СТРОИТЕЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ. (часть 2 ) Каменный век. Первые постройки. Древнее строительство

Процесс строительства в Древней Руси — ТехЛиб

П. А. Раппопорт. Строительное производство Древней Руси (X-XIII вв.)

.

Древнерусские письменные источники не дают практически никаких сведений о том, как был организован процесс строительства. В качестве аналогий иногда удается привлекать более поздние русские, а также западноевропейские письменные источники и изображения. Известны и византийские миниатюрные изображения процесса строительства. (Например, в Хлудовской псалтыри (Греция, XI в.) (см.: Щепкина М.В. Миниатюры Хлудовской псалтыри. М., 1977. С. 96) Однако эти материалы следует использовать очень осторожно, поскольку они могут отвечать совершенно иной строительной практике. Поэтому реконструировать процесс строительства в Древней Руси можно в основном лишь по тем данным, которые удается получить при изучении самих сооружений и при археологических исследованиях.

Приступая к работе над возведением монументального здания, мастера организовывали строительную площадку, служившую для складывания и обработки строительных материалов. Археологическим путем такая площадка была выявлена лишь один раз — в Волковыске. Там во второй половине XII в. начали строительство церкви, однако после закладки фундамента работа по каким-то причинам была прекращена и строительная площадка брошена вместе со всеми находившимися на ней материалами. К сожалению, площадка была раскопана очень небрежно и без необходимой фиксации.

Тем не менее здесь все же отмечено значительное количество подготовленных для строительства материалов. (Зверуго Я.Г. О строительном материале храма XII в. на Волковысском замчище // Тез. докл. на конф. по археологии Белоруссии. Минск, 1969. С. 153.) Так, к северу и западу от фундаментов храма, приблизительно в 5 —10 м от него, обнаружены запасы неиспользованных плинф. Они лежали в штабелях большей частью на ребре. Тоже к северо-западу от храма, но несколько дальше (в 10 —12 м), располагался пласт глины мощностью до 0.6 м. Еще дальше в 20 —25 м к северо-западу от храма, находилась яма с гашеной известью, имевшая площадь более 30 м2 при толщине слоя извести 1.0 —1.2 м. Наконец, к западу от храма были сложены рядами большие камни со шлифованной поверхностью, предназначавшиеся для вставления в стены в качестве декоративных элементов.

Следы строительной площадки обнаружены в Минске, где возведение церкви также было прекращено после укладки фундамента. (Алексеев Л.В. Полоцкая земля. М., 1966. С. 203.) Здесь к северо-западу от фундамента храма раскопками вскрыта трапециевидная в плане яма для гашения извести, имевшая площадь около 25 м2 Края этой ямы были укреплены досками. Неподалеку найдены многочисленные известняковые плитки, использовавшиеся при строительстве. (Тарасенко В.Р. Древний Минск: Материалы по археологии БССР. Минск, 1957. Т. 1. С. 213.)

Строительные площадки в Волковыске и отчасти в Минске сохранились только потому, что работа здесь была неожиданно прервана. В случае же окончания строительства остатки материалов, очевидно, убирали, и следы строительной площадки, таким образом, исчезали. Тем не менее В.В. Хвойка отметил, что рядом с Десятинной церковью он обнаружил при раскопках следы обработки мрамора, шифера и других пород камня, соответствующего сортам, примененным в самой церкви. (Хвойка В.В. Древние обитатели Среднего Приднепровья. Киев, 1913. С. 69. М.К. Каргер усомнился в том, что открытая В.В. Хвойкой мастерская обрабатывала камни для Десятинной церкви, и датировал эту мастерскую XIII в. (см.: Каргер М.К. Древний Киев. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 472). Вряд ли такой скептицизм оправдан, поскольку найденные Хвойкой резные мраморные и шиферные детали характерны именно для Десятинной церкви, а не для XII—XIII вв.) Очевидно, это следы строительной площадки, на которой обрабатывались камни в процессе возведения Десятинной церкви. Во владимиро-суздальском и галицком зодчестве, где кладка велась из тесаных белокаменных блоков, их первичная обработка, вероятно, производилась на месте добывания камня, т.е. в карьере, но окончательная, чистовая обработка несомненно выполнялась на месте строительства, на строительной площадке. Свидетельством этого является, например, использование мелких отсеков камня в фундаменте церкви —квадрифолия (так называемый Полигон) в Галиче. (Иоаннисян О.М. Новые исследования одного из памятников галицкого зодчества XII в. // СА. 1983. № 1. С. 233.) На месте строительства, видимо, обрабатывали и плиты красного шифера, слой небольших отесков которого нашли при раскопках Спасского собора в Чернигове. (Макаренко М. Чернiгiвський Спас. Киiв, 1929. С. 26.)

После разбивки плана здания на местности первой строительной операцией была отрывка фундаментных рвов. Их, как правило, отрывали по ширине фундамента и с более или менее вертикальными стенками. В таком случае фундамент при укладке занимал весь ров. Однако при слабом или сыпучем грунте стенки рвов приходилось делать наклонными; очевидно, что для укладки камней фундамента требовалась деревянная опалубка. Следы засыпки землей пространства между фундаментом и стенками рва неоднократно отмечались при раскопках, но следы опалубки сохраняются довольно редко. При раскопках северной апсиды церкви Климента в Старой Ладоге в нижней части фундамента обнаружены остатки примыкавшей к стенке фундамента доски от опалубки. Отпечатки досок и кольев опалубки найдены также на растворе фундамента Борисоглебского собора Смядынского монастыря в Смоленске. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 53.) Следы укрепления стенок фундаментного рва с помощью вертикально забитых досок уцелели в минской церкви. (Тарасенко В.Р. Указ. соч. С. 222, 225.)

После того как заканчивали укладку фундамента, производили вторичную разбивку плана здания, на этот раз более детальную и точную. В соборе Выдубицкого монастыря на затертой раствором верхней поверхности фундамента сохранилась графья — очертания стен, прочерченные еще до схватывания раствора. (Новое в археологии Киева. С. 208.) Такая графья пока обнаружена лишь в одном случае. Очень вероятно, что подобную разбивку чаще выполняли на следующий сезон, т.е. на уже осевшем фундаменте. Естественно, что в таком случае на растворе фундамента не оставалось графьи.

Для возведения стен зданий ставили деревянные леса, постепенно повышая их по мере роста стен. Пальцы лесов закладывались в кладку самих стен. После окончания строительства пальцы лесов обрубали (или опиливали), а после того как дерево сгнивало, в кладке оставались отверстия. Кое-где в таких отверстиях при исследовании памятников находили остатки дерева. В новгородской церкви Спаса-Нередицы, например, удалось определить, что пальцы лесов были еловыми. (Покрышкин П.П. Отчет о капитальном ремонте Спасо-Нередицкой церкви в 1903 и 1905 гг. СПб., 1906. С. 18.) Отверстия для пальцев лесов имеют круглую, квадратную или прямоугольную форму со сторонами 10 —20 см, однако остатки дерева свидетельствуют, что сами пальцы бывали большей частью круглыми. На наружной поверхности стен отверстия от пальцев лесов обычно не заделывали. В гродненской Коложской церкви, как довольно редкое исключение, они заделаны раствором и кирпичами, причем настолько тщательно, что почти неразличимы на поверхности стены. Отверстия на внутренней поверхности стен закрывали перед штукатуркой здания под роспись. В смоленском соборе на Протоке для закладки этих отверстий использовали неполивные керамические плитки.

Леса ставили двух различных типов. При одном из них использовали пальцы лесов, проходящие насквозь через стену. В таком случае настил лесов, очевидно, опирался только на горизонтальные балки, вставленные в стену. Сквозные пальцы лесов были в черниговском соборе Елецкого монастыря, в витебской церкви Благовещения, в смоленских памятниках середины XII в. (бесстолпная церковь в детинце, церковь Петра и Павла). В новгородских памятниках XII в., в церкви Пантелеймона в Галиче и в памятниках владимиро-суздальской архитектуры применяли другой тип лесов, при котором пальцы были не сквозными, а заглубленными в стены всего на 15 —20 см, иногда — на 40 см. Естественно, что при таких лесах настил не мог опираться только на горизонтальные балки и здесь должны были существовать вертикальные стойки. (В западноевропейском средневековом строительстве применялись оба типа лесов (Arszynski M. Technika i organizacja budownictwa ceglanego w Prusach w koncu XIV i w pierwszej polowie XV w. // Studia z dziejow rzemiosla i przemyslu. Wroclaw, 1970. T. 9. S. 77; Antonow A. Planung und Bau von Burgen in suddentschen Raum. Frankfurt am Main, 1983. S. 313) Конечно, следы пальцев лесов не раскрывают всей сложности конструкции лесов и их функционирования. Например, остается неясным, как осуществлялась доставка наверх плинфы и раствора. Можно думать, что раствор подавался в деревянных ведрах или ушатах при помощи примитивного деревянного блока такого типа, какой известен по раскопкам в Новгороде. (Колчин Б.А. Новгородские древности: Деревянные изделия. М., 1968. С. 77, 78. Табл. 72. (САИ; Вып. Е1-55) Плинфа же и камни доставлялись подносчиками с «козлами» за плечами. Следовательно, леса должны были иметь удобно устроенные трапы. Все это требовало сложных навыков, и, вероятно, в XI —XII вв. уже существовали специалисты по сооружению лесов, как это нам известно для XIV-XVII вв.; тогда леса назывались «подвязи», а их строители — «подвязчики» (первое упоминание в письменных источниках — в конце XVI в.). (Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1902. Т. 2. Стб. 1054.) Чтобы стойки лесов не приходилось наращивать параллельно росту кладки стен, в XVII в. их делали из крупных бревен. (В смете, составленной в 1692 г. мастером Гуром Вахрамеевым на починку Днепровских ворот Смоленской крепости, для лесов было запланировано «25 бревен восьмисаженных на подвези… и 46 возов черемхового прутья, да 16 связок лыка» (см.: Орловский И.И. Смоленская стена. Смоленск, 1902. С. 107) Очевидно, так же поступали и в более раннее время.

Даже в тех случаях, когда отверстия от пальцев лесов были не сквозными, ряды их на наружных и внутренних поверхностях стен размещались на одной высоте. Это свидетельствует, что леса были двусторонними, обеспечивающими одновременную кладку обеих лицевых поверхностей. А значит, процесс кладки следует представлять в виде синхронной работы пар каменщиков. Кладка столбов, сводов, барабана, очевидно, должна была иметь свою автономную систему лесов.

Ярусы пальцев лесов показывают, как поднимали настилы в процессе кладки стен. Большей частью они совпадают по высоте по всему периметру здания, но иногда расположены по-разному, что говорит о независимой установке лесов на разных фасадах, а порой даже на разных участках одного фасада. Нижний ярус настила обычно размещался на высоте около 2 м от земли. Именно так расположен нижний ярус пальцев лесов в смоленской церкви Петра и Павла. В церкви Пантелеймона в Галиче нижний ярус отстоит от земли на 2.45 м, в церкви Благовещения в Витебске — на 1.6 м, а во владимиро-суздальских памятниках — от 2.8 до 4 м. Расстояния по высоте между ярусами тоже различные. Например, в ранних памятниках Киева и Новгорода (XI—начало XII в.) расстояния между отверстиями по высоте несколько более 2 м, в памятниках Чернигова и Смоленска (первая половина XII в.) — 1.3—1.6 м. (Штендер Г.М. Древняя строительная техника как метод изучения русского зодчества // Архитектурное наследие и реставрация. М., 1986. С. 17. Сведения о пальцах лесов во владимиро-суздальских памятниках любезно сообщены С.М. Новаковской.) В памятниках владимиро-суздальской архитектуры расстояния между ярусами 2—3.2 м, в церкви Пантелеймона в Галиче — 1.6—1.8 м, Благовещения в Витебске — 1.4 м, гродненской Коложской — около 1.5 м.

В современной строительной практике считается, что производительность труда каменщиков резко снижается, когда высота выведенной кладки превышает 1.2 м над уровнем настила, на котором они стоят. (Технология строительного производства / Под ред. Д.Д. Бизюкина. Л.; М., 1951. С. 452.) Очевидно, там, где ярусы пальцев лесов отстоят один от другого более чем на 1.4—1.5 м, каменщики использовали дополнительные подмостки. (В XIX в. при работе с подмостями ярусы лесов размещали через 4 аршина (около 2.8 м) (Красовский А. Гражданская архитектура. М., 1886. С. 81)

По горизонтали отверстия, как правило, расположены по два в каждом прясле стены, а при широких пряслах — по три. Таким образом, они обычно отстоят одно от другого на 2—3 м, изредка — на 3.5 м. (По нормам XIX в., чтобы доски настилов не прогибались, пальцы лесов по горизонтали размещали на расстоянии не более 2.5 аршина (т.е. менее 2 м)

Рис. 64. Церковь Пантелеймона в Галиче. Фрагмент западного фасада

При кирпичном строительстве пальцы лесов закрепляли, зажимая их со всех сторон кирпичами. Однако иногда квадратные отверстия для пальцев лесов специально оставляли при кладке, что позволяло по мере возведения стен здания переставлять балки лесов с нижних ярусов на верхние. При кладке из тесаных белокаменных блоков (галицкое и владимиро-суздальское зодчество) высота каждого блока была больше, чем толщина бревна, которое требовалось закрепить в стене. Поэтому, отверстия для пальцев приходилось вырубать в каменных блоках. Их делали, как правило, в нижней части блока, большей частью в его углу. Однако в церкви Пантелеймона в Галиче есть камни, в которых отверстия вырублены не в углу, а отступя от вертикального края. В той же церкви отверстия в третьем снизу ярусе на западном фасаде имеют необычную форму: их ширина 10—12 см, высота около 30 см (рис. 64).

Пара каменщиков, работавших одновременно с наружной и внутренней сторон стены, и обслуживавшие этих каменщиков подсобные рабочие, вероятно, составляли основную ячейку строительной бригады, т.е. то, что в современной строительной практике называют звеном. (Лейбфрейд Ю.М. Технология строительного производства. М., 1957. С. 13.) Такому звену выделялся участок стены (по современной терминологии — «делянка»). Поскольку в каждом звене вели кладку с обеих сторон стены, последняя возводилась сразу на всю толщину. Наблюдение архитектора М.Б. Чернышева о нарушениях регулярности кирпичной кладки смоленских памятников показало, что работа на нескольких соседних участках производилась параллельно. (Чернышев М.Б. О производительности труда каменщиков в Древней Руси // Культура Древней Руси. М., 1966. С. 289.) Очевидно, что несколько звеньев одновременно вели кладку определенного участка стены (по современной терминологии — «захватка»). Если бы это было иначе и одно звено, закончив свою делянку, переходило на соседний участок, не было бы нужды на границах участков вставлять в кладку неполный, оббитый кирпич.

Завершив работу на своей захватке, бригада переходила на другой участок. Законченную кладку при этом нужно было чем-то прикрыть сверху для защиты от дождя. Очень вероятно, что кладку закрывали переносной кровлей, тканью или другим способом. Одним из способов было также покрытие законченной кладки слоем раствора. Когда через некоторое время бригада возвращалась на данный участок и начинала вести кладку выше, поверх защитного слоя раствора она укладывала новый, а на него — кирпичи. Так получался двойной шов. (Возможно, что с такими швами связывались какие-то священнодействия. В «Сказании о Софии Цареградской» рассказывается, что «егда ж создаваху 12 рядовь (кладки), тогда патриарх с епископы и священникы молитвы творяху и мощи святых полагаху, сице творяху и до совръшенна церкве» (Виленский С.Г. Сказание о Софии Цареградской в Еллинском летописце и в Хронографе // Изв. Отд-ния рус. яз. и словесности. 1903. Т. 8, кн. 3. С. 36) Двойные швы хорошо прослеживаются в ряде новгородских памятников (Николо-Дворищенский собор, собор Юрьева монастыря, церковь Петра и Павла на Синичьей горе и др.) и в двух памятниках Смоленска, возведенных одной строительной артелью (собор на Протоке, церковь на Окопном кладбище).

Двойные швы обычно толще остальных в 1.5—2 раза, причем верхний слой раствора в них тоньше, чем нижний, а между ними иногда заметна тонкая гумусная прослойка, образовавшаяся в промежуток времени между окончанием ведения нижней кладки и началом верхней. Эти швы, отмечающие периодичность работы строителей, как правило, совпадают с уровнем конструктивных элементов здания — пола, дна аркосолиев, пят арок и др. На участках стены, где нет таких элементов, двойные швы отстоят друг от друга: в Смоленске от 6—7 до 18—19 рядов кладки; в новгородской церкви Спаса-Нередицы расстояние между двойными швами большей частью 80—100 см.

Зная высоту здания и срок его строительства, можно подсчитать, на какую высоту поднимали стены за один строительный сезон. Так, церковь Петра и Павла в Смоленске — памятник средней величины, и его возведение, вероятно, заняло примерно 3 года, не считая закладки фундамента. Учитывая, что один сезон должно было занять сооружение сводов и главы, можно полагать, что стены были построены за 2 года. Верх средней закомары этой церкви расположен на высоте примерно 13 м от земли. Следовательно, здесь стены поднимали за сезон приблизительно на 6 м. В смоленской церкви архангела Михаила высота верха закомар около 22 м, но в этом крупном храме кирпичную кладку стен вели, вероятно, не 2, а 3 года. Значит, здесь стены возводили за сезон примерно на 7 м. Правдоподобность таких подсчетов подтверждается наблюдением, сделанным в соборе Киево-Печерского монастыря, где высота сезонных кладок оказалась равной 4—5 м. (Логвин Г.Н. Указ. соч. С. 160.)

На основании изучения кладки северной апсиды собора на Протоке в Смоленске М.Б. Чернышев сделал попытку определить производительность труда древних каменщиков. (Чернышев М.Б. Указ. соч. С. 289.) Участок, ограниченный вверху и внизу двойными швами и имевший по высоте семь рядов кладки, был, очевидно, исполнен за один рабочий день. На этом участке удалось в нескольких местах отметить перебивку кладки, заключающуюся в том, что в ряд ложков впущен тычок или в ряд тычков — ложок. Иногда перебивку создает вложенный в кладку обколотый кирпич. Такие нарушения правильности кладки в соборе на Протоке было легче выделить, чем в других смоленских памятниках; поскольку здесь видна четкая тенденция к регулярному чередованию ложковых и тычковых рядов. Оказалось, что перебивку кладки отмечают участки, имеющие в длину в среднем около 2.1 м (т.е. примерно 1 сажень).

Таким образом, выяснилось, что один каменщик за один рабочий день выкладывал участок длиной в 1 сажень и высотой около 0.6 м (т.е. семь рядов кладки). При этом каменщик укладывал лишь половину толщины стены, что подтверждается наличием гнезд от пальцев лесов на обеих ее поверхностях (как снаружи, так и изнутри) на одной высоте. Толщина стен собора на Протоке 1.4 м; следовательно, каменщик вел кладку на ширину 0.7 м. В итоге этих наблюдений оказалось, что за один рабочий день каменщик выкладывал около 0.88 м3 кирпичной кладки. Если сравнить данную производительность с нормами XIX в., выяснится, что производительность древних каменщиков была примерно в 1.5 раза ниже, чем более поздних мастеров.

Большая точность вертикальных линий и поверхностей в памятниках древнерусского зодчества дает основание утверждать, что строители пользовались отвесом. Следует отметить, что изображения работы каменщиков с отвесом имеются на многих западноевропейских миниатюрах.

При разбивке различных членений и форм построек строители, по-видимому, широко использовали шнур. Так, А.Д. Варганов отметил, что уклон лестницы в стене притвора Суздальского собора не прямолинеен, а имеет некоторый прогиб. Из этого наблюдения Варганов сделал справедливый вывод, что уклон лестницы намечали по шнуру, провисание которого и дало кривизну линии уклона лестницы. (См.: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII—XV вв. М., 1961. Т. 1. С. 118. Предполагаемый перечень инструментов и приспособлений, применявшихся древнерусскими каменщиками, см.: Штендер Г.М. Инструментарий каменщика-новгородца XI—XVвв. // Новгородский край. Л., 1984. С. 211.)

При выкладке полукруглых завершений стен также использовали шнур, закрепленный одним концов в кладке с.помощью деревянного колышка. Другим концом этого шнура, как циркулем, очерчивали дугу закомары. Отверстия от центров таких кривых, большей частью в виде небольшого деревянного бруска, вставленного в стену или отверстия в самой кладке, находили во многих памятниках различных архитектурных школ Руси. (Штендер Г.М. 1) Разметка архитектурных форм древними зодчими // Памятники культуры. М., 1959. Т. 1. С. 66; 2) Архитектура домонгольского периода // Новгород: К 1100-летию города. М., 1964. С. 207. Учитывая этнографические параллели, Г.М.Штендер выдвинул предположение, что подобный веревочный циркуль назывался в Древней Руси кружалом (см.: Штендер Г.М. Восстановление Нередицы // Новгородский исторический сборник. Новгород, 1961. Вып. 10. С. 176). Однако, по данным источникам XV— XVII вв., кружалом именовали деревянные лекала для арок (Рорре A. Materialy do slownika terminow budownictwa staroruskiego X—XV ww. Wroclaw, 1962. S. 33). Позднее Штендер стал употреблять другой этнографический термин — «вороба» (см.: Штендер Г.М. Древняя строительная техника как метод изучения русского зодчества. С. 15) Оказалось, что разметка с помощью подобного циркуля (веревочного) выполнялась не только при полукруглых очертаниях арок, но и при построении более сложных, трехцентровых кривых (например, в черниговской Пятницкой церкви).

Арки и своды выкладывали по деревянным кружалам и опалубке. О наличии деревянных креплений, с помощью которых возводили своды, свидетельствуют отпечатки досок, изредка сохранявшиеся на растворе нижней поверхности сводов. Можно отметить, что доски опалубки иногда отесывали по кривой, чтобы создать плавную округлую поверхность кладки. Трудно предполагать что опалубка для возведения сводов храмов, расположенная на большой высоте, опиралась на стойки, установленные на земле. Гораздо вероятнее, что кружала арок и опалубка сводов опирались на какие-то деревянные конструкции в верхней части здания, например специальные подкосы или связи, проходящие поперек храма. Так, своды галерей Дмитриевского собора во Владимире возводились по кружалам, опиравшимся на деревянные брусья, вложенные в стену здания. (Новаковская С.М. К вопросу о галереях белокаменных соборов Владимирской земли // КСИА. 1981. Вып. 164. С. 49.) В новгородской церкви Спаса-Нередицы близ пят арок и угловых сводов обнаружены отверстия в кладке, в которые упирались подкосы, поддерживавшие кружала. (Штендер Г.М. Восстановление Нередицы. С. 176.) Опалубка цилиндрических сводов могла устанавливаться вообще без кружал, поскольку ее толстые отесанные доски могли быть уложены одним концом на кладку тимпана (т.е. на закомару), а другим — на уже до этого возведенную подпружную арку. Борозды от торцов таких досок были найдены в тимпанах арок церкви Спаса-Нередицы. (Там же. С. 178.) В аркосольной нише этой церкви в бороздах сохранились даже остатки досок опалубки, а в камере западной стены опалубки свода по какой-то причине не была убрана и уцелела до настоящего времени вместе с деревянным кружалом. Очень хорошо видны борозды от торцов досок опалубки в сводиках лестницы Коложской церкви в Гродно.

Единственный пример, когда кружала поддерживались стойками, опиравшимися на землю, можно указать в смоленской церкви немецких купцов («смоленская ротонда»). (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 145.) Вероятно, такой прием был исключением, вызванным применением непривычного для Руси кольцевого цилиндрического свода.

Арочные перемычки окон и сводики внутристенных лестниц часто возводились по кружалам, вытесанным из одной доски. Кружала эти иногда устанавливались непосредственно на обрезы стен, что придавало арочным проемам несколько подковообразную форму, (Покрышкин П.П. Указ. соч. С. 23.) или на специальные бруски, вложенные в кладку у пят арок. (Один такой брусок, видимо не вынутый после окончания строительства, был обнаружен И.М. Хозеровым в окне северной стены полоцкого Спасского собора Евфросиньева монастыря (см.: Хозеров И.М. Архитектура Белоруссии и Смоленщины XI—XIII вв. // Арх. Ин-та истории АН БССР / Сектор археологии, оп. 1, д. 46, 1946 г.)

Следует отметить, что в кирпичном строительстве отчетливо прослеживаются некоторые приемы, общие для всех русских земель, где строили из плинфы, что несомненно указывает на общность традиции. Так, кирпичи в кладке всегда уложены вниз гладкой постелью, т.е. той, на которой видны следы правила. Даже в тех городах, где было хорошо налажено производство кирпича, его всегда экономили и старались использовать все кирпичные отходы. Бракованные кирпичи (их всегда было очень много) дробили и превращали в цемянку для строительного раствора. При завершении кладки стремились употребить все запасы кирпичей, в том числе и кирпичи специального назначения, т.е. узкие и лекальные, поэтому в сводах храмов иногда встречается довольно большое количество лекальных кирпичей, казалось бы, совершенно неподходящих для данной цели. Очевидно, по этой же причине оказались лекальные кирпичи в вымостке пола смоленской церкви на Большой Краснофлотской улице. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 284.)

В некоторых памятниках можно видеть, что строители дифференцированно подходили к кладке различных конструкций здания. Иногда это позволяет понять, как они рассматривали ту или иную часть сооружения. Например, в черниговском соборе Елецкого монастыря использованы два типа кирпичей: для стен — тонкие (толщина 2.2—2.5 см), а для столбов и арок — более толстые (4.0—4.5 см). При этом стена, отделяющая нартекс, вместе с западной парой столбов сложена из тонких кирпичей, т.е. рассматривалась как западная стена храма, а не как заполнение между западными столбами. Очевидно, строители воспринимали здание не как шестистолпное, а как четырехстолпное с нартексом. (Наблюдения Г.М. Штендера) Возможно, что это было связано с общими представлениями о типе храма, согласно которым четырехстолпное ядро рассматривалось как самостоятельное сооружение, к которому пристроен нартекс. Иногда такая очередность осуществлялась в натуре. Так, в киевском соборе Выдубицкого монастыря и в новгородском соборе Антониева монастыря нартекс пристроен без перевязи к уже полностью завершенному основному объему храма.

При археологическом изучении памятников древнерусского зодчества неоднократно отмечалось, что некоторые участки фундаментов приложены друг к другу впритык, без перевязи. Таковы большей частью фундаменты приделов, а иногда и внутренние ленточные. Очевидно, зодчие стремились разделить участки фундамента, подверженные различной нагрузке, т.е. создавали осадочные швы. Часто неперевязанные участки можно отметить и в кладке нижних частей стен. Однако такие швы обычно сохраняются лишь до определенной высоты, а выше кладки бывают перевязаны. Например, стены нартекса переяславльской Спасской церкви в нижней части не были перевязаны с кладкой основного объема храма, а перевязка начиналась лишь на высоте 1.5 м. (Каргер М.К. Раскопки в Переяславле-Хмельницком в 1952—1953 гг. // СА. 1954. Т. 20. С. 13.) В киевской церкви Спаса на Берестове стены западного притвора перевязаны с кладкой основного объема с высоты 1.45 м. (Каргер М.К. Древний Киев. М.;Л., 1961. Т. 2. С. 389.) В смоленском соборе Троицкого монастыря на Кловке одна из лопаток северной стены не была перевязана с самой стеной на всю сохранившуюся высоту, т.е. около 1 м. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 202.) Иногда неперевязанными в нижней части бывают не только разные по высоте (и, следовательно, по весу) части здания, но даже основные его элементы. Так, в той же церкви Троицкого монастыря на Кловке притворы сложены вперевязь с основным объемом храма, а апсида приложена впритык и перевязана лишь начиная с 11-го ряда кирпичей. Очевидно, что в данном случае это объясняется уже не различием в осадке, а просто удобством ведения кирпичной кладки.

Особенностью работы древнерусских зодчих является их стремление полностью, завершить строительство каждого объекта, включая наружную отделку фасадов, не считаясь с тем, что к фасаду сразу же (или в крайнем случае в следующем сезоне) будет приложена кладка уже намеченного к строительству следующего объекта — галереи, притвора, придела. Примеры такой системы работы многочисленны. Именно данное обстоятельство заставляло исследователей ошибочно считать наружную галерею киевского Софийского собора пристроенной значительно позже, чем был возведен основной объем храма с внутренней галереей. В смоленском соборе на Протоке каждое слагаемое комплекса заканчивалось полной отделкой: его затирали обмазкой со всех сторон, хотя заранее знали, что здесь примкнет пристройка (нартекс, галереи, притвор, капеллы). Портал нартекса храма был выполнен полным профилем, хотя этого не требовалось делать, поскольку пристройка притвора давала вторые двери, отчего внутренние четверти портала нартекса пришлось сразу же заложить плинфой. Тем не менее нет никаких сомнений, что весь комплекс собора был исполнен единовременно. Особенно наглядно выступает указанный своеобразный прием работы древних строителей во владимиро-суздальском зодчестве. В Боголюбове, например, все элементы ансамбля — переход из церкви, башня, переход во дворец — пристраивали постепенно один к другому, к уже полностью законченным отделкой фасадам, на которых был даже исполнен аркатурно-колончатый пояс. Казалось бы, застройка резного пояса безусловно свидетельствует о том, что постройка нового объекта не была первоначально предусмотрена. Но попасть на хоры собора можно было только через башню, а в ней уже изначала была сделана дверь для выхода на переход к дворцу; следовательно, не может быть никаких сомнений в единовременности создания всего ансамбля. Объяснение такому, на первый взгляд, нерациональному приему строительства, видимо, следует искать в своеобразной системе мышления людей средневековья, в их чрезвычайно специфическом отношении к таким понятиям, как целесообразность и экономичность. (См., напр.: Гуревич А.Я. Категория средневековой культуры. М., 1984. С. 29 след.)

После окончания работ по возведению кладки леса, вероятно, сохранялись еще в течение года, пока здание не просыхало. Тогда этими же лесами могли пользоваться художники, расписывавшие интерьер храма. Если фасады здания затирали снаружи раствором, это, очевидно, делали, используя те же леса, одновременно с росписью. На памятниках Новгорода и Смоленска удалось отметить, что наружная обмазка (или ее следы) есть только на тех зданиях, которые имели фресковую роспись. В зданиях без росписи наружной обмазки также не отмечено. (По отношению к памятникам Новгорода это отметил Г.М. Штендер. В византийской архитектуре, как и на Руси, фасады иногда затирали раствором, но чаще оставляли открытыми, без обмазки (Mango С. Byzantine architecture. New York, 1976. P. 22) Очевидно, что это были взаимосвязанные операции.

По мере исполнения росписи леса постепенно разбирали, что определяло последовательность завершающих строительных работ. Так, когда художники расписывали сферу купола и барабан, строители должны были «побить» главу свинцом и поставить крест. (Разметка и нумерация кровельных листов, по-видимому, выполнялись заранее, еще на земле. Об этом можно судить по меткам на листах медной кровли владимирского Успенского собора (см.: Рыбаков Б.А. Мерило новгородского зодчества XIII в. С. 217) Последним актом строительства в интерьере была настилка полов, которую, очевидно, делали после снятия всех стоек лесов и, следовательно, даже после завершения росписи. Естественно, что в тех случаях, когда роспись храма производили не сразу после окончания строительства, а значительно позже, леса, вероятно, снимали, а перед началом росписи сооружали какие-то внутренние, возможно, более легкие помосты.

После снятия внешних лесов можно было начинать сооружение галерей и приделов. Поэтому эти части здания примыкают к уже полностью отделанной, а иногда даже затертой раствором поверхности фасадов. В галицком и владимиро-суздальском зодчестве, где никакой затирки фасадов не производили, наружные леса, вероятно, снимали сразу же по окончании строительства, оставляя внутренние для выполнения росписи.

П. А. Раппопорт. Строительное производство Древней Руси (X-XIII вв.). Строительное производство Древней Руси (X-XIII вв.).

Читать по теме:

tehlib.com

СТРОИТЕЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ. (часть 2 ) Каменный век. Первые постройки: vaduhan_08

РИС.1

РИС.2

Да, есть грубые и не отесанные, а есть гладкие, красивые и ровные, но все равно их сопрягающиеся поверхности очень плотно прилегают друг к другу и считать грубые более древними по этому нет ни каких оснований - это одна технология, так сказать в парадном виде и "задняя" стенка.

РИС.3

Энтузиасты ЛАИ сделали прекрасные исследования всей этой архитектуры, нашли подобные технологии и в Египте и Турции и Греции, Японии и много где еще, описывать все это я не буду и так уже горы версий и предположений! Одно мне хочется уяснить, почему эти сооружения относят в глубокую древность - вот если храм Юпитера в Баальбеке стоит на огромных мегалитах, то камни боги уложили, а храм античные римляне построили? Меня сильно удивило, что показывая обычный жилой дом в Перу в основании которого полигональная кладка, дом как бы отделяется от жильцов и от кладки! Вот кладка это боги, а дом потом тупые перуанцы сверху жиденький построили, а камни лежали многие многие годы и ждали пока на нем не построят дом! Раньше там летающая тарелка приземлялась, по этому дом ни как не мог быть построен сразу как дом - такая вот логика! Ну постучались бы в дверь да спросили когда дом то построили? Нет, так тайны не будет!!!

РИС.4

Скажу сразу своё предположение, что бы народ не мучать, а потом буду доказывать: вся эта полигональная и мегалитическая технология строительства - это мучения из-за отсутствия хорошего железобетона! Ну нечем было фундаменты строить и серьезные объемы создавать кроме камня не было других материалов, не забывайте, люди только только вылезли из пещер и еще практически каменный век!!! Я постараюсь показать плавный переход строительных технологий из каменного века в наш век, век железобетона! Но сначала надо убедительно доказать, что мегалитика это не глубокая древность, совсем не глубокая! Я должен еще найти здания которые используются в своем первозданном виде и имеют такие же технологии!Это Япония замок в Осаке.

РИС.5

РИС.6

РИС.7

РИС.8

РИС.9

РИС.10

Официальная дата постройки Осакского замка 17 век!Ну и что бы ни кто не сомневался в мегалитичности этой постройки вот вам еще!

РИС.11

А это каменоломни очень древнего Китая где тоже добывали такие же камешки и укладывали в основания зданий, заборы делали и стены!

РИС.12

РИС.13

А это Корея, то же самое, фото конца 19 века

РИС.14

РИС.15

А вот Россия, форты Кронштадта, которые очень похожи на форт Байярд во Франции, один в один, все его видели!

РИС.16

РИС.17

Те же пупырышки, тот же резаный гранит и безрастворная кладка!!! Кронштадские форты это отдельная песня и история, некоторые считают это допотопной постройкой, очень может быть, только и потоп может был совсем не давно, у меня много об этом написано: http://vaduhan-08.livejournal.com/27611.htmlВот и вырисовываются особенности древней строительной технологии - отсутствие цемента, хорошего, из которого можно делать железобетонные конструкции вынуждало делать безрастворную кладку, плотно подгоняя камни, а в фундамент укладывать мегалиты! А портланд цемент изобрели только в 19 веке, а до этого был романский цемент, который менее прочный и не позволял заливать большие объемы! Ну и не было технологии железобетона! История бетона и современного строительства из кирпича здесь:http://vaduhan-08.livejournal.com/24171.htmlОднако мегалиты еще применялись даже в начале 20 века, например при постройке мавзолея Ленина использовали мегалиты, хотя и бетонные заливки тоже использовали, но наверное решили по старинке, не рисковать!

РИС.18

Вполне достойный внимания ЛАИ монолит, за одно и способ транспортировки показан - все легко и просто! Четыре лошади вполне справятся или один слон! Но вопрос то не в том как делали и почему, а что же случилось на земле что везде перешли на простые технологии кирпича и бетона только в 19 веке, ведь технологии получения и кирпича и бетона не сложные, всего то нужна температура 1500с обжига известника и глины! Может не было ни глины не известняка в легком доступе?? Или все таки история человечества умещается в несколько сот лет?

vaduhan-08.livejournal.com

Процесс строительства в Древней Руси | Архитектура и Проектирование

Древнерусские письменные источники не дают практически никаких сведений о том, как был организован процесс строительства. В качестве аналогий иногда удается привлекать более поздние русские, а также западноевропейские письменные источники и изображения. Известны и византийские миниатюрные изображения процесса строительства. (Например, в Хлудовской псалтыри (Греция, XI в.) (см.: Щепкина М.В. Миниатюры Хлудовской псалтыри. М., 1977. С. 96) Однако эти материалы следует использовать очень осторожно, поскольку они могут отвечать совершенно иной строительной практике. Поэтому реконструировать процесс строительства в Древней Руси можно в основном лишь по тем данным, которые удается получить при изучении самих сооружений и при археологических исследованиях.

Приступая к работе над возведением монументального здания, мастера организовывали строительную площадку, служившую для складывания и обработки строительных материалов. Археологическим путем такая площадка была выявлена лишь один раз — в Волковыске. Там во второй половине XII в. начали строительство церкви, однако после закладки фундамента работа по каким-то причинам была прекращена и строительная площадка брошена вместе со всеми находившимися на ней материалами. К сожалению, площадка была раскопана очень небрежно и без необходимой фиксации. Тем не менее здесь все же отмечено значительное количество подготовленных для строительства материалов. (Зверуго Я.Г. О строительном материале храма XII в. на Волковысском замчище // Тез. докл. на конф. по археологии Белоруссии. Минск, 1969. С. 153.) Так, к северу и западу от фундаментов храма, приблизительно в 5 —10 м от него, обнаружены запасы неиспользованных плинф. Они лежали в штабелях большей частью на ребре. Тоже к северо-западу от храма, но несколько дальше (в 10 —12 м), располагался пласт глины мощностью до 0.6 м. Еще дальше в 20 —25 м к северо-западу от храма, находилась яма с гашеной известью, имевшая площадь более 30 м2 при толщине слоя извести 1.0 —1.2 м. Наконец, к западу от храма были сложены рядами большие камни со шлифованной поверхностью, предназначавшиеся для вставления в стены в качестве декоративных элементов.

Следы строительной площадки обнаружены в Минске, где возведение церкви также было прекращено после укладки фундамента. (Алексеев Л.В. Полоцкая земля. М., 1966. С. 203.) Здесь к северо-западу от фундамента храма раскопками вскрыта трапециевидная в плане яма для гашения извести, имевшая площадь около 25 м2 Края этой ямы были укреплены досками. Неподалеку найдены многочисленные известняковые плитки, использовавшиеся при строительстве. (Тарасенко В.Р. Древний Минск: Материалы по археологии БССР. Минск, 1957. Т. 1. С. 213.)

Строительные площадки в Волковыске и отчасти в Минске сохранились только потому, что работа здесь была неожиданно прервана. В случае же окончания строительства остатки материалов, очевидно, убирали, и следы строительной площадки, таким образом, исчезали. Тем не менее В.В. Хвойка отметил, что рядом с Десятинной церковью он обнаружил при раскопках следы обработки мрамора, шифера и других пород камня, соответствующего сортам, примененным в самой церкви. (Хвойка В.В. Древние обитатели Среднего Приднепровья. Киев, 1913. С. 69. М.К. Каргер усомнился в том, что открытая В.В. Хвойкой мастерская обрабатывала камни для Десятинной церкви, и датировал эту мастерскую XIII в. (см.: Каргер М.К. Древний Киев. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 472). Вряд ли такой скептицизм оправдан, поскольку найденные Хвойкой резные мраморные и шиферные детали характерны именно для Десятинной церкви, а не для XII—XIII вв.) Очевидно, это следы строительной площадки, на которой обрабатывались камни в процессе возведения Десятинной церкви. Во владимиро-суздальском и галицком зодчестве, где кладка велась из тесаных белокаменных блоков, их первичная обработка, вероятно, производилась на месте добывания камня, т.е. в карьере, но окончательная, чистовая обработка несомненно выполнялась на месте строительства, на строительной площадке. Свидетельством этого является, например, использование мелких отсеков камня в фундаменте церкви —квадрифолия (так называемый Полигон) в Галиче. (Иоаннисян О.М. Новые исследования одного из памятников галицкого зодчества XII в. // СА. 1983. № 1. С. 233.) На месте строительства, видимо, обрабатывали и плиты красного шифера, слой небольших отесков которого нашли при раскопках Спасского собора в Чернигове. (Макаренко М. Чернiгiвський Спас. Киiв, 1929. С. 26.)

После разбивки плана здания на местности первой строительной операцией была отрывка фундаментных рвов. Их, как правило, отрывали по ширине фундамента и с более или менее вертикальными стенками. В таком случае фундамент при укладке занимал весь ров. Однако при слабом или сыпучем грунте стенки рвов приходилось делать наклонными; очевидно, что для укладки камней фундамента требовалась деревянная опалубка. Следы засыпки землей пространства между фундаментом и стенками рва неоднократно отмечались при раскопках, но следы опалубки сохраняются довольно редко. При раскопках северной апсиды церкви Климента в Старой Ладоге в нижней части фундамента обнаружены остатки примыкавшей к стенке фундамента доски от опалубки. Отпечатки досок и кольев опалубки найдены также на растворе фундамента Борисоглебского собора Смядынского монастыря в Смоленске. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 53.) Следы укрепления стенок фундаментного рва с помощью вертикально забитых досок уцелели в минской церкви. (Тарасенко В.Р. Указ. соч. С. 222, 225.)

После того как заканчивали укладку фундамента, производили вторичную разбивку плана здания, на этот раз более детальную и точную. В соборе Выдубицкого монастыря на затертой раствором верхней поверхности фундамента сохранилась графья — очертания стен, прочерченные еще до схватывания раствора. (Новое в археологии Киева. С. 208.) Такая графья пока обнаружена лишь в одном случае. Очень вероятно, что подобную разбивку чаще выполняли на следующий сезон, т.е. на уже осевшем фундаменте. Естественно, что в таком случае на растворе фундамента не оставалось графьи.

Для возведения стен зданий ставили деревянные леса, постепенно повышая их по мере роста стен. Пальцы лесов закладывались в кладку самих стен. После окончания строительства пальцы лесов обрубали (или опиливали), а после того как дерево сгнивало, в кладке оставались отверстия. Кое-где в таких отверстиях при исследовании памятников находили остатки дерева. В новгородской церкви Спаса-Нередицы, например, удалось определить, что пальцы лесов были еловыми. (Покрышкин П.П. Отчет о капитальном ремонте Спасо-Нередицкой церкви в 1903 и 1905 гг. СПб., 1906. С. 18.) Отверстия для пальцев лесов имеют круглую, квадратную или прямоугольную форму со сторонами 10 —20 см, однако остатки дерева свидетельствуют, что сами пальцы бывали большей частью круглыми. На наружной поверхности стен отверстия от пальцев лесов обычно не заделывали. В гродненской Коложской церкви, как довольно редкое исключение, они заделаны раствором и кирпичами, причем настолько тщательно, что почти неразличимы на поверхности стены. Отверстия на внутренней поверхности стен закрывали перед штукатуркой здания под роспись. В смоленском соборе на Протоке для закладки этих отверстий использовали неполивные керамические плитки.

Леса ставили двух различных типов. При одном из них использовали пальцы лесов, проходящие насквозь через стену. В таком случае настил лесов, очевидно, опирался только на горизонтальные балки, вставленные в стену. Сквозные пальцы лесов были в черниговском соборе Елецкого монастыря, в витебской церкви Благовещения, в смоленских памятниках середины XII в. (бесстолпная церковь в детинце, церковь Петра и Павла). В новгородских памятниках XII в., в церкви Пантелеймона в Галиче и в памятниках владимиро-суздальской архитектуры применяли другой тип лесов, при котором пальцы были не сквозными, а заглубленными в стены всего на 15 —20 см, иногда — на 40 см. Естественно, что при таких лесах настил не мог опираться только на горизонтальные балки и здесь должны были существовать вертикальные стойки. (В западноевропейском средневековом строительстве применялись оба типа лесов (Arszynski M. Technika i organizacja budownictwa ceglanego w Prusach w koncu XIV i w pierwszej polowie XV w. // Studia z dziejow rzemiosla i przemyslu. Wroclaw, 1970. T. 9. S. 77; Antonow A. Planung und Bau von Burgen in suddentschen Raum. Frankfurt am Main, 1983. S. 313) Конечно, следы пальцев лесов не раскрывают всей сложности конструкции лесов и их функционирования. Например, остается неясным, как осуществлялась доставка наверх плинфы и раствора. Можно думать, что раствор подавался в деревянных ведрах или ушатах при помощи примитивного деревянного блока такого типа, какой известен по раскопкам в Новгороде. (Колчин Б.А. Новгородские древности: Деревянные изделия. М., 1968. С. 77, 78. Табл. 72. (САИ; Вып. Е1-55) Плинфа же и камни доставлялись подносчиками с «козлами» за плечами. Следовательно, леса должны были иметь удобно устроенные трапы. Все это требовало сложных навыков, и, вероятно, в XI —XII вв. уже существовали специалисты по сооружению лесов, как это нам известно для XIV-XVII вв.; тогда леса назывались «подвязи», а их строители — «подвязчики» (первое упоминание в письменных источниках — в конце XVI в.). (Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1902. Т. 2. Стб. 1054.) Чтобы стойки лесов не приходилось наращивать параллельно росту кладки стен, в XVII в. их делали из крупных бревен. (В смете, составленной в 1692 г. мастером Гуром Вахрамеевым на починку Днепровских ворот Смоленской крепости, для лесов было запланировано «25 бревен восьмисаженных на подвези... и 46 возов черемхового прутья, да 16 связок лыка» (см.: Орловский И.И. Смоленская стена. Смоленск, 1902. С. 107) Очевидно, так же поступали и в более раннее время.

Даже в тех случаях, когда отверстия от пальцев лесов были не сквозными, ряды их на наружных и внутренних поверхностях стен размещались на одной высоте. Это свидетельствует, что леса были двусторонними, обеспечивающими одновременную кладку обеих лицевых поверхностей. А значит, процесс кладки следует представлять в виде синхронной работы пар каменщиков. Кладка столбов, сводов, барабана, очевидно, должна была иметь свою автономную систему лесов.

Ярусы пальцев лесов показывают, как поднимали настилы в процессе кладки стен. Большей частью они совпадают по высоте по всему периметру здания, но иногда расположены по-разному, что говорит о независимой установке лесов на разных фасадах, а порой даже на разных участках одного фасада. Нижний ярус настила обычно размещался на высоте около 2 м от земли. Именно так расположен нижний ярус пальцев лесов в смоленской церкви Петра и Павла. В церкви Пантелеймона в Галиче нижний ярус отстоит от земли на 2.45 м, в церкви Благовещения в Витебске — на 1.6 м, а во владимиро-суздальских памятниках — от 2.8 до 4 м. Расстояния по высоте между ярусами тоже различные. Например, в ранних памятниках Киева и Новгорода (XI—начало XII в.) расстояния между отверстиями по высоте несколько более 2 м, в памятниках Чернигова и Смоленска (первая половина XII в.) — 1.3—1.6 м. (Штендер Г.М. Древняя строительная техника как метод изучения русского зодчества // Архитектурное наследие и реставрация. М., 1986. С. 17. Сведения о пальцах лесов во владимиро-суздальских памятниках любезно сообщены С.М. Новаковской.) В памятниках владимиро-суздальской архитектуры расстояния между ярусами 2—3.2 м, в церкви Пантелеймона в Галиче — 1.6—1.8 м, Благовещения в Витебске — 1.4 м, гродненской Коложской — около 1.5 м.

В современной строительной практике считается, что производительность труда каменщиков резко снижается, когда высота выведенной кладки превышает 1.2 м над уровнем настила, на котором они стоят. (Технология строительного производства / Под ред. Д.Д. Бизюкина. Л.; М., 1951. С. 452.) Очевидно, там, где ярусы пальцев лесов отстоят один от другого более чем на 1.4—1.5 м, каменщики использовали дополнительные подмостки. (В XIX в. при работе с подмостями ярусы лесов размещали через 4 аршина (около 2.8 м) (Красовский А. Гражданская архитектура. М., 1886. С. 81)

По горизонтали отверстия, как правило, расположены по два в каждом прясле стены, а при широких пряслах — по три. Таким образом, они обычно отстоят одно от другого на 2—3 м, изредка — на 3.5 м. (По нормам XIX в., чтобы доски настилов не прогибались, пальцы лесов по горизонтали размещали на расстоянии не более 2.5 аршина (т.е. менее 2 м)

Рис. 64. Церковь Пантелеймона в Галиче. Фрагмент западного фасада

При кирпичном строительстве пальцы лесов закрепляли, зажимая их со всех сторон кирпичами. Однако иногда квадратные отверстия для пальцев лесов специально оставляли при кладке, что позволяло по мере возведения стен здания переставлять балки лесов с нижних ярусов на верхние. При кладке из тесаных белокаменных блоков (галицкое и владимиро-суздальское зодчество) высота каждого блока была больше, чем толщина бревна, которое требовалось закрепить в стене. Поэтому, отверстия для пальцев приходилось вырубать в каменных блоках. Их делали, как правило, в нижней части блока, большей частью в его углу. Однако в церкви Пантелеймона в Галиче есть камни, в которых отверстия вырублены не в углу, а отступя от вертикального края. В той же церкви отверстия в третьем снизу ярусе на западном фасаде имеют необычную форму: их ширина 10—12 см, высота около 30 см (рис. 64).

Пара каменщиков, работавших одновременно с наружной и внутренней сторон стены, и обслуживавшие этих каменщиков подсобные рабочие, вероятно, составляли основную ячейку строительной бригады, т.е. то, что в современной строительной практике называют звеном. (Лейбфрейд Ю.М. Технология строительного производства. М., 1957. С. 13.) Такому звену выделялся участок стены (по современной терминологии — «делянка»). Поскольку в каждом звене вели кладку с обеих сторон стены, последняя возводилась сразу на всю толщину. Наблюдение архитектора М.Б. Чернышева о нарушениях регулярности кирпичной кладки смоленских памятников показало, что работа на нескольких соседних участках производилась параллельно. (Чернышев М.Б. О производительности труда каменщиков в Древней Руси // Культура Древней Руси. М., 1966. С. 289.) Очевидно, что несколько звеньев одновременно вели кладку определенного участка стены (по современной терминологии — «захватка»). Если бы это было иначе и одно звено, закончив свою делянку, переходило на соседний участок, не было бы нужды на границах участков вставлять в кладку неполный, оббитый кирпич.

Завершив работу на своей захватке, бригада переходила на другой участок. Законченную кладку при этом нужно было чем-то прикрыть сверху для защиты от дождя. Очень вероятно, что кладку закрывали переносной кровлей, тканью или другим способом. Одним из способов было также покрытие законченной кладки слоем раствора. Когда через некоторое время бригада возвращалась на данный участок и начинала вести кладку выше, поверх защитного слоя раствора она укладывала новый, а на него — кирпичи. Так получался двойной шов. (Возможно, что с такими швами связывались какие-то священнодействия. В «Сказании о Софии Цареградской» рассказывается, что «егда ж создаваху 12 рядовь (кладки), тогда патриарх с епископы и священникы молитвы творяху и мощи святых полагаху, сице творяху и до совръшенна церкве» (Виленский С.Г. Сказание о Софии Цареградской в Еллинском летописце и в Хронографе // Изв. Отд-ния рус. яз. и словесности. 1903. Т. 8, кн. 3. С. 36) Двойные швы хорошо прослеживаются в ряде новгородских памятников (Николо-Дворищенский собор, собор Юрьева монастыря, церковь Петра и Павла на Синичьей горе и др.) и в двух памятниках Смоленска, возведенных одной строительной артелью (собор на Протоке, церковь на Окопном кладбище).

Двойные швы обычно толще остальных в 1.5—2 раза, причем верхний слой раствора в них тоньше, чем нижний, а между ними иногда заметна тонкая гумусная прослойка, образовавшаяся в промежуток времени между окончанием ведения нижней кладки и началом верхней. Эти швы, отмечающие периодичность работы строителей, как правило, совпадают с уровнем конструктивных элементов здания — пола, дна аркосолиев, пят арок и др. На участках стены, где нет таких элементов, двойные швы отстоят друг от друга: в Смоленске от 6—7 до 18—19 рядов кладки; в новгородской церкви Спаса-Нередицы расстояние между двойными швами большей частью 80—100 см.

Зная высоту здания и срок его строительства, можно подсчитать, на какую высоту поднимали стены за один строительный сезон. Так, церковь Петра и Павла в Смоленске — памятник средней величины, и его возведение, вероятно, заняло примерно 3 года, не считая закладки фундамента. Учитывая, что один сезон должно было занять сооружение сводов и главы, можно полагать, что стены были построены за 2 года. Верх средней закомары этой церкви расположен на высоте примерно 13 м от земли. Следовательно, здесь стены поднимали за сезон приблизительно на 6 м. В смоленской церкви архангела Михаила высота верха закомар около 22 м, но в этом крупном храме кирпичную кладку стен вели, вероятно, не 2, а 3 года. Значит, здесь стены возводили за сезон примерно на 7 м. Правдоподобность таких подсчетов подтверждается наблюдением, сделанным в соборе Киево-Печерского монастыря, где высота сезонных кладок оказалась равной 4—5 м. (Логвин Г.Н. Указ. соч. С. 160.)

На основании изучения кладки северной апсиды собора на Протоке в Смоленске М.Б. Чернышев сделал попытку определить производительность труда древних каменщиков. (Чернышев М.Б. Указ. соч. С. 289.) Участок, ограниченный вверху и внизу двойными швами и имевший по высоте семь рядов кладки, был, очевидно, исполнен за один рабочий день. На этом участке удалось в нескольких местах отметить перебивку кладки, заключающуюся в том, что в ряд ложков впущен тычок или в ряд тычков — ложок. Иногда перебивку создает вложенный в кладку обколотый кирпич. Такие нарушения правильности кладки в соборе на Протоке было легче выделить, чем в других смоленских памятниках; поскольку здесь видна четкая тенденция к регулярному чередованию ложковых и тычковых рядов. Оказалось, что перебивку кладки отмечают участки, имеющие в длину в среднем около 2.1 м (т.е. примерно 1 сажень).

Таким образом, выяснилось, что один каменщик за один рабочий день выкладывал участок длиной в 1 сажень и высотой около 0.6 м (т.е. семь рядов кладки). При этом каменщик укладывал лишь половину толщины стены, что подтверждается наличием гнезд от пальцев лесов на обеих ее поверхностях (как снаружи, так и изнутри) на одной высоте. Толщина стен собора на Протоке 1.4 м; следовательно, каменщик вел кладку на ширину 0.7 м. В итоге этих наблюдений оказалось, что за один рабочий день каменщик выкладывал около 0.88 м3 кирпичной кладки. Если сравнить данную производительность с нормами XIX в., выяснится, что производительность древних каменщиков была примерно в 1.5 раза ниже, чем более поздних мастеров.

Большая точность вертикальных линий и поверхностей в памятниках древнерусского зодчества дает основание утверждать, что строители пользовались отвесом. Следует отметить, что изображения работы каменщиков с отвесом имеются на многих западноевропейских миниатюрах.

При разбивке различных членений и форм построек строители, по-видимому, широко использовали шнур. Так, А.Д. Варганов отметил, что уклон лестницы в стене притвора Суздальского собора не прямолинеен, а имеет некоторый прогиб. Из этого наблюдения Варганов сделал справедливый вывод, что уклон лестницы намечали по шнуру, провисание которого и дало кривизну линии уклона лестницы. (См.: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII—XV вв. М., 1961. Т. 1. С. 118. Предполагаемый перечень инструментов и приспособлений, применявшихся древнерусскими каменщиками, см.: Штендер Г.М. Инструментарий каменщика-новгородца XI—XVвв. // Новгородский край. Л., 1984. С. 211.)

При выкладке полукруглых завершений стен также использовали шнур, закрепленный одним концов в кладке с.помощью деревянного колышка. Другим концом этого шнура, как циркулем, очерчивали дугу закомары. Отверстия от центров таких кривых, большей частью в виде небольшого деревянного бруска, вставленного в стену или отверстия в самой кладке, находили во многих памятниках различных архитектурных школ Руси. (Штендер Г.М. 1) Разметка архитектурных форм древними зодчими // Памятники культуры. М., 1959. Т. 1. С. 66; 2) Архитектура домонгольского периода // Новгород: К 1100-летию города. М., 1964. С. 207. Учитывая этнографические параллели, Г.М.Штендер выдвинул предположение, что подобный веревочный циркуль назывался в Древней Руси кружалом (см.: Штендер Г.М. Восстановление Нередицы // Новгородский исторический сборник. Новгород, 1961. Вып. 10. С. 176). Однако, по данным источникам XV— XVII вв., кружалом именовали деревянные лекала для арок (Рорре A. Materialy do slownika terminow budownictwa staroruskiego X—XV ww. Wroclaw, 1962. S. 33). Позднее Штендер стал употреблять другой этнографический термин — «вороба» (см.: Штендер Г.М. Древняя строительная техника как метод изучения русского зодчества. С. 15) Оказалось, что разметка с помощью подобного циркуля (веревочного) выполнялась не только при полукруглых очертаниях арок, но и при построении более сложных, трехцентровых кривых (например, в черниговской Пятницкой церкви).

Арки и своды выкладывали по деревянным кружалам и опалубке. О наличии деревянных креплений, с помощью которых возводили своды, свидетельствуют отпечатки досок, изредка сохранявшиеся на растворе нижней поверхности сводов. Можно отметить, что доски опалубки иногда отесывали по кривой, чтобы создать плавную округлую поверхность кладки. Трудно предполагать что опалубка для возведения сводов храмов, расположенная на большой высоте, опиралась на стойки, установленные на земле. Гораздо вероятнее, что кружала арок и опалубка сводов опирались на какие-то деревянные конструкции в верхней части здания, например специальные подкосы или связи, проходящие поперек храма. Так, своды галерей Дмитриевского собора во Владимире возводились по кружалам, опиравшимся на деревянные брусья, вложенные в стену здания. (Новаковская С.М. К вопросу о галереях белокаменных соборов Владимирской земли // КСИА. 1981. Вып. 164. С. 49.) В новгородской церкви Спаса-Нередицы близ пят арок и угловых сводов обнаружены отверстия в кладке, в которые упирались подкосы, поддерживавшие кружала. (Штендер Г.М. Восстановление Нередицы. С. 176.) Опалубка цилиндрических сводов могла устанавливаться вообще без кружал, поскольку ее толстые отесанные доски могли быть уложены одним концом на кладку тимпана (т.е. на закомару), а другим — на уже до этого возведенную подпружную арку. Борозды от торцов таких досок были найдены в тимпанах арок церкви Спаса-Нередицы. (Там же. С. 178.) В аркосольной нише этой церкви в бороздах сохранились даже остатки досок опалубки, а в камере западной стены опалубки свода по какой-то причине не была убрана и уцелела до настоящего времени вместе с деревянным кружалом. Очень хорошо видны борозды от торцов досок опалубки в сводиках лестницы Коложской церкви в Гродно.

Единственный пример, когда кружала поддерживались стойками, опиравшимися на землю, можно указать в смоленской церкви немецких купцов («смоленская ротонда»). (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 145.) Вероятно, такой прием был исключением, вызванным применением непривычного для Руси кольцевого цилиндрического свода.

Арочные перемычки окон и сводики внутристенных лестниц часто возводились по кружалам, вытесанным из одной доски. Кружала эти иногда устанавливались непосредственно на обрезы стен, что придавало арочным проемам несколько подковообразную форму, (Покрышкин П.П. Указ. соч. С. 23.) или на специальные бруски, вложенные в кладку у пят арок. (Один такой брусок, видимо не вынутый после окончания строительства, был обнаружен И.М. Хозеровым в окне северной стены полоцкого Спасского собора Евфросиньева монастыря (см.: Хозеров И.М. Архитектура Белоруссии и Смоленщины XI—XIII вв. // Арх. Ин-та истории АН БССР / Сектор археологии, оп. 1, д. 46, 1946 г.)

Следует отметить, что в кирпичном строительстве отчетливо прослеживаются некоторые приемы, общие для всех русских земель, где строили из плинфы, что несомненно указывает на общность традиции. Так, кирпичи в кладке всегда уложены вниз гладкой постелью, т.е. той, на которой видны следы правила. Даже в тех городах, где было хорошо налажено производство кирпича, его всегда экономили и старались использовать все кирпичные отходы. Бракованные кирпичи (их всегда было очень много) дробили и превращали в цемянку для строительного раствора. При завершении кладки стремились употребить все запасы кирпичей, в том числе и кирпичи специального назначения, т.е. узкие и лекальные, поэтому в сводах храмов иногда встречается довольно большое количество лекальных кирпичей, казалось бы, совершенно неподходящих для данной цели. Очевидно, по этой же причине оказались лекальные кирпичи в вымостке пола смоленской церкви на Большой Краснофлотской улице. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 284.)

В некоторых памятниках можно видеть, что строители дифференцированно подходили к кладке различных конструкций здания. Иногда это позволяет понять, как они рассматривали ту или иную часть сооружения. Например, в черниговском соборе Елецкого монастыря использованы два типа кирпичей: для стен - тонкие (толщина 2.2—2.5 см), а для столбов и арок — более толстые (4.0—4.5 см). При этом стена, отделяющая нартекс, вместе с западной парой столбов сложена из тонких кирпичей, т.е. рассматривалась как западная стена храма, а не как заполнение между западными столбами. Очевидно, строители воспринимали здание не как шестистолпное, а как четырехстолпное с нартексом. (Наблюдения Г.М. Штендера) Возможно, что это было связано с общими представлениями о типе храма, согласно которым четырехстолпное ядро рассматривалось как самостоятельное сооружение, к которому пристроен нартекс. Иногда такая очередность осуществлялась в натуре. Так, в киевском соборе Выдубицкого монастыря и в новгородском соборе Антониева монастыря нартекс пристроен без перевязи к уже полностью завершенному основному объему храма.

При археологическом изучении памятников древнерусского зодчества неоднократно отмечалось, что некоторые участки фундаментов приложены друг к другу впритык, без перевязи. Таковы большей частью фундаменты приделов, а иногда и внутренние ленточные. Очевидно, зодчие стремились разделить участки фундамента, подверженные различной нагрузке, т.е. создавали осадочные швы. Часто неперевязанные участки можно отметить и в кладке нижних частей стен. Однако такие швы обычно сохраняются лишь до определенной высоты, а выше кладки бывают перевязаны. Например, стены нартекса переяславльской Спасской церкви в нижней части не были перевязаны с кладкой основного объема храма, а перевязка начиналась лишь на высоте 1.5 м. (Каргер М.К. Раскопки в Переяславле-Хмельницком в 1952—1953 гг. // СА. 1954. Т. 20. С. 13.) В киевской церкви Спаса на Берестове стены западного притвора перевязаны с кладкой основного объема с высоты 1.45 м. (Каргер М.К. Древний Киев. М.;Л., 1961. Т. 2. С. 389.) В смоленском соборе Троицкого монастыря на Кловке одна из лопаток северной стены не была перевязана с самой стеной на всю сохранившуюся высоту, т.е. около 1 м. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 202.) Иногда неперевязанными в нижней части бывают не только разные по высоте (и, следовательно, по весу) части здания, но даже основные его элементы. Так, в той же церкви Троицкого монастыря на Кловке притворы сложены вперевязь с основным объемом храма, а апсида приложена впритык и перевязана лишь начиная с 11-го ряда кирпичей. Очевидно, что в данном случае это объясняется уже не различием в осадке, а просто удобством ведения кирпичной кладки.

Особенностью работы древнерусских зодчих является их стремление полностью, завершить строительство каждого объекта, включая наружную отделку фасадов, не считаясь с тем, что к фасаду сразу же (или в крайнем случае в следующем сезоне) будет приложена кладка уже намеченного к строительству следующего объекта — галереи, притвора, придела. Примеры такой системы работы многочисленны. Именно данное обстоятельство заставляло исследователей ошибочно считать наружную галерею киевского Софийского собора пристроенной значительно позже, чем был возведен основной объем храма с внутренней галереей. В смоленском соборе на Протоке каждое слагаемое комплекса заканчивалось полной отделкой: его затирали обмазкой со всех сторон, хотя заранее знали, что здесь примкнет пристройка (нартекс, галереи, притвор, капеллы). Портал нартекса храма был выполнен полным профилем, хотя этого не требовалось делать, поскольку пристройка притвора давала вторые двери, отчего внутренние четверти портала нартекса пришлось сразу же заложить плинфой. Тем не менее нет никаких сомнений, что весь комплекс собора был исполнен единовременно. Особенно наглядно выступает указанный своеобразный прием работы древних строителей во владимиро-суздальском зодчестве. В Боголюбове, например, все элементы ансамбля — переход из церкви, башня, переход во дворец — пристраивали постепенно один к другому, к уже полностью законченным отделкой фасадам, на которых был даже исполнен аркатурно-колончатый пояс. Казалось бы, застройка резного пояса безусловно свидетельствует о том, что постройка нового объекта не была первоначально предусмотрена. Но попасть на хоры собора можно было только через башню, а в ней уже изначала была сделана дверь для выхода на переход к дворцу; следовательно, не может быть никаких сомнений в единовременности создания всего ансамбля. Объяснение такому, на первый взгляд, нерациональному приему строительства, видимо, следует искать в своеобразной системе мышления людей средневековья, в их чрезвычайно специфическом отношении к таким понятиям, как целесообразность и экономичность. (См., напр.: Гуревич А.Я. Категория средневековой культуры. М., 1984. С. 29 след.)

После окончания работ по возведению кладки леса, вероятно, сохранялись еще в течение года, пока здание не просыхало. Тогда этими же лесами могли пользоваться художники, расписывавшие интерьер храма. Если фасады здания затирали снаружи раствором, это, очевидно, делали, используя те же леса, одновременно с росписью. На памятниках Новгорода и Смоленска удалось отметить, что наружная обмазка (или ее следы) есть только на тех зданиях, которые имели фресковую роспись. В зданиях без росписи наружной обмазки также не отмечено. (По отношению к памятникам Новгорода это отметил Г.М. Штендер. В византийской архитектуре, как и на Руси, фасады иногда затирали раствором, но чаще оставляли открытыми, без обмазки (Mango С. Byzantine architecture. New York, 1976. P. 22) Очевидно, что это были взаимосвязанные операции.

По мере исполнения росписи леса постепенно разбирали, что определяло последовательность завершающих строительных работ. Так, когда художники расписывали сферу купола и барабан, строители должны были «побить» главу свинцом и поставить крест. (Разметка и нумерация кровельных листов, по-видимому, выполнялись заранее, еще на земле. Об этом можно судить по меткам на листах медной кровли владимирского Успенского собора (см.: Рыбаков Б.А. Мерило новгородского зодчества XIII в. С. 217) Последним актом строительства в интерьере была настилка полов, которую, очевидно, делали после снятия всех стоек лесов и, следовательно, даже после завершения росписи. Естественно, что в тех случаях, когда роспись храма производили не сразу после окончания строительства, а значительно позже, леса, вероятно, снимали, а перед началом росписи сооружали какие-то внутренние, возможно, более легкие помосты.

После снятия внешних лесов можно было начинать сооружение галерей и приделов. Поэтому эти части здания примыкают к уже полностью отделанной, а иногда даже затертой раствором поверхности фасадов. В галицком и владимиро-суздальском зодчестве, где никакой затирки фасадов не производили, наружные леса, вероятно, снимали сразу же по окончании строительства, оставляя внутренние для выполнения росписи. 

П. А. Раппопорт. Строительное производство Древней Руси (X-XIII вв.)

arx.novosibdom.ru

Как строили на Руси | STENA.ee

Традиции народа древней Руси в первую очередь связаны с домом, с тем, как строились отношения в семье, как велось хозяйство, с обычаями, обрядами и праздниками. Строительство дома - акт творения, созидания. А плотники на Руси уподоблялись творцам, считались причастными к сакральной сфере и наделенными сверхъестественной силой и особым знанием о внешнем мире. Чтобы узаконить новую модель мира, мира, преобразованного совершившимся творением, строительство сопровождалось определенными таинствами…

Главным, и часто единственным орудием древнерусского зодчего был топор. Пилы, хотя и известны с X века, но применялись исключительно в столярном деле для внутренних работ. Дело в том, что пила при работе рвет древесные волокна, оставляя их открытыми для воды. Топор же, сминая волокна, как бы запечатывает торцы бревен. Недаром, до сих пор говорят: "срубить избу". И, хорошо нам сейчас знакомые, гвозди старались не использовать. Ведь вокруг гвоздя дерево гнить быстрее начинает. В крайнем случае применяли деревянные костыли.

Русь издавна считалась страной дерева - обширных могучих лесов вокруг было предостаточно. Так уж сложилась русская жизнь, что почти все на Руси строили из дерева. Из мощных сосен, елей и лиственниц русские всех сословий - от крестьянина до государя возводили храмы и избы, бани и амбары, мосты и изгороди, ворота и колодцы. Как отмечают историки, русские столетиями жили в деревянном веке. Да и наиболее распространенное название русского поселения - деревня - говорило о том, что постройки здесь деревянные.

Дерево - один из самых древних, традиционных и любимых русским народом строительных материалов. А почему не камень? Ведь и камень у нас был!

На этот вопрос еще в XVI веке ответил Д. Флетчер в книге «О государстве Русском»:

«Деревянная постройка для русских удобнее, нежели каменная или кирпичная, потому что в тех много сырости, и они холоднее, чем деревянные дома, что важно в суровом климате Руси; дома из сухого соснового леса дают тепла больше всего» ...

Дереву на Руси издревле был почет. К нему, как к живому, обращались в самых разных случаях: «Свято дерево, помоги". И дерево, внимая просьбе-мольбе, помогало. Великая сила земли и неба сосредоточена в деревьях. А предки наши чистым своим сердцем чувствовали это и потому деревянные избы-хоромы, построенные: «как красота и мир скажут», так любили.

Дух дерева продолжал жить в бревнах сруба, в досках пола и потолка, в отполированной до блеска столешнице и в лавках. Поэтому и саму избу, свое жилище, крестьянин рассматривал как часть природы, ее одухотворенное продолжение.

Зайдя в такой дом, понимаешь, что его пространство наполнено мерным шумом леса и потоками свежего воздуха; это пространство дышит умиротворением и безмятежностью. В доме всегда витает тонкий «лесной» аромат сибирской сосны или лиственницы, кедра, ели. Солнце царит здесь с утра до вечера, мягкие пастельные тона выглядят естественно, смола солнечной слезой стекает по бревнам, и с темной иконы смотрит всепроникающим взглядом светлый лик Богоматери...

Дом выглядит неподдельно величественно, как и сама природа. Создается впечатление, что дом этот прижился, «пустил корни» в окружающую среду, стал неотъемлемой частью окружающих лесов и полей, всего того, что мы называем Россией.

Дом - то уникальное место на земле, где человек чувствует себя уверенно и спокойно, где ощущает себя полноправным хозяином. Отсюда отсчитывает он все свои перемещения во времени и пространстве, сюда возвращается, здесь ждет его семейный очаг, здесь он растит и воспитывает детей, здесь протекает его жизнь. «Дом - это там, где твое сердце», - писал римский ученый и историк Плиний старший.

При создании дома для себя и своей семьи наш предок вступал в теснейшие и весьма сложные связи и отношения с окружающей средой. Умело используя её особенности, он стремился вжиться в природу, гармонично и непротиворечиво слиться с нею, вписаться в ее живую и легкоранимую структуру. Существуя рядом и вместе с природой, развиваясь в постоянном контакте с нею, он, добивался, порой поразительных результатов в сложнейшем и ответственейшем деле формирования полноценного жилища, практичного и выразительного.

Природная наблюдательность, опыт предков, наработанные веками традиции, способность воспринимать и объективно оценить особенности естественного ландшафта пробуждали в русиче удивительное «чутьё» - он устраивался, обживался в действительно наилучшем месте, где было не только удобно, но и красиво - красота окружающей природы имела для него очень большое, а иногда и определяющее значение. Оно возвышало душу, давало ощущение свободы и простора.

Русская изба... Мудрым добром детских сказок обволакивает она, растворяя в сердце в покое. Для русского человека обычная деревенская изба является неким изначальным памятником его бытия, с ней связано начало Отечества - корневая основа его жизни.

Спокойной уверенностью веет от простых русских изб, добротно и обстоятельно обосновались они на родной земле. При взгляде на потемневшие от времени постройки старых русских селений не покидает ощущение, что они, однажды созванные человеком и для человека, живут вместе с тем какой-то своей, отдельной жизнью, тесно связанной с жизнью окружающей их природы - так сроднились они с тем местом, где появились на свет.

Древние северорусские избы повествуют нам о том, как жили наши предки времен Новгорода Великого и Московской Руси. Сделанное нашим предком - это практически сказанное им. Каждая изба - история.

Мы много знаем о том, как строятся современные деревянные дома, какой строительный материал, инструмент, средства защиты используется для этого. Также мы знакомы с другой информацией, благодаря которой легко сможем построить дом своими руками. Все это хорошо, да вот только, чтобы построить будущее, нужно хорошо знать наше прошлое, собственно, чем мы сегодня и займемся. В этой статье мы заполним информативную пустоту в нашей памяти и узнаем, как строили деревянные избы на Руси.

Инструмент для строительства

Итак, прежде чем говорить о самом строительстве, давайте разберемся в том, какой инструмент использовали наши предки. Здесь, особенно рассказывать не о чем, так как у наших предков был один-единственный, надежный и безотказный инструмент – топор, который использовался на любых этапах строительства. С его помощью руби деревья, снимали с них кору, очищали от сучков, подгоняли бревна друг к другу. Одним словом, делали все, что могло потребоваться в момент строительства дома. Из-за повсеместного использования топора при строительстве, в то время широко использовалось выражение – «срубить дом».

Именно поэтому сегодня, по привычке, называем деревянные дома срубами, хотя топор, почти не используем.

Заготовка материалов

Итак, вооружившись топором, наши недалекие предки шли в лес и рубили деревья. Стоит отметить, что приоритетным строительным материалом того времени, были хвойные деревья, в основном сосны и ели. Это объяснимо  тем, что данные породы имеют ровную структуру, благодаря чему они просты в обработке и укладке. Кроме того, эти деревья, в большинстве, имеют подходящий уровень влажности, что делало дом устойчивее к усадке. Конечно, в то время про влажность дерева не знали, но зато заметили, что при использовании той же сосны, стены дома реже давали деформацию и трескались, как это происходило с другими породами.

Деревья старались рубить зимой. Прежде всего, это было обусловлено тем, что зимой было больше свободного времени, так как работы по хозяйству почти не было. Кроме того, наши предки считали, что дерево зимой спит, поэтому боли от ударов топора оно просто не ощущает. Удивительно, но они были правы, так как дерево в зимнее время прекращает жизненные процессы, связанные с обменом веществ, в результате чего, внутренняя влажность дерева уменьшается в несколько раз, что, в свою очередь, благоприятно отражается на строительстве. Конечно, ничего этого люди не знали, а лишь пользовались тем, что подсказывало им сердце.

Срубленные деревья притаскивали домой на лошадях. Далее, при помощи того же топора с дерева счищали кору и производили сортировку, где больные деревья, на которых была замечена гниль или насекомые, выбраковывали на распил. После чего, дерево некоторое время сушили, перекладывая с места на место, а затем, непосредственно, приступали к строительству, в котором участвовали мужчины с улицы города или со всего села.

Строительство деревянного сруба

Итак, приступая к строительству сруба, наши предки использовали все тот же инструмент – топор, с помощью которого, предварительно отступив от края бревна определенное расстояние, они вырубали специальные лунки, в которых и закреплялись другие бревна. Никакого бетона, щебня, прочного камня, в то время не было, поэтому фундамент никто не оборудовал. Первые бревна, которые укладывались в венец, клали на уплотненный грунт. Для уплотнения грунта, снимали некоторый слой земли. Таким же способом выравнивали поверхность относительно горизонта. Положив первый венец, плотники того времени приступали к укладке следующего, потом еще один и так далее, пока стены дома будут полностью не готовы. Стоит отметить, что   при укладке, плотники подписывали  каждые бревна, независимо от ряда. Это делалось для того, чтобы обезопасить себя от лишней работы, если вдруг, что-то пойдет не так и придется разбирать весь дом до бревнышка.

В строительстве сруба прошлого времени, поражает тот факт, что строители не использовали ни одного гвоздя, и это никак не влияло на прочность дома. Кроме того, раньше не было никаких утеплителей, средств защиты, лакокрасочных материалов, но деревянные дома, при должном уходе, всегда были теплыми и могли простоять 50 и более лет. Оказывается, дело было вот в чем.

С целью того, чтобы сделать дом теплым, закрыть все щели и уплотнить бревна, плотники того времени шли на хитрость. На поверхность каждого следующего бревна клали обыкновенный лесной мох, который, при усадке деревянного дома, прижимался так сильно, что вовсе закрывал все сквозные отверстия. Кроме того, эти дома были небольших размеров, поэтому отапливать их было очень просто.

Строили дом не так быстро, как в былую современность. Как правило, начинали строить ранней весной, а заканчивали уже осенью. Ждать год или два, пока дом даст усадку, у хозяев просто  не было времени, поэтому к строительству крыши приступали сразу после окончания строительства стен дома.

Что касается строительства крыши, то, в своем большинстве, крыша была двухскатная. Это объяснялось тем, что на строительство данного типа крыши использовалось минимум строительного материала. В качестве кровельного материала люди выбирали солому, так как она была бесплатной и хорошо защищала дом от дождя и снега. Сама конструкция крыши, сильно напоминает современную крышу в  два ската, несущие балки, «межэтажные балки перекрытия», примитивная обрешетка, конек и сама кровля. Чердачное помещение того времени люди использовали для того, чтобы сушить одежду, хранить некоторые запасы с огорода, а также для ненужных вещей. Это объяснялось тем, что в доме, из-за отсутствия свободного пространства, этим вещам просто не было места. В свою очередь, на пустом чердаке, воздух был гораздо теплее, чем на улице, что достигалось, благодаря  дымоходу.

В качестве облицовки стен, но в большей мере с целью утепления, наши предки использовали солому, которую, как бы это странно ни звучало, они смешивали с коровьим пометом и глиной. Глину гладко затирали, придавая контуру дома идеально ровные грани стен и поверхности. Поверх глины наносили побелку, которую обновляли, как правило, несколько раз в год. 

Определение центра

Строительство начиналось с определения ритуального центра. Такой точкой признавалась середина будущего жилища или его красный (передний, святой) угол. Сюда сажалось или втыкалось молодое деревце (березка, рябина, дубок, кедр, елка с иконой) или сделанный плотниками крест, который стоял до окончания строительства. Деревце или крест уподоблялись мировому древу, символизирующему миропорядок, космос. Так устанавливались отношения подобия между структурой будущего строения и структурой космоса, а сам акт строительства мифологизировался.

Жертва

В центре, обозначенном мировым древом, закладывалась так называемая строительная жертва. Подобно миру, который в мифологическом представлении был «развернут» из тела жертвы, дом также «выводился» из жертвы.

На ранних этапах истории у славян не исключались человеческие жертвоприношения при закладке строений, затем ритуальным эквивалентом человеческой жертвы стали домашний скот(чаще всего конь) и мелкие животные (петух, курица).

Отрывок из христианского номоканона гласит: «при постройке домов имеют обыкновение класть человеческое тело в качестве фундамента. Кто положит человека в фундамент — тому наказание — 12 лет церковного покаяния и 300 поклонов. Клади в фундамент кабана, или бычка, или козла». Позже строительная жертва стала бескровной. Устойчив набор из трех жертвенных символов: шерсть, зерно, деньги, которые соотносятся как с идеями богатства, плодородия, достатка, так и с олицетворением трех миров: животного, растительного и человеческого.

Укладка первого венца

Обряд жертвоприношения совмещался с укладкой первого венца. Этой операции уделялось особое внимание, ведь первый венец – это образец и остальным венцам, из которых состоит сруб.

С укладкой первого венца реализуется пространственная схема жилища, и теперь все пространство делится на домашнее и недомашнее, внутреннее и внешнее.

Обычно в этот день плотники кладут только один венец, после чего следует «окладное» («обложейное», «закладочное») угощение, во время которого мастера приговаривают: «Хозяевам доброе здоровье, а дому доле стоять, пока не сгниет». Если же плотники желают хозяевам будущего дома зла, то и в таком случае укладка первого венца — наиболее подходящий момент: ударяя крестообразно топором по бревну и держа в уме задуманную порчу, мастер говорит: «Гак! Нихай будиць так!» — и что он задумал, то и сбудется.

Укладка матицы

Центральный момент строительства – укладка матицы (бруса, служащего основанием для потолка) – сопровождался ритуальными действиями, целью которых было обеспечить тепло и достаток в доме.

Один из плотников обходил самое верхнее бревно («черепной венец»), рассеивал по сторонам хлебные зерна и хмель. Хозяева все это время молились богу.

Мастер-жрец переступал на матицу, где лыком была подвязана овчинная шуба, а в карманах ее положены хлеб, соль, кусок мяса, кочан капусты и в бутылке зеленое вино. Лыко перерубалось топором, шуба подхватывалась внизу, содержимое карманов поедалось и выпивалось. Могли поднимать матицу с привязанным к ней пирогом или караваем хлеба.После установки матицы и «матичного» угощения катались на лошадях с песнями, чтобы все селение видело, что матицу положили. И только через день продолжали достраивать дом.

Прорубание окон и дверей

Пристальное внимание уделялось процессу изготовления дверных и оконных проемов, дабы регламентировать, обезопасить связь внутреннего мира (дома) с внешним. Когда вставляли дверную раму, говорили: «Двери, двери! Будьте вы на заперти злому духови и ворови», - и делали топором знак креста. То же происходило, когда устанавливали притолоки и подоконники для окон, и так же обращались к окнам с просьбой не впускать в дом воров и злых духов.

Покрытие дома

Небо – крыша земли. Отсюда упорядоченность мира, гармония, ведь все, что имеет верхний предел, закончено, безусловно. Дом, подобно картине мира, становится «своим», жилым и безопасным, только будучи покрытым.

С укладкой крыши связано последнее, самое обильное угощение плотников, которое называлось «замочка» крыши.

На Севере устраивали«саламатник» — торжественный семейный обед для плотников и родственников. Основными блюдами была саламата нескольких сортов — густая затируха из муки (гречневой, ячменной, овсяной), замешанная на сметане и заправленная топленым маслом, а также каша из поджаренной на масле крупы.

Окончание строительства

Странными представляются обряды, завершающие строительство дома. В течение определенного срока (7 дней, год и т.п.) дом должен был оставаться незаконченным с той целью, чтобы избежать смерти кого-либо из членов семьи. Например, могли оставить непобеленным кусок стены над иконами или год не делали крышу над сенями, чтобы «всякие беды вылетали в это отверстие». Так незавершенность, незаконченность связывалась с идеями поддержания существующего порядка, вечности, бессмертия, продолжения жизни.

Рекомендуется к просмотру: 

www.stena.ee

Всемирная история древней архитектуры, техника строительства и стилей

Строительство — один из старейших видов человеческой деятельности, или по крайней мере это такой вид, о котором мы имеем очень древние сведения. Мы не знаем, о чем рассказывали друг другу первобытные люди у костра, а вот что из чего они строили — знаем. Ведь археологами были найдены остатки палаток, поселений на сваях и даже дома, основу которых составляли кости гигантских животных — мамонтов или китов. Конечно, строительство и архитектура — это не одно и то же. Здесь, видимо, следует напомнить высказывание одного из самых известных архитекторов XX века — Ле Корбюзье. Он писал:

«Вы используете как строительный материал камень, дерево или бетон, вы возводите из него дома или дворцы. Это строительство. Но вдруг вы тронули мое сердце, и мне стало хорошо. Я в восторге восклицаю: «Как хорошо» Это уже архитектура ».

Возникает вопрос, насколько архитектура моложе строительства. На это трудно ответить, и наверняка возможно. Ведь чувство прекрасного было присуще даже очень отдаленным нашим предкам. Вряд ли только практические соображения заставляли неолитического мастера тщательно доводить свое каменное орудие до немыслимого совершенства, придавая ему изысканную форму лавровых листьев. Правда, в строительство это изящное совершенство пришло значительно позже, но стремление сделать свое жилище не только удобным и безопасным, но и красивым возникло очень давно.

История знает сооружения, эстетическое восприятие которых непосредственно вытекает из функции, которую они выполняют, и такие, которые возводились для удовлетворения исключительно эстетических потребностей. К последним относятся как неолитические стоячие камни, так и возведенная в конце XIX в. башня Эйфеля. Существуют архитектурные памятники, которые были созданы за небольшой промежуток времени и сохраняли свой первоначальный вид в течение всего своего существования. Другие строились веками, росли и развивались, как живые существа. Каждое поколение вносило в их внешний вид что-то свое.

Широко известно определение архитектуры, как застывшей музыки. Такая архитектура действительно появилась довольно поздно. Ведь нужно сложно организованное общество, чтобы начать строить сооружения, красота которых создается сложным ритмом горизонтальных и вертикальных линий, проемов и простенков, опор и пролетов.

Древние города часто называют каменными летописями. Такое название вполне справедливо. Каждый знает, какую важную роль для непрерывности культурного развития играло возникновение письменности. О народах, которые оставили нам свою литературу, мы знаем много. Если письменности не было или мы не можем ее прочитать, то историки вынуждены довольствоваться выдвижением гипотез. Но не меньшее значение, чем иероглифы и буквы, для понимания культуры наших предков имеет строительство. Именно с возникновения первых постоянных поселений начинается для нас история человечества, которую мы можем осмыслить. Иногда речь архитектуры бывает даже выразительнее чем литературный язык. Она доступна всем. Гигантские пирамиды, уже почти пять тысяч лет поднимаются в долине Нила, неопровержимо свидетельствуют о величии Египетской цивилизации даже для тех, кто никогда не умел читать. Гигантские египетские пирамиды

Античные архитектурные памятники, которые сохранились на итальянской земле в средние века, стали первым объектом внимания ученых и художников Возрождения. Это уже потом началась охота за античными книгами, хранившимися в отдаленных монастырях.

Ни один из видов искусства не связан с развитием технологии больше, чем архитектура. Можно нафантазировать красивое сооружение, но надо еще построить его так, чтобы оно стояло и не падало. А для этого следует тщательно рассчитать нагрузку на все части строения, знать свойства различных строительных материалов. И часто бывает так, что наиболее удачное инженерное решение является и наиболее красивым, ведь и красота, и выносливость базируются на гармоничной соразмерности частей. На ранних этапах развития архитектуры роль материала была ведущей.

Египтяне могли строить из камня, и поэтому их сооружения не похожи на кирпичные достопримечательности долины Тигра и Евфрата. В евразийских степях древние погребальные сооружения насыпали прямо из грунта, потому что это был единственный строительный материал, недостатка которого не ощущалось. Древние греки располагали месторождениями лучшего мрамора и создали прекрасные мраморные сооружения. Своеобразие русской архитектуры очень долго определялась давними традициями деревянного строительства в этой стране.

Но дело, конечно, не только в материале. Ведь в средние века случалось так, что из мраморных обломков изящных античных сооружений составляли грубые хижины или, в лучшем случае, военные крепости. Большое значение имело развитие инженерной мысли. Так, революцию в строительстве, а следовательно, и в архитектуре совершило такое изобретение, как свод — перекрытие пролета, которое имеет криволинейные очертания. Впервые его применили этруски. От них оно перешло в римскую архитектуру. В Египте, Месопотамии и классической Греции применяли прямоугольное перекрытие с помощью бантин. Изобретение свода позволило вводить в сооружения такие важнейшие архитектурные элементы, как купола и арочные пролеты.

Значительное влияние на развитие архитектуры имел политический строй общества и, соответственно, его идеология.

Случалось, что в разных странах и в разные времена возникали подобные архитектурные стили, потому подобными были их политические и идеологические основы. Так, заметны определенные аналогии в эстетических принципах строительного искусства поздней Римской империи, империи Наполеона и Советского Союза в сталинские времена. Смена политического строя в Греции во времена Александра Македонского повлекла за собой существенные изменения архитектурного стиля.

Развитие архитектуры не всегда происходило поступательно и равномерно. История знает случаи, когда строительное искусство предков потомки надолго забывали. Такое, например, произошло после катастрофической гибели во II тысячелетии до н. э. минойской цивилизации, или после падения Западной Римской империи. Известны и периоды исключительно бурного развития строительства и архитектуры. Таким был период на рубеже XIX и XX веков. Часто новый этап развития становится не прямым продолжением, а, наоборот, отрицанием предыдущего. Мастера Ренессанса отрицали достижения периода готики. Архитекторы, работавшие в стиле классицизма, пренебрежительно относились к капризной эстетике барокко. Представители модерна считали классицизм слишком однообразным. Но все эти стили дали миру жемчужины архитектуры и заняли свое место в процессе развития этого искусства. Каждая строительная традиция имела свое продолжение. Многие характерные черты объединяют модерн с барокко. Относительно конструктивизма, то этот якобы сугубо современный стиль на самом деле имеет что-то общее с готикой. Дело не только в размере сооружений, но и в некоторых эстетических принципах. Значительная часть деталей делают готическое сооружение таким привлекательным, имеет чисто функциональное назначение и является решением сложной инженерной задачи. Относительно античного архитектурного наследия, то интерес к нему на новом уровне возрождается в каждую эпоху.

Архитектура является синтетическим видом искусства, то есть имеющим в себе элементы других искусств. Здания украшают скульптурой, мозаикой или даже произведениями живописи. Часто архитектурный памятник должен восприниматься не отдельно, а в составе архитектурного ансамбля, включающего несколько строений. Неотъемлемой частью ансамбля может быть пейзаж, природный или созданный искусственно. Творением архитектора может быть и целый тщательно спланированный город, и храм, который поднимается отдельно на зеленом холме. Архитектура является искусством, использует все достижения человечества и создает среду, в которой мы живем. Она является также особым языком, на котором может до нас дойти рассказ о жизни других народов в другие времена. Поэтому так важно научиться понимать этот язык, ознакомиться с историческим развитием строительного искусства. Книга, которую вы держите в руках, призвана дать вам наиболее общее представление об архитектурных стилях и технические достижения разных эпох и стран.

arxipedia.ru

Список самых древних зданий России

Россия знаменита площадью и обилием народов, проживающих на ней. Представители разных культур внесли что-то свое в облик страны, украсили на свой неповторимый вкус.

Ниже мы расскажем о самых знаковых и древних строениях на территории нашей страны.

Для сохранения зданий в первозданном виде периодически проводят тщательную мойку фасадов. Процедура защитит строение от негативного влияния окружающей среды и освежит внешний вид.

Самые древние постройки

Древнейшие рукотворные постройки планеты - мегалитические сооружения (дольмены и пр.). Правда, определить, какое сооружение старше, сложно. Наибольшую знаменитость получили дольмены Ставрополья и Кавказа, созданные в 3-2 тысячелетиях до н.э. Эти территории были самыми развитыми с точки зрения культуры у древних людей на территории России. Подобные постройки встречаются на Соловках и в Сибири.

Самые старые христианские храмы

Древнейшие церкви России возведены во времена Византийской империи. Сосредоточены они вокруг на черноморском побережье. Самый древний – храм Иоанна Предтечи в Керчи возведен в 757 году.

В 916 году жители Аланского государства (сейчас это Карачаево-Черкесия) крестились. В память здесь остались Шоанинский храм (начало Х века), Сентинский храм (967 год) и Зеленчукские храмы (храмы Архыза) — Николая Чудотворца (Северный храм) (916–925 годы), Ильи Пророка (Южный храм) (Х век) и Троицы Живоначальной (Срений храм) (Х век).

Самые старые исламские здания

Джума-мечеть – древнейшее исламское культовое сооружение на территории бывшего СНГ, расположена на территории крепости Дербент в Дагестане. Мечеть построена в 733-734 гг. Позже ее территория была расширена за счет медресе и жилых помещений.

Многие здания, построенные исламскими зодчими, сохранились в плохом состоянии. Уже сложно определить, в каких целях их возводили. К ним относиться мавзолей Тура-хана. Его могли использовать, не как место упокоения усопших, а для судебных разбирательств. Здание возведено в XIV-XV вв. (возможно, ранее – в XII веке) рядом с поселением Чишмы в Башкирии.

Недалеко от населенного пункта Болгар в Татарстане возвышается историко-археологический комплекс “Булгар”. Здесь вы увидите Черную палату (XIV век) и другие памятники того времени.

Чтобы вернуть первозданный вид и сохранить архитектурный шедевр нужна очистка памятников истории от грязи и копоти. Это даст возможность потомкам увидеть Джума-мечеть и другие прекрасные сооружения России в первозданном виде.

Самая старая древнерусская церковь

Самые древние соборы Руси расположены на Украине и Белоруссии. Поэтому древнейшим собором, находящимся в границах России, является собор Святой Софии в Новгороде. Строительство началось в 1045 году и продлилось 5 лет.

Старейшим храмом Москвы считают Спасский собор Спасо-Андроникова монастыря (постройка с 1420 по 1425), сейчас здесь расположен музей иконописца Рублева.

В Санкт-Петербурге старейший храм — Петропавловский собор, построенный в 1712 году.

Самая старая католическая церковь

Здесь категории первенство принадлежит Юдиттен-кирхе, она возведена в 1288 году в Кенигсберге (сейчас это город Калининград). Ей же принадлежит номинация старейшего лютеранского храма, т.к. в XVI она перешла протестантам. Сейчас это православный Свято-Никольский храм.

Самые старые фортификационные сооружения

Древнейшая оборонительная постройка – Башня Зенона в Херсонесе в Крыму. Ее возвели во II веке до н.э. для противостояния скифским ордам. Позже ее часто перестраивали вплоть до X века.

В X веке в Волжской Булгарии (сейчас – Татарстан) была построена оборонительная башня. Посмотрите на нее в Чертовом городище в Елабужском заповеднике. Большая часть сооружения восстановлена, т.к. до нас дошла кладка с одного фасада.

Северные районы России богат замками, которые возвели новгородцы, ливоны и шведы. К ним относятся Новгородский детинец (1333 год), “Перси” Крома во Пскове (1393 год) крепость в Копорье (1237 год) и Выборгский замок (1293 год).

Самые старые светские здания

Подобные строения реже возводились из камня, поэтому дошедшие до нас моложе своих культовых собратьев.

До нас в частичном виде дошли палаты князя Андрея Боголюбского (сына ростово-суздальского князя Юрия Владимировича Долгорукого) во Владимирской области, которые являются частью комплекса Боголюбского женского монастыря Рождества Богородицы.

В целости дошла до нас Владычная палата в Новгороде – начало постройки в 1433 году. До сих пор доподлинно неизвестно, зачем ее возвели. По одной из гипотез строительство связано с деятельностью архиепископа Евфимия II Вяжищского, по чьей просьбе была начата постройка.

Позже, в 1487-1791 годах, выстроили Грановитую палату на территории Кремля в столице. Название она получила благодаря фасаду здания, облицованному граненой кладкой.

Старейший и поныне жилой дом расположен в Выборге. Он носит название “Дом гражданина” и ведет историю от 1583 года со шведских времен. Ко временам шведского владычества относится и древнейшая постройка города – Дом купеческой гильдии, возведенный в XIV веке. Вообще этот город является сохранившимся памятником древнего шведского города, поэтому обязательно приезжайте сюда все посмотреть собственными глазами.

Чтобы следующие поколения наслаждались окружающими нас историческими постройками, мы должны их беречь. Для чистки и мытья зданий в России приглашают специалистов клининговых компаний. Помимо работы с памятниками они могут при необходимости оказать и другие услуги, например, выполнить очистку ливневых сточных вод.

chisto2.ru

Постройки Древней Руси — Ратоблог

Во второй части обзора мы расскажем о том, что представляли собой жилые и хозяйственные постройки Древней Руси IX — XI вв., и каковы были их конструктивные особенности.

Постройки.

В целом, Новгородскую застройку середины Х — первой половины XI вв. Н. Н. Фараджева характеризует следующим образом. Четырехстенные срубы-хозяйственные постройки, ставились без фундаментных площадок и не отапливались. Более половины из них имели повышенный уровень пола: настилы полов были уложены на двухъярусные лаги или на переводины, закрепленные посредством сквозных врубок. Жилые четырехстенные и пятистенные срубы ставились в основном на фундаментных площадках. Настилы полов опирались на уложенные на землю лаги (Фараджева, 2010. С. 14).«Полуземляночные» постройки (вместе с наземными) существуют в IX — XI вв. к югу от Верхнего Поднепровья в лесостепной зоне и в степной зоне. Диапазон их типов чрезвычайно широк. От сильно углубленных (более 1 м) построек небольшой площади с покрытыми дерном крышами (как на Новотроицком городище), до двухэтажных крупных построек, где котлован под жилищем служит в основном подклетом, хотя в него и спущены нижние венцы постройки (городище Липино). Поэтому термин «полуземлянки» очень условен и не должен вызывать представлений об архаичности таких сооружений — речь идет об обычных древнерусских традициях домостроительства; просто к югу от лесной зоны часть построек устанавливалась в углубленных в землю котлованах.

В Среднем Поднепровье в домостроительстве использовалась и срубная, и каркасно-столбовая техника, когда доски или плахи устанавливались в выбитые в каркасных опорах пазы. Причем, удается проследить даже какие-то локальные или этнические особенности домостроительства: так, носители роменской культуры использовали чаще каркасно-столбовую технику с установкой двойных опорных столбов, а носители волынцевской культуры ставили по одной опоре и предпочитали срубные постройки (Ковалевский, 2002).

Южнорусская домостроительная традиция в рамках проекта «Один в прошлом» нас интересует не так сильно. Потому подробно я на ней останавливаться не буду — просто приведу в самом конце этого обзора несколько реконструкций по памятникам Среднего Поднепровья и Левобережья Днепра.

Длинные или «большие» дома.

Классические северные избы-пятистенки, хорошо известные по материалам Новгорода, по мнению А. Н. Кирпичникова «произошли» от скандинавских длинных домов (Кирпичников, 2003. С. 71 — 72). Однако прослеживается и обратное влияние: считается, что срубная техника строительства пришла в Скандинавию из Древней Руси: «В Норвегии стало аксиомой, что данная техника проникла туда из Руси в течение или в конце эпохи викингов». (Стальсберг, 2001. С. 99).Однако, такой тип построек был известен и местному населению Восточной Европы, как в «эпоху викингов», так и до нее. У населения дьяковской культуры «длинные дома» бытовали в первой половине I тыс. н. э. Это были крупные сооружения под двускатной крышей, державшейся на центральных столбах, разделенные на отдельные «отсеки» с открытыми очагами. Похожие постройки известны и у носителей культуры длинных курганов: достаточно крупные (5×7 м) постройки (срубные или каркасно-столбовые) с двускатной крышей, держащейся на двух рядах столбов, установленных по длинной оси посредине помещения, и с открытым очагом в центре дома. Доски пола укладывали прямо на землю.

Длинные дома Старой Ладоги.

На территории Древней Руси «большие» или длинные дома наиболее полно изучены в Старой Ладоге. Рассмотрим постройку конца IX в., раскопанную В. И. Равдоникасом и Е. А. Рябининым в 1950 — 1981 гг.

По внешним границам постройки зафиксированы длинные и массивные бревна обноски, окружавшие с трех сторон срубное жилое помещение. Северное бревно обноски имеет на концах чашевидные вырубы, в которые уложены затесанные снизу края перпендикулярных бревен; с наружной стороны обвязка дополнительно укреплена вбитыми кольями (вспомним описание фундаментных площадок по Новгороду у Н. Н. Фараджевой).

Основу постройки составляет отапливаемое жилое помещение размером 10,7Х7,45 м (площадь 77,5 кв. м). Внутри сруба выявлены остатки столбов, расположенных в 4 ряда. В центре сруба находилось отопительное сооружение — скорее всего печь, а не открытый каменный очаг. Сохранилось основание отопительного сооружения в виде прямоугольной платформы из плотной утрамбованной глины размером 3×1,3×0,25 м. Это основание с 4-х сторон обнесено каркасом из досок. Никаких валунных камней (характерных для открытых очагов) при разборе отопительного устройства не встречено.

Пол был покрыт сплошным дощатым настилом, примыкающим вплотную к опалубке печи (доски пола сохранились в центральной и угловых частях сруба).

С южной стороны жилого сруба находился вход в постройку — он отмечен дощатым настилом, примыкавшим с наружной стороны к стене жилища. В центре этого настила у входа находилась платформа из утрамбованной необожженной глины, продолжение которой зафиксировано внутри помещения. Эта подсыпка образовывала площадку высотой до середины второго венца и служила основой для деревянного приступка у входа. Дверной проем начинался с третьего венца и находился на одной линии с топкой печи.

С севера к отапливаемому помещению примыкала пристройка, основу которой составляли западное и восточное бревна обноски. На поверхности бревен обноски сохранились многочисленные пазы и вырубки, предназначенные для установки вертикальных тесанных столбов с продольными пазами для наборных стенок. Таким образом, между бревнами обноски и жилым срубом с западной и восточной стороны были сформированы закрытые продольные боковые галереи, по которым и осуществлялся доступ к хозяйственной северной пристройке. Это был закрытый со всех сторон жилищно-хозяйственный комплекс, состоявший из жилого сруба с очагом, пристройки с фронтальным бревенчатым покрытием и боковых галерей, перекрытых общей крышей.

С боковых сторон во внешних галереях зафиксированы характерные врубки для балок, на которые опирались тетивы лестниц. На основании этого Е. А. Рябинин в своей реконструкции длинного дома предполагает наличие верхней внутренней галереи в рамках жилого сруба («второго этажа»).

Крыша, судя по всему, была не дерновая, а дощатая с гидроизоляцией из длинных лент бересты. (Рябинин, 2002. С. 15 — 30).

Таким образом, в описанном длинном доме фактически совмещены две технологии — каркасная и срубная конструкции.

Старая Ладога. «Большой дом». Сводный план.

Архитектурно-археологическая реконструкция «большого дома» из Старой Ладоги с обозначением разрезов.

Реконструкция «большого дома» из Старой Ладоги. Разрез I-I.

Реконструкция «большого дома» из Старой Ладоги. Разрез II-II.

Реконструкция «большого дома» из Старой Ладоги. Разрез III-III.

Реконструкция «большого дома» из Старой Ладоги. Общий вид.

В заключение предлагаю небольшую подборку реконструкций жилых построек IX — XI вв. Среднего Поднепровья и Левобережья Днепра.

Новотроицкое городище (по И. И. Ляпушкину).

Донецкое городище (по О. Н. Енуковой).

Григоровка (по В. А. Петрашенко).

Горбово (по А. В. Григорьеву).

Шуклинское городище (по О. Н. Енуковой).

Большое Горнальское городище (по О. Н. Енуковой).

Городище Липино (по О. Н. Енуковой).

Литература:

1. Древняя Русь. Город, замок, село. М. 1985.
2. Кирпичников А. Н. Ладога в первые века ее истории // Кирпичников А. Н., Сарабьянов Б. Д. Старая Ладога. Древняя столица Руси. СПб. 2003.
3. Ковалевский В. Н. Славянские жилища VIII — первой половины XI вв. в Днепро-Донском лесостепном междуречье. АКД. Воронеж. 2002.
4. Енукова О. Н. Домостроительство населения междуречья Сейма и Псла в IX — XIII вв. Курск. 2007.
5. Рябинин Е. А. Новые данные о «больших домах» Старой Ладоги (по материалам Земляного городища и раскопа на Варяжской улице) // Старая Ладога и проблемы археологии Северной Руси. СПб. 2002.
6. Стальсберг А. Археологические свидетельства об отношениях между Норвегией и древней Русью в эпоху викингов: возможности и ограничения археологического изучения // Древнейшие государства Восточной Европы. 1999. М. 2001.
7. Фараджева Н. Н. Пятистенные срубные постройки древнего Новгорода. Проблемы их сложения и эволюции // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород. 1998. Вып. 12.
8. Фараджева Н. Н. Фундаментные конструкции деревянных построек Людина конца средневекового Новгорода // Хорошие дни. Памяти А. С. Хорошева. М. 2009.
9. Фараджева Н. Н. Постройки Людина конца средневекового Новгорода. АКД. М. 2010.
10. Фурасьев А. Г. Климат Северо-Запада России в период славянской колонизации VIII — X вв. // Старая Ладога и проблемы археологии Северной Руси. СПб. 2002.
11. Шенников А. А. Средневековые жилые дома на Руси и в Скандинавии. // Славяно-русские древности. Выпуск 1. Историко-археологическое изучение Древней Руси. Л., 1988. С. 113-114.

blog.ratobor.com

Смотрите также

• Статья древние
• 
  Карандаш древний
• 
  Древний карандаш
• 
  Древняя семья
• Культ древних
• 
  Древнее кино
• 
  Древние суда
• 
  Древние единицы
• 
  Древняя повесть
• 
  Древние стены
• 
  Периодизация древнего