Глава 3
⇐ 5 20 ⇒
— Браво, мистер Харрис! Отлично. — В — О, джентльмены. Не забывайте. асположение. Высота. Окружение. Это единственный способ запомнить джант-координаты. Не джантируйте пока, мистер Питере. Подождите своей очереди. Наберитесь терпения, будете джантировать по классу С. Никто не видел мистера Фойла? Куда он запропастился? Вечный путешественник. За ним не уследишь. О, боже, опять я думаю открыто… или я говорила, джентльмены?
— Половина наполовину, мэм.
— Право же, это нечестно. Односторонняя телепатия — ужасное неудобство. Поверьте, я вовсе не специально бомбардирую вас своими мыслями.
— У вас приятные мысли, мэм.
— Как это мило с вашей стороны, мистер Горгас. Ну, хорошо, класс. Все возвращаемся в школу и начинаем сначала.
обин Уэднесбери проводила практические занятия по джантации с «церебральным» классом — потеря памяти вследствие контузии.
И это доставляло ее подопечным не меньше радости, чем детишкам. Они повторяли правила джантации на перекрестках Нью-Йорка, хором выводя: — — В — О, мадам. асположение. Высота. Окружение.
обин была высокой привлекательной негритянкой, умной и блестяще образованной. Правда, ей сильно мешал один недостаток: односторонняя телепатия. Она передавала свои мысли всему свету, но ничего не могла принимать. Однако несмотря на взбалмошный характер и горячий темперамент, обин Уэднесбери считалась методичным и внимательным инструктором джантации.
Класс пришел в школу, целиком занимавшую дом на 42-й улице, из Объединенного Военного Госпиталя. Они проследовали к необъятной по размерам джант-площадке на Таймс-Сквер и старательно ее запомнили. Потом все джантировали в школу и обратно на Таймс-Сквер. Затем гуськом прошли к Башне Колумба и запомнили ее координаты. Джантировали в школу через Таймс-Сквер и вернулись тем же путем на Площадь Колумба.
обин восстанавливала в памяти своих учеников (утративших способность к джантации) основные пункты, самые крупные общественные джант-площадки.
Позже они будут запоминать новые и новые места. Побывают ли они там, трудно сказать, думала она. Это зависит не только от их способностей, но и от доходов. Ибо, чтобы запомнить место, надо побывать там и, стало быть, заплатить за дорогу. Такие круизы все больше становились привилегией сильных мира сего.
— асположение. Высота. Окружение, — нараспев повторяла обин Уэднесбери, и класс джантировал от Вашингтонских Высот до Гудзоновского Моста полумильными шагами.
Маленький сержант-техник со стальным черепом внезапно заметил: — Так ведь высоты нет, мэм. На земле, мы.
— «Мы на земле» , сержант Логан, Простите. Наставления легко входят в привычку, а я сегодня никак не могу совладать со своими мыслями. Такие тревожные военные новости… Мы займемся Высотой, когда станем запоминать площадки на небоскребах, сержант Логан. — обин обернулась. — Не тушуйтесь, Харрис, смелее. Колебания рождают сомнения. Сомнение же означает конец джантации. Сосредоточьтесь и прыгайте.
— Я порой побаиваюсь, мэм, — сказал человек с туго забинтованной головой. — А вдруг там уже есть кто-нибудь, и я прямо в него?
— Ну, я же объясняла много раз. Каждая площадка рассчитана на нагрузку в часы пик. Вот почему личные джант-площадки такие маленькие, а площадка на Таймс-Сквер в две сотни метров шириной. Там вероятность столкновения меньше, чем шанс попасть на улице под машину.
Пока перебинтованный собирался духом, площадка внезапно ожила потоком прибывающих и отбывающих людей. Фигуры на миг появлялись, оглядывались, ориентируя себя и устанавливая новые координаты, и исчезали. При каждом исчезновении раздавался слабый хлопок, когда воздух заполнял место, только что занятое телом.
— Внимание, класс, — предупредила обин. — Пожалуйста, сойдите с площадки.
абочие в теплой тяжелой одежде, еще осыпанной снегом, направлялись на юг к своим домам после смены в северных лесах.
Белохалатники с молокозавода спешили в Сен-Луис. Из Гренландии, где уже полдень, ринулись на обед в Нью-Йорк толпы накрахмаленных служащих.
Наплыв кончился так же неожиданно, как и начался.
— Так, класс, продолжим, — сказала обин. — О, господи, ну, где же мистер Фойл?! Он вечно пропадает!
— С таким лицом, как у него, нельзя его винить, мэм.
— Он выглядит кошмарно, не правда ли, сержант Логан? Неужели нельзя как-то вывести эти отметины?
— Они пытаются, мисс обин, но ни один док пока не может здесь ничем помочь. Называется «татуировка».
— А где же ему ее сделали?
— Бог знает, мисс обин. Он у нас, потому что без памяти. Мозги напрочь отшибло. Может оно и лучше, с таким лицом-то,
— Ужасно. Сержант Логан. Не могла ли у меня случайно сорваться мысль и задеть чувства мистера Фойла?
Маленький человек со стальным черепом задумался.
— Нет, мэм, вряд ли. Вашими мыслями и мухи не обидеть.
А у Фойла чего задевать. Тупое бревно, он, Фойл.
— Мне нужно быть осторожнее, сержант Логан. Понимаете, вряд ли кому нравится знать, что о нем думает ближний. А мои мысли порой понятны, и меня ненавидят. Я одинока. Я… Пожалуйста, не слушайте. Не могу справиться… Ага, вот и вы, мистер Фойл! Где вы пропадали?
Фойл возник на джант-площадке и тихо ступил в сторону. Плечи сгорблены. Ужасное лицо опущено вниз.
— Практиковался — пробормотал он. обин подавила отвращение и, подойдя к нему, ласково взяла за руку.
— Вам следует больше бывать с нами. Мы же друзья. Не уединяйтесь.
Фойл упорно не смотрел ей в глаза. Когда он угрюмо высвободил руку, обин заметила: вся его госпитальная одежда была насквозь промокшей.
Он попал где-то под дождь. Но я слышала сводку погоды. Везде до Сен-Луиса сухо. Значит, он джантировал дальше. Как же так, ведь он не в состоянии… потерял память и способность к джантации… Он симулирует… Фойл яростно рванулся к ней.
— Заткнись, ты! — Его кошмарное лицо судорожно исказилось.
— Значит вы симулируете.
— Чего ты еще знаешь?
— Что вы дурак. Прекратите сцену.
— Они слышат тебя?
— Не знаю. Пустите меня.
— обин повернулась в сторону. — Хорошо, класс. На сегодня достаточно. Все назад в школу и на госпитальный автобус. Первым джантирует сержант Логан. Помните: — В — О. асположение. Высота. Окружение…
— Чего тебе надо, ты? — прорычал Фойл. — Денег?
— Тише. Успокойтесь. Не надо колебаться, Харрис. Джантируйте.
— Я хочу потолковать с тобой.
— Подождите своей очереди, мистер Питере. Не спешите.
— Ты продашь меня в госпитале?
— Конечно.
— Я хочу потолковать с тобой.
— Нет.
— Я жду в твоей квартире.
— В моей квартире? — обин была испугана.
— Грин Бэй, Висконсин.
— Это абсурд. Мне не о чем говорить….
— Ой ли, мисс обин. О семье, например.
Фойл ухмыльнулся, почувствовав ее ужас.
— Вы не знаете, где я живу, — дрожащим голосом проговорила она.
— Я только что сказал, или нет?
— В-вы не можете джантировать так далеко. Вы….
— Нет? — Маска скривилась в усмешке, — Сама говорила, что я симу… то слово. Это так. Ну, давай, ты.
обин Уэднесбери жила в большом доме, одиноко стоящем на берегу залива. Казалось, волшебник выхватил его из центра города и перенес прямо в хвойный лес. Такие здания не были редкостью в джантирующем мире.
Квартира состояла из четырех комнат, тщательно изолированных, чтобы защитить соседей от непрошеных мыслей обин. Квартира была битком набита книгами, картинами, пластинками… спутниками эмоциональной и одинокой жизни несчастного человека.
обин джантировала в гостиную на несколько секунд позже Фойла, ждавшего ее со свирепым нетерпением.
— Теперь ты знаешь точно, — сразу начал он и яростно, до боли сжал ее запястье. — Но ты никому не скажешь обо мне, мисс обин. Никому.
— Отпустите меня! — обин ударила его по лицу. — Чудовище! Скотина! Не смейте касаться меня! Пораженный на миг силой ее отвращения, Фойл шагнул назад.
— Итак, вы симулировали. Вы ничего не забыли… Но почему? Почему? Чего вы хотите?
Выражение одержимого коварства появилось на кошмарном лице.
— Я затаился в госпитале. Моя база, да? Я кое-что делаю, мисс обин. Есть должок, обязан отплатить. Должен знать, где один корабль. Сгною. Ворга. Я убью тебя, Ворга. Я убью тебя!
Он замолчал. В его глазах сверкало дикое торжество. обин попятилась.
— ади бога, о чем вы?
— Ворга. Ворга-Т.1339. Я нашел, я, пока вы там учились скакать по перекресткам. Ворга в Ванкувере. Собственность Престейна из Престейнов. Слыхали, мисс обин? Престейн — самый большой человек на Земле, и все.
Но он не остановит меня. Я убью Воргу. И ты не остановишь меня, мисс обин. — Фойл качнулся к ней, вплотную придвинул лицо. — Потому что я прикрываю себя. Я прикрываю все слабые места. У меня есть кое-что на каждого, кто может стать на пути к Ворге… включая и тебя, мисс обин.
— Нет.
— Да. Я узнал, где ты живешь. Там, в госпитале, знают. Я был здесь и прочитал твой дневник, мисс обин. У тебя семья на Каллисто — мать и две сестры.
— ади бога!
— Когда началась война, таким как ты дали месяц, чтобы убраться из внутренних планет домой. Оставшиеся по закону стали шпионами. Ты на крючке, девочка. — Фойл разжал руку. — Ты у меня вот где, девочка. — Он сжал руку в кулак.
— Моя мать и сестры полтора года пытались покинуть Каллисто. Наше место на Земле. Мы…
— Вот здесь, девочка, — повторил Фойл. — Ты знаешь, как поступают со шпионами? Из них выколачивают сведения. Они выпотрошат тебя. азрежут на части, кусок за куском…
обин закричала.
Фойл сжал ее трясущиеся плечи. — Ты у меня в руках, девочка, и все. Ты не можешь дать убежать, потому что стоит мне сказать пару слов в азведке, и где ты тогда? Никто меня не остановит, ни госпиталь, ни даже Святой Всемогущий Престейн из Престейнов.
— Убирайся, ты, грязная, мерзкая…. тварь! Убирайся!
— Не нравится мое лицо, мисс обин? И здесь ты ничего не сделаешь.
Внезапно он схватил ее и бросил на диван.
— Ничего… — хрипло повторил он.
* * *
Преданный принципу показной расточительности, на котором основано все общество, Престейн из Престейнов держал в своем колоссальном особняке в Центральном Парке лифты, внутренние телефоны и другие экономящие труд приспособления, исчезнувшие за ненадобностью с появлением джантации. Его многочисленные слуги покорно ходили из комнаты в комнату, открывая и закрывая двери и взбираясь по лестницам.
Престейн из Престейнов встал, оделся с помощью камердинера и парикмахера, спустился на лифте вниз и позавтракал.
Его обслуживали дворецкий, лакей и официанты. После чего он прошел в свой кабинет. Когда средства связи отжили свой век; когда вместо того, чтобы звонить или слать телеграммы гораздо проще джантировать прямо на место и обсудить вопросы лично, Престейн сохранил телефонный узел с личным оператором.
— Свяжите меня с Дагенхемом, — приказал он. «Курьеры Дагенхема Inc.» была богатейшей и могущественнейшей организацией дипломированных джантеров, выполняющая любые общественные или конфиденциальные поручения. Плата — 1 Кр за милю. Дагенхем гарантировал: его курьер обойдет вокруг света за восемьдесят минут.
Через минуту после звонка на частной джант-площадке возле особняка Престейна появился курьер Дагенхема. Он показал удостоверение и его провели через противоджантный лабиринт. Как всякий член организации Дагенхема, он был джантером М-класса, способным телепортироваться на тысячу миль за раз, знающим координаты десятков тысяч джант-площадок. Считался блестящим специалистом обмана и уловок, экспертом по лести и крючкотворству, вымуштрованным до едкой эффективности и язвительной прямоты, свойственных «Курьерам Дагенхема» и отражавших безжалостность их основателя.
— Престейн? — спросил он, не тратя время на церемонии.
— Я желаю нанять Дагенхема.
— К вашим услугам.
— Не вас. Лично Саула Дагенхема.
— Мистер Дагенхем не оказывает услуг менее чем за 100.000 кредиток.
— Даю в пять раз больше.
— ешено. Дело?
— ПирЕ.
— По буквам, пожалуйста.
— Вам название ничего не говорит?
— Нет.
— Отлично. Дагенхему скажет. П-заглавное-И—Е-заглавное. Передайте Дагенхему: мы узнали, где ПирЕ. Его задача достать ПирЕ… любой ценой… через человека по имени Фойл. Гулливер Фойл.
Курьер достал крошечную серебряную жемчужину — мемеограф, надиктовал инструкции Престейна и удалился без лишних слов. Престейн повернулся к оператору. — Соедините меня с егисом Шеффилдом.
Через десять минут после звонка в нотариальную контору егиса Шеффилда на частной джант-площадке возле особняка Престейна появился молодой клерк.
— Извините за промедление, слегка поклонился он, пройдя через лабиринт и представ перед Престейном. — Мы получили ваш вызов в Чикаго, а у меня всего лишь класс Д.
— Ваш шеф ведет дело в Чикаго?
— В Чикаго, Нью-Йорке и Вашингтоне. Он весь день джантирует из суда в суд.
— Я хочу нанять его.
— Это большая честь, Престейн, но мистер Шеффилд крайне занят.
— Он не может быть слишком занят для ПирЕ.
— Простите сэр, я не совсем…
— Нет, вы совсем, Шеффилд поймет. Скажите ему просто: ПирЕ. И назовите сумму гонорара.
— А именно?
— Полмиллиона.
— Какого рода действия требуются от мистера Шеффилда?
— Необходимо подготовить все законные средства похищения человека и основания не выдавать его армии, военному флоту и полиции.
— Ясно. Имя человека?
— Гулливер Фойл.
Клерк повторил указания в мемеограф, кивнул и удалился.
Престейн вышел из кабинета и по плюшевым ступеням спустился на половину дочери.
В домах верхушки женщины жили в комнатах без окон и дверей, в комнатах, открытых лишь для джантирования членов семей. Так блюли мораль и охраняли целомудрие. К сожалению, Оливия Престейн была слепа и не могла джантировать. В ее апартаменты вели двери, которые оберегали вассалы в клановых ливреях.
Оливия Престейн была альбиноской. Ее волосы были похожи на белый шелк, кожа — белый сатин; ее ногти, губы, глаза были коралловыми. Она блистала красотой. Отличалась от других девушек и тем, что видела только в инфракрасном свете, с семи с половиной тысяч ангстрем до миллиметровых волн. Видела тепловые и радиоволны, электромагнитные поля.
Оливия Престейн вела Гранд Леви — утренний прием в своей гостиной. Девушка восседала на парчовом троне под охраной дуэньи, управляя двором, непринужденно беседуя с десятками мужчин и женщин, заполнявших салон. Дочь Престейна казалась изысканной статуей из мрамора и коралла, сверкая смотрящими, но незрячими глазами.
Гостиная представлялась ей пульсирующим клубком тепловых излучений — от горячих вспышек до прохладных теней. Она видела слепящие магнитные рисунки часов, огней и телефонов. аспознавала людей по характерным тепловым узорам их лиц и тел. Видела электромагнитный ореол вокруг каждой головы и пробивающееся сквозь тепловой фон тела сверкание вечноизменяющегося нервного и мышечного тонуса.
Престейн не обращал внимания на свиту артистов, музыкантов и хлыщей, с удовольствием отметив присутствие именитостей. Сирс-обука, Жиллета, юного Сиднея Кодака, который однажды станет Кодаком из Кодаков, Бьюика из Бьюиков и .Мэси XVI, главу могущественного клана Сакс-Гимбелей.
Престейн засвидетельствовал почтение дочери, покинул дом и в запряженной четверкой карете направился в свою деловую штаб-квартиру, на Уолл Стрит 99. Кучер и грум носили ливреи с красно-черно-синей эмблемой дома Престейнов. Черное «П» на ало-голубом поле считалось одним из самых древних и благородных знаков в социальном регистре, соперничая с «57» клана Гейнца и «» династии оллс-ойсов.
Нью-Йоркские джантеры хорошо знали главу клана Престейнов. Седой, красивый, мужественный, безупречно одетый, с несколько старомодными манерами Престейн из Престейнов был воплощением социальной элиты. Он стоял так высоко, что нанимал кучеров, грумов, конюхов и лошадей для исполнения функций, которые простые смертные осуществляли джантацией.
По мере подъема по социальной лестнице люди в те дни обозначали свое положение отказом от джантации. Многообещающий бизнесмен разъезжал н маленьком спортивном автомобиле. Видного деятеля возили на каком-нибудь древнем бентли или кадиллаке. уководитель большой коммерческой группы седлал дорогой велосипед. Его прямой наследник пользовался яхтой или самолетом. Престейн из Престейнов, глава клана Престейнов, владел каретами, машинами, яхтами, самолетами и поездами. Он стоял в обществе на такой высоте, что не джантировал уже сорок лет. И презирал выскочек и нуворишей, подобных Дагенхему и Шеффилду, которые все еще бесстыдно джантировали.
Престейн вошел в дом 99 по Уолл Стрит, в свою святая святых, Храм Престейна, охраняемый его знаменитой джант-стражей в клановых ливреях. Он шествовал подобно грозному вождю среди покорных рабов. Был величественнее вождя, в чем на горьком опыте убедился докучливый государственный чиновник, дожидавшийся аудиенции. Несчастный пробился сквозь толпу просителей навстречу Престейну, когда тот проходил по коридору.
— Мистер Престейн, я из Департамента внутренних сборов. Мне необходимо повидаться с вами… Престейн смерил его ледяным взглядом.
— Существуют тысячи Престейнов, — надменно произнес он. — Ко всем обращаются «мистер». Но я — Престейн из Престейнов, глава дома и клана, первый в семье. И ко мне обращаются «Престейн». Не «мистер» Престейн, а Престейн.
Повернулся и вошел в кабинет. Хор служащих приветствовал его невнятным «Доброе утро, Престейн».
Престейн кивнул, улыбнулся улыбкой василиска. Сел за необъятный стол и знаком велел докладывать.
Он презирал мемеографы и прочие механические вспомогательные устройства.
— Состояние предприятий Клана Престейн. Средний курс по Нью-Йорку, Парижу, Цейлону…
Престейн раздражительно махнул рукой.
— Необходимо посвятить нового мистера Престо, Престейн.
Престейн сдержал нетерпение и прошел через утомительную процедуру приведения к присяге 497-го мистера Престо, которые в престейновской иерархии управляли магазинами розничной продажи. До недавних пор этот человек имел свои собственные лицо и тело. Теперь, после десяти лет осторожной проверки и тщательных испытаний, его причислили к лику Престо.
В результате шести месяцев хирургии и психообработки он стал совершенно неотличим от остальных 496 мистеров Престо и идеализированного портрета, висящего за троном Престейна…
Добрый, честный человек, напоминающий Авраама Линкольна, человек, которого нужно любить, которому можно доверять. В каком бы уголке света вы что-либо ни покупали, вы оказывались в одном и том же магазине Престейна и имели дело с отечески заботливым мистером Престо.
С ним соперничали — но не могли его превзойти — мистер Квик клана Кодаков и дядюшка Монти Монтгомери.
По завершении обряда Престейн резко поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. В кабинете остались лишь высшие чины иерархии. Престейн мерил комнату шагами, с трудом подавляя бурлящее нетерпение. Он никогда не ругался, но его выдержка наводила больший ужас, чем брань.
— Фойл, — сдавленно проговорил он. — Подонок. Шваль. И я — Престейн из Престейнов. Но этот человек стоит между мной и…
— Извините, Престейн. Сейчас одиннадцать часов по западному времени, восемь по атлантическому….
— И что?
— Я хочу напомнить: в девять состоится церемония запуска. С ванкуверских стапелей сходит корабль, престейновская «Принцесса». Установление трехмерного контакта со стапелями займет некоторое время, так что нам лучше….
— Я буду присутствовать лично.
— Лично! — поперхнулся советник. — Но мы не можем за час долететь до Ванкувера, Престейн.
Мы…
— Я джантирую! — рявкнул Престейн из Престейнов. Таково было его возбуждение.
Его ошеломленный штат начал готовиться. По всем концам страны помчались гонцы, расчищая частные площадки. Престейна отвели к площадке его нью-йоркской Цитадели. Она представляла собой округлую платформу в закрытой наглухо комнате без окон. Маскировка и предосторожности были необходимы для предотвращения непрошенных визитов, чтобы невозможно было узнать и запомнить джант-координаты. В тех же целях все дома и конторы имели запутанные лабиринты у дверей.
Для джантации нужно (среди прочих вещей) знать точно, где находишься и куда направляешься, иначе у вас нет шансов попасть куда-либо живым. Нельзя джантировать из неопределенной точки, точно так же, как нельзя прибыть в неизвестный пункт. Подобно стрельбе из пистолета, надо знать, куда целиться и за какой конец держать оружие. Единого взгляда через окно или дверь может быть достаточно для опытного человека, чтобы запомнить ВО координаты.
Перешагивая по сто миль, Престейн пересек континент и прибыл к ванкуверским стапелям ровно в девять часов по атлантическому времени. Он покинул Нью-Йорк в одиннадцать и выиграл два часа. Такие вещи были тоже обычным явлением в джантирующем мире. Почтительно выждав секунду, рядом появился его штат.
Квадратная миля неогороженного бетона (какая изгородь может остановить джантера) выглядела белой скатертью, на которой концентрическими окружностями выложены черные монеты. Однако при внимательном рассмотрении монеты оказывались тридцатиметровыми провалами шахт, уходящих вглубь земли. Каждую такую пасть окружали здания, конторы, контрольные пункты, хранилища.
Это были взлетно-посадочные колодцы, сухие доки строительных стапелей. Космические корабли, как и морские суда, не в состоянии самостоятельно противостоять оковам тяготения. Земная тяжесть расколет корабль, словно пустую скорлупку. Корабли строились в глубоких колодцах, на специальных подпорках, поддерживаемые антигравитационными экранами.
Из таких же колодцев они взлетали, взбираясь по антигравитационному лучу. И в них же садились.
Когда свита Престейна ступила на ванкуверские стапели, часть колодцев была занята. Из некоторых поднимались носы или корпуса кораблей, окруженные группками рабочих. В центре находились три транспорта класса «В»:
«Вега», «Весталка» и «Ворга». Вокруг них суетились люди, вспыхивали огни ремонтной сварки.
У бетонного здания с надписью «ВХОД» свита Престейна остановилась перед светящимся предупреждением: «Входя на территорию без разрешения, вы подвергаете свою жизнь опасности». Всем вручили значки посетителей. И даже Престейн из Престейнов покорно приколол его к костюму, зная, чем может закончиться вторжение без защитного значка. Свита двинулась дальше, пока не достигла шахты 0-3, украшенной цветами Престейна. ядом находилась трибуна.
Заиграл, засверкал медью оркестр. Одна нота обезумела и полезла все выше и громче, пока не перекрыла весь оркестр и изумленные восклицания.
Тогда Престейн понял: ревет сирена.
На территорию проник посторонний, человек без значка сотрудника или посетителя. Сквозь оглушающий рев еле доносились хлопки воздуха. Это джантирующая охрана занимала свои места по необъятному полю. Личная джант-стража Престейна быстро сомкнулась вокруг него.
Над бетоном разнесся усиленный мощными динамиками голос.
— Ни территории посторонний. На территории посторонний. Направляется к шахте Е-9.
— Кто это сюда ворвался! — вскричал советник.
— Я догадываюсь, — спокойно произнес Престейн.
— Видимо, он здесь чужой, раз не джантирует.
— Я догадываюсь и об этом.
— Посторонний приближается к шахте Д-5. Д-5. Внимание.
— О, господи, что ему надо?! — забеспокоился советник.
— Вам известны мои правила, сэр, — холодно отчеканил Престейн. — Ни один служащий не может всуе произносить Святое Имя. Вы забываетесь.
— Ц-5. Внимание. Посторонний приближается к шахте Ц-5. Советник тронул Престейна за рукав.
— Он идет сюда, Престейн. Укройтесь.
— Нет.
— Престейн, на вас уже трижды покушались. Если…
— Как мне подняться наверх?
— Престейн!
— Помогите мне.
С помощью отчаянно протестующего советника Престейн взошел на трибуну, чтобы наблюдать, как поведет себя клан в борьбе с опасностью. К центру событий с дальних концов стягивалась охрана.
— Посторонний двигается к Б-3.
Престейн посмотрел на шахту. ядом с ней возникла фигура бегущего человека — высокого мужчины в голубом больничном халате, с копной всклокоченных черных волос и искаженным мертвенно-бледным лицом. Его одежда дымилась, нагретая защитным индуктивным полем. У шеи, локтей и коленей плясали огни пламени.
— Внимание. Б-3. Внимание. Б-3. Охрана, завершить окружение. аздались крики и отдаленные выстрелы.
На чужака бросилось с полдюжины рабочих в белом. Он раскидал их, как кегли, и рванулся к шахте, откуда торчал нос «Ворги». Его одежда пылала. Неожиданно нарушитель остановился, сунул руку в горящую куртку и вытащил черный предмет. Конвульсивным движением корчащегося в смертных муках зверя зубами он вырвал какую-то деталь и высоко швырнул предмет в сторону «Ворги». В следующий миг его сбили с ног.
— Взрывчатка. Внимание. Всем укрыться. Взрывчатка.
— Престейн! — взвыл советник.
Престейн стряхнул его и взглядом следил, как летит к «Ворге», кувыркаясь и блестя на солнце, черная бомба. На краю шахты ее подхватил антигравитационный луч и бросил наверх гигантским незримым пальцем. Все выше, выше… Потом ослепительно полыхнуло, и через мгновение титанический взрыв заложил уши.
Престейн спустился с трибуны, подошел к пульту и коснулся пусковой кнопки «Принцессы».
— Доставьте мне этого человека, если он жив, — бросил он советнику.
И нажал кнопку. — Нарекаю тебя… «Сила Престейна»! — ликующе крикнул он.
⇐ 12345678910 ⇒
Date: 2015-09-02; view: 426;
Внутренняя политика Мехмеда II — История
Мехмед II издал в 1476 г. свод законов («Канун-намэ»), в котором определялись функции государственных сановников и размеры их жалованья, устанавливались организация мусульманского суннитского духовенства (точнее — сословия богословов), режим военных ленов и т. д.
Мехмед II установил также статут для немусульманских религиозных общин, утвердив православного (греческого) и армянского патриархов и еврейского главного раввина в Константинополе.
Все православные народности (греки, болгары, сербы, часть албанцев, грузины, валахи и молдаване) рассматривались отныне как одна «греческая община» — рум-миллети, над которой константинопольский патриарх пользовался не только церковной, но и судебной властью.
Патриарх и епископы могли выносить судебные приговоры православным вплоть до ссылки на каторгу (галеры).
Но если православный судился с мусульманином, то дело разбиралось у мусульманского духовного судьи, кади.
Патриарху и епископам принадлежал контроль над школами и книгами у православных народностей, и им были присвоены некоторые личные привилегии. Такие же права над своими общинами получили армянский патриарх и еврейский главный раввин.
Давая некоторые права высшему христианскому и иудейскому духовенству, султанское правительство стремилось держать в повиновении иноверцев с помощью их же духовенства. Масса иноверцев была совершенно бесправной.
Они были лишены права иметь оружие, должны были носить одежду особых цветов, не имели права приобретать землю и т. д. Впрочем, некоторые ограничения для иноверцев на практике не всегда соблюдались.
Отправление немусульманских культов было обставлено серьёзными ограничениями: нельзя было, например, строить новые культовые здания. Ещё хуже было положение мусульманских еретиков — шиитов, которых в Малой Азии было очень много.
Их жестоко преследовали, и они вынуждены были скрывать свою веру.
Мехмед II издал в 1476 г. свод законов («Канун-намэ»), в котором определялись функции государственных сановников и размеры их жалованья, устанавливались организация мусульманского суннитского духовенства (точнее — сословия богословов), режим военных ленов и т. д.
Мехмед II установил также статут для немусульманских религиозных общин, утвердив православного (греческого) и армянского патриархов и еврейского главного раввина в Константинополе. Все православные народности (греки, болгары, сербы, часть албанцев, грузины, валахи и молдаване) рассматривались отныне как одна «греческая община» — рум-миллети, над которой константинопольский патриарх пользовался не только церковной, но и судебной властью.
Патриарх и епископы могли выносить судебные приговоры православным вплоть до ссылки на каторгу (галеры).
Но если православный судился с мусульманином, то дело разбиралось у мусульманского духовного судьи, кади. Патриарху и епископам принадлежал контроль над школами и книгами у православных народностей, и им были присвоены некоторые личные привилегии. Такие же права над своими общинами получили армянский патриарх и еврейский главный раввин.
Давая некоторые права высшему христианскому и иудейскому духовенству, султанское правительство стремилось держать в повиновении иноверцев с помощью их же духовенства.
Масса иноверцев была совершенно бесправной. Они были лишены права иметь оружие, должны были носить одежду особых цветов, не имели права приобретать землю и т.
д. Впрочем, некоторые ограничения для иноверцев на практике не всегда соблюдались. Отправление немусульманских культов было обставлено серьёзными ограничениями: нельзя было, например, строить новые культовые здания.
Ещё хуже было положение мусульманских еретиков — шиитов, которых в Малой Азии было очень много. �х жестоко преследовали, и они вынуждены были скрывать свою веру.
КультураПоселившись в Малой Азии в XI в., предки турок — сельджукские огузы долгое время находились под культурным влиянием �рана и в меньшей степени Армении и Византии. В малоазиатских городах поселилось много персов, и новоперсидский язык долгое время был официальным и литературным языком сельджукской Малой Азии.
На базе переработанных традиций искусства �рана, Армении и отчасти Византии в Малой Азии сложился «сельджукский» архитектурный стиль, главными особенностями зданий которого были высокий портал, богато орнаментованный резьбой по камню, и конический купол, заимствованный, вероятно, у армян.
Лучшими памятниками этого стиля были медресэ Чифтэ-минарэ РІ РСЂР·СѓСЂСѓРјРµ (XII РІ. ) Рё памятники XIII РІ.
в Конье — Каратай-медресэ, Сырчалы-медресэ и мечеть �ндже-минарели с замечательным резным порталом и стройным минаретом. На смену этому стилю при Османах пришёл так называемый «стиль Бурсы», господствовавший в XIV — XV вв. Его памятниками являются построенные в Бурсе мечеть Улу джами (на рубеже XIV и XV вв.
) и мечеть Ешиль джами (Зелёная мечеть), декорированная плитками фаянса с поливой из бирюзовой и зеленоватой глазури. Мечети султана Мехмеда II и султана Баязида II в Стамбуле знаменуют переход от «стиля Бурсы» к «классическому» турецкому стилю, созданному путём усвоения в переработанном виде византийских традиций (центрально-купольные мечети, построенные по плану церкви св.
Софии, с круглым куполом, абсидами и т.
Рґ. ).
Представителями устной народной поэзии малоазиатских тюрок-огузов, героической и любовной, были странствующие певцы — озаны и ашыки. Литература на складывавшемся в сельджукской Малой Азии турецком языке, с использованием арабского алфавита, долгое время развивалась под сильным персидским влиянием. Сын знаменитого поэта Малой Азии Джелал-ад-дина Руми, писавшего на персидском языке, — Султан Велед (умер в 1312 г.
) стал писать стихи на турецком языке («Книга лютни»). Крупными турецкими поэтами XIV в.
были Ашык-паша, РїРѕСЌС‚-моралист, Юнус РРјСЂРµ, лирик-суфий, использовавший мотивы турецкой народной РїРѕСЌР·РёРё, Рё Бурхан-ад-РґРёРЅ Сивасский, РїРѕСЌС‚-РІРѕРёРЅ.
В XV в. наступил расцвет турецкой художественной литературы. Наиболее видным её представителем был поэт Неджати (1460—1509), лучший турецкий лирик.
Темами его стихотворений являлись весна, любовь, горе, разлука влюблённых и т. д. Блестящим поэтом был Хамди Челеби (умер в 1509 г.
), автор поэмы «Лейли и Меджнун» и других произведений. Поэтесса Михри-хатун (умерла в 1514 г. ) и поэт Месихи (умер в 1512 г.
) были певцами земной любви и боролись за светский характер поэзии, против суфизма.
До XIV в. включительно исторические сочинения (правда, очень немногочисленные) писались на персидском языке.
В XV в. потомок поэта Ашык-паши, Ашык-паша-задэ, и Нешри положили начало исторической литературе на турецком языке.
ТЕМА 18: М.Х. Дулати – первый историк казахского народаМирза Мухаммад Хайдар ибн Мухаммад Хусайн Дуглат (1499-1551 гг.), принадлежавший к высшим кругам знати, происходил из одного из крупнейших племен Могулистана. Родился М.Х. Дулати родился в 905 г.х. в Ташкенте, бывшем в то время под властью могульских ханов. �з за политической обстановки в Могулистане, Мухаммед Хайдар в 1533 г.
бежал в Кашмир, которым правил от имени правителей �ндии, Великих Моголов до 1551 г., когда был убит в одном из сражений.
Мирза Мухаммед Хайдар писал литературные сочинения на тюрки, но в мусульманскую историографию он вошел как автор исторического труда «Тарих-и Рашиди». Сочинение написано на среднеазиатском фарси в 1542-1546 гг. в Кашмире.
Состоит из двух частей – дафтаров. Дафтар 1 содержит историю могульских ханов-чагатаидов, изложены события в Могулистане. Дафтар 2 представляет собой мемуары, доведенные автором до 1541 г.
Мухаммед Хайдар Дулати, более известный под именем Мирза Хайдар Куркена, происходил из племени дуглат, или, как его называли казахи, дулат.
Мухаммед Хайдар родился в 1499-м, по другим источникам, в 1500 году в Шаше (Ташкент). Детство его протекало в смутное, полное постоянными неожиданностями и опасностями время.
Тогда огромная армия из племен Дешт-и-Кипчака, возглавляемая Мухаммед Шейбени-ханом, вторглась в Мавераннахр и овладела Самаркандом. В 1508 году Мухаммед Хайдар находился в Бухаре, когда получил известие о гибели отца, убитого в Хорасане по приказанию Шейбени-хана, а также о том, что последний приказал подвергнуть и семью этой же участи. Вместе с матерью мальчик бежал из Бухары.
После долгих скитаний они прибыли в Фергану, где нашли убежище у своего дяди — знаменитого Бабура, будущего основателя империи моголов в �ндии. Малолетний Мухаммед Хайдар, находясь при свите Бабура, сопровождал его в походах на Самарканд и Бухару, был очевидцем многих сражений. Тринадцатилетним он выехал в Кашгар к своему двоюродному брату Султан-Сейд-хану, правителю Моголистана. Здесь он прожил 24 года, вначале как гость и член семьи, а впоследствии как советник-визирь.
После смерти Султан-Сейд-хана он уехал в �ндию, где много путешествовал и видел жизнь индийского двора Бабура, а затем прибыл в Лагор к Камран-мирзе, от которой перешел к Гамаюну.
Последний отправил его правителем в Кашмир.
В Кашмире, кроме административной работы, Мухаммед Хайдар занимался и литературным творчеством. �менно здесь в период 1541—1546 годов он завершил свой труд «Тарих-и-Рашиди» («Рашидова история»), принесший ему мировую славу.
В 1551 году в возрасте 52 лет он погиб в одной из стычек с соседними горными племенами.
Мухаммед Хайдар был большим знатоком Средней Азии и Казахстана, дальновидным и всесторонне развитым человеком. С малых лет он занимался чтением книг, стихосложением, рисованием, чеканкой, кузнечным делом и другими ремеслами, прославившись среди своих современников смекалкой, глубиной мысли, мастерством слова.
Бабур в своих мемуарах «Бабур-наме» так отзывался о нем: «К писанию, к рисованию, к изготовлению стрел, наконечников стрел и колец для натягивания лука — ко всему его руки ловки. Ко мне пришло от него прошение — слог его недурен».
Восточный писатель Амин-Ахмед Рази, автор известной географии «Семь климатов», воздает должное творчеству Мухаммеда Хайдара, ссылаясь на «Тарих-и-Рашиди», откуда заимствовал почти все, что тот сообщает об истории Кашгарского края. А вот что говорил Мухаммед Азам, писатель XVI века: «Мухаммед Хайдар знал глубоко все науки, как светские, так и богословские, отлично сочинял стихи и писал превосходно.
Его труд «Тарих-и-Рашиди» есть книга, заслуживающая доверия современников и полная любопытных рассказов».
«Тарих-Рё-Рашиди» — единственная РёР· дошедших РґРѕ наших дней РєРЅРёРі Мухаммеда Хайдара — была широко известна РЅР° Востоке. Рто классическое произведение посвящено главным образом истории Моголистана, РІ состав которого входила Рё значительная часть современного Казахстана. Особая ценность этой РєРЅРёРіРё для казахского читателя заключается РІ том, что это первая Рё почти единственная работа, РіРґРµ СЃ исчерпывающей полнотой Рё исключительной точностью сообщается Рѕ происхождении казахов, РѕР± РёС… первых шагах РЅР° исторической арене, РёС… СЃРІСЏР·СЏС… СЃ соседними народами, местожительстве Рё образе жизни.
Чистый литературный язык и высокий стиль произведения, логичность в изложении материала и глубокое знание жизни — все это показывает, что Мухаммед Хайдар был выдающимся ученым своего времени.
На основании многочисленных восточных документов и собственных наблюдений он подробнейшим образом излагает историю распада Золотой Орды и создания Чагатайского улуса. Мы находим у него уникальные известия о Моголистане и его границах, о консолидации казахских племен в середине XV века и их объединении в крупное государственное образование.
В наши дни исследователь истории казахского народа обращается к «Тарих-и-Рашиди» как к важнейшему источнику, без учета которого любой научный труд окажется неполноценным.
Его страницы листают писатели и учителя, черпая в них примеры героического прошлого казахского народа.
Его рукописи были найдены в �ндии в XVIII веке. Первое издание трудов Дулати вышло в 1885 году в Англии, через три года — второе, а в 1972 году в �ндии — третье. По одной ценнейшей рукописи Дулати хранится в Берлине и Кашгарии.
Семь его списков на персидском и чагатайском языках находится в Санкт-Петербурге, один, написанный по-персидски, — в Душанбе, и еще два списка — в Ташкенте, и одно лондонское издание первой книги ученого — в библиотеке ТарГУ имени М.
Х. Дулати.
«Рашидова история» является неоценимым подспорьем и при археологическом изучении Казахстана, при исследовании истории его культуры. В ней содержатся ценнейшие сведения о древнем городе Таразе (Таласе), Барсхане, Баласагуне, Киялыке, Алмалыке.
Восстановить в памяти народа имя великого предка ставила своей целью Международная научно-теоретическая конференция, проходившая 13—15 марта 1997 года в Таразе. В ее работе приняли участие историки, востоковеды, государствоведы, источниковеды и библиографы, изучающие развитие общественной мысли народов Центральной Азии.
В 26 докладах были затронуты различные аспекты изучения главного творения М.
Х. Дулати — «Тарих-и-Рашиди».
ТЕМА 19: Образование Казахского ханстваОбразование Казахского ханства связано с именами Жанибека и Керея, которые вели борьбу за власть с другими чингизидами. Жанибек, сын хана Барака, правнук Урус хана, со своим родственником, тоже правнуком Урус хана Кереем в 1459-1460 гг. откочевали из ханства Абулхаира во владения могольского хана Есен-Буги. В 1462 г. Есен-Буга хан умер, и это укрепило положение Жанибека и Керея в Семиречье. Согласно датировке Мухаммеда Хайдара Дулати, время образования Казахского ханства – 1465-1466 гг.
Образование Казахского ханства – это переплетение политических и этнических процессов. С середины 15 до начала 18 века Казахское ханство было единым политическим образованием. Оно пережило становление, периоды меньшей и большей стабильности. Территория ханства неоднократно меняла свои очертания в пределах расселения казахского этноса. В 18 веке в жузах стали избирать своих ханов.
ТЕМА 20: Новые независимые тюркские государстваДата добавления: 2015-11-30; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
mybiblioteka. su – 2015-2019 РіРѕРґ. (0.
008 сек.
).
5 апреля 1453 года турецкие войска провели последнюю подготовку к началу последней осады Константинополя. Захватом руководил турецкий султан Мехмед II Завоеватель (Фатих), ему был 21 год. О том, каким был человек, покоривший Второй Рим, читайте в нашем материале.
Дважды султанМехмед II родился 30 марта 1432 года. Четвертый сын султана Мурада II, он прославится на весь мир, хотя поначалу события, разворачивавшиеся вокруг родной империи, вызывали у него лишь хладнокровие. В шестилетнем возрасте Мехмед II был поставлен правителем Османской провинции Манисы. После нескольких ощутимых поражений в начале 1440-х годов, нанесенных объединенными войсками крестоносцев во главе с венгерским генералом Яношем Хуньяди, Мурад II был вынужден признать независимость сербских земель, граничащих с Венгрией. После этого он оставил престол в пользу сына. В ноябре 1444 года состоялась Битва при Варне, тогда турки разбили крестоносцев, и спустя два года Мурад II вновь взошел на турецкий престол.
За две недели до смерти отца, в самом конце 1450 года, власть в Османской империи вновь оказывается в руках Мехмеда. Отныне он своего не упустит.
ПросветительСтав султаном, Мехмед приказал утопить другого претендента на престол, своего трехлетнего единокровного брата. Впрочем, подобное при дворе в Османской империи не было чем-то особенным. Мехмед II получил разностороннее и прекрасное для своего времени образование. Именно Мехмед создал центральное правительство Османской империи – Порту. По этому названию будут нередко именовать саму Турцию, как теперь понимают «Белый дом», имея в виду США. Основываясь на изречениях Корана, Мехмед II издал свод законов – Канун. Понимая важность образования для процветания государства, Мехмед Завоеватель заботился о строительстве школ, в которых юношам преподавали догматы ислама, грамматику, законоведение, логику, филологию и другие науки.
ЗавоевательМедлительность, с которой поначалу действовал в области внешней политики Мехмед II, привела к некоторой уверенности противников (Венеции с союзниками) Турции в собственных силах.