Леонид Фёдорович Зуров (05/18.04.1902, Остров, Псковская губ. - 9.09.1971, Акс-ле-Терм, Франция) - писатель, историк, археолог-любитель.
Родился Л. Ф. Зуров 5 апреля (по старому стилю) 1902 года в г. Острове Псковской губернии в семье временного островского купца Федора Максимовича Зурова (православного вероисповедания) и Анны Иосифовны Квятковской (римско-католического вероисповедания), происходившей из дворянского рода. Мать Л. Ф. Зурова умерла в 1905 году (покончила жизнь самоубийством) и он воспитывался бабушкой по отцовской линии.
Л.Ф. Зуров учился в Островском реальном училище. Революционные события 1917 года встретил в Острове. В ноябре 1918 года вместе с отцом записался вольноопределяющимся в формировавшийся в городе 2-й стрелковый Островский полк Северной армии (позже включенный в состав Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича). За время службы был контужен и дважды ранен, переболел сыпным и возвратным тифом. Л.Ф. Зуров принимал участие в походе на Петроград, а позже, в конце 1919 года в составе армии при отступлении перешел границу по реке Нарве в Эстонию, где армия Юденича была разоружена и интернирована эстонским правительством. В январе 1920 года от тифа умер его отец Федор Максимович Зуров, а в феврале 1920 года старший унтер-офицер 5-го Островского полка Л.Ф. Зуров был уволен от военной службы «за расформированием Северо-Западной армии».
С марта 1920 года Л.Ф. Зуров служил санитаром Русского военного госпиталя в Нарве. В июне 1920 года он получил командировку в Ревель (Таллин) продолжительностью на 5 дней. После этой командировки Л.Ф. Зуров в Нарву больше не вернулся: по предположению И.З. Белобровцевой, командировка была «замаскированной формой облегчения бывшему северозападнику выезда из Эстонии». Летом 1920 года он уже находился в Риге. Вероятно, выбор Л.Ф. Зурова пал на Латвию, потому что там жила Елизавета Федоровна Левкович — сестра его бабушки по отцовской линии. В Риге он завершил школьное образование, окончив в 1922 году Рижскую городскую русскую среднюю школу.
В 1922 году Л.Ф. Зуров переехал в Прагу, где поступил на архитектурное отделение Высшей технической школы (не окончил). Параллельно с обучением на архитектурном отделении посещал семинары академика Н.П. Кондакова. Невозможность найти работу в Праге и ослабленное здоровье заставили его прервать обучение и в 1924 году вернуться в Ригу. Но и в Риге найти работу тоже оказалось непросто. Л.Ф. Зуров работал чернорабочим Городской управы на понтонном мосту, такелажником в порту, маляром. В 1925 году в качестве секретаря помогал светлейшему князю А.П. Ливену готовить материалы для «Архива гражданской борьбы с большевизмом». В сборнике «Белое дело» (№ 2, 1927 г.) был опубликован его материал «Даниловы», посвященный 12 Темницкому Гренадерскому полку.
По неподтвержденным данным, которые приводятся одним из биографов Л.Ф. Зурова А.К. Климентьевым в «Православной энциклопедии» (т. 20), в Латвии Л.Ф. Зуров имел непосредственное отношение к деятельности антисоветской террористической организации «Братство Русской Правды» и возглавлял латвийское отделение «Русского отряда». Однако никаких прямых подтверждений данного факта обнаружить не удалось.
С 1926 года Л.Ф. Зуров сотрудничал в журнале «Перезвоны», где выполнял обязанности секретаря и ответственного за сбор средств с подписчиков в русских деревнях. В «Перезвонах» было опубликовано несколько очерков и рассказов Л.Ф.Зурова: «О городе и крепостице Санктпитербург» (1926 г.), «Московское», «Последний поход», «Тот уголок земли» (1927 г.). В 1925—1929 годах Л.Ф. Зуров активно печатался в рижской газете «Слово».
Жизнь Л.Ф. Зурова в Латвии была отмечена особым интересом к Латгалии — месту компактного проживания русских староверов. Статьи, написанные в результате путешествий по Латгалии, публиковались в газетах «Слово» и «Сегодня». В деревнях Латгалии Л.Ф. Зуров изучал жизнь и быт русских крестьян, фольклор, собирал материалы для художественных произведений. В конце 1920-х годов он часто гостил в латгальском имении Л.Н. Нольде «Жоготы», о чем сохранились подробные воспоминания В. Кудрявцева «Дома и в лодке с Леонидом Зуровым», опубликованные в «Новом журнале» (1983 г.). Частое посещение русских деревень Латгалии все больше заставляло вспоминать об утраченной родине, о такой близкой, но такой далекой Псковщине.
В 1928 году по инициативе профессора Латвийского университета В.И. Синайского, с которым, вероятно, Л.Ф. Зуров был знаком, была организована экспедиция в Псково-Печерский монастырь для описания древностей и современного состояния обители. В результате работы планировалось издать четырехтомную монографию, посвященную общему описанию монастыря, описанию его храмов, икон и современному состоянию. За время экспедиции Л.Ф. Зуров не только подготовил описание древностей обители, но и обнаружил на одном из монастырских чердаков икону XVII века с изображением архитектурного ансамбля Псково-Печерского монастыря, обследовал близлежащие деревни и составил описание находившихся там храмов, часовен и могильников.
В 1928 году из печати вышли сразу две книги Л.Ф. Зурова – «Кадет» (Рига, издательство «Саламандра»), включившая в себя повесть «Кадет» и семь рассказов, которые раньше были опубликованы в газете «Слово» и журнале «Перезвоны» («Город», «Плевок», «Студент Вова», «Смерть князя Даниила», «О городе и крепостице Санктпитербург», «Последний поход», «Тот уголок земли»), и «Отчина», посвященная истории Псково-Печерского монастыря и Псковского края во время правления Ивана Грозного. «Отчина», как писал сам Зуров, — «результат весенней работы в Псково- Печерском монастыре». Несмотря на то, что это историческая книга, она необычайно поэтична. Книга была издана в авторском оформлении. Для заставок были использованы снятые на кальку в монастыре древние киноварные буквы «Книги Мисюревой», прориси с иконы XVII века, где был изображен монастырский ансамбль, зарисовки фрагментов привесок к иконам, в том числе с изображением игумена Псково-Печерского монастыря Корнилия - по преданию, убитого Иваном Грозным.
Оба сборника — и «Кадет», и «Отчина» - получили высокую оценку среди литературных критиков русского зарубежья, которые единодушно отметили талант молодого автора. Особенно важным для Л.Ф. Зурова стал отзыв И.А. Бунина, опубликованный в газете «Россия и славянство»: «Недавно я, совсем неожиданно, испытал большую радость: прочел книжку нового молодого русского писателя, Леонида Зурова, изданную в Риге и состоящую из повести «Кадет» и нескольких небольших рассказов: подлинный, настоящий художественный талант, — именно художественный, а не литературный только, как это чаще всего бывает, — много, по-моему, обещающий при всей своей молодости. … На днях я с еще большей радостью прочел его новую книжку «Отчина». Он мне пишет (в ответ на мое письмо о его первой книжке), что «Отчину» он писал «по обещанию». … Уже одно это прекрасно. Но прекрасна и сама книжка, — на нее надо обратить особенное внимание. Дай Бог всяческого благополучия молодому дарованию».
В 1929 году вышла в свет первая часть монографии В.И. Синайского «Псково- Печерский монастырь: Общий культурно-исторический очерк» (Рига, издательство «Рити»), в которой отдельным приложением был опубликован список древностей, составленный Л.Ф. Зуровым. К сожалению, несмотря на первоначальный замысел издать четырехтомник по истории монастыря, дело ограничилось лишь одним первым выпуском.
В 1928—1929 годах Л.Ф. Зуров активно переписывался с И.А. Буниным, от которого получил приглашение «приехать погостить в Грасс». Первоначально получив приглашение от И.А. Бунина, Л.Ф. Зуров не торопился с поездкой. Его смущало несколько обстоятельств: финансовые затруднения и незнание французского языка. Рижская среда была для него, может быть, более сложной, но все-таки гораздо более привычной. Но И.А. Бунину и Г.Н. Кузнецовой удалось убедить Л.Ф. Зурова приехать в Грасс. При посредничестве К.И. Зайцева и В.Ф. Зелеера была получена въездная виза во Францию, деньгами на поездку молодого писателя снабдил И.А. Бунин, и 23 ноября 1929 года Л.Ф. Зуров приехал в Грасс на виллу Буниных «Бельведер». Тогда никто не мог подумать, что он задержится в доме Буниных и судьбы их будут переплетены так, что Л.Ф. Зуров проживет с ними много лет, а после смерти И.А. Бунина и В.Н. Буниной станет наследником архива великого русского писателя. В день его приезда Г.Н. Кузнецова зафиксировала в дневнике: «Приехал Зуров. … Приехал он в 10 ч. утра с двумя чемоданами, привез русский черный хлеб, антоновских яблок, липового меду, вяленой баранины и плетенку клюквы, а нам с Верой Николаевной по русскому лукошку. От всего этого веет древлянами и печенегами, а хлеб вызвал даже крики изумления у нашей Камии. Да и мне было странно смотреть на него, когда он лежал передо мною на столе, чуть не железного цвета, какой-то обломок лаврского колокола».
Во Франции Л.Ф. Зуров попал в творческую среду, которая сформировалась вокруг И.А. Бунина. У Буниных часто гостили литераторы, некоторые подолгу жили в его доме. Л.Ф. Зурову было непросто. Незнание языка и особенности полученной въездной визы во Францию не позволяли найти работу, зарабатывать приходилось на публикациях во французских («Последние новости», «Иллюстрированная Россия», «Современные записки»), латвийских («Сегодня», «Для Вас», «Наша газета») и эстонских («Старое и новое», «Новь») изданиях. Часть своих гонораров Л.Ф. Зуров отдавал И.А. Бунину как плату за жилье. Отношения между ними складывались непросто: Л.Ф. Зуров не хотел быть никому и ничем обязанным, подчас его очень угнетало положение «младшего». Именно поэтому он — единственный из литераторов, живших в доме Буниных — платил за это небольшую сумму. Несмотря на это, его тоже считали «нахлебником», а желание Л.Ф. Зурова разбить на вилле огород вызывало лишь сочувствующие ухмылки. Это и заставляло Л.Ф. Зурова несколько раз покидать бунинский дом, жить в общежитиях и на съемных квартирах.
В 1935 году как сотрудник парфюмерной лаборатории А. Рождественского в Грассе Л.Ф. Зуров получил командировку в Прибалтику с целью «налаживания деловых связей с прибалтийскими коммерсантами». Но использовал ее для других целей: весной 1935 года он оправился на несколько месяцев в Эстонию и снова оказался у стен Псково- Печерского монастыря. Используя найденную им в 1928 году икону XVII века с рисунком архитектурного ансамбля Псково-Печерского монастыря, он предложил проект реставрации монастырской надвратной церкви Николы Ратного, звонница которой к этому времени была забрана в безвкусный деревянный футляр. После получения разрешения на реставрацию от Отдела по охране памятников старины Министерства народного просвещения Эстонии, на звоннице под руководством Л.Ф. Зурова были произведены реставрационные работы — снят деревянный короб, укреплено крыльцо, надстроены обломленные звонничные фронтоны. Реставрационные работы были выполнены старообрядческой артелью каменщиков из посада Чёрного (на побережье Чудского озера). Реставрация производилась на пожертвования и сборы от благотворительных концертов, которые проходили не только в Печорах, но и в Тарту, и в Таллине. Среди жертвователей упоминался и глава Эстонии Константин Пятс. Вместе с реставрационными работами Л.Ф. Зуров произвел археологическую разведку в Печорском крае и вдоль реки Наровы. К наиболее значительным открытиям этого времени следует отнести древнее городище — Митковицкий Городачек, найденный им близ деревни Митковицы, находку нескольких топоров каменного века. Осенью 1935 года, возвращаясь в Париж, Л.Ф. Зуров посетил Спасо-Преображенский Валаамский монастырь.
В Париже Зуров несколько раз выступал с докладами, посвященными древностям Печорского и Изборского края, опубликовал ряд статей, посвященных своим исследованиям, — «Из истории церкви Николы Ратного в Печерском монастыре», «Как был открыт древний город, носящий название Городачек» («Новь», Таллин, 1935 г.), «О древностях Изборского и Печорского края» («Последние новости», Париж, 1935 г.), «Печоры» («Иллюстрированная Россия», Париж, 1936 г.). Желая привлечь внимание других исследователей к работе в Печорском крае, в 1936 году Л.Ф. Зуров написал несколько писем — в Археологический институт им. академика Н.П. Кондакова в Праге, Базельский университет в Швейцарии. К этому времени относится и знакомство Леонида Зурова с Борисом Вильде, который увлекся идеей экспедиции в пограничный Печорский край и убедил в ее необходимости руководство парижского Музея Человека. По воспоминаниям Л.Ф. Зурова, специального для этого Борис Вильде поступил учиться в Этнологический институт, и они вместе изучали археологию и историю по дореволюционным и советским учебникам, а Вильде делал переводы фрагментов современных научных изданий с эстонского языка, который хорошо знал. Отклики на письма Л.Ф. Зурова и из Праги, и из Базеля пришли быстро. Археологический институт заинтересовали древние иконы и библиотека Псково-Печерского монастыря, Базельский университет — фольклор русских деревень, а Музей Человека — традиционная культура народности сето, населявшей Печорский край вместе с русскими.
Экспедиция в Печорский край, организованная в 1937 году при поддержке научных организаций Франции, Чехословакии и Швейцарии, оказалась одной из самых продуктивных. В результате были обследованы как русские, так и сетуские деревни, библиотека и ризница Псково-Печерского монастыря, выявлены десятки древних селищ, могильников, часовен, каменных крестов, святых источников. Материалы экспедиции использовались для написания научных статей. Следующая экспедиция была запланирована на лето 1938 года, однако финансовые трудности не позволили Музею Человека финансировать Л. Зурова и Б. Вильде, в результате чего деньги на поездку были собраны с частных лиц при посредничестве П.Н. Милюкова, заинтересованного в продолжении исследования Печорского края. В экспедиции 1938 года так же принимали участие и Базельский университет, и Археологический институт им. академика Н.П. Кондакова. По результатам поездок Леонид Зуров опубликовал статью в журнале «Folk-Liv» («Dyrkan av stenar, källor och träd bland Setukeser och Ryssar i Petseri-området» [«О почитании русскими и сету священных камней и источников в Печорском краю»] (1940 г.)), а позже составил несколько обобщающих сообщений: «Записку о произведенном обследовании древностей Печерского и Изборского края, о реставрации звонницы церкви Николы Ратного в Псково-Печерском монастыре и о результатах археологической и этнографической разведки в 1935, 1937 и 1938 гг.» (Париж, 1946 г.), «Записку о дохристианских пережитках и религиозных верованиях сетских чудо-эстонцев и крестьян Печерского края» (Париж, 1946 г. (?)). В 1946 году в журнале «Новоселье» Л.Ф. Зуров опубликовал очерк «Обитель», посвященный исследованию Печорского края.
В 1930-е годы Зуров стал хорошо известен во Франции как литератор: с 1930 года он возглавлял «Союз молодых поэтов и писателей», в 1937—1939 годах был председателем «Объединения молодых русских писателей и поэтов в Париже». В 1939 году по рекомендации В.Л. Андреева, М.А. Осоргина, А. Позняка был посвящен в масонство и вошел в масонскую ложу «Северная звезда», где работал под руководством В.Л. Андреева, однако достаточно быстро перестал принимать участие в работе ложи.
Наряду с публикациями в газетах и журналах, в 1930-е годы Л.Ф. Зуров создает два романа, действие которых разворачивается в России в годы Первой мировой и гражданской войны — «Древний путь» (Париж, «Современные записки», 1934 г.) и «Поле» (Париж, «Дом книги», 1938 г.). В конце 1930-х годов Л.Ф. Зуров начал работу над романом «Зимний дворец», который мыслился как первая часть трилогии, посвященной русской революции. Он стремился с исторической точностью воспроизвести крах русского общества, поэтому много раз возвращался к уже написанным главам. Роман так и остался незавершенным, как и вторая и третья части трилогии («Большое Вознесение» и «Перекати-Поле»). Незавершенной осталась и повесть «Иван-да-Марья», действие которой разворачивается в Псковской губернии на фоне событий Первой мировой войны, где через образы героев предполагалось изобразить их особенный душевный мир, разорванный окружающими событиями. Реконструированный текст романа был опубликован И.З. Белобровцевой в 2005 году (журнал «Звезда»).
С началом Второй мировой войны Л.Ф. Зуров решил пойти добровольцем во французскую армию, но при прохождении медкомиссии у него был обнаружен туберкулез и он был отправлен на лечение в санаторий Красного Креста в Овернь, откуда в 1940 году вернулся к Буниным в Грасс. В годы войны его позиция по отношению к Советской России несколько смягчилась, и с 1944 года Зуров принимал участие в работе «Союза советских патриотов» — был секретарем исторической секции Союза, печатался в газете «Советский патриот», но, как и И.А. Бунин, принимать советское гражданство и возвращаться в Советский Союз он не стал.
По возвращении в Париж, в 1945 году, Л. Ф. Зуров готовит материалы археологических и этнографических исследований Печорского края для передачи советским научным организациям, связывается с послом СССР во Франции А.Е. Богомоловым. По неподтвержденным данным, сведения об обследовании Печорского края были направлены в Музей этнографии в Ленинграде. Дошли ли материалы до адресата — неизвестно. В российских архивах до сих пор не удалось обнаружить никаких следов материалов, отправленных Зуровым в СССР в 1940-е годы.
После войны налаживаются отношения между Зуровым и Буниным: в 1952 году, во время тяжелой болезни И.А. Бунина Л.Ф. Зуров ухаживает за больным писателем, а после его смерти в 1953 году поселяется в его квартире и помогает В.Н. Буниной разбирать архив писателя и готовить произведения к публикации. По эскизам Л. Ф. Зурова был сооружен крест на могиле И.А. Бунина на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, по форме напоминающий Труворов крест в Старом Изборске.
Вместе с тем Зуров не прекращал и писать. Он вновь и вновь возвращается к редактированию «Зимнего дворца», стремится к достижению полной исторической точности. Отдельные главы из романа опубликованы в американском журнале «Новоселье» («Петроградская ночь», «Дорога»). В Русском архиве Лидского университета хранится незавершенный роман — более 700 страниц машинописного текста и разрозненные наброски, исправления, дополнения. В 1958 году в Париже вышел сборник рассказов Л.Ф. Зурова «Марьянка», включивший в себя ранее публиковавшиеся в периодической печати произведения («Марьянка», «Ксана», «Русская повесть», «Ударник», «Горцев», «Дозор», «Полынь», «Встреча», «Павловский парк», «Обитель», «Бой», «Ребята», «Партизанская могила», «Слепой», «Земля», «Град», «Семь рассказов», «Ванюшины волосы», «Три горшка», «Гуси-лебеди»).
В 1950-е - 60-е годы Л. Ф. Зуров вел активную переписку с советскими историками, археологами, искусствоведами, литературоведами — В.В. Косточкиным, В.И. Малышевым, Г.И. Рабиновичем, П.А. Раппопортом, В.В. Седовым, Т.Н. Михельсон, в результате чего советским ученым стали известны подробности исследования им (Зуровым) Печорского края, произведенного в 1930-е годы. Благодаря переписке Л.Ф. Зурова с исследователем творчества И.А. Бунина А.К. Бабореко в Советском Союзе стали известны многочисленные подробности жизни писателя в эмиграции. В 1950-е—1960-е годы Л. Ф. Зуров совершил несколько путешествий по Норвегии и Шотландии, где собирал этнографические материалы и сведения по генеалогии Лермонтовых. В «Новом журнале» за 1965 год была опубликована статья «Герб Лермонтова», где кратко изложены итоги генеалогических исследований о роде Лермонтовых в Шотландии.
В 1970 году парижским издательством «YMCA-press» был переиздан сборник «Отчина», впервые вышедший в Риге в 1928 году. Это издание стало последним прижизненным для Л.Ф. Зурова.
Умер Леонид Фёдорович Зуров в санатории Акс-ле-Терм 9 сентября 1971 года от разрыва сердца. Похоронен 14 сентября 1971 года на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа близ могил И.C. и В.Н. Буниных. После смерти писателя его архив (вместе с архивом Буниных) унаследовала преподаватель Эдинбургского университета Милица Эдуардовна Грин, которая передала часть архива Л.Ф. Зурова А.И. Солженицыну (преимущественно материалы по истории Северо-Западной армии и исследованию Печорского края), а другую его часть — в Русский архив Лидского университета. В 1996 году А.И. Солженицын передал хранившуюся у него часть архива Л.Ф. Зурова в Библиотеку-Фонд «Русское зарубежье» в Москве (ныне – Дом русского зарубежья им. А. Солженицына).
В некрологе, опубликованном в «Новом журнале», Н.Е. Андреев писал: «Книги Леонида Зурова останутся в русской литературе не в разряде литературных экспериментов, но как важные и правдивейшие свидетельства совестливого и чуткого очевидца русских трагедий и русской стойкости, запечатленные талантливым мастером прозы в полновесном писательском слове».
Использованная литература
Только Вы поймете следующий текст…»: Переписка Н.Е. Андреева и Л.Ф. Зурова / Сост. И.З. Белобровцева, Е.Н. Андреева // Балтийский архив. Вып. XIII. Таллин, 2013.
Белобровцева И.З. «Дорогой Еруслан», «Дорогой Бова», «Милый, милый Леня»: Переписка И.А. Бунина с Л.Ф. Зуровым (1933—1953) // И. А. Бунин. Новые материалы. Вып II. М.: «Русский путь», 2010. С. 179—224.
Белобровцева И.З. «Предчувствие мне подсказывает, что я недолгий гость»: Переписка И.А. Бунина и Г.Н. Кузнецовой с Л.Ф. Зуровым (1928—1929) // И.А. Бунин. Новые материалы. Вып. I. М.: «Русский путь», 2004. С. 232—284.
Белобровцева И.З. Зуров и Эстония // Русские в Прибалтике. М.: «Флинта», «Наука», 2010. С. 289—307.
Громова А.В., Захарова В.Т. Жизнь и творчество Леонида Федоровича Зурова. М.: МГПУ, 2012.
Клементьев А.К. Зуров Леонид Федорович // Православная энциклопедия. Т. XX. М.: ЦНЦ «Православная энциклопедия», 2009. С. 409—412.
Пономарёв Андрей Юрьевич, искусствовед (Москва, РФ)
Тамара Величковская (1908-1990). О Л.Ф.Зурове. НОВЫЙ ЖУРНАЛ (Нью-Йорк), кн.142, 1981
Александр Стрижёв. Леонид Фёдорович Зуров. Биографический очерк
ЛЕОНИД ФЕДОРОВИЧ ЗУРОВ (1902-1971). Материалы к библиографии. Составитель А.Н. Стрижев (Россия).
А. Стрижев. Леонид Зуров 1902-1971. Материалы к библиографии.
www.russkije.lv
rulibs.com : Документальная литература : Публицистика : : Георгий Адамович : читать онлайн : читать бесплатно
< «ДРЕВНИЙ ПУТЬ» Л.ЗУРОВА. –
«КАК СОЗДАВАЛСЯ РОБИНЗОН» И. ИЛЬФА И Е.ПЕТРОВА >
Не совсем ясно, что хотел сказать Л. Зуров, назвав свою книгу «Древний путь». Разумеется под всякую расплывчатую метафору можно подставить какое-то содержание. Так и здесь — можно предположить, что речь идет о том «древнем пути», которым человек, после разных мытарств, обольщений и увлечений, возвращается домой, к своей родной земле; или о возвращении к первобытной вере; или даже о возрождении того состояния, когда человек человеку был волком и все раздоры решались кровью… Любое толкование пригодно. Автор не склонен к отчетливости, и слегка туманное название романа характерно для него. «Древний путь» развивается почти без плана; в повествовании этом нет, в сущности, ни начала, ни завершения, и его с тем же правом можно признать законченным произведением, как и первой главой какой-то огромной эпопеи.
Указываю я на это вовсе не для того, чтобы Зурова упрекать. Не существует единого метода писания, не существует для творчества и канона, от которого ошибкой было бы отступить. Каждый сам себе законодатель в этой области, и одно только правило здесь остается неизменным: «победителей не судят». Зуров написал хорошую книгу, именно «хорошую» (другое слово, например: блестящую или увлекательную, — было бы неподходящим). Каждая страница у него сделана как будто из добротного материала, каждое слово проверено сердцем и разумом, нет назойливых стилистических фокусов, нет малейшего следа манерничанья, — и при чтении кажется, что только благодаря некоторой формальной беспечности он и достиг этого. На деле, конечно, это не так. Но у Зурова оказалось достаточно сил, чтобы заставить нас в иллюзию поверить, поэтому он и «победитель».
Очень русская книга. Не в том смысле, что попадаются в ней порой словечки декоративно-«нутряные», и вообще — как писал где-то Писарев, — «ни на какие розы не променяет наш автор запах смазного сапога». Нет, — по общему ощущению. К концу чтения мне пришла на ум знаменитая вступительная фраза из «Воскресения», — надо ли ее напоминать? — «Как ни старались люди…» Зуров описывает последние месяцы войны и начало революции. Кровью пропитано все его повествование. Аза этой кровью, за всей сутолокой и бессмыслицей человеческой жизни, за вырвавшейся на волю враждой и злобой расстилается природа, равнодушная, тихая и прекрасная. Кроме Толстого, можно вспомнить еще и те тютчевские строки, в которых под наружным бесстрастием, будто бы лишь «констатирующим факт», так явно слышится укор, обвинение:
А небо так нетленно-чисто, Так беспредельно над землей…
Вообще, в книге есть нормальный вопрос. «Древний путь» вовсе не тенденциозная вещь, но чтение этого романа само собой приводит к недоумению, откуда в человеке столько дикости и ненависти? Зуров ничего нового или незнакомого не рассказывает и не показывает. Все известно, все правдиво. Но подбор картин в высшей степени убедителен в своей нарочитой «объективности». В частности, на тему о кровавом характере революции: «Древний путь» неразрывно связывает революцию с войной именно в этом пункте. Не будь войны, не было бы и ужасов революции, потому что на фронте народ «хлебнул крови», безвозвратно утратил представление о таинственной, священной недопустимости убийства, свыкся со смертью, и затем легко использовал эти страшные уроки в родных городах и селах. Дух Каина разгулялся по земле, его нельзя было сразу укротить и смирить, и нелепо было думать, что, научившись с благословения начальства образцово колоть штыком «немца», люди вернутся домой кроткими овечками, без всякого воспоминания о безнаказанности убийств вообще… Где не было возможности для этого духа дать себе волю, там он мало-помалу и угас. А у нас ему нашлось широкое поле для процветания. Именно фронтовики принесли с собой в революцию легкость кровопролития, потому что война развратила их.
В «Древнем пути», как я уже сказал, человеку противопоставлена природа. Зуров с подчеркнутым сочувствием обрисовывает тех людей, которые в своем бездушном спокойствии с природой сливаются и в ней как бы растворяются. Таковы у него, главным образом, женщины, в особенности женщины пожилые, всем существом ушедшие в мысли о детях, в заботу о земле и о доме, с тревогой и осуждением поглядывающие на жестокую, упорную неурядицу жизни. Пассивное, женственное начало бытия Зурову вообще понятнее и ближе мужского. В этом отношении он примыкает к той линии писателей, которые, как Толстой, а из наших современников Кнут Гамсун и отчасти Бунин, восстают против цивилизации или культуры. Если придерживаться большевистских определений, книга Зурова «реакционна», — в том смысле, что она зовет назад. Ни в какие строительства, — в самом общем значении слова, — автор «Древнего пути» не верит. Мир для него давным-давно построен и притом построен как нельзя лучше: стоит только человеку припасть к его блаженно-благодатному «лону», и он будет счастлив.
Конечно, я даю лишь вольное переложение настроений, господствующих в «Древнем пути». Произведение это поэтическое, или, если угодно, художественное, — и никаких нравоучительных сентенций в нем нет. Передавать содержание его мне кажется излишним. Да, правду сказать, содержания, — или, точнее, фабулы, — нет. С фронта приходят в деревню солдаты. Туда же возвращается молодой офицер, сын местного помещика. Немцы подступают к Пскову. Большевики отступают. Кого-то грабят, жгут, убивают, кто-то мечтает о любви. Жизнь начинается для одних, кончается или обрывается для других… В каждой отдельной подробности (или эпизоде, или человеческом образе) — полотно яркое. Целое, однако, чуть-чуть сбивчиво, как рассказ, как повествование. Но на тех читателей, которые, главным образом, интересуются: что будет дальше? — «Древний путь» и не рассчитан.
В общем, после первых неизменно талантливых, но наивных и несколько поверхностных зуровских дебютов, эта книга уже больше, чем «обещание». Подлинный дар и подлинное писательское призвание – вне сомнений.
* * *
Ильф и петров издали сборник своих фельетонов.
Опыт довольно рискованный. Злободневная юмористика обычно тускнеет в книге, от которой всегда ждешь все-таки чего-то не совсем легковесного… Потускнели в сборнике и фельетоны Ильфа и Петрова, в газете или в журнале казавшиеся такими забавными. От повторения приемов многое становится менее смешным. От однообразия острот кое-что даже вызывает досаду. Но прочесть книгу все-таки стоит. В известной степени это «энциклопедия советской жизни»… Ибо такая энциклопедия только и может быть юмористической. Только отшучиваясь, балаганя или прикидываясь дурачком, советский автор и может говорить правду. В серьезном тоне он принужден славословить и ликовать.
Первый попавшийся пример:
Некий «сахарный командующий» размышляет:
— Кто отобразит сахароварение в художественной литературе? О цементе есть роман, о чугуне пишут без конца, даже о судаках есть какая-то пьеса в разрезе здорового оптимизма, а о сахароварении кроме специальных брошюр — ни слова. Пора, пора включить писателей в сахароваренческие проблемы!
Кто хоть издали следит за советской печатью, оценит язвительную меткость этой тирады. Подретушировано еле заметно, усилено всего несколько черт, а нелепость стала очевидной для каждого. Главное же, мы убеждаемся, что и там, в СССР, люди готовы смеяться над тем, что нам кажется смешным отсюда… Конечно, стилистические выверты советских сановников или журналистов большого значения не имеют. Но Ильф и Петров касаются самых различных областей жизни и везде с большой зоркостью находят мелочи, о которых другие «серьезные» писатели не рассказывают.
Вот, например, некто Самецкий, о котором все говорят — «крепкий общественник». Иногда отзываются иначе — «очень, очень крепкий работник». Или «крептяга».
Самецкий организует кружки: «кружок по воспитанию советской матери». Кружок по переподготовке советского младенца. Кружок — «изучим Арктику на практике». Кружок балетных критиков. Он же налаживает «ночную дежурку»:
— Скорая помощь пожилому служащему в ликвидации профнеграмотности. Прием с 12 ч. ночи до 6 ч. утра.
Повторяю, я списываю почти что наудачу… Фельетоны Ильфа и Петрова чрезвычайно богаты фактами, и только обстоятельный перечень их мог бы дать представление о всей книге.
Юмор авторов «Двенадцати стульев» грубоват, но очень непосредственен и порой силен. Пожалуй, у них острее, чем у кого бы то ни было из советских писателей, развито чувство комизма. У Ильфа и Петрова не бывает неудачных попыток рассмешить: выстрел всегда достигает цели. Правда, на средства они не особенно разборчивы, как не был разборчив в свое время Аверченко. Но неслучайно над аверченковскими рассказами десятки тысяч читателей хохотали до упаду. Над Ильфом и Петровым тоже хохочут, и хохотать будут, вероятно, еще долго.
Кроме них, в России есть Катаев, — и затем Зощенко.
Катаев очень талантлив. Однако в юмористических своих вещах он недостоин себя. Признаюсь, когда после «Растратчиков» — повести на редкость живой, но еще недостаточно самостоятельной, чтобы в автора ее окончательно поверить, — я прочел плоские и жалкие «Птички певчие», мне показалось, что Катаев ничего подлинно достойного внимания написать не способен… Только позднейшие его вещи, в частности, сборник «Отец» и даже такой парадоксально-увлекательный фокус, как «Время, вперед», изменили это мнение. Но смеяться Катаев не умеет.
Зощенко же, так сказать, — «вне конкурса». Не то чтобы он был необычайно одарен. Нет, очень возможно, что Ильф и Петров силами ничуть не беднее его и что «распотешить» читателя они способны еще лучше, еще внезапнее. Они не менее его наблюдательны. Но в зощенковском смехе есть грусть, есть какая-то пронзительно-человечная, никогда не смолкающая, дребезжащая нота, которая придает его писаниям их странную, отдаленно-гоголевскую прелесть… Короче, Зощенко — поэт, а другие — просто беллетристы.
rulibs.com
Книги о Гражданской. Часть 3: chto_chitat
Продолжаю серию постов, посвященных художественным книгам про Гражданскую войну. Напомню, что первая часть находится тут, а вторая тут.
22. Владимир Зазубрин «Два мира»
От издателя: "Два мира" - первое масштабное произведение о Гражданской войне, получившее огромную популярность и переиздававшееся при жизни автора более 10 раз! Беспощадная борьба двух мировоззрений вызвала к жизни одну из самых страшных репрессивных организаций в истории - ВЧК. Ее сотрудники, искренне убежденные в правоте своего дела, в величии нового, "пролетарского" мира, буквально утопили Россию в крови, борясь за ее светлое будущее. А потом и сами, ненужными "щепками", были выброшены на обочину истории.
23. Владимир Зазубрин «Щепка»
От издателя: Гражданская война - самая страшная и жестокая из всех, что придумало человечество. Рушатся все нравственные и этические устои, отцы убивают родных детей, а одни верующие сжигают других прямо в церквях. И каждый ищет свою правду. "Щепка", или "Повесть о ней и о ней", явилась первой правдивой и страшной в своей подлинности картиной "классовой революционной борьбы", показавшей ее изнанку.
24. Леонид Зуров «Древний путь»
От издателя: Если же попытаться охарактеризовать тему прозаических произведений Леонида Федоровича Зурова одной строчкой, то, без сомнения, можно утверждать, что все его книги - это прежде всего признание в любви к родному краю.
От меня: Должен признаться, произведения Леонида Зурова оставили самые приятные впечатления сразу несколькими аспектами. В частности «Древний путь» впечатлил сумасшедшими описаниями природы средней полосы России с небольшим уклоном в север. причем и зимние и летние. И так это подано вкусно с той щемящей светлой тоской, что все это родное и прекрасное, которое действительно стоит тут тысячи лет и еще будет стоять, когда твои кости сгниют...
25. Леонид Зуров «Кадет»
От издателя: Если же попытаться охарактеризовать тему прозаических произведений Леонида Федоровича Зурова одной строчкой, то, без сомнения, можно утверждать, что все его книги - это прежде всего признание в любви к родному краю.
От меня: Леонид Зуров лично мне до прочтения этой книги был совершенно неизвестен. В основном повесть «Кадет» посвящена офицерско-юнкерскому восстанию в Ярославле в 1918-том. В ней мастерски выписаны ощущения людей, на глазах которых или вернее под ногами которых рушится привычный мир и ничего хорошего от нового мира им ждать не стоит. Или ощущения мальчишек, мечтающих о подвиге, для которых перестрелки и вылазки страшны и веселы одновременно и кажутся продолжением учебы и игр, а потом бах! - и семья первой любви погибает целиком и сразу... И кто-то не выдерживает и пускает пулю в лоб, а кто-то лишь крепчает, и Гражданская война из войны за идею превращается в войну личной мести.
26. Всеволод Иванов «Бронепоезд 14-69»
От издателя: Повесть посвящена временам гражданской войны. Место действия - Дальний Восток.
27. Анатолий Иванов «Тени исчезают в полдень»
От издателя: Роман А.Иванова - многоплановое произведение, рассказывающее о жизни глухого сибирского села Зеленый Дол. Герои романа проходят через гражданскую войну, коллективизацию, первые пятилетки, Великую Отечественную войну и послевоенное строительство.
Книга, которая послужила основой для самого знаменитого телесериала нашей страны "Тени исчезают в полдень". Потрясающий роман о великой и страшной эпохе. Не просто "семейная сага" - роман-жизнь, роман-судьба. Книга о сильных людях, незаурядных во всем - любви и ненависти, силе и мужестве…
28. Ольга Ильина «В канун 8-го дня»
От издателя: Ильина Ольга Александровна, поэтесса и писательница русского зарубежья, правнучка поэта Евгения Баратынского. Первые ее стихи были опубликованы в Казани в 1913 году. В 1922 году Ольга Александровна эмигрировала с семьей в Харбин, затем в Сан-Франциско. В США выпустила несколько книг на английском языке, в том числе "Dawn of the eighth day" (1951) - автобиографический роман, в центре которого судьба яркой и неординарной женщины. Действие разворачивается в Казани на переломе исторических эпох и охватывает события начала XX века, первой мировой войны, двух революций 1917 года и гражданской войны.
Роман привлечет внимание многочисленных и самых разных читателей - тех, кто интересуется дворянской культурой, историей Казани, историей эмиграции, тех, кто любит и ценит классическую русскую литературу.
29. Владимир Карпенко «Тучи идут на ветер»
От издателя: Роман об активном участнике Гражданской войны, организаторе красных конных частей на Дону, из которых впоследствии выросла легендарная конная армия, - Б.М. Думенко.Уничтоженный по клеветническому навету в 1920-м, герой реабилитирован лишь спустя 44 года.
30. Валентин Катаев «Волны Черного моря»
От издателя: Широкоизвестная эпопея о народной жизни и революционном движении на юге нашей страны, состоящая из 4-х произведений: "Белеет парус одинокий", "Хуторок в степи", "Зимний ветер", "Катакомбы".
Продолжение следует
chto-chitat.livejournal.com
. Литературные заметки. Книга 2 ("Последние новости": 1932-1933)
< «ДРЕВНИЙ ПУТЬ» Л.ЗУРОВА. –
«КАК СОЗДАВАЛСЯ РОБИНЗОН» И. ИЛЬФА И Е.ПЕТРОВА >
Не совсем ясно, что хотел сказать Л. Зуров, назвав свою книгу «Древний путь». Разумеется под всякую расплывчатую метафору можно подставить какое-то содержание. Так и здесь — можно предположить, что речь идет о том «древнем пути», которым человек, после разных мытарств, обольщений и увлечений, возвращается домой, к своей родной земле; или о возвращении к первобытной вере; или даже о возрождении того состояния, когда человек человеку был волком и все раздоры решались кровью… Любое толкование пригодно. Автор не склонен к отчетливости, и слегка туманное название романа характерно для него. «Древний путь» развивается почти без плана; в повествовании этом нет, в сущности, ни начала, ни завершения, и его с тем же правом можно признать законченным произведением, как и первой главой какой-то огромной эпопеи.
Указываю я на это вовсе не для того, чтобы Зурова упрекать. Не существует единого метода писания, не существует для творчества и канона, от которого ошибкой было бы отступить. Каждый сам себе законодатель в этой области, и одно только правило здесь остается неизменным: «победителей не судят». Зуров написал хорошую книгу, именно «хорошую» (другое слово, например: блестящую или увлекательную, — было бы неподходящим). Каждая страница у него сделана как будто из добротного материала, каждое слово проверено сердцем и разумом, нет назойливых стилистических фокусов, нет малейшего следа манерничанья, — и при чтении кажется, что только благодаря некоторой формальной беспечности он и достиг этого. На деле, конечно, это не так. Но у Зурова оказалось достаточно сил, чтобы заставить нас в иллюзию поверить, поэтому он и «победитель».
Очень русская книга. Не в том смысле, что попадаются в ней порой словечки декоративно-«нутряные», и вообще — как писал где-то Писарев, — «ни на какие розы не променяет наш автор запах смазного сапога». Нет, — по общему ощущению. К концу чтения мне пришла на ум знаменитая вступительная фраза из «Воскресения», — надо ли ее напоминать? — «Как ни старались люди…» Зуров описывает последние месяцы войны и начало революции. Кровью пропитано все его повествование. Аза этой кровью, за всей сутолокой и бессмыслицей человеческой жизни, за вырвавшейся на волю враждой и злобой расстилается природа, равнодушная, тихая и прекрасная. Кроме Толстого, можно вспомнить еще и те тютчевские строки, в которых под наружным бесстрастием, будто бы лишь «констатирующим факт», так явно слышится укор, обвинение:
А небо так нетленно-чисто,
Так беспредельно над землей…
Вообще, в книге есть нормальный вопрос. «Древний путь» вовсе не тенденциозная вещь, но чтение этого романа само собой приводит к недоумению, откуда в человеке столько дикости и ненависти? Зуров ничего нового или незнакомого не рассказывает и не показывает. Все известно, все правдиво. Но подбор картин в высшей степени убедителен в своей нарочитой «объективности». В частности, на тему о кровавом характере революции: «Древний путь» неразрывно связывает революцию с войной именно в этом пункте. Не будь войны, не было бы и ужасов революции, потому что на фронте народ «хлебнул крови», безвозвратно утратил представление о таинственной, священной недопустимости убийства, свыкся со смертью, и затем легко использовал эти страшные уроки в родных городах и селах. Дух Каина разгулялся по земле, его нельзя было сразу укротить и смирить, и нелепо было думать, что, научившись с благословения начальства образцово колоть штыком «немца», люди вернутся домой кроткими овечками, без всякого воспоминания о безнаказанности убийств вообще… Где не было возможности для этого духа дать себе волю, там он мало-помалу и угас. А у нас ему нашлось широкое поле для процветания. Именно фронтовики принесли с собой в революцию легкость кровопролития, потому что война развратила их.
В «Древнем пути», как я уже сказал, человеку противопоставлена природа. Зуров с подчеркнутым сочувствием обрисовывает тех людей, которые в своем бездушном спокойствии с природой сливаются и в ней как бы растворяются. Таковы у него, главным образом, женщины, в особенности женщины пожилые, всем существом ушедшие в мысли о детях, в заботу о земле и о доме, с тревогой и осуждением поглядывающие на жестокую, упорную неурядицу жизни. Пассивное, женственное начало бытия Зурову вообще понятнее и ближе мужского. В этом отношении он примыкает к той линии писателей, которые, как Толстой, а из наших современников Кнут Гамсун и отчасти Бунин, восстают против цивилизации или культуры. Если придерживаться большевистских определений, книга Зурова «реакционна», — в том смысле, что она зовет назад. Ни в какие строительства, — в самом общем значении слова, — автор «Древнего пути» не верит. Мир для него давным-давно построен и притом построен как нельзя лучше: стоит только человеку припасть к его блаженно-благодатному «лону», и он будет счастлив.
Конечно, я даю лишь вольное переложение настроений, господствующих в «Древнем пути». Произведение это поэтическое, или, если угодно, художественное, — и никаких нравоучительных сентенций в нем нет. Передавать содержание его мне кажется излишним. Да, правду сказать, содержания, — или, точнее, фабулы, — нет. С фронта приходят в деревню солдаты. Туда же возвращается молодой офицер, сын местного помещика. Немцы подступают к Пскову. Большевики отступают. Кого-то грабят, жгут, убивают, кто-то мечтает о любви. Жизнь начинается для одних, кончается или обрывается для других… В каждой отдельной подробности (или эпизоде, или человеческом образе) — полотно яркое. Целое, однако, чуть-чуть сбивчиво, как рассказ, как повествование. Но на тех читателей, которые, главным образом, интересуются: что будет дальше? — «Древний путь» и не рассчитан.
В общем, после первых неизменно талантливых, но наивных и несколько поверхностных зуровских дебютов, эта книга уже больше, чем «обещание». Подлинный дар и подлинное писательское призвание – вне сомнений.
* * *
Ильф и петров издали сборник своих фельетонов.
Опыт довольно рискованный. Злободневная юмористика обычно тускнеет в книге, от которой всегда ждешь все-таки чего-то не совсем легковесного… Потускнели в сборнике и фельетоны Ильфа и Петрова, в газете или в журнале казавшиеся такими забавными. От повторения приемов многое становится менее смешным. От однообразия острот кое-что даже вызывает досаду. Но прочесть книгу все-таки стоит. В известной степени это «энциклопедия советской жизни»… Ибо такая энциклопедия только и может быть юмористической. Только отшучиваясь, балаганя или прикидываясь дурачком, советский автор и может говорить правду. В серьезном тоне он принужден славословить и ликовать.
Первый попавшийся пример:
Некий «сахарный командующий» размышляет:
— Кто отобразит сахароварение в художественной литературе? О цементе есть роман, о чугуне пишут без конца, даже о судаках есть какая-то пьеса в разрезе здорового оптимизма, а о сахароварении кроме специальных брошюр — ни слова. Пора, пора включить писателей в сахароваренческие проблемы!
Кто хоть издали следит за советской печатью, оценит язвительную меткость этой тирады. Подретушировано еле заметно, усилено всего несколько черт, а нелепость стала очевидной для каждого. Главное же, мы убеждаемся, что и там, в СССР, люди готовы смеяться над тем, что нам кажется смешным отсюда… Конечно, стилистические выверты советских сановников или журналистов большого значения не имеют. Но Ильф и Петров касаются самых различных областей жизни и везде с большой зоркостью находят мелочи, о которых другие «серьезные» писатели не рассказывают.
Вот, например, некто Самецкий, о котором все говорят — «крепкий общественник». Иногда отзываются иначе — «очень, очень крепкий работник». Или «крептяга».
Самецкий организует кружки: «кружок по воспитанию советской матери». Кружок по переподготовке советского младенца. Кружок — «изучим Арктику на практике». Кружок балетных критиков. Он же налаживает «ночную дежурку»:
— Скорая помощь пожилому служащему в ликвидации профнеграмотности. Прием с 12 ч. ночи до 6 ч. утра.
Повторяю, я списываю почти что наудачу… Фельетоны Ильфа и Петрова чрезвычайно богаты фактами, и только обстоятельный перечень их мог бы дать представление о всей книге.
Юмор авторов «Двенадцати стульев» грубоват, но очень непосредственен и порой силен. Пожалуй, у них острее, чем у кого бы то ни было из советских писателей, развито чувство комизма. У Ильфа и Петрова не бывает неудачных попыток рассмешить: выстрел всегда достигает цели. Правда, на средства они не особенно разборчивы, как не был разборчив в свое время Аверченко. Но неслучайно над аверченковскими рассказами десятки тысяч читателей хохотали до упаду. Над Ильфом и Петровым тоже хохочут, и хохотать будут, вероятно, еще долго.
Кроме них, в России есть Катаев, — и затем Зощенко.
Катаев очень талантлив. Однако в юмористических своих вещах он недостоин себя. Признаюсь, когда после «Растратчиков» — повести на редкость живой, но еще недостаточно самостоятельной, чтобы в автора ее окончательно поверить, — я прочел плоские и жалкие «Птички певчие», мне показалось, что Катаев ничего подлинно достойного внимания написать не способен… Только позднейшие его вещи, в частности, сборник «Отец» и даже такой парадоксально-увлекательный фокус, как «Время, вперед», изменили это мнение. Но смеяться Катаев не умеет.
Зощенко же, так сказать, — «вне конкурса». Не то чтобы он был необычайно одарен. Нет, очень возможно, что Ильф и Петров силами ничуть не беднее его и что «распотешить» читателя они способны еще лучше, еще внезапнее. Они не менее его наблюдательны. Но в зощенковском смехе есть грусть, есть какая-то пронзительно-человечная, никогда не смолкающая, дребезжащая нота, которая придает его писаниям их странную, отдаленно-гоголевскую прелесть… Короче, Зощенко — поэт, а другие — просто беллетристы.
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
lit.wikireading.ru
Книга: Л. Зуров. Древний путь
Алексей Толстой
Древний путь
«…Прислонившись к перилам, Поль Торен глядел на воду. Лихорадка жгла глаза. Ветерок проходил сквозь все тело – и это было не плохо. О каюте, горячей койке, о заснувшей под колючей лампочкой сестре… — ФТМ, электронная книга Подробнее...
19
электронная книга
Алексей Толстой
Древний путь
«…Прислонившись к перилам, Поль Торен глядел на воду. Лихорадка жгла глаза. Ветерок проходил сквозь все тело – и это было не плохо. О каюте, горячей койке, о заснувшей под колючей лампочкой сестре… — ФТМ, Подробнее...
бумажная книга
Чопра Д.
Путь волшебника: 20 уроков Мерлина. Как строить жизнь по своему желанию
Древний замок Камелот, легендарный Ланселот, хрустальная пещера Мерлина и король Артур… Этот увлекательный сюжет использует Дипак Чопра, чтобы рассказать нам о двадцати уроках Великого Волшебника —… — София, Подробнее...
2012
145
бумажная книга
Алексей Осадчук
Путь Изгоя
"Путь изгоя" – фантастический роман Алексея Осадчука, третья книга цикла «Зазеркалье», жанр боевое фэнтези, LitRPG. Мир Зазеркалья пришел в движение. Еще совсем немного, и на карте произойдут… — ИДДК, (формат: Мягкая глянцевая, 192 стр.) Зазеркалье аудиокнига можно скачать Подробнее...
2017
199
аудиокнига
Чопра Дипак
Путь волшебника. 20 духовных уроков. Как строить жизнь по своему желанию
Древний замок Камелот, хрустальная пещера Мерлина и король Артур... Этот увлекательный сюжет использует Дипак Чопра, чтобы рассказать нам о Двадцати уроках Великого Волшебника - уроках, способных… — СОФИЯ, (формат: Мягкая глянцевая, 192 стр.) Подробнее...
2016
84
бумажная книга
Чопра Д.
Путь волшебника
Древний замок Камелот, хрустальная пещера Мерлина и король Артур... Этот увлекательный сюжет использует Дипак Чопра, чтобы рассказать нам о Двадцати уроках Великого Волшебника - уроках, способных… — София, - Подробнее...
2018
199
бумажная книга
Дипак Чопра
Путь волшебника. 20 духовных уроков. Как строить жизнь по своему желанию
Древний замок Камелот, хрустальная пещера Мерлина и король Артур... Этот увлекательный сюжет использует Дипак Чопра, чтобы рассказать нам о Двадцати уроках Великого Волшебника - уроках, способных… — (формат: 84х108/32 (~125x200 мм), 192 стр.) Подробнее...
2016
86
бумажная книга
Чопра Д.
Путь волшебника: 20 уроков Мерлина. Как строить жизнь по своему желанию
Древний замок Камелот, хрустальная пещера Мерлина и король Артур... Этот увлекательный сюжет использует Дипак Чопра, чтобы рассказать нам о Двадцати уроках Великого Волшебника - уроках, способных… — София, (формат: Мягкая глянцевая, 192 стр.) Подробнее...
2016
177
бумажная книга
Дипак Чопра
Путь волшебника. 20 духовных уроков
Древний замок Камелот, хрустальная пещера Мерлина и король Артур... Этот увлекательный сюжет использует Дипак Чопра, чтобы рассказать нам о — София, (формат: Мягкая глянцевая, 192 стр.) Подробнее...
2016
89
бумажная книга
Ян Валетов
Путь Проклятого
На раскопках древней крепости в Израиле найдена рукопись I века н. э. Мирная научная экспедиция, обнаружившая старые свитки, уничтожена, за оставшимися в живых археологами идет безжалостная охота… — Автор, Проклятый аудиокнига можно скачать Подробнее...
2011
120
аудиокнига
Андрей Буровский
Древний Рим. 1000-летняя биография
Уникальная энциклопедия Древнего Рима! Вся 1000-летняя история величайшей цивилизации в одном томе! О римлянах написаны целые библиотеки, кубические километры книг, – но такой еще не было. Это не… — Яуза, Биографии цивилизаций электронная книга Подробнее...
2013
499.99
электронная книга
Зимина Елена Викторовна
Путь меча
У коллекционера пропал древний раритет - самурайский меч. Частный детектив Антон Старых ведет расследование и попадает в гущу событий, которые заставляют его окунуться в другой мир: японская… — Современная школа, Современный детективный роман Подробнее...
2011
216
бумажная книга
dic.academic.ru
Книги о Гражданской. Часть 3: mosquites
Продолжаю серию постов, посвященных художественным книгам про Гражданскую войну.
22. Владимир Зазубрин «Два мира»
От издателя: "Два мира" - первое масштабное произведение о Гражданской войне, получившее огромную популярность и переиздававшееся при жизни автора более 10 раз! Беспощадная борьба двух мировоззрений вызвала к жизни одну из самых страшных репрессивных организаций в истории - ВЧК. Ее сотрудники, искренне убежденные в правоте своего дела, в величии нового, "пролетарского" мира, буквально утопили Россию в крови, борясь за ее светлое будущее. А потом и сами, ненужными "щепками", были выброшены на обочину истории.
23. Владимир Зазубрин «Щепка»
От издателя: Гражданская война - самая страшная и жестокая из всех, что придумало человечество. Рушатся все нравственные и этические устои, отцы убивают родных детей, а одни верующие сжигают других прямо в церквях. И каждый ищет свою правду. "Щепка", или "Повесть о ней и о ней", явилась первой правдивой и страшной в своей подлинности картиной "классовой революционной борьбы", показавшей ее изнанку.
24. Леонид Зуров «Древний путь»
От издателя: Если же попытаться охарактеризовать тему прозаических произведений Леонида Федоровича Зурова одной строчкой, то, без сомнения, можно утверждать, что все его книги - это прежде всего признание в любви к родному краю.
От меня: Должен признаться, произведения Леонида Зурова оставили самые приятные впечатления сразу несколькими аспектами. В частности «Древний путь» впечатлил сумасшедшими описаниями природы средней полосы России с небольшим уклоном в север. причем и зимние и летние. И так это подано вкусно с той щемящей светлой тоской, что все это родное и прекрасное, которое действительно стоит тут тысячи лет и еще будет стоять, когда твои кости сгниют...
25. Леонид Зуров «Кадет»
От издателя: Если же попытаться охарактеризовать тему прозаических произведений Леонида Федоровича Зурова одной строчкой, то, без сомнения, можно утверждать, что все его книги - это прежде всего признание в любви к родному краю.
От меня: Леонид Зуров лично мне до прочтения этой книги был совершенно неизвестен. В основном повесть «Кадет» посвящена офицерско-юнкерскому восстанию в Ярославле в 1918-том. В ней мастерски выписаны ощущения людей, на глазах которых или вернее под ногами которых рушится привычный мир и ничего хорошего от нового мира им ждать не стоит. Или ощущения мальчишек, мечтающих о подвиге, для которых перестрелки и вылазки страшны и веселы одновременно и кажутся продолжением учебы и игр, а потом бах! - и семья первой любви погибает целиком и сразу... И кто-то не выдерживает и пускает пулю в лоб, а кто-то лишь крепчает, и Гражданская война из войны за идею превращается в войну личной мести.
26. Всеволод Иванов «Бронепоезд 14-69»
От издателя: Повесть посвящена временам гражданской войны. Место действия - Дальний Восток.
27. Анатолий Иванов «Тени исчезают в полдень»
От издателя: Роман А.Иванова - многоплановое произведение, рассказывающее о жизни глухого сибирского села Зеленый Дол. Герои романа проходят через гражданскую войну, коллективизацию, первые пятилетки, Великую Отечественную войну и послевоенное строительство.
Книга, которая послужила основой для самого знаменитого телесериала нашей страны "Тени исчезают в полдень". Потрясающий роман о великой и страшной эпохе. Не просто "семейная сага" - роман-жизнь, роман-судьба. Книга о сильных людях, незаурядных во всем - любви и ненависти, силе и мужестве…
28. Ольга Ильина «В канун 8-го дня»
От издателя: Ильина Ольга Александровна, поэтесса и писательница русского зарубежья, правнучка поэта Евгения Баратынского. Первые ее стихи были опубликованы в Казани в 1913 году. В 1922 году Ольга Александровна эмигрировала с семьей в Харбин, затем в Сан-Франциско. В США выпустила несколько книг на английском языке, в том числе "Dawn of the eighth day" (1951) - автобиографический роман, в центре которого судьба яркой и неординарной женщины. Действие разворачивается в Казани на переломе исторических эпох и охватывает события начала XX века, первой мировой войны, двух революций 1917 года и гражданской войны.
Роман привлечет внимание многочисленных и самых разных читателей - тех, кто интересуется дворянской культурой, историей Казани, историей эмиграции, тех, кто любит и ценит классическую русскую литературу.
29. Владимир Карпенко «Тучи идут на ветер»
От издателя: Роман об активном участнике Гражданской войны, организаторе красных конных частей на Дону, из которых впоследствии выросла легендарная конная армия, - Б.М. Думенко.Уничтоженный по клеветническому навету в 1920-м, герой реабилитирован лишь спустя 44 года.
30. Валентин Катаев «Волны Черного моря»
От издателя: Широкоизвестная эпопея о народной жизни и революционном движении на юге нашей страны, состоящая из 4-х произведений: "Белеет парус одинокий", "Хуторок в степи", "Зимний ветер", "Катакомбы".
Продолжение следует
Часть 1.Часть 2.
mosquites.livejournal.com
rulibs.com : Документальная литература : Публицистика : : Георгий Адамович : читать онлайн : читать бесплатно
< «ДРЕВНИЙ ПУТЬ» Л.ЗУРОВА. –
«КАК СОЗДАВАЛСЯ РОБИНЗОН» И. ИЛЬФА И Е.ПЕТРОВА >
Не совсем ясно, что хотел сказать Л. Зуров, назвав свою книгу «Древний путь». Разумеется под всякую расплывчатую метафору можно подставить какое-то содержание. Так и здесь — можно предположить, что речь идет о том «древнем пути», которым человек, после разных мытарств, обольщений и увлечений, возвращается домой, к своей родной земле; или о возвращении к первобытной вере; или даже о возрождении того состояния, когда человек человеку был волком и все раздоры решались кровью… Любое толкование пригодно. Автор не склонен к отчетливости, и слегка туманное название романа характерно для него. «Древний путь» развивается почти без плана; в повествовании этом нет, в сущности, ни начала, ни завершения, и его с тем же правом можно признать законченным произведением, как и первой главой какой-то огромной эпопеи.
Указываю я на это вовсе не для того, чтобы Зурова упрекать. Не существует единого метода писания, не существует для творчества и канона, от которого ошибкой было бы отступить. Каждый сам себе законодатель в этой области, и одно только правило здесь остается неизменным: «победителей не судят». Зуров написал хорошую книгу, именно «хорошую» (другое слово, например: блестящую или увлекательную, — было бы неподходящим). Каждая страница у него сделана как будто из добротного материала, каждое слово проверено сердцем и разумом, нет назойливых стилистических фокусов, нет малейшего следа манерничанья, — и при чтении кажется, что только благодаря некоторой формальной беспечности он и достиг этого. На деле, конечно, это не так. Но у Зурова оказалось достаточно сил, чтобы заставить нас в иллюзию поверить, поэтому он и «победитель».
Очень русская книга. Не в том смысле, что попадаются в ней порой словечки декоративно-«нутряные», и вообще — как писал где-то Писарев, — «ни на какие розы не променяет наш автор запах смазного сапога». Нет, — по общему ощущению. К концу чтения мне пришла на ум знаменитая вступительная фраза из «Воскресения», — надо ли ее напоминать? — «Как ни старались люди…» Зуров описывает последние месяцы войны и начало революции. Кровью пропитано все его повествование. Аза этой кровью, за всей сутолокой и бессмыслицей человеческой жизни, за вырвавшейся на волю враждой и злобой расстилается природа, равнодушная, тихая и прекрасная. Кроме Толстого, можно вспомнить еще и те тютчевские строки, в которых под наружным бесстрастием, будто бы лишь «констатирующим факт», так явно слышится укор, обвинение:
А небо так нетленно-чисто, Так беспредельно над землей…
Вообще, в книге есть нормальный вопрос. «Древний путь» вовсе не тенденциозная вещь, но чтение этого романа само собой приводит к недоумению, откуда в человеке столько дикости и ненависти? Зуров ничего нового или незнакомого не рассказывает и не показывает. Все известно, все правдиво. Но подбор картин в высшей степени убедителен в своей нарочитой «объективности». В частности, на тему о кровавом характере революции: «Древний путь» неразрывно связывает революцию с войной именно в этом пункте. Не будь войны, не было бы и ужасов революции, потому что на фронте народ «хлебнул крови», безвозвратно утратил представление о таинственной, священной недопустимости убийства, свыкся со смертью, и затем легко использовал эти страшные уроки в родных городах и селах. Дух Каина разгулялся по земле, его нельзя было сразу укротить и смирить, и нелепо было думать, что, научившись с благословения начальства образцово колоть штыком «немца», люди вернутся домой кроткими овечками, без всякого воспоминания о безнаказанности убийств вообще… Где не было возможности для этого духа дать себе волю, там он мало-помалу и угас. А у нас ему нашлось широкое поле для процветания. Именно фронтовики принесли с собой в революцию легкость кровопролития, потому что война развратила их.
В «Древнем пути», как я уже сказал, человеку противопоставлена природа. Зуров с подчеркнутым сочувствием обрисовывает тех людей, которые в своем бездушном спокойствии с природой сливаются и в ней как бы растворяются. Таковы у него, главным образом, женщины, в особенности женщины пожилые, всем существом ушедшие в мысли о детях, в заботу о земле и о доме, с тревогой и осуждением поглядывающие на жестокую, упорную неурядицу жизни. Пассивное, женственное начало бытия Зурову вообще понятнее и ближе мужского. В этом отношении он примыкает к той линии писателей, которые, как Толстой, а из наших современников Кнут Гамсун и отчасти Бунин, восстают против цивилизации или культуры. Если придерживаться большевистских определений, книга Зурова «реакционна», — в том смысле, что она зовет назад. Ни в какие строительства, — в самом общем значении слова, — автор «Древнего пути» не верит. Мир для него давным-давно построен и притом построен как нельзя лучше: стоит только человеку припасть к его блаженно-благодатному «лону», и он будет счастлив.
Конечно, я даю лишь вольное переложение настроений, господствующих в «Древнем пути». Произведение это поэтическое, или, если угодно, художественное, — и никаких нравоучительных сентенций в нем нет. Передавать содержание его мне кажется излишним. Да, правду сказать, содержания, — или, точнее, фабулы, — нет. С фронта приходят в деревню солдаты. Туда же возвращается молодой офицер, сын местного помещика. Немцы подступают к Пскову. Большевики отступают. Кого-то грабят, жгут, убивают, кто-то мечтает о любви. Жизнь начинается для одних, кончается или обрывается для других… В каждой отдельной подробности (или эпизоде, или человеческом образе) — полотно яркое. Целое, однако, чуть-чуть сбивчиво, как рассказ, как повествование. Но на тех читателей, которые, главным образом, интересуются: что будет дальше? — «Древний путь» и не рассчитан.
В общем, после первых неизменно талантливых, но наивных и несколько поверхностных зуровских дебютов, эта книга уже больше, чем «обещание». Подлинный дар и подлинное писательское призвание – вне сомнений.
* * *
Ильф и петров издали сборник своих фельетонов.
Опыт довольно рискованный. Злободневная юмористика обычно тускнеет в книге, от которой всегда ждешь все-таки чего-то не совсем легковесного… Потускнели в сборнике и фельетоны Ильфа и Петрова, в газете или в журнале казавшиеся такими забавными. От повторения приемов многое становится менее смешным. От однообразия острот кое-что даже вызывает досаду. Но прочесть книгу все-таки стоит. В известной степени это «энциклопедия советской жизни»… Ибо такая энциклопедия только и может быть юмористической. Только отшучиваясь, балаганя или прикидываясь дурачком, советский автор и может говорить правду. В серьезном тоне он принужден славословить и ликовать.
Первый попавшийся пример:
Некий «сахарный командующий» размышляет:
— Кто отобразит сахароварение в художественной литературе? О цементе есть роман, о чугуне пишут без конца, даже о судаках есть какая-то пьеса в разрезе здорового оптимизма, а о сахароварении кроме специальных брошюр — ни слова. Пора, пора включить писателей в сахароваренческие проблемы!
Кто хоть издали следит за советской печатью, оценит язвительную меткость этой тирады. Подретушировано еле заметно, усилено всего несколько черт, а нелепость стала очевидной для каждого. Главное же, мы убеждаемся, что и там, в СССР, люди готовы смеяться над тем, что нам кажется смешным отсюда… Конечно, стилистические выверты советских сановников или журналистов большого значения не имеют. Но Ильф и Петров касаются самых различных областей жизни и везде с большой зоркостью находят мелочи, о которых другие «серьезные» писатели не рассказывают.
Вот, например, некто Самецкий, о котором все говорят — «крепкий общественник». Иногда отзываются иначе — «очень, очень крепкий работник». Или «крептяга».
Самецкий организует кружки: «кружок по воспитанию советской матери». Кружок по переподготовке советского младенца. Кружок — «изучим Арктику на практике». Кружок балетных критиков. Он же налаживает «ночную дежурку»:
— Скорая помощь пожилому служащему в ликвидации профнеграмотности. Прием с 12 ч. ночи до 6 ч. утра.
Повторяю, я списываю почти что наудачу… Фельетоны Ильфа и Петрова чрезвычайно богаты фактами, и только обстоятельный перечень их мог бы дать представление о всей книге.
Юмор авторов «Двенадцати стульев» грубоват, но очень непосредственен и порой силен. Пожалуй, у них острее, чем у кого бы то ни было из советских писателей, развито чувство комизма. У Ильфа и Петрова не бывает неудачных попыток рассмешить: выстрел всегда достигает цели. Правда, на средства они не особенно разборчивы, как не был разборчив в свое время Аверченко. Но неслучайно над аверченковскими рассказами десятки тысяч читателей хохотали до упаду. Над Ильфом и Петровым тоже хохочут, и хохотать будут, вероятно, еще долго.
Кроме них, в России есть Катаев, — и затем Зощенко.
Катаев очень талантлив. Однако в юмористических своих вещах он недостоин себя. Признаюсь, когда после «Растратчиков» — повести на редкость живой, но еще недостаточно самостоятельной, чтобы в автора ее окончательно поверить, — я прочел плоские и жалкие «Птички певчие», мне показалось, что Катаев ничего подлинно достойного внимания написать не способен… Только позднейшие его вещи, в частности, сборник «Отец» и даже такой парадоксально-увлекательный фокус, как «Время, вперед», изменили это мнение. Но смеяться Катаев не умеет.
Зощенко же, так сказать, — «вне конкурса». Не то чтобы он был необычайно одарен. Нет, очень возможно, что Ильф и Петров силами ничуть не беднее его и что «распотешить» читателя они способны еще лучше, еще внезапнее. Они не менее его наблюдательны. Но в зощенковском смехе есть грусть, есть какая-то пронзительно-человечная, никогда не смолкающая, дребезжащая нота, которая придает его писаниям их странную, отдаленно-гоголевскую прелесть… Короче, Зощенко — поэт, а другие — просто беллетристы.
.jpg)
