Глава X Особенности изучения иллюстрированных рукописей. Изучение древних рукописей
Переписывание рукописей. Критическое исследование хронологии древнего мира. Античность. Том 1
Переписывание рукописей
Музейные и библиотечные работники хорошо знают, какие колоссальные усилия нужно затрачивать для длительного, без порчи, хранения книг. Их нужно держать при определенной температуре, беречь от пыли, предохранять от сырости и прямых солнечных лучей, охранять от плесени, насекомых и грызунов и т.д. и т.п. Ясно, что в условиях средневековья книги быстро ветшали, истлевали, плесневели и подвергались всевозможным другим напастям. Чтобы книга сохранилась в веках, ее нужно периодически переписывать.
Вполне понимая это, традиционная история утверждает, что переписывание латинских книг осуществлялось в монастырях благочестивыми монахами, бескорыстно трудившимися «во спасение души».
Но тут возникает сразу несколько затруднений.
Во–первых, все авторитеты сходятся на признании почти поголовного невежества монахов, скажем, в VI—IX веках. На это отвечается, что среди массы монахов бесспорно должно найтись хотя бы несколько грамотеев, пользующихся из–за своей учености особым уважением, которым были созданы поэтому все условия для работы. Но ведь в то время грамотные люди отнюдь не пользовались уважением, на них смотрели со страхом, как на колдунов, прикосновенных к магии и нечистой силе. Папа седьмого века Григорий I писал одному из своих епископов: «Мы не можем вспомнить без стыда, что ты кого–то обучаешь грамматике. Известие об этом поступке, к которому мы питаем великое презрение, произвело на нас очень тяжелое впечатление…» (см. [39], стр. 10). Официальные церковные власти были вынуждены мириться с грамотностью, как с неизбежным и необходимым злом. В этих условиях если даже отдельные энтузиасты и предпринимали переписку нецерковных книг, то их деятельность, бесспорно, только лишь терпелась и уж никак не поощрялась. А ведь переписка книг требовала в то время и значительных (ввиду дороговизны пергамента) финансовых затрат. Где предполагаемые энтузиасты–переписчики находили необходимые средства (не раз и не два, а постоянно на протяжении многих столетий)?
Правда, позднее, в так называемое Высокое средневековье (XI—XIII века), отношение к книге изменилось, и «монастырские уставы всячески поощряли монахов к работе по переписке книг, считая это богоугодным делом» ([13], стр. 46). Однако вопрос состоит в том, кто переписывал античные книги в критические IV— IX века?
Во–вторых, как под внешним давлением официальных властей, так и по своим внутренним убеждениям монахи–переписчики должны были в первую очередь сосредоточить свое внимание на книгах «божественного» содержания. Какие импульсы могли ими руководить, чтобы тратить многие годы жизни на переписку «языческих» сочинений античности? На звание коллекционеров языческих текстов монахи — очень и очень плохие кандидаты. «Монастыри подвергали строгому отбору книги, с которых делали копии» ([13], стр. 47).
А ведь дело доходит до анекдотов. До нас дошла записка Цицерона, предположительно датируемая 15 марта 44 г. и, возможно, относящаяся к убийству Цезаря: «Поздравляю тебя, радуюсь за тебя… хочу знать, что ты делаешь и что происходит» (см. [45], стр. 184). Этой записке, следовательно, две тысячи лет. И ее тоже добросовестно переписывали благочестивые монахи?
Хотелось бы также получить разъяснение, каким образом монастырский «строгий отбор» преблагополучно проскочила вольнодумная поэма Лукреция Кара «О природе вещей», якобы переписанная в одном из раннесредневековых французских монастырей, несмотря на то, что «…в уставах монастырей, имевших скриптории, специально запрещалось переписывать работы еретиков» ([13], стр. 47).
В–третьих, чтобы переписывать научные, скажем, математические, сочинения, надо хотя бы понимать их ценность и иметь в виду хотя бы одного возможного читателя. А кто в VII веке мог понимать и ценить Евклида, Архимеда и Аполлония? Обычный ответ, что эти авторы дошли до нас через арабов, не выдерживает критики хотя бы потому, что от якобы происшедшего катастрофического уничтожения античной культуры до так называемого «арабского ренессанса» прошло несколько столетий, и мы снова возвращаемся к прежнему вопросу: кто и почему все эти столетия хранил (а значит, переписывал) никому не нужные, в силу их непонятности, книги?
В–четвертых, для монахов раннего средневековья классическая латынь была языком неизвестным или, во всяком случае, вышедшим из употребления. Какой же смысл был для них в переписывании книг на этом языке? Если бы какой–нибудь монах и взялся бы за труд переписать, скажем, Тита Ливия, то, поскольку он это делал для своих современников, а не для будущих гуманистов, он автоматически постарался бы переизложить Ливия на современной ему «вульгарной» латыни.
Переписывание светских сочинений зарегистрировано (в более поздние века) в русской истории. Как следовало ожидать, это переписывание было не механическим, а творческим процессом: переписчики сокращали оригинал и вносили в него дополнения, расшифровывали имена и устаревшие слова, поясняли реалии и т.п. и т.д. (см. например [75], стр. 21 и 49—50).
Невозможно себе представить не знающего классической латыни монаха, переписывающего, как машина, Цицерона.
Все эти вопросы — только с еще большей остротой — встают и в отношении грекоязычных сочинений. Кто, например, переписывал книги Иосифа Флавия? Евреи греческого языка не знали и (по обычным представлениям) самоизолировались в талмудической учености, а греки (византийцы?) не могли иметь ни возможности, ни желания тратить время и силы на переписывание иудаистических сочинений Флавия.
Мы видим, таким образом, что если бы даже античная литература существовала, то дойти до нас она не могла, и потому все, что мы знаем под этим именем, является апокрифом. Специалисты–палеографы, понимая, по–видимому, трудности, связанные с проблемой сохранения античной литературы, старательно их обходят, отделываясь бессодержательной декламацией. Вот, например, что пишет А.Д. Люблинская в книге, допущенной в качестве учебного пособия для студентов университетов и пединститутов:
«Античность оставила средневековью богатейшее наследство… Все это накопленное веками богатство человеческой мысли… средневековье использовало двояким способом. Та часть наследства, которая оказалась слишком сложной для только еще формировавшегося классового общества германских и кельтских народов (римское право, наука, философия, большая часть литературы), была в значительной степени сохранена, но как бы положена в долгий ящик; ее начали оттуда вынимать в XII—XIII вв., и особенно — в период Ренессанса. Другая часть — элементарные начала латинской образованности и все христианское наследство — была сразу же поставлена на службу христианской церкви, молодой государственности и школе, которую лучше всего обозначить как начальную, ибо она давала лишь самые элементарные знания» ([17], стр. 46).
Люблинская искренне думает, что декламация о «долгом ящике» снимает все вопросы. Ей и в голову не приходит спросить себя, а какими методами было осуществлено это «положение в долгий ящик»? Утверждает ли она, что варварские германские племена готов и вандалов, о которых сообщается, что, разграбив Рим, предали огню почти все архивы и библиотеки Римской империи, прежде чем грабить и жечь, снаряжали особые отряды искателей римских документов и хранителей произведений культуры, которые осуществляли экспертизу практической ценности захваченных папирусных свитков, навощенных дощечек и пергаментных кодексов, отделяя простое от «слишком сложного» и откладывая в очень «долгий ящик» (на 800—900 лет!) недоступные их пониманию, античные рукописи научного содержания? И что это был за «долгий ящик», в котором рукописи сохранялись лучше, чем в современных книгохранилищах с кондиционированным воздухом?
Очень показательна также статистика датировок кодексов и отдельных тетрадей и фрагментов рукописных книг, содержащих (полностью или частично) античные тексты. По устному сообщению В.Н. Прищепенко, он рассмотрел 1000 (тысячу) случайно выбранных (чтобы обеспечить репрезентативность) такого рода кодексов и фрагментов и обнаружил, что из них современная палеография относит к Раннему средневековью (V—XI века) всего 17 текстов (1,7%), к Высокому средневековью (XII—XIII века) — 211 текстов (21,1%), а к эпохе Возрождения (XIV—XVI века) — 772 текста (77,2%). По существу, то же самое утверждают и сами палеографы (но без количественных оценок): «…на этот период (XI—XII вв. — Авт.) приходится наибольшее число датированных и подписанных кодексов, созданных непосредственно в монастырских мастерских письма» ([13], стр. 45). Позже «…с начала XIII в. до введения книгопечатания… центр производства рукописной книги перемещается в города» ([13], стр. 44), где организуется более производительное ремесленное производство рукописных книг (см. [13], стр. 51).
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
esoterics.wikireading.ru
Глава X Особенности изучения иллюстрированных рукописей
Особые текстологические вопросы встают при изучении иллюстрированных («лицевых») рукописей. Прежде всего исследователя может интересовать, был ли иллюстрирован протограф изучаемой рукописи, являются ли иллюстрации рукописи копиями с более древних иллюстраций или плодом самостоятельного творчества иллюстратора изучаемой рукописи. В том и другом случае это бывает важно для изучаемого текста. Не менее важен вопрос и о том, не являлся ли протограф изучаемой неиллюстрированной рукописи иллюстрированным.
Участие искусствоведов в этой работе, конечно, обязательно, но изучение иллюстрированных рукописей или рукописей, списанных с илюстрированных оригиналов, есть также задача и текстологов. Дело в том, что в иллюстрированных рукописях текст подвергается специфическим изменениям. Переписчик пропускает места для иллюстраций. Чтобы уместить текст перед иллюстрацией, он может его сократить. Иногда делаются подписи под иллюстрациями, и эти подписи могут быть в последующей переписке механически перенесены в текст, принятые за его продолжение. Напротив, небольшой текст между двумя иллюстрациями может оказаться пропущенным, так как его легко принять за подпись к иллюстрации. Специфическая ошибка переписчиков иллюстрированных рукописей заключается в том, что, остановившись в своей работе и запомнив по иллюстрации место, на котором они остановились, они затем возобновляют работу в другом месте оригинала на сходной иллюстрации. Иногда в текст вносятся пояснения к рисункам и т. д. Чрезвычайно большой интерес представляет и изучение иллюстраций по их содержанию. Бывает так, что иллюстратор знаком с произведением в другой версии, чем она представлена в тексте, и снабжает свои иллюстрации любопытными, отсутствующими в данном тексте подробностями.
Сравнительное изучение иллюстрированного Радзивиловского списка летописи856 и неиллюстрированного Московско-академического857 в пределах до 1206 г. (до года, на котором кончается Радзивиловский список) позволило А. А. Шахматову установить, что оба списка восходят к общему, не дошедшему до нас протографу. Протограф Радзивиловского списка летописи и Московско-академического списка принято теперь называть Радзивиловской летописью, которая, таким образом, имеет два списка — иллюстрированный и неиллюстрированный. Оказывается, что протограф этой не дошедшей до нас Радзивиловской летописи также был иллюстрирован. Это видно по тому, что в Московско-академическом списке сохранились следы, указывающие на то, что оригинал, с которого он списывался (т. е. протограф Радзивиловской летописи), был иллюстрирован так же, как и Радзивиловский список, в тех же самых местах. Так, например, текст, находящийся в Радзивиловском списке на обороте листа 284 между двумя иллюстрациями под 1024 г. и занимающий 6 строк от слов «И по сем поступи Мстислав со дружиною» и до слов «А Якун иде за море», в Московско-академическом списке пропущен. По-видимому, и в протографе Радзивиловской летописи этот текст находился между двумя миниатюрами, и писец Московско-академического списка либо принял его за подпись к рисунку, либо, скользнув глазом по сходным по композиции рисункам, возобновил переписку не с той иллюстрации, на которой перед тем закончил, а со следующей858. Важно отметить, что самый характер миниатюр Радзивиловского списка убеждает искусствоведов в том, что в основе этих миниатюр лежат более древние изображения859.
Представляет значительный интерес и содержание миниатюр Радзивиловской летописи. Так, например. Н. Н. Воронин обнаружил, что древний миниатюрист в своем понимании событий, связанных с убийством Андрея Боголюбского, отошел от текста Радзивиловской летописи. В миниатюре, иллюстрирующей рассказ о смерти Боголюбского, изображена женщина, держащая отрубленную руку князя. В рассказе поздней Тверской летописи говорится об участии жены князя в его убийстве. По-видимому, именно это участие и изобразил миниатюрист Радзивиловской летописи. Следовательно, предание, отразившееся в Тверской летописи, очень древнее860. Своеобразные подробности можем мы обнаружить в миниатюрах Радзивиловской летописи, иллюстрирующей рассказ о походе на половцев Игоря Святославича Новгород-Северского в 1185 г.861 Все это имеет немаловажное текстологическое значение.
Весьма интересны те случаи, когда миниатюры иллюстрируют описки текста оригинала. Так, например, в Радзивиловском списке под 859 г. читаем, что хозары дань «имахоу по бhле и дhвеци от дыма». «Дhвеци» — явная ошибка из «вhверици» (последнее чтение подтверждается другими текстами «Повести временных лет»; надо бы читать «по бhлеи вhверици», т. е. по зимней белке (см. выше). Характерно, что на соответствущей миниатюре дань изображена так: беличья шкурка и несколько девиц, которых представляет данник повелителю хозар. Отсюда можно заключить, что описка «дhвеци» вм. «вhверици» имелась уже в тексте оригинала Радзивиловского списка, так как миниатюрист Радзивиловского списка работал, имея перед глазами текст этого оригинала.
Датировка миниатюр позволяет уточнить датировку редакций произведения, которую они иллюстрируют. Профессор Е. Хилл опубликовала862 к IV Славистическому съезду в Москве данные об иллюстрированной рукописи XVII в. «Сказания о Мамаевом побоище» 3-й редакции (по С. К. Шамбинаго)863. Вместе с исследованием Е. Хилл опубликованы два прекрасных воспроизведения миниатюр этого списка. При рассмотрении этих миниатюр мы убеждаемся, что, превосходные по композиции, они выполнены довольно грубо. Это является одним из признаков того, что перед нами копии. Грубая работа копииста особенно заметна на втором воспроизведении, где изображены кони: ноги этих коней явно дурно скопированы с хорошего оригинала. Судя по одеждам плывущих в лодке в первой миниатюре и стоящих вверху второй миниатюры, копии были сделаны с миниатюр XV в. (стоит сравнить эти миниатюры с миниатюрами Радзивиловского списка и с иконой XV в. «Молящиеся новгородцы», находящейся в Новгородском музее). Раз так, то это позволяет согласиться с мнением тех исследователей, которые, возражая С. К. Шамбинаго, считали, что так называемая третья редакция никак не могла быть создана в XVI в., и предлагали считать ее первой864.
В роскошных рукописях не только миниатюры, но и инициалы делались особыми художниками. В связи с этим могли получиться специфические ошибки. Писец основного текста пропускал для художника инициалы. Художник мог по рассеянности не вписать инициал, и если текст при этом все же оказывался осмысленным, пропуск переходил при переписке в следующий список. Кроме того, художник мог обознаться в слове, особенно если он не читал всей фразы, а слово, в котором надо было сделать инициал, отличалось от другого только своей начальной буквой. И эта ошибка могла сохраниться при переписке. А. Дэн приводит следующие ошибки, возникшие этим путем в греческих и латинских рукописях: [] вм. []; или [H]ic вм. [s]ic865.
Позволю себе остановиться еще на одном вопросе — текстологическом значении подписей к сложным иконам с клеймами, изображающими жизнь святого или те или иные исторические события. Исследование этих текстов до сих пор почти не производилось, и занятия этими темами в настоящее время ведутся по инициативе Сектора древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР, широко представляющего страницы своих Трудов (Труды Отдела древнерусской литературы) для такого рода работ искусствоведов866. В иконах и фресках литературные произведения могут быть представлены в более древних редакциях, чем они известны по рукописям; они могут давать представление о том, какие редакции были использованы и как рано они возникли. В иконы и фрески могут проникать устные легенды, детали, неизвестные в письменности. Наконец, тексты подписей под клеймами сами по себе могут являться своеобразными редакциями произведения и иметь собственную письменную традицию, переходящую из одной иконы в другую и пр.
Укажу, например, что текст «Повести о Мономаховом венце», вырезанный на створках царского места XVI в. в Успенском соборе Московского кремля, представляет собой особое произведение, переписывавшееся отдельно867.
Иллюстрации могут представить интерес и с точки зрения того, как интерпретировался в определенную эпоху и в определенной среде тот или иной сюжет. Миниатюрист может подчеркнуть тот или иной момент сюжета, может даже в известной мере изменить идеи памятника, внести в него новые темы и т. п. Изучение работы миниатюриста в этом аспекте имеет особое значение. К сожалению, с этой стороны миниатюры Древней Руси почти не изучались. Наконец, текстологу следует иметь в виду, что древние иллюстрации имели свою особую систему «рассказывания». Об этой системе «расказа» миниатюристом см. подробнее в третьем издании моей «Поэтики древнерусской литературы» (М., 1979) в разделе «”Повествовательное пространство” как выражение “повествовательного времени” в древнерусском изобразительном искусстве» (с. 36–54).
studfiles.net
Изучение древних рукописей, 11 букв
Толковый словарь русского языка. Д.Н. Ушаков Значение слова в словаре Толковый словарь русского языка. Д.Н. Ушаков палеографи, мн. нет, ж. (от греч. palaios - древний и grapho - пишу) (филол.). Наука о графике и о внешнем виде древних рукописей. Особенности письма и внешнего вида какой-н. рукописи. Палеография этого памятника очень своеобразна.
Новый толково-словообразовательный словарь русского языка, Т. Ф. Ефремова. Значение слова в словаре Новый толково-словообразовательный словарь русского языка, Т. Ф. Ефремова. ж. Вспомогательная филологическая дисциплина, занимающаяся изучением древних рукописей с точки зрения способа написания букв, их форм, особенностей материала, на который они нанесены, и т.п. с целью определения времени и места их написания.
Толковый словарь живого великорусского языка, Даль Владимир Значение слова в словаре Толковый словарь живого великорусского языка, Даль Владимир ж. часть археологии, древлеписьменность; наука о древних почерках и письменах; палеограф м. занимающийся этим ученый; -фический, к сему относящ. Палеонтология ж. наука об ископаемых орудных телах, о допотопной растительности и животных. Палеонотолог, ученый...
Энциклопедический словарь, 1998 г. Значение слова в словаре Энциклопедический словарь, 1998 г. ПАЛЕОГРАФИЯ (от палео... и... графия) историко-филологическая дисциплина, изучающая памятники древней письменности. Устанавливает место и время их создания; определяет материалы и орудия письма, прослеживает изменения графической формы письменных знаков,...
xn--b1algemdcsb.xn--p1ai
Древнерусские нотированные рукописи: вопросы изучения и публикации
Гусейнова З. М.
Архивы России и других стран хранят великое множество русских музыкальных рукописей как 18-20 веков, так и времени более раннего, принятого называть "древним". Он охватывает огромный временной период в семь столетий, с 11 по 17 века, и отражает всю историю становления и развития профессиональной музыки России вплоть до начала реформ Петра I. На протяжении этого времени рукописи фиксировали только профессиональную русскую музыку – музыку, звучавшую в церкви, преимущественно одноголосную, предназначенную для мужских голосов. Появившееся на Руси в конце 10-го столетия из Византии в рамках всей системы богослужения и долго сохранявшее с ней связи, древнерусское певческое искусство уже в 11 веке использовало переведенные на славянский язык тексты, выработало во многом собственную систему нотной записи - крюковую, сформировало свой репертуар нотированных книг. Вплоть до 17 века произведения древнерусского певческого искусства оставались единственными письменно зафиксированными образцами национальной музыки. Они записывались в рукописях – сначала пергаменных, вплоть до конца 14 века, затем бумажных. Если пергаменных рукописей 11-14 веков, сохранившихся полностью или фрагментарно, известно несколько десятков, то рукописей 15-17 веков, записанных на бумаге, - уже тысячи.
Что же представляют собой произведения древнерусской музыки? Это лаконичные, в 4-5 поэтических строк, или развернутые, в 20 и более строк, в зависимости от предназначения текста, вокальные сочинения a'cappella, раскрывающие все основные положения христианства. В отечественной науке они получили название песнопений. Количество песнопений в каждой рукописи может достигать тысячи, иногда больше. Главным в них всегда был текст, музыке отводилась функция эмоционального преподнесения этого текста. Но уже самые древние из сохранившихся рукописей показывают, что музыка редко довольствуется отводимой ей ролью, все чаще и чаще создавая на основе неизменного текста сложные, развернутые музыкальные композиции.
Реальную цифру сохранившихся произведений древнерусского певческого искусства установить трудно хотя бы уже потому, что при попытке определения этого возможен двойной счет. Если считать лишь количество текстов, которые должны быть исполнены за богослужением, получится одна цифра, если учитывать все сохранившиеся музыкальные интерпретации этого же количества текстов, цифра возрастет, вероятно, в несколько десятков раз. Остановимся на этом подробнее.
Особенностью рукописной церковной традиции является факт фиксации в ней устойчивого, сохранявшегося в течение всех столетий церковно-певческого репертуара, изменения в который вносились только в результате производившихся церковных преобразований, например, смене Устава, канонизации святых и др. Это касается преимущественно текстовой стороны нотированных рукописей. Иначе обстояло дело с распевами: "озвучивая" традиционные тексты, музыка изменялась постоянно, и изменения возникали по разным причинам.
Первая из таких причин – обычные ошибки, которые совершает человек, копируя другой текст: вместо одного нотного знака, например, крюка светлого, он ставит другой, например, крюк мрачный. Это наблюдается довольно часто, но представляет интерес главным образом с точки зрения психологии ошибок.
Вторая из причин – сознательное изменение какого-либо фрагмента песнопения, даже очень небольшого. Здесь мы соприкасаемся с реальным желанием изменить звучание, придать ему новый эмоциональный оттенок, то есть можем говорить о проявлении творческого начала. Хотя всегда остается проблема установки того, что перед нами – ошибка копииста или замысел музыканта?
Третья причина – сознательная работа над новой музыкальной интерпретации традиционного текста, то есть создание нового произведения. Рукописи в полной мере отражают эту работу. На протяжении веков было создано и записано в рукописях значительно количество таких произведений, созданных преимущественно на самые яркие, значимые с точки зрения богослужения, поэтические тексты. Это обстоятельство, получившее в отечественной музыкальной медиевистике название "многораспевность", позволяет нам установить пути, по которым шло развитие традиционной профессиональной музыки, определить исторические и теоретические закономерности данного развития, ведь новые интерпретации возникали как в разные периоды времени, так и в один период, но у разных мастеропевцев. Наши предки бережно сохраняли произведения, созданные на протяжении столетий, и в результате в одной рукописи уже, например, 17 века может быть записано до 20 распевов одного и того же текста. Так бывает представлена в рукописях, например, Херувимская.
Анонимное в первые столетия древнерусское певческое искусство в 16 –17 веках начинает фиксировать отдельные свои образцы с именами создателей или указанием обителей, в которых эти распевы создавались. Поэтому мы можем говорить о творениях Федора Крестьянина или Исайи Лукошки, произведениях, созданных в Соловецком или Кирилло-Белозерском монастыре, Троице-Сергиевой Лавре и других. Эти произведения рассредоточены по многим рукописям, открытие их исследователями – результат в большей степени случайности, чем направленного поиска, поскольку подробного, тщательного, профессионального описания рукописей в настоящее время существует очень мало, и охватывают они лишь незначительную часть архивных фондов.
При изучении этого гигантского музыкального наследия вряд ли стоит устанавливать буквальную очередность необходимых научных разысканий: сначала необходимо сделать то-то, а затем уже приступать к рассмотрению того-то. Как показывает история отечественной музыкальной медиевистики, различные аспекты научного исследования рукописного материала должны проходить параллельно: невозможно профессионально описать рукопись, если не знаешь литургики, не определишь особенностей конкретной певческой книги, если не изучал историю ее бытования, не установишь закономерности распевов, если не знаешь особенностей крюковой семиографии на каждом этапе ее развития. Кроме того, никакое специальное исследование не ограничивается только раскрытием своих, "запрограммированных" сфер и решением "своих" задач. Любое исследование в той или иной мере вовлекает в орбиту рассмотрения целый ряд параллельных проблем. Поэтому так важно установить научные направления, охватывающие важнейшие аспекты древнерусского певческого искусства. Взаимопроникающие и взаимодополняющие, основанные на изучении непосредственно рукописного материала, вовлекающие в сферу применения информацию и методику смежных наук, они могут лишь со временем приблизить нас к решению сложнейших задач музыкальной медиевистики.
Среди них – проблема древнерусских нотаций. Это, во-первых, остающаяся до сих пор нераскрытой, несмотря на целый ряд интересных разработок, уникальная, не имеющая аналогов кондакарная нотация, сохранившаяся лишь в нескольких русских пергаменных рукописях. Записанные ею произведения, которые мы можем пока анализировать лишь на семиографическом и структурном уровнях, являют собой образцы древнего мелизматического пения, возможно даже – не одноголосного.
Рядом с проблемами кондакарной нотации стоят проблемы нотации знаменной, в том числе исследование исторического развития нотации, изучение нотации как семиографической системы и - самое главное – раскрытие значений нотных знаков на каждом этапе их существования, то есть дешифровка. В настоящее время научно обоснованной дешифровке поддаются только ее образцы, начиная со второй половины 17 века. По сути, музыка шести с половиной столетий из семи пока не может изучаться как реальный музыкальный материал. Конечно, многое для понимания нотации дает семиографический и структурный анализ произведений, но заменить собственно музыковедческий анализ он не может. Добавим к этому необходимость изучения и других нотаций, употреблявшихся в древнерусском певческом искусстве – путной, демественной, казанского знамени и, наконец, пятилинейной, пришедшей на Русь в середине 17 века и постепенной вытеснившей нотацию знаменную.
На протяжении всего времени существования русское церковное пение развивалось достаточно самостоятельно, что не исключало его связей с церковным искусством других направлений. Проблема связей разных традиций крайне мало затрагивалась отечественными медиевистами, исключение составляет лишь изучение естественной связи с византийской традицией, но и она решена пока в незначительной степени.
Традиционным для музыковедения является рассмотрение не только музыкального аспекта вокальных произведений, но и текста как такового, а также соотношение текста и напева в рамках произведения. Здесь медиевисты опираются на методы и результаты филологических исследований, но только частично. Поэтический текст и характер его музыкального интерпретирования составляет важнейшее направление современной музыкальной медиевистики. Если же учесть, что гимнография в настоящее время исследована сравнительно мало, то значительную работу по ее изучению выполняют именно музыковеды.
Актуальной в настоящее время, которая еще долго останется таковой, является проблема методики теоретического изучения песнопений знаменного распева. Мелодика песнопений, представляющая собой, по сути, кантилену, лишенная привычной для классической музыки индивидуальности интонаций, не может анализироваться традиционными методами. Она не ставит целью точной передачи слова, она не может быть определена даже приблизительно терминами, например, "бравурная" или "лирическая", к ней неприменимы традиционные схемы. Разработка методов исследования произведений древнерусского певческого искусства – с точки зрения приемов формообразования, средств выразительности и др. – остается делом многотрудным и решаемым пока на самом простом уровне.
mirznanii.com
Особенности исследования древних рукописных документов
(Каменская А. А.)
("Юридический мир", 2008, N 3)
Текст документа
ОСОБЕННОСТИ ИССЛЕДОВАНИЯ ДРЕВНИХ РУКОПИСНЫХ ДОКУМЕНТОВ
А. А. КАМЕНСКАЯ
Каменская А. А., соискатель кафедры криминалистики и правовой информатики Кубанского государственного университета.
В условиях современности наиболее актуальными становятся исследования, связанные с изучением рукописных источников древности. Наука не может до конца объективно и полно устанавливать исторические факты. Это связано с определенными трудностями, вызванными небольшой экспертной практикой в изучении исторических документов.
При исследовании внешних признаков рукописей с целью их датировки и возможной идентификации необходимо уделять внимание как материалу и инструменту письма, так и особенностям орнамента, водяных знаков и др. Основным же при исследовании древних рукописей является анализ графики букв, характерной для каждого периода.
Достаточно давно развивается такая вспомогательная историческая дисциплина, как палеография. Эта дисциплина изучает историю письма, выявляет и исследует закономерности развития графических форм. Отдельные разделы палеографии исследуют письменные знаки, писчий материал, орудия письма, филиграни (водяные знаки) и видимые на бумаге изображения, художественные украшения, переплет и т. п. в их историческом развитии. Это необходимо не только для правильности чтения рукописных текстов, но и для определения места и времени их возникновения, их авторов и истории создания, выявления различного рода подделок.
Экспертная практика показала, что палеографический метод идентификации рукописей далеко не совершенен и бессистемен. Знание же почерковедческих методик исследования рукописных текстов открывает для исследователей новые горизонты.
К экспертам-криминалистам достаточно часто обращаются с просьбой идентифицировать различные рукописи. Традиционные методики почерковедческих исследований основаны на общих закономерностях написания графических знаков, напрямую связанных с нормами письма и методиками обучения ему. Исследование останавливается перед вопросом: какие же нормы письма характерны для определенного исторического периода? Палеографами разработана целая система написания графических знаков, характерных для различных исторических периодов. И что примечательно, в предлагаемых образцах вариационность написания букв настолько велика, что использовать их для решения вопросов идентификации не представляется возможным. Эта проблема отягощается еще тем, что помимо отсутствия единых норм прописи отсутствовала единая методика обучения письму. Так, варианты написания различных букв напрямую зависят не только от личного опыта исполнителя и художественных навыков письма, но и от местности, в которой документ был написан.
Здесь нужно остановиться на наиболее характерных особенностях написания графических знаков. Древним стилем письма был "устав". Общим каноном уставного письма являлась геометричность графики букв, отсутствие их наклона и расстояний между отдельными словами в строке. Вертикальные части букв стояли перпендикулярно строке, горизонтальные - параллельно.
Буквы почти не выходили за линию строки. Лист, написанный "уставом", имел справа и слева поля и разлиновывался. "Устав" знал знак препинания - точку, употребление которой в строке было произвольным. Точками с двух сторон могли выделяться и буквы-цифры.
Он имел достаточно жесткие рамки и условия исполнения букв, поэтому в "уставных" рукописях все общие признаки почерка, способные помочь в идентификации, как правило, отсутствуют. Это связано с тем, что буквы не просто писались, они рисовались. Поэтому особенности письменно-двигательного навыка, индивидуализирующие писца в данном случае, практически не проявляются. По таким документам необходимо проводить комплексные исследования, но что касается области почерковедения, то здесь необходимо изучать нажимные характеристики и особенности выполнения овальных и полуовальных элементов. Исследования показали, что именно в них наиболее проявляются индивидуальные навыки письма. Таким образом, в основе выводов о времени, месте составления, авторстве и подлинности источников XI - XII вв. лежат наблюдения за совокупностью признаков, свойственных данному периоду, и их соответствием друг другу. Например, в "древнейшем уставе" тип письма совпадает с пергаментом как материалом для письма. В книгах им сопутствует древнерусский (старовизантийский) орнамент. Важны наблюдения за чернилами, красками, орудиями письма, переплетом, форматом рукописей. Чернила, характерные для этого периода, были плотными, густыми, обычно коричневого или бурого оттенка. Из красок использовалась чаще всего киноварь. В качестве орудий письма древние писцы использовали преимущественно гусиные перья, которые сохранились вплоть до XIX в. Для написания заглавных букв пользовались кистями.
Наиболее интересными и информативными являются "поздний устав" и "полуустав", характерные для периодов XIII - XIV вв. и второй половины XIV - XV вв. соответственно. Здесь буквы теряют определенную геометричность начерка, появляется разделение слов, наклон, элементы букв выходят за линию строки. В свою очередь, возникают определенные признаки, характерные для различных "полууставов": "русского" - наиболее древнего, "южнасловянского", "московского" и "круглящегося". Все они широко представлены в литературе по палеографии. Кроме графических признаков, отличительной особенностью "полуустава" от "устава" является наличие большего разнообразия приемов сокращения. Появляются титла, выносные буквы, лигатуры. Особенности их написания имеют весьма высокую идентификационную значимость. Очень важным является наблюдение за написанием подстрочных элементов. И само исследование необходимо строить на поиске и анализе различающихся частных признаков почерка. Это опять связано с тем, что буквы по-прежнему рисуются, особенно в книжном письме. Так же частой становится стилизация под византийское письмо или под письмо западноевропейское, и, как следствие, многие совпадающие признаки могут оказаться попросту особенностями того или иного стиля. Поэтому при исследовании таких рукописей возможные совпадающие частные признаки почерка высокой идентификационной значимости иметь не могут. В XIV в. появляется новый материал для письма - бумага, особенностью которой является наличие водяных знаков - филиграней, указывающих на место производства и качество бумаги.
После XV в. в практику письма входит скоропись. Здесь важными являются наблюдения за отдельными почерками. Поэтому при исследовании скорописных документов необходимо смотреть на комплекс признаков письменной речи и почерка. При исследованиях таких источников также необходимо основываться на различиях в написании графических знаков, в данном случае это связано попросту с отсутствием норм прописи. Однако же при исследовании наиболее поздних рукописных текстов (XVIII - XIX вв.) нужно принять во внимание тот факт, что письмо претерпевает определенные изменения. В конце XVIII - начале XIX в. вырабатываются и получают распространение несколько почерковых вариантов скорописного письма. В качестве орудия письма в конце XVII в. появился карандаш, а в XIX в. - стальное перо. Помимо изучения почерка значимым является техническое исследование документов, представленных на экспертизу. Поэтому необходимо учитывать целый комплекс особенностей материала письма (вид, способ изготовления), водяных знаков, оттисков печатей, особенностей оформления (орнамент, миниатюра и т. д.), инструментов письма, красящих веществ, клеев, лаков.
Таким образам, зная основные исторические закономерности развития письма и изготовления документов в целом, основываясь на традиционных методиках проведения криминалистических экспертиз, становится возможным решать диагностические (время, место, способ изготовления) и идентификационные задачи при исследовании древних рукописных источников.
