Арабская литература (стр. 1 из 3). Литература древних арабов

Арабская литература

Арабы

Великие исторические повороты сопровождались переменами в религии…Ф. Энгельс

Аравийский полуостров. Средиземноморский бассейн. Рядом Азия, уходящая на тысячи километров на восток, в Индию, Китай, к которым тянется таинственный, опасный шелковый путь. Рядом, на западе — Африка с древнейшими государствами, с древнейшей, сказочно богатой культурой.

Когда-то и здесь, в Аравии, особенно в северо-западной части, существовали сильные государства. Одно из них — Набатейское царство, но в 106 году царство покорили римляне и образовали провинцию Аравия. В 524—526 годах Южная Аравия подверглась нападению эфиопов. Через пятьдесят лет арабам удалось сбросить с себя иго эфиопов, но теперь пришли наместники персидского шаха.

Города, некогда процветающие, превратились в груды развалин. «Арабиа феликс» (счастливая Аравия), как называли ее древние римляне, — оскудела, обнищала.

По стране бродили кочевники, бедуины, возя с собой на горбах верблюдов незатейливый скарб.

Только на западе полуострова еще жил активной жизнью город Мекка. В нем находился храм Кааба (от «куб») с черным священным камнем. В нем обосновалось племя курейшитов.

Четыре раза в году здесь устраивались ярмарки, съезжались со всего полуострова и по караванному пути приезжали купцы из Месопотамии. Ныне там проходит великолепная автомобильная дорога в современный Ирак.

В храме Кааба хранились 360 божеств различных арабских племен. В оазисах оседлые племена возделывали злаки, собирали плоды финиковых пальм. Рабов было немного, но они были.

Поэты в касыдах воспевают кочевую жизнь, в меланхолических стихах рассказывают о том, как печально встретить на пути место прежнего бедуинского становища, где когда-то он, бедуин, певец, автор касыды, встретил возлюбленную, какое счастье он испытал тогда и как больно теперь вспоминать об этом. Взгляд поэта переходит на коня или верблюда, своего верного спутника, и, увлекшись, он начинает с восторгом говорить о нем, хвалить его осанку, легкий бег, его верность и выносливость. От коня или верблюда он переходит к описанию природы, рисует картины вечернего покоя, свет луны или смятение бури, смерча. Так доходит он до прославления своего племени, его героических деяний и т.д.

Человек всегда поэт, его влечет красота мира, красота природы. «Какая ночь! Звезды ее как будто привязаны льняными веревками к твердой скале».

Или: «У моего коня бока газели, а ноги, как у страуса. Его бег легок, как поступь волка, а галоп — скок лисенка». Непритязательная, но вдохновенная и чистая в своем простодушии поэзия!

В ходе времен и перемен многое утеряно. Еще в VIII веке арабский автор, ученый-филолог Абу-Амра ибн Аль-Аля писал: «До нас дошла только ничтожная доля того, что создали арабы…»

Ислам перевернул жизнь арабов. Новая религия принесла им поистине непостижимое обновление. Загадку этого трудно объяснить, но от нее никуда не уйти. Она есть.

Академик И. Ю. Крачковский, крупнейший специалист по исламу и переводчик на русский язык Корана, писал: «Хотя арабы появляются на исторической арене с исламом, но уже века за полтора до этого чувствуется в их среде заметное политическое и духовное брожение. Оно отражается, с одной стороны, в повышенном интересе к религиозным вопросам, подготовляющим постепенно почву для ислама. С другой стороны, такое отражение можно наблюдать в несомненном расцвете поэзии за этот период».

Коран

В пещере тайной в день гоненьяЧитал я сладостный Коран.Внезапно ангел утешенья.Влетев, принес мне талисман.Его таинственная сила…Слова святые начертила.А. С. Пушкин

В дни изгнания в Михайловском в 1824—1825 годах Пушкин создал цикл стихов «Подражание Корану». Он читал Коран в переводе Веревкина на русский язык и Савари — на французский. «Я тружусь во славу Корана и написал кое-что»,— шутливо сообщал он брату.

Пушкину, конечно, был известен отзыв Вольтера о Магомете и Коране. Французский просветитель, всю жизнь боровшийся с религиозным фанатизмом, видел в исламе прежде всего эту его сторону, а именно — религиозную нетерпимость. Перу Вольтера принадлежит, как известно, трагедия «Магомет, или Пророк», направленная, в сущности, против всех церквей и всех религий мира. Вольтер писал прусскому королю Фридриху II: «…всего лишь погонщик верблюдов, который взбунтовал народ в своем городишке, навербовал себе последователей среди несчастных корейшитов (жителей Мекки.— С. Л.), внушив им, будто его удостоил беседы архангел Гавриил, и хвалился, что бог уносил его на небо и там вручил ему сию непонятную книгу (Коран.— С. А.), каждой строкой своей приводящую в содрогание здравый смысл».

Все было, конечно, гораздо сложнее и серьезнее, чем это представил великий французский насмешник. В отличие от Вольтера Наполеон чрезвычайно возвысил личность Магомета, он назвал его «великим человеком, изменившим лицо мира», «Магомет, который поверг старых богов, разрушил храмы идолопоклонников целого полумира, признанный в Константинополе, в Дели, Кипре, в Марокко… Надо еще объяснить, как, какими чудесами удалось в такой короткий срок покорить мир за 50—60 лет. И кем же? Кочевниками пустынь, малочисленными, невежественными, не подготовленными к войне, без дисциплины, без системы и против цивилизованного мира, обладавшего богатыми средствами. Фанатизмом этого не объяснишь, да и для этого нужно было время, а у Магомета его было всего лишь 13 лет».

Действительно, в VII веке на Ближнем Востоке произошло нечто необычное. В начале века по Аравийскому полуострову кочевали бедуины со своими стадами, на окраинах полуострова сформировались небольшие княжества. Можно представить себе и бедность быта тогдашних жителей аравийских городов и всей вообще культуры арабов.

Но вот появился человек по имени Мухаммед (европейцы назвали его Магометом), рано потерявший родителей, рано познавший нужду, в детстве пасший скот. Само занятие располагало к созерцанию и раздумию. Видимо, он как-то познакомился со священными книгами иудеев (Ветхий завет) и христиан (Новый завет). Богатое поэтическое воображение создало в его сознании новую картину мира, и, подобно иудейскому Моисею, он через архангела Гавриила (как известно, библейский персонаж) получил от бога (Аллаха) Коран и стал его пророком.

В житейском плане пока ничего сверхъестественного с Магометом не происходило. Бедняк, он нанялся в приказчики к богатой купчихе, а потом в возрасте 24 лет женился на своей сорокалетней хозяйке. Все, как видим, обыденно. Перед нами судьба многих подобных бедолаг на всем земном шаре.

Магомет (Мухаммед) увлекся проповедничеством. Убежденность и великолепный дар речи делали свое дело. Его слушали, не всегда все понимали, но поддавались эмоциональной власти его речей. И за ним пошли. Мекканская власть забеспокоилась, ей чудилась неведомая опасность и в новшествах, проповедуемых новоявленным пророком, и в самом чудо-проповеднике. Магомет с частью своих сторонников ушел в Медину, там жили земледельцы, народ спокойный и доверчивый. Потом этот переход Магомета в Медину стал началом мусульманского летосчисления (622 г.).

Так началось поистине триумфальное шествие новой религии по Аравийскому полуострову. К 630 году почти весь полуостров был во власти идей Магомета.

Магомет умер в 632 году, но дело, им начатое, с триумфом продолжалось, и ныне ислам превратился в одну из трех мировых могущественных религий, и Коран почитаем ныне чуть ли не третью человечества. VII—VIII века — время завоевания пространства для ислама. Огнем и мечом прокладывал он себе дорогу к новым землям и новым народам. К концу VIII века под властью арабского халифата оказались Сирия, Палестина, Месопотамия, Иран, Египет и вся Северная Африка, Пиренейский полуостров, страны Средней Азии, Северо-Западная Индия, Армения, Азербайджан, Грузия, словом от Гибралтара до границ Китая.

* * *

Араб… составляет единое целое с окружающей его природой, и лишь тогда, когда мы его берем вместе с его небом, его звездами, его знойной пустыней, его шатрами и лошадьми, мы получаем возможность понять его.Фридрих Гегель

Философ прав, только так мы можем понять душу любого народа, и если говорить об арабах, то надо начинать с Корана.

Коран — книга священная, книга молитвенная. Приверженцы ислама находят в ней не только поучения, наставления о том, как надо вести себя, что ценить, что отвергать, но и молитвы, славящие таинственного и совершенного во всех своих качествах Аллаха. Мы не найдем в книге строгой логики, не все ясно и понятно в ней. Смысл подчас темен, как часто это бывает в религиозном тексте. Вера обращается к чувству человека, поэтому речь должна быть загадочной и эмоциональной. Это своеобразная поэзия, выражающая смутные мысли, смутные чувства.

Книга разбивается на главки (Суры). Всего их 114. Некоторые из них совсем маленькие, в несколько строк, другие — в несколько страниц. Почти все они начинаются со слов: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!»

Милостивый! Милосердный! Чувства гуманности приписываются Богу. «Если вы подсчитаете милости Аллаха, то не сочтете их. Поистине, Аллах прощающ, милосерд»,— говорится в Суре 16.

Когда создавался Коран, а он имеет точные даты создания — 610—632 годы, в регионе действовали три религии — иудейская (Ветхий завет), христианская (обе книги Библии) и языческая, та, которую исповедовали арабы до ислама. Мухаммед знал, конечно, обе книги Библии и немало заимствовал из них, больше, пожалуй, из Ветхого завета. Мы найдем в Коране знакомые нам библейские имена Адама, Ноя, Авраама (Ибрагима) и пр., мы найдем в нем ветхозаветные истории, как, например, историю об Иосифе Прекрасном (Сура 12, которая так и называется «Иусуф»).

Ислам, а ныне это одна из трех мировых религий наряду с христианством и буддизмом, исходит из общих для всех религий принципов — безграничной веры и безграничной покорности Богу. Само слово «ислам» означает в переводе «покорность». Аллах един, и нет, кроме Него, другого Бога, Он добр, мудр, всемогущ. Мир — Его создание («Он — Тот, кто сотворил небеса и землю… слово Его — истина»).

Коран отвергает языческое многобожие («Я обратил лицо свое к Тому, кто сотворил небеса и землю, поклоняясь Ему чисто, и я — не из многобожников», Сура 6). Магомет якобы получил Коран прямо от Бога, через посредство архангела Гавриила, персонажа из Нового завета, потому книга священна, каждая ее строка, каждая ее буква (подсчитано — 114 сур, 2236 стихов, 77934 слова, 323 621 буква).

Мы найдем в Коране и историю о непорочном зачатии новозаветной Марией Иисуса.

«Она сказала: «Как может быть у меня мальчик? Меня не касался человек, и не была я распутницей».

Он сказал: «Так повелел твой Господь…»

И понесла Она…» Далее уже об Иисусе.

Он сказал: «Я — раб Аллаха. Он дал мне писание и сделал меня пророком. И сделал меня благословенным, где бы я ни был, и заповедал мне молитву и милостыню, пока я живу. И благость к моей родительнице, и не сделал меня тираном, несчастным. И мир мне в тот день, как я родился, и в день, когда я умру, и в день, когда буду воскрешен живым!»

Это — Иса, сын Марйам… (Сура 19).

Как видим, вся евангельская история Христа изложена здесь лаконичным стихом Корана. Иисус здесь только пророк.

Как и в Евангелиях, Коран провозглашает в качестве обязательного условия истинной религиозности — веру . Христос говорил: «Уверуешь и спасешься», ту же самую идею проповедует и создатель Корана.

Ислам, строя свое учение на опыте иудеев и христиан, избег некоторых трудно постижимых и объяснимых теологических постулатов, которые смущали скептические умы среди христиан и не раз приводили к длительным и кровопролитным войнам из-за так называемых ересей. В Коране нет понятия богочеловека. Вся история рождения Иисуса, Бога в облике человека, его жизненная история (страдания, казнь на кресте) показались создателю Священного писания недостойными понятия «Бог».

Бог, по Корану, «не рожден и не рождал». Другое дело пророк, каким был Иисус и сам Магомет.

Не принял ислам и понятия «троица», тоже вызывавшего в истории христианства немало споров.

Нравственная программа ислама значительно отличается от христианской. Непорочное зачатие в Евангелиях имеет принципиальное значение, соитие мужчины и женщины рассматривается как нечто греховное, и если допускается, то в супружестве при единой жене. Ислам в данном случае достаточно либерален — он допускает многоженство: «…женитесь на тех, кто приятны вам, женщинах и двух, и трех, и четырех. А если боитесь, что будете несправедливы, то — на одной или на тех, которыми овладели ваши десницы» (Сура 4).

Христианские Евангелия устами Христа проповедуют непротивление злу насилием. Коран оставляет древний закон мести в силе.

«И предписали Мы им… что душа — за душу, и око — за око, и нос — за нос, и ухо — за ухо, и зуб — за зуб, и раны — отмщение» (Сура 5).

В Коране найдем мы и христианских ангелов, и учение об аде и рае, и демонов зла (шайтанов), и сатану (Иблиса).

«Войдите же во врата геенны, — для вечного пребывания там! Скверно пребывание возгордящихся!» Это ад. К слову сказать, геенна огненная — свалка близ Иерусалима, чадящая от возгорания нечистот и вошедшая как символ ада в библейские образы.

О рае сказано более обстоятельно:

«И скажут богобоязненным: «Что такое ниспослал вам Господь?» Они скажут: «Благо!» Для тех, кто делал добро в этом мире,— добро. А жилище будущее — лучше, и прекрасно обиталище боящихся! — сады вечности, в которые войдут они, внизу которых текут реки; там для них то, что они пожелают. Так воздает Аллах богобоязненным,— тем, кого упокояют ангелы благими! Они говорят: «Мир вам! Войдите в рай за то, что вы совершили» (Сура 16).

Идея загробного возмездия за содеянное на земле присутствует и в тексте Корана. Мы явно ощущаем христианские евангелические образы страшного суда. Они перекочевали из священной книги христиан (Новый завет) в священную книгу магометан:

Во имя Аллаха милостивого и милосердного!Когда сотрясется земля своим сотрясеньем,И изведает земля свои ноши,И скажет человек: «Что с нею?»В тот день расскажет она свои вести,Потому что Господь твой внушит ей.В тот день выйдут люди толпами, чтобы им показаны были их деяния;И кто сделал на вес пылинки добра, увидит его,И кто сделал на вес пылинки зла, увидит его(Сура 99).

«Вес пылинки!» Право, выразителен язык древнего проповедника.

В Суре 2 говорится: «Эта книга не ведает сомнений. Это наставление благочестивых, полагающих истинными тайны веры, соблюдающих часы молебствий и подающих милостыню из того, что дано им нами; они веруют в откровение, какое было ниспослано пророкам до тебя, и владеют обетованиями грядущей жизни; ими руководит Господь, и они будут счастливы и блаженны. Что до неверных, тем безразлично, будешь ли ты усовещать их или не будешь; все равно они не уверуют. Бог запечатал сердца их и уши. Мрак покрывает лицо их, тяжкая кара постигнет их».

Коран больше обращался к человеческому сердцу, чем к его разуму. Интеллект требует логики, сердце — эмоций, и чем туманнее речь проповедника, чем больше в ней смутных образов, восклицаний, метафор, далеких по смыслу сопоставлений, чем в ней больше магии звуков, так сказать речевой эйфории, тем сильнее она действует на слушателя, завораживая его, подчиняя воле проповедника. Приведу для примера часть Суры 81:

Во имя Аллаха милостивого и милосердного!Когда солнце будет скручено,и когда звезды облетят,и когда горы сдвинутся с мест,и когда десять месяцев беременные верблюдицыбудут без присмотра,и когда животные соберутся,и когда моря перельются,и когда души соединятся,и когда зарытая живьем будет спрошена,за какой грех она была убита,и когда свитки развернутся,и когда небо будет сдернуто,и когда ад будет разожжен,и когда рай будет приближен,узнает душа, что она приготовила.

Но нет! Клянусь движущимися обратно,текущими и скрывающимися, и ночью,когда она темнеет, и зарей, когда она дышит!

Мы слышим страстную речь, в воображении встают картины странные и будоражащие — сдвигаются горы, скручивается солнце, летят в безумном смятении звезды, вспучиваются и выходят из берегов моря, возгорается ад, в диком смятении сбегаются животные, и тут же заживо зарытая в землю женщина (так наказывали тогда за прелюбодеяния). Страстная речь проповедника множит и множит эти смутные и странные видения.

В бумагах академика И. Ю. Крачковского, как было уже сказано, переводчика Корана на русский язык, сохранились такие конспективные записи: «поэт, а не мыслитель. Мужество Аллаха — ощупью и нервно, а не логически… Свободная обработка материала еврейско-христианского и арабского».

Гете, а он много занимался литературой Востока и Кораном, писал о поэтической стороне этой книги: «Стиль Корана, сообразно содержанию его и цели, суров, ужасен, величествен, местами подлинно возвышен… и потому никому не след дивиться производимому этой книгой действию. Отче¬го подлинными почитателями своими и признается книгой не рукотворной, но существующей от века, как сам Господь Бог».

Чтение Корана отразилось и в творчестве Пушкина. В подражание Корану он написал несколько чудесных стихов:

Клянусь четой и нечетой,Клянусь мечом и правой битвой,Клянуся утренней звездой,Клянусь вечернею молитвой.

Пушкин при этом комментирует: «В других местах Корана Аллах клянется копытами кобылиц, плодами смоковницы, свободою Мекки, добродетелью и пороками, ангелами и человеком и пр. Странный сей риторический оборот встречается в Коране поминутно».

В стихах Пушкина изложены космогонические представления арабов, как они выражены в Коране. Бог—творец всего сущего. Бог единый, всемогущий:

Зажег ты солнце во вселенной,Да светит небу и земле…Творцу молитесь; он могучий:Он правит ветром; в знойный деньНа небо насылает тучи;Дает земле древесну тень.

В Коране звучат и мрачные мысли о конце света и о суетной гордыне человека: «Когда небо раскололось, и когда звезды осыпались, и когда моря перелились, и когда могилы перевернулись, узнала душа твоя, что она уготовила… О человек, что соблазняет тебя в Господе твоем щедром, который сотворил тебя, выровнял и соразмерил..!» (Сура 83-я)

Ислам и искусство

Нет Аллаха, кроме Аллаха, и Магомет пророк его.Исламская молитва

Каждый мусульманин каждодневно повторяет эту магическую фразу с трепетом душевным, веря в то, что судьба его предопределена свыше, что существует вечная загробная жизнь, что всех правоверных ждет вечное блаженство и самые изысканные чувственные радости.

Всё — от воли Аллаха. «Ты обогащаешь, кого хочешь, и делаешь бедными, кого хочешь, и унижаешь, кого хочешь. Нет Господа, кроме Тебя!»

Такую молитву, обращенную к Богу, читаем мы в собрании арабских сказок «Тысячи и одной ночи» (537-я ночь).Аллах! Но каков Он? — об этом нельзя даже помышлять. Он вечен и извечен, то есть никогда не был рожден и никогда не умрет. Он един. «И сказал Аллах: «Не берите двух богов; ведь Бог — только один, и Меня бойтесь!»(Сура 16).

Аллах милостив и милосерд, но Его нельзя представить ни в каком чувственном пластическом образе. Потому ни один живописец, скульптор не осмеливался изобразить Его на полотне или в камне. Более того, Магомет запрещал художнику изображать даже человека или животное, и то, что так ярко и пышно расцвело в искусстве народов, исповедовавших христианство, в искусстве Запада, было совершенно неизвестно искусству исламского Востока… Огромная и невосполнимая потеря.

Однако искусство нашло себе применение. Вдохновение художников обратилось к архитектуре, к игре линий и красок и здесь достигло великого совершенства. Причудливые, строго симметричные рисунки орнаментов поражают нас изысканной, утонченной красотой.

Иногда — это геометрические фигуры, иногда узоры из растительных завитков. Их стали называть арабесками. Иногда они образуют начертанные изречения из Корана или из поэтических произведений. Стены мечетей или богатых сералей покрыты глазурованными плитками с яркой окраской. Изящные зубчатые арки украшают ниши, окна, тонкие колонны придают интерьерам легкость и воздушность. Голубой и золотистые цвета особенно любимы в искусстве ислама. Все зовет к радости и наслаждению.

Искусство ислама. Молитвенная ниша. 1226 год. Иран. Тончайшая вязь из камня.

Такова же поэзия и проза народов, принявших ислам. Роскошь эпитетов, сравнений, метафор, пышность поэтических гипербол создают впечатление праздничной неповседневности того, что описывается в газелях, касыдах и поэмах. Однако реальный мир в них подчас как-то исчезает, теряется, будто и в поэзии сохраняется этот странный запретживописать личность во плоти. Сложилась особая система эпитетов и сравнений, подчас нивелирующих, подводящих под общий шаблон всех красавиц или красавцев: глаза томные, взгляд — стрела, брови — изогнутый лук.

Взгляд турчанки стрела,брови томные выгнуты луком.Боже мой! Но откуда у ней этот луки стрела?Я плененный орел, я сижу в этой клеткежелезной.(Саади)

Лексика Корана подчас проглядывает и в поэзии:

Я солнцем, луною, престолом, венцомКлянусь…(Фирдоуси)

Проходят века, но поэтические традиции живут. У Алишера Навои (вторая половина XV века) мы находим те же образы, сравнения, метафоры: «Затмился полумесяц перед ней, увидев полумесяцы бровей. Аллах, что дуги-брови наводил, ей на ланиту каплю уронил; и в восхищенье родинкой зовет ту мускусную каплю небосвод… Подобен солнцу лик ее лица, очерченного циркулем творца» и пр. и пр.

Восхищение женщиной доведено поистине до экстаза. Поэтическое описание традиционно, но в нем нет холодного риторизма, оно воспламенено чувством; в красоте человеческой расцветает красота мира во всей пышности и роскоши красок.

«Сказки Шахразады»

Среди великолепных памятников устного народного творчества «Сказки Шахразады» являются памятником самым монументальным.М. Горький

Шахразада! Кто эта прелестная женщина Востока, которая сумела смягчить жестокое сердце царя Шахрияра, убивавшего каждое утро всех ночных своих наложниц? Дочь везира, добровольно пошедшая замуж за этого сурового и безжалостного человека, чтобы избавить других от неминуемой гибели. Она пошла на хитрость: каждую ночь рассказывала она царю увлекательную сказку, но не до конца, чтобы продолжить ее на следующую ночь и тем сохранить для себя еще один день жизни. Так длилась тысяча и одна ночь. Шахразада родила царю троих сыновей (великое счастье для отца!). И царь в конце концов воскликнул: «…я раскаялся в убиении чужих дочерей. Я увидел, что она благородна, чиста, целомудренна и непорочна, и Аллах наделил меня от нее тремя сыновьями. Да будет же хвала Аллаху за это великое благодеяние».

Мусульманин сурово относился к женщине. Она никогда не была равной мужчине. Это подчиненное ее положение всегда подчеркивалось в самом семейном домострое араба. Женщина создана для наслаждения мужчины. Коран специально оговаривает это: «Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими» (Сура 4).

Здесь, в этом обаятельном образе Шахразады авторы Сказок воздали должное арабской женщине, отдали ей дань уважения, одновременно они выразили свое представление о том, какой должна быть идеальная женщина — целомудренна, чиста, благородна и богобоязненна.

Однако в Сказках реальной женщине немало достается от авторов: ее лукавству, хитрости и особенно сластолюбию и супружеской неверности.

Собрание Сказок обширно. В последнем русском издании в переводах М. А. Салье они занимают восемь томов убористого текста — тысяча и одна сказка.

Они жили первоначально в устных пересказах на обширном пространстве Индии, Ирана, Египта.

Сборники этих сказок существовали, видимо, еще в прошлом тысячелетии. Упоминания о них прослеживаются еще в X столетии как о факте общеизвестном. Древнейшие их списки относятся к XI—XII векам. Некоторые из них, написанные буквами древнееврейского алфавита, хранятся у нас в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.

Европа узнала о Сказках в начале XVIII века, с 1704 года, со времени их издания на французском языке в переводах Галлана. Это издание имелось в библиотеке А. С. Пушкина.

Текст Сказок открывается торжественным восхвалением Аллаха. Величественно и патетично, подобно богослужению:«Слава Аллаху, Господу миров! Привет и благословение господину посланных, господину и владыке нашему Мухаммеду! Аллах да благословит его и да приветствует благословением и приветом вечным, длящимся до судного дня!»

Исламское вероучение в основе своей оптимистично и зовет верующих в Аллаха к наслаждениям и радостям мира. Не случайно авторы Сказок называют смерть «разрушительницей наслаждения».

Сказки полны юмора, веселого жизнелюбия. Подчас они грубоваты и даже скабрезны, в духе тех анекдотов и шуток, которые можно услышать на восточном базаре. В них царят полнейшая раскованность выражений и чувственность, но с той наивной естественностью и простодушием, которые избавляют их от порнографической непристойности.

Весь мир читает сейчас Сказки Шахразады. Некоторые из них нам известны по экранизациям («Багдадский вор» — американский фильм, «Седьмое путешествие Синдбада», сделанный там же, и «Волшебная лампа Аладина» — у нас).

Внимательный читатель найдет в Сказках приметы исторических эпох. В одной из сказок рассказывается о любви смуглого араба и христианки с белым лицом из Европы. Христианка с белым лицом, попав в плен к арабам, стала невольницей, но, полюбив купца-араба, приняла ислам, отказалась от мужа, рыцаря, и вышла замуж за смуглого араба, родив ему много детей. Сказка явно из времен крестовых походов.

В другой сказке рассказывается о девушке-христианке, полюбившей араба, вызволившей его из плена и перешедшей на сторону арабов. Патриотическая и религиозная тенденциозность авторов Сказок очевидна.

Немало в Сказках поучений, политических деклараций, в сущности повсеместных, приличествующих всем народам и всем временам: «Будь справедлив, правосуден, смиренен и исполняй веления Аллаха великого» — такое наставление дается царям (929-я ночь).

Лев, осел и лиса. Персонажи популярной на Востоке книги «Калила и Димна». Персидская рукопись. 1410 год.

Иногда наш читательский взор останавливается на знакомых нам по другим источникам довольно невеселых сентенциях: «Есть три вещи лучше трех других: день смерти лучше дня рождения, живой пес лучше мертвого льва, и могила лучше бедности» (538-я ночь). Все это — из печального опыта человечества. Подобные сентенции интернациональны и, пожалуй, вневременны.

Найдем мы в Сказках мысли и о социальных проблемах, высказанные вскользь, мимоходом, что тоже интернационально и вневременно:

Все люди возникли из капли одной,Другому я равен, и тот мне подобен,Но все же меж нами различие есть,Мы столь же различны, как вина и уксус.

Таковы размышления в стихах о вечных проблемах равенства и одновременно неравенства людей.

Строги и жестоки нравственные законы. Вот маленькая картинка из области нравов: «А если кто-нибудь сотворит с кем-нибудь блуд, каково бывает дело?..— Когда это бывает установлено, женщину изгоняют в город девушек, а если она понесла после блуда, ее оставляют, пока она не родит девочку, их изгоняют вместе, и девочку называют блудницей, и она остается девушкой, пока не умрет. А если новорожденный — мальчик, его берут к царю… и он его убивает» (945-я ночь).

Мы узнаем из Сказок, как обучали и воспитывали арабских детей.

Курс наук простолюдинов был, конечно, довольно узок, мальчики и девочки учились отдельно: «И мать стала обучать свою дочь, а отец обучал сына, пока дети не запомнили Коран и не научились письму, счету, наукам и вежеству от отца и от матери, так что не нуждались в учителе». Как видим, в круг наук входят: религия, ее нравственные основы, письмо и счет. Но вот что нас сейчас заставляет призадуматься — это наука «вежество» (964-я ночь). В современных наших школах этого нет. Что значит «вежество»? Наука жить с людьми, быть вежливым, тактичным в обхождении, уважать старших. Быть опрятным, неназойливым, не докучать людям ни грубой речью, ни обилием жестов, ни несносным панибратством. Тут же даются и примеры «вежества»: «Он проявил вежливость и пожелал присутствующим мира и призвал на них благословение» (538-я ночь). Потому в речи персонажей Сказок, в их обращениях к другим всегда слышится приятная нотка уважения: «И халиф подошел к нему и спросил: «О старец, каково твое ремесло?» И старец ответил: «О господин мой, я рыбак…» (19-я ночь) и т.д.

Ярко и возвышенно авторы Сказок прославляют восточные города — Багдад, Самарканд, Дамаск, Каир.

Путешественники говорят, что нет на земле города прекраснее, чем Каир с его Нилом. «Кто не видел Каира, не видел мира,— сказал мой отец. Его земля — золото, и его Нил — диво; женщины его — гурии, и дома в нем — дворцы, а воздух там ровный, и благоуханье его превосходит и смущает алоэ. Да и как не быть таким Каиру, когда Каир — это весь мир…» (28-я ночь).

Особой известностью пользуется та часть Сказок, которая посвящена описаниям семи путешествий Синдбада-морехода. Увлекательный мир чудес, диковинных стран, диковинных обычаев, приключения, несчастия и беды Синдбада и удачливость его, счастливые избавления от самых ужасных испытаний очаровывали средневекового слушателя или читателя.

Образ отважного купца, совершившего эти путешествия, взят, конечно, из жизни. Немало таких отчаянных людей пускалось на поиски неизведанных еще белых пятен Земли и в древние времена.

Случается, что промелькнет в Сказках реминисценция из далекой доисламской истории аравийского народа, эпохи становления ислама и борьбы его с идолопоклонством язычества: «Идолы — это камни, и не повредит мне их гнев, и не поможет мне их милость» (983-я ночь).

Сочен, красочен и философичен язык Сказок: «О обманщица, ты жаждешь его, как Иблис жаждал рая». (Иблис — сатана, падший ангел, и утрата им райского блаженства может быть в глазах чувственного араба уподоблена жажде женщины, ждущей своего возлюбленного.) Или другая фраза: «Успокой свою душу и прохлади глаза». Представляешь себе темпераментного, с горящими глазами, пылкого аравийца; или: «Он подобен ветви ивы, растущей на холме шафрана».

Сказки обычно лаконичны и, пожалуй, несколько скуповаты в изобразительных средствах. Все внимание рассказчика сосредоточивается на событийной стороне произведения. Не таковы «Сказки Шахразады». Они красочны и роскошны подобно дорогим коврам. В них и патетика, и лиризм, иногда гимн природе, счастью. Приведу довольно пространную выписку из текста произведения: «…носильщик положил свою ношу на скамейку, чтобы отдохнуть и подышать воздухом, и на него повеяло из ворот нежным ветерком и благоуханным запахом, и носильщик наслаждался этим, присев на край скамейки, и слышал из этого помещения звуки струн лютни, и голоса, приводившие в волнение, и декламацию разных стихов с ясным смыслом, и внимал пению птиц, которые перекликались и прославляли Аллаха великого разными голосами, на всевозможных языках, и были то горлинки, персидские соловьи, дрозды, обыкновенные соловьи, лесные голуби и певчие куропатки.

И носильщик удивился в душе и пришел в великий восторг… И он поднял взор к небу и воскликнул: «Слава тебе, о Господи, о Творец, о Промыслитель, Ты наделяешь кого хочешь без счета! О Боже, я прошу у Тебя прощения во всех грехах и раскаиваюсь перед Тобой в моих недостатках… Слава Тебе!.. Нет Господа, кроме Тебя! Как велик Твой сан, и как сильна Твоя власть, и как прекрасно Твое управление!»

«Сказки Шахразады» — поистине жемчужина арабской литературы.

istoriya-iskusstva.ru

АРАБСКАЯ ЛИТЕРАТУРА | Энциклопедия Кругосвет

АРАБСКАЯ ЛИТЕРАТУРА. Роль арабов в мировой цивилизации связана с возвышением и распространением ислама и основанием империи халифов. Сведения о доисламской истории Аравийского полуострова крайне скудны и изобилуют пробелами. Однако литература у арабов (по большей части поэзия) существовала еще до Мухаммеда (ок. 570–632). Бедуины выработали необычайно богатый и точный язык. Мы располагаем, благодаря стараниям позднейших филологов, образцами их ораторского искусства, мудрых речений и исторических повествований. Но вдохновеннее всего выражал себя доисламский дух в поэзии. Главными ее темами были самовосхваление, здравицы своему племени, осмеяние, любовь (как правило, оплакивалось расставание с любимыми), скорбь о погибших героях (такие плачи сочиняли в основном поэтессы), а также яркое и непосредственное изображение пустыни, изобилующей ужасами и опасностями, чья природа груба, но и живописна – с ее палящим дневным зноем и безжалостными холодами по ночам, с колючим кустарником и диким зверьем.

Старейшие образцы арабской поэзии восходят к началу 6 в. н.э., т. е. всего лишь столетие отделяет их от зарождения ислама. Конечно, сочинять стихи стали много раньше, но похоже, что лишь к указанному времени окончательно сложился «классический» стиль, отличающийся подчиненной строгим правилам системой размеров, исходящий из долготы слогов, и не менее строгой схемой рифмовки, требующей сквозной единой рифмы на протяжении всего стихотворения, а также принятыми стилевыми особенностями.

Позднейшие филологи, когда золотой век арабской поэзии уже остался в далеком прошлом, собирали старинные стихи и издавали их в виде «диванов» (сборники произведений одного автора или авторов, принадлежащих к одному племени) или антологий, составленных из лучших образцов поэзии. В числе последних – Асмаият, Муфаддалият, Музаххабат и Муаллакат. Из поэтов более всего известны пылкий воитель Антара; ан-Набига аз-Зубьяни, славословивший христианизированных царей Сирии и Месопотамии; и Имру-уль-Кайс, несчастный отпрыск царского рода, умерший в изгнании.

Для мусульман Коран – живое слово Аллаха, и поэтому он не только содержит вечную Истину, но и являет собой совершеннейшее достижение в литературном стиле. Коран неподражаем, а посягнувшие на эту догму и дерзнувшие усомниться в его неповторимости ибн-аль-Мукаффа и Абу-ль-Аля аль-Маарри были объявлены богохульниками и еретиками. В ранних главах книги (суры), где религиозное чувство достигает высочайших вершин и преобладают мотивы превозношения величия Аллаха и трепетного ожидания Страшного Суда, Мухаммед предстает художником, о чьем мастерстве свидетельствует и выбор формальных средств выражения – садж, т. е. своеобразная ритмизованная, с рифмой, проза, заимствованная у арабских прорицателей, но существенно улучшенная. Книга исполнена духа достойного величия, более поздние ее разделы посвящены преимущественно правовым и обрядовым предписаниям. Огромное влияние Корана на развитие позднейшего арабского стиля превращает это раннеарабское произведение в краеугольный камень не только религии арабов, но и их словесности. Период, на протяжении которого сочинялся (или, как скажут мусульмане, «открывался») Коран, занял более 20 лет – с (примерно) 610 н.э. до смерти пророка в 632.

Поэзия.

Завоевание принадлежавших Византии и Персии территорий от Срединной Азии до африканского побережья Атлантики всего за столетие полностью изменило социальную среду и культурные взгляды арабов. Однако, против ожидания, новый образ жизни не подействовал на литературу сколько-нибудь существенным образом. Впрочем, некоторую новизну можно отметить уже у поэтов, переставших описывать жизнь в пустыне, – таковы Омар ибн-Аби Рабия (ум. 711), вдохновенно живописавший романтическую и иногда своевольную любовь, и халиф аль-Валид II (ум. 744), заменивший в своей жизнелюбивой поэзии классическую ритмику размерами народной любовной песни.

Эта тенденция набирала силу в начальный период династии Аббасидов, когда арабская цивилизация наконец утратила специфические черты бедуинского происхождения. Одни поэты хранили верность освященным временем доисламским преданиям, другие искали новые средства для выражения новых впечатлений, а некоторые смогли облечь в художественную форму вопросы, совершенно отсутствовавшие в кругозоре старинной поэзии и принадлежавшие областям этики, религии, философии. К первой категории можно отнести таких поэтов, как абу-Таммам (ум. 845), аль-Бухтури (ум. 897), аль-Мутанабби (ум. 965). Типичный представитель «нового стиля» – Абу-Нувас (ум. 813), писавший главным образом о радостях чувственной любви, о вине и охоте. В поэзии Башар ибн-Бурда (ум. 784), исламская правоверность которого сомнительна из-за явного сочувствия иранской концепции вечного борения между Благим и Злым началами, и Абу-ль-Атахии (ум. 825), сумевшего выразить самые сокровенные подвижнические настроения, философия и религия заняли подобающее место. Много позже слепой поэт Абу-ль-Аля аль-Маарри (ум. 1057) в весьма изощренной манере утверждал несовершенство всех религий; в его преклонении перед всем живым чувствуется влияние неоплатонической и индийской мысли.

Однако стилистическая традиция тем не менее усматривала высочайший идеал в раболепном подражании старинным образцам. В бесчисленных «диванах», созданных за последующие века на том огромном пространстве от Испании до Персии и Турции, где литературным языком служил арабский, не обнаруживается никаких художественных новшеств. Лишь в двух сферах, пренебрегавших условностями выработанного стиля, выразилось неподдельное чувство – в мистических (суфийских) стихотворениях и народных песнях о любви. Виднейший суфийский поэт Омар ибн-аль-Фарид (ум. 1235) сумел приблизиться к неизреченному опьянению души, погружающейся в Единственность Единства Божия. Возникли и новые размеры, самый распространенный из них использовала газель – стихотворная форма на основе строфы из четырех стихов с рефреном, и это позволило легко и просто выражать любовные страдания и радости, причем на языке, близком к речи простонародья. «Диван» испанского поэта Ибн Кузмана (ум. 1160) представляет собой сборник, содержащий, наряду с сочинениями о любви, сатирические и реалистические картинки повседневной жизни. Поэтика газели вкупе с теорией платонической любви, также процветавшей в Испании, вероятно, стимулировали развитие поэзии в Провансе.

Пристрастие арабов к изощренно выстроенным речам определили становление такого прозаического стиля, в котором манера ценится выше содержания. В первом столетии существования халифата еще продолжали открыто обсуждаться вопросы политики, и политическое красноречие процветало. С разрастанием же самовластия оно совершенно исчезло, и все религиозное, этическое и литературное красноречие могло развиваться лишь в таких жанрах, как проповедь (хутба) и увещевание (маваиз), а также во всяческих поучениях на разные темы. Высокая степень централизации власти повысила общественное положение чиновников и писарей, сочинявших официальные бумаги, и они-то и стали главными носителями энциклопедической культуры. В образованных кругах Багдада, крупнейшего космополитического центра эпохи, Амр ибн-Бахр аль-Джахиз разрабатывал жанр литературного эссе и написал огромное число небольших трактатов, обильно приправив их анекдотами, учеными цитатами и сведениями о различного рода диковинах. Выказывая неподдельный, хотя и не всегда глубокий интерес к греческой науке и философии и персидской мудрости, старательно изучая арабскую ученость и поэзию, он стремился соответствовать арабскому идеалу, обозначаемому словом «адаб» и требовавшему благовоспитанности в сочетании с приличествующим уровнем культуры и образованности; в конечном счете «адаб» представлял собой сплав арабского, греческого и персидского начал, сделавших ислам мировой религией. Немалая доля арабской литературы посвящена «адабу»: это сборники анекдотов и афоризмов, упорядоченных под различными рубриками и трактующих какую-то тему либо отдельные ее аспекты. В числе лучших образцов такого рода – Книга о скупцах аль-Джахиза, Источники историй ибн-Кутайбы (ум. 884), Единственное ожерелье испанца ибн Абд Раббихи (ум. 940). Ибн-Кутайба написал также Адаб писца, своего рода справочник, содержавший необходимые чиновнику сведения.

В своем тяготении к чисто формальному совершенству арабская словесность обратилась к ритмизованной прозе, наподобие той, какой написан Коран и которая широко использовалась начиная с 10 в. Этот стиль достиг вершины в так называемых макамах. Впервые появившись у аль-Хамадани (ум. 1008), макамы приобрели окончательный облик у аль-Харири (ум. 1122). Успех его книги Макамат был огромен; подражания ей писались не только по-арабски, но и на иных языках, в том числе на древнееврейском, а ее персонаж, вор и краснобай, возможно, стал образцом для испанского плутовского романа.

В арабском мире так и не появилось индивидуального авторства в эпосе, беллетристике и драме. Они разрабатывались как безымянные выражения того или иного художественного направления, и это свойственно даже тем произведениям, которые составили наиболее существенную долю арабского вклада в мировую литературу. Художественный вымысел использовался для решения иных задач: например Ибн Сина (Авиценна) написал два романа, скрывая за аллегориями мистическое содержание, а Ибн Туфейль (ум. 1185) в прославленном философском романе Живой сын Бодрствующего повествует о ребенке, оставленном на необитаемом острове и познающем высшую истину с помощью разума, присущего ему от рождения. Путешествие в преисподнюю в Послании прощения Абу-ль-Аля аль-Маарри, возможный источник Божественной комедии Данте, кажется романом, однако сюжет служит лишь поводом для рассуждений на литературные темы. Подобные произведения не умещаются в рамки арабской беллетристики, как и сказка о животных Калила и Димна, принадлежащая к старейшим и знаменитейшим образцам прозы, и не только потому, что это перевод со средневекового персидского (и в конечном счете индийской Панчатантры), но и потому, что сказка преследует прежде всего цели назидания.

Зато Тысяча и одна ночь – несомненно беллетристика, причем весьма разнообразная в стилистическом и тематическом отношениях. Совершенно иного рода произведения можно было бы назвать «эпическими», хотя написаны они прозой. Борьба арабов с Византией в 9 в. и против крестоносцев в 12 в. вдохновила множество оставшихся безымянными сочинителей на создание занимательных повестей. Некоторые из них вошли в собрание Тысячи и одной ночи. Напоминающее военный поход переселение кочевых племен сулайм и халяль из Египта в Северную Африку в 11 в. в идеализированном виде отразилось в целом цикле эпических сказаний. Имеется также роман о подвигах египетского султана Бейбарса I (царствовал в 1260–1277) в войнах с татарами и крестоносцами.

Арабские исторические сочинения представляют собой скорее россыпи рассказов о событиях, нежели попытки осмыслить историческое развитие. В старейших из них – в произведениях таких авторов, как ибн Исхак (ум. 768), с его жизнеописанием Мухаммеда; аль-Баладхури (ум. 892), написавшего историю ранних завоеваний и арабских племен; аль-Табари (м. 923), оставившего всемирную историю, доведя ее до 10 в. н.э., – автор держится в тени, единственной своей задачей полагая отыскание наилучших источников и достоверную передачу найденных сведений. В итоге изложение выглядит отрывочным, незатейливым, но зачастую создает впечатление свидетельства очевидца. Лишь в дальнейшем и прежде всего под воздействием жизни при дворе, поощрявшем притворство и лесть, история стала вырождаться в пустое славословие царствующему государю, его династии и вельможам. Единственный арабский историк, пытавшийся толковать историю как закономерный процесс развития общества, – философ и ученый Ибн Хальдун (ум. 1406).

Географические сочинения в большинстве своем чисто описательные и лишены художественных достоинств. Впрочем, испанец Ибн Джубайр в 12 в. оставил чрезвычайно личностный отчет о паломничестве в Мекку и странствиях по разным странам, а в 14 в. североафриканец Ибн Баттута, «арабский Марко Поло», описал приключения, пережитые им в путешествиях по всему мусульманскому миру, в Константинополь, по России, Индии и Китаю.

Трактаты и описания виденийй, принадлежащие таким выдающимся мистикам, как аль-Газали (ум. 1111) и ибн-аль-Араби (ум. 1240), хотя и писались ради поучения или воспитания, зачастую столь проницательны в исследовании души человеческой и столь мощно передают религиозные чувствования, что их место в ряду высочайших литературных достижений.

Явный упадок арабской литературы становится заметным уже в 12 в. С 14 до конца 19 вв. не появилось ни одного достойного упоминания писателя, хотя словесность, разумеется, продолжала существовать. Воздействие западной культуры и политическое возрождение арабского мира породили новую литературу. Наиболее одаренные арабские литераторы удачно соединяли отечественную традицию с новым духом, отозвавшимся на западное влияние. Эта молодая арабская литература создается как мусульманами, так и христианами, а также арабами, живущим в Северной и Южной Америке. Предтечей этого развития был живший в Египте уроженец Ливана Джурджис Зейдан (1861–1914). В числе значительных поэтов – египтянин Ахмед Шавки (ум. 1932), сириец Джебран Халиль Джебран (1883–1931), Халиль Мутран (1872–1949), Ахмад Шаваи (1868–1932), Михаил Нуайма (1889–1988). Среди ведущих прозаиков 20 в. – братья Таймуры – драматург Мухаммад (ум. 1921) и романист Махмуд (ум. 1973), эссеист Таха Хусейн (ум. 1973), романист Нагиб Махфуз. Возникла и драма, в традиционной литературе практически отсутствовавшая, отличные пьесы писал Тауфик аль-Хаким (1898–1987).

www.krugosvet.ru

Арабская литература. Арабская проза и поэзия. История арабской литературы

Историю арабской литературы можно условно разделить на два больших периода: доисламский и исламский. Если говорить о доисламском периоде, то доминирующим жанром в те времена (ок. 570–632 гг.) была поэзия. Главными ее темами были самовосхваление, осмеяние, любовь, скорбь о погибших героях, а также яркое и эмоциональное изображение пустыни: с палящим дневным зноем, безжалостными ночными холодами, колючим кустарником и опасными представителями дикой фауны.

Самые ранние образцы арабской поэзии восходят к началу 6 в. н.э., т. е. всего лишь столетие отделяет их от зарождения ислама. Конечно, сочинять стихи стали гораздо раньше, но видимо лишь к этому времени окончательно сложился так называемый «классический» стиль, для которого характерна строгая система размеров, основанная на долготе слогов, и не менее строгая схема рифмовки, требующая сквозной единой рифмы на протяжении всего стихотворения.

Завоевание принадлежавших Византии и Персии территорий от Срединной Азии до африканского побережья Атлантики всего за столетие полностью изменило социальную среду и культурные взгляды арабов. В то же время новый образ жизни практически не подействовал на литературу, и лишь некоторые поэты отошли от старых канонов и перестали описывать исключительно жизнь в пустыне. Среди них Омар ибн-Аби Рабия, в чьих стихах описывается любовь во всем ее противоречивом великолепии, а также Халиф аль-Валид II, заменивший в своей жизнелюбивой поэзии классическую ритмику размерами народной любовной песни. Эта тенденция еще больше проявилась в начальный период династии Аббасидов, когда арабская цивилизация наконец утратила специфические черты бедуинского происхождения. В то время как часть поэтов по-прежнему хранила верность освященным временем доисламским преданиям, другие искали новые средства выражения своих мыслей и чувств. При этом некоторые даже смогли облечь в художественную форму вопросы, совершенно отсутствовавшие в кругозоре старинной поэзии и принадлежавшие областям этики, религии, философии. К первой категории можно отнести таких поэтов, как Абу-Таммам, Аль-Бухтури и Аль-Мутанабби. Типичный представитель «нового стиля» – Абу-Нуас, писавший, главным образом, о радостях чувственной любви, о вине и охоте, в то время как в поэзии Башар ибн-Бурда особое место заняли проблемы философии и религии.

Параллельно с поэзией стал активно развиваться и жанр прозы. Так, пристрастие арабов к словесной вычурности определило становление такого прозаического стиля, в котором форма, порой, ценится выше содержания. В первом столетии существования халифата еще продолжали открыто обсуждаться вопросы политики, и политическое красноречие процветало. С разрастанием же самовластия оно совершенно исчезло. Поэтому религиозное, этическое и литературное красноречие могло развиваться лишь в таких жанрах, как проповедь (хутба) и увещевание (маваиз), а также во всяческих поучениях на самые разные темы. Высокая степень централизации власти повысила социальный статус чиновников и писарей, сочинявших официальные бумаги, и именно они впоследствии стали главными носителями энциклопедической культуры. В образованных кругах Багдада, крупнейшего культурного и экономического центра эпохи, Амр ибн-Бахр аль-Джахиз разработал жанр литературного эссе и написал большое количество небольших трактатов, изобилующих анекдотами, учеными цитатами и сведениями о различного рода диковинах. Выражая неподдельный, хотя и не всегда глубокий интерес к греческой философии, старательно исследуя арабскую науку и поэзию, он стремился соответствовать арабскому идеалу, обозначаемому словом «адаб» и требовавшему благовоспитанности в сочетании с надлежащим уровнем культуры и образованности. Тут нельзя не отметить, что значительная часть арабской литературы посвящена «адабу». Сюда, в частности, относятся сборники анекдотов и афоризмов, упорядоченных под различными рубриками и освещающих какую-либо тему или ее отдельные аспекты. В числе лучших образцов такого рода – «Книга о скупцах» аль-Джахиза, «Источники историй» ибн-Кутайбы, «Единственное ожерелье испанца» ибн Абд Раббихи.

В своем тяготении к чисто формальному совершенству арабская словесность обратилась к ритмизованной прозе, наподобие той, какой написан Коран и которая широко использовалась начиная с 10 в. Этот стиль достиг своего апогея в так называемых «макамах». Впервые появившись у аль-Хамадани, макамы приобрели окончательный облик у аль-Харири. Успех его книги «Макамат» был огромен, а подражания ей писались не только по-арабски, но и на других языках, в том числе и на древнееврейском, при этом ее главный персонаж – вор и краснобай, возможно, послужил образцом для испанского плутовского романа.

В арабском мире так и не появилось индивидуального авторства в эпосе, беллетристике и драме. Они разрабатывались как безымянные выражения того или иного художественного направления, и это свойственно даже тем произведениям, которые составили наиболее существенную долю арабского вклада в мировую литературу. Зато «Тысяча и одна ночь» – несомненно беллетристика, причем весьма разнообразная в стилистическом и тематическом отношениях. Совершенно иного рода произведения можно было бы назвать «эпическими», хотя написаны они прозой. Борьба арабов с Византией в 9 в. и против крестоносцев в 12 в. вдохновила множество оставшихся безымянными сочинителей на создание занимательных повестей. Некоторые из них впоследствии вошли в собрание «Тысячи и одной ночи».

Возникновение ислама ознаменовалось появлением священной книги мусульман – Корана, который, согласно мусульманской богословской традиции, был ниспослан Аллахом через ангела Гавриила в форме откровений пророку Мухаммаду, который затем передал эти божественные откровения в проповедях, обращенных к соплеменникам. По сути, Коран – это собрание проповедей Мухаммада, обращенное к еще не признавшим новое учение язычникам или неофитам, поучительных рассказов, канонических предписаний, молитв и т.д. Отдельные дополнения и изменения, сделанные в этих проповедях и предписаниях при их позднейшей (после смерти Мухаммада) письменной фиксации коснулись лишь частностей и не затронули основного содержания. Словом «коран» первоначально называлось как выразительное чтение вслух наизусть божественного откровения, так и вся совокупность заключенных в Священной книге откровений. Вместе с тем при жизни Мухаммада каждое отдельное откровение называлось сурой, а после его смерти так стали называть отдельные главы книги. Всего в Коране 114 сур (глав).

Известно, что первые праведные халифы – Абу Бакр и Омар – поручили запись Корана одному из сподвижников пророка Зайду ибн Сабиту, который помнил текст проповедей наизусть. Халиф Осман III распорядился выработать единую официальную редакцию Корана. По его указу Зайд дополнил собранный материал свидетельствами ряда мекканцев, стоявших близко к пророку и слушавших его проповеди. Окончательно отредактированный текст Корана был канонизирован. Следует отметить, что в Коране отсутствует внутреннее композиционное единство. Проповеди Мухаммада, заклинания, поучительные рассказы, гражданские законы и др. расположены вперемежку. При этом суры состоят из неравного количества смысловых отрывков и расположены не в хронологическом или смысловом порядке, а по степени убывания величины. Исключение составляет только первая небольшая сура «аль-Фахита», содержащая главную молитву мусульман. В Коране можно выделить несколько основных тематических групп: иудейская и христианская мифология и догматика, изложенные в форме положений и ритуальных предписаний, мусульманская эсхатология, нормы мусульманского права и арабский фольклор. В Коране нет систематического изложения основ мусульманской религии, в нем сформулированы лишь основные положения, приведенные позднее в систему мусульманскими богословами. Коран сложился как собрание устных легенд, и это наложило отпечаток на его стилистику. Проповеди мекканского периода достаточно пафосны и составлены с религиозным воодушевлением, в то время как Мединские суры излагаются более сухим и однообразным языком.

arabistika.by

Арабская литература

    Роль арабов в мировой цивилизации связана с возвышением и распространением ислама и основанием империи халифов. Сведения о доисламской истории Аравийского полуострова крайне скудны и изобилуют пробелами. Однако литература у арабов (по большей части поэзия) существовала еще до Мухаммеда (ок. 570–632). Бедуины выработали необычайно богатый и точный язык. Мы располагаем, благодаря стараниям позднейших филологов, образцами их ораторского искусства, мудрых речений и исторических повествований. Но вдохновеннее всего выражал себя доисламский дух в поэзии. Главными ее темами были самовосхваление, здравицы своему племени, осмеяние, любовь (как правило, оплакивалось расставание с любимыми), скорбь о погибших героях (такие плачи сочиняли в основном поэтессы), а также яркое и непосредственное изображение пустыни, изобилующей ужасами и опасностями, чья природа груба, но и живописна – с ее палящим дневным зноем и безжалостными холодами по ночам, с колючим кустарником и диким зверьем.   Старейшие образцы арабской поэзии восходят к началу 6 в. н.э., т. е. всего лишь столетие отделяет их от зарождения ислама. Конечно, сочинять стихи стали много раньше, но похоже, что лишь к указанному времени окончательно сложился «классический» стиль, отличающийся подчиненной строгим правилам системой размеров, исходящий из долготы слогов, и не менее строгой схемой рифмовки, требующей сквозной единой рифмы на протяжении всего стихотворения, а также принятыми стилевыми особенностями.   Позднейшие филологи, когда золотой век арабской поэзии уже остался в далеком прошлом, собирали старинные стихи и издавали их в виде «диванов» (сборники произведений одного автора или авторов, принадлежащих к одному племени) или антологий, составленных из лучших образцов поэзии. В числе последних – Асмаият, Муфаддалият, Музаххабат и Муаллакат. Из поэтов более всего известны пылкий воитель Антара; ан-Набига аз-Зубьяни, славословивший христианизированных царей Сирии и Месопотамии; и Имру-уль-Кайс, несчастный отпрыск царского рода, умерший в изгнании.   Для мусульман Коран – живое слово Аллаха, и поэтому он не только содержит вечную Истину, но и являет собой совершеннейшее достижение в литературном стиле. Коран неподражаем, а посягнувшие на эту догму и дерзнувшие усомниться в его неповторимости ибн-аль-Мукаффа и Абу-ль-Аля аль-Маарри были объявлены богохульниками и еретиками. В ранних главах книги (суры), где религиозное чувство достигает высочайших вершин и преобладают мотивы превозношения величия Аллаха и трепетного ожидания Страшного Суда, Мухаммед предстает художником, о чьем мастерстве свидетельствует и выбор формальных средств выражения – садж, т. е. своеобразная ритмизованная, с рифмой, проза, заимствованная у арабских прорицателей, но существенно улучшенная. Книга исполнена духа достойного величия, более поздние ее разделы посвящены преимущественно правовым и обрядовым предписаниям. Огромное влияние Корана на развитие позднейшего арабского стиля превращает это раннеарабское произведение в краеугольный камень не только религии арабов, но и их словесности. Период, на протяжении которого сочинялся (или, как скажут мусульмане, «открывался») Коран, занял более 20 лет – с (примерно) 610 н.э. до смерти пророка в 632.   Завоевание принадлежавших Византии и Персии территорий от Срединной Азии до африканского побережья Атлантики всего за столетие полностью изменило социальную среду и культурные взгляды арабов. Однако, против ожидания, новый образ жизни не подействовал на литературу сколько-нибудь существенным образом. Впрочем, некоторую новизну можно отметить уже у поэтов, переставших описывать жизнь в пустыне, – таковы Омар ибн-Аби Рабия, вдохновенно живописавший романтическую и иногда своевольную любовь, и халиф аль-Валид II, заменивший в своей жизнелюбивой поэзии классическую ритмику размерами народной любовной песни.   Эта тенденция набирала силу в начальный период династии Аббасидов, когда арабская цивилизация наконец утратила специфические черты бедуинского происхождения. Одни поэты хранили верность освященным временем доисламским преданиям, другие искали новые средства для выражения новых впечатлений, а некоторые смогли облечь в художественную форму вопросы, совершенно отсутствовавшие в кругозоре старинной поэзии и принадлежавшие областям этики, религии, философии. К первой категории можно отнести таких поэтов, как абу-Таммам, аль-Бухтури, аль-Мутанабби. Типичный представитель «нового стиля» – Абу-Нувас, писавший главным образом о радостях чувственной любви, о вине и охоте. В поэзии Башар ибн-Бурда, исламская правоверность которого сомнительна из-за явного сочувствия иранской концепции вечного борения между Благим и Злым началами, и Абу-ль-Атахии, сумевшего выразить самые сокровенные подвижнические настроения, философия и религия заняли подобающее место. Много позже слепой поэт Абу-ль-Аля аль-Маарри в весьма изощренной манере утверждал несовершенство всех религий; в его преклонении перед всем живым чувствуется влияние неоплатонической и индийской мысли.   Однако стилистическая традиция тем не менее усматривала высочайший идеал в раболепном подражании старинным образцам. В бесчисленных «диванах», созданных за последующие века на том огромном пространстве от Испании до Персии и Турции, где литературным языком служил арабский, не обнаруживается никаких художественных новшеств. Лишь в двух сферах, пренебрегавших условностями выработанного стиля, выразилось неподдельное чувство – в мистических (суфийских) стихотворениях и народных песнях о любви. Виднейший суфийский поэт Омар ибн-аль-Фарид сумел приблизиться к неизреченному опьянению души, погружающейся в Единственность Единства Божия. Возникли и новые размеры, самый распространенный из них использовала газель – стихотворная форма на основе строфы из четырех стихов с рефреном, и это позволило легко и просто выражать любовные страдания и радости, причем на языке, близком к речи простонародья. «Диван» испанского поэта Ибн Кузмана представляет собой сборник, содержащий, наряду с сочинениями о любви, сатирические и реалистические картинки повседневной жизни. Поэтика газели вкупе с теорией платонической любви, также процветавшей в Испании, вероятно, стимулировали развитие поэзии в Провансе.   Пристрастие арабов к изощренно выстроенным речам определили становление такого прозаического стиля, в котором манера ценится выше содержания. В первом столетии существования халифата еще продолжали открыто обсуждаться вопросы политики, и политическое красноречие процветало. С разрастанием же самовластия оно совершенно исчезло, и все религиозное, этическое и литературное красноречие могло развиваться лишь в таких жанрах, как проповедь (хутба) и увещевание (маваиз), а также во всяческих поучениях на разные темы. Высокая степень централизации власти повысила общественное положение чиновников и писарей, сочинявших официальные бумаги, и они-то и стали главными носителями энциклопедической культуры. В образованных кругах Багдада, крупнейшего космополитического центра эпохи, Амр ибн-Бахр аль-Джахиз разрабатывал жанр литературного эссе и написал огромное число небольших трактатов, обильно приправив их анекдотами, учеными цитатами и сведениями о различного рода диковинах. Выказывая неподдельный, хотя и не всегда глубокий интерес к греческой науке и философии и персидской мудрости, старательно изучая арабскую ученость и поэзию, он стремился соответствовать арабскому идеалу, обозначаемому словом «адаб» и требовавшему благовоспитанности в сочетании с приличествующим уровнем культуры и образованности; в конечном счете «адаб» представлял собой сплав арабского, греческого и персидского начал, сделавших ислам мировой религией. Немалая доля арабской литературы посвящена «адабу»: это сборники анекдотов и афоризмов, упорядоченных под различными рубриками и трактующих какую-то тему либо отдельные ее аспекты. В числе лучших образцов такого рода – Книга о скупцах аль-Джахиза, Источники историй ибн-Кутайбы, Единственное ожерелье испанца ибн Абд Раббихи. Ибн-Кутайба написал также Адаб писца, своего рода справочник, содержавший необходимые чиновнику сведения.   В своем тяготении к чисто формальному совершенству арабская словесность обратилась к ритмизованной прозе, наподобие той, какой написан Коран и которая широко использовалась начиная с 10 в. Этот стиль достиг вершины в так называемых макамах. Впервые появившись у аль-Хамадани, макамы приобрели окончательный облик у аль-Харири. Успех его книги Макамат был огромен; подражания ей писались не только по-арабски, но и на иных языках, в том числе на древнееврейском, а ее персонаж, вор и краснобай, возможно, стал образцом для испанского плутовского романа. В арабском мире так и не появилось индивидуального авторства в эпосе, беллетристике и драме. Они разрабатывались как безымянные выражения того или иного художественного направления, и это свойственно даже тем произведениям, которые составили наиболее существенную долю арабского вклада в мировую литературу. Художественный вымысел использовался для решения иных задач: например Ибн Сина (Авиценна) написал два романа, скрывая за аллегориями мистическое содержание, а Ибн Туфейль в прославленном философском романе Живой сын Бодрствующего повествует о ребенке, оставленном на необитаемом острове и познающем высшую истину с помощью разума, присущего ему от рождения. Путешествие в преисподнюю в Послании прощения Абу-ль-Аля аль-Маарри, возможный источник Божественной комедии Данте, кажется романом, однако сюжет служит лишь поводом для рассуждений на литературные темы. Подобные произведения не умещаются в рамки арабской беллетристики, как и сказка о животных Калила и Димна, принадлежащая к старейшим и знаменитейшим образцам прозы, и не только потому, что это перевод со средневекового персидского (и в конечном счете индийской Панчатантры), но и потому, что сказка преследует прежде всего цели назидания.   Зато Тысяча и одна ночь – несомненно беллетристика, причем весьма разнообразная в стилистическом и тематическом отношениях. Совершенно иного рода произведения можно было бы назвать «эпическими», хотя написаны они прозой. Борьба арабов с Византией в 9 в. и против крестоносцев в 12 в. вдохновила множество оставшихся безымянными сочинителей на создание занимательных повестей. Некоторые из них вошли в собрание Тысячи и одной ночи. Напоминающее военный поход переселение кочевых племен сулайм и халяль из Египта в Северную Африку в 11 в. в идеализированном виде отразилось в целом цикле эпических сказаний. Имеется также роман о подвигах египетского султана Бейбарса I (царствовал в 1260–1277) в войнах с татарами и крестоносцами.   Арабские исторические сочинения представляют собой скорее россыпи рассказов о событиях, нежели попытки осмыслить историческое развитие. В старейших из них – в произведениях таких авторов, как ибн Исхак, с его жизнеописанием Мухаммеда; аль-Баладхури, написавшего историю ранних завоеваний и арабских племен; аль-Табари, оставившего всемирную историю, доведя ее до 10 в. н.э., – автор держится в тени, единственной своей задачей полагая отыскание наилучших источников и достоверную передачу найденных сведений. В итоге изложение выглядит отрывочным, незатейливым, но зачастую создает впечатление свидетельства очевидца. Лишь в дальнейшем и прежде всего под воздействием жизни при дворе, поощрявшем притворство и лесть, история стала вырождаться в пустое славословие царствующему государю, его династии и вельможам. Единственный арабский историк, пытавшийся толковать историю как закономерный процесс развития общества, – философ и ученый Ибн Хальдун.   Географические сочинения в большинстве своем чисто описательные и лишены художественных достоинств. Впрочем, испанец Ибн Джубайр в 12 в. оставил чрезвычайно личностный отчет о паломничестве в Мекку и странствиях по разным странам, а в 14 в. североафриканец Ибн Баттута, «арабский Марко Поло», описал приключения, пережитые им в путешествиях по всему мусульманскому миру, в Константинополь, по России, Индии и Китаю.   Трактаты и описания виденийй, принадлежащие таким выдающимся мистикам, как аль-Газали и ибн-аль-Араби, хотя и писались ради поучения или воспитания, зачастую столь проницательны в исследовании души человеческой и столь мощно передают религиозные чувствования, что их место в ряду высочайших литературных достижений.   Явный упадок арабской литературы становится заметным уже в 12 в. С 14 до конца 19 вв. не появилось ни одного достойного упоминания писателя, хотя словесность, разумеется, продолжала существовать. Воздействие западной культуры и политическое возрождение арабского мира породили новую литературу. Наиболее одаренные арабские литераторы удачно соединяли отечественную традицию с новым духом, отозвавшимся на западное влияние. Эта молодая арабская литература создается как мусульманами, так и христианами, а также арабами, живущим в Северной и Южной Америке. Предтечей этого развития был живший в Египте уроженец Сирии Джурджис Зайдан. В числе значительных поэтов – египтянин Ахмед Шавки, сириец Джебран Халиль Джебран (1883–1931), Халиль Мутран (1872–1949), Ахмад Шаваи (1868–1932), Михаил Нуайма (1889–1988). Среди ведущих прозаиков 20 в. – братья Таймуры – драматург Мухаммад и романист Махмуд, эссеист Таха Хусейн, романист Нагиб Махфуз. Возникла и драма, в традиционной литературе практически отсутствовавшая, отличные пьесы писал Тауфик аль-Хаким (1898–1987).- Поэзия и проза ислама   Вероятно, на формирование специфического мусульманского менталитета весьма сильно влияла поэзия различных арабских племен, особенно воинственных бедуинов. Их словесность меньше других соприкасалась с миром эллинизма, что способствовало созданию качественно иной культуры.   Один из жанров поэзии бедуинов — "касыда" - послужил основой для формирования целой системы поэтических форм в исламских странах. Касыда - небольшая поэма в 15-200 строк — состоит из трех частей. Первая, лирическая, стала отправной точкой в создании любовной лирики и поэзии, воспевающей радости жизни. Вторая часть, описывавшая трудную жизнь героя в пустыне, дала начало жанрам описаний, "охотничьей" поэзии и произведений, в которых возвеличиваются героизм и благочестие. Третья часть касыды, посвященная воспоминаниям о покинутом любимом крае, вдохновила поэтов на создание еще одного значительного направления — жанров оплакивания и осмеяния.   Поэтика арабов, сформированная в системе этих жанров, сохранялась вплоть до середины XIX в., когда под влиянием европейской литературы началось развитие прозы и драматургии.   Основным жанром средневековой арабской поэзии (VII - начало VIII в.) стал панегирик как наиболее светский и легко превращаемый в политический инструмент. Здесь обращение к конкретным лицам чаше носит поучающий, увещевающий, а не восхваляющий характер. Поэты являлись в прямом смысле религиозно-политическими лидерами, которые отстаивали интересы своей группировки поэтической риторикой. В своих стихах Джарир, Ахталь, Фараздак сформировали идеалы правителя, государственного мужа, военачальника.   В этот же период в мусульманской литературе изменилось положение и характер любовной лирики. В городах Хиджаза она осталась единственным тематическим жанром, где пока не господствовала теократическая идеология. Но при этом мекканец Омар ибн Аби Рабиа уже вынужден оправдываться, доказывая "безгрешность" собственной поэзии. Позднее гимн любви и страсти, свободный от всяких религиозных рамок, становится своеобразным выражением идейного протеста. Мусульманство как идеология сельского населения нашло свой идеал любви. В лирике узритов господствует мотив предопределенности свыше, создаются "вечные" любовные пары: Кайс - Лубна, Меджнун -Лейла, Джамил - Бусайна. Здесь страсть понимается как подвижничество, всепоглощающее стремление к единственному и недостижимому. Любовная лирика узритов описывает бесконечные страдания и является противоположностью гедонистическим настроениям городской лирики Хиджаза.   На территории Ирана и соседних стран арабская литературная традиция наложилась на сложившуюся здесь систему жанров, что способствовало расширению тематики. Национальные литературы активно переводились на арабский, и с VIII в. до конца X в. мусульманская культура фактически становится одноязычной. В этот период появляется арабская художественная проза. Одним из первых прозаиков становится иранец Ибн аль-Мукаффа: он пересказывает нестихотворное произведение "Калила и Димна".   В начале VIII в. в мусульманстве появилось новое течение - суфизм, проповедующее созерцательный, аскетический образ жизни и испове-дывающее мистические формы сознания. Суфийская литература - особое явление, т. к. она несла ярко выраженную символику и метафоричность, которыми увлеклись многие поэты, независимо от собственной религиозной поэзии. Суфизм открывал необычайно широкие возможности для творчества, где воспевание чувственности, любви и жизни не противоречило мистическому стремлению к божественной истине и духовному растворению в божестве. Поэты суфийской школы создавали многоплановые символические композиции, в которых сочетались мотивы любовной лирики и философии, а любое слово становилось необычайно многозначным, хотя при этом не нарушались рамки жанра.   В XII-XIII вв. в этом направлении творили Омар ибн аль-Фарид и Ибн аль-Араби, еще ранее, в X в., стали популярны произведения суфийской школы на фарси - в Афганистане, Индии, Турции. Именно ч этом ключе творил Абдаллах Ансари, создавший на фарси рифмованную прозу.   Касыдный строй арабского стиха был очень популярен в придворных кругах. Жанр касыды открывал перед поэтом два пути: традиционный - подробная разработка композиции и индивидуальный - создание новых стилевых форм.   Поэтическое течение "бади" (конец VIII - начало IX в.), представленное арабами Абу-Тамаммом, аль-Бухтури, использовало оба пути, развивая древнюю структуру слога.   Другими классическими жанрами стали: кыта — стихотворение из 8-12 строк, которое писалось для восхваления, поношения или плача; рубай - короткое яркое изречение философского характера; газель -лирическая любовная песня. Необходимо отметить, что появление новых жанровых форм было лишь надводной частью айсберга поэтической эволюции. Самостоятельный жанр был всегда каноничен, автор проявлял себя только в стиле и поэтической технике. Инструментарий поэта становился наиважнейшим достоинством его произведений: изысканная игра слов, многоэтажные метафоры, сложные, требующие книжной эрудиции, аналогии, использование не только фонетических, но даже зрительных эффектов (буквы в словах и столбцах образуют узор или рисунок) и т. п.   К концу IX в. книга как средство распространения знания начала играть ведущую роль. Кроме чисто научных трактатов появились книги стихов и новой, уже не переводной, прозы. Великие прозаики Джа-хиз, Ибн Кутайба не удаляются от историографических начал, но их книги обладают большими художественно-литературными достоинствами. Признанные ныне вершиной новеллы в стиле "Тысячи и одной ночи" считались "низким" жанром, так как родились из устного народного творчества. Лишь позднее к этому жанру обратились придворные литераторы. Собственно же сборник "Тысяча и одна ночь" (IX в.) имеет индийские корни, так как основная его часть является переводом с пехлеви (древнеперсидского) книги "Тысяча сказок", которая, в свою очередь, списана с древнеиндийских источников.   Следующий этап развития арабской прозы начался в X в. Новелла стала ведущим повествовательным жанром: историки ат-Табари и аль-Масуди, философы багдадского общества "Братья Чистоты и возлюбленные Верности" (в 980-х гг.) обращались к этой форме уже не столько в информативных, сколько в художественных целях.   Венцом жанровой эволюции X в. становится макама, соединяющая в разных пропорциях особенности классической поэзии и новеллистики. Стилевой основой стал сложившийся к этому времени садж — особый размер рифмованной прозы.   Здесь несколько новелл объединялись одним главным героем-рассказчиком, при этом сборники не имели самостоятельного названия, как персидские и древнееврейские. Широко известны "Собрание макам" Бади аз-Замана и "Собрание макам" аль-Харири. Макамы стали предтечей европейского "плутовского романа", появившегося в Испании в XVI в. В период расцвета макамы родился самостоятельный жанр - философская поэзия, в которой можно увидеть различие между мусульманской и эллинистической культурами. Первые переводы греческих источников этого жанра относятся к VIII в., но к X в. в произведениях Джахиза и Ибн ар-Руми уже нет откровенного подражания, но создана система оригинальных воззрений.   Таким образом, к XI в. классическая арабская литература представляла собой уникальное сочетание мусульманских религиозных и светских мотивов, противостоявших друг другу или сочетавшихся. Традиция жесткого подчинения жанру способствовала внутреннему их развитию. Но начиная с XI в. даже такое развитие замерло, что большинство исследователей трактует как упадок, хотя на самом деле это не совсем так. Именно в это время началась бурная литературная деятельность собирательного характера. Написаны обширные комментарии к древнейшим произведениям и их новые стилизации. В своих историко-био-графических произведениях Ибн Халликан воссоздал образы великих людей прошлого. Авторы-компиляторы ас-Саалиби, Имад-ад-дин, аль-Исфахани составили несколько литературных антологий.   Особое явление в средневековой арабской литературе представляют произведения авторов арабо-мусульманских областей Испании и Магриба. Развитие литературы Арабского Запада началось в VIII в. Чтобы сохранить восточную классику в завоеванных странах, были составлены объемные прозаические своды, систематизирующие и комментирующие наследие. Таким образом, в западно-мусульманской литературе сложилась новая сильная прозаическая традиция. Примеры художественной прозы — философская антология по литературе и истории "Уникальное ожерелье" Ибн Абу Раббихи, произведения Ибн Хазма, Ибн Шухейда и др.   В XI—XII вв. во время общего культурного расцвета в поэзии магри-бинцев появляются интересные новации. Здесь созданы новые виды поэзии, такие, как мувашшах и заджал (мелодия). Первая представляет собою поэму из 4—10 строф. Название второй переводится буквально как "песнь"; она может состоять из 6-9 строф и чаще носит любовный или лирический характер. Общими чертами новой арабо-испанской поэзии были их музыкальность и близость к народному устному жанру. В таком ключе развивалось творчество андалузских поэтов Ибн Кузма-на, Ибрахима ибн Сахль аль-Исраили, Лисана-ад-дина ибн аль-Хати-ба; отчасти и в восточных областях халифата наблюдается распространение мувашшаха, например у Ибн Сана аль-Мульк аль-Мисри (Египет). В ином направлении идет севильская арабо-испанская школа, где формируется рыцарская поэзия. В ее произведениях главную роль играет романтический герой — просвещенный рыцарь. Таким образом, влияя на европейскую литературу, арабская классика изменялась и сама.   По поводу суфийского влияния на магрибскую литературу необходимо отметить преобладание философских трактатов и их сводов над художественными поэтическими формами.   Уже в XIII-XIV вв. заметны общий упадок и застой в классических формах арабской литературы. В XV—XVI вв. традиция стала восприниматься как отжившая система. Продолжалось развитие именно нетрадиционных сфер в литературном творчестве. К ним в основном относятся близкие к народным и собственно народные жанры. Распространились эпические формы, подобные дастанам. Дастан иногда относят к фольклорным жанрам, это главным образом литературная обработка сказочных сюжетов, легенд, преданий. По стилю дастаны могли быть как чисто прозаическими или стихотворными, так и смешанными, где в прозаическую ткань включены песенно-сти-хотворные фрагменты. Поначалу рамки дастана как жанра не были отчетливыми, но позднее они традиционализировались.   Традиция канонического построения литературного произведения в арабо-мусульманской культуре временно не влияла на литературы народную и на различных диалектах, что дало им возможность развиваться относительно самостоятельно.   В XIV-XVI вв. получили широкую популярность около 250 записанных легенд и сказаний, в их числе "Повесть о Бану Хиляль" — о священных войнах и сражениях; "Жизнеописание Победоносного Бейбар-са" - о нашествии монголов в Египет (XIII в.) и др. В XIV-XV вв. в Египте распространяется в законченном виде сборник "Тысяча и одна ночь", ставший символом завершения эпохи классической арабской литературы.   Наряду с арабским языком носителем богатых литературно-художественных традиций был язык фарси, или персидский. Классическим в истории персидской литературы считают период IX—XV в. Наиболее ранними были записи, многие из которых были отредактированы и переписаны в период 224—651 гг. (правление Сасанидов). Были составлены хроники предшествующих правлений ("Хвадай намак"), сборники эпических сказаний ("Памятка Зарерова сына", "Деяния Ардашира Па-пакана", "Ассирийское древо"). В VI в. сделан перевод индийского "Пятикнижия" ("Панчатантра"), названный "Калила и Димна", переведенный на арабский лишь в VIII в. Возникшее в первой половине III в. манихейство также оставило свои литературные памятники. Его основатель Мани (216-277 гг.) написал семь книг ("Книга Тайн", "Книга гигантов", "Евангелие Мани" и др.), кроме того, просуществовав до VIII в., манихейская (и персидская) литература накопила большое художественное наследие, состоящее из записанных молитв, гимнов, поучительных новелл, небольших поэм. Сам Мани стал надолго образцом для литераторов и поэтов Персии.   Политические коллизии и завоевание страны арабами сильно повлияли на ее литературные традиции. Наиболее явным влияние было в сфере литературно-жанровых канонов, где единственно возможными провозглашались арабские. В IX-Х вв. основной функцией персидских трудов по поэтике было толкование арабской эстетической системы для приживания ее в отечестве.   В поэзии полного соответствия не могло быть по причине глубокого различия фонетического и грамматического строя языков. Так, составлялись специальные перечни арабских и персидских стихотворных размеров. Отечественные жанровые формы месневи и рубай дополнялись арабской касыдой, газелью и др.   Месневи (маснави - двойной, араб.) была заимствована и арабами. Это поэма, довольно объемная, в которой господствующей является парная рифма строк. Вообще месневи распространилась задолго до арабов, но до нас дошли лишь те образцы жанра, которые написаны после IX в. (принадлежащие перу Рудаки и Масуди). Рудаки стал начинателем художественно-дидактической месневи, Масуди продолжил традицию героической поэзии. Позднее жанр приобрел более разнообразный характер: в X—XI вв. создаются любовная (Абу-ль-Муайада Балхи — "Юсуф и Зулейха") и этико-философская месневи (Низами Гянджеви). В XIII в. появляется "Поэма о сути всего сущего" поэта-суфия Дже-лаледцина Руми.   Наиболее "народным" был жанр рубай, который представляет собой стихотворный афоризм из четырех строк. Первые две строки содержали экспозицию, третья — вывод и уже последняя - собственно "летучие слова". Иногда рубай именуют дубайти (т. е. два бейта - двустишия). Рубай до X в. были сугубо устным народным жанром, поэтому форма их не была строгой. Ролевое значение строк, стихотворные размеры и виды рифм изменялись по желанию автора. Признанным мастером рубай был ученый мудрец XI в. Омар Хайям. Плод его увлечения - стихи - по объему занимают лишь небольшую часть среди множества научных трудов. Сильный ум находил отдохновение в ироничных рассуждениях о жизни, не обремененных наукообразностью или фанатичной религиозностью: Наши знанья о мире — догадки и бред, Все исчезнет, умрет — и развеется след. Существует не то, что нам кажется сущим, Ничего достоверного в сущности нет. Грех Хайям совершил и совсем занемог, Пребывает в плену бесполезных тревог, Верь, господь потому и грехи позволяет, Чтоб потом нас простить он по-божески мог.    Рубай Хайяма откровенно противостояли официальным мусульманским догмам. Потому и тематика всеобъемлюща, не оставляет без внимания ни одну из сторон жизни общества и человека. Жизнелюбие и фатализм, гедонизм и отречение от мирских наслаждений непринужденно сосуществуют, облеченные в удивительные, ставшие каноническими формы. В сборнике Хайяма около пятисот четверостиший, он невелик по объему, но содержит глубокие интерпретации человеческой сущности. От земной глубины до далеких планет Мирозданья загадкам нашел я ответ. Все узлы развязал, все оковы разрушил, Узел смерти одной не распутал я, нет!    Поэзия Омара Хайяма и Низами Гянджеви стала вершиной гуманистической ветви исламской литературы. Одновременно развиваются придворные формы поэзии, сложные по стилистике и вычурно риторические по смыслу. В таком ключе обновлен "Калила и Димна", составлена по примеру арабских макам "Макамат и Хамиди" Хамидад-дина Балхи. Уже с XII-XIII в. возникает новый энциклопедический жанр — тазкире, труды антологическо-библиографического характера. Здесь, кроме имен и фрагментов из произведений, содержатся и краткие биографии авторов. Это настоящие энциклопедии, хранилища литературных древностей.   Упадок арабской культуры после монгольских нашествий способствовал восстановлению персидской литературы, во второй половине XIII-XIV вв. вновь расцветают классические жанры (Сальман Савед-жи, Хаджу Кермани, Амир Хосров Дехлеви). Новых высот достигают Саади и Хафиз. Только в XV в. классика исчерпывает свои возможности, с конца XV—XVI вв. ее формы бледнеют и остаются лишь в дворцовой литературе.

Тридцатая школа

• < Анна Каренина
• Аристофан >

30school.ru

Арабская литература

Малюга Ю.Я.

Роль арабов в мировой цивилизации связана с возвышением и распространением ислама и основанием империи халифов. Сведения о доисламской истории Аравийского полуострова крайне скудны и изобилуют пробелами. Однако литература у арабов (по большей части поэзия) существовала еще до Мухаммеда (ок. 570–632). Бедуины выработали необычайно богатый и точный язык. Мы располагаем, благодаря стараниям позднейших филологов, образцами их ораторского искусства, мудрых речений и исторических повествований. Но вдохновеннее всего выражал себя доисламский дух в поэзии. Главными ее темами были самовосхваление, здравицы своему племени, осмеяние, любовь (как правило, оплакивалось расставание с любимыми), скорбь о погибших героях (такие плачи сочиняли в основном поэтессы), а также яркое и непосредственное изображение пустыни, изобилующей ужасами и опасностями, чья природа груба, но и живописна – с ее палящим дневным зноем и безжалостными холодами по ночам, с колючим кустарником и диким зверьем.

Старейшие образцы арабской поэзии восходят к началу 6 в. н.э., т. е. всего лишь столетие отделяет их от зарождения ислама. Конечно, сочинять стихи стали много раньше, но похоже, что лишь к указанному времени окончательно сложился «классический» стиль, отличающийся подчиненной строгим правилам системой размеров, исходящий из долготы слогов, и не менее строгой схемой рифмовки, требующей сквозной единой рифмы на протяжении всего стихотворения, а также принятыми стилевыми особенностями.

Позднейшие филологи, когда золотой век арабской поэзии уже остался в далеком прошлом, собирали старинные стихи и издавали их в виде «диванов» (сборники произведений одного автора или авторов, принадлежащих к одному племени) или антологий, составленных из лучших образцов поэзии. В числе последних – Асмаият, Муфаддалият, Музаххабат и Муаллакат. Из поэтов более всего известны пылкий воитель Антара; ан-Набига аз-Зубьяни, славословивший христианизированных царей Сирии и Месопотамии; и Имру-уль-Кайс, несчастный отпрыск царского рода, умерший в изгнании.

Для мусульман Коран – живое слово Аллаха, и поэтому он не только содержит вечную Истину, но и являет собой совершеннейшее достижение в литературном стиле. Коран неподражаем, а посягнувшие на эту догму и дерзнувшие усомниться в его неповторимости ибн-аль-Мукаффа и Абу-ль-Аля аль-Маарри были объявлены богохульниками и еретиками. В ранних главах книги (суры), где религиозное чувство достигает высочайших вершин и преобладают мотивы превозношения величия Аллаха и трепетного ожидания Страшного Суда, Мухаммед предстает художником, о чьем мастерстве свидетельствует и выбор формальных средств выражения – садж, т. е. своеобразная ритмизованная, с рифмой, проза, заимствованная у арабских прорицателей, но существенно улучшенная. Книга исполнена духа достойного величия, более поздние ее разделы посвящены преимущественно правовым и обрядовым предписаниям. Огромное влияние Корана на развитие позднейшего арабского стиля превращает это раннеарабское произведение в краеугольный камень не только религии арабов, но и их словесности. Период, на протяжении которого сочинялся (или, как скажут мусульмане, «открывался») Коран, занял более 20 лет – с (примерно) 610 н.э. до смерти пророка в 632.

Поэзия. Завоевание принадлежавших Византии и Персии территорий от Срединной Азии до африканского побережья Атлантики всего за столетие полностью изменило социальную среду и культурные взгляды арабов. Однако, против ожидания, новый образ жизни не подействовал на литературу сколько-нибудь существенным образом. Впрочем, некоторую новизну можно отметить уже у поэтов, переставших описывать жизнь в пустыне, – таковы Омар ибн-Аби Рабия (ум. 711), вдохновенно живописавший романтическую и иногда своевольную любовь, и халиф аль-Валид II (ум. 744), заменивший в своей жизнелюбивой поэзии классическую ритмику размерами народной любовной песни.

Эта тенденция набирала силу в начальный период династии Аббасидов, когда арабская цивилизация наконец утратила специфические черты бедуинского происхождения. Одни поэты хранили верность освященным временем доисламским преданиям, другие искали новые средства для выражения новых впечатлений, а некоторые смогли облечь в художественную форму вопросы, совершенно отсутствовавшие в кругозоре старинной поэзии и принадлежавшие областям этики, религии, философии. К первой категории можно отнести таких поэтов, как абу-Таммам (ум. 845), аль-Бухтури (ум. 897), аль-Мутанабби (ум. 965). Типичный представитель «нового стиля» – Абу-Нувас (ум. 813), писавший главным образом о радостях чувственной любви, о вине и охоте. В поэзии Башар ибн-Бурда (ум. 784), исламская правоверность которого сомнительна из-за явного сочувствия иранской концепции вечного борения между Благим и Злым началами, и Абу-ль-Атахии (ум. 825), сумевшего выразить самые сокровенные подвижнические настроения, философия и религия заняли подобающее место. Много позже слепой поэт Абу-ль-Аля аль-Маарри (ум. 1057) в весьма изощренной манере утверждал несовершенство всех религий; в его преклонении перед всем живым чувствуется влияние неоплатонической и индийской мысли.

Однако стилистическая традиция тем не менее усматривала высочайший идеал в раболепном подражании старинным образцам. В бесчисленных «диванах», созданных за последующие века на том огромном пространстве от Испании до Персии и Турции, где литературным языком служил арабский, не обнаруживается никаких художественных новшеств. Лишь в двух сферах, пренебрегавших условностями выработанного стиля, выразилось неподдельное чувство – в мистических (суфийских) стихотворениях и народных песнях о любви. Виднейший суфийский поэт Омар ибн-аль-Фарид (ум. 1235) сумел приблизиться к неизреченному опьянению души, погружающейся в Единственность Единства Божия. Возникли и новые размеры, самый распространенный из них использовала газель – стихотворная форма на основе строфы из четырех стихов с рефреном, и это позволило легко и просто выражать любовные страдания и радости, причем на языке, близком к речи простонародья. «Диван» испанского поэта Ибн Кузмана (ум. 1160) представляет собой сборник, содержащий, наряду с сочинениями о любви, сатирические и реалистические картинки повседневной жизни. Поэтика газели вкупе с теорией платонической любви, также процветавшей в Испании, вероятно, стимулировали развитие поэзии в Провансе.

Пристрастие арабов к изощренно выстроенным речам определили становление такого прозаического стиля, в котором манера ценится выше содержания. В первом столетии существования халифата еще продолжали открыто обсуждаться вопросы политики, и политическое красноречие процветало. С разрастанием же самовластия оно совершенно исчезло, и все религиозное, этическое и литературное красноречие могло развиваться лишь в таких жанрах, как проповедь (хутба) и увещевание (маваиз), а также во всяческих поучениях на разные темы. Высокая степень централизации власти повысила общественное положение чиновников и писарей, сочинявших официальные бумаги, и они-то и стали главными носителями энциклопедической культуры. В образованных кругах Багдада, крупнейшего космополитического центра эпохи, Амр ибн-Бахр аль-Джахиз разрабатывал жанр литературного эссе и написал огромное число небольших трактатов, обильно приправив их анекдотами, учеными цитатами и сведениями о различного рода диковинах. Выказывая неподдельный, хотя и не всегда глубокий интерес к греческой науке и философии и персидской мудрости, старательно изучая арабскую ученость и поэзию, он стремился соответствовать арабскому идеалу, обозначаемому словом «адаб» и требовавшему благовоспитанности в сочетании с приличествующим уровнем культуры и образованности; в конечном счете «адаб» представлял собой сплав арабского, греческого и персидского начал, сделавших ислам мировой религией. Немалая доля арабской литературы посвящена «адабу»: это сборники анекдотов и афоризмов, упорядоченных под различными рубриками и трактующих какую-то тему либо отдельные ее аспекты. В числе лучших образцов такого рода – Книга о скупцах аль-Джахиза, Источники историй ибн-Кутайбы (ум. 884), Единственное ожерелье испанца ибн Абд Раббихи (ум. 940). Ибн-Кутайба написал также Адаб писца, своего рода справочник, содержавший необходимые чиновнику сведения.

В своем тяготении к чисто формальному совершенству арабская словесность обратилась к ритмизованной прозе, наподобие той, какой написан Коран и которая широко использовалась начиная с 10 в. Этот стиль достиг вершины в так называемых макамах. Впервые появившись у аль-Хамадани (ум. 1008), макамы приобрели окончательный облик у аль-Харири (ум. 1122). Успех его книги Макамат был огромен; подражания ей писались не только по-арабски, но и на иных языках, в том числе на древнееврейском, а ее персонаж, вор и краснобай, возможно, стал образцом для испанского плутовского романа.

В арабском мире так и не появилось индивидуального авторства в эпосе, беллетристике и драме. Они разрабатывались как безымянные выражения того или иного художественного направления, и это свойственно даже тем произведениям, которые составили наиболее существенную долю арабского вклада в мировую литературу. Художественный вымысел использовался для решения иных задач: например Ибн Сина (Авиценна) написал два романа, скрывая за аллегориями мистическое содержание, а Ибн Туфейль (ум. 1185) в прославленном философском романе Живой сын Бодрствующего повествует о ребенке, оставленном на необитаемом острове и познающем высшую истину с помощью разума, присущего ему от рождения. Путешествие в преисподнюю в Послании прощения Абу-ль-Аля аль-Маарри, возможный источник Божественной комедии Данте, кажется романом, однако сюжет служит лишь поводом для рассуждений на литературные темы. Подобные произведения не умещаются в рамки арабской беллетристики, как и сказка о животных Калила и Димна, принадлежащая к старейшим и знаменитейшим образцам прозы, и не только потому, что это перевод со средневекового персидского (и в конечном счете индийской Панчатантры), но и потому, что сказка преследует прежде всего цели назидания.

mirznanii.com

Краткая история арабской литературы

Арабы оставили глубокий след в мировой культуре. Они явились основоположниками крупнейшей мировой религии — ислама, а также прославились своими завоевательными походами, подчинив власти халифов Ближний Восток, большую часть Африки и часть Южной Европы. Большое влияние арабы оказали и на развитие искусства, в частности, архитектуры и литературы.

К сожалению, сохранилось крайне мало памятников доисламского периода, однако точно известно, что литература у бедуинов существовала еще до рождения Мухаммеда. Арабские племена сумели сформировать довольно богатый и разнообразный язык. Большинство произведений раннеарабской прозы восхваляли племенной быт. Много было произведений, посвященных теме любви, героизму, а также жизни в пустыне, которая рисовалась как нечто одновременно безжалостное и прекрасное.

Арабская поэзия зародилась приблизительно в VI веке. Конечно, стихи сочиняли и ранее, однако основные стихотворные формы сложились именно к этому времени. Позже, по мере упадка арабской культуры, филологи создавали своеобразные сборники племенной поэзии и выпускали их под названием «диваны».

После воцарения исламской религии на Аравийском полуострове основным образцом и эталоном исламской литературы стал Коран. Священная книга мусульман была объявлена неподражаемой и стала единым стандартом, по которому оценивалась вся арабская литература в целом. Ни одна книга, ни одно стихотворение не могло приблизиться к Корану по величию своего содержания. В то же время появилась религиозная лирика в виде «хадисов» — жизнеописаний Пророка.

Поэзия в этот период не сильно меняет свое содержание, однако в ней начинают прослеживаться новые темы. Например, популярность обрели любовные и сентиментальные мотивы. Особенно ярко они отражены в городской стихотворной лирике — «газелях». Арабский язык стал более многогранным. В этот же период начинают появляться первые исламские секты, и религия претерпевает раскол. Представители хараджитов и шиитов постоянно продвигали свои идеи в стихотворной форме. Обрел популярность жанр «касыды», ярким представителем которого был выходец из городских классов, поэт Омар-ибн-Абу Рабиа. Вошли в историю и словесные дуэли между тремя мастерами сатирической поэзии – Ахталем, Джарирой и Фараздакой. Появились первые труды по богословию, философии, медицине. Повсеместно в исламском мире производился технический перевод с арабского, и арабский язык своей красотой способствовал увеличению влияния переводческого ремесла.

Приход к власти Аббасидов предзнаменовал новую эру в истории арабского государства. Настало время «просвещенного» абсолютизма. Большую роль при дворе обрели неарабы — сирийцы и персы. Культура стала более светской. Придворные сирийцы занялись переводами греческих авторов, а персы взялись переводить древнеиндийскую литературу. Так звучание на арабском языке обрели такие произведения как индийские «Шах-намэ», «Калила и Димна», персидская «Хезар-Эфсане», которая стала основной для знаменитого сборника сказок «Тысяча и одной ночи». Поэзию пронизывало вольнодумие. Стали известны имена персидского сатирика Башшар-ибн-Бурда; придворного шута, развратника и острослова Абу-Дуламы? литературного оппозиционера Абу-Нуваса и т.д. В ту пору был создан «Хамас» — сборник стихотворений староарабских авторов.

arabperevod.ru

Арабская литература древности. Истоки | Стихов полет

В эпоху раннего феодализма началась история Арабского халифата. Это уникальные государства со своими законами, и культурой. Арабским халифатом были объединенные страны общей идеологией традициями и конечно верой. Ведь именно здесь зародился ислам, и появилось новое религиозное учение под названием Коран. Пожалуй, одной из важнейших стран в этом объединении был Иран, от него шло развитие культуры и быта стран. Арабский язык в свое время был очень популярен, на нем писали свои работы многие ученые, поэты и писатели тех стран.

Самые старинные произведения арабских поэтов датируются аж VI в до нашей эры. Эти произведения были написаны за столетия до того как зародился ислам в этих странах.

Писательское творчество было отражено в арабской поэме знаменитой “Лейла и Маджнун”. Являющихся аналогом книги о Ромео и Джульетте Востока, и именно это произведение подвигло лучших поэтов средневекового Ирана, Азербайджана и Средней Азии, на создание своих шедевров.

Более поздние ученые филологи собирали старинные древнейшие стихи в то время, когда золотой век давно минул. Одними из последних произведений были Муфаддалият, Асмаият, Музаххабат, Муаллакат.

Позже, когда появился Коран, все конечно изменилось. Свою лепту в культуру внесло также и периоды завоеваний. Когда Византия и Персия всего за несколько лет изменили культуру и взгляд арабов. Но на литературные творчества это никак не сказалось. Омар ибн-Аби Рабия, вдохновенно писавший романтические и любовные произведения, и халиф аль-Валид II, заменил классическую поэзию - на народные, любовные песни.

Данное направление литературы постепенно начало развиваться, это было время начала царствования Аббасидов, время, когда арабские страны утрачивали черты бедуинского происхождения. Конечно, многие писатели старались сохранить историю, другие найти, что-то новое. К старообрядцам можно отнести Абу-Таммам, Аль-Мутанабби. В то время как Абу-Нувас начал писать о вине, охоте и чувственной любви.

Следующая эпоха была уникальна появлением слепого поэта Абу-ль-Аля аль-Маарри который умудрился писать о всех недочетах и упущениях во всех религиях, но он любил все живое и преклонялся перед этим.

Любовь арабов к утонченному, выстроенным речам и как следствие развитие прозаического стиля, в котором способ написания ценится больше чем содержимое.

www.stihovpolet.ru

Смотрите также

• 
  Башкирские древние имена
• 
  Имена американские древние
• 
  Сиракузы древняя греция
• Плуг древнего пахаря
• 
  Древние химические знаки
• 
  Алфавит древние руны
• 
  Карта атлантиды древняя
• 
  Необъяснимые древние находки
• 
  Древняя карта атлантиды
• 
  Древний флаг россии
• 
  Древние храмы подмосковья