Скандинавия и древняя русь. Читать онлайн "Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды" автора Мельникова Елена Александровна - RuLit - Страница 14
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

Читать онлайн "Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды" автора Мельникова Елена Александровна - RuLit - Страница 1. Скандинавия и древняя русь


Скандинавия и Русь: первые контакты

Скандинавские народы познакомились с Русью довольно поздно. Не случайно, древняя Русь очень плохо известна древнескандинавским источникам.

Саги, скальдическая поэзия, рунические надписи, словом, весь народный скандинавский эпос не знает ни Рюрика, ни руси. Равным образом — ни Олега, ни Игоря. Ни Аскольда с Диром. Ни Святослава. Ни одного названия восточнославянских племен, ни одного византийского императора до современника Святослава, Иоанна Цимисхия. Словом, не упомянут вообще ни один правитель «Гардарики» вплоть до «конунга Вальдемара» (Владимира), который на самом деле носил титул не конунга, а князя и кагана. Вроде бы смутно припоминается княгиня Ольга (в искаженной форме «Алогия»), но в качестве жены Владимира. Характерно, что саги, с их пристальным вниманием к генеалогиям, не ведают родословной правителей Руси. Уже одно это красноречивое умолчание яснее ясного показывает, насколько чужды скандинавским народам Рюрик и русь, насколько мало знали они о древней Руси до самого конца X века.

Оригинал статьи на моем авторском сайте "Забытые истории. Всемирная история в очерках и рассказах"

Скадьдические стихи (висы) принадлежат к древнейшим памятникам скандинавской литературы. Они сохранились в виде цитат в более поздних прозаических произведениях — преимущественно в сагах XII–XIV веков. Сведения вис отличаются высокой достоверностью — большей, чем, скажем, известия саг. По словам средневекового исландского историка Снорри Стурлусона, «хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель знают, что это явная ложь и небылицы. Это было бы насмешкой, а не хвалой...».

И вот что мы узнаем от скальдов. В «Круге земном» Снорри Стурлусона содержится 601 виса (время их создания IX–XI вв.). Повествуют о путешествиях и походах на восток 23 висы. Но только в одной говорится о нападении на Русь — захвате ярлом Эйриком Альдейгьи (Ладоги). Во всех остальных слуачях «восток» ограничивается Восточной Прибалтикой.

В отличие от вис саги порой не знают удержу в восхвалении подвигов своих героев. Но даже в легендарной своей части они умалчивают о каких-либо событиях на Руси IX–X веков. Весьма показательна в этом отношении речь конунга Торгнюра, произнесенная на тинге в Упсале около 1018 г. («Сага об Олаве Святом»): «...тогда сказал Торгнюр: «Иной нрав теперь у конунгов свеев, нежели был раньше. Торгнюр, мой дед по отцу, помнил Эйрика, конунга Уппсалы, сына Эмунда, и так говорил о нем, что, пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финнланд и Кирьялаланд, Эйстланд и Курланд и многие другие восточные земли». Эйрик умер около 871 года и, как видим, дальше Восточной Прибалтики (перечислены земли финнов, карел, эстов и куршей) не заплывал.

Но может быть, саги пестрят названиями городов и рек Руси? Ничуть не бывало. Даже Ильмень, Волхов и Нева неизвестны древнейшим сагам — одна только Западная Двина.

Саги, действие которых происходит в XI веке, знают, собственно, один Хольмгард (Новгород). Эпизодически возникают еще Альдейгья и Палтескья (Полтеск/Полоцк). Даже так называемое «Описание Земли I» — скандинавский географический трактат, составленный в последней четверти XII века, называет всего четыре русских города: Киев (Кэнугард), Новгород, Полоцк и Смоленск (Смалескья) — из четырехсот древнерусских городов и укрепленных поселений IX–XIII веков, известных по летописям и археологическим исследованиям. В другом географическом сочинении, при выпадении Смоленска, находим еще Муром (Морамар), Ростов (Ростова), Суздаль (Сурдалар) и какие-то Сюрнес и Гадар.

По сути дела, Русь в сагах — это Гарды с могущественным конунгом в Хольмгарде. По степени абстрактности представлений о древней Руси со скандинавами могут поспорить разве что арабские авторы, которые, впрочем, порой демонстрируют гораздо большую осведомленность.

Первые достоверные известия о русско-скандинавских контактах относятся лишь ко времени княжения Владимира.

Русские летописи сохранили известия, что Владимир и после того, как стал киевским князем, временами наезжал в Новгород. Но какова была цель этих путешествий — об этом летописцы умалчивают. Не исключено, что Владимира призывали туда в том числе и внешние дела, судить о которых, правда, приходится только по отрывочным сведениям скандинавских преданий.

Так, упомянутое выше скальдическое стихотворение (виса), включенное в «Круг земной» Снорри Стурлусона, повествует о разрушении Ладоги (Альдейгьи) норвежским ярлом Эйриком, сыном Хакона: «Ты, устрашающий людей, разрушил Альдейгью; мы удостоверились в этом. Эта битва мужей была жестокой. Тебе удалось добраться на восток, в Гарды». Попутно заметим, что неизвестный скальд придает походу Эйрика в Гарды характер исключительности: «тебе удалось добраться», «мы удостоверились в этом».

Историки датируют разрушение Ладоги норвежцами 997 годом. Саги объясняют войну Эйрика с Владимиром тем, что русский «конунг» был союзником Олава Трюггвасона, к которому Эйрик питал вражду за убийство его отца. Но гораздо вероятнее, что поход Эйрика на Ладогу преследовал цель остановить рост русского влияния в Восточной Прибалтике, население которой скандинавы считали своими старинными данниками. Между тем из саги об Олаве Трюггвасоне явствует, что Владимир обложил данью эстов, поскольку об одном из действующих лиц, Сигурде Эйрикссоне, служившем вместе с Олавом в дружине Владимира, говорится следующее: «Приехал в Эстляндию Сигурд, сын Эйрика, дядя Олава по матери, будучи послан от Вальдемара, конунга Хольмгарда [Новгорода], для взыскания в той стране дани».

Таковы первые более или менее достоверные известия о русско-скандинавских межгосударственных отношениях. Тогда же, в период княжения Владимира, норвежский поэт Хальфред Трудный Скальд (умер в 1007 г.) впервые упоминает скандинавское название Руси — Гарды.

Оригинал статьи на моем авторском сайте "Забытые истории. Всемирная история в очерках и рассказах"http://zaist.ru/news/sosedi_vostochnykh_slavyan/skandinaviya_i_rus_pervye_kontakty/

sergeytsvetkov.livejournal.com

Читать книгу Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды Е. А. Мельниковой : онлайн чтение

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Елена МельниковаДревняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES

Institute of World History

DMITRIY POZHARSKIY UNIVERSITY

Elena A. Melnikova

Old Rus’ and Scandinavia

Selected Papers

Edited by Galina V. Glazyrina and Tatjana N. Jackson

Dmitriy Pozharskiy University Moscow 2011

Под редакцией Г. В. Глазыриной и Т.Н. Джаксон

Печатается по решению Ученого совета Университета Дмитрия Пожарского

Издание подготовлено в рамках работы над проектом «Исторический опыт разрешения конфликтов в эпоху политогенеза (Компаративное исследование)» программы секции истории ОИФИ «Исторический опыт социальных трансформаций и конфликтов» и проектом «Геополитические факторы в историческом развитии Древнерусского государства» программы фундаментальных исследований Президиума РАИ «Историко-культурное наследие и духовные ценности России»

© Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., составление, 2011

© Е.А. Мельникова, В.Я. Петрухин, Т.А. Пушкина, текст, 2011

© Институт всеобщей истории РАН, 2011

© Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2011

© Иванов Е.Г., дизайн макета, верстка, 2011

В оформлении обложки использован инициал Евангелия апракос (РГАДА. Ф. 381 (Сии. тип.) № 7. Л. 162, XIII в., Новгород)

От редакторов

Тридцать три года разделяют выход в свет двух очень важных для отечественной исторической науки книг, имеющих одинаковое название: «Древняя Русь и Скандинавия». Более ранняя представляет собой издание архивных материалов погибшей во время Ленинградской блокады первой советской скандинавистки, Елены Александровны Рыдзевской1   Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия. Материалы и исследования // ДГ. 1978 год. М., 1978.

[Закрыть]. Этой публикацией фактически открывался ежегодник «Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования» – детище нашего учителя Владимира Терентьевича Пашуто. С самого основания созданного им в Институте истории СССР АН СССР Сектора научным сотрудником, бессменным помощником В.Т. Пашуто, а ныне и руководителем Центра «Восточная Европа в античном и средневековом мире» Института всеобщей истории РАН – восприемника сектора В. Т. Пашуто – была и остается филолог и историк, англо-саксонист, скандинавист и русист Елена Александровна Мельникова, в чью честь подготовлен настоящий сборник.

В нарушение канонов такого жанра юбилейных сборников, как «Избранные труды» («Heine Schriften», «Collected papers»), данное собрание статей осуществлено не самим автором, а ее коллегами и друзьями, осознающими «наступающее на статьи забвение»2   Это меткое выражение использует А. Я. Гуревич в предисловии к своим избранным статьям: Гуревич А. Я. История – нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика: статьи разных лет. М., 2005. С. 5.

[Закрыть], непреходящую значимость произведений «малого жанра», созданных Е. А. Мельниковой на протяжении ее научной карьеры, и, наконец, целостность этого материала, содержащего глубокое изучение процессов становления государства на Руси и той роли, которую – «в качестве наемников-князей, воинов, купцов, дипломатов» – сыграли скандинавы «в строительстве славянской знатью огромного и многоязычного Древнерусского государства»3   Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения и их место в истории раннесредневековой Европы // IV Сканд. конф. М., 1968. Ч. I. С. 176–177.

[Закрыть].

Мы включили в сборник не только моно-статьи, но и работы, написанные Е. А. Мельниковой в соавторстве с В. Я. Петрухиным и Т. А. Пушкиной. Статьи организованы в четыре тематических раздела, освещающих процессы образования ранних государств в Северной и Северо-Восточной Европе и роль скандинавов в образовании Древнерусского государства; происхождение названия «русь» и формирование династии Рюриковичей; роль скандинавов в жизни Древнерусского государства; место Древней Руси на международных путях.

Хотим поблагодарить оказавших нам большую помощь в подготовке сборника к печати Т. В. Гимона, А. В. Подосинова и А. С. Щавелева.

Г. В. Глазырина, Т. Н. Джаксон

Древняя Русь и Скандинавия в трудах Е. А. Мельниковой

Е. А. Мельникова – ведущий в отечественной науке и признанный мировым ученым сообществом исследователь русско-скандинавских отношений в раннесредневековый период. Путь к этой проблематике, включавшей вечный и «проклятый» вопрос российской истории – «варяжский вопрос», не был простым для начинающего ученого, увлеченного совсем иными и не менее замечательными темами. Как филолог Е. А. Мельникова занималась англо-саксонским эпосом – поражающим воображение творением раннесредневековой культуры; любимой темы она не оставила, ей была посвящена популярная книга «Меч и лира» (М., 1987). Выбор магистрального для научной жизни Е. А. Мельниковой направления был связан с актуальными потребностями отечественной исторической – и, шире, гуманитарной – науки, сформулированными в начале 1970-х гг. В.Т. Пашуто: для понимания русской истории нужно было знать «внешние» источники, специфику их языка – нужны были специалисты-филологи, которых стал приглашать В. Т. Пашуто для создания Свода «Древнейшие источники по истории народов СССР».

Е. А. Мельниковой как скандинависту пришлось тогда заняться практически неведомой для отечественной историографии категорией памятников – руническими надписями. При обсуждении первых итогов исследования в нашем ученом мире не обошлось без недоумений. Лапидарные надписи меморативного или «бытового» характера не имели прямого отношения к кардинальным вопросам российской историографии и хронологически отстояли более чем на столетие от эпохи «призвания варягов». После издания книги «Скандинавские рунические надписи» – первого выпуска Свода «Древнейшие источники по истории народов СССР» (М., 1977) – стало ясно, сколько новой информации содержит руническая эпиграфика: в надписях содержались уникальные данные по исторической ономастике, сведения о трансконтинентальных контактах, известия, характеризующие как макро-, так и микроисторию. Столь же очевидной стала необходимость комплексного – междисциплинарного – подхода к источникам: эпиграфика, данные саг, летописей и археологии оказывались часто в «дополнительном распределении» в отношении проблем, интересующих историка. Особую роль здесь играла археология, дающая все новые и обширные материалы, в том числе по рунической эпиграфике. Естественным стало тесное сотрудничество Е. А. Мельниковой с сообществом археологов – как с авторами новых находок рунических надписей, так и с коллективами, занимающимися проблематикой «норманнских» древностей: в первую очередь с участниками археологических семинаров Ленинградского университета (Г. С. Лебедев, И. В. Дубов и др.) и МГУ (Д. А. Авдусин, В. Я. Петрухин, Т. А. Пушкина и др.).

Не менее значимым стало содружество со скандинавскими коллегами, как рунологами, так и археологами и историками, особенно когда отпали официозные препоны для совместной работы и возникли совместные проекты – инициатором многих из них стал шведский археолог Ингмар Янссон. В 1980 г. Е. А. Мельникову избрали членом Шведской академии.

Изучение древностей Восточной и Северной Европы в широком контексте привело Е. А. Мельникову и ее коллег к пониманию того, что традиционное отношение к русско-скандинавским связям как к однонаправленному воздействию выходцев из Скандинавии на развитие Руси нуждается в пересмотре. Восточная и Северная Европа в раннем средневековье была единым этнокультурным регионом – массовый материал и лексические заимствования свидетельствуют об интенсивном взаимодействии «Востока» и «Севера». В 1980-е гг. появилась серия статей Е. А. Мельниковой (в том числе с соавторами), посвященных «восточным» влияниям в культуре раннесредневековой Скандинавии.

В последний период советской историографии (1980-е гг.) мыслящие историки интенсивно искали возможности новых подходов для решения «традиционных» проблем. Когда В. Т. Пашуто предложил издать перевод книги польского академика X. Ловмяньского «Русь и норманны» (польское издание вышло в 1959 г.), это было воспринято Е. А. Мельниковой с энтузиазмом, ибо издание предполагало комментарии и, стало быть, давало возможность продемонстрировать новые подходы и новые материалы по «старым» проблемам. Комментарии, отражавшие состояние норманнской проблемы на середину 1980-х гг., составили едва ли не половину русского издания книги Ловмяньского: в них был затронут и запретный для официозной советской историографии вопрос о происхождении имени «русь». Тогда давние филологические реконструкции, возводящие это имя к обозначению «гребцов» – дружины, идущей в поход на гребных судах, обрели исторический контекст: археологический материал свидетельствовал, что лодки скандинавы использовали не только в прикладных целях – без них не обходился и погребальный обряд. Дружинное значение имени «русь» позволило правильно понять и ранние летописные тексты – с варяжскими князьями был призван не неизвестный скандинавский народ, а дружина. Жупел «реакционной норманской теории» оставался, однако, самодовлеющим в официозной историографии: статья о названии «русь» несколько лет лежала в портфеле «Вопросов истории» и вышла лишь в 1989 г. Столь же сложной оказалась и судьба статьи о названии «варяг», отклоненной журналом «История СССР»: мне запомнилось заключение рецензента, обвинявшего авторов в том, что они доверились «топорной работе летописца». Статья увидела свет уже в постсоветский период в журнале «Славяноведение» (1994 г.).

Тем временем Е. А. Мельникова продолжала работу над «Сводом», которую ей пришлось возглавить после смерти В.Т. Пашуто: в 1986 г. вышел ее очередной авторский выпуск, посвященный древнескандинавским географическим сочинениям. Интерес Е. А. Мельниковой к исторической географии не был и не мог быть сугубо прикладным – информация об окраине мира, содержащаяся в ранних географических сочинениях, предполагала не просто соотнесение с современными картами: необходимо было учитывать «образ мира», ту сложившуюся в ментальности людей средневековья модель, которая оказалась в центре внимания «новой» исторической науки второй половины XX в. В 1990 г. Е. А. Мельникова защитила докторскую диссертацию «Представления о Земле в общественной мысли Западной и Восточной Европы в средние века», а в 1998 г. опубликовала книгу «Образ мира: Географические представления в Западной и Северной Европе. V–XIV века».

Так формировалось перспективное направление в источниковедении, рассматривающее источники сквозь призму «общественной мысли» средневековья; это относилось и к проблемам начальной русской истории, в том числе к феномену «призвания варягов». В работах 1990-х– 2000-х гг. развиваются и обосновываются на сравнительном европейском материале идеи о договорных отношениях – «ряде» между племенными образованиями севера Восточной Европы и дружинами скандинавской «руси», который отразился в летописной легенде о призвании варягов. Место этих «дружинных» структур и отношений в типологии раннесредневековых государств – еще одна важная тема, разрабатываемая Е. А. Мельниковой.

Развитие направления, порывающего с антинорманистскими стереотипами номенклатурной науки и опирающегося на междисциплинарное исследование и углубленное понимание источников, не могло не вызвать раздражения пребывающих у власти адептов этих стереотипов. В этой среде были сделаны попытки реанимации донаучных стереотипов в духе средневекового «Сказания о князьях Владимирских», возводящих Рюрика к родичу самого Августа Прусу, кабинетных этимологий М. В. Ломоносова и С. А. Гедеонова, соотносящих Пруссию и Русь, вагров и варягов ит.п.: в основе «методики» этих опусов, естественно, оказывается не «образ мира», а «образ врага». Попытка возрождения застарелых историографических схем встретила достойную отповедь Е. А. Мельниковой и ее коллег. Полемика новых «антинорманистов» с оппонентами сводилась к попыткам ошельмовать их и к использованию традиционных номенклатурных методов – Сектор истории древнейших государств вынужден был под давлением А. Н. Сахарова покинуть Институт российской истории. Новый выпуск «Свода», посвященный корпусу рунических надписей, Е. А. Мельникова издала в 2001 г. уже под грифом не только Института российской истории, но и под грифом приютившего сектор Института всеобщей истории, возглавляемого А. О. Чубарьяном, где традиции комплексного источниковедения были продолжены, где ежегодно проводятся Чтения памяти В.Т. Пашуто («Восточная Европа в древности и средневековье»). Под редакцией Е. А. Мельниковой продолжается и издание ежегодников «Древнейшие государства Восточной Европы», без которых немыслимо развитие отечественной медиевистики.

Новый этап развития судьбоносной для Е. А. Мельниковой темы «Древня Русь и Скандинавия» требует новых усилий по расширению источниковой базы: многое было сделано в книге «Скандинавские рунические надписи – новые находки и интерпретации», включающей анализ граффити на монетах и предметах из раскопок. Но вещи с граффити – лишь малая часть огромного корпуса находок предметов скандинавского происхождения, обнаруженных от Прибалтики до Западной Сибири. Е.А. Мельникова стала инициатором подготовки свода скандинавских древностей в Восточной Европе. Это колоссальное предприятие требует немалых средств и усилий большого числа специалистов, авторов раскопок, музейных работников, разобщенных в пределах новых политических образований, однако авторитет и энергия Елены Александровны позволяют надеяться на успех и дальнейшие научные свершения.

В. Я. Петрухин

Часть IОбразование государства
К типологии предгосударственных и раннегосударственных образований в Северной и Северо-Восточной Европе (Постановка проблемы)

Е. А. Мельникова

Проблемы перехода от родового к классовому обществу, от племенной организации к государственной приобрели в мировой науке новое освещение в 1960-1970-е гг., когда они стали одним из основных предметов социальной антропологии4   См.: Этнологические исследования за рубежом. М., 1973; Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука. М., 1979; Handbook of Method in Cultural Anthropology / R. Naroll and R. Cohen. L.; N.Y., 1973; Handbook of Social and Cultural Anthropology / J. Honig-mann. Chicago, 1973; Encyclopedia of Anthropology / D.E. Hunter and Ph. Whitten. N.Y.; L., 1976.

[Закрыть]. Исследования обществ, переживавших переход к классовому строю, европейских (средиземноморских в гомеровский период и германских в первые века и. э.) и неевропейских (африканских, индейских, полинезийских в XIX–XX вв.) позволили выделить некоторые универсалии, определить последовательные этапы процесса и создать типологию социальных и политических структур переходного периода.

Не прошли эти вопросы мимо внимания и отечественных исследователей. Острые дискуссии 1960-х гг. о путях возникновения государства и его характере на ранних этапах5   Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968; Неусыхин А. И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974; и др.

[Закрыть] заложили основы для дальнейшего и более систематического изучения пред– и раннегосударственных образований отечественными историками, политологами, философами. Особенно большой вклад был внесен этнологами, широко опиравшимися на международную историографию и существенно продвинувшими общетеоретическую разработку проблемы6   См.: От доклассовых обществ к раннеклассовым. М., 1987; История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988.

[Закрыть].

Однако в конкретно-исторических исследованиях, прежде всего в области изучения Древнерусского государства, продолжает довлеть схема, выработанная в 1930-1950-е гг. на основе ленинской интерпретации марксистской теории классов и государства. Жесткая формационная схема и понимание государства как репрессивной в первую очередь структуры привели к невозможности адекватно охарактеризовать социально-политический строй доклассовых обществ в Восточной и Северной Европе, типологическое сходство развития которых неоднократно отмечалось в отечественной литературе7   См., в частности: Шаскольский И.П. Возникновение государства на Руси и в Скандинавии (черты сходства) // ДГ. 1985 год. М., 1986. С. 95–99; Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Начальные этапы урбанизации и становление государства (на материале Древней Руси и Скандинавии) // Там же. С. 99–108.

[Закрыть]. Отсюда в значительной степени проистекает чрезвычайно широкий временной диапазон (от VIII до XIII в.), к которому различные исследователи относят образование Древнерусского и древнескандинавских государств. Если исходить из бытующего в отечественной историографии определения государства как аппарата для подавления большинства в интересах меньшинства, то, действительно, более обоснованными выглядят «поздние» датировки, которые учитывают наличие оформившихся классов и крупного частного землевладения – одного из основных показателей феодализма. Вместе с тем у большинства исследователей не вызывает сомнения существование в этих регионах по меньшей мере в X–XI вв. государственных образований, относимых ими к «раннеклассовым», «раннефеодальным», «варварским».

Другим результатом последовательного применения сложившейся в советской историографии концепции было установление прямой и жесткой зависимости между такими явлениями, как формация, классовое общество, государство. В рамках этой концепции государство может возникнуть лишь тогда, когда сложилось или по меньшей мере формируется классовое общество; оно не может существовать вне рабовладельческой или феодальной, т. е. первой классовой, формации. Поскольку государства последующего времени в восточнославянском, германском, скандинавском регионах являются феодальными, то элементы феодализма, по мнению большинства исследователей, должны проявляться с момента зарождения государственности. Сам же период, предшествовавший образованию феодального государства, обозначается как «варварский», «дофеодальный», «предфеодальный», «полупатриархально-полуфеодальный» – терминами, которые, как справедливо отметил Л. В. Черепнин, не несут позитивного содержания и не дают сущностной характеристики периода8   Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IX–XV вв. И Новосельцев А. П., Пашу то В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М., 1972. С. 145.

[Закрыть].

Даже выделение особого «переходного» периода между первобытнообщинным и феодальным строем у славян вызывало возражения, поскольку это означало бы признание существования межформационных периодов9   См. историографию вопроса и обоснование существования такого периода: Горский А. А. О переходном периоде от доклассового общества к феодализму у восточных славян // С А. 1988. № 2. С. 116–131.

[Закрыть]. Переходные стадии, согласно Л. В. Черепнину, «не меняют единства процесса общественного развития и не должны нарушать формационного принципа его членения»10   Черепнин Л. В. Спорные вопросы. С. 145.

[Закрыть]. Поэтому ради сохранения «чистоты» схемы переходные периоды должны включаться в какую-либо из формаций – в случае с Древнерусским государством в феодальную; ведь как бы ни определять государство, очевидно, что на Руси оно существует в конце IX, не говоря уже о X в. Более того, в конце X в. это единое, охватывающее огромную территорию государство – «империя Рюриковичей», которое не могло возникнуть в одночасье. И поэтому усилия многих историков 1960-1980-х гг. (Б.Д. Грекова, Б. А. Рыбакова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто) были направлены на поиски следов феодальных отношений в X, IX вв. и даже ранее, чтобы обосновать феодальную сущность складывающегося государства.

Тем не менее убедительные результаты достигнуты не были. Признание определяющим признаком феодализма существование государственной или частновотчинной собственности на землю, ставящей непосредственного производителя в зависимость от собственника земли и позволяющей отчуждать прибавочный продукт методами внеэкономического принуждения, ставило непреодолимые препятствия. Л. В. Черепнин не мог не признать, что княжеское индивидуальное землевладение возникает во второй половине XI в., вотчина же – в XII в.11   Там же. С. 155, 157–159.

[Закрыть]. (Этим же примерно временем, концом XI в., датирует появление княжеского домена в Новгородской земле В. Л. Янин12   Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 241–249.

[Закрыть]). Однако верховная государственная собственность на землю, по мнению Л. В. Черепнина, формируется гораздо раньше. Ее существование он прослеживает в X в., а А. А. Горский – уже с начала X в. в формах окняжения территорий племен, с которых в виде даней и собирается «феодальная рента»13   Горский А. А. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 31–32.

[Закрыть].

Однако источники не дают никаких оснований говорить о том, что отчуждение прибавочного продукта в это время основывается на верховной собственности на землю. Ведь и в племенном обществе вождь, жрец и другие держатели определенных социальных статусов, в функции которых входило поддержание жизнедеятельности общества, имеют право на некую долю прибавочного продукта, сбор которого осуществляется принудительно и подчас в сходных формах, в том числе в форме полюдья.

Свидетельством того, что частная собственность на землю в X в. ив начале XI в. еще не сложилась, является, на мой взгляд, отсутствие земельных пожалований церкви, которая повсеместно была едва ли не первым получателем земельных дарений. Вероятно, неотчуждаемостью общинных земель (а не только византийскими традициями) можно объяснить, что до середины XI в. церковь существует лишь на десятину14   Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси Х-XIII вв. М., 1989. С. 76–90.

[Закрыть].

«Окняжение» земель, т. е. присоединение к ядру Древнерусского государства новых территорий и распространение на них верховной власти киевского великого князя, отнюдь не означает одновременного и автоматического перехода к князю верховной собственности на землю, которая еще долгое время может оставаться собственностью племени. Один из начальных этапов этого длительного процесса, кажется, можно усмотреть в рассказе «Повести временных лет» (далее – ПВЛ) под 975 г. об убийстве Люта Свенельдича15   Котляр Н. Ф. К истории возникновения нормы частного землевладения в обычном праве Руси // Древние славяне и Киевская Русь. Киев, 1989. С. 147–154.

[Закрыть].

Не несет в себе элементов ни феодализма, ни рабовладения и отчуждение прибавочного продукта как таковое, даже в относительно развитых и упорядоченных формах полюдья. Оно возникает при первобытнообщинном строе в связи с функциональной дифференциацией (выделение вождей, жрецов и др.) и укрепляется с возникновением социальной дифференциации общества. И потому сам факт его существования не может служить доказательством развития феодальных отношений.

Все это, как кажется, дает однозначный ответ и на вопрос о возникновении общественных классов. До сложения государственной собственности на землю (предполагая вслед за Л. В. Черепниным, что она формируется ранее индивидуальной), реализуемой – на ранних этапах – как коллективная собственность социальных верхов, социальные группы (страты, сословия) различаются по их отношению к продукту производства, но не к средству производства (к земле при феодализме), и в этом их принципиальное отличие от классов. Верховная власть уже при племенном строе обретает преимущественное право на перераспределение прибавочного продукта и его присвоение, отчуждая все большую его часть для собственного потребления. В современной терминологии это стратифицированное, но отнюдь не классовое общество. Лишь по мере становления частной собственности на землю социальная стратификация перерастает в классовую. Как показывают исследования, на Руси это происходит после середины XI в., в Дании – в XII в., в Швеции – в XII–XIII вв.

Не случайно именно середина XI – начало XII в. рассматриваются большинством историков как рубеж, после которого только и можно говорить о сколько-нибудь оформившихся феодальных отношениях на Руси. Предшествующее, с IX в., время Л. В. Черепнин выделяет как период «генезиса феодализма», но первые зародыши феодальных отношений реально прослеживаются им лишь с последних десятилетий X в.16   Черепнин Л. В. Спорные вопросы. С. 165.

[Закрыть]. Единственным исключением, повторяю, является существование государства, что, собственно, и заставляет проецировать позднейшие явления на IX–X вв.

Но так ли необходимо обязательное отнесение ранних форм государства к определенной социально-экономической формации? Исходя из общепринятого в отечественной историографии определения государства, о котором говорилось выше, безусловно да. Однако в современной международной науке понимание государства и его функций существенно иное. В отличие от В. И. Ленина, К. Маркс выдвигал на первый план не репрессивную функцию государства, вытекающую из его классового характера, а «выполнение общих дел, вытекающих из природы всякого общества»17   Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. 1. С. 422.

[Закрыть]. Именно эта, организующая функция государства легла в основу его определения в социальной антропологии: государство рассматривается как система, обеспечивающая жизнедеятельность общества как единого политического организма. Отсюда основными признаками государства считаются: наличие отчужденной от народа власти, функции которой выполняются особой системой органов и учреждений; наличие права, закрепляющего систему норм, которые обеспечивают функционирование общества; наличие территории, на которую распространяется государственная власть. Государство, таким образом, понимается в первую очередь как институционально оформленная социально-политическая система, обеспечивающая функционирование общества18   Service E.R. Origins of the State and Civilization. The Process of Cultural Evolution. N.Y., 1975. P. XII–XIII; см. также: Cohen R. Introduction // Origins of the State. The Anthropology of Political Evolution / R. Cohen and E.R. Service. Philadelphia, 1978. P. 1–21.

[Закрыть]. К этим признакам подчас добавляется наличие постоянно функционирующей системы налогообложения19   Куббель Л. E. Возникновение частной собственности, классов и государства // История первобытного общества. С. 245–246.

[Закрыть], что, впрочем, естественно вытекает из необходимости содержания институтов власти. Разумеется, указанные признаки отмечают уже сложившееся государство. В процессе его формирования они не обязательно развиваются синхронно и могут в различных исторических условиях изменять свое значение.

Изучение путей и предпосылок возникновения государства позволило выявить наиболее важные факторы, стимулировавшие этот процесс. Для «вторичных»20   Rice B.J. Secondary State Formation: An Explanatory Model I I Origins of the State. P. 161–186.

[Закрыть] государственных образований, к которым принадлежат и Древнерусское, и древнескандинавские, возникавшие в условиях контактов с более ранними и уже сложившимися государствами, их выделяется несколько. С одной стороны, это внутренние предпосылки, создаваемые производящим хозяйством и ведущие в первую очередь к стратификации общества; с другой – внешние факторы, среди которых важнейшая роль отводится военной деятельности и торговле21   Service E. R. Classical and Modern Theories of the Origins of Government I I Origins of the State. P. 21–34.

[Закрыть]. Как правило, признается необходимым сочетание внутренних и внешних условий, дополняющих друг друга. Было показано, что попытки объяснить развитие государственности в том или ином обществе лишь каким-то одним фактором ведут к одностороннему преувеличению его роли и опровергаются сравнительным материалом, а также более глубоким изучением данного общества. Так, выдвижение внутреннего экономического развития как номинирующего условия для возникновения процессов образования государства входит в противоречие с существованием ряда обществ, где возможности увеличения прибавочного продукта не только не привели к становлению развитого стратифицированного общества и государства, но не использовались вообще, и общество ограничивалось простым воспроизводством. Повышенная военная активность – повсеместный спутник процессов образования государства – также не ведет автоматически к его возникновению22   Carneiro R.L. A Theory of the Origin of the State // Science. 1970. Yol. CLXIX. N 3947. P. 733–738.

[Закрыть]. Лишь совокупность различных факторов, как внутренних, так и внешних, создает необходимые условия для формирования государственных структур.

Процесс их становления, изученный этнологами и социоантропологами на материале большого числа древних и современных обществ, охватывает несколько этапов социально-политического развития от эгалитарного (первобытнообщинного) и ранжированного к стратифицированному и, наконец, классовому общественному устройству, каждому из которых соответствует определенная потестарно-политическая структура23   Fried M. The Evolution of Political Society. N.Y., 1967; Idem. On the Evolution of Social Stratification and the State I I Culture in History. Essays in honour of P. Radin. N.Y., 1960. P. 713–731; Service E.R. Primitive Social Organization. An Evolutionary Perspective. N.Y., 1971; The Evolution of Social Systems / J. Friedman, M. J. Rowlands. L., 1978.

[Закрыть] от главы рода (общины) до государства.

Основным показателем социального развития общества служит степень функциональной дифференциации, возникающей значительно раньше социальной и имущественной24   Черных E. H. От доклассовых обществ к раннеклассовым // От доклассовых обществ к раннеклассовым. С. 250.

[Закрыть]. Ее формирование определяет становление «ранжированного», по М. Фриду, или «племенного», по Э. Сервису, общества, которое характеризуется тем, что «число статусов повышенной ценности ограничено так, что далеко не все, обладающие способностью занимать данный статус, имеют его»25   Fried М. The Evolution. Р. 109.

[Закрыть]. Именно в рамках ранжированного общества зарождаются первые потестарные и потестарно-политические структуры.

Они основаны на двух организационных принципах: ранжировании индивидуальных статусов внутри местной общины и на регионально централизованной организации местных общин, ранее, в эгалитарном обществе – доминирующей социальной единицы. Внутриобщинная дифференциация, возникающая еще в эгалитарном обществе, в результате которой выделяется вождь, уступает место соподчиненности территориальных образований различного уровня: местных, областных, региональных, которой соответствует иерархия вождей, местных, областных и т. д., которые каждый на своем уровне выполняют общие социальные, политические, экономические и религиозные функции, обеспечивающие жизнь общества. Права и обязанности вождей одного уровня идентичны, но расширяются в масштабах при переходе на следующий уровень – в отличие от государственной организации, где властные функции правителей различных уровней отличаются не столько количественно, сколько качественно26   Earle Т. Economic and Social Organization of a Complex Chiefdom. Ann Arbor, 1978. P. 3.

[Закрыть]. Общим для потестарно-политических структур ранжированного общества является то, что они возникают в процессе разложения эгалитарного строя на основе производящего хозяйства (земледелия и/или скотоводства). Они имеют своим назначением перераспределение избыточного продукта, поддержание экономических и социальных структур, сложившихся в обществе, организацию общественного труда (строительство укреплений, погребальных монументов, трудоемкие виды хозяйственной деятельности). Причем первому отводится основополагающая роль: доступ к перераспределению общественного продукта обеспечивает выделение и укрепление института вождей и формирование племенной аристократии, а создание системы перераспределения является основой для будущего формирования аппарата государственного управления. Поэтому формирование потестарно-политических структур находится в тесной связи с системой распределения и перераспределения общественного продукта27   Service E. R. Origins. P. 74–75; Polanyi K. Primitive, Archaic, and Modern Economies. Boston, 1968.

[Закрыть]. В ранжированном обществе политическое устройство отличается выделением центральной власти, обособленным от массы населения, стоящей над внутриобщинным управлением и сосредоточивающей выполнение перечисленных функций, в первую очередь контроль над распределением избыточного продукта.

Эти еще догосударственные потестарно-политические структуры получили в социальной антропологии наименование chiefdom «вождество»28   Впервые термин был предложен К. Обергом (Oberg К. Indian Tribes of Northern Matto Grosso. Washington, 1953).

[Закрыть] в соответствии с их политическим устройством, в котором главную роль играет институт вождя. По определению Э. Сервиса, это «промежуточная форма, вырастающая из эгалитарного общества и предшествующая всем известным примитивным государствам». Она отличается централизованным управлением и наследственным иерархическим статусом. Политическая организация повсеместно представляет собой теократию, а форма подчинения власти приобретает вид религиозного подчинения жрецу-вождю29   Service E. R. Origins. P. 15–16.

[Закрыть]. Такой политический строй, как показали исследования различных обществ, является универсальным, переживаемым всеми народами в период разложения родоплеменного строя, в том числе теми, которые впоследствии не создали государства. Он стадиально предшествует как рабовладельческим, так и феодальным государствам30   Ibid.; см. также: Chiefdoms: Power, Economy and Ideology / T. Earle. Cambridge, 1991.

[Закрыть].

В рамках вождеств получение избыточного продукта достигалось тремя основными путями: увеличением производительности труда (наиболее трудоемкий и малоэффективный в ближайшей перспективе), участием в обмене и торговле, военной деятельностью. Очевидные преимущества последней, позволявшей – в случае удачи – максимально быстро и безболезненно с точки зрения общества-завоевателя наращивать прибавочный продукт, обусловили повсеместное возрастание военной активности при переходе от вождеств к государству31   Carneiro R. L. Political Expansion as an Expression of the Principle of Competitive Exclusion// Origins of the State. P. 205–224; Куббель Л.Е. Возникновение частной собственности. С. 212–216; Turney-High Н. Primitive War. Its Practice and Concepts. Columbia Univ., 1971; The Anthropology of War/J. Haas. Cambridge, 1990.

[Закрыть]. Ведущее место войны дало основание Л. Моргану назвать ряд последовательных этапов, включая ранние государственные образования, эпохой военной демократии – термином, широко принятым в отечественной историографии, но неточным и ограниченным32   См.: Хазанов A. M. «Военная демократия» и эпоха классообразования // ВИ. 1968. № 12. С. 87–97.

[Закрыть], что давно уже заставило отказаться от него как зарубежных исследователей, так и отечественных этнологов. Образовавшиеся уже в вождествах потестарные структуры носили по преимуществу военный характер: по функциональным истокам статус вождя предполагал в первую очередь руководство военной деятельностью – при существовании других элитарных статусов, старейшин, жрецов и др. Концентрация власти в руках вождей вела к еще большей «военизации» политических институтов, поскольку общество было ориентировано на военный способ добывания прибавочного продукта.

iknigi.net

Избранные труды. Древняя Русь и Скандинавия в трудах Е. А. Мельниковой (Е. А. Мельникова, 2011)

Древняя Русь и Скандинавия в трудах Е. А. Мельниковой

Е. А. Мельникова – ведущий в отечественной науке и признанный мировым ученым сообществом исследователь русско-скандинавских отношений в раннесредневековый период. Путь к этой проблематике, включавшей вечный и «проклятый» вопрос российской истории – «варяжский вопрос», не был простым для начинающего ученого, увлеченного совсем иными и не менее замечательными темами. Как филолог Е. А. Мельникова занималась англо-саксонским эпосом – поражающим воображение творением раннесредневековой культуры; любимой темы она не оставила, ей была посвящена популярная книга «Меч и лира» (М., 1987). Выбор магистрального для научной жизни Е. А. Мельниковой направления был связан с актуальными потребностями отечественной исторической – и, шире, гуманитарной – науки, сформулированными в начале 1970-х гг. В.Т. Пашуто: для понимания русской истории нужно было знать «внешние» источники, специфику их языка – нужны были специалисты-филологи, которых стал приглашать В. Т. Пашуто для создания Свода «Древнейшие источники по истории народов СССР».

Е. А. Мельниковой как скандинависту пришлось тогда заняться практически неведомой для отечественной историографии категорией памятников – руническими надписями. При обсуждении первых итогов исследования в нашем ученом мире не обошлось без недоумений. Лапидарные надписи меморативного или «бытового» характера не имели прямого отношения к кардинальным вопросам российской историографии и хронологически отстояли более чем на столетие от эпохи «призвания варягов». После издания книги «Скандинавские рунические надписи» – первого выпуска Свода «Древнейшие источники по истории народов СССР» (М., 1977) – стало ясно, сколько новой информации содержит руническая эпиграфика: в надписях содержались уникальные данные по исторической ономастике, сведения о трансконтинентальных контактах, известия, характеризующие как макро-, так и микроисторию. Столь же очевидной стала необходимость комплексного – междисциплинарного – подхода к источникам: эпиграфика, данные саг, летописей и археологии оказывались часто в «дополнительном распределении» в отношении проблем, интересующих историка. Особую роль здесь играла археология, дающая все новые и обширные материалы, в том числе по рунической эпиграфике. Естественным стало тесное сотрудничество Е. А. Мельниковой с сообществом археологов – как с авторами новых находок рунических надписей, так и с коллективами, занимающимися проблематикой «норманнских» древностей: в первую очередь с участниками археологических семинаров Ленинградского университета (Г. С. Лебедев, И. В. Дубов и др.) и МГУ (Д. А. Авдусин, В. Я. Петрухин, Т. А. Пушкина и др.).

Не менее значимым стало содружество со скандинавскими коллегами, как рунологами, так и археологами и историками, особенно когда отпали официозные препоны для совместной работы и возникли совместные проекты – инициатором многих из них стал шведский археолог Ингмар Янссон. В 1980 г. Е. А. Мельникову избрали членом Шведской академии.

Изучение древностей Восточной и Северной Европы в широком контексте привело Е. А. Мельникову и ее коллег к пониманию того, что традиционное отношение к русско-скандинавским связям как к однонаправленному воздействию выходцев из Скандинавии на развитие Руси нуждается в пересмотре. Восточная и Северная Европа в раннем средневековье была единым этнокультурным регионом – массовый материал и лексические заимствования свидетельствуют об интенсивном взаимодействии «Востока» и «Севера». В 1980-е гг. появилась серия статей Е. А. Мельниковой (в том числе с соавторами), посвященных «восточным» влияниям в культуре раннесредневековой Скандинавии.

В последний период советской историографии (1980-е гг.) мыслящие историки интенсивно искали возможности новых подходов для решения «традиционных» проблем. Когда В. Т. Пашуто предложил издать перевод книги польского академика X. Ловмяньского «Русь и норманны» (польское издание вышло в 1959 г.), это было воспринято Е. А. Мельниковой с энтузиазмом, ибо издание предполагало комментарии и, стало быть, давало возможность продемонстрировать новые подходы и новые материалы по «старым» проблемам. Комментарии, отражавшие состояние норманнской проблемы на середину 1980-х гг., составили едва ли не половину русского издания книги Ловмяньского: в них был затронут и запретный для официозной советской историографии вопрос о происхождении имени «русь». Тогда давние филологические реконструкции, возводящие это имя к обозначению «гребцов» – дружины, идущей в поход на гребных судах, обрели исторический контекст: археологический материал свидетельствовал, что лодки скандинавы использовали не только в прикладных целях – без них не обходился и погребальный обряд. Дружинное значение имени «русь» позволило правильно понять и ранние летописные тексты – с варяжскими князьями был призван не неизвестный скандинавский народ, а дружина. Жупел «реакционной норманской теории» оставался, однако, самодовлеющим в официозной историографии: статья о названии «русь» несколько лет лежала в портфеле «Вопросов истории» и вышла лишь в 1989 г. Столь же сложной оказалась и судьба статьи о названии «варяг», отклоненной журналом «История СССР»: мне запомнилось заключение рецензента, обвинявшего авторов в том, что они доверились «топорной работе летописца». Статья увидела свет уже в постсоветский период в журнале «Славяноведение» (1994 г.).

Тем временем Е. А. Мельникова продолжала работу над «Сводом», которую ей пришлось возглавить после смерти В.Т. Пашуто: в 1986 г. вышел ее очередной авторский выпуск, посвященный древнескандинавским географическим сочинениям. Интерес Е. А. Мельниковой к исторической географии не был и не мог быть сугубо прикладным – информация об окраине мира, содержащаяся в ранних географических сочинениях, предполагала не просто соотнесение с современными картами: необходимо было учитывать «образ мира», ту сложившуюся в ментальности людей средневековья модель, которая оказалась в центре внимания «новой» исторической науки второй половины XX в. В 1990 г. Е. А. Мельникова защитила докторскую диссертацию «Представления о Земле в общественной мысли Западной и Восточной Европы в средние века», а в 1998 г. опубликовала книгу «Образ мира: Географические представления в Западной и Северной Европе. V–XIV века».

Так формировалось перспективное направление в источниковедении, рассматривающее источники сквозь призму «общественной мысли» средневековья; это относилось и к проблемам начальной русской истории, в том числе к феномену «призвания варягов». В работах 1990-х- 2000-х гг. развиваются и обосновываются на сравнительном европейском материале идеи о договорных отношениях – «ряде» между племенными образованиями севера Восточной Европы и дружинами скандинавской «руси», который отразился в летописной легенде о призвании варягов. Место этих «дружинных» структур и отношений в типологии раннесредневековых государств – еще одна важная тема, разрабатываемая Е. А. Мельниковой.

Развитие направления, порывающего с антинорманистскими стереотипами номенклатурной науки и опирающегося на междисциплинарное исследование и углубленное понимание источников, не могло не вызвать раздражения пребывающих у власти адептов этих стереотипов. В этой среде были сделаны попытки реанимации донаучных стереотипов в духе средневекового «Сказания о князьях Владимирских», возводящих Рюрика к родичу самого Августа Прусу, кабинетных этимологий М. В. Ломоносова и С. А. Гедеонова, соотносящих Пруссию и Русь, вагров и варягов ит.п.: в основе «методики» этих опусов, естественно, оказывается не «образ мира», а «образ врага». Попытка возрождения застарелых историографических схем встретила достойную отповедь Е. А. Мельниковой и ее коллег. Полемика новых «антинорманистов» с оппонентами сводилась к попыткам ошельмовать их и к использованию традиционных номенклатурных методов – Сектор истории древнейших государств вынужден был под давлением А. Н. Сахарова покинуть Институт российской истории. Новый выпуск «Свода», посвященный корпусу рунических надписей, Е. А. Мельникова издала в 2001 г. уже под грифом не только Института российской истории, но и под грифом приютившего сектор Института всеобщей истории, возглавляемого А. О. Чубарьяном, где традиции комплексного источниковедения были продолжены, где ежегодно проводятся Чтения памяти В.Т. Пашуто («Восточная Европа в древности и средневековье»). Под редакцией Е. А. Мельниковой продолжается и издание ежегодников «Древнейшие государства Восточной Европы», без которых немыслимо развитие отечественной медиевистики.

Новый этап развития судьбоносной для Е. А. Мельниковой темы «Древня Русь и Скандинавия» требует новых усилий по расширению источниковой базы: многое было сделано в книге «Скандинавские рунические надписи – новые находки и интерпретации», включающей анализ граффити на монетах и предметах из раскопок. Но вещи с граффити – лишь малая часть огромного корпуса находок предметов скандинавского происхождения, обнаруженных от Прибалтики до Западной Сибири. Е.А. Мельникова стала инициатором подготовки свода скандинавских древностей в Восточной Европе. Это колоссальное предприятие требует немалых средств и усилий большого числа специалистов, авторов раскопок, музейных работников, разобщенных в пределах новых политических образований, однако авторитет и энергия Елены Александровны позволяют надеяться на успех и дальнейшие научные свершения.

В. Я. Петрухин

kartaslov.ru

Скандинавия и Русь:первые контакты.НА КОЛЬЦЕ ВИКИНГОВ УЧЁНЫЕ ОБНАРУЖИЛИ НАДПИСЬ "ЗА АЛЛАХА"(2статьи)

Скадьдические стихи (висы) принадлежат к древнейшим памятникам скандинавской литературы. Они сохранились в виде цитат в более поздних прозаических произведениях — преимущественно в сагах XII–XIV веков. Сведения вис отличаются высокой достоверностью — большей, чем, скажем, известия саг. По словам средневекового исландского историка Снорри Стурлусона, «хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель знают, что это явная ложь и небылицы. Это было бы насмешкой, а не хвалой...».

И вот что мы узнаем от скальдов. В «Круге земном» Снорри Стурлусона содержится 601 виса (время их создания IX–XI вв.). Повествуют о путешествиях и походах на восток 23 висы. Но только в одной говорится о нападении на Русь — захвате ярлом Эйриком Альдейгьи (Ладоги). Во всех остальных слуачях «восток» ограничивается Восточной Прибалтикой.

В отличие от вис саги порой не знают удержу в восхвалении подвигов своих героев. Но даже в легендарной своей части они умалчивают о каких-либо событиях на Руси IX–X веков. Весьма показательна в этом отношении речь конунга Торгнюра, произнесенная на тинге в Упсале около 1018 г. («Сага об Олаве Святом»): «...тогда сказал Торгнюр: «Иной нрав теперь у конунгов свеев, нежели был раньше. Торгнюр, мой дед по отцу, помнил Эйрика, конунга Уппсалы, сына Эмунда, и так говорил о нем, что, пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финнланд и Кирьялаланд, Эйстланд и Курланд и многие другие восточные земли». Эйрик умер около 871 года и, как видим, дальше Восточной Прибалтики (перечислены земли финнов, карел, эстов и куршей) не заплывал.

Но может быть, саги пестрят названиями городов и рек Руси? Ничуть не бывало. Даже Ильмень, Волхов и Нева неизвестны древнейшим сагам — одна только Западная Двина.

Саги, действие которых происходит в XI веке, знают, собственно, один Хольмгард (Новгород). Эпизодически возникают еще Альдейгья и Палтескья (Полтеск/Полоцк). Даже так называемое «Описание Земли I» — скандинавский географический трактат, составленный в последней четверти XII века, называет всего четыре русских города: Киев (Кэнугард), Новгород, Полоцк и Смоленск (Смалескья) — из четырехсот древнерусских городов и укрепленных поселений IX–XIII веков, известных по летописям и археологическим исследованиям. В другом географическом сочинении, при выпадении Смоленска, находим еще Муром (Морамар), Ростов (Ростова), Суздаль (Сурдалар) и какие-то Сюрнес и Гадар.

По сути дела, Русь в сагах — это Гарды с могущественным конунгом в Хольмгарде. По степени абстрактности представлений о древней Руси со скандинавами могут поспорить разве что арабские авторы, которые, впрочем, порой демонстрируют гораздо большую осведомленность.

Первые достоверные известия о русско-скандинавских контактах относятся лишь ко времени княжения Владимира.

Русские летописи сохранили известия, что Владимир и после того, как стал киевским князем, временами наезжал в Новгород. Но какова была цель этих путешествий — об этом летописцы умалчивают. Не исключено, что Владимира призывали туда в том числе и внешние дела, судить о которых, правда, приходится только по отрывочным сведениям скандинавских преданий.

Так, упомянутое выше скальдическое стихотворение (виса), включенное в «Круг земной» Снорри Стурлусона, повествует о разрушении Ладоги (Альдейгьи) норвежским ярлом Эйриком, сыном Хакона: «Ты, устрашающий людей, разрушил Альдейгью; мы удостоверились в этом. Эта битва мужей была жестокой. Тебе удалось добраться на восток, в Гарды». Попутно заметим, что неизвестный скальд придает походу Эйрика в Гарды характер исключительности: «тебе удалось добраться», «мы удостоверились в этом».

Историки датируют разрушение Ладоги норвежцами 997 годом. Саги объясняют войну Эйрика с Владимиром тем, что русский «конунг» был союзником Олава Трюггвасона, к которому Эйрик питал вражду за убийство его отца. Но гораздо вероятнее, что поход Эйрика на Ладогу преследовал цель остановить рост русского влияния в Восточной Прибалтике, население которой скандинавы считали своими старинными данниками. Между тем из саги об Олаве Трюггвасоне явствует, что Владимир обложил данью эстов, поскольку об одном из действующих лиц, Сигурде Эйрикссоне, служившем вместе с Олавом в дружине Владимира, говорится следующее: «Приехал в Эстляндию Сигурд, сын Эйрика, дядя Олава по матери, будучи послан от Вальдемара, конунга Хольмгарда [Новгорода], для взыскания в той стране дани».

Таковы первые более или менее достоверные известия о русско-скандинавских межгосударственных отношениях. Тогда же, в период княжения Владимира, норвежский поэт Хальфред Трудный Скальд (умер в 1007 г.) впервые упоминает скандинавское название Руси — Гарды.     Ссылка на историю http://zaist.ru/~W7zxA.

Тайны прошлого: На кольце викингов учёные обнаружили надпись «За Аллаха». В 1872-1895 годах недалеко от Стокгольма проводились археологические раскопки центра торговли времён викингов — локации Бирка. В древнем захоронении, датированном IX веком нашей эры, учёные обнаружили серебряное кольцо с розово-фиолетовым полудрагоценным камнем. Современный анализ находки показал, что на камне была выгравирована надпись на арабском «За Аллаха» (также её можно интерпретировать как «Аллаху»).

Серебряное кольцо с камнем хранилось в музее долгое время, до тех пор пока его внимательно не изучили биофизики (фото Christer Ahlin/Swedish History Museum)

Артефакт был извлечён из прямоугольного деревянного гроба вместе с остатками одежды, брошами и другими ювелирными изделиями. И хотя сам скелет был почти полностью уничтожен временем, учёным удалось установить по украшениям и одеяниям, что он принадлежал женщине, которая умерла приблизительно в 850 году новой эры.

Кольцо было внесено в каталог Шведского исторического музея в Стокгольме и обозначено, как изделие из позолоченного серебряного сплава с аметистом, на котором нанесена куфическая надпись «Аллах».

Объект привлек внимание международной команды исследователей во главе с биофизиком Себастьяном Вярмляндером (Sebastian Wärmländer) из Стокгольмского университета.

«Это единственное кольцо с арабской надписью, найденное в Скандинавии. Ранее мы находили кольца, выполненные в арабском стиле, но на них не было никаких надписей», — говорит Вярмляндер.

При помощи сканирующего электронного микроскопа исследователи провели тщательный анализ. Он показал, что описание кольца из музейного каталога оказывается не совсем верным. Кольцо состоит из высококачественного серебряного сплава, содержание серебра составляет 94,5%. Камень представляет собой кусок натриево-известкового стекла с арабского надписью, упоминающей имя Аллаха в некотором падеже.

Хотя камень не является аметистом, это не значит, что кольцо было низкопробным. Цветное стекло было очень экзотическим материалом в Скандинавии, утверждают учёные. Что же касается самой надписи, то её можно интерпретировать разными способами. Она может читаться как «Ил-ла-лах» («За Аллаха/Аллаху»), либо же как «Иншалла(х)» («на всё воля Аллаха»).

Кольцо принадлежало викингам и является единственным доказательством их прямого взаимодействия с представителями арабской культуры (иллюстрация Wikimedia Commons)

«Скорее всего, мы никогда не узнаем точное значение этой надписи, равно как и то, зачем и где она была сделана. Но для нашего исследования полученных данных вполне достаточно. Тот факт, что на скандинавском кольце нанесена исламская надпись, уже необычен», — говорит Вярмляндер.

Примечательно, что кольцо, в отличие от его владельца и других предметов, очень хорошо сохранилось. На нём до сих пор заметны риски от напильника, что означает, что оно носилось недолго и не сменило множества владельцев.

Учёные предполагают, что украшение было изготовлено арабским ювелиром и продано, возможно, единственному владельцу. Авторы исследования не отрицают и той вероятности, что женщина, похороненная в скандинавской могиле, сама могла исповедовать ислам.

«Также возможно, что кольцо попало в руки к викингу, который торговлей или разбоем получил его во время посещения Исламского Халифата», — рассказывает Вярмляндер, чья статья вышла в журнале Scanning.

В любом случае этот артефакт является доказательством прямого взаимодействия викингов и исламского мира, о которых ранее упоминалось только в легендах. Теперь же древние сказания можно признать хотя бы частично правдивыми, по материалам vesti.ru.

hist-etnol.livejournal.com

Читать онлайн "Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды" автора Мельникова Елена Александровна - RuLit

Елена Мельникова

Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES

Institute of World History

DMITRIY POZHARSKIY UNIVERSITY

Elena A. Melnikova

Old Rus’ and Scandinavia

Selected Papers

Edited by Galina V. Glazyrina and Tatjana N. Jackson

Dmitriy Pozharskiy University Moscow 2011

Под редакцией Г. В. Глазыриной и Т.Н. Джаксон

Печатается по решению Ученого совета Университета Дмитрия Пожарского

Издание подготовлено в рамках работы над проектом «Исторический опыт разрешения конфликтов в эпоху политогенеза (Компаративное исследование)» программы секции истории ОИФИ «Исторический опыт социальных трансформаций и конфликтов» и проектом «Геополитические факторы в историческом развитии Древнерусского государства» программы фундаментальных исследований Президиума РАИ «Историко-культурное наследие и духовные ценности России»

© Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., составление, 2011

© Е.А. Мельникова, В.Я. Петрухин, Т.А. Пушкина, текст, 2011

© Институт всеобщей истории РАН, 2011

© Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2011

© Иванов Е.Г., дизайн макета, верстка, 2011

В оформлении обложки использован инициал Евангелия апракос (РГАДА. Ф. 381 (Сии. тип.) № 7. Л. 162, XIII в., Новгород)

От редакторов

Тридцать три года разделяют выход в свет двух очень важных для отечественной исторической науки книг, имеющих одинаковое название: «Древняя Русь и Скандинавия». Более ранняя представляет собой издание архивных материалов погибшей во время Ленинградской блокады первой советской скандинавистки, Елены Александровны Рыдзевской[1]. Этой публикацией фактически открывался ежегодник «Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования» – детище нашего учителя Владимира Терентьевича Пашуто. С самого основания созданного им в Институте истории СССР АН СССР Сектора научным сотрудником, бессменным помощником В.Т. Пашуто, а ныне и руководителем Центра «Восточная Европа в античном и средневековом мире» Института всеобщей истории РАН – восприемника сектора В. Т. Пашуто – была и остается филолог и историк, англо-саксонист, скандинавист и русист Елена Александровна Мельникова, в чью честь подготовлен настоящий сборник.

В нарушение канонов такого жанра юбилейных сборников, как «Избранные труды» («Heine Schriften», «Collected papers»), данное собрание статей осуществлено не самим автором, а ее коллегами и друзьями, осознающими «наступающее на статьи забвение»[2], непреходящую значимость произведений «малого жанра», созданных Е. А. Мельниковой на протяжении ее научной карьеры, и, наконец, целостность этого материала, содержащего глубокое изучение процессов становления государства на Руси и той роли, которую – «в качестве наемников-князей, воинов, купцов, дипломатов» – сыграли скандинавы «в строительстве славянской знатью огромного и многоязычного Древнерусского государства»[3].

Мы включили в сборник не только моно-статьи, но и работы, написанные Е. А. Мельниковой в соавторстве с В. Я. Петрухиным и Т. А. Пушкиной. Статьи организованы в четыре тематических раздела, освещающих процессы образования ранних государств в Северной и Северо-Восточной Европе и роль скандинавов в образовании Древнерусского государства; происхождение названия «русь» и формирование династии Рюриковичей; роль скандинавов в жизни Древнерусского государства; место Древней Руси на международных путях.

Хотим поблагодарить оказавших нам большую помощь в подготовке сборника к печати Т. В. Гимона, А. В. Подосинова и А. С. Щавелева.

Г. В. Глазырина, Т. Н. Джаксон

Древняя Русь и Скандинавия в трудах Е. А. Мельниковой

Е. А. Мельникова – ведущий в отечественной науке и признанный мировым ученым сообществом исследователь русско-скандинавских отношений в раннесредневековый период. Путь к этой проблематике, включавшей вечный и «проклятый» вопрос российской истории – «варяжский вопрос», не был простым для начинающего ученого, увлеченного совсем иными и не менее замечательными темами. Как филолог Е. А. Мельникова занималась англо-саксонским эпосом – поражающим воображение творением раннесредневековой культуры; любимой темы она не оставила, ей была посвящена популярная книга «Меч и лира» (М., 1987). Выбор магистрального для научной жизни Е. А. Мельниковой направления был связан с актуальными потребностями отечественной исторической – и, шире, гуманитарной – науки, сформулированными в начале 1970-х гг. В.Т. Пашуто: для понимания русской истории нужно было знать «внешние» источники, специфику их языка – нужны были специалисты-филологи, которых стал приглашать В. Т. Пашуто для создания Свода «Древнейшие источники по истории народов СССР».

вернуться

Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия. Материалы и исследования // ДГ. 1978 год. М., 1978.

вернуться

Это меткое выражение использует А. Я. Гуревич в предисловии к своим избранным статьям: Гуревич А. Я. История – нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика: статьи разных лет. М., 2005. С. 5.

вернуться

Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения и их место в истории раннесредневековой Европы // IV Сканд. конф. М., 1968. Ч. I. С. 176–177.

www.rulit.me

Мельникова Е. А.. Древняя Русь и Скандинавия

Предлагаемый вниманию читателей сборник подготовлен к юбилею доктора исторических наук, заведующего центром «Восточная Европа в античном и средневековом мире» Института всеобщей истории РАН Елены Александровны Мельниковой. В сборник вошли статьи, написанные Е. А. Мельниковой индивидуально и в соавторстве с В. Я. Петрухиным и Т. А. Пушкиной. Статьи организованы в четыре тематических раздела, освещающих процессы образования ранних государств в Северной и Северо-Восточной Европе и роль скандинавов в образовании Древнерусского государства; происхождение названия «русь» и формирование династии Рюриковичей; роль скандинавов в жизни Древнерусского государства; место Древней Руси на международных путях.Для историков, филологов, специалистов в области вспомогательных исторических дисциплин, для исследователей истории Древней Руси.

Содержание:

От редакторов...... 7 В. Я. Петрухин. Древняя Русь и Скандинавия в трудах Е. А. Мельниковой...... 8 Часть I. Образование государства...... 13 Е. А. Мельникова. К типологии предгосударственных и раннегосударственных образований в Северной и Северо-Восточной Европе (Постановка проблемы)...... 15 Е. А. Мельникова. Возникновение Древнерусского государства и скандинавские политические образования в Западной Европе (сравнительно-типологический аспект)...... 35 Е. А. Мельникова. Скандинавы в процессах образования Древнерусского государства...... 49 Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин. Начальные этапы урбанизации и становление государства (на материале Древней Руси и Скандинавии)...... 73 Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин. Формирование сети раннегородских центров и становление государства (Древняя Русь и Скандинавия)...... 82 Е. А. Мельникова. Предпосылки возникновения и характер «северной конфедерации племен»...... 101 Е. А. Мельникова. Формирование территории Древнерусского государства в конце IX – начале Х в. ...... 103 Е. А. Мельникова. Происхождение правящей династии в раннесредневековой историографии. Легитимизация иноэтничной знати...... 109 Е. А. Мельникова. «Князь» и «каган» в ранней титулатуре Древней Руси...... 114 Е. А. Мельникова. Образование Древнерусского государства: состояние проблемы...... 123 Часть II. Скандинавы в истории Восточной Европы...... 131 Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин. Название «русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства (IX–X вв.)...... 133 Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин. Скандинавы на Руси и в Византии в X–XI веках: к истории названия «варяг»...... 153 Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии...... 172 Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин. «Ряд» легенды о призвании варягов в контексте раннесредневековой дипломатии...... 190 Е. А. Мельникова. Рюрик, Синеус и Трувор в древнерусской историографической традиции...... 201 Е. А. Мельникова. Рюрик и возникновение восточнославянской государственности в представлениях древнерусских летописцев XI – начала XII в. ...... 217 Е. А. Мельникова. К вопросу о происхождении знаков Рюриковичей...... 241 Е. А. Мельникова. Ряд в Сказании о призвании варягов и его европейские и скандинавские параллели...... 249 Elena A. Melnikova. The Cultural Assimilation of the Varangians in Eastern Europe from the Point of View of Language and Literacy...... 257 Е. А. Мельникова. Варяги на севере и на юге Восточной Европы: региональные особенности...... 269 Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин, Т. А. Пушкина. Древнерусские влияния в культуре Скандинавии раннего средневековья (К постановке проблемы)...... 279 Часть III. Древнерусское государство и скандинавы...... 299 Е. А. Мельникова. Балтийская политика Ярослава Мудрого...... 301 Е. А. Мельникова. Ранние формы торговых объединений в средневековой Северной Европе...... 345 Е. А. Мельникова. «Торговый мир» Руси и Норвегии 1024–1028 гг. ...... 354 Elena A. Melnikova. ?ar var eigi kaupfri?r i milli Sveins ok Jarizleifs: A Russian-Norwegian Trade Treaty Concluded in 1024–1028?...... 359 Е. А. Мельникова. К предыстории Готского двора в Новгороде...... 371 Е. А. Мельникова. О юридическом статусе Готского двора в Новгороде в середине XIII в. ...... 385 Elena Melnikova. Varangians and the Advance of Christianity to Rus’ in the Ninth and Tenth Centuries...... 396 Часть IV. Древняя Русь на международных путях...... 419 Е. А. Мельникова. Балтийская система коммуникаций в I тысячелетии н. э. ...... 421 Е. А. Мельникова. Скандинавы на Балтийско-Волжском пути в IX–X веках...... 433 Е. А. Мельникова. Ладога и формирование Балтийско-Волжского пути...... 441 НАУЧНЫЕ ТРУДЫ Е. А. МЕЛЬНИКОВОЙ...... 449 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ...... 470

Издательство: "Русский Фонд Содействия Образованию и Науке" (2011)

ISBN: 9785912440731

dic.academic.ru

Читать онлайн "Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды" автора Мельникова Елена Александровна - RuLit

Наряду с общей констатацией значения торговли для Северо-Запада Восточной Европы, арабские авторы уделяют значительное внимание ее организации, указывая на регулярность торговли и стабильность торговых путей[64]. Более того, Ибн Русте и автор «Худуд ал-Алам» отмечают упорядоченные формы взаимоотношений торговцев с местной властью: это и выплата правителю «страны русов» десятины от торговой прибыли (ср., однако, рассказы Ибн Хордадбеха о десятине, выплачиваемой купцами русов царю Рума – Византии и правителю хазар), и обеспечение защиты купцов, которая осуществляется в соответствии с определенными правовыми нормами: по Гардизи, за оскорбление чужеземца (купца) обидчик обязан отдать потерпевшему половину своего имущества[65]. Если эти известия не являются переносом восточных реалий на почву «острова» русов и отражают действительное положение дел, то это – важное свидетельство развитых торговых отношений, в которых активное участие принимает центральная власть и которые уже оформлены правовыми нормами. Однако косвенным подтверждением правовой регламентации общественной жизни в регионе, и не только в сфере торговли, видимо, может служить само заключение ряда-договора с варягами; более того, отразившиеся в сказании о призвании условия ряда[66] указывают на высокий уровень правовой деятельности, охватывающей различные сферы жизни.

Таким образом, в жизни Северо-Запада Восточной Европы IX в. с отчетливостью вырисовывается главенствующая и организующая роль торговли по Балтийско-Волжскому пути. Благодаря ей возникают первые предгородские поселения, усиливаются процессы социальной и имущественной дифференциации, укрепляются потестарные структуры. Наконец, благодаря ей консолидируется обширная территория, по которой проходит магистраль и на которой к середине IX в. возникает предгосударственное образование.

(Впервые опубликовано: ДГ. 1992–1993 гг. М., 1995. С. 16–33)

Возникновение Древнерусского государства и скандинавские политические образования в Западной Европе (сравнительно-типологический аспект)

Е. А. Мельникова

Возникновение Древнерусского государства подавляющее большинство современных историков связывает с объединением двух ранне– (или пред-) государственных образований: северного с центром в Ладоге и южного с центром в Киеве, скандинавским вождем Олегом (< Helgi), родичем или «воеводой» Рюрика, захватившим Киев в 882 г.[67], что положило начало «собиранию» восточнославянских земель вокруг Киева[68]. Этому событию предшествовало более или менее длительное существование нескольких предгосударственных объединений восточных славян, называемых «союзами племен», «племенными княжениями»[69], «славиниями» – термин Константина Багрянородного[70], среди которых выделяются Ладожско-Ильменский, Среднеднепровский, возможно, Поволжско-Ростовский, Полоцкий регионы. В каждом из них на важнейших водных путях появляются «погосты» – торгово-ремесленные центры с административными функциями[71], на которых отмечается концентрация скандинавских древностей[72] и смешение северных и местных культурных традиций. Не случайно поэтому в исторической науке господствует представление о значительной роли скандинавов в процессах образования Древнерусского государства, хотя степень и формы их участия – предмет серьезных обсуждений. Представляется, что рассмотрение этой проблемы в общеевропейском контексте – в связи с возникновением скандинавских «государств» в Англии и Франции – может пролить дополнительный свет на процессы интеграции скандинавов в восточнославянское общество.

Коротко остановлюсь сначала на предыстории и исходных условиях, в которых начались викингские походы на Западе и на Востоке.

Первые вторжения скандинавских народов как в Британию, так и в Восточную Европу (Прибалтику) начинаются в V в., хотя спорадические контакты существовали в обоих регионах и ранее. В первой половине V в. англы и юты – племена, населявшие юг Ютландского п-ова, вместе с континентальными саксами переселяются на Британские острова[73]. В это же время появляются первые колонии скандинавов на территории современных Калининградской обл. РФ (Вишнево), Латвии (Гробине), Эстонии (Прооза в черте Таллинна)[74]. Нападения викингов на восточное побережье Англии с конца VIII в.[75], равно как и набеги на северное побережье Франкской империи[76], явились новой волной скандинавской экспансии, никоим образом не связанной с событиями V в. Продвижение же скандинавов на восток, начавшись в V в., не останавливалось, постепенно расширяясь в масштабах и охватывая новые территории. Скандинавы стали проникать вглубь Восточной Европы существенно раньше эпохи викингов и еще до начала славянской колонизации Северо-Запада. Следы временных стоянок скандинавов VI–VII вв. обнаружены на о. Тютерс в Финском заливе и на о. Риеккала у северного побережья Ладожского озера[77], одновременные поселения открыты на о. Сааремаа[78]. Стоянки, как полагают, принадлежали охотникам на пушного зверя или скупщикам пушнины, которая, как представляется, была главным стимулом для продвижения скандинавов на восток в это время. Таким образом, предыстория начавшихся в конце VIII в. викингских походов в Западной и Восточной Европе была различна.

вернуться

Новосельцев А. П. Восточные источники. С. 387, 397.

вернуться

Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. «Ряд» легенды о призвании варягов в контексте раннесредневековой дипломатии // ДГ. 1990 год. М., 1991. С. 219–229.

вернуться

Эти даты, как и вся хронология «Повести временных лет», для IX–X вв. условны.

вернуться

Горский А. А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М., 2004; Новосельцев А. П. Древняя Русь // История России. М., 1998. Т. 1. С. 56–94.

вернуться

Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1968. С. 11–127; Пашуто В. Т. Летописная традиция о «племенных княжениях» и варяжский вопрос // Летописи и хроники. 1973 г. М., 1974. С. 103–114; Шаскольский И. П. О начальных этапах формирования Древнерусского государства// Становление раннефеодальных славянских государств. Киев, 1972. С. 55–67.

вернуться

Петрухин В.Я., Пушкина Т. А. К предыстории древнерусского города// ИСССР. 1979. № 4. С. 100–112.

вернуться

Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники Древней Руси IX–XI веков. Л., 1978.

вернуться

Higham N.J. Rome, Britain, and the Anglo-Saxons. L., 1992; Sawyer P.H. From Roman Britain to Norman England. L., 1978.

вернуться

Седов В. В. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987. С. 15, 17, 402, 408–409.

вернуться

Общий обзор см.: Loyn Я. R. The Vikings in Britain. N.Y., 1977.

вернуться

Общий обзор см.: Wallace-Hadrill J.M. The Vikings in Francia. Reading, 1975; RenaudJ. Les Vikings en France. Rennes, 2000.

вернуться

Kivikoski E. Svenskar i osterled under 500-talet // Finskt Museum. Helsingfors, 1939. S. 15.

www.rulit.me