Тайна архитектурных расчётов древнерусских зодчих. Зодчие древней руси

Тайна архитектурных расчётов древнерусских зодчих.

Б. А. Рыбаков.  Архитектурная математика древнерусских зодчих.

Постройки древнерусских зодчих до сих пор восхищают продуманной соразмерностью, удивительной гармонией своих частей, строгой логикой архитектурного замысла.

Методы архитектурных расчётов XI—XIII веков нам почти неизвестны. Подходя к их раскрытию с нашей современной меркой, рассматривая древнюю архитектуру с точки зрения эвклидовой геометрии, мы можем открыть и математически обосновать заключенные в ней пропорциональные соотношения. Интересная и ценная работа в этом направлении проделана К. Н. Афанасьевым.

Однако у нас нет никакой уверенности в том, что и древнерусские зодчие шли в своих расчётах тем же путём, отправляясь от теоретически безукоризненных положений великого греческого геометра.Наоборот, свидетельства средневековых математиков говорят о применении их современниками приближенных, практически удобных, но теоретически не обоснованных расчётов.

Так, например, знаменитый персидский математик Абуль-Вафа, современник древнейших русских церковных построек, переводчик Эвклида и Диофанта, писал в предисловии к сборнику составленных им геометрических задач: «В настоящей книге мы займемся разложением фигур. Вопрос этот необходим многим практикам и составляет предмет особенных их разысканий… Ввиду этого мы дадим основные (теоретические) начала, которые относятся к данным вопросам, так как все методы, применяемые рабочими, не основанные на каких либо началах, не заслуживают доверия и весьма ошибочны; между тем на основании таких методов они производят различные действия».

К сожалению, эти «методы, применяемые рабочими» в архитектуре и ремесле остались нам неизвестны.

Тайна расчётов и рецептов была характерна для всех средневековых мастеров; даже передавая наследие учителей и свой опыт ученикам, они старались зашифровать свои советы, скрывая, например, под именем «желтой ящерицы» золото. Вероятно, и математические расчеты, осужденные Абуль-Вафой, составляли также секрет зодчих.

В русской средневековой литературе есть несколько интересных записей, освещающих отдельные детали расчётно-строительного процесса. В общеизвестном рассказе Киево-Печерского Патерика о постройке в 1073 г. Успенской церкви обычно обращалось внимание лишь на то, как размеряли церковь златым поясом: «20 в ширину и 30 в длину, а 30 в высоту; стены с връхом 50».

Но следует отметить, что кроме этих ценных данных, в рассказе Патерика дано почти полное описание процесса подготовки строительной площадки: выбор сухого возвышенного места, где не ложится утренняя роса, выравнивание площадки («долины») для обозначения на ней рвов («якоже ръвом подобно»), изготовление деревянного эталона в меру златого пояса («…древо бяше существом»), разметка сначала ширины, а затем и длины здания в определенных мерах, рытье рвов, и, наконец, «водружение корения», т. е. закладка каменного фундамента.

Историки архитектуры никогда не обращали внимания на интереснейшие сведения о расчётной работе зодчего, содержащиеся в славянском «Сказании о Соломоне и Китоврасе», являющемся сказочной переработкой повествований о построении соломонова храма (XII века).

Царю Соломону для начертания плана задуманного им храма понадобился мудрый кентавр — Китоврас.

В русском прикладном искусстве и архитектурной орнаментике изображения кентавра-Китовраса довольно часты . Следует упомянуть кентавров с жезлами на стенах Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1236 г.).

Изображение мудрого кентавра с пальцем у лба (жест размышления) на створке серебряного браслета XII—XIII вв. из так называемого Тверского клада 1906 года. Мудрый Китоврас изображен здесь в окружении трех стихий (воды, земли и воздуха) и представителей двух царств природы — животного (зверь) и растительного (плодоносящее древо) (рис. 1).

«Сказание о Соломоне и Китоврасе» сохранило нам древнерусское наименование архитектурного плана — «очертание»; Соломон говорит Китоврасу: «не на потребу тя приведох собе, но на упрос очертанию святая святых».

Самым важным в этом эпизоде является то, что Китоврас, зная заранее, что он призван царём для изготовления плана будущего храма, явился к нему с деревянными мерилами, эталонами каких-то мер: «Он же (Китоврас) умеря прут 4 локоть и вшед пред царя, поклонися и поверже пруты пред царем молча…»

Здесь для нас особенно интересно то, что главными инструментами архитектора, необходимыми ему для создания «очертания», являются деревянные мерила (описанные во множественном числе) по 4 локтя в каждом. Обращение к древнерусской метрологии показывает полную достоверность сообщений «Сказания»: во-первых, в древней Руси применялось одновременно несколько видов саженей, а во-вторых, каждая сажень подразделялась именно на 4 локтя; такое деление просуществовало до XVI века.

Очевидно, волшебный архитектор Китоврас был наделен автором сказания реальными принадлежностями русского зодчего в виде изготовленных из дерева саженей, подразделенных на 4 локтя.Эти два упоминания в литературе XII—XIII вв. о начальной стадии постройки зданий — в Патерике и в «Сказании о Соломоне и Китоврасе» — одинаково говорят о значении установленных мер, их портативных эталонов и самого процесса размеривания «очертания» храма на выровненной «долине».

Все это заставляет нас с особым вниманием отнестись к вопросу о древнерусских мерах длины и их применению в архитектуре; это поможет раскрыть методы работы древних архитекторов. Некоторых зодчих мы знаем по именам, сохраненным летописями.

Единственное изображение, которое предположительно связывают с русским архитектором Петром, известным по летописи, обнаружено в башне Антоньева монастыря в Новгороде.

В 1949 г. мною была сделана попытка пересмотра русской средневековой метрологии в целях использования мер длины при анализе архитектурных сооружений.

Основные выводы таковы:

1. В древней Руси с XI по XVII в. существовало семь видов саженей и локтей, бытовавших одновременно.

Наблюдения над русской метрологией показали, что очень мелких и дробных делений в древней Руси не применяли, а использовали многообразие мер, применяя, скажем, «локти» и «пяди» разных систем.

Древнерусские меры длины могут быть сведены в следующую таблицу:

Так, при ремонте Софийского собора в Новгороде в XVII веке измерения велись двумя видами саженей: «А внутри главы кругом где окна — 12 сажен (по 152 см), а от Спасова образа ото лбу до моста церковного — 15 сажен мерных (по 176 см)»,

При постройке засечной черты в 1638 г. «валили вал в ширину 25 сажен косых а простых — 40 сажен».

Анализ архитектурных памятников XI—XV вв. позволил утверждать, что древнерусские зодчие широко применяли одновременное пользование двумя или даже тремя видами саженей

3. Непонятное для нас одновременное пользование разными мерами длины объясняется заложенными в этих мерах при их создании строгими геометрическими соотношениями (рис. 3).

Геометрическая сопряженность древнерусских саженей особенно ясна в наименовании «прямой» и «косой» сажени. Оказалось, что прямая сажень есть сторона квадрата, а косая — его диагональ (216 = 152,7). Такое же соотношение существует между «мерной» и «великой» (косой) саженями: 249,4 = 176,4.

«Сажень без чети» оказалась искусственно созданной мерой, являвшейся диагональю половины квадрата, сторона которого равна мерной сажени.

4. Графическим выражением этих двух систем мер длины (одной, основанной на «простой» сажени, и другой, основанной на «мерной» сажени) являются хорошо известные по древним изображениям «вавилоны», представляющие собой систему вписанных квадратов. Наименование «вавилоны» взято из русских источников XVII века. (см. рис. 3).

Новые археологические находки загадочных чертежей — «вавилонов» — на Таманском городище (древней Тмутаракани) и Старо-Рязанском городище, относящиеся к IX—XII вв., позволяют значительно углубить анализ этих чертежей и установить их тесную связь с процессом архитектурного расчёта.

ru-sled.ru

Зодчие Древней Руси | Научно-технический портал «Технарь»

В древнерусских письменных источниках нет никаких упоминаний о строительных организациях, поэтому все сведения о существовании, структуре и социальном облике таких организаций приходится извлекать из архитектурно-археологического изучения следов их деятельности, т.е. из изучения памятников. В научной литературе строительные организации Древней Руси обычно называют артелями, хотя термин этот чисто условный, поскольку он гораздо более поздний. (Об условности термина «артель» см., напр.: Тихомиров М.Н. Ремесленники и ремесленные объединения в Киевской Руси // Учен. зап. МГУ. 1946. Вып. 87. С. 33.) Очень вероятно, что в Древней Руси строительные организации носили наименование «дружина». Во всяком случае в XIV —XV вв. артели строителей и живописцев уже безусловно называли дружинами. (Термин «дружина» в древнерусском языке обозначал «товарищи», «спутники», а также «строительная, живописная или иная организация» (см.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1893. Т. 1. Стб. 729—730; РорреА. Op. cit. S. 19). В новгородском и псковском говорах даже в XIX в. производственная артель называлась дружиной (см.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1880. Т. 1. С. 511)

О количестве древнерусских строительных артелей можно судить по числу возведенных ими объектов. В отличие от наших дней, когда архитектурно-строительная организация может иногда вести лишь проектирование, не осуществляя строительства, в эпоху средневековья деятельность строительной организации не могла заключаться только в проектировании — она должна была отражаться в реальном строительстве. Конечно, неблагоприятная политическая обстановка вызывала задержки, а порой и перерывы в строительстве, но длительная бездеятельность несомненно приводила к ликвидации строительной артели. Поэтому если в каком-либо древнерусском городе на продолжительное время прекращалось строительство, то, значит, строительная артель здесь либо распалась, либо куда-нибудь уехала. Это хорошо видно на примере Новгородской земли, где после возведения церкви Успения на Торгу строительство прервалось, но зато именно тогда началось в Пскове. Затем, с начала 50-х гг. XII в., оно там прекратилось, но началось в Ладоге, а с 60-х гг. прервалось в Ладоге и вновь началось в Новгороде. При этом технические приемы во всех случаях почти полностью совпадают. Совершенно ясно, что работала одна строительная артель, переехавшая из Новгорода сперва в Псков, затем в Ладогу, а потом вновь вернувшаяся в Новгород. (Пескова А.А., Раппопорт П.А., Штендер Г.М. К вопросу о сложении новгородской архитектурной школы // СА 1982. № 3. С. 35.)

Таким образом, по количеству возведенных зданий, по очередности и темпам строительства можно судить о наличии в данном городе строительной артели и о ее деятельности. Исследование наиболее крупных строительных центров (Киев, Смоленск, Новгород) показало, что работа строительной артели приводила к созданию непрерывной цепи памятников, возведенных один за другим без существенных перерывов. В то же время можно отметить, что почти никогда не упоминается о строительстве двух монументальных зданий одновременно. Это обстоятельство можно проверить, например, на памятниках Смоленска. Общее количество памятников древнего смоленского зодчества, которое нам сейчас известно, вероятно, меньше того, что было построено в действительности; какая-то часть древних памятников, очевидно, еще не выявлена. Однако результаты детальной архитектурно-археологической разведки, производившейся в Смоленске за последние десятилетия, и особенно в период с 1962 по 1974 г., дают основания полагать, что количество ненайденных памятников все же сравнительно невелико и основная часть наследия древнего смоленского зодчества уже известна. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 330.) Это позволяет нам произвести некоторые статистические подсчеты. Так, для времени от закладки Борисоглебского собора (1145 г.) до 1180 г., т.е. за 35 лет, нам известно семь памятников смоленского зодчества. Если принять, что в действительности их количество было немного больше, окажется, что при последовательном возведении одного здания за другим на каждое из них приходится примерно по 4 года — срок, вполне соответствующий нашим представлениям о продолжительности строительства. Очевидно, что в это время (до 1180 г.) в Смоленске работала одна артель, которая не могла вести параллельное строительство двух объектов одновременно. Видимо, древнерусские артели в большинстве случаев работали в полном составе, не делясь на части, и вели строительство последовательно, переходя по окончании одного объекта на другой.

Количество строительных артелей в Древней Руси было сравнительно невелико. Так, в XI в. существовала только одна артель — в Киеве. В конце XI в. появилась вторая — в Переяславле и новая — в Чернигове, вскоре, впрочем, влившаяся в переяславльскую. В самом начале XII в. сложилась третья артель — в Новгороде. (Раппопорт П.А. Зодчество Древней Руси. Л., 1986. С. 68; Иоаннисян О.М., Раппопорт П.А. Архитектурные школы Древней Руси // Арх. П.А. Раппопорта.) На рубеже XI —XII вв. возникла самостоятельная строительная артель в Чернигове, но вскоре она была переведена в Киев, а киевская переехала в Полоцк. В XII в. строительные артели существовали только в наиболее крупных, стольных городах — Киеве, Владимире, Новгороде, Полоцке, Смоленске, Галиче. Киевская строительная артель в середине XII в. целиком переехала во Владимир-Волынский, но затем возвратилась в Киев. В конце XII в. прекратилось монументальное строительство в Полоцке, но зато появилась вполне самостоятельная строительная артель в Гродно. В стольном городе Рязанской земли вообще так и не сложилось собственной строительной организации, и здесь работали мастера из других земель: сперва — из Чернигова, позднее — из Смоленска.

В редких случаях можно отметить наличие в одной земле двух строительных артелей. Так, несомненно, что в начале XIII в. существовали две артели во Владимиро-Суздальской земле: одна работала в Ростове и Ярославле, другая — в Нижнем Новгороде и Юрьеве. (Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV вв. М., 1962. Т. 2. С. 119.) Достаточно явно выявилось наличие двух строительных артелей в Смоленске в конце XII — начале XIII в. За 20 лет — с 1180 до 1200 г. — здесь было построено не менее семи кирпичных зданий. Если принять, что в действительности их было несколько больше, окажется, что при последовательном возведении одного здания за другим на постройку каждого шло всего немногим более 2 лет. Учитывая, что среди памятников, построенных за эти годы, находятся такие, как церковь архангела Михаила, собор Троицкого монастыря на Кловке и собор на Протоке, станет ясно: строительство не могло вестись только последовательно, должны были строить по два храма одновременно. После 1200 г. интенсивность строительства в самом Смоленске несколько ослабевает, но именно в эти годы смоленские зодчие возводят кирпичные храмы в малых городах своего княжества - в Рославле и, вероятно Мстиславле, а также вне Смоленской земли — в Рязани. Очевидно, что начиная с 80-х гг. XII в. в Смоленске работала уже не одна, а две строительные артели. Анализ памятников смоленского зодчества, возведенных после 1180 г., показывает, что они действительно четко делятся на две группы. Прежде всего памятники различаются даже по типу плана: в церквах одной группы все три апсиды плоские снаружи, а изнутри в виде очень пологой кривой, в то время как в церквах другой группы есть большая полукруглая центральная апсида и плоские боковые. К первой группе относятся храмы на Большой Краснофлотской улице, на Протоке и на Окопном кладбище, ко второй — все остальные церкви этого времени. Второе принципиальное различие — в профилировке наружных пилястр: в памятниках первой группы они в нижней части плоские, другой — сложнопрофилированные пучковые. Следовательно, деление на две группы играет чисто типологическую роль. Но существуют и другие различия. Так, в храмах на Протоке и на Окопном кладбище во всех трех апсидах обнаружены кирпичные ритуальные столы - престолы. За главным алтарем в обоих храмах в полу найден след от установки большого запрестольного креста или образа. Об указанных особенностях третьего храма первой группы — церкви на Большой Краснофлотской улице — нет возможности судить из-за плохой сохранности остатков здания. Ни в одном памятнике второй группы подобных особенностей нет. Между памятниками двух рассматриваемых групп имеются также явные различия и в строительной технике. В храмах на Протоке и на Окопном кладбище обнаружены внутристенные деревянные связи, лежащие в основании стен. В этом отношении данные храмы продолжают традиции смоленских построек предшествующего времени, а те в свою очередь связаны с храмами Чернигова. Ни в одном памятнике второй группы следов деревянных связок в основании стен нет, что свидетельствует о строительной традиции, идущей от памятников Полоцка. Только в двух памятниках Смоленска - опять же в храмах на Протоке и на Окопном кладбище - отмечена такая своеобразная особенность, как двойные швы в кладке. Пол в обоих этих храмах известковый. Наконец, имеются различия и в знаках на кирпичах. Набор рисунков выпуклых знаков на торцах кирпичей в храмах на Большой Краснофлотской улице, на Протоке и на Окопном кладбище несколько отличается от набора рисунков во всех остальных памятниках. Например, только в названных храмах широко используется такой знак, как треугольник, а в храмах на Большой Краснофлотской улице и на Протоке отмечено и сочетание двух треугольников, пересекающихся в виде шестиконечной звезды. В обоих храмах найдены, хотя и единичные, клейма на постелистой стороне кирпичей - прием, исчезнувший в смоленском зодчестве уже с середины XII в.

Таким образом, несомненно, что смоленские памятники зодчества начиная с 80-х гг. XII в. четко делятся на две группы, соответствующие деятельности двух самостоятельных строительных артелей, имевших характерные особенности, сказывающиеся и в архитектурной композиции зданий, и в строительно-технических приемах. (Раппопорт П.А. Зодчие и строители древнего Смоленска // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 402.) Очевидно, что эти особенности почерка отражают строительные традиции, т.е. связаны с прохождением данных артелей. Последние были очень неравноценны по силе и производительности: работа одной из артелей отражена тремя храмами, а работа другой за это же время представлена семью памятниками в Смоленске и по меньшей мере двумя в других землях (имеются в виду храмы Рязани, поскольку постройки в Киеве и Новгороде, видимо, возведены местными мастерами под руководством смоленского зодчего из второй артели). (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С.348.) Если к этому добавить какое-то, хотя бы небольшое, количество исчезнувших и ненайденных памятников, окажется, что вторая артель была настолько сильной, что иногда могла вести одновременно строительство двух объектов. Следует подчеркнуть, что различие в деятельности двух указанных смоленских артелей отражается на всех уровнях: начиная от формовки кирпича и вплоть до типа возводимого храма. Это обстоятельство свидетельствует о том, что строительная артель была организована по вертикальному признаку, т.е. имела мастеров всех строительных специальностей и могла полностью обеспечить сооружение здания: от заготовки и обжига кирпича до покрытия кровлей и завершения отделочных работ.

В конце XII —начале XIII в. некоторую параллельность в возведении храмов можно отметить и в Новгороде, но полное совпадение строительных приемов и типов памятников не позволяет достаточно уверенно говорить о наличии двух артелей; при малой величине храмов здесь могла работать и одна строительная артель, достаточно мощная, чтобы временами вести строительство на двух объектах одновременно.

К концу XII в. значительно усилилась интенсивность связей между строительными артелями, (Раппопорт П.А., Иоаннисян О.М. О взаимосвязи русских архитектурных школ на рубеже XII и XIII вв. // Студеница и византиiска уметност око 1200 године. Београд, 1988. С. 287—294.) увеличилось и количество самих артелей. Теперь самостоятельные кадры строителей существовали в Киеве (в начале XIII в. они перешли в Чернигово-Северскую землю), Галиче, Новгороде, Гродно и по две артели во Владимиро-Суздальской земле и Смоленске.Таким образом, даже ко времени наибольшей интенсивности строительства в домонгольской Руси было всего восемь или девять самостоятельных организаций, способных вести монументальное каменно-кирпичное строительство. (Раппопорт П.А. Строительные артели Древней Руси и их заказчики // СА. 1985. № 4. С. 84.) Учитывая, что каждая артель, как правило, могла работать лишь на одном объекте, а возведение храма средней величины занимало не менее 3 лет (в Новгороде всего 1 год), можно подсчитать, что даже в это время за каждые 10 лет на всей территории Руси могли строить не более 30 каменных или кирпичных церквей. В действительности из-за неизбежных перерывов в строительстве количество возводимых зданий было, вероятно, еще меньше.

Таким образом, вплоть до монгольского вторжения каменно-кирпичное строительство на Руси продолжало иметь характер достаточно дорогого и далеко не массового явления. Видимо, именно дефицит опытных строительных кадров вызывал в ряде случаев необходимость обращаться за мастерами в соседнее княжество или даже за рубеж.

Зная количество строительных артелей, хронологические рамки их деятельности и продолжительность возведения зданий, можно было бы подсчитать общее количество памятников, которые были возведены в это время. Более того, зная время заложения известных нам построек, можно было бы выявить лакуны в деятельности каждой строительной артели и тем заранее предсказать, какие памятники нами еще не обнаружены. К сожалению, для таких подсчетов наших знаний совершенно недостаточно. (Последнее замечание относится к моменту окончания книги (к 1987 г.). В дальнейшем П.А. Раппопорт составил хронологическую таблицу развития древнерусского зодчества (см.: Раппопорт П.А. Древнерусская архитектура. СПб., 1993. С. 256—257). Именно эта таблица позволила предсказать открытие таких памятников, как церкви в Юрьеве (совр. Белая Церковь), Владимире-Волынском, Чернигове. — Примеч. ред.)

Из кого же состояла строительная артель? Возглавлял ее руководитель —  зодчий. Древнерусские письменные источники называют зодчих несколькими различными терминами. Чаще всего употреблялся термин «мастер». (Происхождение этого термина в древнерусском языке пока не имеет объяснения (см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1967. Т. 2. С. 578). Наиболее вероятно, что он пришел на Русь вместе с первыми греческими строителями и отвечает средневековому греческому слову maistor, которое в свою очередь заимствовано из латыни (в записи: magistr — magistor). Такое предположение высказал и любезно сообщил А. Поппэ (Варшава). См., например, в византийском тексте XIV в. термин protomaistor (Petronotis A. Der Architekt in Byzanz // Bauplanung und Bautheorie der Antike. Berlin, 1984. S. 331) Так названы зодчие, строившие Десятинную церковь («мастери от грек» ) (Повесть временных лет. С. 83. Под 6497 (989) г.), Успенский собор во Владимире («из всех земель все мастеры» (Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. Под 6658 (1160) г.), Успенский собор Киево-Печерского монастыря («мастери церковнии» ( Патерик киевского Печерского монастыря. С. 5.). Отмечено, что при перестройке Успенского собора во Владимире «не ища мастеров от немець». (Лаврентьевская летопись. Под 6702 (1194) г.) Мастерами названы зодчий новгородского Георгиевского собора Юрьева монастыря («мастер трудился Петр» (Новгородская третья летопись // ПСРЛ. СПб., 1841. Т. 3. Под 6627 (1119) г.) и зодчий Кирилловской церкви в Новгороде («а мастер бяше Коров Якович с Лубянеи улице» (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. Под 6704 (1196) г.). Зодчий Петр-Милонег, строивший стену у Выдубицкого монастыря в Киеве, поименован мастером и, кроме того, художником. (Ипатьевская летопись // ПСРЛ. М., 1962. Т. 2. Под 6707 (1199) г.) Впрочем, под термином «мастер», очевидно, понимали не только зодчего, поскольку при построении г. Холма упомянуты «мастера всяции». (Там же. Под 6768 (1260) г.) Точно так же и позднее, в XIV—XV вв., мастерами обычно называли зодчих, но упомянуты и «мастеры всякие, спроста реци плотници и горнчары». (Воскресенская летопись // ПСРЛ. СПб., 1857. Т. 8. Под 6979 (1471) г.; см. также: Рорре А. Op. cit. S. 36.) Таким образом, термин «мастер» использовался для обозначения как зодчего и строителя, так и всякого квалифицированного ремесленника.

Другой термин, который применяли более узко, для обозначения только зодчего, — «здатель». Так, при строительстве церкви Бориса и Глеба в Вышгороде князь Олег «привед зьдатели, повеле им здати». (Словарь русского языка XI — XVII вв. М., 1978. Вып. 5. С. 361; см. также: Рорре А. Ор. cit. S. 24.) В Никоновской летописи при строительстве Десятинной церкви упомянуты «каменосечци и зиздателе полат каменных». (Никоновская летопись // ПСРЛ. СПб., 1862. Т. 9. Под 6499 (991) г.) Термин этот продолжали использовать и позже, например в ярлыке хана Узбека названы «каменные здатели». (Собрание государственных грамот и договоров. М., 1819. Ч. 2. № 7. С. 10. Ярлык хана Узбека написан якобы около 1313 г., но в действительности он, вероятно, составлен в конце XV в. (см.: Рорре A. Op. cit. S. 24)

Иногда встречается термин «хитрец», которым, видимо, обозначали как зодчих, так и скульпторов-резчиков: «Двери же... украшены... некимь хытрецемь Авдьемь». (Ипатьевская летопись. Под 6767 (1259) г.) Греческое слово «архитектор» тоже переводили как «хитрец». (Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1912. Т. 3. Стб. 1431) Впрочем, с XIV в. в переводных письменных источниках встречается и термин «архитектон»: «Яко премудр архитектон основание положих». (Там же. Т. 1. Стб. 31. Послания апостола Павла по рукописи XIV в.) Отмечая божественное происхождение Успенского собора Печерского монастыря, в Печерском патерике перечислили сразу несколько терминов, под которыми понимали создателя здания: «Сея же (церкви. - П.Р.) зижитель и хитрець, и художник, и творець — бог». (Киево-Печерский патерик // Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. С. 424.) В одном единственном случае зодчий упомянут как руководитель артели строителей: «Приставник над делатели церковными» — строитель Спасского собора полоцкого Евфросиньева монастыря Иоанн. («Житие Евфросиньи Полоцкой» // Памятники старинной русской литературы. СПб., 1862. Вып. 4. С. 175. В другом варианте того же «Жития»: «Бяше же приставник делу муж нарочит именем Иоанн...» (Димитрий. Книга .житий святых. Месяц май. 23 мая. Киев, 1700; см. также: Воронин Н.Н. У истоков русского национального зодчества // Ежегодник Института истории искусств, 1952. М., 1952. С. 263). О термине «приставник» см.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 2. Стб. 1459.)

По именам нам известно всего четверо русских зодчих домонгольской поры: строители собора Юрьева монастыря в Новгороде — Петр (1119 г.), собора Евфросиньева монастыря в Полоцке — Иоанн (середина XII в.), Кирилловской церкви в Новгороде — Коров Яковлевич (1196 г.), стены у Выдубицкого монастыря в Киеве — Петр-Милонег (1199 г.). (В литературе предположительно указывается также имя зодчего Якова (Михайловский Е.В., Ильенко И.В. Рязань; Касимов. М., 1969. С. 36). Это недоразумение. Знак на кирпиче: «Яков тв...», конечно, обозначал, что Яков был плинфотворителем, а не зодчим (см. выше, с. 25). Деятельность древнерусских зодчих никогда не обозначалась термином «творить».) Каковы были точные функции древнерусского зодчего, нам пока не вполне ясно. Вероятно, в ту пору деятельность руководителя строительства еще не полностью отделилась от непосредственного выполнения строительных работ, т.е. зодчий был в то же время и главным каменщиком. (Тенденция к разделению функций архитектора и каменщика в западноевропейской архитектуре появляется в основном с XIII в. Так, французский проповедник и писатель Никола де Биар (XIII в.) с удивлением сообщал: «Стало обычаем, что на больших стройках есть главный мастер, который руководит работой словами, а очень редко или вовсе не прикладывает рук к делу». При этом мастер дает указания, «держа в руках измерительный прут и перчатки» (см.: Frisch Т. Gothic art — 1140—1450: Sources and documents. New Jersey, 1971. P. 55) Очень вероятно, что руководитель строительной артели имел помощника (или ученика), а может быть, даже двух или трех. В Смоленске, например, в конце XII — начале XIII в. в одной из артелей трудились два зодчих, «почерк» которых был несколько различен. (Раппопорт П.А. Зодчие и строители древнего Смоленска. С. 406.) Но оба эти мастера продолжали развивать идеи, заложенные в церкви архангела Михаила; возможно, они начали работать еще как ученики или помощники того полоцкого зодчего, который переехал в Смоленск и построил данную церковь. 

В западноевропейской литературе приводятся многочисленные факты наличия в эпоху средневековья семей, где профессия зодчего передавалась от отца к сыну. (Briggs M.S. The architect in history. Oxford, 1927. P. 86.) Но у нас нет сведений, существовала ли подобная практика на Руси.

Основное ядро строительной артели должны были составлять каменщики, т.е. мастера, которые вели кладку фундаментов, кирпичных или каменных стен и сводов. На основании изучения памятников архитектуры древнего Смоленска можно попытаться подсчитать количество каменщиков, работавших при возведении храма. Так, кладку стен одного из самых крупных зданий Смоленска — собора на Протоке — поднимали за один строительный сезон, по-видимому, не более чем на 5 м. Дневная кладка каменщика, равная по высоте примерно 0.6 м, укладывается здесь 8 раз. Таким образом, участок длиной в 1 сажень каменщик мог довести до высоты 5 м за 8 рабочих дней. Поскольку длительность строительного сезона около 120 рабочих дней, каждый мастер мог за сезон сложить примерно 15 таких участков. Общая сумма этих участков составит часть здания, которую за один сезон мог сложить один каменщик. Подобных частей в соборе на Протоке около 15. Следовательно, для возведения на высоту 5 м, т.е. на высоту сезонной кладки, всего здания собора на Протоке при такой производительности должны были работать 15 —16 каменщиков. В этом случае кирпичная кладка могла быть выполнена за четыре сезона.

Конечно, точность такого подсчета очень приблизительна, но она все же позволяет, хотя бы в самых общих чертах, судить о количестве каменщиков, ведших строительство одного из самых крупных древнесмоленских храмов.

При белокаменном строительстве (в галицкой и владимиро-суздальской архитектуре) кладку, по-видимому, вели те же мастера, которые отесывали и обрабатывали камень. Отеска камня — работа очень трудоемкая. (Недаром Даниил Заточник в своем «Слове» приводит красочную пословицу: «Лепши есть камень долотити, нежели зла жена учити». Эту фразу приводит Н.Н. Воронин (см.: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... Т. 1. С. 328) Поэтому возможно, что в таких артелях количество каменщиков (вернее — каменотесов, в летописи — «каменьници» (Ипатьевская летопись. Под 6683 (1175) г.) было больше, чем в артелях, ведших кирпичное строительство. Так, если принять за основу расчет, исполненный Н.Н. Ворониным для церкви Покрова на Нерли, окажется, что обработка камня для данной церкви должна была занять несколько более 7000 человеко-дней. (Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... Т. 1. С. 325.) Для проведения этой работы за два строительных сезона нужно было иметь не менее 30 каменщиков.

Кроме каменщиков в состав артели должны были входить один или два плотника для сооружения лесов, кружал и других деревянных устройств. Наконец, в артелях, работавших в кирпичной технике, должна была существовать группа мастеров, приготовлявших плинфу (плинфотворители). (Термин «плинфотворитель» известен в письменных источниках только в XV в. (Рорре А. Op. cit. P. 51). Вряд ли могут быть сомнения в том, что сложился этот термин гораздо раньше.) В эту группу входили формовщики кирпича и обжигальщики. Формовщиков могло быть очень немного — всего два-три человека. Вероятно, мало было и обжигальщиков, поскольку несколько печей, если обжигательный процесс в них начинали не в один и тот же день, могли обслуживать те же самые люди. Те же обжигальщики кирпича могли обслуживать и известково-обжигательные печи, т.е. приготовлять известь. (М.Н. Тихомиров высказал предположение, что в Древней Руси не существовало специальности плинфотворителя, а обжиг кирпича вели те же гончары, которые изготовляли сосуды (см.: Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М.,. 1956. С. 85). Наличие термина «плинфотворитель», а также специальных печей для обжига кирпича делает данное предположение неприемлемым.)

Полный перечень специальностей, работу по которым обеспечивала строительная артель, сейчас еще невозможно установить. Очень вероятно, что изготовление оконного стекла или свинцовых листов для кровли не входило в компетенцию артелей, поскольку эти сложные специальности не были неразрывно связаны со строительством. В таком случае стекла для окон и свинцовые листы строители должны были получать со стороны. (Было высказано предположение, что в состав строительной артели не входили также гончары, изготавливающие голосники (Ставиский В.И., Калюк А.П. О производстве голосников в Киеве в конце X—XII в. // Актуальные проблемы историко-археологических исследований: Тез. докл. Киев, 1987. С. 153) Неясно, как было организовано производство поливных керамических плиток для покрытия полов. Их обжиг могли выполнять кирпичники, но в то же время изготовление поливы было тесно связано с производством стеклянных браслетов и других стеклянных изделий.

Явно не входили в строительную артель живописцы-фрескисты и мозаичисты, очевидно имевшие самостоятельную организацию, т.е. составлявшие собственные артели. Артели эти трудились независимой строителей, и их совместные работы далеко не всегда совпадали. Так, строительная артель, построившая киевский Софийский собор, после этого приступила к возведению Софийского собора в Новгороде, но мозаичисты, работавшие в Киеве, в Новгород не поехали. В Смоленске, судя по полному совпадению орнаментальных мотивов, одна и та же артель живописцев исполнила роспись в соборе на Протоке и в церкви на Воскресенской горе, хотя эти две церкви были построены разными артелями. (Воронин Н.Н. Смоленская живопись 12—13 веков. М., 1977. Рис. 36, 62.) Подтверждением того, что живописцы не входили в состав строительной артели, может служить и такой факт: среди храмов, возведенных одной и той же артелью, некоторые были расписаны, а другие — нет. Этому нисколько не противоречат случаи, когда работа живописцев бывала заранее согласована со строителями. Примером может служить Георгиевская церковь в Старой Ладоге, в южной апсиде которой изначала не сделали нижнего окна, чтобы оставить площадь для большой живописной композиции «Чудо святого Георгия». Наличие самостоятельных артелей мозаичистов отмечено и в Византии: известно, что в VIII в. византийский император послал Омейядскому халифу артель мастеров-мозаичистов (10 человек) и запас смальты для оформления мечетей в Медине и Дамаске, строительство которых вели не византийцы, а местные мастера. (Gibb H. Arab-byzantine relations under the Umayyad caliphate // Dumbarton Oaks Papers. 1958. N12. P. 229.)

Таким образом, имеющиеся в нашем распоряжении данные позволяют, хотя и очень приблизительно, установить состав строительной артели и примерное количество входивших в нее мастеров. Артель, по-видимому, состояла из 20 —30 (может быть, 40) специалистов. (Состав западноевропейских средневековых строительных артелей был, видимо, примерно таким же. В 1483 г. в Милан для строительства собора прибыла артель из Страсбурга. Она состояла из руководителя, его помощника, кузнеца, плотника и 13 остальных мастеров, названных "fabriceri" (очевидно, каменщики), т.е. всего из 17 человек (Swiechowski Z. Czy istnialy strzechy budowlane? // Przeglad historyczny. Warszawa, 1963. T. 54. S. 666) Кроме того, в строительстве, конечно, участвовала еще значительная группа подсобных рабочих, вероятно не входивших в состав артели и каждый раз набираемых заново. Судя по своеобразию процесса строительного производства и более поздним аналогиям, количество таких вспомогательных рабочих нередко бывало значительно большим, чем количество членов самой артели. (В 1253 г. при начале строительства Вестминстерского собора (Англия) минимальное количество рабочих было равно 100, из них 47 — каменщики (Salzman L.F. Building in England down to 1540. Oxford, 1952. P. 35)

Строительные артели обычно работали в полном составе, т.е. используя мастеров всех специальностей. Перебазировались в другой город они тоже большей частью целиком. Поэтому в Софийских соборах Новгорода и Полоцка, построенных артелью киевских строителей, совпадает с киевской Софией не только общая композиционная схема, но и детали, включая систему формовки кирпичей. Конечно, нельзя вовсе исключить, что приехавшие строители, учитывая иное задание, существенно изменяли формы возводимой постройки, приспосабливались к местным условиям, использовали местные строительные материалы. Аналогичную картину можно видеть еще в нескольких случаях переезда строительных артелей: так, киевская артель в начале XII в. построила в Полоцке Большой собор Бельчицкого монастыря, полностью отвечающий киевской строительной традиции. (Раппопорт П.А. Полоцкое зодчество XII в. // CA 1980. № 3. С. 157.) То же происходило при работе черниговских мастеров в Рязани и при переезде переяславльской артели на Волынь в середине XII в. (Раппопорт П.А. 1) «Старая кафедра» в окрестностях Владимира-Волынского // СА 1977. № 4. С. 265; 2) Роль памятников архитектуры в изучении истории древнерусских городов // Gesellschaft und Kultur Russlands im Fruhen Mittelalter. Halle (Saale), 1981. S. 199.) Приезжавшие на Русь византийские строительные артели также имели полный состав специалистов. Очень возможно, что иногда состав артелей был несколько сокращенным, и тогда для ведения работ широкого масштаба приходилось брать помощников на месте. Но и в этом случае в артелях все же находились собственные мастера всех необходимых специальностей. Так обстояло дело в Киеве в 30-х гг. XI в., когда византийская строительная артель начала широкое монументальное строительство в Киевской Руси. То же происходило, когда византийские строители приезжали в конце XI в. Чернигов и Переяславль или в первой половине XII в. в Витебск.

Иногда строительные артели выезжали не целиком, а делились и посылали в другой город л ишь часть своих мастеров. Очевидно, это происходило тогда, когда артель была настолько многочисленной, что после разделения могла обеспечить возведение объектов в обоих городах. Но даже в этом случае выезжавшая часть представляла собой вполне самостоятельную артель полного состава, т.е. имевшую мастеров всех специальностей, хотя, может быть, в очень небольшом количестве. Видимо, именно так происходило, когда в середине XII в. черниговские мастера начали вести строительство в Смоленске, (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 385.) галицкие — в Суздале, (Иоаннисян О.М. О раннем этапе развития галицкого зодчества // КСИА. 1981. вып. 164. С. 41.) a в конце XII в. смоленские — в Рязани. (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 358.)

Известны, однако, случаи, когда строительная артель перебазировалась не целиком, пользуясь тем, что в городе, куда они переезжали, уже были собственные строительные кадры. Так, в начале XIII в. для постройки церкви Пятницы в Новгород приехала смоленская артель, не имевшая нижнего звена, т.е. плинфотворителей. Поэтому, хотя строительство шло целиком по смоленским образцам, формовка кирпичей этой церкви не смоленского типа, а новгородского. Впрочем, в данном случае смоленские каменщики тоже проработали в Новгороде всего один сезон и уехали обратно, а во втором строительном сезоне кладку вели уже новгородцы под руководством смоленского зодчего.  Прекращение в конце XII в. монументального строительства в Полоцке освободило здесь местных мастеров, и артель распалась на составные части. Полоцкий зодчий начал строительство в Смоленске (церковь архангела Михаила (Замечательно, что во втором строительном сезоне вместе с полоцким зодчим работали и полоцкие каменщики, свидетельством чего является полоса кирпичной кладки со скрытым рядом. Очевидно, что это не декоративный прием, а своеобразная техника, которая в то время господствовала в зодчестве Полоцкой земли. Таким образом, есть все основания утверждать, что полоса кладки со скрытым рядом указывает на прямое участие полоцких каменщиков в возведении смоленской церкви архангела Михаила. При этом полоцкие каменщики работали здесь очень недолго, поскольку высота полосы кладки со скрытым рядом всего около 2 м, т.е. даже меньше, чем нормальная высота сезонной кладки (см.: Подъяпольский С.С. Церковь архангела Михаила // Воронин Н.Н., Раппопорт П.А Зодчество Смоленска XII—XIII вв. Л., 1975. С. 175.), полоцкие каменщики вели кладку церкви Петра и Павла на Синичьей горе в Новгороде, а следы деятельности полоцких плинфотворителей обнаруживаются в Гродно. (Раппопорт П.А. Новые данные об архитектуре древнего Гродно // Древнерусское искусство. М., 1988. С. 69.)

Вообще следует отметить, что изготовители кирпича нередко отделялись от основного состава строительной артели. Об этом можно судить, сопоставляя систему формовки кирпичей, выдающую почерк плинфотворителей, с системой кирпичной кладки, свидетельствующей о традициях мастеров-каменщиков. Так, например, когда в 1139 г. киевская строительная артель переехала в Полоцк, туда переехали не киевские, а черниговские изготовители кирпича. Создание строительной артели в Гродно в 80-х гг. XII в. связано с переездом в этот город группы каменщиков с Волыни, но изготовители плинфы прибыли не с Волыни, а из Полоцка.

Отмечены случаи, когда после отъезда основной группы строительной артели работа по возведению зданий в городе прекращалось, но плинфотворители оставались на месте и включались в дело значительно позже, когда вновь приезжала строительная артель. (Раппопорт П.А. «Плинфотворители» Древней Руси: Тез. ист.-археол. семинара «Чернигов и его округа». Чернигов, 1988. С. 13.) Очевидно, что в данный промежуток времени плинфотворители работали в качестве гончаров. Это тем более вероятно, поскольку кирпичеобжигательные печи вполне могли использоваться для обжига крупных сосудов.

Ведущие мастера-зодчие, очевидно, были тесно связаны со своими артелями. Оттого в зданиях, возведенных одной артелью, мы видим совершенно определенный набор архитектурных форм, характерный для творчества зодчего — руководителя данной артели. Однако, находясь вне своей земли, зодчие работали со своей артелью лишь там, где не было собственных кадров строителей. Такая обстановка складывалась далеко не везде, и поэтому (кроме фактов переезда строительных артелей) довольно часты случаи, когда приезжал только зодчий, бравший на себя руководство местной строительной артелью. Так, например, постройка Успенского собора Киево-Печерского монастыря была несомненно исполнена местной, т.е. киевской, артелью, но под руководством приехавших из Константинополя зодчих (судя по Печерскому патерику, их было четверо). Смоленскую церковь архангела Михаила строили смоленские мастера (кроме кладки стен второго строительного сезона, когда работали полоцкие каменщики), но под руководством полоцкого зодчего. Точно так же местные, киевские мастера возвели церковь на Вознесенском спуске под руководством смоленского зодчего, а новгородские мастера — Мирожский собор в Пскове под руководством греческого зодчего. Существенное изменение в развитии владимиро-суздальской архитектуры связано с приездом в середине XII в. мастеров, присланных императором Фридрихом Барбароссой, но очевидно, что приехали только зодчие и скульпторы, поскольку в технике каменной кладки принципиальных изменений не произошло.

Рис. 65. Схема функционирования и передвижений строительных артелей в домонгольской Руси

Следует отметить, что строительные артели домонгольской Руси возводили главным образом культовые постройки — церкви и лишь изредка — дворцовые здания. В тех случаях, когда строили каменные крепостные стены (Ладога, Изборск, Боголюбово, детинец во Владимире), применялась совершенно иная, гораздо более примитивная техника, позволявшая вести строительство с большей скоростью и с меньшим количеством квалифицированных каменщиков. Позднее, в XIV в. и особенно в XV-XVI вв., когда стали возводить крепостные стены из тесаного камня или кирпича, использовали гораздо большее количество строителей. (Так, например, «наяша псковичи 300 мужей а заложиша город нов на Гдове» (Псковская первая летопись // ПСРЛ. СПб., 1848. Т. 4. Под 6939 (1431) г.). Постройка каменного Московского кремля в 60-х гг. XIV в. по самым приблизительным подсчетам должна была занять около 1 млн человеко-дней (Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... Т. 2. С. 233). Трудоемкими были в XIV в. работы по сооружению каменных укреплений и в соседних странах. Так, например, на строительстве королем Казимиром замка во Владимире-Волынском ежедневно было занято 300 человек (Kronika Jana z Czarnkowa. Warszawa, 1905. S. 25). Городские стены Вильнюса возводили около 100 каменщиков и 300—400 подсобных рабочих (Teodora Narbutta pomniejsze pisma historyczne. Wilno, 1856. S. 195)

Изучение строительных материалов и конструкций памятников зодчества дает возможность выявить «почерк» строительных артелей и решить, к какой из них относились мастера, возводившие данное сооружение. Определение «почерка» строительных артелей наряду с анализом архитектурных форм и исторической обстановки позволяет составить схему функционирования и передвижения артелей в домонгольский период (рис. 65). А это является серьезным шагом к раскрытию реальной картины архитектурно-строительной деятельности в Древней Руси.  

П. А. Раппопорт.

Строительное производство Древней Руси (X-XIII вв.).

ogurcova-online.com

Зодчий – это ремесло, профессия или призвание?

Любой взрослый человек, даже очень далекий от искусства и архитектуры, еще со школьной скамьи знает, что зодчий – это инженер-проектировщик, мастер, архитектор и строитель в одном лице. В XIV веке, согласно исследованиям академика А. И. Соболевского, слово «зодчий» пришло в русский литературный язык из книжного южнославянского. До этого времени мастеровых людей, проектировавших и строивших церкви, выполнявших их декорирование и роспись, называли церковными мастерами.

История русского зодчества

Большинство историков архитектуры называют временем начала формирования русского каменного зодчества XI век. После того как в конце X столетия князь Владимир занялся введением христианства на Руси, вместе с распространением этой религии стало развиваться строительство церквей и храмов. Для любого города Древней Руси хороший зодчий – это важнейшая персона, от которой зависит величина и красота храмов и церквей, а, следовательно, и уровень влияния и власти того, на чьи средства они возводились. До нашего времени из каменных произведений архитектурного творчества того времени дошли только Софийские соборы в Киеве и Великом Новгороде, черниговский Спасо-Преображенский собор и надвратная Троицкая церковь в Печерском монастыре г. Киева.

Возникновение русской традиции

В период с XI по XII вв. каждый русский зодчий - это прежде всего ученик, который изучал примеры византийской церковной архитектуры и творения своих предшественников, старался в меру своих способностей, сил и талантов воспроизвести образцы.

Великокняжеские и княжеские строительные проекты в Великом Новгороде XII века стали последними «подражательными». Вторая четверть XII века становится временем, когда возникают и развиваются собственные, русские художественные школы.

Вплоть до середины XII столетия строительства каменных церквей и храмов не велось. И только с приходом к власти Юрия Долгорукого начинается активное строительство христианских культовых сооружений из камня. Его преемник Андрей Боголюбский, стремясь умножить славу Владимирского княжества, также ведет каменное строительство.

Сегодня можно утверждать, что во время правления Андрея Боголюбского сформировалась русская школа зодчих, которая впоследствии сумела распространить свое влияние и на мастеров других княжеств, возникших в период феодальных междоусобиц и раздробленности Руси.

Две школы русского зодчества

При князе Всеволоде Большое Гнездо, правившем на Владимиро-Суздальской земле после Боголюбского, в художественных и технических приемах зодчих появляются новые черты, которые в дальнейшем приведут к появлению двух архитектурных школ. Первая, так называемая владимирская школа, продолжала классические традиции белокаменного строительства, в данном случае выполнялось сложное резное декорирование. Её представители работали в Юрьев-Польском, Суздале и Нижнем Новгороде. Вторая школа, ростовская, отличалась эффектным сочетанием кладки из кирпича и деталей из белого камня. Ее приверженцы строили в Ярославле и Ростове Великом.

Новгородско-Псковская традиция

Зародилась эта школа, по мнению историков, еще в XI столетии, когда в Новгороде был возведен Софийский собор. Однако расцвет этой традиции относится ко второй половине XIV века - времени максимального могущества и процветания Новгородской республики. Самыми заметными и значимыми образцами этого периода являются церкви Спаса Преображения на Ильине улице и Федора Стратилата на Ручью.

Псковская архитектурная традиция очень близка к новгородской, однако специалисты выделяют у нее свои особенности. Наиболее яркие творения псковских зодчих – это церкви Николы со Усохи, Василия на Горке, Кузьмы и Демьяна с Примостья и др.

Зодчество Московского княжества

В XIV-XV столетиях политическое значение Московии заметно усилилось, что привело к расцвету строительства и архитектуры. Традиции зодчества, сформировавшиеся во Владимиро-Суздальском княжестве, были успешно переняты московскими специалистами. Конец XV века можно считать временем зарождения и формирования московской архитектурной школы. Представляет этот период сохранившийся до наших дней Успенский собор на Городке в Звенигороде.

Расцвет московской архитектурной школы пришелся на время царствования Ивана III, в конце XV столетия. Великий зодчий того времени, итальянец Аристотель Фиораванти, выстроил Успенский Собор в Московском Кремле.

Архитектурные традиции Русского царства

Принятие Иваном Грозным царского титула и преобразование России в царство, произошедшее в XVI столетии, стало мощным толчком для развитии всех сфер жизни общества, в том числе и архитектуры. В это время зодчий - это уже не только строитель храмов, церквей и княжеских палат. Начинают строиться и первые каменные крепости – кремли. Одним из известнейших архитекторов-строителей таких крепостей был Федор Конь, построивший стены Белого города в Москве, Смоленский кремль, а также стены Пафнутьево-Боровского, Болдинского и Симонова монастырей.

Кроме этого, ярчайшим произведением архитектурного творчества является собор Василия Блаженного (Покровский), который, согласно одной из версий, был возведен псковским зодчим Постником Яковлевым по приказу Ивана Грозного.

Эпоха Петра

Искусствовед и художник И. Э. Грабарь назвал Россию страной зодчих. В полной мере это высказывание можно отнести и к Санкт-Петербургу, который, по мнению императора Петра I, должен был способствовать превращению Московской Руси в Европу. При возведении «детища Петрова» — Петербурга — сотрудничают, взаимодействуют и соперничают между собой приглашенные из разных стран архитекторы и русские зодчие. Такие имена, как Доменико Джованни Трезини и Жан Батист Леблон, Карло Бартоломео Растрелли и Георг Иоганн Маттарнови, навсегда вписаны в архитектурную историю города на Неве. Петр I, всячески привлекавший к строительству новой столицы иностранных мастеров, между тем ставил им условие, чтобы они обучали своих русских помощников и учеников тем ремеслам и «художествам», которыми сами владеют. Одними из первых таких «доморощенных» архитекторов стали помощник и ученик Трезини Земцов и Еропкин. В дальнейшем развитии и строительстве города участвовали такие всемирно известные зодчие Петербурга, как Бартоломео Франческо Растрелли (сын Карла Растрелли), Антонио Ринальди, Николаус Гербель, С. И. Чевакинский, Карл Иванович Росси, а также множество не менее великих архитекторов.

Вместо заключения

Русское зодчество на протяжении веков не только развивалось в своем особом, национальном русле. Изменение в политической, религиозной и общественной жизни, взаимодействие с различными культурами - все это оказало огромное влияние на становление не только русской и советской, но и российской архитектуры. Сегодня весь мир восхищается не только творениями Ф. Коня, Росси, Воронихина, Баженова и Казакова. Архитектор Власов, Фомин, Пясецкий, Савин и многие другие своим творчеством и мастерством доказали высокий уровень отчечественного зодчества.

fb.ru

Архитектура 12 века на Руси [Зодчество, Древнерусская]

Содержание (план)

Архитектура Владимиро-суздальского княжества 12 века

«Мы, русские, по преимуществу народ зод­чих», — говорил известный искусствовед Игорь Грабарь. Архитек­турный гений наших далёких предков с особой силой проявился в несравненных по красоте белокаменных храмах Владимиро-Суздальского княжества.

До сих пор остаётся загадкой, что заставило строителей Севе­ро-Восточной Руси отказаться от обычного для построек Киевской Руси материала — широкого плоского кирпича и перейти к более сложному в обработке белому камню — известняку. Полагают, что первыми учителями для северян были строители из Галича.

Занятый борьбой на юге, Юрий Долгорукий не мог уделять много времени и сил владимиро-суздальскому зодчеству. Иное дело — Андрей Боголюбский. Желая уподобиться библейскому царю Соломону, он строил много и охотно, не жалея средств для пышного убранства своих сооружений. Меняется как внешний вид, так и сам дух архитектуры. На смену простым и суровым храмам Долгорукого приходят утончённые, изысканные церкви Боголюбского. Их фасады расцветают белокаменной резьбой. Здесь и волнами бегущие по сте­нам лёгкие арки, и стройные колонки с капителями в виде диковин­ных животных и птиц, и таинственные женские маски.

В источниках есть сведения, что Андрей приглашал зодчих «из немец». Действительно, многие элементы владимиро-суздаль­ского зодчества находят параллели в романской архитектуре Ита­лии и Германии.

Стремясь хотя бы отчасти достичь бессмертия, выдающие­ся правители всех времён воздвигали в память о себе огромные сооружения. Не был исключением и Всеволод Большое Гнездо. Среди прочих построек Всеволода во Владимире следует упомя­нуть высокую белокаменную стену вокруг центра города (детинец), собор Рождественского монастыря (1192-1196) и собор Успенского Княгинина монастыря (1200-1202). К сожалению, все эти сооруже­ния не сохранились до наших дней.

Владимирский успенский собор

Юрий Долгорукий в 1150 г. выдал свою дочь Ольгу замуж за галицкого князя Ярослава Осмомысла. Примерно в эти же годы в Галиче был построен белокаменный Успенский собор. По распоряжению Всеволода Большое Гнездо в 1185-1189 гг. осуществлялась грандиоз­ная перестройка владимирского Успенского собора, в результате которой храм был сильно расширен и увенчан пятью главами вме­сто одной.

Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском

В 1152-1157 первый белокаменный храм — Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском — сооружался во владениях Юрия Долгорукого. Этот древний храм хорошо сохранился до нашего времени. Он сложен из аккуратных квадров белого известняка, который до­ставляли сюда водным путём из каменоломен возле городка Стари­ца на Волге.

Стройный силуэт собора возвышался над теснившимися вокруг чёрными избами. Казалось, огромный лебедь опустился из заоблач­ной выси на древнюю вечевую площадь Переславля. Ещё миг — и он снова взлетит туда, где кружит, ожидая его, белоснежная стая...

Золотые ворота

Андрей Боголюбский начал строить ещё одну линию город­ских укреплений своей новой столицы — Владимира. Её ключевым элементом стали Золотые ворота (1158-1164). (В перестроенном виде они сохранились до наших дней.) Это была огромная камен­ная башня с аркой для проезда и стройной одноглавой церковью на вершине. По бокам к ней примыкали высокие земляные валы, по гребню которых стояли деревянные крепостные стены. Перед воротами был выкопан глубокий ров, заполненный водой. Попасть в город можно было только через узкий подвесной мост, который в случае опасности немедленно поднимался.

Золотые ворота имели не только оборонительное значение. Створки ворот были обиты позолоченной медью и сверкали на солн­це. Глядя на них, каждый приезжий должен был подумать о том, в какой богатый и могущественный город он прибыл.

Своими многочисленными каменными постройками князь Андрей стремился представить Владимир как новую столицу Руси. В этом от­ношении его Золотые ворота не только достойно оформляли главный въезд в город, но и напоминали о Золотых воротах Царьграда и Киева.

Собор Успения Божией Матери

Главным храмом Владимира стал построенный Андреем Бого­любским в 1158-1160 гг. собор Успения Божией Матери. (Он тоже дошёл до нас в сильно перестроенном виде.) Поставленный на са­мой кромке высокого берега Клязьмы, Успенский собор был виден издалека. Его фасады украшали фигуры из позолоченной меди и красочные фрески. В ясную погоду собор сверкал на солнце как ги­гантская золотая корона, усыпанная драгоценными камнями.

Резиденция Боголюбово

Настоящим городом выглядела загородная резиденция князя Андрея — Боголюбово. Здесь было несколько каменных зданий: двухэтажный княжеский дворец, придворный храм Рождества Бо­городицы, церковь Святого Леонтия Ростовского, высокие стены и величественные ворота, над которыми помещалась небольшая цер­ковь во имя апостола Андрея Первозванного. Все эти сооружения были прекрасны не только снаружи, но и внутри. Так, дворцовая церковь имела сверкающие как зеркало полы из красной меди, рас­писанные под мрамор круглые колонны с позолоченными капителя­ми, покрытые цветной глазурью керамические плитки, устилавшие полы на хорах, и множество драгоценной утвари. Гордясь творени­ем, Андрей порою лично приводил в храм своих гостей и наслаж­дался их неподдельным восхищением красотой убранства.

В настоящее время от былого великолепия Боголюбова сохра­нился лишь один драгоценный фрагмент: двухъярусная белокамен­ная галерея, соединявшая дворец с собором, и лестничная башня, возле которой был убит заговорщиками князь Андрей. Материал с сайта http://wikiwhat.ru

Церковь Покрова на Нерли

Подобно музыке, архитектура обладает способностью рассеивать мрачные мысли, переплавлять их в светлую и тихую печаль. В этом ещё раз убеждаешься, когда, покинув Боголюбово, уходишь по про­сёлочной дороге через поле к одиноко стоящему на небольшой возвы­шенности стройному белокаменному храму. Это знаменитая церковь Покрова на Нерли, построенная по заказу Андрея Боголюбского око­ло 1165 г. Историки искусства считают её высшим достижением всей владимиро-суздальской архитектурной школы.

Дмитриев­ский собор

Придворный Дмитриев­ский собор, сооружённый в 1194-1197 гг., стал одним из памятников Всеволоду Большое Гнездо. Его отличает спокойная гармония архитектурных форм, а также многочисленные и разно­образные резные композиции на фасадах. Здесь и библейские персо­нажи, и христианские святые, и фантастические животные, и даже скульптурный портрет самого князя Всеволода с сыновьями.

Архитектура Новгородской республики 12 века

Архитектура Новгорода в XII в. совсем не похожа на владимирскую. Вместо тщательно обработанных со­оружений из белого камня здесь строят небольшие храмы из грубо отёсанных плит местного серого известняка, чередующихся с ряда­ми кирпичной кладки. В результате поверхность стены выглядит неровной, слегка округлой, а сам храм становится чем-то похожим на гигантский белый гриб.

Такие постройки соответствовали вкусам и возможностям нов­городских бояр. Стремясь расширить круг своих заказчиков, зодчие ищут способы дальнейшего удешевления храмов. Они уменьшают размеры апсид и сокращают их количество, опускают углы основ­ного четверика.

Картинки (фото, рисунки)

• 

  Дмитриевский собор во Владимире. XII в.

• 

  Храм Покрова на Нерли. XII в.

• 

  Золотые ворота Владимира. Реконструкция первоначального вида. XII в.

• 

  Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском. XII в.

• Доклад по средневековью

• Особенности архитектуры новгородского княжества

• Небольшое сообщение о соборе 12 13 веков

• Храмы и соборы руси 12 век

• Постройки на руси 12-13 века

• Сравните особенности архитектуры 12 века Владимиро-Суздальского, Галицко-Волынского княжеств и Новгородской земли.

wikiwhat.ru

• 
  Урал древние цивилизации
• 
  Древний рим украшения
• 
  Древняя греция фидий
• 
  Древние вулканы мира
• Загадки самые древние
• 
  Культура древнего крита
• 
  Самое древнее горообразование
• 
  Стратегии древней греции
• Произведение древней скульптуры
• 
  Шитье древней руси
• 
  Инструменты древней индии