Древние римляне: одежда и быт. Древние римляне чем занимались

В вопросе о роде занятий древних римлян на сегодняшний день сущест­вуют различные точки зрения. Так, Покровский[10] полагает, что римляне изначально были в основе своей земледельцами. Причем земледелие в Риме строилось на началах общинной собственности на землю. « Основой всей экономической жизни древ­него Рима являлось, бесспорно, земледелие. По справедливому замечанию Г. Ф. Гушке, весь рим­ский календарь, расположение праздников и т. д., указывает на земледельческий уклад обыденной жизни. Еще в эпоху несколько более позднюю, в законах XII таблиц, земледельческие преступле­ния занимают, по сравнению с другими, весьма видное место. Но на каких юридических основах покоилось это земледелие? Другими словами, каков был строй древнеримского землевладения? На этот счет мы имеем весьма неопределенные и противоречивые данные, разобраться в которых в высшей степени затруднительно.»

Оно конечно. По расположению праздников, вероятно можно судить о роде заня­тий населения. Но, к сожалению, даже самый Покровский не может избежать про­тиворечий, порождаемых этим допущением. Так, он пишет далее, что весьма за­труднительным является объяснение того, почему при земледельческом укладе жизни в собственности римского крестьянина закреплялось только два югера земли. То есть менее полугектара оной, что даже при всех прочих благоприятных факторах было недостаточно для прокормления крестьянской семьи. Кроме того, он считает, и говорит, что так считает большинство ученых, что римляне являются на территории Рима пришельцами, которые осели на этих землях, уже имея свой определенный жизненный уклад.

Но вот что мы читаем у Моммзена. «Местность, в которой находится Рим, и менее здорова и менее плодородна, чем местность большинства древних латинских городов. В ближайших окрестностях Рима плохо растут виноград и смоковница, и в них мало обильных источников, так как ни превосходный в других отношениях родник Камен, находившийся перед Капенскими воротами, ни тот Капитолийский источник, который был впоследствии открыт в Туллиануме, не отлича­лись изобилием воды. К этому присоединяются частые разливы реки, у которой русло не­достаточно покато, так что она не успевает изливать в море массы воды, стремительно ниспадающие с гор в дождливую пору, и потому затопляет и обращает в болота лежащие между холмами долины и низменности. Для поселенцев такая местность не имеет ничего привлекательного; еще в древние времена высказывалось мнение, что первые пересе­ленцы не могли выбрать в столь благодатном краю такую нездоровую и неплодородную местность и что только необходимость или какая-нибудь другая особая причина должны были побудить их к основанию там города.»

Собственно, даже сегодня в сельском хозяйстве Италии, и без того не играющем ключевую роль в экономике страны, растениеводство занимает всего ** процентов. Причем, и в этих процентах, объем культур, имеющих значение именно для прокормления невысок. В древности же, при тогдашнем уровне развития агротехники, говорить о том, что равнина лациума являлась наиболее привлекательной для растениеводства можно только при большом желании.

Самое деление римской общины на курию, род, семью, с упором на основную позицию семьи сходно, на мой взгляд, с делением кочевых народов, с боями отвоевывающих право жить там, где им удобно. Посмотрите хотя бы на библейских иудеев.

К тому же крестьянам некогда ни торговать, ни, тем более воевать. Да и нет возможности у оседлого крестьянина бросить землю на произвол соседей, с тем, чтобы отправиться в военный поход. Такого рода действия были возможны разве что у восточных славян, да ведь они в силу природных условий вели необычное для иных народов кочевое подсечное земледелие. При котором собственность на землю не имела особого значения, в силу того, что земля скоро истощалась и крестьяне уходили на вырубку нового участка.

Но даже восточные славяне не делились на четкие войсковые подразделения. Не было у них ни сотен, ни десятков. Войсковое построение славян – дружина князя и большой полк. Причем большой полк суть та же орда, только в оборонительной позиции. Следует отметить, что наступательные операции славянами велись очень непродолжительное время и под руководством хищных кочевников – варягов. Представить себе крестьян, построенных «повзводно» для древних времен не представляется возможным

Между тем, римская община, оказывается весьма воинственной, и в скором времени захватывает гегемонию в Италии. При этом, не становясь своеобразной метрополией, а сохраняя только положение первой среди равных.

Итак, резюмируем. Местность непригодна для растениеводства. Деление общества – армейское. Отсутствует привязка к земле. Есть возможность для военных операций. А кроме того, огромную важность имеет на мой взгляд все же именно местоположение Рима. Ведь расположенный крайне неудачно для растениеводства, он расположен как нельзя лучше для скотоводства и торговли.

«Тибр был природным торговым путем Лациума, а его устье у бедного удобными гаванями прибрежья неизбежно должно было служить якорной стоянкой для мореплавателей. Сверх того, Тибр с древнейших времен служил для латинского племени оборонительной линией для защиты от нападений северных соседей. В качестве складочного места для занимавшихся речною и морскою торговлею латинов и в качестве приморской пограничной крепости Лациума Рим представлял такие выгоды, каких нельзя было найти ни в каком другом месте: он соединял в себе преимущества крепкой позиции и непосредственной близости к реке, господствовал над обоими берегами этой реки вплоть до ее устья, занимал положение одинаково удобное и для лодочников, спускавшихся вниз по Тибру или по Анио, и для мореплавателей (так как морские суда были в ту пору небольших размеров), а от морских разбойников доставлял более надежное убежище, чем города, расположенные непосредственно на берегу моря.» пишет Моммзен[11].

Если, таким образом, отбросить допущения о преимущественном значении растениеводства в римской общине, то многие пункты, отбрасываемые как недостоверные Покровским укладываются во вполне логичную цепочку.

Так, пресловутые два югера, не являясь достаточными для земледелия, безусловно достаточны для постройки просторного жилья, достаточных подсобных построек, загона для скота и небольшого огорода. Естественно для бывших кочевых животноводов и то, что земля находится в общей собственности, за исключением участка непосредственного жительства семьи – так сказать семейной базы. Выпасы же и прочие угодья – леса, например – переходят в частную собственность через очень и очень продолжительное время. Когда Рим уже начинает перерождаться в империю.

Полагать, что нищие земледельцы (а люди, решившие заниматься земледелием в столь неблагоприятном месте, безусловно должны были стать нищими) вдруг занялись торговлей, мореплаванием, ремеслами и успешно воевали мне представляется по меньшей мере странным.

Зато предположение о том, что пришельцы, с боями захватившие местность, дающую возможность контролировать торговый путь, и сохраняя полувойсковой жизненный уклад на ней поселиться, построив город, представляется гораздо более логичной. Моммзен кстати отвергает идею о разноплеменности общины. Его версия скорее склоняется к тому, что эти три колена латин тиции, рамны, и луцеры были не различными племенами, а , все же коленами одного племени – наподобие колен израилевых. Это подтверждается и тем, что ни одно из этих племен не имело привилегированного положения по отношению к другим. Отсюда и та братскость отношений меж ними, которую мы отмечаем в римской общине.

Честно говоря, не видно решающих противоречий и в легенде о единовременной постройке Рима Ромулом. Покровский пишет: « Новейшая историческая критика (Нибур, Моммзен, Швеглер и др.) обнаружила полную несостоятельность этой легенды. Вся эта римская история, как она излагается нам древними писателями, есть не что иное, как народное предание, образовавшееся в самом Риме довольно поздно, полное внутренних противоречий и исторических несообразностей.

Между тем Моммзен скорее склоняется к мысли о достоверности предания, только говорит об этом со свойственной историкам осторожностью».

В этом смысле Рим действительно мог быть тем, за что его выдают народные сказания, - скорее искусственно созданным, чем возникшим сам собою городом и скорее самым юным, чем самым старым из латинских городов. Не подлежит сомнению, что местность уже была отчасти обработана, и как на Альбанских горах, так и на многих других возвышенностях Кампании уже стояли укрепленные замки в то время, когда на берегах Тибра возник пограничный рынок латинов. О том, чем было вызвано основание Рима - решением ли латинской федерации, гениальной ли прозорливостью всеми забытого основателя города, или естественным развитием торговых сношений, -мы не в состоянии высказать даже простой догадки. Но к этому взгляду на Рим как на рынок Лациума примыкает другое соображение. На заре истории Рим противопоставляется союзу латинских общин как единый замкнутый город. Латинское обыкновение жить в незащищенных селениях и пользоваться общим укрепленным замком только для празднеств или для собраний или в случае опасности стало исчезать в римском округе, по всей вероятности, гораздо ранее, чем в каком-либо другом месте Лациума. Причиной этого было не то, что римлянин перестал сам заниматься своим крестьянским двором или считать свою усадьбу за свой родимый кров, а то, что нездоровый воздух Кампании заставлял его переселяться на городские холмы, где он находил больше прохлады и более здоровый воздух; рядом с этими крестьянами там, должно быть, исстари часто селилось также многочисленное неземледельческое население, состоявшее и из пришельцев, и из туземцев. Этим объясняется густота населения древней римской территории, которая заключала в себе самое большое 5 1/2 квадратных миль частью болотистой и песчаной почвы, а между тем уже по древнейшим городским уставам выставляла гражданское ополчение из 3 300 свободных мужчин и, стало быть, насчитывала по меньшей мере 10 тыс. свободных жителей. Но этого еще мало. Кто знает римлян и их историю, тому известно, что своеобразный характер их общественной и частной деятельности объясняется их городским и торговым бытом и что их противоположность остальным латинам и вообще италикам была преимущественно противоположностью горожан и крестьян Пишет меж тем Моммзен.

.

Так что утверждение Покровского не соответствует действительности.

Собственно история знает немало случаев основания городов единолично волею успешного военного вождя. И сохранение при «царе» при всем его авторитете и народного собрания, и полувоенное устройство гражданской общины в Риме не противоречат данной версии также.

Однако, напомню, что ТСЭ утверждает, что высокоэнтропийная организация жизни общества, по необходимости возникающая в общинах, где невозможно долговременное доминирование одних членов над другими, приводит к тому, что община эта очень быстро разрастается и набирает силу, богатство и значение. Неожиданное подтверждение этому, казалось бы умозрительному, суждению находим опять таки у Моммзена.

«Лациум, в сущности, земледельческая страна, а Рим и был и оставался прежде всего латинским городом. Но то, чем отличался Рим от множества других латинских городов, должно быть, без сомнения, приписано его торговому положению и обусловленному этим положением духу его гражданских учреждений. Так как Рим служил для латинских общин торговым складочным местом, понятно, что наряду с латинским сельским хозяйством и даже преимущественно перед ним там сильно и быстро развивалась городская жизнь, чем и была заложена основа для его особого положения».

Кроме того, то, что Рим служил торговым и складочным местом для всех латинских общин также должно являться именно следствием. Так как доверие общин необходимо заслужить. А заслужить таковое можно только наличием справедливой организации жизни общины, и проистекающей из нее силы. Так маленькая Швейцария достигла своего благополучия, основанного на своей для всех выгодности, благодаря развитой банковской системе. Но невероятно чтобы люди и государства доверили свои капиталы слабому нестабильному обществу. Не думаю, что кто- либо доверил бы свои капиталы банку деспотической страны. Ведь оная непредсказуема, так как всецело подчинена воле одного квазилица.

Отсюда и нелепость следующего предположения Покровского; «Институт клиентела встречается у многих народов, и везде он обязан своим происхождением тому общему древнему воззрению, в силу которого суд и право каждого народа существуют только для защиты членов данного общества; иностранец

принципиально считается врагом, и потому существом бесправным. Вследствие этого для того, чтобы обеспечить себе какую-нибудь охрану внутри чужого племени, иностранец должен запастись покровительством какого-нибудь туземца; тогда личность и имя последнего защищает чужеплеменника. Такое же общее воззрение на чужеплеменников мы находим и в древнем Риме: всякий чужестранец рассматривается, как hostis. Если кому-нибудь из этих hostes оказывается необходимым прибыть в Рим, а тем более поселиться здесь на [37] продолжительное жительство (например, беглецы), то ему ничего другого не остается, как прибегнуть к гостеприимству и покровительству кого-нибудь из коренных и полноправных римлян (hospitium privatum28).»

О каких таких туземцах идет речь – непонятно. Как будто римляне свалились с неба прямо в огромном количестве. Тем более, что вероятно, что население то все пришлое. Моммзен пишет: «Первоначальная городская основа, из которой в течение столетий од вырастал Рим, обнимала, по достоверным свидетельствам, только Палатин, который в более позднюю пору назывался также четырехугольным Римом (Roma quadrata), потому что Палатинский холм имеет форму правильного четырехугольника. Ворота и стены этого первоначального городского кольца были видны еще во времена империи; даже нам хорошо известно, где находились двое из этих ворот - Porta Romana подле S.Giorgio in Velabro и Porta Mugionis подле арки Тита, а палатинскую стену описал по личному осмотру Тацит по крайней мере с тех ее сторон, которые обращены к Авентину и к Целию. Многочисленные следы указывают на то, что именно здесь находились центр и первоначальная основа городского поселения. На Палатине находился священный символ этой основы - так называемая "священная яма" (mundus), куда каждый из первых поселенцев клал запасы всего, что нужно в домашней жизни, и, сверх того, комок дорогой ему родной земли. Кроме того, там находилось здание, в котором собирались все курии - каждая у своего собственного очага - для богослужения и для других целей (cunae veteres).». В Риме,таким образом все население было именно пришлым, причем пришли будущие римляне жить именно как горожане[12]. И потом, если мы имеем торговое поселение, то напротив, только защита чужестранцев и может привлечь их торговать именно здесь. Посмотрите, разве в какой-нибудь стране обижали выгодных гостей? Даже в деспотиях мы видим, что заезжие торговцы пользуются правами не меньшими, если не большими, чем собственное население. Никто не станет рубить курицу, что несет золотые яйца.

Однако, если в деспотии чужеземцы выгодны, прежде всего, именно власти (ведь деспотия устойчива только пока деспот способен сохранять замкнутость своей державы, а позволить торговать своим – значит открыть путь для проникновения чужеземного влияния, к тому же торговец – суть существо свободное, его ничем нельзя привязать к месту жительства, а значит и исполнять деспотические законы невозможно заставить), то в республике чужеземцы опять таки выгодны власти – принадлежащей в данном случае всем общинникам, а значит и права чужеземца должны быть сугубо защищены, хотя и ущербны.

При развитом же рабовладении, неполезный пришелец – тот самый беглец – был бы, пожалуй, не принят как свободный гражданин – клиент, а скорее взят в рабство. Ведь он существо беззащитное, а значит, и договоры с ним заключать никто бы не стал, и обязанности в отношении его не возникали бы. Между тем патрон несет по отношению к клиенту определенные обязанности, и клиент является гражданином свободным. Так же против версии о том, что клиенты суть пришельцы-приживалы свидетельствует и следующий отрывок из Моммзена: « Во всяком случае тут также происходило смешение различных национальностей, но оно едва ли имело более глубокое влияние, чем, например, происшедшее несколькими столетиями позже переселение в Рим сабинского уроженца Атта Клауза или Аппия Клавдия вместе с его товарищами и клиентами».

То есть, пришелец переселился сразу с клиентами, вместо того, чтобы стать клиентом самому, как должно было случиться по Покровскому.

Версия же покорения в силу вышеизложенного кажется и вовсе смехотворной. Во-первых о каких таких аборигенах может идти речь – если территория пригодна именно для торговли и ремесла (а там еще и соляные копи). Во вторых, доказано Макиавелли (я по-прежнему стараюсь не ссылаться на следствия ТСЭ), что никакой захватчик не может чувствовать себя уверенно, захватив народ, не знающий деспотии. Полагать, что доселе свободный человек добровольно пойдет «в дети» к врагу, его захватившему – пагубно, прежде всего, для этого врага.

Поэтому я не вижу достойной оппозиции своей идее о делении римского общества на знать, с признаками вассальной зависимости и свободных общинников.

Надо сказать, что Моммзен подтверждает и другое мое предположение – о том, что в Римской общине не было силы, способной навязать общинникам несправедливые законы. Ведь римская община все время оставалась войском, состоящим из полностью сепаратных боевых единиц – легионом. Этому римляне и обязаны своими замечательными военными успехами. Кстати, как видим, легион не был придуман каким либо военным гением. Это естественное боевое построение естественно развивающегося народа. Примерно так же было построено и еврейское общество и войско. А также и воинство и китайца Шен-Яна, и монгола Чингисхана.

Все это позволяет сделать и такой вывод – в те времена и не существовало никакого такого общепринятого «римского права». Отсюда и отсутствие необходимости в праве писанном. Ведь понятие справедливости среди равных граждан неминуемо должно было совпадать, а значит, и разночтений в понятии справедливости среди различных центурий не могло быть[13]. Поэтому, если дело шло о разбирательстве дела касающегося граждан, не принадлежащих одной центурии, тем не менее, проблем не возникало, ибо справедливость одна для всех, к тому же члены иной центурии не могли рассматриваться римлянами как чужие. Ведь успех военных действий зависел от доверия и между гражданами, и между родами, и между более крупными частями римского общества. Однако, кто сильнее, тот и прав. И наличие рекса, и наличие протознати, имеющей свой интерес не могло не сказаться на развитии права. К тому же решение дел в масштабе более крупном, нежели могли быть рассмотрены в рамках центуриатной комиции, силами всей общины все же затруднительно.

Поэтому, поскольку в любой общине всегда найдется корпорация, желающая доминировать над остальной общиной, в римской общине первоначально монополию на судопроизводство захватывают жрецы. Это вполне естественно. Так же, как власть патерфамилиас. Ведь древний человек очень мало знал об окружающей его природе. Из всей природы, только земля была ему – матерью. То есть существом, которое, несмотря на поведение своего сына всегда и накормит и напоит. Посмотрите мифы! Нет такого случая, когда земля исторгла бы из себя то, что навредило бы человеку. Даже если совсем становилось невмоготу, она лишь могла просить о помощи божество – силу.

Силы же природы, стихии, были весьма своенравны. И, естественно, следовало считаться с управляющими ими богами. А кто общается с богами ближе, чем жрец? Конечно, поэтому, что человек, объявленный жрецом виноватым, вынужден был подчиниться и восстановить справедливость. Ведь иначе, он противопоставлял себя общине, которая зависела от благорасположения божества, которое могло и обидеться на виноватого, а месть божества ударила бы по всей общине.

Естественно, что жрецы в вопросах справедливости пользовались большим авторитетом. Дела семейные решал глава семьи, на правах ближайшего к умершим предкам человека. Предки ведь так же могли и всячески способствовать своей фамилии, а могли и обидеться, и начать вредить. Поэтому глава семьи мог опираться не на свою силу, а на силу всей семьи, так как ослушник нарушал волю предков, и навлекал, таким образом, несчастья на всех членов фамилии.

Все это, конечно, не могло не сделать носителями истины и справедливости – жрецов.

И именно они и были судьями в период рексов. Право, конечно, не было писаным. Даже пресловутые 12 таблиц не существовали еще. И естественно, что перед жреческим судейским произволом никаких в сущности ограничений не было. Кроме того, что как бы там ни было, а голос совести, звучащий в каждом человеке заглушить все же сложно. Для этого необходимо подтвердить монополию на правду – силой.

В иных условиях – особенно при развитом и выгодном земледелии – происходил фактический сговор между жреческой верхушкой и военной знатью. Но в Риме ситуация для жрецов и патрициев осложнялась тем, что население было изначально свободно. То есть не было жестко, как крестьянин привязано к земле. И воздействовать на ремесленника, моряка, а тем более – торговца было затруднительно. К тому же так уж случилось, и это далеко не случайно, что кроме понтификов[14] в общине действовали и другие жреческие коллегии. Которые так же не желали терять своего влияния.

Однако, неминуемое сближение патрициев и жрецов, ибо двум сильным необходимо объединиться против слабого с тем, чтобы получить над ним власть, все же привело к тому, что, являясь в области частных гражданских отношений правоспособными, плебеи не имеют никаких прав в области отношений политических. Однако же, тем не менее, в Риме, как и вообще в военных демократиях, сакральное право было отделено от светского. Об этом также читаем у Покровского. Хотя он отмечает, что «Даже дойдя до принципиального признания всей отдельности jus divinum от jus humanum, нелегко in concreto43 провести между их областями точную демаркационную линию, определить, что подлежит санкции светского права и что — санкции права сакрального. С другой стороны, при неразвитости и неполноте древнего светского права многие отношения, подлежавшие впоследствии светской юрисдикции, в древнейшее время находили себе защиту только в религии.»

Впрочем, такого рода организацию общественной жизни мы находим в военных демократиях повсеместно и независимо от времени.

Потому стоит, вероятно, поискать общие черты не только в рчп и англосаксонском праве, но и для вообще военной демократии.

А также, попробовать отыскать тот перекресток, где разошлись в противоположные стороны римское и англосаксонское право с одной стороны, и так называемое германо-романское право с другой. Точнее, мы можем сейчас прямо сказать, что под флагом рецепции римского права было создана вполне самобытное, хотя и внешне разительно похожее право европейских средневековых государств. То самое право, для преодоления отрицательных последствий которого пришлось положить столько сил и человеческих жизней.

С точки зрения ТСЭ никакой странности нет и в том, что с победой реформации Европа смогла позабыть и об эпидемиях чумы, выкашивающих в пору расцвета гнилостных цветов инквизиции целые города.

Итак, подведем некоторые итоги. Ранее я уже предлагал опровергнуть тот тезис, что право определяет всю жизнь общины. Именно право и является базисом, на котором стоят все и всяческие надстройки. Как то: экономика, культура, мораль, нравственность. Причем пытаться с помощью права подстегивать экономику, насаждать культуру, мораль, нравственность – и наивно, и преступно. Право призвано создать условия нормальной жизнедеятельности каждого, кто вступает с обществом в правовой договор. А остальное приложится, потому, что если собственность всех уровней в безопасности, которую может обеспечить только нормальное, высокоэнтропийное право – остальное приложится. Высокоэнтропийным же является право, создающее перевес весов выгода - ограничения в сторону выгоды. Члену общины настолько выгодно вхождение в общину, что он действительно осознано и добровольно принимает на себя ограничения. Именно так следовало бы читать поговорку о duru lex… ведь римляне не знали законов в нашем понимании. Не закон суров, но он закон, что делает из закона подобие идола – бога, а скорее так: это правило сурово, но оно всеми считается справедливым. Более того! И ты считал его таковым, в отношении других. (а есть и еще одно чтение: не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким и будете судимы, и какой мерой меряете, той и вам отмерено будет…J)

Но не менее, чем самые правила, важно то, насколько просто и быстро можно применить их для защиты своей собственности. Самое понятие собственности теряет смысл, если ее невозможно своевременно и полно защитить.

Итак, рассмотрим же те принципы, что легли в основу судебного процесса в военных демократиях, Риме, Англии, Америке. Принципы, к которым тяготеют сегодня все цивилизованные страны.

Интересно самое название римского общественного устройства. Республика. Публичные вещи… не демократия, нет. Демократия отражает тот факт, что кому-то принадлежит власть. Именно власть. То есть право безусловно управлять. И даже греческая демократия порождала несколько уродливые формулы. Такие как остракизм. Проявление страха толпы перед личностью. Проявление трусости и недоверия.

Кроме того, подчас к власти приходили недостойные. Ведь жребий справедлив, но слеп. И выходило подчас так, что от де-мократии делался тот самый пресловутый шаг в сторону власти толпы. Охлократии. А толпа – это уже не народ. Толпу, грамотно действуя, можно подбить на самые настоящие безумства. Толпа, Подстрекаемая негодяями, в свое время потребовала казни Христа. За что его казнили, спорят до сих пор. А просто он подрывал идеологическую власть религиозной верхушки общества. Но толпе этого объяснять и не нужно. Толпа не имеет сознания. Толпа слепа. Ее можно вести куда угодно…

Так называемый народ – суть такое же искусственное образование.

Впрочем, я немного отвлекся.