Феодальные отношения древней руси. Монография эволюция государственного строя древней руси (IX-X вв.)
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

Развитие феодальных отношений на Руси при Ярославовичах. Феодальные отношения древней руси


Развитие феодальных отношений на Руси при Ярославовичах |

 /   /  Развитие феодальных отношений на Руси при Ярославовичах

Укрепление древнерусской государственности, а также развитие производства смогли обусловить качественные сдвиги в области социальных отношений. Как считают многие историки, именно на одиннадцатый век приходится становление феодализма в Киевском государстве. Феодализмом называется особый комплекс политических и социально-экономических отношений.

Формирование данных феодальных отношений на русских землях шло по так называемому общеевропейскому типу: к вотчинным формам от государственных форм. Однако в отличие от Западной Европы, где общие традиции частной собственности античности фактически обусловили быстрый рост сеньориального землевладения, в территориях Киевской Руси этот процесс продвигался значительно медленнее.

До середины десятого века характер социально-экономических отношений определялся данническими отношениями (сбор дани), на основе которых формируется институт кормления.

Также социально-экономические отношения обусловили социальную общественную структуру. О её характере мы сегодня можем судить по текстам свода законов того периода – «Русская Правда», первая часть которого составлялась по личной инициативе князя Ярослава Мудрого (1019 – 1054 годы). Согласно данному документу в Киевской Руси всё население делилось на две отдельных группы:

· Люди неслужилы и служилы;

· Простые люди.

Первые были в услужении у князя на хозяйственном, гражданском или военном поприще, в то время как вторые обязаны были платить князю дань, формируя городские и сельские податные общества. Среди княжих мужей выделялись в качестве знати бояре, а среди простых людей – рядовичи, закупы и смерды.

В основную массу населения Древней Руси входили свободные общинники, которые жили обществами. При этом, сельские общества уже являлись не родовыми, но территориальными в которых часто были зажиточные семьи.

Многие статьи «Русской Правды» были посвящены рабам, которые упоминаются там под называнием «холопы» или «челядь». Но некоторые историки считают, что последнее название являлся термином раннего периода, который употреблялся одно время с новым названием «холоп».

Сложившийся в данный период времени феодальный строй имел некоторые особенности. Например, в отличие от классического феодализма земледелие здесь развивалось в форме вотчин, а не условного держания.

Интересные материалы:

student-hist.ru

Формирование феодальных отношений на Руси

Категория: Билеты по Истории России.

Развитие производства и укрепление древнерусской государственности обусловили качественные сдвиги в сфере социальных отношений. По мнению большинства историков, именно на XI в. приходится в Киевской Руси становление феодализма – особого комплекса социально-экономических и политических отношений.

Формирование фео­дальных отношений на Руси шло в целом по общеевропейскому типу: от государственных форм к сеньориальным (вотчинным). Но в отличие от Западной Европы, где традиции частной собственности античности обусловили быстрый рост сеньориального землевладе­ния, на Руси этот процесс шел гораздо медленнее.

До середины X в. характер социально-экономических отноше­ний определяли даннические отношения. Метод — сбор дани в ходе полюдья. На основе сбора дани возникает институт кормления. Дань поступала в княжескую казну, затем князь перераспределял часть дани между дружинниками в виде подарков, пиров. Помимо дани в казну поступали разного рода штрафы, накладываемые в виде нака­зания на правонарушителей, а также судебные пошлины.

Социально-экономические отношения обусловили и социаль­ную структуру древнерусского общества. О характере этой структу­ры можем судить на основе изучения свода законов того времени — “Русской Правды”, первая часть которой была составлена по инициа­тиве Ярослава Мудрого (1019—1054). Согласно “Русской Правде” в Киевской Руси существовало две группы населения: “люди служилы и неслужилы”, “сели княжи люди” и просто люди. Первые лично слу­жили князю на военном, гражданском или хозяйственном поприще. Вторые платили князю дань, образуя сельские и городские податные общества. Среди княжих мужей выделялись бояре — верхушка зна­ти, а среди простого люда — смерды, закупы и рядовичи.

Основной массой населения Древнерусского государства яв­лялись свободные общинники (люди), жившие обществами (вервь). Сельские общества были уже не родовыми, а территориальными, к тому же из них зачастую выделялись зажиточные семьи. Долгое время людей-общинников путали со смердами. Однако за их убий­ство полагался разный денежный штраф, к тому же смерды были тесно связаны с князем. Видимо, это было несвободное или полусво­бодное население, княжеские данники, сидевшие на земле и несшие повинности в пользу князя.

Много статей “Русской Правды” посвящено рабам, извест­ным под названием “челядь” или “холопы”. Большинство истори­ков склоняются к тому, что “челядь” — термин более раннего пери­ода, который употребляется наравне с новым названием “холоп”. Холопы были полностью бесправны — ударивший свободного чело­века холоп мог быть безнаказанно убит. Они не имели права свиде­тельствовать в суде, за их убийство хозяин подвергался лишь цер­ковному покаянию.

Кроме холопов, “Русская Правда” называет закупов, рядо­вичей и изгоев. Закуп — это разорившийся общинник, пошедший в долговую кабалу за взятую и не отданную ссуду (купу). Не сов­сем ясен статус рядовича, хотя название идет от некоего договора (ряда). Изгой же — это человек, лишившийся своего социального статуса (люди, порвавшие с общиной, холопы, отпущенные на во­лю). Рядовичи и изгои, как и закупы, подвергались телесным на­казаниям, были неполноправны в суде и сами не отвечали за некоторые преступления (пеню за них платил хозяин).

Сложившийся в Киевской Руси феодальный строй имел ряд особенностей. В отличие от классического здесь землевладение развивалось в виде вотчин (свободно отчуждаемой и наследуемой собственности), а не условного держания. Не была развита система вассалитета-сюзеренитета. Ог­ромную роль играл государственный сектор в экономике страны. Наличествовало значительное число свободных крестьянских общин, находившихся в феодальной зависимости от великокняжеской власти.

В экономике Древней Руси феодальный уклад существовал наряду с рабством и первобытно-патриархальными отношениями. Ряд историков называет государство Русь страной с мно­гоукладной, переходной экономикой. Такие историки подчеркивают раннеклассовый, близкий к варварским государствам Европы характер Киевской державы.

historyrusedu.ru

3 2 Типология феодальных отношений Древней Руси

Эпоха Владимира Святославича была временами дальнейшего углубления процесса размежевания социальных функций, прогрессирующего обособления знати, сосредоточившей в своих руках военную силу, охрану порядка, управление, ещё и власть над простолюдинами. Внешняя угроза была важным фактором в деле сплочения общества и дальнейшего институирования князя и его власти. Владимир первый поставил борьбу против кочевников в ряд первоочередных государственных задач. Благодаря целенаправленной его деятельности угроза кочевников была серьёзно ослаблена.

Государственное строительство в эпоху Владимира было в основном завершено. Государство приобрело отчётливые признаки раннефеодальной монархии. Была окончательно сломана племенная структура, ликвидированы племенные княжения и власть их вождей. На всю территорию государства были распространены централизованные системы сбора дани, администрации и судопроизводства. Князь высоко поднялся над правящим слоем. Его династические права в общественном правосознании были несомненными. В народном представлении он олицетворял Русь, Русскую землю, русское государство.

3.2 Типология феодальных отношений Древней Руси.

Изучение феодализма и становления феодальных отношений на Руси ведётся в отечественной историографии более двух веков. При этом наибольший вклад в изучении этого вопроса внесли советские историки. Следует признать, что в дореволюционной историографии тема феодализма на Руси практически не затрагивалась, этому способствовало убеждение о том, что отечественная история радикальным образом отличалась от истории Западноевропейских стран. И одним из коренных отличий было как раз отсутствие феодальных порядков в Древнерусском государстве. Официальная идеологическая доктрина под воздействием революций в Европе 1830 и 1848-49 гг. «провозглашала особые свойства Российского государства и его истории – православие, самодержавие, народность, разводя пути исторического развития России и западноевропейских стран, которым она оставляла феодализм, революции и конституции»1. Характерно высказывание относительно вопроса феодализма в пореформенной России Н. Кареева: «У нас не было феодализма – такова была господствующая точка зрения нашей историографии. Среди историков было как бы неприлично находить феодализм в России»2. Противопоставление России и Запада, а вследствие этого и отрицание феодальных отношений в русской истории так прочно вошло в официальную идеологию, что во время революционных событий 1905 года, Николай II обосновывал для России чуждость революции общеисторическим контекстом: «У нас не было феодализма, всегда было единение и доверие»3.

Поэтому лишь несколько исследователей во второй половине XIX века указывали на феодальный характер отдельных социальных категорий и институтов в средневековой Руси4.

Ситуация изменилась в начале прошлого века, когда Н. П. Павловым-Сильванским было доказано, что на Руси существовали институты и учреждения аналогичные соответствующим структурам характерным для феодальных государств Западной Европы. При этом период феодального строя в истории России был датирован XIII-XVI вв. и не затрагивал время существования Древнерусского государства. Появление крупного землевладения, княжеской и боярской вотчин или же боярщины-сеньории датировалось исследователем XIII веком. Именно в решающем значении этих институтов он видел сущность феодализма1.

Вскоре, в первые годы советской власти, выдвигается утверждение, что уже в эпоху Киевской Руси существовали все основные элементы феодальной системы: крупное землевладение, сочетавшееся с мелким крестьянским хозяйством, соединение политической власти с землевладением и вассалитет2. Период X-XII вв. был провозглашён «феодальной революцией»3.

Продолжение исследований генезиса феодальных отношений на территории Древнерусского государства связано с именем С. В. Юшкова, который, связывая появление феодальных отношений с экономическим кризисом конца XII века, в то же время отмечал появление феодальных институтов уже к XI в. и даже более раннему времени4. Можно говорить о том, что если в дореволюционной историографии зарождение и развитие феодальных отношений датировались удельным периодом, то советские историки 1920-х гг. сделали основной упор на выявлении генезиса феодализма в Киевской Руси.

В результате исследований, проходивших в первое десятилетие установления советской власти, сложилось несколько точек зрения относительно типологии общественного строя Киевской Руси: 1) черты феодального общества существовали в Киевской Руси, однако господство феодальных отношений было установлено только в XIII веке1; 2) вполне сложившийся феодализм существовал на Руси XI-XII вв.2; 3) Древнерусское общество было по своей сути не феодальным, а рабовладельческим3. Что характерно данные концепции не признавали возможным существование феодальных отношений на Руси для X века, не говоря уже о IX веке. Эпоха IX-X вв. получала разные наименования, например такие как: «эпоха первично-натурального племенного строя»4, но никак не феодальная. Правда, многие историки отмечали процессы постепенной феодализации, проходившие в Киевской Руси5. Ю. В. Готье отнёс к процессу феодализации появление крепостей или замков «славянских князьков и родовладык»6.

Естественный процесс изучения в дискуссиях социально-экономических основ Древнерусского государства был прерван в 30-х гг. прошлого века. Это произошло из-за большого влияния оказываемого на отечественную историческую науку политической конъюнктурой и, в частности, диктата сталинских идеологических догм. Так, по мнению И. В. Сталина, в своём историческом развитии государство должно было пройти необходимый период развитого рабовладения, на смену которого приходил феодализм. Суть феодализма же заключалась в крупном землевладении, соединённом с крепостничеством7. Такие недвусмысленные указания правительства во многом провоцировали историков на создание концепций развитого рабовладения на территории Киевской Руси и появление феодальных форм зависимости как итогового результата разложения рабовладения. М. М. Цвибак, объявив общество Киевской Руси феодальным, отмечал, что предшествовало ему рабовладение и родовой строй. Поэтому: «основная феодализация идёт от рабства и порождает, в свою очередь, превращение свободных общинников в зависимых крепостных. Общинники теряют свою землю, она концентрируется в руках феодалов1. Ещё более настойчиво высказывался И. И. Смирнов, доказывавший, что древнерусское общество прошло стадию рабского развития и в X в. мы имеем развитое классовое общество рабовладельцев и рабов. Рабовладельческая формация признавалась им неизбежной ступенью, предшествующей феодализму2.

Однако, несмотря на обстоятельства, приведённые выше, самая популярная в советской историографии концепция о сложении феодализма на Руси была сформулирована Б. Д. Грековым к концу 30-х гг. XX века. Учёный при составлении своей концепции, существенно отошёл от догматических представлений И. В. Сталина о развитии исторического процесса. Так вместо популярной в те годы схемы: первобытнообщинный строй – рабовладение – феодализм, историк настаивал на генезисе феодализма, а вместе с ним и феодального государства, в результате разложения родоплеменного общества. Стоит отметить, что в разработке данной концепции приняло участие значительное число исследователей, но наиболее активную роль при её создании, конечно, играл сам Греков, и именно в его трудах мнения других учёных были постепенно унифицированы. Главной отличительной чертой данной концепции было изучение генезиса феодализма в классическом его понимании как формирования крупной частной земельной собственности и зависимого от вотчинника крестьянства. Согласно ей, рост производительных сил, прежде всего в земледелии, вызвал распад первобытнообщинного строя и возникновение феодальных отношений. Феодализм развивался путём формирования крупного частного землевладения, т. е. класса феодальных земельных собственников, и работающего на землевладельцев населения, т. е. класса феодально-зависимого крестьянства, лишённого земли – основного средства производства. В результате вотчинный режим рассматривался в качестве феодального, а главное являлся основным признаком оного. Выражением же феодальной формы производственных отношений является докапиталистическая земельная рента, отработочная, натуральная и, наконец, денежная1. Однако политическая обстановка того времени не могла не оказать влияние и на разыскания Грекова. Институтам официальной идеологии требовались доказательства постоянного вхождения страны в круг передовых держав Европы. В качестве одним из данных доказательств виделось особенно раннее существование феодализма на территории Руси, а, следовательно, и признание Древнерусского государства феодальным. Греков отмечал окрепшую феодальную систему на территории Руси в начале X века и признавал Киевскую Русь X века феодальным государством2. Такая точка зрения вызвала критику со стороны учёных старшего поколения, которые подвергали серьёзному сомнению возможность существования феодальных отношений в Киевской Руси IX-X вв.: «Киевская Русь или «Держава Рюриковичей» (от Рюрика до Владимира Святославовича включительно), базировалась не на интенсивной феодальной эксплуатации населения, а лишь на сборе дани с покорённых племён. Она стояла на переломе между высшей ступенью варварства и цивилизацией, будучи своеобразным мостом между родовым строем и феодальным. Социальные отношения, сложившиеся в «Державе Рюриковичей» воплощали военную демократию»3. Правда делались оговорки о том, что «к концу X в. процесс феодализации уже делает некоторые успехи, и в княжестве Владимира мы уже наблюдаем некоторые элементы зарождающегося феодального государства, причудливо переплетающиеся с остатками военной демократии. Время феодализма настало со смертью Ярослава Мудрого»1. Важно отметить, что большинство историков 30-40-х гг. XX века считали эпоху IX-X вв. дофеодальной, переходной от родоплеменного строя к феодальному. Наиболее последовательно данную точку зрения отстаивал С. В. Юшков, который указывал на то, что «IX-X вв. древнерусское общество состояло из свободного рядового населения, организованного в общины, князей с их дружинниками и патриархальных рабов»2 и лишь со второй половины X в. наблюдаются предпосылки «для развития феодализма, для превращения князей, родоплеменной знати, дружинников в крупных землевладельцев-феодалов, а общинников, земля которых экспроприируется, – в феодально-зависимое крестьянство»3.

Именно публикация статьи Юшкова «О дофеодальном («варварском») государстве» в 1946 году послужила поводом к возобновлению дискуссии о раннефеодальной или дофеодальной сущности Древнерусского государства прерванной Великой Отечественной войной. Он констатировал, что на грани рабовладельческой и феодальной эпох возникают государства, которые по своей социальной сущности и политической структуре, не могут быть отнесены ни к типу феодальных государств, ни к типу рабовладельческих. Они возникли в результате разложения первобытнообщинного строя. Следовательно, они дофеодальные. Для таких государств Юшков ввёл новый термин – варварские. Он выделил 2 типа таких государств: 1) государства варваров-германцев, вторгшихся на территорию римской империи. 2) Дофеодальные государства возникшие в результате разложения первобытнообщинного строя – Киевское государство до XI в., монгольское государство до объединения его Чингисханом, англо-саксонские королевства до IX в. В киевском государстве он видел сосуществование трёх укладов: первобытнообщинного (патриархального), рабовладельческого и феодального, отмечает наличие класса рабовладельцев и класса рабов. Однако: «в Киевском государстве, как и в других дофеодальных государствах, знать, т. е. князья и бояре, одновременно эксплуатировали в своих хозяйствах разного рода зависимых людей, т. е. превращались в феодалов. Генеральная линия социальной эволюции вела к феодализму, и уже в IX-X вв. появились феодально-зависимые люди – смерды, изгои, закупы. Но поскольку древнерусское общество IX-X вв. было всё-таки дофеодальным (варварским), основная его часть состояла из свободных общинников, и, следовательно, первобытнообщинный уклад имел большое значение»1. При этом исследователь делал акцент не на сосуществовании трёх укладов, а на борьбе между ними, в которой победу одержал феодальный уклад, преобразовавший Русь дофеодальную в Русь феодальную. Произошло это событие в XI-XII вв.2 Во многом сходную позицию занимал В. В. Мавродин, который оценивал VIII-X столетия в истории восточного славянства как время всё ускоряющегося распада первобытнообщинного строя. В итоге на протяжении IX-X вв. в основных и наиболее передовых центрах Руси складывается феодальный способ производства. Однако, по его мнению, феодализм на Руси по-настоящему консолидировался лишь в XI веке. Поэтому учёный оценивал период IX-X вв. как дофеодальный. Дофеодальное общество объявлялось им варварским, внутри которого развивались новые, феодальные отношения3.

В то же время после победы в Великой Отечественной войне, опять же под давлением партии, в отечественной исторической науке началась новая кампания, целью которой было как можно дальше во времени отодвинуть время появления феодального общества и государства на Руси. В силу данных обстоятельств в результате давления (а может наоборот поддержки?) партийной власти, Греков выдвинул идею о завершении генезиса феодализма на Руси к рубежу VIII-IX вв. В итоге: «IX век застаёт завершение этого процесса в форме огромного древнерусского раннефеодального государства»1. Эта концепция получила официальный статус в силу занимаемого Грековым высокого административного положения в советской исторической науке. Поэтому, вслед за Грековым, многие учёные отмечали, что в IX-X вв. феодализм уже господствовал на Руси, и, следовательно, Русь IX-X вв. представляла собой феодальное государство2. Из этого делался логичный вывод о том, что: «Исторический процесс у восточных славян был ничуть не более замедленным, чем на Западе. Развитие Восточной Европы осуществлялось в общей системе возникновения нового, феодального мира на развалинах разрушаемой рабовладельческой империи, в сложении которого восточные славяне принимали участие в качестве одной из наиболее важных действующих сил»3.

Итогом дискуссии о периодизации истории СССР эпохи феодализма явилось заявление: «Киевская Русь IX-X вв. в ходе дискуссии получила освещение как раннефеодальное государство, история которого отражает единый период исторической жизни Руси, а не два периода – дофеодальный и начало феодального, – как представлялось раньше»4. Вскоре в 1961 году Юшков в книге «История государства и права в СССР» уже употребляет применительно к Киевской Руси термин раннефеодальное государство. Он отмечает наличие различных укладов, и пишет о всё большем преобладании феодального со временем.

Однако многие учёные воспринимают концепцию Б. Д. Грекова критически: «если оставить в стороне общетеоретические опосредствования проблемы происхождения русского феодализма, то не трудно увидеть, что Греков как бы переносит уже сложившиеся у него в 20-х гг. представления о вотчинном хозяйстве XV-XVII вв. как хозяйстве сеньориального типа (следовательно, феодальном), широко использующем крепостной или полукрепостной крестьянский труд, на более ранний период, как бы проецирует его на Киевскую Русь»1. Сходные мысли высказывал И. Я. Фроянов, отмечая: «перенесение явлений X-XI столетий в VI-VII вв. – приём, нежелательный в научном исследовании. К сожалению, Б. Д. Греков нередко применял его»2. Подвергались впоследствии критике и методы Грекова, которыми он пользовался при установлении достоверности того или иного факта3.

В свою очередь приходится признать, что на примере конкретного исторического материала следы крупного вотчинного землевладения (княжеского, боярского, церковного) можно отчётливо проследить лишь во второй половине XI – начале XII вв. к данному мнению пришло большинство исследователей Киевской Руси4.Знаменитый Любечский съезд князей 1097 года и провозглашённый на нём принцип: «каждый да держит отчину свою» не подвёл итог окончательному оформлению княжеской вотчины, а только послужил толчком к её формированию. В результате можно говорить об ошибочности позиции Грекова, которая проявилась либо в неверном определении хронологических рамок наступления эпохи феодализма на Руси, либо в том, что он неправомерно признавал наличие крупного землевладения-вотчины и соответственно, зависимого от землевладельца крестьянства главным признаком феодализма. Обоснованным выглядит второе предположение, так как феодализм на Руси IX-X вв. существовал, только не вотчинный, а государственный.

Новым подходом к изучению феодальных отношений на Руси явились работы Л. В. Черепнина, который и ввёл новый термин: «государственный феодализм». Важно отметить, что идеи Черепнина, выдвинутые около полувека назад, остались актуальными и в наше время, более того получают всё большее распространение и подтверждение. Основная идея его концепции заключается в том, что в раннефеодальной период, до рубежа XI-XII вв., на Руси преобладала государственная форма феодального землевладения. Великий князь русский выступал верховным собственником на землю, а вся территория государства являлась его вотчиной. Все собираемые поборы и дани представляли собой форму феодальной ренты получаемой господствующим классом1.

Можно отметить, что своими истоками теория верховной земельной собственности князей уходит в дореволюционную историографию. Так ещё Н. М. Карамзин говорил о том, что «вся земля Русская была, так сказать, законной собственностью Великих Князей: они могли, кому хотели, раздавать города и волости»2. По мнению А. Лакиера первые древнерусские князья являлись государями-вотчнниками, распоряжавшимися всей землёй по личному произволу3. Также теорию о том, что князь являлся верховным собственником земель общинников-смердов и свободно раздавал их своим мужам, поддерживали некоторые дореволюционные историки4. Однако, именно в советский период «историки поставили старую идею на новую методологическую основу, сделав тем самым большой шаг вперёд по сравнению со своими предшественниками»5. В советской историографии 20-х гг. прошлого века идея о князьях как верховных распорядителях и собственников управляемых ими земель также существовала, но не была разработана в дальнейшем, во многом из-за того, что Б. Д. Греков, а также большинство историков исследующих Киевскую Русь, появление феодализма связывали (как уже отмечалось выше) в первую очередь с зарождением крупного землевладения князей, бояр и духовенства – землевладения, формировавшегося на частной основе. Спустя два десятилетия, в середине прошлого века была выдвинута концепция об «окняжении» земли, сопровождаемом поборами с населения в форме дани-ренты, как основном факторе феодализации Руси, которая прозвучала в трудах ряда историков1. Однако только в трудах Л. В. Черепнина она получила законченное выражение.

Нельзя обойти вниманием существование в отечественной исторической науке ещё одной концепции, касающейся социально-экономической структуры Древнерусского государства, которая имеет также значительное количество сторонников. Суть концепции, появившейся в последней четверти XX века в работах И. Я. Фроянова и его последователей, заключается в признании отсутствия феодализма на Руси VIII-X вв., следовательно, эта историческая эпоха рассматривается как поздний этап родового строя. Учёный отвергает мысль о верховной собственности на землю государства для X века, отмечая, что: «верховная же собственность на землю государства и персонифицирующих его великих князей ещё в Московской Руси не сложилась в полной мере»2. В свою очередь, признавая возможность существования на Руси в X веке княжеских домениальных владений в виде небольших промысловых сёл, возникновение в XI веке боярской вотчины, а затем и церковного землевладения, а также заметного роста этих вотчинных владений на протяжение XI и особенно XII вв., И. Я. Фроянов утверждает: «господствующее положение в экономике Руси XI – начала XIII в. занимало общинное землевладение, среди которого вотчины выглядели словно островки в море»1. Данное утверждение, по мнению Фроянова, подтверждается тем фактом, что древнерусская знать свои представления о богатстве связывала преимущественно с драгоценностями и деньгами, а не с землёй: «рабы, табуны лошадей, гурты скота, всякого рода сокровища – вот что являлось основным показателем богатства на Руси в XI-XII вв.»2.

Следует отметить, что в двух доминирующих на данный момент времени концепциях Черепнина и Фроянова существует важное принципиальное сходство, заключённое в единстве теоретического аспекта. Ведь в основе этих построений лежит принятие марксистского деления общества на формации и понимание феодализма, вслед за Грековым, в первую очередь как экономической категории, а его формирования как результата развития аграрных обществ, их дифференциации, складывания крупной земельной собственности (по Л. В. Черепнину: государственной), появления зависимого от вотчинника хозяйства и образования городов как узлов новых общественно-экономических отношений. Свидетельствует об этом и заявление Фроянова: «принимая тезис о вотчинном землевладении как экономическом фундаменте, на котором возводилось феодальное здание, мы иначе определяем время образования феодализма в Киевской Руси, т. е. разделяем в теоретическом аспекте мнение Б. Д. Грекова, расходясь с ним в интерпретации конкретной истории древнерусского общества»3.

В то же время ряд исследователей продолжали работать в русле концепции Б. Д. Грекова и изучали становление феодализма на Руси в плане формирования крупного частного землевладения князей, бояр и духовенства1.

Несмотря на то, что большинство отечественных историков выражают уверенность: феодализму на Руси предшествовал первобытнообщинный строй, некоторые исследователи продолжают доказывать возникновение русского феодализма в результате распада рабовладельческого строя2.

Можно утверждать, что в отечественной историографии нет единого понимания как времени и причин возникновения, так и последующего развития феодальных отношений на территории Древней Руси. Правда, в одном большинство историков солидарно: процесс генезиса феодальных отношений на Руси не мог быть кратковременным и оказался растянут на несколько столетий.

В заключении историографического обзора особо следует выделить новый культурологический подход, получающий распространение в новейшей российской исторической науке. Этот подход получил своё распространение под влиянием французской исторической школы «Анналов». Он предполагает изучение таких категорий русской средневековой культуры как «правда» и «вера», «власть», «собственность», поведение средневекового человека и его мировоззрение. Сосредоточившись на частном, особенном или единичном, такой подход не требует аналитических возможностей концепции феодальных отношений. В результате исследователи данного направления отказываются от изучения их генезиса и развития на территории Киевской Руси: «феодализм остаётся феноменом, характерным для средневекового Запада и чуждым природе тех отношений власти и собственности, которые сложились на Руси»3. Такой подход во многом сходен с противопоставлением России и Запада, существовавшим в отечественной исторической науке XIX века, и вряд ли может являться конструктивным.

Феодальные отношения на территории восточнославянских племён стали зарождаться в результате распада родоплеменных отношений. Начало процесса смены патриархально-родовых отношений раннефеодальными на территории расселения восточных славян датируется концом VIII – началом IX вв. т. е. временем сложения восточнославянских племенных княжений. Данный процесс получил выражение в смене семейной общины территориальной соседской: «становление из родовой организации поземельно-территориальной общины… произошло в значительной мере под влиянием смены подсечного земледелия пашенным и завершилось к IX вв… В дальнейшем своём развитии сложившаяся сельская община в результате внутренних процессов, порождённых свойственным ей дуализмом, даёт начало выделению феодальных элементов»1. В результате в обществе начались процессы дифференциации (выделение племенной знати, имущественное расслоение), что послужило основой для зарождения классовых отношений. Роль племенных княжений в генезисе государственности была высока. Именно они «таили в себе зародыш государства, являясь переходной формой от союза племён к государству – протогосударствами»2. Образование племенных княжений к IX веку знаменовало собой зарождение у восточных славян феодальных отношений3.

Начало периода государственного феодализма на территории восточных славян также можно датировать второй половиной IX века. Именно тогда происходит появление верховного собственника на землю – князя. Здесь уместно вспомнить методику Г. Ловмяньского, которая позволяет наиболее точно определить время начала государственного феодализма. Согласно ей начало государственности увязывается с заменой наименования земли по названию проживающего на ней племени на наименование по имени правителя, ей владеющего. В качестве примера приводится образование Моравского государства: если до 830 года территория именовалась как земля моравов, то с 830 года она стала землёй князя Моймира1. Земля становится собственностью князя, который является главой государства – наступает период государственного феодализма.

Данная методика уже была применима по отношению к Южной Руси Н. Ф. Котляром, о чём уже говорилось в первой главе работы. Так можно сравнить два сообщения «Повести временных лет»: если до прихода Аскольда и Дира в Киев: «Полем же живше особе и володеющемъ роды своими», то после вокняжения варягов: «Асколдъ и Диръ остаста въ граде семь… и начаста владети польскую землею»2. Такую же методику определения зарождения государственности, а вместе с тем и государственных феодальных отношений, следует применить не только к южнорусским, но и к северорусским землям. Так если до 862 года территория около озера Ильменя называлась по имени «седших» там словен, которые «держали» своё княжение в Новгороде, то со времени призвания варягов «Рюрику же княжащу в Новегороде»3. Больше с этого времени мы не слышим о земле словен, но зато когда в 879 году Рюрик умирает, то передаёт «княженье свое Олгови»4. Существует и ещё одно явное свидетельство того, что Рюрик уже рассматривал подвластные земли как свою собственность: «И прия власть Рюрикъ, и раздая мужемъ своимъ грады овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро»5. Можно говорить о том, что с 862 года, когда Рюрик вокняжился в Новгороде и стал властителем северорусских земель начинается период государственного феодализма в русской истории.

После того как в 882 году Олег завладел киевским столом и началось складывание значительной по территории конфедерации восточнославянских племенных княжений с центром в Киеве, появляется новый стимул к развитию феодальных отношений. Олег проводит «окняжение» подвластных ему земель, рассылая своих мужей по городам и весям и «устави дани словеномъ, кривичемъ и мери»1. Вскоре данью были обложены и вновь присоединённые радимичи, северяне, древляне. Результатом становится возникновение системы сбора дани киевскими князьями с подвластных земель – полюдья, которое является первичной формой феодальной ренты на Руси, извлекаемой с помощью внеэкономического принуждения, посредством военной силы. Создаются условия для слияния восточнославянских племенных княжений в едином древнерусском государстве. Существует мнение, что когда несколько союзов племён вольно или невольно вошли в состав Руси, то «отрыв верховной власти от непосредственных производителей был полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю, которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и наследственным правом своего микроскопического «мира», теперь связывалось уже с правом верховной (отчуждённой) власти, с правом военной силы»2. Такая точка зрения видится слишком категоричной. Процесс установления верховной государственной собственности на землю был растянут по времени и получил своё окончательное завершение только в эпоху Владимира Святого.

Одна из причин последующего развития государственного феодализма заключалась в том, что феодальная собственность на землю в форме частного крупного землевладения господствующего класса не сформировалась, и, в результате, эксплуатация крестьян начала осуществляться государством в лице князя и в форме даней. В этих условиях «дани были раннефеодальной формой земельной централизованной ренты»3. Следовательно: «феодальная эксплуатация в Древней Руси зародилась как эксплуатация земледельцев-общинников прежде всего государством»1.

Регулярно взимаемая дань являлась не только средством феодальной эксплуатации, но и играла важную роль в процессе государственного освоения Киевской Русью земель племенных княжений восточных славян, наряду со строительством так называемых «княжеских крепостей», заселявшихся княжескими дружинниками2. Именно княжеские крепости представляли собой опорные пункты для сбора дани с подвластного населения. Право сбора дани было верховной прерогативой киевского князя. Поэтому по мере вхождения племён восточных славян в Древнерусское государство функции сбора регулярной дани переходили от местной племенной знати к великому князю киевскому и его мужам (дружинникам). Первоначально местная племенная знать была как бы промежуточным звеном между местным населением и великим князем, выезжавшим на полюдье. В результате местная знать, благодаря включению её в систему государственного управления, постепенно интегрировала в состав господствующего класса Киевской Руси. По мере этой интеграции «сбор дани полностью перешёл в руки «княжих мужей» – дружинников великих князей киевских»3. Стоит отметить, что существует концепция об особенностях взимания дани в новгородской земле. В. Л. Янин отмечает, что «схема ограничения князя в области фиска фиксирована комплексом находок XI – первой четверти XII вв. Очевидно, что в XI в. и позднее порядок взимания государственных податей, вир и продаж (то есть осуществление княжеского податного и судебного иммунитета) существенно отличался от княжеского полюдья в Южных территориях Руси. Если там сам князь во главе дружины объезжал пункты концентрации дани, а затем, выражаясь современным языком, формировал государственный бюджет, то в Новгороде это делали сами «новгородские мужи», передавая князю даръ, то есть жалованье»1. Исследователь, отмечая что «от будущих находок зависит правильное решение, восходит ли участие новгородской аристократии в контроле за государственными доходами к пожалованиям Ярослава Мудрого, или же оно уже было сформулировано в исходном договоре призвания князя в Новгородскую землю», всё-таки придерживается версии о «восхождении рассматриваемой особенности новгородского государственного устройства ко времени призвания князя в середине IX в.»2.

textarchive.ru

3.2 Типология феодальных отношений Древней Руси

Эпоха Владимира Святославича была временами дальнейшего углубления процесса размежевания социальных функций, прогрессирующего обособления знати, сосредоточившей в своих руках военную силу, охрану порядка, управление, ещё и власть над простолюдинами. Внешняя угроза была важным фактором в деле сплочения общества и дальнейшего институирования князя и его власти. Владимир первый поставил борьбу против кочевников в ряд первоочередных государственных задач. Благодаря целенаправленной его деятельности угроза кочевников была серьёзно ослаблена.

Государственное строительство в эпоху Владимира было в основном завершено. Государство приобрело отчётливые признаки раннефеодальной монархии. Была окончательно сломана племенная структура, ликвидированы племенные княжения и власть их вождей. На всю территорию государства были распространены централизованные системы сбора дани, администрации и судопроизводства. Князь высоко поднялся над правящим слоем. Его династические права в общественном правосознании были несомненными. В народном представлении он олицетворял Русь, Русскую землю, русское государство.

3.2 Типология феодальных отношений Древней Руси.

Изучение феодализма и становления феодальных отношений на Руси ведётся в отечественной историографии более двух веков. При этом наибольший вклад в изучении этого вопроса внесли советские историки. Следует признать, что в дореволюционной историографии тема феодализма на Руси практически не затрагивалась, этому способствовало убеждение о том, что отечественная история радикальным образом отличалась от истории Западноевропейских стран. И одним из коренных отличий было как раз отсутствие феодальных порядков в Древнерусском государстве. Официальная идеологическая доктрина под воздействием революций в Европе 1830 и 1848-49 гг. «провозглашала особые свойства Российского государства и его истории – православие, самодержавие, народность, разводя пути исторического развития России и западноевропейских стран, которым она оставляла феодализм, революции и конституции»1. Характерно высказывание относительно вопроса феодализма в пореформенной России Н. Кареева: «У нас не было феодализма – такова была господствующая точка зрения нашей историографии. Среди историков было как бы неприлично находить феодализм в России»2. Противопоставление России и Запада, а вследствие этого и отрицание феодальных отношений в русской истории так прочно вошло в официальную идеологию, что во время революционных событий 1905 года, Николай II обосновывал для России чуждость революции общеисторическим контекстом: «У нас не было феодализма, всегда было единение и доверие»3.

Поэтому лишь несколько исследователей во второй половине XIX века указывали на феодальный характер отдельных социальных категорий и институтов в средневековой Руси4.

Ситуация изменилась в начале прошлого века, когда Н. П. Павловым-Сильванским было доказано, что на Руси существовали институты и учреждения аналогичные соответствующим структурам характерным для феодальных государств Западной Европы. При этом период феодального строя в истории России был датирован XIII-XVI вв. и не затрагивал время существования Древнерусского государства. Появление крупного землевладения, княжеской и боярской вотчин или же боярщины-сеньории датировалось исследователем XIII веком. Именно в решающем значении этих институтов он видел сущность феодализма1.

Вскоре, в первые годы советской власти, выдвигается утверждение, что уже в эпоху Киевской Руси существовали все основные элементы феодальной системы: крупное землевладение, сочетавшееся с мелким крестьянским хозяйством, соединение политической власти с землевладением и вассалитет2. Период X-XII вв. был провозглашён «феодальной революцией»3.

Продолжение исследований генезиса феодальных отношений на территории Древнерусского государства связано с именем С. В. Юшкова, который, связывая появление феодальных отношений с экономическим кризисом конца XII века, в то же время отмечал появление феодальных институтов уже к XI в. и даже более раннему времени4. Можно говорить о том, что если в дореволюционной историографии зарождение и развитие феодальных отношений датировались удельным периодом, то советские историки 1920-х гг. сделали основной упор на выявлении генезиса феодализма в Киевской Руси.

В результате исследований, проходивших в первое десятилетие установления советской власти, сложилось несколько точек зрения относительно типологии общественного строя Киевской Руси: 1) черты феодального общества существовали в Киевской Руси, однако господство феодальных отношений было установлено только в XIII веке1; 2) вполне сложившийся феодализм существовал на Руси XI-XII вв.2; 3) Древнерусское общество было по своей сути не феодальным, а рабовладельческим3. Что характерно данные концепции не признавали возможным существование феодальных отношений на Руси для X века, не говоря уже о IX веке. Эпоха IX-X вв. получала разные наименования, например такие как: «эпоха первично-натурального племенного строя»4, но никак не феодальная. Правда, многие историки отмечали процессы постепенной феодализации, проходившие в Киевской Руси5. Ю. В. Готье отнёс к процессу феодализации появление крепостей или замков «славянских князьков и родовладык»6.

Естественный процесс изучения в дискуссиях социально-экономических основ Древнерусского государства был прерван в 30-х гг. прошлого века. Это произошло из-за большого влияния оказываемого на отечественную историческую науку политической конъюнктурой и, в частности, диктата сталинских идеологических догм. Так, по мнению И. В. Сталина, в своём историческом развитии государство должно было пройти необходимый период развитого рабовладения, на смену которого приходил феодализм. Суть феодализма же заключалась в крупном землевладении, соединённом с крепостничеством7. Такие недвусмысленные указания правительства во многом провоцировали историков на создание концепций развитого рабовладения на территории Киевской Руси и появление феодальных форм зависимости как итогового результата разложения рабовладения. М. М. Цвибак, объявив общество Киевской Руси феодальным, отмечал, что предшествовало ему рабовладение и родовой строй. Поэтому: «основная феодализация идёт от рабства и порождает, в свою очередь, превращение свободных общинников в зависимых крепостных. Общинники теряют свою землю, она концентрируется в руках феодалов1. Ещё более настойчиво высказывался И. И. Смирнов, доказывавший, что древнерусское общество прошло стадию рабского развития и в X в. мы имеем развитое классовое общество рабовладельцев и рабов. Рабовладельческая формация признавалась им неизбежной ступенью, предшествующей феодализму2.

Однако, несмотря на обстоятельства, приведённые выше, самая популярная в советской историографии концепция о сложении феодализма на Руси была сформулирована Б. Д. Грековым к концу 30-х гг. XX века. Учёный при составлении своей концепции, существенно отошёл от догматических представлений И. В. Сталина о развитии исторического процесса. Так вместо популярной в те годы схемы: первобытнообщинный строй – рабовладение – феодализм, историк настаивал на генезисе феодализма, а вместе с ним и феодального государства, в результате разложения родоплеменного общества. Стоит отметить, что в разработке данной концепции приняло участие значительное число исследователей, но наиболее активную роль при её создании, конечно, играл сам Греков, и именно в его трудах мнения других учёных были постепенно унифицированы. Главной отличительной чертой данной концепции было изучение генезиса феодализма в классическом его понимании как формирования крупной частной земельной собственности и зависимого от вотчинника крестьянства. Согласно ей, рост производительных сил, прежде всего в земледелии, вызвал распад первобытнообщинного строя и возникновение феодальных отношений. Феодализм развивался путём формирования крупного частного землевладения, т. е. класса феодальных земельных собственников, и работающего на землевладельцев населения, т. е. класса феодально-зависимого крестьянства, лишённого земли – основного средства производства. В результате вотчинный режим рассматривался в качестве феодального, а главное являлся основным признаком оного. Выражением же феодальной формы производственных отношений является докапиталистическая земельная рента, отработочная, натуральная и, наконец, денежная1. Однако политическая обстановка того времени не могла не оказать влияние и на разыскания Грекова. Институтам официальной идеологии требовались доказательства постоянного вхождения страны в круг передовых держав Европы. В качестве одним из данных доказательств виделось особенно раннее существование феодализма на территории Руси, а, следовательно, и признание Древнерусского государства феодальным. Греков отмечал окрепшую феодальную систему на территории Руси в начале X века и признавал Киевскую Русь X века феодальным государством2. Такая точка зрения вызвала критику со стороны учёных старшего поколения, которые подвергали серьёзному сомнению возможность существования феодальных отношений в Киевской Руси IX-X вв.: «Киевская Русь или «Держава Рюриковичей» (от Рюрика до Владимира Святославовича включительно), базировалась не на интенсивной феодальной эксплуатации населения, а лишь на сборе дани с покорённых племён. Она стояла на переломе между высшей ступенью варварства и цивилизацией, будучи своеобразным мостом между родовым строем и феодальным. Социальные отношения, сложившиеся в «Державе Рюриковичей» воплощали военную демократию»3. Правда делались оговорки о том, что «к концу X в. процесс феодализации уже делает некоторые успехи, и в княжестве Владимира мы уже наблюдаем некоторые элементы зарождающегося феодального государства, причудливо переплетающиеся с остатками военной демократии. Время феодализма настало со смертью Ярослава Мудрого»1. Важно отметить, что большинство историков 30-40-х гг. XX века считали эпоху IX-X вв. дофеодальной, переходной от родоплеменного строя к феодальному. Наиболее последовательно данную точку зрения отстаивал С. В. Юшков, который указывал на то, что «IX-X вв. древнерусское общество состояло из свободного рядового населения, организованного в общины, князей с их дружинниками и патриархальных рабов»2 и лишь со второй половины X в. наблюдаются предпосылки «для развития феодализма, для превращения князей, родоплеменной знати, дружинников в крупных землевладельцев-феодалов, а общинников, земля которых экспроприируется, – в феодально-зависимое крестьянство»3.

Именно публикация статьи Юшкова «О дофеодальном («варварском») государстве» в 1946 году послужила поводом к возобновлению дискуссии о раннефеодальной или дофеодальной сущности Древнерусского государства прерванной Великой Отечественной войной. Он констатировал, что на грани рабовладельческой и феодальной эпох возникают государства, которые по своей социальной сущности и политической структуре, не могут быть отнесены ни к типу феодальных государств, ни к типу рабовладельческих. Они возникли в результате разложения первобытнообщинного строя. Следовательно, они дофеодальные. Для таких государств Юшков ввёл новый термин – варварские. Он выделил 2 типа таких государств: 1) государства варваров-германцев, вторгшихся на территорию римской империи. 2) Дофеодальные государства возникшие в результате разложения первобытнообщинного строя – Киевское государство до XI в., монгольское государство до объединения его Чингисханом, англо-саксонские королевства до IX в. В киевском государстве он видел сосуществование трёх укладов: первобытнообщинного (патриархального), рабовладельческого и феодального, отмечает наличие класса рабовладельцев и класса рабов. Однако: «в Киевском государстве, как и в других дофеодальных государствах, знать, т. е. князья и бояре, одновременно эксплуатировали в своих хозяйствах разного рода зависимых людей, т. е. превращались в феодалов. Генеральная линия социальной эволюции вела к феодализму, и уже в IX-X вв. появились феодально-зависимые люди – смерды, изгои, закупы. Но поскольку древнерусское общество IX-X вв. было всё-таки дофеодальным (варварским), основная его часть состояла из свободных общинников, и, следовательно, первобытнообщинный уклад имел большое значение»1. При этом исследователь делал акцент не на сосуществовании трёх укладов, а на борьбе между ними, в которой победу одержал феодальный уклад, преобразовавший Русь дофеодальную в Русь феодальную. Произошло это событие в XI-XII вв.2 Во многом сходную позицию занимал В. В. Мавродин, который оценивал VIII-X столетия в истории восточного славянства как время всё ускоряющегося распада первобытнообщинного строя. В итоге на протяжении IX-X вв. в основных и наиболее передовых центрах Руси складывается феодальный способ производства. Однако, по его мнению, феодализм на Руси по-настоящему консолидировался лишь в XI веке. Поэтому учёный оценивал период IX-X вв. как дофеодальный. Дофеодальное общество объявлялось им варварским, внутри которого развивались новые, феодальные отношения3.

В то же время после победы в Великой Отечественной войне, опять же под давлением партии, в отечественной исторической науке началась новая кампания, целью которой было как можно дальше во времени отодвинуть время появления феодального общества и государства на Руси. В силу данных обстоятельств в результате давления (а может наоборот поддержки?) партийной власти, Греков выдвинул идею о завершении генезиса феодализма на Руси к рубежу VIII-IX вв. В итоге: «IX век застаёт завершение этого процесса в форме огромного древнерусского раннефеодального государства»1. Эта концепция получила официальный статус в силу занимаемого Грековым высокого административного положения в советской исторической науке. Поэтому, вслед за Грековым, многие учёные отмечали, что в IX-X вв. феодализм уже господствовал на Руси, и, следовательно, Русь IX-X вв. представляла собой феодальное государство2. Из этого делался логичный вывод о том, что: «Исторический процесс у восточных славян был ничуть не более замедленным, чем на Западе. Развитие Восточной Европы осуществлялось в общей системе возникновения нового, феодального мира на развалинах разрушаемой рабовладельческой империи, в сложении которого восточные славяне принимали участие в качестве одной из наиболее важных действующих сил»3.

Итогом дискуссии о периодизации истории СССР эпохи феодализма явилось заявление: «Киевская Русь IX-X вв. в ходе дискуссии получила освещение как раннефеодальное государство, история которого отражает единый период исторической жизни Руси, а не два периода – дофеодальный и начало феодального, – как представлялось раньше»4. Вскоре в 1961 году Юшков в книге «История государства и права в СССР» уже употребляет применительно к Киевской Руси термин раннефеодальное государство. Он отмечает наличие различных укладов, и пишет о всё большем преобладании феодального со временем.

Однако многие учёные воспринимают концепцию Б. Д. Грекова критически: «если оставить в стороне общетеоретические опосредствования проблемы происхождения русского феодализма, то не трудно увидеть, что Греков как бы переносит уже сложившиеся у него в 20-х гг. представления о вотчинном хозяйстве XV-XVII вв. как хозяйстве сеньориального типа (следовательно, феодальном), широко использующем крепостной или полукрепостной крестьянский труд, на более ранний период, как бы проецирует его на Киевскую Русь»1. Сходные мысли высказывал И. Я. Фроянов, отмечая: «перенесение явлений X-XI столетий в VI-VII вв. – приём, нежелательный в научном исследовании. К сожалению, Б. Д. Греков нередко применял его»2. Подвергались впоследствии критике и методы Грекова, которыми он пользовался при установлении достоверности того или иного факта3.

В свою очередь приходится признать, что на примере конкретного исторического материала следы крупного вотчинного землевладения (княжеского, боярского, церковного) можно отчётливо проследить лишь во второй половине XI – начале XII вв. к данному мнению пришло большинство исследователей Киевской Руси4. Знаменитый Любечский съезд князей 1097 года и провозглашённый на нём принцип: «каждый да держит отчину свою» не подвёл итог окончательному оформлению княжеской вотчины, а только послужил толчком к её формированию. В результате можно говорить об ошибочности позиции Грекова, которая проявилась либо в неверном определении хронологических рамок наступления эпохи феодализма на Руси, либо в том, что он неправомерно признавал наличие крупного землевладения-вотчины и соответственно, зависимого от землевладельца крестьянства главным признаком феодализма. Обоснованным выглядит второе предположение, так как феодализм на Руси IX-X вв. существовал, только не вотчинный, а государственный.

Новым подходом к изучению феодальных отношений на Руси явились работы Л. В. Черепнина, который и ввёл новый термин: «государственный феодализм». Важно отметить, что идеи Черепнина, выдвинутые около полувека назад, остались актуальными и в наше время, более того получают всё большее распространение и подтверждение. Основная идея его концепции заключается в том, что в раннефеодальной период, до рубежа XI-XII вв., на Руси преобладала государственная форма феодального землевладения. Великий князь русский выступал верховным собственником на землю, а вся территория государства являлась его вотчиной. Все собираемые поборы и дани представляли собой форму феодальной ренты получаемой господствующим классом1.

Можно отметить, что своими истоками теория верховной земельной собственности князей уходит в дореволюционную историографию. Так ещё Н. М. Карамзин говорил о том, что «вся земля Русская была, так сказать, законной собственностью Великих Князей: они могли, кому хотели, раздавать города и волости»2. По мнению А. Лакиера первые древнерусские князья являлись государями-вотчнниками, распоряжавшимися всей землёй по личному произволу3. Также теорию о том, что князь являлся верховным собственником земель общинников-смердов и свободно раздавал их своим мужам, поддерживали некоторые дореволюционные историки4. Однако, именно в советский период «историки поставили старую идею на новую методологическую основу, сделав тем самым большой шаг вперёд по сравнению со своими предшественниками»5. В советской историографии 20-х гг. прошлого века идея о князьях как верховных распорядителях и собственников управляемых ими земель также существовала, но не была разработана в дальнейшем, во многом из-за того, что Б. Д. Греков, а также большинство историков исследующих Киевскую Русь, появление феодализма связывали (как уже отмечалось выше) в первую очередь с зарождением крупного землевладения князей, бояр и духовенства – землевладения, формировавшегося на частной основе. Спустя два десятилетия, в середине прошлого века была выдвинута концепция об «окняжении» земли, сопровождаемом поборами с населения в форме дани-ренты, как основном факторе феодализации Руси, которая прозвучала в трудах ряда историков1. Однако только в трудах Л. В. Черепнина она получила законченное выражение.

Нельзя обойти вниманием существование в отечественной исторической науке ещё одной концепции, касающейся социально-экономической структуры Древнерусского государства, которая имеет также значительное количество сторонников. Суть концепции, появившейся в последней четверти XX века в работах И. Я. Фроянова и его последователей, заключается в признании отсутствия феодализма на Руси VIII-X вв., следовательно, эта историческая эпоха рассматривается как поздний этап родового строя. Учёный отвергает мысль о верховной собственности на землю государства для X века, отмечая, что: «верховная же собственность на землю государства и персонифицирующих его великих князей ещё в Московской Руси не сложилась в полной мере»2. В свою очередь, признавая возможность существования на Руси в X веке княжеских домениальных владений в виде небольших промысловых сёл, возникновение в XI веке боярской вотчины, а затем и церковного землевладения, а также заметного роста этих вотчинных владений на протяжение XI и особенно XII вв., И. Я. Фроянов утверждает: «господствующее положение в экономике Руси XI – начала XIII в. занимало общинное землевладение, среди которого вотчины выглядели словно островки в море»1. Данное утверждение, по мнению Фроянова, подтверждается тем фактом, что древнерусская знать свои представления о богатстве связывала преимущественно с драгоценностями и деньгами, а не с землёй: «рабы, табуны лошадей, гурты скота, всякого рода сокровища – вот что являлось основным показателем богатства на Руси в XI-XII вв.»2.

Следует отметить, что в двух доминирующих на данный момент времени концепциях Черепнина и Фроянова существует важное принципиальное сходство, заключённое в единстве теоретического аспекта. Ведь в основе этих построений лежит принятие марксистского деления общества на формации и понимание феодализма, вслед за Грековым, в первую очередь как экономической категории, а его формирования как результата развития аграрных обществ, их дифференциации, складывания крупной земельной собственности (по Л. В. Черепнину: государственной), появления зависимого от вотчинника хозяйства и образования городов как узлов новых общественно-экономических отношений. Свидетельствует об этом и заявление Фроянова: «принимая тезис о вотчинном землевладении как экономическом фундаменте, на котором возводилось феодальное здание, мы иначе определяем время образования феодализма в Киевской Руси, т. е. разделяем в теоретическом аспекте мнение Б. Д. Грекова, расходясь с ним в интерпретации конкретной истории древнерусского общества»3.

В то же время ряд исследователей продолжали работать в русле концепции Б. Д. Грекова и изучали становление феодализма на Руси в плане формирования крупного частного землевладения князей, бояр и духовенства1.

Несмотря на то, что большинство отечественных историков выражают уверенность: феодализму на Руси предшествовал первобытнообщинный строй, некоторые исследователи продолжают доказывать возникновение русского феодализма в результате распада рабовладельческого строя2.

Можно утверждать, что в отечественной историографии нет единого понимания как времени и причин возникновения, так и последующего развития феодальных отношений на территории Древней Руси. Правда, в одном большинство историков солидарно: процесс генезиса феодальных отношений на Руси не мог быть кратковременным и оказался растянут на несколько столетий.

В заключении историографического обзора особо следует выделить новый культурологический подход, получающий распространение в новейшей российской исторической науке. Этот подход получил своё распространение под влиянием французской исторической школы «Анналов». Он предполагает изучение таких категорий русской средневековой культуры как «правда» и «вера», «власть», «собственность», поведение средневекового человека и его мировоззрение. Сосредоточившись на частном, особенном или единичном, такой подход не требует аналитических возможностей концепции феодальных отношений. В результате исследователи данного направления отказываются от изучения их генезиса и развития на территории Киевской Руси: «феодализм остаётся феноменом, характерным для средневекового Запада и чуждым природе тех отношений власти и собственности, которые сложились на Руси»3. Такой подход во многом сходен с противопоставлением России и Запада, существовавшим в отечественной исторической науке XIX века, и вряд ли может являться конструктивным.

Феодальные отношения на территории восточнославянских племён стали зарождаться в результате распада родоплеменных отношений. Начало процесса смены патриархально-родовых отношений раннефеодальными на территории расселения восточных славян датируется концом VIII – началом IX вв. т. е. временем сложения восточнославянских племенных княжений. Данный процесс получил выражение в смене семейной общины территориальной соседской: «становление из родовой организации поземельно-территориальной общины… произошло в значительной мере под влиянием смены подсечного земледелия пашенным и завершилось к IX вв… В дальнейшем своём развитии сложившаяся сельская община в результате внутренних процессов, порождённых свойственным ей дуализмом, даёт начало выделению феодальных элементов»1. В результате в обществе начались процессы дифференциации (выделение племенной знати, имущественное расслоение), что послужило основой для зарождения классовых отношений. Роль племенных княжений в генезисе государственности была высока. Именно они «таили в себе зародыш государства, являясь переходной формой от союза племён к государству – протогосударствами»2. Образование племенных княжений к IX веку знаменовало собой зарождение у восточных славян феодальных отношений3.

Начало периода государственного феодализма на территории восточных славян также можно датировать второй половиной IX века. Именно тогда происходит появление верховного собственника на землю – князя. Здесь уместно вспомнить методику Г. Ловмяньского, которая позволяет наиболее точно определить время начала государственного феодализма. Согласно ей начало государственности увязывается с заменой наименования земли по названию проживающего на ней племени на наименование по имени правителя, ей владеющего. В качестве примера приводится образование Моравского государства: если до 830 года территория именовалась как земля моравов, то с 830 года она стала землёй князя Моймира1. Земля становится собственностью князя, который является главой государства – наступает период государственного феодализма.

Данная методика уже была применима по отношению к Южной Руси Н. Ф. Котляром, о чём уже говорилось в первой главе работы. Так можно сравнить два сообщения «Повести временных лет»: если до прихода Аскольда и Дира в Киев: «Полем же живше особе и володеющемъ роды своими», то после вокняжения варягов: «Асколдъ и Диръ остаста въ граде семь… и начаста владети польскую землею»2. Такую же методику определения зарождения государственности, а вместе с тем и государственных феодальных отношений, следует применить не только к южнорусским, но и к северорусским землям. Так если до 862 года территория около озера Ильменя называлась по имени «седших» там словен, которые «держали» своё княжение в Новгороде, то со времени призвания варягов «Рюрику же княжащу в Новегороде»3. Больше с этого времени мы не слышим о земле словен, но зато когда в 879 году Рюрик умирает, то передаёт «княженье свое Олгови»4. Существует и ещё одно явное свидетельство того, что Рюрик уже рассматривал подвластные земли как свою собственность: «И прия власть Рюрикъ, и раздая мужемъ своимъ грады овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро»5. Можно говорить о том, что с 862 года, когда Рюрик вокняжился в Новгороде и стал властителем северорусских земель начинается период государственного феодализма в русской истории.

После того как в 882 году Олег завладел киевским столом и началось складывание значительной по территории конфедерации восточнославянских племенных княжений с центром в Киеве, появляется новый стимул к развитию феодальных отношений. Олег проводит «окняжение» подвластных ему земель, рассылая своих мужей по городам и весям и «устави дани словеномъ, кривичемъ и мери»1. Вскоре данью были обложены и вновь присоединённые радимичи, северяне, древляне. Результатом становится возникновение системы сбора дани киевскими князьями с подвластных земель – полюдья, которое является первичной формой феодальной ренты на Руси, извлекаемой с помощью внеэкономического принуждения, посредством военной силы. Создаются условия для слияния восточнославянских племенных княжений в едином древнерусском государстве. Существует мнение, что когда несколько союзов племён вольно или невольно вошли в состав Руси, то «отрыв верховной власти от непосредственных производителей был полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю, которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и наследственным правом своего микроскопического «мира», теперь связывалось уже с правом верховной (отчуждённой) власти, с правом военной силы»2. Такая точка зрения видится слишком категоричной. Процесс установления верховной государственной собственности на землю был растянут по времени и получил своё окончательное завершение только в эпоху Владимира Святого.

Одна из причин последующего развития государственного феодализма заключалась в том, что феодальная собственность на землю в форме частного крупного землевладения господствующего класса не сформировалась, и, в результате, эксплуатация крестьян начала осуществляться государством в лице князя и в форме даней. В этих условиях «дани были раннефеодальной формой земельной централизованной ренты»3. Следовательно: «феодальная эксплуатация в Древней Руси зародилась как эксплуатация земледельцев-общинников прежде всего государством»1.

Регулярно взимаемая дань являлась не только средством феодальной эксплуатации, но и играла важную роль в процессе государственного освоения Киевской Русью земель племенных княжений восточных славян, наряду со строительством так называемых «княжеских крепостей», заселявшихся княжескими дружинниками2. Именно княжеские крепости представляли собой опорные пункты для сбора дани с подвластного населения. Право сбора дани было верховной прерогативой киевского князя. Поэтому по мере вхождения племён восточных славян в Древнерусское государство функции сбора регулярной дани переходили от местной племенной знати к великому князю киевскому и его мужам (дружинникам). Первоначально местная племенная знать была как бы промежуточным звеном между местным населением и великим князем, выезжавшим на полюдье. В результате местная знать, благодаря включению её в систему государственного управления, постепенно интегрировала в состав господствующего класса Киевской Руси. По мере этой интеграции «сбор дани полностью перешёл в руки «княжих мужей» – дружинников великих князей киевских»3. Стоит отметить, что существует концепция об особенностях взимания дани в новгородской земле. В. Л. Янин отмечает, что «схема ограничения князя в области фиска фиксирована комплексом находок XI – первой четверти XII вв. Очевидно, что в XI в. и позднее порядок взимания государственных податей, вир и продаж (то есть осуществление княжеского податного и судебного иммунитета) существенно отличался от княжеского полюдья в Южных территориях Руси. Если там сам князь во главе дружины объезжал пункты концентрации дани, а затем, выражаясь современным языком, формировал государственный бюджет, то в Новгороде это делали сами «новгородские мужи», передавая князю даръ, то есть жалованье»1. Исследователь, отмечая что «от будущих находок зависит правильное решение, восходит ли участие новгородской аристократии в контроле за государственными доходами к пожалованиям Ярослава Мудрого, или же оно уже было сформулировано в исходном договоре призвания князя в Новгородскую землю», всё-таки придерживается версии о «восхождении рассматриваемой особенности новгородского государственного устройства ко времени призвания князя в середине IX в.»2.

refdb.ru

Trojden | Феодальные отношения в Древней Руси

Глава II

Что такое феодализм - Крупное землевладение в Древней Руси - Совпадало ля крупное землевладение с крупным хозяйством? - Вотчинное хозяйство: натуральный оброк - Появление денежного оброка т барщины - Связь вотчины с нечищем; процесс феодализации - Вопрос об оседлости древнерусского крестьянства; "старожильцы" - Вопрос об общине - Эволюция древнерусской деревни - Как возникла крупное землевладение - Пожалование. Захват - Задолженность мелкого землевладения: черносошное крестьянство севера России в ХVI веке - Закуп "Русской правды" и изорники Псковской грамоты - Размеры земельной мобилизации в XVI веке Соединение политической власти с землей - Вотчинное право как пережиток патриархального - Вотчинный суд; вотчинные таможня - Барские дружины - Вассалитет: феодальная лестница в Московская Русь - Феодальная курия и боярская дума - Охрана нрава в Древней Руси - Можно ли рассматривать феодализм как юридическую систему

Первобытный общественный строй, который мы рассматривали в I главе, уже для Древней Руси стал прошлым. От него сохранялись только переживания, правда, довольно упрямые и цепкие, по глухим углам продержавшиеся почти до наших дней. Но то, что было настоящим для Древней Руси, ее повседневная действительность, принадлежало к позднейшей стадии общественного развития. Эту позднейшую стадию, возникшую непосредственно из тех отношений, которые мы условились называть первобытными, западноевропейские историки и социологи давно назвали феодализмом. Националистическая историография, усиливавшаяся доказать, что в истории России все было "своеобычно", оригинально и непохоже на историю других народов, отрицала существование феодализма в России. Она успела не одному поколению читающей публики внушить знаменитое, ставшее классическим, противоположение каменной, гористой, изрезанной горами и морями на множество клочков Европы, в каждом уголке которой сидел свой "феодальный хищник", упрямо и удачно сопротивлявшийся всем попыткам централизации, и деревянной, ровной, однообразной на всем своем протяжении России, не знавшей феодальных замков, как не знает она ни морей, ни гор - и самой природой, казалось, предназначенной для образования единого государства. Это противоположение, исходившее от наблюдений не столько над социальным строем, сколько над пейзажем, как он рисуется нам, когда мы глядим из окошка железнодорожного вагона, несомненно страдало некоторым перевесом наглядности над научностью. Стоило несколько строже поставить вопрос о том, что же такое феодализм и в чем состоят его отличительные признаки, чтобы выразительная, на первый взгляд, параллель каменного замка западноевропейского барона и деревянной усадьбы русского вотчинника утратила всю свою убедительность. В современной исторической науке ни материал построек, ни наличность или отсутствие в ландшафте горного хребта при определении основных признаков феодализма в расчет вовсе не принимаются. Эта современная наука присваивает феодализму, главным образом, три основных признака. Это, во-первых, господство крупного землевладения, во-вторых, связь с землевладением политической власти, - связь настолько прочная, что в феодальном обществе нельзя себе представить землевладельца, который не был бы в той или другой степени государем, и государя, который не был бы крупным землевладельцем, и, наконец, в-третьих, те своеобразные отношения, которые существовали между этими землевладельцами-государями: наличность известной иерархии землевладельцев, так что от самых крупных зависели более мелкие, от тех - еще более мелкие и так далее, и вся система в целом представляла собою нечто вроде лестницы. Вопрос о том, существовал ли феодализм в России, и сводится к вопросу, имелись ли налицо в древнерусском обществе эти три основных признака. Если да, то можно сколько угодно толковать о своеобразии русского исторического процесса, но наличность феодализма в России признать придется.

Крупное землевладение в России мы встречаем уже в очень раннюю эпоху. Более полная редакция "Русской правды" (представляемая так называемыми списками - Карамзинским, Троицким, Синодальным и другими) в основном своем содержании никак не моложе XIII века, а отдельные ее статьи и гораздо старше. А в ней мы уже находим крупную боярскую вотчину с ее необходимыми атрибутами; приказчиком, дворовой челядью и крестьянами, обязанными за долг работать на барской земле ("закупами)"). "Боярин" "Русской правды", прежде всего, крупный землевладелец. Косвенные указания "Правды" находят себе и прямое подтверждение в отдельных документах: в конце XII столетия один благочестивый новгородец жертвует монастырю св. Спаса целых два села "с челядью и со скотиною", с живым инвентарем, как четвероногим, так и двуногим. Для более поздних веков указания на существование больших имений становятся так многочисленны, что доказывать наличность этого явления не приходится. Стоит отметить, ради наглядности, лишь размеры тогдашней крупной собственности да указать ее характерные, сравнительно с нашим временем, особенности. В новгородских писцовых книгах XV века мы встречаем владельцев 600, 900 и даже 1500 десятин одной пахотной земли, не считая угодьев - луга, леса и т.д. Если принять в расчет, что леса тогда часто мерялись даже и не десятинами, а прямо верстами, и что пашня составляла лишь небольшую часть общей площади, то мы должны прийти к заключению, что имения в десятки тысяч десятин не были в древнем Новгороде редкостью. В половине следующего XVI века Троице-Сергиеву монастырю в одном только месте, в Ярославском уезде, в волости Черемхе, принадлежало 1111 четвертей (555'/2 десятин) пашни, что при трехпольной системе, тогда уже общераспространенной в Средней России, составляло более 1600 десятин всего; к этому были луга, дававшие ежегодно до 900 копен сена, и "лесу поверстного, в длину на 9 верст, а в ширину на 6 верст"*. Это отнюдь не было главное из земельных владений монастыря, напротив, это была лишь небольшая их часть: в соседнем Ростовском уезде у той же Троице-Сергиевой лавры, тоже в одном только имении, селе Новом, было до 5000 десятин одной пашни да 165 квадратных верст леса. В то же время в Тверском уезде мы встречаем помещика, значит, не наследственного, а вновь возникшего собственника, князя Семена Ивановича Глинского, владевшего, кроме того села, где была его усадьба, 65 деревнями и 61 починком, в которых было в общей сложности 273 крестьянских двора, а при них более полуторы тысячи десятин пашни и луга, дававшие до десяти тысяч копен сена. Глинский был важный барин, родственник самого великого князя, но у его соседей, носивших совершенно негромкие имена, один - Ломакова, а другой - Спячева, было у первого 22 деревни, а у второго - 26 деревень да 6 починков. А в Ростовском уезде, в селе Поникарове, мы найдем даже и не дворянина, а простого дьяка (дьяки были "чин худой", по понятиям московской аристократии), владевшего 55 крестьянскими и бобыльскими дворами, которые пахали все вместе до 500 десятин земли.

______________________

* Писцовые книги. - Изд. Калачева, т. 1, отд. 3, с. 6.

______________________

Мы недаром перешли от количества десятин к количеству дворов и деревень, принадлежавших тому или другому барину: без этого сопоставление не было бы достаточно наглядным. Дело в том, что мы очень ошиблись, если бы предположили, что все эти сотни и тысячи десятин, принадлежавших одному собственнику, пахались этим последним на себя и составляли одно или несколько крупных хозяйств. Ничего подобного: каждая отдельная деревня, каждый отдельный крестьянский двор ("двор" и "деревня" тогда часто совпадали, однодверная деревня была даже типичной) пахали свой отдельный участок земли, а сам вотчинник со своими холопами довольствовался одной "деревней" или немногим больше. Самый богатый землевладелец, какого мы только находим в новгородских писцовых книгах, имел собственное хозяйство только в том селе, где стояла его усадьба и где всей обработанной земли было от 20 до 30 десятин. В том имении, где Троицкому монастырю принадлежало до 5000 десятин, собственно монастырская пашня составляла менее 200 десятин, а монастыри вели еще, по-тогдашнему, весьма интенсивное хозяйство и шли впереди всех других земельных собственников. Тут мы подходим к основному признаку феодального крупного землевладения: это было сочетание крупной собственности с мелким хозяйством. Доход тогдашнего богатого барина состоял, главным образом, не в продуктах его собственной пашни, а в том, что доставляли ему крестьяне, ведшие, каждый на своем участке, свое самостоятельное хозяйство. Писцовые книги, в особенности новгородские, дают нам чрезвычайно выразительную картину этого собирания по крохам тогдашнего крупного дохода. Один землевладелец Деревской пятины получал с одного из своих дворов: "из хлеба четверть, метку ячменя, четку овса, 1/2 барана, 1 сыр, 2 горсти льна, 10 яиц". Другой, принадлежавший к уже более прогрессивному типу, брал с такого же крестьянского двора "4 1/2 деньги или хлеба пятину, сыр, баранью лопатку, 1/2 овчины, 3 1/2 горсти льну"*. Не только продукты сельского хозяйства в прямом смысле получались таким способом владельцем земли, но и продукты, по-нашему, обрабатывающей промышленности: дворы кузнецов платили топорами, косами, сошниками, сковородами. Еще характернее, что таким же путем приобретались и личные услуги: в писцовых книгах мы найдем не только целые слободы конюхов и псарей, - княжеские конюхи и псари бывали даже, относительно, довольно крупными землевладельцами, - но и скоморохов со скоморошицами. Оброк этих средневековых артистов заключался, очевидно, в тех увеселениях, которые они доставляли своему барину. У великого князя Симеона Бекбулатовича в селе Городищи жил садовник, "да ему же дано в сельском поле пашни полдесятины для того, что сад бережет и яблони присаживает". Наиболее бросавшимся в глаза способом такого приобретения личных услуг в виде оброка с земли и у нас, и на Западе было требование за землю военной службы.

______________________

* Сергеевич. Древности русского права, т. 3, с. 112 - 113.

______________________

Не заметить этого вида феодального оброка было невозможно и, замечая только его, как нечто специфическое, наша историография построила на этом своем наблюдении широкую и сложную картину так называемой "поместной системы". Но поместная система представляет собою лишь особенно яркую деталь феодальной системы вообще, сущность которой состояла в том, что землевладелец уступал другим свое право на землю за всякого рода натуральные повинности и приношения.

Всего позднее в составе этого феодального оброка появляются деньги: по новгородским писцовым книгам мы можем проследить превращение натуральных повинностей в денежные воочию, причем инициатива этого превращения принадлежала самому крупному землевладельцу, великому князю московскому. И одновременно с деньгами, или лишь немного ранее их, видное место в ряду натуральных повинностей начинает играть труд крестьян на барской пашне, которая становится слишком велика, чтобы с нею можно было справиться руками одних холопов: появляется барщина. И то и другое отмечает собою возникновение совершенно нового явления, незнакомого раннему феодализму или игравшего в то время очень второстепенную роль: возникновениерын/со; где все можно купить, обменять на деньги, и притом в любом, неограниченном количестве. Только появление внутреннего хлебного рынка могло заставить вотчинника и помещика XVI века серьезно приняться за самостоятельное хозяйство, как на рубеже XVIII и XIX столетий появление международного хлебного рынка дало новый толчок в том же направлении его праправнуку. Только теперь стал ценен каждый лишний пуд хлеба, потому что он обозначал собою лишнее серебро в кармане, а за серебро стало возможно найти удовлетворение всем своим потребностям, в том числе и таким, которых не удовлетворил бы никакой деревенский оброк. В период зарождения феодализма покупка и продажа были не правилом, а исключением: продавали не in выгоды, а из нужды, продавали не продукты своего хозяйства, а свое имущество, которым до того сами пользовались; продажа часто была замаскированным разорением, а покупка, обыкновенно - покупка предметов роскоши, потому что предметы первой необходимости были дома, под руками, и покупать их не приходилось. - покупка была нередко первым шагом на пуп; к такому разорению. В старое время тот хозяйственный строй, где стараются обойтись своим, ничего не покупая и не продавая, косил название натуральное хозяйство. За специфический признак принималось, очевидно, отсутствие или малая распространенность денег и получение всех благ натурою. Но отсутствие денег было лишь производным признаком, суть дела сводилась к отсутствию обмена как постоянного ежедневного явления, без которого нельзя к представить себе хозяйственной жизни, как это стало в наши дни. Замкнутость отдельных хозяйств была главным, и, в применении к крупному землевладению, эта эпоха получила у новейших ученых название эпохи замкнутого вотчинного или поместного хозяйства ("мэнориального", как его еще иногда называют, от названия английской средневековой вотчины - manor).

Мы видим, что у этого хозяйственного типа есть одно существенное сходство с тем, который мы рассматривали в I главе: с "печищем" или "дворищем". И там и тут данная хозяйственная группа стремится удовлетворить все свои потребности своими средствами, не прибегая к помощи извне и не нуждаясь в ней. Но есть и очень существенное различие: там плоды общего труда шли тем, кто сам же и трудится - производитель и потребитель сливались в одном тесном кружке людей. Здесь производитель и потребитель отделены друг от друга: производят отдельные мелкие хозяйства, потребляет особая группа - вотчинник с его дворней, чадами и домочадцами.

Как могли сложиться такие отношения? Что заставляло эти сотни мелких хозяев поступаться частью своего дохода в пользу одного лица, никакого непосредственного участия в производственном процессе не принимавшего? С первого взгляда средневековый крестьянский оброк приводит на память одну категорию отношений, хорошо нам знакомых. И теперь крупный собственник, не эксплуатируя всей своей земли сам, часть ее сдает в аренду более мелким хозяевам. Не есть ли все эти бараны, куры, холст или сковороды просто натуральная форма арендной платы, вознаграждение за снятую землю? Если отрешиться на минуту от всякой исторической перспективы, представить себе, что люди во все времена и во всех странах совершенно одинаковы - как это часто представляли себе писатели XVIII века, а иногда делают и современные нам юристы, - такое объяснение покажется нам наиболее простым и естественным. Несомненный факт передвижения больших масс русского населения с запада на восток - а позднее и с севера на юг - специально для России подкреплял это естественное, на первый взгляд, представление другим: русский крестьянин рисовался человеком бродячим, постоянно ищущим нового места для поселения. И вот бродячие крестьяне, снимающие на год, два или три землю в той или иной вотчине, потом идущие дальше, уступая свое место новым пришельцам, - эта картина надолго запечатлелась в памяти многих русских историков. Не сразу пришло в голову то простое соображение, что все эти - несомненные сами по себе - передвижения народных масс подобны тем вековым изменениям в уровне моря, которые совершенно недоступны взгляду отдельного наблюдателя, ограниченного тесными пределами своей личной жизни, и которые становятся заметны лишь тогда, когда мы сравним наблюдения многих поколений. Что правнук русского крестьянина часто умирал очень далеко от того места, где был похоронен его прадед, это верно, но очень поспешно было бы делать отсюда вывод, что и прадед и правнук при своей жизни были странствующими земледельцами, смотревшими на свою избу, как на что-то вроде гостиницы. Чтоб остаться верным такому представлению, нужно закрыть глаза на типичное для Древней Руси явление, выступающее перед нами чуть ли не во всяком документе, где речь идет о земле и землевладении. Ни один спор о земле не решался в то время без участия старожильцев, иные из которых "помнили" за тридцать, другие за сорок, а иные даже за семьдесят и девяносто лет. Эти старожильцы обнаруживали нередко удивительную топографическую память относительно данной местности: наизусть умели показать все кустики и болотца, всякую "сосну обожженную" и "ольху виловатую", отмечавшую собою межу того или другого имения. Чтобы так его знать, в нем нужно было родиться и вырасти, - бродячий арендатор, случайный гость в вотчине, даже за десяток лет не изучил бы всех этих деталей да и были бы они для него интересны? Старожилец был, нет сомнения, таким же прочным и оседлым жителем имения, как и сам вотчинник; и если он платил последнему оброк, то едва ли как съемщик земли, которую, что бывало нередко, исстари пахали не только он сам, но и его отец и даже дед. Но этого мало: "старина", по древнерусским юридическим представлениям, могла лаже и бродячего человека превратить в оседлого. Вновь пришедший крестьянин в имении мог "застареть" - и тогда он терял уже право искать себе нового вотчинника. Какую роль сыграла эта "старина" в позднейшем закрепощении крестьян, это мы увидим в своем месте; пока для нас важно отметить, что и юридически Древняя Русь всходила из представлений о крестьянине как более или менее прочном и постоянном обитателе своей деревни. Кто хотел бродить, тот должен был спешить сниматься с места, иначе он сливался с массою окрестных жителей, которых закон рассматривал, очевидно, как оседлое, а не как кочевое население. Словом, представление о древнерусском земледельце, как о перехожем арендаторе барской земли, и об оброке, как особой форме арендной платы, приходится сильно ограничить, и не только потому, что странно было бы найти современную юридическую категорию в кругу отношений, так мало похожих на наши, но и потому, что оно прямо противоположно фактам. Делиться с барином продуктами своего хозяйства крестьянин, очевидно, должен был не как съемщик барской земли, а по каким-то другим основаниям.

Для феодализма, как всемирного явления, это основание западноевропейской исторической литературой указано давно. В ней говорится о процессе феодализации поземельной собственности. Здесь картина рисуется приблизительно такая. В самом начале оседлого земледелия земля находится в руках тех, кто ее обрабатывает. Большинство исследователей принимает, что земледельческое население хозяйничало тогда не индивидуально, а группами, и земля принадлежала этим же группам; что исходной формой поземельной собственности была собственность не личная, а общинная. Мало-помалу, однако же, общинная собственность разлагалась, уступая место индивидуальной; параллельно с этим шла дифференциация и среди самого населения, общины. Более сильные семьи захватывали себе все больше и больше земли, более слабые теряли и ту, что была в их руках первоначально, попадая в экономическую, а затем и политическую зависимость от сильных соседей. Так возникла крупная феодальная собственность со знакомыми нам отличительными признаками. Для некоторых стран - Англии, например, - свободная община как первичное явление, феодальное имение как вторичное, позднейшее, считаются в настоящее время доказанными. О России этого никак нельзя сказать. Спор о том, существовала ли у нас искони поземельная община, ныне распадающаяся, начался не со вчерашнего дня; в своей классической форме он имеется уже перед нами в статьях Чичерина и Беляева, относящихся еще к 50-м годам XIX века. Но данные для решения этого спора до последнего времени остаются чрезвычайно скудными. Одним из наиболее типичных признаков общины являются, как известно, переделы: так как в общине ни одна пядь земли не является собственностью отдельного лица, то время от времени, по мере перемен в составе населения, общинная земля переделяется заново применительно к числу наличных хозяев. Но до XVI века в России можно указать только один случай земельного передела, да и тот был совершен по инициативе не крестьян, а местного вотчинника, ег

trojden.com

Типология феодальных отношений Древней Руси

3.2 Типология феодальных отношений Древней Руси.

Изучение феодализма и становления феодальных отношений на Руси ведётся в отечественной историографии более двух веков. При этом наибольший вклад в изучении этого вопроса внесли советские историки. Следует признать, что в дореволюционной историографии тема феодализма на Руси практически не затрагивалась, этому способствовало убеждение о том, что отечественная история радикальным образом отличалась от истории Западноевропейских стран. И одним из коренных отличий было как раз отсутствие феодальных порядков в Древнерусском государстве. Официальная идеологическая доктрина под воздействием революций в Европе 1830 и 1848-49 гг. «провозглашала особые свойства Российского государства и его истории – православие, самодержавие, народность, разводя пути исторического развития России и западноевропейских стран, которым она оставляла феодализм, революции и конституции»1. Характерно высказывание относительно вопроса феодализма в пореформенной России Н. Кареева: «У нас не было феодализма – такова была господствующая точка зрения нашей историографии. Среди историков было как бы неприлично находить феодализм в России»2. Противопоставление России и Запада, а вследствие этого и отрицание феодальных отношений в русской истории так прочно вошло в официальную идеологию, что во время революционных событий 1905 года, Николай II обосновывал для России чуждость революции общеисторическим контекстом: «У нас не было феодализма, всегда было единение и доверие»3.

Поэтому лишь несколько исследователей во второй половине XIX века указывали на феодальный характер отдельных социальных категорий и институтов в средневековой Руси4.

Ситуация изменилась в начале прошлого века, когда Н. П. Павловым-Сильванским было доказано, что на Руси существовали институты и учреждения аналогичные соответствующим структурам характерным для феодальных государств Западной Европы. При этом период феодального строя в истории России был датирован XIII-XVI вв. и не затрагивал время существования Древнерусского государства. Появление крупного землевладения, княжеской и боярской вотчин или же боярщины-сеньории датировалось исследователем XIII веком. Именно в решающем значении этих институтов он видел сущность феодализма1.

Вскоре, в первые годы советской власти, выдвигается утверждение, что уже в эпоху Киевской Руси существовали все основные элементы феодальной системы: крупное землевладение, сочетавшееся с мелким крестьянским хозяйством, соединение политической власти с землевладением и вассалитет2. Период X-XII вв. был провозглашён «феодальной революцией»3.

Продолжение исследований генезиса феодальных отношений на территории Древнерусского государства связано с именем С. В. Юшкова, который, связывая появление феодальных отношений с экономическим кризисом конца XII века, в то же время отмечал появление феодальных институтов уже к XI в. и даже более раннему времени4. Можно говорить о том, что если в дореволюционной историографии зарождение и развитие феодальных отношений датировались удельным периодом, то советские историки 1920-х гг. сделали основной упор на выявлении генезиса феодализма в Киевской Руси.

В результате исследований, проходивших в первое десятилетие установления советской власти, сложилось несколько точек зрения относительно типологии общественного строя Киевской Руси: 1) черты феодального общества существовали в Киевской Руси, однако господство феодальных отношений было установлено только в XIII веке1; 2) вполне сложившийся феодализм существовал на Руси XI-XII вв.2; 3) Древнерусское общество было по своей сути не феодальным, а рабовладельческим3. Что характерно данные концепции не признавали возможным существование феодальных отношений на Руси для X века, не говоря уже о IX веке. Эпоха IX-X вв. получала разные наименования, например такие как: «эпоха первично-натурального племенного строя»4, но никак не феодальная. Правда, многие историки отмечали процессы постепенной феодализации, проходившие в Киевской Руси5. Ю. В. Готье отнёс к процессу феодализации появление крепостей или замков «славянских князьков и родовладык»6.

Естественный процесс изучения в дискуссиях социально-экономических основ Древнерусского государства был прерван в 30-х гг. прошлого века. Это произошло из-за большого влияния оказываемого на отечественную историческую науку политической конъюнктурой и, в частности, диктата сталинских идеологических догм. Так, по мнению И. В. Сталина, в своём историческом развитии государство должно было пройти необходимый период развитого рабовладения, на смену которого приходил феодализм. Суть феодализма же заключалась в крупном землевладении, соединённом с крепостничеством7. Такие недвусмысленные указания правительства во многом провоцировали историков на создание концепций развитого рабовладения на территории Киевской Руси и появление феодальных форм зависимости как итогового результата разложения рабовладения. М. М. Цвибак, объявив общество Киевской Руси феодальным, отмечал, что предшествовало ему рабовладение и родовой строй. Поэтому: «основная феодализация идёт от рабства и порождает, в свою очередь, превращение свободных общинников в зависимых крепостных. Общинники теряют свою землю, она концентрируется в руках феодалов1. Ещё более настойчиво высказывался И. И. Смирнов, доказывавший, что древнерусское общество прошло стадию рабского развития и в X в. мы имеем развитое классовое общество рабовладельцев и рабов. Рабовладельческая формация признавалась им неизбежной ступенью, предшествующей феодализму2.

Однако, несмотря на обстоятельства, приведённые выше, самая популярная в советской историографии концепция о сложении феодализма на Руси была сформулирована Б. Д. Грековым к концу 30-х гг. XX века. Учёный при составлении своей концепции, существенно отошёл от догматических представлений И. В. Сталина о развитии исторического процесса. Так вместо популярной в те годы схемы: первобытнообщинный строй – рабовладение – феодализм, историк настаивал на генезисе феодализма, а вместе с ним и феодального государства, в результате разложения родоплеменного общества. Стоит отметить, что в разработке данной концепции приняло участие значительное число исследователей, но наиболее активную роль при её создании, конечно, играл сам Греков, и именно в его трудах мнения других учёных были постепенно унифицированы. Главной отличительной чертой данной концепции было изучение генезиса феодализма в классическом его понимании как формирования крупной частной земельной собственности и зависимого от вотчинника крестьянства. Согласно ей, рост производительных сил, прежде всего в земледелии, вызвал распад первобытнообщинного строя и возникновение феодальных отношений. Феодализм развивался путём формирования крупного частного землевладения, т. е. класса феодальных земельных собственников, и работающего на землевладельцев населения, т. е. класса феодально-зависимого крестьянства, лишённого земли – основного средства производства. В результате вотчинный режим рассматривался в качестве феодального, а главное являлся основным признаком оного. Выражением же феодальной формы производственных отношений является докапиталистическая земельная рента, отработочная, натуральная и, наконец, денежная1. Однако политическая обстановка того времени не могла не оказать влияние и на разыскания Грекова. Институтам официальной идеологии требовались доказательства постоянного вхождения страны в круг передовых держав Европы. В качестве одним из данных доказательств виделось особенно раннее существование феодализма на территории Руси, а, следовательно, и признание Древнерусского государства феодальным. Греков отмечал окрепшую феодальную систему на территории Руси в начале X века и признавал Киевскую Русь X века феодальным государством2. Такая точка зрения вызвала критику со стороны учёных старшего поколения, которые подвергали серьёзному сомнению возможность существования феодальных отношений в Киевской Руси IX-X вв.: «Киевская Русь или «Держава Рюриковичей» (от Рюрика до Владимира Святославовича включительно), базировалась не на интенсивной феодальной эксплуатации населения, а лишь на сборе дани с покорённых племён. Она стояла на переломе между высшей ступенью варварства и цивилизацией, будучи своеобразным мостом между родовым строем и феодальным. Социальные отношения, сложившиеся в «Державе Рюриковичей» воплощали военную демократию»3. Правда делались оговорки о том, что «к концу X в. процесс феодализации уже делает некоторые успехи, и в княжестве Владимира мы уже наблюдаем некоторые элементы зарождающегося феодального государства, причудливо переплетающиеся с остатками военной демократии. Время феодализма настало со смертью Ярослава Мудрого»1. Важно отметить, что большинство историков 30-40-х гг. XX века считали эпоху IX-X вв. дофеодальной, переходной от родоплеменного строя к феодальному. Наиболее последовательно данную точку зрения отстаивал С. В. Юшков, который указывал на то, что «IX-X вв. древнерусское общество состояло из свободного рядового населения, организованного в общины, князей с их дружинниками и патриархальных рабов»2 и лишь со второй половины X в. наблюдаются предпосылки «для развития феодализма, для превращения князей, родоплеменной знати, дружинников в крупных землевладельцев-феодалов, а общинников, земля которых экспроприируется, – в феодально-зависимое крестьянство»3.

Именно публикация статьи Юшкова «О дофеодальном («варварском») государстве» в 1946 году послужила поводом к возобновлению дискуссии о раннефеодальной или дофеодальной сущности Древнерусского государства прерванной Великой Отечественной войной. Он констатировал, что на грани рабовладельческой и феодальной эпох возникают государства, которые по своей социальной сущности и политической структуре, не могут быть отнесены ни к типу феодальных государств, ни к типу рабовладельческих. Они возникли в результате разложения первобытнообщинного строя. Следовательно, они дофеодальные. Для таких государств Юшков ввёл новый термин – варварские. Он выделил 2 типа таких государств: 1) государства варваров-германцев, вторгшихся на территорию римской империи. 2) Дофеодальные государства возникшие в результате разложения первобытнообщинного строя – Киевское государство до XI в., монгольское государство до объединения его Чингисханом, англо-саксонские королевства до IX в. В киевском государстве он видел сосуществование трёх укладов: первобытнообщинного (патриархального), рабовладельческого и феодального, отмечает наличие класса рабовладельцев и класса рабов. Однако: «в Киевском государстве, как и в других дофеодальных государствах, знать, т. е. князья и бояре, одновременно эксплуатировали в своих хозяйствах разного рода зависимых людей, т. е. превращались в феодалов. Генеральная линия социальной эволюции вела к феодализму, и уже в IX-X вв. появились феодально-зависимые люди – смерды, изгои, закупы. Но поскольку древнерусское общество IX-X вв. было всё-таки дофеодальным (варварским), основная его часть состояла из свободных общинников, и, следовательно, первобытнообщинный уклад имел большое значение»1. При этом исследователь делал акцент не на сосуществовании трёх укладов, а на борьбе между ними, в которой победу одержал феодальный уклад, преобразовавший Русь дофеодальную в Русь феодальную. Произошло это событие в XI-XII вв.2 Во многом сходную позицию занимал В. В. Мавродин, который оценивал VIII-X столетия в истории восточного славянства как время всё ускоряющегося распада первобытнообщинного строя. В итоге на протяжении IX-X вв. в основных и наиболее передовых центрах Руси складывается феодальный способ производства. Однако, по его мнению, феодализм на Руси по-настоящему консолидировался лишь в XI веке. Поэтому учёный оценивал период IX-X вв. как дофеодальный. Дофеодальное общество объявлялось им варварским, внутри которого развивались новые, феодальные отношения3.

В то же время после победы в Великой Отечественной войне, опять же под давлением партии, в отечественной исторической науке началась новая кампания, целью которой было как можно дальше во времени отодвинуть время появления феодального общества и государства на Руси. В силу данных обстоятельств в результате давления (а может наоборот поддержки?) партийной власти, Греков выдвинул идею о завершении генезиса феодализма на Руси к рубежу VIII-IX вв. В итоге: «IX век застаёт завершение этого процесса в форме огромного древнерусского раннефеодального государства»1. Эта концепция получила официальный статус в силу занимаемого Грековым высокого административного положения в советской исторической науке. Поэтому, вслед за Грековым, многие учёные отмечали, что в IX-X вв. феодализм уже господствовал на Руси, и, следовательно, Русь IX-X вв. представляла собой феодальное государство2. Из этого делался логичный вывод о том, что: «Исторический процесс у восточных славян был ничуть не более замедленным, чем на Западе. Развитие Восточной Европы осуществлялось в общей системе возникновения нового, феодального мира на развалинах разрушаемой рабовладельческой империи, в сложении которого восточные славяне принимали участие в качестве одной из наиболее важных действующих сил»3.

Итогом дискуссии о периодизации истории СССР эпохи феодализма явилось заявление: «Киевская Русь IX-X вв. в ходе дискуссии получила освещение как раннефеодальное государство, история которого отражает единый период исторической жизни Руси, а не два периода – дофеодальный и начало феодального, – как представлялось раньше»4. Вскоре в 1961 году Юшков в книге «История государства и права в СССР» уже употребляет применительно к Киевской Руси термин раннефеодальное государство. Он отмечает наличие различных укладов, и пишет о всё большем преобладании феодального со временем.

Однако многие учёные воспринимают концепцию Б. Д. Грекова критически: «если оставить в стороне общетеоретические опосредствования проблемы происхождения русского феодализма, то не трудно увидеть, что Греков как бы переносит уже сложившиеся у него в 20-х гг. представления о вотчинном хозяйстве XV-XVII вв. как хозяйстве сеньориального типа (следовательно, феодальном), широко использующем крепостной или полукрепостной крестьянский труд, на более ранний период, как бы проецирует его на Киевскую Русь»1. Сходные мысли высказывал И. Я. Фроянов, отмечая: «перенесение явлений X-XI столетий в VI-VII вв. – приём, нежелательный в научном исследовании. К сожалению, Б. Д. Греков нередко применял его»2. Подвергались впоследствии критике и методы Грекова, которыми он пользовался при установлении достоверности того или иного факта3.

В свою очередь приходится признать, что на примере конкретного исторического материала следы крупного вотчинного землевладения (княжеского, боярского, церковного) можно отчётливо проследить лишь во второй половине XI – начале XII вв. к данному мнению пришло большинство исследователей Киевской Руси4. Знаменитый Любечский съезд князей 1097 года и провозглашённый на нём принцип: «каждый да держит отчину свою» не подвёл итог окончательному оформлению княжеской вотчины, а только послужил толчком к её формированию. В результате можно говорить об ошибочности позиции Грекова, которая проявилась либо в неверном определении хронологических рамок наступления эпохи феодализма на Руси, либо в том, что он неправомерно признавал наличие крупного землевладения-вотчины и соответственно, зависимого от землевладельца крестьянства главным признаком феодализма. Обоснованным выглядит второе предположение, так как феодализм на Руси IX-X вв. существовал, только не вотчинный, а государственный.

Новым подходом к изучению феодальных отношений на Руси явились работы Л. В. Черепнина, который и ввёл новый термин: «государственный феодализм». Важно отметить, что идеи Черепнина, выдвинутые около полувека назад, остались актуальными и в наше время, более того получают всё большее распространение и подтверждение. Основная идея его концепции заключается в том, что в раннефеодальной период, до рубежа XI-XII вв., на Руси преобладала государственная форма феодального землевладения. Великий князь русский выступал верховным собственником на землю, а вся территория государства являлась его вотчиной. Все собираемые поборы и дани представляли собой форму феодальной ренты получаемой господствующим классом1.

Можно отметить, что своими истоками теория верховной земельной собственности князей уходит в дореволюционную историографию. Так ещё Н. М. Карамзин говорил о том, что «вся земля Русская была, так сказать, законной собственностью Великих Князей: они могли, кому хотели, раздавать города и волости»2. По мнению А. Лакиера первые древнерусские князья являлись государями-вотчнниками, распоряжавшимися всей землёй по личному произволу3. Также теорию о том, что князь являлся верховным собственником земель общинников-смердов и свободно раздавал их своим мужам, поддерживали некоторые дореволюционные историки4. Однако, именно в советский период «историки поставили старую идею на новую методологическую основу, сделав тем самым большой шаг вперёд по сравнению со своими предшественниками»5. В советской историографии 20-х гг. прошлого века идея о князьях как верховных распорядителях и собственников управляемых ими земель также существовала, но не была разработана в дальнейшем, во многом из-за того, что Б. Д. Греков, а также большинство историков исследующих Киевскую Русь, появление феодализма связывали (как уже отмечалось выше) в первую очередь с зарождением крупного землевладения князей, бояр и духовенства – землевладения, формировавшегося на частной основе. Спустя два десятилетия, в середине прошлого века была выдвинута концепция об «окняжении» земли, сопровождаемом поборами с населения в форме дани-ренты, как основном факторе феодализации Руси, которая прозвучала в трудах ряда историков1. Однако только в трудах Л. В. Черепнина она получила законченное выражение.

Нельзя обойти вниманием существование в отечественной исторической науке ещё одной концепции, касающейся социально-экономической структуры Древнерусского государства, которая имеет также значительное количество сторонников. Суть концепции, появившейся в последней четверти XX века в работах И. Я. Фроянова и его последователей, заключается в признании отсутствия феодализма на Руси VIII-X вв., следовательно, эта историческая эпоха рассматривается как поздний этап родового строя. Учёный отвергает мысль о верховной собственности на землю государства для X века, отмечая, что: «верховная же собственность на землю государства и персонифицирующих его великих князей ещё в Московской Руси не сложилась в полной мере»2. В свою очередь, признавая возможность существования на Руси в X веке княжеских домениальных владений в виде небольших промысловых сёл, возникновение в XI веке боярской вотчины, а затем и церковного землевладения, а также заметного роста этих вотчинных владений на протяжение XI и особенно XII вв., И. Я. Фроянов утверждает: «господствующее положение в экономике Руси XI – начала XIII в. занимало общинное землевладение, среди которого вотчины выглядели словно островки в море»1. Данное утверждение, по мнению Фроянова, подтверждается тем фактом, что древнерусская знать свои представления о богатстве связывала преимущественно с драгоценностями и деньгами, а не с землёй: «рабы, табуны лошадей, гурты скота, всякого рода сокровища – вот что являлось основным показателем богатства на Руси в XI-XII вв.»2.

Следует отметить, что в двух доминирующих на данный момент времени концепциях Черепнина и Фроянова существует важное принципиальное сходство, заключённое в единстве теоретического аспекта. Ведь в основе этих построений лежит принятие марксистского деления общества на формации и понимание феодализма, вслед за Грековым, в первую очередь как экономической категории, а его формирования как результата развития аграрных обществ, их дифференциации, складывания крупной земельной собственности (по Л. В. Черепнину: государственной), появления зависимого от вотчинника хозяйства и образования городов как узлов новых общественно-экономических отношений. Свидетельствует об этом и заявление Фроянова: «принимая тезис о вотчинном землевладении как экономическом фундаменте, на котором возводилось феодальное здание, мы иначе определяем время образования феодализма в Киевской Руси, т. е. разделяем в теоретическом аспекте мнение Б. Д. Грекова, расходясь с ним в интерпретации конкретной истории древнерусского общества»3.

В то же время ряд исследователей продолжали работать в русле концепции Б. Д. Грекова и изучали становление феодализма на Руси в плане формирования крупного частного землевладения князей, бояр и духовенства1.

Несмотря на то, что большинство отечественных историков выражают уверенность: феодализму на Руси предшествовал первобытнообщинный строй, некоторые исследователи продолжают доказывать возникновение русского феодализма в результате распада рабовладельческого строя2.

Можно утверждать, что в отечественной историографии нет единого понимания как времени и причин возникновения, так и последующего развития феодальных отношений на территории Древней Руси. Правда, в одном большинство историков солидарно: процесс генезиса феодальных отношений на Руси не мог быть кратковременным и оказался растянут на несколько столетий.

В заключении историографического обзора особо следует выделить новый культурологический подход, получающий распространение в новейшей российской исторической науке. Этот подход получил своё распространение под влиянием французской исторической школы «Анналов». Он предполагает изучение таких категорий русской средневековой культуры как «правда» и «вера», «власть», «собственность», поведение средневекового человека и его мировоззрение. Сосредоточившись на частном, особенном или единичном, такой подход не требует аналитических возможностей концепции феодальных отношений. В результате исследователи данного направления отказываются от изучения их генезиса и развития на территории Киевской Руси: «феодализм остаётся феноменом, характерным для средневекового Запада и чуждым природе тех отношений власти и собственности, которые сложились на Руси»3. Такой подход во многом сходен с противопоставлением России и Запада, существовавшим в отечественной исторической науке XIX века, и вряд ли может являться конструктивным.

Феодальные отношения на территории восточнославянских племён стали зарождаться в результате распада родоплеменных отношений. Начало процесса смены патриархально-родовых отношений раннефеодальными на территории расселения восточных славян датируется концом VIII – началом IX вв. т. е. временем сложения восточнославянских племенных княжений. Данный процесс получил выражение в смене семейной общины территориальной соседской: «становление из родовой организации поземельно-территориальной общины… произошло в значительной мере под влиянием смены подсечного земледелия пашенным и завершилось к IX вв… В дальнейшем своём развитии сложившаяся сельская община в результате внутренних процессов, порождённых свойственным ей дуализмом, даёт начало выделению феодальных элементов»1. В результате в обществе начались процессы дифференциации (выделение племенной знати, имущественное расслоение), что послужило основой для зарождения классовых отношений. Роль племенных княжений в генезисе государственности была высока. Именно они «таили в себе зародыш государства, являясь переходной формой от союза племён к государству – протогосударствами»2. Образование племенных княжений к IX веку знаменовало собой зарождение у восточных славян феодальных отношений3.

Начало периода государственного феодализма на территории восточных славян также можно датировать второй половиной IX века. Именно тогда происходит появление верховного собственника на землю – князя. Здесь уместно вспомнить методику Г. Ловмяньского, которая позволяет наиболее точно определить время начала государственного феодализма. Согласно ей начало государственности увязывается с заменой наименования земли по названию проживающего на ней племени на наименование по имени правителя, ей владеющего. В качестве примера приводится образование Моравского государства: если до 830 года территория именовалась как земля моравов, то с 830 года она стала землёй князя Моймира1. Земля становится собственностью князя, который является главой государства – наступает период государственного феодализма.

Данная методика уже была применима по отношению к Южной Руси Н. Ф. Котляром, о чём уже говорилось в первой главе работы. Так можно сравнить два сообщения «Повести временных лет»: если до прихода Аскольда и Дира в Киев: «Полем же живше особе и володеющемъ роды своими», то после вокняжения варягов: «Асколдъ и Диръ остаста въ граде семь… и начаста владети польскую землею»2. Такую же методику определения зарождения государственности, а вместе с тем и государственных феодальных отношений, следует применить не только к южнорусским, но и к северорусским землям. Так если до 862 года территория около озера Ильменя называлась по имени «седших» там словен, которые «держали» своё княжение в Новгороде, то со времени призвания варягов «Рюрику же княжащу в Новегороде»3. Больше с этого времени мы не слышим о земле словен, но зато когда в 879 году Рюрик умирает, то передаёт «княженье свое Олгови»4. Существует и ещё одно явное свидетельство того, что Рюрик уже рассматривал подвластные земли как свою собственность: «И прия власть Рюрикъ, и раздая мужемъ своимъ грады овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро»5. Можно говорить о том, что с 862 года, когда Рюрик вокняжился в Новгороде и стал властителем северорусских земель начинается период государственного феодализма в русской истории.

После того как в 882 году Олег завладел киевским столом и началось складывание значительной по территории конфедерации восточнославянских племенных княжений с центром в Киеве, появляется новый стимул к развитию феодальных отношений. Олег проводит «окняжение» подвластных ему земель, рассылая своих мужей по городам и весям и «устави дани словеномъ, кривичемъ и мери»1. Вскоре данью были обложены и вновь присоединённые радимичи, северяне, древляне. Результатом становится возникновение системы сбора дани киевскими князьями с подвластных земель – полюдья, которое является первичной формой феодальной ренты на Руси, извлекаемой с помощью внеэкономического принуждения, посредством военной силы. Создаются условия для слияния восточнославянских племенных княжений в едином древнерусском государстве. Существует мнение, что когда несколько союзов племён вольно или невольно вошли в состав Руси, то «отрыв верховной власти от непосредственных производителей был полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю, которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и наследственным правом своего микроскопического «мира», теперь связывалось уже с правом верховной (отчуждённой) власти, с правом военной силы»2. Такая точка зрения видится слишком категоричной. Процесс установления верховной государственной собственности на землю был растянут по времени и получил своё окончательное завершение только в эпоху Владимира Святого.

Одна из причин последующего развития государственного феодализма заключалась в том, что феодальная собственность на землю в форме частного крупного землевладения господствующего класса не сформировалась, и, в результате, эксплуатация крестьян начала осуществляться государством в лице князя и в форме даней. В этих условиях «дани были раннефеодальной формой земельной централизованной ренты»3. Следовательно: «феодальная эксплуатация в Древней Руси зародилась как эксплуатация земледельцев-общинников прежде всего государством»1.

Регулярно взимаемая дань являлась не только средством феодальной эксплуатации, но и играла важную роль в процессе государственного освоения Киевской Русью земель племенных княжений восточных славян, наряду со строительством так называемых «княжеских крепостей», заселявшихся княжескими дружинниками2. Именно княжеские крепости представляли собой опорные пункты для сбора дани с подвластного населения. Право сбора дани было верховной прерогативой киевского князя. Поэтому по мере вхождения племён восточных славян в Древнерусское государство функции сбора регулярной дани переходили от местной племенной знати к великому князю киевскому и его мужам (дружинникам). Первоначально местная племенная знать была как бы промежуточным звеном между местным населением и великим князем, выезжавшим на полюдье. В результате местная знать, благодаря включению её в систему государственного управления, постепенно интегрировала в состав господствующего класса Киевской Руси. По мере этой интеграции «сбор дани полностью перешёл в руки «княжих мужей» – дружинников великих князей киевских»3. Стоит отметить, что существует концепция об особенностях взимания дани в новгородской земле. В. Л. Янин отмечает, что «схема ограничения князя в области фиска фиксирована комплексом находок XI – первой четверти XII вв. Очевидно, что в XI в. и позднее порядок взимания государственных податей, вир и продаж (то есть осуществление княжеского податного и судебного иммунитета) существенно отличался от княжеского полюдья в Южных территориях Руси. Если там сам князь во главе дружины объезжал пункты концентрации дани, а затем, выражаясь современным языком, формировал государственный бюджет, то в Новгороде это делали сами «новгородские мужи», передавая князю даръ, то есть жалованье»1. Исследователь, отмечая что «от будущих находок зависит правильное решение, восходит ли участие новгородской аристократии в контроле за государственными доходами к пожалованиям Ярослава Мудрого, или же оно уже было сформулировано в исходном договоре призвания князя в Новгородскую землю», всё-таки придерживается версии о «восхождении рассматриваемой особенности новгородского государственного устройства ко времени призвания князя в середине IX в.»2.

Исходя из вышеизложенного, можно утверждать, что время правления Олега в Киеве, а затем его преемника Игоря, знаменует собой начальный период сложения раннефеодального древнерусского государства, впоследствии обозначаемого многими историками как Киевская Русь. В нём присутствовала первая форма феодальной эксплуатации крестьян в Древней Руси – сбор дани, осуществляемый киевскими князьями посредством кругового объезда подвластных земель, получившего наименование полюдье.

Наглядным примером того, что великий князь киевский выступает в роли верховного собственника земель подвластных ему племенных княжений, являются действия Игоря. Именно он после подчинения племенного княжения уличей своей власти проводит смену местной племенной верхушки, наместником из Киева (Свенельдом), которому предоставляется право сбора дани3, т. е. опять же получения феодальной ренты. Можно говорить о том, что сей факт подтверждает такое мнение: «создание земельной собственности князей – результат завоеваний дружинами киевских правителей обширных территорий соседних восточнославянских племён. Завоёванные земли превращались в собственность Рюриковичей, которая конституировалась как верховная собственность, феодальная по своей сути. Права киевских князей на землю в качестве верховных собственников выражались в раздаче земель отдельным частным лицам для управления и кормления»1. Данный факт также свидетельствует о существовании на Руси института вассалитета без земельных ленов. Об этом писал ещё К. Маркс, отмечая наличие на Руси X века примитивных отношений, образовавших вассалитет без фьефов, или фьефы, состоящие исключительно из даней2. Нельзя не отметить, что в неземельном вассалитете нет ничего несообразного с исторической действительностью. Так Энгельс, говоря о складывании вассальных отношений, подчёркивал, что «земельное пожалование отнюдь не обязательно было с этим связано и в действительности имело место далеко не во всех случаях»3. Сеньор (киевский князь) жаловал своему вассалу (в этом конкретном случае Свенельду) право на сбор дани с определённой территории (земли уличей), при этом самой землёй вассал не владел. Подтверждает существование вассалитета без земельных пожалований и упоминавшийся выше рассказ Константина Багрянородного, в котором речь, по всей видимости, идёт о княжеских «мужах», получавших в лен не земельное владение, а сбор дани с покорённых земель. Некоторые историки рассматривают в свою очередь и текст из «Повести временных лет», в котором говорится, что Владимир «раздая грады» лучшим своим дружинникам-варягам, как свидетельство того, что эти варяги получили грады с землями в «кормление». Оно также стало одним из главных источников возникновения частного землевладения4. Сходные мысли высказывал В. В. Мавродин, отмечая: «в начале IX-X вв. князья раздают своим дружинникам не столько земли, сколько дани с земель, а затем уже сама земля смерда захватывается князьями и дружинниками, дарится и раздаётся»5. Действительно на Руси, как и в других странах, лены, выраженные в данях (т. е. кормления) предусматривали в дальнейшем возможность превращения сюзеренитета

bigpo.ru

Формирование феодальных отношений на Руси

Развитие производства и укрепление древнерусской государственности обусловили качественные сдвиги в сфере социальных отношений. По мнению большинства историков, именно на XI в. приходится в Киевской Руси становление феодализма – особого комплекса социально-экономических и политических отношений.

Формирование фео­дальных отношений на Руси шло в целом по общеевропейскому типу: от государственных форм к сеньориальным (вотчинным). Но в отличие от Западной Европы, где традиции частной собственности античности обусловили быстрый рост сеньориального землевладе­ния, на Руси этот процесс шел гораздо медленнее.

До середины X в. характер социально-экономических отноше­ний определяли даннические отношения. Метод — сбор дани в ходе полюдья. На основе сбора дани возникает институт кормления. Дань поступала в княжескую казну, затем князь перераспределял часть дани между дружинниками в виде подарков, пиров. Помимо дани в казну поступали разного рода штрафы, накладываемые в виде нака­зания на правонарушителей, а также судебные пошлины.

Социально-экономические отношения обусловили и социаль­ную структуру древнерусского общества. О характере этой структу­ры можем судить на основе изучения свода законов того времени — “Русской Правды”, первая часть которой была составлена по инициа­тиве Ярослава Мудрого (1019—1054). Согласно “Русской Правде” в Киевской Руси существовало две группы населения: “люди служилы и неслужилы”, “сели княжи люди” и просто люди. Первые лично слу­жили князю на военном, гражданском или хозяйственном поприще. Вторые платили князю дань, образуя сельские и городские податные общества. Среди княжих мужей выделялись бояре — верхушка зна­ти, а среди простого люда — смерды, закупы и рядовичи.

Основной массой населения Древнерусского государства яв­лялись свободные общинники (люди), жившие обществами (вервь). Сельские общества были уже не родовыми, а территориальными, к тому же из них зачастую выделялись зажиточные семьи. Долгое время людей-общинников путали со смердами. Однако за их убий­ство полагался разный денежный штраф, к тому же смерды были тесно связаны с князем. Видимо, это было несвободное или полусво­бодное население, княжеские данники, сидевшие на земле и несшие повинности в пользу князя.

Много статей “Русской Правды” посвящено рабам, извест­ным под названием “челядь” или “холопы”. Большинство истори­ков склоняются к тому, что “челядь” — термин более раннего пери­ода, который употребляется наравне с новым названием “холоп”. Холопы были полностью бесправны — ударивший свободного чело­века холоп мог быть безнаказанно убит. Они не имели права свиде­тельствовать в суде, за их убийство хозяин подвергался лишь цер­ковному покаянию.

Кроме холопов, “Русская Правда” называет закупов, рядо­вичей и изгоев. Закуп — это разорившийся общинник, пошедший в долговую кабалу за взятую и не отданную ссуду (купу). Не сов­сем ясен статус рядовича, хотя название идет от некоего договора (ряда). Изгой же — это человек, лишившийся своего социального статуса (люди, порвавшие с общиной, холопы, отпущенные на во­лю). Рядовичи и изгои, как и закупы, подвергались телесным на­казаниям, были неполноправны в суде и сами не отвечали за некоторые преступления (пеню за них платил хозяин).

Сложившийся в Киевской Руси феодальный строй имел ряд особенностей. В отличие от классического здесь землевладение развивалось в виде вотчин (свободно отчуждаемой и наследуемой собственности), а не условного держания. Не была развита система вассалитета-сюзеренитета. Ог­ромную роль играл государственный сектор в экономике страны. Наличествовало значительное число свободных крестьянских общин, находившихся в феодальной зависимости от великокняжеской власти.

В экономике Древней Руси феодальный уклад существовал наряду с рабством и первобытно-патриархальными отношениями. Ряд историков называет государство Русь страной с мно­гоукладной, переходной экономикой. Такие историки подчеркивают раннеклассовый, близкий к варварским государствам Европы характер Киевской державы.

Уважаемые читатели! Все размещенные на сайте произведения представлены исключительно для предварительного ознакомления и в целях популяризации и рекламы бумажных изданий.Скачать книгу для ознакомления вы можете бесплатно, а так же купить ее в бумажном или электронном виде, ознакомившись с предложениями интернет-магазинов. Приятного прочтения!

Теги: ответы на вопросы по истории

na5ballov.pro