Фрагмент карты Уфимской провинции 1737 года. Пунктиром показаны дороги. Обратите внимание на дорогу, идущую вдоль Уральского хребта (по ней большое число башкирских деревень) и "перекрёсток" в районе Чебаркуля.
Очень показательны для представления о дорогах, существовавших в XVII – начале XVIII в. карты из «Служебного чертежа Сибири», составленного С.У. Ремезовым в начале XVIIIв. Нам наиболее интересны несколько карт: «Чертеж: колико приходов под слободы и с коей стороны по дорогам и сакмам ис одного места», «Чертеж межи Башкирской земли с слободами».[20] Там показано как обилие путей в Южном Зауралье в целом, так и отдельные интересные для нас трассы, в частности, уже упоминавшаяся Уральская дорога мимо оз. Чебаркуль к «Слюдным горам».[21] Как мы уже знаем, сыск И. Полозова проводился в 1695 г. Полковник Д. Я. Мейн объезжал Южное Зауралье, чтобы определить в «каких слободах пристойно быть драгунским ротам для обереганья» и определения покосных и пашенных участков, осенью 1700 г.[22] Полковник (сначала подполковник) Леонтий Иванович Парфеньев служил в Сибирском драгунском полку от его восстановления в 1698 г. и, как минимум, до 1709 г.,[23] но, поскольку в доезде упоминаются воевода князь Михайло Яковлевич и стольник князь Алексей Михайлович Черкасские, то датировать документ можно 1709–1710 гг., а точнее, весной 1710 г.[24]
Чертеж: колико приходов под слободы и с коей стороны по дорогам и сакмам ис одного места С.У. Ремезова.
Чертеж межи Башкирской земли с слободами С.У. Ремезова
Выше было сказано, что практически неизменными отрезками исторических путей были участки бродов и перевалов. Но это вовсе не означает, что между этими жесткими привязками дороги не имели четкой трассы. Казанская дорога не была чем-то условным, эдаким «общим направлением движения», как в присказке о том, что «В России нет дорог, а только направления». Судя по документам, в лесной и лесостепной зоне она имела четко выраженную «проезжую» часть, то есть хорошо фиксируемое дорожное полотно. Причем границы этого полотна были достаточно постоянны, чтобы служить ориентиром при межевании, описании границ земельных владений. Одно из первых упоминание Старой Казанской дороги как межевого ориентира приведено в том самом документе об Исетском остроге: «будто та дорога Казанская межею Тюменскому городу и Исецкому острогу». Правда в документе эта точка зрения как раз таки оспаривается, но важен сам факт восприятия дороги как зримой разделительной черты.[25] В описи земель Успенского Далматова монастыря, составленной стольником Львом Поскочиным в 1683–1684 гг. значится: «…а межа той земли и сенным покосам (Далматова монастыря – Автор) от реки Исети от заречного сосноваго бору через реку Исеть х Казанской дороге прямо в гору через наволок у дороги Казанской выкопана яма, а в ней уголье, а подле тое ямы столб а (на) нем грань… подле колка на краю береза… от березы прямо на Казанскую дорогу, а с Казанской дороги на речку…».[26] В указной грамоте на основание Багаряцкой слободы, выданной в 1688 г., также фигурирует в качестве пространственного ориентира эта дорога, но уже под вторым своим названием – Уральской: «…до межи Катайскаго острогу а от того ключа и Катайской межи до Уральские дороги а от Уральские дороги в верх по той же Синаре речке по обе стороны на нижное озеро Аллак…».[27] В наказной памяти Ваське и Кондрашке Соколовым на основание Верхне-Миасской Чумлятской слободы было прописано: «…проехав верх по Миясу реке на левую сторону на устье речки (Л. 170) Чюмляков на перевозе Казанской дороги строит им вновь слобода Верх Мияская».[28] Использовали Старую Казанскую дорогу (причем именно под таким названием) как ориентир и геодезисты, составлявшие планы и описания участков, отводимых под разработку рудников для назначенных к строительству Златоустовского и Саткинского заводов в 1751–1765 гг.: «…до речки Уряк с левой стороны и до дороги старой Казанской, а вершина оной речки Уряка влеве с 4 версты… от той дороги Старой Казанской поворотя влево до речки Куваши впадшей в речку Ай вниз с левой стороны… пошли по инструменту от Саткинского заводу подле дорогу по которой ездят из города Казани в Новотроицкую крепость».[29] Использовалась как ориентир эта дорога и при межевании земель Далматова монастыря в 1756 г.: «От оной кудреватой березы и ям по дороге Казанской в двухстах саженях поставлен столб…».[30] Там же зафиксировано изменение створа дороги на определенном участке: «…по дороге чистым пахотным местом между прежней и нынешней Казанскими дорогами…».[31] Следовательно дорога могла сместиться, но происходило это достаточно редко и не мешало использовать ее как ориентир или даже межевой знак.Итак, противоречивость описаний маршрутов рассматриваемого пути объясняется довольно просто, и об этом уже говорилось выше – название «Старая Казанская дорога», или просто «казанская дорога» относилось не к одной, а к целой сети дорог, соединявших европейскую часть, в первую очередь, Поволжье и Прикамье, с Зауральем и далее, с Центральной Азией. Так один из документов середины XVII в. гласит: «…Казанские дороги, которыми дорогами из Казани ездят на Верхотурье и на Тюмень и в Тоболеск и в иные Сибирские городы всякие люди…».[32] Старая Казанская дорога (или Казанские дороги), в действительности, представляла собой часть существовавшей как минимум с эпохи бронзы сети торгово-миграционных коммуникаций.[33] Название «Старая Казанская дорога» применялось к участкам этой сети, проходившим в Южном Зауралье, поскольку они были «ориентированы» на Поволжье, т.е. Казань. В Приуралье эти же дороги назывались Сибирскими, поскольку вели в Сибирь.Но если все так четко было прописано, то почему сегодня практически никто не знает значения выражения «Старая Казанская дорога»? Как так могло получиться, если практически все значимые пути в Южном Зауралье носили это название? Объяснений этому несколько. Самая главная причина в том, что название Казанская, Уральская применялось к дороге в целом, можно сказать, при взгляде со стороны. А отдельные участки этой системы путей могли носить (и зачастую носили) свои названия. Названия эти определялись разными обстоятельствами. Сначала рассмотрим ситуацию с использованием традиционных путей пришедшим русским населением.Проиллюстрировать непростую историю освоения русским населением местных путей попытаемся, отталкиваясь от странного названия северных ворот Челябинска на плане 1768 г. Так вот, на этом плане северные ворота названы Казанскими.[34] (рис. 52) Добавлю, что улица, которая вела к этим воротам, вплоть до 1880-х гг. называлась Уфимской. Символика несложная – выехав по дороге через эти ворота можно было попасть в Уфу, а дальше в Казань. Человеку сегодняшнему это кажется нонсенсом, поскольку понятно, что в Уфу надо ехать на запад, мимо Чебаркуля, Златоуста, Сатки… Но этот путь, привычный нам сегодня, был в полной мере освоен русскими только после постройки вдоль него заводов. На карте отвода земель к Азяш-Уфимскому заводу, составленной в 1759 г., обозначена дорога в г. Уфу, на которой существовали даже почтовые ямы (станции), по крайне мере, два яма показано на карте с припиской «бывший» (рис.51).[35] Путь, показанный на карте, в значительной степени совпадал с той дорогой, которой в 1669 г. двигалась экспедиция П.И. Годунова по поиску серебряной руды, (об этой экспедиции чуть дальше). Дорога на Уфу, привычная нам сегодня, стала безопасной и доступной значительно позже, после постройки Златоустовского (Косотуровского), Саткинского и пр. заводов.К начальному периоду русской колонизации Зауралья, относится документ, упоминающий короткую дорогу из Сибири на Уфу и датированный 1600 г. Это отписка тюменского воеводы Луки Щербатого уфимскому воеводе Михаилу Нагому, где содержится следующий текст: «А путь, господине, от Уфы на Тюмень ближний сухой. А я, господине, тюменским служивым людям и волостным татарам по государеву указу позволил ездить на Уфу и в Уфинский уезд в волости со всяким товаром».[36] Очевидно, той же дорогой ехали в ноябре 1600 г. посланные на поиск лагеря Кучумовичей сын боярский Гаврило Артемьев с отрядом, которые добрались от Уфы до Каратабынской волости за 10 дней, а оттуда до кочевий Кучумовичей, в верховьях Убаги, за 8 дней. «А кочуют де царевичи Канай да Озим меж Ишим и Обага реки (современный Убаган – приток р. Тобол – Автор) в дуброве, а от устья Обаги реки три днища езду конного вверх по Абаге…».[37] Горы переехал по той самой дороге, о которой упоминалось в цитированном выше отчете геодезистов, более чем через 100 лет на этой дороге возникнут Саткинский завод и Троицкая крепость.[38]Надеюсь, приведенных выше фрагментов документов и ссылок на карты более чем достаточно, чтобы убедиться в том, что дороги в Южном Зауралье и на Южном Урале в целом, существовали и до прихода русского населения, и было этих дорог довольно много. Довольно наглядно показаны основные (с точки зрения автора карты) дороги, существовавшие на Южном Урале на «План-карте Уфимской провинции», составленной М. Пестриковым в декабре 1736 г. приведённой в начале поста.[39] Кроме этого, в нашем распоряжении имеется копия с карты Уфимской провинции, составленная в декабре 1737 г.[40] Качество копии далеко от идеала, однако фрагмент ее мы здесь привели, поскольку этот документ более подробно отображает ситуацию с дорогами и позволяет приблизительно представить их количество, хотя, разумеется, показаны далеко не все маршруты, а лишь наиболее актуальные на момент составления карт. Очень хорошо показана привязка башкирских аулов к дороге, идущей вдоль Уральского хребта с севера на юг.Еще раз повторю, что даже на подробных картах того времени показаны дороги, значимые, с точки зрения составителей. Многие ответвления, варианты дорог, показаны лишь на картах и планах землеустройства – межевания земель, отвода участков под заводы и пр. Многие дороги были «многолики» – в зависимости от ситуации, они могли называться по разному, о чем я уже говорил выше. Один из примеров такого разного восприятия одной и той же дороги можно привести из дела между заводчиками и башкирами разных волостей, о спорных границах участков, конца XVIII в. Одну и ту же дорогу русский Михаил Егоров называл Старо-Челябинской, а башкиры Мякотинской волости Кошевою (дорогой, по которой перегоняли скот на кочевья и с кочевий весной и осенью).[41] Для русских главным признаком этой дороги было то, что она ведет в Челябинск, а для башкир – характер ее использования. Естественно, кошевая дорога не вела прямо в город, а вела мимо него, в степь, к Тоболу. Эта же дорога могла называться еще и соляной, поскольку по ней возили соль с соленых озер в степи.[42] И та же самая дорога у русских носила название «воровской» (разбойничьей), поскольку по ней в степь перегоняли угнанный скот. Так вот и получается, что кроме «главного» названия – «Старая Казанская дорога», путь имел еще четыре имени: кошевая, Старо-Челябинская, соляная и воровская дорога… Два из этих названий – соляная и воровская, все еще помнят башкиры Кунашакского района и потомки казаков Миасской станицы. А в конце XVII в., на уже упоминавшемся чертеже к сыску И. Полозова эта дорога быда обозначена, как ведущая к Слюдным горам (рис. 4). Как большая дорога, по которой башкиры гоняют скот, этот путь обозначен на Грунд-рисунке городищам и чудским копям на озерах Нанога и Иртяш (рис. 12).
Карта окрестностей озера Нанога, на которой показана "Дорога большая которою башкирцы ездят в Уральские горы кочевать" - часть Старой Казанской дороги, показанной на карте Ремезова "Межа слободам"
И еще одна причина, по которой пересекавшие Уральский хребет, в его южной части, дороги оказались практически неизвестны сравнительно со своими более северными «сестрами» – с 1598 г., когда был обустроен прямой путь от Соликамска на верховья р. Туры, найденный Артемием Бабиным и построен г. Верхотурье, практически все остальные пути через Камень были под запретом.
[20] Там же, С. 97–99.[21] Там же, С. 95.[22] Васильева А.М. Забытый Кураг.– Курган: Издательство «Зауралье», 1997. – С. 30.[23] Памятники Сибирской истории XVIII в. Книга первая: 1700–1713 . – СПб., 1882. – С. 290–301.[25] Курилов В.Н. Указ. соч. – С. 70.[26] ГАГШ, Ф. 224, Д. 26, Л. 2 об.[27] ОГАЧО. Ф. И-172. оп. 1. Д. 97. ЛЛ. 1–4.[28] РГАДА. Ф. 199. Оп. 1. Д. 481. Л. 169 об.—170.[29] ОГАЧО. Ф. И-227. Оп. 1. Д. 1. ЛЛ. 215.[30] ГАГШ, Ф. 224, Д. 26, Л. 66.[31] Там же, Л. :7.[32] Миллер Г.Ф. Указ. соч. – С. 200.[33] Таиров А.Д. Торговые коммуникации в западной части Урало-Иртышского междуречья: Препринт. – Челябинск, 1995. – С. 3–8.[34] ОГАЧО. Ф. И-87. Оп. 1. Д. 346.[35] ОГАЧО. Ф. И-172. Оп. 1. Д. 32.[36] Миллер Г.Ф. История Сибири. Изд. 2-е дополненное. Т. II. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. – С. 187. [37] Там же, 195–196.[38] ОГАЧО, Ф. И-227, Оп. 1, Д. 1, ЛЛ. 215.[39] РГАДА. Ф. 192. Д. 5.[40] РГВИА, Ф. ВУА, Д. 20618.[41] ОГАЧО. Ф. И-172. Оп. 1. Д. 81. Л. 2 об.—3.[42] ОГАЧО. Ф. И-115. Оп. 1. Д. 106. Л. 17 об.
gayaz-samigulov.livejournal.com
Дороги Южного Урала — Славянская культура
Южно-Уральский природный заповедник - это самая красивая, самая интересная часть Южного Урала. 90% его территории приходится на Белорецкий район Башкирии и немного на Катав-Ивановский район Челябинской области. Несколько горных хребтов (Ямантау, Зигальга, Машак, Нару, Кумардак) и несколько рек (Большой и Малый Инзер, Юрюзань, Тюльма) расположены на территории.
Айгирские скалы на Малом Инзере. С них открывается отличная панорама на хребет Ямантау с его вершинами Малым и Большим Ямантау (1640 м) - самой высокой точкой всего Южного Урала, хребет Караташ. Внизу река Малый Инзер прорывается по тектонической трещине через два порога: Айгир и Синие скалы.
слева - гора Большой Ямантау. Вид с айгирских скал
Внизу под Большим Ямантау хорошо виден секретный городок или "ящик", как их называют на Урале. Еще в советские времена здесь что-то рыли, а сейчас треплются про "бункер Путина".
Когда реки Малый и Большой Инзер сливаются вместе, то получается река Инзер, которая впадает в Сим.
справа - гора Малый Ямантау. Вид оттуда же.
В месте слияния около 100 лет назад возник одноименный поселок. Инзер полноводен, некатегориен и очень удобен для семейного сплава начиная с конца апреля. В любую точку реки легко заброситься, а потом выброситься, так как вдоль реки идет железная дорога. Обычно начинают сплав со станции Тюльма. Вытряхнулись из электрички и вот она река, совсем рядом. Отсюда сразу начинаются живописные скалы, да еще тут впадает крупный приток река Тюльма (или Тюльмень), и Инзер с этого места значительно прибавляет в полноводности. Здесь же рядом со станцией деревня Александровка, которая возникла когда-то 250 лет назад как Александровский выселок, куда ссылали в самую глухомань всех неблагонадежных проштрафившихся углежогов с Белорецкого завода. Сейчас здесь обитают в основном дачники из Уфы и конечно же как везде из Магнитогорска, а из местных почти никого не осталось. На Инзере много красивых скал и утесов, как и на других уральских реках. Выделяются здесь Розовые скалы или Кызыл-Каш, стоящие огромным амфитеатром вдоль излучины. Вообще оттенки горных пород от розового до фиолетового обусловлены наличием солей металлов. Таких цветных скал много вокруг Ассов - это поселок на берегу Инзера, обладающий уникальными горькими родниками. Этот камень берут как облицовочный и экспортируют даже в Скандинавию (ударение на слово даже).
Река Березяк берет свое начало между хребтами Нургуш и Уреньга. Там территория национального парка Зюраткуль. Березяк впадает в Юрюзань, а в двух километрах от места впадения есть порог, который окрестили Самарским. Наверное самарские туристы-водники здесь переворачивались.
Красивый ролик снят телеканалом UTV (Валерий Кузнецов)
Порог Шумы на реке Юрюзань. Чтобы попасть сюда, надо приехать в поселок Верхне-Аршинский на самом севере Белорецкого района. Поселок расположен в невероятно живописном месте. Со всех сторон его обрамляют горные хребты: в одну Кумардак, в другую зубчатый Бакты, а с третьей стороны из-за леса торчит Большой Иремель. Мало кто знает, что Верхне-Аршинск - это яркий проект несостоявшегося города. Когда-то в конце 40-х годов здесь начали разрабатывать свинцовый рудник. Поселок начал расти как на дрожжах. Планировали построить город. Но в 1958 году рудник закрыли. И с тех под поселок все мельчает, мельчает... Места жителей занимают вездесущие дачники из Магнитогорска.
От поселка по дороге через перевал Чортовы ворота. Здесь в 1919 году проходила граница между белогвардейцами, которые были со стороны Катав-Ивановска и отрядами Блюхера со стороны Белорецка. Сейчас линия перевала совпадает с границей Ю-У природного заповедника. Дальше надо двигаться к реке Юрюзань чтобы попасть на Шумы. Раньше здесь проходила узкоколейка. Довольно опасный участок, так как дорога делает петлю. Именно здесь снимали кадры фильма "Вечный зов".
А еще поблизости в лесу на откосе сохранилась вросшая в землю бронеплита, как утверждает молва, от бронепоезда белых, который видимо перевернулся. Плита очень толстая с мощными заклепками. В одном месте дорога пересекает каменную реку. Каменные реки не редкость на Урале, но здесь она характерна розоватым цветом камней из-за кварцита. Может быть когда-то при горообразовании в этот кварцит попали соли марганца. А может железа. Эту каменную речку не миновала стезя славы, и она также засветилась в культовом советском сериале "Вечный зов".
Заброшенная деревня Юрюзанка. Шумы - это настоящий памятник природы Южного Урала. На старых картах обозначались как водопад. 4 каскада, 800 метров протяженности, перепад по высоте составляет 18 метров. Когда-то здесь неподалеку были поселения спецпереселенцев и была тотальная вырубка деревьев, но за 30 лет существования заповедника природа восстановилась. В общем вдоль реки сплошной "мордохлыст", как говорят туристы.
Похожие статьи:
Путешествия → В краю легенд Ур-Ала
Путешествия → Россия рядом: Южный Урал (Russia Nearby: Southern Ural). Не нужен нам берег Турецкий!
Путешествия → Миньяр - край тысячи обрывов
Путешествия → Южно-Уральская Европа
Древний мир → Проблемы исследования ранних культур
Рейтинг
последние 5
slavyanskaya-kultura.ru
На Урале нашлись древние города ариев
История началась в 1954 г. Во время воздушной картографической съемки военные обнаружили на юге Челябинской области большие круги. Но значения им не придали. У служивых были другие важные задачи.
РОВЕСНИК ЕГИПЕТСКИХ ПИРАМИД
В 80-х в тех краях решили создать Больше-Караганское водохранилище. Поскольку по закону полагалось исследовать места будущих затоплений на предмет исторических памятников, в 1987 г на будущее «дно» для очистки совести послали экспедицию. Школьников, студентов... Район считался неперспективным в плане археологии. И нате вам! Экспедиция обнаружила следы древнего города, известного ныне во всем мире. Аркаим! Ровесник египетских пирамид на границе Европы и Азии, представляете? Как раз на месте загадочных кругов, сфотографированных некогда военными. Те круги - две высокие стены-кольца. Они защищали жителей Аркаима от врагов. Здесь, среди прочего, нашли самую древнюю городскую ливневую канализацию и первые в мире колесницы. Умные были наши предки! Директор Эрмитажа Б.Пиотровский, академик Г.Месяц, другие ученые, археологи спасли находку от затопления. Ныне это – заповедник площадью 3300 га. В 2005 г его посетил Владимир Путин.
Специалисты, памятуя историю с военными картографами, прошерстили аэрофотосъемку тех мест и отыскали возле Аркаима еще три десятка древних городищ возрастом 4 и более тыщи лет! Они теперь известны мировой науке как уральская «Страна городов». «Страна» протянулась на 350 км с севера на юг и примерно на столько же - с запада на восток.
Участники экспедиции "Дорогами Ариев. Урал"
ПОБРАТИМЫ АРКАИМА
Известный путешественник Николай Субботин 5 лет создает базу древних исторических артефактов на основе снимков из космоса. В ней уже около 10000 объектов только на территории России и более 50000 по всему мире. Он разработал особую методику поиска. Минувшей зимой отыскал странные круги, похожие на аркаимские, вдоль реки Уй. Левый приток Тобола длиной 462 км. Течет по Башкирии, Курганской, Челябинской областям…
- Никакой информации о них нигде нет, - рассказал «Комсомолке» Субботин. - На военные объекты не похожи. Я хорошо различаю подобные следы-круги снятых с боевого дежурства комплексов ПВО и ПРО… Крупных поселений в последние века здесь тоже не было. Решил разобраться, что же снял спутник по берегам реки Уй.
Летом туда отправилась экспедиция "Дорогами Ариев. Урал"творческого объединения "Достояние планеты".
Она подтвердила мои предположения, что неведомые объекты – останки древних городищ. Как раз в точках, зафиксированных из космоса, мы нашли странные заглубленные курганы. Характерные валы до двух метров высотой, укрепленные камнями и воронка. Иные - в форме квадрата, в ста метрах друг от друга. Вернувшись, разговаривал с археологами. Эти объекты действительно не известны науке, курганы даже не пронумерованы. Увы, некоторые сверху уже подкопаны. «Черные копатели» поработали. Поэтому нужно срочно спасать уйские городища, объявлять национальным памятником, проводить официальные раскопки, исследования.
Маршрут экспедиции "Дорогами Ариев. Урал". Точки объектов взяты из авторской базы данных Николая Субботина
- Новая «страна городов»?
- Похоже. Уверен, здесь археологов ждут сенсационные открытия. ЗАГАДОЧНЫЕ "ШЕСТЕРЕНКИ"
- Самые интересные находки назовите.
- Круглое озеро. Подозрительно круглое.
- Может, метеорит вдарил?
- Явно человек поработал. Вдоль озера - насыпной вал, обросший уже. Сохранились два входа с разных сторон. То ли рукотворный водоем, то ли укрепленное городище, позже затопленное. Ученые, посмотрев нашу съемку, пока не определили, что это такое. Будут исследовать на месте.
В поселке Красный Яр меня поразили каменные «шестеренки» более полуметра высотой. Два года назад здешний краевед увидел в поле, торчит странный камень шестигранной формы. Выкопал - рядом еще один. Это кварцит, очень твердый, крайне сложный в обработке. Чтобы сейчас сделать такую «шестеренку», нужен инструмент с победитовыми, алмазными насадками. Я специально проверял. Пытался поцарапать «шестеренку» ножом из закаленной стали. Нож тупится, но никаких бороздок не оставляет. Молотком тюкаешь - кусочка не отколешь. Но больше всего удивляют сквозные отверстия. В одной «шестеренке» - круглое. Я палец засунул, думал, следы обработки нащупаю. Нет, края идеально гладкие. Отполировано, словно лазером! А второе даже представить не могу, как сделали древние наши предки. Треугольная дырка насквозь! С аккуратными краями. Что за инструмент был у них? И как использовались эти «шестеренки»?
- Инопланетяне наследили?
Квадратный курган со рвом. Фото - Николай Субботин
- Этой темой я тоже давно занимаюсь. Но у каменных «шестеренок» с дырками происхождение явно земное. Цивилизация теряет знания. Еще полвека назад на Руси была культура деревянной резьбы. Деды наши могли «читать» по резным наличникам на окнах избы, что за человек в ней живет. Узелковая форма письма, передачи информации, говоря научным языком. Сейчас эта культура утеряна полностью. Как и работа с камнем.
Каменные «палатки» - тоже загадка. Вроде бы обычный скальник, если сбоку смотреть. А сверху всматриваешься – видишь систему. Как будто наши предки умели работать с жидким материалом и эти «палатки» просто вылеплены. В одной наверху круглая выемка выдолблена. Ученые считают, для ритуального сбора крови жертв. На мой взгляд, эта чаша идеальна для разведения сигнального костра. Место высокое, далеко видно окрест. Но ветер сильный постоянно наверху. Положил хворост в чашу, разжег, чтоб ветром не загасило, потом больше дров подкинул. Опять же, чаша изнутри обожжена. Вместо сотового телефона информацию огнем, дымом передавали предки.Такие каменные "чаши" мы встречали во многих местах и всегда на возвышенностях.
Курган. Фото - Николай Субботин
КАМЕННЫЕ НАВИГАТОРЫ
- Большой удачей экспедиции считаю находку менгиров на берегах Уя, - продолжает рассказ Николай Субботин. - Так называют древние каменные памятники, стелы, обелиски высотой в несколько метров, поставленные человеком в разных уголках планеты. Ученые считают их культовыми сооружениями. Вернувшись с Урала, общался с моим другом Андреем Жуковым, кандидатом исторических наук. Он согласился с моей версией, что эти непонятные каменные образования на самом деле - древняя система пространственной навигации. Представь, как наши предки без карт, компаса, джипиэс- навигации, умудрялись ходить от Уральских гор до Кольского полуострова? Скорее всего, использовали эти каменные верстовые столбы. Уверен, если все эти каменные вешки нанести на одну карту - откроется потерянная ныне система древних путей и маршрутов наших предков. Менгиры определенным образом ориентированы в пространстве. На некоторых - символы. Их еще предстоит расшифровать. Может, расстояние обозначают. Мы нашли одинокие менгиры и групповые. Группа, похоже, сродни нынешним указателям дорожных развязок. Под Красным Яром очень четко это увидели. В поле лежит группа камней. Вроде бы обычные. А начинаешь присматриваться - камни-то не простые, а обработанные человеком. Ощущение, что древние сначала нагрели твердый кварцит, потом вставляли металлический штырь, били… Появлялись трещины в виде стрел, указывающих направление.
Курганы с высоты птичьего полета. Фото с квадрокоптера - Николай Субботин
Родовая память о каменных «навигаторах» сохранилась в старинных русских былинах. Помнишь, стоит богатырь у дорожного камня?
- А на камне написано - «Налево пойдешь – коня потеряешь», «Направо пойдешь – жизнь потеряешь»…
- К сожалению, часть найденных нами менгиров сломлены. Причем, недавно. А один из уцелевших оббит. Видно, символ какой-то уничтожили. Слом достаточно свежий. До десяти лет. Камень на сломе еще не почернел.
Кстати, очень часто у таких менгиров уничтожают боковину с символами.
- В наше время? В 21 веке?
- Да.
- Кто?
- Непонятно. Обвинять какие-то конфессии религиозные, борющиеся с язычеством, некрасиво. Такое варварство идет не только на Урале. По всему миру. Кто-то целенаправленно уничтожает следы древней истории.
Древний мегалитический комплекс Большие Аллаки. Фото - Николай Субботин
- Зачем?
- Если доказать, что какая-то нация, условно, славяне на этой территории проживает недавно совсем, да и то, вначале по деревьям прыгали, в землянках ютились, государства с более древними традициями могут предъявить права на эту землю. Не зря пишут, в Китае появилась карта, где Сибирь обозначена как временно потерянная территория. В принципе, тема геополитическая.
Поэтому-то главной целью нашей экспедиции на Урал было не простое удовлетворение любопытства, что же снял спутник вдоль реки Уй. Попробую нанести на карту все найденные менгиры и прочие каменные объекты, курганы. Большинство попадает на так называемый Северный торговый путь. Который действовал еще три тысячи лет назад. Из Сибири переваливал через Уральский хребет, нынешние Челябинскую область, Пермский край и доходил до Кольского полуострова.
- Кандидат исторических наук Гусев рассказывал, как на северах они занимались раскопками древнего поселения. Еще десять тысяч лет назад там была культура литья металла.
На этом Северном пути найдены артефакты из Африки, Ирана, других азиатских стран. Те же арабские монеты двухтысячелетней давности в Пермском крае откуда взялись? Значит, достаточно серьезная торговля шла.
Здесь была мощная цивилизация наших предков ариев (по-научному – индоевропейцев), что строили города, подобные Аркаиму. Аркаим возник сразу как город, доказали ученые, а не из селения родился.
Экспедиция дошла этим летом по Ую до самых границ с Казахстаном. И там мы находили следы этой цивилизации, городища.
По каким-то причинам несколько тысяч лет назад наши предки с Урала, Московии начали мигрировать в сторону Средней Азии. Возможно, природный катаклизм случился. Или война древняя, воспоминания о которой сохранились в легендах о великой стране Тартарии...
Каменные столбы на горе Меча. Фото - Николай Субботин
ЯЙЦЕГОЛОВАЯ ИНОПЛАНЕТЯНКА
- Этим летом, кстати, «инопланетянку» нашли в Аркаиме. Захоронение женщины с удлиненным черепом. Сенсация!
- Это было буквально при нас. Но сенсации я не вижу. Почему-то считают, будто «яйцеголовые» жили только в Африке и Америке. Мой знакомый исследователь в Мексике увлекается этой темой. В его базе данных более двухсот таких находок по всему миру. В Орловской губернии, кстати, нашли целое поселение древних «яйцеголовых». Здесь другой вопрос возникает. Это культура деформирования обычных черепов с раннего детства с некоей ритуальной целью, как нам традиционно пытаются навязать ученые? Или же была особая раса, род «длинноголовых»? Интересно бы провести генетическую экспертизу загадочных черепов с разных континентов. Орловщина, Аркаим, Мексика, Египет, Африка… А вдруг – это отдельная ветвь человечества?! Которую перебили, или вымерла сама. Мировая сенсация. Почему нет? Тогда понятно станет, почему египетских жрецов изображали в удлиненных шапках. Возможно, у этих мудрецов были длинные головы.
Каменные шестеренки со сквозными круглым и треугольным отверстиями. Фото - Николай Субботин
- Николай, извините за любопытство. А легендарную «Золотую Бабу» чекисты в 30-х годах не на Уе искали?
- Чуть севернее. Это отдельная история. Мы о ней фильм делали. Предполагают, у древних народов был большой идол из чистого золота. Держащий на руках младенца. Если вспомнить «Атлантиду» Платона, у него верховная богиня затонувшего континента тоже держит на руках младенца.Точно такой же образ воплощен в египетской богине Исиде. Иначе её называли - Исет. Любопытно, но в Свердловской области течет река - Исеть - не память ли о древних богах? Легенда, кстати, доказывает версию о волне миграции через эти края. Ведь у манси, финно-угров, других коренных, по нынешним меркам, народов Севера нет традиции изображать полуобнаженную женщину. Ощущение, что символ «Золотая Баба» пришлый. Была волна миграции более высокой культуры. Кстати, легенда очень живучая на Урале. «Бабу» не только сталинские чекисты искали. Еще Ермак Тимофеевич… Но не нашли до сих пор.
Необычное круглое озером недалеко от поселка Стрелецкое Фото - Николай Субботин
КУДА УШЛИ НАШИ ПРЕДКИ
- Экспедиция закончена. Что дальше?
- В сентябре в творческом объединении "Достояние планеты" начнём монтировать документальный фильм по ее материалам - «Дорогами Ариев. Урал». А в октябре поведу новую экспедицию – «Дорогами ариев. Узбекистан». Сравнивая снимки со спутников, обнаружил там загадочный объект. Он один в один повторяет челябинский Аркаим! Только наш город разрушен, а тот в климате сухом сохранился почти в первозданном состоянии. И улицы и дома. Подобных объектов там будет порядка тридцати. Они очень похожи на челябинскую «Страну городов». На базе «узбекских городов» стало возникать учение зороастризм. В Средней Азии мигрировавшие с Урала, Московии арии осели на 500-1000 лет. И пошли дальше двумя потоками. Один - в Афганистан, Иран… Другой – в Тибет, Индию… Будем изучать очаги культуры – древние «Веды», «Авесту», Махабхарату, зороастризм, тибетские учения, поищем точки соприкосновения. Собрав мозаику, можно будет понять, что за единая культура находилась на нашей евразийской равнине 5 тысяч лет назад.
- Удачи, Николай!
- Спасибо!
ИЗ ДОСЬЕ "КП"
Николай Субботин, 41 год. Исследователь непознанного,журналист, режиссер. Организатор многих экспедиций по Уралу, Тянь-Шаню, Египету, в том числе к предполагаемым местам катастроф НЛО. Автор книг "Русский бермудский треугольник. Репортаж из самой знаменитой аномальной зоны России" о легендарной пермской Молебке,"По ту сторону реальности", "Гости из иных пространств", "Проект "Сетка". Осенью выходит новая книга о секретных проектах Аненербе, ОГПУ, НКВД. Снял много документальных фильмов про аномальные явления и загадки истории. Создатель Русской уфологической исследовательской станции RUFORS.Ведущий авторского тв-проекта "Планета Урбантрип". Руководитель экспедиционного отдела и редактор творческого объединения "Достояние планеты".
ВНИМАНИЕ!
Друзья! Информацию о необычных артефактах, находках, исторических загадках, предложения об экспедициях присылайте Николаю Субботину на адрес [email protected]
Документальный фильм Николая Субботина "Неизвестный Аркаим".Документальный фильм Николая Субботина "Неизвестный Аркаим"
www.ural.kp.ru
Старые дороги Южного Урала. Промежуточный итог.
В четверг-пятницу оторвал свою задницу и съездил, доснял Сибирский тракт. Эти исследования хорошо развивают анализ. Как писание пером мелкую моторику, так и постоянные исследования, размышления развивают аналитическую составляющую в голове. Я доехал до Месягутово и сказал себе: ну ее нах, хорош пока! На пустом казалось бы месте я сделал такую интересную, в первую очередь для себя, краеведческую штуку и понял, о чем я могу написать серию очерков. Это конечно же о старых дорогах Южного Урала. Я долго смотрел не это все и совсем не знал, с какой стороны подступиться. Но когда с краешку так зашел, то понял две вещи сразу:1. какой я все-таки невежды в этом вопросе был еще вчера2. как быстро я умнею!На своем пути я встретил множество людских поселений, которые никогда до этого, проезжая мимо, не замечал. Я понял, откуда появились на севере Башкирии русские деревни. Каким образом шло заселение лесных и лесостепных краев. Я анализировал планировку деревень и вычислял, строили их на дороге или до ее прихода. Я понял, что Сибирский тракт был той нитью, по которой крестьяне-кунгуряне тянулись в Башкири. Я узнал, что эта дорога была единственной, что вела с Южного Урала в Сибирь. И вела через Кунгур, где шел Большой Московско-Сибирский тракт, та самая Екатерининская дорога. Я устал слушать рассказы про "екатерининские" дороги где бы то ни было. Но я узнал, как строились дороги у нас 200 лет назад. Мне стала ясна система почтовых трактов Российской Империи. Это была замена автобусам и поездам еще 150 лет назад! А еще были коммерческие дороги и они отличались от почтовых. По Южному Уралу шло несколько таких трактов и все они там или иначе вылезают на поверхность. Сколько всего я нашел на Сибирском тракте! Церкви, мостики, покинутые людьми деревни. В голове не укладывается порой: вокруг тайга, никого на десятки верст, а когда-то здесь было село, сотня дворов, пол тыщи людей. И т.д. и т.п. Уфа-Медведёрово-Ахлыстино-Калинники-Емашево-Мишкино-Рефанды-Явгильдино-Байки-Караидель-Буртым-Тастуба-Дуван-Месягутово и... здесь я пока устал и решил отдохнуть. А сколько их впереди. Алла бирса, весной продолжу. И я знаю, теперь гораздо больше знаю через дорогу, которую буквально прочитал словно книгу, как жили люди, что двигало ихними мыслями и поступками. Спасибо тебе, дорога! зы. прав был старина Грин в своем обожествление дороги. Это только вам, городским домоседам ее не понять не при каких условиях. А для людей, склонных к перемене мест это большая-большая книга, это одна целая и вся жизнь. На этой пафосной ноте позвольте и перейти к фотографиям, которые просто взял и нахватал из большого-большого массива.
kuznetsov-ru.livejournal.com
Запрещенные тайны Урала. |
Интересно посмотреть на карту Приполярного, Северного и Среднего Урала.
Там много абсолютно круглых озер. Причем они не посещаются ни местными жителями ни животными. Причем у этих такие веселенькие названия типа Шайтанка, Дьявольское, Огненных Столбов и т.п. И везде веет одна и та же легенда, что там падал то ли какой-то огонь то ли вылетал оттуда.
Аракульские Шиханы Фото Влад Кочурин
Северные народы (ненцы и др) сохранили легенды об огненных грибах. Есть популярная версия, кочующая по интернету, что территория Великой Тартарии от Урала до Тихого океана подвергалась ядерной бомбардировке причем совсем недавно где-то лет 200 назад, после чего возникла малая ядерная зима в 1816-1818 годах. Правда, кто же нанес эти ядерные удары? Мне удалось откопать одну версию.
Сколько же этих круглых озер на Севере? Много. Сейчас вода из них уходит постепенно. На Северном Урале, где раньше были непроходимые топи, сейчас можно проехать на "Урале". Реки тоже становятся мельче. Где раньше проходили на катамаранах, сейчас просто ручьи. Как будто земля поднимается.
Есть находки на Урале, это скалы некоторые, которые выглядят как кладка. Интересно что хребет Торе-Поре-Из на Северном Урале давно закрыт для посещения. Он объявлен зоной тишины так как там мол растут реликтовые лишайники, которые нельзя вытаптывать. Но мы туда сходили в 1989 году, хотя знали что район закрыт для посещения. Мы думали, что из-за расположенных поблизости военных объектов, может быть шахт с ядерными ракетами. Торе расположен севернее знаменитого Мань-Пупу-Нера. И тоже выглядит как разрушенный город. Ни одной живой души не встретили, хотя ночевали около крепкого егерского домика. В поход мы ходили с бумажкой - разрешением от заповедника, но Торе-Поре-Из там не был заявлен.
На фото На плато Торе-Поре-Из.
Мань-Пупу-нер. Это мегалиты - одно из чудес России. На территории Печеро-Илычского заповедника. Есть версия, что это ни какие не столбы выветривания, а останки древней постройки, то есть мегалитическое искусственное сооружение. Может это был целая стена, отделявшая Асию (страну асов) от Европы? Урал- это граница все таки.
Итак, есть теория ядерной атаки примерно 200 лет назад. Все таки в это очень трудно поверить. Понятно, что были разные "войны богов" в прошлые эпохи энное количество миллионов лет назад, ну или хотя бы сотен тысяч лет назад. Это описано в Махабхарате. Но 200 лет назад? Обычно в качестве аргумента говорят, что тогда все сгорело и поэтому современным лесам Урала и Сибири не более 200 лет. Реликтовых лесов нет. И даже почвы мол содержат пепел, что тоже доказывает эту версию. Именно в огне ядерной атаки будто бы были уничтожены все многочисленные города и поселения Великой Тартарии. Но непонятно все же следующее. Чтобы уничтожить многомиллионную страну надо было взорвать огромное количество зарядов. Воронки должны быть гораздо чаще. И главное кто их наносил? Инопланетяне? Альтернативщики считают, что Сибирь начала осваиваться только после 1825 года.
На сайте "Держава Света" говорится, что ядерные удары "произвели демоны нижних сфер .... Нападение было неожиданным и никто не был готов к нему. Потери и разрушения были такими огромными, что оказать достойного сопротивления никто не смог. Более того, природный ответ на ядерную бомбардировку был столь ужасающим, что оказывать сопротивления было практически некому". Ну, хоть какая-то версия.
Аракульские Шиханы фото Илья Богданов
Аракульские Шиханы в Челябинской области - один из самых любимых объектов у исследователей мегалитов. Этот живописный скальный хребет, как они считают, рукотворная кладка. Здесь очень много таких геометрически правильных камней, хорошо подогнанных друг к другу, как будто нарочно выпиленных. Подобные строения встречаются на Урале очень часто.
Фото Останцы на Приозерной сопке, скалолазы их называют "Жандармы"
Например Приозерная сопка на озере Тургояк возле острова Веры. Там такая же стена с такой же как на Аракульском Шихане полигональной кладкой. Единая технология.
Фото Стена на Приозерной сопке
Полевской, Азов-гора со своей знаменитой пещерой, описанной Бажовым. В книге Коляды она описана, как место выхода из царства Дыя - царства мертвых. Там даже описывается, что когда Дый обложил людей слишком высокой данью, Велес вступился за людей и убил Дыя. Азовка - это жена Велеса. Она отправилась на поиски своего любимого. Нашла его, но выйти вместе они не могли. То есть она могла, но без него. И перед ней встал выбор: выйти одной или остаться там. Этот сюжет неоднократно повторяется в разных легендах с вариациями. Например Изида (она же Исет(ь) - река неподалеку от Полевского) ходила куда-то в царство мертвых в поисках Озириса кажется.
Еще такая есть легенда, как Велес украл Ладу (Богородицу) - жену Перуна. Этими делами постоянно занимались Олимпийские Боги. В смысле умыкнуть жену, и т.п.
Недалеко от Азов-горы есть реальные каменные лабиринты. На них лучше смотреть не летом, когда зелени нет. Это место энергетически перегружено. Там постоянно слышатся какие-то шорохи, звуки, голоса... Когда смотришь на некоторые фрагменты этого лабиринта, четко видны стены какого-то коридора. Это единое строение. У подножия горы Большой Азовки большая поляна, отмеченная большими камнями, как будто бы зал с остатками колонн. Недалеко от горы есть другая ровная поверхность и видно, что осыпается тоннель и заканчивается ямой глубиной метров 30. Кто ее вырыл, когда и зачем? Вспоминается "Синюшкин колодец" Бажова. Одна пожилая женщина лет семидесяти рассказывала, что ее дядька ходил на заработки к Хозяйке Медной Горы. И возвращался с деньгами и камнями, весь такой упакованный. Полгода жил-пировал и опять на полгода в гору. Во все времена было много легенд об этом месте. Про разбойников, про тайную дорогу и т.д.
Аракульские Шиханы. Фото Влад Кочурин
Еще еще древняя легенда есть о битве Сварога и Дыя здесь. Сварог победил и загнал людей Дыя под землю в Уральский хребет. Иногда они выходят оттуда и их голоса слышны. Об этом писал и древний грек Геродот. По их мифам в Рипейских горах жили люди - полузвери. Это потому что они носили обувь или штаны из шкур мехом наружу, как и сейчас на Крайнем Севере. Они будто жили в горе добывали драгоценные камни, иногда выходили наружу и обменивали их. Причем в гору никого чужого не пускали.
Аракульские Шиханы. Фото Влад Кочурин
Мегалиты Урала начинаются на Южном Урале от горы Ямантау и заканчиваются в районе Нижнего Тагила. Километров 300.
Кроме большого всем известного города Нижний Тагил есть еще и Верхний Тагил, находящийся понятно что выше по течению реки Тагил. Рядом с ним есть гора Теплая. Есть легенды, что она вся изрыта подземными ходами. Там прятались староверы в свое время. И они будто какой-то группой в какой-то момент ушли в эту гору насовсем и запечатали вход. Эту гору просвечивали прибором, там действительно есть полость, есть проходы, но как туда попасть никто не знает. Эта гора покрыта лесом и есть одно место - абсолютно круглая поляна, не ней ничего не растет. И от нее отходят тропы. Причем тропы проходят под деревьями, как будто проходили маленькие люди высотой со стол. Чудь наверное, дыевы (дивьи) люди.
Аналогичные разрушенные города есть и в Саянах и на Алтае.
Фото Инзерские зубчатки. Южный Урал
P S Анекдот
Всемирная конференция археологов. Встает немец и говорит: - Наши археологи произвели раскопки на глубину 10 метров и нашли медь. Это доказывает то, что 100 лет назад в Германии была телефонная связь! В зале аплодисменты. Встает американец и говорит: - Наши археологи нашли на глубине 50 метров стекло. Это свидетельствует о том, что 500 лет назад на территории Америки была оптоволоконная связь! Поднимается русский и говорит: - Наши археолог и произвели раскопки на глубину 100 метров и ничего не нашли. Это говорит о том, что 1000 лет назад на территории России была сотовая связь!
Советую посмотреть
perevalnext.ru
Сибирский тракт - дорога скорби |
Старинный Сибирский почтовый тракт - дорога путешественников, ученых и каторжников.
Здесь люди шли голодные босые, лишенные и ласки и тепла
Великая бунтарская Россия меж тех берез на каторгу прошла...
Сибирский тракт - это уникальный памятник российской истории XVIII века, сыгравший огромную роль в хозяйственном освоении Сибири.
До строительства Транссибирской железнодорожной магистрали в самом конце XIX века, это был единственный маршрут, соединявший европейскую Россию через всю Сибирь с Китаем. Его называли также Московский тракт или Московско-Сибирский или Большой или Великий или Осьмая государственная дорога и еще Чайный, ведь из Китая шли караваны, груженые чаем. Сибирский тракт протянулся на 8332 версты и стал самой протяженной сухопутной дорогой в мире.
В начале XVIII века на Урале начинается промышленная революция. Строятся многочисленные заводы. Старая Бабиновская дорога не справляется с нагрузкой. В 1820 году Татищев ходатайствует в о строительстве новой дороги из Кунгура в Ирбит. Но косность чиновников долго еще не удавалось преодолеть. Лишь в 1754 году Сенат подписал Указ о строительстве почтовых станций для почтового отправления бумаг из Сибири в Россию и обратно. И лишь в 1783 году Большой Московский тракт был официально узаконен.
По Уралу тракт, прошедший через Пермь, Кунгур, Екатеринбург и дальше на Тюмень, называли Кунгурской дорогой. Регулярное движение на Кунгуро-Екатеринбургском участке было открыто в 1755 году. Дорога конечно была очень тяжелой и непролазной особенно в распутицу. Местных крестьян обязывали обустраивать ее, расширять. И дорога несмотря ни на что активно осваивалась, строились почтовые станции, возникали новые деревни.
В конце XVIII века на Средний Урал были переселены из Поволжья несколько десятков тысяч ямщиков. Это говорит о том что движение было весьма оживленным. Ямщики обслуживали дорогу до Тюмени и были служивыми людьми.
За сто лет с конца XVIII по конец XIX века по Сибирскому тракту прогнали порядка 1,5 миллиона каторжан. Можно сказать что это был еще и Великий кандальный тракт. Арестанты время от времени по пути сбегали и тогда стражники пополняли состав за счет первого встречного, ведь они должны были сдать партию на очередном этапе "по счету". Когда шла партия от 100 до 500 человек, то звон кандалов разносился по округе на несколько верст. В уральском городе Камышлов (до 1781 года это была слобода) имеется старейшая на Урале тюрьма. Находится в центре города. Она была основана еще в конце XVII века и там содержались бунтовщики Степана Разина. Стены тюрьмы 1 метр толщиной. Это был важный пересыльный пункт. Отсюда для каторжан начиналась Сибирь.
Интересно происхождение названия города. "Камыш" и "лов". Сам городок находится на заболоченной низине, поросшей камышами. Зэки туда убегали и их там в камышах соответственно ловили. Это происходило постоянно. Весь путь от С-Петербурга до Иркутска занимал в XVIII порядка двух лет, а во второй половине XIX века сократился до полугода. Интересно что если арестант по дороге умирал, то его клали на телегу и все равно везли до этапа чтобы сдать по списку. Отсюда пошла поговорка "доставить живого или мертвого".
Этап от Перми до Камышлова составлял 400 верст. Конвоиры, сдав партию, возвращались, отдыхали и все по новой. Такой вот конвеер. В 20 верстах западнее Екатеринбурга проходит граница "Европа-Азия" и там в конце XVIII века установили пограничный столб. Дойдя до него каторжники падали на колени и, обнажив головы, со словами "Прощай, Россия-матушка!" брали горстку земли, потом зашивал ее в мешочек.
По Сибирскому тракту прошло немало бунтарей. Дважды в 90-е годы XVIII века через Камышлов проехал Радищев - родоначальник российского самиздата. Так как он ехал в ссылку а не на каторгу, будучи политическим заключенным, то передвигался практически как путешественник без кандалов, но в сопровождении конвоира, а размещался в обоих случаях на почтовой станции, а не в тюрьме. Когда ехал обратно из 7-летней ссылки (1890-1897), то пил чай у губернатора.
Шли по Сибирскому тракту конечно же и декабристы - 96 человек, приговоренных к каторге. В 1826-1827 годах они прошли несколькими партиями. Для них условия были суровыми, в кандалах и пешком.
Позднее клиентами Камышловской тюрьмы становились разные революционеры. По пути в Омский острог останавливался 29-летний Достоевский в 1850 году. А за ним и Чернышевский в 1864 году по пути на каторгу в Нерчинский острог. Но надо сказать, что Чернышевский на каторге, пробыв 7 лет, не особенно надрывался. Жил там в отдельном домике, каторжной работы не выполнял и к тачке его не приковывали.
В Камышлове были похоронены расстрелянные матросы с броненосца "Потемкин", есть братская могила и памятник.
Камышлов был довольно зажиточным купеческим городом, здесь велась торговля хлебом, который поступал из плодородного Зауралья. Многие купцы именно на хлебе сделали себе состояние. В Камышлове как и в соседнем Ирбите множество старинных купеческих особняков. Есть Покровский собор - памятник архитектуры XIX века. В Камышлове много лет жил и работал Павел Бажов. Недалеко от города находится санаторий Обуховский - один из известнейших на Урале.
Писатель Мамин-Сибиряк назвал Сибирский тракт - дорогой скорби, хотя все скорби царской России меркнут перез Гулагом.
Новый Сибирский тракт.
Новая дорога где-то совпадает со старой, а где-то ее спрямили. И вот в этих местах кое-где у деревень сохранилась старая грунтовка например у села Кояново недалеко от Перми. Эта башкирская деревня возникла в 1689 году от личного имени Куян - "заяц". Теперь местные башкиры считают себя татарами и говорят на пермском диалекте казанских татар.
Маршрут Пермь-Екатеринбург никогда не бывает пустым. Бексонечной вереницей и днем и ночью тянутся потоки машин. По Сибирскому тракту существует целый туристский маршрут (2-х и 5-ти дневный) с экскурсиями по храмам, конными прогулками, пельменями, легендами местного значения.
Советую посмотреть
perevalnext.ru
По старой дороге | По Тропам Южного Урала
Я боялся проспать и соскочил чуть свет. Достал из загнетка горшок с остатками похлебки. Кусок хлеба, припасенный с вечера, да несколько картошек положил в котелок и завязал котомку. Поднялась бабушка, поскрипела половицами и, охая, села к столу:
— Не ходил бы.
— Много ли тут высидишь.— Я отвернулся к окну, за которым еще не рассинелось утро.
— Ну, гляди,— вздохнула бабушка.
У нас замерзла картошка. Зимой ее еще можно было кое-как есть, потом она почернела и размякла, а до свежей еще было далеко. Мамина сестра, тетя Таня, написала, что у нее картошка сохранилась, и я собрался в Карабаш. Была и еще причина. Тети Танин сын, а мой сродный брат Витя пятнадцати лет, уже работал на медеплавильном заводе слесарем, сделал складной ножичек и зажигалку из гильзы. Я втайне надеялся, что тоже от него, может быть, научусь делать зажигалки и тогда не придется высекать огонь кресалом.
— Как Тесьминский мост перейдешь, так все вдоль опор правь,— напутствует бабушка.— Сперва контрольный попадет, потом другой, после печи Худяковых, потом Киолимские, за ними опять контрольный, а уж там и Золотую гору увидишь, за ней дым — Карабаш и есть.
Все это я знал по многочисленным рассказам. Мы и сами жили на контрольном пункте линии электропередач, сокращенно ЛЭП. В лесу, через горы, прорублена широкая полоса, на ней стоят высокие столбы — опоры, похожие на букву «П». Они держат толстые провода. По этим проводам идет ток большой силы, такой большой, что двигает поезда, заставляет работать заводы и освещает целые города. Провода эти натягивают, а потом следят за исправностью линии монтеры. Мой отец и был таким монтером. И не один, а целая бригада. Эта бригада долгое время жила у нас. В дождливые вечера монтеры собирались у огня и вели разные разговоры. А так как почти все они были охотниками, то много говорили об охоте. Я слушал, наблюдал, как они живут и одеваются, у кого какие ружья и лошади. Говорили и о том, что на случай войны охотнику будет непременно легче, потому что он ко всему привыкает, ничего не боится, что из них получаются добрые следопыты-пограничники, а также снайперы.
Однажды на рассвете меня разбудила бабушка:
— Погляди-ка, Чиненов-то кого принес.
На столе лежал глухарь, добытый одним из монтеров. Распахнутые крылья занимали всю длину стола, а бородатая голова на длинной шее с нахохленными перьями свисала почти до пола. При свете керосиновой лампы глухарь показался мне угольно-черным и огромным. Будто в сказочном сне, я сидел возле необыкновенной птицы, рассматривал бахромчатые лапы, красные брови, рисунчатый хвост. С тех пор я решил сделаться охотником.
Потом, когда пошел в школу, по зимам я жил у поселковой бабушки и теперь ночевал у нее, чтобы сократить путь до Карабаша.
— Заверни на плотину, передай Савелию.— Бабушка положила на стол сверточек.— Скажи: от Мохова.
Слесарь Мохов считался среди охотников лучшим ружейным мастером. Он, видимо, высылал новую деталь вместо сломанной.
Котомку за спину — и выхожу. Свежо до дрожи. В небе огненно-красная заря. Пробегаю Каменку ниже дерновой запруды и одним духом взбираюсь в гору. Вокруг поселки: Рабочий, Чапаевский, Ветлуга, Демидовка. Гору огибает железная дорога, над ней густой дым — паровоз «ФД», что означает Феликс Дзержинский, тянет длиннющий состав: на платформам, накрытых серым, танки.
Мы тогда рисовали танки на газетах, в старых книгах, на партах и заборах. Наши танки давали такие залпы, что немецкие «тигры» разлетались на куски, а экипажи летели вверх тормашками. Самолеты со звездами на крыльях заходили в хвост «мессершмиттам» и «юнкерсам», и те кувыркались, волоча за собой густые полосы дыма. Наши пушки дырявили толстые стены дотов, а корабли шли на таран, и от фашистов оставались пузыри на воде. Мы не только рисовали, но один раз ходили в военкомат с Ленькой Кривопаловым проситься на фронт, но нас завернули обратно. Ленька предложил бежать. Мне было жаль маму — без отца семье и так приходилось тяжело. Тогда появилось много волков, еще подумает, что меня загрызли. К тому времени я освоился с ружьем, иногда приносил домой дичь, считал себя заправским охотником и на фронте надеялся стать снайпером.
Ленька однажды не пришел в школу. Его сняли с товарняка под Уфой грязного, оборванного и еще более худого. Через месяц он убежал снова, и встретились мы уже после войны. У Леньки на гимнастерке ослепительно сияла самая настоящая медаль, а нехватка двух пальцев на руке придавала ему особый вес в моих глазах.
Едва состав миновал Средний мыс, а у Сорочьей горы появился новый — и опять танки.
Сбегаю с горы, миную еще одну, у плотины слышу шум падающей воды, звук ботала — корова Майка отбивается от комаров, да вжик-вжик — должно, Савелий правит косу. Так и есть, в распущенной рубахе, худой и высокий, сунул за голенище брусок — и айда махать самой большой, какую когда-либо приходилось видеть, литовкой, оставляя широченную полосу сыро пахнущей травы.
Его считают нелюдимым. И верно, в хмуром взгляде будто что-то глубоко затаенное от людей. Мне по сказкам представлялись именно такими разбойники. И хотя он ко мне благоволит больше, чем к другим, я его побаиваюсь. Торопливо достаю сверток:
— От Мохова, бабушка по пути передать наказала. Его глаза зверьками из-за кустов нацелились:
— По какому такому пути?
— В Карабаш пошел, к тете Тане.
— Не дойти тебе. Пятьдесят верст — не в бабки сыграть.
— Дойду.
— А хаживал?
— Заблудиться негде, дорога вдоль трассы.
— Камень, ямы да болота — вот вся и дорога.
— Дойду.
— Ну, ин по делам вору и мука. Погоди, куда ты? Дождь будет, намокнешь и пропадешь.
— У меня кресало есть.
— Ах, язво сибирское!— и Савелий принялся хохотать.— Крысало... Ну, ступай, коли крысало, только до моста не дойдешь, как до костей прополощет, будет тогда тебе крысало...
Половина неба совершенно чиста. Нет, напрасно старик пугает.
— Зайди, черкну Худякову насчет капканов. Самого не случится дома, Варваре передашь.— И пошел, перекинув косу через плечо.
На берегу с черной плоскодонки Филатовна черпала воду.
— Да это, никак, Васька?
— В Карабаш наладился, орел.
— Да ты в уме ли, парень?— Филатовна перекинула ведро в другую руку.— Ближнее ли место? Что отец пишет? Здорова ли мать, что поделывает?
— Известно,— помрачнел Савелий,— Мужики там головы кладут, бабы тут жилы рвут на работе, чтоб ему ни дна ни покрышки.— И, сплюнув, длинно обругал Гитлера.
В сенях я скинул ботинки. Савелий поднял их, оглядел и отложил.
На кухне у стариков была печь, возле нее скамеечка, лавка у стены, стол в простенке между окнами, выходящими на пруд, самодельные стулья, посудник, задернутый цветастой занавеской. Пахло сухой травой, пучки которой висели вдоль стены под потолком.
В комнате — кровать, над ней ружье, у окна комодка, тоже самодельная, и большое зеркало в раме с завитушками.
Савелий прошел в комнату, достал из комода чернильницу, ручку-вставочку да амбарную книгу, из которой аккуратно вырвал последний лист.
— Все пишет,— почти шепотом сказала Филатовна, очевидно, не одобряя этого занятия старика.
— Опять за свое!— мохнатые брови сдвинулись.
— Молчу, Савва, что ты, что ты...
— Говорил: уровень, градусы и все, что к воде приходится, записываю. Дождь пойдет, я должен вешняки поднять, с гор-то мало ли ее хлынет — плотину порвать может, мост снести.
— Это когда же он будет, дождь-то?
— Да сейчас же и польет.
На стеклах вскоре появились косые росчерки капель. Савелий мне показался волшебником, который говорит мне назло, что пойдет дождь, а сказал бы, что не пойдет, так, небось, светило бы солнышко.
— А теперь,— он глянул на Филатовну,— про волчьи капканы пишу. Мало им Писаря, и до Майки доберутся.
— Нет-нет, пиши, как можно Майку задрать.
Только тут я заметил, что нет у стариков собаки. Пес был злой-презлой. Савелий свернул листок и подал:
— Гляди, не потеряй.
На конверте было написано: «Егору Спиридонычу Худякову-охотнику от плотинного Савелия». Я положил письмо в мешок.
— Раньше вечера на прояснит, ишь, Таганай-то головой в тучи ушел. Сиди, завтра убежишь.
Терять день не хотелось, да делать нечего. Савелий из сеней принес небольшую деревянную колодку и связку лыка, уселся возле печки и сапожным ножом принялся делить лыко вдоль на полоски, заостряя каждую с концов. Подрезав последнюю, взял по три в каждую руку и, положив на колено крест-накрест, стал переплетать между собой. Филатовна глядела на пруд, покрытый сыпью, и вздыхала:
— Не даст убрать кошенину. Помнишь, когда Петька ногу сломал, такое же негодное лето выдалось: греет да мочит, так все и пропало пропадом.
Портрет Петра стоит на комодке, там он в фуражке со звездой.
— Как бы хорошо теперь нам с Петькой-то было,— продолжает Филатовна.
— Погоди,— откликается Савелий,— намнут холку супостату, накладут куда надо, вернется Петро домой.
— Вернется — дом ему купим. А что? У Расщюпкиных на Пушкинском хороший дом и недорого, за пять отдаст Марфа, одна осталась, зачем ей. больше? А Петька женится, ему в самый раз. Потом, может, и мы туда переберемся, кто ж водиться с внучонками станет,— рассуждает Филатовна.
А дождь льет. Все в доме стариков мне уже известно и не занимает, кроме ружья, но попросить его не смею.
— Тоскливо, так почитай.— Филатовна достает из-за печки книгу с черными корками и желтыми листами, не то изгрызенными мышами, не то обитыми. От книги пахнет затхлым. Пробую читать про какого-то Моисея и ничего не понимаю.
— Брось,— говорит Савелий.— Мошенство это все и леригия. В святые-то мало кто из бедных попадал, а все народ денежный. Наблудит, а потом и отвалит золота — как не святой.
— Греха побоялся бы, старый,— укоряет Филатовна.
— Опять за свое!— Савелий ударяет кулаком по колену.
— Ну-ну, Савва, что ты, будь, по-твоему.
— Ты, Васька, не слушай, что она буробит, слушай, что я тебе наскажу.
Он некоторое время молча шелестит лыком, кидает в подпечек окурок и начинает:
— Вот тут, где мы сидим теперь, возле речки жили вольные люди. Чуешь? По вечерам они палили костры, за речкой кормились кони, а лишь всходила луна, над долиной текли тягучие звуки — то курайи Наджибек играл на курае для красавицы Айгуль.
Многие богатые люди хотели взять Айгуль себе в жены, но ее отец, бедный Сайт, только посмеивался: «На богатство, что на болотную зыбь, на текучий песок, положиться нельзя — обманет».
Когда пришел Наджибек, Сайт с усмешкой спросил: «Ну, а у тебя что есть?» — «Только курай».—«Это хорошо, богатство обманет. Но что за джигит без коня? Да и джигит ли ты? Пойди и приведи из табуна коня, серого в яблоках. Он никому не дается, на него давно махнули рукой. Приведешь, бери Айгуль в жены».
Пошел Наджибек в поле. Видит: пасется табун, а в табуне серый в яблоках конь — ноги струной, шея дугой; храпит, из-под копыт земля летит, из ноздрей пар идет, из глаз искры сыплются. Видит Наджибек — пустое дело, не взять коня, и в великой тоске заиграл о любви, большой как мир.
Серый повел ушами, прислушался и пошел на звуки. Так Наджибек привел его к кибитке Сайта. «Ты джигит, Наджибек,— сказал старый Сайт,— но какой же джигит без доброй сабли? Богатство обманет, конь спотыкнется, а сабля выручит. Достань саблю булату кары-табан, чтоб махнул ею, и сверкнули молнии, прогремел гром. Достанешь — бери Айгуль в жены».
Пошел Наджибек и видит: кузница, в ней кузнец кует. Поклонился и попросил: «Сделай мне, добрый кузнец, саблю булату кары-табан, без нее мне жизни нет».— «Э, - ответил кузнец,— такая сабля много-много коней стоит. А что у тебя есть?» У меня только курай».— И заиграл.
Послушал кузнец, веселым стал. Большой его молот будто сам заходил в руках, будто сама собой выковалась сабля.
«Как хорошо поет твой курай! Бери за это саблю». Взял Наджибек, поклонился кузнецу и ушел. А кузнец еще долго смеялся и приплясывал.
— Ты принес саблю булату кары-табан?— удивился старый Сайт. Махнул саблей — сверкнула молния, прогремел гром.— Ты настоящий джигит, Наджибек. Но богатство обманет, конь спотыкнется, самая острая сабля притупится, а песню ничто не возьмет. Ветер разгоняет туман, а хорошая песня рассеивает печаль. Спой такую песню, чтобы она покорила сердце, и тогда красавица сама придет к тебе.
Заиграл Наджибек. Так заиграл, что степь, сколько стоит, еще ни разу не слышала такой песни. Даже луна заслушалась. Заслушалась и сказала: «Ах, какая песня у этого курайчи! Пожалуй, стоит послушать. Только тяжело стоять мне без привычки».
И содрогнулась земля, и выросла огромная, до неба, гора. Села луна на гору и забыла про все на свете.
А Наджибек играл и пел о лице, круглом и ясном, как луна; глазах, глубоких, как озера, в которых утонула душа джигита; о щеках, подобных утренней заре, ослепляющей человека. Играл так долго, что маленькие деревья стали большими, а красавица Айгуль превратилась в старуху.
Увидев это, он в великой досаде сломал свой курай. Луна скатилась с вершины и пропала за горой. А подставка луны Таган-Ай до сих пор стоит напоминанием о том, что песня не должна быть слишком длинной. Вот как тут было,— закончил Савелий.
— А правду бают,— спросила Филатовна,— будто в той горе вода, и если ее выпустить — затопит город?
— Поговаривали,— отозвался Савелий,— вроде раньше беглые от заводских огненных работ, рудобои да углежоги в горы скрывались и видели это великое озеро. Да и откуда бы ключам да болотам наверху взяться?
Савелий затягивает лапоток на колодке, подстукивает ручкой кодочика, чтобы поплотнее вышло, и под кодочик лыко пропускает. Филатовна глядит в окно.
— Пузыри в лывах — надолго, знать, зарядил.
— Небо-то, хвати, так износилось, как Васькины ботинки.— Савелий сгреб в кучу лыковые обрезки и распорядился:
— Собирай на стол. А ты, Васька, с лавки слазь-ка да стул подставляй.
Мне давно хочется есть, у стариков на столе не густо.
— Чего ждешь?— спрашивает Савелий. Достаю из мешка хлеб и картошку.
— С чем пойдешь-то?
— У меня еще есть,— отвечаю, не моргнув.
— Ну-ну, гляди.
На столе квашеная капуста, рубленная со свекольным листом для экономии, молоко, рыбные котлеты, которые мне очень понравились. Они оказались из гольянов, пропущенных через мясорубку. Захотелось наловить этих рыбок.
Дождь приутих, и я побежал на слив, где вода падала и стекала в яму. На берегу лежала удочка, ею Савелий удил гольянов для насадки на крупную рыбу. Нашел под корягой червяков и стал таскать ярко раскрашенных рыбок. Выдернув с десяток, закинул дальше, надеясь выудить хариуса, и зацепил крючок. Потянул — леска ослабла, а крючок остался под водой. Ах, зачем я не полез в воду и по леске не добрался до крючка? Что теперь скажу старику? До войны было хорошо — продавали в магазине, а теперь, где взять? Собрал жалкую кучку рыбок, в лопушок и побрел к дому: что будет, то пусть и будет. Спросят, скажу: так, мол, и так. Не спросили. Старик продолжал ковырять лапотки, старуха латала ему рубаху. Они вспоминали отряд какого-то Каппеля, который бежал от красных, и где проходил, заносил сибирскую язву — вымирали целые села. Но я все это плохо слушал, тревожимый виною перед стариком. Остаток дня показался бесконечно длинным. К вечеру старик поднялся:
— Меряй штиблеты. В них колобком по лесу прокатишься. Спроворь-ка, старая, онучи парню.
Филатовна разорвала старую занавеску.
— Самое первое гляди, чтобы онуча не сбилась: мозоль наживешь — походу конец,— поучал Савелий.— Ставь ногу.
Я под его надзором обулся. Лапти оказались легкими и поскрипывали. Старик был рад, что пришлись впору.
— Тверды — не беда, живо обобьешь о камни, и нога спать будет. Опять же вода, если зайдет, то тут же и выйдет. А теперь ложись: не отдохнешь, не ходок из тебя.
Я был рад заснуть и не думать о крючке, но ворочался и встал рано, чтобы уйти, не потревожив стариков. Однако Савелий поднялся, сославшись на старые кости, которые не дают покоя, налил мне молока и посоветовал:
— Не скачи, пристанешь скоро, найди палку — все помощь. Да к Худяковым заверни, накормят.
Утро оказалось чистым. Край неба над Урал-Тау сиял, а воздух был таким свежим, что стало вдруг легко и радостно. Я побежал берегом пруда, обивая капли с травы. Над прудом курился легкий туман. На воде виделись морщинки от павших поденок, легких, как пушинки. Появилось целое облако комаров и мошкары. Сломил ветку и стал отбиваться.
Возле устья Тесьмы застал восход. Солнце поднялось над Урал-Тау, залило светом долину. Мокрая трава заискрилась. Вдруг из этого радужного царства с треском выломился рябчик и, сложив крылья, упал неподалеку. Я хорошо был знаком с повадками этой птицы и дал крюку, чтобы попусту не тревожить затаившийся выводок. Шел берегом среди темных елей, пронизанных солнцем, словно прошитых парчовым узором. Кое-где через речку висячими мостами перекинулись березы. Быстрое течение гнуло их ветви. Листья кувшинок словно кланялись мне. В заводинках крутились гольяны, иногда проплывали, словно простреливали воду, мелкие хариусы, а в одном месте из-под камня высунулся широкоротый пятнистый налимчик. Хотелось поближе с ним познакомиться, но я торопился: надо было по холодку пройти побольше. Вскоре показалось открытое место — трасса, а за нею мост.
Постоял на мосту, поглядел на кулика, который бегал по отмели, послушал отрывистый крик иволги: «Туда ли идешь? Туда ли идешь?..»
За поворотом—поворот. Все вперед, все вдаль бежит дорога, все выше в горы птичкой-подорожником манит: скок-поскок с кочки на камень, с елки на сосенку — айда за мной. По краям дороги ручейки-говоруны: хлебни пригоршней — сласть, плесни в лицо — отрада, и дальше ступай. А вот курумы широкой полосой, рекой каменной с хвойными берегами между высоких гор залегли. Откуда взялись они и застыли в вековой неподвижности?
А дорога бежит. И будто слышится скрип телег, накат саней с коробами, в которых уголь накрыт рогожами. «Н-но!»— мужики бородатые в зипунах, подпоясанных кушаками, руками машут. Свистят кнуты, тянутся из последних сил сивки, рыжки да савраски, заходятся в одышке, екают селезенки, падает с губ пена на дорогу. А она бежит, и конца ей нет.
Когда все было? Может, дедушка помнит? А может, еще его дедушка? Далеко-далеко, у Ицыла-горы лес дроворубы валили, угольщики жгли в печах да в кучах уголье, возчики везли на завод. Старый завод, старая дорога. Нет-нет, да и теперь попадется еще лошадиный череп на обочине, остатки колеса, обломок оглобли или съеденный ржой санный полоз.
Дорога долгая, чего в ум не падет, все переберешь, что было да что услышалось долгими осенними вечерами от охотников-баюнов.
Жил да был будто в том заводе, куда уголье возили, Агафон-удалец. При кричном деле состоял — крицы проковывал — это, понимать надо, железо такое в старое время делали, плющили его в полосы, а из полос на потребу шло: топор, лопату, а хоть бы и литовку — тоже взять негде. Работа была адова — угорали так, что за ноги за руки вон выносили. А начальство ходит, и что не по губе пришлось — в ус да в рыло, Ну, Агафон-то раз и говорит работным: какие вы, дескать, есть люди на земле русской, что бьют вас боем, а вы лишь утираетесь. Начальство услыхало, да и к Агафону по той же дороге заехало. Не поглянулось мужику, взыграла душа — сгреб он начальство в охапку. Работные глядят: что дальше будет. А он, Агафон-то, поднес начальство к наковальне: посмотрим, дескать, много ли в нем духу — попугать хотел. А у начальства духу-то и с горсть не было, и вышел он из души, обмякли ручки-ножки. Из конторы тут же указ: три тыщи ударов, в кандалы да, в острог. Лошадь от тыщи падала, а тут три. Пришли солдаты указ соблюсти — нет Агафона. Был — и нету.
Много ли мало ли времени прошло, а только начались тут дела дивные — стал появляться на горе Таганае человек, обросший весь, однако обличьем все же на Агафона схожий. А вокруг него работный люд начал собираться. Полиция бегает из конца в конец, из края в край, а захватить не может. С ног валится, только бы сохватать, вот он: цоп! — да с тем и останется. Агафон же удалец ух; на другой горе, а вокруг опять народ. Полиция — туда, окружат, обложат, как медведя в берлоге, и давай сходиться. Сойдутся носом к носу, а посередке опять пусто. Хоть ревом реви, хоть волосы на себе дери, а не дается Агафон-удалец, да и только. Куда пропадал? Да не иначе как в гору. Ему молодцу-удальцу все ништо было. За горы стал похаживать. Вышел раз в широкую степь, в чисто поле — и схватили его. Руки-ноги заковали в железо: «Сказывай, где товарищи-дружки, ход твой тайный где, пошто неслышим-невидим, как вода сквозь пальцы уходишь?»
Привязали к кандалам веревку, другой конец на руку намотали и узлом завязали накрепко, чтобы не ушел, и в горы молодца-удальца ведут. Привели к Таганай-горе, видят: дыра. Думают: допытались. А он и говорит: есть на свете пять главных дорог: одна — на запад, другая — на восток, третья — на юг, четвертая — на север, а пятая — в завтрашний день. Я по ней хожу, а вам, говорит, туда недоступно, потому напрасно ловите.
Пока, значит, стража вертела головами за пальцем, куда Агафон показывал, очухалась: ни дыры в горе, ни Агафона-удальца, одно вервие в руке, да кандалы в траве. А по горам хохот пошел...
Я остановился против Откликного гребня, кричу. Ожидаемого эха нет — жарко и глухо. Исчезли комары и мошки. Появились слепни. Они с гудением носились вокруг и кусались через рубаху.
Подъем кончился. Дорога теперь шла ровно и пропадала далеко за поворотом. Кое-где на ней сохранился полуразрушенный деревянный настил, по краям его выжималась ржавая вода, стоки густо заросли осокой и камышом.
Вдали послышался лай, из-за поворота выбежали три собаки. До контрольного оставалось не менее километра, и шел я без лишнего шума, однако учуяли. Черно-белые лайки бежали навстречу. По голосу можно было ждать, что они очень злы. Среди лаек, живущих в лесу, попадаются сущие звери. Я бросил палку, ветку, которой отмахивался, и с замиранием ждал встречи.
Не добежав шагов сто, собаки сели, как бы предупреждая — дальше ходу нет. Я шел, лай прерывался рычанием. Потом они окружили меня: две спереди, одна сзади. Прижал руки к бокам и двигался медленно, избегая глядеть им в глаза — чего лесные собаки не любят — и уговаривал: «Милые, хорошие собаченьки...» И боялся оступиться — кинутся и разорвут. Чем меньше оставалось до контрольного, тем неистовее становились, свирепели, заходились лаем собаки.
Я надеялся, что кто-то есть дома, выйдет и уймет их, но никто не выходил. За оградой бродила скотина. А вот и дом почерневший, с крытой шатром тесовой крышей, проросшей зеленым мхом, три окна на дорогу. В открытые ворота виден травяной двор, вытоптанный посредине, телега с поднятыми оглоблями, старая деревянная колода. На крыльце старушка, очевидно, совсем глухая — на собачий рев даже не повернула головы. За домом огород, обнесенный жердями, едва видимыми из-за поднявшейся конопли и сныти, а в нем над картошкой — подсолнухи и журавль с веревкой, будто на привязи.
Стоило миновать дом, как одна из собак перебежала назад. Передняя пятилась, с рычанием уступая мне каждый шаг. Потом и она перебралась к подругам, и они стали отставать, повернули к дому, но еще несколько раз возвращались и, наконец, отстали совсем.
Лицо, шею и руки палило жгучим зудом — слепни искусали в кровь. Умылся холодной водой, разулся, постоял в ручье, перекинул лапти через плечо и пошел босиком, ступая то на горячие камни, то испытывая приятную прохладу в тени. До следующего контрольного было километров десять, и мне опять стало легко и весело.
Впереди курилось марево. Слева высилась плешина Круглицы, за нею —Дальний Таганай, напротив него — Ицыл. Когда-то здесь были дремучие, страшенные по рассказам, леса. Целых сто и еще пятьдесят лет их рубили на уголь, и теперь старые выруба заросли и стали почти непроходимыми.
Журчат ручейки по краям дороги, наклонилась над ними трава. Белая таволга пахнет горьковато-терпко, в пушистых шапках ее копошатся жуки-слоники, над реброплодником висят журчалки, в малиновых кисточках татарника гудят шмели, всюду порхают бабочки. В одном месте на дороге они сидели так плотно, что и под ними не было видно земли. Я наклонился, протянул руку и отпрянул — змея! Когда прошел страх, увидел: под бабочками был выползок — старая змеиная кожа, из которой выползла гадюка.
А солнце поднималось, парило, в знойном воздухе стоял неумолчный звон кузнечиков. Я подходил ко второму контрольному, ступая босыми ногами так тихо» что собаки или не учуяли, разморившись зноем, или их тут не было. Миновал половину пути, и если кто вышел из Карабаша, должен был скоро попасться навстречу. Но прошел еще пять километров до печей, где жил охотник Худяков со своей Варварой,— встречных не было. Худяковых тоже дома не оказалось, и записку Савелия пришлось оставить у ворот, придавив камешком.
Тут стоял такой же дом, как на первом и втором контрольных, и в каком я жил сам на Березовке. Неподалеку — кирпичные печи с разрушенными сводами и кучи невывезенного угля, проросшие по краям бурьяном. Дорога местами была сплошь черной от угля. Разморенный жарой, я чувствовал сильную усталость, но голод заставлял думать об обеде и глядеть по сторонам. Кое-где маячили стебли саранок с ярусами листьев на них. Чем больше ярусов и толще стебель, тем крупнее луковица. На Березовке мне попадались с кулак, и десяток таких хватило бы на обед.
Вдруг я увидел маленький черный глаз, над ним красную бровь — тетерев в траве! Но почему он не летит? Охваченный охотничьим азартом, готовый кинуться и подмять его под себя, уже представлял полный котелок мяса: ешь — не хочу. И понял: он испытывал страх, какой, возможно, я недавно пережил от встречи с лайками. Я шагнул, косач сунулся в траву и побежал, вытянув шею. Он, должно быть, линял и, растеряв перья, не мог летать или был ранен весной на току. Мне стало жаль птицу. Пусть бежит себе, а я не пропаду. Вскоре выглядел стожар от прошлогоднего стога, выдернул его и стал бить заостренным концом, углубляя ямку возле саранки. Потом надавил на свободный конец, и с комом земли вывернулась золотистая луковица.
Через час накопал достаточно луковиц, промыл их в ключе, набрал хворосту, достал ватный жгут, втянутый в трубочку, чтобы не обивался пепел, кремень и кресало — кусок плоского напильника с обточенным ребром. От удара им по кремню высеклись искры, зашаял трут, а еще через несколько минут пламя облизывало котелок, а я устроился в тень березы.
Вдруг передо мной возникла странная фигура: на голове тряпка, за поясом топор, через плечо сумка с нанизанными на ней кротоловками, на ногах сапоги из шкур. Не сразу понял, что передо мной женщина. Я объяснил, кто такой, куда и зачем иду.
— Знаю,— ответила она,— письмо видела. Савелий здоровьем, не худ ли? Филатовна-то, чай, шибко убивается— один, как перст был, легко ли получить похоронку... Как? Письмо получили? Дом покупать собираются?... Ну-ну, значит, мне померещилось, и слова мои забудь. Аида молоком напою. Печь недосуг топить, а молоко есть в погребе.
Молоко было бы кстати, но не хотелось возвращаться, терять время.
— Заходи на обратной дороге.
За время разговора она достала из сумки крота и сняла с него шкурку, будто яичко облупила.
— От последнего контрольного поднимешься, увидишь впереди далеконько березу, одна на горе — все вырубили. От нее спускайся и в огород к Татьяне угодишь. Да обуйся, нето отобьешь подошвы и обезножишь.
Ободрав еще крота, она ушла, а я снял варево и поставил в ручей студить. Потом, накалывая острой палочкой дольки, крахмалистые и пресноватые, быстро съел и захотел спать. Но впереди оставалось почти двадцать километров. Поднялся и, не вняв совету Варвары, перекинул лапти через плечо.
Дорога стала светлее: ни сосняков, ни темных ельников — береза, осина, липа, изредка, неведомый в наших краях, вяз, да по ручьям заросли черемухи. За одним из поворотов открылся старый, покосившийся мост через Киолим. Поперек моста, свесив вниз белые головы, лежали два мальчишки: один ростом с меня, другой — поменьше. Старший держал в руке острогу. Они переглянулись и опять уставились под мост. Вдруг старший резко ткнул острогой и вытащил ее на мост с рыбиной. Я никогда не видел такой округлой пестрой рыбы.
— Красуля,— неохотно пояснил старший и опять изготовился.
Сколько я ни глядел вниз, ничего не мог заметить в воде, которая казалась дегтярной от черных камней. Не верилось, что в небольшой реке с торчащими глыбами могла водиться такая крупная рыба. Однако мальчишки добыли еще одну, поменьше. Они, наверное, жили неподалеку. Действительно, за мостом открылся дом — Киолимские печи, от которых осталось одно название.
Слева все тянулся Таганайский хребет. Вдали синела одна из его вершин — Юрма с Чертовыми Воротами — отвесными скалами наверху. Страшные рассказы об этой Юрме слышал я от дедушки. Будто там, в норах да щелях, да в потайных землянках в старое время скрытно жили люди. А таились они оттого, что крестились двумя пальцами. Их за это ловили, заставляли креститься тремя и, случалось, забивали до смерти, а жилища их разоряли дотла. Однако ж никак всех переловить не могли — слишком дремучи были леса, а тропы неприметны. Когда же удавалось выследить их и перекрыть тропы, они уходили вверх, через проем в скалах, прозванных Чертовыми Воротами.
Дорога из леса вышла на трассу. Вдали показался мосток через небольшую речку, а может, рукав Киолима. Перед мостком растянулась змея. Набрал камешков и стал кидаться, чтобы прогнать. Змея неохотно подняла голову и еще более неохотно сползла в траву обочины. С опаской перешел мост и через полуразрушенные перила поглядел вниз — и там змея свернулась кольцами на плоском камне. Пришлось обуться и скорее миновать опасное место.
Дорога вела по трассе в гору, почти на самом верху — домик с зеленым пятном-огородом — последний контрольный. Оставалось километров десять, но ноги уже плохо слушались. Пришлось пожалеть, что не внял Варваре,— подошвы избил о камни, и теперь они саднили. Если попадался пенек, я садился. В таких случаях нельзя часто садиться, я знал это правило, но каждый пень притягивал, будто магнитом.
Из леса вышла старушка с корзиной груздей, подправила под платок седые волосы и попросила: — Пособи, милый, умаялась шибко. Я оторвал корзину от земли и не сдвинулся с места ноги не шли. Старушка покачала головой и взгромоздила поклажу на загорбок. Вначале я тянулся за ней, потом отстал. Когда поднялся на гору, она чернела далеко впереди.
Справа, словно кратер вулкана, дымилась Золотая гора. Прямо впереди, на одной из вершин, былинкой синела береза — одинокая, как мачта не видимого за горизонтом корабля, там — конец пути. Но я уже шел как спутанный. Стало казаться, что дом, семья, поселковая бабушка, Савелий с Филатовной — были давным-давно, и с тех пор я все шел и шел. Показалось озеро Барахтан с его плавучими островами-лабзами. Тут мой сродный брат Витя ловит чебаков и окуней, а также щук на дорожку. Может, именно теперь он здесь. Но нет, берега пустынны.
Я добрался до тетки, когда садилось солнце, по улице брело стадо, над крышами вился дым, пахло теплой пылью и парным молоком' Меня о чем-то спрашивали, и я что-то отвечал, а потом не мог встать — болели ноги.
Все прошло. Остались в памяти от той поры дикая красота гор да названия: Большой Таганай, Круглица, Откликной Гребень, Ицыл, Юрма — напоминают о детстве.