Древние летописи читать. Читать онлайн "Русские летописи и летописцы X–XIII вв." автора Толочко Петр Петрович - RuLit - Страница 1
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

Читать онлайн «Русские летописи и летописцы X–XIII вв.». Древние летописи читать


Читать онлайн "Русские летописи и летописцы X–XIII вв." автора Толочко Петр Петрович - RuLit

П. П. Толочко Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

Введение

Летописи Киевской Руси представляют собой одно из наиболее примечательных явлений средневековья. В отличие от хроник большинства стран Европы, которые составлены на латыни, они написаны на родном языке, если и не целиком идентичном разговорному народному, то очень близком к нему. Этим обусловлена чрезвычайная популярность летописного жанра на Руси. Летописи были достоянием не только древнерусской книжной элиты, но и более широких кругов грамотных людей. Они читались и переписывались в течение многих столетий, благодаря чему дошли до нашего времени.

Академик XVIII в. Г. Миллер, пораженный широтой летописной информации и уровнем ее систематизации, писал, что летописец Нестор и его последователи создали систему русской истории, которая настолько полная, что ни одна другая нация не может похвалиться таким сокровищем. Б. А. Рыбаков сравнивал древнерусские летописи со светильником, который, будучи зажженным первыми неизвестными летописцами, освещал тысячи исторических деталей, сотни битв, походов, осад, строительство городов, борьбу с кочевниками, наводнения, пожары, интриги коварных царедворцев, церковные настроения, живой язык и переписку русских людей.[1]

Традиция летописания сложилась в Киеве в X в., но затем распространилась практически на все русские земли. Летописи писались в Новгороде, Переяславле, Чернигове, на Волыни, в Галиче, Ростове, Суздали, Владимире на Клязьме, в других удельных центрах. Их авторами были монахи, игумены, представители княжеской администрации и даже князья. Практически все летописи в своей основе имеют общий киевский летописный свод, известный под названием «Повести временных лет» с ее широким общерусским охватом исторических явлений и событий. Около середины XII в. наблюдается разветвление единого летописного ствола на целый ряд земельных хроник, главным содержанием которых стала местная история.

И все же летописание удельных центров Руси эпохи феодальной раздробленности, несмотря на отличия в составе сообщений и конкретной идейной направленности, унаследовало от предшествующего периода общерусские традиции, характеризовавшие «Повесть временных лет». В областном летописании получила развитие, в частности, ее главная идея, которую Б. Д. Греков обозначил как гордость за свое прошлое, обеспокоенность будущим и призыв к защите целостности Отчизны.[2]

Постепенно отдельные хроникальные записи, повести, сказания, поучения объединялись в летописные своды — своеобразные исторические хрестоматии. Они имели разных авторов, разный стиль изложения и характер информации, но всегда хранили на себе печать их составителей. Последние не только редактировали своих предшественников, но и дополняли их сообщения новыми фактами, сокращали или изымали нежелательную информацию, осовременивали изложение согласно существующим политическим пристрастиям. Работа эта выполнялась, как правило, не по собственной инициативе летописцев, а по заказу княжеской власти. Об этом мы узнаем, в частности, из сообщений Никоновской летописи: «Первии наши властодержцы безъ гнѣва повелѣвающе вся добрая и не добрая прилучившаяся… написывати». Заказчиками летописей были также митрополиты и епископы.

Исходя из сказанного, невозможно ожидать от древнерусских летописцев невозмутимой беспристрастности наподобие пушкинского Пимена. Их «правдивые сказания» нередко зависели от меры «гнева» сюзерена, деяния которого надлежало занести на скрижали истории, от собственных политических симпатий и желания повлиять на течение событий, от уровня гражданского самосознания авторов.

Источниковедческие возможности летописных материалов усложнены еще и тем, что они дошли к нам не в своем изначальном облике, а в составе позднейших сборников. Последние представляют собой переплетение разных эпох, политических позиций и тенденций, использование различных стилей летописания, летописей разных земель, которые передают одни и те же события с разных позиций. Необходимо также считаться и с неизбежными ошибками позднейших переписчиков.

Поиск летописных первоисточников и авторских канонических текстов начался от времен последнего летописца — первого историографа В. Н. Татищева и продолжается до наших дней. Заслугой многих поколений отечественных и зарубежных исследователей древнерусского летописания было то, что оно предстало перед нами не только как историческая хроника Руси IX–XIII вв., но и как одна из форм общественного сознания.

Было также установлено, что сохранившийся фонд летописей не исчерпывает собой всей полноты древнерусской исторической письменности. «Можно себе представить, — писал Н. И. Костомаров, — какое огромное количество летописей было у нас, если в каждом монастыре велась своя отдельная летопись».[3] Сказанное вынуждает историков со всей серьезностью относиться к тем сообщениям поздних летописных сводов, которые не находят параллелей в уже известном летописном фонде Руси. Источниковедческий анализ «Истории Российской» В. Н. Татищева, осуществленный М. Н. Тихомировым, Б. А. Рыбаковым, А. Г. Кузьминым и другими историками показали, что в ней использованы древние летописи, не дошедшие до нашего времени. Около 87 % всех дополнений XII в. позаимствованы из Раскольничьей летописи, которая представляла собой, по мнению Б. А. Рыбакова, киевскую летопись двух поколений Мстиславичей, еще не подвергшуюся сокращениям, остальные 13 % взяты из Еропкинской, Хрущовской и неизвестной Чернигово-Сиверской летописи.[4]

www.rulit.me

Как читать древние летописи. Ч.1.: artyom_ferrier

Больше всего повезло англичанам. Их древние хроники оформлены очень добротно, с заботой о читателе. Слова разделяются пробелами, предложения — точками, а фразы внутри предложений - специальными знаками. Поэтому любой человек, знающий язык, может читать, скажем, Англосаксонскую Хронику, составленную при Альфреде Великом в конце девятого века, прямо как современное какое-нибудь фэнтази.

Вот возьмём, для примера, запись за 793 год:

«Her wæron reðe forebecna cumene ofer Norðhymbra land, þæt folc earmlic bregdon, þæt wæron ormete þodenas ligrescas, fyrenne dracan wæron gesewene on þam lifte fleogende".

То бишь, в землях Нортумбрии наблюдались зловещие знамения, вселившие отчаянный страх в людей. Были молнии и смерчи, и по небу летали драконы. Это совершенно понятно, если знать язык. В смысле, староанглийский.

Поможет ли хорошее знание современного английского? Не, нифига. С ним — образованный носитель может без труда понимать Шекспира. С некоторым трудом — Чосера. Но на четыре века вглубь — и будет пропасть. Это абсолютно разные языки, староанглийский конца первого тысячелетия и среднеанглийский, на котором написаны «Кентерберийские рассказы».

Причина — в Нормандском завоевании. Хотя правители Нормандского герцогства имели, разумеется, скандинавские корни, но ко времени Вильгельма говорили по-французски (на несколько специфическом диалекте), и рыцари их были преимущественно французы. Когда же эта орава ворвалась на Альбион, потеснив прежнюю англосаксонскую знать, то, естественно, языком благородных людей стал французский (примерно как в России несколько позже). Английский же оказался в глубоком загоне, развивался как простонародный разговорный язык, в каждой деревне живя при этом своей жизнью.

Потом, когда в ходе Столетней войны в Англии возник запрос на какую-то национальную идентичность, отличную от французской, бросились, конечно, поднимать родной язык. Но получилось, честно говоря, такое, что некоторые называют современный английский «креольским». То есть, языком, который не просто набрался заимствований (этого-то с каким не бывало), а фактически представляющим собой сплав двух разных языков, когда и грамматическое ядро от их столкновения порушилось и «склеилось» совершенно по-новому. Ну и лексические изменения — конечно, тоже огромные. Массированный приток романизмов, а многие исконные германские слова либо отмерли, либо видоизменились до неузнаваемости.

Ну вот, скажем, в приведённом выше отрывке из Хроники слово gesewene в наши дни пишется как seen, а читается как «син». Ну, если знать немецкий и иметь в виду, что в английском оказались отброшены причастные приставки ge-, то теоретически можно «расшифровывать» подобные словечки. Но в целом, думаю, трудно не признать, что староанглийский и современный английский — это очень далёкие языки, совршенно не «взаимопонятные». И чтобы читать донормандские хроники в оригинале — нужно знать именно староанглийский. Современный — очень мало поможет (в действительности, скорее знание современного немецкого полезнее будет).

В случае же с древнерусским — всё не так радикально. Да, конечно, за тысячу лет он немножко изменился. Но в целом отстоит от современных своих восточнославянских потомков — примерно так же, как они друг от друга, не более. И вот как, зная один современный славянский язык, можно читать и более-менее понимать записи на другом, так можно читать и древнерусский.

Правда, конечно, нужно учитывать некоторые нюансы. Во-первых, читать собственно оригинальные сканы дошедших до нас текстов — я бы мог порекомендовать только крайним мазохистам. Там, как правило, не было разделения слов, всё идёт сплошным потоком. Поэтому нужно ещё приноровиться мысленно расставлять пробелы между словами, прежде чем задуматься об их значении. Это может стать тем ещё геморроем.

Но если кому охота читать именно сканы (коих сейчас немало представлено в Сети), то нужно иметь в виду, что, поскольку авторы текстов были, как правило, монахами, то оформляли они их так же, как писания на церковнославянском (это другой язык, староболгарский по сути, а летописи и жития обычно писались всё же на древнерусском). И в этой клерикальной манере — очень модно было сокращать слова, ставя поверх этакую длинную тильду, называемую «титло».

Какие конкретно слова сокращались — зависит от места и времени, ибо подход к этому делу менялся. Но прежде всего — все слова, указывающие на что-то божественное. Собственно слово «Бог» писалось как «Бгъ», с титлом поверх, и, скажем, «Стослав» с титлом — это не новый какой-то доселе неведомый исторической науке князь, это «Святослав». Но и слова вроде «лето» - тоже часто сокращались: «Въ лтъ... такое-то». Ну как мы точку ставим в сокращениях вроде «гг.» - так они титлом показывали, что читать следует больше, чем написано.

И, конечно, будут путать несколько непривычные начертания букв. Которые, при этом, менялись с течением времени (речь-то ведь идёт об изрядном периоде). Скажем, если посмотреть древнейший дошедший до нас текст, «Остромирово Евангелие», то современного читателя немножко удивит, что «н» там передаётся как N, а «и» - как «н». «НскоNн» - т. е., «искони». Во многих же иных текстах, записанных уже в четырнадцатом веке (как Лаврентьевская летопись, скажем, содержащая в том числе гораздо более раннюю Повесть Временных Лет), при всех попытках воспроизвести древний источник без искажений, по крайней мере начертания букв ближе к современным.

Но вообще, конечно, читать сканы — что через облепиху продираться. И, в целом, помимо чисто ознакомительных целей, вряд ли каким ещё полезным могут послужить. Благо, помимо сканов есть сейчас в Инете и много не только переводов, но, скажем так, переложений в современную транскрипцию, где сделана разбивка на слова, и типовые сокращения восстановлены, и буквы, аналогичные современным, приведены к современным начертаниям, но при этом сохранены те буквы кириллицы, каких сейчас уже нет.

Тут возникает вопрос, как их читать.

И это, вероятно, потребует небольшого экскурса в фонетику древнерусского (или старославянского, поскольку нет какого-то водораздела, где бы можно было сказать, что вот был один язык, а стал другой).

В целом, это язык — который очень заботился о своём благозвучии. Современный русский по сравнению с ним — можно считать немножко огрубевшим в суровых климатических условиях. А старославянский, развившийся на славянской прародине, которая находилась точно не севернее современной Беларуси, был очень плавный, мелодичный язык. Много гласных, а вернее же сказать — он не терпел нагромождения согласных, автоматически выстраиваясь так, чтобы никакое слово не кончалось на согласную.

В некотором смысле и в какой-то мере — эта тенденция сохраняется и в современном русском (не говоря уж про «соловьину мову»). Мы тоже не любим многие сочетания согласных и разбавляем их гласными. Поэтому не говорим «к времени» - мы говорим и пишем «ко времени». То же — и «со временем». И хотя мы пишем «смысл» и «метр», но произносим на самом деле «смысал» и «метар». Вот пусть очень краткая — но есть там огласовка, если прислушаться.

Более того, мы и в иностранных языках норовим её ввернуть. Бывали шпионы, научившиеся, как то дано лишь очень немногим русским, правильно произносить звук «i” в слове little, без чрезмерного смягчения l, ближе к краткому «ы», чем к «и». Но они прокалывались на том, что всё равно говорили «литал», не в силах произнести согласные слитно. Это — наследие древнерусской фонетики, которая просто не терпит таких сочетаний.

Ну и вот тот краткий звук, который мы вставляем в слова вроде «метр» («метар») - даёт некоторое представление о том, что в древнерусском обозначал «ъ». Это такое очень краткое то ли «о», то ли «а». И пусть «легонько», но оно звучало там, где писалось. «И живяху кождо съ своимъ родом и на своихъ местехъ, владеюще кождо родомъсвоимъ на своихъ местехъ". Так и читалось: «И живяху кождо со своимо родом и на своихо местехо, владеюще кождо родомо своимо на своихо местехо». Ну, концевые эти «о» - конечно, не тянулись. Они краткие были.

Заметьте, после «родом» - ера не стоит. Почему? Потому что следующая гласная, «и». А древнерусский — он и нагромождения гласных не любил. Он любил вот такие открытые «гармоничные» слоги, где всего в меру.

То есть, та буква, которую сейчас мы знаем как нечитаемый «твёрдый знак» - тогда она была читаемая, как краткое «о». А нынешний мягкий знак, «ь» - тогда не только указывал на смягчение предшествующей согласной, но и читался как очень краткое «и» (или «е», в безударной позиции пофиг).

Потом... пала Рязань, пал Владимир, под натиском батыевых полчищ, но ещё прежде в по крайней мере северном диалекте (ростово-суздальском даже, а не новгородском) стали падать вот эти редуцированные гласные. И это заметно по тамошним записям начала тринадцатого века, что писцы перестали вставлять концевые еры — просто потому, что они перестали произноситься.

Но когда, оправившись от последствий дружбы с монголо-татарами, на Московии взялись восстанавливать былую культуру, то отрыли старые всякие летописи, увидели, что там после согласных на конце слов стоят еры — и решили вопроизводить их на письме во что бы то ни стало. Вплоть до 17-го года. Конечно, вопиющий идиотизм — такое низкопоклонство перед буквой, которая вообще никакого значения уже давно не имеет (по крайней мере, в конечной после согласных позиции). Но в письменных традициях такое бывает.

Однако ж, в древнерусском, повторю, этот еръ на конце слов — вполне имел значение. И читался как краткое «о».

То же можно сказать и про ять, Ѣ. Когда она введена была — обозначала долгое «е», звук, объективно отличавшийся от того, что выражала «е». Такое различение существовало в старославянском, сохранялось и в древнерусском, но потом сошло на нет. А «ять» остался, просто на страх школярам. И многие века его держали по принципу: «Вот мы с ним в школе мучались — а наши дети увильнут, что ли? Да не бывать сѢму!»

Немногое, за что большевикам можно спасибо сказать — так это за оптимизацию алфавита, за отсечение всех этих лишних сущностей лихим кавалерийским сабельным ударом. Ну, когда эти сущности лишними пребывали уже много веков, никакой смысловой нагрузки не несли.

Но во времена, когда Мефодий составлял свою азбуку — там всё имело смысл, сообразно тогдашнему фонетическому строю славянских языков.

Ещё одна буква, которая часто остаётся в транскрипциях древнерусских текстов — это юс малый, Ѧ .

В Петровскую реформу она (наряду и с некоторыми прочими буквами) была убрана из алфавита. Поскольку в ней давно отпала нужда, и всё, что она могла выражать — можно было выразить через «я». Но так было не всегда.

Изначально эта буква предназначалась для специфического носового звука, сродни французскому -en, который ещё был в славянских во времена Мефодия (а сейчас остался, да и то покоцанным, только в польском). Носовые в славянских начали исчезать уже веке в девятом. Но не всюду и неравномерно.

Поэтому, имея дело с древними текстами, следует иметь в виду, что за юсом может стоять как и «я», так и носовой «эн». И многие слова, где сейчас пишется «я», тогда произносились с этим своеобразным носовым звуком. Ну вот, «варяг», скажем. Реально «варѧгъ» могло произноситься как «варЭнго». Более того, в иных летописях можно встретить что-то вроде «варензи» (не через юс даже, а вот через «ен»). То же - «вентичи» («вятичи» - и это проливает свет на то, что роднит их с тацитовыми «венедами» и «антами» в византийских источниках: звонкий носовой звук, который затруднительно передать на письме без искажений).

Ну и то, как шведы в своих сагах «уродовали» нашего Святослава, обзывая его «Свендислейвом» - даёт понять, что тогда, в десятом веке, не совсем там «я» было. Однако ж, ко времени написания ПВЛ (конец одиннадцатого минимум) — эти носовые, вероятно, совсем исчезли, перешли именно в «я». Поэтому, как произносить слова с юсом малым в летописях — дело читателя. Но и не стоит ему удивляться, когда в каких-то летописях там, где ожидается «я», увидит «ен».

Ещё интересная буква, которая может остаться в транскрипции, - омега, ω . Как писал известный греческий грамматик Филогиний, «Буква омега уже тем нам любезна, что лишь она одна в полной мере раскрывает тему сисек» :-)

В принципе, в кириллице она по звучанию тождественно «о», а использовалась для разделения омофонных форм. Но с ней есть один важный нюанс, что очень часто она использовалась в виде лигатуры ѿ, где поверх неё прописывается «т», и это означает «от». Но в не в любом случае, а лишь когда имеется в виду предлог или приставка «от». В том числе, и «откуда» так записывалось — ѿкуда.

И я совсем недавно столкнулся с довольно забавным случаем, когда непонимание этого факта — приводит аматёров к очень нетривиальным, скажем так, интерпретациям летописных текстов.

Ну вот хорошо и давно известен спор вокруг Норманской теории. Которая мне-то представляется совершенно доказанной, по многим обстоятельствам, но против неё есть возражения и в научном сообществе с той позиции, что Нестор (или какой ещё летописец) был слишком далёк от событий, а потому изложенная им легенда о призвании варягов-руси имеет не больше исторической ценности, нежели заметки о брачных повадках амазонок там же. Что нужно искать другие источники для прояснения вопроса — и можно, в ходе поисков, выдвигать альтернативные версии, помимо той, что изложена в ПВЛ.

Я не знаю, ей-богу, по какой причине кому-то легче должно стать от того, что из-за моря призвали не шведа, а ляха, ну да в таком виде — постановка вопроса вполне научная. Когда есть признание того факта, что ПВЛ содержит версию призвания именно германцев-варягов, но ставится под сомнение осведомлённость автора ПВЛ.

Однако ж, обнаруживаются источники в Сети, где пытаются изобразить видимость, будто бы в самой ПВЛ утверждается славянское происхождение варягов. И как это делается? Берётся отрывок из ПВЛ (Ипатьевской летописи):

А Словѣнескъ ӕзыкъ и Рускыи ѡдинъ. ѿ Варѧгъ бо прозвашасѧ Русью . а пѣрвѣє бѣша Словѣне . аще и Полѧне звахусѧ . но̑ Словѣньскаӕ рѣчь бѣ.

И передёргивается так, будто бы варяги прозвались русью, а прежде были славянами и говорили на славянском. А всякие любознательные, но немножко ограниченные юноши смотрят на се, аки ягни на врата узорчаты, и вдохновляются: «Да, очень похоже на то! Варяги — наши люди. Сам Нестор сказал».

И всё потому, что видят слова, которые им кажутся знакомыми, но совершенно не в состоянии понять строй фразы. Они просто не видят вот этого маленького ѿ перед «варягами». Или считают артиклем, что ли? А это - «от». И смысл (по контексту всего пассажа) - «(Поляне, население Киевщины) от варягов прозвались «русью», но изначально-то славяне, и хотя назывались специфически «поляне», но язык имели славянский».

И это верно. В одиннадцатом веке — именно Киевщина «Русью» и называлась (Новгород, как ни забавно, себя к Руси не причислял). И называлась — по имени варягов-руси, которые в Киеве главное своё гнездо свили. И тысячу раз в ПВЛ до этого подчёркивается, что варяги-русь — сами по себе вовсе не славяне. Но вот поскольку пришли эти варяги в Киев, поскольку сроднились с ним — то и вся область по ним зваться стала Русью.

Тут можно соглашаться, можно оспаривать, но в ПВЛ — сказано именно это. Что очевидно всякому человеку, который хоть сколько-то системное имеет представление о летописных манерах. Поэтому такие люди, специалисты, даже будучи сторонниками теории ненорманского происхождения Рюрика с братвой, конечно, не ссылаются в своих выкладках на ПВЛ просто по той причине, что умеют её читать и прекрасно понимают, что там написано, и что это стопроцентное продвижение именно Норманской теории. Но они предполагают, что Нестор сам запутался, пытаясь исследовать уже не столь свежую для него историю, и нагородил каких-то левых измышлений.

Те же, кто берётся делать выводы из летописей, при этом не понимая, чего там написано, лишь угадывая желанный смысл по отрывочным знакомым словам — ну, конечно, попадают перстом в просак небесной тверди (что бы сие ни значило :-) ).

А для понимания — ну вот нужно знать хотя бы некие базовые вещи, вроде наиболее употребимых лигатур, да и фонетических соответствий (а то ведь видал и многих охотников до любительской этимологии, которые делают выводы о родстве слов, просто не удосужившись понять, как они звучали несколько веков назад, по каким законам видоизменялось их звучание и написание).

Я хотел в эту заметку впихнуть ещё краткий («потребительский», нисколько не научный) очерк древнерусской грамматики, но, чувствую, много получается. Поэтому — в другой раз. А сейчас просто скажу, что во фразе «откуда есть пошла Русская земля» - не утверждается, что Русская земля — пошлая. Если иметь в виду нынешнее значение слова «пошлый». Но грамматически — она именно «пошлая» (в смысле, «пошедшая»). И в этой фразе Русская земля познакомилась с перфектом, даже не очень понимая, что это такое и нафига он ей нужен. С тех пор и нет перфекта в здешних краях :-)

Да, для тех, кто захочет одновременно видеть перед глазами и скан летописи, и её транслитерацию, и даже перевод — вот хороший ресурс по Лаврентьевской летописи (там есть и ПВЛ).

artyom-ferrier.livejournal.com

Глава третья ДРЕВНИЕ ЛЕТОПИСИ. «Летописи древних лет»

 

Наступившая после жестокой сечи тишина оглушала. Король Кулл остановился, дико озираясь в поисках врагов. Но постепенно возбуждение битвы спало. Оставшиеся в живых стражники внимательно осматривались: не покажутся ли новые противники. Шло время, и никто не появлялся. Раздавались только тихие стоны раненых.

Яркий свет наступившего дня проникал лишь через узкое отверстие в потолке, рассеиваясь и растекаясь по огромному сводчатому залу. Воины разбрелись рассматривая росписи на стенах и сводах зала: кровавые битвы, жестокие жертвоприношения, обильные пиры, опять битвы и опять жертвоприношения черной богине, сопровождаемые пирами — только эти сцены и никаких других! Мрачные росписи должны были заставить поклоняться Хазре, трепетать перед ее Силой. Но у воинов Алой Стражи, постоянно видевших смерть и привыкших к жестокости, эти картины вызывали только гнев и ненависть к Силам Тьмы.

На центральной фреске была изображена сама богиня Хазра. Прижав локти к бокам, она раскрывала перед сморщенной, обвислой грудью громадные лапы. Зобастую шею венчала не голова, а безносый череп — олицетворение самой Смерти. Люди ползли к ней по ступеням, моля сохранить им жизнь. Но щадя жертву, она забирала ее бессмертную душу, которая становилась воплощением зла и несла своим сородичам гибель и мучения. «Милость» к одному значила погибель для другого. Добро для одного — гибель и зло для другого.

Смарг долго рассматривал фрески. И вдруг воскликнул, обращаясь к Куллу:

— Эти изображения очень похожи на росписи в храме царя Шимаха, почти копии. Их надо уничтожить. Под ними скрыты священные для всего живого символы Жизни, даруемые Богами людям. Раньше в этом зале находилось главное хранилище рукописей.

Древние Летописи тоже хранятся в храме Алавы, но в секретном месте, известном немногим. Храм большой, мне может понадобиться много времени, чтобы их найти. Да и неизвестно, какие ловушки могут подстерегать!

Решив, что настало время позвать демона, Смарг громко крикнул:

— Хариш! Хариш, отзовись!

Прошло какое-то время, воздух посреди зала засветился, становясь осязаемым, и из него возник демон:

— Я уже давно здесь.

Чародей нахмурился:

— Что значит давно? Ты нашел, где хранятся Летописи?

Хариш, довольный собой, хихикнул:

— Нашел, да не совсем. Идти туда далековато, да и страшновато.

Кулл рассмеялся:

— Неужели демону может быть страшно?

Хариш загадочно улыбнулся:

— Пошли!

Они пересекли анфиладу комнат, прошли длинными коридорами, то спускаясь, то снова поднимаясь по лестницам и поворачивая почти на каждом шагу.

Если бы демон не вызвался проводить их, то Кулл со Смаргом давно бы уже затерялись в этом лабиринте. Везде царил полумрак. Казалось, даже воздух становился тяжелее и давил, как если бы он был покрывалом из тяжелой ткани. Ты хочешь его сбросить, но ничего не получается, и оно опутывает, сковывает твои движения. Эти мрачные переходы подготавливали к Чему-то Ужасному, надежно защищенному ловушками, сетями, самострелами и ямами, утыканными кольями. То и дело со стен падали огромные камни, грозя похоронить под собой искателей Летописей. Несколько раз воины с криком срывались в замаскированные западни, но в последний момент, как бы доказывая правоту своих слов, демон выручал их из безвыходной ситуации.

Переходы, переходы, лестницы и еще лестницы. Комнаты и залы нескончаемой чередой сменяли друг друга. В одной из них и сам Хариш чуть не сорвался в замаскированную ловушку: в глубокий бассейн с отвесными стенами. В нем обитали ядовитые змеи, откормленные трупами жертв. Живые посредницы между человеком и вечностью благоденствовали в этом сыром и темном месте. Почти бессмертные, здесь они, год за годом сбрасывая старую кожу, вырастали до огромных размеров.

Кулл с отвращением посмотрел в глубокий бассейн, где извивался клубок змей. Голодные змеи бросались, вцеплялись друг в друга, истекая кровью, но не сдаваясь. Воины замерли, загипнотизированные видом ужасных тварей.

Но Смарг торопил идти дальше. Демон полетел вперед, возглавляя процессию. Теперь он уже не бахвалился перед людьми, а заранее уничтожал западни, не желая лишних жертв.

После очередного перехода король и чародей очутились в огромном зале. Вдоль стен выстроился ряд мраморных колонн. Когда-то этот величественный зал освещала тысяча факелов. Росписи на стенах, выполненные искусными мастерами со всего света, были украшены драгоценными камнями и золотыми обрамлениями. Между росписями висели большие серебряные зеркала. Отражаясь в зеркалах, свет факелов преломлялся, играя всеми цветами радуги. Тот, кто попадал в этот зал, уже никогда не мог забыть эту величественную картину. Все виденное ими до этого меркло. Раньше в этом зале любили собираться ученые, чародеи и поэты, проводя время в бесконечных разговорах и спорах.

Тут всегда царили радость, покой и счастье. Казалось, что здесь незримо присутствует прекрасная богиня Алава, покровительница науки и искусства.

Сейчас лишь несколько десятков факелов освещали безобразную статую богини Хазры, установленную в конце зала. Перед статуей возвышался алтарь, на котором приносили человеческие жертвы. Это было невысокое каменное ложе, украшенное вырезанными в камне картинами жестоких жертвоприношений. Центральной фигурой барельефов было изображение огромного змея. Перед ним лежал обнаженный человек, руки и ноги которого опутали змеи. Большой Змей раскрыл омерзительную пасть и готовился вцепиться в очередную жертву…

Смаргу хотелось посмотреть на росписи, но в полумраке с трудом удавалось различить, что изображено на стенах. Взяв факел, чародей подошел к стене и принялся рассматривать фрески.

— Будьте прокляты, жрецы Хазры! — в гневе воскликнул он.

Хазриты сняли со стен золотые пластины и драгоценные камни. Поверх былых прекрасных росписей они нанесли мрачные фрески, уже виденные чародеем в других залах храма.

Смарг насторожился. Из ближайшего прохода послышались приглушенные шаги. Поток воздуха принес резкий запах дикого зверя. Еще не понимая, что происходит, Смарг бросил в коридор горящий факел.

В ответ раздался грозный рык, эхом прокатившийся по залу. Ему вторили еще два зверя. Обернувшись к Куллу, маг крикнул:

— Звери! Дикие звери!

Услышав крик, валузийцы тотчас отошли к освещенной статуе и заняли круговую оборону. Несколько воинов по пути успели снять со стен горящие факелы. Из темного прохода медленно вышел огромный лев. Из-за его спины бесшумно появились две львицы и встали по бокам. Люди и львы застыли, внимательно изучая друг друга. Смарг тихо прошептал:

— Это царь всех львов — самый крупный и сильный из всех зверей, что мне доводилось видеть. Жрецы Черной богини скармливали ему рабов.

— Звери, есть звери, но и мы не рабы, — не дрогнув, ответил Кулл.

Словно услышав эти слова, львы приготовились к атаке. Вожак присел, а затем стремительно прыгнул на короля Валузии, перелетев через строй охраны. Воины, выхватившие из ножен мечи, не смогли даже задеть его. Кулл, видя приближающегося хищника, приготовился достойно встретить его. Но не успел он занести руку, как лев ударом лапы, выбил меч из рук короля. Клинок, обиженно звеня, отлетел в сторону. Царь зверей ринулся на своего противника.

Они сцепились. Кулл схватил льва за гриву, и передние лапы хищника оторвались от земли. Изловчившись, король вцепился в морду льва, разрывая пасть. Лев беспомощно царапал когтистыми лапами воздух, стараясь вывернуться. Кулл стоял как глыба, мышцы его напряглись под бронзовой кожей. По телу ручьями стекал пот. Долго так продолжаться не могло, кто-то из них должен был уступить. Два исполина, два достойных противника. Их поединок закончил один из воинов, поразив льва мечом в сердце. Раздался предсмертный рык, и царь зверей, из последних сил взмахнув лапами, обмяк и свалился у ног короля.

Львицы бросились на людей одновременно со своим предводителем. Одна из них погибла сразу, напоровшись на мечи. Вторая все же успела ударом сильной лапы повалить на пол одного из Стражей и вцепиться в его тело клыками. Но насладиться победой над человеком она не успела, так как сама погибла под ударами топоров.

— Что еще нас ждет впереди? — вырвалось из уст чародея.

— Посмотрим! — грозно ответил Кулл.

Переведя дух, они хотели было продолжить путь, но тут в зал вошел высокий человек в окружении двух десятков фигур в серых балахонах с накинутыми на головы капюшонами. Одетый в желтый балахон человек опирался на посох. Нижний конец посоха был острым, как копье, а верхний выглядел весьма необычно. Он напоминал извивающуюся расплющенную змею с массивной головой. Изо рта змеи, вместо языка, торчал кинжал. С него падали хорошо заметные во мраке голубые искры. Тело змеи являло собой обоюдоострый меч. Такие же посохи были у всех вошедших.

Это были Верховный Жрец Хазры и его ученики-подручные, вершившие в Хабибе Зло во славу Смерти. Они появились бесшумно, не произнося ни слова. Молчали и их противники.

Затянувшуюся паузу прервал Верховный Жрец, пристально всматривавшийся в Смарга:

— Я ждал тебя давно. Знал, что когда-нибудь ты придешь — Чародей Вечности. Не думай, что ты уже победил, скорее всего, ты сгинешь вместе с варваром Куллом и его воинами. Летописи тебе не достанутся, как не достались они и мне. Вы погибнете здесь.

Смарг не успел ничего ответить. Его внимание отвлекли несколько воинов Кулла, без приказа бросившихся вперед. Жрецы даже не тронулись с места.

Лишь их предводитель развернул свой посох в сторону воинов. С острия кинжала одна за другой слетели голубые молнии, поражая наступавших. Воины замертво рухнули на пол, не успев понять, что же произошло. На их лицах застыло удивление.

Жрец торжествующе рассмеялся и его громкий голос прокатился по всему залу:

— Кто еще попробует? Вы смогли одолеть простых воинов! Но теперь пред вами истинная мощь Хазры! — Обращаясь к своим ученикам, жрец прорычал: — Убейте их, они ваши!

Охрана жреца медленно двинулась вперед, направив на валузийцев свои посохи.

Король Кулл уже не раз вступал в бой с колдовством, и знал, что холодная сталь всегда побеждает в таком поединке. Он с яростью бросился вперед, воины Алой Стражи не отставали от своего повелителя. Жрецы орудовали посохами как искусные бойцы, но магия почему-то не действовала.

Это демон перекрыл доступ к магии, создаваемой Темными Силами Тар-Тара, и сдерживал ее, рискуя навсегда лишиться своей волшебной Силы. Не имея поддержки, прислужники Хазры проиграли. Но даже умирая, они норовили вцепиться в шеи, руки или ноги противника.

Из сотни воинов, вошедших в храм вместе с атлантом, уцелело всего человек пятнадцать. Да и те были изранены.

Оставшиеся в живых обессилели. В изнеможении они опустились на каменные плиты, только Кулл застыл посреди зала. Ничто не могло остановить короля Валузии, пока впереди мог затаиться хоть один враг.

В наступившей тишине все наблюдали за продолжением поединка Света и Тьмы. Здесь сражались, две воли: воля Верховного Жреца и Чародея Вечности. Окружающие чувствовали, как волна за волной от жреца исходит ненависть. Один воин, собравшись с силами, решил приблизиться к жрецу. Сделав несколько шагов, он попал в волну колдовской злобы и истошно закричал, корчась от боли. Затем рухнул на пол, продолжая дрожать, и наконец затих.

И тут раздался голос демона:

— Не приближайтесь к ним. Держитесь как можно дальше. То, что происходит сейчас, не подвластно ни человеку, ни демону.

Жрец и Смарг стояли, сцепившись взглядами. Они не могли одолеть друг друга. Вдруг жрец поднял свой посох и ослепительная молния ударила с острия кинжала. Но, не долетев до чародея, она встретилась с какой-то преградой и рассыпалась на мириады искр, теряя свою смертоносную силу. Потерпев неудачу, Жрец на какое-то мгновение ослабил внимание. Смарг как будто только этого и ждал. Он что-то пропел и направил руку с посохом в сторону врага. Разящая волна Силы устремилась к Жрецу и встретилась с его ослабевшей защитой. Пробив ее, поток колдовской энергии захлестнул хазрита. Жрец задрожал, на миг замер, затем сделал шаг вперед и упал навзничь у ног своего идола.

Чародей тяжело опустился на пол. Люди вокруг безмолвно ждали, когда маг придет в себя.

Демон же, подлетев к Смаргу, начал нашептывать какое-то заклинание. Была видно, что колдун приходит в себя и к нему постепенно возвращаются силы. Вот он уже встал и спросил:

— Мы можем идти дальше?

В это мгновение какое-то едва заметное облачко отделилось от тела Верховного Жреца, окутало статую Хазры и та рухнула, рассыпаясь на тысячи частей и открывая прекрасный лик богини Алавы.

Завороженные чудом, люди стояли не в силах произнести ни слова.

Однако Хариша происшедшее совсем не удивило. Развернувшись к Смаргу, он ехидно заметил:

— Наконец и боги проснулись. Они указывают путь.

Чародей очнулся и понял, о чем говорит демон: правая рука богини указывала на противоположную стену, где ярко горели три светящихся рубина. Они образовывали треугольник и как бы призывали: «Нажми»! Подойдя к стене, чародей надавил на все камни одновременно. Прошли томительные мгновения, и со скрежетом, как бы нехотя, открылась каменная дверь, за которой оказалась уходящая вниз крутая лестница. Взяв факелы, воины Кулла стали медленно спускаться. За ними последовали демон, король и чародей. Спускаться пришлось недолго. Они увидели еще одну дверь. Воины расступились, пропустив вперед Кулла, он толкнул дверь, и она легко и беззвучно отворилась.

Они оказались в просторном помещении, вдоль стен которого тянулись длинные стеллажи. Свет факелов осветил их, и стало ясно, что это и есть заветное хранилище рукописей.

Смарг прошептал:

— Вот где они! Их столько, что не только прочитать, но и сосчитать трудно! Как же я найду летописи Золотых Времен? Мне жизни не хватит все просмотреть!

— Почему не хватит? А чародеи твоей гильдии не могут помочь? — с улыбкой спросил Хариш.

— Кто знает, где они и как нам их найти? Но оставшиеся в живых, думаю, придут на мой зов. — Смарг тяжело вздохнул и продолжил: — Нелегко будет собрать их.

Кулл шел вдоль стеллажей. Он никогда не видел такого громадного хранилища. Король остановился, о чем-то задумавшись, а затем, повернувшись к Смаргу, спросил:

— Как случилось, что за долгие годы хазриты так и не нашли их?

— Мне говорили, что последние хранители Древних рукописей с помощью Богов укрыли их в подземелье храма. Но все они пали, защищая свои святыни, и унесли тайну с собой в могилу. Хазриты упорно искали рукописи, в надежде использовать их. Я молился Богам, чтобы рукописи не обнаружили. Боги сохранили их.

— Почему же мы нашли их так легко? — заинтересовался Кулл.

— Ты считаешь, что легко? Сколько твоих людей погибло? Нам покровительствовала богиня Алава! Без ее помощи мы бы еще долго искали и кто знает…

Кулл и Смарг с интересом стали перебирать свитки, разворачивая их, принимались читать, потом брали другие. Увлеченные, они не замечали, как летело время. Глядя на них, поначалу безучастный демон тоже принялся рассматривать рукописи: он перелетал от полки к полке, иногда громко смеялся, иногда грустно вздыхал. Время от времени он передавал то одну, то другую заинтересовавшую его рукопись Смаргу или Куллу.

Свитки лежали беспорядочно. Они не были разложены ни по времени написания, ни по странам, которым посвящались. Видно, люди, пытавшиеся спасти рукописи от хазритов, приносили сюда все в спешке, когда падение Хабиба уже стало неизбежным.

Читая Древние Летописи, чародей удивлялся. Ему попадались свитки не только с рассказами о минувшем — о завоеваниях Шимаха.или о каком-то давно исчезнувшем народе — но и о будущем: о подвигах рыцарей какого-то короля; о проповеднике, который явится в мир и примет на себя грехи человеческие…

В рукописях переплеталось настоящее, прошлое и будущее. Воистину чудесные письмена! Едва касаясь пожелтевшей бумаги, чародей развернул очередной свиток.

— Сколько времени прошло с тех пор, когда ее в последний раз касалась рука человека, а она прекрасно сохранилась, — произнес он и с благоговением начал читать.

Прочитав первые строки, Смарг удивленно воскликнул:

— Не может быть! Это о нас!

— Читай вслух! — приказал Кулл.

— …Дорога вилась сквозь бесконечную выжженную пустыню. Редкие холмы оживляли однообразие унылого пейзажа. Солнце разгоралось на небе, как бы свирепея… Ничто не указывало на то, что этот странник не кто иной как знаменитый маг Смарг из Гильдии Чародеев Вечности……Это король Валузии Кулл после очередного набега хазритов решил уничтожить ненавистный ему и его народу город-крепость Хабиб… — продолжил Смарг, найдя в рукописи место, которое явно должно было заинтересовать атланта.

— Ведь это описание твоего похода, Кулл! — воскликнул демон. — И что же там в конце? Давай, Смарг, читай быстрее, не тяни!

Смарг осторожно перемотал длинный свиток и прочел:

— …Заканчивался кровавый штурм города Хабиба. Твари Тьмы — повержены. Все улицы устланы их безобразными телами… Среди хазритов почти не было женщин и совсем нет детей. Хазриты не знали ни жалости, ни любви, уничтожая все живое, поэтому Боги Плодородия и Любви отвернулись от них, обрекая на вымирание… Много погибло и валузийцев. Оставшиеся в живых бродили по улицам города, собирая погибших, чтобы отдать героям последние почести. На площади перед Храмом Алавы было решено соорудить большой погребальный костер… Стоял жаркий солнечный день. Голубое небо казалось выцвело от солнца. Вдруг в безоблачной вышине раздался раскат грома и сверкнула молния, ослепительная даже при ярком солнце. Она поразила безобразную статую Хазры, все еще возвышавшуюся перед храмом Алавы. Вспыхнув голубым пламенем, та с шипением исчезла, не оставив и следа. Так свершилась воля Богов… Среди победителей прокатился удивленный возглас: «Смотрите! Смотрите!» Тела хазритов начали с шипением исчезать, а на их месте оставалась лишь маленькая кучка пепла, из которой поднималась ввысь едва заметная струйка дыма. Это продолжалось до тех пор, пока город не освободился от захватчиков… Подул легкий ветерок, солнце скрыли тучи. Вот уже все небо стало свинцово-черным, без единого просвета. Стемнело. Хлынул дождь. Казалось, что он должен смыть даже воспоминания о недавнем прошлом… Постепенно город светлел, и окружавшая его пустыня преображалась… А ливень все продолжался… — закончил читать Смарг.

С нетерпением дослушав последнюю фразу, Кулл решительно сказал:

— Пойдем наверх, проверим!

Выставив охрану у дверей хранилища, атлант стремительно направился к выходу. Остальные последовали за ним.

Выйдя на улицу, они замерли, подставив израненные тела под ласковые струи ливня.

Круг замкнулся.

litresp.ru

Читать онлайн книгу Летописи древних лет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Назад к карточке книги

К. УайтЛетописи древних лет(Кулл)

(«Северо-Запад», 1997, том 2 «Кулл и Змеиное Королевство»)

Глава первая ВСТРЕЧА

Дорога вилась сквозь бесконечную выжженную пустыню. Редкие холмы оживляли однообразие унылого пейзажа. Солнце, будто свирепея, разгоралось на небе, воздух был пропитан душной пылью. Порой в этом раскаленном мареве возникали леденящие душу миражи. Непрерывной чередой сменяя друг друга, они растворялись в воздухе, как призраки. Иногда были слышны глухие стоны…

Идущего по дороге человека тоже можно было принять за мираж, настолько чуждым он казался для этих диких и пустынных мест. Это был высокий, крепкий, но не лишенный изящества, кемакнец неопределенного возраста. Его осанка отличалась благородством, а лицо дышало мужеством, прямотой и добротой. В черных, широко открытых глазах светился пронзительный ум; слишком резко очерченный подбородок свидетельствовал о твердости характера. Одежда путника представляла собой обычный балахон, подпоясанный красным шелковым шарфом с золотой бахромой. Большая дорожная сума, перекинутая через плечо, раскачивалась в такт шагам. Вооружение путника ограничивалось торчащим из-за пояса кинжалом. В руках он держал посох с увесистым навершием. Ничто не указывало на то, что этот странник не кто иной как знаменитый Смарг из Гильдии Чародеев Вечности.

Редкий человек решался путешествовать в этом жутком безлюдье. Но обстоятельства заставили колдуна пренебречь всякой осторожностью.

Его целью был город Хабиб, прославленный Хранилищем Древнейших Рукописей. В башнях города хранились многочисленные свитки, повествующие о днях давно минувших и днях грядущих. Считалось, что среди них была и рукопись о Золотом Времени.

Раньше ученые, маги и их ученики приходили в Хабиб за новыми знаниями. Многие из них мечтали прочесть о Золотом Времени, но до сих пор это не удалось никому.

В древнем граде обосновались жрецы богини Хазры, славившиеся безмерной жестокостью. В последнее время они все чаще и чаще приносили кровавые жертвы своему грозному божеству. Край опустел, редкие путники осмеливались входить в город Хазры. Участились набеги на соседей. Их совершали хазриты, черные воины того же племени, что и жрецы. Откуда они явились – не знал никто. Беспощадные ратники разоряли приграничные селения, уводили в плен женщин, стариков и детей. Мужчин убивали на месте. В крепости пленных подвергали страшным пыткам и предавали смерти перед ликом богини Хазры.

Некоторые маги до сих пор еще пытались проникнуть в Хабиб и добыть Летописи, думая, что смогут уничтожить ненавистную Хазру и вернуть Золотые Времена. Но один за другим они погибали под ударами ножей жрецов.

* * *

Много дорог вело в Хабиб, широких и удобных как для повозок с товарами, так и для конных путников. Славный город в прежние времена торговал с разными государствами Мира. Богаты и полны товаром были его рыночные площади, чего там только не встречалось: всевозможные чудо-фрукты и ягоды, изысканные ковры и ткани, меха, золотые украшения и драгоценные камни… Продавали там и чистокровных скакунов из восточных стран, и экзотических птиц, и необычных зверей.

Торговал Хабиб и со своим ближайшим соседом, королевством Валузия. Дорога, вымощенная камнем и утопающая в зелени садов, тянулась до самого Хрустального города.

Вот по этой еще недавно оживленной торговой дороге, где только изредка проезжал вооруженный человек, теперь двигалось могучее войско. Это король Валузии Кулл после очередного набега хазритов решил уничтожить ненавистный ему и его народу город-крепость. Черные воины, истребив жителей одного из пограничных городов, принялись разорять окраины Валузии. Король не мог допустить оскудения государства и смерти своих подданных. Он поклялся жестоко отомстить и собрал многочисленную армию, состоявшую не только из пиктов – искусных воинов и старинных союзников Валузии – и легионов быстрых и неутомимых наемников-варваров, но и из атов – мирных жителей приграничных земель Валузии. Костяк войска составляла верная Куллу, непобедимая Алая Стража из горцев Залгары. Валузия могла выставить и более многочисленную рать, но распри среди знати заставляли короля Кулла держать внутри страны сильную армию…

Войско шло по дороге ровной колонной. Впереди, по бокам и сзади патрулировали конные разъезды. Тяжелые катапульты и легкие баллисты, необходимые для штурма всякой хорошо укрепленной цитадели, располагались в середине колонны под усиленной охраной. Уничтожение их стало бы огромной потерей для всей Валузии. Девять катапульт бессменно охранялись Алой Стражей, а баллисты были переданы на попечение пиктам.

Во главе этой хорошо вооруженной армии стоял сам король Кулл – могучий варвар с бойцовской статью: широкие плечи, мощная грудь, узкие бедра. Все в нем выдавало воина от рождения-, который мог не только руководить армиями, но и победить любого в честной схватке. Из-под густых черных бровей поблескивали холодные серые глаза.

В полном вооружении он ехал впереди своих воинов на высоком гнедом жеребце…

День за днем армия Кулла двигалась по пустынной местности. Каждый новый день походил на предыдущий. Вот и сегодня: они ехали целый день, сделав лишь короткую остановку, чтобы поесть и дать отдохнуть лошадям, когда зной стал совершенно невыносимым. Мертвая тишина нарушалась лишь звяканьем доспехов, ржанием лошадей под пропитавшимися потом седлами, да монотонным скрипом катапульт и обоза, тянувшимися вслед за кавалерией.

Заканчивался еще один день трудного перехода, но города не было видно. Казалось, что в мире существует только бесконечная дорога и проклятая безлюдная пустыня. Близилась ночь. Впереди, на пересечении двух дорог, открылась большая пустошь. Доскакав до нее, король Кулл круто развернул коня и громко отдал приказ:

– Разбить лагерь!

Хорошо обученные воины быстро обустроили очередную стоянку. Люди отдыхали у костров, готовили еду, чистили оружие, кормили стреноженных коней. Расставив часовых, командиры легионов прибыли в королевский шатер, над которым развевалось знамя Валузии. Доложив о состоянии войск, они уже собрались уходить, как вдруг раздался голос командира охраны короля:

– Лазутчик! Какой лазутчик в этой пустыне? Кто поймал его?

– Я, Нонок, начальник ночной стражи, – раздалось в ответ. – Я обходил посты, и вдруг на дороге, прямо передо мной, словно призрак, возник человек. Он шел в сторону палатки короля. Опешив от неожиданности, я закричал: «Стой! Кто ты такой и что здесь дела ешь?» «Я – Смарг. Веди меня к королю», ответил незнакомец. Он говорил так, словно имя его мне известно. Но я о нем никогда не слышал, оно ни о чем мне не говорит. Я вызвал часовых, и мы привели его сюда.

Король Кулл вышел из палатки в сопровождении своих командиров. Он увидел человека, стоявшего в окружении воинов.

– Кто ты такой? – спросил Кулл.

– Я – чародей. Зовут меня Смарг. Уже много дней иду я из Сквиша в город-крепость Хабиб.

Удивленный Кулл оценивающе взглянул на говорившего. Король знал, что Сквиш находится далеко от Валузии и не понимал, что же могло заставить этого мага в одиночку проделать столь тяжкий и полный опасностей путь. Он еще раз внимательно посмотрел на незнакомца – тот держался уверенно и с достоинством.

– А знаешь ли ты, Смарг, что Хабиб – проклятое место. Там царят хаос и тьма?

– Да, мне это известно. Существа, обитающие там, поклоняются Хазре.

– Так, что же общего может быть между вами?

Смарг долго молчал, в свою очередь изучая собеседника, а потом спросил:

– Король, ты идешь покорить Хабиб?

Кулл усмехнулся:

– Как можно покорить Хаос? Нет. Я иду его уничтожить, сравнять с землей. Пусть его слуги исчезнут во тьме забвения!

Смарг еще немного помолчал, обдумывая услышанное. И поколебавшись, наконец произнес:

– Наша встреча предопределена судьбой. Знаешь ли ты, что крепость укреплена не только людьми, но существует еще и магическая защита, разрушить которую пока не удалось никому. Она тем сильней, чем больше кровавых жертв приносят богине Хазре. Поэтому черное воинство рыщет повсюду в поисках все новых жертв. Справиться без моей помощи ты не сможешь. Город неприступен, пока существует защита.

Король с нетерпением дослушал и сразу же спросил:

– Тогда зачем же ты идешь в Хабиб?

Смарг пронзил Кулла взглядом своих темных, почти черных глаз. Чародей боролся сам с собой, он понимал, что им не обойтись друг без друга, но все же опасался довериться варвару. Наконец он решился:

– Король, я помогу тебе завоевать город, но поклянись не жечь его. В бывшем храме богини Алавы хранятся Летописи Древних Лет. Если ты сожжешь город, то в огне погибнут и бесценные рукописи. Там есть и Летописи о Золотом Времени. Существует предание, что тот человек, который найдет их, сможет установить в Мире Вечную Гармонию. Я решился достать эти Летописи. Я должен их найти!

Убежденность чародея завораживала. Но стряхнув с себя оцепенение, Кулл рассмеялся:

– Неужели для человека так важна эта призрачная Гармония? Я не верю в нее и поэтому не могу дать тебе такой клятвы. Это не первая цитадель, которую мне приходится разрушать, и не последние враги, которых я уничтожу. Так что я обойдусь и без твоей помощи! Можешь сопровождать мою армию, но пока я приставлю к тебе стражу… А сейчас всем пора отдохнуть. На рассвете выступаем.

* * *

К исходу следующего дня на горизонте появились стены крепости Хабиб. Окрашенные лучами заходящего солнца в кроваво-красный цвет, они грозно высились на фоне вечернего неба. Некогда украшенные вьющимися растениями, стены ужасали распятыми на них останками пленников. Пространство перед крепостью покрывали человеческие кости и черепа, очищенные червями набело.

Мрачную картину довершала громадная уродливая статуя, возвышавшаяся рядом с бывшим храмом Алавы. Она походила на ужасных существ, о которых рассказывали уцелевшие от набегов жители Валузии: приземистых, массивных, с приплюснутыми головами, слишком большими даже для их массивных тел; со свалявшимися волосами, обрамлявшими плоские лица, с близко посаженными глазами и впавшими носами. Их безгубые рты напоминали резаные раны, руки и ноги были уродливо искривлены. Они выглядели, как те отвратительные твари, которых по преданиям Боги изгнали с поверхности земли.

В Хабиб вели четыре дороги, проходившие через массивные, окованные медью, деревянные ворота. По обеим сторонам каждых ворот стояли невысокие башенки. Из-за отсутствия воды, рвы вокруг города были засыпаны землей. Поразительно, но на стенах и у бойниц не было видно ни одного защитника, а ворота города были беспечно приоткрыты.

Король Кулл в сопровождении Смарга поднялся на вершину холма. Стояла неестественная тишина. Город точно вымер, не раздавалось ни единого звука, которыми обычно полны городские улицы. Все застыло в безмолвии, как перед грозой.

Увидев открытые ворота, король отправил к ним конный отряд. Одновременно он отдал приказ: развернуть войска в боевой порядок и не спеша двигаться в сторону цитадели. Смарг невозмутимо наблюдал за действиями военачальника. Только легкая улыбка коснулась уголков его рта.

Вдруг чародей оживился. Прислушиваясь к чему-то и закрыв глаза, он сделал несколько пассов руками, как бы ощупывая невидимую преграду. Теперь уже Кулл наблюдал за ним с некоторым любопытством.

– В городе знают о нашем приближении и готовы встретить. Над цитаделью есть магическая защита, но она слабее, чем я предполагал. Видимо, в последнее время жертвоприношения Богам Тьмы почти прекратились, – задумчиво изрек Смарг.

– Мало набегов, мало жертв, – коротко бросил Кулл, обратив внимание лишь на последнюю фразу. – Мы дали им отпор еще раньше.

Но тут глаза короля расширились от удивления. Передовой отряд конницы, под предводительством одного из лучших его командиров, графа Залга, столкнулся с невидимой преградой. Первые всадники вместе со своими конями полетели на землю, невидимая рука разметала их в разные стороны. Лавина коней, не успевая остановиться, подмяла передних и, двигаясь по инерции, повторила их движение, растекаясь направо и налево. Еще не понимая, что произошло, Кулл мгновенно отправил гонцов остановить уже развернувшиеся и готовые к бою войска. Король приказал отойти на безопасное расстояние от крепости и разбить лагерь.

Вслед за этим король послал отряд разведчиков осмотреть подходы к крепости и выяснить причину такого непонятного поведения первого отряда. Воины понеслись вскачь к вражеской цитадели. Наконец-то закончился этот изнурительный переход под палящим солнцем. Им предстояло настоящее дело.

Кулл со Смаргом наблюдали за происходящим с холма. Всадники отряда графа Залга присоединились к разведчикам.

Разведчики действовали осторожно. Доехав до места падения и наткнувшись на невидимую преграду, они не смогли подобраться к стенам Хабиба ближе. Один из разведчиков изо всех сил рубанул по невидимой стене мечом, но тот, обиженно звякнув, отскочил от нее и вырвался из рук воина. Другой попытался пробить преграду копьем. Копье отлетело, с силой отброшенное назад, и всадник, вылетев из седла, повалился наземь.

Командир разведчиков решил попытаться подъехать к крепости с другой стороны. Отряд развернулся и поехал вдоль преграды, пытаясь найти хоть какой-нибудь проход. Король Кулл видел, что происходит что-то странное и непонятное.

Вдруг ворота крепости распахнулись и оттуда вылетел отряд черных воинов. Хазриты производили устрашающее впечатление – всадники, одетые во все черное, на черных как смоль конях… Когда этот отряд проходил сквозь невидимую преграду, полыхнул яркий свет.

Черный вихрь налетел на отряд разведчиков. Бой был скоротечным. Один за другим падали воины Валузии. Каждому воину Кулла приходилось обороняться против троих, но разведчики – искусные воины, погибая, успевали отправить в преисподнюю двух, а то и трех хазритов. Но схватка закончилась слишком быстро, Кулл не успел даже послать подмогу. Уцелевшие черные всадники по безмолвной команде прекратили схватку, развернули коней и помчались обратно в крепость, словно их здесь и не было. При проходе через невидимую стену опять была яркая вспышка света, которая, постепенно угасая, мерцала еще какое-то время.

Ошеломленный Кулл долго молчал. Когда он заговорил, его голос звенел от холодной ярости:

– Что это, Смарг?

– Я предупреждал, король! Это и есть непреодолимая магическая преграда. Она хорошо защищает город не только над землей, но и под землей, представляя собой замкнутую сферу, ограждающую Хабиб. – Чародей смолк, остановленный жестом Кулла.

– При чем здесь сфера? – прорычал король. – Говори о деле!

Смарг понял, что король еще не остыл и раздражен непонятными словами. Но это его не смутило, и он продолжил:

– Сфера это как шар, – сказал Смарг и руками описал круг в воздухе. – Простым штурмом город тебе не взять. Нет такой силы, которая могла бы уничтожить защиту снаружи. Эта магия и раньше применялась для защиты крепостей. Но ничто не проходит даром. Использование магии во зло, приводит к разрушению империй и гибели тиранов, – продолжал он, чувствуя что Кулл постепенно приходит в себя.

Король действительно восстановил способность рассуждать здраво. Впервые столкнулся атлант с тем, что, имея громадное войско, он не способен атаковать и разгромить врага.

Приняв доклад разведчиков, ничего не добавивший к увиденной им картине, Кулл дал знак магу продолжить. Надо было разобраться в происходящем и принять решение.

– В летописях говорится, что великий король прошлого Шимах тоже использовал магию для своих завоеваний. Он порабощал одно государство за другим, и никто не мог его одолеть. Многие пытались убить или захватить короля, но у них ничего не получалось. Много горя принес тогда Шимах. Король же черпал свое могущество от злых сил Тар-Тара, открыв дверь в наш мир для мерзких тварей. Зло расползлось по земле. И тогда несколько чародеев решили выступить против Шимаха. Они долго готовились. Несколько попыток одолеть Шимаха окончились неудачей. Великие чародеи погибли, пытаясь познать ее секрет. И только благодаря Радборну, юному ученику верховного жреца, удалось остановить приход в наш Мир мерзких тварей Тьмы. Узнав заклинание, уничтожающее стену-защиту, Радборн сбежал. Его, умирающего в пустыне от голода и жажды, случайно обнаружил чародей-скиталец по имени Кали. Он выходил юношу. И в знак благодарности Радборн поведал тому все, что знал.

Кулл с интересом выслушал Смарга. Когда тот замолчал, король спросил:

– А почему я никогда об этом не слышал? Почему не упоминалось об этом ни в одном предании? И что случилось с Шимахом потом?

– Хорошо! Я клянусь, что у тебя будет время взять эти рукописи. А потом я сожгу этот город, и пусть о нем не останется даже воспоминаний, – решил король.

– Значит, ты понял почему никто не знает об этом мрачном прошлом, – молвил чародей Вечности, оставив последнее слово за собой.

Войско Кулла уже разбило лагерь и продолжало укреплять его на случай возможного нападения. Обозы развернули так, чтобы они образовывали плотное кольцо вокруг лагеря. Перед ними установили рогатины и побросали связки хвороста и тюки с овечьей шерстью, которые обычно использовали пешие воины для защиты от стрел при штурме укреплений. Они должны были остановить конницу противника, если бы тому вздумалось произвести ночную вылазку. Кони, попав в хворост, непременно поломали бы ноги и повалились, похоронив под собой всадников или скинув их на частокол из рогатин. А град стрел из повозок обоза довершил бы уничтожение неприятеля. При необходимости можно было использовать и легкие баллисты для метания каменной картечи. Против нее не могла устоять еще ни одна армия, с которой сталкивался Кулл в своих походах. Баллисты расположили за кольцом повозок.

Несмотря на то, что хорошо обученные войска действовали и без его вмешательства, король Кулл пошел проверить дозоры и осмотреть укрепления лагеря. Ему хотелось обдумать план штурма. Только приняв решение, король советовался со своими командирами.

Смарг, которого не интересовало укрепление лагеря, в сопровождении приставленной к нему стражи спустился с холма и прошел в отведенную ему палатку. Достав из походной сумы несколько свитков, он развернул их на столе и углубился в чтение. Чародей еще окончательно не решил, как проникнуть в Хабиб, чтобы совершить там таинство разрушения черной магии, защищающей город. Борьба со злой силой Хазри, поддерживаемой всей мощью Тар-Тара, смертельно опасна. Он понимал, что завтра для него может настать последний день жизни. Но чародей следовал выбранному пути.

Смарг верил – настало время! Он сможет достать Летописи Золотых Времен, и тогда цель его жизни будет достигнута… или он погибнет. Времени на размышления уже не оставалось – необходимо было подготовиться к завтрашнему дню.

Смарг уже довольно долго изучал старинные рукописи и почти отчаялся найти верное решение. Вдруг он радостно вскрикнул, схватив древний почерневший от времени свиток со странными иероглифами, вместо букв:

– Наконец-то, нашел!

Чародей снова углубился в чтение, что-то бормоча себе под нос. Потом решительно встал, еще мгновение подумал и направился на поиски короля Кулла, не обращая внимания на едва поспевавшую за ним стражу.

Король, тем временем уже приняв окончательное решение, твердым шагом направился к палатке Смарга. Они не успели пройти и по сорок шагов каждый, как столкнулись друг с другом.

– Ну как, чародей, удалось тебе разыскать что-нибудь в своих свитках? Когда ты сможешь снять магическую защиту, чтобы я мог послать вперед моих воинов?

– Да! Готовься к штурму крепости. Но мне понадобится самая мощная твоя катапульта, чтобы послать в крепость того, кто совершит задуманное.

– И это все, что тебе необходимо? – король недоверчиво посмотрел на мага.

– Конечно, нет. У меня будет не простой помощник. Это будет хоть и не очень большой, и не самый сильный, но все же демон, – с некоторой иронией в голосе произнес Смарг.

– Демон?

– Да. Ничто земное не сможет пройти сквозь эту преграду. У демона должно получиться. В одной из своих ипостасей он сможет пройти сквозь магическую защиту. Но в этой ипостаси он не может передвигаться. Приземлившись в крепости, он прочтет заклинание, которое прекратит доступ Силы к Защитной Сфере. И тогда все будет зависеть от тебя и твоих воинов. А сейчас прикажи страже отойти подальше, нам необходимо обсудить наши будущие действия.

– Да будет так! – решительно молвил атлант.

Назад к карточке книги "Летописи древних лет"

itexts.net

Русские летописи и летописцы X–XIII вв. читать онлайн, Пётр Петрович Толочко

Введение

Летописи Киевской Руси представляют собой одно из наиболее примечательных явлений средневековья. В отличие от хроник большинства стран Европы, которые составлены на латыни, они написаны на родном языке, если и не целиком идентичном разговорному народному, то очень близком к нему. Этим обусловлена чрезвычайная популярность летописного жанра на Руси. Летописи были достоянием не только древнерусской книжной элиты, но и более широких кругов грамотных людей. Они читались и переписывались в течение многих столетий, благодаря чему дошли до нашего времени.

Академик XVIII в. Г. Миллер, пораженный широтой летописной информации и уровнем ее систематизации, писал, что летописец Нестор и его последователи создали систему русской истории, которая настолько полная, что ни одна другая нация не может похвалиться таким сокровищем. Б. А. Рыбаков сравнивал древнерусские летописи со светильником, который, будучи зажженным первыми неизвестными летописцами, освещал тысячи исторических деталей, сотни битв, походов, осад, строительство городов, борьбу с кочевниками, наводнения, пожары, интриги коварных царедворцев, церковные настроения, живой язык и переписку русских людей.[1]

Традиция летописания сложилась в Киеве в X в., но затем распространилась практически на все русские земли. Летописи писались в Новгороде, Переяславле, Чернигове, на Волыни, в Галиче, Ростове, Суздали, Владимире на Клязьме, в других удельных центрах. Их авторами были монахи, игумены, представители княжеской администрации и даже князья. Практически все летописи в своей основе имеют общий киевский летописный свод, известный под названием «Повести временных лет» с ее широким общерусским охватом исторических явлений и событий. Около середины XII в. наблюдается разветвление единого летописного ствола на целый ряд земельных хроник, главным содержанием которых стала местная история.

И все же летописание удельных центров Руси эпохи феодальной раздробленности, несмотря на отличия в составе сообщений и конкретной идейной направленности, унаследовало от предшествующего периода общерусские традиции, характеризовавшие «Повесть временных лет». В областном летописании получила развитие, в частности, ее главная идея, которую Б. Д. Греков обозначил как гордость за свое прошлое, обеспокоенность будущим и призыв к защите целостности Отчизны.[2]

Постепенно отдельные хроникальные записи, повести, сказания, поучения объединялись в летописные своды — своеобразные исторические хрестоматии. Они имели разных авторов, разный стиль изложения и характер информации, но всегда хранили на себе печать их составителей. Последние не только редактировали своих предшественников, но и дополняли их сообщения новыми фактами, сокращали или изымали нежелательную информацию, осовременивали изложение согласно существующим политическим пристрастиям. Работа эта выполнялась, как правило, не по собственной инициативе летописцев, а по заказу княжеской власти. Об этом мы узнаем, в частности, из сообщений Никоновской летописи: «Первии наши властодержцы безъ гнѣва повелѣвающе вся добрая и не добрая прилучившаяся… написывати». Заказчиками летописей были также митрополиты и епископы.

Исходя из сказанного, невозможно ожидать от древнерусских летописцев невозмутимой беспристрастности наподобие пушкинского Пимена. Их «правдивые сказания» нередко зависели от меры «гнева» сюзерена, деяния которого надлежало занести на скрижали истории, от собственных политических симпатий и желания повлиять на течение событий, от уровня гражданского самосознания авторов.

Источниковедческие возможности летописных материалов усложнены еще и тем, что они дошли к нам не в своем изначальном облике, а в составе позднейших сборников. Последние представляют собой переплетение разных эпох, политических позиций и тенденций, использование различных стилей летописания, летописей разных земель, которые передают одни и те же события с разных позиций. Необходимо также считаться и с неизбежными ошибками позднейших переписчиков.

Поиск летописных первоисточников и авторских канонических текстов начался от времен последнего летописца — первого историографа В. Н. Татищева и продолжается до наших дней. Заслугой многих поколений отечественных и зарубежных исследователей древнерусского летописания было то, что оно предстало перед нами не только как историческая хроника Руси IX–XIII вв., но и как одна из форм общественного сознания.

Было также установлено, что сохранившийся фонд летописей не исчерпывает собой всей полноты древнерусской исторической письменности. «Можно себе представить, — писал Н. И. Костомаров, — какое огромное количество летописей было у нас, если в каждом монастыре велась своя отдельная летопись».[3] Сказанное вынуждает историков со всей серьезностью относиться к тем сообщениям поздних летописных сводов, которые не находят параллелей в уже известном летописном фонде Руси. Источниковедческий анализ «Истории Российской» В. Н. Татищева, осуществленный М. Н. Тихомировым, Б. А. Рыбаковым, А. Г. Кузьминым и другими историками показали, что в ней использованы древние летописи, не дошедшие до нашего времени. Около 87 % всех дополнений XII в. позаимствованы из Раскольничьей летописи, которая представляла собой, по мнению Б. А. Рыбакова, киевскую летопись двух поколений Мстиславичей, еще не подвергшуюся сокращениям, остальные 13 % взяты из Еропкинской, Хрущовской и неизвестной Чернигово-Сиверской летописи.[4]

Аналогичное отношение должно иметь место к Никоновской, Воскресенской, новгородским и другим поздним летописям. Наличие в них известий, которые не имеют аналогий в уже известном круге древнерусских текстов, не может быть основанием для безоговорочного скептического отношения к ним. Разумеется, нужен критический подход к таким известиям и углубленное их источниковедческое исследование. Не выполнив эту многотрудную исследовательскую работу, мы можем лишь говорить, что не знаем, какие дополнительные источники были в руках позднейших летописцев, но не о том, что таковых у них вовсе не было.

Большим доверием исследователей пользуются Лаврентьевская, Ипатьевская и Радзивиловская летописи, в которых, как считается, летописание древнерусского времени сохранилось наиболее адекватно. Лаврентьевская летопись представлена единственным списком, изготовленным под руководством монаха Лаврентия в 1377 г. Ее изложение заканчивается статьей 1305 г., что, очевидно, связано с объемом материала, который содержался в протографе, в так называемых «книгах ветшаных». На древнерусском пространстве летопись состоит из «Повести временных лет», трудов Владимира Мономаха, а также хроники событий в Северо-Восточной Руси.

Близкой к Лаврентьевской является Радзивиловская летопись, известная в двух списках XV в.: Радзивиловском (с миниатюрами) и Московско-Академическом. А. А. Шахматов, М. Д. Приселков и ряд других исследователей связывали Радзивиловскую летопись со сводами Переяславльским или Владимирским, однако тот факт, что она доведена не до 1212 или 1216 г., как они, а лишь до 1206 г., позволяет предполагать существование какого-то третьего древнего свода, возможно южнорусского происхождения.

Ипатьевская летопись, наиболее полно сохранившая южнорусское летописание X–XIII вв., известна в нескольких списках, из которых основными являются собственно Ипатьевский (около 1425 г.) и Хлебниковский (XVI в.). Текстологическое их сопоставление обнаруживает, что оба списаны с общего протографа, причем текст Хлебниковского списка производит впечатление в отдельных местах более полного. Как определил еще Я. И. Бередников, Ипатьевская летопись состоит из «Повести временных лет», ее продолжения до 1200 г. и Галицко-Волынского свода XIII в.[5] Позже В. Т. Пашуто выделил еще один летописный свод 1238 г. и его редакцию 1246 г., который был киевского происхождения, но вошел составной частью в летописание Данила Галицкого и его последующих редакций в Холме и Владимире.[6]

С первых шагов изучения летописей перед исследователями возникла проблема их хронологии. Было замечено, что разные летописи по-разному датируют одни и те же события, причем разница в датах достигала иногда одного-двух лет. Попытки согласовать показания летописей и уточнить хронологию событий приводили историков к важным выводам по поводу разных систем летоисчисления на Руси.

Отдельные наблюдения В. Н. Татищева, М. Н. Карамзина, М. П. Погодина, М. С. Грушевского и других историков не потеряли своего значения и поныне, но наибольшая заслуга научно обоснованной системы хронологии древнерусского летописания принадлежит Н. Г. Бережкову. Он показал, что восточные славяне вместе с христианством приняли и византийскую эру летоисчисления (5508 г. от сотворения мира), но сохранили свое извечное начало года, которое приходилось не на сентябрь, как в Византии, а на март. Между сентябрьским и мартовским годами, согласно М. Т. Бережкову, было два возможных соотношения: мартовский год начинался на полгода позже сентябрьского или на полгода раньше его. Последний получил название ультрамартовского.

В зависимости от того, каким стилем пользовался тот или иной летописец, определялась и действительная дата событий. В начале XII в., как полагал Н. Г. Бережков, преимущество оставалось за мартовским стилем; в XII и XIII вв. значительное распространение приобрел ультрамартовский. Он также отметил, что нет ни одного летописного свода, в котором бы употреблялся лишь один стиль летоисчисления, хотя и не объяснил причину этого явления.[7]

Согласно исследованию Б. А. Рыбакова, в IX в. на Руси при определении точных дат пользовались не византийской, а александрийской эрой (5500 г. от сотворения мира). Этот счет применялся в это время в Болгарии, откуда, вероятно, и проник на Русь.[8]

Русским ...

knigogid.ru

Дела давно минувших дней...: Как читать летописи?

Как читать летописи...

Ключевым источником знаний о нашем собственном прошлом являются древнерусские летописи. По просьбе Arzamas кандидат исторических наук Дмитрий Добровольский описал четыре важнейшие проблемы, которые должен решить человек, захотевший изучить летописный текст

Подготовил Дмитрий Добровольский

Как читать летописи

Евангелист Иоанн в образе льва. Парус из часовни Спаса Нерукотворного в деревне Вигово, рубеж ХVII–ХVIII веков. Парус — элемент купольной конструкции.

1. Прочитать

Прежде всего исследователю необходимо прочитать доставшийся ему текст. Древнерусские летописи написаны на древнерусском языке и переписаны писцами, почерки которых, естественно, довольно сильно отличаются от наших. Вот, например, две фразы из Ипатьевской летописи, написанной в 1420-х годах, — по общему признанию, системообразующие для русской истории: Как читать летописи землѧ наша велика · иѡбилна · а нарѧда вънеи нѣтъ · Как читать летописи Руси веселье питье · не мо-жемъ безъ того быти · : —

Конечно, не все тут ясно без специальной подготовки. Буква Ѧ («юс малый») читается как «я», Ѡ («омега» или «от») — как «о», а Ѣ («ять») — как «е»; заметим, кроме того, что З и Н пишутся на греческий манер — как ζ и Ν, а Е выглядит как украинская буква Є. Русскоязычного читателя может удивить окончание инфинитива -ти («быти»), сохранившееся сегодня лишь у отдельных глаголов («везти», «идти»). Но привыкнуть к иным начертаниям букв несложно; реально выучить и древнерусскую грамматику. Хуже другое: в некоторых случаях и этих специальных знаний оказывается недостаточно.

Из приведенных примеров видно, что в Древней Руси писали без пробелов (или, во всяком случае, ставили пробелы не всегда). Это естественно для архаической письменности: как правило, разрывы между словами не артикулируются в устной речи, и нужен определенный уровень филологических знаний, чтобы стала очевидна необходимость отделять одно слово от другого. В первых двух примерах разделение этих фраз на слова не вызывает особенных трудностей. Но так бывает не всегда. К примеру, вот такой фрагмент обнаруживается в Лаврентьевской летописи 1377 года непосредственно перед знаменитым рассказом о призвании варягов:

Как читать летописи

Первые три строчки и начало четвертой существенных разногласий в науке не вызывают. Вот расшифровка первых строк в упрощенной орфографии, но с сохранением оригинального деления на строки:

[и]маху дань варязи изъ заморья на чюди и на сло-вѣнех · на мери и на всѣхъ кривичѣхъ · а козари и-маху на полянѣх · и на сѣверѣх и на вятичѣхъ · има-ху...

То есть «брали дань варяги из заморья с чюди и со словен, с мери и со всех кривичей, а хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей, брали...».

А дальше — там, где приводится размер дани, — ситуация становится сложнее.

Если просто переписать то, что имеется в источнике, получится такая последовательность букв: «побѣлѣивѣверицѣ ѿдыма». В начале этого ряда легко опознается предлог «по», а в конце — слова «от дыма» (в некоторых случаях буквы могли надписываться над строкой). Обращение к словарям помогает опознать слово «вѣверица» — «белка», «беличья шкурка». Так в написанной слитно фразе возникают три дополнительных пробела: «по бѣлѣи вѣверицѣ от дыма». Но для «бѣлѣи» возможны два варианта.

Можно увидеть здесь одно слово — прилагательное, выступающее определением к существительному «вѣверица». «По бѣлѣи вѣверицѣ» в этом случае будет обозначать «по белой белке», то есть по одной наиболее ценной для промысла зимней беличьей шкурке серых тонов (такое прочтение предлагает, например, Дмитрий Лихачев). В качестве подтверждения этой версии можно привести рассказ Ипатьевской летописи о встрече князей в Моровске (1159): среди подарков, которыми обменивались участники этого съезда, фигурируют «белые волки». Судя по всему, в Древней Руси «белые», зимние меха выделяли в отдельную категорию пушнины. 

Однако в древнерусском языке было не только прилагательное «бѣлъ» («бѣлыи»), но и существительное «бѣла», обозначавшее среди прочего денежную единицу, монету. Эти денежные единицы упоминаются, к примеру, в ряде купчих грамот конца XIV — начала XV века, хранившихся в архиве Кирилло-Белозерского монастыря. Это значит, что в обсуждаемой фразе из Лаврентьевской летописи можно поставить еще один пробел: «по бѣлѣ и вѣверицѣ от дыма». Дань в этом случае придется считать состоявшей из двух частей — денежной (в размере одной белы) и натуральной (в виде беличьей шкурки). Получаем второе прочтение фрагмента, состоящего всего из двух десятков букв.

Может показаться, что проблема не очень важная и может быть интересна только отдельным профессионалам. Но это не так. Дело в том, что если варяги и хазары брали дань со славян только мехами, то с высокой долей вероятности хозяйство у славян того времени было сугубо натуральным и строилось на прямом обмене товарами. Если же во взимаемых податях присутствовала и денежная компонента, то, значит, на Руси, причем еще до призвания Рюрика, существовало обращение монет. А это два совершенно разных типа развития экономики, причем первый из них — натуральный — считается характерным для «отсталых» обществ и вытесняется вторым — товарно-денежным — по мере «развития», что бы под этим словом ни понималось. Иначе говоря, от того, как мы расставим пробелы в летописном тексте, напрямую зависит наша оценка «прогрессивности» восточных славян середины IX века. Не случайно среди сторонников чтения «по бѣлѣ и вѣверицѣ» оказался Борис Греков — один из ведущих историков сталинского периода, в конце 1940 — начале 1950-х годов старавшийся из «патриотических» соображений предложить как можно более древнюю датировку возникновения государственности на Руси.

Версия, что славяне могли платить дань и мехами, и деньгами, противоречит данным ряда источников. В частности, арабский путешественник и писатель середины X века Ахмед ибн Фадлан, оставивший нам описание Поволжья и прилегающих регионов, отмечает, что «на царе славян [лежит] дань, которую он платит царю хазар, от каждого дома в его государстве — шкуру соболя». О монетах в этом сообщении нет ни слова. Как следствие, современная наука сдержанно относится к чтению «по бѣлѣ и вѣверицѣ»; альтернативный вариант «по бѣлѣи вѣверицѣ» считается предпочтительным.

В то же время вопрос (как и всякий сто́ящий вопрос в исторической науке) остается открытым.

2. Изучить историю текста

Как читать летописи

Евангелист Лука. Миниатюра из Мстиславова Евангелия. Новгород, XII век

© Wikimedia Commons

Предположим, что нам достался сравнительно простой по графике, грамматике и лексике текст, прочтение которого не вызывает проблем. Можно ли считать, что мы сразу же получаем непосредственный доступ к «тому, как все было на самом деле»? Разумеется, нет. Хорошо известно, что в историческом источнике, даже самом тривиальном, мы находим не «действительность», а взгляд автора, составителя или даже переписчика. Естественно, это касается и русских летописей. Из этого следует, что адекватно прочитать летопись возможно, только как можно больше узнав про ее автора. К несчастью, сделать это очень сложно: допетровская русская культура с большим подозрением смотрела на все проявления индивидуальности; самостоятельность человека рассматривалась как источник соблазна и причина греха. Поэтому летописцы не только не настаивали на неприкосновенности своих сочинений, но и прямо призывали последующих читателей и распространителей исправлять допущенные по неразумию ошибки:

«и ныне, господа отци и братья, оже (если. — Д. Д.) ся гдѣ буду описалъ, или переписалъ, или не дописалъ, чтите исправливая, Бога дѣля, а не клените, занеже (поскольку. — Д. Д.) книгы ветшаны, а умъ молодъ, не дошелъ».

И такие «исправления» (а на самом деле — редактура, переделка, перераспределение акцентов) производились при переписке постоянно. Более того, когда один летописец прекращал работу, следующий мог взять ту же рукопись и продолжить писать на оставшихся чистыми листах. В результате перед современным исследователем оказывается текст, в котором прихотливо сплетаются труды нескольких совершенно разных людей, и прежде чем ставить вопрос о личности каждого из книжников, необходимо разграничить «зоны активности» каждого из них. 

Для этого существует несколько приемов.

1. Самый простой случай — если до нас дошло несколько разновременных копий интересующей нас летописи (специалисты по средневековой литературе называют их списками). Тогда, сравнивая эти списки между собой, мы можем наглядно проследить возникновение каждой правки, а если хватит данных — то и прикинуть, кто мог бы эти правки осуществить.

2. Неплохо также (парадоксальным образом!), если редакторское вмешательство было произведено грубой, неаккуратной рукой. Такая правка будет надежно определяться по несуразностям, которые неизбежно возникают при неосторожном редактировании: где-то окажется предложение без глагола, где-то станет непонятно, кого «его», а где-то и вовсе не разобрать, кто на ком стоял.

Пожалуй, самая примечательная ошибка редактора обнаруживается в рассказе Повести временных лет об объединении Новгорода и Киева под властью варяжского князя Олега (882). В начале этого сообщения используются глаголы в единственном числе: «[п]оиде Олегъ... и приде къ Смоленьску...» Но затем внезапно возникает форма ныне утраченного двойственного числа: «[и] придоста къ горамъ хъ Кыевьскимъ». Даже не зная древнерусского, нетрудно заметить, что форма глагола изменилась (если раньше на конце стояло «-е», то теперь видим «-оста»). Понять причины этой ошибки было бы невозможно, если бы в руках исследователей не оказалось так называемой Новгородской первой летописи младшего извода, в которой — в отличие от подавляющего большинства летописей — поход скандинавов на юг описывается как предприятие двух человек: князя Игоря (того самого, которого в 945 году убьют древляне) и его друга и соратника Олега. Еще в конце XIX века Алексей Шахматов показал, что Новгородская первая летопись сохранила в своем составе остатки некоего древнего сочинения, излагавшего многие сюжеты ранней русской истории в нетипичном, еще не доведенном до завершения виде, в том числе Игорь там представал не воспитанником, а ровесником Олега. Автор рассказа Повести временных лет о покорении Киева, видимо, взял это сочинение за основу, но в одном месте забыл заменить форму двойственного числа. Его оговорка дала нам возможность узнать о некоторых деталях истории русского летописания XI — начала XII века.

3. Наконец, если летопись сохранилась в единственном списке и грамматических перебоев в нем не прослеживается, исследователь может ориентироваться на стилистические различия между разными по происхождению фрагментами текста, а иногда и на содержательные противоречия. Скажем, рассказывая о небесных знамениях, наблюдавшихся на Руси в 1061 году, летописец замечает:

«знаменья <...> въ небеси, или звѣздам, ли сълнци, ли птицами, ли етером (другим. — Д. Д.) чимъ, не [на] благо бываеть, но знаменья сиця (такие. — Д. Д.) на зло бывають, ли проявленье рати, ли гладу, ли смьрть проявьляеть».

Но далее из описания событий начала XII века становится ясно, что знамения могут быть как добрыми, так и злыми: все зависит от того, насколько истово будут молиться очевидцы. В одной голове оба этих утверждения вряд ли уживутся, а значит, скорее всего, изложение событий 1061 года написано не тем, кто составил рассказ о громких победах русского оружия, ознаменовавших собой первое десятилетие XII века.

Понятно, что результаты такого анализа будут существенно менее убедительными, чем выводы, полученные первыми двумя способами. Но попытки рассматривать летописный текст как единое целое еще менее продуктивны, поскольку в таком случае наше представление об исторических событиях неизбежно останется слишком обобщенным.

3. Узнать, кем был летописец

Как читать летописи

Евангелист Иоанн Богослов. Пергамент из Золотой книги бенедиктинского аббатства Пфеферс. Германия, XI век

-первых, имя Нестора появляется только в самой поздней из известных нам рукописей с текстом Повести, в то время как в других его произведениях оно фигурирует всегда, а во-вторых, Повесть временных лет расходится в трактовке ряда исторических сюжетов с Житием Феодосия, которое несомненно принадлежит Нестору. Значит, опираться на эту атрибуцию в истолковании текста Повести временных лет не приходится.

С другой стороны, даже не зная конкретных имен и подробностей биографии, мы можем в деталях представить себе социальный портрет тех, под чьим пером сформировалась сюжетная канва российской истории, особенно если будем очень внимательны к мелким деталям. Любая вскользь брошенная фраза, любая третьестепенная фигура на заднем плане могут пролить свет на обстоятельства и причины создания изучаемого нами текста.

Рассказывая о святом Феодосии Печерском, один из летописцев XI века отмечает:

«к нему же и азъ придохъ, худыи и недостоиныи рабъ, и приятъ мя лѣтъ ми сущю 17 от роженья моего».

Там же под 1096 годом книжник пишет от первого лица об очередном нападении степных кочевников:

«и придоша в манастырь Печерьскыи, намъ сущим по кѣльямъ почивающим по заутрени (то есть «когда мы были в кельях и отдыхали после заутрени». — Д. Д.), и кликнуша около манастыря, и поставиша стяга два пред враты манастырьскими. Намъ же бѣжащим задомъ манастыря, а другимъ възбѣгшим на полати, безбожныѣ же сынове Измаилеви высѣкоша врата манастырю и поидоша по кельямъ, высѣкающе двери, и износяху, аще что обрѣтаху в кельи...»

Очевидно, автор или авторы приведенных фрагментов принадлежали к братии Киево-Печерского монастыря. Монастырская жизнь регламентирована в деталях. Ключевой предмет регулирования в монастырских уставах — это служба, состав и порядок следования церковных песнопений. Но немалое внимание уделяется и времени вне службы — трапезам (включая меню и даже поведение за столом), выполнению подсобных работ и индивидуальным занятиям в кельях. При этом весьма желательно, чтобы у монаха не было свободного, не посвященного тому или иному послушанию времени, поскольку праздность неизбежно рождает грех. При этом из той же летописи мы узнаем, что в Киево-Печерском монастыре действовал едва ли не самый строгий из уставов, Студийский.

Занятия историей могут встроиться в подобный образ жизни только при одном условии: если исторический процесс будет рассматриваться исключительно в религиозном ключе, сквозь призму грядущего Страшного суда. А раз так, то не приходится и удивляться той огромной роли, которую играли в древнерусском восприятии истории Библия и учение Церкви: только глубокое знакомство со священной историей и богословской литературой давало летописцу возможность создать такую трактовку событий, которая не пришла бы в противоречие с духом монастырского устава.

Наряду с летописцами-монахами существовали летописцы из белого духовенства и летописцы — служители церквей. Их мировосприятие во многом было похоже на мировосприятие монахов — в конце концов, и те, и другие, и третьи тесно связаны с жизнью церкви, но были и различия, связанные с тем, что священник был существенно больше вовлечен в мирскую жизнь. В частности, по сравнению со своими киевскими предшественниками новгородские летописцы XII–XIII веков кажутся более внимательными к экономике и городскому хозяйству, отмечают голодные и изобильные годы, падения и повышения цен, фиксируют природные катаклизмы и разрушения, которые наносит разбушевавшаяся стихия:

«бысть вода велика вельми въ Волхове и всюде, сено и дръва разнесе; озеро морози въ нощь, и растьрза вѣтръ, и вънесе въ Волхово, и поломи мостъ, 4 городнѣ отинудь бе-знатбе занесе».

То есть «поднялась вода сильно в Волхове и в других реках, сено и дрова унесла; озеро ночью стало замерзать, но ветер разметал льдины и вынес в Волхов, и [этот лед] сломал мост, четыре опоры унесло вообще неизвестно куда».

В результате мы получаем незамысловатую в литературном отношении, но объемную картину городской повседневности русского Средневековья.

Наконец, существовали (во всяком случае, в конце XV века) и летописцы —должностные лица. В частности, описав чудесные обстоятельства рождения Василия II (1415), один из книжников замечает:

«мнѣ же о сем Стефан дьякъ сказа, а в прежнем проречении старца Деменътей печатник ему сказаше, поведа великая княгини Мария».

Очевидно, составитель был принят при дворе и вхож в зарождающиеся московские приказы; поскольку же для процитированной летописи характерна еще и последовательная поддержка великокняжеской власти (в том числе и по тем вопросам, по которым позиция Ивана III расходилась с позицией Церкви), то весьма вероятно, что ее автор и сам принадлежал к несметному племени отечественных бюрократов.

Конечно, предложенные портреты летописцев носят характер веберовских идеальных типов и схватывают источниковую реальность лишь в самом первом приближении. В любом случае летописный текст обычно содержит достаточно деталей, позволяющих представить себе того человека, с которым приходится вести диалог, а значит, и предсказать специфику его реплик.

4. Понять, что летописец хотел сказать

Как читать летописи

Икона Спаса Пантократора. Миниатюра из Псалтыри Теодора. Константинополь, XI век

© The British Library

Важной (и по большому счету лишь в последнее время осознанной) проблемой изучения летописных текстов является присутствие в них многочисленных иносказаний. Специфика иносказания в том, что о нем, как правило, не предупреждают; напротив, прибегая к непрямому выражению своей мысли, автор вызывает читателей на своего рода интеллектуальный поединок, предлагая им самостоятельно догадаться, где заканчивается буквальное описание и начинается текст с двойным дном. Понятно, что взаимодействие в таком режиме требует определенной подготовки и от пишущего, и от читающего: оба они должны владеть правилами игры и уметь ее распознать.

Долгое время считалось, что в русской средневековой книжности иносказания не употреблялись: летописцы казались исследователям людьми простыми, чуждыми греческой хитрости и латинской выучки. Действительно, на Руси не было ни состязательного суда, где можно было бы выработать навыки красноречия, ни академий и университетов, где эти навыки можно было бы обобщить, систематизировать и передать молодому поколению. И все же картина немного сложнее. Рассмотрим один пример, предложенный в середине 1990-х годов историком Игорем Данилевским.

В начальной части Повести временных лет, уже сообщив о Кие, Щеке, Хориве и сестре их Лыбеди, но еще до рассказа о призвании варягов летописец приводит историю о том, как правители Хазарского каганата попытались обложить данью восточнославянское племя полян:

«и наидоша я козарѣ... и рѣша козари: „Платите намъ дань“. Съдумавше же поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша козари ко князю своему и къ старѣишинымъ своимъ, и рѣша имъ: „Се налѣзохомъ дань нову“. Они же рѣша имъ: „Откуду?“ Они же рѣша: „Въ лѣcѣ на горахъ надъ рѣкою Днѣпрьскою“. Они же рѣша: „Что суть въдали?“ Они же показаша мечь. И рѣша старци козарьсти: „Не добра дань, княже! Мы ся доискахомъ оружьемь одиною стороною, рекше саблями, а сихъ оружье обоюду остро, рекше мечь. Си имуть имати дань на насъ и на инѣхъ странахъ“».

Вот перевод этого фрагмента:

«и нашли их (полян. — Д. Д.) хазары... и сказали хазары: „Платите нам дань“. Поляне же, посовещавшись, дали от [каждого] очага по мечу, и отнесли хазары [эту дань] своему князю и старейшинам и сказали им: „Вот, мы нашли новых данников“. Те же сказали [пришедшим]: „Где?“ Пришедшие же сказали: „В лесу, что на горах у реки Днепра“. [Князь и старейшины] же сказали: „Что они дали?“ Пришедшие же показали меч. И сказали старцы хазарские: „Не к добру эта дань, княже! Мы [ее] добились оружием, заточенным с одной стороны, то есть саблями, а у этих — оружие, заточенное с обеих сторон, то есть мечи. Эти [однажды] будут собирать дань и с нас, и с других стран“».

Сцена написана столь прямолинейно и бесхитростно, что усомниться в ее реальности практически невозможно. Неудивительно, что большинство интерпретаторов Повести временных лет рекомендуют читателям задуматься о технологической подоплеке этого рассказа: в частности, в авторитетнейшем издании произведения, в серии «Литературные памятники», в качестве комментария к приведенному отрывку даются сведения о находках мечей и сабель на Восточно-Европейской равнине.

Хорошо известно между тем, что меч обоюдоострый неоднократно упоминается в Библии как оружие праведников. Так, в одном из псалмов (Пс. 149: 5–9) читаем:

«Да торжествуют святые во славе, да радуются на ложах своих. Да будут славословия Богу в устах их, и меч обоюдоострый в руке их, для того, чтобы совершать мщение над народами, наказание над племенами, заключать царей их в узы и вельмож их в оковы железные, производить над ними суд писанный».

В Новом Завете обоюдоострый меч является атрибутом Христа Вседержителя и символом христианского учения:

«Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел семь золотых светильников, и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому. <...> Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его — как солнце, сияющее в силе своей (Отк. 1: 12–13, 16)».

Владеющий обоюдоострым мечом действует от имени Господа, верша праведный суд над отдельными людьми и целыми народами.

Предложенная параллель может показаться натянутой, тем более что ни в Библии, ни в сочинениях авторитетных истолкователей указанных библейских фрагментов не упоминается сабля. Получается, что в рассказе о хазарской дани противопоставляются два объекта — меч и сабля, но символическое значение прослеживается только для одного. Однако, обращают на себя внимание три обстоятельства.

Во-первых, археологические исследования показывают, что производство мечей было налажено на Руси только в X — начале XI века, то есть существенно позже, чем происходили события, излагаемые в обсуждаемом летописном рассказе. При этом мечи оставались атрибутом высших слоев общества, а простые люди (владельцы большинства упомянутых в легенде очагов) к таким сложным и дорогим изделиям доступа не имели.

Во-вторых, из дальнейшего текста мы узнаем, что славяне платили дань хазарам или мехами (статья 859 года), или деньгами (статья 885 года). В этом отношении обсуждаемый рассказ находится в существенном противоречии с остальным летописным текстом.

В-третьих, идея платить дань оружием не вяжется с прочими характеристиками, которыми наделили полян составители летописного текста. Непосредственно перед процитированным фрагментом читаем:

«по сихъ же лѣтѣхъ, по съмьрти братьѣ сея быша обидимы древлями и инѣми околними».

То есть: «а потом, после смерти этих братьев (Кия, Щека и Хорива. — Д. Д.), были [поляне] притесняемы древлянами и иными соседними [племенами]».

Трудно понять, почему племя, которое не решилось защищаться от соседей, обладающих схожим уровнем организации и воинской выучки, неожиданно проявляет такую воинственность перед лицом такого могущественного врага, каким был в обсуждаемую эпоху Хазарский каганат.

Напротив, если искать за рассказом о дани мечами не историческую реальность, а символические структуры, то результаты таких поисков состыкуются с окружающим текстом практически без зазоров. Описывая полян, книжник подчеркивает, что они «бяху мужи мудри и смыслени» (то есть «были мудрыми и рассудительными»). И даже с неохотой признавая, что Русь долгое время хранила нечистые языческие нравы, летописец отмечает, что поляне в этом празднике разврата не участвовали:

«поляне бо своих отьць обычаи имуть, кротокъ и тихъ, и стыдѣнье къ снохамъ своимъ, и къ сестрамъ, къ матеремъ и к родителемъ своимъ, къ свекровемъ и къ деверемъ велико стыдѣнье имѣху. Брачныи обычаи имяху: не хожеше зять по невѣсту, но приводяху вечеръ, а завътра приношаху по неи, что вдадуче. А древляне живяху звѣриньскимъ образомъ, жиоуще скотьски, убиваху другъ друга, ядяху вся нечисто, и брака у нихъ не бываше, но умыкиваху у воды дѣвиця. И радимичи, и вятичи, и сѣверъ, одинъ обычаи имяху, живяху в лѣсѣ, якоже всякии звѣрь... поляне ведь по обычаю своих отцов живут кротко и спокойно и [искони?] сдержанно вели себя со снохами своими, с матерями и с родителями, [и] со свекровями и с деверями вели себя очень сдержанно. Был у них обычай заключать браки: зять не ходил [сам] за невестой, но приводили [ему ее] с вечера, а наутро приносили приданое, что считали уместным. А древляне жили как дикие звери, ведя образ жизни скота, убивали друг друга, ели нечистое, и браков они не заключали, но крали девиц, вышедших к воде. И радимичи, и вятичи, и северяне одинаковых обычаев держались, жили в лесу, словно обыкновенные звери...»

Очевидно, племя, на землях которого был воздвигнут Киев, будущая мать городов русских, виделось древнерусским книжникам каким-то особенным и будто бы заранее предназначенным для миссии первого объединителя восточнославянских племен. Естественно наделить такое племя и обоюдоострым мечом — атрибутом богоизбранного народа, и именно затем, чтобы устами хазарских мудрецов подчеркнуть предстоящую этому племени важнейшую историческую роль.

Существуют и другие примеры того, когда внешне бесхитростный и прямолинейный летописец вплетает в свой рассказ весьма сложные и требующие расшифровки аллегории. 

Чтобы понимать этот язык, надо знать библейский текст (причем по возможности не в современном синодальном, а в церковнославянском переводе), учение Церкви, а также, судя по всему, апокрифическую литературу, читать которую вообще-то не полагалось, но которая в большом количестве циркулировала по городам и весям средневековой Руси. Только освоив этот немалый культурный багаж, мы сможем претендовать на то, чтобы беседовать с летописцем на равных. 

ИСТОЧНИК:

rus-historical.blogspot.com

Глава третья ДРЕВНИЕ ЛЕТОПИСИ. Летописи древних лет

Глава третья ДРЕВНИЕ ЛЕТОПИСИ

Наступившая после жестокой сечи тишина оглушала. Король Кулл остановился, дико озираясь в поисках врагов. Но постепенно возбуждение битвы спало. Оставшиеся в живых стражники внимательно осматривались: не покажутся ли новые противники. Шло время, и никто не появлялся. Раздавались только тихие стоны раненых.

Яркий свет наступившего дня проникал лишь через узкое отверстие в потолке, рассеиваясь и растекаясь по огромному сводчатому залу. Воины разбрелись рассматривая росписи на стенах и сводах зала: кровавые битвы, жестокие жертвоприношения, обильные пиры, опять битвы и опять жертвоприношения черной богине, сопровождаемые пирами — только эти сцены и никаких других! Мрачные росписи должны были заставить поклоняться Хазре, трепетать перед ее Силой. Но у воинов Алой Стражи, постоянно видевших смерть и привыкших к жестокости, эти картины вызывали только гнев и ненависть к Силам Тьмы.

На центральной фреске была изображена сама богиня Хазра. Прижав локти к бокам, она раскрывала перед сморщенной, обвислой грудью громадные лапы. Зобастую шею венчала не голова, а безносый череп — олицетворение самой Смерти. Люди ползли к ней по ступеням, моля сохранить им жизнь. Но щадя жертву, она забирала ее бессмертную душу, которая становилась воплощением зла и несла своим сородичам гибель и мучения. «Милость» к одному значила погибель для другого. Добро для одного — гибель и зло для другого.

Смарг долго рассматривал фрески. И вдруг воскликнул, обращаясь к Куллу:

— Эти изображения очень похожи на росписи в храме царя Шимаха, почти копии. Их надо уничтожить. Под ними скрыты священные для всего живого символы Жизни, даруемые Богами людям. Раньше в этом зале находилось главное хранилище рукописей.

Древние Летописи тоже хранятся в храме Алавы, но в секретном месте, известном немногим. Храм большой, мне может понадобиться много времени, чтобы их найти. Да и неизвестно, какие ловушки могут подстерегать!

Решив, что настало время позвать демона, Смарг громко крикнул:

— Хариш! Хариш, отзовись!

Прошло какое-то время, воздух посреди зала засветился, становясь осязаемым, и из него возник демон:

— Я уже давно здесь.

Чародей нахмурился:

— Что значит давно? Ты нашел, где хранятся Летописи?

Хариш, довольный собой, хихикнул:

— Нашел, да не совсем. Идти туда далековато, да и страшновато.

Кулл рассмеялся:

— Неужели демону может быть страшно?

Хариш загадочно улыбнулся:

— Пошли!

Они пересекли анфиладу комнат, прошли длинными коридорами, то спускаясь, то снова поднимаясь по лестницам и поворачивая почти на каждом шагу.

Если бы демон не вызвался проводить их, то Кулл со Смаргом давно бы уже затерялись в этом лабиринте. Везде царил полумрак. Казалось, даже воздух становился тяжелее и давил, как если бы он был покрывалом из тяжелой ткани. Ты хочешь его сбросить, но ничего не получается, и оно опутывает, сковывает твои движения. Эти мрачные переходы подготавливали к Чему-то Ужасному, надежно защищенному ловушками, сетями, самострелами и ямами, утыканными кольями. То и дело со стен падали огромные камни, грозя похоронить под собой искателей Летописей. Несколько раз воины с криком срывались в замаскированные западни, но в последний момент, как бы доказывая правоту своих слов, демон выручал их из безвыходной ситуации.

Переходы, переходы, лестницы и еще лестницы. Комнаты и залы нескончаемой чередой сменяли друг друга. В одной из них и сам Хариш чуть не сорвался в замаскированную ловушку: в глубокий бассейн с отвесными стенами. В нем обитали ядовитые змеи, откормленные трупами жертв. Живые посредницы между человеком и вечностью благоденствовали в этом сыром и темном месте. Почти бессмертные, здесь они, год за годом сбрасывая старую кожу, вырастали до огромных размеров.

Кулл с отвращением посмотрел в глубокий бассейн, где извивался клубок змей. Голодные змеи бросались, вцеплялись друг в друга, истекая кровью, но не сдаваясь. Воины замерли, загипнотизированные видом ужасных тварей.

Но Смарг торопил идти дальше. Демон полетел вперед, возглавляя процессию. Теперь он уже не бахвалился перед людьми, а заранее уничтожал западни, не желая лишних жертв.

После очередного перехода король и чародей очутились в огромном зале. Вдоль стен выстроился ряд мраморных колонн. Когда-то этот величественный зал освещала тысяча факелов. Росписи на стенах, выполненные искусными мастерами со всего света, были украшены драгоценными камнями и золотыми обрамлениями. Между росписями висели большие серебряные зеркала. Отражаясь в зеркалах, свет факелов преломлялся, играя всеми цветами радуги. Тот, кто попадал в этот зал, уже никогда не мог забыть эту величественную картину. Все виденное ими до этого меркло. Раньше в этом зале любили собираться ученые, чародеи и поэты, проводя время в бесконечных разговорах и спорах.

Тут всегда царили радость, покой и счастье. Казалось, что здесь незримо присутствует прекрасная богиня Алава, покровительница науки и искусства.

Сейчас лишь несколько десятков факелов освещали безобразную статую богини Хазры, установленную в конце зала. Перед статуей возвышался алтарь, на котором приносили человеческие жертвы. Это было невысокое каменное ложе, украшенное вырезанными в камне картинами жестоких жертвоприношений. Центральной фигурой барельефов было изображение огромного змея. Перед ним лежал обнаженный человек, руки и ноги которого опутали змеи. Большой Змей раскрыл омерзительную пасть и готовился вцепиться в очередную жертву…

Смаргу хотелось посмотреть на росписи, но в полумраке с трудом удавалось различить, что изображено на стенах. Взяв факел, чародей подошел к стене и принялся рассматривать фрески.

— Будьте прокляты, жрецы Хазры! — в гневе воскликнул он.

Хазриты сняли со стен золотые пластины и драгоценные камни. Поверх былых прекрасных росписей они нанесли мрачные фрески, уже виденные чародеем в других залах храма.

Смарг насторожился. Из ближайшего прохода послышались приглушенные шаги. Поток воздуха принес резкий запах дикого зверя. Еще не понимая, что происходит, Смарг бросил в коридор горящий факел.

В ответ раздался грозный рык, эхом прокатившийся по залу. Ему вторили еще два зверя. Обернувшись к Куллу, маг крикнул:

— Звери! Дикие звери!

Услышав крик, валузийцы тотчас отошли к освещенной статуе и заняли круговую оборону. Несколько воинов по пути успели снять со стен горящие факелы. Из темного прохода медленно вышел огромный лев. Из-за его спины бесшумно появились две львицы и встали по бокам. Люди и львы застыли, внимательно изучая друг друга. Смарг тихо прошептал:

— Это царь всех львов — самый крупный и сильный из всех зверей, что мне доводилось видеть. Жрецы Черной богини скармливали ему рабов.

— Звери, есть звери, но и мы не рабы, — не дрогнув, ответил Кулл.

Словно услышав эти слова, львы приготовились к атаке. Вожак присел, а затем стремительно прыгнул на короля Валузии, перелетев через строй охраны. Воины, выхватившие из ножен мечи, не смогли даже задеть его. Кулл, видя приближающегося хищника, приготовился достойно встретить его. Но не успел он занести руку, как лев ударом лапы, выбил меч из рук короля. Клинок, обиженно звеня, отлетел в сторону. Царь зверей ринулся на своего противника.

Они сцепились. Кулл схватил льва за гриву, и передние лапы хищника оторвались от земли. Изловчившись, король вцепился в морду льва, разрывая пасть. Лев беспомощно царапал когтистыми лапами воздух, стараясь вывернуться. Кулл стоял как глыба, мышцы его напряглись под бронзовой кожей. По телу ручьями стекал пот. Долго так продолжаться не могло, кто-то из них должен был уступить. Два исполина, два достойных противника. Их поединок закончил один из воинов, поразив льва мечом в сердце. Раздался предсмертный рык, и царь зверей, из последних сил взмахнув лапами, обмяк и свалился у ног короля.

Львицы бросились на людей одновременно со своим предводителем. Одна из них погибла сразу, напоровшись на мечи. Вторая все же успела ударом сильной лапы повалить на пол одного из Стражей и вцепиться в его тело клыками. Но насладиться победой над человеком она не успела, так как сама погибла под ударами топоров.

— Что еще нас ждет впереди? — вырвалось из уст чародея.

— Посмотрим! — грозно ответил Кулл.

Переведя дух, они хотели было продолжить путь, но тут в зал вошел высокий человек в окружении двух десятков фигур в серых балахонах с накинутыми на головы капюшонами. Одетый в желтый балахон человек опирался на посох. Нижний конец посоха был острым, как копье, а верхний выглядел весьма необычно. Он напоминал извивающуюся расплющенную змею с массивной головой. Изо рта змеи, вместо языка, торчал кинжал. С него падали хорошо заметные во мраке голубые искры. Тело змеи являло собой обоюдоострый меч. Такие же посохи были у всех вошедших.

Это были Верховный Жрец Хазры и его ученики-подручные, вершившие в Хабибе Зло во славу Смерти. Они появились бесшумно, не произнося ни слова. Молчали и их противники.

Затянувшуюся паузу прервал Верховный Жрец, пристально всматривавшийся в Смарга:

— Я ждал тебя давно. Знал, что когда-нибудь ты придешь — Чародей Вечности. Не думай, что ты уже победил, скорее всего, ты сгинешь вместе с варваром Куллом и его воинами. Летописи тебе не достанутся, как не достались они и мне. Вы погибнете здесь.

Смарг не успел ничего ответить. Его внимание отвлекли несколько воинов Кулла, без приказа бросившихся вперед. Жрецы даже не тронулись с места.

Лишь их предводитель развернул свой посох в сторону воинов. С острия кинжала одна за другой слетели голубые молнии, поражая наступавших. Воины замертво рухнули на пол, не успев понять, что же произошло. На их лицах застыло удивление.

Жрец торжествующе рассмеялся и его громкий голос прокатился по всему залу:

— Кто еще попробует? Вы смогли одолеть простых воинов! Но теперь пред вами истинная мощь Хазры! — Обращаясь к своим ученикам, жрец прорычал: — Убейте их, они ваши!

Охрана жреца медленно двинулась вперед, направив на валузийцев свои посохи.

Король Кулл уже не раз вступал в бой с колдовством, и знал, что холодная сталь всегда побеждает в таком поединке. Он с яростью бросился вперед, воины Алой Стражи не отставали от своего повелителя. Жрецы орудовали посохами как искусные бойцы, но магия почему-то не действовала.

Это демон перекрыл доступ к магии, создаваемой Темными Силами Тар-Тара, и сдерживал ее, рискуя навсегда лишиться своей волшебной Силы. Не имея поддержки, прислужники Хазры проиграли. Но даже умирая, они норовили вцепиться в шеи, руки или ноги противника.

Из сотни воинов, вошедших в храм вместе с атлантом, уцелело всего человек пятнадцать. Да и те были изранены.

Оставшиеся в живых обессилели. В изнеможении они опустились на каменные плиты, только Кулл застыл посреди зала. Ничто не могло остановить короля Валузии, пока впереди мог затаиться хоть один враг.

В наступившей тишине все наблюдали за продолжением поединка Света и Тьмы. Здесь сражались, две воли: воля Верховного Жреца и Чародея Вечности. Окружающие чувствовали, как волна за волной от жреца исходит ненависть. Один воин, собравшись с силами, решил приблизиться к жрецу. Сделав несколько шагов, он попал в волну колдовской злобы и истошно закричал, корчась от боли. Затем рухнул на пол, продолжая дрожать, и наконец затих.

И тут раздался голос демона:

— Не приближайтесь к ним. Держитесь как можно дальше. То, что происходит сейчас, не подвластно ни человеку, ни демону.

Жрец и Смарг стояли, сцепившись взглядами. Они не могли одолеть друг друга. Вдруг жрец поднял свой посох и ослепительная молния ударила с острия кинжала. Но, не долетев до чародея, она встретилась с какой-то преградой и рассыпалась на мириады искр, теряя свою смертоносную силу. Потерпев неудачу, Жрец на какое-то мгновение ослабил внимание. Смарг как будто только этого и ждал. Он что-то пропел и направил руку с посохом в сторону врага. Разящая волна Силы устремилась к Жрецу и встретилась с его ослабевшей защитой. Пробив ее, поток колдовской энергии захлестнул хазрита. Жрец задрожал, на миг замер, затем сделал шаг вперед и упал навзничь у ног своего идола.

Чародей тяжело опустился на пол. Люди вокруг безмолвно ждали, когда маг придет в себя.

Демон же, подлетев к Смаргу, начал нашептывать какое-то заклинание. Была видно, что колдун приходит в себя и к нему постепенно возвращаются силы. Вот он уже встал и спросил:

— Мы можем идти дальше?

В это мгновение какое-то едва заметное облачко отделилось от тела Верховного Жреца, окутало статую Хазры и та рухнула, рассыпаясь на тысячи частей и открывая прекрасный лик богини Алавы.

Завороженные чудом, люди стояли не в силах произнести ни слова.

Однако Хариша происшедшее совсем не удивило. Развернувшись к Смаргу, он ехидно заметил:

— Наконец и боги проснулись. Они указывают путь.

Чародей очнулся и понял, о чем говорит демон: правая рука богини указывала на противоположную стену, где ярко горели три светящихся рубина. Они образовывали треугольник и как бы призывали: «Нажми»! Подойдя к стене, чародей надавил на все камни одновременно. Прошли томительные мгновения, и со скрежетом, как бы нехотя, открылась каменная дверь, за которой оказалась уходящая вниз крутая лестница. Взяв факелы, воины Кулла стали медленно спускаться. За ними последовали демон, король и чародей. Спускаться пришлось недолго. Они увидели еще одну дверь. Воины расступились, пропустив вперед Кулла, он толкнул дверь, и она легко и беззвучно отворилась.

Они оказались в просторном помещении, вдоль стен которого тянулись длинные стеллажи. Свет факелов осветил их, и стало ясно, что это и есть заветное хранилище рукописей.

Смарг прошептал:

— Вот где они! Их столько, что не только прочитать, но и сосчитать трудно! Как же я найду летописи Золотых Времен? Мне жизни не хватит все просмотреть!

— Почему не хватит? А чародеи твоей гильдии не могут помочь? — с улыбкой спросил Хариш.

— Кто знает, где они и как нам их найти? Но оставшиеся в живых, думаю, придут на мой зов. — Смарг тяжело вздохнул и продолжил: — Нелегко будет собрать их.

Кулл шел вдоль стеллажей. Он никогда не видел такого громадного хранилища. Король остановился, о чем-то задумавшись, а затем, повернувшись к Смаргу, спросил:

— Как случилось, что за долгие годы хазриты так и не нашли их?

— Мне говорили, что последние хранители Древних рукописей с помощью Богов укрыли их в подземелье храма. Но все они пали, защищая свои святыни, и унесли тайну с собой в могилу. Хазриты упорно искали рукописи, в надежде использовать их. Я молился Богам, чтобы рукописи не обнаружили. Боги сохранили их.

— Почему же мы нашли их так легко? — заинтересовался Кулл.

— Ты считаешь, что легко? Сколько твоих людей погибло? Нам покровительствовала богиня Алава! Без ее помощи мы бы еще долго искали и кто знает…

Кулл и Смарг с интересом стали перебирать свитки, разворачивая их, принимались читать, потом брали другие. Увлеченные, они не замечали, как летело время. Глядя на них, поначалу безучастный демон тоже принялся рассматривать рукописи: он перелетал от полки к полке, иногда громко смеялся, иногда грустно вздыхал. Время от времени он передавал то одну, то другую заинтересовавшую его рукопись Смаргу или Куллу.

Свитки лежали беспорядочно. Они не были разложены ни по времени написания, ни по странам, которым посвящались. Видно, люди, пытавшиеся спасти рукописи от хазритов, приносили сюда все в спешке, когда падение Хабиба уже стало неизбежным.

Читая Древние Летописи, чародей удивлялся. Ему попадались свитки не только с рассказами о минувшем — о завоеваниях Шимаха.или о каком-то давно исчезнувшем народе — но и о будущем: о подвигах рыцарей какого-то короля; о проповеднике, который явится в мир и примет на себя грехи человеческие…

В рукописях переплеталось настоящее, прошлое и будущее. Воистину чудесные письмена! Едва касаясь пожелтевшей бумаги, чародей развернул очередной свиток.

— Сколько времени прошло с тех пор, когда ее в последний раз касалась рука человека, а она прекрасно сохранилась, — произнес он и с благоговением начал читать.

Прочитав первые строки, Смарг удивленно воскликнул:

— Не может быть! Это о нас!

— Читай вслух! — приказал Кулл.

— …Дорога вилась сквозь бесконечную выжженную пустыню. Редкие холмы оживляли однообразие унылого пейзажа. Солнце разгоралось на небе, как бы свирепея… Ничто не указывало на то, что этот странник не кто иной как знаменитый маг Смарг из Гильдии Чародеев Вечности……Это король Валузии Кулл после очередного набега хазритов решил уничтожить ненавистный ему и его народу город-крепость Хабиб… — продолжил Смарг, найдя в рукописи место, которое явно должно было заинтересовать атланта.

— Ведь это описание твоего похода, Кулл! — воскликнул демон. — И что же там в конце? Давай, Смарг, читай быстрее, не тяни!

Смарг осторожно перемотал длинный свиток и прочел:

— …Заканчивался кровавый штурм города Хабиба. Твари Тьмы — повержены. Все улицы устланы их безобразными телами… Среди хазритов почти не было женщин и совсем нет детей. Хазриты не знали ни жалости, ни любви, уничтожая все живое, поэтому Боги Плодородия и Любви отвернулись от них, обрекая на вымирание… Много погибло и валузийцев. Оставшиеся в живых бродили по улицам города, собирая погибших, чтобы отдать героям последние почести. На площади перед Храмом Алавы было решено соорудить большой погребальный костер… Стоял жаркий солнечный день. Голубое небо казалось выцвело от солнца. Вдруг в безоблачной вышине раздался раскат грома и сверкнула молния, ослепительная даже при ярком солнце. Она поразила безобразную статую Хазры, все еще возвышавшуюся перед храмом Алавы. Вспыхнув голубым пламенем, та с шипением исчезла, не оставив и следа. Так свершилась воля Богов… Среди победителей прокатился удивленный возглас: «Смотрите! Смотрите!» Тела хазритов начали с шипением исчезать, а на их месте оставалась лишь маленькая кучка пепла, из которой поднималась ввысь едва заметная струйка дыма. Это продолжалось до тех пор, пока город не освободился от захватчиков… Подул легкий ветерок, солнце скрыли тучи. Вот уже все небо стало свинцово-черным, без единого просвета. Стемнело. Хлынул дождь. Казалось, что он должен смыть даже воспоминания о недавнем прошлом… Постепенно город светлел, и окружавшая его пустыня преображалась… А ливень все продолжался… — закончил читать Смарг.

С нетерпением дослушав последнюю фразу, Кулл решительно сказал:

— Пойдем наверх, проверим!

Выставив охрану у дверей хранилища, атлант стремительно направился к выходу. Остальные последовали за ним.

Выйдя на улицу, они замерли, подставив израненные тела под ласковые струи ливня.

Круг замкнулся.

librolife.ru


Смотрите также