Первый шаг в ограничении браков по боковой линии кровного родства в писаном праве был сделан составителями Эклоги и Прохирона (сборники норм византийского права VIII и IX вв.). Эти кодексы запрещали семьи в Древней Руси не только между двоюродными братьями и сестрами, но и между их детьми, то есть в четвертой, пятой и шестой степенях кровного родства. Больше всего сомнений у духовенства вызывал вопрос о возможности браков в седьмой степени кровного родства. В 1038 г. патриарх Алексий Судит вынес постановление под названием «О тихъ же возбраненыхъ брацехъ», которое запрещало браки в седьмой степени родства, но не требовало расторжения уже заключенных, а только подвергало супругов церковному покаянию. Позже, в XII в., в византийском законодательстве было принято окончательное решение, утвержденное императором Мануилом Комнином о запрещении браков в седьмой степени родства и объявлении их «нечистым, кровосмесным и подлежащим расторжению» союзом. Таким образом, только браки в восьмой степени родства разрешались без всяких условий. Все перечисленные запрещения сохраняли силу и в случаях родства, возникшего в результате незаконного рождения. Русская церковь, используя византийские правовые источники для разрешения вопросов, связанных с соблюдением степеней родства и свойства при заключении брака, вносила в них свои коррективы по мере появления в Византии новых положений, имеющих отношение к этой проблеме.
В Древней Руси самыми авторитетными документами, относящимися к разрешению проблемы счисления степеней родства при заключении семейных союзов, были «Уставъ о брацехъ» и статья, имеющая в рукописных кормчих название «Зде известно разделение възбраненнымъ и законнымъ бракомъ». В основе «Устава о брацехъ» лежит греческий текст, запрещающий браки до седьмой степени кровного родства включительно. Статья «Зде известно разделение възбраненнымъ и законнымъ бракомъ» представляет собой таблицу родственных отношений, в которой запрещается бракосочетание до шестой степени родства включительно. Вопрос о браке в седьмой степени рассматривается в ней на основе постановления патриарха Алексия Судита. Оба документа, следуя за византийской традицией, безоговорочно разрешенными считали браки в восьмой степени родства. Браки, которые считались незаконными, однозначно подлежали расторжению, а на нарушителей налагалась епитимия и обязанность уплатить штраф в пользу епископа.
Препятствием для создания семьи в Древней Руси считалось также существование между невестой и женихом родства, основанного на свойстве. Различали два вида свойства. Двухродное - это свойство, появляющееся в результате объединения двух родов в результате брака между их представителями. После заключения брачного союза супруги обоюдно вступали в свойство с кровными родственниками своего супруга. Трехродное - это свойство, возникающее из двух брачных союзов, соединяющих три рода. Это отношения, появляющиеся, например, между одним супругом и супругом родственника другого супруга, как, скажем, между мачехой и мужем падчерицы.
Учитывая, что родство по свойству не является настолько близким, как кровное, церковь в вопросах запрещения брака между свойственниками проявляла большую мягкость. Эклога и Прохирон запрещали браки в двухродном свойстве (между одним овдовевшим супругом и кровными родственниками другого) до четвертой степени свойства включительно, 997 г. этот запрет распространился на пятую и шестую степени. Браки между одним супругом и кровными родственниками другого в седьмой степени свойства считались полностью разрешенными.
Еще менее строгими были ограничения для древнерусских семейных союзов, заключаемых в трехродном свойстве. Все попытки духовенства запретить браки до пятой степени трехродного свойства закончились неудачей. В конечном итоге под запрещение попали только браки, заключенные в первой степени трехродного свойства - между мачехой и мужем падчерицы и между отчимом и женой пасынка.
В вопросах свойства, как и в вопросах кровного родства, древнерусское законодательство следовало византийскому праву, о чем красноречиво свидетельствуют «Уставъ о брацехъ», статья «Зде известно разделение възбраненнымъ и законнымъ бракомъ» и раздел Древнерусской кормчей «О возбраненных женитвах». Препятствием к заключению брака считались и отношения подобные свойству (фиктивное свойство), возникающие в результате обручения. На основании постановления византийского императора Алексея Комнина обручение молодых людей, достигших брачного возраста, приравнивалось к браку, в силу чего между родственниками обрученных возникало родство по свойству, являвшееся препятствием для заключения брака между ними. В отношениях фиктивного свойства состояли и родственники разведенных супругов. Византийское право ограничивало препятствия к браку, вытекающие из фиктивного свойства, только первой степенью: запрещались браки между одним из разведенных супругов и детьми другого супруга от нового брака.
Кроме этого, запрещались в Древней Руси создание семей между лицами, которые были связаны между собой родством по усыновлению. Усыновитель не имел права вступить в брак с женой, дочерью и внучкою усыновленного. Усыновленный также не мог создать брачный союз с матерью, сестрою, теткою, женою, дочерью и внучкой своего усыновителя.
С принятием христианства появилось понятие духовного родства, которое возникало между крестными родителями, а также между ними и воспринятым от купели ребенком при совершении обряда крещения. Духовное родство приравнивалось к родству кровному. Поэтому Эклога запрещала «сочетаться браком тем, кто соединен между собою узами святого и спасительного крещения», то есть крестным родителям и их крестникам, а также крестным родителям (куму и куме) между собой. Также недопустимыми считались браки крестного отца с матерью крестной дочери, а также его сына с крестницей отца или ее матерью.
Древнерусская церковь требовала строго учитывать степени родства и свойства при заключении браков. Однако несмотря на это установленные духовенством правила постоянно нарушались и знатью, и низшими слоями населения. На Руси часто заключались браки в седьмой, шестой и даже пятой степенях родства. Эти браки не считались недействительными и не разрывались. Регулярные нарушения церковных постановлений происходили как по невежеству, так и сознательно. Во-первых, древнерусскому человеку тяжело было понять сложную даже для византийцев систему исчисления степеней родства, а во-вторых, при точном соблюдении всех требований заключение браков было затруднено, особенно в княжеских семьях.
Немаловажно что среди препятствий к созданию семьи в Древней Руси церковь считала и такое: пребывание в неразорванном супружеском союзе. Это объяснялось тем, что в древнерусском обществе, особенно в высших его кругах, сохранялось многоженство и после принятия христианства. Церковь прилагала немало усилий для борьбы с данным явлением. Браки, заключенные при существующей супруге на момент венчания, считались недействительными. В случае нарушений Церковный Устав князя Ярослава налагал наказание и на мужа в виде штрафа, и на его новую жену в виде заключения в церковный дом.
Ввиду активной борьбы церкви за сохранение уже созданных семей, еще одной помехой к заключению брака могла послужить виновность одного из супругов в расторжении своего предыдущего брака. Если семейный союз распался по вине жены, которая ушла к другому мужчине, то на основании ст. 10 Пространной редакции Церковного Устава князя Ярослава она передавалась в «церковный дом» (исправительное учреждение монастырского типа). Данное наказание для женщины исключало возможность восстановления прежнего брака, а тем более вступление в новый. Про дальнейшую судьбу бывшего и нынешнего мужей виновницы развода Устав не говорит ничего, но оба они, вероятнее всего получали возможность вступления в новый брак, признаваемый христианской церковью.
С введением христианства налагались ограничения и на количество заключаемых браков. Представители белого духовенства могли вступать в брак только один раз. Еще в Библии был установлен принцип, согласно которому епископу и диакону разрешалось жениться только единожды (1-е к Тимофею; III: 2, 12). В случае прекращения брака по какой-либо причине жениться повторно им запрещалось.
Мирянам было разрешено жениться не более двух раз. Тем не менее, и третьи браки чаще всего на практике не расторгались, несмотря на то, что митрополит Иоанн в своих канонических ответах велел даже лишать сана тех священнослужителей, которые пусть даже и по неведению, но благословляли подобные браки. Церковь, хоть и осуждая третьи браки, но все же смотрела на них, как на своего рода послабление, и трактовала их как на нечто лучшее, чем открытый блуд. На супруга, состоящего в третьем браке, церковь налагала строгую епитимию.
Если по поводу возможности заключения третьего супружества и его правомерности могли возникнуть какие-то сомнения, то четвертый брак однозначно считался незаконным и, согласно церкви, подлежал немедленному расторжению. В послании новгородского митрополита Фотия говорилось: «Первый... брак - закон, второй - прощение, третий - законопреступление, четвертый - нечестие: понеже свинское есть жите».
Потеря невестой невинности до брака не считалась у мирян препятствием для его заключения. Иное дело священники, их будущие жены обязаны были до свадьбы сохранять девственность, если оказывалось, что жена не девственница, священник обязан был с ней развестись.
Разница в социальном положении молодоженов по русскому законодательству не могла служить препятствием к заключению брака. О возможности супружества между свободным человеком и рабыней свидетельствует ст. 110 Пространной редакции Русской Правды: «а второе холопьство: поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядомь, токако ся будеть рядил, но том же стоить». Если закон не запрещал жениться на холопке, то, конечно же, не препятствовал заключению брака с выкупленной рабыней. Браки князей и бояр с девушками из низших социальных групп очень редко, но все же случались, вызывая осуждение и неприятие в среде феодалов, не желавших «кланятися» «худородным» княгиням. Например, киевский князь Святополк Изяславич (внук Ярослава Мудрого) «наложницу свою взял в жены и так ее любил, что без слез на малое время разлучаться не мог, и, много ее слушая, от князей терпел поношение, а часто и вред с сожалением. И ежели бы Владимир его не охранял, то б давно Киева Святославичами лишен был». Галицкий князь Владимир Ярославич (сын Ярослава Осмомысла) «поя у попа женоу и постави собе женоу, и родися у нея два сына», но местные бояре восстали против него, заявив при этом: «Княже мы не на тя востале есмы, но не хочемь кланятися попадьи, а хочемь ю оубити, а ты где хощешь тоу за тя поимемь...». Муромские бояре через некоторое время после женитьбы их князя Петра на простой девушке Февронии также выразили свое неудовольствие: «Княже, готовы мы все верно служить тебе и тебя самодержцем иметь, но не хотим, чтобы княгиня Феврония повелевала женами нашими. Если хочешь оставаться самодержцем, пусть будет у тебя другая княгиня». Поэтому церковь, чаще всего, отказывалась благословлять подобные браки, в силу чего девушки неблагородного происхождения становились, как правило, наложницами или «меньшицами», то есть младшими «вторыми» женами.
Серьезным препятствием для создания семьи в Древней Руси считалось исповедование одним из супругов нехристианской, а позже и, более конкретно, неправославной религии. О невозможности подобных брачных союзов свидетельствует Церковный Устав князя Ярослава, где сурово наказывалось не только сожительство, но и за совместную трапеза христиан с «жидовинами», «бесерменами», «некрещеными» или «отлученными» от церкви. Исключение здесь составляли лишь княжеские дочери, выданные за иностранных монархов. Признавая определенную политическую необходимость такого рода «международных» браков, духовенство все-таки относилось к ним крайне отрицательно.
Воспрещалось также создавать семьи с душевнобольными, безумными людьми и тем, кто либо от природы, либо из-за болезни был не способен к брачной жизни. Не могли жениться и выходить замуж монахи и монахини после принесения ими обетов.
family-abc.ru
Славянская семья | Традиции | Домострой у славян
Семья на Руси — это малое сообщество. Во время кризиса современной семьи где, как не в своих корнях, осуществлять поиск ответов: как счастливо прожить жизнь в браке, как пронести любовь через всю жизнь?! Необходимо сказать, что нормы поведения в семье в древности существенно отличались от нынешних. Стоит поговорить о системе ценностей в славянской семье. Что же делало ее особенной? Можно ли полностью принять ее модель в современном мире? Поначалу разберемся в типологических функциях любой семьи. Семья выполняет самые различные функции, к числу которых относятся рождение и воспитание детей, удовлетворение потребностей мужчины и женщины как биологического, так и духового порядка. Данные функции были всегда, и заострять на этом внимание не стоит.
Семья — воспитательная среда, в рамках которой создаются и укрепляются на домашнем уровне мировоззренческие, культурологические и высоконравственные основы жизнедеятельности общества.
Ценности и даже системы мировоззрений могут изменяться, однако сам факт того, что семья формирует высоконравственные, культурные и материальные ценности, остаётся неизменным. Основной функцией в славянской семье было деторождение. Считалось, что союз супругов, у которых не было детей, не выполнял функции семьи. Необходимо заметить, что славянская семья – многодетная семья. Недаром ещё даже в 20 веке, Столыпин делал ставку на многодетные семьи.
Расторжения брака древнерусское право не ведало. С языческих времен главенствовало представление о том, что брак с одной женой заключается "на веки" и простирается за пределы гроба. Однако, ежели жена не могла родить супругу, муж был вправе взять себе ещё жену. Чаще всего, развода не было как такового, просто муж брал себе ещё одну жену. Мы переходим к вопросу одно/многоженства на Руси. Свидетельства того, что у славянина могло быть несколько жён и даже наложницы, можно судить по князю Владимиру Красно Солнышко. Есть и этнографические свидетельства многоженства на Руси. Правда, обычно, это две жены. В таких семьях обязанности по дому строго регламентируются, как впрочем, и в любой другой славянской семье. Но, «странности» многоженства это редкость, и они не встречались повсеместно. Славяне считали, что они единожды перед Богами давали слово прожить жизнь вместе. И так и делали. Вспомните, клятва перед Богом для русского, это вопрос совести и чести! И фраза: "вместе до гроба", понималась буквально. Наилучшим свидетельством данного утверждения служит "Сказ о Петре и Февронии Муромских". Данная легенда говорит о том, как вдова восходила на погребальный костёр вместе с мужем. Об этом свидетельствует путешественник X века Аль-Масуди:
"Когда умирает мужчина, то сжигается с ним жена его живою; умирает женщина, то муж не сжигается".
Это по сегодняшним меркам страшно, однако не учитывается тот факт, что мировоззрение у предков было иным, и чем дальше мы будем освещать вопросы, касающиеся славянской семьи, тем больше вы это будете понимать. Нужно осознать, что человек дал клятву перед Богом, что он проживёт в браке до конца своих дней. Муж и жена теперь одно целое, как сиамские близнецы, когда умирает один, второй так же умирает. Правда это касается только женщины, так как мужчина — воин и пахарь, а община не могла, жертвовать воинами и пахарями. Женщина по собственной воле всходила на костёр, так как считалось, что она уходит в иной мир совместно с мужем, и там они будут дальше жить. Этот акт самопожертвования расценивался обыденно, как уход в лучший мир совместно с любимым человеком. Разве это не поэтично? Разве есть сегодня такая любовь? Разве мы так теперь чувствуем?
Брак славян
Как ни смешно это звучит, однако термин "семья" на древнерусском языке означал "товарищество, основанное на договоре, соглашении". В некоторых списках узаконений слово "семья" заменялось словом "артель". Получается, что нынешние модные брачные договора, не что иное, как вольная интерпретация слова "Брак". За тем лишь исключительным моментом, что сегодняшние брачные договора регламентируют право на имущество при разводе, а сакральное значение "брака" раньше имел другое значение. Брак понимался, как сделка между родителями невесты и женихом. Этот обряд покупки имеет множественную обрядовую форму. Многим приходит в голову мысль о том, что родители сами выбирали молодым пару. Это не совсем так. В отголосках 19 века родители и правда могли насильственно женить молодых, прикрываясь пословицей "стерпится, слюбится". Но не может быть преград у настоящей любви. Межсословные браки были возможны, но по ряду причин затруднительны. Родители лишь обрядово заключали сделку, и старались не препятствовать воле молодых. Источники свидетельствуют о существовании в это время различных способов заключения брака. Один из наиболее древних – похищение невесты женихом. Похищение могло быть как реальным, так и формальным, мнимым. Последнее случалось тогда, когда родители и невеста были согласны на брак еще до похищения. Обряд похищения невесты "у воды" совершался в дохристианское время на праздниках в честь богини Лады, которые начинались ранней весной.
Домострой в семье
Считалось, что пространство в доме относится к управлению женщины. Об этом сохранились свидетельства в "Домострое":
"Женщина доминировала во внутреннем пространстве — доме и семье".
Термина "семья" в современной трактовке "Домострой" не знает. Он использует слово "дом", обозначая его как некое единое хозяйственное и духовное целое, члены которого пребывают в отношениях господства (подчинения), но являются необходимыми для нормальной жизни домашнего организма. С течением времени сговор с невестой все чаще стал предшествовать ее уводу. Летописи сообщают, что у славян был обычай похищать на игрищах тех невест, с которыми они сговорились. "Повесть временных лет" рассказывала об "умыкании у вод" невест:
"…И ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся"
Выше мы уже упоминали, что по некоторым свидетельствам слово "брак", заменялось словом "артель". Артель в сегодняшнем понимании — это торговое предприятие. Но, как видно из этимологии слова, артели были семейными. Это удивительно ложиться на представление о ремесленной Руси. Знание и ремесло передавались в славянской среде от отца к сыну, от матери к дочери. Каждый род владел знаниями в какой-либо профессии и родовое ведение торговых дел и есть слово "артель". Получатся, что род — это специализированное производство. Каждый член рода — это важный элемент в артели (семье). Может поэтому сегодняшние семьи, где муж и жена занимаются различными делами, не знают лада? Так кто же был главным в семье? На этот вопрос можно ответить так, только учитывая градации в семье, можно определить главенство. Родом управляли Большак с Большухой. Большак — это глава рода, самый старший в роду. Большуха же по "Домострою":
"В семьях главную роль играла "большуха" — старшая наиболее трудоспособная и опытная женщина, обычно жена отца или старшего сына, ей подчинялись все младшие мужчины большой семьи".
И в каждой отдельной семье мужчина играл главенствующую роль. Получается, что структура власти в семье не так однородна, как казалось бы. Но, принцип патриархата, имел место быть. Это отслеживается в правовых отношениях, которые засвидетельствованы в языческой Руси и в первые века двоеверия. О главенстве в семье мужчины рассказывает придворный врач англичанин Самуил Коллинс, он сообщал, что и в 17 веке невеста совершала такой обряд:
"В знак покорности она должна была снять с будущего мужа сапоги. В один сапог жених клал плетку, а в другой — драгоценный камень или монету. Если девушке удавалось снять сначала тот сапог, в котором находилась монета, то невесту считали счастливой. Если в сапоге оказывалась плетка, счастья ей не обещали и говорили, что всю жизнь ей придется угождать мужу. При этом жених в знак своей власти над женщиной ударял свою будущую спутницу жизни плетью по спине."
Но роль жены и матери в "Домострое" оценивалась высоко. Жена в "Домострое" является регулятором эмоциональных отношений в семье, она же отвечает за семейную благотворительность. Обязанность главы семьи — забота о благополучии дома и воспитании, в том числе и духовном, его членов. Жена обязана сама заниматься рукоделием и знать всю домашнюю работу. Кроме того, она занимается воспитанием и обучением дочерей (обучение сыновей — обязанность отца). Все решения, связанные с "домовым строительством", муж и жена принимают совместно. Они должны обсуждать семейные проблемы ежедневно и наедине. Отсюда выражение "сор из избы выносить не принято". Это закреплено и доселе в свадебной обрядовой игре "Сор", которую проводят на второй день свадьбы. Семья для славянина, это целый мир. Его мир и продолжение рода, благополучие в семье и многое другое, стоит выше общественного. Даже в войну, мужчин последних в роду в атаку отправляли последними. Но, существовал и левират — обычай, обязывающий брата умершего жениться на его вдове. Этот обычай был широко распространен на Руси вплоть до 16 века. Архаичность этого обычая восходит к древним временам, когда на брате умершего родича лежит полная ответственность за детей и супругу погибшего. Семей одиночек, просто не было, это нонсенс. Род не мог выкинуть вдову с детьми на улицу. И поэтому, мы на это указывали выше, что изгнание из рода, было самым тяжёлым наказанием, которое практически приравнивалось к смертной казни. Поэтому на Руси брат стоял за брата, отец за сына. Это был единый организм. Отголоски этого мы находим в древнем обычае прекращать всю работу, если в роду кто-нибудь умер. С точки зрения сегодняшних отношений в семье, такие обычаи на первый взгляд кажутся странными, но как мы понимаем проблему сегодняшней семьи, именно семьи с одним родителем, и являются корнем проблемы. Ну кто, кроме кровного брата позаботиться о вдове и собственных племянниках. Такой обычай сохраняет целостность семьи и оставляется духовную преемственность рода. А это для славян было чрезвычайно важно. Отношения между родителями и детьми в славянских семьях строились на признании власти родителей над детьми. "Домострой" указывает на этот же факт:
"Главная обязанность детей — любовь к родителям, полное послушание в детстве и юности и забота о них в старости".
Именно преемственность родства, ремесла или дела и является основой основ славянской семьи. Мы рассмотрели аспекты славянской семьи, которые позволяют нам судить о следующем. В каждом роду есть большак, который регламентирует отношения в семье и трудовые обязанности. В семье главный мужчина. Семья живёт в любви и ладу по взаимному согласию супругов, но с разрешения (позволения) родителей.
Обязанности в их доме распределены между супругами. Жена слушается мужа. Дети, слушаются родителей и следуют их воспитанию. При любых внешних опасностях, сохранность (целостность) рода ставится превыше всего. Как мы видим, славянская семья это целостный организм, с конкретно распределенными ролями и обязанностями, где разрыв с родом, был практически не возможен, даже после смерти. Поэтому знания и традиции передавались из поколения в поколение. Без таких отношений в семье нельзя было сохранить целостность традиции. Знания предков помогут нам сегодня возродить самое нужное – семью!
xn----ctbjypmbbheq3i7a.xn--p1ai
Языческий брак в Древней Руси
Одно из первых упоминаний от языческом браке восточных славян встречается в древнерусских летописях. По свидетельству Нестора, автора «Повести временных лет», наиболее раннего из дошедших до нас русских исторических памятников (начало XIIвека), первоначальной формой брака у древних восточных славян до принятия христианской религии было похищение невесты или («умычка»). Широкое распространение этой формы брака в древнерусском обществе в языческий период было неслучайным. Обряд умыкания наиболее соответствует взглядам и представлениям первобытного человека о возможных способах приобретения любых ценностей, включая и женщину. Она, равно как и предметы хозяйственного инвентаря, переходила в полную и безраздельную собственность своего владельца только посредством захвата. Распространению данного способа заключения брака способствовал также и институт многоженства, в результате которого могло не хватать невест внутри одного рода, равно как и нежелание других родов бесплатно и добровольно отдавать своих женщин инородцам.
До принятия христианства славяне поклонялись воде и водным божествам, призывали их в своих клятвах, очищались водой, считая ее священной стихией. Они читали молитвы над водой, гадали на воде, к рекам, озерам и колодцам относились как к живым существам, способным чувствовать, понимать и владеть человеческой речью. В силу этих причин вода имела большое обрядовое значение при заключении языческих браков. Первые языческие свадебные обряды совершались именно у воды.
Свадебные обряды у воды еще долго заменяли церковное венчание и в христианские времена. В XII в. митрополит Иоанн с горечью признавал, что простые люди «поимають жены своя с плясаньемь и гуденьемь и плесканьемь» (то есть с помощью плескания воды). Спустя столетие ситуация мало изменилась. В грамоте митрополита Кирилла, датируемой 1274 г., говорится: «И се слышахомъ: в предлех Новгородьскых невесты водять к воде. И ныне не велим тому тако быти; аще ли, то проклинати повелеваем».
Похищения невест, практиковавшиеся восточнославянскими племенами в начале христианской эпохи: вятичами, радимичами и северянами, согласно мнению большинства историков, носило исключительно обрядовый, религиозный характер. Выражение летописца «схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бесовьская песни» указывает на религиозные языческие празднества, а слова «умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся» свидетельствуют, что похищение невесты предполагало ее согласие, и, следовательно, не могло иметь характера действительного насилия. Однако в дохристианский период во время языческих праздников или у воды практиковались не только обрядовые похищения. Очень часто девушки и даже замужние женщины умыкались и содержались в брачной неволе без всякого с их стороны согласия.
Одного похищения невесты для установления языческого брака было недостаточно. Брачный союз признавался законным только с момента истечения определенного срока давности, а точнее - с момента примирения обоих родов и признания свершившегося факта. Брак, который заключался путем похищения невесты, довольно длительное время сохранялся в древнерусском обществе и был распространен не только среди простых людей, но и среди знати, о чем свидетельствует Церковный Устав князя Ярослава (XI-XII вв.), где за кражу невесты из знатной семьи предусматривалось наказание. Обращает на себя внимание то, что закон не предусматривал какое-либо наказание за умыкание девушек из «простыи чади» или крестьян. Вероятно, связано это с большой распространенностью подобного преступления в силу приверженности крестьянского населения языческим традициям. Следы обряда умыкания невест сохранились в народном эпосе (былинах, песнях) в форме многочисленных состязаний жениха с невестой, играх молодежи в горелки.
Следующей по времени формой заключения языческих брачных союзов у древних славян явилась покупка невест. Истоки обычая купли-продажи девушек с целью создания семьи непосредственно связано с традицией похищения. «Умычка» невест неизбежно приводила к тому, что возникала вражда между родами, поэтому, дабы предотвратить кровопролитные столкновения, оскорбленный род требовал вознаграждение от похитителя. Со течением времени выплата отступных постепенно трансформировалась в прямую продажу невесты жениху. Появление данной формы брака у древних славян было напрямую связано с историческим повышением уровня общественного экономического развития. Факт появления прибавочного продукта сделало возможным обмен жен для своих соплеменников и измерение стоимости невесты в определенном денежном эквиваленте.
На существование обычая купли-продажи девушки указывают множество различных народных свадебных песен и обрядов, дошедших до нас с древнейших времен. Свадебные песни называют жениха купцом, а невесту товаром. Наиболее наглядно отголоски обычаев купли невесты прослеживаются в свадебных обрядах, которые больше напоминают торговые сделки. Так, дружко и бояре покупали невесту, а братья и ближайшие родственники девушки с ними торговались. Достигнув согласия, родные со стороны невесты передавали ее жениху через полу, как было принято передавать покупателю проданный скот, а затем договор скреплялся рукобитьем. Непременными элементами обряда на народных языческих свадьбах были выкуп женихом косы и постели невесты у ее родных, а также наделение отца, братьев и ряда других ближайших родственников будущей жены деньгами со стороны жениха.
Процесс покупки невесты был достаточно сложным в древние времена. Одним из главных его элементов была «запродажная сделка», или предварительный сговор. Данная процедура договора состояла из двух этапов, а именно, сватовства, представляющего собой осмотр предмета сделки, т.е. невесты через посторонних, и рукобитья как заключения сделки заинтересованными сторонами: родителями будущих мужа и жены или самим женихом и родителями невесты. В процессе сделки устанавливался размер выкупа и срок совершения брака. Форма сделки, как правило, была символическая, устная: «рукобитье» или «заручение», т. е. связывание рук. Впоследствии появился и ряд религиозных форм: богомолье и «литки», или «пропоины», как форма жертвоприношения богам. В сумме, вносимой за невесту, различали действительную плату (вывод, или кладки), получаемую отцом невесты, и обрядовую - выкуп, получаемый братом невесты или ее подругами. Процедура заключения языческого брака при покупке состояла только в передаче невесты жениху. Передавалась не невеста, как вещь, а символы власти над ней. У славян это была плеть, символизирующая право мужа наказывать жену.
Следующей формой языческого брака, существовавшей у славян в дохристианский период, стал договорной брак, впервые появившийся у полян. В основе договорного брака лежало соглашение между родственниками жениха и невесты. На наличие договора указывают слова летописца о приведении невесты и «приношении» за нее на следующее утро, что являлось действиями, за которыми скрывалось исполнение условий договора. Предметами договора могли быть принципиальное согласие сторон о заключении брака между их детьми, сроки бракосочетания, условия приведения невесты и т.п. В переговорах о заключении брака решающую роль играли родители или близкие родственники молодых. Судя по летописям, мнение жениха и невесты, скорее всего, не учитывалось.
В случае достижения соглашения между родителями молодых наступал последний этап сговора - помолвка. В доме невесты накрывался стол, на который подавались обязательные блюда: каша, пирог-каравай и сыр. Важным элементов помолвки являлся обряд резанья сыра, который был одним из древнейших языческих восточнослявянских ритуалов принесения жертвы. Сыр должна была вынести невеста, сват его разрезал и раздавал всем присутствующим в ее доме.
Отказ жениха от невесты после помолвки считался большим позором для нее, вследствие чего она могла навсегда остаться в девицах. Поэтому в случае разрыва помолвки родители жениха или он сам должны были возместить моральный ущерб, нанесенный невесте, а также расходы на угощение. Эта норма обычного права впоследствии была государством закреплена в форме закона.
Языческий брак в Древней Руси совершался с соблюдением установленных обрядов и в торжественной обстановке. Невесту вечером приводили в дом к жениху, где молодую встречали хлебом, медом и забрасывали различными плодами (маком, зернами хлебных злаков, горохом и т. д.), чтобы она была зажиточна и плодовита. Потом невесте три раза обводили вокруг очага, чтобы она поклонилась домашним богам и принесла жертву. После этого ее усаживали на звериную шкуру, лежащую мехом вверх. Гостям при этом раздавали свадебный калач (каравай).
В ходе церемонии празднования языческого брака совершались обряды, символизирующие переход девушки из-под власти отца под власть мужа. В летописи «Повесть временных лет» содержится указание на традицию, когда невеста должна была разуть жениха. К другим обрядам подобного рода также относятся передача ее отцом жениху из рук в руки, покрытие головы невесты чепцом или платком, а также легкие удары плетью, которую вручал жениху отец невесты. После соблюдения всех необходимых формальностей дружки и женщины одевали молодоженов в новые рубахи и с особым торжеством укладывали их на ложе. Приведение невесты в дом жениха с соблюдением всех необходимых обрядов придавало браку юридическую силу.
family-abc.ru
Многоженство на Руси - Все о семье
Семья в Древней Руси существено отличалась от современной российской модели семьи, в частности, в языческие времена было довольно широко распространено многоженство на Руси (до принятия христианства в конце Х века). Об этих фактах, преимущественно из жизни богатых и знатных людей, мы узнаем из русских летописей. В частности летописец Нестор, автор «Повести временных лет» или «Первоначальной летописи», наиболее древнего из дошедших до нас летописных сводов (начало XII века), с негодованием пишет о соседних славянских племенах, радимичах и вятичах, что они «имяху же по две и по три жены».
У князя Игоря (великий князь киевский с 912 по 945 гг.) кроме княгини Ольги были и другие жены. Князь Ярополк (годы правления 972-978), был женат на греческой красавице монахине, которую взял в плен его отец Святослав во время войны с Византией, и при этом, как упоминается в летописях, Ярополк сватался, и весьма у спешно, к полоцкой княжне Рогнеде. Его брат Владимир Святославович (великий князь киевский с 978 по 1015 гг.) имел пять жен до его женитьбы на византийской царевне Анне и крещения в христианство.
Многоженство на Руси встречалось не только у восточнославянских племен, из которых впоследствии и сформировался русский этнос, в языческие времена полигамия была распространена и у их соседей, западных и южных славян. Польский князь Мешко имел семь жен до принятия им христианской религии, много жен имелось и у чешского князя Славника. У поморянского князя помимо нескольких жен было также двадцать четыре наложницы.
Среди древнерусской знати помимо многоженства также процветало и наложничество. Уже упомянутый князь Владимир Святославович имел по 300 наложниц в двух древнерусских городах Белгороде и Вышгороде, а кроме этого еще 200 в сельце Берестове. Наложницами у князей становились пленницы, захваченные в войнах и походах, которые служили развлечением князю и его дружине, а также были предметом торговли.
Согласно сведениям арабского писателя и путешественника, жившего в первой половине Х века и совершившего поездку на Волгу в качестве секретаря посольства, знатные славяне могли иметь по нескольку десятков наложниц. Простые члены общины, согласно опять же иностранным источникам, таким как «Промывальни золота и рудники самоцветов» арабского историка Аль-Масуди (первая половина Х века), «Стратегикона», византийского писателя Маврикия Стратега (VI –начало VII веков) и др., вели несколько более упорядоченный и спокойный образ жизни, имея всего лишь по одной жене. Однако это вряд ли было продиктовано высокими моральными принципами. Скорее всего, более скромное по сравнению со знатью экономическое положение, не позволяло содержать им нескольких жен, не говоря уже о наложницах.
По мнению некоторых историков, в древнерусском обществе помимо полигамии могли существовать также зачатки левирата, т.е. обычая жениться на жене умершего брата. В частности, в летописях встречается упоминание о том, что князь Владимир Святославович женился на вдове своего брата Ярополка.
Принятие христианства (988 г.) внесло существенные коррективы в жизнь древнерусской знати. Князь Владимир Святославович сразу же после крещения отказался от привычной в язычестве полигамии и обратился к своей жене Рогнеде с такими словами: «Я крещен те¬перь, принял веру и закон христианский, теперь мне следует иметь одну жену, которую и взял я в христианстве, ты же избери себе кого-либо из моих вельмож, и я тебя выдам за него».
Однако многоженство на Руси сразу не исчезло, далеко не все представители древнерусского общества последовали княжескому примеру. Об этом, в частности, свидетельствует то, что в Церковном уставе Ярослава (церковный нормативно-правовой акт, составленный в период правления князя Ярослава Мудрого, XI в), присутствовали статьи, в которых оговаривались санкции за многоженство. Смоленская уставная грамота (XII в.) включает двоеженство в перечень судебных дел, подлежащих церковной юрисдикции.
В летописях упоминаются слова Иоанна, митрополита киевского (XI в.), обращенные к князьям и боярам. Он велел отлучать от святого причастия тех, кто «безъ студа и бес срама 2 жене имеють».
Наложничество также никуда не исчезло, сведения о наложницах также встречаются в древнерусских исторических источниках в период после крещения Руси. Представители духовенства очень резко высказывались в адрес неправедно живущих людей. Однако борьба христианской церкви с данным явлением наталкивалось на то, что священник чаще всего не мог просто так вмешаться и прервать подобные отношения. Как правило, наложницами становились рабыни, находящиеся в собственности своего хозяина. В Пространной редакции Русской правды (сборник правовых норм Древней Руси, XII-XV вв.) в 98 статье явление сожительства господина со своей рабой упоминается в контексте права наследования. Оговаривается, что если у рабыни появятся дети в результате связи со своим хозяином, то они не имеют права на имущество отца, будучи незаконнорожденными, но при этом вместе со своей матерью они обретают свободу. Факт наложничества при этом фигурирует, как вполне привычное и обыденное явление.
Летописи рассказывают о душераздирающей любовной истории в связи с темой наложничества. Галицкий князь Ярослав Осмомысл (годы правления 1157-1187) настолько был привязан к своей наложнице Анастасии, что, решив жениться на ней, задумал отправить в монастырь свою законную жену Ольгу, которая была дочерью Юрия Долгорукого. Однако ему не позволили это сделать. Бояре, встав на сторону княгини, подняли восстание, сожгли Анастасию заживо, а ее сына от князя отправили в заточение. С князя же взяли клятву жить со своей законной женой.
family-abc.ru
Брак в Древней Руси
С принятием в 988 году христианства на Руси и передачей церкви монопольного права на регулирование брачно-семейных отношений, взгляд на брак в Древней Руси постепенно начинает меняться, переходя от языческих взглядов на семейные отношения к христианским. Христианская религия стремилась придать браку возвышенное духовное значение, оно рассматривало брак как одно из религиозных таинств, во время совершения которого и обязательно при исполнении установленных церковью обрядов на молодоженов нисходит божья благодать.
На процесс формирования христианских норм брачно-семейного права и свадебных ритуалов в Древней Руси большое влияние оказывали как древние языческие традиции, так и византийское законодательство о семье и браке. Для заключения христианского брака в Древней Руси, согласно церковным канонам, необходимо было соблюдение определенных требований. К ним относились возраст жениха и невесты, а также согласие на брак молодоженов и их родителей. Препятствия, которые могли служить основанием для признания брака недействительным, это наличие священнического сана, монашество, превышение разрешенного количества заключаемых браков (три), виновность в расторжении предыдущего брака, физическая неспособность к семейной жизни, недопустимый возраст брачующегося и отсутствие согласия на него родителей, кроме этого, пребывание жениха и невесты в родственных отношениях, отсутствие их взаимного согласия на вступление в брак, а также нехристианское вероисповедание одного из молодоженов.
Важнейшим условием для заключения брака являлось достижение женихом и невестой брачного возраста, дающего им возможность на законных основаниях создать собственную семью. В Древней Руси брачный возраст определялся исходя из норм византийского права, согласно которому брачный возраст устанавливался с 15 лет для юношей и 13 лет для девушек. Имеются сведения о брачном возрасте 40 князей и 13 княжон при вступлении в первый брак в Древней Руси. Наибольшее количество женихов (57,5 %) имели возраст от 15 до 20 лет. Невесты в большинстве своем выдавались замуж в возрасте до 17 лет (92,2 %). Средний возраст вступающих в брак (19,5 для юношей и 12,8 для девушек) практический соответствовал установленным нормам. Тем не менее 10 % князей и почти половина (46,1 %) княжон вступили в брак с нарушением установленных возрастных ограничений. Так, владимирский князь Всеволод Юрьевич (XII - нач XIII вв.) женил своего сына Константина, когда тому исполнилось всего 9 лет, а сын новгород-северского князя Игоря Святославича (вторая половина XII в) Святослав вступил в брак в возрасте 11 лет. Еще больше отступлений от закрепленных церковью норм брачного возраста было при выдаче замуж княжон. Дочь владимирского князя Михаила Юрьевича (вторая половина XII в.) Елена была выдана замуж, когда ей исполнилось всего три года. Приблизительно в таком же возрасте была просватана дочь киевского князя Святополка Изяславича (конец XI – начало XII вв.) Сбыслава, но в брак она вступила позднее, в возрасте 7 или 8 лет. Суздальский князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо выдал замуж свою дочь Верхуславу в 8 лет. Как сообщает летописец, «плакася по ней отець и мати, занеже бе мила има, и млада соущи, осми лет». Аграфена, дочь потомка рода черниговских князей Ростислава Михайловича (XIII в.) венчалась в возрасте 9 лет.
Столь ранние браки в Древней Руси имели, скорее, политический характер, нежели личный. Их заключение чаще всего было связано с необходимостью породниться семьями, укрепить мирные соглашения или расширить международные контакты. Совместную жизнь таких детей-супругов нельзя назвать супружеской в полном смысле этого слова. Все их отношения исчерпывались отношениями к родителям или старшим членам той семьи, в которой они жили после вступления в брак. Несмотря на то, что духовенство отрицательно относилось к заключению таких ранних браков, они все же сохранялись на Руси продолжительное время. Даже в начале XV в. митрополит Фотий в своем послании в Новгород настоятельно приказывал, чтобы «не венчали девок менши двунацати лет, но венчайте, как на третьенацатое лето поступить».
Еще одним необходимым условием для вступления в христианский брак в Древней Руси по византийскому законодательству было согласие брачующихся и их родителей или родственников. В языческом обществе продолжительное время брак являлся, прежде всего, имущественной сделкой между родителями жениха и невесты, поэтому согласия молодых людей на брак за очень редким исключением (как, например, сватовство князя Владимира к полоцкой княжне Рогнеде) не спрашивали. Но и после принятия христианства отношение к браку и согласию на него самих брачующихся оставалось неизменным, особенно в случае заключения его между малолетним женихом и невестой, исключающим саму возможность обдуманного добровольного согласия.
Даже браки взрослых, по понятиям того времени, детей (как дочерей, так и сыновей) в княжеских семействах, судя по многочисленным упоминаниям в летописях, также весьма часто заключались по воле родителей: «Изяславъ отда дчерь свою Полотьскоу за Борисовича за Рогъволода»; «Ростислав Смоленский прося дочери оу Святослава оу Олговичи за Романа сына своего Смоленьскоу и ведена бысть из Новагорода в неделю по водохрещахъ»; «Святославъ Всеволодичь ожени 2 сына. За Глеба поя Рюриковноу, а за Мьстислава Ясыню из Володимеря Соуждальского Всеволжю». В случае если взрослый сын самостоятельно находил себе невесту, он все равно должен был получить разрешение родителей на брак. Так, сын Юрия Долгорукого Мстислав «в Новгороде улюбя себе в супружество дочь знатного новгородца Петра Михайловича, просил отца своего о позволении, которое получив, учинил брак с веселием великим».
При отсутствии родителей их полномочия в вопросах заключения брака в Древней Руси перекладывались на ближайших родственников, прежде всего братьев и дядьев. При всей консервативности традиции заключения брака случались и исключения. Иногда любовь родителей к детям была настолько велика, что они оставляли им возможность самостоятельно выбирать себе спутника жизни. Так, волынский князь Владимир Василькович (XII в.) в своем предсмертном рукописании завещал не отдавать свою любимую приемную дочь Изяславу замуж против ее воли, «но кде боудеть княгине моей любо, тоуототь ю дати».
Требование церкви придерживаться всех византийских постановлений, касающихся заключения брака, привело к появлению в Церковном Уставе Ярослава Мудрого (конец X – начало XI вв.) ряда статей, говоривших о необходимости свободного волеизъявления лиц, вступающих в брак: «Аже девка не всхочеть замуж, а отець и мати силою дадут, а что створить над собою - отець и мати епископу в вине, а истор има платити. Тако же и отрок». Другими словами, в Древней Руси родители несли ответственность за насилие над детьми в вопросах брака лишь в том случае, если последние либо совершали самоубийство, либо покушались на него.
Согласие родителей, по всей видимости, имело решающее значение лишь при заключении браков в среде знати. В низших же классах древнерусского общества в основе брака, вероятно, лежали, прежде всего, взаимные симпатии жениха и невесты, а не желание их родителей. Объясняется это не столько отсутствием необходимости заключения «династических браков» среди низших слоев населения (их представители могли устраивать подобные браки с целью получения дополнительных рабочих рук), сколько длительным сохранением пережитков язычества, прежде всего свободы общения полов во время языческих празднеств, нередко сопровождавшихся умыканиями по взаимному согласию. Угроза бегства заставляла родителей считаться с волей своих детей при заключении брака.
Служилым людям в Древней Руси для заключения брака требовалось разрешение князя, остальным - «местного начальства» (т.е. представителя княжеской администрации). Это требование появилось в связи с тем, что на Руси брак считался делом не только личным, но и общественным. Подобное требование сформировалось на основе обычая сообщать главе рода или «начальству» о своем намерении. Эту точку зрения косвенно подтверждает существование так называемой «венечной» пошлины, вносимой князю женихом и невестой, которая, вероятно, являлась платой за разрешение на брак.
family-abc.ru
III. Древнерусская семья
Современные представления о семье в Древнерусском государстве покоятся главным образом на положениях, почерпнутых из произведений Б.Д.Грекова, который считал, что господствующей формой семьи на Руси X — XII вв. являлась малая, индивидуальная семья.2 Наряду с малыми семьями Б.Д.Греков признавал существование и больших семей.3 Сходный образ мыслей замечаем у новейшего исследователя Я.Н.Щапова.4 По мнению же О.М.Рапова, у восточных славян, начиная с VI в. нашей эры, вовсе не было больших семей, но бытовали одни лишь малые семьи.5 Так ли это?
В недатированной части Повести временных лет есть сжатое, но замечательное по выразительности описание нравов восточнославянских племен. Среди дикостей, шокировавших инока-постника, летопись упоминает брачные обычаи древлян, радимичей, вятичей и северян. Закоснелые лесовики-
1 Грамоты В.Н. и П., № 323, стр. 309 - 310. ;
2 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 87. ,;
3 Там же, стр. 80-81,85. ";
4 Я.Н.Щапов. Церковь в системе государственной власти Древней Руси. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское государство и его международное значение. М, 1965, стр. 339; Его же. Брак и семья в Древней Руси. «Вопросы истории», 1970, № 10.
5 О.М.Рапов. Была ли вервь «Русской Правды» патронимией? «Советская этнография», 1969, № 3, стр. 113 — 117.
древляне брака, оказывается, не имели, а «умыкиваху у воды девиця».1 Женихи остальных племен были «галантнее» — похищали невест не иначе, как «съвещашеся с нею», и держали «по две и по три жены».2
Б.Д.Греков, разбираясь в семейных делах этих племен, допускал, что они «знают во всяком случае полигамную патриархальную семью, а может быть, и парный брак».3 Похищение женщин, по словам Ф.Энгельса, начинается со времени возникновения парного брака. Значит, и умыкание и многоженство, определенно засвидетельствованное древним памятником, — иллюстрация семейно-бытовой архаики, ибо парный брак характерен для стадии варварства.5
Летописец, повествуя о симпатичных ему полянах, говорит: «...брачный обычай имяху: не хожаше зять по невесту, но приводяху вечер, а заутра приношаху по ней что вдадуче».6 В.О.Ключевский, опираясь на Ипатьевский вариант «Повести», содержащий чтение «что на ней вдадуче», не без оснований переводит «на ней» в смысле «за нее».7 Ежели придерживаться Ипатьевского списка, нужно признать, что в нем со-
1ПВЛ,ч. 1, стр. 15.
2 Там же.
3 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 79.
4 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 52.
5 Там же, стр. 77. М.М.Ковалевский счел возможным даже толковать эти факты как пережиток матриархата и указание на существование полигамии у древних славян (М.М.Ковалевский. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. М., 1939, стр. 44, 97). Правда, нам могут сказать, что фраза «съвешашеся с нею» говорит скорее об обряде, чем о действительном похищении. Но, во-первых, летописец, когда пишет о древлянах, то о предварительном согласии «девицы» не сообщает, а во-вторых, сговор с невестой насчет похищения, возможно, был результатом несогласия ее родичей на брак. — Н.А.Кисляков. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л., 1969, стр. 97.
6ПВЛ,ч.1,стр. 14-15.
7 В.О.Ключевский. Соч., т. 1. М., 1956, стр. 122.
33
32
держится древнейшее свидетельство о вене — выкупе, уплачиваемом за невесту. Но покупка женщин — столь же старый институт, как и похищение, сопровождающий парную семью, появившуюся «на рубеже между дикостью и варварством, большей частью уже на высшей ступени дикости, кое-где лишь на низшей ступени варварства». Наши рассуждения призваны, разумеется, не для того, чтобы опустить полян до уровня дремучих дикарей, как это тенденциозно сделал в отношении древлян, радимичей, вятичей и прочих летописец. Хотелось бы только сказать: «кроткие» поляне в семейной организации не намного превзошли другие племена, и «книжный списатель» зря расхваливал несуществующие их добродетели, выдавая желаемое за действительное. Б.Д.Греков поспешил, когда, доверившись летописной филиппике, заключал: «Здесь победа моногамной формы семьи обнаружилась несколько раньше, чем у других славянских племен, и летопись этот факт отмечает с полной отчетливостью. Это произошло, несомненно, задолго до времени, когда жил и писал автор «Повести». Вот факты: «Бе же Володимер побежден похотью женьскою, — оповещает "Повесть временных лет", — и быша ему водимыя: Рогнедь, юже посади на Лыбеди, иде же ныне стоить сельце Предъславино, от нея же роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава,
Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от грекине — Святополка; от чехине — Вышеслава; а от другое — Святослава и Мьстислава; а от болгарыни — Бориса и Глеба».1 К «водимым» добавим 800 наложниц, содержащихся в Вышгороде, Белгороде и Берестовом.2 М.М.Ковалевский называет все это полигамией.3 Владимир Святой не одиночка, он только в силу личных способностей ярче выразил дух эпохи.
Церковный устав Ярослава предписывает: «Аще мужь оженится иною женою, а с старою не роспустився, мужь митрополиту в вине, а молодую пояти в дом церковный; а с старою ему жити».4 В ст. 15 Устава сказано: «Аще кто иметь две жене водить, митрополиту 20 гривен, а котораа подлегла, тую понята в дом церковный, а первую жену държати и водити по закону; а иметь ю лихо водити и дръжати, казнию казнити его». Случалась противоположная расстановка героев: «Аще два брата будуть с единою женою, митрополиту 30 гривен, а жена поняти в дом церковный».6 Нередко «девок» умыкают, не задумываясь, боярская ли это дочь или меньших бояр, или просто добрых людей.7 Особенно колоритна в этом отношении ст. 6: «Иже девку кто умолвить к себе (вспомним: «с нею же кто съвещашеся») и дасть ю в толоку, а на умычнице митрополиту гривна серебра, а на толочянех по 60, а князь казнить». Это «компанейское предприятие» Б.А.Романов осто-
1 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 57. См.также: Л.Морган. Древнее общество, стр. 271 — 272; М.М.Ковалевский. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. М., 1939, стр. 49, 94. Подчеркнем еще раз, что «брак покупкой — классическая форма брака периода господства патриархальных семейных общин; эта форма брака продолжает в какой-то мере сохраняться и позднее, при разложении патриархальной общины и становлении малой семьи» (Н.А.Кисляков. Очерки..., стр. 66). К какому периоду следует отнести брак покупкой, отраженный летописью? Очевидно, к первому, ко времени господства патриархальных семейных общин, ибо летописец показывает нам эту форму брака как наиболее типичную, даже всеобъемлющую.
2 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 80. j
1ПВЛ, ч.1,стр. 56-57.
2Там же, стр. 57. Если вслед за М.Н.Покровским в наложницах Владимира видеть живой товар, предназначенный для продажи на невольничьих рынках (Избр.произв., кн. 1. М., 1966, стр. 137 - 138), то и одних «водимых» достаточно, чтобы ясно представлять суть дела.
рожно именует пережитком группового брака.1 Действительно, в глубокой древности «при похищении женщин проявляются уже... признаки перехода к единобрачию, по крайней мере в форме парного брака: когда молодой человек с помощью своих друзей похитил или увел девушку, они все по очереди вступают с ней в половую связь, но после этого она считается женой того молодого человека, который был зачинщиком похищения».2 Может быть, ст. 6 Устава отобразила пережиток парного брака в наиболее раннем его виде.
Парная семья, а по выражению Л.Моргана, синдиасмиче-ская, отличалась тем, что не была устойчивой, «муж мог по своему желанию отослать свою жену и взять другую, не причиняя первой обиды, а жена пользовалась таким же правом покинуть своего мужа и взять другого, при условии, чтобы это не нарушало порядков ее племени и ее рода».3 В Церковном Уставе Ярослава древнерусская семья пригнана слабо, она то и дело разваливается: то муж уходит (ст. 16), то жена (ст. 9). Поводы разные, не исключая «лихой недуг, слепоту и долгую болезнь» супругов (ст. 10). Но в Уставе чувствуется и другая тенденция. Мысль законодателя здесь «работает над возможными поводами к разводу, какие мог бы предъявить муж. Как сторона, ищущая этих поводов, мыслится преимущественно он».4 Согласно М.М.Ковалевскому, «в патриархальную эпоху правом на развод пользовался только муж...». Нас не должно это приводить в недоумение, так как патриархальная семья исходит непосредственно из синдиасмической, возникшей на пограничной линии между диким состоянием и варварством, но сохранявшейся «на средней ступени и большей части позднейшей ступени варварства, когда была вытеснена низшей
формой моногамной семьи». Поэтому семейные отношения могут комбинироваться из самых различных сочетаний, особенно в переходный период. В Древней Руси, мы убедились, они были настолько перегружены пережиточными чертами, что говорить о господстве индивидуальной семьи в это время можно лишь в плену самогипноза. Продолжим, впрочем, наши наблюдения. Митрополит Иоанн мечет громы против тех, кто «без стыда и срама 2 жене имеют».2 Он знаком и с троеженцами.3 Ведает о подобных также митрополит Георгий.4 А Церковный Устав Всеволода знает и более любвеобильных: «А се изъисках: у третиеи жене и у четвертой детем прелюбоедеинаа часть в животе». «Умычка» тоже известна Уставу.6 Следовательно, мы вправе усомниться в моральных преимуществах полян над другими восточнославянскими племенами и отнести их к области летописной фантазии, совершенно несогласующейся с прозаической действительностью, к разряду романтических грез, застилавших истину обыденной жизни. И если еще в XII в. часто случалось многоженство, то какая патриархальщина царила в семейном быту славян перед образованием Древнерусского государства?! Такая же древность бытовала, надо думать, и в имущественных отношениях, и мы вправе предположить о существовании больших семейных коммун, обладающих правом коллективной собственности.
Посмотрим, насколько наши наблюдения согласуются с археологическими материалами. Возьмем городище Новотроицкое как вполне типичное для восточнославянских поселений VIII — IX вв. и как полнее всего исследованное. Заслуга изучения городища принадлежит И.И.Ляпушкину. Поселение «на-
1 Б.А.Романов. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1966, стр. 191.
2 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 50.
3 Л.Морган. Древнее общество, стр. 440.
4 Б.А.Романов. Люди и нравы..., стр. 199.
5 М.М.Ковалевский. Очерк развития..., стр. 130.
1Л.Морган. Древнее общество, стр. 273.
2 РИБ, т. VI. СПб., 1908, стр. 4.
3 Там же, стр. 9.
4 Б.А.Романов. Люди и нравы..., стр. 193.
5 ПРП, вып. II, стр. 165.
6 Там же, стр. 163.
36
37
ходится на юго-восточной окраине с.Новотроицкого Сумской области Лебединского района, на одном из мысов правого высокого коренного берега р.Пела».1 Общая площадь городища 3500 кв.м.2 Обнаруженные жилища полуземляночного типа, «средние размеры их 3 — 3,5 на 4 — 4,5 м при глубине около 1м». В каждом из них помещалась печь, «вырезанная в глиняном, кубовидной формы останце одновременно с сооружением нижней части жилища. Только в жилищах на юго-восточном склоне мыса печи вылеплены из глины».4 Наряду с остатками жилищ обследование выявило «большое число остатков построек хозяйственного назначения. Всего их оказалось около сотни».5 Возник поселок на рубеже VIII — IX вв., а прекратил существование в конце IX — начале X в.6 В хозяйственных занятиях населения преобладало земледелие.7 Это было полевое пашенное земледелие, причем для обработки земли применялось как рало, так и более сложное орудие, снабженное плужным ножом (череслом).8 Кроме земледелия, «значительное место в хозяйственной деятельности поселка занимало скотоводство».9 «Наряду с земледелием и скотоводством население занималось и некоторыми сельскохозяйственными промыслами, такими, как охота и рыболовство».10 Ремесленное производство также являлось составной отраслью экономики жителей городища. И.И.Ляпушкин определяет исследуемый поселок «как территориальную общину, а ее
членов как мелких земледельцев-общинников (смердов древнерусской летописи)». Он так поясняет свое предположение: «Как известно, наиболее характерной отличительной чертой территориальной общины от родовой является объединение не связанных родством малых семей, живущих в отдельных домах и ведущих свое отдельное хозяйство (как пережиточное явление в составе территориальных общин встречаются большие патриархальные семьи). Именно остатки таких хозяйственных ячеек, состоящих из отдельных небольших жилых построек и прилегающих к ним таких же хозяйственных сооружений (погребов, кладовок и т.п.), сопровождаемых хозяйственным и бытовым инвентарем... и были выявлены при раскопках городища. Среди полсотни жилищно-хозяйственных комплексов нет ни одного, который можно было бы связать с жизнью общества, ведущего свое хозяйство на коллективных началах (размеры жилищ 15 — 20 кв. м., а постройки хозяйственного назначения, погреба и кладовые — совсем миниатюрные). Эти жилищно-хозяйственные комплексы могли принадлежать лишь малым семьям, что, однако, ни в какой мере не исключает, а чаще всего предполагает, как это имело место вплоть до XX в., наличие между некоторыми из этих семей близкого кровного родства. Наличие таких общественных отношений у славянских племен Левобережья в IX в. находит подтверждение и в письменных источниках. Под 859 г. в «Повести временных лет» записано: «Имаху дань Варязи из замо-рья, на Чюди и на Словенах, на Мери и на всех Кривичех, а Козари имаху на Полянех, и на Северах и на Вятичех, имаху по белей веверице от дыма». «Дымом», или «двором», может обозначаться несомненно лишь хозяйство индивидуальное, мелкого собственника, а не коллективное. Счет по «дворам», или «дымам» в сельских общинах дожил до революции. Мы
1 Там же, стр. 224.
2 Там же, стр. 224.
38
39
намеренно привели такую пространную выдержку из книги И.И.Ляпушкина, чтобы полнее (причем словами самого автора) продемонстрировать его основные доводы. Итак, когда И.И.Ляпушкин доказывал, что восточные славяне накануне образования Древнерусского государства группировались в малые семьи (4 — 5 чел.), он приводил два главных аргумента: небольшой размер жилых полуземлянок (10 — 20 кв.м.), поставленных отдельно друг от друга, и малая, «миниатюрная» величина хозяйственных построек, примыкавших к жилищам. Но такое осмысление археологических памятников нам представляется формальным, потому как незначительные размеры жилых строений никоим образом не значат, что в них должны размещаться только самостоятельные малые семьи. В самом деле, чем объяснить, к примеру, встречающиеся у триполыдев жилища-полуземлянки, сходные по площади с восточнославянскими. На раннетрипольских поселениях попадаются полуземлянки размером 3,5 х 2,2 м, 6 х 3,8 м, 3,4 х 4 м и т.п. По мнению Т.С.Пассек, полуземляночный тип жилища преобладал у ранних трипольцев, являясь пережиточной формой жилья еще со времен неолита.3 Во многих полуземлянках обнаружен богатый набор бытовых предметов и орудий труда. Для формального взгляда всех этих признаков предостаточно, чтобы пуститься в рассуждения о малой семье с ее важнейшими индивидуальными чертами. Берем другой пример, касающий-
1 Там же. См. еще: И.И.Ляпушкин. О жилищах восточных славян Днепровского Левобережья VIII - X вв. «КСИИМК», вып. 68, 1957, стр. 13; Его же. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства. Л., 1966, стр. 166.
2 Т.С.Пассек. Раннеземледельческие (трипольские) племена Поднест-ровья. МИА, вып. 84. М., 1961, стр. 43 — 44 (У ранних трипольцев имелись одновременно и большие жилые сооружения как полуземляночные, так и наземные. Но это отнюдь не снимает вопроса о малых полуземлянках).
3 Там же, стр. 39. Ее же. Периодизация трипольских поселений. МИА, вып. 10. М.-Л., 1949, стр. 41.
ся зарубинецкой культуры. Поздние зарубинцы (I - II вв. н.э.) обитали в жилищах-полуземлянках, размеры которых колебались от 10 до 20 кв.м.1 Тем не менее социальные отношения у них развивались еще в рамках первобытнообщинного строя.2
Не предопределяет однозначного решения и то обстоятельство, что восточнославянские жилища стояли врозь, не соединяясь никакими переходами, и сопровождались хозяйственными сооружениями. Вот поселение Джейтун в южном Туркменистане. «Этот полностью вскрытый неолитический поселок, — пишет В.М.Массой, — состоял из 30 небольших однокомнатных домов, принадлежащих, судя по величине, парным семьям. Около каждого дома располагались небольшой дворик и хозяйственные строения».3 А вот — русское печище, тесное семейное единение ближайших родственников: дядей, племянников, двоюродных братьев. «Они могут жить в одной "избе"... могут и расселяться по разным избам, подстроенным одна к другой», но все же они — нераздельное печище.4
1В.И.Бидзиля и С.П.Пачкова. Зарубинецкое поселение у с.Лютеж. МИА, вып. 160. Л., 1969, стр. 53; Ф.М.Заверняев. Почепское селище. Там же, стр. 92.
2Очерки истории СССР. Первобытнообщинный строй и древнейшие государства на территории СССР. М., 1956, стр. 526 — 527. Напомним попутно, что некоторые археологи связывают зарубинецкие племена с древними славянами. См., напр.: П.Н.Третьяков. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.-Л., 1966, стр. 230; Его же. Некоторые итоги изучения восточнославянских древностей. КСИА, вып. 118. М., 1969, стр. 30; Его же. Основные итоги и задачи изучения зарубинецких древностей. МИА, вып. 160. Л., 1969, стр. 14 - 15; История СССР с древнейших времен До Великой Октябрьской социалистической революции. Т. I. M., 1966, стр. 304 - 305.
3В.М.Массон. Экономические предпосылки сложения раннеклассового общества. «Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. Сб.статей». М., 1970, стр. 54; Его же. Поселение Джейтун. Л., 1971, стр. 11-26.
4 А.Я.Ефименко. Южная Русь, т. I. СПб., 1905, стр. 372.
studfiles.net
«Семья в Древней Руси. О семейных отношениях у восточных славян и русов VIII – 1-й половины XIII вв.» — Иван Разумов
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Введение
Семья – основной элемент общества, тот атом, через познание которого открывается сложная сущность социальных отношений. Всю жизнь человек проводит в рамках семьи: сначала – родительской, затем – своей собственной. Именно изучение отношений мужчины и женщины в рамках семейного коллектива позволяет почувствовать реальный дух эпохи, проследить истинную картину жизни масс населения. Изучение темы семьи и брака – необходимое условие для полноценного понимания особенностей того или иного исторического периода.
В своей работе мы остановимся на периоде, предшествующем вторжению монголо-татарских войск на Русь. Кроме прочего, это время интересно для исследователя ещё и тем, что именно тогда за влияние в массах начали бороться две формы религии – язычество и христианство. Их борьба, продолжавшаяся в течение столетий, привела к установлению двоеверия, которое наложило отпечаток на характер семейных отношений в Древней Руси.
Тема семьи и брака в трудах историков Российской империи, СССР и Российской Федерации была представлена довольно слабо, предпочтение отдавалось сначала правовым, затем – экономическим и общественно-политическим вопросам. Впервые проблема семьи в Древней Руси в языческий период существования государства (в части личных отношений между супругами) была затронута Н. М. Карамзиным1. Изначально, исследователей интересовали, преимущественно, правовые аспекты жизни семьи. Историко-правовой анализ институтов брака и семьи содержат труды М.Ф.Владимирского-Буданова и В.И.Сергеевича2. Изучались вопросы, связанные с формами брака, личными и имущественными отношениями супругов (Н.И.Хлебников, О. Ланге, Д.Я.Самоквасов, В.И.Синайский3 и др.), наследования (А.Н.Попов, И. Гаубе, П.П.Цитович4), правового положения женщины, расторжения брака (Н. Лазовский, А.И.Загоровский5). Но всем этим работам был присущ важный недостаток: брак и семья рассматривались исключительно сквозь призму юридических отношений, а источниковая база исследований ограничивалась, преимущественно, правовыми документами.
С середины XIX века появляются работы профессиональных историков (выходят труды М. Морошкина, А. Смирнова, Д. Дубакина и ряда других авторов6), которые, опираясь на более широкую источниковую базу, затрагивают многие аспекты брачно-семейных отношений и создал яркую картину семейного быта на Руси. Исследователи, рассматривая быт и нравы в Древней Руси, приходят к выводу о наличии у древнерусской женщины широких личных прав и свобод, предпринимают попытку реконструкции брачных обрядов восточных славян.
Существенным плюсом всех этих работ является выход за границы истории права и расширение круга изучаемых вопросов. Одновременно, имеются и минусы, среди которых – некритическое отношение к источникам. К тому же дореволюционная историческая мысль не всегда четко разделяла период существования Древней (Киевской) Руси и формирующегося Российского государства. Потому нередко можно встретить применение понятия «Древняя Русь» к эпохе XV – XVI веков, и, соответственно, описание особенностей семейного уклада более позднего времени. При этом большинство авторов опирались, главным образом, на этнографические данные, а письменные источники для историков XIX – начала XX вв. ограничены Повестью временных лет, уставами князей, редакциями «Русской Правды» и ещё рядом памятников (русского и, отчасти, византийского права).
После 1917 г. интерес к проблемам российской ментальности надолго исчезает, сменившись изучением политической и экономической истории. В конце 30-х годов XX века появляется ряд работ по проблематике семьи и брака (к примеру, Е.А.Рыдзевской, С.Я.Вольфсона), но они не могут претендовать на роль обобщающих трудов по домонгольскому периоду истории Древней Руси7. К тому же, Е.А.Рыдзевская – специалист по Скандинавии, и ее исследования могут быть использованы лишь для проведения некоторых аналогий и сравнительного анализа.
В советский период в работах различных исследователей периодически поднимается вопрос о типологии древнерусской семьи, времени и длительности перехода от большой патриархальной к малым индивидуальным семьям8, рассматривается личное и имущественное положение женщин и детей на Руси.9. С. Бахрушин и В.Ю.Лещенко10 отмечали сохранение языческих пережитков в семейно-брачных отношениях и борьбу церкви с ними.
Но наиболее полным исследованием проблемы семейно-брачных отношений и повседневной жизни населения Древнерусского государства является работа Б.А.Романова «Люди и нравы Древней Руси»11. В ней исследователь попытался реконструировать внутреннюю жизнь семьи в домонгольской Руси на основе, преимущественно, церковных памятников – «Посланий» и «Поучений» духовных лиц. Кроме того, он опирался на данные «Русской Правды» и уставов князей, а также на некоторые литературные памятники («Житие Феодосия Печерского», «Слово» Даниила Заточника и др.). Б.А.Романов исследовал проблемы утверждения моногамной семьи и роли церкви в этом процессе, воспитания детей в обычной древнерусской семье и совместной жизни супругов, причин распада семьи и его последствия. Всё это делает его труд, как уже отмечалось, наиболее полным и ценным для последующих исследований. Но, тем не менее, в этой работе присутствует ряд недостатков. Во-первых, не полностью охвачена источниковая база: кроме использованных Б.А.Романовым, в настоящее время для изучения проблемы брака и семьи в Древней Руси доступны и другие свидетельства: данные восточных, византийских и скандинавских авторов о населении Восточной Европы, а также особый тип источников, характеризующих ситуацию в среде массы населения – грамоты на бересте. Последние не могли быть использованы Б.А.Романовым, так как обнаружены сравнительно недавно. Кроме письменных источников, определенное представление об общественном строе восточнославянских племен можно составить и на основе археологических данных, чего также у Б.А.Романова нет.
В последней четверти XX столетия и в 2000-е годы вышел ряд работ российских историков, посвященных различным вопросам брачных отношений и положению отдельных членов семьи. К примеру, за два издания своей книги «Женщины Древней Руси»12 Н.Л.Пушкарева проследила положение женщины в семье и обществе от древнерусского периода до XVIII века. Кроме неё, вопросы положения древнерусской женщины, отношений между супругами, воспитания детей, а также иные, до недавнего времени «запретные» темы (к примеру, сексуальные отношения в браке и вне его) затрагивались и другими авторами13. Появились статьи по отдельным вопросам интересующей нас проблематики14, как и в XIX веке, возрождается интерес к оценке правового статуса членов семьи, эволюции форм заключения брака, вопросам регулирования брачно-семейных отношений15. Затрагивает тему семьи в интересующий нас период и коллективная монография «Русские: история и этнография»16, правда, на освещение всех вопросов, связанных с семейными отношениями в домонгольском периоде, там отведено 3,5 страницы из 750. Но в целом, за последние годы можно отметить существенное расширение источниковой базы (за счет данных археологии и берестяных грамот), отказ от идеологизации истории, большее внимание к влиянию социально-экономических факторов на ход истории.
Очевидно, что интерес к проблеме семейно-брачных отношений в Древней Руси, особенно к духовной и личностной (любовь, секс и т.п.) составляющей, растёт. Тем не менее, вопрос далеко не исчерпан: обобщающей работы, охватывающей полный спектр вопросов и максимально доступный круг источников по истории древнерусской семьи пока не появилось. Более того, семья домонгольского периода зачастую продолжает рассматриваться, как проходной этап к более позднему хронологическому периоду.
На этом фоне хотелось бы отметить работу С.В.Омельянчук по изучению семейных отношений в Древнерусском государстве. В своей диссертации17 исследовательница, опираясь на значительный круг источников, среди которых – летописные, эпистолярные (берестяные грамоты, древнерусские надписи на стенах храма Святой Софии в Киеве), правовые (памятники древнерусского светского и канонического права, византийские кодексы), канонические (Библия, церковно-учительная литература, древнерусские грамоты и послания канонического содержания), литературные (церковные и светские), а так же переводные иностранные источники, проводит комплексный анализ становления и развития брачно-семейных отношений в Древней Руси IX – XIII веков, а также регулировавших их морально-нравственных и правовых норм. Конечно, не со всеми выводами автора мы готовы согласиться. К примеру, автор выделяет в Древней Руси четыре типа семьи – большая или патриархальная; малая, состоящая из родителей и их неженатых детей; неразделенная, представляющая собой кратковременное объединение нескольких малых семей, связанных родственными отношениями, в кризисной ситуации; расширенная, возникавшая в результате объединения малой семьи и отдельных родственников из других распавшихся семей. На наш взгляд, неразделённая и расширенная (в терминологии С.В.Омельянчук) семьи – это искусственные объединения, существовавшие непродолжительное время и формировавшиеся под влиянием тех или иных, чаще негативных, обстоятельств, и уже только поэтому они не могут претендовать на статус полноценного семейного коллектива. Скорее, здесь можно говорить о пережитках большой семьи, когда в силу каких-либо невзгод родственники собирались «под крылом» более сильного из их числа, преследуя одну цель – выживание. Спорен и вывод исследовательницы о существовании двух разновидностей брачного союза – полигамной, присущей, в основном, древнерусской знати, и моногамной, преобладавшей среди низших слоёв. Как мы увидим при анализе источников, многоженство вполне процветало и среди верхушки общества, и стремившихся подражать ей рядовых массах населения (то же самое можно сказать и о моногамии). Кроме того, к недостаткам работы можно отнести и отсутствие в перечне использованных источников данных археологических исследований. И, тем не менее, в данный момент, на наш взгляд, работа С.В.Омельянчук – наиболее полное обобщающее исследование семейных отношений в домонгольской Руси, охватывающее широкий круг вопросов: от типологии семьи до личных и имущественных отношений между непрямыми родственниками.
В своей работе, также обобщая опыт предшественников, мы рассмотрим ряд вопросов брака и семьи у восточных славян и формирующегося русского народа в период с VIII по первую половину XIII вв., то есть непосредственно накануне образования Киевского государства, в процессе его дальнейшего укрепления, ослабления и распада. Верхний предел изучаемой эпохи – нашествие монголо-татарских войск, после которого семейные отношения претерпевают значительные изменения и принимают облик, сохранявшийся вплоть до XIX века, причем некоторые детали присутствуют и в современном российском представлении о браке и семейном укладе. А вот относительно нижней границы исследования необходимо пояснить более детально. VIII век – это время, о котором можно делать более или менее обоснованные выводы, опираясь на достаточное количество источников, тогда как рассуждать о семейно-брачных отношениях в более древнем периоде – уже из области догадок. Кроме того, VIII век – это эпоха расцвета у восточнославянских племен одной формы общественного строя – большой патриархальной семьи и, одновременно, начала ее трансформации – перехода к малым индивидуальным семьям. Понимание того, как шел этот процесс, как он прослеживается в различных источниках, немаловажно для исследователя, тем более что период с VIII по начало XIII вв. крайне беден источниками, подобными позднейшему «Домострою» и посвященным ведению хозяйства и организации внутренней жизни семьи. Поэтому мы будем использовать и свидетельства, на первый взгляд, далекие от темы брака и семьи, но позволяющие проводить исторические параллели, строить аналогии. Это, конечно, несколько снижает достоверность полученной в итоге картины, но, как говорится, вариантов нет.
Цель нашего исследования – реконструкция картины семейно-брачных отношений у восточных славян и русов в VIII – 1-й трети XIII вв., а основными задачами будут: выявление источников, содержащих сведения об изучаемом предмете; анализ письменных известий о семейно-брачных отношениях, изучение эволюции этих отношений с VIII по 1-ю треть XIII вв.; характеристика отношений внутри моногамной семьи (ХI – XIII вв.).
Мы попытаемся обобщить выводы трудов предшественников и на основе довольно широкого круга источников составить представление о семейно-брачных отношениях в Древнерусском государстве домонгольского периода: от вступления в брак и отношений между молодоженами до распада семьи (в результате развода супругов или естественной смерти одного из них). Кроме того, дадим оценку той роли, которую играла христианская церковь в вопросах реформирования и развития семейно-брачных отношений домонгольской Руси.
Расторжения брака древнерусское право не ведало. С языческих времен главенствовало представление о том, что брак с одной женой заключается "на веки" и простирается за пределы гроба. Однако, ежели жена не могла родить супругу, муж был вправе взять себе ещё жену. Чаще всего, развода не было как такового, просто муж брал себе ещё одну жену. Мы переходим к вопросу одно/многоженства на Руси. Свидетельства того, что у славянина могло быть несколько жён и даже наложницы, можно судить по князю Владимиру Красно Солнышко. Есть и этнографические свидетельства многоженства на Руси. Правда, обычно, это две жены. В таких семьях обязанности по дому строго регламентируются, как впрочем, и в любой другой славянской семье. Но, «странности» многоженства это редкость, и они не встречались повсеместно. Славяне считали, что они единожды перед Богами давали слово прожить жизнь вместе. И так и делали. Вспомните, клятва перед Богом для русского, это вопрос совести и чести! И фраза: "вместе до гроба", понималась буквально. Наилучшим свидетельством данного утверждения служит "Сказ о Петре и Февронии Муромских". Данная легенда говорит о том, как вдова восходила на погребальный костёр вместе с мужем. Об этом свидетельствует путешественник X века Аль-Масуди:
Архаичность этого обычая восходит к древним временам, когда на брате умершего родича лежит полная ответственность за детей и супругу погибшего. Семей одиночек, просто не было, это нонсенс. Род не мог выкинуть вдову с детьми на улицу. И поэтому, мы на это указывали выше, что изгнание из рода, было самым тяжёлым наказанием, которое практически приравнивалось к смертной казни. Поэтому на Руси брат стоял за брата, отец за сына. Это был единый организм. Отголоски этого мы находим в древнем обычае прекращать всю работу, если в роду кто-нибудь умер. С точки зрения сегодняшних отношений в семье, такие обычаи на первый взгляд кажутся странными, но как мы понимаем проблему сегодняшней семьи, именно семьи с одним родителем, и являются корнем проблемы. Ну кто, кроме кровного брата позаботиться о вдове и собственных племянниках. Такой обычай сохраняет целостность семьи и оставляется духовную преемственность рода. А это для славян было чрезвычайно важно. Отношения между родителями и детьми в славянских семьях строились на признании власти родителей над детьми. "Домострой" указывает на этот же факт:
гадали на воде, к рекам, озерам и колодцам относились как к живым существам, способным чувствовать, понимать и владеть человеческой речью. В силу этих причин вода имела большое обрядовое значение при заключении языческих браков. Первые языческие свадебные обряды совершались именно у воды.
Процесс покупки невесты был достаточно сложным в древние времена. Одним из главных его элементов была «запродажная сделка», или предварительный сговор. Данная процедура договора состояла из двух этапов, а именно, сватовства, представляющего собой осмотр предмета сделки, т.е. невесты через посторонних, и рукобитья как заключения сделки заинтересованными сторонами: родителями будущих мужа и жены или самим женихом и родителями невесты. В процессе сделки устанавливался размер выкупа и срок совершения брака. Форма сделки, как правило, была символическая, устная: «рукобитье» или «заручение», т. е. связывание рук. Впоследствии появился и ряд религиозных форм: богомолье и «литки», или «пропоины», как форма жертвоприношения богам. В сумме, вносимой за невесту, различали действительную плату (вывод, или кладки), получаемую отцом невесты, и обрядовую - выкуп, получаемый братом невесты или ее подругами. Процедура заключения языческого брака при покупке состояла только в передаче невесты жениху. Передавалась не невеста, как вещь, а символы власти над ней. У славян это была плеть, символизирующая право мужа наказывать жену.
