Завершая очерк об изгоях, Б.Д.Греков вынужден был признать, что «эта категория зависимого населения Древнерусского государства меньше всех других поддается изучению. Здесь поневоле приходится ограничиваться главным образом более или менее обоснованными предположениями».2 И все же об изгоях историки толкуют с давних пор. Сперва они указывали на неславянскую принадлежность изгоев: Н.М.Карамзин видел в них представителей латышского или чудского племени,3 а И.Ф.Г.Эверс — вообще иностранцев в противоположность славянам.4 Под пером последующих авторов изгои теряли черты иноземцев, превращаясь в социальную категорию туземного
1 М.В.Колганов. Собственность, стр. 450.
2 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 255.
3 Н.М.Карамзин. История Государства Российского, т. И. СПб., 1892, прим. 7.
4 И.Ф.Г.Эверс. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. СПб., 1835, стр. 316.
266
267
(восточнославянского, а позднее — древнерусского) общества. Важной вехой в историографии темы следует считать спор, возникший между Н.В.Калачовым и К.С.Аксаковым по вопросу о природе изгойства. В статье «О значении изгоев и состоянии изгойства в Древней Руси», опубликованной Н.В.Калачовым в 1850 г., утверждалось, что изгой — отпавший или исключенный из рода человек.1 Н.В. Калачову возражал К.С.Аксаков, который изображал изгоя в качестве социальной единицы, выпавшей из общины, сословия, подчеркивая при этом, что изгой был явлением не родовым, а гражданским.2 В последующем ученые проявляют неослабевающий интерес к древнерусским изгоям.3
Весьма важное значение для понимания сущности изгойства имеют этимологические разыскания лингвистов. По их наблюдениям, термин «изгой» восходит к слову «гоить», озна-
1 Н.В.Калачов. О значении изгоев и состояния изгойства в Древней Руси. «Архив историко-юридических сведений, относящихся до Истории России», кн. 1. М., 1850, стр. 57 - 72.
2 К.С.Аксаков. Родовое или общественное явление было изгой? -Поли. собр. соч., т. 1. М., 1889, стр. 43.
3 См.: С.М.Соловьев. История России с древнейшего времени, кн. 1. М., 1959, стр. 238; В.О.Ключевский. Соч., т. VI. М, 1959, стр. 156, 494 -499; П.Н.Мрочек-Дроздовский. Исследования о Русской Правде. Приложения ко 2-му выпуску. «ЧОИДР», 1886, кн. 1, стр. 44, 47; М.Ф.Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. СПб.-Киев, 1907, стр. 399 - 400; В.И.Сергеевич. Русские юридические древности, т. 1. СПб., 1902, стр. 272 - 275; А.Е.Пресняков. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909, стр. 274 - 278; М.А.Дьяконов. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб., 1912, стр. ИЗ - 115; М.С.Грушевский. 1стор1я Укра!н1 - Руси, т. III, Львов, 1905, стр. 319; Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 247 - 255; С.В.Юшков. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси, стр.119 - 124; В.В.Мавродин. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности, стр. 73 - 74; И.И.Смирнов. К вопросу об изгоях. «Академику Б.Д.Грекову ко дню семидесятелетия». М., 1952; Л.В.Черепнин. Из истории формирования класса феодально-зависимого крестьянства на Руси, стр. 244 - 245; С.А.Покровский. Общественный строй Древнерусского государства, стр. 137-139.
чающему жить, давать жить, устроить, приютить.1 Отсюда специалисты в изгоях усматривали то потерявших звание людей,2 то выжитых из рода и не пользующихся уходом,3 то лишенных средств к жизни.4 Как бы там ни было, ясно одно: изгой - это человек «изжитый», выбитый из привычной колеи, лишенный прежнего своего состояния.5 Вполне понятно, что данное определение страдает слишком большой отвлеченностью. Ближайшая задача состоит в том, чтобы конкретизировать его в той мере, в какой позволяют сделать это древние источники.
Приступая к исследованию изгоев, Б.Д. Греков отметил недостаточное внимание историков к эволюции, которую пережили они на протяжении длительного времени.6 Историзм, сообщенный Б.Д.Грековым вопросу об изгоях, был, впрочем, получен автором путем соединения точек зрения Н.В.Калачова и К.С.Аксакова. Так, упоминание Русской Правдой изгоя натолкнуло его на мысль, что изгой тут - осколок давно разбитого родового строя.7 Вместе с тем, по словам ученого, существовал еще изгой - выходец из соседской общины. Стремясь согласовать сведения памятников, характеризующие изгоев, с одной стороны, свободными, а с другой - зависимыми, Б.Д. Греков высказал версию о наличии в Киевской Руси изгоев городских, пользовавшихся свободой, и деревенских, при-
1 А.Г.Преображенский. Этимологический словарь русского языка, т. 1. М., 1959, стр. 138; М.Фасмер. Этимологический словарь русского языка, т. И. М., 1967, стр. 122; Н.М.Шанский (и др.) Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971, стр. 171.
4 Н.М.Шанский (и др.). Краткий этимологический словарь ...., стр. 171.
5 См.: В.О.Ключевский. Соч., т. VI, стр. 156; Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 249; В.В.Мавродин. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности, стр. 73; СА.Покровский. Общественный строй..., стр. 137.
6 Б.Д Греков. Киевская Русь, стр. 248. ,
7 Там же, стр. 250.
8 Там же.
269
268
крепленных к земле и хозяину. Такое подразделение, по верному замечанию С.А.Покровского, не находит опоры в источниках.2 Но уязвимое звено построений Б.Д.Грекова обнаруживается прежде всего в том, что он, группируя изгоев на свободных и зависимых, в конечном счете дает им единую аттестацию в качестве людей феодально зависимых, крепостных, иначе - рассматривает изгоев как однородную массу.3 Это в свое время подметил С.В. Юшков: «Греков хотя и отмечает разнообразный социальный состав, из которого выходили изгои, но без достаточной четкости. Разнообразие положения изгоев он объясняет не столько разнообразием их происхождения, сколько эволюцией этого института. Отсюда у Грекова группа изгоев является какой-то однородной группой, происхождение которой объясняется одинаковыми моментами и которые идут одним путем...».4 Сам С.В. Юшков придавал первостепенное значение фразе «изгои трои» из Устава князя Всеволода Мстиславича, полагая, что она фигурирует в памятнике не для раскрытия понятия «изгой», а для определения тех только категорий изгоев, которые входят в состав церковных людей, бывших под патронатом церкви.5 В результате автор разбил изгоев на две группы - княжеских и церковных - и на этом, собственно, остановился.6
1 Там же, стр. 250 - 251. Идею о городских и сельских изгоях среди современных исследователей разделяет и Л.В.Черепнин (Л.В.Черепнин. Из истории формирования ..., стр. 245).
5 Там же, стр. 119. В Уставе сказано: «...изгои трои: попов сын грамоте не умееть, холоп из холопьства выкупится, купець одолжаеть; а се и четвертое изгойство и себе приложим, аще князь осиротееть». - ПРП, вып. II, стр. 164.
6 Подобное распределение видим еще у А.Е.Преснякова, усматривавшего в изгоях социальный союз «княжеских людей» и «людей церковных», стоящий вне народной общины, сплоченный «связями покровительства и зависимости, труда и обеспечения в чужом крупном хозяйстве». А.Е.Пресняков. Княжое право..., стр. 278.
Разбивка изгоев на пребывающих под специальной защитой князя и на людей церковных, произведенная С.В. Юшко-вым, не вносит необходимой ясности в положение данной социальной категории населения древнерусского государства. С.В. Юшков прибегает к следующему тексту, взятому из «Наставлений духовника кающимся грешникам»: «И се пакы го-рее всего емлющим изгойство на искупающихся от работы: не имуть бо видети милости, не помиловавше равно себе созданного рукою божею человека, ниже насытившеся ценою урече-ною; и тоже не от закона божия, но и еще прилагающе горе на горе свой души, но не токмо свое душе губяще, но и послух, восставающих по них и помогающих злобе их... Такоже, иже кто выкупается на свободу, то толико же дасть на собе, колико же дано на немь; потом же, будя свободен, ти добудеть детей, то начнуть имати изгойство на них: то обрящются продающе кровь неповиньну»1. По С.В. Юшкову и его предшественникам, изгойство здесь - «дополнительная плата сверх выкупа или выкуп за детей, рожденных на свободе»2 Затем следует вывод: «...выкупившийся из неволи холоп и даже дети его, рожденные на свободе, не выходили окончательно из-под власти господина, а находились в промежуточном состоянии. Необходимо было внести определенную сумму, чтобы получить окончательную свободу и выйти из-под власти своего господина».3
Выкупившийся на свободу холоп оставался под контролем и властью прежнего хозяина, видимо, не столько потому, что он не внес сумму сверх выкупной, хотя этого целиком игнорировать нельзя,4 сколько вследствие особых социальных усло-
1 РИБ, т. VI, стр. 842 - 843.
2 С.В.Юшков. Очерки ..., стр. 123. См. также: В.О.Ключевский. Соч., т. VI, стр. 497^199; А.Е.Пресняков. Княжое право ..., стр. 275; М.А.Дьяконов. Очерки..., стр. 115.
3 С.В.Юшков. Очерки ..., стр. 123.
4 См.: А.И.Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе. VI - VIII вв. М., 1956, стр. 307.
271
270
вий находящегося в процессе становления классов общества, а также исторических традиций, связанных с институтом воль-ноотпущенничества. Как показывает опыт западного средневековья, «человек, выходивший из рабского состояния, не делался еще вполне свободным человеком. Он становился вольноотпущенником. Положение вольноотпущенника не было временным состоянием, через которое проходили от рабства к свободе; это было состояние постоянное, в котором жили и умирали, это было особое социальное положение».1 Человек, вышедший из рабства, нуждался, по словам Ф. де Куланжа, в покровителе, поскольку общество, «вне которого он жил до тех пор, не представляло для него надежной поддержки. Молодая свобода его оказалась бы в большой опасности».2 Этим и объясняется патронат, устанавливаемый над людьми, выкупившимися из рабства. Мы, к сожалению, не располагаем соответствующими материалами, подобно тем, какие имеются в руках у исследователей других стран. Поэтому сравнительно-исторический экскурс в прошлое других народов помогает уяснить основные черты древнерусского изгойства.3 Тем не
1 Ф. де Куланж. История общественного строя древней Франции, т. 4. Аллод и сельское хозяйство в меровингскую эпоху. СПб., 1907, стр. 389. (Сходную картину наблюдаем и в лангобардской Италии. В готской же Испании отпуск рабов с последующим сохранением их зависимости от бывших господ являлся наиболее распространенным. - См.: П.Г.Виноградов. Происхождение феодальных отношений в лангобардской Италии. СПб., 1880, стр. 154 - 155, 167; А.Р.Корсунский. Готская Испания. Изд. МГУ, 1969, стр. 121 - 134).
2Там же, стр. 392. Оно и понятно, ибо индивид в варварском обществе выступал неотдифференцированным от коллектива. Свою общественную значимость и устойчивость он приобретал, будучи в рамках социальной группы, а не сам собой. - См.: А.Я.Гуревич. Индивид и общество в варварских государствах. В кн.: Проблемы истории докапиталистических обществ, кн. 1. М, 1968, стр. 394, 402-403,415.
3 О том, что отпущенные на свободу рабы оставались на положении зависимых при старом господине, свидетельствуют факты не только из западноевропейской истории, но и прошлое государств античного мира, а также Византийской империи. См. Древняя Греция. М., 1956, стр. 247;
менее, и наши отечественные источники не всегда беззвучны. В приведенном отрывке из «Наставлений духовника кающимся грешникам» довольно примечателен текст: «...Потом же, будя свободен, ти добудеть детей, то начнут имать изгойство на них...». Отсюда А.Е. Пресняков и Б.Д.Греков правильно заключили, что вышедший на волю холоп не разрывал связи с господином и оставался под его властью.1 Правда, А.Е. Пресняков, а за ним и Б.Д.Греков склонялись к тому, чтобы сохранение власти господина над выкупившимся холопом толковать как пережиток более древних порядков. Но патронат над освободившимися рабами не анахронизм, а вполне современная практика, обусловленная реальными условиями Руси XI - XII вв., где стабильность общественного статуса того или иного индивида легко могла быть подорвана, окажись он в со-
А.Валлон. История рабства в античном мире. Греция. М., 1936, стр. 154 -166; Я.А.Ленцман. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963, стр. 276 - 277; К.К.Зельин, М.К.Трофимова. Формы зависимости в Восточном Средиземноморье эллинистического периода. М., 1969, стр. 10; Т.В.Блаватская, Е.С.Голубцова, А.И.Павловская. Рабство в эллинистических государствах в III - I вв. до. н.э. М., 1969, стр. 55 - 56, 122; Е.М.Штаерман. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике. М., 1964, стр. 137 - 159; Е.М.Штаерман, М.К.Трофимова. Рабовладельческие отношения в ранней Римской империи (Италия). М., 1971, стр. 97 - 135; История Византии, т. 1. М., 1967, стр. 80; М.Л.Абрамсон. Крестьянство в византийских областях Южной Италии (IX - XI вв.). «Византийский временник», т. 7, 1953, стр. 170; А.П.Каждан. Рабы и мистии в Византии IX - XI вв. «УЗ Тульского педагогического ин-та», вып. 2, 1951, стр. 77; Его же. Деревня и город в Византии IX - X вв. Очерки по истории византийского феодализма. М., 1960, стр. 80 - 82.
1 На этот факт в свое время указывал и М.Ф.Владимирский-Буданов. Он говорил: «Вольноотпущенные так же, как и в римском праве, не делались в силу своего отпущения вполне свободными, а оставались в некоторых как бы зависимых обязательственных отношениях к прежнему господину. Весьма часто случалось, что вольноотпущенный, не имея средств к жизни, селился на земле своего господина и мало-помалу делался его крепостным». - М.Ф.Владимирский-Буданов. Обзор ..., стр. 399 - 400.
циальном одиночестве. Условный характер освобождение холопов носило не только в IX — XII вв., но и значительно позднее, в XV - XVI вв., о чем пишет Е.И.Колычева.1
Итак, древнерусский изгой, являясь выкупившимся на волю холопом,2 или, по терминологии средневековой Европы, либертином, оставался под властью и защитой своего патрона. Но только ли князь и церковь, как считает С.В.Юшков, выступали в роли покровителей освободившихся холопов? Митрополит Климент Смолятич дает ясный ответ на вопрос, когда осуждает «славы хотящих, иже прилагают дом к дому и села к селам, изгои же и сябры и борти и пожни, ляда же и старины».3 Б.Д.Греков, обращаясь к С.В.Юшкову, вполне резонно | замечал: «Эти "славы хотящие" совсем не обязательно только князья и высшие представители церкви. Митрополит в данном случае меньше всего говорил о себе и церковных магнатах, а указывал на явление, широко распространенное в обществе».4 Но если в качестве господ изгоев фигурировали разные лица (князья, бояре, духовенство, рядовые холоповладельцы — общинники и ремесленники), то построение С.В.Юшковым изгоев лишь на княжеских и церковных отпадает как неудавшееся.5 Что касается изгоев, упомянутых в Уставной грамоте князя Ростислава, то в них мы усматриваем либертинов, пребывающих под властью князя, олицетворяющего государство.6
Нельзя, разумеется, думать, будто выкупившиеся на свободу холопы всегда и везде сохраняли связь с прежним господином. Жизнь, вероятно, знала случаи, когда освободившийся холоп уходил от рабовладельца. Тогда-то он и поступал под защиту церкви. Устав Всеволода Мстиславича подразумевал именно таких изгоев-вольноотпущенников, которые, порывая с господином, лишались социальной поддержки и попадали в опеку церкви.1
Контингент изгоев, формировавшийся за счет выкупившихся холопов, был значителен. Но доказывать, подобно М.Ф.Владимирскому-Буданову, М.А.Дьяконову и Б.Д.Грекову, что основная по количеству часть изгоев - в прошлом холопы, мы не можем, поскольку не располагаем соответствующими фактами: слишком малочисленны и лапидарны известия об изгоях, сообщаемые письменными памятниками, чтобы производить подсчеты. Конечно, если источники изгойства ограничить единственно теми, какие названы в Уставе князя Всеволода,3 то мысль о количественном преобладании среди изгоев Руси XI — XII вв. бывших холопов вполне правомерна. Действительно, и купцы-должники, и неграмотные поповичи, а тем более осиротевшие князья все это - эпизодические фигуры в изгойстве, решительно уступающие по численности откупившимся холопам. Но если мы допустим, что в из-
1 Е.И.Колычева. Холопство и крепостничество (конец XV - XVI вв.). М, 1971, стр. 159-173.
2 См.: ПРП, вып. II, стр. 164.
3 Н.Никольский. О литературных трудах митрополита Климента Смо-лятича, писателя XII века. СПб., 1892, стр. 104.
4 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 253.
5 Неприемлемым считаем и мнение А.А.Зимина, отнесшего всех изгоев XII в. к разряду феодально зависимых людей, укрывшихся под патронатом церкви. - ПРП, вып. II стр. 169 - 170.
6 «И се даю...село Дросенское, со изгои и з бортником и з землею и с изгои...» - ПРП, вып. II, стр. 41. Эти изгои были древнерусской вариацией либертинов фиска, известных Западной Европе. - См.: А.Р.Корсунский. Готская Испания, стр. 129.
1 Не исключено, что в число церковных изгоев попадали и те вольноотпущенники, которых сами господа отдавали под патроциний церкви, как это имело место, например, в готской Испании. - А.Р.Корсунский. Готская Испания, стр. 129.
2 М.Ф.Владимирский-Буданов. Обзор ..., стр. 399; М.А.Дьяконов. Очерки ..., стр. 115; Б.Д.Греков Киевская Русь, стр. 253. (Крайнюю позицию в данном вопросе занимал В.И.Сергеевич, который полагал, что первоначально «изгоями только и называли вышедших на волю холопов». -В.И.Сергеевич. Русские юридические древности, т. I, стр. 275. Несколько осторожнее выражается В.О.Ключевский. «Изгоем в Древней Руси, - пишет он, - назывался, между прочим и даже преимущественно, холоп, выкупившийся на волю». - В.О.Ключевский. Соч., т. VII. М., 1959, стр. 351).
3 «...попов сын грамоте не умееть, холоп из холопьства выкупится, ку-пець одолжаеть .. князь осиротееть». — ПРП, вып. II, стр. 164.
274
275
гойство впадали выпавшие из рода и общины люди, то утверждение о вольноотпущенниках как наиболее типичных представителях изгоев в целом становится весьма проблематичным.
Б.Д.Греков, провозглашая тезис о господстве среди изгоев недавних холопов, отталкивался от идеи об изживании рабства в Киевской Руси.1 Однако, как верно замечает А.П.Каждан, «вольноотпущенничество само по себе не является свидетельством распада рабовладельческого хозяйства: оно, как известно, имело место и в пору наивысшего расцвета рабства».2 Более того, вольноотпущенничество существовало, судя по всему, еще у истоков рабовладения.3 Следует далее сказать, что новейшие исследования вскрывают поспешность заключений по поводу изживания рабства в Древней Руси.
Наряду с изгоями-вольноотпущенниками, т.е. выкупившимися холопами, на Руси встречались изгои — выходцы из свободных слоев древнерусского общества: только что упомянутые нами разорившиеся купцы, необученные поповичи, князья-сироты, потерявшие «причастье» в русской земле.5 Наши историки вводят в состав изгоев и крестьян, выбитых из общины.6 Б.Д.Греков и И.И.Смирнов уподобляют изгоя-
1 Б.ДТреков. Киевская Русь, стр. 253.
2 А.П.Каждан. Деревня и город в Византии, стр. 78 - 79.
3 См.: Е.М.Штаерман. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике, стр. 137.
4 См.: А.А.Зимин. Отпуск холопов на волю в Северо-Восточной Руси XIV - XV вв. - В кн.: Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Сб. ст. памяти И.И.Смирнова. Л., 1967; А.П.Пьянков. Холопство на Руси до образования централизованного государства. «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1965 г.». Изд. МГУ, 1970; Е.И.Колычева. Некоторые проблемы рабства и феодализма в трудах В.И.Ленина и советской историографии. В кн.: Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М., 1970.
5 См.: ПРП, вып. И, стр. 164.
6 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 250 - 251; С.В.Юшков. Очерки ..., стр. 121; Л.В.Черепнин. Из истории формирования..., стр. 245; В.В.Мав-родин. Образование древнерусского государства и формирование древне-
крестьянина Древней Руси migrans Салической Правды.1 Воспроизведем текст титула XLV Салической Правды о переселенцах, на который ссылается Б.Д.Греков. Это необходимо для того, чтобы проверить, насколько факты, почерпнутые из истории древних франков, соответствуют общему взгляду на изгоев, развиваемому автором. В памятнике читаем: «Если кто захочет переселиться в виллу к другому и если один или несколько из жителей виллы захотят принять его, но найдется хоть один, который воспротивится переселению, он не будет иметь права там поселиться ... Если же переселившемуся в течение двенадцати месяцев не будет предоставлено никакого протеста, он должен оставаться неприкосновенным, как и другие соседи».2 Приведенный отрывок, как и вся Салическая Правда, «не содержит никаких данных о поземельной или личной зависимости одних жителей виллы от других или чужаков-переселенцев от исконных обитателей виллы».3 Б.Д.Греков тоже понимает, что этот чужак, принятый в общину, был ее полноправным членом.4 Итак, migrans - свободный житель; сближение его с изгоем делает и последнего таковым. Значит, свободой на Руси пользовались и деревенские изгои. А как быть тогда с главным тезисом Б.Д.Грекова, разграничивающим городских (свободных) изгоев и деревенских (зависимых)?! Так неудачные исторические параллели заводят в
тупик.
Строго говоря, идея об изгоях - оторвавшихся от общины крестьянах - сугубо умозрительная. Источниками она не подкрепляется. Историки способом логики и абстракций доходят до нее. Но отсюда не следует, что ею надо пренебречь. Мы
русской народности, стр. 73; С.А.Покровский. Общественный строй...,
также считаем возможным пополнение отряда изгоев за счет крестьян, выпавших из общины.
Названные нами претенденты в изгои (купцы-банкроты, поповичи-недоумки, экс-общинники) не всегда поступали под защиту церкви. Они гуляли на свободе и были людьми без оп ределенных занятий. Представляя собой своеобразный отече ственный вариант люмпен-пролетариев классической древно сти, эти изгои входили в состав древнерусского общества на положении свободных, чем и объясняется их появление в Рус ской Правде. По статье I Краткой Правды назначалось 40 гри вен за убитого, если то был русин, гридин, купчина, ябетник, мечник, изгой и Словении. Б.Д.Греков в данной связи писал: «Изгой, по-видимому, упомянут в «Русской Правде» в качест ве одного из осколков давно разбитого родового строя. Здесь изгой еще как будто считается полноправным членом, по- видимому городского общества, в некотором отношении стоит в одном ряду с дружинником и купцом».2 Соглашаясь с мыс лью Б.Д.Грекова о полноправии изгоя, мы не разделяем ут верждение автора о пережиточном характере изгойства Прав ды Ярослава, во-первых, и о городском его облике, во-вторых. Свободный и полноправный изгой был вполне актуальной со циальной фигурой в конце XI - начале XII вв., когда создава лась Краткая Правда, в состав которой вошла Правда Яросла ва, содержащая термин «изгой». В противном случае было бы нелепо со стороны законодателя включать в Краткую Правду омертвелые нормы. Напомним, кстати, что Краткая Правда - это не сборник, механически связавший древние законода тельные кодексы, а цельный памятник, положивший в свое основание несколько источников, соединенных после соответ ствующей переработки и редакционных изменений. 1
1 Правда Русская, т. I, стр. 70.
2 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 250.
3 По Б.Д.Грекову, уже в начале XI в. от былого равноправия изгоев остались лишь воспоминания. - Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 250.
4 М.Н.Тихомиров. Исследование о Русской Правде. Происхождение
278
Реальность свободных изгоев подтверждает и Пространная Правда - памятник более поздний, чем Кратки Правда. В статье I Пространной правды читаем: «...аче будеть князь мужь или тиуна княжа, аще ли будеть русин, или гридь, любо тивун бояреск, любо мечник, любо изгой (курсив наш. — И.Ф.), ли Словении, то 40 гривен положити за нь».1 Следовательно, еще во времена Пространной Правды свободные изгои - не редкость. Поэтому они и попали в поле зрения древнерусского законодательства. Внимание законодателя к данной категории изгоев свидетельствует и о другом: изгойство ст.1 Пространной Правды - не рудиментарное наследие старины, а жизнеспособный социальный феномен, вскормленный современностью.
Таким образом, на Руси XI - XII вв. изгои были двух видов: свободные и зависимые. Их свобода и зависимость определялись не тем, что одни из них являлись городскими, а другие - деревенскими. Различие в положении изгоев происходило от того, из какой среды люди упали в изгойство, если из свободной, то они оставались свободными до той поры, пока сами не поступали в услужение какому-нибудь господину, становясь закупами, холопами и пр., если же изгои выходили из холопьего люда, они, как правило, сохраняли зависимость по отношению к прежним хозяевам или попадали под патро-циний церкви.2 И среди первых и среди вторых могли быть представители как города, так и села. Иными словами, в обществе свободных изгоев вместе с горожанами (купцами) обре-
текстов. М.-Л., 1941, стр. 44 - 45. См. также: С.В.Юшков. Русская Правда. Происхождение, источники, ее значение. М., 1950, стр. 343.
1 Правда Русская, т. I, стр. 104.
2 К церковным изгоям из Устава князя Всеволода надо относиться, по нашему убеждению, дифференцированно. Вряд ли «одолжавший купец», необученный попович, а тем более осиротевший князь, включаясь в разряд церковных людей, теряли свои гражданские и политические права и превращались в рабочую силу, обслуживающую хозяйство церкви. Иное дело — вольноотпущенники. Они, будучи зависимыми, быстро растворялись в рабочем населении церковной вотчины.
279
тались и селяне (бывшие общинники), а в группе зависимых изгоев легко представить в прошлом холопа сельского и городского. Вот почему подразделение изгоев на городских и деревенских, отстаиваемое некоторыми специалистами, не имеет смысла.
Свободное изгойство питалось первоначально за счет отпавших от рода людей. Потом, когда родовой строй полностью распался, прослойка свободных изгоев стала складываться главным образом из элементов, оставшихся за бортом крестьянской общины. И лишь в отдаленных землях, на периферии Киевской Руси, где уцелели родовые порядки, попадались изгои - люди, выпавшие из рода. Но основной поставщицей свободных изгоев на Руси XI - XII вв. была община.
Остается ответить на вопрос, кого с точки зрения социально-экономической воплощали изгои-вольноотпущенники -выкупившиеся на волю холопы. Назвав их чистой воды феодально зависимыми, мы слишком бы упростили действительность. Они - в большинстве полусвободные.1 Но были среди них и те, что постепенно приближались к крепостному состоянию и в конечном счете становились крепостными. Здесь, таким образом, мы имеем эволюционный процесс на разных стадиях движения.
К изгоям этого типа примыкали пущенники. Однако отождествлять пущенника с изгоем, как поступает А.Е.Пресняков,2 рискованно, ибо древнерусские источники не смешивают их. В церковном уставе князя Всеволода Мстиславича пущенник упоминается в компании люда «церковного, богадельного».3 Современный исследователь княжеских уставов
Я.Н.Щапов полагает, что «в формуляре княжеских церковных уставов первой половины XII в. статья о церковных людях еще отсутствовала». Но это не снимает вопроса о существовании в Древней Руси социальной группы, именуемой пущенниками.
Кто же такие пущенники? Ответ здесь может быть весьма гадательным. Не лишено вероятия, что пущенники - это отпущенные на волю безденежно, по доброй воле господина рабы. Возможно, об одном из них ведет речь Пространная Правда в ст. 107 по Троицкому IV списку, определяющей судебные уроки: «...освободившие челядин 9 кун, а метелнику 9 ве-
кошь...»2
Вряд ли прав Л.В.Черепнин, когда он говорит, будто пущенники составляли особую категорию закупов.3 Происхождение закупов и пущенников очень разнилось: первые шли от свободы к полусвободе, а вторые - от полной несвободы к полусвободе. Это не могло не влиять коренным образом на их положение.
Итак, пущенник, предположительно, - отпущенный на волю без выкупа раб. Мотивы освобождения были различные: благодарность за долгую и верную службу, награда за отдельное проявление преданности со стороны раба, старость и болезнь раба, смерть господина, лишенного наследников и т.д.
Когда раба отпускали на волю ряди спасения души, он становился задушным человеком. Стало быть, задушные люди— один из разрядов пущенников. Совсем не обязательно представлять себе дело так, что в задушных людей превращались холопы (рабы), отпущенные на волю по духовному заве-
1 К полусвободным относил изгоев А.Е.Пресняков. Статус изгоя полагал он, включал «ряд переходных ступеней между полной неволей и гражданской свободой». (А.Е.Пресняков. Княжое право ..., стр. 277 - 278). Недостаток этой характеристики в том, что она применяется ко всем изгоям в целом. Но к свободным изгоям она явно не подходит.
2 А.Е.Пресняков. Княжое право ..., стр. 278.
3 ПРП, вып. II, стр. 164.
1 Я.Н.Щапов. Церковь в системе государственной власти Древней Руси. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965, стр. 295. Правда Русская, т. I, стр. 339.
3 Л.В.Черепнин. Из истории формирования ...., стр. 256.
4 См.: Ф. де Куланж. История общественного строя древней Франции, т. 4, стр. 369; А.А.Зимин. Отпуск холопов на волю ..., стр. 71; Е.И.Колычева. Холопство и крепостничество, стр. 166.
281
280
щанию.1 Господам никто не мешал отпускать своих рабов и при жизни. Такая практика могла быть особенно популярной в период приобщения Руси к христианству. И, видимо, не случайно задушный человек фигурирует уже в церковном уставе Владимира Святославича, крестившего Русь.2
Историки нередко ставят знак равенства между пущенни-1 ками и прощенниками.3 Впервые прощенник появляется в Ус-1 таве Владимира Святославича в обществе людей, отданных на!] попечение церкви. С.В.Юшков, специально занимавшийся изучением Владимирова Устава, указывает, что термин «прощенник» попал в памятник позже составления его первоначального варианта.4 Позиция Я.Н.Щапова нам известна: статью о церковных людях в княжеских церковных уставах он считает позднейшей вставкой. Но прощенники на Руси XI -XII вв. все же бьши. По учредительной грамоте князя Ростислава, Смоленской епископии жалуются «прощенники, с медом, и с кунами, и с вирою, и с продажами».5 В реальном характере этого пожалования Я.Н.Щапов не сомневается.
В литературе мы не найдем единого мнения о прощенни-ках. В.О.Ключевский, например, так обрисовал их социальную физиономию: «Прощенники - это люди, доставшиеся князю в холопство за преступления или за долги, может быть, приобретенные и какими-либо другими способами и им прощенные,
1 См.: Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 266; С.В.Юшков. Очерки ..., стр. 118 - 119; Л.В.Черепнин. Из истории формирования ..., стр. 256; С.А.Покровский. Общественный строй Древнерусского государства, стр. 139; ПРП, вып. II, стр. 250.
2 ПРП, вып. I, стр. 238,242, 246.
3 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 255 - 256; Л.В.Черепнин. Из истории формирования ..., стр. 256; С.А.Покровский. Общественный строй ..., стр.] 139.
4 С.В.Юшков. Исследования по истории русского права, вып. I. Ново-| узенск, 1925, стр. 103.
5 ПРП, вып. II, стр. 39.
6 Я.Н.Щапов. Церковь в системе государственной власти.... стр. 281.
отпущенные на волю без выкупа».1 С.В.Юшков, возражая против суждений о прощенниках как получивших чудесное исцеление, доказывал, что под прощенниками надо понимать людей, «которые бьши превращены в холопы за долги, но впоследствии получили свободу».2 С.А.Покровский присоединяется к исследователям, усматривавшим в прощенниках лиц, совершивших какое-нибудь легкое преступление и освобожденных от уголовного преследования (прощенных), но с обязательством работать в хозяйстве духовного или светского
феодала.
Все это —сплошные догадки, не больше. Не трудно понять Б.Д.Грекова, заявлявшего, что он не имеет «возможности сколько-нибудь убедительно истолковать применение этой терминологии (прощенники-пущенники, — И.Ф.) к определенной категории церковных и не церковных людей».4 Но одно ему казалось бесспорным: «Это люди, по тем или иным причинам и мотивам вышедшие из недавнего своего состояния (точно неизвестно, какого именно: может быть, это бывшие холопы, может быть, и свободные люди) и попавшие в зависимость от своих господ-феодалов (церковных и светских). Это люди, по своему новому положению очень близкие к изгоям. Характерно, что они крепостные, а не рабы, и это последнее обстоятельство еще раз говорит об изживании рабства и замене рабского труда трудом более прогрессивным — трудом крепостных».5 Мы не разделяем оптимизма Б.Д.Грекова в несомненности приведенных положений. Маловероятно, чтобы в пущенники или прощенники попадали свободные люди. Против такого предположения и специфика самих терминов (пущенник—отпущенный, прощенник—прощенный), и близость этих социальных групп к изгоям, но не ко
1 В.О.Ключевский. Соч., т. VII. М., 1959, стр. 367 - 368.
2 С.В.Юшков. Очерки ..., стр. 119.
3 С.А.Покровский. Общественный строй ..., стр. 139.
4 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 257.
5 Там же.
283
282
всем, как считает Б.Д.Греков, а лишь к зависимым (полусво бодным), вышедшим из недавней неволи - рабства.
Пущенники, прощенники и задушные люди не были поголовно крепостными. Как и в примере с изгоями, этот люд эволюционировал в сторону крепостничества, но коль перед нами процесс, то вряд ли он был разовый, охватывающий всю массу названного люда. Картина, видимо, была дифференцированной. Иньми словами, часть этих людей пребывала в крепостной зависимости, другая была близка к этому, а третья находилась на стадии полусвободных, очень схожих с полусвободными эпохи варварских Правд. Обилие терминов, обозначающих полусвободный люд (изгои, задушные люди, пущенники, прощенники) свидетельствует о многочисленности категорий полусвободного населения, вырвавшегося из рабства. Но это многообразие промежуточных форм - признак не умирающего, а жизнеспособного рабства: зяблое дерево ответвлений не дает, оно засыхает на корню.
Различные наименования полусвободных, запечатленные древнерусскими памятниками, нельзя воспринимать как небрежность их составителей. В этих наименованиях, надо думать, отразились разные формы освобождения рабов, что вносило определенное своеобразие в положение вольноотпущенников каждой категории. Скудость источников не позволяет уловить нам нюансы, отличавшие изгоев от пущенников, за-душных людей, прощенников, а пущенников от задушных людей, прощенников и т.п. Однако Ф. де Куланж подчеркивал; «Очень важно обратить внимание на различные формы, в которых давалось освобождение, так как отсюда проистекали значительные различия в положении вольноотпущенников». Вот почему нежелательно смешение изгоев с пущенниками, прощенников с пущенниками, встречаемое в литературе.
1 Ф. де Куланж. История общественного строя древней Франции, т. IV, стр. 369.
studfiles.net
Греков Борис. Киевская Русь - Стр 15
Если нет ничего невероятного в том, что изгои могли появиться в период разложения родового строя, то вполне очевидно, что они продолжали существовать и позднее; выходец из соседской общины, принятый в другую, мог сохранять за собой старое наименование изгоя.
Если искать аналогий для этого очень неясного явления древнерусской жизни, то мне кажется допустимым сравнение деревенского изгойства этой древнейшей поры с migrans "Салической Правды". В тит. XLV "De migrantibus" мы имеем следующее положение : "Если кто захочет вселиться в виллу к другому, и если один или несколько жителей виллы захотят принять его, но найдется хоть один, который воспротивится вселению, он не будет иметь права там поселиться" ( 1), но "если же вселившемуся в течение 12 месяцев не будет предъявлено никакого протеста, он должен оставаться неприкосновенным, как и другие соседи" ( 3).
Перед нами германская древняя община, которая имеет право принимать и не принимать к себе чужого. Будучи принят, этот чужак является полноправным членом общины. Может быть, изгой древнейшей поры и представлял собой общественную фигуру, несколько напоминавшую этого переселенца, но это было очень давно. В XI-XII вв. изгой уже ничего общего с migrans He-имеет.
Необходимо иметь в виду, что перечень групп, среди которых в "Правде Русской" обретается изгой, представлял собой уже тогда, когда он составлялся, далеко не одинаковые по своей социальной значимости общественные элементы, и прежде всего это замечание относится к изгоям. Во всяком случае, в деревне начало XII в. уже застает их в совершенно ином общественном положении. Здесь они находятся в числе людей церковных, богадельных, стоящих на самой последней ступени иерархической лестницы после вдовицы, пущенника и задушного человека.
С попыткой Преснякова восстановить первоначальный текст этого места Устава нельзя не согласиться.1 Тогда этот текст примет следующий вид: "А се церковные люди: игумен, игуменья (следует перечень), слепец, хромец, вдовица, пущенник, задушный человек, изгойской".2 В этот первоначальный текст сделана вставка неизвестного глосатора: "изгои трои: попов сын грамоте не умеет,, холоп из холопства выкупится, купец одолжает", к которой, по справедливому мнению Преснякова, приросло "лирическое" восклицание какого-то князя: "а се четвертое изгойство, и сего приложим: аще князь осиротеет!" Это не столько лирическое, сколько ироническое восклицание, действительно, нельзя принимать всерьез, так как едва ли осиротевший князь мог попасть в число богадельных, находящихся под церковной юрисдикцией людей.
Но и эта принадлежность к церковным людям не решает вопроса об экономической сущности изгойства, так как среди церковных людей имеются, как мы видим, и игумен и игуменья, т. е. люди,. возглавляющие монастыри, принадлежащие в большинстве случаев к верхним слоям общества. Наконец, как оказывается, изгои не обязательно люди церковные. В Церковном уставе перечислены подсудные церкви люди, в числе их, действительно, имеются и изгои.
Но мы гораздо чаще встречаем изгоев в княжеских имениях. Кн. Ростислав Мстиславович дает Смоленской епископии "село Дросенское со изгои и с землею и село Ясенское и с бортником и с землею и с изгои".3 Едва ли церковными людьми можно считать, и тех изгоев, которые населяли некоторые части Новгорода и были обязаны по разверстке с другими горожанами мостить новгородские мостовые. Псковская летопись упоминает княжеское село Изгои под 1341 г. Наконец, упоминание изгоев и изгойства мы имеем в нравоучительной духовной литературе, из которой решительно не видно, что речь идет только о людях церковных, скорее можно предположить обращение церкви по этому предмету именно к мирянам. В "Наставлении" духовника кающемуся имеется перечень грехов в их восходящей степени. В числе грехов упоминается неправедное обогащение, и резоимство поставлено на первое место. Этот грех считается большим, чем кража. Но выше и этого греха считается взимание изгойства. "И се паки горее всего емлющим изгойство на искупующихся от работы: не имуть бо видети милости, не помиловавше равно себе созданного рукою Божею человека, ниже насытившиеся ценою уреченною".
1 А. Е. Пресняков. Княжое право, стр. 48.
2 Термин "изгойской" имеется в одном из вариантов Устава.
Изгойство по отношению к "цене уреченной" есть то же, что проценты по отношению к "истому" (занятой сумме). Брать цену раба при его выкупе позволяется, но брать сверх этой цены (это собственно и считается изгойством) -большой грех. В этом же "Наставлении" имеется еще одна важная подробность. Церковь борется с теми, кто склонен брать изгойство и с детей выкупившихся холопов, рожденных после их освобождения.1 Пресняков справедливо склонен здесь видеть старый пережиток, когда либертин продолжал оставаться под некоторой властью своего господина.2
В памятниках нравоучительной церковной литературы подчеркивается происхождение изгойства из холопства и тем самым подтверждается факт, отмеченный и "Уставом" кн. Всеволода ("холоп из холопства выкупится"). Если церковь говорит больше всего об изгоях этого происхождения, то едва ли будет несправедливо вывести отсюда заключение о главной массе изгоев, вышедшей из холопства. Стало быть, это главным образом вольноотпущенники, бывшие рабы, посаженные на господскую землю, крепостные.
Здесь ясно отмечается момент изживания рабства. Поскольку церковь раньше других землевладельцев сочла для себя выгодным отказаться от рабского труда и перейти к более прогрессивным формам эксплоатации, неудивительно, что именно в церкви оказалось много вакантных мест для вольноотпущенников-изгоев. От церкви, впрочем, в этом отношении мало отставали и другие категории землевладельцев.
Митрополит киевский Климент Смолятич (1147-1154 гг.) тоже говорит об изгоях, подчеркивая их экономическое значение в развитии крупного землевладения. Он осуждает "славы хотящих, иже прилагают дом к дому и села к селам, изгои же и сябры, и борти и пожни, ляда же и старины". Наконец, можно отнести частично к изгоям и правило "Устава" кн. Ярослава Владимировича о церковных судах, где говорится обо всех "домовных" людях (т. е. людях, принадлежащих архиерейским домам) и церковных и монастырских. Их судит церковная власть. "Княжи волостели" в этот суд не вступаются, и "безатщина их епископу идет", т. е. их имущество при отсутствии прямых наследников переходит к епископу точно так же, как имущество княжого смерда в аналогичном случае переходит к князю.
1 РИБ, т. VI, стр. 842. Чтения Моск. общ. ист. и древн. росс., 1912 г., кн. III. С. И. Смирнов. Материалы для ист. древн. русск. покаян. дисциплины, стр. 50.
2 А. Е. Пресняков. Княжое право, стр. 275.
Из всего, что нам известно об изгоях, можно сделать следующее заключение: 1) о городских изгоях мы почти ничего не знаем; 2) деревенские живут в селах церковных, княжеских, боярских; 3)состав изгойства сложен; очевидно, много путей вело в это состоя ние, из которых наиболее проторенным в данный отрезок времени
нужно считать путь, ведущий в изгойство из холопства через отпуск-выкуп; 4) количество изгоев у землевладельца, между прочим, характеризует его богатство; 5) изгои подлежат суду своих землевладельцев ; 6) к ним же, весьма возможно, переходит и имущество изгоев при отсутствии наследников. О хозяйственном использовании изгоев можно догадаться без особого труда. Это чаще всего земледельцы, аботающие, очевидно, не только на себя, а прежде всего на своих
хозяев, т. е. это категория людей феодально-зависимых.
Итак, наши очень скудные и сбивчивые источники позволяют отметить довольно большой путь, пройденный изгоями от неизвестного нам момента их возникновения до XIII в. (позднее этот термин уже не встречается).
К XII в. положение по крайней мере деревенского изгоя, несомненно, более или менее определилось, и мы видим изгоя уже в вотчине крупного землевладельца в качестве крепостного, передаваемого в другие руки вместе с землей; в новом своем положении он начал смешиваться с массой других зависимых от феодалов элементов и потерял вместе со своим общественным лицом и свое особое наименование. Изгои эволюционируют подобно тем "сиротам", которые в процессе феодализации все больше и чаще превращались в зависимых и даже крепостных. Настаивать на очень большой близости зависимых сирот, смердов и изгоев, конечно, невозможно, но, несомненно, их объединяет некоторая общность положения: и сироты, и зависимые смерды, и изгои XII в. люди, если не всегда крепостные в обычном для нас узком понимании этого термина (Leibeigene), то, во всяком случае, находящиеся в достаточно крепкой зависимости от своего землевладельца-феодала, люди, которых мы можем смело относить к категории лично зависимых.
В заключение очерка об изгоях не могу не сказать, что эта категория зависимого населения Киевского государства меньше всех других поддается изучению. Здесь поневоле приходится ограничиваться главным образом предположениями.
Среди зависимого от церковных учреждений населения наши источники называют еще несколько категорий: пущенник, задуш-ный человек, прощенник. Последние имеются не только в церковных вотчинах, но и в княжеских.1 Стало быть, и в боярских, так как у нас нет никаких оснований предполагать какоелибо принципиальное различие между вотчинами княжескими и боярскими.
1 Уставная грамота Смоленского кн. Ростислава Смоленской епископии 1150 г. "А се даю святей Богородици и епископу прощеники с медом и с кунами и с вирою и с продажами, и ни надобе их судити никакому же человеку". М. Ф. Владимирский-Буданов.. Хрестоматия, в. 1, стр. 219, 1908.
Кто они, эти люди?
Задушный человек - это, повидимому, холоп, отпущенный на волю по духовному завещанию и данный в монастырь в качестве вклада с расчетом на молитвы братии "по душе" умершего вкладчика. Не подлежит сомнению, что задушный человек при этом переставал быть холопом и делался крепостным, крепким монастырю человеком.
Что касается пущенников, то не трудно догадаться, что это люди, отпущенные из холопства и тоже ставшие крепостными церковных учреждений (поскольку все они считались людьми "церковными").
Наших ученых давно уже занимает вопрос о соотношении этих пущенников с прощенниками. В церковном уставе Владимира термин "прощенник", правда, встречающийся далеко не во всех вариантах этого устава и, повидимому, попавший сюда позднее,1 соответствует термину "пущенник" в уставе Всеволода (1125- 1136), тоже дошедшем до нас не в первоначальном своем виде. Если опираться на эту замену одного термина другим, весьма вероятно, однозначущим, тогда придется трактовать их рядом.
Принимая во внимание, что и прощенники и пущенники в названных документах считаются людьми церковными, можно было бы понимать происхождение этой категории зависимых от церкви людей в том смысле, что это люди, которым "прощены" или "отпущены" их грехи. Такая терминология сохранилась в церковной практике и позднее.
В Соловецком монастыре, например, живали и работали на монастырь и в XX в. не только люди, давшие обет во время болезни на случай выздоровления, но и дети выздоровевших при таких же обстоятельствах родителей. В старину такие случаи могли быть еще более частыми.
Герберштейн тоже так объясняет этот термин: "Владимир подчинил власти церковной... и тех, кто получил чудесное исцеление от какого-либо святого". Характерна в этом отношении и прибавка в других текстах к термину прощенник слова "божий" ("прощенники божий").2
Если бы прощенники-пущенники были только людьми церковными, то вопрос разрешался бы довольно просто. Но дело в том, что мы имеем "прощенников" и в княжеской вотчине. Смоленский кн. Ростислав передает их Смоленской епископии. И это последнее обстоятельство осложняет решение задачи.
1 С. В. Юшков. Исследования по истории русского права, в. 1, стр. 103. Автор полагает, что в "Устав" Владимира прощенники первона чально не входили совсем.
2 А. Е. Пресняков. Лекции по русской истории, стр. 120.
С. В. Бахрушин предлагает понимать прощенников-пущенни-ков так же, как понимал их и Ключевский. Он называет их "людьми, либо совершившими преступление, либо неоплатными должниками, которые избавлялись от взыскания под условием пожизненной работы (иногда даже потомственной) на землях церкви".1 Может быть, С. В. Бахрушин и прав, но тогда непонятным делается, почему же эти люди считаются "церковными": ведь попадать в неоплатные должники можно было гораздо чаще к светским вотчинникам, особенно если принять во внимание, что церковных учреждений тогда было не так много.
"Правда Русская" говорит нам о том, как поступали в таких случаях (вдачи, отчасти закупы). Непонятным делается и прощение совершенного преступления, так как подобные случаи тоже могли происходить не только в монастырях и церковных учреждениях, а главное, что отказ потерпевшей стороны от иска едва ли снимал с преступника ответственность за преступление, а по мнению В. О. Ключевского - вовсе не снимал ее.2
Пример прощенников, который приводит С. В. Бахрушин, ссылаясь при этом на Ключевского, мне кажется, не совсем убедителен, потому что в рассказе Поликарпа об иноке Григории нет "прощения", а скорее есть именно наказание. Один раз Григорий выкупил воров от государственного судьи: "властелин градский нача мучити их" (воров.-Б. Г.), и выкупленные воры сами "вдаша себе Печерскому манастыреви"; в другой раз тот же Григорий пойманных воров наказал сам, не доводя дела до суда, "осуди (курсив мой.-Б. Г.) я в работу Печерскому манастыреви". Воры действительно стали работать на монастырь "и с чады своими". Ключевский тоже не считает этих воров "прощенниками". Он этими примерами хочет лишь показать, "как делались монастырскими слугами и на каких условиях служили монастырю люди, отрывавшиеся от общества или угрожаемые изгнанием из него".3 Ключевский больше склонен причислять этих "воров" к категории изгоев. "Прощенниками" в грамоте кн. Ростислава Ключевский считает предположительно людей, "доставшихся князю в холопство за преступления или за долги, может быть, приобретенных и каким-либо другим способом и им прощенные (разрядка Ключевского.-Б. Г.), отпущенные на волю без выкупа". "Медовый и денежный оброк они платили, вероятно, за пользование бортными лесами и полевыми участками на княжеской земле, на которой они были поселены еще до освобождения и на которой остались, получив свободу, подобно тому как в Византии сельские рабы иногда получали личную свободу с обязательством оставаться на пашне в положении прикрепленных к земле крестьян".4
Не скрывая перед собой трудности в разрешении всех деталей вопроса, связанного с расшифровкой понятия "пущенник-прощенник", и не имея возможности сколько-нибудь убедительно истолковать применение этой терминологии к определенной категории церковных и не церковных людей, я хочу подчеркнуть лишь то, что представляется мне несомненным.
1 С. В. Бахрушин. К вопросу о крещении Киевской Руси. "Историк-марксист", II, стр. 66, 1937.
2 В. О. Ключевский. Опыты и исследования, т. I, стр. 320, 1919.
3 Там же, стр. 319.
4 Там же, стр. 321.
Это люди, по тем или иным причинам и мотивам вышедшие из недавнего своего состояния (точно неизвестно, какого именно: может быть, это бывшие холопы, может быть и свободные люди) и попавшие в зависимость от своих господ-феодалов (церковных и светских). Это люди, по своему новому положению очень близкие к изгоям. Характерно, что они крепостные, а не рабы, и это последнее обстоятельство еще и еще раз говорит нам об изживании рабства и замене рабского труда трудом более прогрессивным - трудом крепостных.
3. РЕМЕСЛЕННЫЙ И НАЕМНЫЙ ТРУД
Если мы хотим исчерпать все известные нам категории работающего на своих господ населения, не находящегося в рабском или крепостном состоянии, то мы должны указать еще на сравнительно мало распространенное явление найма рабочей силы. Наем рабочей силы мы можем подозревать прежде всего в городах, где среди массы ремесленников-рабов, несомненно, имелись и ремесленники, многие из которых были людьми свободными, работавшие на заказ или из найма.
В инвентаре славянских городищ среднего Поднепровья первое место по численности находок занимают предметы домашнего обихода и сельского хозяйства. Это разнообразные глиняные сосуды (медные котлы и другие сосуды из меди и стекла встречаются редко), затем идут ножи, топоры, ножницы, молотки, долота, косы, серпы, замки, ключи, гвозди, реже - части конской сбруи и другие железные поделки, разнообразные костяные орудия и ручные мельничные жернова из камня; украшения из серебра, меди, цветной смальты, стекла и кости; золотые вещи арабского изделия, гребешки, игрушки и др. Это находки в городищах более раннего времени. Позднее, особенно со времен принятия христианства, сюда проникают предметы византийские.
Из предметов вооружения в древних славянских городищах чаще всего попадаются железные, иногда костяные наконечники стрел, железные наконечники копий, дротиков, боевые топоры, железные мечи, кольчуги, железные и бронзовые кистени, луки, колчаны, щиты и в очень редких случаях железные шлемы. Очень важно отметить находки в этих же городищах орудий производства, при помощи которых сделаны некоторые из перечисленных здесь вещей бронзовые штампы, служившие для изготовления украшений, каменные формочки для отливки металлических предметов.
Разнообразный инвентарь древних памятников свидетельствует о том, что местные обитатели, т. е. прежде всего поляне, хорошо знали различные отрасли производства, - что у них даже в период городищ было свое ремесло.
Очень интересны относящиеся уже к более позднему времени находки в самом Киеве, добытые во время случайных раскопок в городе.
Здесь в 1907-1908 гг. удалось вскрыть, повидимому, дворец княгини Ольги;
Двухэтажное каменное и кирпичное здание. О внешнем убранстве этого дома можно отчасти судить по составу строительного мусора, оставшегося после пожара этого здания. Здесь оказалось множество тонких кирпичных плиток, окрашенных в светлокоричне-вый цвет, куски карнизов, плит и большие части дверных наличников, выделанные из мрамора, красного шифера и других пород, камня.
Внутреннее украшение стен составляли фресковая роспись и мозаика. Потолок, повидимому, был деревянный, пол вымощен: каменными плитками. Стеклянные окна. Здание выстроено раньше Десятинной церкви, т. е. до Владимира. Именно отсюда В. В. Хвойка делает предположение, что раскопанное здание - дворец кн. Ольги.
Невозможность производить в Киеве систематические раскопки естественно очень ограничивает наши знания о Киеве IX-XI вв. Но и то, что нам известно, позволяет с уверенностью говорить о том, что в это время Киев был знаком с разнообразными отраслями производства, что он имел многочисленные кадры ремесленников, занимавшихся выделкой различных изделий, часто в высшей степени художественных. Одна из открытых мастерских, например, служила для выделки всевозможных изделий из камня: здесь выделывались мраморные, шиферные, гранитные и изготовленные из других пород камня карнизы, плиты и т. д., иногда украшенные орнаментом. В другой мастерской изготовлялись превосходные изразцы, покрытые толстым слоем плотной массы в виде эмалевой поливы. Не менее интересными являются остатки мастерских ювелирных изделий и дорогих предметов эмальерного производства. Здесь обнаружены были уцелевшие горны и печи специального устройства, а также каменные формочки, служившие для отливки колтов, колец, браслетов, металлических бус, складных крестов и т. д., штампы для выбивания орнамента на металлических украшениях и множество кусков разноцветной эмали двух видов - легковесной и тяжеловесной.
Вскрыты мастерские стеклянных браслетов, поделок из кости и рога (пуговки, застежки, рукоятки мечей и ножей, гребешки, шпильки, игрушки и др.).
Что Киев не представлял собой в этом отношении исключения,, видно из раскопок древнего города Белгорода, перестроенного и заново укрепленного кн. Владимиром.
Здесь вскрыто было несколько интересных построек, повидимому, жилищ знатных людей.
Часть одной из таких построек, 7.8 х 4 метра, состояла из двух комнат и третьей пристроенной. Стены обмазаны толстым слоем глины особого состава. В каждой комнате было по печи, в одной из них - кроме того и очаг. Пристройка с северной стороны. Эмалевые плитки (желтого, коричневого, черного и зеленого цветов), служили украшением отдельных частей внутри комнат.
Из предметов здесь найдены - два ножа, один с костяной ручкой, эмаль и другие украшения.
Изучить все здание не пришлось, так как место, где оно стояло, было перекопано еще в XVI в.
В Белгороде, несомненно, тоже имелось местное производство эмалевых плиток и других предметов, необходимых для домашнего обихода местных жителей.1
Все эти случайные данные говорят нам о наличии довольно развитого ремесла и опытных ремесленников в городах прежде всего.
Кто были эти ремесленники, нам точно не известно. Есть все же основание полагать, что часть этих ремесленников были свободные люди, своим трудом добывавшие себе средства к жизни. Об этом говорят, хотя и очень скупо, письменные памятники. Древнейшая "Правда Русская" (так называемая Правда Ярослава) знрет "мзду" лекарю, "Правда" Ярославичей называет плату "от дела" плотникам ("мостникам") за ремонт моста.2 "Закон Судный людем", памятник очень популярный у нас на Руси, упоминает заработную плату портному ("швецу") за исполнение заказа. "Аще швец исказит свиту, не умея шити или гневом, да ся биет, а цены лишен".3 Здесь же встречаем труд ратая и в не совсем ясной трактовке пастуха: "Иже ратай, не доорав времене, и идет прочь, да есть лишен орания. Такоже и пастырь, иже пасет стадо". Весьма вероятно, что здесь мы имеем пашню исполу. Ратай, ушедший до срока, лишается своей доли урожая, подобно изорнику Псковской Судной Грамоты. Может быть, и пастух в аналогичном случае лишается части приплода.
Здесь уместно вспомнить и другую аналогичную фигуру, о которой говорит одна из статей "Кормчей", по всей видимости, русского происхождения: "Аще ся даст человек или женщина у тошна времени, дернь ему не надобе. А пойдет прочь, да даст 3 гривны, а служил даром". Та же статья попала в устав Владимира Всеволодовича.4
1 В. В. Хвойка. Древние обитатели среднего Приднепровья и их культура (по раскопкам), стр. 50-94. Киев. 1913.
2 "Правда Русская", Акад. сп., ст. 2 и 43.
3 Новгородская I летопись, стр. 481. 1888.
4 Там же, стр. 487;
Редкость применения личного найма в Киевской Руси вполне понятна. Мы ведь имеем дело не с обществом наемного труда, а с обществом, где на смену первичной форме эксплоатации человека человеком в форме освоения самого человека (рабство) развивается эксплоатация, основанная на присвоении господствующим классом одного из важнейших условий труда - земли, с вытекающим отсюда крепостничеством. Население Киевской Руси так привыкло к тому, что его эксплоатируют сильные люди внеэкономическим феодальным путем, что не верило в возможность оплаты их труда даже тогда, когда она, несомненно, предполагалась. Очень интересное сообщение по этому предмету приводит С. М. Соловьев в своей "Истории России с древнейших времен". Дело шло о постройке храма св. Георгия в Киеве. Рабочий народ не шел на работу из опасения, что ему не будут платить за труд. Князь Ярослав спросил тиуна, отчего мало работников у церкви. Тиун ответил: "дело властельское (т. е. делается по инициативе людей, облеченных властью, феодалов), и боятся людье труд подымше найма лишени будут". Тогда князь приказал возить куны на телегах под своды Золотых ворот и объявить на торгу, чтобы каждый брал за труд по ногате на день, т. е. по 35 коп. серебром на деньги довоенного времени.1 Эта плата считалась в XI в. выгодной, и киевляне явились на работу в большом количестве.2
Церковь, очевидно, наблюдая эту практику внеэкономического принуждения, нашла даже нужным в своих правилах рекомендовать духовенству воздерживаться от насилия в поисках рабочей силы. В святительском поучении новопоставленному священнику середины XIII в. дается такой совет: "Дом свой с правдою строй, не томительно; нищих на свою работу без любве не нуди".3 В постановлении Владимирского собора 1274 г. тоже имеется очень интересная в этом отношении статья: "Аще ли кто... от нищих насилье деюще или на жатву или на сеносечи или провоз деяти или иная некая". Под нищими здесь нужно разуметь людей, способных к труду, но лишенных возможности вести свое хозяйство и вынужденных искать прибежища, между прочим, и у церкви. Характерно, что собор называет применение труда этих людей насильем, очевидно, имея в виду факты наиболее обычные для данного вре-мени.
Нас интересует в данном случае не только юридическая сущность продающего свою рабочую силу, но также условия, при которых мог появляться на рынке этого рода товар. Мы хорошо знаем, что природа не производит ни владельцев денег и товаров, ни владельцев одной только рабочей силы. Это своеобразные общественные отношения, свойственные далеко не всем историческим периодам.
Однако нас не должны смущать факты наличия наемного труда в обществе, производственная база которого, как мы видели, строилась главным образом на труде крепостном и на остатках умирающего рабства. Несомненно, наемный труд - зародыш капиталистических отношений. Спорадические факты, говорящие о нем в глубокой древности, нисколько не колеблют нашего представления о господстве в это время других, не капиталистических общественных отношений. В рассматриваемый здесь период нашего общества наемный труд не имел никаких условий для своего сколько-нибудь заметного развития, и мы отмечаем его лишь постольку, поскольку его знают хотя и в очень ограниченных дозах наши источники.
1 По расчету Аристова. Промышленность древней Руси, стр. 281.
2 С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, изд. "Общ. Польза", т. I, стр. 246, прим. 4. Иной вариант того же рассказа в применении к св. Софии в Киеве. См. Макарий. История русской церкви, т. I, стр. 45.
3 РИБ, VI, стр. 105.
4. НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ
Если мы попытаемся обобщить наши наблюдения над хозяйством и общественными отношениями Киевской Руси, то нам придется отметить следующие основные оложения:
1. Наша страна знает земледелие в качестве господствующего занятия населения очень давно, и этот факт самым непосредствен ным образом отразился на истории происхождения в нашем обще стве классов и на истории взаимных их отношений.
2. Поскольку земля играла в истории нашей страны с давних пор крупнейшую роль, вопрос о землевладении, его возникновении, организации вотчины, категориях зависимого от вотчинника населения, являются важнейшими вопросами, без изучения которых немыслимо понять не только нашу древность, но и весь ход нашей истории до последних дней.
3. Время появления частной собственности на землю точно датировано быть не может. Во всяком случае, в IX в. Частная собственность в бассейне Волхова, Днепра несомненна.
4. Для X-XI вв. имеется уже вполне доброкачественный материал, позволяющий нам составить достаточно цельное представление о характере древнерусской вотчины и внутривотчинных отношений.
studfiles.net
Изгои — Викизнание... Это Вам НЕ Википедия!
Изгои
- класс людей в древней Руси. И. упоминаются в 1-й ст. древнейших списков Русской Правды, которая за убийство изгоя назначает ту же плату, что и за убийство свободных людей и низших членов княжеской дружины, каковы гриди и мечники. Церковный устав новгородского князя Всеволода (1125-1136) относит И. к числу лиц, поставленных под особое покровительство церкви, при чем указывает следующие виды И.: "изгои трои: попов сын, грамоте не умеет, холоп, ис холопьства выкупится, купец одолжает; а се и четвертое изгойство и к себе приложим: аще князь осиротеет". Калачов, исходя из того, что Русская Правда назначает плату за убийство только в том случае, когда нет мстителя за убитого, видит в И. людей, вышедших вследствие преступления, удали или по иной причине из рода, и потому лишенных защиты рода. При господстве родовых отношений такой человек стоял вне закона, подобно лицам германского права, лишенным мира. Самое слово изгои Калачов производит от глагола гоить - жить, известного в разных славянских наречиях. Тех же взглядов придерживается и К. Аксаков, заменяя только род общиной. По мнению В. И. Сергеевича и М. Ф. Владимирского-Буданова, понятие об И. не имеет никакого отношения ни к роду, ни к общине.
Это люди, вышедшие из своего состояния, лишившиеся обычных своих способов к существованию, вообще люди жалкие, бедные, а потому подпадавшие под опеку церкви. Таков несостоятельный купец, нeграмотный попов сын, таков и князь-сирота, предоставленный на волю всем случайностям. В жалком положении оказывался и вольноотпущенник: правовое положение его, правда, улучшалось, но материальное благосостояние его могло ухудшиться, особенно если господа взяли с него большой выкуп за свободу. Изгойством еще в ХV в. назывался выкуп (или выход), платимый холопом господину при выходе на свободу. Духовенство требовало, чтобы выкуп этот не превышал той суммы, которую господин сам заплатил за раба ("Русская Историческая Библиотека"", т. VI, стр. 843). Требование же большей суммы, как и барышническая торговля людьми, считалось великим грехом, за который виновному грозили вечные муки. Отсюда древнее представление об изгойстве как о смертном грехе. С этим основным значением И., как выкупившихся холопов, согласуется и этимология этого слова, предложенная Микутским, который сближает его с латышским глаголом izi = иду, izgos = вышедший (из холопства). В древних грамотах (смоленского князя Ростислава 1150 г.) под И. разумеется низший разряд людей, смерды, крестьяне. В московских грамотах XIV в. крестьяне называются не И., а сиротами.
Ср. В. Сергеевич, "Русские юридические древности" (т. I, СПб., 1890), где указана и литература.
А. Я.
www.wikiznanie.ru
Изгои - 1 - Киевская Русь ч. 1 - Каталог статей
Изгои
Едва ли я ошибусь, если скажу, что у современного читателя при слове "изгой" невольно вызывается в памяти знаменитый текст, где фигурируют — не знающий грамоты попов сын, обанкротившийся купец, выкупившийся холоп и в конечном счете осиротевший князь. Обычность этих ассоциаций говорит, несомненно, о популярности приведенного текста, но и после ссылки на этот текст вопрос остается нерешённым, потому что он гораздо сложнее, чем кажется с первого взгляда.
В ст. 1 древнейшей "Правды Русской" в числе общественных состояний, имеющих право на 40-гривенную виру, значится и изгой ("Аще будет русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изгой будет, любо Словении, то 40 гривен положити за нь"). Обычно наши исследователи не обращают внимания на то, что источники говорят об изгоях двух категорий городских и деревенских; исследователи мало также отмечают и ту эволюцию, какая происходит с изгоем на протяжении времени, освещаемого памятниками, знающими этот термин. А между тем, совершенно очевидно, что между изгоем, имеющим право на 40-гривенную виру (а по древнейшей "Правде" другой виры вообще и не было), и между теми изгоями, которых князь Ростислав в 1150 г. передавал вместе с селом Дросенским Смоленскому епископу, или которых, по сообщению митрополита Климента, ловят в свои сети ненасытные богачи, наконец, теми изгоями, которых церковный "Устав" Всеволода начала XII в. зачисляет в состав людей церковных богадельных, разница очень заметная.
Уже в свое время Калачев высказал интересную мысль, отчасти поддержанную Мрочеком-Дроздовским, что "начало изгойства коренится., в родовом быте". Несмотря на то, что Мрочек-Дроздовский не во всем, на мой взгляд, удачно разрешает задачу, у него имеются очень интересные и вполне приемлемые замечания. "Как явление историческое, — пишет он, — изгойство жило и развивалось при наличности известных условий быта, и, поскольку менялись эти условия, постольку менялось и положение изгоя в древнем обществе". "Для определения положения изгоя в обществе, — продолжает он дальше, — надобно знать, при каких условиях и в какой форме общежития жило самое общество. Это необходимо вследствие того, что народ на различных ступенях своего развития живет в данное время в различных общественных союзах:, строй которых соответствует именно данной эпохе народной жизни. Первичной формой общежития является род…; впоследствии в силу различных причин родовая замкнутость исчезает, и на место рода… является община земская, обоснованная… поземельною связью". Но Мрочек-Дроздовский, автор цитированных: рассуждений, не вполне воспользовался этими соображениями при решении задачи в целом. В итоге своего исследования об изгоях он приходит к соловьевскому определению изгойства ("изгоем был вообще человек, почему-либо не могущий остаться в прежнем своем состоянии и не примкнувший еще ни к какому новому"), хотя и считает, что этого определения недостаточно, так как в нем не принята "в соображение среда, вытолкнувшая из себя изгоя, ни права изгоя, различные при различных состояниях общежития", между тем как, по его же собственному признанию, только это условие исследования может быть плодотворным. Есть еще любопытные мысли у Мрочек-Дроздовского: "Добровольные выходы из родовых союзов возможны лишь при условии надежды найти какую-нибудь пристань вне рода, хотя бы такую, какую нашла птица, выпущенная праотцем Ноем из ковчега… Надежда на такой уголок уже указывает на начало разложения замкнутых родовых союзов, на начало конца родового быта…; самое стремление родича вон из рода есть также не что иное, как то же начало конца".
Наши источники ничего не говорят об изгойстве в связи с распадом родовых отношений. Догадки Мрочек-Дроздовского основаны не на документальных фактах, а на теоретических предположениях. Тем не менее отказать им в вероятности нельзя.
Если ограничиваться областью фактов, то мы должны обратить внимание прежде всего на факт характера филологического. Слово "изгой" состоит из приставки и корня, обозначающего и сейчас в живых украинском и белорусском языках понятие "жить". Изгой- человек выжитый или вышедший из обычного своего состояния.
Но на этом определении оставаться во все время существования изгойства нельзя. Термин этот жил вместе с изгоем и заполнялся новым содержанием. В конце концов, он перестал обозначать то, что обозначал раньше. М. А. Дьяконов едва ли не близок был к правильному решению вопроса, когда высказывал смелую мысль о том, что изгой, ведя свое филологическое происхождение от слова "гоить" — жить, стал обозначать человека, не имеющего "жизни", "животов", т. е. человека неимущего, так как, по понятиям древности, "жить" — значило иметь средства к существованию. В 1150 г., например, кн. Изяслав говорит своей дружине: "вы есте по мне из русскые земли вышли, своих сел и своих жизней лишився".
Отсюда необходимость искать пристанища у землевладельцев, могущих предоставить ' ему эти средства жизни на известных, конечно, условиях.
Близок к Дьяконову и Сергеевич, считающий изгоями "людей, находящихся в бедственном положении" и указывающий на то, что "отдельных видов таких людей может быть очень много" (из них Всеволодов устав перечисляет только три вида). Далее Сергеевич готов применять этот термин "вообще для обозначения низшего разряда людей". Но и Дьяконов и Сергеевич говорят об изгоях деревенских.
Может быть, если термин "изгой" действительно возник в родовом обществе, чужеродные элементы принимались в родовые замкнутые группы, но явление это стало особенно развиваться в процессе распадения родовых союзов и в "Правду Русскую" попало, несомненно, тогда, когда род уже был известен только в отдельных пережитках. Изгой, по-видимому, и упомянут в "Правде Русской" в качестве одного из осколков давно разбитого родового строя. Здесь изгой еще как будто считается полноправным членом нового, по-видимому, городского общества, в некотором отношении стоит в одном ряду с дружинником, купцом и даже с русином, возможно, представителем правящей варяго-славянской верхушки общества. Нет ничего невероятного также и в том, что это равноправие такого же происхождения и так же относительно, как и право закупа жаловаться на своего господина, если этот последний бьет его не "про дело", т. е. что это есть компромиссная мера в целях успокоения общественного движения, в данном случае имевшего место в Новгороде в 1015 г., после чего и, может быть, в значительной степени вследствие чего и приписано настоящее прибавление к первой статье древнейшего текста "Закона русского". Если это так, что весьма вероятно, то равноправие изгоев в начале XI в. было уже для них потеряно, но не совсем забыто, и может быть служило неписанным лозунгом общественных низов, по преимуществу городских, в событиях 1015 г.
Но изгоев мы встречаем не только в городе, а гораздо чаще именно в деревне, и нет ничего невероятного в том, что городские изгои в своем положении отличались от деревенских, что первые были свободны, и древнейшая "Правда" в ст. 1 говорит именно о них. Если нет ничего невероятного в том, что изгои могли появиться в период разложения родового строя, то вполне очевидно, что они продолжали существовать и позднее; выходец из соседской общины, принятый в другую, мог сохранять за собой старое наименование изгоя.