Философия, как наука, не могла возникнуть на пустом месте. Вполне понятно, что рождению научно-философского знания предшествовал этап существования человеческого сознания в других формах. Этот этап в историческом смысле был гораздо более продолжительным, нежели время существования собственно науки философии, ибо он уходит в самые глубины человеческой истории. И сама философия как бы выросла из древнейших форм сознания, выросла и продолжает сосуществовать с ними до сих пор.
К одним из самых древних относится мифологическое сознание. Миф (от древнегреческого — mythos) в переводе с древнегреческого означает “слово”, “предание”. Мифология — это собрание преданий. Каждый народ прошел ту ступень своего развития, когда мифологическое сознание было одной из главных форм сознания вообще. Наиболее известной и наиболее изученной сегодня является древнегреческая мифология — первая в Европе развитая система мифологического знания.
Древнегреческие мифы появились в незапамятные времена, впоследствии они передавались из уст в уста, наполнялись новым содержанием. Нередко с течением времени менялись характеристики мифологических героев. Так, например, Аполлон, известный нам в большей степени как бог красоты и покровитель искусства, в первоначальных древнейших мифах представал в виде страшного многорукого бога-убийцы.
Если мы проанализируем содержание древнейших мифов, то увидим, что мифы служили для человека ответом на вопрос “как произошел мир?”. Иначе говоря, в них поднимались проблемы не только теогонические (о происхождении богов), но и космогонические (о происхождении мира вообще), ибо сами боги служили олицетворением сил природы. В этом смысле мифы стали своего рода первыми ответами на вечные вопросы о происхождении мира и человека.
Впервые древнегреческие мифы были записаны в VIII–VII вв. до н.э. Из авторов, записавших мифы, мы сегодня выделяем троих, чьи варианты стали наиболее популярны и оказали наибольшее влияние на развитие древнегреческой и мировой культуры — это Гомер, Гесиод и Орфей.
Первоисточником греческой философии была мифология. При этом главенствующую роль играли космогонические мифы, рассказывающие о происхождении мира и человека. Произведения Гесиода, Гомера, Орфея стали своего рода основой для уже научно-философского осмысления проблем окружающего мира.
ГОМЕР
Гомер считается автором двух поэм — "Илиады" и "Одиссеи", хотя в современной науке до сих пор не решен вопрос жил ли Гомер на самом деле или же он является легендарной личностью. "Илиада" и "Одиссея" — произведения прежде всего художественные, это древнегреческий эпос. Однако, при анализе текста поэм, мы можем найти немало сюжетов, раскрывающих суть мифологического мировоззрения древних греков.
Космическими родоначальниками Вселенной, по Гомеру, была сверхъестественная супружеская пара — бог Океан и богиня Тефия (Тефида). Океан — "прародитель богов", представляющий собой некую глубоководную реку, из которой "текут все реки и все море, и все источники, и глубокие колодцы". Океан опоясывает Землю и от его брака с Тефией происходят все боги, вся Вселенная.
Само мироздание состоит из трех частей: "медное небо", которое подпирают столбы, охраняемые титаном Атлантом; "кормообильная Земля", представляющая собой круглую неподвижную плоскость; подземелье, состоящее из Эреба (Мрака), Аида и глубочайшей части — "туманного Тартара". Пространство между небом и землей заполнено в верхней части эфиром (божественным воздухом), а в нижней — воздухом, которым дышат люди.
Гомеровские боги полностью человекообразны (антропоморфны), хотя некоторые из них и могут обращаться в различных животных. Они телесны, их даже можно ранить, но тем не менее они обладают вечной молодостью и бессмертием. Боги — это мифологические личности, находящиеся в кровном родстве. Их отношения между собой напоминают отношения между людьми, со всеми положительными и отрицательными качествами этих отношений. В поэмах Гомера мы можем найти основные идеи олимпийской религии — официальной религии древних греков. Название этой религии происходит от горы Олимп, на которой, по преданиям, и жили боги. Главным олимпийским богом был Зевс, которого боялся даже Океан. К олимпийским богам причислялись также один из братьев Зевса бог воды Посейдон, сестры Зевса — богиня домашнего очага Гестия, богиня земного плодородия Деметра, сестра-жена Зевса Гера и дети Зевса: Афина, Афродита, Аполлон, Гефест, Гермес, Арес, Геба. Аид, бог подземного царства и другой брат Зевса, в число олимпийцев не входил, потому что не бывал на Олимпе.
Люди, в отличии от богов, смертны и зависимы от высших сил. Люди должны поклоняться богам, приносить им жертвы, искать у них заступничества. При этом боги сами решают принять того или иного человека под свое покровительство или нет. Нередко разные боги поддерживают разных людей и тогда вражда между людьми сказывается на отношениях и богов между собой.
Для людей довольно-таки обыденны прямые контакты с богами. В поэмах Гомера боги неоднократно являются на поле битвы, при этом кто-то из богов помогает троянцам, а кто-то ахейцам. Да и Троянская война началась из-за того, что сын троянского царя Парис самой красивой среди трех богинь — Геры, Афины и Афродиты — выбрал Афродиту, страшно обидев двух других. Присутствуют и богоборческие настроения — так, богоборец Диомед, стремясь сравняться с богами ранит Афродиту.
Вообще, несколько отвлекаясь от сюжетов собственно "Илиады" И "Одиссеи" необходимо заметить, что взаимоотношения между людьми и богами в древнегреческой мифологии нередко имели и сексуально-брачный характер. В результате таких браков рождаются как люди, обладающие, правда, необыкновенными качествами, так и боги. Например, от связи богини Деметры и Иадиоса родился бог Плутос, а от богини Фетиды и Пелея — герой Ахиллес. От связи Зевса и простой женщины Семелы родился Дионис, впоследствии ставший богом, а от Зевса и Алкмены — герой Геракл.
Поэмы Гомера сыграли выдающуюся роль в развитии античной культуры, в художественной форме выразив мифологическое мировоззрение древних греков.
ФРАГМЕНТЫ ИЗ "ИЛИАДЫ" И "ОДИССЕИ"
Публикуется по: Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М.,1989. С.33–34. Перевод А.В. Лебедева.
[Гера говорит Афродите]
Дай же мне любовь и вожделение, которым
Ты укрощаешь всех бессмертных [богов] и смертных людей,
Ибо я отправляюсь к крайним пределам кормообильной Земли,
навестить
Океана, прародителя богов, и матерь Тефию.
Это они добросердечно воспитывали и холили меня в своем доме,
Приняв из рук Реи, когда громозвучный Зевс
Низверг Крона под Землю и под неистощимое море.
Их я отправляюсь навестить и прекратить их нескончаемые ссоры
Вот уже долгое время, как они сторонятся друг друга
И воздерживаются от [супружеского] ложа и от люви,
ибо злоба нашла им на сердце
<...>
[Сон, брат смерти, говорит Гере]
Кого-нибудь другого из вечносущих богов
Я бы легко усыпил, будь это даже потоки реки
Океана, который всем — прародитель.
Но к Зевсу, Кронову сыну, я не смею ни приблизиться,
Ни усыпить его, — разве только когда он сам велит.
[…]
И [Зевс] сбросил бы меня с эфирной выси в море, и я пропал без вести,
Если бы не спасла меня Ночь, укротительница богов и людей
У нее я нашел прибежище, а [Зевс] отстал, хотя и гневался:
Он боялся, как бы не причинить неудовольствие быстрой Ночи.
<...>
Нет! Нельзя бороться с Зевсом, Кроновым сыном.
С ним не равняются ни Ахелой,
Ни даже великая мощь глубоководного Океана,
Из которого текут все реки и все море,
И все источники, и глубокие колодцы.
Даже он боится перуна великого Зевса
И страшного грома, когда тот громыхнет с неба.
<...>
[Гефест творит щит Ахилла]
Он сотворил на нем землю, небо и море,
Неутомимое солнце и полную луну,
Сотворил все звезды, которыми увенчано небо,
Плеяды, Гиады и мощь Ориона,
И Медведицу, которую нарекают также Возом
И которая поворачивается на месте, глядя на Ориона,
Она единственная не купается в водах Океана.
. . .
Он расположил на нем великую мощь реки Океана,
По крайнему ободу крепкозданного щита.
<...>
[Калипсо]
Дочь злокозненного Атласа, которому ведомы
Глубины всего моря; а еще он сторожит
Длинные колонны, которые держат врозь землю и небо.
<...>
[Зевс грозит богам-ослушникам]
А не то возьму да брошу его в Тартар туманный.
Далеко-предалеко, где под землей глубочайшая пропасть,
Где железные ворота и медный порог,
Настолько далеко под Аидом, насколько небо — от земли.
ГЕСИОД
Гесиод — личность историческая. Он жил в Беотии в деревне Аскра (неподалеку от г. Фивы). Он автор двух поэм — "Труды и дни" и "Теогония". Первая поэма посвящена в большей степени морально-этическим вопросам, ибо основное содержание ее — наставление Гесиода своему непутевому брату Персу. Вторая поэма — "Теогония" — заключает в себе повествование о происхождении богов.
По сути дела, Гесиод систематизатор известных ко времени его жизни древнегреческих мифов. Не являясь их автором, Гесиод одним из первых записал мифы и придал им некую логическую стройность.
Боги, представленные в "Теогонии" живут совершенно реальной жизнью — они враждуют друг с другом, любят друга друга, ненавидят, они интригуют, борются за власть. Это мощные мифологизированные силы природы, которые в зависимости от своих желаний управляют миром.
В основе мифотворчества Гесиода лежит идея о четырех мифических первоначалах из которых происходят впоследствии и все боги, и сам мир. Хаос, Гея, Эрот и Тартар — они возникли как бы сами по себе. Хаос — это бесконечная бездна, первичное бесформенное состояние мира. От него ведут свое происхождение Эреб (Мрак) и Ночь.
Гея (Земля) — породительница Урана (Неба), в браке с которым она впоследствии рождает титанов, киклопов и гекатонхейров (сторуких). От титанов Кроноса и Реи рождается главный бог Олимпа — Зевс, который в борьбе со своими родителями занимает божественный трон.
Эрот (Любовь) — это всевластная мировая сила, способная "расслаблять члены" и богов, и людей.
Тартар — своего рода Аид для богов, "туманный" и ужасный, ибо его страшатся даже сами боги.
Рассказав о первоначалах, Гесиод раскрывает в дальнейшем уже взаимоотношения богов Олимпа.
ИЗ "ТЕОГОНИИ"
Публикуется по: Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М., 1989. С.34–36. Перевод А.В. Лебедева.
[Музы], которые некогда научили Гесиода прекрасной песне,
Когда он пас овец у подножия священного Геликона.
Вот какое слово рекли ко мне перво-наперво богини,
Олимпийские Музы, дочери Зевса Эгиоха:
“Пастухи деревенские, срамники дрянные, одно брюхо!
Мы умеем говорить много лжи, похожей на правду,
А когда захотим, умеем глаголить истину”.
Так сказали сладкоречивые дочери великого Зевса,
И дали мне жезл, сорвав ветвь зеленеющего лавра,
Загляденье, и вдохнули в меня вещий глагол,
Чтобы славил я что будет и что было,
И велели мне воспевать род блаженных, вечно сущих богов,
А самих их петь всегда в начале и в конце.
[…]
Радуйтесь, чада Зевса, и даруйте вожделенную песнь,
Славьте бессмертных священный род вечносущих,
Тех, что родились от Земли и звездного Неба,
И от темной ночи, и тех, кого вскормило соленое Море.
Скажите, как родились вначале боги и земля,
И реки, и беспредельное море, бушующее волнами,
И сверкающие звезды, и широкое Небо — горе,
И как распределяли богатство, и как разделили почести,
И как впервые заняли складчатый Олимп.
Об этом скажите мне, Музы, чьи жилища на Олимпе,
С самого начала и скажите, что из них возникло первым.
— Перво-наперво возник Хаос (Бездна), а затем
Широкогрудая Гея (Земля), прочное седалище навек
Всех бессмертных, живущих на вершине снежного Олимпа,
И Тартар туманный в недрах широкодорожной Земли,
И Эрос (Любовь) — прекраснейший среди бессмертных богов,
Расслабляющий члены всех богов и всех людей
Покоряет он разум и соображение в груди.
Из Хаоса родились Эреб (Мрак) и черная Ночь,
А от Ночи произошли Эфир и Денница,
Которых она родила, зачав от Эреба в любовном совокуплении.
Земля сначала родила равное себе
Звездное Небо (Урана), чтобы оно покрыло ее повсюду,
И да будет блаженным богам прочным седалищем навек,
Родила и высокие Горы — прелестные обиталища
Богинь-Нимф, которые живут в ущелистых горах,
Еще родила бурно волнующуюся неистощимую пучину
— Море, [все это] — без вожделенной любви. А потом,
Разделив ложе с Небом, родила глубоководовертного Океана,
Кея с Крием и Гипериона с Япетом,
Тейю с Реей и Фемиду с Мнемосиной,
Златовенчанную Фебу и обворожительную Тефию...
[...]
[Титанов связали и низвергли]
Столь глубоко под землю, насколько небо [отстоит] от земли:
Ибо столько же и от земли до туманного Тартара.
И впрямь, падая с неба девять дней и [девять] ночей,
Медная наковальня на десятый достигла бы земли.
Равное [расстояние] и от земли до туманного Тартара:
Падая с земли девять ночей и [девять] дней,
Медная наковальня на десятый достигла бы Тартара.
Его окружает медная ограда, а вокруг нее — ночь
В три ряда разлита вокруг шеи; сверху же —
Корни земли и неистощимого моря.
Там, под туманною мглою, сокрыты боги Титаны
По решению Зевса тучесобирателя
В месте гнилостно-затхлом, на крайних пределах чудовищной Земли.
Оттуда не выйти: Посейдон закрыл [выход] дверьми
Медными, стена сооружена с обеих сторон.
Там обитают Гиг, Котт и отважный Обриарей,
Верные стражи Зевса Эгиоха.
Там и темной Земли и туманного Тартара,
И неистощимого моря, и звездного Неба,
— Всех подряд — находятся истоки и концы
Страшные, затхло-гнилые, они внушают жуть даже богам:
Бездна великая, даже и за целый год, [падая],
Не достигнет дна тот, кто вошел в ворота,
Но страшная буря за бурей будет носить его туда и сюда,
Самородный, а спереди [от них], отдельно от всех богов,
Обитают Титаны, по ту сторону темного Хаоса.
ОРФЕЙ
В отличии от Гесиода, Орфей — личность абсолютно легендарная. В Древней Греции существовал миф об Орфее, великом певце и стихотворце, который спускается в Аид, чтобы вернуть на землю свою погибшую от укуса змеи жену Эвридику.
С именем Орфея связывают многие сочинения и в том числе так называемые "орфические теогонии" — оригинальные версии родословия богов. Носителями и хранителями "орфических теогоний" стали орфики, последователи религиозного учения, основателем которого также считается Орфей.
В основе орфизма лежит тайный, закрытый культ бога Диониса, значительно отличающийся и даже противостоящий олимпийской религии, в том числе и традиционному пониманию роли олимпийского Диониса. И сами "орфические теогонии" являются крайне своеобразными, совершенно непохожими на более привычные для нас теогонии Гесиода или Гомера.
Сегодня нам мало известно о сути орфического культа, ибо история сохранила слишком немного сведений об орфиках, к тому же эти сведения противоречат друг другу. По этой же причине очень сложно выделить какое-либо единственное орфическое сказание о происхождении мира. Уже сами древние, рассказывая об орфизме, приводили разные версии — кто-то первоначалом называл Ночь, кто-то Воду, другие — слитность Земли, Неба и Моря, а некоторые — само Время (Хронос).
Из сохранившихся фрагментов "орфических теогоний" можно сделать вывод о том, что в представлениях орфиков о происхождении мира были перемешаны миф и космогония. Мифологические персонажи перемежаются с некими природными объектами. В отличии от Гомера, в орфических теогониях первоначалами мира считаются не божественные семейные пары, а некие триады. Сначала были вода и ил, "который затвердел в землю". Третье начало, идущее после двух, родилось из них, т.е. из воды и земли, и являет собой "Дракона (Змея) с приросшими головами быка и льва, а посреди (них) — лик бога. На плечах у него крылья, имя ему — Нестареющий Хронос (Время), он же Геракл. С ним соединена Ананкэ (Необходимость) — то же самое существо, что и Адрастея — бестелесная, распростертая по всему космосу и касающаяся его границ".
Хронос-Змей рождает тройное потомство: "влажный Эфир", "безграничный Хаос" и "мглистый Эреб (Мрак)". Это вторая триада соответствует первой, как потенциальная — отчей. В них (Эфире, Хаосе, Эребе) "Хронос родил яйцо". Так рождается третья триада. Во-первых, яйцо, во-вторых, двоица заключенных в нем существ, мужского и женского пола, и, в третьих, "бестелесный бог с золотыми крыльями на плечах, у которого по бокам были приросшие головы быков, а на голове — чудовищный змей, принимающий всевозможные обличья зверей".
В некоторых "орфических теогониях" говорится о "всемирном яйце", из которого вылупляется некий "сияющий" бог Фанес, содержащий в себе зачатки всех богов, существ и вещей.
С учением орфиков связана и еще одна важная идея — идея метемпсихоза, т.е.переселения душ. В представлениях орфиков, душа человеческая имела божественное начало и оказалась в теле по причине изначального греха. Душа не только существует раньше тела, но и не умирает вместе с телом, ибо осуждена на жизнь в других телах до тех пор, пока через некое количество рождений не искупит свой изначальный грех.
Орфизм оказал огромное влияние на всю древнегреческую и вообще европейскую философскую мысль. Элементы орфизма прослеживаются во взглядах Пифагора, Гераклита, Эмпедокла, Платона, а также и в более поздних философских и религиозных учениях.
РАПСОДИЧЕСКАЯ ТЕОГОНИЯ
(ИЗЛАГАЕТСЯ ДАМАСКИЕМ В ТРУДЕ "О НАЧАЛАХ")
Публикуется по: Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М., 1989. С.48. Перевод А.В. Лебедева.
В этих имеющих хождение Орфических рапсодиях теология умопостигаемого такова. Истолковывая ее, философы [неоплатоники] принимают Хронос [Время] за единое начало всех вещей, Эфир и Хаос — за двоицу, яйцо объясняют как абсолютное бытие и полагают эту триаду первой. Ко второй [триаде] относятся либо вынашиваемое и вынашивающее бога яйцо, либо "сияющее одеяние (хитон)", либо облако, из которых "выскакивает" Фанес. ...Третью [триаду] составляют Метис — как ум, Эрикепей — как потенция и сам Фанес как отец. Быть может, следует принять также и среднюю триаду, соответствующую "трехликому богу, еще вынашиваемому в яйце". Действительно, средний член всегда уподобляется обоим крайним, подобно тому как в данном случае он одновременно и яйцо и бог. Легко видеть, что яйцо — это единенность, а трехликий и в действительности многоликий бог — расчлененность умопостигаемого, а среднее, поскольку оно яйцо, — еще единенное, поскольку бог — уже расчлененное, а говоря в целом, находящееся в процессе расчленения. Такова обычная орфическая теология.
ОРФИЧЕСКАЯ ТЕОГОНИЯ ПО ИЕРОНИМУ И ГЕЛЛАНИКУ
(ИЗЛАГАЕТСЯ ДАМАСКИЕМ В ТРУДЕ "О НАЧАЛАХ")
Публикуется по: Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М., 1989. С. 61–62. Перевод А.В. Лебедева.
[Орфическая теогония] по Иерониму и Гелланику — если только это не одно и то же лицо — такова: "Сначала были вода и ил, который затвердел в землю", — говорит он, полагая первыми эти два начала — воду и землю; землю — как рассеивающуюся по своей природе, воду — как склеивающую и связующую ее, а предшествующее двум единое начало опускает как неизреченное, ибо уже само умолчание о нем указует на его неизреченную природу. Третье начало, идущее после двух, родилось из них, т.е. из воды и земли, и являет собой "Дракона [Змея] с приросшими головами быка и льва, а посреди [них] — лик бога. На плечах у него крылья, имя ему — Нестареющий Хронос [Время], он же Геракл. С ним соединена Ананкэ [Необходимость] — то же самое существо, что и Адрастея — бестелесная, распростертая по всему космосу и касающаяся его границ". Под этим, я думаю, подразумевается третье субстанциальное начало, только он признал его мужеженским, чтобы указать на производящую причину всех вещей. Я полагаю также, что теология, изложенная в "Рапсодиях", опустив два первых начала (вместе с одним, предшествующим двум и переданным посредством молчания), начала с этого третьего, следующего за двумя, как с первого, которое хоть в какой-то мере выразимо в слове и доступно человеческому слуху. Действительно, высокочтимый в той ["Рапсодической теогонии"] Нестареющий Хронос был "отцом Эфира и Хаоса"; и согласно этой [Иеронимовой теории] тоже именно этот Хронос-Змей рождает тройное потомство: "влажный Эфир", как он говорит, "безграничный Хаос" и, кроме того, в-третьих, "мглистый Эреб [Мрак]". Это вторая триада, по его учению, соответствует первой, как потенциальная — отчей. Поэтому третий член ее есть "мглистый Эреб", отчий и крайний — "Эфир", и не просто ["Эфир"], а "влажный", а средний — "безграничный Хаос". В них [Эфире, Хаосе, Эребе], по его словам, "Хронос родил яйцо". Таким образом, это предание тоже полагает [яйцо] порождением Хроноса, и оно также порождается в них [Эфире, Хаосе, Эребе], так как из них тоже эманирует третья умопостигаемая триада. Какова же она? [Во-первых], яйцо, [во-вторых], двоица заключенных в нем существ, мужского и женского, равно как и множество содержащихся в среднем [члене триады] семян, и, в третьих, кроме того, "бестелесный бог с золотыми крыльями на плечах, у которого по бокам были приросшие головы быков, а на голове — чудовищный змей, принимающий всевозможные обличья зверей". Его надо рассматривать как ум триады, этого третьего бога; средние роды, множество и двоицу — как потенцию, а само яйцо — как отчее начало третьей триады. Эта теология также, [подобно Рапсодической], воспевает Протогона [Перворожденного бога] и величает Зевса "распорядителем всех и всего космоса", почему он и зовется также Паном.
Кроме «Трудов и дней» Гесиод создал и вторую знаменитую поэму – «Теогония». Большая часть текста вложена там в уста Муз, к которым сам Гесиод в 115-ой строке поэмы обращается с вопросом о том, что в мироздании «прежде всего зародилось». Отвечая, геликонские музы и рисуют грандиозную картину теогонии – происхождения богов (и мира).
Хаос. Геликонские музы сообщают Гесиоду, что первым возник Хаос: «Прежде всего во Вселенной Хаос зародился» (Теогония, 116). Но это не Хаос как беспорядок, а Хаос как зияние. Древнегреческое слово «хаос» происходит от глагола «хайно» – раскрываюсь, разверзаюсь. Это первичное бесформенное состояние мира, зияние между землей и небом. Мифологические корни этого представления очевидны. Во многих мифологиях отсчет истории мироздания начинается с разделения неба и земли, с образования между ними зияния, свободного пространства. В «Теогонии» Гесиода эта последовательность переворачивается, и само зияние между землей и небом оказывается раньше земли и неба. Хаос Гесиода лишён человеческих черт еще больше, чем Океан Гомера, Абзу шумеров, Нун египтян.
После возникновения мироздания хаос в виде «великой бездны», «хасмы» лежит в основании мироздания. В этой хасме, говорит Гесиод, «и от темной земли, и от Тартара, скрытого во мраке, и от бесплодной пучины морской, и от звездного неба все залегают один за другим и концы и начала страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут» (Теогония, 736–739). Из этого видно, что Гесиод в своей трактовке первоначала вплотную подходит к идее субстанциального первоначала, т. е. к началу философии.
Начало теогонии. Космогонический процесс Гесиода – это теогония, это ряд поколений богов, родившихся после зарождения Хаоса. Интересно, что Гесиод не говорит, что сам Хаос породил новое поколение богов. Хаос стоит у Гесиода несколько особняком. У Гесиода Гея-земля и Уран-небо рождаются не из Хаоса, а после Хаоса.
Вторая и третья ступени теогонии. Вслед за Хаосом зарождается «широкогрудая Гея», «сумрачный Тартар», «прекраснейший Эрос», «черная Нюкта-ночь» и «угрюмый Эреб-мрак». Их антропоморфные образы расплывчаты. На третьей ступени теогонии, согласно Гесиоду, Гея-земля порождает Урана (небо), а также Нимф и Понт – шумное и бесплодное море. Эреб-мрак и Нюкта-ночь рождают свои противоположности: Эфир-свет и Гемеру-день.
Уран и Гея - герои «Теогонии» Гесиода. Древнеримская мозаика 200-250 по Р. Х.
Четвертая ступень. Гея, сочетавшаяся по закону Эроса с Ураном, зачинает человекообразные существа: Титанов, Циклопов (Киклопов) и Гекатонхейров. Все они чудовищны. Гекатонхейры сторуки и пятидесятиголовы; Циклопы одноглазы; титаны и титаниды, олицетворяющие стихии, также далеко не прекрасны. Уран стыдится своих детей и заставляет Гею удерживать их в себе.
Земля-Гея страдает. Она переполнена своими восемнадцатью детьми. Гея возненавидела мужа Урана. Земля ненавидит небо. Так в процессе Теогонии назревает первая космическая напряженность, первый космический конфликт. Гея подстрекает своих детей против отца. Оправдываясь, она уверяет, что во всем виноват сам Уран, именно он «первый ужасные вещи замыслил» (Теогония, 166). И младший из титанов Крон оскопляет своего отца.
Начало космического зла. Затем «Теогония»Гесиода описывает, как под впечатлением этого космического преступления Нюкта-ночь рождает одна, не восходя ни с кем на ложе, Обман, Сладострастие, Старость, Смерть, Печаль, утомительный Труд, Голод, Забвение, Скорби, жестокие Битвы, судебные Тяжбы, Беззаконие и т. п. Все эти социальные явления не мифологизированы и не олицетворены.
Пятое поколение. Уран-небо, по Гесиоду, больше не играет никакой роли ни в теогонии, ни в мироздании. Из лона Геи-земли появляются титаниды и титаны. Главный среди них Крон-«отцеборец». Однако не все дети Земли и Неба покинули Землю-Мать. Теогония продолжается. Крон не выпустил из недр Земли Циклопов и Гекатонхейров. Отныне они враги Крона. Титаны и титаниды вступают в браки друг с другом. От Крона и его сестры титаниды Реи рождается пятое поколение богов – уже описанные в поэмах Гомера олимпийские боги. Судьба этих богов сначала была трагична. Уран отомстил Крону, предупредив его, что он так же будет свергнут своим сыном, как он, Уран, был свергнут Кроном.
Поэтому Крон пожирает своих детей по мере того, как они рождаются. Не удается ему поглотить только Зевса. Рея обманывает Крона и подсовывает ему вместо новорожденного запеленутый камень. Возмужав, Зевс вступает в борьбу с отцом. Он заставляет его изрыгнуть своих братьев и сестер. Появившееся на этой новой ступени теогонии пятое поколение богов вступает в космическую борьбу с четвертым. Гесиод изображает войну богов и титанов, титаномахию. Решающую роль в этой войне сыграли освобожденные Зевсом гекатонхейры. Они уступили Зевсу свое оружие – молнию и гром. Отныне Зевс-громовержец. Зевс сбрасывает титанов в Тартар и спроваживает туда же гекатонхейров, но уже не как узников, а как тюремщиков титанов. Начинается царство Зевса.
"Зевс из Отриколи". Бюст IV в. до Р. Х.
Царство Зевса. Итак, согласно Гесиоду, только на пятой ступени теогонии и после победы Зевса мироздание приобретает ту картину, которая показана в гомеровском эпосе. Движение мироздания от Хаоса к Зевсу – это восхождение мира к порядку, свету и социальному устроению.
Шестое поколение богов. Семь сменяющих друг друга жен Зевса и его любовные связи как с богинями, так и со смертными женщинами наполняют ряды шестого поколения богов и героев. Первой женой Зевса была его двоюродная сестра, дочь Океана и Тефиды, Метида. Напомним, что у Гомера от Океана и Тефиды происходят все боги, у Гесиода – лишь некоторые. Здесь Океан и Тефида – лишь один из титанов и одна из титанид – дети Земли и Неба. Метида – олицетворение мудрости («Метис» – мудрость, разум).
Согласно «Теогонии» Гесиода, Метиде было предназначено родить дочь и сына, однако Гея и Уран – бабка и деда Зевса – предостерегли своего внука от этих детей, отчего Зевс не стал дожидаться, пока кто-либо родится, дабы проглотить новорожденного, как это делал его отец Крон с риском быть обманутым, как был обманут его отец в случае с ним, с Зевсом, а, не долго думая, просто проглотил Метиду, «дабы она сообщала ему, что зло и что благо» (Теогония, 900). В такой мифологической антропоморфной форме здесь проводится та мысль, что Зевс – вершина мироздания – не только громовержец, но и промыслитель. Метида все-таки родила Афину. Она вышла из головы Зевса и поэтому оказалась равной ему по уму и по силе. Сын же не родился, и Зевс свою власть удержал.
Статуя Афины Девы в Парфеноне. Скульптор Фидий
Второй брак Зевс заключил с титанидой Фемидой. Фемида – олицетворение права. Ее шесть дочерей: Евномия-благозаконность, Дике-справедливость, Ирена-мир, Клото, Лахезис и Атропа – мойры. Выше мы говорили, что мойра – это судьба. У Гомера образ судьбы не имел человеческих черт. Как и у Гесиода, судьба не поддается умилостивлению. В «Теогонии» Гесиода мойры – это Клото, Лахезис и Атропа. Их функции не указаны. Из других источников известно, что Клото прядет нить жизни, Лахезис проводит ее через все превратности судьбы, а Атропа (неотвратимая), перерезая нить, обрывает жизнь человека.
Третья жена Зевса – океанида Евринома (дочь Океана, как и Метида), по «Теогонии» Гесиода, родила трех харит. Это богини красоты, радости и женской прелести.
Четвертая жена Зевса, его сестра Деметра, родила Персефону, похищенную Аидом. В честь Деметры и Персефоны в Древней Греции ежегодно справлялось тайное священнодействие – мистерии. Они справлялись в Элевсине, а потому назывались элевсинскими мистериями. К участию в мистериях допускались только посвященные, которые обязаны были сохранить в тайне все, что происходит во время мистерий: молитвы, тайные имена богов, называвшиеся при богослужении, характер самого действа и т. п.
Пятая жена Зевса – сестра-титанида Мнемосина родила девятерых муз. В «Теогонии» Гесиода указано их число и названы их имена, но функции еще не определены. Позднее эти функции будут определены так: муза истории – Клио, лирической поэзии – Евтерпа, комедии – Талия, трагедии – Мельпомена, танцев – Терпсихора, астрономии – Урания, любовной поэзии – Эрато, гимнической поэзии – Полигамная, эпической поэзии – Каллиопа.
Шестая жена Зевса – его двоюродная сестра Лето. Ее дети – Аполлон и Артемида.
Седьмая жена Зевса – его сестра Гера – мать богини юности Гебы, бога войны Ареса и богини деторождения Илитии. Она также мать Гефеста. Афродита у Гесиода – не дочь Зевса. Она своеобразное «детище» Урана.
Космология. Космология «Теогонии» Гесиода подобна гомеровской. И у Гесиода «многосумрачный Тартар» так же далек от поверхности земли, как эта поверхность далека от небосвода – это то расстояние, которое пролетает сброшенная с неба медная наковальня за девять суток.
Предчувствие философии. Рассудочная мифология «Теогонии» Гесиода уже вплотную подходит к философии. Мир богов подвергнут в гесиодовском эпосе систематизации. Начинается увядание мифологического образа. Сплошь и рядом боги сводятся лишь к той или иной функции, их места четко определены на теогонической шкале.
Зевса преследует страх близкого падения. Он боится своего возможного сына от Метиды. Но кто мог бы быть сыном Метиды – мудрости? Очевидно, таким сыном мог бы быть Логос. Логос у Гесиода – это слово, но не просто слово, а слово разумное. Рождение Логоса означало бы конец царства Зевса. Это означало бы рождение философского мировоззрения. Вот почему Зевс так боялся своего возможного сына от Метиды. Действительно, первые философы противопоставили мир логоса миру Зевса. Безраздельное господство мифологического мировоззрения было преодолено. С точки зрения логоса мифологический сверхъестественный мир стал казаться наивным.
Боги Древней Греции. Видеофильм
Основной вопрос мировоззрения. Из всего сказанного видно, что и у Гомера, и в «Теогонии» Гесиода основной вопрос мировоззрения – вопрос об отношении мироздания как такового и людей – выступает в обычной для мифологии форме вопроса об отношении людей и олицетворяющих различные явления природы и общества богов. У Гесиода человек принижен. Люди – случайные и побочные продукты теогонии. Об их происхождении сказано бегло. Боги и особенно Зевс враждебны к людям. Лишь один Прометей, двоюродный брат Зевса, любит людей и помогает им. Позднее у афинского трагика Эсхила Прометей говорит, что он научил людей всему: он наделил их мыслью и речью, он научил их астрономии и математике, домостроению и земледелию и т. п. Но в «Теогонии» Гесиода Прометей изображен без симпатии. Он хитрец, обманувший Зевса. Он украл у Зевса огонь и дал его людям. У Гесиода нет того несколько иронического отношения к богам, какое мы находим у Гомера.
rushist.com
Религия и философия в древней Греции
В круг интересов людей все больше входили
проблемы этики, поиск приемлемых для всех
свободных граждан норм поведения. И легкие
застольные песенки не обходят этих проблем.
Недаром афинский тиран Гиппарх, сын
Писистрата, повелел высечь нравоучительные
сентенции даже на камнях, отмечавших
расстояние на дорогах Аттики. Именно к
этому времени относят легенды деятельность
семи мудрецов; в число которых включали
обычно Фалеса из Милета, Солона, Биаита из
Приены, Питтака Митиленского, Клеобула из
Линда, Периандра Коринфского и Хилона из
Спарты. Им-то и приписывались знаменитые
афоризмы: «Познай самого себя», «Ничего
слишком», «Трудно оставаться
добродетельным» и др. Старая родовая
организация как носитель законности,
справедливости, нравственности
распадалась, переставала защищать индивида
в окружавшем его смятенном мире, уже не
давала ориентации, как себя вести. Мало
могли помочь растерявшейся личности и
прекрасные, но не связанные моральными
принципами гомеровские боги Олимпа.
И все же человек обращал свои взоры к
богам, ожидая от них справедливого решения,
наказания злых и награды добродетельным.
Обрушивая свой гнев на плохих, неправедных
судей, Гесиод взывает к богине
справедливости Дикэ и верит, что Зевс
покарает виновных и исправит ложные
приговоры. И Солон в своих элегиях убежден,
что его родной город надежно защищен
покровительством бессмертных богов, Афина
Паллада простерла над городом своего имени
опекающую руку, но безрассудные граждане
Афин сами губят государство. Зевс же видит
все, что происходит у смертных, и сурово
накажет творящих дурное или их потомков. «Боги
не принимают почестей от злых», не богатые
дары и пышные жертвоприношения угодны
богам, а добродетели и воля к
справедливости, говорит законодатель
Залевк во вступлении к своему кодексу права.
Греческие Дельфы
Представление о связи человека с богами
усиливается и углубляется в Греции
одновременно с распространением начал
рационалистического мышления. В
складывании новой системы религиозных
представлений значительную роль играло
святилище Аполлона в Дельфах, оказывавшее,
как уже говорилось, огромное влияние на всю
политическую, культурную и даже
экономическую жизнь греков. Посредством
оракула Аполлона жрецы могли смягчать
законы войны, останавливать кровную месть,
отказывая убийце в ритуальном очищении,
направлять колонизационную деятельность,
давать советы в пору неурожаев, засухи,
других бедствий, вынуждавших людей
обращаться за прорицаниями к пифии — жрице,
через которую, как полагали, вещал сам бог
света.
Уже у Гомера упоминается счастливая
загробная жизнь на далеких блаженных полях,
овеваемых ласковыми ветрами. Такой жизни
удостоены после смерти лишь немногие
любимцы богов, например Радамант — судья
над умершими. Как же простому, обычному
человеку, не герою, не избраннику
олимпийцев, достичь загробного блаженства?
Ответ на этот вопрос давала религия Деметры:
жить честно и праведно, вступив в число
посвященных. В мистериях в честь богини мог
принять участие каждый, даже несвободный.
Культ Деметры был широко распространен, о
чем свидетельствует хотя бы то, как часто в
произведениях искусства этой эпохи
встречается символ Деметры — хлебный колос.
Важнейшим центром религии Деметры было ее
святилище в Элевсине; участие в
совершавшихся там таинственных обрядах
обещало посвященным счастливую и радостную
долю в загробной жизни. Хор таких
посвященных — мистов вывел позднее на
сцену Аристофан в комедии «Лягушки». Они
упоенно восклицают:
Сияет солнце нам одним.
Дли нас лишь горний пламень дня.
Священные мисты мы,
Мы чисто сквозь жизнь идем,
Союзу друзей верны…
В чем состояло посвящение, мы точно не
знаем. Известно лишь, что проходило оно в
два этапа. Первый заключался в участии в
торжественной процессии, пении и плясках
ночью, в праздник Великих Элевсиний.
Прошедшие первый этап посвящения
допускались к главным мистериям в самом
святилище Деметры. к созерцанию
разыгрывавшихся там драматических сцен из
жизни дочери богини — Персефоны,
похищенной владыкой подземного царства
мертвых Аидом и ставшей его женой, но весной,
как гласит миф, возвращавшейся к матери. Как
зерно, брошенное в землю, лишь кажется
погибшим, на самом же деле прорастает,
рождая новую жизнь; как Персефона, уходя в
подземелье к мужу, непременно вернется
следующей весной назад, в мир плодоносящей
природы, так и человек, причастный
таинствам Деметры, будет жить и после
смерти. Похищение Персефоны, плач и скорбь
ее матери и возвращение весной супруги Аида
назад на землю составляли содержание
священной драмы, сопровождаемой песнями,
которые вновь рассказывали старый миф,
объясняя происходившее перед глазами
зрителей и обещая счастливую участь всем,
получившим посвящение. Но участия в
мистериях было недостаточно для обретения
бессмертия: главным условием была
благочестивая, праведная жизнь, к которой
хор мистов у Аристофана призывает всех
посвященных и о которой говорили также
элевсинские жрецы, отстраняя от участия в
празднествах тех, кто пролил чужую кровь и
тем навлек на себя гнев богов. О значении
культа Деметры для тогдашнего греческого
общества свидетельствует и то, что после
подчинения Элевсина Афинам Великие
Элевсиний стали торжествами
общегосударственными.
Религией, прямо связывавшей человека с
богом, была и религия Диониса. Дионис
первоначально не входил в число
олимпийских богов, культ его пришел из
Фракии, и далеко не сразу утвердилось новое
божество в греческом пантеоне. Постепенно
Дионис сравнялся для греков с самим
Аполлоном, так что дельфийские жрецы.
используя популярность нового народного
культа, стали делить провозглашаемый ими
священный «пифийский» год на две части:
аполлонийскую и дионисийскую. Мы не знаем
точно, каким образом и когда соединилась с
культом Диониса идея бессмертия
человеческой души, хотя, как пишет Геродот,
уже фракийские племена, в частности геты,
исповедовавшие культ Диониса, верили в
бессмертие души.
Возможно, однако, эта идея, связанная с
почитанием Диониса, обязана была своим
происхождением секте так называемых
орфиков, создавших своеобразную
теогоническую и космогоническую систему
представлений, основателем которой
считался мифический поэт Орфей, сын 'музы
Калиопы. Полагали, что он и его ученик Мусой,
сын богини Селены, сложили песни,
объяснявшие происхождение мира и богов.
Сами орфики, распространяя эти в
действительности анонимные произведения,
приписывали их, дабы придать им большую
достоверность, Орфею и Мусею, жившим якобы
еще до Гомера и Гесиода. Эти легенды орфиков
опроверг уже Геродот, писавший, что поэты,
которых считают более древними, чем Гомер и
Гесиод, на самом деле творили значительно
позднее. Возникновение вселенной и богов
орфики представляли себе так: бог Хронос
создал из хаоса и эфира серебряное яйцо, из
которого и вышел на свет бог Дионис,
называемый также Эросом, или Метисом. Он
породил Ночь, Землю и Небо; детьми Земли и
Неба были Океан и Фетида, затем Крон и Рея;
сын Крона Зевс добился власти над всеми
богами и людьми, проглотив Диониса и впитав
в себя его силу. От Зевса богиня Персефона
произвела на свет новое божество — бога
вина и радости Диониса, отождествляемого к
тому же с древним местным греческим
божеством Загревсом. После смерти, верили
участники секты, человек после долгих
превращений, переходов из одной сущности в
другую, после суда, который отделит добрых
от злых, сможет, наконец, соединиться с
богом. Люди, учили орфики, происходят от
титанов, уничтоженных Зевсом, поэтому в
людях сочетаются два элемента:
титанический — земной, низменный, и
дионисийский — возвышенный, духовный.
Сосуществованием этих двух элементов
объясняется вечное противоборство тела и
духа. Дионис помогает человеку, его духу,
или душе, освободиться от титанического,
телесного «гроба», в который душа до
времени заключена. Чтобы достичь
бессмертия и слияния с божеством, человек
должен следовать определенным ритуалам, не
есть мясного, участвовать в орфических
мистериях.
Орфическая система взглядов, связывавшая
человека с богом и сделавшая метафизику
основой этики, достигла наивысшего
расцвета в VI в, до н. э. К этому времени
относится и деятельность легендарного
орфического пророка Эпименида с острова
Крит, который, следуя велению бога Диониса,
совершил ритуальное очищение Афин от крови,
пролитой там во время государственного
переворота во главе с Килоном. Множество
преданий окружало эту необычную фигуру; по
одной из легенд, Эпименид 57 лет проспал
чудесным сном, а затем начал
пророчествовать.
Итак, VI век до н. э. увидел распространение
рационалистических начал мышления,
ионийской философии, о которой еще пойдет
речь, но он увидел и многочисленные
мистические секты, прорицателей,
чудотворцев, таких, как Абарис
Гиперборейский, ходивший со стрелой в руке
и занимавшийся предсказаниями, или Аристей
с Проконнеса — о нем рассказывали, что он за
мгновение переносится из одного места в
другое.
Если бы мысль древних греков остановилась
на орфической теологии, пытавшейся
объяснить мир исходя из религиозных
верований орфиков, не родилась бы в Греции
философия, а культурные достижения греков
не превзошли бы того, чем славились народы
Востока. Однако греческая культура
вступила на путь рационалистического
мышления, чему способствовал целый ряд
исторических условий. Не было в Греции
особой замкнутой жреческой касты, не было и
устойчивых религиозных догматов, что
облегчило отделение науки, философии от
религии. Уже орфизм предпринял попытку «скорректировать»
традиционное мифологическое видение мира
— к той же цели устремились и первые
философы. Знание восточной, прежде всего
Вавилонской, математики и астрономии
убеждало в том, что есть некоторые общие
законы, повторяемость, регулярность в
небесных и вообще природных явлениях. Мысль
греческих мудрецов обратилась теперь к
поиску конечной причины, первоосновы всего
сущего. Такое направление поиска имело
решающее значение для возникновения
античной философии, родиной которой были
греческие полисы VI в. до н. э.
Одним из первых задался вопросом о
первооснове Фалес из Милета. Не удивительно,
что именно в богатых, быстро развивавшихся
ионийских городах Малой Азии, где рано
выделились самостоятельные творческие
индивидуальности, создались наилучшие
условия для свободного поиска истины, для
пробуждения интереса и любви к философии.
Уверенность в собственных
интеллектуальных силах, в своем праве
самостоятельно открывать и провозглашать
людям истину слышна в словах Гераклита
Эфесского об общем законе всего сущего — «логосе»:
«Хотя этот логос существует вечно, люди не
понимают его — ни прежде чем услышат о нем,
ни услышав впервые. Ведь все совершается по
этому логосу, а они уподобляются невеждам,
когда приступают к таким словам и к таким
делам, какие я излагаю, разделяя каждое по
природе и разъясняя по существу».
Что лежит в основе всего? Исходя из
скудных еще знаний о природных явлениях,
Фалес из Милета решился дать свой ответ на
этот вопрос. Этим ответом он и открыл
длинный ряд общих суждений о первооснове
мира, высказанных тогдашней стихийно
материалистической натурфилософией,
философией природы, считавшей
первоэлементом вселенной ту или иную
материальную субстанцию.
Сам Фалес, первый из «семи мудрецов», был
интереснейшей исторической фигурой:
знатный и богатый горожанин, умевший
наживать деньги и изменять русло реки (так,
по преданию, он, помог лидийскому царю Крезу
перейти с войском через Галис без мостов),
путешествовавший, состоявший в переписке
со многими известными современниками —
пример деятельного, самостоятельно
мыслящего ионийца, способного соединить
теорию и практику. Традиция приписывала
Фалесу справедливое утверждение, что луна
получает. свой свет от солнца. Пытался он и
объяснить естественными причинами разливы
Нила, и измерить высоту египетских пирамид,
и предсказывал затмения. Первоначалом
всего он считал воду. Все возникает из воды
и все в нее превращается, говорил он. В
суждении этом отразилось еще традиционное
представление мифологической космогонии:
Землю породил Океан, но само высказывание
Фалеев явилось уже результатом
рационалистического мышления.
Выдающимся гражданином Милета был и
Анаксимандр, живший примерно в одно время с
Фалесом. По его мнению, основу всего сущего
составлял не какой-либо известный и
определенный материальный элемент вроде
воды и огня, но неопределенная и
беспредельная материя — «апейрон», не
сводимый ни к какому иному элементу: «апейрон»
все в себе содержит и всем управляет.
Интересно, что в созданный им образ мира
Анаксимандр ввел также понятие о
противоположностях, заключенных в «апейроне».
В сочинении, в котором он обстоятельно
изложил свое учение, обнаруживаются, таким
образом, зачатки диалектики. Ввел он в свою
модель мира и понятие этическое —
справедливость. Если один из элементов,
составляющих пары противоположностей (теплое
— холодное, сухое — влажное), берет верх над
противостоящим ему, то этим совершает
несправедливость и должен ее исправить,
уступая место элементу противоположному, а
затем все повторяется.
В отличие от Фалеса Анаксимандр нарисовал
ясную и подробную картину вселенной и ее
возникновения. Земля имеет округлую форму и
заняла место в центре мироздания. Потом
появилась вода, воздух и огонь, из которого
родились звезды. Земная поверхность
образует круг, омываемый Океаном.
Первоначально она была вся покрыта водой,
но затем вода испарилась и возникла суша.
Образ мира у философа оказывается строго
геометрическим. Анаксимандр учил также, что
высшие формы жизни берут начало от низших, а
все животные рождаются из влаги под
действием солнечных лучей. Занимался он и
географией, составив первую греческую
карту мира, отличающуюся теми же математико-геометрическими
тенденциями, что и вся его философская
система. Там, где Анаксимандру-географу не
хватало знаний о тогдашнем обитаемом мире,
он смело прибегал к самым дерзким гипотезам.
То, что за Геракловыми столпами
расстилается необъятная Атлантика, а
Средиземноморье отделено Суэцким
перешейком от других морей, убеждало
философа в справедливости древних
мифологических представлений о земной
поверхности как о круге, омываемом Океаном.
Богатый торговый город в Малой Азии дал и
третьего великого натурфилософа
античности — Анаксимена. Основой всего он
считал не неопределенный и беспредельный «апейрон»,
а воздух. Воздух положил начало всему.
Сгущаясь под действием холода, он
превращается в ветер и воду, при
разреживании же — в огонь.
Подлинным новатором в ионийской
философии выступил Гераклнт из Эфеса. Он в
большей степени, чем его предшественники,
соединил представление о мире с
представлением о человеке. Хотя и другие
ионийские мудрецы высказывали суждения о
природе человека («Душа наша — воздух», —
учил Дианимен», только Гераклит поставил
человека в центр своего осмысления
вселенной, ибо душа человека составляет
часть космоса. Отдельные разрозненные
знания, наблюдения не помогают понять общую
картину мира: «Многознайство уму не научает».
Общий закон, управляющий всем сущим, логос,
связывают космос и душу человеческую: "Пределов
души не отыщешь, по какому пути ни иди, — так
глубок ее логос". Сами люди не понимают
этого логоса и потому подобны тому, кто,
бодрствуя, забывает, что видел во сне.
Логос свойствен всем, присутствует во
всех, заставляет поступать сообразно
природе, законам космоса. Логос определяет
слова и действия. Мир возник из огня и в
соответствии с логосом постоянно вновь
возникает и обращается в огонь. При этом все
изменяется, переходя в свою
противоположность. «Мир един и не создан
никем из богов и никем из людей, а был, есть и
будет живым огнем, закономерно
воспламеняющимся и закономерно угасающим.
(…) Изменение есть путь вверх и вниз, и по
нему возникает мир. Именно, сгущающийся
огонь исходит во влагу, уплотняется в воду,
а вода крепнет и оборачивается землей — это
путь вниз. И, с другой стороны, земля
рассыпается, из нее рождается вода, а из
воды все остальное… — это путь вверх».
Говоря, что «война — отец вселенной»,
Гераклит вслед за Анаксиманлром выражает
идею противоборства элементов мироздания,
борьбы противоположностей, из которой
постоянно является на свет, умирает,
перетекает одно в другое все, что есть во
вселенной. Потому-то мир един и все
взаимосвязано: «Бессмертные — смертны.
смертные — бессмертны; смертью друг друга
они живут, жизнью друг друга они умирают».
Все различное, противоположное образует
тем самым не хаос, а прекраснейшую гармонию,
управляемую логосом. Эта гармония, как мы
видим, динамична; "все течет, как река",
все подвержено беспрестанным изменениям.
Отсюда и его знаменитое изречение о
невозможности дважды войти в одну реку: во
второй раз это будет уже не та река, что
прежде. Такова стихийная диалектика
Гераклита, привлекавшая к нему внимание
многих великих философов позднейших времен.
Хотя в древности его называли «темным
философом», утверждая, что он намеренно
изложил свои мысли посредством сложных
образов, темно и туманно, дабы они были
доступны лишь подготопленным, способным
ученым мужам, авторитет его у греков был
очень велик. Его суждения о вечном рождении
и гибели всего сущего очень повлияли на
философов-стоиков., которые восприняли и
его учение о душе человеческой как частице
мирового огня. Их идеи об изменчивости
явлений природы, о их переходе из одного
состояния в другое, как и о рождении мира из
«огненной пневмы» (духа, дыхания),
несомненно, восходят к высказываниям «темного
философа» из Эфеса.
В одно время с Гераклитом жил и его
интеллектуальный противник Пифагор, — один
из тех, кого Гераклит упрекал в «многознайстве».
Именно к спору Гераклита с Пифагором
относят начало многовекового
противоборства материалистического и
идеалистического направлений в философии.
С именем Пифагора связан не только его
вклад в геометрию (теорема Пифагора), но и
учение о странствиях душ, навеянное,
вероятнее всего, представлениями орфиков.
Фигура Пифагора окружена мистическим
туманом; он соединял в себе математика и
пророка, тщательного исследователя
числовых закономерностей мира и морально-религиозного
реформатора. Идеал жизни, который
исповедовали приверженцы Пифагора,
объединявшиеся в пифагорейские братства,
был близок к идеалу орфиков, как о нем
рассказывает Геродот, К орфизму восходит,
например, принцип аскезы: строгие нормы
поведения, отказ от многих видов пищи, в том
числе мяса.
Пифагор не оставил никаких сочинений,
поэтому в сложившейся о его взглядах
традиции трудно отделить то, что высказывал
он сам, от того, что добавили его ученики,
тем более что в пифагорейской школе, как и у
орфиков. существовала тенденция к созданию
апокрифических текстов, выдававшихся за
подлинные творения древних мудрецов.
Величие Пифагора и его школы состояло
прежде всего в установлении математических
соотношений в астрономии, музыке,
скульптуре, архитектуре. Так, основы теории
музыки они заложили своим наблюдением, что
высота тона находится в строгой
зависимости от длины струны. Интерес
пифагорейцев к симметрии, гармонии,
числовым пропорциям привел их к занятиям «золотым
делением» (выяснение правильных
количественных соотношений между
различными частями зданий или скульптурных
фигур).
Не вызывала сомнений у Пифагора и его
учеников шарообразная форма Земли, причем к
этому поразительному для VI в. до н. э. выводу
они пришли не путем наблюдений и логических
рассуждении, но лишь потому, что шар казался
им прекраснейшим из всех геометрических
тел, наиболее совершенной формой и потому
более всего подходившей, по их мнению, для
Вселенной, Земли и других планет- Не менее
дерзким для того времени было и утверждение
пифагорейцев, что Земля движется вокруг
некоего очага, расположенного в центре
мироздания. Вокруг этого пылающего очага
движутся с запада на восток десять небесных
тел. Солнце получает свой свет от этого
космического огня, а Луна от Солнца. Кружась
вокруг очага, светила образуют музыкальные
тона — так называемую гармонию сфер. Люди
привыкли к этой музыке и потому не слышат ее.
Вершиной же творчества Пифагора и его
школы была знаменитая мистика чисел. Каждое
число превращалось в самостоятельную
божественную сущность, и сущности эти
считались первоосновой мира. Одни числа
соответствуют небу, другие земным вещам —
справедливости, любви, супружеству… Первые
четыре числа, семерка, десятка — «священные
числа», лежащие в основе устройства всего,
что есть в мире. При всей фантастичности
этих представлений само внимание
пифагорейцев к числам, пропорциям,
симметрии и гармонии сыграло важнейшую
роль в складывании своеобразной греческой
культуры, для которой так характерны
стремления к красоте, точности,
сообразности.
Из старейших пифагорейцев можно назвать
врачей Алкмеона, первым прооперировавшего
глаз, и Демокеда — оба из Кротона в Италии.
Сам Пифагор, которого его приверженцы
почитали пророком и чудотворцем,
происходил с острова Самое, но очень рано —
быть может, с установлением тирании
Поликрата — перебрался в Италию, в — Кротон,
а затем в Метапонт, основав там свою школу-братство.
Подчеркнуто аристократический характер
пифагорейских школ привел к тому, что к
концу V в. до н. э. последователи Пифагора
были изгнаны из Италии и распространились
по всей Греции.
В Италии же наряду с Пифагором действовал
и его младший современник Ксенофан из
Колофона. Ни глубины Пифагора, ни
оригинальности Гераклита не было в его
учении. Зато он был усердным и талантливым
популяризатором идей, рожденных ионийскими
мыслителями. Был он бродячим рапсодом и, как
рассказывает о нем античный историк
философии Диоген Лаэртский, «писал он
эпические стихи, элегии и ямбы против
Гесиода и Гомера, нападая на их рассказы о
богах, и сам был певцом своих сочинений». С
особой силой нападал Ксенофан на
традиционный антропоморфизм греческой
религии, ярко воплощенный у Гомера.
Действительно ли боги так похожи на людей?
Или люди просто воображают их себе по
собственному облику и подобию?
«Вели бы руки имели быки, или львы, или
кони,
Если б писать, точно люди, умели они что
угодно, —
Кони коням бы богов уподобили, образ
бычачий
Дали б бессмертным быки; их наружностью
каждый сравнил бы
С тою породой, какой он и сам на земле
сопричислен», —
язвительно отвечает Ксенофан из Колофона.
Не могут боги и, как это описано у Гомера,
обманывать и обкрадывать друг друга,
изменять и ревновать. У Ксенофана божество
не динамично, а статично: оно охватывает
весь мир и управляет им одной только силой
мысли, недвижимо, оставаясь на месте.
Пантеизм и монотеизм выражены у философа-поэта
очень отчетливо. Опираясь на выводы
ионийских мудрецов, он учил, что земля
первоначально была сплошным морем и в воде
родились все животные и растения. Наконец,
Ксенофан неутомимо проповедовал сам культ
философской учености, противопоставляя
аристократическому идеалу «аретэ» идеал «софйя»,
идеал мудрости. Физическое совершенство
кулачных бойцов, пятиборцев, атлетов не
дает государству хороших законов, поэтому
должно в первую очередь заботиться о
воспитании мудрости. Ибо — «большинство
слабее, чем ум».
Если Ксенофан был все-таки скорее
популяризатором, проповедником философии,
то Парменид Элейский, его слушатель и
ученик, стал одним из самых видных
греческих мыслителей, создателем элеатской
школы. Учение Парменида, как и Пифагора, до
некоторой степени предвосхищает
платоновский идеализм, прежде всего в том,
что различает мир предметов и мир явлений, о
которых можно лишь умозрительно составить
себе некоторые неясные понятия. Мысль и
бытие — одно и то же: «Одно и то же есть
мысль и то, о чем мысль существует», ибо нет
мысли, не нашедшей выражения в бытии. Мысль
может охватывать только то, что существует,
следовательно, она и есть бытие. Существует
только бытие, небытие существовать не может,
а потому учение Гераклита о вечном
становлении и угасании мира для Парменида
неприемлемо. Познавая сущность вещей,
мудрец не должен доверять своим чувствам —
истинное знание достигается лишь разумом, т.
е. теоретическим мышлением. Не ощущения, а
разум — источник познания.
Пусть не принудит тебя накопленный опыт
привычки Зренье свое утруждать, язык и
нечуткие уши. Разумом ты разреши труднейшую
эту задачу, Данную мною тебе.
Зрением и слухом мудреца должна стать
мысль; кто. не идет за ней, уподобляется
слепому или глухому, запутывается во
внутренних противоречиях. Поскольку есть
только бытие, а небытия вообще нет, то бытие
не могло возникнуть из ничего и потому оно
вечно и неизменно, едино и неподвижно, ничем
не ограничено и замкнуто в себе. Такова
новая «правда», как говорит философ,
которую открыла ему богиня Дикэ (Справедливость),
явившись на блестящей колеснице.
Предполагается, что слушателем Парменида
был врач и наблюдатель природных явлений
Эмпедокл из Агригента, автор поэм «О
природе» и «Очищения». Жил он в V в. до н. э. и,
подобно Пифагору, имел славу пророка и
чудотворца. Эмпедокл оспаривал как учение
Гераклита о вечном становлении и умирании,
так и взгляды Парменида. Все изменения,
происходящие в мире, он объяснял
соединением (под действием силы «любви») и
разделением (под действием силы «ненависти»)
четырех элементов, существующих вечно и
неизменно: воздуха, огня, воды и земли. Здесь
Эмпедокл возвращается к стихийно-материалистическому
суждению о природе, характерному для
ионийских натурфилософов.
Оглавление. История древней Греции и Рима
www.protown.ru
ОТКРЫТАЯ РЕАЛЬНОСТЬ - Направления - Философия - Античная философия - Античная предфилософия
Если Гомер полулегендарен, то Гесиод - историческая личность. Его произведения - плод индивидуального творчества. Однако в мировоззренческой части своего творчества Гесиод скорее систематизатор мифов, чем их творец. Он жил в Беотии в деревне Аскра (неподалеку от Фив). Его отец бежал туда из малоазийской Эолиды, спасаясь от кредиторов. Оказавшись в Аскре, которую Гесиод называет "нерадостной", отец поэта стал земледельцем. Сам Гесиод - крестьянин с типичной мелкособственнической психологией.
С его именем связывают две поэмы: "Труды и дни" и "Теогония". Первая - образец художественно-мифологического мировоззрения. В ней главное внимание уделяется человеку и его нуждам. Мифы о богах выполняют лишь служебную функцию. В "Трудах и днях" Гесиод рассказывает о своем конфликте с братом. Сама поэма - наставление Гесиода своему непутевому брату Персу.
Тот промотал свою долю наследства, а потом нагло отсудил себе и долю Гесиода. Гесиод испытал социальную несправедливость. Отсюда пафос этой поэмы. Гесиод голодал. Но его спасли честность и трудолюбие. Гесиод призывает своего брата к честному труду. Он описывает для него цикл земледельческих работ в Беотии.
Вторая поэма - пример религиозно-мифологического мировоззрения. "Теогония" - повествование о происхождении богов. На нее оказала влияние шумеро-аккадская "Энума элиш". Так как боги олицетворяют явления природы и общественной жизни, то это также повествование о происхождении мироздания и людей, о месте последних среди богов - проявление основного вопроса мировоззрения. Повествование ведется сначала от имени Гесиода. Он формулирует важнейший мировоззренческий вопрос. На этот вопрос отвечает не сам Гесиод, а геликонские музы. Таким образом, "Теогония" в большеЙ своей части написана от лица Муз.
Концепция Гесиода выражена в легенде о пяти поколениях людей: золотом, серебряном, бронзовом, героическом и железном. Золотое и серебряное относятся ко временам господства отца Зевса Крона, три последних - ко временам Зевса. Первое поколение было создано "вечными богами" из золота. "Жили те люди, как боги". Последующие поколения были хуже и хуже. Наконец, настало время железа: "Землю теперь населяют железные люди. Не будет им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя, и от несчастий.
Заботы тяжелые дадут им боги". 3десь ярко отражено начало века железа. Исторический пессимизм Гесиода - мировоззренческое осознание древнегреческим крестьянином своей социальной обреченности в paннеклассовом обществе, когда община распадается, земля становится предметом купли продажи. Однако пессимизм Гесиода не беспросветен. Он выражает желание родиться не только раньше, в золотом веке, но и позднее, после гибели железного поколения. Предвестником этой гибели будет рождение "седых младенцев".
Начало античной этики можно вести от поэмы Гесиода "Труды и дни". Герои Гомера безнравственны. Taм есть лишь одна добродетель - мужество и лишь один порок - трусость. Одиссей не затрудняется в выборе средств. Укоры совести ему неведомы. Он хитер. Свою хитрость Одиссей унаследовал от cвoеro деда Автолика - обманщика и вора. Позднее, в 5 в. до н. э., Одиссей у Софокла в пьесе "Филоктет" - "полный негодяй". Это говорит о развитии к тому времени нравственного сознания эллинов.
Такое развитие началось с Гесиода. Именно он выдвигает тезис о том, что человек тем и отличается от животного, что животное не знает, что такое добро и что такое зло, а человек знает. Гесиод говорит: Звери... не ведают правды. Людям же правду Кронид даровал - высочайшее благо" (Труды и дни, 277 - 279). Однако происходящее реальном мире противоречит и человеческой природе, и закону Зевса.
Гесиода резко выражено противоречие между сушим и должным. В сущем ситуация такова, что "нынче ж и сам справедливым я быть меж людьми не желал бы, да заказал бы и сыну" (там жe, 270 - 272). Разрешить это противоречие Гесиод не может. У него нет идеи загробного воздаяния. Награда и возмездие возможны только в этом мире. Гесиод рисует образ справедливого государства. Оно процветает. А несправедливое государство гибнет. Также и на уровне человека "под конец посрамит гордеца праведный" (217 - 218). Но все это только в долженствовании.
Гесиоду остается лишь выразить надежду, что "Зевс не всегда терпеть это будет" (273). Реальный же моральный кодекс Гесиода сводится к норме соблюдения меры. Гесиод учит: "Меру во всем соблюдай и дела свои вовремя делай". Для Гесиода - мелкого собственника-земледельца - это означало соблюдение бережливости, расчет во всем, трудолюбие. Даже отношение с богами Гесиод подчиняет расчету: "Жертвы бессмертным богам приноси, сообразно достатку" (336). Реальный моральный кодекс Гесиода сводится к предписаниям не обижать чужестранца, сирот, старого отца, не прелюбодействовать с женой брата.
Вторая поэма - "Теогония" - сугубо мифологична. Большая часть текста вложена в уста Муз, к которым Гесиод в 115-строке поэмы обращается с вопросом о том, что в мироздании "прежде всего зародилось". Отвечая на этот мировоззренческий вопрос, геликонские музы рисуют грандиозную картину космогонии путем изображения генеалогического древа богов.
Отвечая на вопрос Гесиода о том, что возникло сначала, геликонские музы утверждают, что первым возник Хаос: "Прежде всего во Вселенной Хаос зародился" (Теогония, 116). Но это не Хаос как беспорядок, а Хаос как зияние. Древнегреческое слово "хаос" происходит от глагола "хайно" - раскрываюсь, разверзаюсь. Это первичное беcфopменное состояние мира, зияние между землей и небом.
Мифологические корни этого представления очевидны. Во многих мифологиях отсчет мироздания начинается с разделения неба и земли, с образования между ними зияния, свободного пространства. У Гесиода эта последовательность переворачивается, и само зияние между землей и небом оказывается раньше земли и неба. Хаос Гесиода деантропоморфизирован еще больше, чем Океан Гомера, Абзу шулеров, Нун египтян.
У Гесиода есть подход к идее субстанции. После возникновения мироздания хаос в виде "великой бездны", "хасмы" лежит в основании мироздания. В этой хасме, говорит Гесиод, "и от темной земли, и от Тартара, скрытого во мраке, и от бесплодной пучины морской, и от звездного неба все залегают один за другим и концы и начала страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут" (Теогонпя, 73б - 739). Из этого видно, что Гесиод в своей трактовке первоначала вплотную подходит к идее субстанционального первоначала, т. е. к началу философии. Однако он все еще не философ. Он предфилософ.
Он не философ, потому что его космогоническнй процесс - это теогония, это ряд поколений богов, родившихся после зарождения Хаоса. Интересно, что Гесиод не говорит, что сам, Хаос породил новое поколение богов. Хаос стоит у Гесиода несколько особняком. В этом тоже можно заметить зарождение идеи субстанции. У Гесиода Гея - земля и Уран-небо рождаются не из Хаоса, а после Хаоса. Эта разорванность теологического процесса также может говорить о кризисе мифологического мировоззрения у Гесиода. Из теогонии начинает рождаться космогония.
Вслед за Хаосом зарождается "широкогрудая Гея", "сумрачный Тартар", "прекраснейший Эрос", "черная Нюкта-ночь" и "угрюмый Эреб-мрак". Их антропоморфные образы расплывчаты. На третьей ступени теогонии Гея-земля порождает Урана-небо, а также Нимф и Понт - шумное и бесплодное море. Эреб-мрак и Нюкта-ночь рождают свои противоположности: Эфир-свет и Гемеру-день.
Гея, сочетавшаяся по закону Эроса с Ураном, рождает Титанов, Киклопов и Гекатонхейров. Все они чудовищны: Гекатонхейры сторуки и пятидесятиголовы, Киклопы одноглазы, титаны и титаниды, олицетворяющие стихии, также далеко не прекрасны. Уран стыдится своих детей и заставляет их продолжать пребывать в лоне матери-земли. Земля-Гея страдает. Она переполнена своими восемнадцатью детьми.
Гея возненавидела мужа Урана. Земля ненавидит небо. Так назревает первая космическая напряженность, первый космический конфликт. Гея подстрекает своих детей против отца. Оправдываясь, она уверяет, что во всем виноват Уран-небо, именно он "первый ужасные вещи замыслил" (1бб). Младший из титанов Крон оскопляет своего отца.
Под впечатлением этого космического преступления Нюкта-ночь рождает одна, не восходя ни с кем на ложе, Обман, Сладострастие, Старость, Смерть, Печаль, утомительный Труд, Голод, Забвение, Скорби, жестокие Битвы, судебные Тяжбы, Беззаконие и т. п. Все эти социальные явления не мифологизированы и не олицетворены.
Уран-небо больше не играет никакой роли в мироздании. Из лона Геи-земли выходят титаниды и титаны. Главный среди них Крон-отцеборец. Однако не все дети земли и неба покинули землю. Крон не выпускает из недр земли Киклопов и Гекатонхейров. Отныне они враги Крона. Титаны и титаниды вступают в браки. От Крона и его сестры титаниды Реи рождается пятое поколение богов - уже описанные Гомером олимпийские боги. Судьба этих богов сначала была трагична.
Уран отомстил Крону, предупредив его, что он так же будет свергнут своим сыном, как он, Уран, был свергнут Кроном. Поэтому Крон пожирает своих детей по мере того, как они рождаются. Не удается ему поглотить только Зевса. Рея обманывает Крона и подсовывает ему вместо новорожденного запеленутый камень. Возмужав, Зевс вступает в борьбу с отцом. Он заставляет его изрыгнуть своих братьев и сестер. Пятое поколение богов вступает в космическую войну с четвертым.
Происходит война богов и титанов, титаномахия. Решающую роль в этой войне сыграли освобожденные Зевсом гекатонхейры. Они уступили Зевсу свое оружие - молнию и гром. Отныне Зевс - громовержец. Зевс сбрасывает титанов в Тартар и спроваживает туда же гекатонхейров, но уже не как узников, а как тюремщиков титанов. Начинается царство Зевса.
После победы Зевса мироздание приобретает ту картину, которая дана в гомеровском эпосе. Движение мироздания от Хаоса к Зевсу - это восхождение к порядку, свету и социальному устроению. Семь сменяющих друг друга жен Зевса и его любовные связи как с богинями, так и со смертными женщинами наполняют ряды шестого поколения богов.
Космология Гесиода подобна гомеровской. И у Гесиода "многосумрачный Тартар" так же далек от поверхности земли, как эта поверхность от небосвода - это то расстояние, которое пролетает сброшенная с неба медная наковальня за девять суток. Рассудочная мифология Гесиода уже вплотную подходит к философии. Мир богов подвергнут в гесиодовском эпосе систематизации. Начинается увядание мифологического образа. Сплошь и рядом боги сводятся лишь к той или иной функции, их места четко определены на теогонической шкале: кто кого родил, к чему часто и сводится вся информация.
Зевса преследует страх своего близкого падения. Он боится своего возможного сына от Метиды. Но кто мог бы быть сыном Метиды-мудрости? Очевидно, таким сыном мог бы быть Логос. Логос - это слово, но не просто слово, а разумное. Рождение Логоса означало бы конец царства Зевса. Это означало бы рождение философии, философского мировоззрения.
Вот почему Зевс так боялся своего возможного сына от Метиды. Действительно, первые философы противопоставили мир Логоса миру Зевса. Безраздельное господство мифологического мировоззрения было преодолено. С точки зрения логоса мифологический сверхъестественный мир стал казаться наивным.
Из всего сказанного видно, что у Гомера и у Гесиода основной вопрос мировоззрения - вопрос об отношении мироздания как такового и людей - выступает в обычной для мифологии форме вопроса об отношении людей и олицетворяющих различные явления природы и общества богов. У Гесиода человек принижен. Люди - случайные и побочные продукты теогонии. Об их происхождении сказано глухо. Боги и особенно Зевс враждебны к людям. Лишь один Прометей, двоюродный брат Зевса, любит людей и помогает им.
Позднее у афинского трагика Эсхила Прометей говорит, что он научил людей всему: он наделил их мыслью и речью, он научил их астрономии и математике, домостроению и земледелию и т. п. У Гесиода Прометей изображен без симпатии. Он хитрец, обманувший Зевса. Он украл у Зевса огонь и дал его людям. У Гесиода нет того несколько иронического отношения к богам, какое мы находим у Гомера. "Теогония" Гесиода - пример религиозно-мифологического мировоззрения внутри социоантропоморфического вида мировоззрения.