Название книги: Первобытная культура. Книга первобытная культура

Читать онлайн книгу Первобытная культура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 57 страниц)

Эдуар Беннет ТайлорПервобытная культура

Предисловие

Эдуард Бернетт Тайлор (в неточной старой русской транслитерации – Тэйлор) принадлежит к числу наиболее выдающихся этнографов и историков культуры XIX в. Особенно велик его вклад в тесно связанную с этнографией, а в прошлом нередко даже отождествлявшуюся с ней историю первобытного общества. Тайлор много сделал для понимания закономерностей развития первобытной культуры, методов ее изучения и воссоздания картины культурной, прежде всего религиозной, жизни первобытного человечества. Его исследования представляли тем больший интерес, что его деятельность развертывалась во времена формирования в этнографии ее первой – эволюционистской – научно-теоретической школы, и сам он был одним из основателей этой школы. Чтобы оценить вклад Тайлора в этнографию и смежные с ней области знания, надо прежде всего понять, чем стал для них эволюционизм.

* * *

Вторая половина – XVIII и особенно первая половина XIX в. были временем утверждения в науках о природе идей естественнонаучного эволюционизма в противоположность библейско-церковной креационистской догме о неизменяемости всего того, что возникло в результате божественного акта творения. Одну за другой одержал эволюционизм блестящие победы в астрономии, геологии, физике, химии, биологии. Постепенно идеи развития проникали и в понимание человеческой истории. Так, уже в 1768 г. шотландский философ Адам Фергюссон разделил историю на эпохи дикости, варварства и цивилизации, различающиеся между собой характером хозяйства и степенью развития отношений собственности. Эти и сходные с ними взгляды некоторых его современников были развиты французскими философами-просветителями, в особенности Жаном Антуаном Кондорсе, попытавшимся более детально охарактеризовать устройство общества в каждую из трех основных эпох его истории. А в первой, половине XIX в. такие идеи стали получать подтверждение в фактах первобытной археологии и палеоантропологии. В 1836 г. хранитель Национального музея древностей в Копенгагене Кристиан Юргенсен Томсен впервые обосновал археологическим материалом систему трех веков каменного, бронзового и железного, а его ученик. Йенс Якоб Ворсо создал метод относительной датировки археологических памятников. Вскоре французский археолог-любитель Буше де Перт выступил с сенсационным утверждением, что находимые при раскопках грубые каменные орудия труда принадлежат первобытному человеку, жившему в одно время с мамонтом, вымершим носорогом и другими ископаемыми животными. Приблизительно тогда же были найдены костные остатки самого этого человека– вместе с остатками таких животных. Попытки церковников и клерикально настроенных ученых опровергнуть факты оказались безуспешными. Все это сделало возможным новый, крупный шаг – применение эволюционизма к изучению человека и его культуры.

В наиболее широком плане такой шаг мог быть сделан в той области знания, которая давала представление не только о физической эволюции человека или об изменении орудий его труда, но и о развитии всего, связанного с человеком, – его самого, его общества, его культуры в целом. Полнее всего этим целям отвечала этнография. Она стала часто называться человековедением, антропологией, и в англосаксонских странах это обозначение всего комплекса человековедческих дисциплин сохраняется до сих пор. Отсюда же и второе название эволюционистской школы в этнографии – антропологическая школа. Но какое бы содержание ни вкладывали отныне в понятие этнографии и как бы она отныне ни называлась, с проникновением в нее эволюционизма она впервые обратилась к выявлению закономерностей, т. е. впервые стала наукой.

Наукой, но какой – естественной или гуманитарной? Этнографы-эволюционисты рассматривали свою науку как область естествознания, в частности биологии, пытались перенести в нее законы биологической эволюции, увлекались биологическими сопоставлениями, терминологией и т. п. Но понятно, что органичным это оказывалось только применительно к изучению физических вариаций самого человека, изучение же культуры или общества могло вестись лишь в рамках гуманитарного знания. Больше того, сама попытка перенести в этнографию принципы и методы естествознания имела очень однобокий характер. Как известно, существуют два понимания эволюции. В широком понимании эволюция – всякое развитие, любые, в том числе скачкообразные, изменения в природе и обществе, иначе говоря, противоположность неизменяемости. В узком понимании эволюция – только постепенные количественные изменения, иначе говоря, противоположность качественным сдвигам, скачкам. Так вот, хотя этнографы-эволюционисты всячески подчеркивали, что они изучают культуру естественнонаучными методами, из естествознания они заимствовали не первое, а только второе понимание эволюции. Вопрос, почему это так произошло, исследован недостаточно, и здесь можно указать только на одну, самую общую причину.

Эволюционистская школа в этнографии складывалась тогда, распространение получила позитивистская недооценка философии, а стало быть, и диалектики, трактовка ее как донаучной ступени в умственном развитии человечества.

Будучи приложением лишь второго понимания эволюции, названного В. И. Лениным мертвым,

[Закрыть] эволюционизм в этнографии, истории культуры, истории первобытного общества обладал не только сильными, но и слабыми сторонами.

Сильной стороной был прежде всего главный принцип всякого эволюционизма – противопоставление идее неизменяемости идеи развития. Он имел, в частности, и антибогословскую направленность: ведь по учению церкви человечество остается в основном таким, каким было создано богом. Сильными сторонами были также идеи единства человечества (хотя оно неверно объяснялось единством человеческой психики) и, как правило, прогрессивного характера его развития. Отсюда, в свою очередь, вытекала мысль о сравнимости человеческих обществ и культур независимо от расовых, географических и других различий. И отсюда же следовала обычная для эволюционистов широкая практика этнографических и культурно-исторических сравнений.

Слабые стороны эволюционизма проявлялись в упрощении им культурно-исторического процесса. Развитие культуры понималось только как постепенный и прямолинейный процесс изменения от простого к сложному, от низшего к высшему. Из верной идеи о единстве человечества делался неверный вывод о его единообразном развитии, т. е. развитии однолинейном, лишенном конкретно-исторической вариативности. В последовательно эволюционистском изложении культурная история человечества представлялась закономерной и целостной, но однообразной, монотонной, лишенной тех красок, которые придает всякому историческому развитию географическая, эпохальная, этническая и иная специфика. Исходя из культурного единообразия человечества, этнографы-эволюционисты могли ставить рядом факты из самых разных исторических эпох. Подчас это вело к скороспелым и произвольным построениям, что не раз ставилось в вину эволюционистам.

Со времени возникновения эволюционизма в этнографии прошло почти полтора столетия, и гораздо более совершенная современная этнографическая наука относится к нему гиперкритически. Эволюционизм часто называют не только однолинейным, но и плоским. Однако совершенно неправильно оценивать его сегодняшними мерками, а не мерками его времени. В третьей четверти прошлого века он сыграл огромную положительную роль, сделав возможным не просто описание статики, а исследование динамики культуры. Только с ним в этнографию пришел пусть еще примитивный, но все же историзм. Эволюционизм был предтечей марксизма в этнографии. Можно сказать, что к середине прошлого столетия этнография была беременна эволюционизмом: недаром он практически одновременно возник в Швейцарии и Австрии, Германии и Франции, Англии и США.

[Закрыть]

* * *

Тайлор, один из первых и самый знаменитый из всех английских эволюционистов, родился в 1832 г. в лондонском предместье Кэмбервилл в семье набожного промышленника-квакера. Его формальное образование ограничилось средним, да к тому же еще в квакерской школе: отец не послал его в колледж, так как собирался сделать своим преемником. Но жизнь рассудила иначе. Когда 23-летнего Тайлора отправили для поправки здоровья в Америку, он познакомился на Кубе с банкиром Г. Кристи, любителем древностей и меценатом, и под его влиянием проникся интересом к археологии и этнографии.

Вернувшись через два года в Англию, Тайлор занялся самообразованием. Он изучал этнографическую литературу, тогда уже довольно значительную, и древние языки – латинский, древнегреческий, древнееврейский, без которых нельзя было обратиться ко многим историческим первоисточникам. Тогда же он женился на состоятельной женщине, что избавило его от забот о хлебе насущном и позволило совершить несколько путешествий по Европе и Америке для ознакомления с их музеями.

Публиковать свои научные труды Тайлор начал в 1861 г., когда вы шла в свет его первая, еще незрелая работа «Анахуак, или Мексика и мексиканцы, древние и современные» обязанная своим появлением дли тельному путешествию с Кристи по Мексике в 1856 г. Четыре года спустя появился другой, вполне серьезный для того времени труд Тайлора – «Исследования в области древней истории человечества». В нем уже проводятся основные, и притом преимущественно, конструктивные, идеи эволюционизма в этнографии: прогресс человеческой культуры от эпохи дикости через варварство к цивилизации; различия в культуре и быте отдельных народов объясняются не расовыми особенностями, а неодинаковостью достигнутых ими ступеней развития; культурные достижения могут быть самостоятельно изобретены, унаследованы от предков или заимствованы у соседей. Еще через четыре года был закончен и в 1871 г. опубликован основной труд Тайлора, прославивший его имя, – «Первобытная культура». О нем мы несколько позже скажем особо. Наконец, после более значительного перерыва, в 1881 г., вышла в свет последняя книга Тайлора «Антропология (Введение к изучению человека и цивилизации)». Это нечто вроде популярного общего руководства, учебника по истории первобытного общества и этнографии, где охватывается все: происхождение человека, расовая и языковая классификация человечества, материальная и духовная культура, общественное устройство. Правда, такой широкий охват достигнут в значительной мере за счет научного уровня книги, значительно уступающего уровню предыдущего исследования – «Первобытной культуры». Показательно само название книги – «Антропология», о значении которого уже говорилось. Можно думать, что именно авторитет Тайлора сыграл немалую роль и в наименовании эволюционистской школы в этнографии антропологической школой, и в традиционном для англосаксонских стран обозначении наук о человеке как антропологии.

Авторитет этот был очень велик. Не только в книгах, но и в многочисленных статьях (общее число их превышало 250) Тайлор проявил свой яркий талант, блестящую эрудицию, скрупулезную научную добросовестность и писательский дар. В отличие от многих своих предшественников и современников, он придавал значение не только выводам, но и тем методам, с помощью которых они были сделаны. В ряде случаев он пока зал пример комплексного использования данных этнографии, археологии, фольклористики и других смежных дисциплин. Он поражал воображение множеством и разнообразием фактических данных, которыми подкреплял свои утверждения. Поэтому неудивительно, что уже в год выхода в свет «Первобытной культуры» Тайлор был избран членом Королевского общества – этой британской академии наук. Впоследствии он получил за научные заслуги дворянство, стал сэром Эдуардом Тайлором.

Очень высоко ценили Тайлора и зарубежные коллеги. Достаточно сказать, что крупнейший русский исследователь первобытности первой половины нашего века А. Н. Максимов, вошедший в историю науки как строгий критик и великий скептик, считал Тайлора наиболее значительным этнологом XIX столетия. Это, разумеется, небесспорно, так как современником Тайлора был другой великий этнограф-эволюционист – Льюис Генри Морган, который самостоятельно близко подошел к марксистскому пониманию истории. Но оценка Максимова говорит о многом.

Первую официальную должность Тайлор занял в возрасте уже пятидесяти с лишним лет, став в 1883 г. хранителем Этнографического музея при Оксфордском университете. Он же и был фактическим создателем этого музея, образованного на основе собраний встретившегося ему на пути богача – коллекционера и археолога, генерала и члена Королевского общества Огастеса Лейн-Фокса (позднее он принял фамилию двоюродного деда – Питт-Риверс, под которой и известен в науке). Как и Тайлор, Питт-Риверс был эволюционистом. Он приобрел известность тем, что первым стал располагать свои экспонаты (главным образом оружие) по их функциям и по нарастающей от простого к сложному. Вероятно, Тайлор сыграл известную роль в том, что Питт-Риверс пожертвовал эти эволюционные ряды вещей Оксфордскому университету. Как хранитель музея, Тайлор вел не только исследовательскую, но и популяризаторскую работу, выступал с лекциями и докладами. В 1884 г. он был назначен лектором по антропологии Оксфордского университета. в 1886 г. – доцентом Абердинского университета. Тайлор собрал вокруг себя значительную группу единомышленников и учеников. Все это подготовило создание в Оксфордском университете кафедры антропологии, первым профессором которой в 1896 г. стал Тайлор. Дважды он занимал видный пост президента Антропологического института Великобритании и Ирландии. По существу, он сделался признанным главой английской школы эволюционизма в этнографии и оставался им до 1907 г… когда вынужден был из-за душевной болезни прекратить всякую научную деятельность. Умер Тайлор в 1917 г. в городке Веллингтоне в Средней Англии.

[Закрыть]

* * *

«Первобытная культура» начинается с изложения того, как автор понимает предмет своего исследования. Культура здесь – это только духовная культура: знания, искусство, верования, правовые и нравственные нормы и т. п. И в более ранних, и в более поздних работах Тайлор трактовал культуру шире, включая в нее по меньшей мере также технику. Надо отметить, что он, как и его современники, не стремился к точным дефинициям. В гуманитарные науки они пришли позднее, заодно почти вытеснив живость и увлекательность изложения, так органически свойственную большинству работ прошлого.

Далее следует предлагаемое Тайлором понимание эволюционизма в науке о культуре, его «кредо» эволюционизма. «История человечества есть часть или даже частичка истории природы», и человеческие «мысли, желания и действия сообразуются с законами столь же определенными, как и те, которые управляют движениями волн, сочетанием химических элементов и ростом растений и животных». К числу важнейших из этих законов относятся, с одной стороны, «общее сходство природы человека», с другой – «общее сходство обстоятельств его жизни». Действием этих причин объясняется единство человечества и единообразие его культуры на сходных ступенях развития. В то же время эти ступени являются стадиями постепенного развития, и каждая из них – не только продукт прошлого, но и играет известную роль в формировании будущего. «Даже при сравнении диких племен с цивилизованными народами мы ясно видим, как шаг за шагом быт малокультурных обществ переходит в быт более передовых народов, как легко распознается связь между отдельными формами быта тех и других». Таким образом, все народы и все культуры соединены между собой в один непрерывный и прогрессивно развивающийся эволюционный ряд. Особо подчеркивается постепенный характер этой эволюции: «новейшие исследователи» сходятся с Лейбницем (и, стало быть, расходятся с некоторыми другими философами и естествоиспытателями) в том, что «природа никогда не действует скачками».

Некоторые из этих положений сопровождаются оговорками, показывающими, что автор «Первобытной культуры» был проницательнее других своих единомышленников. Он как бы предвидел по крайней мере часть тех возражений, которые встретят эволюционистские идеи позднее, в XX столетии. В частности, он понимал, что в культуре много не только общечеловеческого, универсального для одних и тех же стадий развития, но и специфичного для отдельных народов. «Хотя обобщение культуры известного племени или народа и отбрасывание индивидуальных частностей, из которых она состоит, не имеют значения для окончательного итога, однако мы должны отчетливо помнить, из чего складывается этот общий итог». Те, кто не видит деревьев из-за леса, не лучше тех, кто не видит леса за деревьями. Эта мысль Тайлора вполне отвечает концепции нашей современной этнографии – изучать и общее, и особенное в культуре народов.

Понимал Тайлор и то, что эволюция культуры – это не только ее самостоятельное, независимое развитие, но и результат исторических воздействий и заимствований. «Цивилизация есть растение, которое чаще бывает распространяемо, чем развивается само». Позднее именно эта идея была поставлена во главу угла этнографами-диффузионистами в их борьбе против эволюционизма. Проблема до сих пор остается во многих своих конкретных решениях спорной, но в современной, исторически ориентированной этнографии преобладает стремление преодолеть обе крайности.

Наконец, Тайлор отдавал себе отчет в том, что культурное развитие совершается не так уж прямолинейно. Он подчеркивал сложность и не однозначность ценностного, аксиологического сопоставления культурных достижений, которые только «по общему смыслу фактов» позволяют признать, что варварство опередило дикость, а цивилизация – варварство. На ряде примеров он показал, как «неопределенны должны быть выводы из этих общих и приблизительных оценок культуры», и тем самым предвосхитил идеи еще одного антиэволюционистского направления в позднейшей этнографии, культурного релятивизма с его тезисом о несопоставимости и равноценности всех культур. Культурный релятивизм несовместим с признанием исторического прогресса, за что подвергся сокрушительной критике и у нас, и за рубежом, но все же мы в известной мере отдаем должное его. рациональному зерну – уважению к культурному достоянию всех народов.

Таким образом, концепции классического эволюционизма в этнографии развиваются в «Первобытной культуре» с определенными оговорками. Эти концепции сформулированы здесь не так жестко, как в работах многих других эволюционистов, да и в предыдущей книге Тайлора «Исследования в области древней истории человечества». Все же и в «Первобытной культуре» автор не пошел дальше подобных оговорок. Для Тайлора как эволюциониста важнее всего было показать культурное единство и единообразное развитие человечества, и, преследуя эту главную цель, он нечасто оглядывался по сторонам.

Большое внимание уделено в «Первобытной культуре» теоретическому обоснованию прогресса в культурной истории человечества. Вопрос этот в те времена не был академическим. Согласно креационистской концепции богословов люди были сотворены уже с определенным (и немалым) уровнем культуры: сыновья Адама занимались земледелием и скотоводством, их ближайшие потомки построили корабль-ковчег, пытались построить из обожженного кирпича Вавилонскую башню и т. п. Но если так, то откуда взялись дикие охотники и рыболовы? Чтобы объяснить это, креационисты в начале XIX в. стали утверждать, будто после акта творения история культуры пошла двумя путями: вперед по пути развития цивилизации и назад по пути вырождения, деградации, регресса. Вот эту-то теорию разоблачали с 1860-х годов многие эволюционисты, и активнее всех Тайлор.

Нередко приходится читать, что, так как в те времена учение церкви было частью идеологического истеблишмента и выступать против него приходилось с осторожностью, Тайлор делал это в мягкой, уклончивой форме. На самом деле он решительным образом выступил против обращения ученых к библейской традиции. «Не может не вызывать само по себе возражения стремление при исследовании вопроса о древнейшей цивилизации основывать научное воззрение на „откровении“ (т. е. на „священном писании“. – А. П.). По моему мнению, было бы не извинительно, если бы ученые, видевшие на примере астрономии и геологии печальные результаты попытки основать науку на религии, поддерживали такую же попытку в этнологии». Он привлек внимание и к тому, что даже обращение к «откровению» отнюдь не решает вопроса. «Можно заметить кстати, что учение о первоначальной цивилизации, дарованной будто бы человеку божественным вмешательством, вовсе не делает необходимым предположение, что эта первоначальная культура была высокого уровня. Защитники его вольны признать точкой отправления культуры любое состояние, какое им кажется наиболее вероятным». Этот-то дополнительный логический аргумент Тайлора и рассматривают часто неверно, как допущение возможности божественного вмешательства, уступку церковникам.

Отстаивая идею прогресса культуры и показывая его в своей книге, Тайлор, как и во многих других случаях, избегал таких крайностей, как полное отрицание возможностей регресса. Он указал на возможные причины попятного движения, привел ряд известных ему фактов культурной деградации. Но все это отнюдь не говорит о какой-то половинчатости его взглядов. Вопрос о соотношении прогресса и регресса в истории человечества Тайлор решал вполне однозначно. «Если судить по данным истории, то первоначальным явлением оказывается прогресс, тогда как вырождение может только последовать ему: необходимо ведь сначала достигнуть какого-то уровня культуры, чтобы получить возможность утратить его». И еще определеннее: «Вообще прогресс далеко преобладал над регрессом». Существенно, что, обосновывая этот тезис, Тайлор преодолел собственно эволюционистский подход к делу и указал на значение исторических контактов для сохранения «плодов прогресса». То, что где-либо достигнуто, широко распространяется, и таким образом затрудняется утрата культурного достояния человечества, даже если какая-то часть последнего это достояние утратила.

Прогресс одних и регресс других ветвей людского рода ранние идеологи расизма, сочетавшие свои идеи с идеями креационизма, связывали с неравенством человеческих рас. Автору «Первобытной культуры» чужд не только креационизм, но и расизм. Правда, в его книге нередки такие выражения, как «дикая раса» или «высшая раса», но здесь надо учесть, что в английском языке слово «раса» многозначнее, чем в русском, и совсем не обязательно имеет физико-антропологический, биологический смысл. Можно встретить в книге и такие высказывания, как, например, ссылка на «незначительное умственное различие между англичанином и негром», но здесь имеются в виду не расовые свойства, а достигнутые разными обществами уровни культуры. В целом же Тайлор достаточно четко сформулировал свою антирасистскую позицию. Он находит возможным и желательным «считать человечество однородным по природе, хотя и находящимся на различных ступенях цивилизации, и намерен показать, что „фазисы культуры мы вправе сравнивать, не принимая в расчет, насколько племена, пользующиеся одинаковыми орудиями, следующие одинаковым обычаям и верующие в одинаковые мифы, различаются между собой физическим строением и цветом кожи и волос“. Так же однозначно подверг он сомнению цивилизаторскую роль белых европейцев. „Белый завоеватель или колонизатор, хотя и служит представителем более высокого уровня цивилизации, чем дикарь, которого он совершенствует или уничтожает, часто бывает слишком дурным представителем этого уровня и в лучшем случае едва ли может претендовать на создание быта более чистого и благородного, чем тот, который им вытесняется“.

От раскрываемого в книге тайлоровского понимания эволюционизма в этнографии неотделимы предлагаемые и применяемые здесь научные методы.

Подобно другим эволюционистам, Тайлор считал, что все явления культуры – материальные объекты, обычаи, верования и т. п. – составляют такие же виды, как виды растений или животных, и так же, как они, развиваются одни из других. Значит, историк культуры должен при менять ту же методику, что и естествоиспытатель: систематизировать культурные явления по их видам, располагать эволюционными рядами – от более простых видов к более сложным и прослеживать их прогресс – процесс постепенного вытеснения менее совершенных видов более совершенными. В этой методике самым неудачным было признание эволюционных рядов независимыми друг от друга. На деле все явления культуры так или иначе между собой связаны, должны изучаться системно, и только при таком изучении могут быть поняты движущие силы, пути и темпы их развития. Неверный общетеоретический подход предопределил неудачу эволюционистской методики Тайлора. Но в то же время он обосновал и применил несколько действенных исследовательских приемов.

Обратив внимание на повторяемость явлений культуры в пространстве и во времени («явления, имеющие в своей основе сходные общие причины, должны беспрестанно повторяться»), Тайлор первым широко и систематически обратился к сопоставлению таких повторяющихся явлений. Впоследствии этот прием получил название типологического сравнения и стал успешно применяться в рамках сравнительно-исторического метода. Сегодня он позволяет с большей или меньшей долей надежности моделировать по этнографическим данным явления первобытной культуры и привязывать их к определенным ступеням исторического развития. Но и Тайлору он давал уже немало: помогал соотносить между собой во времени сходные обычаи, верования и т. п., т. е. определять направления и стадии их развития, да и вообще судить о прошлом.

Те же возможности открывал и другой прием, связанный с введенным Тайлором в науку понятием «пережитки». Справедливости ради надо сказать, что пережитки в культуре были уже за десятилетие до выхода в свет «Первобытной культуры» выделены русским ученым К. Д. Кавелиным. Но его идея не получила широкой известности и не оказала влияния на европейскую этнографию. С Тайлором дело обстояло иначе: его книга была переведена на многие языки. Пережитком Тайлор назвал «живое свидетельство или памятник прошлого», которые были свойственны более ранней стадии культуры и в силу привычки перенесены в другую, более позднюю стадию. В «Первобытной культуре» приведено много примеров пережитков, в том числе такие, как ручная прокидка челнока во времена уже механизированного ткачества, пожелание здоровья при чиханье – остаток веры в то, что через отверстия в голове могут войти или выйти духи, и т. п. Верный своему естественнонаучному подходу, Тайлор сравнивал пережиток с рудиментом в живом организме, но тут же, выходя за рамки этого подхода, говорил о видоизмененных и о вновь оживших пережитках. Вскоре после смерти Тайлора вокруг понятия «пережиток» завязались острые теоретические споры, отголоски которых сохранились до нашего времени.

[Закрыть]

В «Первобытной культуре» Тайлор сожалел, что данные этнографии недостаточны для обращения к статистике. Однако позднее В своей последней значительной работе «О методе исследования развития учреждений»

[Закрыть] он положил начало еще одному исследовательскому приему в этнографии – использованию количественных, статистических данных для подсчета совпадений в распространении явлений культуры и суждения об их закономерной связи. Это был только первый и не давший признанных результатов подступ к новой методике, но в последние десятилетия, когда количественные приемы стали широко применяться, о нем под нас говорят как о наиболее заметном вкладе Тайлора в разработку методики науки.

* * *

Сделав больше всех других для создания концепции и методики эволюционизма в этнографии, Тайлор в «Первобытной культуре» заметно меньше сделал для непосредственного изучения этнографических объектов. Здесь значение его работы ограничилось в основном анализом первобытной мифологии и религии. Однако именно в этой последней области он оставил очень заметный след, создав первую развернутую теорию происхождения и развития религии, теорию, которая надолго утвердилась в науке.

Тайлор ввел в этнографию понятие «первобытный анимизм». Анимизмом (от латинских слов «анима» – душа или «анимус» – дух) он назвал веру в духовные существа, составившую первоначальный «минимум религии». По его мнению, первобытные люди, задумываясь о таких явлениях, как сновидения или смерть, заключили, что в каждом человеке имеется некая особая субстанция, душа, которая может временно или навсегда покидать свою телесную оболочку. Из представлений о связанной с человеком душе развились представления об отдельно существующих духах, ставших олицетворением природных стихий, растений и животных. Отсюда идет прямая линия к политеистическим представлениям о пантеоне богов, олицетворяющих силы природы, и, наконец, к монотеистической вере в единого бога.

Свою анимистическую теорию происхождения религии Тайлор проиллюстрировал впечатляющим сравнительным этнографическим и историческим материалом, призванным показать распространение анимизма на земном шаре и его эволюцию во времени. Он привел также немало фактов, свидетельствующих о связи анимизма с другими религиозными представлениями первобытности – фетишизмом (верой в сверхъестественные свойства некоторых неодушевленных предметов) и тотемизмом (верой в тесную связь людей с их ‹родственником›, которым может быть какой-нибудь вид животных, растений или даже неодушевленных предметов). Тем самым он правильно указал на то, что различные виды первобытных религиозных представлений не изолированы, а тесно переплетаются между собой. Заслуга анимистической теории состоит в том, что она показала несостоятельность нередких в те времена поисков изначальной веры в единого бога, древнейшего монотеистического пласта религии.

Особая, очень важная сторона анимистической теории заключается в ее проекции на позднейшие и прежде всего современные Тайлору развитые религиозные верования и культы. Тайлор не был атеистом. Как сын своего времени, как респектабельный профессор консервативной викторианской Англии, он никогда не выступал прямо против религии, хотя и решительно возражал против перенесения религиозных догм в область науки. Однако собранные им обильные факты и прослеженные на их основе линии преемственной связи христианства с анимистическими верованиями дикарей нанесли и продолжают наносить немалый ущерб христианскому вероучению. В не меньшей степени разоблачают они пережитки, модификации и рецидивы первобытного анимизма в различных неформальных религиозных течениях, нередких во времена Тайлора и пышным цветом расцветших в современном мире в связи с наблюдаемым в нем всплеском иррационализма и мистицизма. Уже упоминавшийся А. Н. Максимов писал в 1920-х годах, что для устранения разного рода предрассудков «Первобытная культура» сделала больше, чем вся специально посвященная этому литература. Заметим кстати, что Тайлор был первым этнографом, привлекшим внимание к практическому значению первобытной истории для понимания всего последующего в жизни человечества. «Изучение истоков и первоначального развития цивилизации заслуживает ревностной работы не только как предмет любопытства, но и как весьма важное практическое руководство для понимания настоящего и заключения о будущем». С этой совершенно правильной мыслью перекликается известное замечание В. И. Ленина о необходимости смотреть на каждое явление с точки зрения того, как оно возникло, какие этапы прошло и чем стало теперь.

[Закрыть]

itexts.net

Первобытная культура - Эдуар Тайлор

Просмотров: 2798

Скажи альфе: "Нет!" (СИ)

Ева Горская

Вероника счастлива в браке. Согласившись на встречу с заказчиком, она и предположить не могла, что…

Просмотров: 2682

Обрету тебя вновь (СИ)

Ева Горская

С детства я не верила в сказки про оборотней, пока реальность не ворвалась в мой мир в виде…

Просмотров: 2234

Между Призраком и Зверем (СИ)

Марьяна Сурикова

Одна роковая встреча, и жизнь неприметной библиотекарши бесповоротно изменилась. Теперь ей…

Просмотров: 1913

Логово злого волка (СИ)

Вероника Гесс

Не блуждай, маленькая девочка, возле пристанища хищника. Злой волк заберёт тебя.

Просмотров: 1888

Купите мужа (СИ)

Валентина Плесовских

Стою в полном шоке. Мне предлагают купить себе мужа и не одного. Куда я попала и где мои вещи?…

Просмотров: 1871

Не хочу! Не буду! (СИ)

Ириша

Что может быть ужаснее, когда босс в приказном порядке просит выйти замуж за его сына? "Свадьба"…

Просмотров: 1816

Суккуб в квадрате (СИ)

Галина Чередий

Жизнь Юли — вечная и беспросветная борьба как с собственной сущностью, так и с окружающим миром.…

Просмотров: 1754

Пари на девственность (СИ)

Эмилия Грант

Всю жизнь я провела в маленьком городке под надзором заботливого отца. Но теперь ему нужна моя…

Просмотров: 1661

Папочка (ЛП)

Нэлл Ламур

Встречайте новую вне серийную сексуально-романтическую комедию, написанную автором бестселлеров, по…

Просмотров: 1604

Невеста инопланетного короля (ЛП)

Джуно Велс

Эмма Дайсен была убеждена, что у нее худшая в мире история свиданий. У парней, с которыми она…

Просмотров: 1419

Фиктивная невеста (СИ)

Ириша

ЗАВЕРШЕНО! ЧЕРНОВИК! Знаете, как я люблю собственных братьев?Очень, безумно. Вот и согласилась…

Просмотров: 1283

Бедствие для фейри (СИ)

Галина Чередий

Юмористическое фэнтази, любовный роман и откровенный стеб над темой попаданства в одном флаконе.…

Просмотров: 1252

Звёздное небо. Книга 1

Тереза Тур

Земляне — по мнению галактического совета — существа слабые, живут где-то на окраине галактики,…

Просмотров: 1251

Наследница (СИ)

Даниелла

Вот так бывает живешь себе, в своем маленьком мире, читаешь романтические книги, обнимаешь кота…

Просмотров: 1244

Жена мятежного лорда (СИ)

Наталья Самсонова

Спасаясь из столицы Тали Лантен едет в далекое и опасное графство Террант. Там ее ждет не только…

Просмотров: 1216

Остров попаданок. Мы выбираем, мир выбирает (СИ)

Ясмина Сапфир

Я самая обычная земная женщина с мечтами о сказочном принце и чудесном мире, воспитанными на книгах…

Просмотров: 1201

Обратный эффект (СИ)

Надежда Латинская

Алина всегда была тихой и незаметной для окружающих, в отличии от своей лучшей подруги.        По…

Просмотров: 1174

Нежная птаха для мрачного колдуна (СИ)

Марго Шум

Можно жить в Райской долине и соседствовать с логовом злого колдуна. Торговать на рынке самыми…

Просмотров: 1088

Боевая ведьма, или моя проблема - дракон (СИ)

Александра Осенняя

Алекс всегда жила в своё удовольствие: гонки на мётлах, распитие ведьмовских настоек и ночёвки на…

Просмотров: 1044

Его девственница (ЛП)

Сабрина Пейдж

Начало учебного года – и этот горячий профессор желает обучить дочь проповедника всему. Пьюрити…

Просмотров: 1000

Бумажные крылья (СИ)

Ульяна Соболева

На Олю в подъезде нападает компания молодых "отморозков", они пытаются ее изнасиловать и отобрать…

Просмотров: 926

Опекун для высшей расы (СИ)

Ирина Смирнова

Поступила как человек и спасла эльфа? Готовься, где один – там и второй... Устала от эльфов? Спаси…

Просмотров: 924

Чужой, родной, любимый (СИ)

Елена Соловьева

Я — идеальный секретарь и идеальная жена. Никто не знает, что некогда любимый муж превратился в…

Просмотров: 842

Рейдж (ЛП)

Мелоди Адамс

Во время своей стажировки в «Декстер Медикал Индастриз» юная Джесси Колби случайно натыкается на…

Просмотров: 790

Попаданка в Академию Зла (СИ)

Ольга Олие

Была успешным патологоанатомом, а стала обычной студенткой необычной Академии. Все бы ничего, да…

Просмотров: 762

Победный бросок (ЛП)

Л. Дж. Шен

Джоли Луис сообразительная девушка.  Она понимает, что ее лучший друг, Сэйдж Пойриер, плохой выбор…

Просмотров: 690

Страшные сказки закрытого королевства

Милена Завойчинская

Привычная жизнь Рэмины рушится в день смерти отца, наследство которого желает заполучить ее…

Просмотров: 688

Идеальный ген (СИ)

Александра Руда

Только раз в году Матильда, владелица небольшой компании космических перевозок, разрешала себе…

itexts.net

Читать книгу Первобытная культура Эдуара Беннета Тайлора : онлайн чтение

Глава VIII

Анимизм

Религиозные понятия существуют вообще у примитивных человеческих обществ. Отрицание религиозных понятий бывает часто сбивчивым и ложно понятым. Определение минимума религии. Учение о духовных существах, названное здесь анимизмом. Анимизм как особенность естественной религии. Анимизм, разделенный на два отдела: учение о душе и учение о других духах. Учение о душах, его распространение и определение у примитивных обществ. Определение привидений, или призраков. Учение о душах как теоретическое представление первобытной философии, призванное объяснить явления, входящие теперь в область биологии, в особенности жизнь и смерть, здоровье и болезнь, сон и сновидения, экстаз и видения. Отношение души по названию и природе к тени, крови и дыханию. Разделение или множественность душ. Душа как причина жизни. Возвращение ее в тело после мнимого отсутствия. Покидание тела душою во время экстаза, сна или видений. Теория временного отсутствия души у спящих и духовидцев. Теория посещений их другими душами. Призраки умерших, являющиеся живым. Двойники и привидения. Душа сохраняет форму тела и подвергается увечьям вместе с ним. Голос духов. Понятие о душе как о чем-то вещественном. Отправление душ на службу другим в будущей жизни путем погребальных жертвоприношений жен, слуг и т. д. Души животных, их отправление в другую жизнь при погребальных жертвоприношениях. Души растений. Души предметов, отправление их на тот свет при погребальных жертвоприношениях. Отношение первобытного учения о душах предметов к эпикурейской теории идей. Историческое развитие учения о душах, начиная от эфирной души первобытной биологии до невещественной души современного богословия

Существуют ли теперь или существовали ли прежде племена людей, столь низкие по своей культуре, что у них не было никаких религиозных понятий? Практически это является вопросом о всеобщности религии, вопросом, на который в течение стольких столетий отвечали то утвердительно, то отрицательно и в обоих случаях с уверенностью, представляющей резкий контраст с бедностью приводимых доказательств. Этнографы, обращаясь к теории развития для объяснения цивилизация и рассматривая преемственность последовательных ступеней культуры друг от друга, приняли бы с необычайным интересом… всякое известие о племенах, вовсе не имеющих религии. «Вот, – сказали бы они, – люди, совершенно лишенные религии, потому что их предки ее не имели, люди, представляющие дорелигиозное состояние человеческого рода, из которого с течением времени возникли условия для развития религии». По моему мнению, брать такое основание за точку отправления при исследовании развития религии не совсем целесообразно. Хотя теоретическая ниша готова и удобна, но статуя, которая должна заполнить ее, еще не закончена. Случай этот до некоторой степени напоминает описания племен, которые будто бы существуют, не имея никакого языка и не зная употребления огня. Ничто в природе вещей не говорит против возможности подобного существования, но на самом деле такие племена еще не открыты. Точно так же утверждение, что дикие племена, совершенно чуждые религиозных понятий, были действительно найдены, не опирается на достаточное количество доказательств, которых мы вправе требовать для такого исключительного случая: Случается нередко, что тот же самый писатель, который в общих выражениях провозглашает отсутствие религиозных элементов у описываемых им дикарей, сам приводит факты, доказывающие несостоятельность его утверждений. Например, д-р Ланг заявляет, что уроженцы Австралии не только не имеют никакого понятия о высшем божестве, творце и судии и никакого предмета обожения – ни идолов, ни храмов, ни жертвоприношений, но что «у них нет даже никаких признаков религии или религиозных обрядов, которые могли бы отличать их от бездушных животных». Не один писатель ссылался потом на эти слова, упуская из виду некоторые подробности, встречающиеся в той же книге, между тем из этих последних можно было бы узнать кое-что весьма знаменательное. Например, такая болезнь, как оспа, от которой иногда страдают туземцы, приписывается ими «влиянию Будиа, злого духа, находящего наслаждение в несчастье других существ». Когда туземцы берут соты диких пчел, они обыкновенно оставляют несколько меда для Буддаи.[85] На некоторых двухгодичных собраниях квинслендских племен молодые девушки приносятся в жертву для умилостивления какого-то злого божества. Наконец, по отзывам достопочтенного У. Ридлея, он, «разговаривая с туземцами, всегда встречал у них определенные предания о сверхъестественных существах, Баям, голос которых им слышен в громе и которые создали все существующее, о Дуррамулуне, начальнике демонов, источнике болезней, несчастий и мудрости, который появляется в образе змеи на их больших собраниях». Благодаря единодушному свидетельству большого числа наблюдателей известно, что туземцы Австралии были при появлении европейцев и остались до сих пор народом, ум которого переполнен самыми живыми представлениями о душах, демонах и божествах.

Описания Моффата, относящиеся к бечуанам в Африке, не менее замечательны. Он говорит, что эти люди никогда не слыхали о бессмертии души», а между тем ранее у него сообщается, что слово, которым это племя обозначает тени умерших, есть «лирити». Феликс де Азара говорит о неверности утверждений духовных лиц, будто туземные племена Южной Америки имеют религию. Он прямо объявляет, что у них нет никакой религии. Тем не менее в своем сочинении он приводит факты вроде того, что паягва зарывают оружие и одежду вместе с телами умерших, имеют некоторое понятие о будущей жизни и что гуана веруют в существо, награждающее добрых и наказывающее злых. Такое неосмысленное отрицание религии и чувства законности у примитивных племен этих стран вполне оправдывает меткую кпи-гкху д'Орбиньи: «Вот что он говорит о всех описываемых м народах опровергая свои собственные положения фактами, которые он приводит для их подтверждения».

Такие примеры показывают насколько ошибочны бывают суждения, если они основаны на произвольном ограничении смысла слов. Ланг, Moффат и Азара – писатели, которым этнография обязана многими ценными сведениями о виденных ими племенах, но они, по-видимому, не признавали религией того, что не походило на выработанную и определенную теологию культурных народов. Они приписывали отсутствие религии племенам, верования которых не были сходны с их собственными, и приближались в этом к богословам, которые столь часто называли атеистами людей, веровавших в другие божества, чем они. Мы находим такие отзывы уже в то время, когда древние арийцы описывали коренные племена Индии как «адева», т. е. безбожников, или когда греки прилагали соответствующее выражение «атеой» к древним христианам, которые не верили в их классических богов. Мы находим их и у теологов сравнительно новых времен, которые провозглашали атеистами не верующих в волшебство и апостольскую преемственность. Наконец, мы то же видим у современных богословов, которые готовы, как и в прошлом столетии, утверждать, что натуралисты, придерживающиеся теории постепенного развития видов, должны поэтому по необходимости иметь атеистическое мнение. Эти факты представляют собой примеры богословского извращения, одним из результатов которого является столь обычное непонимание религии примитивных обществ, поражающее всякого ученого, достигшего более высокой степени понимания этих явлений.

Некоторые миссионеры, без сомнения, вполне понимают умы дикарей, с которыми им приходится иметь дело, и, в самом деле, от таких людей, как Кранц, Добрицгофер, Шарльвуа, Эллис, Гарди, Коллеуэй, Уильсон и Уильяме, мы получили подробнейшие сведения о низших фазах религиозных верований. Но «религиозный мир» большей частью так преисполнен ненависти и презрения к верованиям язычников – обширные области которых на земном шаре окрашены черным цветом на миссионерских картах, – что у него остается мало возможности понимать их. Это не должно иметь места у тех исследователей, которые просто стремятся понять природу и значение низших ступеней религии. Эти люди, вполне сознающие те нелепости, которые служат предметами веры, и ужасы, совершаемые во имя этих верований, будут все-таки смотреть с теплым участием на все проявляющиеся у людей признаки серьезного стремления найти истину при помощи того слабого света, который для них доступен. Подобные ученые будут стараться отыскать – смысл в самых грубых и ребяческих учениях, которые часто наиболее темны для тех, кто отдается им с наибольшим увлечением. Они будут искать разумную мысль, породившую обряды, кажущиеся теперь безумием или грубым суеверием. Наградой этих исследователей будет более рациональное понимание верований людей, с которыми они живут, так как человек, понимающий только одну религию, понимает ее на самом деле не больше, чем человек, знающий один только язык, понимает последний. Нет человеческой религии, которая стояла бы совершенно отдельно от других: мысли и принципы современного христианства имеют умственные нити далеко позади, за пределами дохристианских времен, в самых первых начатках человеческой цивилизации и, может быть, даже самого существования человека.

Если наблюдатели, имевшие удобные случай для изучения религии дикарей, относились иногда столь неразумно к фактам, находившимся перед их глазами, то поспешные отрицания других, высказывавши суждения, не основанные ни на каких фактах, не могут, конечно, иметь значения. Путешественник XVI в. дает чрезвычайно типическое описание туземцев Флориды. «Что касается религии этого народа, который мы встретили, – говорит он, – то за недостатком знания их языка мы не могли убедиться ни из знаков, ни из жестов, была ли у них какая-нибудь религия или какой-нибудь закон вообще… Мы полагаем, что у них нет никакой религии и что они живут каждый по своему личному произволу». Более полное изучение этих флоридцев показало, однако, что у них была религия, и успехи знания опровергли много других поспешных суждений в том же роде.

Так, например, писатели сообщали обыкновенно, что туземцы Мадагаскара не имели никакого понятия о будущей жизни и никаких слов для обозначения души или духа. Дампье, собиравший сведения о религии туземцев Тимора, пришел к выводу, что у них не было никакой религии, а сэр Т. Ро, который высадился в Салданья-Бэй на пути ко двору Великого Могола, заметил относительно готтентотов, что «они оставили свою привычку воровать, но не имеют никакого понятия о боге или о религии». В числе многочисленных сведений, собранных сэром Джоном Леббоком в доказательство отсутствия или слабого развития религии у примитивных обществ, можно найти многое, что подлежит открытой критике с этой точки зрения. Так, уверения, что туземцы островов Самоа не имеют религии, не могут устоять против подробного описания верований самоанцев, составленного достопочтенным Г. Тернером. Точно так же утверждение, что тупинамба в Бразилии не знают никакой религии, не может быть принято без каких-либо более положительных доказательств, так как религиозные верования и обряды племени тупи были описаны у Лери, де Лаета и других авторов.

Даже с большой затратой времени и труда и при полном знании языка не всегда легко добиться от дикарей подробных сведений относительно их религии. Они скорее стараются скрыть от жадного и презрительного иностранца свое поклонение богам, и последние подобно своим поклонникам бегут от лица белого человека и его более могущественного бога. Наблюдения Спрота на Ванкуверовом острове служат убедительлым примером такого положения вещей: «Я жил два года среди туземцев ат, не переставая интересоваться постоянно их религиозными верованиями, прежде чем мог открыть у них какие-либо идеи относительно управляющей нами власти или будущей жизни. Береговые торговцы и другие лица, хорошо знакомые с этими людьми, говорили мне, что у них вовсе нет подобных идей, и это мнение подтверждалось разговорами со многими из менее развитых дикарей. Но под конец мне удалось найти нужную мне путеводную нить». Тогда оказалось, что за все время скрывали целую характерную систему религиозных учений относительно душ и их переселений, относительно духов, делающих людям добро или зло, и великих богов, стоящих выше этих духов.

Таким образом, даже в тех случаях, когда не найдено никаких положительных указаний на религиозные идеи у какого-нибудь отдельного племени, следует принимать с недоверием отрицания всякого наблюдателя, отношения которого к разбираемому племени не были близки и дружественны. Например, про андаманских островитян один исследователь говорит, что у них нет даже самых грубых элементов религиозного верования. Между тем оказывается, что туземцы не познакомили его даже с грубой музыкой, существовавшей у них, так что едва ли можно было предположить со стороны откровенность относительно религии, если бы она и была у них.

В наше время самое поразительное отрицание религии диких племен встречается у сэра Сэмюэля Бекера в отчете, представленном в 1866 г. Лондонскому этнологическому обществу. Здесь мы читаем: «Самые северные племена Белого Нила суть: динка, шиллук, нуэр, кич, бор, алиаб и шир. Общего описания будет достаточно для всех, исключая племя кич. У всех без исключения не встречается никакого понятия о высшем существе. У них нет также никакого рода богопочитания или идолопоклонства. Темнота их ума не освещена даже ни одним лучом суеверия». Если бы этот уважаемый исследователь говорил о племени латука или других племенах, известных этнографам только из его сношений с ними, то его сообщения могли бы, по крайней мере, назваться лучшими из существующих, пока более подробное описание не подтвердило бы или не опровергло их. Но, говоря таким образом о сравнительно хорошо известных племенах, например динка, шиллук и нуэр, сэр Бекер, по-видимому, не знает существования опубликованных описаний о жертвоприношениях динка, об их верованиях в добрых и злых духов, об их добром божестве и творце, живущем на небе, – Дендиде. Точно так же нам хорошо известно о Неаре, божестве нуэров, и творце у племени шиллук, который описывается посещающим, подобно другим богам, священный лес или дерево. Кауфман, Брен-Ролле, Лежан и другие наблюдатели представили положительные сведения о религии этих племен Белого Нила на несколько лет раньше того, как сэр Бекер столь поспешно отверг у них существование какой бы то ни было религии.

Первое, что представляется необходимым при систематическом изучении религии примитивных обществ, – это определение самой религии. Если в этом определении требовать для религии верования в верховное божество или суд после смерти, поклонения идолам, обычаев жертвоприношения или других каких-либо более или менее распространенных учений или обрядов, то, конечно, – придется исключить многие племена из категории религиозных. Но столь узкое определение имеет тот недостаток, что оно отождествляет религию скорее с частными проявлениями верований, чем с более глубокою мыслыю, которая лежит в основе их. Целесообразнее всего будет просто принять за определение минимума религии верование в духовных существ.

Если приложить эту мерку к описанию примитивных обществ в отношении их религий, получатся следующие результаты. Нельзя положительно утверждать, что каждое из живущих племен признает существование духовных существ, потому что первобытное состояние значительного числа их в этом отношении темно и вследствие быстрых изменений или вымирания племен оно может остаться совсем неизвестным. Еще менее основательно было бы считать, что каждое племя, упоминаемое в истории или известное нам по древним памятникам, безусловно обладало принятым нами минимумом религии. Но, конечно, всего неразумнее было бы признавать такое зачаточное верование естественным или инстинктивным у всех человеческих племен во все времена. В самом деле, нет никаких фактов, оправдывающих мнение, будто человек, способный, как известно, к столь высокому умственному развитию, не мог возвыситься из нерелигиозного состояния, предшествовавшего тому религиозному уровню, к которому он пришел настоящее время. Желательно было бы, впрочем, взять основание наших исследований наблюдение, а не умозрительное заключение. Здесь, насколько я могу судить на основании громадной массы фактов, мы должны допустить, что верование в духовных существ обнаруживается у всех позитивных обществ, которые удалось узнать ближе. Сведения же об отсутствии такого верования относятся или к древним племенам, или к более или менее неполно описанным современным народам.[86]

Точное значение такого положения вещей для изучения вопроса о происхождении религии может быть вкратце выражено в следующих словах. Если бы было ясно доказано, что безрелигиозные дикари существуют или существовали, эти последние могли бы служить, по крайней мере, представителями того состояния человека, которое предшествовало достижению религиозной фазы культуры. Употребление подобного аргумента, впрочем, нежелательно, так как указания племен, не знающих религии, опираются, как мы видели, на факты, часто ложно понятые или всегда лишенные доказательности. Доводы в пользу естественного и постепенного развития религиозных идей в человеческом роде не теряют своей силы, если мы отвергнем союзника, пока еще слишком слабого, чтобы служить надежной опорой. Племена, не знающие религии, может быть, не существуют в наши дни, но этот факт в вопросе о постепенном развитии религии значит не более, чем невозможность найти в настоящее время английское селение, в котором не было бы ножниц, книг или спичек, по отношению к факту, что было время, когда в стране не знали подобных вещей.

Я намерен проследить здесь под именем анимизма глубоко присущее человеку учение о духовных существах, которое служит воплощением сущности спиритуалистической философии в противоположность материалистической. Анимизм не представляет нового технического термина, хотя и употребляется теперь очень редко.[87] Вследствие его особого отношения к учению о душе он будет чрезвычайно удобен для выяснения принятого здесь воззрения на процесс развития религиозных идей в человеческом роде. Слово «спиритуализм», хотя оно может употребляться и употреблялось во многих случаях в очень широком смысле, имеет для нас тот недостаток, что оно служит для обозначения особой современной секты, придерживающейся самых крайних спиритуалистических воззрений, которые, однако, не могут быть приняты за типическое выражение этих взглядов в целом мире. Слово «спиритуализм» в самом широком его значении, т. е. общее учение о духовных существах, заменено у нас словом «анимизм».

Анимизм характеризует племена, стоящие на весьма низких ступенях развития человечества, он поднимается отсюда без перерывов, но глубоко видоизменяется при переходе к высокой современной культуре. Там, где отдельные личности или целые школы придерживаются противных мнений, последние можно обыкновенно объяснить не низкой степенью цивилизации, а позднейшими изменениями в ходе интеллектуального развития, как уклонения от веры предков или как отрицание ее. Такие позднейшие уклонения, однако, вовсе не мешают изучению основного религиозного состояния человечества. Анимизм составляет в самом деле основу философии как у дикарей, так и у цивилизованных народов. И хотя на первый взгляд он представляет как бы сухое и бедное определение минимума религии, мы найдем его на практике вполне достаточным, потому что, где есть корни, там обыкновенно развиваются и ветви.

Обыкновенно находят, что теория анимизма распадается на два главных догмата, составляющих части одного цельного учения. Первый из них касается души отдельных существ, способной продолжать существование после смерти или уничтожения тела. Другой – остальных духов, поднимаясь до высоты могущественных богов. Анимист признает, что духовные существа управляют явлениями материального мира и жизнью человека или влияют на них здесь и за гробом. Так как, далее, анимисты думают, что духи сообщаются с людьми и что поступки последних доставляют им радость или неудовольствие, то рано или поздно вера в их существование должна привести естественно и, можно даже сказать, неизбежно к действительному почитанию их или желанию их умилостивить. Таким образом, анимизм в его полном развитии включает верования в управляющие божества и подчиненных им духов, в душу и в будущую жизнь, верования, которые переходят на практике в действительное поклонение.

Весьма важный элемент религии, именно тот нравственный элемент, который ныне составляет самую жизненную часть ее, встречается весьма слабо выраженным в религии примитивных племен. Это не означает отсутствия у них нравственного чувства или нравственного идеала – и. то и другое есть у них, хотя и не в форме определенных учений, а в виде того традиционного сознания, которое мы называем общественным мнением и которое определяет у нас добро и зло. Дело в том, что соединение нравственной и анимистической философии, столь тесное и могущественное в высшей культуре, по-видимому, едва начинается в низшей. Я почти не намерен касаться чисто морального характера религии. Я имею в виду изучить анимизм на земном шаре, насколько он составляет древнюю и новую философию, которая в теории выражается в форме веры, а на практике в форме почитания. Пытаясь обработать материал для исследования, которое оставалось до сих пор в странном пренебрежении, я ставлю своей задачей представить со всевозможной ясностью анимизм примитивных обществ и проследить в общих чертах его развитие до высших ступеней цивилизации.

Мне хотелось здесь раз и навсегда установить два главных. Принципа, которыми я руководствуюсь в настоящем исследовании. Во-первых, религиозные учения и обряды рассмотрены здесь как части религиозных систем, созданных человеческим умом, независимо от сверхъестественной помощи, или откровения, другими словами, как дальнейшие ступени развития естественной религии. Во-вторых, мы будем разбирать связь между сходными понятиями и обрядами в религиях дикарей и цивилизованных народов. При рассмотрении с некоторой обстоятельностью учений и обрядов примитивных обществ мне придется по особым причинам останавливаться, на сходных с ними учениях и обрядах народов высокой культуры, однако я не ставлю своей задачей разрабатывать подробно связанные с этим вопросы об отношениях между различными учениями и верованиями христианства. Такие вопросы стоят слишком далеко от прямого предмета сочинения о первобытной культуре, и потому я буду упоминать о них лишь в общих выражениях, или ограничиваться лишь легкими намеками, или, наконец, констатировать их без всяких замечаний. Образованные читатели обладают достаточными знаниями, чтобы понять их общее значение в богословии, а специальное обсуждение должно быть предоставлено философам и богословам по профессии.

Первым вопросом, с которого начинается разработка нашей проблемы, является учение о человеческой и других душах. Разбор его займет остальную часть настоящей главы. Характер учения о душе у примитивных обществ можно выяснить из рассмотрения его развития. По-видимому, мыслящих людей, стоящих на низкой ступени культуры, всего более занимали две группы биологических вопросов. Они старались понять, во-первых, что составляет разницу между живущим и мертвым телом, что составляет причину бодрствования, сна, экстаза, болезни и смерти? Они задавались вопросом, во-вторых, что такое человеческие образы, появляющиеся в снах и видениях? Видя эти две группы явлений, древние дикари-философы, вероятно, прежде всего сделали само собой напрашивавшееся заключение, что у каждого человека есть жизнь и есть призрак. То и другое, видимо, находится в тесной связи с телом: жизнь дает ему возможность чувствовать, мыслить и действовать, а призрак составляет его образ, или второе «я». И то и другое, таким образом, отделимо от тела: жизнь может уйти из него и оставить его бесчувственным или мертвым, а призрак показывается людям вдали от него.

Дикарям-философам нетрудно было сделать и второй шаг. Мы это видим из того, как крайне трудно было цивилизованным людям уничтожить это представление. Дело заключалось просто в том, чтобы соединить жизнь и призрак. Если то и другое присуще телу, почему бы им не быть присущими друг другу, почему бы им не быть проявлениями одной и той же души? Следовательно, их можно рассматривать как связанные между собой. В результате и появляется общеизвестное понятие, которое может быть названо призрачной душой, духом-душой. Понятие о личной душе, или духе, у примитивных обществ может быть определено следующим образом. Душа есть тонкий, невещественный человеческий образ, по своей природе нечто вроде пара, воздуха или тени. Она составляет причину жизни и мысли в том существе, которое она одушевляет. Она независимо и нераздельно владеет личным сознанием и волей своего телесного обладателя в прошлом и в настоящем. Она способна покидать тело и переноситься быстро с места на место. Большей частью неосязаемая и невидимая, она обнаруживает также физическую силу и является людям спящим и бодрствующим, преимущественно как фантасм, как призрак, отделенный от тела, но сходный с ним. Она способна входить в тела других людей, животных и даже вещей, овладевать ими и влиять на них.

Хотя это определение не может иметь всеобщего применения, оно во всяком случае довольно широко, чтобы быть принятым за норму, изменяющуюся в силу больших или меньших различий между отдельными народами. Так как эти всемирно распространенные воззрения далеко не составляют произвольных или условных продуктов сознания, то лишь в редких случаях можно смотреть на их однообразие у различных обществ как на доказательство какой бы то ни было связи между ними в смысле места происхождения. Они представляют собой учение, наиболее отвечающее непосредственному свидетельству человеческих чувств и представляющееся первобытной философии вполне рациональным. И в самом деле, первобытный анимизм настолько удовлетворительно с известной точки зрения объясняет факты, что он удержал свое место даже в высших слоях культуры. Хотя классическая и средневековая философия во многом изменила его, а современная философия обошлась с ним еще более беспощадно, он сохранил так много следов своего первоначального характера, что и в психологии современного цивилизованного мира отчетливо просвечивает наследие первобытных времен. Из огромной массы фактов, собранных из наблюдения за жизнью самых разнообразных и наиболее отдаленных друг от друга человеческих обществ, можно выбрать типические подробности, позволяющие проследить древнейшее учение о душе, отношения отдельных частей этого учения к целому и процессы отбрасывания, видоизменения или сохранения этих частей при дальнейшем развитии культуры.

Для понимания расхожих представлений о человеческой душе, или духе, будет полезно обратить внимание на те слова, которые найдены были удобными для выражения их. Дух, или призрак, являющийся спящему или духовидцу, имеет вид тени, и, таким образом, последнее слово вошло в употребление для выражения души. Так, у тасманийцев одно и то же слово обозначает дух и тень. Индейцы алгонкинского племени называют душу «отахчук», что значит «его тень». На языке кичэ слово «натуб» значит и «тень» и «душа». Аравакское «уэха» значит «тень», «душа» и «образ». Абипоны употребляют слово «лоакаль» для тени, души, отклика и образа. Зулусы не только употребляют слово «тунзи» как «тень», «дух» и «душа», но думают, что при смерти тень человека покидает известным образом его тело, чтобы сделаться домашним духом. Басуто не только называют душу, остающуюся после смерти, «серити», или тенью, но думают, что, когда человек ходит по берегу реки, крокодил может схватить его тень в воде и втянуть его таким образом в воду. В Старом Калабаре существует такое же отождествление духа с «уклон», или «тенью», потеря которой гибельна для человека. Таким образом, у примитивных обществ встречаются не только типы тех общеизвестных античных выражений skia, или umbra, но также и следы основной мысли рассказов о людях, потерявших свою тень, и теперь еще распространенных у народов Европы и известных современным читателям из рассказа Шамиссо «Петер Шлемиль».

В понятие о душе, или духе, вкладываются атрибуты и других жизненных проявлений. Так, караибы, связывая пульсацию сердца с духовными существами и признавая, что душа человека, предназначенная для будущей небесной жизни, живет в сердце, вполне логично употребляют одно и то же слово для обозначения «души, жизни и сердца». Тонганцы полагали, что душа распространена во всем теле, но, главным образом, заключена в сердце. В одном случае туземцы говорили европейцу, что человек, похороненный несколько месяцев тому назад, все еще остается живым. «Один из них, стараясь сделать для меня понятным смысл своих слов, взял мою руку и, сжимая ее, сказал: „Это умрет, но жизнь, которая в вас, никогда не умрет“ – и показал другой рукой на мое сердце». Басуто говорят про умершего человека, что «его сердце ушло», а про выздоравливающего от болезни – что «его сердце вернулось». Это соответствует обыкновенным в Старом Свете взглядам на сердце как на главный двигатель жизни, мысли и страсти.

Связь между душой и кровью, признаваемая каренами и папуасами, ярко выражена в еврейской и арабской философии. Для образованных современников покажется очень странным верование гвианских индейцев племени макузи, что хотя тело умирает, «человек в наших глазах не умирает, странствует около». Впрочем, связь между жизнью человека и зрачком глаза известна у европейского простонародья, которое не без основания видит признак колдовства или приближающейся смерти в исчезновении зрачкового образа в помутившемся глазе больного.

Акт дыхания, столь характерный для высших животных при жизни, прекращение которого совпадает так тесно с прекращением этой последней, много раз, и весьма естественно, отождествлялся с самой жизнью или душой. Лаура Бриджмен показала свойственным ей поучительным образом аналогию между результатами ограниченности чувств органов и ограниченного цивилизацией умственного развития, когда однажды, как бы вынимая что-то изо рта, она сказала: «Мне снилось, что бог взял мое дыхание на небо».

Западные австралийцы употребляют одно и то же слово «вауг» как «дыхание, дух и душа», а на языке нетела в Калифорнии «пиутс» значит: «жизнь, дыхание, душа». Некоторые гренландцы признают в человеке две души, именно его тень и его дыхание. Малайцы говорят, что душа умирающего человека выходит через его ноздри, а яванцы употребляют одно и то же слово «науа» для обозначения «дыхания, жизни и души».

iknigi.net

Из книги «Первобытная культура»

 Обратная связь ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими Целительная привычка Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Тренинг уверенности в себе Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Как слышать голос Бога Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д. Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу. Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Эдвард Бернетт Тайлор (1832-1917) – выдающийся английский этнограф. Книга «Первобытная культура» посвящена вопросам происхождения и развития религии. Автор подробно описывает связь анимистических религиозных представлений (анимизм – вера в добрых и злых духов, переселение душ людей из царства «живых» в царство «мёртвых») и медицины, в частности, мифологические объяснения причин заболеваний вселением болезнетворных духов, ритуальные приёмы первобытного врачевания, направленные на изгнание «злых» духов. …Теория вселения служит многим важным целям в философии дикарей и варваров. С одной стороны, она истолковывает явления болезненных расстройств и экзальтации, преимущественно связанных со странными припадками, и это воззрение до такой степени распространено, что из него вытекает почти повсеместное учение о болезненном состоянии. С дру​гой стороны, эта теория дает возможность дикарю «вогнать» злой дух в какое-нибудь постороннее тело и, таким образом, избавиться от него или, наоборот, поместить для своей надобности какого-нибудь благоде​тельного духа в неодушевленный предмет, вселить его как божество ради поклонения в тело животного, в скалу, камень, идол или другой предмет, в котором дух должен содержаться совершенно так же, как жидкость в сосуде. В этом ключ к настоящему фетишизму и до известной степени к идолопоклонству. Подобно тому, как при нормальных условиях человеческая душа, обитающая в теле, принимается за начало, дающее ему жизнь, застав​ляющее ее думать и говорить, за начало, действующее через посредство тела, болезненные симптомы истолковываются как результаты деятель​ности другого начала, подобного душе, т. е. постороннего духа. Человек, считающийся одержимым, беспокоится и мечется в горячке, рвется и тоскует, как будто внутри его находится какое-то терзающее его сущест​во, худеет и изнемогает, точно кто-нибудь день за днем пожирает его изнутри. Такой человек, естественно, ищет какую-либо олицетворенную духовную причину своих страданий. Ему даже иногда случается видеть своего мучителя в страшных сновидениях в форме призрака или кошмара. Но иногда эта таинственная, невидимая сила повергает беспомощного человека на землю, корчит и ломает его в судорогах и заставляет с непомерной силой и яростью дикого зверя бросаться на окружающих. Иногда эта сила побуждает человека с искаженным лицом и дикими движениями произносить не своим, а как будто даже нечеловеческим голосом дикие, бессвязные речи. Бывает и так, что вдруг у одержимого являются мысли и красноречие, далеко превышающие обычный уровень его способностей, и он начинает повелевать, давать советы и предсказывать будущее. По​нятно, что такой человек должен казаться окружающим и самому себе орудием духа, который овладел им или вселился в него, жилищем демо​на. В этом состоит представление дикарей об одержимости бесами и все​лении их – представление, бывшее с незапамятных времен и остающее​ся до сих пор у примитивных обществ преобладающей теорией болезней и вдохновенного состояния. В основании его, очевидно, лежит анимисти​ческое объяснение действительных болезненных симптомов, являющееся вполне непосредственным и рациональным на соответствующем этапе истории развития человека. Учение о духах болезней и духах прорицания занимает наиболее обширное, важное и постоянное место в период дико​сти. Теория одержимости бесами известна нам не только из рассказов, в которых описываются болезни с точки зрения этой теории. Так как бо​лезнь приписывается влиянию духов, то отсюда, естественно, следует, что изгнание духов есть наилучшее средство против этой болезни. От​того-то рядом с учением об одержимости бесами, начиная от появления его у дикарей и до наших дней, стоит искусство заклинателей. Едва ли что-либо другое может живее показать представления о личных духах как причине болезней и помешательства, чем приемы заклинателя, кото​рый то ласками, то угрозами убеждает духа оставить тело пациента и пе​реселиться в какое-нибудь иное. Оба главных последствия, приписывае​мые такому духовному влиянию при одержимости духами и вселении их, – болезненные припадки и дар прорицания – не только смешиваются друг с другом, но часто вообще сливаются... У тасманийцев и австралийцев болезни и смерть приписываются бо​лее или менее определенным влияниям духов. Описания того, как демон по злой воле колдуна тихо подкрадывается сзади к своей жертве и бьет ее палицей по затылку или как дух мертвеца приходит в ярость, когда про​износят его имя, и вползает в тело говорящего, чтобы пожрать его внут​ренности, представляют особенно наглядные примеры дикарского ани​мизма. Теория духов, причиняющих болезни, в ее крайнем проявлении встречается у дикого племени минтира на полуострове Малакка. Их духи, «ганту», среди прочих функций имеют обыкновение причинять болезни. Так, «ганту калюмбаган» причиняет оспу, «ганту каманг» – воспаление и опухоли рук и ног, а если человек ранен, «ганту пари» приникает к ране и начинает сосать, отчего происходит кровотечение. Чтобы уяснить, насколько сознание примитивных людей олицетво​ряет демонов болезней, следует познакомиться с сообщением, что в этой же провинции племя оранглаут заваливает хворостом и терновником все дороги, ведущие к месту, где появилась оспа, с целью удержать демонов… У даяков на Борнео «быть тронутым ду​хом» – значит сделаться больным. Болезнь причиняется тем, что невиди​мые духи наносят невидимые раны невидимыми копьями, или входят внутрь тела и выгоняют душу, или поселяются в сердце и приводят чело​века в состояние буйного помешательства. На Индийском архипелаге признание за болезнетворными духами личной получеловеческой природы выражается в том, что их ублаготворяют празднествами, танцами и пищей, выставляемой в лесах, с целью побудить их оставить свои жертвы или высылают в море маленькие лодки с дарами, чтобы духи, поселившие​ся во внутренностях больного, могли сесть в челнок и навсегда уплыть. Анимистическая теория болезни ярко обнаруживается в Полинезии, где каждая болезнь приписывается духовному влиянию божеств, вос​становленных против больного приношениями его врагов или наруше​нием самой жертвой табу. Когда заклинатель найдет путь, которым такой болезнетворный дух вошел в тело больного, чтобы питаться его внутренностями, он по​средством заклинаний уговаривает его перебраться на ветку льна и от​правиться домой. Мы узнаем также, что различные части тела – лоб, грудь, желудок, ноги и т. д. – принадлежат различным божествам, ко​торые посылают в них различные боли и недуги. На островах Самоа, когда кто-либо был близок к смерти, люди стара​лись расстаться с ним в добрых отношениях, вполне веря, что если он ум​рет со злобой против кого-нибудь, то возвратится снова и причинит какое-нибудь бедствие этому лицу или близкому ему человеку. В этом час​то усматривалась причина болезни или смерти: дух умершего человека возвращается на землю и, поселившись в голове, груди или желудке че​ловека, причиняет ему болезнь и смерть. В заключение нужно заметить, что болезнетворные души умерших – это те же самые души, которые при более благоприятных обстоятельствах входят в живых и через посредство какого-нибудь члена семьи предсказывают будущие события и управляют семейными делами… Этнография Америки указывает малокультурные племена, приписы​вающие болезни действию злых духов. Так, дакота думают, что духи на​казывают людей за дурные поступки, особенно за несовершение обрядов по умершим. Эти духи обладают способностью посылать в тело человека дух любого существа или предмета, например дух медведя, оленя, чере​пахи, рыбы, дерева, камня, покойника; эти духи, входя в человека, при​чиняют ему болезни. Врачевание заключается в том, что знахарь произ​носит над больным заклинания, поет «Ге-ле-ли-ла» под аккомпанемент трещотки из тыквы, наполненной мелкими шариками, торжественно вы​ставляет напоказ символическое изображение вошедшего существа, сделанное из древесной коры, высасывает больное место, чтобы извлечь оттуда духа, и стреляет из ружья, когда, по его мнению, дух выходит. Подобные приемы были в полном ходу в Вест-Индии во времена Колумба. Монах Роман Пане упоминает в своем курьезном рассказе, как туземный колдун снимает с ног пациента болезни (подобно тому, как снимаются панталоны), выходит за двери, отгоняет духа дуновением и посылает его в горы или в море. Церемония заканчивается обыкновенно высасыванием больного места и воображаемым извлечением камня, куска мяса или другого предмета, которые были вложены в больного покровительствую​щим ему духом или божеством (цеми) в наказание за то, что он не постро​ил ему храма или пренебрегал молитвами и приношениями. В Африке, по философским воззрениям басуто и зулусов, причина​ми болезней являются духи умерших, входящие в человека для того, чтобы призвать его к себе или побудить к приношениям пищи в пользу умерших. Эти духи узнаются колдунами или самим пациентом, который видит во сне духа умершего, пришедшего его мучить. В силу этого искусство врачевания в указанных районах превращается в чисто ре​лигиозные обряды, заключающиеся в умилостивительных жертвах и мо​литвах теням, производящим болезни. Баролонго поклоняются душевно​больным как людям, состоящим под непосредственным влиянием боже​ства, а в Восточной Африке помешательство и идиотизм объясняются весьма просто: «В нем сидят демоны»... В Бирме дух болотной лихорадки нападает на людей, проходящих через его владения, и трясет их до тех пор, пока они не избавятся от него заклинаниями. Припадки падучей болезни и апоплексия производятся другими духами. Пляска женщин, одержимых бесами, лечится тем, что врач покрывает пеленой голову больной и начинает сильно бить одержи​мую палкой в уверенности, что удары чувствуются не ею, а демоном. Дух удерживается от бегства заколдованной узловатой веревкой, которая накидывается на шею бесноватой. Когда побои довели демона до того, что он начинает говорить голосом больной и объявляет свое имя, то исцелитель отпускает его на волю или же начинает давить ногами живот одержимой, пока не затопчет демона до смерти... Капитан Бёртон следующим образом описывает те же обычаи в Цен​тральной Африке. Так как болезнь происходит от духов, то для излече​ния призывается «мганга», колдун. Главнейшие лекарства заключаются в барабанном бое, плясках и пьянстве, продолжающихся до тех пор, пока дух не перейдет из тела больного в какой-нибудь неодушевленный предмет… Такими предметами могут быть украшения, носимые туземцами, например, бусы, когти лео​парда, гвоздь или кусочки ткани. Их прячут в «чертово дерево» или на​вешивают на него, и дух болезни успокаивается. Духи болезней вызыва​ются из тела также посредством пения, причем после каждой строфы, от​мечаемой бросанием на землю нарочно сделанной для этого разрисован​ной палочки, из больного выходит по одному духу. Таким образом, с одной стороны, мы видим, что учение о спиритуали​стическом происхождении болезней тесно связано с лечением, весьма распространенным между колдунами примитивных обществ и заключаю​щимся в извлечении из тела больного камней, костей, пучков волос и пр. как мнимой причины болезней, вгоняемых в тело колдовством. С другой стороны, мы встречаемся здесь с хорошо из​вестным олицетворением болезненного начала в форме индивидуального существа, которое не может быть прямо передано через зараженный предмет (хотя между ними, может быть, и существует связь), но кото​рое можно удалить из тела человека лишь действительным переселением его в какое-нибудь животное или неодушевленный предмет… Подобные суеверия до сих пор еще держатся в народе. Этнограф может и теперь наблюдать в «белой магии» европейских крестьян искус​ство лечить горячку и головные боли посредством передачи их раку или птице, а лихорадку, подагру и бородавки – передачей их иве, бузине, сосне или осине, с наговорами вроде следующих: «Добрый вечер, госпожа бузина, я принес мою лихорадку, привешиваю ее к тебе и ухожу прочь»; «Осина, осинушка, сделай милость, купи мою бородавку» и т.д. Кроме того, у них существует обычай прогонять болезнь, вбивая или вколачивая ее в деревянный обру​бок или зарывая в землю обрезки волос или ногтей больного и т.д. Если смотреть на эти суеверия с нравственной точки зрения, то передача болез​ней узлам и пучкам волос, зарываемым в землю, является, конечно, очень невинным обычаем, но некоторые из них носят отпечаток весьма преступ​ного себялюбия. В Англии бородавки сводят тем, что к каждой из них прикасаются отдельным камешком, а камешки кладут в мешочке на до​рогу в церковь, чтобы передать их злополучному человеку, который най​дет мешочек. В Германии кладут на перекресток пластырь с язвы с целью передать болезнь прохожему. Я слышал от медицинских авторитетов, что в Южной Европе с обычаем подносить путешественникам через де​тей букеты цветов иногда соединяется не совсем любезное намерение отдалить от себя какую-нибудь болезнь. В Тюрингии существует поверье, что если больной дотронется до ожерелья, сделанного из рябиновых ягод, до тряпки или вообще какой-нибудь мелкой вещи, привешенной затем к дереву, растущему у лесной дороги, то болезнь передается прохо​жему, дотронувшемуся до этого предмета, и покидает прежнего больного… Печатается по: Тайлор Э.Б. Первобытная культура. Пер. с англ. – М.: Политиздат, 1989.– 573с.

megapredmet.ru

Читать книгу Первобытная культура Эдуара Беннета Тайлора : онлайн чтение

Все это говорит о непреходящем значении исследования Тайлора о первобытном анимизме и его исторической эволюции. Другое дело, что сама анимистическая теория, явившись крупным шагом вперед в истории религии и надолго снискав себе многочисленных приверженцев, теперь уже в значительной мере не отвечает современным религиоведческим взглядам. Анимизм, хотя не исключено, что какие-то его зачатки с самого начала переплетались с другими религиозными верованиями, не мог быть первоначальной формой религии, так как представления о душе и духах предполагают известный уровень абстрактного мышления. Такого мышления еще не было не только у древнейших людей (архантропов) и древних людей (палеоантропов), но и у людей современного вида (неоантропов) на начальной стадии их интеллектуального развития. Первоначальный дикарь, как показывают данные этнографии, еще не был «философствующим дикарем». Значит, анимизму должны были предшествовать какие-то другие формы религиозных верований.

Уже при жизни Тайлора другой эволюционист-религиовед – Роберт Маретт попытался усовершенствовать его анимистическую теорию. Он выдвинул мысль, что первобытные люди представляли себе сверхъестественное как стихийную безличную силу, воздействующую на их жизнь и при известных обстоятельствах саму подверженную воздействию. Только из этих представлений, которые он назвал аниматизмом, позднее развился анимизм. Но по сути дела, аниматистическая теория Маретта грешит тем же, что и анимистическая теория Тайлора: переоценивает философские наклонности и возможности ранних людей.

Как свидетельствуют современные данные этнографии, представления наименее развитых племен были предметны и конкретный в лучшем случае не шли дальше абстракций среднего уровня. Они являлись реальным (полезные знания) или превратным (религиозные верования) отражением жизненной практики первобытных людей. Поэтому в наше время преобладает мнение, что первоначальным пластом религиозных верований скорее всего был тотемизм, в котором люди в единственно возможной для них тогда форме осознавали свою неразрывную, как бы родственную связь с непосредственным природным окружением.

* * *

Увидев свет первым изданием (в двух томах) в 1871 г.,[7] «Первобытная культура», в последующие годы была переведена на большинство европейских языков. Ее первое русское издание появилось уже в 1872 г., второе – в 1896–1897 гг. Царская цензура изъяла из книги все то, что выглядело как кощунство по отношению к христианскому вероучению.

В советское время, в 1939 г., появилось еще одно русское издание книги под редакцией, с предисловием и примечаниями В. К. Никольского. Здесь под общим названием «Первобытная культура» были объединены две работы Тайлора: его одноименная книга (главы 1-IV и XII–XXII в издании 1939 г.) и семь глав из книги «Антропология» (главы V–XI в том же издании). Как было указано в предисловии, редакция опустила некоторую часть устарелых рассуждений и фактических данных и восстановила цензурные купюры. Объединение этих двух работ вместе было, несомненно, вызвана тем, что редакция стремилась показать взгляды Тайлора на происхождение и первоначальное развитие не только мифологии и религии, но и других явлений первобытной культуры. Однако такое объединение двух работ под заглавием только одной из них противоречит элементарным правилам текстологии. К тому же работы эти – разного жанра: «Первобытная культура» – исследование, «Антропология» – популярная сводка, учебник. Из них ценность (.особенно религиоведческую) сегодня представляет только первая.

Как бы то ни было, любое прежнее русское издание «Первобытной культуры» сейчас представляет собой библиографическую редкость. Поэтому и предпринято настоящее издание, в котором восстановлен подлинный текст главной книги Тайлора, сверенный с ее последним прижизненным английским изданием. В книгу не вошли главы «Эмоциональный и подражательный язык» и «Искусство счисления», представляющие узкоспециальный интерес.

А. И. Першиц

Глава I

Наука о культуре

Культура, или цивилизация. Закономерная связь между явлениями культуры. Методы классификации и обсуждения свидетельств. Связь последовательных стадий культуры благодаря устойчивости, изменению и переживанию. Главнейшие предметы, рассматриваемые в этом сочинении

Культура, или цивилизация, в широком этнографическом смысле слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества.[8] Явления культуры у различных человеческих обществ, поскольку могут быть исследованы лежащие в их основе общие начала, представляют предмет, удобный для изучения законов человеческой мысли и деятельности. С одной стороны, однообразие, так широко проявляющееся в цивилизации, в значительной мере может быть приписано однообразному действию однообразных причин. С другой стороны, различные ступени культуры могут считаться стадиями постепенного развития, из которых каждая является продуктом прошлого и в свою очередь играет известную роль в формировании будущего. Исследованию этих двух великих начал в различных этнографических областях мы и посвящаем настоящее сочинение. Особое внимание уделено при этом сопоставлению цивилизации отсталых народов с цивилизацией передовых народов.

Наши новейшие исследователи в отраслях науки, изучающих неорганическую природу, решительнее других признают, как в своих специальных областях, так и вне их, единство природы, незыблемость ее законов и определенную последовательность причин и следствий. В силу этой причинно – следственной связи каждый факт находится в зависимости от того, что было прежде, и действует на то, что должно быть потом. Они крепко держатся учения Пифагора о порядке, господствующем в строе Вселенной. Они утверждают вместе с Аристотелем, что в природе нет эпизодов, не связанных между собой, как это бывает в дурной трагедии. Они сходятся с Лейбницем в его аксиоме, что «природа никогда не действует скачками». Они принимают его великое положение, согласно которому «ничто не происходит без достаточной причины».

При изучении строения и жизни растений и животных или даже при исследовании низших функций человека эти руководящие идеи признаются почти в такой же степени. Однако когда дело доходит до высших процессов человеческого чувства, мысли и языка, знания и искусства, то преобладание получают совсем иные воззрения. Люди вообще еще слишком мало подготовлены к тому, чтобы считать изучение человеческой жизни отраслью естествознания и применять в широком смысле указание поэта «объяснять нравственные явления так же, как и явления природы». Многим развитым умам кажется слишком претенциозным и отталкивающим воззрение, что история человечества есть часть или даже частичка истории природы, что наши мысли, желания и действия сообразуются с законами столь же определенными, как и те, которые управляют движениями волн, сочетанием химических элементов и ростом растений и животных.

Главнейшие причины такого состояния общественного суждения указать нетрудно. Многие охотно признали бы историю наукой, если бы она предстала перед нами с существенной определенностью начал и доказательств. Но они, не без причины, отворачиваются от предлагаемых им систем, как слишком далеко отстоящих от научных требований. Несмотря на такое сопротивление, реальное знание рано или поздно прокладывает себе дорогу, и в то же время привычка не доверять новому оказывает столь полезное противодействие вторжениям спекулятивного догматизма, что иногда можно пожелать, чтобы она усилилась еще более.

Исследование законов человеческой природы встречает еще и другие препятствия в воззрениях метафизиков и богословов. Общепринятое мнение о свободе воли допускает не только свободное действие соответственно известному мотиву, но также и возможность отступать от известной последовательности и действовать без причины. В грубом виде такое воззрение можно сравнить с представлением о весах, которые большей частью действуют обыкновенным образом, но обладают также способностью колебаться самопроизвольно, без действия тяжести или вопреки ему. Это убеждение об аномальной деятельности воли, очевидно совершенно несовместимое с научной аргументацией, существует в виде мнения, бытующего среди людей и значительно влияющего на их теоретическое понимание истории, хотя оно весьма редко выставляется в систематическом развитии в виде закона. На самом деле определение человеческой воли, как строго сообразующейся с мотивом, единственно возможное научное основание для такого рода исследований.

К счастью, нам нет надобности прибавлять что бы то ни было к тому, что уже давно сказано о сверхъестественном вмешательстве и естественной причинности, о свободе, предопределении и ответственности. Поспешим удалиться из областей трансцендентальной философии[9] и богословия и предпримем более отрадный путь по области, более близкой к практике. Никто, зная это с очевидностью из своего собственного опыта, не будет отрицать, что человеческие действия в большинстве случаев определяются совершенно ясными и естественными причинами. Отстраняясь целиком от соображений о сверхъестественном вмешательстве и беспричинной произвольности, мы примем это предполагаемое существование естественных причин и следствий в качестве главной основы и, отправляясь отсюда, пойдем так далеко, как это только окажется возможным. Это будет тем же основанием, опираясь на которое физические науки продолжают с постоянно возрастающим успехом свои исследования законов природы. Такое ограничение не должно задерживать изучение жизни человека, в котором действительными трудностями являются лишь чисто практические затруднения: чрезвычайная сложность доказательств и несовершенство методов наблюдения.

По-видимому, в настоящее время это воззрение на волю и образ действий человека как на подчиненные определенным законам на самом деле признается и принимается за правило теми самыми людьми, которые не соглашаются с ним, когда оно абстрактно, как общее начало, и которые с негодованием указывают, что оно уничтожает свободную волю человека, разрушает его чувство личной ответственности и понижает его до состояния бездушной машины. Но рассуждающий таким образом тем не менее посвятит значительную часть своей жизни изучению мотивов, ведущих человека к известным действиям. Он будет отыскивать средства для удовлетворения своих желаний, составлять в своем уме теории личного характера, соображать, каковы могут быть последствия новых комбинаций, и придавать своему суждению высший характер настоящего научного исследования. При этом он будет придерживаться убеждения, что если его предположение оказывается неверным, то или доказательства в пользу этого предположения были ложны или несовершенны, или отношение к нему было недостаточно рационально. Такой человек будет суммировать опыт прежних лет, полученный в сложных отношениях к обществу, высказывая убеждение, что в жизни все имеет свою причину и что там, где не находится объяснения, следует ждать и наблюдать в надежде, что ключ к задаче будет когда-нибудь найден. Наблюдения этого человека могут быть так же узки, как заключения его грубы и исполнены предрассудков. Но тем не менее «он больше сорока лет, сам того не зная», был индуктивным философом. Он признал на практике определенные законы человеческой мысли и действий и при изучении жизни оставлял совершенно в стороне всю систему безмотивной воли и беспричинной произвольности. Мы здесь увидим, что эти последние должны быть точно так же оставлены без внимания и в более обширной области исследования и что настоящая философия истории заключается в распространении и усовершенствовании методов здравомыслящих людей, основывающих свои суждения на фактах и проверяющих их по новым фактам. Будет ли эта система вполне или отчасти справедлива, она прежде всего есть необходимое условие для приобретения новых сведений и представляет собой основу всей рациональной стороны нашей жизни.

«Каждое событие есть дитя другого, и мы никогда не должны забывать этого родства», – заметил один из начальников племени бечуанов африканскому миссионеру Казалису. Во все времена историки, насколько они стремились стать выше простых хроникеров, употребляли все усилия, чтобы показать не только последовательность, но и связь событий, которые они описывали. И кроме того, они стремились еще выяснить общие начала человеческих действий и этим истолковать частные события, таким образом определенно устанавливая или только молча допуская существование философии истории. Тем, которые стали бы отрицать возможность установления таких исторических законов, можно возразить словами Босвелла, с какими он в подобном случае обратился к Джонсону: «Итак, вы хотите обратить историю в простой календарь?»

То обстоятельство, что труды знаменитых мыслителей могли довести историю только до преддверия науки, не должно удивлять человека, понимающего изумительную сложность задач, стоящих перед ученым, работающим в области всеобщей истории. Свидетельства, из которых ему приходится выводить свои заключения, чрезвычайно разнообразны и в то же время весьма сомнительны; полное и отчетливое суждение об их значении в каком-либо частном вопросе едва ли может быть достигнуто, и таким образом появляется непреодолимое искушение воспользоваться ими для поддержки какой-нибудь неосмысленной, уже готовой теории хода события. Философия истории в обширном смысле, как объяснение прошедших и предсказание будущих явлений мировой жизни человека на основании общих законов, в действительности представляет такой предмет, с которым при настоящем положении знания даже и гениальный ум с помощью самых обширных изысканий едва ли мог бы справиться.

Однако некоторые отделы этого предмета, хотя и достаточно трудные, являются, по-видимому, сравнительно доступными. Так, если область исследования вместо истории во всем ее целом будет ограничена той частью ее, которую мы называем культурой, разумея под этим историю не племен или народов, а условий знания, религии, искусства, обычаев и т. п., – тогда задача исследования обещает быть более легкой. Мы и здесь терпим от тех же затруднений, которыми обставлено более обширное поле изысканий, но в настоящем случае эти трудности значительно уменьшены. Доказательства здесь уже не так безнадежно разнообразны; они уже могут быть классифицируемы и сравниваемы обычным образом, в то же время возможности убрать посторонний материал и проследить для каждого результата ряд относящихся к нему фактов делает непосредственное суждение о целом более ценным, нежели во всеобщей истории. Из краткого предварительного рассмотрения нашей задачи может выясниться, каким образом явления культуры могут быть классифицируемы и распределяемы, стадия за стадией, в вероятном порядке их развития.

При рассмотрении с более широкой точки зрения характер и нравы человечества обнаруживают однообразие и постоянство явлений, заставившие итальянцев сказать: «Весь мир есть одна страна». Как однообразие, так и постоянство можно проследить, без сомнения, с одной стороны, в общем сходстве природы человека, с другой стороны, в общем сходстве обстоятельств его жизни. Особенно удобно изучать их путем сравнения обществ, стоящих приблизительно на одинаковом уровне цивилизации. При таких сравнениях не следует придавать большого значения хронологической датировке или географическому положению. Обитатели озерных жилищ древней Швейцарии могут быть поставлены рядом со средневековыми ацтеками, а североамериканские оджибве – рядом с южноафриканскими зулусами. Д-р Джонсон, прочитав в путешествиях Гауксворта описание патагонцев и островитян Тихого океана, презрительно выразился, что все дикие племена похожи друг на друга. Насколько это обобщение действительно верно, может показать каждый этнологический музей.

Для примера обратите внимание на режущие и колющие орудия в какой-либо из подобных коллекций. Они содержат в себе топоры, молоты, долота, ножи, пилы, скребки, шила, иглы, копья и наконечники стрел. Большая часть их принадлежит самым различным расам, а между тем представляет отличия лишь в некоторых деталях.

То же мы видим и в занятиях дикарей: плотничьи изделия, рыболовные сети или удочки, охотничьи стрелы или копья, способы добывания огня, приготовления пищи на огне, ссучивания веревок и плетения корзин повторяются с удивительным однообразием в образцах всех коллекций, иллюстрирующих быт отсталых обществ от Камчатки до Огненной Земли и от Дагомеи до Гавайских островов.

Даже при сравнении диких племен с цивилизованными народами мы ясно видим, как шаг за шагом быт малокультурных обществ переходит в быт более передовых народов, как легко распознается связь между от дельными формами быта тех и других. Для этого нужно только обратить внимание на европейского крестьянина, когда он работает своим топором или мотыгой, посмотреть, как он варит или жарит свою пищу на костре, выяснить, какое место занимает пиво в его мечтах о счастье, послушать его рассказы о привидениях, будто бы появляющихся в каком-нибудь доме, или о племяннице фермера, которую колдовство довело до припадков и даже свело в могилу. Если мы при этом будем избирать предметы, мало изменившиеся в течение столетий, мы получим картину, в которой английский земледелец будет стоять почти рядом со средне африканским негром.

Наше дальнейшее изложение наполнено доказательствами таких совпадений у различных групп человечества, и потому нам незачем останавливаться теперь на этих подробностях.

Нам приходится обойти здесь вопрос, который мог бы усложнить развитие нашей мысли, а именно вопрос о расах. В рамках поставленной задачи нам представляется возможным и желательным устранить соображения о наследственных изменениях человеческих рас и считать человечество однородным по природе, хотя и находящимся на различных ступенях цивилизации. Отдельные моменты нашего исследования покажут, как я надеюсь, что фазисы культуры мы вправе сравнивать, не принимая в расчет, насколько племена, пользующиеся одинаковыми орудиями, следующие одинаковым обычаям или верующие в одинаковые мифы, различаются между собой физическим строением и цветом кожи и волос.

Первым шагом при изучении цивилизации должно быть расчленение ее на составные части и классифицирование этих последних. Так, рассматривая оружие, мы можем различать копья, палицы, пращи, луки и стрелы и т. д. Между ткацкими изделиями мы найдем плетенья, вязанья и различные способы пряденья и тканья нитей. Мифы могут быть разделены на мифы солнечного восхода и заката, затмений, землетрясений/на местные мифы, объясняющие названия местностей какой-нибудь фантастической сказкой, на эпонимические мифы, объясняющие название племени как имя какого-то воображаемого предка, положившего начало роду или племени. Между обрядами и церемониями мы встречаем такие обычаи, как принесение различного рода жертв теням умерших и другим духовным существам, обращение к востоку во время молитвы, очищение от обрядовых или нравственных нарушений посредством воды или огня. Мы привели здесь примеры, взятые из сотен подобных им.

На обязанности этнографа лежит классифицирование этих частностей с целью их географического и исторического распределения и указания существующих между ними отношений. Характер такого рода работы вполне выяснится, если мы сравним эти явления культуры с видами растений и животных, изучаемых натуралистами. Для этнографа лук и стрела составляют вид, так же как и обычай сплющивания детских черепов или обычай счета десятками. Географическое распределение и переход этих явлений из одного района в другой должны быть изучаемы, подобно тому как натуралист изучает географическое размещение ботанических и зоологических видов. О некоторых растениях и животных мы говорим, что они свойственны только некоторым местностям. То же мы можем сказать относительно австралийского бумеранга, полинезийской палочки и дощечки для добывания огня, относительно маленького лука со стрелой, употребляемой наподобие ланцета племенами, живущими около Панамского перешейка, относительно каждого орудия, украшения, мифа или обычая, встречающихся изолированно в известных областях. Точно так же как каталог всех видов растений и животных известной местности дает нам представление о ее флоре и фауне, полный перечень явлений, составляющих общую принадлежность жизни известного народа, суммирует собою то целое, которое мы называем его культурой. Мы знаем, что отдаленные одна от другой области земного шара порождают такие виды растений и животных, между которыми существует удивительное сходство, которое, однако, отнюдь не является тождеством. Но ведь то же самое мы обнаруживаем в отдельных чертах развития и цивилизации обитателей этих стран.

Насколько справедлива подобная аналогия между распространением растений и животных и распространением цивилизации, мы убеждаемся в тех случаях, которые ясно показывают, что в той и в другой области действовали одни и те же причины. Мы знаем целый ряд районов, где те же обстоятельства, которые привели к введению культурных растений и одомашненных животных, свойственных цивилизованным обществам, Обусловили в то же время развитие соответственных знаний и искусств. Событиям, вследствие которых лошадь и пшеница проникли в Америку, обязаны своим появлением здесь и огнестрельное оружие и стальные топоры, тогда как, наоборот, Старый Свет получил оттуда не только маис, картофель и индеек, но и обычай курения табака и матросские койки.

Весьма достойным внимания является вопрос о достоверности тех порою случайных указаний, на основании которых устанавливается сходство явлений культуры в разных частях света. Несколько лет тому назад один крупный историк спросил меня: «Каким образом утверждение о каких бы то ни было обычаях, мифах, верованиях и пр. какого-нибудь дикого племени может иметь доказательную силу, раз оно зависит от свидетельства какого-нибудь путешественника или миссионера, который может быть поверхностным наблюдателем, более или менее невежественным в туземном языке, необдуманным рассказчиком неосновательных слухов, человеческом предубежденным или даже намеренным обманщиком?» Действительно, этот вопрос всякий этнограф должен постоянно ставить перед собой.

Разумеется, этнограф должен самым тщательным образом убеждаться в достоверности тех авторов, которых он цитирует, и, если возможно, добывать различные указания для проверки каждого сообщения. Однако эти меры предосторожности становятся излишними в тех случаях, когда мы имеем дело с повторяемостью описываемого явления и того или иного свидетельства. Если два посетителя различных стран, стоящие вне всякой зависимости друг от друга, положим, средневековый мусульманин в Татарии[10] и современный англичанин в Дагомее или иезуит в Бразилии и уэслеянец на островах Фиджи, сходятся при описании какого-нибудь аналогичного искусства, обряда или мифа у того народа, который они наблюдали, то трудно или даже невозможно приписывать такое совпадение случайности или намеренному обману. История, рассказанная каким-нибудь искателем приключений в Австралии, пожалуй, может быть сочтена ошибкой или выдумкой, но неужели методистский священник в Гвинее сговорился с ним обманывать публику, рассказывая такую же историю о том же?

Возможность намеренной или ненамеренной мистификации часто устраняется обстоятельством, что сходное указание сделано для двух отдаленных одна от другой стран и двумя свидетелями, из которых А жил столетием раньше В, а В, по-видимому, никогда не слыхал об А. Чтобы убедиться, насколько при сопоставлении фактов цивилизации указываемые страны могут быть далеки одна от другой, насколько велики могут быть различия во времени наблюдения, а также в верованиях и характере наблюдателей, достаточно взглянуть на ссылки в этом сочинении, где рядом фигурируют авторы разных эпох и национальностей. И чем своеобразнее подобные указания, тем меньше вероятности, чтобы различные лица в различных местах могли сделать их неправильно. Допуская это, достаточно предположить, что эти утверждения в большинстве случаев справедливы и что их тесное и правильное совпадение происходит от скопления сходных фактов в различных областях культуры. В настоящее время таким путем контролируются важнейшие этнографические факты. Опыт через некоторое время приводит исследователя к предположению и убеждению, что культурные явления, имеющие в своей основе сходные общие причины, должны беспрестанно повторяться. Он уже не доверяет изолированным указаниям, которые нигде больше не встречаются, и для подтверждения их ожидает сходных указаний с противоположных частей земного шара или с другого конца истории. И действительно, эти способы проверки так эффективны, что этнограф, не выходя из своей библиотеки, может иногда взять на себя решение не только вопроса о проницательности и добросовестности известного наблюдателя, но также и того, насколько его сообщение сообразуется с общими началами цивилизации.

Обратимся теперь от распределения явлений культуры по различным странам к их распространению в каждой отдельной стране. Человечество обладает свойством, особенно располагающим к систематическому изучению цивилизации. Мы говорим о том молчаливом согласии или единодушии, которое в такой сильной степени побуждает целые народы соединяться в употреблении общего языка, в исповедании общей религии, в достижении общего уровня искусства и знания. Благодаря этому обстоятельству мы имеем возможность, оставляя в стороне исключительные факты, описывать народы по некоторому среднему уровню. Вместе с тем у нас является возможность представить себе громадные массы подробностей по нескольким типическим фактам. После установления этих последних новые случаи, указываемые новыми наблюдателями, прямо занимают соответственные им места, доказывая таким путем рациональность классификации. В устройстве человеческих обществ обнаруживается такая правильность, что мы можем совершенно оставить в стороне индивидуальные различиям обобщить искусства и воззрения целых народов, подобно тому как, смотря на войско с вершины горы, мы не думаем о каждом отдельном солдате, которого притом мы в общей массе почти не можем и различить, а видим только каждый полк, как организованное тело, рассыпающимся или собирающимся, двигающимся вперед или отступающим.

При изучении некоторых сторон общественной жизни в настоящее время возможно обращаться к содействию статистики. Из всех новейших исследований законов человеческих действий наиболее решительное влияние имели обобщения Кетле относительно правильности, регулярности не только таких данных, как средний уровень роста и ежегодного числа рождений и смертей, но и таких темных и как будто лишенных закономерности бытовых явлений, как число убийств и самоубийств и даже характер самых орудий преступления. Другим поразительным примером может служить отчетливая регулярность в количестве лиц, ежегодно убиваемых вследствие несчастных случайностей на лондонских улицах, и писем без адреса, опущенных в почтовые ящики.

Исследуя культуру отсталых обществ, мы не только не имеем в своем распоряжении математически определенных фактов новейшей статистики, но должны составлять суждение о положении диких племен по несовершенным отчетам путешественников и миссионеров или даже основываться на остатках доисторических обществ, самые имена и языки которых для нас безвозвратно потеряны. С – первого взгляда все это может показаться весьма неопределенным и мало обещающим материалом для научного исследования. Но в действительности эти данные вовсе не оказываются неопределенными или мало обещающими, а представляют собой ясный и точный материал. Вследствие того, что они разносторонне характеризуют и отображают положение того племени, к какому относятся, они в действительности способны выдержать сравнение с отчетами статистики. Дело в том, что каменный наконечник стрелы, украшенная рельефами палица, идол, могильный холм, в котором были погребены рабы и имущество, предназначенные для пользования покойника, рассказе приемах колдуна для вызывания дождя, таблица чисел, спряжение глагола могут сами по себе характеризовать и отображать известную сторону культуры у данного народа с такою же достоверностью, как правильные таблицы количества смертей от отравления и число ввезенных ящиков чая выражают различным образом другие стороны быта и культуры целого общества.

То обстоятельство, что целый народ имеет свой особый костюм, особые орудия и оружие, особые брачные и имущественные законы, особые нравственные и религиозные учения, представляет замечательный факт, на который мы обращаем так мало внимания лишь потому, что мы провели всю нашу жизнь в этой среде. Этнография имеет дело именно с такими общими и единообразными свойствами организованных человеческих групп. Хотя обобщение культуры известного племени или народа и отбрасывание индивидуальных частностей, из которых она состоит, не имеют значения для окончательного итога, однако мы должны отчетливо помнить, из чего складывается этот общий итог. Некоторые умы обращают так много внимания на отдельные жизни индивидов, что не в состоянии дать себе отчет о деятельности всего общества в целом. К таким наблюдателям, неспособным к широкому взгляду на общество, вполне применима известная поговорка о людях, которые «за деревьями не видят леса». Но, с другой стороны, философ может придавать так много значения общим законам социального бытия, что он совершенно теряет из вида отдельных деятелей, из которых состоит общество, и о нем можно сказать, что он «за лесом не видит деревьев».

Мы знаем, каким образом искусства, обычаи и идеи образуются в нашей собственной среде в процессе соединенной деятельности многих индивидов, действия которых с их мотивами и последствиями иногда являются вполне заметными для нас. История каждого изобретения, воззрения или обряда есть история внушения и восприятия, поощрения и противодействия, личных стремлений и групповых предрассудков. Действующие здесь индивиды поступают сообразно своим собственным мотивам, которые определяются их характером и объективными обстоятельствами. Таким образом, иногда мы можем заметить, как индивиды действуют для своих личных целей, мало заботясь о последствиях своей деятельности для всего общества, а иногда мы можем изучать движения народных масс, где индивиды, являющиеся их участниками, оказываются совершенно вне нашего наблюдения. Зная, что коллективная социальная деятельность есть только сумма проявлений многих отдельных лиц, мы видим совершенно ясно, что оба эти метода исследования при правильном применении их непременно должны быть согласованы между собой.

iknigi.net

Книга - Первобытная культура 4

Содержание

Введение........................................................... .3

1. Первобытная культура.............................................. 5

2. Мифы............................................................ 8

3. Политеизм....................................................... 10

4. Ритуал и табу..................................................... 13

5. Первобытная живопись, скульптура, архитектура...................... .15

Список использованной литературы................................... .21

Введение

Культурология — это наука о культуре и предметом её являются объективные закономерности общечеловеческого и национальных культурных процессов, памятники, явления и события материальной и духовной жизни людей.

Слово культура — в лексиконе практически каждого человека. Явления культуры изучает множество конкретных наук – археология, этнография, история, социология, а также науки, изучающие различные формы сознания, — философия, искусство, эстетика, мораль, религия и т.д.

В настоящее время понятие культура означает исторически определённый уровень развития общества, творческих сил и способностей человека, выраженный в типах и формах организации жизни и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных ценностях.

Культура – это весьма сложная, многоуровневая система. Принято подразделять культуру по её носителю. В зависимости от этого вполне правомерно. Прежде всего, выделять мировую и национальную культуры.

Мировая культура – это синтез лучших достижений всех национальных культур различных народов, населяющих нашу планету.

Национальная культура, в свою очередь, выступает синтезом культур различных классов, социальных слоёв и групп соответствующего общества.

В соответствии с конкретными носителями выделяются также культуры социальных общностей, семьи, отдельного человека. Общепринятым считается выделение народной и профессиональной культуры.

Материальная культура – это культура труда и материального производства, культура быта. Культура топоса, т.е. места жительства, культура отношения к собственному телу, физическая культура.

Духовная культура выступает многослойным образованием и включает в себя познавательную и интеллектуальную культуру, философскую, нравственную, художественную, правовую, педагогическую, религиозную.

По содержанию и влиянию культуры на человека ряд исследователей предлагает делить её на прогрессивную и реакционную.

Исторически культуру связывают с гуманизмом. В основе культуры лежит мера развития человека. Ни достижения техники. Ни научные открытия сами по себе не определяют уровня культуры общества, если в нём нет человечности, если культура направлена не на совершенствование человека. Таким образом, критерием культуры является гуманизация общества. Цель культуры – всестороннее развитие человека.

1. Первобытная культура

Первобытнообщинный строй – это эпоха, охватывающая весь период существования человека от его появления на Земле до становления первых древнейших цивилизаций. Первобытность является начальным этапом существования человечества.

Вопрос о времени начала первобытности упирается в проблему происхождения человека. В настоящее время нет единого мнения о том, когда и откуда появился на земле человеческий род.

Этапы становления первобытной культуры принято выделять по ключевым событиям и процессам, проходившим в обществе. По развитию орудий труда и технологий выделяют следующие периоды: каменный (палеолит, мезолит, неолит), бронзовый и железный века; по развитию общественной организации – человеческое стадо, родовой строй (матриархальная и патриархальная родовая община, соседская община). Есть и другие виды периодизации истории первобытного общества.

Поиски начала – едва ли не самые трудные поиски, в которые пускается пытливый ум. Любое явление когда-то и где-то началось, зародилось, возникло – это кажется нам очевидным. Но, шаг за шагом добираясь до его истоков, можно обнаружить бесконечную цепь превращений, переходов из одного состояния в другое. Оказывается всякое начало относительно, оно само является следствие долгого предшествующего развития, звеном бесконечной эволюции. Не только происхождение жизни и человеческого рода на Земле не мыслится как единовременный акт творения или появления, но и происхождение собственно человеческих институтов. Таких как семья, собственность, государство, — также итог длительного процесса, звено в цепи превращений. То же можно сказать и о развитии культуры, цивилизации человеческого общества.

Если говорить в широком этнографическом смысле, культура и цивилизация слагаются из знаний, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества. «Человек,- сказал Вильгельм Гумбольдт,- всегда всё ставит в связь с тем, что перед ним имеется». Мысль о непрерывности цивилизации, содержащаяся в этом выражении, вовсе не какое-то сухое философское положение. Она приобретает совершенно практическое значение в силу простого соображения, что всякому желающему понять свою собственную жизнь необходимо узнать последовательные ступени, которые привели его воззрения и привычки к их настоящему состоянию. Огюст Конт едва ли преувеличил эту необходимость, высказав мысль, что «никакая идея не может быть понята без её истории». Эта фраза может быть распространена на культуру вообще.

Основными источниками изучения первобытного общества и первобытной культуры являются, конечно же, археологические изыскания, этнография, данные геологии, антропологии, мифологии, фольклора. С незапамятных времён человека волновало его прошлое, но только научные достижения последнего века дали возможность ответить на ряд вопросов, интересовавших человечество на протяжении столетий. Одним из таких вопросов был вопрос о том, когда появился первый человек на Земле. Благодаря неустанным поискам была обнаружена одна из древнейших на Земле человеческих культур, восходящая к эпохе палеолита. Человека, чьи останки были обнаружены при раскопках, назвали синантропом.

В пещере, где производились раскопки, в большом количестве найдены орудия труда и оружие синантропов: изделия из кварца и кварцита, песчаника и роговика. Это грубо обработанные рубящие орудия с широким овальным лезвием. Синантропы систематически пользовались огнём. Спрессованный слой золы от кострищ в пещере достигал семиметровой толщины. Это значит, что пещера была обитаема, вероятно, в течение нескольких тысячелетий. Некоторые кости животных, обнаруженные в пещере, обожжёны, на основании чего можно сделать вывод, что синантропы поджаривали мясо животных на огне.

Охота, поддержание огня, добывание материалов для изготовления каменных орудий труда и оружия, наконец, общее жилище- пещера — объединяли синантропов в устойчивое общество.

Для суждения об уровне интеллектуального развития синантропов решающее значение имеет факт овладения ими огнём как техническим средством и стихией природы.

Неандертальская эпоха была значительным шагом вперёд в развитии производительных сил первобытного общества, его материальной и духовной культуры.

В области духовной культуры у людей этого времени сформировались зачатки знаний о внешнем мире, нравственные и моральные нормы, религиозные представления и некоторые виды и формы искусства: мифология, архитектура, изобразительное искусство, музыка- то есть то, что определяется понятием «художественная культура».

2. Мифы

Слово «миф» — греческое и буквально означает «предание, сказание». Обычно подразумевается сказания о богах, духах, обожествлённых или связанных с богами своим происхождением героях, о первопредках, действовавших в начале времени и участвовавших прямо или косвенно в создании самого мира. Его элементов, как природных. Так и культурных. Мифология – это совокупность подобных сказаний о богах и героях и в то же время система фантастических представлений о мире.

Мифотворчество было важным явлением в культурной истории человечества. В первобытном обществе мифология отражала способ понимания мира, а миф выражал мироощущение и миропонимание эпохи его создания. Миф как первоначальная форма духовной культуры человечества – это «природа и сами общественные формы, уже переработанные бессознательно-художественным образом народной фантазией».

Главными предпосылками своеобразной мифологической логики стало, во-первых, то, что первобытный человек не выделял себя из окружающей среды, и, во-вторых, то, что мышление сохраняло черты взаимопроникновения и нерасчленённости, было почти неотделимо от эмоциональной сферы. Следствием этого стало наивное очеловечивание всей природы. На неё переносились человеческие свойства, природным объектам приписывалась одушевлённость, разумность, человеческие чувства, часто – человеческая внешность, и, наоборот, мифологическим предкам могли быть присвоены черты природных объектов, особенно животных. Определённые силы и способности могли быть пластически выражены многорукостью, многоглазостью, самыми диковинными трансформациями внешнего облика: болезни могли быть представлены чудовищами- пожирателями людей, космос – мировым деревом или живым великаном, родоплеменные предки имели двойную природу.

Для мифа характерно, что различные духи, боги и герои связаны семейно- родовыми отношениями. В мифе совпадает описание модели мира и повествование о возникновении его отдельных элементов, о деяниях богов и героев, определивших его нынешнее состояние. Нынешнее состояние мира: рельеф, небесные светила, виды животных и растений, образ жизни, социальные группировки, религиозные установления, орудия труда, приёмы охоты и приготовления пищи — всё это оказывается следствием событий давно прошедшего времени и действий мифологических предков, богов, героев.

Рассказ о событиях прошлого служит в мифе средством описания устройства мира, способом объяснения его нынешнего состояния. Мифические события оказываются «кирпичиками» мифической картины мира. Мифическое время есть время начальное, раннее, первое; это правремя, время до времени, до начала исторического отчёта текущего времени.

Важнейшая функция мифического времени и самого мифа – создание примера, модели, образа. Оставляя образцы для подражания и воспроизведения, мифическое время и мифические герои одновременно источают магические духовные силы, которые продолжают поддерживать установленный порядок в природе и обществе; поддержание такого порядка также было важной функцией мифа. Эта функция осуществляется с помощью ритуалов, которые часто прямо инсценируют события мифического времени. В ритуалах мифическое время и его герои не только изображаются, но и как бы возрождаются с их магической силой, события повторяются. Ритуалы обеспечивают их «вечное возвращение» и магическое влияние, гарантирующее непрерывность природных и жизненных циклов, сохранение некогда установленного порядка.

Мифология – это самое древнее, архаическое идеологическое образование, имеющее единый, неделимый характер. В мифе переплетены зародышевые элементы религии, философии, науки, искусства.

Миф, и особенно ритуал, имел прямое отношение к религии.

3. Политеизм

Политеизм (от греч. «многочисленный, много», «бог, божество») — букв. «многобожие» — религия, совокупность верований, основанная на вере в нескольких богов. Боги имеют собственные пристрастия, характер, вступают в отношения с другими богами и имеют специфическую сферу влияния.

Политеизм противостоит монотеизму — вере в единого Бога и атеизму, отрицающему существование Бога или богов. Происхождение и связь политеизма с монотеизмом является предметом дискуссий среди антропологов и историков религий. Большинство исследователей склоняются к мнению, что политеизм является древнейшей формой религиозной жизни человека, из которой вырос монотеизм. В Библии политеизм отождествляется с язычеством (понимается как измена единому Богу), в которое впадал еврейский народ на протяжении всей своей истории. Во времена царя Соломона и позднейших царей в Израиле легально существовали священные горы и священные рощи, в которых совершалось поклонение языческим богам: Ваалу, Дагону, Астарте и другим божествам, распространенным в Средиземноморье и Передней Азии.

В парадигме политеизма мир представляется в виде иерархии различных божеств, обладающих большей или меньшей властью, имеющих свой облик (часто антропоморфный) и свою определённую сферу управления в природе и обществе. Пантеон богов представляет собой сложную систему взаимоотношений. Сфера деятельности каждого бога отделена от сферы деятельности других. Например, в др. Греции Посейдон — бог водной стихии, Гера — богиня земли; в социальной сфере — Гермес — бог торговли, славянский Велес — бог скотоводства и т. д. Во главе пантеона обычно стоит верховный бог, но не единственный, в отличие от монотеизма. В рамках политеизма поклонение племенным богам не исключает признания богов других народов.

Выделяют различные виды политеизма: анимизм, считающий все явления природы одушевленными, источником которых служит вмешательство духов и демонов; фетишизм — почитание материальных предметов, наделенных сверхъестественными свойствами; тотемизм — вера в родственную связь между племенем с одной стороны и определенным животным, растением или явлением природы — с другой. Для архаичных форм политеизма также характерен культ предков, которые магически участвуют в жизни потомков. Эти формы первобытных религиозных представлений существовали в тесном переплетении друг с другом.

Религиозная практика политеизма (его ритуалы) направлена на установление контакта с божеством и получение от него какой-либо помощи в обмен на приношения (жертвоприношение) со стороны человека. Знание законов взаимодействия с богами и умение применять их на практике дает власть над окружающей реальностью. Утверждение власти над реальностью с помощью ритуала — это магизм. Политеизм магичен по своей сути, поскольку мир богов не является трансцендентным, он растворен в природе; поэтому любая хозяйственная, военная или политическая деятельность человека входит в соприкосновение с тем или иным богом и правильный ритуал обеспечивает ее успешность. Поскольку ритуал есть повторение сакрального акта сотворения мира, как и каждое действие — повторение перводействия бога-демиурга, миф утверждает данную реальность как абсолютно значимую. Ничему новому, никакой инициативе, спонтанным актам в этой реальности нет места. Поэтому политеистическое общество является традиционным обществом, в котором любое развитие и изменение не имеют ценности.

Политеизм представлен в современном мире в таких религиях как индуизм, синтоизм, африканские культы и др. Теоретическим обоснованием политеизма является мифология. Поэтому исследования политеизма тесно связаны с изучением мифов, которые представляют собой свод сказаний о богах и героях. Различают теогонические мифы — мифы о происхождении богов и космогонические — мифы о происхождении мира. В первобытных и традиционных обществах миф, повествующий о происхождении вселенной и человека, о возникновении социальных институтов, о культурных приобретениях, о жизни и смерти, выполняет функции религии, идеологии, философии, истории и науки. Первобытный миф — это простая, образная и часто поэтическая схема мира, объясняющая и предписывающая определенный способ существования в нем.

4. Ритуал и табу

Табу — слово полинезийского происхождения — означает ритуальный запрет, налагаемый под страхом кары сверхъестественными силами на людей, на некоторые их слова и поступки, на их общение с запретными видами животных, растений, также использование определённых озёр, рек… Сформированная система табу является одной из составных частей каждой древней культуры. Табу были распространены у очень многих народов мира на ранней стадии развития; у некоторых из них табу сохраняются и поныне в видоизмененной форме (например, вера в несчастливое число и в другие приметы).

Табу буквально пронизывали повседневную жизнь практически всех народов Африки. К числу «классических» ранних табу можно отнести строжайшее запрещение охотиться на животных и употреблять их в пищу, так же как и тотемные растения. У некоторых народов Юго-Восточной и Южной Африки (языковая группа банту) существовали табу на крокодила, льва, быка, голубую антилопу. По поверьям некоторых племён их нельзя было не только убивать, есть, но даже смотреть на них.

Были запреты, касающиеся похоронных обрядов и вступления в брак. У некоторых народов мужчинам и женщинам одной тотемной группы запрещалось вступать в брак между собой. У народа ашанти женщина после замужества была обязана соблюдать не только своё родовое табу, но и табу своего мужа. У готтентотов существовало временное табу на общение с близкими умершего. Страх нарушить табу приводил к поискам защиты от наказания. У ашанти был широко распространён культ сурман — фетишей, защищавших от злого колдовства или спасавших от смерти, если обладатель фетиша нарушил табу.

Нередко боязнь нарушить табу мешала африканцам в критические, переломные моменты их жизни. Во время антиколониального вооружённого восстания 1952—1956 гг. в Кении повстанцы (их называли «лесными бойцами») верили, что, если дорогу отряду пересечёт газель или олень, операция закончиться неудачей. Случилось так, что тропу, по которой несколько «лесных бойцов» направлялись на тщательно и долго планировавшуюся операцию, перебежали и газель и олень. Это было воспринято как дурное предзнаменование, и многие повстанцы вернулись в лагерь, даже не выйдя на рубежи атаки. Операция была сорвана.

Действие табу иногда оборачивалось против европейцев. Известный немецкий учёный и путешественник Б.Гржемек передавал историю, услышанную от одного из офицеров, служивших во французской колонии Берег Слоновой Кости: «Недалеко от городка… была небольшая, издали очень красивая роща. В один из дней офицер решил прогуляться туда, но был остановлен своим помощником-африканцем. “Бога ради, не ходите в этот лес! Ни один белый не имеет права посещать его… и я не могу поручиться, что, войдя в этот лесок, вы не схлопочете ядовитую стрелу или через пару дней не умрёте от какой-нибудь загадочной болезни. Лес этот — табу! Африканцы утверждают, что в нём живут боги”.

Оказалось, что это табу ранее проявляло своё действие. На опушке леса виднелись обгоревшие развалины фабрики, построенной там пред принимателем-бельгийцем. Он получил или купил землю у колониальных властей, но, согласно верованиям жившего в этих местах народа бауле, земля принадлежала одному из местных божеств. Жрецы сначала предложили бельгийцу принести в жертву вола, но белый отказался. Он считал, что земля и так принадлежит ему. Вскоре он внезапно умер при загадочных обстоятельствах, а вслед за ним умерли его младший брат и сын. В семье бельгийца остались только женщины. Они конечно, поспешили вернуться домой в Европу. Вскоре здание фабрики сгорело дотла.

5. Первобытная живопись, скульптура, архитектура

Первобытное искусство — искусство эпохи первобытного общества. Оно возникло в позднем палеолите около 33 тыс. до н. э., отражало воззрения, условия и образ жизни первобытных охотников (примитивные жилища, пещерные изображения животных, женские статуэтки). У земледельцев и скотоводов неолита и энеолита появились общинные поселения, мегалиты, свайные постройки; изображения стали передавать отвлеченные понятия, развилось искусство орнамента. В эпохи неолита, энеолита, бронзового века у племен Египта, Индии, Передней, Средней и Малой Азии, Китая, Южной и Юго-Восточной Европы сложилось искусство, связанное с земледельческой мифологией (орнаментированная керамика, скульптура). У северных лесных охотников и рыболовов бытовали наскальные изображения, реалистические фигурки животных. Скотоводческие степные племена Восточной Европы и Азии на рубеже бронзового и железного веков создали звериный стиль.

Первобытное искусство — только часть первобытной культуры, куда помимо искусства входят религиозные верования и культы, особые традиции и обряды. Поскольку о них уже шла речь, рассмотрим первобытное искусство.

Наскальная живопись и миниатюрная скульптура

Из поколения в поколение передавалась техника изготовления орудий и некоторые ее секреты (например, то, что камень, раскаленный на огне, после остывания легче поддается обработке). Раскопки на местах стоянок людей верхнего палеолита свидетельствуют о развитии у них первобытных охотничьих верований и колдовства. Из глины они лепили фигурки диких зверей и пронзали их дротиками, воображая, что убивают настоящих хищников. Сотни вырезанных или нарисованных изображений животных они оставили также на стенах и сводах пещер. Археологи доказали, что памятники искусства появились неизмеримо позднее, чем орудия труда, почти на миллион лет.

Специалисты полагают, что жанры первобытного искусства возникали примерно в такой временной последовательности:

·каменная скульптура,

·наскальная живопись,

·глиняная посуда.

В глубокой древности для искусства человек использовал подручные материала — камень, дерево, кость. Много позже, а именно в эпоху земледелия, он открыл для себя первый искусственный материал — огнеупорную глину — и стал активно применять ее для изготовления посуды и скульптуры. Бродячие охотники и собиратели пользовались плетеными корзинами. Она удобнее в переноске. Глина посуда их нее — признак постоянных земледельческих поселений.

И в живописи, и в скульптуре первобытный человек часто изображал животных. Склонность первобытного человека изображать животных именуют зоологическим, или звериным стилем искусстве, а за свою миниатюрность небольшие фигурки и изображения зверей получили название пластики малых форм.

Первобытная живопись представляла собой двухмерное изображение объекта, а скульптура — трехмерное, или объемное. Таким образом, первобытные творцы освоили все измерения, существующие в современном искусстве, но не владели его главным достижением — техникой передачи объема на плоскости (кстати сказать, ей не владели древние египтяне и греки, средневековые европейцы, китайцы, арабы и многие другие народы, поскольку открытие обратной перспективы произошло только в эпоху Возрождения).

При создании наскальной живописи первобытный человек использовал естественные красители и окиси металлов, которые он либо применял в чистом виде, либо смешивал с водой или животным жиром. Эти краски он наносил на камень рукой или кисточками из трубчатых костей с пучками волосков диких зверей на конце, а порой выдувал через трубчатую кость цветной порошок на влажную стену пещеры. Краской обводили не только контур, но закрашивали все изображение. Для выполнения наскальных изображений методом глубокого прореза художнику приходилось пользоваться грубыми режущими инструментами. Массивные каменные резцы были найдены на стоянке Ле Рок де Сер. Для рисунков среднего и позднего палеолита характерна уже более тонкая проработка контура, который передан несколькими неглубокими линиями. В такой же технике выполнены рисунки с росписью, гравюры на кости, бивнях, рогах или каменных плитках.

Таким образом, первобытное искусство представлено в следующих основных видах:

·графика (рисунки и силуэты),

·живопись (изображения в цвете, выполненные минеральными красками),

·скульптуры (фигуры, высеченные из камня или вылепленные из глины),

·декоративное искусство (резьба по камню и кости),

·рельефы и барельефы.

Зарождение архитектуры

Слово «архитектура» в переводе с греческого означает «строительство». Это один из древнейших видов человеческой деятельности. Сохранившиеся остатки поселений человека указывают на существование различных укладов жизни людей в разных районах земного шара и на разных этапах развития человечества.

Древнейшие из дошедших до нас монументальных сооружений относятся к каменному веку и называются мегалитическими. Название произошло от греческих слов «мегас»- большой и «литос»- камень, то есть сооружения из больших камней. Они встречаются в самых разных странах Европы, Северной Африки, Малой Азии, в Индии, Японии и других уголках мира. Называются такие постройки менгирами, дольменами, и кромлехами.

Разве не удивительно, что всё, кажется, безграничное разнообразие форм мировой архитектуры, включая и самые современные её достижения, всего лишь на разные лады воспроизводит эти извечные начала, заложенные ещё безымянными зодчими каменного века.

Металлические сооружения выступали в роли общественных построек, однако человеку издревле требовалось жильё. Вряд ли кто-нибудь в состоянии узнать, где и когда человек построил свой первый дом. В неолите в одних местах строят жилища из дерева, тростника, прутьев и глины. В других – возводят постройки на сваях и так называемые общинные дома. Своеобразный характер имели поселения, найденные в Северной Италии (приблизительно 1800 г. до н.э.). На столбах устраивались расположенные по кругу площадки, на которых размещались хижины. Вокруг посёлка возводилась деревянная изгородь, и выкапывался ров, наполняемый водой.

В результате исследований в Анатолии (Турция) обнаружено древнее укреплённое поселение, относящееся к 6 тысячелетию до н.э.

Но, пожалуй, самое древнее жилище человека описано в книге В. Глазычева «Зарождение зодчества». Реконструированный учёными дом был построен 11 тысяч лет тому назад в долине Вади-эн-Натуф (верхнее течение реки Иордан) и выглядел следующим образом: круглое углубление в каменном основании, гибкие жерди, вставленные в заранее выдолбленные отверстия и сходящиеся наверху. Затем жерди переплетались более тонкими прутьями и обмазывались глиной. В середине основания этого круглого дома – место очага, над ним отверстие. Впереди ещё долгие тысячелетия, открытия и разочарования, величие египетских пирамид и совершенство афинского Акрополя, монументальность Рима и неистовый порыв готики, но там, в далёком Вади-эн-Натуфе, уже сделан решающий шаг, уже ведёт отчёт времени великое ремесло архитектуры. Кров над головой, защиту от непогоды и опасности, тепло и прохладу человек находит не под деревом и не в пещере, а в специально построенном постоянном доме.

Важнейшим моментом формирующейся земледельческой цивилизации стало зарождение совершенной нового вида искусства, невозможного и неизвестного охотникам и собирателям. Речь идет об архитектуре. Укрываться в случайно обнаруженной пещере — это одно, а строить из глины, дерева или камня искусственные постройки произвольных размеров и формы, располагая их в специально подобранных местах, — это уже совсем другое дело.

Под архитектурой понимается искусство проектировать и строить здания в соответствии с заранее намеченными целями и проектом, отвечающим техническими возможностями и эстетическими критериям местного коллектива (поселка, города, страны). Как вид искусства архитектура входит уже в сферу духовной культуры, эстетически формирует окружение человека, выражает общественные идеи в художественных образах.

Организовывать, перестраивать и осваивать окружающую среду по собственным меркам земледельцы начали сразу в двух направлениях — с создания архитектуры малых и больших форм. Малые формы шли на частные цели, прежде всего жилые и хозяйственные постройки, а большие — на сооружение общественных учреждений, главным образом религиозных храмов и царских дворцов. Сюда же надо включить крупные инженерные проект, как например, большие ирригационные системы Древнего Египта.

Самой ранней формой человеческого жилья служили стоянки — временные неукрепленные лагеря первобытных охотников и собирателей. На смену стоянкам охотников каменного века пришли поселения (селища) земледельцев, которые могли принимать форму крепости (сооружения из огромных грубо отесанных камней) или городища (группа жилых домов и хозяйственных построек, обнесенных земляным валом или деревянным забором). Позже крепость и городище, как два разных типа поселения, соединяются и превращаются в укрепленные города-крепости (особенно много их было в средневековье).

Несколько позже — в период древневосточных цивилизаций — архитектурная организация пространства населенных пунктов, создание городов и поселков, регулирование систем расселения выделились в особую область — градостроительство.

Список использованной литературы

1. Кармин, А.С. Культурология / А.С. Кармин – Санкт-Петербург: Лань, 2005. – 336 с. – ISBN589-6156-36-6.

2. Лисичкина, О.Б. Мировая художественная культура. Часть 1. Древний мир. / О.Б. Лисичкина – Санкт-Петербург: СпецЛит, 2006. – 415 с. – ISBN 5-9477-7400-9.

3. Тайлор, Э.Б. Первобытная культура / Э.Б. Тайлор – М.: Изд. политической литературы, 2005. 704 с. – ISBN 5-1048-1300-6.

4. Культурология: учебное пособие / под редакцией А.Н. Марковой – М.: Юнити, 2007. – 508 с. – ISBN 546-4895-56-3.

www.ronl.ru

Книга - Культура первобытного общества 6

Содержание

Введение…………………………………………………………………………3

1. Тотемизм……………………………………………………………………....4

2. Анимизм……………………………………………………………………….6

3. Магия…………………………………………………………………………..7

4. Фетишизм……………………………………………………………………...8

Заключение………………………………………………………………………11

Список литературы……………………………………………………………...12

Введение

Сочетание слов «культура» и «первобытный» у многих вызовет удивление. О чем, собственно, идет речь? Что это за культура? Где и когда она существовала? Ответ очень простой: везде, где жил человек, и всегда, в пределах человеческой истории.

Первобытная культура — это самый древний тип культуры, всецело определявший бытие людей на протяжении почти всей их истории.

Культуру любого типа нельзя рассматривать как чисто рациональное построение. Фантазия, интуиция, смутные ощущения и предчувствия предопределяют многие ее аспекты. Первобытную культуру иногда определяют как магическую, как основанную на магических действиях и магическом мышлении.

Данная тема актуальна и в наши дни. Ведь в наше время число поклонников «белой» (лечебной) и вредоносной («черной») магии неисчислимо. Астрологические прогнозы, гадание, обряды вызывания дождя, колдовство и тому подобное стали для многих прибыльным занятием. А целая система суеверий (поверий), примет: собака воет — к покойнику, ворона каркает — к беде и т.д. Много ли людей остаются свободными от них?

Подлинная первобытность отделена от нас тысячелетиями. Сознание Homo sapiens эпохи неолита может служить скорее предметом гипотез, чем прямого изучения.

Чтобы понять некоторые особенности мышления первобытных народов необходимо обратить внимание на их жизнь, на традиции и особенности поведения. Некоторые из этих особенностей и будут рассмотрены в этой работе.

1. Тотемизм

На протяжении сотен тысячелетий первобытный человек не знал религии. Зачатки религиозных представлений появились не раньше эпохи верхнего палеолита. Религия могла возникнуть только тогда, когда человек сделал первые попытки понять явления природы. Наблюдая смену дня и ночи, времен года, жизнь растений и животных и многое другое, первобытный человек не мог понять эти явления. Непонятные и грозные явления природы, болезни, смерть вселяла в сознание наших далеких предков тревогу и ужас. Постепенно у людей начали зарождаться представления о сверхъестественных силах, якобы способных вызывать эти явления. Это и было началом религиозных представлений.

На первых этапах своего развития люди гораздо лучше (чем мы теперь) чувствовали свое единство с природой, и поэтому охотно отождествляли себя с ее конкретными проявлениями. В культуре эта идентификация приняла форму тотемизма, т.е. убежденности, что каждая группа людей тесно связана с каким- либо животным или растением (тотемом), находится с ними в родственных отношениях. Предпосылкой тотемизма был миф, утверждавший возможность «обращения», т.е. превращения человека в животное, миф, основанный на одном из древнейших убеждений, что нет принципиальной разницы между человеком и животным.

Вид животного, с которым оказывался связанным конкретный человеческий коллектив (а его выбор определялся множеством обстоятельств), становился тотемом. Объективная общность первобытного племени была осознана как общность тотема, как родство по тотему. Таким образом, члены каждого племени осознавали, что все они составляют единое целое, что у них у всех одна «кровь», что по отношению друг к другу они являются своими.

Представление о тотемистическом родстве появилось раньше, чем осознание привычного физиологического родства, и представлялось людям древнейших эпох куда более существенным. Тотемизм включает в себя веру в тотемистических предков, от которых и происходят конкретные группы людей. Жизнь и похождения этих предков являются содержанием многочисленных мифов, с верой в них связаны сложные обряды и церемонии. Особое происхождение позволяло отдельной группе осознать свое отличие от других групп, т.е. осознать свою индивидуальность. С возникновением тотемизма была проведена граница между «своими» и «чужими». Так сформировался ключевой элемент социальной самоидентификации, который во многом определил пути развития человеческой культуры, да и всю историю общества.

Тотемистические представления связаны с особыми церемони­ями, ритуалами, совершаемыми по поводу важнейших событий в жизни — рождения, посвящения (введения юноши в число взрос­лых охотников), смерти. В ритуале посвящения первобытный человек отождествляет себя с животным-предком, со своим тоте­мом, посредством сложных и нередко мучительных церемоний. В пещерах найдены относящиеся к палеолиту следы обряда посвящения — сделанные на мягкой глине отпечатки изуродованных рук.

По мере исторического развития большинство народов утратило тотемические представления. Однако кое-где тотемизм проявил необычайную живучесть, например у австралийских аборигенов. Австралию вообще называют классической страной тотемизма. В обрядах австралийских племён огромную роль играют священные предметы — чуринги. Это каменные или деревянные пластины с нанесёнными на них рисунками, обозначающими тот или иной тотем. По представлениям аборигенов, чуринги хранят магическую силу предка-тотема. Они обеспечивают размножение зверей, могут быть источником души новорождённых детей или вместилищем душ предков.

Тотемизм сохранил свои позиции в современной культуре (геральдика, бытовая символика, запреты на употребление в пищу мяса некоторых животных — коровы в Индии, собак и лошадей — у арийских народов)

2. Анимизм

Постепенно развивалась новая форма религии — культ природы Суеверный страх человека перед грозной природой вызывали желание как-то умилостивить ее. Человек стал поклоняться солнцу, земле, воде огню. Всю природу человек в своем воображении населил духами. Эта форма религиозных представлений называется анимизмом.

Анимизм — это вера в существование души и духов как причины явлений природы, вера в одушевленность всей природы. В культуре древнейшего мира анимизм был универсальной формой религиозных верований, с него и начался процесс развития религиозных представлений, обрядов и ритуалов.

На начальном этапе развития культуры люди твердо верили в объективность призрачных образов, являвшихся им в болезни, при утомлении, чрезмерном возбуждении или под влиянием пищи, содержащей наркотические вещества. Мало того, они, как и некоторые наши современники, были склонны к подобным духовным контактам.

Анимистические представления о двойственности души предопределили отношение к смерти, погребению, умершим в первобытной культуре. Душа не умирает, следовательно, смерть человека обратима. Мертвые смогут ожить, «вернуться», что для живых крайне нежелательно, очень опасно. Именно поэтому основным чувством по отношению к покойнику стал страх, а похоронные обряды превратились в меры защиты. Ямы и могилы должны были служить как убежищем, так и тюрьмой. Все способы погребения, их тщательность порождены не только заботой о покойнике (хотя эта тенденция постепенно усиливалась), но прежде всего страхом, как бы человек, унесенный смертью, не вышел вновь из своего состояния неподвижности, не напугал живых, не причинил им вреда.

Логика анимизма не могла допустить только защитные меры. Если смерть, в конечном счете, возвращает душу человека к свободному и деятельному существованию, то следует создать необходимые условия для того, чтобы это «новое» бытие души было не менее благополучным, чем «старое». Способ был найден легко. В могилу сначала укладывали самые ценные и полезные вещи покойника, а затем, осознав их недостаточность, туда же начали отправлять и необходимый обслуживающий персонал. Это происходило, естественно, в тех случаях, когда домашняя прислуга, рабы наличествовали и при жизни. Когда умирал знатный и сильный человек, души его слуг, жен, рабов должны были, последовав за ним, служить ему и в потусторонней жизни. Эта же логика оправдывала принесение в жертву и посторонних людей, что позволяло не только вождям, но и более простым людям позаботиться о своем загробном процветании.

3. Магия.

Другой формой первобытной религии была магия или колдовство. Это была вера в то, что человек якобы может воздействовать на природу различными «чудодейственными» приемами и заклинаниями.

В первобытной культуре такие цензоры, как логика, причинно-следственная обусловленность, почти не мешали магическо-фантастическим способам самовыражения. Отсюда удивительная яркость и многообразие этой культуры. Действительность и фантазия одинаково реальны для первобытного человека, и заклинание жреца убивало его иногда вернее, чем примитивное оружие. Магические формы мысли, гадания, знамения, сложные обряды являлись не только культурным компонентом, они предопределяли сам образ жизни того времени.

Сверхъестественное для первобытного общества — это не то, что нарушает естественные законы природы, ибо этого последнего понятия в культуре того времени еще нет. «Сверхъестественное» — это то, что нарушает рутину повседневной жизни, вмешивается в привычную последовательность событий, это нечто неожиданное, необычное, иногда крайне привлекательное и соблазнительное, но, что всего важнее, всегда опасное, могущее угрожать жизни, лишить людей благополучия и спокойствия. В подобных обстоятельствах и пускался в ход могущественный арсенал магических действий: заклинания, колдовство, обращение за помощью к духам предков и богам, принесение жертв, даже человеческих.

Магическая деятельность предполагала использование не только магических приемов, но и определенных вещей, которые, как и внешние обстоятельства магических процедур, обретают также магический смысл. Поэтому осознание необходимости определенных внешних условий для успешности заклинания приняло форму веры в «приметы», которые весьма часто достоверно отражали реальные закономерности. Позже, наряду с верой в приметы, возникло убеждение, что имеющие магический смысл предметы могут не только влиять на исход отдельных действий человека, но и определять его судьбу. Так начал складываться один из качественных параметров не только любой культуры, но и человеческой психологии вообще – фетишизм.

4. Фетишизм

Если тотемизм является достоянием народов, стоящих на на­чальных ступенях развития культуры, тог фетишизм встречается везде, где существуют «священные вещи».

Фетишизм (от французского «fétiche» – идол, талисман). Фетишизм — это культ неодушевлённых предметов – фетишей, наделённых, по представлениям верующих, сверхъестественными свойствами.

Фетишизм был распространён у всех первобытных народов.

Понятия культа и фетишизма часто тесно связаны, особенно у древних. Культ (от латинского «cultus» – почитание), чрезмерное возвеличивание чего-либо или кого-либо. Необходимость одушевлять предметы, придавать им необычный смысл – отсутствие объяснения многих явлений. Культ — один из основных элементов религии; действия (телодвижения, чтение или пение определённых текстов, совершение обрядов, жертвоприношения и т.п.), имеющие целью дать видимое выражение религиозному поклонению или привлечь к их совершителям божественные силы.

Фетишем, объектом фетишизма, мог стать любой предмет, почему-либо поразивший воображение человека: каме нь необычной формы, кусок дерева, части тела животного (зубы, клыки, кусочки шку ры, высушенные лапки, кости и т. д.).

Особая группа фетишей связана с распространённым у многих народов мира культом предков. Их изображения становятся фетишами, которым поклоняются. Иногда это идолы — человекоподобные фигурки из дерева, камня, глины, а иногда предка изображает специальный знак, как это было принято, например, в Китае.

Ярким примером фетиша, связанного с культом предков, являются алэлы енисейских кетов. Алэл — деревянная кукла с большой головой, с руками, ногами, глазами из бусин или пуговиц, одетая в традиционную кетскую одежду из сукна и оленьих шкур. Обычно куклы изображают старух, которые призваны помогать семье во всех её делах. Они охраняют дом, следят за детьми и скотиной — оленями, собаками. Алэлы переходят от родителей к детям. При перекочёвках их возят в специальном берестяном туеске. По представлениям кетов, человек должен о них заботиться, кормить, одевать, почтительно с ними обращаться. В противном случае членам семьи грозит гибель.

Особое значение для системы фетишей имеют останки трупов (черепа, различные кости) и могильные памятники (земляные насыпи, кусты и деревья, растущие над могилами, могильные камни). Фетишизации подвергаются не только все основные элементы гробниц, но и сами гробницы и места их расположения — святые сакральные территории. Так появляются священные гроты, древние могильные пещеры, а позже и египетские пирамиды, буддийские пагоды и т.п. «Священные камни» рассматривались как места пребывания духов, охранявших покой умерших. Чтобы духи охотнее поселялись там, камни поливали маслом и этим как бы смягчали их, раскрывая для духов.

С камнями в качестве могильных фетишей успешно конкурировали деревья. Уже древние египтяне желали, чтобы их гробницы были обсажены деревьями, потому что, как они думали, души умерших любят качаться на ветках. Отсюда исходит культ дерева во всех его видах: священные смоковницы в Индии, священные дубы и липы у германцев, кельтов и славян.

Тот же ход мысли привел первобытного человека к представлению о животном-фетише, которое наблюдается почти у всех народов земного шара. Самые распространенные живые фетиши: змея (дракон) и ворон. У персов считались фетишами собака и петух, у скандинавов — медведь и волк, в Греции — сова и т.д. Живые фетиши не были идентифицирующим началом для членов племени, т.е. их нельзя считать тотемами. Они или своеобразные пережитки тотемизма, или, чаще, носители сильных самостоятельных духов, чья помощь или совет могут понадобиться племени. Поэтому у одного народа могло быть несколько живых фетишей

Возможности фетишизации безграничны. Фетишами, как и в древности, является большинство наших социальных ценностей. Они предопределяют нашу избирательность, наши симпатии и антипатии. Весь спектр личностных отношений к миру связан, хотя это редко осознается самими людьми, с навязанными нам извне фетишами, которые нам кажутся высшими принципами, священными проявлениями человеческой веры, мудрости и культуры.

Заключение.

Нельзя говорить об архаичной культуре однозначно: плохая – хорошая, безобразная – прекрасная и т.д. Она включает в себя все. Эта культура была действительно искушена в умении манипулировать сознанием человека, нередко злоупотребляла этим. Ее эстетические и этические нормы часто кажутся жестокими, безобразными, примитивными. Лишь в XX в. Люди научились понимать красоту и своеобразную гармонию архаичного нормативного сознания. Как бы то ни было, это и наша культура, во многом предопределившая то, что мы стали такими, каковы есть. И другими людьми стать не смогут. Поэтому, чем быстрее меняются условия человеческой жизни, чем опаснее становятся эти изменения, тем пристальнее люди всматриваются в свое прошлое, надеясь хотя бы там найти основания для надежды.

Современная культура давно бы распалась, если бы не было противоположных импульсов, если бы она не содержала в себе и не опиралась на другие элементы наследия архаичных времен: достоинство человека; его интеллектуальная гордость как существа, которому доступно понимание высших божественных начал; способность людей понять, объяснить, трансформировать и воспроизводить окружающую их действительность; наконец, традиция верности заветам своими новыми интеллектуальными возможностями.

Прошлое не умирает. Оно остается с живыми и в живых, определяя сами формы дальнейшей жизни, через память, традиции, системы духовных ценностей, способы миропонимания, обряды и многое другое. Тридцать тысяч лет архаичной культуры не могли исчезнуть, они с нами, в нас.

Список литературы

1. Токарев С. А. Религия в истории народов мира. Москва: Политиздат, 1976.

2. Тайлор Э. Б. Миф и обряд в первобытной культуре пер. с англ. Д. А. Коробчевского.-Смоленск: Русич, 2000.

3. Миркина З., Померанц Г. «Великие религии мира», Москва. «Рипол», 1995.

4. Прохоров А.М. «Советский энциклопедический словарь», Москва, «Советская энциклопедия», 1987г.

5. Кравченко А.И. Культурология: Учебное пособие для вузов. — 3-е изд.- Москва.: Академический проект, 2001.

www.ronl.ru

Смотрите также

• 
  Лук первобытного человека
• 
  Находки первобытных людей
• 
  Лук первобытного человека
• 
  Фигурки первобытных людей
• Первобытное религиозное представление
• 
  Находки первобытных людей
• Эволюция первобытного общества
• 
  Фигурки первобытных людей
• 
  Знания первобытных людей
• Первобытное религиозное представление
• Эволюция первобытного общества