Рґсђрµрірѕрёрµ СЃРїРѕСЃРѕР±С‹ обработки камня: Становление древних цивилизаций

Функции ми»а, культа и медитации


‘ свои… жизненны… проявления… индивид неизбежно только частично и искаженно представляет целостный образ человека. Он ограничен уже тем, что есть либо мужчиной, либо женщиной; в каждый момент своей жизни он ограничен опять же, будучи ребенком, юношей, взрослым или же старцем; кроме того, в свои… жизненны… роля… он по необ… одимости специализируется как торговец, ремесленник, вор или слуга, вождь или священник, мать, жена, мона… иня, проститутка; он не может быть всем одновременно. Поэтому целостность — полнота человека — заключена отнюдь не в отдельном лице, а в обществе как едином целом; индивид может быть только членом его, органом. Сообществу, к коему он принадлежит, он обязан своим образом жизни, языком его мыслей и общения, идеями, которыми он живет; к прошлому его общества вос… одят те гены, которые создают его тело. Отважившись отмежеваться, будь то в действия…, в помысла. .. или чувства…, он отлучается от сами… источников своего существования.

одовые обряды, связанные с рождением, инициацией, браком, погребением, возведением в сан и так далее, и тому подобное, — все это призвано служить для перевода смысла переломны… моментов в жизни и деяния… индивида на язык классически…, безличны… «орм. ‘ ни… он открывается для самого себя не как конкретная личность, а как воин, невеста, вдова, священнослужитель, вождь; и в то же время они призваны воскресить в памяти остального сообщества старые уроки ар… етипически… стадий. ‘се участвуют в церемониале соответственно своему рангу и «ункциям. ‘се общество зримо для самого себя предстает как непре… одящее живое единство. Поколения индивидов у… одят как анонимные клетки некоего живого тела; но основополагающая, неподвластная времени «орма остается. ‘ы… одя за рамки индивидуального видения в поле зрения свер… личностного, человек обнаруживает в себе новые силы, обогащается, на… одит опору и возвеличивается. ‘ своей мирской роли, сколь бы скромна ни была она, он причащается к прекрасному празднественному образу человека — образу потенциально присущему, но неизбежно таимому в каждом и… нас.

Уставы общественного долга переводят уроки празднества в русло нормального, повседневного существования, служа постоянной опорой для индивида. И наоборот, отрешенность, бунт — или изгнание — разрушают животворные связи С точки зрения единства социума, такой отверженный индивид — просто ничто, сущая потеря. Тогда как человек, который может честно сказать, что он сыграл свою жизненную роль — будь то священника, проститутки, королевы или раба — есть некто, в полном смысле слова быть.

Обряды инициации и возведения в сан преподают урок сущностного единства индивида и общности; более широкий горизонт открывают календарные празднества. Подобно тому как индивид является органом общества, так род, племя, город — равно как и все человечество — являются лишь «азами могучего космического организма.

Сезонные празднества так называемы… примитивны… народов обычно представляются как попытки управлять природой. Такое представление ошибочно. ‘ каждом действии человека присутствует что — то от желания управлять, особенно же в те… магически… обряда…, которые, как считалось, вызывают дождь, исцеляют болезнь или предотвращают наводнение; и тем не менее во все… подлинно религиозны… обряда… (в противоположность ритуалам черной магии) доминирующим мотивом является подчинение неотвратимости судьбы — и в сезонны… празднества… этот мотив особенно очевиден.

Насколько известно, нет ни одного племенного обряда, который был бы направлен на то, чтобы отвратить, скажем, при… од зимы; напротив, все обряды готовят общину к тому, чтобы вместе со всей природой пережить этот страшный сезон … олодов И весенние обряды отнюдь не пытаются заставить природу немедленно родить … леб и плоды для изголодавшего племени; напротив, в эти… обряда… всем миром готовятся к обычным сезонным работам. -десь празднуют, отмечают и представляют само чудо годового цикла, с его радостями и тяготами, как продолжающееся в жизненном круге человеческого сообщества.

Множество други… символов непрерывности природного бытия заполняют мир сообщества, живущего в ми»ологически… координата… Например, кланы американски… о… отничьи… племен обыкновенно считали себя потомками единого предка — полуживотного, получеловека. то предки, породившие не только людей данного клана, но также животны…, именем которы… называется клан; так, люди клана бобра считались прямыми потомками бобров, были защитниками эти… животны… и, в свою очередь, сами были защищены животной мудростью своей лесной родни Или другой пример: … оган, или мазаные глиной … ижины индейцев нава… о из Новой Мексики и Аризоны, которые строились на основании и… представлений о строении космоса. ‘… од в жилище был обращен на восток. ‘осемь сторон … ижины соответствовали четырем сторонам света и промежуточным направлениям. Каждый линия и пересечение соответствовали элементам великого и всеобъемлющего … огана земли и неба И так как душа самого человека считалась тождественной по своей «орме со всей вселенной, глиняная … ижина являла собой образ изначальной гармонии человека и мира и напоминание о сокровенном жизненном пути к совершенству.

Но есть и другой путь — диаметрально противоположный пути общественного долга и народного культа. С точки зрения приверженности долгу, любой, отверженный от общины, — ничто С другой же точки зрения, однако, это отчуждение есть первый шаг к вопрошанию. Каждый несет в себе все; поэтому вопрошание может быть направлено и к самому себе. азличия пола, возраста или призвания отнюдь не сущностные … арактеристики человека; это всего лишь маски, которые мы временно носим на сцене мира. Образ человека, сокрытый в нем, не следует путать с его одеждами. Мы считаем себя американцами, гражданами XX века, жителями -апада, цивилизованными … ристианами. Мы или добродетельны, или грешны. Однако подобные определения не говорят нам, что значит быть человеком, они отмечают лишь случайные обстоятельства времени и места рождения или статьи до… ода. Что же в нас главное? Каков «ундаментальный … арактер нашего бытия?

Аскетизм средневековы… святы… и индийски… йогов, мистерии инициации эллинов, древние «илосо»ии ‘остока и -апада — все это способы смещения внимания индивидуального сознания вглубь от его повер… ностны… облачений. ‘се предварительные медитации взыскующего увлекают его ум и чувства от внешни… случайностей жизни, обращая его к глубинам. «Я не есть это и не есть то, — медитирует он, — не моя мать и не сын, только что умерший; не мое тело, болезненное и стареющее; не моя рука, не глаз, не голова; не совокупность все… эти… вещей Я — не мое чувство; не мой разум; не моя интуиция». Посредством такой медитации он проникает в свои глубины и наконец прорывается в бездонный предел осознания После подобны… экзерсисов ни один человек уже не может всерьез считать себя мистером Таким — то и Таким — то из Такого — то и Такого — то города Соединенны. .. Штатов Америки. — Общество и общественный долг у… одят на задний план. Мистер Такой — то и такой — то, открыв в себе величие человека, погружается в себя и свою отрешенность.

то стадия Нарцисса, глядящего в воду, ‘удды, погруженного в созерцание в точке покоя, но это еще не конечная цель; необ… одимый шаг, но не последний. Цель — не увидеть, а осознать, что ты и есть эта сущность; и в этой своей сущности человек обретает свободу странствовать по миру. ‘олее того, сам мир являет себя в этой сущности Сущность человека в себе и сущность мира едины. Поэтому нет больше необ… одимости ни в отрешенности, ни в у… оде из мира. Куда бы ни лежал путь героя, что бы он ни избрал своим поприщем, он будет неизменно ощущать это присутствие как свою сущность, ибо тем самым он обретает способность видения то означает конец одиночества Точно так же, как приобщение к социуму приводит к осознанию ‘сего сущего в себе самом, так и изгнание приводит героя к осознанию Самости во всем сущем.

Фокусируясь в этой точке, вопрос о самодостаточности и альтруизме перестает существовать Индивид теряет себя в законе и возрождается в тождестве со вселенной «ля Него и через Него создан мир «О Магомет, — сказал ‘ог, — если бы не было тебя, Я не сотворил бы небо».

 

ПИЛО». МИФ И О’Щ-СТ’О | «ерой нашего времени


Народная ми»ология о непорочном зачатии | Примечания | Исконный герой и человек | «етство человека — героя | «ерой как воин | «ерой как любовник | «ерой как правитель и тиран | «ерой как Спаситель | У… од героя | Примечания |

МЕНШИЕ БАТЯ




:




, ?




?
?
,
4. , ?

?



:












⇐ 14 39 ⇒

В задней части фургона скопилось на четверть дюйма воды, прежде чем кончился дождь.

– Картон, — сказала Тессе Шеветта.

– Картон?

– Нам нужно найти картон. Сухой. Коробки, любые. Берешь, раскрываешь, кладешь на пол в два слоя. Будет сухо. Вполне.

Тесса включила карманный фонарик и посмотрела еще раз.

– Мы что, собираемся спать в этой луже?

– Как маргиналы, — сказала Шеветта.

Тесса выключила свет, развернулась, глядя назад.

– Слушай, — сказала она, указывая фонариком, — по крайней мере, больше не льет вниз. Пошли обратно на мост. Найдем паб, поедим чего-нибудь, об остальном подумаем позже.

Шеветта ответила, что идея прекрасна — вот только Тессе не стоит таскать с собой «Маленькую Игрушку Бога» или как-то иначе записывать события этого вечера, — и Тесса согласилась.

Они бросили фургон на парковке и пошли вдоль Эмбаркадеро, мимо колючей проволоки и баррикад, которые закрывали подходы (неэффективно, как знала Шеветта) к руинам, оставшимся от пирсов. Там, в тени, стояли наркоторговцы, и по пути на мост подругам предложили «скорость», «винт», травку, опиум и «плясуна». Шеветта объяснила, что эти дилеры не слишком удачливы, чтобы занять и удержать местечко поближе к мосту. Такие местечки были лакомым кусочком, и наркодилеры с Эмбаркадеро медленно двигались либо в сторону особой зоны, либо прочь от нее.

– А как они конкурируют? — спросила Тесса. — Они что, дерутся?

– Нет, — сказала Шеветта, — это же рынок, верно? Те, у кого хороший товар, хорошие цены, — те… ну, в общем, клиенты хотят иметь дело с ними. Кто-то явился с плохим товаром — плохие цены, клиенты его посылают подальше. Но когда здесь живешь, видишь их каждый день, всю эту дрянь; если они подсядут на свое же дерьмо, то рано или поздно им конец. Докатятся до того, что сами будут торчать здесь на задворках, а потом ты их просто больше не увидишь.

– То есть на мосту они не торгуют?

– Ну, — сказала Шеветта, — торгуют, конечно, но не то чтобы очень. И если торгуют, то ведут себя тихо. На мосту тебе ничего не предлагают, разживается тот, кто просит так вот прямо и в лоб — если не знают, кто ты такой.

– Ну и что получается? — спросила Тесса. — Откуда им знать, предлагать или нет? Какое здесь правило? Шеветта задумалась.

– Правила нет, — сказала она, — просто им не положено так делать. — Она засмеялась. — Ну, я не знаю, на самом-то деле, просто так получается. Получается точно как с драками: драки бывают нечасто, но зато серьезно, люди калечат друг друга.

– И сколько же народу здесь живет? — спросила Тесса, когда они миновали Брайент и направились к лестнице.

– Не знаю, — сказала Шеветта, — и не уверена, что кто-нибудь знает. аньше как было? Если ты что-то делаешь на мосту, если держишь какое-нибудь заведение, то в нем и живешь. Потому что вынужден. Вынужден быть собственником. Никакой тебе арендной платы, вообще ничего. Однако теперь здесь есть заведения, которые ничем не отличаются от обычных, понимаешь? Как тот «Сбойный сектор», в котором мы были. Кто-то владеет всем этим барахлом — они же оформили фасад магазина, и наверняка они платят тому парню, сумо, чтобы он спал на складе, охранял их лавочку.

– Но ты сама не работала здесь, когда здесь жила?

– Нет — сказала Шеветта, — я гоняла быстро, как только могла. Отыскала себе велик и объездила весь город, вдоль и поперек.

Они протолклись на нижний уровень и шли мимо ящиков с рыбой, разложенной на льду, пока не наткнулись на забегаловку, которую Шеветта запомнила со времени одной из поездок на южный конец моста. Порой там бывала еда, порой — только музыка; названия у забегаловки не было.

– Здесь бывают отличные копченые крылышки, — сказала Шеветта. — Ты любишь копченые крылышки?

– Я дам тебе знать, когда выпью пива. — Тесса разглядывала забегаловку, будто пытаясь определить, насколько та «маргинальная».

Оказалось, что можно купить австралийского пива, которое Тесса очень любила, — называлось оно «Красный паук», — его принесли в коричневой бутылке с наклейкой в виде красного паука, и Тесса объяснила, что такие пауки считаются австралийским аналогом «черной вдовы», а может, и хуже. Впрочем, пиво было действительно недурно, Шеветте пришлось согласиться с этим, и после того как они выпили по одной и заказали по новой, Тесса решила съесть чизбургер, а Шеветта — тарелку копченых крылышек с гарниром из жареной картошки.

В забегаловке и вправду пахло как в настоящем баре: прокисшим пивом, табачным дымом, подгоревшим жиром и потом. Шеветта вспомнила первые бары, в которые осмелилась зайти, — забегаловки вдоль сельских дорог в родном Орегоне — там пахло в точности так же. В барах, куда ее водил Карсон в Эл-Эй, почти что ничем не пахло. Пахло свечами для ароматерапии или вроде того.

У дальней стены заведения была построена сцена — попросту низкий черный помост, всего на фут выше уровня пола, — и на ней маячили музыканты, возились с проводами и аппаратурой: клавишными, барабанами, микрофонной стойкой. Шеветта никогда особенно не увлекалась музыкой, хотя в бытность курьером и любила потанцевать в каком-нибудь сан-францисском клубе. Вот Карсон, он был очень разборчив и пытался научить Шеветту ценить его музыкальные пристрастия, но ее это просто-напросто не увлекало. Он обожал разнообразное старье из двадцатого века, по большей части французское, особенно этого Сержа Как-его-там — действительно, редкостное дерьмо, будто парень онанировал, когда пел, но и это его не сильно вставляло. Шеветта купила тогда последний «Хромированный Коран» — «Моя война — это моя война», — вроде как из самозащиты, но даже ей самой не очень понравилось, а когда она в первый и единственный раз поставила запись при Карсоне, он так на нее посмотрел, будто она нагадила ему на ковер или еще хуже.

Парни, которые сейчас настраивались на маленькой сцене, были не с моста, но Шеветта знала, что есть музыканты, и при том знаменитые, кому не лень выступать и записываться на мосту — просто чтобы потом всем об этом рассказывать.

Больше всех на сцене суетится здоровяк, заросший белокурой щетиной, в какой-то дурацкой мятой ковбойской шляпе, сдвинутой на затылок. Он возился со своей не подключенной к усилителю гитаре и слушал другого парня, поменьше ростом, который был в джинсах с пряжкой на поясе, похожей на гравированный серебряный поднос.

– Эй, знаешь анекдот? — спросила Шеветта, показывая на бледного, как бутылочное стекло, блондина с пряжкой-подносом. — Одну девку насилуют в темноте, а она потом копам говорит: это сделал какой-то сетчатый. Ну, они отвечают: откуда ты знаешь, что это был сетчатый, раз было темно? А она: да у него же был такой крохотный член и такая здоровая пряжка на поясе!

– Кто такой «сетчатый»? — Тесса опрокинула в рот остатки пива.

– Скиннер их называл «красными шеями», — сказала Шеветта. — А сетчатый — это из-за нейлоновых бейсбольных кепок, которые они носили в то время, у них еще сзади такая сеточка, для вентиляции. Моя мать называла такие кепки «подайте-мне-кепочки».

– Это еще почему?

– Песня была такая: «Дайте мне кепочку». Их раздавали бесплатно, на них всякую рекламу тискали.

– Это что, музыка в стиле кантри или как там ее?

– Ну, нет, это больше похоже на «Герцогов Атомной Бомбы». Не думаю, что это кантри.

– Это музыка тех, кто лишен избирательных прав, в основном представителей белого пролетариата, — сказала Тесса, — которые влачат свое жалкое существование в пост-постиндустриальной Америке. Это если верить тому, что вещает «еальность». А у нас в Австралии тоже есть анекдот про большие пряжки, только там пилот и наручные часы.

Шеветте почудилось, что блондин с большой пряжкой тоже пялится на нее, так что она отвела глаза и уставилась на толпу вокруг стола для игры в пул; там тусовалась парочка самых настоящих «сетчатых кепочек», и она показала их Тессе в качестве иллюстрации.

– Дамы, прошу меня извинить, — сказал кто-то. Женщина. Повернувшись, Шеветта оказалась прямо на линии огня двух очень серьезных сисек, зашнурованных в черный блестящий топ. Огромная копна нечесаных белых волос а-ля Эшли Модин Картер, певица, которую, должно быть, любят слушать «сетчатые», как считала Шеветта, — если они вообще слушают женщин, в чем она сомневалась. Женщина поставила две только что открытых бутылки «Красного паука» на их с Тессой столик.

– С комплиментами от мистера Кридмора, — сказала она, лучезарно улыбаясь.

– Какого мистера Кридмора? — спросила Тесса.

– Бьюэлла Кридмора, дорогуша, — ответила женщина. — Вон он, на сцене, готовится к проверке звука вместе с легендарным энди Шоутсом.

– Он что, музыкант?

– Он певец, дорогуша, — сказала женщина и как-то внимательно посмотрела на Тессу. — Вы из отдела контрактов?

– Нет, — сказала Шеветта.

– Черт побери, — сказала женщина, и на мгновение Шеветте почудилось, что она сейчас заберет принесенное пиво, — я думала, вы представители альтернативного лейбла.

– Альтернативного чему? — спросила Тесса. На женщину будто снизошло просветление.

– Бьюэлл поет, дорогуша. И это совсем не похоже на то, что ты, наверное, называешь «кантри». Ну, на самом-то деле, это больше к корням относится. Бьюэлл хочет вернуть стилю кантри былое величие, обратить время вспять, мимо Уэйлона и Уилли 24, вернуться на забытую и, типа, «первобытную» родину. Так вот. Вещь. — Женщина просияла, глаза ее немного косили. У Шеветты возникло такое чувство, что эту тираду женщина заучила наизусть, и, судя по всему, не очень, но что ей, Шеветте, надо, дескать, самой разбираться, что тут к чему.

– энди недавно научил Бьюэлла петь одну старую песню под названием «Виски и кровь потекли по дороге, но я не слыхал, чтобы кто-то молился». Это гимн, дорогуша. Очень традиционный. У меня от него мурашки по коже. Во всяком случае, называется он именно так. Но сегодня концерт будет более жизнерадостным, электрическим.

– Ваше здоровье, — сказала Тесса, — спасибо за пиво. Казалось, женщина озадачилась.

– О… на здоровье, дорогуша. Пожалуйста, не уходите, потусуйтесь. Это дебют Бьюэлла в Северной Калифорнии, он в первый раз будет петь со своими «Меньшими братьями».

– С кем? — переспросила Шеветта.

– «Бьюэлл Кридмор и его Братья меньшие». Думаю, это что-то из Библии, хотя не могу назвать вам главу и стих. — Женщина пошевелила в сторону сцены своей рвущейся на свободу грудью и решительно двинула в указанном направлении.

Шеветте, собственно, больше не хотелось пива.

– Она купила нам выпивку, потому что приняла нас за агентов из отдела контрактов. — Шеветта знала, что это такое, от Карсона. Отделом контрактов назывались те люди из музыкального бизнеса, которые искали и раскручивали новые таланты.

Тесса от души отхлебнула из своей бутылки и проводила глазами женщину — та остановилась у стола для игры в пул, чтобы перекинуться парой слов с одним из парней, красовавшихся в сетчатых кепочках.

– Здесь что, все вроде нее?

– Нет, — сказала Шеветта, — в городе, впрочем, есть особые клубы, где играют что-то в этом духе, но такой толпы на мосту я еще никогда не видала.

Проверка звука заключалась в том, что мужик в расплющенной ковбойской шляпе заиграл на гитаре, а блондин с большой пряжкой на поясе — запел. Они несколько раз начинали и прекращали исполнять какую-то песню, одну и ту же, каждый раз по-другому накручивая ручки на пульте, но сразу стало понятно, что гитарист действительно умеет играть (у Шеветты возникло чувство, что он пока не показывает, на что на самом деле способен), а певец действительно поет. Песня была про то, что ему так тоскливо, и про то, что ему надоело, что ему так тоскливо.

Бар тем временем начал заполняться народом, судя по виду, как местным — завсегдатаями, так и не местным; последние явно пришли специально, чтобы послушать группу. Местные отличались обилием татуировок, пирсингов на лице и асимметричных причесок, гости — головными уборами (по большей части сетчатыми кепочками и ковбойским шляпами), джинсами и свисающими (у мужиков, во всяком случае) брюшками. Брюшки выглядели так, будто переехали к своим обладателям как-то незаметно для последних и прописались на их, в общем и целом, обезжиренных телах. Подобное брюшко свисает над джинсами с достаточно узкой талией и распирает фланелевую рубашку, но ниже талии загоняется в штаны при помощи здоровенной пряжки.

Она уже пригубила, от скуки, присланное Кридмором пиво, когда увидела, что певец двинул в их сторону. Он одолжил у кого-то сетчатую кепочку и натянул ее задом наперед на свои противные, мокрые с виду, явно выбеленные волосы. Он был одет в ковбойскую рубашку цвета «электрик», на которой все еще виднелись горизонтальные, поперек грудной клетки, магазинные складки; белые, в виде жемчужин, пуговицы рубашки были расстегнуты на бледной впалой груди, совсем не похожей цветом на лицо, которое, как решила Шеветта, было загримировано. В каждой руке у певца было что-то вроде томатного сока в высоком бокале со льдом.

– Как оно? — сказал он. — Я тут только что видел эту… Мэри-Элис. Думал, вот принесу старушке чего-нибудь выпить. Я Бьюэлл Кридмор. Вам нравится пиво, дамы?

– Да, спасибо, — сказала Тесса и уставилась в противоположную сторону.

Кридмор, видимо, быстро, так, во всяком случае, показалось Шеветте, пораскинул мозгами и решил, что есть шанс получить благосклонность Шеветты.

– Слышали про нас в городе или там, в Окленде?

– Мы зашли сюда исключительно за копчеными крылышками, — сказала Шеветта, показывая на стоящую перед ней тарелку с куриными костями.

– И как они?

– Нормально, — сказала Шеветта, — мы как раз уходим.

– Уходите? — Кридмор сделал добрый глоток томатного сока. — Дьявол, мы же в десять начнем. Вам надо остаться и послушать. — Шеветта заметила странный налет на краях бокалов, похожий на зеленый песок, и теперь часть «песка» прилипла к верхней губе певца.

– Что ты там делаешь с этими «цезарями» 25, Бьюэлл? — это был верзила-гитарист. — Ты же мне обещал перед концертом не пить.

– Это для Мэри-Элис, — ответил Кридмор, жестикулируя одним из бокалов, — а это — для прелестной дамы. — Он поставил бокал, из которого отхлебнул, прямо перед Шеветтой.

– Тогда почему у тебя на губах эта чертова чесночная соль? — спросил верзила.

Кридмор оскалился и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Нервы, энди. Важная ночь. Все будет тип-топ…

– Да, Бьюэлл, должно быть. Если я вдруг увижу хотя бы намек на то, что тебя тошнит, для тебя это будет последний со мной концерт. — Гитарист отобрал у Кридмора бокал, осторожно хлебнул, с отвращением сморщился и куда-то пошел, унося с собой выпивку.

– Сукин сын, — констатировал Кридмор.

Именно в этот момент Шеветта увидела Карсона, входящего в бар.

Узнавание — с ее стороны — было мгновенным и стопроцентным. Это не был Карсон, одетый для посещения светских лож, пахнущих ароматерапией, — это был Карсон, экипированный для экспедиции в адские угодья.

Шеветта была вместе с ним, когда он покупал эту «экипировку», из-за чего ей пришлось выслушивать, что куртка сшита из аляскской воловьей шкуры (у аляскских волов, дескать, шкура толще, потому что зимы там холоднее) и является музейного качества воспроизводством оригинала, сшитого в тысяча девятьсот сороковых годах. Джинсы были чуть ли не дороже, и история их была более сложная. Деним для них ткали в Японии — древние американские станки бережно ремонтировались, — а уже, собственно, шили их не где-нибудь, а в Тунисе, по выкройкам группы голландских дизайнеров и историков моды. С подобной чушью Карсон носился как с писаной торбой — со всей этой «абсолютно аутентичной» поддельной чушью, так что, когда Шеветта увидела, как он переступил порог забегаловки, у нее не возникло и тени сомнения, что это он.

А еще, хотя и сама не знала, как, она поняла, что попала в беду. Возможно, подумалось позже, так вышло из-за того, что Карсон не знал, что она здесь, и поэтому был не сильно озабочен выглядеть рубахой-парнем, каким всегда притворялся рядом с ней, когда знал, что она смотрит.

Она смотрела и видела другого человека — очень страшного, очень холодного, озлобленного человека, — смотрела и знала, что это Карсон. Карсон медленно повернулся, чтобы просканировать бар…

Номер, который она исполнила, сильно удивил ее саму. А еще сильнее, наверно, этот номер удивил Кридмора. Верхушка огромной серебряной пряжки вдруг показалась ей удобным поручнем. Она схватилась за нее, потянула вниз, и Кридмор от неожиданности упал на колени, а она обняла его руками за шею и поцеловала взасос, полагаясь на то, что его затылок в перевернутой сетчатой кепочке закроет ее от Карсона.

This entry was posted in Рґсђрµрірѕрёр№. Bookmark the permalink.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *