Поэзия в древней греции. а) эпическая и лирическая поэзия
История современного города Афины.
Древние Афины
История современных Афин

А. Эпическая поэзия. Поэзия в древней греции


1. Эпическая поэзия. Сексуальная жизнь в Древней Греции

1. Эпическая поэзия

Мы начнем наш обзор с мифической эпохи доистории и будем исходить из известного замечания Цицерона («Брут», 18, 71) о том, что поэты существовали и до Гомера. Это замечание, вне всяких сомнений, правильно, и свидетельства тому, что дело обстоит именно так, обнаруживаются в самих гомеровских поэмах. Но от всех этих поэтов не сохранилось ничего; они были первопроходцами, проложившими дорогу для Гомера, преобразовавшими язык и создавшими эпический стих — длинную гекзаметрическую строку; их творения оказались в тени забвения, когда на литературном небосклоне взошло солнце гомеровской поэзии. И тем не менее, до нас дошло немало сведений об этом периоде, и история греческой литературы приводит внушительное число имен поэтов, которые жили до Гомера, хотя, конечно же, большинство из них остаются для нас всего лишь именами выдумкой позднейшей эпохи.

Одним из древнейших догомеровских поэтов был Памф, о котором Павсаний (ix, 27, 2) сообщает, что он сочинял гимны к Эроту. Это замечание имеет для нас ценность постольку, поскольку показывает, что уже в древнейшую эпоху своей литературной истории греки усваивают культ Эрота, и посему мы с полным правом можем утверждать, что Эрот стоит у истоков эллинской культуры, хотя в гомеровских поэмах имя этого бога не названо ни разу. Но в «Теогонии» Гесиода (120) Эрот последовательно упоминается среди древнейших, или существующих с самого раннего времени, богов.

В сущности, гораздо более известен, чем всецело мифический Памф, полулегендарный Орфей, который может рассматриваться как символ примирения религий Диониса и Аполлона. Хотя Аристотель (согласно Цицерону, «О природе богов», i, 38, 107) отрицал его существование, поэтические произведения его времени столь часто приписывались самому Орфею, что даже в наше время историки литературы называют эту эпоху и эту школу «орфической». Всем известно сказание о том, как Орфей низошел в нижний мир, чтобы силой песни забрать у его повелителя — Аида — свою жену Эвридику, которая умерла от укуса змеи. Аид был растроган чудным пением Орфея и позволил ему вывести жену обратно в мир живых, под тем, однако, условием, что он не должен оглядываться, пока не достигнет света дня. Это условие оказалось слишком трудным для смертного человека; влекомый любовью, Орфей обернулся назад, и Эвридика, увидеть которую ему было не суждено, растаяла тенью в стране Аида. Так, Орфей, стоящий у истоков греческой литературной истории, представляет собой сверкающий образец трогательно любящего супруга; мы еще встретимся с ним вновь (с. 309-310), хотя и в несколько иных обстоятельствах.[74]

Тот факт, что великие национальные эпосы греков — «Илиада» и «Одиссея» Гомера — насыщены эротикой и содержат множество красочных, расцвеченных всеми приемами литературного искусства картин, отличающихся высоким чувственным очарованием, упоминался уже неоднократно, и поэтому обсуждение его представляется излишним. То же относится к так называемым «Гомеровским гимнам»; четвертый из этих гимнов с немалым изяществом, чувственностью и не без привкуса пикантности повествует о любви Афродиты к Анхизу. Я уже имел случай указывать на эротические эпизоды, содержащиеся в «Гомеровских гимнах». Я также не вижу необходимости подробно останавливаться на поэмах так называемого эпического цикла, так как эротические элементы в них основываются по большей части на прославлении юности и красоты, а выведенные в них мужские и женские персонажи были рассмотрены нами выше. Нет необходимости говорить даже о поэмах Гесиода, так как заключенные в них эротические элементы, такие, как миф о Пандоре, враждебное описание женского характера, женского кокетства, существовавшего даже тогда, и постоянной готовности женщин наброситься на свою жертву, уже упоминались ранее.

От Гесиода до нас дошла еще одна поэма, озаглавленная «Щит Геракла». В ней описывается битва Геракла с чудовищем Кикном; своим названием она обязана описанию щита Геракла, занимающего значительную часть поэмы. В самом начале поэт сообщает о том, как Зевс, дабы подарить миру спасителя и исцелителя, возгорается любовью к прекрасной Алкмене, жене фиванского царя Амфитриона: «Она далеко превосходила всех земных женщин красотой форм и статью, и ни одна из рожденных смертными не могла сравниться с ней умом. Ее лицо и черные глаза дышали прелестью самой златовенчанной Афродиты. Пока отсутствовал Амфитрион, который во искупление кровопролития находился в походе, с его женою сблизился Зевс. После того как Зевс насладился любовью Алкмены и удалился, возвращается муж, сердце которого исполнено страстного влечения к жене. Подобно избежавшему мучительной болезни или злого плена, с радостью и охотой возвращался домой Амфитрион после тяжких трудов войны. Весь остаток ночи провел он в объятиях милой супруги, наслаждаясь дарами златовенчанной Афродиты». Алкмена понесла и родила двойню: Геракла — от Зевса, а Ификла — от Амфитриона.

Интересен отрывок из Гесиодовой «Меламподии» (3): «Гесиод, как и многие другие, рассказывал, будто Тиресий однажды подсмотрел совокупление двух змей в Аркадии. Он ранил одну из них, после чего превратился в женщину и имел сношения с мужчинами. Но Аполлон открыл ему, что если он еще раз увидит змей и ранит одну из них, то вновь станет мужчиной. Так и случилось. Однажды Зевс и Гера спорили, кто получает большее наслаждение от соития, мужчина или женщина. Так как Тиресий изведал и то и другое, они спросили его мнения и получили ответ: «Когда мужчина спит с женщиной, он получает одну десятую наслаждения, тогда как женщина — десять десятых[75]. Гера была рассержена этим ответом и отняла у Тиресия зрение, но взамен Зевс наградил его даром прорицания и долгой жизни».

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

culture.wikireading.ru

а) эпическая и лирическая поэзия. Сексуальная жизнь в Древней Греции

а) эпическая и лирическая поэзия

В постклассический период греческой литературы, который называется периодом эллинизма и начало которого обычно связывают с датой смерти Александра Македонского (323 г. до н. э.), эротика играет даже большую роль, чем в так называемый период классики. Характерной ее чертой становится то, что в греческий дух все более проникает иностранное влияние и педерастия отходит на второй план; женский элемент начинает занимать все большее место, а в больших городах возрастают связи между молодыми людьми и гетерами.

Многие стихотворные произведения этого периода до нас не дошли, и мы вынуждены обращаться к латинским имитациям Катулла, Тибулла, Проперция и Овидия, из которых мы можем задним числом сделать вывод о ярко выраженном эротизме этих произведений. Например, Филет Косский помимо любовных элегий написал эпос «Гермес», сюжетом которого были любовные приключения

Одиссея и Полимелы, дочери Эола. Его другом был Гермесианакс из Колофона, который написал три книги элегий, посвященных своей возлюбленной Леонтионе и говоривших о всепобеждающей силе любви. Из его произведений Афиней сохранил для нас большой отрывок в 98 строк, в которых поэты прославляют своих любимых женщин и девушек, описывая их в очаровательной изящной манере. Афиней определенно позволил себе значительные вольности, например сделав Анакреонта любовником Сапфо, что, естественно, не укладывается ни в какие хронологические рамки. В нашем распоряжении также имеются многочисленные цитаты, относящие к любовным историям в его элегиях. Например, мы узнаем, что богатый, но не выдающийся ничем Аркеофон без памяти полюбил Арсиною, дочь кипрского царя. Его ухаживания, однако, были напрасны, и, несмотря на многочисленные богатые подарки, отец девушки отверг его, поэтому он вынужден был подкупить служанку, чтобы она передавала возлюбленной его послания. Служанка была выдана родителям Арсиноей, жестоко высечена и изгнана из дому. От горя Аркеофон покончил с собой; и когда оплаканного всеми молодого человека везли на погребальный костер, Арсиноя презрительно наблюдала из окна за похоронной процессией, а Афродита, которая была недовольна таким жестокосердием, превратила надменную девушку в камень. Эта история стала излюбленной темой эллинистической эротики и впоследствии описана многими поэтами в разных вариациях, так что еще во времена Плутарха ее рассказывали на Кипре.

Самым значительным поэтом этого периода был Каллимах из Кирены (около 310–240 гг. до н. э.). Здесь мы не станем разбирать в подробностях его творчество, поскольку он не подходит под определение эротического автора; самое большее, что мы можем сделать, это упомянуть серенаду, посвященную его любимой девушке Конопии, да несколько эпиграмм эротического содержания, из которых не менее двенадцати посвящены любви к красивым мальчикам. В своем произведении «Гимн Аполлону» поэт, будучи сам родом из Кирены, описал любовь этого бога к прекрасной Кирене.

Аполлоний Родосский (около 295–215 гг. до н. э.) был автором сохранившегося до наших дней эпоса «Аргонавтика», в котором в четырех книгах описывает поход аргонавтов к колхам за золотым руном и их возвращение на родину. Это очень значительная и с конкретными примерами судеб героев очень увлекательная книга не менее чем в 5835 строк содержит немало любовных историй, написанных с чувственным огнем и силой. Любовь – существенная часть всего эпоса; она достигает кульминационного момента в третьей книге, в которой поэт, обратясь к Эрато, музе любовной поэзии, описывает борьбу дочери местного царя Медеи со стрелами Эрота, который никогда не промахивается мимо цели, с прелестными зарисовками ее внутренних переживаний, делая акцент на психологическом мучительном выборе Медеи.

Среди многочисленных стихотворных произведений Эвфориона Колхидского его эпические поэмы особенно богаты эротическими сюжетами. Сам он был не особенно разборчив в своих любовных связях; в юности, говорят, он был любимчиком поэта Архебула из Теры, за что был жестоко высмеян в эпиграмме Кратета, к сожалению трудно переводимой, поскольку в ней содержится игра слов. Позже он опустился до того, что стал любовником похотливой богатой старухи вдовы по имени Никея, благодаря чему он приобрел огромное состояние, но в то же время вошел в поговорку, сохранившуюся в произведениях Плутарха, – «спать с богатой старухой, как Эвфорион». Возможно, анекдот, сохранившийся у Суды, о том, что поэт Гесиод был убит по ошибке вместо истинного обидчика двумя братьями оскорбленной девушки, на самом деле имеет в виду его. Другие стихотворения Эвфориона, такие, как «Фракийцы» и «Гиацинт», в основном состояли из эротических историй. Например, во «Фракийцах» рассказывалось о любви Арпалики к ее отцу Климену; тема любви между отцом и дочерью также появляется в Аполлодоре. Наконец, Эвфорион был автором ряда эротических эпиграмм.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

1. Поэзия. Сексуальная жизнь в Древней Греции

Если говорить о поэзии, по меньшей мере можно упомянуть фрагмент эпиталамы, сохранившейся на папирусе. То, что посещение театральных представлений мима и пантомимы постепенно стало считаться неприличным и в конце концов было запрещено для студентов римского университета и для их наставников, а затем и для все более широкого круга – неудивительно. Однако представление пантомимы было полностью запрещено лишь императорами Анастасием и Юстинианом. Уже давно вошло в обыкновение, что на женские роли брали девушек, и в основном сомнительного поведения. Хоровые песни, которые связывали сцены, носили крайне непристойный характер.

Квинт Смирнский написал эпос в четырнадцати книгах на события послегомеровского времени, который представлял собой не что иное, как перепевы событий эпоса древнего. С другой стороны, сорок восемь стихотворений («Дионисиака») Нонна Панополитанского из Египта воспевали судьбу Диониса в бесконечных эпизодах необычайной длины и были наполнены эротизмом, яркими красками жизни и истинно языческим духом. Это объемное произведение представляет собой рассказ о странствиях Диониса по Индии, и эротические моменты в этом гигантском эпосе необычайно многочисленны.

Очень интересный поэт, писавший, вероятно, во времена Юстиниана, – Мусэй, оставил нам небольшое эпическое произведение (или скорее эпиллий) в 340 гексаметрах о любви Леандра к Геро, сюжет, известный каждому по балладе Шиллера. Это небольшое произведение Г. Кёхли красиво определил как «последнюю розу в увядающем саду греческой поэзии».

Мусэй, возможно, был и автором красивой поэмы, сохранившейся в «Палатинской антологии», о любви речного бога Алфея к Аретусе, нимфе источника, которую он преследовал от Элиды через море до Сицилии, где их и объединила любовь.

Во II в. н. э. были, вероятно, написаны не совсем приличные стихи из «Зеркала женщин Навмахия», которые сохранились у Стобэя.

Во второй половине VI в. н. э. юрист Агафий из Мирины издал собрание эпиграмм в семи книгах, шесть из которых посвящены любовной поэзии и частично сохранились в «Палатинской антологии»: «Однажды я присутствовал на ужине, сидя меж двух женщин; я хотел одну, но ублажал другую; одна привлекала меня своими поцелуями; а с другой стороны, будто вор, я целовал другую завистливыми губами, терпя ревность той первой, чье обращение и любовные намеки меня страшили. Тогда, вздохнув, я произнес: «Наверное, для меня вдвойне печально любить и быть любимым, поскольку я вдвойне терплю».

Еще пример из того же собрания: «Ревнивая старуха, возлежащая рядом с девушкой, как неодолимая крепость, которую надо было обойти, спала на ложе спиной к стене; девушка была накрыта тонким покрывалом с рисунком из виноградных листьев; суровая служанка, охранявшая девушку, глотнув вина, затворила дверь комнаты. Это меня не остановило, бесшумно подняв дверной крючок, я остудил свой жар, обмахнувшись своей одеждой; проник в комнату и, успешно избежав спящую стражу, тихо прокрался к ложу и на него взобрался; затем, тесно прижавшись к девушке, я обхватил ее грудь и покрыл ее лицо поцелуями, прижимаясь губами к ее податливому рту. Моей добычей в эту ночь стал прекрасный этот рот. Я не нарушил чистоты ее девственности, оставив ее до поры в неприкосновенности, поскольку не хотел бороться. Но в следующем сражении я мужественно разрушу крепость ее девичества, и никакой отпор не заставит меня отступить; а если я в том преуспею, я обовью тебя венками, Киприда-победительница».

На рубеже IV и V вв. жил эпиграмматист Паллад Александрийский, который не принял христианства. Будучи по профессии школьным учителем, он страшно бедствовал и иногда вынужден был распродавать свою библиотеку древних авторов, к тому же он был женат на ужасной женщине. Неудивительно поэтому, что в его собрании нет ни одной любовной эпиграммы, однако некоторые из них выражают всю горечь его отношений с женщинами: «Всякая женщина – досада и язва; лишь два момента приятны в ее жизни – когда она на брачном ложе и на смертном одре».

От Павла Силенциария, придворного поэта Юстиниана (правил 527–565), мы имеем семьдесят восемь эпиграмм, в основном эротического содержания, их не превзошел ни один из эпиграмматистов.

a) Да здравствует полная нагота! Отбросим в стороны белые простыни и теснее прижмемся друг к другу; прочь покрывала, когда они между нами, – между нами вавилонская стена. Пусть грудь прижмется к груди, губы припечатаны к губам, и наши лепечущие языки познают радость.

b) Он видел любовников, объятых страстью, они целовались и обнимались и вновь обнимались и целовались. Они не могли утолить жажду и муку раздельного бытия… Его поэт сравнивает с Ахиллом, ее – с Дианой, затем их губы вновь слиты в жарком поцелуе… Трижды благословенны те, кто связан такими путами и не знает агонии раздельного существования…

c) Морщинки твоего лица мне дороже цветущей красоты юности. Округлая айва твоих грудей, которые я держу в руках, затмевает юные торчащие вперед грудки. Зима мне кажется теплее лета, и весна поддается очарованию осени.

О раздельных купальнях и банях для мужчин и женщин поэт говорит следующее: «Надежда рядом, но ты не можешь дотронуться до женщины; дверцу удерживает Пафийская богиня. Но даже и это сладостно; ведь когда ты влюблен, надежда слаще, чем ее исполнение».

От поэта Македония, тоже современника Юстиниана, также осталась эпиграмма о том, как возлюбленный крепко сжимает в объятиях любимую, ее глаза лучатся смехом, они обнялись в ночи… но это лишь сон, и Купидон, этот ревнивый мальчик, не позволяет поэту испытать совершенный восторг любви даже во сне.

Приблизительно тогда же, когда эти фривольные стихи были написаны и приобрели огромную популярность, неоплатоник Прокл написал гимны богам, из которых семь дошли до наших дней, среди них два гимна посвящны Афродите. Здесь мы вряд ли обнаружим какие бы то ни было признаки эротики: сплошной интеллект и морализм; поэту-теософу нечего делать с чувственными наслаждениями, если он и пишет о любви, то разбирает в основном любовь просветленную и неземную, свободную от греховности приземленной любви. Даже к Афродите он обращается так, будто она была не богиней любви, а Пречистой Девой: «Обратите души от земной грязи к небесной красоте, которая может подняться над разрушительной силой телесных желаний».

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

1. Поэзия. Сексуальная жизнь в Древней Греции

Начиная разговор с поэзии, упомянем в первую очередь папирусный фрагмент эпиталамия (см. каталог греческих папирусов в книге J. Rylands Lybrary, Manchester, 1911, № 17). Никого не удивит тот факт, что посещение мимов и пантомим со временем стало предосудительным и потому сначала было запрещено для студентов римского университета и наместников, а постепенно запрет был распространен и на более широкие круги населения. Однако окончательный запрет пантомимы совершился при императорах Анастасии и Юстиниане. Несомненно, уже задолго до этого женские роли исполнялись обычно девушками, причем весьма сомнительной репутации. Песни хора, придававшие тексту связность, имели, по всей видимости, чрезвычайно вольный характер.

Квинт Смирнский оставил эпическую поэму в четырнадцати книгах, посвященную «послегомеровским событиям»; его поэма есть не что иное, как скучное подражание приключениям древнего эпоса. Этого не скажешь об эпосе в сорока восьми песнях Нонна-из египетского Панополя. Эпическая ширь, разнообразящаяся бесчисленными эпизодами, исполненная цветущей чувственности, ярких жизненных красок и подлинного языческого мироощущения, воспевает деяния Диониса. Это обширное произведение повествует о походе Диониса в Индию; эротические подробности этого гигантского эпоса странствий настолько многочисленны, что вполне заслуживают обстоятельного изложения в отдельной монографии.

В эпоху Юстиниана жил, по всей вероятности, такой милый поэт, как Мусей, который оставил нам небольшой эпос (или, вернее, эпиллии) в 340 гекзаметров, посвященный любви Леандра к Геро; эта небольшая поэма, эротический сюжет которой приобрел общую известность благодаря балладе Шиллера, была (очень удачно названа цюрихским профессором Г. Кехли «последней розой увядающего сада греческой поэзии».

Возможно, Мусею принадлежит также авторство прекрасного стихотворения, частично сохраненного «Палатинской Антологией» (ix, 362) и повествующего о любви речного бога Алфея к нимфе источника Аретусе, которую бог преследовал на всем пути от Элиды до самой Сицилии, где и сочетался с ней любовью.

Вторым веком нашей эры следует, по-видимому, датировать совершенно неучтивые стихи из «Зеркала женщин» Навмахия, частично сохранившиеся у Стобея (Anth., xxii, 32; xxiii, 7).

Во второй половине шестого века нашей эры адвокат Агафий из Миррины обнародовал сборник эпиграмм в семи книгах; шесть из них содержали стихотворения, посвященные любви, часть которых дошла до нас в составе «Палатинской Антологии» (Агафий, v, 269, 294):

К милой на ложе легла, потеснив ее грубо, старуха,

Деву прижала фобом жадная злая карга,

Словно сгена крепостная ее оградив от соблазна,

Оберегая от всех поползновении чужих.

Двери служанка затем расторопная быстро прикрыла

И повалилась у ног, чистым упившись вином.

Не испугали меня: крюк дверной приподнял я бесшумно,

Платьем ночник загасил дымный, под ложе заполз.

Вором проник я сюда, обманув задремавшего стража,

И в ожиданьи притих, лежа на брюхе своем.

Но, понемногу затем распрямил я свой стан и расправил

Члены затекшие там, где позволяла стена.

Вылез и с девушкой лег я неслышно и, грудь охвативши

Нежную, долго ласкал, милой целуя лицо.

Трудно прекраснее рот разыскать в целом мире и лучше,

Радовал негою он и опьянял мне уста.

Губы — добыча моя, поцелуй ее нежный остался

Символом схватки ночной, знаком любовной борьбы.

Ведь я твердыни не взял, не сломал я ограды и крепость,

Не разгромил до конца, девство ее сохранив.

Неодолимой стеной предо мной оно твердо стояло,

Но в состязаньи другом быстро разрушу его.

Вряд ли удержат меня все преграды, и после победы

Я Афродите венок, коль повезет, принесу.

[перевод Т. М. Соколовой и М. Н. Цетлина]

Эпиграмматист Паллад из Александрии, живший на рубеже IV—V веков, оставался язычником. По профессии он был школьным учителем и так страдал от бедности, что ему пришлось продать некоторые издания классиков из своей библиотеки; ко всему прочему, он был женат на «сатане в юбке»[100]. Поэтому совершенно неудивительно, что в его сборнике нет ни одной эротической эпиграммы, зато в нескольких эпиграммах он с беспримерной язвительностью говорит о своем отвращении к женскому полу: «Каждая женщина — злоба и яд; она доставляет радость только два раза в жизни: первый — в свадебном покое, второй — на одре».

От Павла Силенциария, придворного чиновника Юстиниана (годы правления 527-565), до нас дошло семьдесят восемь эпиграмм, главным образом эротических, чувственность которых не могла быть превзойдена ни одним другим эпиграмматистом («Палатинская Антология», v, 252, 255, 258, 259, 620):

(а) Милая, скинем одежды и, оба нагие, телами

Тесно друг к другу прильнем в страстном объятъе любви.

Пусть между нами не будет преград. Вавилонской стеною

Кажется мне на тебе самая легкая ткань.

Грудью на грудь и губами к губам... Остальное молчаньем

Скрыто да будет, — претит мне невоздержность в речах.

(б) Видел я мучимых страстью. Любовным охвачены пылом,

Губы с губами сомкнув в долгом лобзанье, они

Все не могли охладить этот пыл, и, казалось, охотно

Каждый из них, если б мог, в сердце другому проник.

Чтобы хоть сколько-нибудь утолить эту жажду слиянья,

Стали меняться они мягкой одеждою. Он

Сделался очень похож на Ахилла, когда, приютившись

У Ликомеда, герой в девичьем жил терему.

Дева ж, хитон подобрав высоко до бедер блестящих,

На Артемиду теперь видом похожа была.

После устами опять сочетались они, ибо голод

Неутолимой любви начал их снова терзать.

Легче бы было разнять две лозы виноградных, стволами

Гибкими с давней поры сросшихся между собой,

Чем эту пару влюбленных и связанных нежно друг с другом

Узами собственных рук в крепком объятье любви.

Милая, трижды блаженны, кто этими узами связан.

Трижды блаженны. А мы розно с тобою горим.

(в) Краше, Филинна, морщины твои, чем цветущая свежесть

Девичьих лиц; и сильней будят желанье во мне

Руки к себе привлекая, повисшие яблоки персей,

Нежели дев молодых прямо стоящая грудь.

Ибо милей, чем иная весна, до сих пор твоя осень,

Зимнее время твое лета мне много теплей.

[перевод Л. Блуменау]

О бане, одно отделение которой отведено для мужчин, а другое — для женщин, он говорит следующее: «Надежда сопутствует любви, но невозможно застичь женщин, ибо могучую Пафийскую богиню удерживает маленькая дверь. Однако сладостно и это: когда люди охвачены любовью, надежда воистину слаще исполнения желаний».

От Македония (Anth. Pal.,,v, 243), также жившего в эпоху Юстиниана, дошла такая эпиграмма:

Ночью привиделось мне, что со мной, улыбаясь лукаво,

Милая рядом, и я крепко ее обнимал.

Все позволяла она и срвсем не стеснялась со мною

В игры Киприды играть в тесных объятьях моих.

Но взревновавший Эрот, даже ночью пустившись на козни,

Нашу расстроил любовь, сладкий мой сон разогнав.

Вот как завистлив Эрот! Он даже в моих сновиденьях

Мне насладиться не даст счастьем взаимной любви.

[перевод Ф. Петровского]

Практически в то же время, когда были написаны и пользовались популярностью эти распущенные и фривольные эпиграммы, неоплатоник Прокл сочинил «Гимны к богам», семь из которых сохранились; два гимна обращены к Афродите. Здесь мы не найдем ничего чувственного, все проникнуто интеллектуальным и нравственным началом; поэту-теософу нечего сказать о чувственном наслаждении, он жаждет озарения и очищения от земной тщеты, от ошибок и грехов жизни. Даже Афродите Прокл молится так, словно обращается не к языческой богине, но к христианской Мадонне (Прокл, «Гимны», 5, 14):

Душу мою вознеси к красоте от уродства земного,

Да избежит она злостного жала постыдных порывов!

[перевод О. В. Смыки]

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

culture.wikireading.ru

А. Эпическая поэзия. Сексуальная жизнь в Древней Греции

1. Мифологический доисторический период

Уже Памф написал гимн Эроту, подтверждая этим, в частности, то, что культ Эрота лежал в основе эллинской культуры.

Часть истории Орфея, чье существование отрицал Аристотель и которого Эрвин Родэ сделал символом единства религий Аполлона и Диониса, уже была рассказана (с. 194), однако после окончательного исчезновения в подземном царстве его жены Эвридики эта история не закончилась.

Одинокий Орфей возвратился в свою гористую Фракию, где знаменитого певца, сочинявшего столь трогательные песни о своей жене, окружили девушки и женщины. Однако он отверг «всю женскую любовь», потому что разочаровался в ней прежде или потому что не хотел изменять памяти своей жены. Однако именно он научил фракийцев обращать свою страсть на юных мальчиков, «пока длится юность, радоваться весенней поре и ее цветам». Так говорит Овидий. Очень важный пассаж, поскольку он показывает, что одинокий муж находит утешение в древнем представлении об интимных связях с мальчиками, но еще более важно, что это не воспринималось оскорблением священных уз брака, поскольку «он не желал нарушить обет верности своей жене». Он настолько погрузился в эти отношения, что предыдущая его женитьба стала для него просто эпизодом, и с тех пор он пел только песни, прославлявшие любовь к мальчикам. (По словам Овидия, Мет., x, Орфей пел такие песни: «О любви Аполлона к Кипарису», «Похищение Ганимеда Зевсом», «Любовь Аполлона к Гиацинту».) Этот парадокс стал фактом; Орфей, который даже и в наши дни знаменит своей неимоверной преданностью жене, для античности стал мужчиной, который привил во Фракии любовь к мальчикам и настолько этому отдался, что девушки и женщины, которые чувствовали себя отверженными, жестоко его искалечили и убили. Легенда далее гласит, что его голова была брошена в море и в конце концов оказалась на острове Лесбос. Лесбос? Разумеется, это не случайно, ибо впоследствии здесь родилась Сапфо, которая горячо проповедовала гомосексуальную любовь.

В «Эдиподэе» рассказано, как Лай, отец Эдипа, отчаянно влюбился в красивого Хрисиппа, сына Пелопса, и, наконец, украл его силой. Тогда Пелопс проклял похитителя (с. 109).

«Малая Илиада» Лесхе рассказывает об эпизоде похищения Ганимеда, юного сына троянского царя Лаомеда, которому Зевс в качестве подарка преподнес золотой кубок, выкованный Гефестом, у Гомера же Ганимед – сын троянского царя, который получил в качестве компенсации пару чистокровных рысаков.

Еще более подробно похищение Ганимеда описано в пятом из так называемых гомеровских гимнов.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

1. Поэзия. Сексуальная жизнь в Древней Греции

а) эпическая и лирическая поэзия

В постклассический период греческой литературы, который называется периодом эллинизма и начало которого обычно связывают с датой смерти Александра Македонского (323 г. до н. э.), эротика играет даже большую роль, чем в так называемый период классики. Характерной ее чертой становится то, что в греческий дух все более проникает иностранное влияние и педерастия отходит на второй план; женский элемент начинает занимать все большее место, а в больших городах возрастают связи между молодыми людьми и гетерами.

Многие стихотворные произведения этого периода до нас не дошли, и мы вынуждены обращаться к латинским имитациям Катулла, Тибулла, Проперция и Овидия, из которых мы можем задним числом сделать вывод о ярко выраженном эротизме этих произведений. Например, Филет Косский помимо любовных элегий написал эпос «Гермес», сюжетом которого были любовные приключения

Одиссея и Полимелы, дочери Эола. Его другом был Гермесианакс из Колофона, который написал три книги элегий, посвященных своей возлюбленной Леонтионе и говоривших о всепобеждающей силе любви. Из его произведений Афиней сохранил для нас большой отрывок в 98 строк, в которых поэты прославляют своих любимых женщин и девушек, описывая их в очаровательной изящной манере. Афиней определенно позволил себе значительные вольности, например сделав Анакреонта любовником Сапфо, что, естественно, не укладывается ни в какие хронологические рамки. В нашем распоряжении также имеются многочисленные цитаты, относящие к любовным историям в его элегиях. Например, мы узнаем, что богатый, но не выдающийся ничем Аркеофон без памяти полюбил Арсиною, дочь кипрского царя. Его ухаживания, однако, были напрасны, и, несмотря на многочисленные богатые подарки, отец девушки отверг его, поэтому он вынужден был подкупить служанку, чтобы она передавала возлюбленной его послания. Служанка была выдана родителям Арсиноей, жестоко высечена и изгнана из дому. От горя Аркеофон покончил с собой; и когда оплаканного всеми молодого человека везли на погребальный костер, Арсиноя презрительно наблюдала из окна за похоронной процессией, а Афродита, которая была недовольна таким жестокосердием, превратила надменную девушку в камень. Эта история стала излюбленной темой эллинистической эротики и впоследствии описана многими поэтами в разных вариациях, так что еще во времена Плутарха ее рассказывали на Кипре.

Самым значительным поэтом этого периода был Каллимах из Кирены (около 310–240 гг. до н. э.). Здесь мы не станем разбирать в подробностях его творчество, поскольку он не подходит под определение эротического автора; самое большее, что мы можем сделать, это упомянуть серенаду, посвященную его любимой девушке Конопии, да несколько эпиграмм эротического содержания, из которых не менее двенадцати посвящены любви к красивым мальчикам. В своем произведении «Гимн Аполлону» поэт, будучи сам родом из Кирены, описал любовь этого бога к прекрасной Кирене.

Аполлоний Родосский (около 295–215 гг. до н. э.) был автором сохранившегося до наших дней эпоса «Аргонавтика», в котором в четырех книгах описывает поход аргонавтов к колхам за золотым руном и их возвращение на родину. Это очень значительная и с конкретными примерами судеб героев очень увлекательная книга не менее чем в 5835 строк содержит немало любовных историй, написанных с чувственным огнем и силой. Любовь – существенная часть всего эпоса; она достигает кульминационного момента в третьей книге, в которой поэт, обратясь к Эрато, музе любовной поэзии, описывает борьбу дочери местного царя Медеи со стрелами Эрота, который никогда не промахивается мимо цели, с прелестными зарисовками ее внутренних переживаний, делая акцент на психологическом мучительном выборе Медеи.

Среди многочисленных стихотворных произведений Эвфориона Колхидского его эпические поэмы особенно богаты эротическими сюжетами. Сам он был не особенно разборчив в своих любовных связях; в юности, говорят, он был любимчиком поэта Архебула из Теры, за что был жестоко высмеян в эпиграмме Кратета, к сожалению трудно переводимой, поскольку в ней содержится игра слов. Позже он опустился до того, что стал любовником похотливой богатой старухи вдовы по имени Никея, благодаря чему он приобрел огромное состояние, но в то же время вошел в поговорку, сохранившуюся в произведениях Плутарха, – «спать с богатой старухой, как Эвфорион». Возможно, анекдот, сохранившийся у Суды, о том, что поэт Гесиод был убит по ошибке вместо истинного обидчика двумя братьями оскорбленной девушки, на самом деле имеет в виду его. Другие стихотворения Эвфориона, такие, как «Фракийцы» и «Гиацинт», в основном состояли из эротических историй. Например, во «Фракийцах» рассказывалось о любви Арпалики к ее отцу Климену; тема любви между отцом и дочерью также появляется в Аполлодоре. Наконец, Эвфорион был автором ряда эротических эпиграмм.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

1. Эпическая поэзия. Сексуальная жизнь в Древней Греции

1. Эпическая поэзия

Мы начнем наш обзор с мифических доисторических времен и оттолкнемся от хорошо известного мнения Цицерона, что уже до Гомера были поэты. Это, безусловно, верно, и доказательства тому можно найти в самих поэмах Гомера. Но от самих этих произведений ничего не осталось, они были первыми, которые проложили путь Гомеру, совершенствуя язык и создавая эпический размер, длинную строку гекзаметра; эти произведения ушли в тень забвения, когда гомеровский эпос взошел на литературном небосклоне. Тем не менее от тех времен до нас дошло большое количество информации, и история греческой литературы дает представление о достаточном количестве поэтов, живших до времени Гомера, хотя, разумеется, многих из них мы знаем лишь по имени.

Одним из первых поэтов был Памф, о котором Павсаний рассказывает, что он писал гимны в честь Эрота, чтобы их пели во время священных таинств. Это замечание весьма для нас ценно, поскольку оно показывает, что уже с самых древних времен литературной истории она учитывала культ Эрота, и, следовательно, мы с полным правом можем утверждать, что Эрот стоял у начал эллинской цивилизации, хотя в гомеровских поэмах бог Эрот ни разу не назван по имени. Однако в «Теогонии» Гесиода Эрос постоянно упоминается среди древнейших богов.

Значительно лучше, чем мифический Памф, известен полулегендарный Орфей, которого можно рассматривать как символ единства дионисийского и аполлоновского религиозных начал. Хотя Аристотель (в соответствии с Цицероном «О природе богов») сомневался в его существовании, поэтические произведения того времени настолько прочно за ним закрепились, что и по сей день историки литературы называют эту школу школой «орфиков». Каждому известен рассказ о том, как Орфей сошел в подземное царство, чтобы увести от его владыки Гадеса свою жену Эвридику, умершую от укуса змеи. Гадес, тронутый чудесным пением Орфея, позволил ему вернуть жену к жизни с условием, что он ни разу не оглянется по пути из подземного царства, пока не достигнет света дня. Это условие оказалось невыполнимо для смертного: подгоняемый своим желанием, Орфей оглянулся на свою жену, и она исчезла в инфернальном пространстве, чтобы больше никогда не появиться вновь. Таким образом, миф об Орфее у истоков греческой литературы стал блестящим примером трогательной супружеской любви; ниже мы вновь с ним встретимся, хотя уже при других обстоятельствах.

Так как два великих народных эпоса, гомеровские «Илиада» и «Одиссея», пропитанные эротикой и содержащие множество сцен высокой чувственности, блистательные и снабженные всеми присущими литературе приемами, уже многократно нами обсуждались, их разбор здесь был бы делом излишним. То же самое относится и к так называемым гомеровским гимнам, в пятом из которых любовь Афродиты к Анхизу описывается с чарующим чувственным пафосом и не без пикантных подробностей. Я уже имел случай обратиться к эротическому содержанию гомеровских гимнов. Нет необходимости более подробно останавливаться на поэмах так называемого эпического цикла, поскольку эротика, содержащаяся в них, основана по большей части на прославлении красоты юности, а их мужские и женские компоненты уже нами рассмотрены ранее. Нет нужды здесь обсуждать и поэмы Гесиода, хотя эротический элемент там представлен нелицеприятной характеристикой женской натуры в образе Пандоры, которая уже в те времена всегда готова была наброситься на свою жертву.

В нашем распоряжении имеется поэма Гесиода, озаглавленная «Щит Геракла». Она описывает борьбу Геракла с чудовищным Кикном, большую часть поэмы занимает описание щита Геракла, на котором изображена эта борьба. В начале поэт рассказывает о том, как Зевс, задумав даровать миру спасителя и врачевателя, воспылал любовью к прекрасной Алкмене, жене фиванского царя Амфитриона. «Род нежноласковых жен она затмевала блистаньем / Лика и стана, нравом же с ней ни одна не равнялась / Дева, рожденная чадом от смертной, возлегшей со смертным. / Веянье шло у нее от чела, от очей сине-черных / Сильное столь, сколь идет от обильнозлатой Афродиты»[70].

Пока Амфитрион, который должен был отмстить за убийство братьев супруги, отсутствовал, не притронувшись к своей жене, Зевс воспользовался его отсутствием. После того как он разделил с ней ложе и ласки, домой возвратился супруг, с сердцем, переполненным страстью. Как человек, избежавший тяжкого недуга или тяжкого плена, так же радостно и страстно устремился он к супруге, вернувшись с войны в свой дом. Всю ночь провели они в объятиях друг друга, наслаждаясь дарами обильнозлатой Афродиты. В результате Алкмена родила двойню, из которой Геракл был сыном Зевса, а Ифит – сыном Амфитриона.

Рассказывают, что Тиресий однажды увидел в Аркадии двух совокуплявшихся змей, он поранил одну из них и превратился в женщину, и с тех пор вступал в сексуальные отношения с мужчинами. Однако Аполлон сказал ему, что, когда он снова увидит пару змей, он должен поранить одну из них, чтобы вновь стать мужчиной. Так и случилось. Затем Гера и Зевс стали выяснять, кто получает большее удовольствие в объятиях друг друга, мужчина или женщина. Поскольку Тиресий имел и тот и другой опыт, решили спросить у него и получили такой ответ: мужчина при соитии получает одну десятую, а женщина – все десять десятых удовольствий. В соответствии с другими мнениями, наслаждение жены можно исчислить как девять десятых, а мужа – как одну десятую (Кинкель). Гера обиделась на такой ответ и лишила Тиресия зрения, но за это Зевс даровал ему долгую жизнь и дар прорицания.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru