грамматики и лексики. Не всегда новые слова в языке образуются посредством приращения единиц: с развитием общества значение слова может устареть и приобрести новое или дополнительное значение.
С ходом истории язык трансформируется, упорядочивая строй своих элементов, - система становится четче и проще. Однако чтобы это понять, необходимо иметь представление о тех исторических процессах, которые происходили и происходят в языке.
Истоки исторической грамматики
Историческая грамматика русского языка, как и вообще вся русская грамматика, берёт своё начало в трудах Михаила Васильевича Ломоносова, занимавшегося вопросами родства русского языка с другими славянскими и европейскими языками. Труды учёного утвердили грамматику как научную дисциплину. Её расцвет приходится на XIX век и связан с такими именами, как Александр Христофорович Востоков, Измаил Иванович Срезневский и Фёдор Иванович Буслаев.
«Историческая грамматика русского языка» Валерия Васильевича Иванова – это уже современный этап развития лингвистической науки. Его книга вышла в свет в 80-х годах прошлого века и поныне считается авторитетным пособием для студентов филологических факультетов.
Предмет исследования
Ныне историческая грамматика – это один из разделов лингвистики, который описывает закономерности исторических изменений в строении языка как на уровне звуков и слов, так и на уровне сложных синтаксических конструкций. Причём интерес науки составляет и письменная, и разговорная (диалектная) речь. Последняя даже в большей мере внесла вклад в строительство системы языка.
Упомянутый выше В. В. Иванов акцентирует внимание на том, что историческая грамматика отображает динамический процесс трансформации языковой системы во времени. Язык развивается по своим законам и внутренним правилам отдельных его разделов (фонетики, синтаксиса, морфологии и других).
Грамматика русского языка Ф.И.Буслаева
Поскольку историческая грамматика - дисциплина, изучаемая в высшей школе, то стоит упомянуть основные труды и учебники по данной теме.
“Историческая грамматика русского языка” Федора Ивановича Буслаева была весомым вкладом в труды на данную тему. По большому счёту, он первопроходец метода сравнительной лингвистики. Новаторство подхода заключается в том, что автор объясняет происходящие в современном языке трансформации с опорой на родственные языки. Именно из слияния древнерусского, старославянского и других славянских языков образовался современный литературный эквивалент.
Автор не просто выстраивает закономерности в грамматическом строе языка, но выискивает их причины в происхождении слов. Для Буслаева история языка служит подспорьем в попытке осмысления тех феноменов, которые признаются современным языкознанием исключениями.
Иванов. Историческая грамматика русского языка
Труд Буслаева заключен в двух частях: первая посвящена звукам и словам, то есть морфологии, вторая - синтаксису. Тем самым количество частей книги соответствует количеству разделов грамматики.
Иную структуру имеет пособие советского лингвиста В. В. Иванова, предназначенное для студентов-филологов. Автор отдельно рассматривает вопрос происхождения русского языка и особенности его взаимодействия с родственными славянскими языками. Учебник прослеживает историю развития различных по величине элементов языка - начиная со звуков и заканчивая синтаксическими конструкциями. Отдельно приведена история происхождения и развития каждой из частей речи.
Историческая грамматика русского языка для школьников
В курсе русского языка школы не предусмотрены часы для изучения исторической грамматики: программа направлена на освоение современного литературного языка, а не на углубление в его историю. Однако русский язык при таком подходе превращается в скучнейший предмет, основной целью которого является зубрежка правил и различных парадигм. Насколько проще и понятней будет язык, если приоткрыть его прошлое! Необходимо понимать, что язык - это не застывшая глыба, а постоянно изменяющаяся система: подобно живому организму он живёт и развивается.
Существует несколько способов включения исторической грамматики в школьный русский язык. Во-первых, это проведение отдельных уроков, посвящённых теме. Во- вторых, принцип историзма может сопутствовать ходу обычного урока в качестве дополнительного материала к программе. Примеры многозначных слов в русском языке, особенности фонетики и чередующиеся гласные - эти и многие другие темы станут намного понятней, если объяснить их с привлечением выводов и наблюдений исторической грамматики.
Не стоит также забывать, что и курс литературы не обходится без помощи истории языка, особенно при знакомстве с памятниками древнерусской письменности. Например, “Слово о полку Игореве” не только изобилует устаревшими и непонятными словами в тексте, но и само название требует отдельного исторического комментария.
Заслуга исторической грамматики
Знание фактов исторической грамматики позволяет более осмысленно подходить к изучению языка. Более того, он становится понятней даже при чтении схем и парадигм его представляющих. Чтобы писать и говорить грамотно, не обязательно заучивать массу правил и исключений наизусть - историческая грамматика русского языка поможет понять логически происходящие в нем процессы.
fb.ru
Античные грамматики — Википедия (с комментариями)
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Анти́чные грамма́тики — общее название для ряда античных учёных, которые занимались изучением древнегреческого и латинского языков. Они могут считаться основателями филологии и предшественниками современной лингвистики.
Предшественниками античных грамматиков являются философы, занимавшиеся вопросами теории языка (например, Платон, Аристотель, стоики), а также риторы, изучавшие теорию и практику красноречия (в частности, софисты). Первоначально грамматикой называлось искусство чтения и письма, а грамматистами — школьные учителя, обучавшие элементарной грамоте. Первыми античными грамматиками могут считаться александрийские филологи: Зенодот Эфесский, Аристофан Византийский и Аристарх Самофракийский. Их труды были первым опытом применения филологических и лингвистических методов к анализу текста для установления подлинных чтений, «правильных» форм слов и т. п.
Греческие грамматики
Римские грамматики
Византийские источники по античной грамматике
Напишите отзыв о статье "Античные грамматики"
Отрывок, характеризующий Античные грамматики
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это. Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу. «Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея». Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился. Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
wiki-org.ru
Становление и развитие грамматики
⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 10Следующая ⇒
3.1. В древних лингвистических традициях вопросам грамматики уделялось неодинаковое внимание. В греко-латинском языкознании грамматика занимала центральное место в описании языка. В древнекитайской традиции грамматические явления практически не изучались, а стали интересовать ученых лишь в новое время и тогда, в XVIII – XIX вв., грамматика начала выделяться в особую область знаний.
Своеобразное описание получает грамматика в индийском языкознании, основные идеи которой были изложены в «Восьмикнижии» Панини и долго не подвергались существенным изменениям. Время создания грамматики Панини установить не удается, указываются даты от VII до II в. до н. э., как наиболее вероятную называют V в. до н. э. Труд Панини состоит из восьми глав, или книг (отсюда и название – «Восьмикнижие»), главы делятся на разделы, а разделы – на отдельные правила (сутры). В целом грамматика Панини насчитывает 3996 правил, каждое из которых представлено в виде определенного мнемонического приема. Предполагалось, что ученик заучивает мнемонические символы, а учитель комментирует их содержание, снабжает примерами и поясняет (если надо) текстами.
По смыслу мнемонические правила можно представить в виде следующих групп: а) называющие и определяющие термины и символы мнемонических сокращений; б) касающиеся основных единиц орфографии и орфоэпии; в) определяющие построение слов из морфем и предложений из слов; г) устанавливающие изменения звукового облика морфем (Рождественский 1975: 78). Названные группы правил отражают в общем виде и содержание грамматики Панини, композиция которой обусловлена основными задачами грамматики: представить правила таким образом, чтобы пользователь получил возможность при соблюдении всех предписываемых операций создать фонетически правильное предложение.
В связи с этим следует отметить два существенных момента, отличающих индийскую грамматику от европейских. Во-первых, в индийской традиции материал излагается от низшего уровня к высшему: сначала рассматривается фонетическое изменение слов и затем показывается, «с чем оно связано в грамматике и что оно дает для построения и понимания текста» (там же: 84). Тогда как в европейских грамматиках описание начинается с общих категорий: излагается учение о частях речи, а затем раскрываются фонетические изменения слов, обусловленные их словоизменением и словообразованием. Во-вторых, труд Панини представляет собой своеобразную порождающую грамматику, задача которой состоит в «фиксации всех правил порождения единиц языка, причем явления, уникальные по форме или по значению, описываются не менее тщательно, чем общие, системные» (Катенина, Рудой 1980: 79).
Вместе с тем отметим, что грамматика Панини не была рассчитана на создание бесконечного множества высказываний, ее правила описывали правильный язык – санскрит – язык канонических текстов, количество которых было ограничено и определяло сакральную, практическую, юридическую и некоторые другие виды деятельности древних индийцев. Именно совокупность данных текстов исчерпывающе определяла план содержания санскрита. Соответственно план выражения также был строго определен и канонизирован, и создание значимых комбинаций звучания предопределяло «весьма значительный, но закрытый список единиц всех уровней» (Рождественский 1975: 90).
В «Восьмикнижии» систематизированы фонологические и морфонологические явления, Панини пользуется понятием нуля звука, т.е. осознает факт значимого отсутствия звука. В грамматике дается перечень корней с указанием значения каждого из них, корни объединяются в классы, для которых определяются аффиксы, участвующие в образовании слов и форм. Выделение корней и аффиксов в слове – заслуга именно индийского языкознания, европейцы научились этому гораздо позднее. Подробное описание в грамматике Панини получают морфологические и синтаксические особенности санскрита: детально представлена система падежей (обозначенных номерами), выявляются особенности глагольного управления, приводятся эквивалентные глагольные и именные словосочетания, рассматривается трансформация словосочетаний и предложений, сообщаются отдельные сведения о сложном предложении.
Полнота изложения, уникальность и строгость подачи материала, высокий теоретический уровень определили судьбу грамматики Панини в истории индийского языкознания: «Ничего столь же оригинального, как труд Панини, создать больше так и не удалось. Уже с середины 1-го тысячелетия н. э. индийская традиция приобрела эпигонский характер, постоянно воспроизводя одни и те же идеи, прежде всего идеи Панини. В таком виде она дожила до конца XVIII в., когда с ней впервые познакомились европейцы, освоившие затем ряд ее идей и методов. Существует она даже в современной Индии параллельно с лингвистикой европейского типа» (Алпатов 1998: 12). Большинство грамматистов, живших после Панини, комментируют его труды и/или составляют учебники, ориентируясь на его идеи.
Несомненный интерес представляет труд Вараручи «Освещение пракритов», который относят к III–II вв. до н. э. Пракриты (в переводе – ‘природный’, ‘естественный’) – это среднеиндийские языки и диалекты, первоначально разговорные, в дальнейшем подвергнутые литературной обработке. Грамматику Вараручи составляют правила порождения пракритских форм из соответствующих санскритских, сами правила формулируются так же, как у Панини, сохранена и терминология великого предшественника. Труд Вараручи является важным источником сведений о тех пракритах, литература на которых утрачена.
Традиции Панини сохранялись и в период средневековья. Особняком стоит лишь созданная в XIII в. грамматика Вопадевы, в которой материал распределен по тем же категориям и почти в той же последовательности, что и в западных грамматиках нового времени, правда, некоторые черты грамматики Панини проявились и в этой грамматике. По свидетельству ученых, труд Вопадевы был популярен среди европейских лингвистов XIX в. «Последняя ступень развития индийской грамматики – создание учебников, препарирующих и адаптирующих труд Панини для широкого круга учащихся. Сутры Панини располагаются по темам и популярно объясняются с помощью примеров» (Катенина, Рудой 1980: 86). Лучшим из таких пособий считается книга Бхаттоджи Дикшита, написанная в XVII в., фрагменты из которой до сих пор используются для преподавания санскрита в некоторых школах и колледжах.
3.2. Древняя Греция. Становление понятий, которые в настоящее время относятся к грамматике, происходило постепенно и благодаря трудам многих древних философов, для которых проблема языка отнюдь не была периферийной (Гринцер 2000: 49), а составляла неотъемлемую часть целостного гуманитарного знания древних.
Первые грамматические правила построения речи, по-видимому, были сформулированы странствующими учителями, известными со II половины V в. до н. э., которые впоследствии стали называться софистами. Обращение софистов к грамматическим проблемам всецело определялось целями обучения ораторскому искусству. В свою очередь ораторское искусство стимулировалось существовавшим в то время общественным устройством: в условиях прямой демократии, господствовавшей во многих государствах Греции, главным способом добиться влияния и власти было умение убеждать народ в справедливости своей позиции. Занимаясь просветительской и преподавательской деятельностью, софисты стремились подготовить молодых людей к практической, особенно общественной, жизни, сосредоточивая основное внимание не на точных, а на общественных науках. Одно из центральных мест среди этих наук отводилось ораторскому искусству. Добиваясь от своих учеников умения красиво и убедительно говорить, софисты естественным образом подошли к решению проблемы языковой нормы, к определению правил речи, достойной образованного человека.
Наиболее выдающийся из софистов – Протагор из Абдеры (ок. 480 – 410 до н.э.) – считается первым греческим мыслителем, высказавшим некоторые представления о грамматическом строе. По свидетельству более поздних авторов (Аристотеля, Квинтилиана, Диогена Лаэрция), именно Протагор стал различать три рода имени – мужской, женский и вещный, четыре типа высказывания – вопрос, ответ, поручение, просьбу. Кстати, позднее различение этих типов высказываний послужило основой для разграничения наклонений греческого глагола (Перельмутер 1980 а: 125).
Не обошел вниманием грамматические проблемы и великий мыслитель античности Платон, хотя, как известно, интересы ученого в основном были сосредоточены в области философии языка. Между тем рассуждения философа о способах выражения истинных и ложных суждений оказываются существенными в развитии грамматических идей. Для понимания этого важно иметь в виду, что Платон чисто мыслительные категории неразрывно связывал со словесным выражением. Соответственно логику и грамматику Платон рассматривал на равных правах, т.е. логические и грамматические моменты в учении Платона были слиты воедино, кроме того, синтаксический аспект не отграничивался от морфологического. Подход Платона к языку носит функциональный характер, формальная сторона языковых явлений у него не вызывает никакого интереса. Вместе с тем исследование, порожденное задачами логического порядка, подводит ученого к существенной для языкознания проблеме предложения и составляющих его компонентов.
В диалогах «Теэтет» и «Софист», неоднократно обращаясь к данному вопросу, Платон подчеркивает, что предложение-суждение (даже самое краткое) представляет собой сложное составное целое, включающее два компонента. Первый из них – словесно выраженный субъект суждения, а второй – словесно выраженный предикат суждения. Для обозначения целого ученый использует слово λόγος, понимая его как ‘суждение’, ‘предложение’. Компоненты, составляющие λόγος, также могут быть истолкованы как имеющие отношение и к логике, и к грамматике. Так, ονομα не только субъект суждения, но и подлежащее, а поскольку в роли субъекта-подлежащего, как правило, используется имя, то данное слово означает также ‘имя’. Соответственно, ρημα – ‘предикат’, ‘сказуемое’, ‘глагол’ (Перельмутер 1980 б: 153). Следовательно, Платон утверждает тождество между мыслью и речью. Единственное различие между ними он усматривает в том, что словесное выражение сопровождается звучанием. Поэтому, с точки зрения Платона, речь позволяет обнаружить мысль, которая сама по себе недоступна для непосредственного наблюдения.
В названных диалогах Платона интересует прежде всего мышление, все его рассуждения направлены на выяснение истинности/ложности высказываний, поэтому неудивительно, что он не касается звуковой стороны языка или формальной его организации. Вместе с тем именно наблюдения над формой выражения субъекта и предиката в составе суждения-предложения побудили Платона обратить внимание на противопоставление имени и глагола.
Таким образом, по-видимому, Платон впервые разграничил в предложении-суждении два компонента высказывания (ονομα и ρημα) и тем самым предпринял первую попытку дать классификацию слов. Данное разграничение не имело еще чисто грамматического значения, но, очевидно, позднее, получив новое осмысление, послужило основой для собственно грамматических исследований.
Значительным шагом вперед в области грамматических исследований являются работы Аристотеля (384 – 322 гг. до н. э.). Главными нашими источниками, на основании которых мы можем судить о взглядах Аристотеля по вопросам грамматики, служит двадцатая глава «Поэтики» и одно из его логических сочинений – трактат «Об истолковании».
В трактате «Об истолковании» еще многие языковые явления получают объяснения, в которых, как и у Платона, отсутствует разграничение логических и грамматических категорий, морфологических и синтаксических признаков. Вместе с тем Аристотель более дифференцированно, чем его учитель Платон, подходит к анализу языковых форм, которые могут выражать отдельные части суждения-предложения. Прежде всего отметим, что великий мыслитель увидел различную функциональную нагрузку одних и тех же слов в предложении-суждении. В результате этого он выделяет имя (или глагол) и падежи, в частности, в «Поэтике» читаем: «Падеж имени или глагола – это обозначение отношений по вопросам «кого», «кому» и т.п., или – обозначение единства или множества или отношений выразительности, например вопрос, приказание: «пришел ли», «иди». Это глагольные падежи, соответствующие этим отношениям» (Античные теории 1936: 63).
В данном стремлении к разграничению названных явлений более ярко предстает, с одной стороны, отождествление суждения с определенной грамматической формой, а с другой – понимание различий форм языка. Термин όνομα обозначает у Аристотеля одновременно логическую категорию и грамматическую категорию, но с понятием «имени» как логического субъекта отождествляется лишь форма именительного падежа. Например, в суждении-предложении Филон есть слово Филон – «имя» (логический субъект, форма им. п.). Во всех других употреблениях данное слово уже не считается «именем», в частности, в трактате «Об истолковании» Аристотель пишет: «Филона же или Филону и тому подобные выражения не суть имена, а падежи имени» (там же: 61). Аналогичным образом, как было отмечено, толкует Аристотель и «глагол», понимая под этим термином только формы настоящего времени, потому что в суждениях общего характера глагол, являясь их предикатом, выступает по преимуществу в форме настоящего времени. Что же касается других форм времени – прошедшего и будущего, то они не глаголы, а падежи глагола.
Правда, в «Поэтике» (20, 9) Аристотель высказывает иную точку зрения: в качестве глагола рассматриваются не только формы настоящего времени, но и формы других времен, а «падежами глагола» называются только формы повелительного наклонения и формы, используемые в вопросительных предложениях. Причина такого разграничения носит также чисто логический характер: вопросительные и повелительные формы не образуют суждения (Тронский 1941: 28). Представляется, что противоречивость высказываний Аристотеля отражает поиск того объема языковых фактов, который может быть охвачен одним и тем же понятием или, говоря более обобщенно, отражает момент становления грамматических понятий.
И все же рассуждения Аристотеля показывают, что тождества языковых форм для него еще оказываются скрытыми из-за того содержательного различия, которое присуще разным синтаксическим структурам. Например, исключительно на основе смыслового подхода Аристотель выделяет «неопределенный глагол», связывая его с отрицательным предложением и объясняя причину этого тем, что в предложениях типа Петр не гуляет, не сообщается ничего определенного. В предложении же без отрицания – Петр гуляет – слово гуляет считается Аристотелем глаголом. Конечно, смысловая разница в приведенных примерах очевидна, но для нас ясно и то, что в морфологическом и в синтаксическом отношении слово гуляет в обоих предложениях представляет собой одно и то же: глагол и сказуемое.
Подобная логика рассуждения приводит Аристотеля и к выделению «неопределенного имени». В сочинении «Об истолковании» ученый пишет: «‘‘Не-человек’’ не есть имя; нет такого имени, которое могло бы это обозначать, ибо это не есть ни понятие, ни отрицание. Пусть оно называется неопределенным именем, потому что оно применимо к чему угодно, как к существующему, так и несуществующему» (Античные теории 1936: 61).
Термины «неопределенное имя» и «неопределенный глагол» Аристотель использует только в трактате «Об истолковании». Значительно слабее логическая точка зрения на языковые явления представлена в «Поэтике». Именно в «Поэтике» при определении имени и глагола используются некоторые морфологические признаки. Так, определяя глагол, Аристотель указывает на присущий ему отличительный признак – время: идет или пришел имеют добавочное значение (настоящее и прошедшее), а слова человек или белый не означают времени (Аристотель 1978: 145), поэтому они относятся к именам.
Подчеркнем, что в целом для учения Аристотеля характерно отсутствие лингвистической терминологии, однако нельзя упускать из виду то, что мыслитель сделал много интересных наблюдений над функционально-семантической стороной языковых явлений. Это способствовало выработке дифференцированного подхода к языковым фактам. Так, при анализе многозначности слов Аристотель детально описывает то различное содержание, которое может скрываться за одинаковой внешней языковой формой. Тем самым он по сути дает верные наблюдения над многозначностью падежных форм, хотя и не пользуется для этого специальными названиями.
Более детально, чем Платон, Аристотель классифицирует слова. Наряду с именем и глаголом он выделяет и другие разряды слов. Правда, определения, данные Аристотелем, столь запутаны, что между современными учеными нет согласия в том, какие именно разряды слов мыслитель связывал с введенными им понятиями. Однако ясно, что Аристотель наряду со «значащими» (по современной терминологии со знаменательными) частями речи выделял служебные. Подчеркнем, что Аристотель рассматривал служебные слова как «незначащие», т.е. лишенные значения. В этом проявился господствовавший в то время подход к слову, согласно которому значение слова отождествлялось с предметным, вещным содержанием. Следовательно, слова, лишенные такого соотношения, не могли иметь значения. Представление об особом грамматическом значении еще не сложилось, и все же выделение служебных слов в особый разряд было шагом вперед по сравнению с классификацией слов, данной Платоном.
3.3. Значительных успехов грамматические исследования достигли в эпоху эллинизма (III – I вв. до н. э.). Из всех философских школ, сложившихся в это время, наибольшее внимание к проблемам языка проявляли философы стоической школы.
Взгляды стоиков дошли до нас по большей части в изложениях более поздних авторов, из которых не всегда можно получить вполне ясное представление о воззрениях стоиков. Но даже то относительно немногое, что достоверно известно, позволяет считать именно стоиков подлинными основателями учения о языке, которые оставили позади себя даже таких великих мыслителей, как Платон и Аристотель.
Существенный вклад в изучение проблем языка внесли такие корифеи древней Стои, как основатель школы Зенон Китионский с Кипра (ок. 336 – 264 гг. до н. э.), Хрисипп из Сол или Тарса в Киликии (ок. 281 – 208/5 гг. до н. э.), Диоген Вавилонский (ок. 240 – 150 гг. до н. э.) и др.
Проблемы языка включались стоиками в одну из трех частей их философии – в логику, которая признавалась равноправной частью философии, наряду с физикой (натурфилософией) и этикой. Считается, что сам термин «логика», производный от древнегреческого λόγος – ‘слово’, впервые стали употреблять стоики. «Логика для стоиков – исследование внутренней и внешней речи. Стоики большое значение придавали материальному выражению мысли – слову и речи, вообще – знакам» (Чанышев 1991: 125).
Логику стоики делили на риторику и диалектику, включая в последнюю «нашу грамматику, стилистику, поэтику и эстетику» (Лосев 1979: 83). В основе разработки диалектики «лежало представление о знаковом характере слова-логоса, о необходимости различать «обозначающее» и «обозначаемое». <...> Учение о частях речи, т.е. формы и средства, они относили к области «обозначающего», а учение о грамматических категориях рассматривали как учение об «обозначаемом», т.е. о том, что мыслится относительно реальных форм речи» (Бокадорова 1990: 495). Однако не следует думать, что стоики выделили учение о языке в самостоятельную научную дисциплину. Интерес к проблемам языка еще полностью определялся задачами философских исследований, и в этом стоики ничем не отличались от своих предшественников и современников.
Чтобы понять оригинальность учения стоиков и значимость его для языкознания, необходимо обратиться к теории обозначаемого, которое стоики назвали λεκτόν (лектон). Лектон представляет собой категорию, через призму которой стоики осмысливали и систематизировали всю речевую деятельность. Лектон есть нечто умопостигаемое. Именно смысл является концептуальным центром лектон. Смысл, согласно стоикам, «навеян» материальным миром, но он окончательно определяется в соответствии с природой человеческого духа, и именно через человеческую личность смысл вторично проецируется на мир (Ольховиков 1985: 60 и далее). Для осознания сущности понятия «лектон» важно отграничить его от смежных понятий (явлений).
Лектон нельзя отождествлять с психическим актом, поскольку психический акт «трактуется у стоиков как простой отпечаток вещи в уме <...>. В этом резкое отличие общего психического акта от смыслового и выразительного акта в лектон» (Лосев 1979: 104).
Лектон нельзя сводить к предмету: «Лектон – это чистый смысл, а физический предмет есть та или иная телесная субстанция, с которой лектон соотнесен» (Лосев 1979: 101).
В стоическом лектон нет ничего чисто логического, ведь все логическое представляет собою нечто, основанное на понятиях, суждении, умозаключении, доказательстве теории, «то есть нечто, во всяком случае, так или иначе сконструированное <...>. Лектон дано настолько прямо и непосредственно, настолько интуитивно и нераздельно, единично, что его понимает всякий человек, который никакой логике не обучался» (там же: 105). Суть данного отличия А.Ф. Лосев объясняет таким образом: «Когда я говорю, что этот предмет есть дерево, и вы меня понимаете, то ни в моем назывании дерева, ни в вашем понимании того, что я имею в виду, употребляя слово «дерево», ровно нет никакой логической конструкции, ровно нет никакого громоздкого аппарата логики как науки, а есть только одно то, о чем можно говорить без всяких специально логических усилий и что можно понимать тоже без всяких специально логических конструкций» (там же: 105).
Лектон не может расцениваться с точки зрения истинности или ложности в его соотнесенности с действительностью: «Суждение «сейчас день», когда оно соответствует действительности, и суждение «сейчас день», когда оно не соответствует действительности, имеет свой определенный смысл, оно нечто значит. Следовательно, по мысли стоиков, и о смысле действительности можно говорить независимо от его истинности или ложности. А это значит, что и лектон, взятое само по себе, вовсе не есть ни что-нибудь истинное, ни что-нибудь ложное. Я могу говорить о любой нелепости. Но если вы скажете, что это нелепость, значит, вы поняли смысл моего высказывания и только утверждаете, что он не соответствует действительности. Я могу сказать, что «все быки летают», и это будет ложным суждением. И вы поняли смысл этого суждения, раз говорите, что оно ложное. Итак, лектон, по мысли стоиков, есть такой смысл предмета, который фиксируется вне всякой его истинности или ложности» (там же: 106).
Но нельзя понимать лектон в абсолютной изоляции: «Уже то одно, что лектон есть словесная предметность, свидетельствует о наличном в нем отношении и к слову, предметом которого оно является, и к физическому предмету, который им обозначается. Другими словами, мы теперь должны сказать, что лектон обязательно есть та или иная система отношений, то есть система смысловых отношений» (там же: 107).
А.Ф. Лосев отмечает, что разнообразные попытки классифицировать лектон показывают, что стоики усматривали в лектон различную смысловую природу. До стоиков не было такого понимания мыслительной области человека, чтобы мысль отражала не только любые оттенки чувственного восприятия, но и любые оттенки языка и речи. «Стоическое лектон формулируется так, чтобы отразить все мельчайшие оттенки языка в речи в виде определенной смысловой структуры <....>. Само это понятие лектон потому и было введено стоиками, что они хотели фиксировать малейший сдвиг в мышлении. Отвлеченные категории мысли, с которыми имели дело Платон и Аристотель, для стоиков были недостаточны именно ввиду своей абсолютности, неподвижности и лишенности всяких малейших текучих оттенков. Не только то, что мы теперь называем падежами или глагольными временами, залогами, было для стоиков всякий раз тем или иным специфическим лектон. Но даже одно и то же слово, взятое в разных контекстах, или какой-нибудь контекст, допускавший внутри себя то или иное, хотя бы и малейшее, словечко, все это было для стоиков разными и разными лектон» (Лосев 1979: 112–113).
Таким образом, именно стоикам принадлежит идея разграничить, с одной стороны, мысль как чисто психический образ, а с другой – содержание, смысл речевого высказывания. «Идея эта имела основополагающее значение для развития науки о языке, поскольку она способствовала выявлению специального объекта этой науки» (Перельмутер 1980 в: 189, подчеркнуто мною. – Т. С.).
Новый подход к осмыслению языковых явлений проявился и в учении стоиков об аномалиях. Разработка этого учения, приоритет в которой отдается Хрисиппу, основывается на анализе фактов несоответствия смысла слова и его звуковой формы. Например, названия городов Афины (Αθη̃ναι), Фивы (Θηβαι) имеют форму множественного числа, но каждое из этих названий указывает на один город, с другой стороны, такие слова, как δη̃μος (‘народ’) или χορός (‘хор’), обозначают множество лиц, но имеют форму единственного числа (там же: 203). Такие и подобные факты стоики рассматривали как ανωμαλία ‘отклонения’ – аномалии.
Для уяснения сути учения стоиков об аномалиях важно понять, что речь идет вовсе не об отсутствии соответствия между звучанием, взятом в отрыве от значения, и предметным значением слова. Как ясно из изложенного выше, между названными объектами, согласно стоикам, принципиально невозможно установить соответствие или несоответствие. Поэтому по существу стоики называли аномалией несоответствие между смысловым предметным значением (особым образом организованной мыслью, представленной в речи) и тем грамматическим значением, на которое указывает звуковая форма слова.
Таким образом, в учении об аномалии, как и в учении о лектон, стоики продемонстрировали понимание того, что наличествует особый объект языковедческих исследований.
С открытием области языковых значений связан более глубокий подход стоиков к толкованию частей речи. Так, в отличие от Аристотеля, стоики, выделяя служебные части речи, нигде не говорят, что у них отсутствует значение. Это лишний раз позволяет предположить, что стоики приблизились к осознанию грамматического значения.
Нельзя не отметить также и то, что именно стоики в качестве особого раздела о языке излагали учение о частях речи, отличая их от языковых единиц иного порядка (от звуков, слога, падежа, предложения и др.). У стоиков более дифференцированно, по сравнению с предшественниками, представлен состав частей речи. Хрисипп установил пять частей речи: имя собственное, имя нарицательное, глагол, союз (в современной терминологии – союзы и предлоги), член (объединяющий местоимения и артикли). Во II в. до н. э. Антипатр Тарсский присоединил к названным частям речи наречие.
Однако надо сказать, что распределение слов по различным частям речи осуществлялось стоиками на основании учета семантических и синтаксических признаков, морфологические же различия слов практически не принимались во внимание. Ср., например, определения, данные Диогеном Вавилонским: «Нарицание <...> – часть речи, означающая общее качество, например: человек, конь. Имя – часть речи, показывающая единичное качество, например: Диоген, Сократ. Глагол – часть речи, означающая несоставной предикат <...>, например: пишу, говорю» (Античные теории 1936: 70).
Выдающихся результатов добились стоики в изучении грамматических категорий, прежде всего категории падежа имени и категории времени глагола.
Термин «падеж» стоики заимствовали у Аристотеля, но придали ему новое значение: «На смену первоначально образного значения πτω̃σις (падеж. – Т.С.) как ‘отпадение’ постепенно пришло понимание этого термина как формы «имени», поскольку номинатив воспринимался как одна из «форм» имени, то и на него логично распространялось наименование падежа» (Каракулаков 1969: 9–10).
Стоики выделили пять падежей (Хрисипп «О пяти падежах») и дали им названия, которые затем были скалькированы римскими грамматиками, а латинские названия послужили основой для кальки в современных европейских языках, в том числе и в русском. Следовательно, разработку падежной терминологии следует безусловно считать существенным вкладом, который внесли стоики в создание грамматики. Вместе с тем нельзя не отметить, что стоики изучали падеж как чисто семантическую категорию, не проявляя никакого интереса к способам выражения падежных значений, к парадигмам склонения.
Аналогичным образом стоики рассматривали и времена греческого глагола. В целом верно описав систему времен глагола, как и систему падежей, т.е. выявив их вполне адекватно для древнегреческого языка, стоики не останавливаются на описании их морфологических особенностей, полностью сосредоточиваясь на анализе функционально-семантических и логико-синтаксических аспектов рассматриваемых языковых явлений.
Немало ценных наблюдений было сделано стоиками и в области синтаксиса. По мнению некоторых ученых, сам термин «синтаксис» также введен стоиками. Но «синтаксис был для них по существу скорее логической дисциплиной, чем грамматической» (Перельмутер 1980 в: 198–199). Вместе с тем следует подчеркнуть, что стоики иначе, чем, например, Аристотель, подошли к определению предложения-суждения. Так, предложение, с точки зрения стоиков, может быть образовано не только путем сочетания предиката-сказуемого с субъектом-подлежащим в форме именительного падежа, но и путем сочетания предиката-сказуемого с субъектом, выраженным косвенным падежом: Сократу грустно.
Кроме того, есть все основания предположить, что, в отличие от Аристотеля, считавшего субъект-подлежащее главным компонентом в предложении-суждении, стоики полагали, что наиболее важным компонентом предложения является предикат. Подтверждает это хотя бы тот факт, что стоики в основание классификаций предложений положили именно разработанные ими типы предикатов. Одна из таких классификаций содержится в комментариях Аммония (преподаватель школы в Александрии около 500 г. н. э.) к трактату Аристотеля «Об истолковании». Согласно данному изложению, стоики выделенные четыре типа предложений различают, во-первых, в зависимости от того, требует ли предикат постановки субъекта в грамматической форме прямого или косвенного падежа, и, во-вторых, нуждается ли или не нуждается предикат в дополнении, т.е. является ли предикат переходным (Античные теории 1936: 71–72). Соответственно приводятся следующие примеры: Сократ гуляет, Сократу грустно, Платон любит Диона, Платону жаль Диона (Перельмутер 1980 в: 201).
Другая классификация предложений основывается на различении предикатов по признаку активности и пассивности (в современной терминологии это различие можно истолковать как залоги – действительный, страдательный и возвратно-средний). Кроме этого, стоики разработали классификацию типов предложений, различающихся по цели высказывания, разграничили простые и сложные предложения, «положили начало изучению видов сложного предложения, которое они исследовали в интересах своей теории умозаключения» (Тронский 1957: 307). Именно задачи логической теории стимулировали стоиков к тщательной классификации сложного предложения, эти же задачи побуждали их к описанию семантики различных сочинительных и подчинительных союзов, «которое и впоследствии останется характерным для греческой грамматики» (там же).
Даже кратко обозначенные вопросы, к которым обращались стоики, позволяют заключить, что в области изучения синтаксических явлений достижения стоиков были огромны.
Таким образом, совершенно очевидно, что открытие стоиками области языковых значений, выделение частей речи в особый раздел, анализ грамматических категорий имени и глагола, изучение типов предложений позволяют считать, что именно стоикам удалось создать предпосылки к развитию науки о языке и заложить основы для формирования морфологии и синтаксиса как особых отраслей лингвистики.
Стоики завершили период, когда язык был предметом изучения философов, и «предвосхитили появление александрийской грамматики, ставшей канонической «традиционной» грамматикой на многие последующие века» (Лукин 1999: 137–138).
3.4. Александрийская школа возникла в III в. до н. э. и получила такое название по имени крупнейшего научного центра эллинистической эпохи – Александрии (столицы эллинистического Египта), где располагалась богатейшая библиотека древности, которая, по преданию, насчитывала около 700 тыс. свитков (Древние 1989: 310).
Главной задачей ученых–филологов было изучение имеющихся вариантов рукописей, приписываемых тому или иному древнему автору, выявление подлинных текстов классической литературы, их комментирование, критический анализ. Вся эта кропотливая работа по подготовке текстов к изданию, требовала «установления языковых норм издаваемого автора» (Античные теории 1936: 25), побуждала к внимательному изучению форм языка. Кроме того, необходимо учесть, что к эпохе эллинизма устная речь приобрела значительные отличия от языка, на котором были написаны произведения классической литературы, тогда как в кругу образованных людей представление об идеальной речи («эллинской речи») по-прежнему связывалось с классическими образцами. Именно в это время, как отмечает М.Н. Славятинская, изменяется соотношение между письменной и устной речью: «В устной речи появляются многочисленные местные варианты, смешиваются формы различных диалектов и наряду с этим создается некая усредненная разговорная форма, понятная на всем пространстве греческого мира. <...> В письменном литературном языке прозы начинается сознательная консервация его классической аттической нормы V – IV вв. до н. э. и ионийско-аттического варианта литературного языка конца IV – II вв. до н. э.» (Славятинская 1996: 10). Поэтому вполне естественно, что одной из важнейших проблем этого периода становится проблема выработки норм образцовой литературной речи.
Следовательно, изучение языка получает мощный импульс от двух источников, связанных «с необходимостью филологического толкования и издания классических литературных произведений и нормирования общего единого литературного языка всей Греции – так называемого ‘‘койне’’» (Лоя 1968: 20). Соответственно, исследования в области языка получают новую ориентацию: в центре внимания оказываются явления языковой формы, требующие прежде всего практического, а не философского решения.
Однако данный факт еще не приводит к полной самостоятельности языкознания, т.е. к выделению его в особую науку. Изучение языковых явлений становится лишь вспомогательной дисциплиной, одной из частей в комплексе исследований, посвященных письменным памятникам. Поэтому в этот период само понятие «грамматика» имело иное содержание по сравнению с тем, которое известно в настоящее время.
Читайте также:
lektsia.com
Языкознание в древней Греции - Языкознание древнего мира
В древней Греции проблемы языкознания заняли видное место в рассуждениях философов (до возникновения Александрийской школы). Этот народ, «универсальная одаренность и деятельность которого обеспечили ему в истории развития человечества место, на какое не может претендовать ни один другой народ», выдвигал не религиозно-практические, а познавательно-философские, педагогические и ораторские задачи. Философский подход к языку наложил отпечаток, как на существо обсуждаемых проблем, так и на их решение. Наибольший отзвук получила дискуссия об отношении между мыслью и словом, между вещами и их именами. Энгельс говорил, что в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше почти все позднейшие типы мировоззрений. Вторая дискуссия возникла между сторонниками и противниками полного соответствия между логическими и грамматическими категориями (спор аналогистов саномалистами).
Древнегреческих мыслителей разделил на два враждующих лагеря спор «о природном или условном» характере слов. В качестве лозунгов спорящие направления выдвигали, с одной стороны, термин «physei» (фюзей) 'по природе' (т. е. наименование определяется самой природой предмета), с другой — термин «thesei» (тезей) 'по положению' (т. е. наименования избираются по условному соглашению, по обычаю, по установлению самих людей, иначе говоря, сознательно, произвольно, без связи с природной сущностью предметов). Этот спор обычно возводят к взглядам Гераклита и Демокрита.
Гераклит Эфесский (540—480 гг. до н. э.) считал, что каждое имя неразрывно связано с той вещью, названием которой оно служит, что в именах раскрывается сущность вещей, что имя отражает природу обозначаемой вещи, подобно теням предметов, отражению деревьев в реке, нашему собственному отражению в зеркале. Демокрит
sites.google.com
Историческая грамматика русского языка
Скачать книгу целиком в формате pdf. Размер файла: 15,85 МБ.
Download this book in pdf. File size: 15.85 Mb
Содержание
Предисловие - 3
Условные сокращения в названиях языков - 5
Условные значки - 5
Введение
Историческая грамматика как раздел науки о русском языке - 7
Историческая грамматика русского языка, ее предмет и задачи - 7
Связь исторической грамматики русского языка с другими науками - 9
О понятии "русский язык" - 10
Основные источники изучения истории русского языка - 13
Дополнительная литература - 27
Краткий очерк изучения истории русского языка в русском и зарубежном языкознании - 29
Дополнительная литература - 39
Образование русского языка - 40
Выделение славян из общеиндоевропейского единства - 40
Восточнославянские племена и их группировка - 43
Образование древнерусской народности и древнерусского языка - 46
Распад древнерусского языка и возникновение языка великорусской народности - 50
Образование русской нации и русского национального языка - 55
Русский язык в кругу родственных славянских языков - 57
Дополнительная литература - 63
Фонетика
Вводные замечания - 64
Фонетическая система древнерусского (общевосточнославянского) языка к моменту появления письменности (конец X — начало XI в.) - 67
Слоговая структура древнерусского языка конца X— начала XI в. - 67
Система гласных фонем древнерусского языка конца X— начала XI в. - 68
Система согласных фонем древнерусского языка конца X— начала XI в. - 78
Сочетания редуцированных с плавными [р], [л] и плавных с редуцированными - 89
Древнейшие диалектные особенности в русском языке - 91
Дополнительная литература - 98
Отражение праславянских фонетических явлений в звуковой системе древнерусского языка начального периода его развития - 100
Особенности фонетической системы древнерусского языка, унаследованные из праславянской эпохи - 100
Система гласных фонем древнерусского языка в ее отношении к системам гласных праславянского и старославянского языков - 103
Система согласных фонем древнерусского языка в ее отношении к системам согласных праславянского и старославянского языков - 111
Отражение изменений праславянских сочетаний гласных с плавными между согласными в древнерусском языке - 126
Отражение изменений праславянских сочетаний гласных с плавными в начале слова в древнерусском языке - 129
Отражение судьбы праславянских сочетаний редуцированных с плавными между согласными в древнерусском языке - 130
Отражение праславянских явлений начала слова в древнерусском языке - 132
Отличия древнерусского языка от других древних славянских языков, и в частности от старославянского, сложившиеся к концу X — началу XI в. - 134
Характер древнего славянского ударения и отражение его в русском языке и его диалектах - 136
Дополнительная литература - 141
Изменения в фонетической системе древнерусского языка, вызванные развитием согласных вторичного смягчения - 142
Смягчение полумягких согласных - 142
Состав и система гласных фонем древнерусского языка в эпоху после смягчения полумягких согласных - 148
Состав и система согласных фонем древнерусского языка в эпоху после смягчения полумягких согласных - 150
Дополнительная литература - 158
Развитие фонетической системы русского языка после падения редуцированных (XII—XVI вв.) - 159
Падение редуцированных в древнерусском языке - 159
Изменения в фонетической системе и в фонетико-морфологическом строении слова в русском языке в связи с падением редуцированных - 168
Фонетические процессы в области гласных, развившиеся в русском языке в эпоху после падения редуцированных - 184
Окончательное становление категории твердости-мягкости согласных в русском языке - 218
Фонологическая система русского языка конца XVI— начала XVII в. в ее отношении к предшествующим периодам развития- 225
Дополнительная литература - 228
Морфология
Общие вопросы истории морфологической системы - 230
Задачи изучения истории морфологической системы русского языка - 230
Общая характеристика морфологического строя русского языка к моменту появления первых памятников письменности (конец X— начало XI в.). Чередования гласных и согласных как морфологическое средство - 233
Отношение морфологического членения слова к звуковому строю древнерусского языка - 241
Части речи в древнерусском языке конца X— начала XI в. - 241
Дополнительная литература - 243
История имен существительных - 244
Типы склонения имен существительных - 241
Образцы склонения имен существительных - 246
История склонения имен существительных в русском языке - 253
История форм множественного числа имен существительных - 262
Сближение твердой и мягкой разновидностей склонения с основами на о краткое и на а краткое - 268
Развитие категории одушевленности в древнерусском языке - 270
Утрата звательной формы и двойственного числа - 273
Дополнительная литература - 278
История местоимений - 279
Личные местоимения в древнерусском языке - 279
Возвратное местоимение в древнерусском языке - 282
История личного местоимения 3-го лица - 283
Указательные местоимения в древнерусском языке - 285
История других неличных местоимений - 287
Вопросительные местоимения в древнерусском языке - 288
Дополнительная литература - 290
История имен прилагательных - 291
История кратких и полных имен прилагательных в связи с историей категории неопределенности и определенности - 291
Краткие имена прилагательные в древнерусском языке - 294
Полные имена прилагательные в древнерусском языке - 297
История форм сравнительной степени - 300
Дополнительная литература - 302
История слов, обозначающих число - 303
Проблема возникновения числительных как особой части речи - 303
Изменение форм склонения отдельных названий чисел - 305
Составные, дробные и собирательные числительные - 310
Порядковые числительные - 311
Дополнительная литература - 312
История глагола - 313
Система времен древнерусского языка. Классы глаголов - 314
Древнерусские формы настоящего времени - 315
Древнерусские формы прошедшего времени - 323
Разрушение старой системы прошедших времен и становление единой формы прошедшего времени - 327
Древнерусские формы сложного будущего времени - 337
Становление и развитие категории вида в древнерусском языке - 342
История условного наклонения - 350
История повелительного наклонения - 351
История инфинитива и супина - 355
История причастий и возникновение деепричастий в древнерусском языке - 357
Дополнительная литература - 363
Наречия и история их образования - 364
Дополнительная литература - 367
Синтаксис
Вводные замечания - 368
Синтаксис простого предложения - 370
Типы простого предложения - 370
Подлежащее и сказуемое в древнерусском языке - 372
Конструкции с двойными косвенными падежами - 377
„Дательный самостоятельный" в древнерусском языке - 379
Категория притяжательности в древнерусском языке - 380
Особенности управления в древнерусском языке - 381
История соотношения беспредложных и предложных конструкций - 383
Конструкция "инфинитив + форма имен. пад. ед. ч. существительных жен. р. на -а" - 385
Выражение отрицания в древнерусском языке - 385
Дополнительная литература - 386
Синтаксис сложного предложения - 387
Сложносочиненное предложение - 388
Развитие средств подчинения в древнерусском языке - 389
ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ЭТАПЫ ИНДОЕВРОПЕЙСКОГО
ЯЗЫКОЗНАНИЯ
СИГ
появляется только в XIX веке.
В древнем
мире хотя и была развита грамматика, но сравнительного изучения языков не было.
Древнегреческие (как и санскритские) учёные подробно описывали грамматику
собственного языка.
Кто автор
самой древней грамматики (систематической, подробной) (и на каком
языке)? Санскрит.
Пáнини
(5 век до
н. э.).
Ни греки, ни
римляне, ни индийцы на другие языки не обращали внимания и не пытались их
изучать, тем более искать соответствий со своим языком.
Есть два
языка: «греческий» и «варварский» (в наиболее огрублённой форме они считали
так). Хотя, например, Платон в диалоге «Кратил» предлагает возводить греч.
pur «огонь»,
‘udwr «вода»,
cuwn «собака» и
«многие другие слова» к фригийскому, так как в этом языке они имели почти такую
же форму, но была понятна их этимология, а в греческом была затемнена. То есть в
античности греки и другие имели представление о том, что те или иные слова могли
быть заимствованы. Но: они не
знали, не осознавали, что язык изменяется со временем, что он
развивается.
И грекам, и
индийцам недоставало понятия исторического развития. И такое
представление сохранялось вплоть до 17—18 веков.
Они думали,
что язык статичен.
e. g.:
Аристотель считал, что гомеровские формы pόlhwV,
phlhiadew образованы
из современных ему pόlewV,
phleidou путём
удлинения, а гомеровские kri,
dv ‘ячмень,
дом’, ’όy ‘взгляд,
вид’ — из
kriJή,
dvma,
’όyiV
путём
укорочения (что это поэтическая вольность), хотя на самом деле те формы на
5 веков древнее.
Когда Греция
была завоёвана Римом и греки столкнулись с латинским языком, то, конечно, они
заметили сходство; латинский язык стали считать одним из греческих
диалектов.
В античности, когда пытались объяснить этимологию
слова, допускали самые различные его модификации: опущение или добавление букв,
а также их перестановку илиизменение.
Наример:
4 разных этимологии латинского слова Deus у Феста (прочитаете у Семереньи,
с. 28—29).
Такие
перестановки (сложение, вычитание, транспозиция, инверсия) допускали ещё даже в
17 веке.
16 век.
Йозеф Юстус Скалигер (1540—1609).
Выделил в
Европе языки со словом Gott и
Deus
‘Бог’, то есть
разделил германские и романские языки. Предвосхитил идею языкового родства.
Дальше сравнения слов не пошёл.
В
18 веке было
высказано ещё несколько гипотез о родстве различных европейских языков между
собой.
Само СИЯ
начинается с 19 века, но его предпосылки — с конца 18 века.
[Конец
18 в. (80-е годы).]
1-я
предпосылка: развитие естественных наук, стремление всё классифицировать и
сравнивать.
К этому
времени получила признание идея сравнения в различных науках, в
особенности — в «сравнительной анатомии».
Иоанн
Кристоф Аделунг
(1732—1806).
В
1781 г. сформулировал критерии разной степени родства языков. До него
сравнивали только лексику.
Аделунг:
сравнивать надо не только лексику, но и «словоизменительные и
словообразовательные средства». В зависимости от степени сходства/различия двух
языков это: а) «всего лишь диалекты друг друга»,
или
б)
«родственные языки», или же
в) «более или
менее разные языки».
Кстати, Аделунг составил 4-томный труд «Митридат, или
Всеобщее языкознание», в котором — «Отче наш» почти на 500-х языках и
диалектах.
2-я
предпосылка: английские завоеватели пришли в Индию — так европейцы
познакомились с санскритом.
Отдельные
замечания о сходстве с санскритом с некоторыми европейскими языками
высказывались с 1767 года.
С
1786 года Уильям Джоунз (1746—1794) сформулировал новую,
прогрессивную концепцию.
В своём
докладе (опубликован в 1788) он кратко изложил свою точку
зрения:
<цитата> «Санскрит,
каким бы ни был его возраст, имеет поразительную структуру; он совершеннее
греческого, богаче латинского и превосходит оба эти языка по утончённой
изысканности. И однако в его глагольных корнях и грамматических формах
обнаруживается отчётливое сходство с этими двумя языками, которое не могло
возникнуть случайно; оно настолько сильно, что ни один языковед при исследовании
всех трёх языков не может не прийти к выводу, что они произошли из одного
источника, который, по-видимому, уже не существует. Имеется аналогичное,
хотя и не столь очевидное основание для предположения, что также готский (то
есть германский) и кельтский языки, хотя они и смешивались с другим языком,
имеют общее происхождение с санскритом; к этой семье можно было бы причислить и
древнеперсидский.»
Джоунз
выдвинул просто тезис, но ещё не подкрепил его фактическим
материалом.
Фридрих фон
Шлегель
(1772—1829). «О языке мудрости индийцев» (1808).
Эта книга
появилась на волне увлечения индийской культурой (новооткрытой). Шлегель впервые
употребил термин «сравнительная грамматика». Это было первая сравнительная
грамматика, хотя и краткая: Шлегель уже приводит (хотя и немного) фактического
материала. Он сравнивает последовательно формы — на примере
персидского:
«Спряжение:
признаком
1-го лица является m; в
латинском оно утрачено, а в индийском или греческом имеет более полную форму
mi; от
признака 2-го лица
si в индийском
и греческом сохранилось только i; признаком
3-го лица
является
t или
d, во
множественном числе nd, как в
латинском или немецком; в греческом — ti
и
nti в
соответствии с более полными древними формами» и
т. п.
То есть
кратко сравниваются флексии финитных форм в разных языках; за основание
сравнения взят один из этих языков — персидский.
Можно
сказать, что Шлегель заложил начала сравнительно-исторического
метода.
Франц
Бопп
(1791—1867). Бопп считается основателем СИЯ.
Его первая
работа — «О системе спряжения санскритского языка в сравнении с системою
спряжения греческого, латинского, персидского и германского языков»
(1816).
Потом (его
основная работа) (в 3-х тт.):
«Сравнительная
грамматика санскрита, зенда, армянского, греческого, латинского, литовского,
старославянского, готского и немецкого». 1-е издание 1833—1952 годы;
2-е — 1857—1861 годы.
Бопп перешёл
от теоретизирований к практике исследования. Это первая работа по
систематическому сравнению грамматики индоевропейских
языков.
Бопп начал с
системы спряжения. Он сопоставляет грамматические формы, взяв за основу
санскрит.
Потом он
берёт и склонение, постепенно (по мере работы) добавляет всё новые языки. Бопп
нашёл бóльшую
часть грамматических соответствий. В этом отношении он, как пишет А. Мейе,
«оставил своим преемникам только подбирать колосья после
жатвы».
Его
цель была: путём сравнений грамматических форм разных языков найти их
наименее искажённый, первозданный вид, насколько это возможно. Сравнение
засвидетельствованных языков даёт, по его мнению, возможность восходить к
«первобытному состоянию», в котором грамматические формы допускают
непосредственное объяснение и их возможно анализировать.
В
изменениях, происходивших после эпохи единства, Бопп усматривает только
последовательно осуществляющийся упадок (то есть в эпоху, к которой восходят
индоевропейские языки, все грамматические явления объяснялись, а потом начался
упадок).
Мейе
о Боппе: «Бопп
открыл сравнительную грамматику в поисках за объяснением индоевропейского языка,
подобно тому как Христофор Колумб открыл Америку в поисках пути в
Индию».
Чего
Бопп не сделал: он
занимался только морфологией и конкретно словоизменением; но нисколько —
фонетикой. И, конечно, он ещё не исследовал н употребление форм, ни структуру
предложения.
Бопп ещё не
осознал свой метод. Поэтому: он причислял к индоевропейским языкам всё новые и
новые (ср. заглавия разных изданий его книг; армянский — только во
2-м издании; + статьи
о других индоевропейских языках), и ошибочно причислил к ним картвельские (языки
южного Кавказа).
Расмус
Кристиан Раск
(1787—1832), датчанин. «Исследование в области древнесеверного языка, или
Происхождение исландского языка» (1818) (независимо от
Боппа).
Раск не
ставил таких широких задач, как Бопп. Он не привлекает санскрит, а рассуждает о
родстве германских языков (он их называет готскими) с греческим и латинским
(которые он называет фракийскими), а также с балтийскими, славянскими и
армянским (он о них упоминает вскользь). Он хочет найти
источник
исландского
языка (то есть древнескандинавского; смотри заглавие книги). Говорит, что этот
источник — это язык «великого фракийского племени», то есть что германцы
происходят от того же народа, что и греки и латины.
В отличие от
Боппа, уделял внимание лексике. Привёл 400 слов, сходных в «готских»
(германских) и «фракийских» (греческом и латинском)
языках.
Раск открыл
1-й фонетический закон (хотя он ещё говорил не о законе, а просто о
«правилах», о соответствиях) — закон о том, как соответствуют германские
согласные латинским и греческим. Закон передвижения согласных в
германских языках, иначе — Закон Гримма.
(Где
справедливость? Открыл Раск, а закон Гримма.)
Итак, открыл
и изложил Раск в 1818, а сформулировал в 1822
Гримм:
1-е передвижение
согласных:
германские
(общегерм.)
греческий
латинский
*и.-е.
(традиционно)
p
t
k
b
d
g
b
d
g
*b
d
g
b
d
g
j
J
c
f
f
h
bh
dh
gh
f
Þ
c
p
t
k
p
t
c
p
t
k
При Раске и
Гримме этого ещё не было.
e. g.:
I,
III греческое
deka, латинское
decem —
готское
touhun
[е]
(древнеанглийское tien,
современное ten).
II,
III греческое
jrathr, латинское
frater —
готское
broÞar.
(Было ещё
2-е передвижение — только в древневерхненемецком, предке современного
немецкого: p
t k ®
pf z kch ®
ff zz (ss) hh
Это —
когда будем говорить о германских языках.)
Если
переставить b
d g — M (media — звонкие)
p
t k —
T
(tenius — глухие)
j
J
c/f
Þ c —
A
(aspirata — придыхательные)
то в
германских
А
М
Т
Гримм:
а) впервые дал точные формулы для большого числа
соответствий;
б) показал,
что между отдельными частными процессами развивается существующая внутри
зависимость.
NB:
ни Раск, ни
Гримм не абсолютизировали открытые ими реальности в фонетических изменениях. Они
считали, что передвижение согласных часто происходит по этим правилам, но не
всегда.
В общем,
1-й фонетический закон был открыт, но до осознания их всеохватности и
непреложности было ещё далеко.
Ещё
несколько слов про Гримма:
Якоб
Гримм (1785—1863)
(тот самый, который сказочник). Основной труд — «Немецкая грамматика»
(4 тома, 1981‑1837). 2-е издание 1-го тома (переработанное) —
1822.
Название не
отражает содержания: это не грамматика немецкого языка, а
сравнительно-историческое описание германских языков. Гримм не занимается
реконструкциями, не выдвигает никаких теорий о происхождении языка; он просто
рассматривает германские языки в их историческом развитии, начиная с самых
древнейших памятников.
Это
1-е сравнительно-историческое описание целой группы
языков.
(Cм.
дату: за 14 лет до «Сравнительной грамматики» Боппа.)
С самого
начала и ещё долгое время индоевропеистикой занимались исключительно германские
учёные (немецкие и датские), ведущей отраслью была
германистика.
(Так как
учёные в основном германские) «индоевропейские» языки называли «индогерманскими»
(в публикациях на немецком языке этим термином пользуются до сих
пор).
[Из
отечественной науки можно упомянуть Александра Христофоровича Востокова
(1781—1864): «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике
сего языка, составляемой по древнейшим оного письменным памятникам» (1820). В
этом сочинении есть отдельные черты сравнительно-исторического подхода к
славянским языкам, с практической точки зрения — это заметки по
исторической фонетике славянских языков.]
Всю
1-ю половину 19 века молодая наука индоевропеистика бурно развивалась.
В научный оборот вводились всё новые языки, а также — более древние
письменные памятники.
e. g.:
язык «Авесты» (Бопп, 1833).
Надо ещё
отметить «Этимологические разыскания» (1-й т. — 1833,
2-й т. — 1836)
А. Ф. Потта.
Август
Фридрих Потт
(1802—1887). Потт занимался этимологией, то есть он находил лексические
соответствия между индоевропейскими языками. Он указал, что нужно проводить
сопоставления не просто по внешнему сходству форм или значений, а на основе
чётких фонетических соответствий.
ПЕРИОДИЗАЦИЯ ИНДОЕВРОПЕЙСКОГО
ЯЗЫКОЗНАНИЯ
0.
(Предварительный) период. С 80-х годов 18 века.
N
Открытие
родства некоторых европейских языков и санскрита.
1. С
10-х годов 19 века. Начало нового периода в связи с именем
Ф. Боппа.
N
Рождение
СИГ.
2. С 50-х годов 19 века.
А. Шлейхер.
N
Понятие о
индоевропейском праязыке. Реконструкция.
3. С конца
70-х годов 19 века. Ф. де Соссюр и
младограмматики.
N
Основал
принципы и приёмы компаративистики (=
СИЯ).
4. С
20-х годов 20 века.
N
Рубеж:
открытие хеттского и тохарского языков. Одно из крупнейших достижений —
ларингальная теория.
5. (Можно сказать, что начался.) С 70-х —
80-х годов 20 века. Глоттальная теория.