История первобытного общества (Алексеев, Першиц) (стр. 59 из 78). Первобытное общество алексеев
История первобытного общества (Алексеев, Першиц)
Асимметричный характер взаимодействия классовых и первобытных обществ достиг своего апогея в капиталистическое время. Потенции капиталистической эпохи несравненно выше, чем всех предшествующих эпох, и теперь оказалось возможным развернуть невиданную систему обезземеления, уничтожения и эксплуатации СПО. Составляя значительную часть колониального мира, первобытная периферия сыграла заметную роль в первоначальном накоплении капитала и в последующем развитии капиталистического способа производства. Немалое значение имели и культурные заимствования европейцев в колониальных странах: достаточно назвать картофель и кукурузу, совершивших, как ее нередко называют, подлинную «продовольственную революцию» в Европе 18 в. Но для самой первобытной периферии европейская колонизация зачастую имела катастрафические последствия. Не поддающаяся сколько-нибудь точному исчислению, но, несомненно, очень значительная часть СПО была стерта с лица Земли. Были полностью истреблены тасманийцы, почти полностью погибли прибрежные племена Австралии, бушмены, огнеземельцы, племена Вест-Индии и Центральной Аргентины, исчезло более 30 племен Юго-Восточной Бразилии и приблизительно две трети индейского населения США. В Африке, уже с 15 в. ставшей главным резервуаром рабов для американских колоний, в результате одних только последствий работорговли погибло, по оценке некоторых ученых, около 100 млн. человек.
Другая часть населения, жившего первобытнообщинным строем, сделалась объектом рабовладельческой и капиталистической эксплуатации. Условия, в которых протекали эти процессы, были различны. Туземцев сгоняли с земли или оттесняли на неудобные земли, вывозили на плантации, загоняли в резервации (США), резерваты (Австралия), хоумленды (ЮАР и Намибия) и т. п. Но в конечном счете это повсюду приводило к тому, что они включались в структуру классового общества, как правило, образуя в нем обособленные и грубо дискриминируемые группы крестьянства или сельского пролетариата. Еще одна, меньшая часть населения оставлялась на своих землях (например, в США и Канаде для охоты на пушного зверя) и эксплуатировалась колонизаторами путем неэквивалентного обмена, данничества, налогообложения и т. д. И только сравнительно немногим удалось воспользоваться недоступностью мест их обитания или бежать, изолировавшись в особенно труднопроходимых районах тропических джунглей, пустынь и гор и в основном сохранив свою самобытность.
Тем не менее было бы неверно видеть только пагубное воздействие капиталистической колонизации на первобытные общества. Те СПО, которые попали в сферу влияния капитализма и уцелели, получили значительные импульсы для своего хозяйственного, социально-политического и культурного развития. В европейских колониях возникала промышленность, складывались кадры рабочего класса и интеллигенции, создавались политические партии, распространялись достижения современной, в особенности технической, цивилизации, и какая-то часть населения СПО также не оставалась в стороне от этих процессов. Надо только иметь в виду, что в колониальных условиях подобное развитие шло очень медленно и мучительно для местного населения. Больше того, колонизаторы часто старались удержать и законсервировать такие традиции трибализма*, как племенная организация и власть вождей, чтобы опираться на них в своей административной деятельности. Эта система так называемого непрямого, или косвенного, управления широко применялась во многих британских и нидерландских колониальных владениях.
Первобытные общества в современном мире. Таково было положение, в котором находились СПО, сохранившиеся к началу нашего времени. Вопрос о их судьбах приобрел особую актуальность после Второй мировой войны, когда с распадом колониальной системы империализма множество отставших стран стало самостоятельным. В некоторых из них еще сохраняется внутренняя первобытная периферия, и в целом в современном мире не так уж мало СПО. Крупнейший ареал обитания современных первобытных племен — труднодоступные даже при современной технике леса Южной Америке, главным образом бразильская сельва. По приблизительной оценке, пятая часть племен бразильских индейцев не имеет постоянных контактов с неиндейским населением, ведет традиционное примитивное хозяйство и сохраняет первобытную культуру. Некоторые сознательно изолировались до такой степени, что продолжают пользоваться каменными орудиями. Другие ареалы СПО намного меньше, но они имеются в ряде стран. Так, в 1960-х годах в одном из отдаленных горных лесов филиппинского острова Минданао было обнаружено неизвестное до этого племя тасадай; начавшие изучать его этнологи установили, что оно пользовалось каменными и бамбуковыми орудиями. В том же десятилетии в бассейнах рек Сепик и Мэй в Папуа — Новой Гвинее было открыто несколько папуасских племен, также еще живших в каменном веке. Тогда же началось изучение небольшой группы бушменов в глубине южноафриканской пустыни Калахари на территории Намибии: как выяснилось, они пользовались получаемыми от соседей железными наконечниками стрел и ножами, но в остальном их культура целиком соответствует бродячему охотничьему хозяйству мезолита. Еще больше на внутренней первобытной периферии бывших колониальных стран СПО, стоящих на стадии разложения первобытнообщинного строя.
У всех этих СПО много общего. Сохранение ими первобытности в большинстве случаев связано с тем, что государство как бы забыло их в тропических лесах, горах или пустынях. Исключение — часть племен Бразилии, для которых созданы заповедные национальные парки Шингу и Яноама. И в этой связи в этнологии и в кругах передовой общественности нередко обсуждается вопрос, что является для СПО наименьшим злом: предоставление их самим себе или отведение им заповедников-резерваций?
На этот вопрос нет однозначного ответа. Оставление первобытных племен без государственной опеки, как мы видели, имеет для них тяжелые, нередко губительные последствия. Заповедные резервации также не спасают положения. Когда в 1970-х годах к парку Шингу подошло строительство Трансамериканской автотрассы, множество его обитателей стало жертвами эпидемий, насилий со стороны строителей и т. п. Однако и помимо этого нельзя забывать, что человеческое общество, каким бы отставшим оно ни было,— не часть фауны, и его развитие недопустимо искусственно консервировать. Оба решения плохи. Но при всех обстоятельствах надо учесть, что в реальной истории, особенно в истории нашего времени, сколько-нибудь длительная консервация, как правило, невозможна, и сама жизнь приведет современные СПО к врастанию в окружающую среду со всеми отрицательными и положительными последствиями этого процесса.
2. ОСТАТКИ ПЕРВОБЫТНОСТИ В КЛАССОВЫХ ОБЩЕСТВАХ
Понятно, что остатки первобытности заметнее всего сохранялись в таких классовых обществах, которые могли возникнуть непосредственно в распаде первобытнообщинного строя, т. е. в обществах древневосточных и феодальных, в меньшей степени в античных и почти никогда в капиталистических. Соответственно и в нашем обществе они более всего свойственны народам, не прошедшим капиталистический путь развития. Остатками первобытности были по большей части структуры, нормы и представления эпохи классообразования, т. е. уже начавшие подвергаться классовому превращению. Многие из них затем претерпели дальнейшую трансформацию.
Остаточные структуры и общности. Крупнейшими остаточными структурами и общностями были уже упоминавшиеся реликты племен и их объединений или соответственно соплеменностей, сохранившиеся внутри первичных народностей. Подобные племена и межплеменные общности в классовых обществах часто называют «вторичными», подчеркивая этим их остаточный, реликтовый характер. Они известны в составе множества древних, средневековых и современных народов — от античных эллинов или италийцев до сегодняшних казахов или туркмен. В некоторых случаях такие структуры и общности консервировались в результате своего рода социализации племенных и надплеменных различий при сложении на их основе кастовых систем, как это имело место, например, в Индии или в Южной Аравии. Однако гораздо чаще их длительное сохранение свойственно народам, исторически принадлежащим к хозяйственно-культурным типам горных земледельцев-скотоводов или кочевых и полукочевых скотоводов аридной зоны, что связано с замедленным становлением у них классов и государства. Рассматриваемые остаточные явления могут удерживаться в двух формах. При первой форме, характерной для курдов, пуштунов, арабских бедуинов, удерживаются остатки как собственно этнических племенных общностей с их диалектно-культурной спецификой, так и соответствующих им этносоциальных племенных структур с известным единством экономической и социальной жизни, какой-то организацией власти и т. п. При второй форме, характерной для значительно более широкого круга народов (только в СНГ — народы Южной Сибири, казахи, киргизы, туркмены, ногайцы, адыгейцы), удерживаются лишь остатки собственно этнических племенных общностей. Первая форма очень архаична и указывает на то, что в обществе еще живы традиции эпохи классообразования. Вторая форма представляет собой ее сглаженную модификацию, но и она свидетельствует о том, что общество не так уж давно стало классовым и обрело государственность.
Многим обществам были свойственны остаточные родственные структуры, которые могут быть названы вторичными родами. Вторичные роды в значительной мере напоминали патриархальные роды эпохи классообразования с их преимущественно общественными и идеологическими функциями: взаимопомощью, взаимозащитой, генеалогиями и общими культурами. Еще больше было обществ, в которых реально сохранялись только сегменты таких родов — патрилиниджи, или патронимии, возводившие себя к реальному и памятному предку и связанные особенно тесной взаимопомощью, взаимозащитой, идеологическим осознанием близости. Если вторичные роды существовали все же преимущественно на ранних ступенях развития классовых обществ, то патронимии бытовали и позже. Они находили себе место всюду, где географические условия или политическая обстановка требовали от индивидов и семей объединения трудовых усилий, материальной взаимоподдержки, взаимного обеспечения безопасности и т. п. Поэтому патронимическая организация в наибольшей степени была характерна для горных и степных областей, а за их пределами — для периферийных областей новой колонизации либо для периодов длительных политических смут. На территории бывшего СССР в новое время она обнаружена на Кавказе, в Средней Азии, в Южной Сибири, в Поволжье, на русском Севере, в Белоруссии, на Украине, в Молдавии. У тех народов мира, у которых разложение родовой организации проходило не в патриархальной, а в позднематеринской форме, в классовом обществе также подчас сохранялись материнские роды и матрилиниджи, или матронимии. Так было у ашанти и яо в Тропической Африке, кхаси в Индии, минангкабау в Индонезии, наси в Южном Китае. Однако эти формы, нечастые и в эпоху классообразования, в классовых обществах представляли собой редкий вариант развития.
mirznanii.com
История первобытного общества (Алексеев, Першиц)
Развитие обмена (хотя и не только оно одно) способствовало совершенствованию средств сообщения. Благоустраивались дороги и мосты, получали распространение колесные повозки и корабли на веслах и парусах. С середины 2 тысячелетия до н. э. в качестве упряжного животного стала применяться лошадь, в следующем тысячелетии в качестве вьючного транспорта в пустынных районах Азии — одногорбый и двугорбый верблюды.
Рост обменных операций долгое время не требовал выделения специалистов в данной области — торговцев. Этими операциями занимались сами производители общественного продукта, и особенно вожди и бигмены, для которых посредничество в обмене и накопление обменных эквивалентов было одним из важнейших средств повышения своего престижа. Но и появление профессиональных или полупрофессиональных торговцев, означавшее третье крупное общественное разделение труда, постепенно вызревало уже в эпоху классообразования, что, по-видимому, прослеживается археологически. Так, на известных в 4 тысячелетии до н. э. во многих странах Передней Азии полых глиняных шарах с миниатюрными глиняными же изделиями внутри, употреблявшихся для фиксации количества и качества посланных товаров, обнаружены оттиски печатей как знаков собственности.
Рост общественного продукта и превращение избыточного продукта пририбавочный. В эпоху классообразования были созданы самые мощные за всю историю первобытности производительные силы. Они сделали возможным относительно далеко зашедшее общественное разделение труда, что, в свою очередь, стало решающим фактором дальнейшего повышения производительности трудовой деятельности. Специализация в земледелии, скотоводстве, различных видах высокоразвитого присваивающего хозяйства, ремесленных занятиях способствовала усовершенствованию орудий и навыков, увеличению количества и улучшению качества производимого продукта. В этом же направлении действовало дальнейшее развитие престижной экономики, требовавшей создания все новых и новых материальных благ для надобностей дарообмена, пышных пиршеств, щедрых раздач или даже церемониального уничтожения богатств. Об увеличении объема производства в эту эпоху прямо свидетельствует увеличение, например, в бронзовом веке Закавказья, хранилищ для запасов продукции — зерновых ям, больших сосудов для хранения зерна и другой пищи и т. п.
Рост массы производимого продукта и обеспечение регулярности его получения создали условия для превращения избыточного продукта в прибавочный, т. е. такой, который производится одним человеком, а присваивается другим, порождая отношения эксплуатации. Подробно о них речь будет дальше.
Подъем производства в эпоху классообразования в различных областях ойкумены происходил в далеко не одинаковых формах. Развитие производящего или присваивающего хозяйства, наличие или отсутствие металлургии, характер этой последней, особенности других видов ремесленной деятельности и т. д.— все это принимало различные конкретно-исторические, локальные формы, отражавшие неравномерность исторического развития.
Неравномерность и разнообразие хозяйственного развития человечества в эпоху классообразования. Неравномерность исторического развития наметилась еще в палеолите, выразившись в разных формах внешней культуры и разном характере специализированной охоты. Дальнейшим шагом на этом пути было, как мы помним, возникновение земледелия и скотоводства, при котором человеческие коллективы во многих областях ойкумены продолжали оставаться охотниками, рыболовами и собирателями. Овладение металлом и особенно переход к эпохе железа еще более усилили этот процесс. Тот феномен, который отражает неравномерность исторического развития и с которым имеют дело археологи, а именно территориально приуроченные комплексы предметов материальной культуры, получившие наименование археологических культур, достиг значительного развития еще в неолите, но наивысший его расцвет падает как раз на рассматриваемое время. На наиболее изученной археологически территории Европы, например, выделены десятки таких культур, каждая из которых отличается специфическими чертами, начиная от какого-то своеобразия хозяйственной деятельности и кончая орнаментацией керамики. Общее представление о них дают археологические курсы. Мы же ограничимся здесь обзором наиболее существенного в хозяйственной деятельности человеческих коллективов в этот период.
Разделение на земледельцев и скотоводов имело экологически обусловленный характер: долины больших рек всегда были средоточием преимущественно земледельческих коллективов, горные местности и степи — преимущественно областями скотоводства. Однако зависимость человека от географической среды никогда не была абсолютной, тем более она не была абсолютной на этом уже достаточно высокоразвитом этапе истории первобытного общества. Развивалось высокогорное земледелие с террасовой организацией полей, земледельцы держали скот, используя его при стойловом содержании как тягловую силу и пользуясь параллельно продуктами животноводства. Кстати говоря, упомянутая Европа была зоной преимущественного распространения земледелия со стойловым скотоводством, лишь в горных районах земледелие уступало скотоводству, но нигде хозяйство не было чисто безземледельческим. В лесной зоне Европы продолжали кое-где обитать племенные группы охотников и рыболовов, немало их было на побережье Балтийского моря и крупных озер — Женевского, Ладожского, Онежского, аналогичный культурный комплекс был распространен вдоль всего северного побережья Евразии. На востоке севера Евразии, Аляске, в Канаде и на юге Гренландии охота приобрела именно в это время специализированный характер, будучи охотой на морских млекопитающих. Комплексное хозяйство, опирающееся на земледелие со стойловым содержанием скота или с отгонным скотоводством, было распространено по всей степной полосе Евразии, хотя в отдельных районах, например в Монголии, ряде горных районов юга Средней Азии, полупустынных и пустынных местностях Средней и Передней Азии, преобладало кочевое скотоводство. В принципе тот же набор хозяйственных укладов был представлен в Южной и Юго-Восточной Азии, модифицируясь в зависимости от местных природных условий. Восточная Азия, как уже указывалось, была очагом мощнейшего земледельческого хозяйства, оказывавшего разнообразные культурные импульсы на окружающие территории как в способах ведения хозяйства, так и в наборе культивируемых растений. Островной мир Юго-Восточной Азии, Австралия с Тасманией, Океания демонстрируют довольно большую культурную чересполосицу, которая примерно в тех же границах, судя по археологическим данным, существовала и несколько тысяч лет назад: в Австралии и Тасмании —охота, на островах Юго-Восточной Азии —земледелие со скотоводством, кое-где охота, рыболовство в прибрежных районах, в Океании —рыболовство с небольшими зачатками производящей экономики в виде культуры кокосовой пальмы и разведения свиней. Громадный географический массив обеих Америк был преимущественной областью распространения охотничье-рыболовческого хозяйства с собирательством, в Центральной Америке и прилегающих районах развивалось, как уже говорилось, земледелие, сопровождавшееся пастушеским скотоводством. Африка в силу разнообразия своих природных условий имела, наверное, уже в это время отдельные земледельческие культуры в центральных районах, кочевое скотоводческое хозяйство — в полупустынных и на окраине пустынь, в джунглях продолжали проживать охотники и собиратели.
2. ВЫЗРЕВАНИЕ ИНСТИТУТОВ КЛАССОВОГО ОБЩЕСТВА
С зарождением в эпоху классообразования прибавочного продукта начинается вызревание институтов классового общества и в том числе важнейших из них — частной собственности, общественных классов и государства. Решающее значение имела частная собственность, делавшая возможным существование всех других институтов.
Становление частной собственности. Становление частной собственности было результатом двуединого процесса, обусловленного подъемом позднепервобытного производства. Во-первых, рост производительности труда и его специализация способствовали индивидуализации производства, что, в свою очередь, делало возможным появление прибавочного продукта, создававшегося одним человеком и присваивавшегося другим. Во-вторых, те же возросшая производительность и специализация труда делали возможным производство продукта специально для обмена, создавали практику регулярного отчуждения продукта. Так возникала свободно отчуждаемая частная собственность, которая отличалась от коллективной или личной собственности эпохи первобытной общины прежде всего тем, что открывала дорогу отношениям эксплуатации.
Первоначальная частная собственность накапливалась в виде некоторых пищевых продуктов и ремесленных изделий, производственного инвентаря и оружия, а у народов, знавших скотоводство, — прежде всего скота. К сравнительно ранним видам частной собственности принадлежали и рабы, речь о которых будет дальше. Но поскольку уже существовали обменные эквиваленты, естественно, что те, кто имел излишки, стремились накапливать их не только в натуральной форме реальных потребительных стоимостей, но и в превращенной форме сокровищ, общепринятых в данной местности эквивалентов, предметных денег.
mirznanii.com
История первобытного общества (Алексеев, Першиц)
Чрезвычайно важная находка была сделана в 1959 г. в раннечетвертичных слоях Олдувейских гор (Танзания). Обнаруженный там череп примата, получившего название зинджантропа, сохранился сравнительно хорошо, что позволило составить о зинджантропе довольно полное представление. Он отличался некоторыми своеобразными признаками, находящими аналогии в строении гориллы, но передвигался на двух конечностях, имел большой мозг и человеческие особенности в морфологии зубной системы. Возраст зинджантропа определялся приблизительно в полтора миллиона лет. Таким образом, очевидно, что основные морфологические особенности гоминоидного ствола имеют глубокую древность. Однако эта находка не разрешила проблему древности использования орудий. Найденная вместе с зинджантропом каменная индустрия состоит из грубо обработанных орудий неопределенной формы, но принадлежность их зинджантропу остается весьма спорной.
Проблема наиболее ранних орудий труда и морфологического типа создавшей их формы получила разрешение благодаря находке в тех же Олдувейских горах в 1960 г. костных остатков так называемого человека умелого — Homohabilis (Хомо хабилис), но в слоях несколько более ранних, чем находка зинджантропа. Поэтому новая форма была названа презинджантропом. Ее выделение в качестве особого рода не находит поддержки в морфологических особенностях найденных фрагментов скелета, но наличие многих человеческих черт в строении черепа и мозга несомненно. Эти прогрессивные особенности подтверждают и обнаруженные в том же слое, непосредственно вместе с костными остатками, грубые рубящие орудия, которые в данном случае, очевидно, могут быть определенно увязаны с соответствующей морфологической формой. Хронологический возраст презинджантропа — 1 850 ООО лет.
Однако и эта находка не древнейшая. С 1967 г. начала работать большая международная экспедиция в долине р. Омо в Эфиопии. За 30 лет ею открыты костные остатки более чем десяти индивидуумов. Правда, они еще не описаны настолько, чтобы о них можно было судить подробно, но авторы предварительных отчетов — авторитетные палеоантропологи безоговорочно относят новые находки к австралопитековым. Их хронологический возраст, установленный с помощью калий-аргонового метода,— от 4 до 2 млн. лет, что вдвое превышает древность презинджантропов. Исключительно важен факт обнаружения галечных орудий в тех же слоях, что и находки костей австралопитеков. Древнейшие из них происходят из слоя, датируемого 2,1 млн. лет, т. е. немного древнее, чем орудия, обнаруженные с презинджантропом.
Еще более сенсационные открытия были сделаны Луисом, а затем его сыном Робертом Лики (начиная с 1965 г.) в районе оз. Рудольфа на севере Кении. Среди многочисленных остатков австралопитековых имеется фрагмент нижней челюсти, возраст которой 5—5,5 млн. лет. В тех же отложениях найдены галечные орудия, более древние (древнее на 500 000 лет), чем в долине р. Омо,— им 2,6 млн. лет. Все эти находки значительно удревняют родословную древнейшего человечества.
Не вызывающие сомнений случаи обнаружения орудий труда вместе с костными остатками австралопитеков значительно дополняют тот список морфологических особенностей, в первую очередь прямохождение, которые говорят о прогрессивном строении австралопитеков и их сходстве с людьми. Поэтому наиболее близкой к действительности представляется точка зрения тех исследователей, которые на основании морфологии относят австралопитеков к семейству гоминид (подразумевая, конечно, что речь идет о представителях всех трех родов — австралопитеках, парантропах и плезиантропах), выделяя их в качестве подсемейства австралопитековых. Остальные более поздние и прогрессивные формы объединяются при этом во второе составляющее семейство гоминид — подсемейство гоминин, или собственно людей. Включая австралопитеков в семейство гоминид, мы избавляемся от тех сложностей, с которыми столкнулись бы в противоположном случае, игнорируя прогрессивные особенности их морфологии и несомненный факт постоянного изготовления ими орудий.
Какие формы приобрела орудийная деятельность австралопитеков, какой материал они использовали для изготовления орудий, каковы были сами орудия? Как ни ограниченна до сих пор наша информация, мы можем сейчас с той или иной степенью подробности ответить на все эти вопросы. Выше уже упоминалось, что в Южной Африке вместе с костями австралопитеков были обнаружены крупные кости и рога копытных, сохранившие следы специальной подправки и ударов. Южноафриканский анатом и антрополог Раймонд Дарт, открывший первого австралопитека, исследовал эти кости и выделил древнейший этап орудийной деятельности, назвав его остеодонтокератической, или костной, индустрией. Вывод Дарта о существовании такого этапа на заре человеческой деятельности встретил критику со стороны многих ученых, но эта критика не смогла поколебать основы его наблюдений — реальности самих следов подправки на костях и использование их в качестве ударных орудий — и касалась лишь существа интерпретации этих следов. В общем, после этой работы Дарта трудно отрицать, что удобная для держания в руке кость могла использоваться в качестве орудия. Использовалось, очевидно, и дерево, служившее для изготовления дубин и других ударных орудий.
Но главным материалом были, конечно, каменные породы. Древнейшие каменные орудия, найденные вместе с австралопитеками и синхронные костной индустрии Дарта, получили наименование олдувейской культуры. Именно эта культура выделяется теперь всеми археологами в качестве древнейшего этапа палеолитической индустрии. Она состоит из валунов и галек, подвергнутых простейшей обработке, т. е. имеющих грубые сколы искусственного происхождения. Характерная особенность этого древнейшего этапа обработки камня состоит в том, что сколы не обнаруживают какой-либо регулярности, поэтому за орудия могут быть приняты и камни со сколами естественного происхождения. Но в целом все же олдувейская индустрия —результат несомненно целенаправленной деятельности, то, с чего началось дальнейшее развитие палеолита.
Имеются сведения и о других сторонах жизнедеятельности австралопитеков, свидетельствующих о высоком уровне их развития. Речь идет о каком-то правильном расположении крупных валунов в слое с остатками презинджантропа: многие исследователи интерпретируют их как основание какого-то надземного жилища. Если это действительно так, то австралопитеки и в этом отношении сделали какой-то шаг на пути к человеческим формам общежития.
Переходя к времени очеловечивания, мы целиком и полностью зависим от тех датировок древнейших палеоантропологических находок, которые опираются на геологические обстоятельства их местонахождений и на постоянно совершенствуемые, но пока еще недостаточно точные способы абсолютного датирования. До выдающихся палеоантропологических открытий в Африке древность человеческой родословной не уводилась больше чем на миллион лет от современности. Сохраняя осторожность, наверно, не следует ориентироваться на самые древние находки с неясной морфологией, целесообразнее начинать исчисление с находок, прогрессивные особенности которых могут быть более или менее ясно доказаны либо непосредственным морфологическим наблюдением, либо с помощью объективной морфологической реконструкции. С этой точки зрения дата начала антропогенеза в 2,5—3 млн. лет является наиболее реалистичной. Именно в эту эпоху, по-видимому, оформилось прямохождение, освободившее переднюю конечность для труда, возможно, переход к прямохождению сопровождался и какими-то прогрессивными изменениями в структуре мозга.
Сделанный выше беглый перечень палеонтологических находок антропоморфных приматов позднетретичного и раннечетвертичного периодов, а также австралопитеков, наглядно иллюстрирует сложность проблемы прародины человечества. Остатки ископаемых приматов, которые могут быть сближены с гоминидами, обнаружены на разных материках Старого Света. Все они приблизительно синхронны между собой в пределах геологического времени, и поэтому палеонтологические данные не дают возможности сделать выбор территории, на которой произошло выделение человека из животного мира. Геологические, палеозоологические, палеоботанические и палеоклиматологические данные рисуют картину достаточно благоприятного для высших приматов местообитания на широких пространствах Центральной и Южной Африки и Центральной Азии. Выбор между Евразийским и Африканским материками затрудняется еще и отсутствием выработанных предпосылок для определения области прародины человечества.
Одни ученые считают, что выделение человека из животного мира произошло в условиях скалистого ландшафта каких-то предгорий, другие — что непосредственные предки семейства гоминид были жителями степей.
Исключив несостоятельные с фактической точки зрения гипотезы о возникновении человечества в Австралии и Америке, которые вообще не входили в зону расселения высших приматов, будучи отрезаны от Старого Света непроходимыми для них водными барьерами, мы в настоящее время не имеем возможности решить проблему прародины человечества с должной определенностью. Ч. Дарвин, исходя из большего морфологического сходства человека с африканскими антропоидами по сравнению с азиатскими, считал более вероятным, что прародиной человечества был Африканский материк. Находки ископаемых высших приматов в Индии, сделанные в начале 20 столетия, а затем в Китае, поколебали чашу весов и склонили ее в пользу Азиатского материка. Однако обнаружение ископаемых остатков австралопитековых обезьян, зинджантропа; презинджантропа и других форм опять обращает взгляды исследователей на Африканский материк как на колыбель человечества. Во всяком случае в настоящее время эта точка зрения едва ли не преобладает.
mirznanii.com
История первобытного общества (Алексеев, Першиц)
По большей части именно в вождествах завершалось превращение потестарной организации в политическую, или государственную, представлявшую собой более или менее открытую классовую диктатуру. Ее важнейшим признаком было появление особой, не совпадающей непосредственно с населением, отделенной от него общественной, или публичной, власти, располагающей аппаратом управления и принуждения. Вождь превращался в правителя —князя, короля, царя и т. п. Его ближайшие родственники и другие помощники становились советниками в центре и наместниками на периферии со своим штатом помощников для отправления организаторской функции государства. Дружина превращалась в войско, с помощью которого государство подавляло сопротивление эксплуатируемых масс и вело как оборонительные, так и захватнические войны; впрочем, и население обычно еще оставалось вооруженным. Особым органом государственной власти становился суд с его неизбежными придатками —тюрьмами и палачами; судопроизводство осуществлялось как самим правителем, так и его помощниками и наместниками, а также специальными судьями. Еще один рычаг государственной власти, предназначенный для идеологического воздействия на массы, составляли органы подвергшегося классовой трансформации религиозного культа; к нему мы еще вернемся дальше. Зачатки всех этих органов власти имелись и в вождествах, но только с их институциализацией вождества превращались в ранние государства.
Другим важным признаком политической организации был переход от добровольных форм перераспределения прибавочного продукта и приношений вождям к упорядоченному налогообложению. Возможность к этому давало то же отделение публичной власти с ее аппаратом насильственного подавления и идеологического воздействия. Предгосударственные отчисления в страховые фонды и приношения вождям не всегда легко отличались от государственных податей. Отличие часто видят в фиксированное податей, но и фиксированные подати иногда, как кое-где в Океании и Тропической Африке, появлялись уже в догосударственное время.
Еще одним общим признаком государственного устройства было разделение населения не по родоплеменному, а по территориальному принципу. Возникали округа, волости и т. д., не совпадавшие с прежними родоплеменными единицами, хотя еще иногда и сохранявшие их названия. Это было конечным результатом давнего процесса перехода от кровнородственных связей к соседским. Вместе с тем введение территориального деления ослабляло остатки родоплеменной солидарности и там, где власти были в этом заинтересованы,—влияния старинной родоплеменной знати. Правда, на первых порах подразделение населения по территориальному признаку было еще неполным и непоследовательным. Так, в Западной Европе согласно раннесредневековым «варварским» узаконениям каждый человек судился по своему племенному праву. В Тропической Африке и в некоторых других регионах и после появления государства нередко в основном сохранялось родоплеменное подразделение подданных. Но в целом политическое и территориальное устройство настолько взаимосвязаны, что многие исследователи рассматривают территориальное деление как критерий возникновения государственности.
Таким образом, ни один признак государственности не был самоочевидным рубежом, разделявшим потестарную и политическую организацию общества. Не было таким рубежом и обязательное сочетание всех трех признаков, так как в конкретной истории народов одни признаки могли появляться раньше, другие — позже. Вывод о возникновении ранней государственности обычно делается на основе развитости и выраженности перечисленных признаков, а также присутствия не одного, а хотя бы двух из них.
В процессе становления государства формировалось и неотделимое от него право. Оно складывалось путем расщепления первобытных мононорм на право, т. е. совокупность норм, выражающих волю господствующего класса и обеспеченных силой государственного принуждения, и нравственность (мораль, этику), т. е. совокупность норм, обеспеченных только силой общественного мнения. Право, в том числе и становящееся право, по своему содержанию в каждом обществе едино, хотя в многоплеменном обществе и может различаться по форме в разных племенах; мораль даже по содержанию различна в разных общественных слоях, а затем классах. В процессе разделения общества на классы господствующая верхушка общества отбирала наиболее выгодные для нее нормы и, видоизменяя их применительно к своим нуждам и духу времени, обеспечивала их принудительной силой государства. Это были и нормы, регулирующие хозяйственную жизнь общества, и нормы, обеспечивающие его целостность, и —что особенно показательно —нормы, защищающие собственность и привилегии социальной верхушки. Например, если раньше в случае кражи большое значение придавалось тому, сородичем или чужаком совершен поступок, и сородича обычно лишь принуждали вернуть похищенное, то теперь всякое посягательство на собственность влекло за собой наказание, а посягательство на собственность представителей социальной верхушки каралось особенно жестоко. За него брали многократное возмещение, обращали в рабство, калечили, убивали. Тягчайшее в прошлом преступление —нарушение экзогамных запретов —у многих народов перестало быть преступлением, зато нарушение сословно-кастовых брачных запретов теперь подчас влекло за собой суровое наказание. При нанесении побоев, увечье, убийстве, при оскорблении словом первостепенное значение приобрел вопрос не о родоплеменной, а о социальной принадлежности сторон. Например, во многих племенах кровь благородного оценивалась вдвое и втрое выше, чем кровь простолюдина, а часто она вообще не имела цены, т. е. не подлежала материальному возмещению.
Источником первоначального права были не столько законодательные акты или даже устанавливающие прецедент судебные решения, сколько санкционированные государственной властью мононормы, или обычаи, эпохи классообразования. Поэтому древнейшее право получило название обычного права (на мусульманском Востоке — адата*). Иногда обычным правом называют и сами обычаи эпохи классообразования или, еще шире и неопределеннее, социальные нормы в первобытном обществе вообще. Но это неточно, так как права в строгом смысле этого слова не могло быть там, где еще не было государства. В других случаях обычным правом называют уже санкционированное государством, но еще не записанное, не кодифицированное, так называемое неписаное право. Это также неточно, так как определяющим признаком права является не форма его бытования, а его классово-обусловленный и государственно-принудительный характер. Известны общества (например, в Тропической Африке и на Северном Кавказе), где в условиях ранней государственности существовало еще не записанное право. Все же поскольку возникновение государственности сопровождается появлением упорядоченной письменности, обычное право в раннеклассовых обществах, как правило, уже записано и только на стадии своего становления в предклассовых обществах остается неписаным.
Вариативность и инвариантность в процессах вызревания институтов классового общества. Как отчасти уже можно было видеть, становление частной собственности, классов и государства достигалось не в единообразных, стандартных формах. Идя разными путями и под действием различных механизмов, эти процессы отличались значительной вариативностьсю.
Это в известной мере относится уже к экономической основе данных процессов — складыванию частной собственности на основное условие производства. Если в ряде обществ Океании в предклассовое время стала известна частная собственность на землю, то в Тропической Африке ее не знали многие раннеклассовые образования. Большая вариативность была свойственна процессу классообразования, в котором ту или иную роль играли конкретная история, экология, военная активность, развитие обмена и другие факторы. Могут быть выделены три основных пути классообразования и соответственно становления государственной власти, условно называемые аристократическим, плутократическим и военным.
Аристократический путь связан с сохранением старинной родоплеменной верхушкой своих экономических и потестарных позиций, что позволяло ей монополизировать, а затем и узурпировать перераспределение общественного продукта. Основным практиковавшимся при этом способом эксплуатации был обозначенный выше как прафеодальный, хотя попутно могли использоваться рабство, кабальничество и межобщинная эксплуатация. Формой предгосударственной власти, возникшей на этом пути, были вождества—как сакральные, так и несакральные.
Плутократический путь связан с выдвижением бигменов, осуществлявших преимущественно кабальные формы эксплуатации и пользовавшихся ненаследственной властью. Распространение бигменства на Новой Гвинее, казалось бы, характеризует его как стадиально ранний этап классообразования и политогенеза, но бигменство известно и в намного более развитых обществах Юго-Восточной Азии. Этот путь и его соотношение с другими путями становления классов и государства еще плохо изучены.
Широкое распространение имел военный путь основных процессов эпохи, связанный с бурным развитием военной активности. Конечно, войны существовали и раньше — из-за нарушения племенных границ, убийства соплеменника, похищения женщины, предполагаемой магической «порчи» и по другим поводам. Однако, как правило, они имели эпизодический характер. Теперь, с появлением богатств и жажды наживы, положение изменилось: грабеж давал возможность быстрого обогащения. Поэтому эпизодические столкновения превратились в регулярные, массовые и организованные — войны в собственном смысле слова. Войны, которые стали вестись ради грабежа, сделались как бы постоянным промыслом. Победители забирали с собой все, что представляло ценность, — сокровища, скот, рабов, а затем, с ростом населения, начали захватывать и соседние земли. Превращение войн в постоянный промысел способствовало развитию военной техники и военной организации. Появилось отличное от охотничьего специализированное наступательное и оборонительное вооружение — боевые копья и палицы, мечи, щиты, латы, панцири, шлемы. Вокруг селений возникли земляные валы, рвы, палисады. К началу железного века во многих странах Евразии распространились особые укрепленные убежища — крепости, боевые башни и т. п., где население спасало жизнь и имущество во время вражеских набегов. Усложнилась и усовершенствовалась тактика нападения и обороны, потребовалось упорядочение ведения совместных военных действий. Начала меняться сама психология людей эпохи классообразования: грабеж стал считаться почетным занятием, мирный труд — непрестижной и даже постыдной деятельностью для настоящего мужчины.
mirznanii.com
История первобытного общества (Алексеев, Першиц)
При неполной определенности ответа на поставленный выше вопрос целесообразно все же очертить фигурирующие в литературе представления об очагах перехода к первичному земледелию и производящему хозяйству, восходящие к творчеству Вавилова и обогащенные археологическими раскопками последних лет. Древнейшим из очагов земледелия является, наверное, переднеазиатский в широком смысле слова, охватывающий огромную территорию и настолько сложный по составу культурной флоры, что он, по многим высказываниям ученых, сам распадается на самостоятельные и независимые очаги, скажем, кавказский, среднеазиатский, переднеазиатский в узком смысле слова. Близок к нему территориально средиземноморский очаг, сформировавшийся при бесспорном влиянии из Передней Азии и, в свою очередь, распадающийся на западносредиземноморский, балканский, восточносредиземноморский, североафриканский очаги, каждый из которых сформировался частично самостоятельно, а частично при значительных воздействиях со стороны. На востоке Старого Света громадным очагом возникновения земледелия и, может быть, самостоятельного введения в культуру животных была Восточная Азия, оказавшая влияние на возникновение производящего хозяйства на Японских островах, в бассейне Амура, в материковой части Юго-Восточной Азии. Между этими большими и давшими значительное количество видов культурных растений очагами располагался южноазиатский, или индийский, очаг, в отличие от предшествующих, похоже, достаточно гомогенный. До сих пор в ботанической, историко-этнологической и археологической литературе фигурирует в качестве центрального очага возникновения производящего хозяйства Мексика и Центральная Америка с ответвлениями в разных областях Андийской горной страны — Перу, Боливии, а также на островах Карибского бассейна. Но, похоже, начатки земледелия у североамериканских индейцев также могут иметь самостоятельное происхождение. В Африке, наконец, наибольшую роль в окультуривании растений и доместикации животных сыграли области, расположенные сразу же к югу от пустыни Сахара.
Возникновение земледелия и скотоводства сопровождалось другими сдвигами в развитии производительных сил. Прежде всего значительно прогрессировала техника изготовления каменных орудий труда. Еще более усовершенствовалась техника отжимной ретуши. Местами известные уже в мезолите шлифование, или полирование, а также пиление и сверление камня в неолите получили намного большее распространение, так как для расчистки леса под поля и огороды потребовались более эффективные топоры и тесла. Наряду с прежними стали обрабатываться новые, более твердые породы минералов — нефрит, жадеит, обсидиан. Началась разработка подземных отложений камня, появились крупные «мастерские» каменных орудий, распространявшихся далеко от места своего производства. Нужды земледелия потребовали усовершенствования не только топоров, но и других орудий труда. Применявшиеся собирателями палки-копалки и примитивные жатвенные ножи эволюционировали в настоящие мотыги и серпы, а зернотерки и ступки с пестами широко вошли в хозяйственный быт. Местами стали практиковаться простейшие приемы мелиорации почв, например ирригации в Передней Азии или дренажа на Новой Гвинее.
Там, где развивалось высокоспециализированное охотничье-рыболовческо-собирательское хозяйство, орудия труда также приобрели намного более совершенный облик. В сухопутной охоте стали применяться изощренные ловушки, капканы, силки, в морской охоте и рыболовстве — более усовершенствованные гарпуны, сети, удочки с крючками. Широкое распространение получили средства передвижения: лодки-долбленки, волокуши, в которые со временем стали запрягать собак, на севере — сани и лыжи. Для изготовления многих из этих орудий труда и транспортных средств также нередко применялись шлифованные топоры.
Переход к производящему или высокоспециализированному присваивающему хозяйству совершался там, где уже к концу предыдущей стадии развития была достигнута относительная оседлость, и, в свою очередь, упрочивал эту относительную оседлость. Поэтому теперь примитивные хижины стали сменяться более долговременными землянками или полуземлянками, а затем и прочными наземными домами. Одежда в разных широтах варьировала от набедренной повязки до глухого мехового комбинезона; с изобретением в неолите прядения и простейшего ткачества стала появляться также одежда из растительного волокна, а позднее и шерсти. Домашняя утварь пополнилась одним из крупных нововведений — изобретенной теперь керамикой. Керамики не знали лишь относительно немногие общества, которые по другим признакам могут считаться неолитическими, и поэтому неолит иногда даже называют керамическим веком. Изготовляли керамику чаще всего методом налепа, или спирально-жгутовым: глиняные жгуты толщиной в 2—3 см накладывали по спирали друг на друга, сдавливали и заглаживали. Обожженная огнеупорная посуда позволила улучшить способы приготовления пищи и расширить ассортимент пищевых продуктов.
Основные производственные достижения на стадии позднепервобытной общины — становление земледелия и скотоводства, усовершенствование техники обработки камня, изобретение керамики, ткачества и т. п. — свидетельствуют о значительном расширении опыта и навыков человечества. Эти достижения требовали также дальнейшего совершенствования организации труда. Труд по-прежнему оставался простой кооперацией, но его разделение стало уже не только половозрастным. Новый производственный уровень сделал возможной дальнейшую индивидуализацию и специализацию в некоторых областях деятельности.
Ранние земледелие и скотоводство чаще всего были как мужским, так и женским занятием, причем на долю мужчин обычно приходились наиболее тяжелые, а на долю женщин — наиболее кропотливые работы. В высокоспециализированном присваивающем хозяйстве почти всегда мужчина был охотником и рыболовом, женщина — собирательницей. Изготовление орудий труда, средств передвижения, предметов обихода по большей части считалось делом мужчин, и только в изготовлении керамики лидирующая роль чаще принадлежала женщинам. Зато такие домашние работы, как доставка воды и топлива, приготовление пищи, уход за детьми, неизменно оставались за женщинами. Разделение труда по возрасту заметнее всего сказывалось в том, что молодым мужчинам чаще доставались более трудные и опасные, пожилым — более сложные работы. Некоторые общинники, выделявшиеся своим опытом и умением, как бы специализировались в некоторых сферах деятельности, но эта специализация обычно еще не предполагала особых знаний, не передавалась по наследству и в принципе не освобождала от других работ.
Дальше продвинулось межобщинное и межплеменное разделение труда. Это было подлинно общественное разделение труда, т. е. закрепление определенных занятий за определенными группами людей, не связанное с их половозрастным делением. До конца 19 в. считали, что первым крупным общественным разделением труда было выделение пастушеских племен. Позднее выяснилось, что скотоводство не старше земледелия (см. об этом дальше), но на стадии позднепервобытной общины действительно произошло первое крупное разделение труда — выделение племен с производящим хозяйством из общей массы других племен. Это способствовало развитию обмена между ранними земледельцами или земледельцами-скотоводами и охотниками-рыболовами, как низшими, так и высшими. Наряду с сырьевыми ресурсами и изделиями стали обмениваться скот и пищевые продукты.
Ранние земледельцы и земледельцы-скотоводы не только известны по археологическим находкам, но и широко представлены этнологическими аналогами в Юго-Восточной Азии, Африке, Океании, Северной и Южной Америке. Высшие охотники, рыболовы и собиратели, помимо того, до сравнительно недавнего времени имелись в Северной Сибири. Материал по ним огромен, и трудности характеристики стадии позднепервобытной общины состоят главным образом в том, чтобы отделить подлинную первобытность от явлений, возникших под воздействием соседних классовых обществ.
Социально-экономические отношения. И раннее производящее, и высокоспециализированное присваивающее хозяйство по-прежнему требовали тесной кооперации трудовых усилий. Расчистка леса, выпас скота, сколько-нибудь эффективные охотничьи и рыболовческие предприятия были не под силу отдельным семьям. Получаемый в хозяйстве продукт также еще оставался ограниченным. Первоначальное земледелие и скотоводство нередко были менее продуктивны, чем присваивающее хозяйство, а успех охоты или рыболовства не мог быть предсказан с уверенностью. Все это способствовало более или менее широкому сохранению коллективной собственности и уравнительного распределения. К тому же и тогда, когда производимый продукт являлся достаточным и даже избыточным, не могла не действовать сила традиций, сложившихся на предшествующей стадии развития. Все же на данной стадии возросшие и продолжавшие возрастать производительные силы обеспечивали намного более заметное получение избыточного продукта, постепенно становившегося регулярным. А это не могло не повлечь за собой начавшуюся парцелляцию собственности и расширение сферы трудового распределения.
Экономическую основу общества, как и раньше, составляла коллективная собственность на землю. Возделываемая земля и пастбища, охотничьи, рыболовные и собирательские угодья в одних случаях прямо принадлежали общине, в других —рассматривались как принадлежащие племени или фратрии, но были закреплены за входившими в них отдельными общинами. Внутри общины земля, особенно часто обрабатываемая, являвшаяся уже не только предметом, но и продуктом труда, обычно передавалась во владение группам ближайших сородичей и в пользование отдельным сородичам. Земельная собственность не могла быть отчуждена: считалось, например, у папуасов Новой Гвинеи, что полученная от предков, она должна перейти к потомкам. Другие средства производства и предметы потребления, созданные собственным трудом, — скот, орудия, утварь и т. п.— со всей несомненностью были личной собственностью и могли отчуждаться. Но в то же время еще широко практиковалось свободное заимствование личных вещей сородичей, а после их смерти их движимое имущество все чаще не уничтожалось, а наследовалось в пределах рода.
mirznanii.com
История первобытного общества (Алексеев, Першиц)
Вторая находка сделана в 1972—1975 гг. на стоянке Бильцингслебен в Тюрингии. Найденные с ней орудия и фауна также свидетельствуют о ее раннем возрасте. Обнаружены были фрагменты лобной и затылочной костей. Надглазничный рельеф характеризуется исключительной мощностью, и поэтому можно думать, что мы имеем в данном случае дело с очень ранним типом гоминид, возможно, с европейским питекантропом.
Наконец, остатки существ, морфологически похожих на питекантропов, найдены в древних раннеплейстоценовых и среднеплейстоценовых слоях во многих местонахождениях Африки. По строению своему они достаточно своеобразны, но по уровню развития и объему мозга не отличаются от яванских обезьянолюдей.
Обезьяноподобные люди — питекантроп, синантроп, атлантроп, гейдельбергский человек и другие —жили в теплых климатических условиях в окружении теплолюбивых животных и не расселялись далеко за пределы области своего первоначального появления; судя по ископаемым находкам, заселены были большая часть Африки, юг Европы и юг Азии.
Перечисленными факторами исчерпываются наши знания о морфологическом типе древнейших представителей человечества. Темп их развития не был равномерным, а нарастание прогрессивных качеств, приближавших их к уровню современных людей, не происходило в строгой последовательности. В ходе эволюции семейства гоминид наблюдались отклонения от этого пути и даже движение вспять. Это обстоятельство следует постоянно учитывать при изучении истории первобытного общества.
В первую очередь встает вопрос о систематическом положении всех этих форм ископаемых людей и о генетических взаимоотношениях их между собой. В палеонтологии очень распространена тенденция при открытии новых ископаемых форм присваивать им высокий таксономический ранг, тенденция психологически вполне извинительная: открыть род почетнее, чем открыть вид, а семейство — почетнее, чем открыть род. Не избежали подобных увлечений и палеоантропологи. С этой точки зрения перечисленные родовые обозначения для отдельных локальных форм древнейших людей, в настоящее время имеющие лишь исторический интерес,— не более чем дань подобной тенденции. Подавляющее большинство серьезных современных исследователей рассматривают все без исключения известные нам формы древнейших людей в качестве представителей одного-единственного рода. В зоологии имеется правило таксономического обозначения, так называемое правило приоритета — за любой формой сохраняется то родовое и видовое обозначение, которое было использовано впервые, даже если оно было не очень удачным. Родовое наименование Pithecanthropus было употреблено впервые, и оно сохранено в качестве названия всех групп ископаемых людей. Есть и иная точка зрения, получившая наиболее широкое распространение в американской литературе, — считать всех без исключения ископаемых людей принадлежащими роду
Homo и объединять древнейших из них в единый вид, названный по тому же правилу приоритета Homoerectus (хомо эректус). Но подобная точка зрения вступает в слишком сильное противоречие с наличием значительных морфологических расхождений между отдельными ископаемыми находками и не может быть принята.
В то же время ясно, что при широком расселении от Восточной Африки до Большого Зондского архипелага, связанного на заре истории гоминин мостом суши с материком, отдельные группы питекантропов не могли встречаться между собой, жили в условиях относительной изоляции и были разделены генетическими барьерами. Очень вероятно поэтому, что род питекантропов состоял из нескольких видов, каждый из которых отличался и морфологическим, и поведенческим, и культурным своеобразием. Группировка отдельных форм на видовом уровне по-разному осуществляется различными исследователями, но это вопрос второстепенный, целиком зависящий от прогресса в накоплении фактических знаний. Среди прочего в пользу локальной дифференциации древнейших людей свидетельствуют и многочисленные археологические данные о местных формах палеолита на разных материках и о различиях каменного инвентаря на древнейших стоянках даже в пределах одного и того же материка.
После овладения техникой обработки камня он не мог не занять преобладающего места среди других материалов, пригодных для изготовления орудий, — кости и дерева; к тому же сохранность дерева и кости лишь в исключительных случаях обеспечивает возможность нашего знакомства с древнейшими сделанными из них орудиями. Поэтому на заре культурного развития человечества выделяется период каменного века, по длительности в несколько сотен раз превышающий всю последующую историю человечества, а периодизация внутри этого периода осуществляется в соответствии с изменением и усложнением форм каменного инвентаря. Внутри палеолита, как уже говорилось, обычно выделяются эпохи нижнего, среднего и верхнего палеолита, характерный для австралопитеков олдувейский этап, упоминавшийся выше, как раз и представляет собою начало нижнепалеолитической эпохи. Именно эта эпоха соотносится в широких хронологических рамках со временем питекантропов, длительность ее громадна, и она сама по себе обнаруживает значительную динамику в формах поселений древнейших коллективов людей и типах изготовляемых ими каменных орудий.
Выше уже говорилось, что существование рода питекантропов охватывало громадный промежуток времени и относилось как к нижнему, так и к среднему плейстоцену. Но более точные датировки с использованием так называемых методов абсолютного датирования по соотношению радиоактивных изотопов, например калий-аргонового метода, не дают пока достаточно устойчивых и стабильных цифр. Так, фигурирующие выше для Африки абсолютные даты обнаруживают в настоящее время в связи с новыми определениями не очень отчетливо выраженную, но все же ощутимую тенденцию к уменьшению. В качестве еще одного красноречивого примера неустойчивости абсолютных дат и зависимости их от уровня соответствующих методик можно сослаться на изменения в оценке возраста яванских питекантропов. Сначала их возраст оценивался примерно в 500 тыс. лет от современности, но затем индонезийские геологи во главе с известным специалистом по изучению четвертичных отложений о-ва Явы Т. Якобом, опираясь на результаты своих новых исследований, резко завысили эту дату, отнеся ряд находок к гораздо более раннему времени и датировав их временем около 2 млн. лет. Черепная крышка в Олдувее, отнесенная к местной форме питекантропа, получила дату в 300 тыс. лет от современности. На основании этих дат можно было думать, что род Pithecanthropus питекантропус существовал на земной поверхности более 1,5 млн. лет. Между тем критическое рассмотрение дат индонезийских геологов и приводимых в их пользу аргументов заставит многих специалистов весьма скептически отнестись к этой аргументации и считать дату в 2 млн. лет резко завышенной. Проблема абсолютного времени существования яванских форм остается не совсем ясной и теперь, и мы остановились на ней, чтобы проиллюстрировать существующие трудности и лишний раз подчеркнуть необходимость трезвой и непредвзятой оценки доступной информации в сфере антропогенеза и истории первобытного общества.
Так или иначе нижний палеолит охватывает наибольшую часть палеолитического времени, продолжаясь до эпохи мустье, т. е. эпохи, отстоящей от современности примерно на 200 тыс. лет. Первоначально до палеолитических открытий в Африке и Азии, показавших крайнее своеобразие развития каменной индустрии на этих материках, представления о культурной динамике на протяжении нижнего палеолита строились в основном на базе изучения европейских местонахождений, в первую очередь Средиземноморского бассейна, и особенно Франции. С конца 19 в. на высоких террасах рек находили каменные орудия явно искусственного происхождения, которые и получили наименование ручных рубил. Это камни удлиненной яйцевидной формы, обработанные с двух сторон крупными сколами так, что обе стороны сходились к острому концу. Иногда режущие края с обеих сторон подправлялись еще мелкими сколами, чтобы режущий край был более острым. Назначение ручного рубила до сих пор остается недостаточно ясным, но весьма вероятно, что оно представляло собою функционально универсальную форму, использовалось для выкапывания съедобных корней, перерубания ветвей, разделки туш животных, выскабливания шкур, в качестве ударного орудия. Эпоха преимущественного изготовления и использования ручных рубил получила в археологической литературе наименование шелльской или аббевильской (последнее наименование фигурирует редко) по названию наиболее известных местонахождений у одноименных городков в горных районах Франции. Эта эпоха была постулирована в качестве всеобщего этапа для нижнего палеолита, маркирующего начало развития нижнепалеолитической техники.
Представление о шелльской эпохе с ручными рубилами, означающей всеобщую стадию развития палеолитического человечества, на несколько десятилетий удержалось в археологической литературе. Но в последнее время от этого представления отказывается все большее число исследователей, и, в частности, отказались практически все отечественные специалисты по палеолиту. Основанием для этого послужило несколько обстоятельств как геологического, так и археологического порядка. В качестве геологических и палеогеографических обстоятельств нужно назвать переотложенность всех местонахождений ручных рубил, их нахождение не в естественном залегании insitu (ин ситу), а в условиях, являющихся следствием действия геологических сил — земной тектоники, течения водных потоков и т. д. В этих обстоятельствах хотя и ясно, что речь идет об очень древних находках, но точное определение их подлинной древности невозможно. Не менее важна археологическая сторона дела. Сами по себе ручные рубила — орудия достаточно стабильной формы, но подавляющая их часть была собрана тогда, когда археология находилась еще в зачаточном состоянии и методика полевой работы совсем не была разработана. В процессе последующих раскопок не было открыто ни одной стоянки, в культурном слое которой преобладали бы ручные рубила. Более или менее очевидно, что археологи начала 20 века собирали преимущественно ручные рубила, так как их форма обращала на себя внимание, тогда как все другие орудия менее броской формы оставались без внимания. Что действительно представляла собою каменная индустрия, в состав которой входили грубейшие ручные рубила, остается недостаточно ясным.
mirznanii.com
История первобытного общества (Алексеев, Першиц)
Какова информативность этого археологического материала и какими обстоятельствами она ограничивается? При ответе на последнюю часть вопроса нужно иметь в виду три таких обстоятельства — многозначность положения любого предмета материальной культуры в системе культуры общества в целом, принципиальную выборочность археологических остатков по отношению к системе живой нормально функционирующей культуры и разрушение в ходе времени. Наименее очевидно первое из них, поэтому оно и требует рассмотрения в первую очередь. Предмет материальной культуры прежде всего имеет определенное функциональное назначение, он создается, чтобы быть для чего-то использованным в человеческой деятельности — будь то орудия труда, керамика или что-то другое. Кроме его собственной формы
и атрибуции, о которой мы можем судить по здравому смыслу и аналогии, единственное, что нам непосредственно дано,—его положение в пространстве, точнее говоря, его положение в пространстве раскопа. В ряде случаев первичное назначение предмета, например, стрелы или наконечника копья, найденных в позвонке или какой-нибудь другой кости животного, этим подтверждается или устанавливается. А если предмет имел кроме своего непосредственного утилитарного назначения еще символическое или сакральное? Если до того, как попасть в раскоп, он использовался неоднократно, скажем, был подобран людьми изучаемой культуры и поэтому относится к более раннему времени, примеры чего нам заведомо известны? Эти обстоятельства установить значительно труднее, а чаще всего и попросту невозможно. Этнологией зафиксированы случаи, когда тот или иной предмет материальной культуры, имевший определенное функциональное назначение, попадая случайно в систему иной культуры, где его атрибуция неизвестна, становится принадлежностью или даже объектом культа. Все подобные случаи археологически невозможно фиксировать; их фиксация — результат скорее исключительной удачи, нежели планомерного и целенаправленного поиска. Разумеется, из всего этого проистекает существенная потеря информации.
Выборочность археологического материала при раскопках зависит от того, что земля сохраняет нам не весь комплекс культуры, а лишь то, что попадало, как говорят археологи, на горизонт обитания или закладывалось в могилы. При перемене местожительства все ценное забиралось с собой, в домах и на поселениях оставался хлам, он-то и попадает в руки археологов. При пожаре или землетрясении, сильном паводке или селе, одним словом, при любом стихийном бедствии многое разрушается вплоть до монументальной архитектуры, и опять в распоряжении археологии остается только часть, да еще порядком деформированная разрушением, живой культуры, цельную архитектонику которой можно реконструировать лишь по обломкам и руинам. В погребения заведомо попадает только часть бытового культурного инвентаря, объем которого предопределяется бытующими в обществе погребальными обычаями и обрядами, а также представлениями о загробном мире. О них чаще всего вообще нет никакой информации, и они сами реконструируются на основе раскопок погребальных памятников, т. е. получается заколдованный круг: не зная соответствующего мировоззрения, мы не в состоянии понять, какая часть культуры отражается в погребальном памятнике, а о мировоззрении вынуждены судить по результатам раскопок этого памятника. Когда характерная для 19— начала 20 в. наивная вера в то, что переход от живой культуры к фиксируемой археологией мертвой полностью однозначен и не имеет никаких потерь, прошла, наступила эпоха достаточно скептической оценки реконструктивных возможностей
археологического материала, вера в абсолютную достоверность археологических реконструкций уступила место вере в принципиальную ограниченность археологических данных. Многие современные археологи полагают, что в процессе археологического исследования мы получаем не более 15 % достоверной информации, но подобные расчеты крайне субъективны. В какой-то части археологических реконструкций они, возможно, соответствуют действительности, в других случаях процент достоверности больше, а что-то вообще не может быть адекватно восстановлено ни при каких обстоятельствах.
Разрушения в ходе времени можно без преувеличения назвать грандиозными по масштабам и трагическими по их культурно-историческим последствиям. Любая культура и любое общество безжалостно уничтожали все следы предшествующих обществ и культур, почти всегда делали это сознательно, в то же время бессознательно используя технические и духовные достижения предшественников. Сбивались с камней надписи и на их месте выбивались новые, разрушались постройки, и строительные материалы использовались вторично для возведения новых строений, разрушались или запускались оросительные сооружения, перетаскивались на новые места погребальные стелы, пещеры и другие естественные укрытия использовались неоднократно людьми разных эпох, более ранние культурные напластования в пещерах при этом естественным образом нарушались, наконец, грабители испортили большую часть погребальных сооружений самых разных эпох и практически повсеместно. Но разрушительная сторона человеческой деятельности дополнялась еще разрушительными силами природы, т. е. естественными причинами. Для самых ранних палеолитических пещерных стоянок это обвалы и геологические процессы погребения пещер. Обвалы нарушали пещерные культурные слои и в более позднее время. В процессе исследования неолитических поселений и поселений эпохи бронзы археологи столкнулись с фактами их почти полного или же полного разрушения паводковыми водами и ежегодными разливами рек. Более поздние городища разрушались на протяжении столетий и тысячелетий дождями, зарастали лесом, в пустынных и полупустынных местностях засыпались песками. Далеко не все изделия человеческих рук сохранялись в земле, что зависит и от характера почвы, и от материала: изделия из кости, дерева, кожи и металла вообще сохраняются плохо — дерево и кожа недолговечны, кость подвержена разложению, металл окисляется, керамика раздавливается землей. Наконец, сам культурный слой деформируется при позднейшем осадконакоплении, оползнях, заболачивании и т. д.
Все же при всех этих ограничениях археологический материал бесспорно позволяет осуществить ряд научных процедур и делать достаточно определенные выводы, в чем и состоит его историческое значение. Он дает возможность проследить динамику внешних форм культуры, на основе типологического сравнения и стратиграфического залегания, отделяя ранние формы от поздних и устанавливая хронологическую последовательность их изменений. На этой базе создается картина прогресса человеческой культуры на протяжении истории первобытного общества и прослеживается в то же время преемственность развития культуры от ее простейших форм до более сложных. Археологические раскопки при их проведении на должном техническом уровне доставляют богатый палеоантропологический, археозоологический и археоботанический материал, а он, в свою очередь, является неоценимым источником сведений о физических особенностях древних людей, морфологии и породах доместицированных видов животных, сортах и видах культурных растений. Изучение петрографии горных пород, из которых изготовлялись орудия, приводит к возможности восстановить пути древних миграций и обмена, аналогичная процедура возможна при сравнительном исследовании состава древних металлов. В раскопках встречаются почти повсеместно предметы искусства, и по ним мы судим о художественной культуре тех или иных обществ, с известными ограничениями и об их духовной культуре. Наконец, локальные различия в культуре помогают ставить вопросы о времени и характере этнической дифференциации, хотя их решение требует привлечения данных смежных дисциплин и пока невозможно только с помощью археологического материала. Таким образом, можно сделать вывод, что археологический материал очень информативен и его роль в реконструкции исторических процессов первобытности огромна.
Этнология. Если говорить о методологических и методических основах этнологической науки, то вся их разработка была нацелена на то, чтобы с наибольшей полнотой и тщательностью, наиболее адекватно описать предмет исследования, а именно культуру и быт, социальные институты и общественную структуру того или иного народа. Традиционно при этом наибольшее внимание уделялось отсталым народам, и в этом пункте особенно этнология смыкается с историей первобытного общества, так как культура отсталых народов служит основным материалом для первобытно-исторических реконструкций. Если бы не было этнологических данных, то многие стороны формирования общественных отношений и социальной структуры в первобытных человеческих коллективах просто не могли бы стать предметом внимания, они известны лишь по этнологическим описаниям, и главная задача состоит в том, чтобы хронологически соотнести их с теми или иными этапами первобытной истории. Однако, как ни полно описывает современная этнологическая наука предмет своего исследования, в ней есть один принципиальный пробел, заключающийся в том, что изучаемые этнологией общества описываются извне; делается это сторонним наблюдателем, действия которого оказывают определенное психологическое воздействие на людей изучаемого коллектива, благоприятное или неблагоприятное, все равно, наконец, сам наблюдатель вызывает ответную реакцию, т.е. непредсказуемым образом вмешивается в предмет наблюдения. Отдельные случаи многолетней жизни исследователей с выбранными ими для изучения народами, даже включения их в состав племен не меняют картины, так как и в этой ситуации невозможна полная натурализация, исследователь остается англичанином, французом, немцем, русским и не превращается в эскимоса, индейца, австралийца. Это означает, что полнота этнологического описания всегда относительна, особенно это касается интимных сторон жизни общества вроде сакральных действий, тайных союзов, религиозно-психологических представлений, самосознания. Подобная относительность, проецируясь на отмеченную выше немоту археологических материалов, должна отчетливо осознаваться как препятствие на пути к полностью объективному восстановлению институтов и явлений духовной жизни первобытного общества и ее временной динамики
