Главные произведения японской литературы. Литература древней японии
Японская литература. История развития
Японская литература существует уже более полутора тысяч лет. За это время она неоднократно изменялась: появлялись новые стили, направления, художественные течения. Некоторые непризнанные произведения становились настоящей классикой, а многообещающие книги теряли свою актуальность уже через пару десятков лет. Хотите узнать о японской литературе поподробнее? О ее взлетах и падениях? Читайте данную статью!
Древняя литература
Изначально в Японии были распространены мифы и песни, которые передавались в устной форме. Однако ближе к VII веку все изменилось. Император Тендзи учредил высшие школы, в которых изучали китайский язык. Вскоре, позаимствовав и оптимизировав иероглифы из Китая, появился письменный японский язык. Таким образом, уже к VII столетию активно начала распространятся письменность. В итоге начали появляться памятники японской литературы.
Первым японским произведением, которое дошло до наших времен, является летопись под названием "Кодзики". Она была написана Ясумаро Оно в 712 году. Книга содержала различный фольклор, представленный песнями, мифами, сказками, легендами и т. д. Помимо этого, произведение имело и историческую ценность. Ведь в "Кодзики" автор оставил некоторые исторические предания и хроникальные записи.
Еще одним примером древней японской литературы является "Манъёсю". Книга представляла собой огромный сборник лирики, который включал более 4000 народных и авторских танка-стихотворений.
Классическая литература
Следующий этап японской литературы назывался классическим. Длился он с VIII до XII вв. Что характерно для данного периода? Японская литература сильно переплеталась с китайской. Большая часть жителей Японии была безграмотной. Именно по этой причине японская художественная литература распространялась среди аристократии и высших придворных кругов. Пожалуй, главная особенность данной эпохи заключается в том, что большинство произведений было написано женщинами. Именно по этой причине в классической японской литературе преобладают семейные и другие благопристойные мотивы.
Ярчайшим примером литературы данной эпохи может служить "Повесть о прекрасной Отикубо". Книга рассказывает о жизни японской золушки, которая ютилась в крошечной коморке, чтя при этом обычаи предков, моральные заветы. Благодаря своей высокой нравственности девушка смогла выбиться из грязи в князи, ведь в нее влюбился благородный и богатый кавалер.
Если говорить о жанровой направленности, то литература отошла от народного творчества. На смену мифам и сказкам пришли более высокие жанры: новеллы, повести, рассказы и т. д. В Х веке даже вышел первый японский роман под названием "Повесть о старике Такэтори". В нем рассказывается о старом дровосеке, встретившем маленькую девочку, которая оказалась жительницей Луны.
Средневековая литература
Данный литературный период длился с XII и до XVII столетия. Власть в стране кардинально изменилась. На смену микадо, которые были высокоинтеллектуальной элитой страны, пришло военное сословие под названием сегун.
Литературная деятельность страны начала стремительно падать. Такие жанры, как роман и японские стихи, оказались в забвении. Огромной популярностью пользовались мемуары выдающихся полководцев и сочинения исторического характера. В целом японская литература стала более жестокой и кровавой. Также стоит подметить, что женщины-писатели вовсе не принимали участия в средневековом литературном процессе Японии.
"Гэнпэй Дзёсуйки" является ярким представителем средневековой японской литературы. Произведение рассказывает о взлетах и падениях двух родов аристократического происхождения - Гэндзи и Хэйкэ. Книга по духу напоминает шекспировскую хронику. Для произведения характерны жестокие героические баталии, переплетение исторической правды с вымыслом, авторские отступления и рассуждения.
Современная японская литература
После падения сегунов к власти вновь вернулись императоры. Это привело к появлению нового периода в японской литературе, который продлился до середины XX века. Страна восходящего солнца стала более открытой для другого мира. И это оказалось главным фактором для развития литературы. Характерная черта данного периода - активное влияние европейских идей и течений.
Сначала значительным образом возросло количество переводов европейской (в том числе и русской) литературы. Люди желали узнать о чужеземной культуре. Позже начали появляться первые японские произведения, написаны на европейский лад. К примеру, такие книги, как "Огненный столб", "Любовная исповедь двух монахинь", "Пятиярусная пагода", далеко отошли от японской классики. В этих произведениях активно культивировалась европейская идеология и стиль жизни.
Послевоенный период
Поражение во Второй мировой войне сильно отразилось на всей японской культуре и жизни народа в целом. Перемены не обошли стороной и литературу. Японские писатели насаждали новую идеологию, которая сочетала в себе как старые традиции, так и современную демократию ("Тысячекрылый журавль" Ясунари Кавабаты, "Мелкий снег" Дзюнъитиро Танидзаки).
Японская литература. Хокку
Отдельного внимания достойны японские произведения лирического характера. Японские стихи, или хокку (хайку), были популярны на протяжении практически всего периода развития литературы. Особенность таких произведений заключается в структуре. По канонам жанра, хокку состоят из 17 слогов, которые составляют столбец из иероглифов. Основная тематика подобных произведений - описание красоты природы или же философские раздумья. Наиболее известные хайдзины - это Такахама Кёси, Кобаяси Исса, Масаока Сики. Ну а отцом хокку можно смело назвать Мацуо Басё.
fb.ru
Главные произведения японской литературы • Arzamas
15 выдающихся произведений VIII–XX веков, известных каждому японцу
Автор Елена Дьяконова
«Записи о деяниях древности» (VIII век)
Перевод: Е. Пинус, Л. Ермакова, А. Мещеряков
Брат и сестра, муж и жена боги-демиурги Идзанаги и Идзанами поднялись высоко на мост-радугу, помешали копьем в бездне, и с копья упала драгоценная капля, которая превратилась в остров; затем боги родили и другие острова. Так начинается космогонический миф синто — древней японской религии, появившейся задолго до прихода буддизма на Японские острова. В «Записях о деяниях древности» собраны главные мифы синтоизма, например центральный для Японии солярный миф о богине Аматэрасу — прародительнице императорского рода. Богиня солнца обиделась на своего буйного брата, спряталась в пещере, и в мире стало темно. Тогда бесчисленные боги ками Ками — божества или духи японской религии синто. — их «восемьсот мириад» — собираются на совет и решают, как вызволить Аматэрасу из грота: петух поет свою песню, богиня танца пляшет в длинных бусах и бьет ногами в пустой котел, священное дерево украшают зеркалами, ожерельями, бумажными полосками.
«Записи о деяниях древности» состоят из трех свитков. В двух последних происходит эвгемеризация — мифы и легенды превращаются в исторические хроники.
«Повесть о старике Такэтори» (конец IХ — начало Х века)
Перевод: В. Маркова
Самый первый японский роман моногатари (буквально — «повествование о вещах»). Старый дровосек отправляется в горы и находит в стволе бамбука крошечную девочку, от которой исходит сияние, ей дают имя Кагуя-химэ. Девочка потаенно растет в семье дровосека в далеких горах, весть о ее красоте разносится по всей стране, в нее влюбляется император. Однако девочка не простая — она жительница луны, сосланная на землю за проступок; у нее есть платье из перьев, если накинуть его на плечи — забудешь все, что с тобой было. Пернатое платье, платье забвения — главный образ этого романа, в котором еще ощущается близость к волшебной сказке.
«Повесть о прекрасной Отикубо» (Х век)
Перевод: В. Маркова
Одно из первых японских повествований моногатари — история японской Золушки, девушки, жившей в крошечной каморке (отикубо) и вышедшей замуж за благородного кавалера. Волшебные мотивы переплетаются с описанием быта богатой усадьбы, где живет советник императора, у которого много любимых дочерей и одна нелюбимая. Нелюбимая дочь зовется Отикубо — по названию убогой комнатки, где она живет. Есть у нее в доме один друг — служаночка. Отикубо чудесно играет на цитре и мастерски владеет иглой, так что мачеха заставляет ее обшивать весь дом. Бедное платье с прорехами, но умение сочинять искусные стихи, незавидное положение в доме и нежная красота. Отикубо жалеет своего злого отца и очень добра с ним.
«Исэ моногатари» Исэ — это название местности в Японии, но в тексте нет ни одного упоминания о ней. Почему повесть носит такое название, остается загадкой. (Х век)
Перевод: Н. Конрад
Знаменитое сочинение в жанре песенного повествования. Возможно, написано одним из самых блестящих придворных императорского двора и выдающимся поэтом Аривара-но Нарихирой, чей огромный талант, красота, манеры, совершенство в искусстве любви покоряли не одно поколение ценителей искусств. Повествование разделено на небольшие отрывки от нескольких фраз до двух-трех страниц. Центром отрывка стало стихотворение — пятистишие танка, а проза всего лишь предисловие и послесловие к нему.
Мурасаки Сикибу. «Повесть о Гэндзи» (ХI век)
Перевод: Т. Соколова-Делюсина
Огромный роман в 54 свитка, которым озаглавлена вся японская национальная традиция. Написала его придворная дама Мурасаки Сикибу — в Средневековье люди не верили, что такое произведение мог создать человек. Читать его трудно: нужно помнить о множестве переплетающихся повествовательных нитей; язык, на котором он написан, необычайно сложен. Сейчас японцы читают «Повесть о Гэндзи» в переводах на современный язык. Это грандиозное полотно о жизни и любовных приключениях принца — «блистательного Гэндзи» — самого прекрасного из существовавших мужчин. Он красив необычайной красотой, умен, талантлив во всем, при нем искусство любви достигло необычайных высот, чувства любовников утончились до предела. Глава о кончине принца Гэндзи не написана, есть только название «Сокрытие в облаках» — так в Японии величают смерть высокопоставленного лица. Японцы верили, что принц Гэндзи возрождается в грядущих поколениях — в наше время считалось, что Гэндзи возродился в облике известнейшего актера театра кабуки Бандо Тамасабуро.
Сэй-Сёнагон. «Записки у изголовья» (ХI век)
Перевод: В. Маркова
Первое и образцовое произведение в жанре эссе. Японцы называют этот жанр «вслед за кистью» (дзуйхицу) — когда мысль едва поспевает за рукой. Одно из любимейших произведений японцев, породившее множество подражаний в веках. Писательница Сэй-Сёнагон говорила: «Эту книгу замет Замета — наблюдение, впечатление. обо всем, что прошло перед моими глазами и волновало мое сердце, я написала в тишине и уединении моего дома».
Это бессюжетное собрание наблюдений, точных, острых, печальных и остроумных, написанное придворной дамой императрицы с неподражаемым мастерством. Вот пример:
«…Что подлинно волнует душу.
Мужчина или женщина, молодые, прекрасные собой, в черных траурных одеждах.
В конце девятой или в начале десятой луны голос кузнечика, такой слабый, что кажется, он почудился тебе.
<…>
Капли росы, сверкающие поздней осенью, как многоцветные драгоценные камни на мелком тростнике в саду.
Проснуться среди ночи или на заре и слушать, как ветер шумит в речных бамбуках, иной раз целую ночь напролет.
Горная деревушка в снегу.
Двое любят друг друга, но что-то встало на их пути, и они не могут следовать велению своих сердец. Душа полна сочувствия к ним.
Как волнует сердце лунный свет, когда он скупо точится сквозь щели в кровле ветхой хижины.
И еще — крик оленя возле горной деревушки.
И еще — сияние полной луны, высветившее каждый темный уголок в старом саду, оплетенном вьющимся подмаренником».
Камо-но Тёмэй. «Записки из кельи» (ХII век)
Перевод: В. Горегляд
Еще один пример любимого японцами жанра «вслед за кистью». «Записки из кельи» написаны монахом, который поселился в хижине на склоне горы и уединенно прожил всю жизнь. Камо‑но Тёмэй положил начало традиции литературных отшельников, внешне аскетичных, отрешенных — внутренне сосредоточенных. Взирая с высокой горы, одинокий монах видит с необыкновенной ясностью все, что происходит в мире, в столице: стихийные бедствия, голод, землетрясения, но и чувства людей, красоту природы, горечь жизни. Драгоценным языком он рисует в этом бессюжетном произведении широчайшие картины стихийных бедствий — и рядом голос кукушки в горном лесу, гнездо воробья, свитое под боком у коршуна, прозябание в плетеной хижине.
Нидзё. «Непрошеная повесть» (ХIV век)
Перевод: И. Львова (Иоффе)
Написана японской Манон Леско — придворной дамой по имени Нидзё; повествование ведется от первого лица и разворачивается в доме ее отца — государственного советника, в императорском дворце, в монастыре, в столице и ее окрестностях. В ранней юности в героиню влюбляется император, он долгие годы скрывал свои чувства, но приходит пора, и он открывается ей: «Вспомнились мне строчки из „Повести о принце Гэндзи“: „Из-за любви государя промокли от слез рукава…“ Месяц совсем побелел, а я стояла, обессилевшая от слез, провожая государя…» Любовь императора изменчива и ненадежна, героиня переживает тяжелые времена; в нее влюбляются и другие кавалеры, иногда она отвечает им взаимностью.
«Повесть о доме Тайра» (ХVI век)
Перевод: И. Львова (Иоффе)
Военная повесть, самурайское сказание о войне двух кланов — Тайра и Минамото, подобной Войне Алой и Белой розы Война Алой и Белой розы — серия вооруженных династических конфликтов между группировками английской знати в 1455–1485 годах в борьбе за власть. В ходе нее погибло большое число представителей английской феодальной аристократии. в Англии. Силы воюющих распределились так: на диком востоке страны собралось огромное войско варваров под водительством клана Минамото; на западе, в блестящей императорской столице, — армия клана Тайра. Победа досталась Минамото. Минамото были так сильны, что перед ними гнулись деревья и травы, Тайра опирались на императорский двор. По Японии бродили рапсоды — монахи с лютнями, они были свидетелями кровавых битв высокородных домов (или повествовали со слов свидетелей) и пели о подвигах и славе во дворцах знати, на перекрестках дорог, у храмов и святилищ. Монахи с лютнями стали необычайно популярны в стране, где искусство рассказчика всегда ценилось очень высоко. Появилось огромное количество неучитываемых вариантов устных рассказов об одних и тех же событиях, множество версий фольклорного происхождения. Существовало поверье, что рассказы о сражениях успокаивают души погибших воинов.
В 80-е годы ХII века происходили уже не стычки, а полномасштабная война: гибнет в пучине вод малолетний император Антоку, погибает главный злодей Тайра-но Киёмори, и их смерть описывается как явление мифологическое. Тогда начала формироваться идеология и этика самурайства — идея беспримерной верности, любви к смерти, долга в его самом высоком и чистом варианте. Идеология эта получила свое теоретическое воплощение гораздо позже, в трактатах ХVII–ХVIII веков. В «Повести о доме Тайра», где анонимный автор собрал наиболее выразительные варианты устных рассказов и добавил от себя чисто литературные и философские части, проводится важнейшая для японской традиции мысль: бренность всего сущего — закон мироздания.
У поэта Иссы было трудное детство: его угнетала злая мачеха; бедность, неустроенность преследовали его всю жизнь. Он всегда заступался за малых, слабых, болезненно любил все хрупкое, недолговечное. Его простые трехстишия хайку, короткие стихотворения всего в 17 слогов, написаны как будто ребенком — несчастным и бесконечно талантливым. Вот некоторые примеры:
Ах, не топчи, постой! —
Здесь светляки сияли
Вчера ночной порой…
Грязь под ногтями.
Перед зеленой петрушкой и то
Как-то неловко.
На мусорной куче
Алеет одинокая ленточка.
Весенний дождь.
Повесть юной девушки, в 24 года скончавшейся от туберкулеза, поразила японский читающий мир в самом конце ХIХ века. Написав эту повесть и несколько рассказов, она стяжала славу выдающегося мастера слова. Ее называли «фейерверком в сумерках Эдо Эдо — старое название Токио.». В головокружительно длинных фразах своего повествования она рассказывает об удивительном, артистическом, манящем и страшном мире квартала «красных фонарей», где разврат соседствовал с целомудрием, продажная любовь прекрасных куртизанок — с горячей и безнадежной любовью детских сердец. Хигути Итиё была одной из последних литераторов, которые писали на старом литературном языке бунго, после нее использовали уже язык разговорный. Но бунго в ее исполнении звучит необыкновенно современно, в духе прозы ХХ века.
Рано умерший от туберкулеза Исикава Такубоку — один из любимых японцами поэтов; он писал романтические стихи в новом вкусе, но прославился пятистишиями танка — короткими стихами в 31 слог. Эта форма существует в Японии с VIII века. Однако в ХХ веке этому юноше, бедному, тяжело больному, неустроенному в жизни, обремененному семьей, удалось вдохнуть в нее совершенно новые силы, так что древняя поэзия зазвучала щемяще современно. Простые стихи Исикава Такубоку называл своей «грустной игрушкой» (такое название и у вышедшего после его смерти сборника танка), они очень громко прозвучали в японском мире, но уже после смерти поэта. Вот стихотворение из «Горсти песка»:
О, как печален ты,
Безжизненный песок!
Едва сожму тебя в руке,
Шурша чуть слышно,
Сыплешься меж пальцев.
Дзюнъитиро Танидзаки. «Похвала тени» (1934)
Перевод: М. Григорьев
Все романы и повести этого выдающегося японского писателя ХХ века достойны внимания, однако я предлагаю читателям его эссе «Похвала тени», в котором он проводит сравнение между европейской и японской цивилизациями. Эссе Танидзаки — лучшее чтение для того, кто хочет узнать подлинную Японию. Вот одна из цитат:
«Европейцы, видя японскую гостиную, поражаются ее безыскусственной простотой. Им кажется странным, что они не видят в ней ничего, кроме серых стен, ничем не украшенных. Быть может, для европейцев такое впечатление вполне естественно, но оно доказывает, что ими еще не разгадана загадка „тени“. Наши гостиные устроены так, чтобы солнечные лучи проникали в них с трудом. <…> Отраженный свет из сада мы пропускаем в комнату через бумажные раздвижные рамы, как бы стараясь, чтобы слабый дневной свет только украдкой проникал к нам в комнату. Элементом красоты нашей гостиной является не что иное, как именно этот профильтрованный неяркий свет. Для того же, чтобы этот бессильный, сиротливый, неверный свет… нашел здесь свое успокоение и впитался в стены, мы нарочно даем песчаной штукатурке стен окраску неярких тонов».
Юкио Мисима. «Золотой храм» (1956)
Перевод: Г. Чхартишвили
Эпатирующий, блестяще написанный роман одного из самых удивительных писателей ХХ века. Мисима написал огромное количество произведений — романов, пьес, эссе, увлекался фотографией и устраивал мировые выставки своих работ, дирижировал симфоническими оркестрами, истово работал над своим телом, которое с годами приобрело идеальные формы и стало напоминать греческие статуи. Он устроил путч, поражение в котором стало предлогом, чтобы совершить ритуальное самоубийство — харакири (правильнее говорить «сэппуку»).
«Золотой храм», его самый знаменитый роман, основан на подлинном происшествии в буддийском храме, здание которого славится в Японии своей изящной красотой. Небольшое деревянное строение над тихим прудом, покрытое позолотой, считается шедевром архитектуры — в течение столетий оно привлекало толпы ценителей красоты. Послушник этого храма сжег его дотла, уверяя, что оно слишком прекрасно для нашего мира. Призрачный облик Золотого храма в воспоминаниях современников — это что-то более ценное, чем сам храм.
Кобо Абэ. «Женщина в песках» (1962)
Перевод: В. Гривнин
Удивительное повествование о скромном энтомологе, ищущем насекомых в отдаленной местности на берегу моря среди дюн. Он попадает в незнакомую деревню, где жители ютятся на дне огромных песчаных ям, куда легко спуститься и откуда невозможно выбраться. Герой оказывается запертым в такой яме, где живет в хижине женщина — ее жизнь состоит в борьбе с песком, вечной, сыпучей субстанцией, проникающей повсюду. Если на минуту остановиться, песок погребет под собой людей, постройки, всю жизнь. Жители деревни зарабатывают на жизнь добычей песка, взамен им спускают в яму еду, одежду. Сначала герой отчаянно пытается выбраться из ямы, хотя понимает, что это невозможно. Затем начинает жить странной призрачной жизнью на фоне осыпающегося песка, сходится с женщиной, начинает любить ее странной текучей любовью. Вырисовывается удивительная философия местных жителей, построенная на патриотизме, любви к этому забытому богом месту.
arzamas.academy
Литература Японии - краткий обзор
Культура Японии, как и Китая, является основоположницей мудростей и тайных знаний о мире и жизни людей. Япония как никакая другая страна по настоящему богата своим прошлым. Отсюда пришли к нам роллы и суши, здесь родина легендарных самураев. В статье пойдет разговор о литературе Японии.
Так же, как и в других областях, японский народ неплохо преуспел в письменах, поэзии и литературе. Японская писательница Мурасаки Сикибу является основоположницей романтических произведений, и основательницей романа как жанра в литературе.
Одним из первых литературных произведений стали летописи Кодзики. Они же, являются и первым памятником о древней Японии, как народе. Чуть позднее, минуя почти 40 лет, вышел первый сборник поэтов получившее название Манъёсю. В этом сборнике насчитывается более четырех тысяч произведений народного творчества и около 500 авторских стихов. Одними из основных писателей этого сборника, являются, Какиномото Хитомаро, а так же Ямабэ Акахито, и считаются основоположниками японской поэзии.
Средневековье принесло в Японию развитие повествовательной литературы. Средневековая эпоха подарила Японии Ёсида Кэнко, произведения которого, отличались неоднозначностью. Кэнко пытался отойти от стереотипов и привычек. Кэнко говорил о том, что есть смысл отойти от привязанности человека. В этот период в Японии появился и такой жанр как рэнга. Рэнга – это особое поэтическое направление. Среди основных поэтов, того времени, является Басэ Мацуо, родившийся в провинции Ига. Он писал, такие стихи в жанре рэнга и придавал им эстетику. Стихи Мацуо не только публиковались в сборниках, но и звучали на поэтических турнирах, которые были очень почетны в то время и знамениты.
Еще одна поэтесса, которой стоит уделить внимание это Сикиси Найсинно, она очень популярна в стране. Ее история жизни отличается трагичностью, и эту жизнь и эмоции она смогла воплотить в своих произведениях и подарить миру принцип «югэн».
Более поздние периоды, ознаменовались появлением, такой писательницы, как Акико Есано, писательские таланты которой, открылись очень рано. В 22 года она издала целый цикл различных произведений. Ходят слухи, что из под ее пера издано более 50 тысяч стихов. Самыми популярными сборниками стали «Спутанные волосы», «Маленький веер» и т.д., и т.п.
Литература Японии – это, конечно же, в первую очередь стихи пронизанные любовью, красотой, эстетикой. Здесь можно прочувствовать всю изысканность по-настоящему талантливых людей: Аривара-но-Юкихира, Хакё, Маэда, Фура, и так далее, все эти поэты заслуживают внимания и признательности.
www.stihovpolet.ru
Литература Японии: "Нихон мукаси банаси" - Сказания древней японии
Таманои (нефритовый колодец)
В глубокой древности, в четвёртом поколении земных богов, правил божественный царь земли, которого чтили под именем Хико-Хоходеми-но-Микото (Микото – почётный титул прибавляемый к именам синтоистских божеств, в значении: божество, божественный, почитаемый; Хико-Хоходеми – может приблизительно значить – принц огненная любовь). Никто не мог соперничать с ним в дикой охоте, которой забавлялся он в горах и степях, вследствии чего и дано было ему прозвище Ямасацихико (принц счастливая охота). Его старший брат, Хико-Хеносусори-но-Микото (что значит – принц распространения огня), в свою очередь был необычаянно искусен в ловле рыбы, так что не было ему соперника в этом деле. Он получил прозвище Умисаци-Хико (счастливая рыбная ловля).Так жили они жили, и вот однажды решили они на день поменяться занятиями.Получив удочку старшего брата, Хико-Хоходеми отправился ловить рыбу. Вот прошло пол дня, вот уже солнце склонилось к закату, а у него ни одной рыбёшки. Мало того, удочный крючок, который отдолжил ему брат, исчез бесследно. Стал он его везде искать, но нигде нет его. Вечером вернулся старший брат Хико-Хеносусори не подстрелив ничего, так как взялся не за своё дело. Рассказал ему Хико-Хоходеми что потерял крючок. Разгневался старший брат и не хотел прощать младшего. И сказал: - Пока не будет мне крючка не отдам тебе ни лука, ни стрел.
Он был вне себя от гнева.Ничего не оставалось делать Хико-Хоходеми как разбить свой заветный калёный меч и сделать из него пятьсот крючков. Так он и сделал и, преподнеся их брату, стал просить о прощении. Но не захотел прощать его брат. Тогда Хико-Хоходеми сделал ещё пятьсот крючков и тоже преподнёс брату. Но не преклонен был старший брат. - Пока не принесёш мне того старого крючка не прощу тебя.Так говорил старший брат, но злой умысел был в душе его. Давно уже завидовал он Хико-Хоходеми и ждал только случая, чтобы уничтодить его и занять его положение.
В раздумьи стоял Хико-Хоходеми на берегу моря не зная что делать. Вдруг откуда не возьмись взялся старик, звали его Сиодзути-но-окина (старец солёная земля; окина – почётная приставка к именам известных чем-нибудь пристарелых лиц). Выслушав беду Хико-Хоходеми старик направил его во дворец Дракона. Стоя в менасикаго (безглазая карзина), преподнесённой ему Сиодзути-но-окина, поплыл Хико-Хоходеми через беспредельный океан к дворцу Дракона. Добравшись до дворца он увидел большие ворота, а перед ними колодец и громадное дерево кацура (кассия). Колодец этот назывался Таманои (нефритовый колодец). Но ворота были заперты. Тогда Хико-Хоходеми забрался на дерево и стал ждать. Вдруг ворота растворились и оттуда показались две красавицы, они подошли к колодцу и хотели напиться, но заглянув в него увидели красивое благородное лицо.
Сообразив, что он замечен, Хико-Хоходеми спустился с дерева. Он представился и рассказал о своём горе девушкам. Девушек звали Тоиотама-химе (богатая принцесса; химе – почётная приставка к именам знатных девушек) и Тамаиори-химе (принцесса, опирающаяся на жемчуг), которые оказались дочерьми Дракона, и согласились проводить его к отцу.Дракон был рад, что к нему пожаловал такой знаменитый земной правитель как Хико-Хоходеми. И оказал ему радушный приём. Хико-Хоходеми рассказал ему о своём горе. Дракон сразу же собрал придворных и спросил их про крючок. Но никто ничего не знал. Тогда вышел вперёд судья Окунь и сказал:- Вероятно крючок у главного дворцового ключника Тая, что-то он прибалел в последние дни, и он один не явился по вашему зову.
Сразу же позвали за Таем. Тай сразу же во всём признался и раскаялся. А крючок извлекли у него из горла. Хотел прощаться уже Хико-Хоходеми, но уговорил его Дракон погостить у себя.
Сменяются солце луною и луна солнцем, прошла весна, миновала осень... протекло уже три года. Пора уже Хико-Хоходеми возвращаться домой, править своей страной. Стали они прощаться и подарил ему Дракон два круглых камня – талисмана. Назывались они: мандзю и кандзю. Мандзю – это талисман призывающий воды прилива. Кандзю - талисман осушающий воды прилива.И усевшись на приготовленного для него заранее крокодила, который служил лодкой для обитателей дворца, Хико-Хоходеми направился домой в Японию.Вернувшись в родную страну Хико-Хоходеми сейчас же поспешил к брату и преподнёс ему крючок. Но все эти годы старший брат считал себя правителем Японии и не хотел уже уступать. Тогда он замыслил убить Хико-Хоходеми, подстерёгши его на охоте. Но Хико-Хоходеми вовремя догадался об этом, и воспользовался талисманом мандзю.
Воды залили всё вокруг и чуть не утонул старший брат, и просил он о прощении у Хико-Хоходеми. Вынул Хико-Хоходеми второй талисман (кандзю) и отхлынули воды. И с этого времени угасло зло и коварство в душе старшего брата; стал он добродетельным и хорошим.И счастливо царствовал Хико-Хоходеми, и был на земле его мир, и стране его благодать и покой.
all-japan.livejournal.com
Доклад - История культуры Древней Японии
История культуры Древней Японии
Япония — страна-архипелаг, расположенная на четырех крупных и почти четырех тысячах мелких островов, вытянувшихся дугой в 3,5 тыс. км. с северо-востока на юго-запад вдоль восточного побережья Азии. Крупнейшие острова Хонсю, Хокайдо, Кюсю и Сикоку. Берега архипелага сильно изрезанны и образуют много заливов и бухт. Омывающие Японию моря и океан имеют для страны исключительное значение как источник биологических, минеральных и энергетических ресурсов.
В феодальный период Япония была изолирована от других стран. После незавершенной буржуазной революции 1867— 1868 годов она вступила на путь быстрого капиталистического развития. На рубеже XIX — XX веках вошла в число империалистических держав. В XX веке вошла Япония участвовала в трех крупных войнах (Русско-японской и двух мировых). После окончания Второй мировой войны, были распущены вооруженные силы, проведены реформы. В 1947 году император лишился властных полномочий (по конституции) сейчас Япония является конституционной монархией. Высший орган государственной власти и единственный орган законодательной власти — парламент.
Сегодня, в начале XXI в. Япония стоит перед необходимостью вернуться к устойчивой экономической динамике и сохранить за собой место одного из лидеров мировой экономики. Это зависит от того, насколько успешно и быстро стране удастся преодолеть затяжной кризис, поразивший ее экономику в 90-х годах. В связи с этим целесообразно проследить развитие культуры Японии с древнейших времен. В этом и заключается цель работы. Перед работой поставлены следующие задачи:
1. Религия
2. Литература
3. Архитектура, изобразительное искусство
4. Театр
5. Научное познание
1. Религия
Древнейшая религия японцев – до объединения страны в первые века н.э. – отражала патриархальный родоплеменной строй, где выделялось воинственная племенная знать и зарождалось патриархальное рабство. Эта религия состояла, видимо, в почитании семейно-родовых и племенных духов и богов-покровителей – ками. Слово “ками” буквально означает наверху, верхний, начальник. Неясно, были ли это первоначально духи умерших, предков или духи земли, стихий; возможно, что в образах ками сливались оба эти представления. Места почитания их были отмечены каменными оградами или простыми постройками. Изображения ками японцы не делали, но в святилищах хранили фетиши – эмблемы божеств.
Старая традиционная религия японцев, которая раньше не имела определенного названия, стала, в противовес буддизму, называться ками-но-мити, дословно – “путь ками”, то есть “путь местных богов”, или по-китайски, шин-то; последнее слово вошло и в европейские языки.
Самурайская мораль сформировалась в общих чертах одновременно с системой сёгуната, однако основы её существовали задолго до этого времени. Нитобэ Инадзо выделял в качестве основных источников бусидо буддизм и синто, а также учения Конфуция и Мэн-цзы. И действительно, буддизм и конфуцианство, пришедшие в Японию из Китая вместе с его культурой, имели большой успех у аристократии и быстро распространились среди самурайства. То, чего не доставало самураям в канонах буддизма и конфуцианства, в изобилии давало воинам синто.
Наиболее важными доктринами, которые бусидо почерпнуло из синтоизма — древней религии японцев, представлявшей собой сочетание культа природы, предков, веры в магию, существование души и духов, были любовь к природе, предкам, духам природы и предков, к стране и государю. Заимствования из синто, которые восприняло бусидо, были объединены в два понятия: патриотизма и верноподданичества.
Особенно сильное влияние на бусидо оказал буддизм махаянистского направления, проникший в Японию в 522 г. Многие философские истины буддизма наиболее полно отвечали потребностям и интересам самураев. При этом популярнейшей сектой буддизма была «дзен», монахи которой внесли значительный вклад в дело развития бусидо.Созвучие мировоззрения сословия воинов, с положениями дзен-буддизма позволили использовать секту «дзен» в качестве религиозно-философской основы этических наставлений самурайства. Так, например, бусидо восприняло из дзен идею строгого самоконтроля. Самоконтроль и самообладание были возведены в ранг добродетели и считались ценными качествами характера самурая. В непосредственной связи с бусидо стояла также медитация дзен, вырабатывавшая у самурая уверенность и хладнокровие перед лицом смерти, которые рассматривались как нечто положительное и великое, как мужественное вхождение в «му» — небытие.
Из конфуцианства идеология самураев прежде всего восприняла конфуцианские требования о «верности долгу», послушании своему господину, а также требования, касающиеся морального совершенствования личности. Конфуцианство способствовало возникновению в среде самураев и в их идеологии презрения к производительному труду, в частности к труду крестьян. Это отношение оправдывало безжалостную эксплуатацию японского крестьянства изречением, приписываемым Конфуцию: «Кормящийся от народа управляет им». То же самое легло в основу этико-политической философии Мэн-цзы, другого корифея конфуцианства, который называл принцип управления господствующего класса «всеобщим законом вселенной».
Так под воздействием синто, буддизма и конфуцианства формировались основные принципы самурайской этики, входившие в качестве составной части в мораль феодального общества, имеющую название «дакоту» (кит.: дао-дэ).
Мистическая аскеза свидетельствует об эгоизме, рассчитывающем на индивидуальное освобождение от страданий, но она же демонстрирует высшую степень альтруизма: отказ от земных благ, жертвенность служат для других примером бескорыстия, постоянным укором стяжательству, низким страстям и бездуховности. Миро- и жизнеотрицание нередко оказывается отрицанием лишь мира зла, но не жизни как таковой. Напротив, в постоянном стремлении к самосовершенствованию, в неустанном поиске истины проявляется подлинное утверждение жизни как вечно изменяющегося процесса, потока нескончаемых перемен.
Оценивая сократовский принцип «Познай самого себя», Гегель назвал его «центральным пунктом всего всемирно-исторического поворота» в том смысле, что «место оракулов заняло свидетельство духа индивидуумов… ». Аналогичный поворот наблюдался практически в то же время и в культурах Востока. Тенденция к признанию самосознания в качестве источника добродетельности, субъективирование нравственности, наблюдаемое, в частности, в раннем буддизме, было выступлением против абсолютного авторитета Вед и суровости кастовой дисциплины.
Колебание между двумя крайностями: обоснованием общественного статуса морали за счет принижения реального индивида или утверждением конкретного индивида за счет игнорирования социальной сути морали было универсальной характеристикой античной эпохи. Однако особенности социального бытия древнеазиатского общества не могли не сказаться на перевесе «колебаний» в сторону неблагоприятную для дальнейшего развития свободной личности. Это, в свою очередь, определило и судьбы развития философской мысли, которая на протяжении веков, оставаясь в замкнутом пространстве традиционных мыслительных структур, занята была преимущественно их комментированием и истолкованием.
Японский народный эпос лишен того героизма, который мы знаем по русской и европейской традиции. Примитивные легенды о происхождении вещей – чуть ли не самые красочные в японской мифологии. Самураи из этой мифологии вряд ли могут вызвать интерес у европейца и служить нравственным примером. Борьба культурных героев с фантастическими существами изобилует жестокостью (например, в легенде, согласно которой «герой» в качестве приманки для бога грома использует хладнокровно убитую к этому случаю девушку). Подобные ужасы встречаются в европейских сказках, но не в русских.
Легендарные герои добиваются успеха и совершают подвиги вовсе не так, как русские богатыри, предпочитающие честный бой. Японский принц Ямато Такэру в одном случае убивает двух опасных преступников, проникнув к ним в палатку переодетым женщиной, в другом – расправляется с разбойником, вложив ему в ножны деревянный меч, а потом, предложив помериться силами. В русском былинном эпосе подобные «хитрости» встречаются только в неравном бою. Русской богатырской мощи хитрость претит, она требует открытого боя.
Литература, созданная в эпоху Хэйан, составила классический период в истории японской литературе. В эту эпоху значение китайских культурных традиций было еще очень велико, но сказывалось прекращения живого общения с Китаем (династия Сун).
В 16 веке была создана первая полноценная письменная система на основе азбуки Кана, которая дала толчок дальнейшему развитию японской художественной литературы (китайский язык оставался языком деловой прозы и отчасти самой поэзии). В создании Хэйанской художественной литературы исключительную роль сыграли авторы- женщины, хорошо знакомые с китайской поэтической культурой, но менее связанные конфуцианским литературным каноном. Мужчины большей частью еще писали по-китайски. Женский “поток” относится к 10-11 векам, т.е. к периоду высшего расцвета Японской средневековой литературы. Японская литература тесно связана с двором и аристократической средой, включавшей многочисленные художественные развлечения, в том числе музыкальные турниры, игры, церемониальный обмен танка, занятия живописью. Находившиеся при дворе правительственные учреждения имели чисто декоративное значение, так же как придворные. Император все больше превращался в распорядителя традиционных праздничных церемоний, знатока и ценителя искусств. Реальная же власть все больше сосредотачивалась в домах семейства Фудзивара, выступавших в официальных ролях регентов или канцлеров. На рубеже 10-11 веков вся полнота власти находилась в руках у семейства Фудзивара. Для буддизма Хэйан характерен отход от аскетизма (период Нара), ему свойственен большой интерес к государственной жизни и искусству. Признание божественной искры в человеке в период Хэйан сравнимо с эмансипацией Человеческой личности от строго религиозной догматики в куртуазной культуре Западной Европы. Соединение буддизма (идея сострадания, кармы), т.е. воздаяние за деяния в этой и прошлой жизни, синтаизма и конфуцианства (система правил поведения, источник позитивных знаний) составляет идеологическую основу хэйанской культуры. И буддизм, и синтоизм поддерживают в хэйанской культуре циклическую концепцию времени, образом которой являются смена времен года, поколений, этапов в человеческой жизни, судьба. При ознакомлении с японской литературой необходимо иметь в виду, в какой атмосфере каждое из ее явлений развивалось. Эта атмосфера создавалась формами общественности — в ее экономическом и политическом руслах, и формами того духовного уклада, который сопровождал данную форму общественности.
Япония знала патриархально-родовую стадию своего развития, характеризующуюся патриархальной монархией, стадию аристократической гегемонии, характеризующуюся сословной монархией, стадию власти воинского дворянства, с ее государственной формой — военной, и, наконец, — стадию буржуазного общества, с ее двухфазным развитием: под эгидой феодальной империи- сначала и под эгидой конституционной монархии – теперь. Время эпохи Хэйан это время, когда национальный уклад мировоззрения и, в первую очередь, — религиозно-мифологических представлений, жил и развивался по руслу исконной, национальной японской стихии, не будучи осложняем привходящими факторами извне. Эта эпоха более или менее самобытного религиозно-мифологического развития патриархальной Японии, эпоха формирования тех основных “начал”, которые впоследствии так или иначе заявляли о своем существовании во всей последующей истории. Творчество японцев этой эпохи подчинялось тем же основным действующим импульсам, под знаком которых шло развитие всей культуры: мифологический строй мироощущения, приводивший к попыткам осознания устройства окружающего мира и поведения человека в чисто мифологическом духе, направлял по тому же руслу и все течение художественной мысли и эстетического чувства.
Эпоха Хэйан, названная так по признаку главного города того времени Хэйан-ке, продолжалась с 794 по 1192 год, то есть до момента официального провозглашения нового государственного порядка. Со стороны социально-политической, несомненно, самым тесным образом она связана с предыдущей эпохой Нара: на исторической арене действует то же первое сословие — родовая аристократия, развивается та же форма государственности — монархия. Однако, с точки зрения историко-культурной и, в более широком смысле этого слова, эпоха Хэйан оказывается истинным началом новой эры. Ранний период Хэйан (794 – 894) — важный этап в истории книжного искусства, он был ознаменован появлением японской письменности, что создало основу для расцвета книжного искусства. Поздний период Хэйан (894 — 1185) — одна из вершин японского книжного искусства. Это время создания всемирно известных рукописных книг – свитков, иллюстрирующих национальную прозу, буддийские сутры и синтоистские легенды, а также широкого распространения книгопечатания буддистских текстов на китайском языке. Источниками понятия моно-но аварэ были постулаты буддизма о единстве мира, об эфемерности и недолговечности красоты, кратковременности и бренности человеческой жизни. Именно эта грань буддизма заложила основы для особого видения хэйанских художников. Основной действующей пружиной восприятия вообще служила именно эстетическая апперцепция.
Такой подход был обусловлен своеобразной эстетической философией. Хэйанцы верили, что в каждом предмете, в каждом явлении живет присущее именно им особое очарование, красота, эстетическая ценность. Хэйанский период поистине — царство танка. Танка заполняет собою специальные антологии того времени, танка неизбежно входит в состав повести и романа. Хотя, как бы ни были реалистичны по своим тенденциям хэйанские романы, как бы не были они наполнены подлинным бытом своего времени, все представленное ими — люди, вещи, события — блестят достаточно холодным блеском. Хэйанская литература пережила вместе со своим носителем и творцом — родовой знатью — обычную историческую судьбу: мы видим ее в стадии первоначального зарождения, в стадии расцвета и в стадии упадка. В течении почти ста лет длится процесс нащупывания основных жанров и линий литературы, длится своего рола фаза “ первоначального накопления” литературных возможностей. В деятельности так называемых “ шести бессмертных” — шести знаменитых поэтов раннего Хэйана, из них в первую очередь — Нарихира, Комати и Хэндзе, созревают первые плоды хэйанской лирики, а в двух повестях “Исэ моногатари” и “Такэтори моногатари” закладываются первые основы для всей последующей повествовательной литературы. Обычно на раннем этапе отклонялись от описания реальной действительности. Одним из основных источников сюжетов для этой разновидности моногатари служили старинные предания, в частности, устные предания о богах и героях. На раннем этапе в “ сочиненных повествованиях” отмечается тяготение к “иному” миру, иной стране, дальней провинции, отдаленному времени. Два вида повествования к концу 10 столетия слились воедино, что привело к формированию зрелой повествовательной литературы и рассвету хэйанской художественной прозы. Повествовательная литература выступает чаще всего под названием “моногатари” (повесть). Наиболее архаичны и демократичны дэнки-моногатари (волшебные повести), восходящие к сказочным сюжетам. Позднее возникают ута-моногатари т.е. повествования, разрастающиеся вокруг стихов как описание ситуаций возникновения тех или иных стихотворений. Крупный японский специалист по литературе раннего средневековья Акияма Кэн называет середину 10 века “эпохой ута-моногатари”. Ока Кадзуо, обозревая хэйанскую литературу, считал, что по признаку преобладания отдельных видов ее уместно делить на четыре эпохи, из них первая является “эпоха расцвета повествовательной литературы”. В мировой культуре в известные исторические эпохи наблюдается возвращение к этой высшей эпохе подъема древней литературы как образцу и источнику великих эстетических ценностей.
В истории литературы случаются такие эпохи напряженного творчества и бурного роста, когда время словно шагает в “семимильных сапогах”. Первый дошедший до нас японский роман “Повесть о старике Такэтори” еще весь погружен в сказочную стихию. Время создания повести в точности не установлено, однако уже в начале 11 века ее считали “прародительницей всех романов”. Она была освящена своего рода престижем старины. Видимо, повесть появилась в конце 9- начале 10 века. “ Повесть о прекрасной Отикубо”, возникшая несколько позднее, (во второй половине 10 века ), написана на всемирно известный сюжет сказки о злой мачехе и гонимой падчерице. В японском фольклоре известно много вариантов этого сюжета. Даже имя Отикубо — сказочное имя. Оно звучит по-японски так же, как звучит для нас “Замарашка”, “Ослиная шкура”. Такое имя играет роль своеобразной маски, оно призвано скрыть от людей прекрасный облик гонимой девушки, чтобы тем удивительней было в силу контраста ее конечное преображение. Поэтому то герои волшебной сказки часто одеваются в лохмотья, мажут свое лицо сажей или принимают образ зверя, птицы, безобразного чудовища. Сказка хочет, чтобы торжество ее несчастных и обездоленных героев носило характер яркого апофеоза. Гадкого утенка должен отвергнуть весь птичий двор, иначе он, даже превратившись в белого лебедя, никого не поразит своей красотой. Но в повести “Повести о прекрасной Отикубо” нет уже волшебно-сказочных элементов, только “обыкновенное чудо” любви. По существу куртуазный роман, густо насыщенный бытом во многих красочных подробностях. Второстепенные персонажи повести — живые, реальные люди. В главных героях нетрудно узнать с детства хорошо нам знакомые сказочные образы Золушки и Принца. Это только кажется, что Отикубо и ее возлюбленный живут по законам современного им общества, на самом деле они живут по законам волшебной сказки
Еще в древности записано много рассказов и песен о старике Такэтори, который находит в дремучей чаще чудесное дитя в стволе бамбука или в соловьином яичке. Знаток японского фольклора Яначита Кунио сообщает: “Легенда о том, что человеческое дитя может появиться из птичьего яйца, встречается чаще, чем легенда о том, что дитя появляется из бамбука” .
В Хэйанскую эпоху среди богатых и знатных людей в большом ходу было многоженство. Законная жена носила титул Китаноката — “Госпожа из северных покоев”. Называлась она так потому, что в дорцовом ансамбле, состоявшем из многих построек, покои старшей супруги помещались в ее верхней части главного здания. Прочие жены чаще всего жили отдельно, и муж только от времени до времини посещал их. Не мудрено, что мачеха ненавидела детей от других жен еще и потому, что в ней говорили ревность и уязвленное самолюбие. Побочные дети обычно находились при своей матери. В случае ее смерти их воспитывали дед и бабушка с материнской стороны. Отикубо попала во власть мачехи только потому, что вся семья ее матери умерла, и это сделало девушку особенно беззащитной. В Хэйанскую эпоху, впрочем, жена чаще жила в доме своего мужа. В “Повести о прекрасной Отикубо” можно заметить, что раздельно живут только молодые супруги. Своеобразен и свадебный обряд. Жених явился к невесте под покровом темноты и наутро, вернувшись к себе домой, послал ей любовное письмо со стихами. На третий вечер устраивалось семейное торжество. И лишь после этого молодой муж уходил от своей жены открыто, при свете дня. Такой обычай тоже восходил к родовому строю, когда муж из чужого рода навещал свою жену тайно, скрываясь от всех. В конце повести изображено идеальное семейное счастье. Автор награждает всех положительных героев чинами и званиями. Он подробно, с большим знанием дела, перечисляет все подарки, розданные в честь этих счастливых событий слугам. Видно, и сам он принадлежал к небогатому чиновному люду. “Повесть о прекрасной Отикубо” несколько наивна и простодушна, но в ней много юмора и тонкой наблюдательности. Перед читателем словно разворачивается длинный свиток, на котором в красочных неповторимых подробностях запечатлены картины нравов и быта давно исчезнувшей эпохи.
Литература 10-12 веков и по языку, и по содержанию — торжество национального начала в культуре. Это была культурная победа. Но у нее была предпосылка, которая может быть оценена так же, как победа и по масштабу своего действия даже больше, чем литературная; куртуазная поэзия и куртуазная проза свидетельствует, что в общем русле японского языка сложилось то, что в истории языков называют «литературным языком». Литературный язык данной эпохи. Что это значит? Это значит, что в нем действует отработанные нормы языкового выражения, точные и вместе с тем эластичные; нормы грамматические, стилистические; при наличии богатой лексики, открывающей возможность выразить самую тонкую мысль, неуловимое движение эмоции; при широчайшей возможности обращения слова в образ, в формулу. Недаром в глазах людей позднейших времен язык хэйанских монагатари был «классическим». Уже одно образование такого языка — превосходный показатель культурного прогресса, но есть еще один показатель: этот литературный язык получил свое письмо. Письмо это фонетическим, т.е. каждый его знак передавал то, что воспринималось тогда как звуковая еденица речи. Оказалось, что такой единицей был слог. Следовательно, каждый знак этого письма, каждая буква, как сказали бы мы, обозначали слог. Однако появились не только буквы, появился и алфавит, т.е. набор знаков, достаточный для передачи всех слогов языка. Их подсчитали — оказалось всего 48. Расположили в определенном порядке. Сначала придумали стихотворение, все слова которого укладывались в это число слогов; так было очень легко заучить всю азбуку. Японский народ обрел свое национальное письмо, не потеряв при этом китайское, но, оставив его для того, для чего оно существовало: для писания по-китайски. Таково было огромное по значению достижение Хэйанской культуры, созданное именно в эту эпоху.
Художественная проза начинает свое существование в 9 веке с повести неизвестного автора “Такэтори-моногатари”. В основе повести лежит сказочный мотив, а сюжет разработан в духе сказки, произведение пронизано вымыслом и фантазией. Но в повести заложена глубокая философская мысль: настоящую силу имеют только те вещи, которые добыты упорным трудом, подвигом. Вот почему не выдерживают испытания вымышленные ценности, которые женихи пытаются выдать за подлинные. Сотирически рисуя представителей знати, автор повести противопоставляет их народу в этическом плане. Так народное мировоззрение определяет образный строй повести, ее художественную основу. И хотя очевидно, что автор принадлежит к придворному кругу, общая демократическая направленность повести позволяет отнести ее к демократическому, “низовому” слою хэйанской культуры. Автор “Отикубо-моногатари” Минамото-но Ситагау, в отличие от автора “Такэтори-моногатари”, разработал сказочный сюжет в духе бытовой семейной повести, лишил фантастики и сохранил лишь основной идейный смысл: торжество нравственного, доброго начала над злом и неблагодарностью. Здесь ощущается скорее приверженность конфуцианской морали, утверждающей строгий порядок в обществе, скромность и воздержанность в повседневной жизни. Само прославление семейных добродетелей было далеко от идеалов, господствовавших в кругу придворной аристократии, начавшей создавать в эти века свою богатую и разнообразную литературу.
Каждый народ находит свой способ осмысления мира, по-своему воплощая собственный исторический опыт и идеалы эпохи. У японского народа мир создан богами, но он реален и человек – это часть этого мира. В природе все изменяется по замкнутому циклу — круговороту времени. Наблюдая природу и постоянно ощущая сопричастность с ней, человек осознает и постигает свое место в мироздании.
Процесс формирования японской литературы, отделившейся от стихии фольклора и с момента появления письменности превратившийся в самостоятельный вид художественного творчества, обладающего собственными законами, подтверждает, что процесс этот в принципе мало чем отличался от становления литератур в других частях и странах мира. Многим зарубежным востоковедческим работам свойственен подход к литературам Азии и Дальнего Востока как к замкнутым духовным образованиям, чье становление проходило настолько своеобразно и отъединено от литератур остального мира, что поиски каких-либо сходств и параллелей между ними не только не допустимы, но и попросту невозможны. Аналогичные представления встречаются и в работах советских литературоведов.
Так же как и другие литературы мира, японская литература развивается не только автохтонно, но и во взаимодействии с более развитым художественным творчеством соседних народов.
Национальное и социальное своеобразие стран Азии и Востока, вполне объяснимые особенности их художественной культуры, ее внешнее сходство с западной, начинают выступать как непреодолимое препятствие для распространения на культуру и литературу Востока универсальных законов общественного развития, действующих в истории и обуславливающих глубинное родство многих явлений в умственной жизни человечества. Таким образом, все, что мы знаем о литературе Хэйан, носит следы тех же факторов, силою которых формировалась жизнь Японии во всех прочих областях. Тот же основной фон: мифологическое по своей сущности восприятие окружающих явлений, выражающееся в сознании своей мифологической космологии и “истории”, обличенных в ряд художественных образов и анимистической подоплекой их. Та же основная действующая струя жизненной практики: чародейство, регулирующее все важнейшие акты поведения человека в отдельности и народа в целом, при этом — как в отношении внутреннего общения, так и общения с природой и богами. Проникшие в более или менее широкие круги образованного общества, то есть в слои родовой знати, китайское просвещение и буддийский идеологический уклад повлекли за собой появление новых элементов в литературе: начало художественного “мастерства” в поэзии, во-первых, и новых поэтических тем, во-вторых. Все это как нельзя лучше свидетельствует о наступавшем периоде литературного декадентства.
В живописи также как и в литературе в основном были мистические настроения, боги, несуществующие животные и так далее.
В театре ставились классические произведения того времени.
Моногатари — очень широкое видовое понятие, оно включает в себя многие жанры художественной прозы — новеллы, повести и романы, сказки и легенды. Точные даты появления японских романов трудно установить, но уже в 983 году в предисловии к одному из сборников буддийских легенд сообщалось, что “ романов в наше время больше, чем песчинок на берегу моря Арисо”. Сохранились сведения о двухстах романах хэйанского времени. Сто восемьдесят из них не дошли до наших дней. Время произвело строгий отбор. Уцелели только самые любимые книги, ходившие по рукам во многих списках, и среди них “Повесть о старике Такэтори” и “Повесть о прекрасной Отикубо”. Хэйанские романы писались на свитках, украшенных картинами, Мода на такие свитки была завезена из Китая, но в то время как китайские художники предпочитали рисовать картины на сюжеты буддийских легенд. Длинные полосы из шелка и бумаги накатывались на валики и перевязывались шнурами. Художник как бы снимал крышу и, следуя ходу романа, переносил читателя из комнаты в комнату, из дворца на большую дорогу. Кисть его запечатлела луноликих старинных красавиц, тонущих во множестве шелковых одежд, и живые забавные уличные сценки. Как и в наши времена, богато иллюстрированный роман привлекал особый интерес читателей. Ревнительницы старины защищали свой выбор в следующих словах: “Мы признаем, что с того времени, когда была создана “ Повесть о старике Такэтори” сменилось столько людских поколений, сколько было коленьев в чудесном бамбуке, из которого родилась Кагуя-Химэ. Но пусть это старинное сказание — древний ствол, не дающий новых ростков, оно словно переносит нас в век богов, так пленяет нас своей возвышенной душой его героиня — лунная дева Кагуя-Химэ. И если вы не цените этой старинной повести, то только потому, что не можете своими женскими очами проникнуть в ее глубину”. Защитники новых романов отвечали на это: “ Никто не видел небесной страны, куда улетела Кагуя-Химэ, и потому неизвестно даже, существует ли такая страна. Но героиня родилась в стволе бамбука, это сразу придает рассказу простонародный характер.” Именно этот народный характер пнрвого японского романа и претил сановной знати. И не мудрено: автор “ Повести о старике Такэтори” смотрит на аристократов глазами народа и смеется над ним. “ Не в наши дни, а давно-давно…” — каноническая вступительная форма японских сказок. С этих слов начинается и “Повесть о старике Такэтори”, сразу отодвигая в даль времен чудесные события, о которых она повествует. Но лукавый и озорной автор дал своим комическим персонажам — неудачливым женихам — исторические имена реально существовавших принцев и высших сановников и, ставя их в смешные и унизительные положения, создал тем самым дополнительный комический эффект, который, должно быть, немало позабавил его современников.
В “ Повести о старике Такэтори” искусно сплетены между собой элементы сказочно-фантастического вымысла с острой сатирой на современную автору действительность. Возможно, отдельные сатирические стрелы были пущены в знатнейших сановников из правящего рода Фузивара. Автор “Повести о старике Такэтори” остается неизвестным, несмотря на то, что на этот счет существует ряд предположений. Он, несомненно, человек не чуждый образованию, читавший китайских классиков и буддийские книги. Стиль его не свободен от “китаизмов”. Согласно одной из гипотез (их существует несколько ) создателем ее был Минамото-но Ситаго (911-983 ), известный поэт и ученый. Изучение памятника началось уже в середине века и идет со все возрастающей интенсивностью, но многие спорные вопросы до сих пор еще не разрешены. Время создания повести тоже не установлено с полной точностью. Может быть это 9 век, скорее всего, начало 10 века. Имена героев характерны для эпохи Нара (8 век ).
Вершиной Хэйанского романа признается “Гэндзи — моногатари” ( Повесть о Гэндзи ), вышедшая на рубеже 10 — 11 веков. Это повесть — неторопливая, обстоятельная — жизни одного человека от его рождения до могилы. Человек этот Гэндзи — сын императора от наложницы. Мы видим, как складывается придворная карьера и личная жизнь героя; узнаем о его радостях и горестях, о счастье и несчастьях, и не только при дворе, но и в изгнании, в укромном домике на окраине города. Множество происшествий, интриг, целая галерея лиц; вереницы женщин, с которыми была связана жизнь героя, каждая — со своей индивидуальностью, со своей судьбой. И изображается это не только внешне, но и внутренне; не знаешь чего больше в романе: Рассказов о событиях, поступках или о переживаниях, чувствах, думах людей. И все — вполне реалистично, точно подлинно по-человечески. И такой, в сущности, реалистический роман — в раннем средневековье. Мы видим, какая тонкая наблюдательность развилась у людей того времени, как они научились подмечать и передавать всякие изгибы мыслей и переливы чувств. Это искусство полно и широко перешло в моногатари. И если сказать при этом, что автором “Гэндзи – моногатари” была Мурасаки-Сикибу, придется признать, что умели раскрывать душевный мир человека лучше всего женщины. Таким образом, художественно- повествовательная проза этого периода истории японской культуры представляет двойной парадокс: первый — то, что повествовательная художественная литература в Японии началась с романа и притом романа реалистического, второй — то, что главными создателями этого романа были женщины.
Куртуазная поэзия и куртуазный роман являются не только самым крупным достижением культуры аристократического общества, но и полноценностью своего художественного выражения, законченностью формы, человеческой глубины содержания. Эта поэзия и эта проза представляют высшее, что тогда в данной области мог создать японский национальный гений.
Очень высоко было развито научное познание.
В 16 веке была создана первая полноценная письменная система на основе азбуки Кана, которая дала толчок дальнейшему развитию японской художественной литературы (китайский язык оставался языком деловой прозы и отчасти самой поэзии).
Взаимоотношения науки с другими отраслями культуры не были безоблачными. Имела место довольно жесткая, порой жестокая борьба за духовное лидерство. В средние века политическая и с нею духовная власть принадлежала религии, и это накладывало отпечаток на развитие науки.
Наука в основном должна была служить иллюстрацией и доказательством теологических истин. Но именно изучение неба и привело к последующему могуществу науки. Вскоре стало ясно, что наука не то, что теология и обыденное знание. Борьба между наукой и религией вступила в решающую стадию.
Культура развивается не только эволюционным путем накопления отдельных достижений, но и революционным путем смены значения ее отраслей.
С тех пор значение науки неуклонно возрастало вплоть до XX века, и вера в науку поддерживалась ее огромными достижениями. В середине XX века в результате растущей связи науки с техникой произошло событие, равное по масштабу научной революции XVII века, получившее название научно-технической революции и ознаменовавшее новый, третий этап в развитии научного знания.
Проникновение в Японию одной из универсальных мировых религий, а именно буддизма, внесло в культурную жизнь страны не только новый идеологический элемент, но и новую литературную традицию, которая была ассимилирована национальным художественным творчеством.
Количественному обилию написанных произведений соответствует качественная ценность: философия и литература Хэйанской эпохи считается в Японии классической по своему художественному стилю, по обработанности формы, по богатству содержания и по общему изяществу колорита. С такой репутацией она жила всегда, живет и в современной Японии.
Литература, созданная в эпоху Хэйан, составила классический период в истории японской литературе. В эту эпоху значение китайских культурных традиций было еще очень велико, но сказывалось прекращения живого общения с Китаем (династия Сун).
Каждый народ находит свой способ осмысления мира, по-своему воплощая собственный исторический опыт и идеалы эпохи. У японского народа мир создан богами, но он реален и человек – это часть этого мира. В природе все изменяется по замкнутому циклу — круговороту времени. Наблюдая природу и постоянно ощущая сопричастность с ней, человек осознает и постигает свое место в мироздании. Именно в этом и заключается все таинство Японии.
1. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 2001.-645с.
2. Завадская Е.В. История книжного искусства. М.: ИНФРА, 2001.-468с.
3. Конрад Н. Очерки японской литературы. М.: ИНФРА, 2003.-638с.
4. Конрад Н. Японская литература. М.: ИНФРА, 2001.-568с.
5. Лев Любимов. Искусство Древнего Мира. М.: Просвещение, 2003.-561с.
6. Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М., 1993.-543с.
7. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 2001.-479с.
Иллюстрация к последней сцене из «Повести о старике Такэтори». 1650 год © Wikimedia Commons
Кобаяси Исса © Wikimedia Commons
Хигути Итиё © Wikimedia Commons
Исикава Такубоку © Wikimedia Commons
