Рјрёс„С‹ древней скандинавии читать: Отечественная история

О раннесредневековой поэме
«Беовульф»

Древнеанглийская
поэма «Беовульф» (название условное, по имени
главного героя) стала широко известна англичанам
с XVIII в., когда её впервые начали исследовать
датские филологи. Заметим, что попутно, в русских
учебных пособиях вы можете встретить название
«Сага о Беовульфе». Это неправильное заглавие,
так как «Беовульф» — поэма, а саги — сказания,
записанные прозой. С тех пор, как датчане
обратили внимание английского читателя на этот
текст, поэму нередко именовали «английской
Илиадой». Историю культуры в XVIII—XIX вв. мерили по
образцам античных Греции и Рима; только они и
считались идеальными: любая европейская нация
ощущала комплекс неполноценности за своё
«варварство», если не находила в своём развитии
этапов, аналогичных античности. И хотя в наше
время наивный поиск собственной «античности»
ушёл, поэма по-прежнему привлекает внимание как
учёных, так и ценителей литературы.

…Датский король Хродгар строит богатый дворец
— Хеорот. Он пирует там с дружиной и
демонстрирует поистине королевскую щедрость. Но
звуки арфы из дворца вызывают раздражение у
страшного чудовища, обитающего по соседству.
Чудовище выползает из своего болота и
принимается мстить, поедая по ночам спящих
дружинников. Датчане в отчаянии. Неожиданно к их
берегу причаливает ладья, и на берег сходит юный
прекрасный воин по имени Беовульф. Оказывается,
он знает о напасти, постигшей датчан, и готов
прийти им на помощь. Надо ли говорить, что
Беовульф справляется со своей задачей, уничтожив
не только само чудовище, но и его ещё более жуткую
мать. Во второй части поэмы действие переносится
на много лет вперёд и описывает героическую
гибель постаревшего Беовульфа в бою с драконом.

Англосаксонская и вообще древнегерманская
система стихосложения была достаточно сложной.
Современные стиховеды называют этот стих аллитерационным.
Ритм стихотворной строке задавали несколько
слов (обычно три, реже два или четыре), в которых
первый ударный слог начинался с одного и того же
согласного, например, s или f. В отличие от
стихотворцев Нового времени, англосаксонский
поэт не заботился специально о
последовательности ударных и безударных слогов,
т.к. в древнеанглийском языке ударение почти
всегда падало на первый или второй слог.

Вот так в русском переводе звучит описание
погребения одного из персонажей:

В час предначертанный
Скильд отошёл,
воеводитель
в пределы Предвечного. —
Тело снесли его
слуги любимые
на берег моря,
как было завещано
Скильдом, когда ещё
слышали родичи
голос владычный
в дни его жизни.
Челн крутогрудый
вождя дожидался,
льдисто искрящийся
корабль на отмели:
там был он возложен
на лоно ладейное,
кольцедробитель
с ним же, под мачтой,
груды сокровищ —
добыча походов.

(пер. В.Тихомирова)

Кольца — золотые ожерелья, которые
нередко дарились не целиком, а по частям. — Авт.)

Конечно, в переводе
музыкальность поэмы в значительной степени
теряется. Более полное представление о ней можно
получить, если прочесть «Беовульфа» в
переложении на современный английский язык
(существует несколько версий, и их можно легко
найти в Интернете).

Рукопись относится примерно к 1000 г., но сам
текст был создан раньше — вероятно, в начале
VIII в., и о его назначении и авторстве
существует множество догадок. В поэме видели то
непосредственную запись устных народных песен,
то христианскую аллегорию борьбы добра со злом,
сочинённую монахом в дидактических целях. В
настоящее время большинство исследователей
склоняется к тому, что в основу текста положены
реальные сказания дохристианских времён, но
текст подвергся литературной обработке
христианского книжника.

Но кто были эти люди — создатели и слушатели
этого текста? Поэма написана на англосаксонском
(древнеанглийском) языке, но в ней нет ни одного
англосакса: от чудовища страдают датчане, сам
Беовульф принадлежит к ныне не существующей
народности геатов. Впрочем, сами англосаксы
когда-то обитали на территории нынешней Дании и
лишь в V в. двинулись на Британские острова.
Большинство персонажей поэмы, кроме самого
Беовульфа и, естественно, чудовищ — лица
исторические, жившие в V—VI вв. В течение XX в.
выяснилось, что поэма, созданная в начале VIII в.,
довольно точно описывает быт и нравы,
существовавшие на два века раньше.

Поначалу историки с недоверием
относились к «Беовульфу» как к источнику
сведений. Эпос, по определению, представлялся
чем-то баснословным, тем более, что самым
авторитетным источником о жизни
древнегерманских народов считался Тацит.
Римский историк описывал германцев как
настоящих дикарей, едва владевших земледелием и
не знавших ремёсел. Учёных XVIII — начала XX в. не
смущало даже то, что Тацит жил за полтысячелетия
до персонажей «Беовульфа». Но в поэме
представлено сложно организованное общество с
тонкой социальной иерархией и развитым этикетом,
а дворец Хеорот — вовсе не шалаш дикаря.
Рассказчик делает много проникновенных
отступлений, описывая роскошные доспехи, оружие,
ювелирные украшения. Да полно, могло ли всё это
существовать в «тёмные века»? Или же перед нами
сказочная идеализация, выражение мечты
сказителя — вроде хрустальных башмачков
Золушки, которые было невозможно надеть?

Решить этот вопрос помогла археология.
Настоящей сенсацией стали раскопки 1939 г. в
Саттон-Ху, где обнаружили англосаксонское
захоронение VI в. Знатный воин, вполне вероятно,
один из первых королей, был погребён в большой
ладье, и при нём оказалось множество богатых
украшений из золота и драгоценных камней. Это
настоящие шедевры прикладного искусства
англосаксов. На позолоченном шлеме древние
мастера изобразили батальную сцену, где всадник
поражает копьём врагов, на крышке кошелька,
висевшего у пояса покойного, — загадочную фигуру
человека с двумя волками. Были там и вещи
римского происхождения. Точно таким же образом
снаряжают в последний путь Беовульфа в поэме,
сложив вокруг него оружие, доспехи и золото.
Правда, Беовульфа не хоронят в корабле, а сжигают
на погребальном костре, что дополнительно
доказывает древность легенды — кремация
перестала практиковаться в Англии в течение VI в.
Но корабль упоминается в «Беовульфе» — в сцене
похорон Скильда, которого помещают в ладью
вместе с его богатствами и пускают по воде.
Вероятнее всего, «плавание» — всё-таки метафора
перехода в иной мир, и на самом деле корабль либо
закапывался, либо сжигался.

А кто всё-таки был погребён в Саттон-Ху?
Есть версия, что это король Редвальд,
упоминающийся в англосаксонских хрониках. Но
вряд ли это когда-нибудь будет известно
наверняка — ведь останки обладателя сокровищ не
сохранились.

Понимание того, что древние англосаксы не были
полудикими варварами в звериных шкурах (как их и
теперь ещё нередко изображают в кино и комиксах),
пробивало себе дорогу медленно. Даже убедившись,
что их предки были превосходными ювелирами и
оружейниками, англичане всё-таки сомневались в
возможности существования Хеорота. Согласно
мнению, господствовавшему в археологии до
середины XX в. , англосаксы обитали в неряшливых и
тесных землянках, а сколько-нибудь серьёзные
строительные работы были им не под силу. Но
начиная с 1930-х гг. раскопки в Германии и
скандинавских странах показали, что древние
жители этих мест строили надёжные вместительные
дома, а в 1950-е гг. следы таких домов были открыты и
в Англии. (Землянки оказались хозяйственными
постройками.) Нашёлся и Хеорот, вернее, его
исторический прототип — королевский дворец в
Лейре (Дания).

Как же всё-таки выглядел дворец короля
Хродгара? Конечно, это не был каменный замок с
башнями из тех, что рисуют на иллюстрациях к
рыцарским романам. Здание было деревянным, с
крышей, покрытой тростником. И всё-таки он был
далёк от первобытной хижины. Такие
древнегерманские постройки называются
«длинными домами», или же холлами. Самый
большой из обнаруженных археологами холлов
достигал 63 м в длину! Дом в Лейре был несколько
меньше, но тоже внушителен. Основную часть
помещения занимала гридница, где днём пировали, а
ночью спали дружинники. Входов было не менее
двух. Англосаксонская хроника сохранила
высказывание дружинника этой эпохи:

«Представь, что в зимнюю пору ты сидишь и
пируешь со своими приближёнными и советниками;
посреди зала в очаге горит огонь, согревая тебя, а
снаружи бушуют зимний ветер и вьюга. И вот через
зал пролетает воробей, влетая в одну дверь и
вылетая в другую. В тот краткий миг, что он внутри,
зимняя стужа не властна над ним, но тут же он
исчезает с наших глаз, уносясь из стужи в стужу.
Такова и жизнь людская, и неведомо нам, что будет
и что было прежде».

Может показаться, что монах Беда
Достопочтенный, записавший эти слова, сам
сочинил их за безымянного дружинника, и что у
языческого воина не могло быть настолько
философского склада ума. Однако понимание мира
как дома привычно для древнегерманской
мифологии. И скандинавская Вальгалла, небесное
обиталище павших героев (буквально val-hall —
«дом мёртвых»), устроена по образцу реальных
холлов.

Хеорот, конечно, тоже мифологичен,
несмотря на то, что у него имелся исторический
прообраз. Обычно его название связывают со
словом heort («олень»). По-видимому, олень имел
какое-то символическое значение в культуре
англосаксов — в Саттон-Ху был найден жезл с
фигуркой оленя. Но название «Хеорот» созвучно и
слову heorth — «очаг», «дом». Хеорот не просто
дом, а Дом с большой буквы (хотя, разумеется, в
эпоху англосаксов не было заглавных букв),
идеальная модель всех домов.

Судя по раскопкам в Лейре, длина дома была около
50 м. Столь крупная постройка требовала сложных
технических решений. Для того чтобы крыша не
рухнула под собственным весом, её укрепляли
системой балок, опиравшихся на два ряда
внутренних столбов. На эти столбы дружинники
могли вешать свои щиты и военные трофеи.
Вероятно, как раз туда Беовульф прибивает
оторванную им лапу чудовища. Возможно, стены
изнутри могли затягиваться тканями и коврами с
вышитыми на них батальными или мифологическими
сценами. Известен подобный ковёр из Скандинавии,
он относится к IX в. А более поздний знаменитый
ковёр из Байё, созданный во второй половине XI в. и
изображающий высадку Вильгельма Завоевателя в
Англии, насчитывает более 70 метров в длину и,
несомненно, вывешивался по всему периметру
помещения. Правда, это был, скорее всего, не
англосаксонский деревянный холл, а нормандский
каменный замок.

Но вернёмся в мир Хеорота. Личные комнаты
имелись только у короля и его семьи, они
располагались в торце дома. Впрочем, и они не были
личными в нашем понимании этого слова: в одной
комнате жило по нескольку родственников, а
неженатые братья обычно спали в одной кровати.
Прислуга располагалась тут же, на полу. Чувство
privacy, столь дорогое современной английской
культуре, было неизвестно англосаксам времён
Беовульфа. Дружинники, постоянно проживавшие при
короле (хотя из более поздних скандинавских саг
явствует, что они могли брать отпуск) и
питавшиеся за его счёт, спали в том же зале, где
пировали — столы вечером разбирались.

Каков был их ночлег? В «Беовульфе»
утверждается, что они спали на лавках вдоль стен.
У многих комментаторов возникают сомнения, могли
ли они там разместиться. В самом деле, если
допустить, что длина гридницы составляла 35 м,
а средний рост англосакса 170 см (в эпоху
раннего Средневековья люди были ниже
современных), то на лавках с двух сторон
поместилось бы не более чем по 20 дружинников —
маловато для короля в эпоху, когда дружиной
обладали все, кто был достаточно богат.
Высказывалось даже предположение, что на самом
деле дружинники спали сидя, в полном вооружении.
Но из поэмы очевидно, что по крайней мере
Беовульф снимает доспехи и ложится. В
Скандинавии обычай спать в общей гриднице
сохранялся до начала XII в., и сага, приводимая в
«Круге земном» Снорри Стурлусона, прямо
указывает, что дружинники раздевались на ночь и
укрывались одеялами. Можно предположить, что
лавки предназначались для самых знатных, а
остальные размещались просто на полу вокруг
очага (известно, что пол выстилался тростником).
Ночными рубашками не пользовались, а полотенца и
воду для умывания приносили по утрам рабыни.

Возможно, такой быт произведёт
удручающее впечатление на современного
читателя.

Но необходимо помнить, что служба в дружине
была делом вполне добровольным. Дружинник не
ведал казарменных лозунгов: если король его
плохо кормил, он переходил к другому королю.
Такое положение устраивало обе стороны. Дружина
пользовалась уважением и почётом, король был
вынужден считаться с её мнением. Хотя в дружинном
мире были нередки ссоры и даже, как говорят
теперь, убийства в состоянии аффекта, такое
явление, как дедовщина, было совершенно
неизвестно. Оскорбить дружинника безнаказанно
не имел права даже сам король.

Чувство соперничества перед королём,
стремление заслужить его внимание
уравновешивалось чувством товарищества, на
укрепление которого воздействовали совместные
пиры и ночёвки в общем зале.